Остаток мая и весь июнь Калина не вылезал из дел. Он старался вникать во все тонкости. Вскоре он осознал, что Шебаршин был прав, без кардинального обновления "личного состава" не обойтись. Калина ходатайствовал об увольнении одного, второго, третьего... В газету "Работа для вас" дали объявление о наличии вакансий рабочих по демонтажу. От желающих не было отбою, на каждое рабочее место приходило по десять-пятнадцать человек. Калине пришлось с ними лично беседовать, скрупулёзно отбирать. Шебаршину пришлось по нраву рвение нового начальника про-изводства. Ножкин при встречах скептически-ревниво улыбался, оставшиеся старые рабочие роптали, опасаясь новых увольнений. Зато начальница лаборатории проявляла к нему участие:
- Ну что ты, Петь, всё бегаешь, да бегаешь, как заводной. Сядь, отдохни, чайку попей...
Вторая лаборантка при этом молча прятала усмешку, видя как начальница хлопочет вокруг Калины. Впрочем, Калина сразу уразумел, что Людмила вполне искренна. И чем больше они общались, тем больше он утверждался в своей догадке: Людмила характером и отчасти внешностью удивительно напоминала его Валентину, такая же добрая душа. В её обществе он отдыхал.
У Людмилы был муж, работающий инженером на одном из "чуть живых" московских пред-приятий, где зарплату в пятьсот тысяч платили с двух-трехмесячной задержкой, и две дочери старшеклассницы. На то, сколько денег стоит одеть девок, она часто жаловалась. Калина слушая её, постепенно и сам стал откровеннее, поведал о своих семейных проблемах... Они стали задерживаться после работы, оставаться вдвоём... Трудно сказать отчего это вдруг случается, когда зрелый мужчина, любящий жену и детей, вдруг начинает желать женщину, которая тоже любит своих детей, и вроде бы неплохо относится к мужу... и в тоже время делает шаги навстречу... Что их при-тягивало, этих двух некрасивых людей? Наверное что-то незримо роднившее их, находящееся в глубине их душ. А может всё куда проще: он давно был без женщины, а ей приелось почти за двадцать лет однообразие супружеских отношений. В кабинете была кушетка. Людмила принесла из дома два одеяла и простыню...
С Людмилой Калина стал предельно откровенным. В одном из разговоров он даже рассказал то, что не говорил никому - откуда у него деньги на покупку московской квартиры в элитном доме:
- Всё просто Люд... В армии много всякого имущества. Ведь в неё такие деньги вбухивали. Не на зарплату офицерам, тем более солдатам. Нам средне платили, бойцам можно сказать вообще ничего, задарма два года вкалывали. А вот на технику, вооружение, всякого рода инженерно-техническое обеспечение немерянные средства уходили. Так вот, когда рухнул Союз и в 92-м году Назарбаев объявил о создании казахской армии на базе частей бывшей советской, расквартированных на территории Казахстана, тут у нас как обвал начался. Офицеры стали срочно переводиться, кто в Россию, кто на Украину, в общем, поближе к дому. Ну а мне куда? Я ведь коренной казахстанец, а родители в 83-м в Россию вернулись и померли почти в одночасье в 87-м. Сёстры тоже в России, одна в Москве, вторая на Кубани, замужем обе. Куда мне податься, сестёр стеснять? И в казахской армии оставаться служить не хотелось, и квартиру в Алма-Ате, собственным здоровьем заработанную, бросать жалко было. А квартира у меня там хорошая, с видом на горы, Заилийский Алатау. Пока я думал, да гадал большинство офицеров уже разбежалось, и во всей части нас осталось всего-ничего. И тут как Бог с небес, генерал наш, со связями дядька, сумел в Москву перевестись, а прежде чем уехать, решил при передаче имущества части казахам деньги сделать. Все кто были за это имущество ответственные перевелись, поуезжали давно, а связь у нас секретная ЗАСовская, к ней казахов в советские времена на пушечный выстрел не подпускали. Ну, генерал и решил всю эту аппаратуру списать. Приказ отдал, документы оформили. Обычно на списание, то есть перевод в пятую категорию, не меньше полугода уходило. Здесь в четыре дня всё оформили. Официально никаких нарушений допущено не было, потому что свой срок эта аппаратура уже отслужила, но обычно у нас она полтора срока тянула и тогда была ещё вполне боеготова. В общем, за раз всю аппаратуру со всего центра списали, так что передавать оставалось только помещения, стены да мебель всякую. Казахи, те даже обрадовались, что ничего секретного, непонятного им не передали. Не было у них специалистов по этой техники, вот они и боялись её, а так, никаких хлопот. А аппаратура ценная, драгметаллов в неё забухано немеряно, межблочные и межстанционные кабеля с посеребрённой оплёткой, ЗИП, всего несколько десятков тонн списано оказалось. Так вот, генерал как-то сумел выйти на южных корейцев, представителей какой-то фирмы и втихаря толкнул им эти тонны. Ну а я в то время и на узле связи и на складах один остался, кто знал, где, что лежит. Он мне и говорит, слушай капитан, если сделаешь всё как надо, награжу, на всю жизнь хватит. Эту аппаратуру я лично ночами с несколькими прапорами грузил, на горбу таскали. Не знаю сколько уж корейцы генералу отстегнули, а мне он пятьдесят тысяч зелёных дал. Я сам не поверил, когда он мне эти баксы в портфеле принёс. Не знаю с чего он так расщедрился, я бы и десяти тысячам рад был бы. Наверное боялся, что болтать буду, дело-то скользкое, а только я один в курсе был, что аппаратура на сторону идёт, прапора думали что в Россию, на переплавку отправляют. Правда, он и им по тысяче дал, на всякий случай. После того дела, он мне и говорит, дескать, я ухожу в Москву и ты ноги отсюда делай. И свалил, видимо, кому-то подмазал и на спокойное место сел. Сейчас дослужит и уйдёт, себя-то он обеспечил, да не только, наверное и детям, и внукам достанется. Ну, а мне уж выбора не было. В 94-м у меня двадцать лет выслуги набралось и я уволился, пенсию оформил. Сам удивляюсь, что всё так гладко обошлось. Ох и сколько же при этом разделе армии некоторые люди денег срубили, особенно генералы, самолётами вывозили. Ну и мне обломилось, грех жаловаться. Когда я к генералу уже здесь в Москве пришёл, он испугался, думал, что я опять за деньгами. А я уже к тому времени и к сестре прописался, и пенсию из Казахстана перевёл. Я только попросил с оформлением гражданства помочь...
Людмила с восхищением внимала рассказу, искренне радуясь удачам, ставшего ей вдруг таким близким, человека. А в конце июля Калина отпросился на весь день, чтобы встретить на вокзале свою семью. После этого он уже значительно реже задерживался после работы... но Людмила отнеслась к этому с пониманием - она не ревновала его к семье.
Ближе к сентябрю Калина сумел убедить директора увеличить зарплату рабочим до миллиона. Теперь большинство работяг, особенно те, кого на работу принимал он лично, зауважали своего начальника и с пониманием относились к его просьбам: если возникала необходимость оставались после смены на авральную работы по разгрузке поздно приходящих машин с сырьём. Калина, в свою очередь, делал поблажки, если замечал кого-то поддатым, снисходительно относился к внеурочным перекурам и т.д. По его мнению это были мелочи, с которыми вполне можно мириться.
Результаты были, хоть и незначительные, но очевидные: наметилось некое подобие трудовой дисциплины, и как следствие увеличился выпуск продукции. Но вот на складе навести порядок оказалось куда сложнее. С Ермолаевой ни делового, ни человеческого контакта наладить не удалось. Более того, вникнув по мере возможности в складские дела, Калина уже не сомневался, что кладовщица совместно с бригадиром Кругловым занимается хищениями. При этом, если бригадир был достаточно осторожен, то Ермолаева "брала" особо не маскируясь. Лигатуры на склад по прежнему поступало заметно меньше, чем рассчитывал по своей "формуле" Калина. Он не раз намекал, но Ермолаева, сначала не реагировала, а потом предложила ему "войти в долю".
Просто заложить эту "сладкую парочку"? Калина не хотел начинать свою деятельность в фирме с громкого скандала. Поэтому он решил без лишнего шума избавиться, и от бригадира, и от кладовщицы. Но до сентября такой возможности не предоставлялось, к тому же Калину сильно отвлекали навалившиеся семейные заботы. Он устраивал детей в школу, помогал адаптироваться к московской жизни им и жене, постоянно держал под контролем состояние дел в строящемся доме... Дом, солидный, кирпичный, рядом со стандартными панельными девятиэтажками смотрелся дворцом. В нём Калина купил двухкомнатную квартиру площадью более семидесяти квадратных метров. Вложить в неё пришлось почти всю имеющуюся у него наличность. Потом он пожалел: надо было приобрести жильё попроще и подешевле. Но когда он только попал в Москву, ему хотелось как можно скорее вложить вдруг свалившиеся на него доллары во что-нибудь действительно стоящее, реально осязаемое. А что может быть более осязаемое для провинциала, чем московская квартира. Он инстинктивно боялся, что деньги так же легко исчезнут, как и появились. В общем, поспешил, а потом задний ход давать было уже поздно. К тому же Калина был уверен, что, ввалив прорву денег, расплатился с фирмой подрядившейся возводить этот дом. Но увы, его, как и других пайщиков, по "мелочи" продолжали доить и дальше. С приездом семьи расходы резко возросли, всё сильнее ощущался недостаток средств, ибо старые запасы истощились, а его зарплаты и пенсии явно не хватало. А тут ещё и квартирная хозяйка...
Бабка обижалась, что постоялец привезя свою семью, сильно стеснив её, в то же время не спешит выполнять своё обещание насчёт внука. Она вроде бы и не напоминала об этом, но в её взгляде Калина постоянно чувствовал укор. К концу августа он ощущал себя на работе уже настолько уверенно, пользовался доверием у директора, уважением у большинства подчинённых... во всяком случае так ему казалось. В общем, он обрадовал бабку известием о готовности взять на работу её внука. Только сначала он захотел с ним переговорить. Бабка тут же по телефону его вызвала. Роман оказался коренастым блондином с широкой физиономией и колючими маленькими глазками, хитро посматривающими из-под низкого лба.
- Так говоришь, девятнадцать тебе... а почему не в армии?- спросил Калина.
- Армия для дураков,- ухмыльнулся в ответ Роман, отчего Калину покоробило.
Впрочем, то что здоровый парень призывного возраста не служит не являлось для него таким уж нонсенсом. В Москве, как нигде в России молодеж ь "косила". Но Калина до сих пор думал что "откосить" могут отпрыски либо богатых родителей, либо имеющих "рычаги" для воздействия на призывные медкомиссии, либо имеющих возможности пристроить сыновей в ВУЗы. Роман же происходил из нищей рабочей семьи, был более чем здоров, закончил с грехом пополам ПТУ... и тем не менее тоже "откосил".
- Специальность есть какая-нибудь?- продолжал задавать вопросы Калина, с трудом подавляя неприязнь к внуку своей квартирной хозяйки.
- В ПТУ на токаря учился, а завод на который нас должны были распределить... в общем накрылся,- парень утёрся кулаком.- Грузчиком у отца на автобазе работал... потом ушёл... год уже устроиться никуда не могу.
- А чего ушёл-то?
- Платили мало... задерживали... четыреста тысяч... кто работать станет.
- Но отец-то работает, не уходит.
- А куда ему деваться... он уже больше двадцати лет там баранку крутит, до пенсии терпеть будет. А я нет, задарма не буду.
- Во-во, все они не хотят. Нас не спрашивали, куда ставили там и работали,- вмешалась в разговор бабка.
Внук снисходительно на неё покосился.
- Ладно, приходи завтра с трудовой и паспортом. Но знай, работа у нас грязная, в основном зубилом и молотком и тяжести таскать приходиться.
- Я работы не боюсь, мне главное чтобы платили. Платить-то сколько будете?
- Если каждый день от звонка до звонка - миллион.
- Миллион?- переспросил Роман.- И без задержек?
- День в день, два раза пятого и двадцатого... Там у тебя бригадир будет, но ты знай, что для тебя основной начальник это я.
Калина намеревался среди рабочих иметь "своего" человека. Роман хоть ему и не понравился, но он решил попробовать, ведь тот должен быть ему благодарен за устройство на работу. Правда, на эту "должность" уже напрашивался и один из старых рабочих. Осведомители были у Калины и в армии. Командуя ротой он благодаря "тайным агентам" был в курсе "теневой" жизни вверенного ему подразделения куда в большей степени нежели его коллеги, чуравшиеся снимать "белые перчатки". Здесь же неожиданно свои услуги сам предложил некто Николай Карпов.
Странная личность был этот Карпов. Сорокавосьмилетний пьяница, сын видного учёного, когда-то работавшего в этом НИИ. В семидесятых, после окончания престижного московского ВУЗа, Коля благодаря протекции отца распределился к нему "под крыло", на опытный завод при НИИ. Рядовым инженером Карпов работал недолго. В неполные тридцать лет он уже был заместителем начальника цеха. Но "корм" оказался не в "коня". Коля начал пить... сначала немного, потом "по чёрному". От него ушла жена... папа умер. Из начальников он докатился до простого рабочего. Бывшие друзья отца, ещё сидевшие в руководстве завода и НИИ, упросили Шебаршина взять этого непутёвого выходца из "хорошей семьи" к себе совместителем. Коля по прежнему пил, ни "торпеды", ни "кодировка" не помогали. Но Шебаршин, столь непримиримый к прочим пьяницам, почему-то на его проступки закрывал глаза. Намёком, это же он посоветовал и Калине. Хоть директор и не сказал напрямую, но Калина без труда понял, что совместитель Коля по совместительству ещё является и директорским стукачём. Поговорив с Карповым наедине, он окончательно убедился в своей догадке, потому что тот сам предложил "работать" и на него. Не доверял ему Калина, но согласился. Именно от него он узнал о совместных махинациях Круглова и Ермолаевой. Но из этого вытекал вывод, что Коля ведёт и свою игру, ибо по каким-то причинам о том же Шебаршину он почему-то не доложил, потому что директор о совместных хищениях бригадира и кладовщицы был в полном неведении. В общем, с Колей надо было держать ухо востро.
В сентябре Калина окончательно вознамерился решить вопрос со складом и заодно заменить некоторых рабочих. Ермолаева как специально предоставила такую возможность. Она вдруг заболела и не появлялась на работе вторую неделю. Калина переговорил с Шебаршиным, после чего в газету было дано объявление, что в фирму "Промтехнология" требуются рабочие по демонтажу и кладовщик...