Седьмого июня, когда Павел Петрович Бахметьев разговаривал с председателем коммуны, войска омского Совдепа, теснимые со всех сторон чехами, анненковцами, офицерами-членами подпольных организаций, были вынуждены оставить город, после чего там провозгласили власть Временного сибирского правительства. А десятого июня, когда Бахметьев встречался с зыряновскими коммунистами, казачьи отряды из усть-каменогорской станицы и ближайших к городу казачьих посёлков, которых поддержали офицеры из подпольной организации "Щит и престол" штурмом взяли крепость, разоружили отряд красной гвардии и арестовали членов уездного Совдепа. Руководитель мятежников войсковой старшина Виноградский объявил себя военным комиссаром Временного сибирского правительства, по городу Усть-Каменогорску и уезду. Тут же сообщили о свержении советской власти в почтово-телеграфные пункты уезда, и передали приказ всем должностным лицам государственных и общественных учреждений, существовавших до большевиков, вернуться к исполнению своих обязанностей. Данное распоряжение имело актуальность только для равнинной части уезда. В горных казачьих станицах и посёлках у власти как были, так и оставались станичные атаманы и выборная казачья администрация - станичный сбор, станичный суд. Во многих церквах уезда после переворота звонили колокола, служились благодарственные молебны.
В середине июня, когда наступил короткий перерыв в полевых работах - кончилась посевная, а сенокос ещё не начинался - в Усть-Бухтарме, в станичном правлении состоялось первое после свержения большевиков совещание членов станичного Сбора и атаманов посёлков, относящихся к станице. Станичный Сбор своего рода казачий парламент, он состоял из выборных стариков, избираемых по одному от каждых десяти дворов. Впрочем, по возрасту "старик" мог быть и не таким уж старым, главное условие, быть самостоятельным хозяином, старше 25 лет и отслужить обязательную срочную службу. До войны станичный Сбор избирался сроком на один год, но после выборов в пятнадцатом году его состав фактически не менялся. Члены Сбора закрытой баллотировкой избирали на три года и атамана. После того как впервые в 1907 году избрали Тихона Никитича Фокина, его неизменно избирали и в 1910, и в 1913, и в 1916 и сейчас его срок должен был истечь в следующем 1919 году. До октября 1917 года Сбор в основном решал вопросы межевания юртовой земли, постройки и ремонта станичных общественных зданий, назначения молодых казаков на первоочередную службу. Исполнительная власть сосредотачивалась в руках атамана. Ему в помощь избирали писаря, из числа грамотных с хорошим почерком казаков, желательно прослуживших срочную при штабах на писарских должностях. Для контроля за расходованием общественных станичных сумм и проведения хозяйственных и коммерческих дел, из числа членов Сбора избирались два доверенных старика. Ну, а жалобы и семейные дела решал выборный станичный суд.
На этот Сбор старики пришли как на праздник, в форме с погонами. При появлении атамана все встали. Тихон Никитич, тоже в погонах и при шашке прошел за свой стол и поприветствовал членов Сбора:
- Здравствуйте господа старики!
- Здравия желаем, господин атаман! - дружно грянуло в ответ.
Сбор был собран, во-первых для объявления о смене официальной власти на территории всего Сибирского казачьего войска... Во-вторых, чтобы обсудить, спущенный из Омска и завизированный в Усть-Каменогорске во вновь начавшем функционировать управлении третьего отдела, приказ о начале проведения мобилизации молодых казаков рождения 1895 года, 96 и 97 годов для прохождения действительной военной службы в составе армии Временного сибирского правительства. После более чем полугодичной относительной анархии возвращались все старые порядки и условия службы казаков в армии: призыв всех достигших 21- летнего возраста на четыре года. Местом сбора для казаков третьего отдела на этот раз назначили Семипалатинск. Являться призывники должны были как и до революции со своим конём, шашкой, седлом... Вроде бы всё как обычно, дело привычное, казачье. Но вот как выполнить это привычное дело сейчас, летом 1918 года, когда не только рабочие и крестьяне стали уже не те, что до октября 17-го, но и казаки уже не совсем те. Кроме вопроса о призыве стоял и ещё один, который надо было обязательно решить. Это избрание единого депутата от станицы на созываемый в июле 4-й войсковой казачий круг Сибирского казачьего войска, ну и ещё несколько более мелких, но тоже весьма важных организационных вопросов, типа повышения боеспособности станичных и поселковых самоохранных сотен для борьбы со все усиливающимся в горах бандитизмом. И ещё один неофициальный вопрос "висел" в воздухе: что делать в новых условиях с коммуной и коммунарами.
Окна атаманского кабинета плотно зашторены, у дверей и возле правления караул при шашках и винтовках. Члены Сбора безвылазно сидят третий час, рассевшись по старшинству вдоль стен кабинета, длинной прямоугольной комнаты. Во главе за столом восседает Тихон Никитич, рядом писарь, ведущий протокол. Атаман говорит вполголоса, спокойно, а вот остальные члены Сбора иногда срываются, нервно повышают голос. Особенно воинственно настроен атаман Черемшанского посёлка Архипов, относительно молодой сорокалетний казак:
- Мы должны исполнить в точности все предписания и заставить призывников всех трёх нарядов явится на призывной пункт, если будут уклоняющиеся, заставить силой. А с лошадьми или без них, это не основной вопрос. Сейчас многие обеднели, так что ж с того, не выполнять нашу святую обязанность, чем жили наши отцы, деды и прадеды!?
- Да подожди ты... Что это за власть такая объявилась в Омске временная. Были уже одни временные, довели Россию до полного разора. А в этих временных, я слышал, опять всякой твари по паре, эсеры, кадеты, ещё чёрти кто. Их что ли распоряжения выполнять будем?- возражал атаман Александровского посёлка Злобин, приземистый, кряжистый, пятидесятилетний...
Все казачьи поселки год назад, как раз при Временном правительстве, когда был "разгул" демократии, вдруг ни с того ни с сего получили статус самостоятельных станиц. Но если для Дона или Кубани, где посёлки и хутора большие, многолюдные, эта самостоятельность была оправдана, то для других казачьих войск, где посёлки, как правило, небольшие и никак не могли самостоятельно решать все вопросы жизнедеятельности, это выглядело просто глупостью. Потому Березовский, Александровский, Вороний и Черемшанский посёлки по-прежнему неофициально признавали старшинство Усть-Бухтармы и ее атамана. Из этого ряда выпадали, ранее также относящиеся к Усть-Бухтарме, посёлоки Феклистовский, Ермаковский и Северный. Но это только потому, что находился очень далеко от головной станицы, и гораздо ближе к Усть-Каменогорску. Вот и сейчас "северяне", "ермаковцы" и "феклистовцы" даже не прислали на Сбор, ни своих атаманов, ни каких других представителей, видимо, предпочитая все вопросы теперь решать напрямую с управлением отдела. Тем не менее, голос и остальных поселковых атаманов стал звучать на таких вот совещаниях куда более "громче" и независимее, чем раньше, когда все эти мелкие атаманы лишь согласно кивали головами. Более того, тот же Архипов пытался задавать тон. Вот и сейчас он зло оборвал Злобина:
- Ты там в своём александровском ущелье как сурок сидишь и не видишь ничего вокруг, не знаешь, что на свете творится. Кто тебе сказал, что мы будем выполнять распоряжение этого Временного правительства? Приказ о призыве спущен штабом Сибирского казачьего войска. Пойми, дурья голова. Мы и предки наши всегда эти приказы выполняли, и будем выполнять...
Тихон Никитич слушал атаманов, своих станичных стариков, но сам в основном помалкивал, давая возможность высказаться другим, пытаясь уловить "общественное мнение", ибо сам весьма и весьма колебался.
- Вот сейчас погоним наших молодых в Семипалатинск, оттуда их ещё куда-нибудь загонят в тот же Омск и дальше, с большевиками воевать куда-нибудь на Урал. А потом это временное правительство прикажет и второочередников мобилизовать, потом и до третьей очереди дойдёт. И с чем мы здесь-то останемся? А если новосёлы взбунтуются, или рабочие в Зыряновске, или киргизня из-за Иртыша нагрянет,- Злобин как будто оправдывал свою фамилию, он с такой ненавистью смотрел на Архипова, словно тот его смертный враг. - Вона, в феврале в Верном семиреки также вот попёрли воевать против большевиков. Так что, рабочих, красногвардейцев нагнали, окружили их и разоружили. А киргизня в это время по станицам прошлась, казачек на их же перинах распинали, за 16-й год мстили. А казаки чуть не все в это время в Верном, в крепости сидели, и семьи свои оборонить не могли...
Мнения членов Сбора разделились, кто на радостях, что скинули большевиков, рвался исполнять все предписания от и до, кто советовал погодить, вырастить и убрать урожай, убедиться что власть Временного сибирского правительства заслуживает доверия и является серьёзной антибольшевистской силой. Все при этом посматривали на Тихона Никитича, понимая, что несмотря ни на что последнее слово останется за ним. А он не хотел сейчас затевать такое хлопотное и нелёгкое дело, как подготовка и отправка мобилизованных казаков на призывной пункт. Одно дело, когда данное мероприятие регулярно осуществлялось при царе. Тогда это считалось само-собой разумеющимся, каждый казак, достигший призывного возраста считал своим долгом идти на действительную службу. Но сейчас от всего этого удивительно быстро успели поотвыкнуть, наверняка будет и недовольство и противодействие. И потом, действительно, куда и в чьё подчинение попадут эти мобилизованные. Раньше было ясно, служить царю и отечеству, а сейчас кому? С другой стороны, Тихон Никитич опасался таких как Архипов, этот горлодёр вполне мог его заложить в отделе, или даже в войсковом штабе, объявить трусом, саботажником. Так же, впрочем, как и некоторые собственно станичные старики, как тот же хорунжий Щербаков, по возрасту тоже совсем ещё не старик, но пользующийся заметным влиянием в станице, особенно среди фронтовиков. Впрочем, изо всех двух с лишним десятков собравшихся членов Сбора "мероприятия" Временного Сибирского правительства целиком поддерживало не так уж много стариков и атаманов, не более шести-семи человек. Наконец, Тихон Никитич высказал и свое мнение:
- Господа старики, думаю, что нам надо выбрать среднее решение. Мобилизацию провести, но не всех. Кто сильно рвётся воевать, пускай идёт, а кто не может, если он семьи кормилец единственный, или ценный человек, которого можно использовать для охраны станицы или посёлка, то мобилизовать его здесь в охранную сотню. Но кто желает, тому не препятствовать, даже помочь, если средств на сборы не хватает, за счёт общества. Ежели уж наших казаков прибудет на сборный пункт немного, но чтобы все были на конях и полностью экипированы согласно арматурного списка. Так, чтобы нас уж если за одно ругать будут, так пусть за другое похвалят...
Это "соломоново" решение приняли большинством голосов. А Архипов скептически ухмылялся в усы и бормотал себе под нос:
- Ну, Никитич, ну лиса... Смотри только сам себя не перехитри...
После стали решать вопрос о делегате. И здесь Тихон Никитич вдруг неожиданно поддержал предложенного Архиповым его двоюродного брата, дескать не стало по-твоему в вопросе о мобилизации, на тебе место делегата и успокойся. Этот вопрос решали куда труднее, чем первый. Уст-Бухтарминские старики были недовольно, что делегатом от всех будет не "станичный", а "поселковый", казак. В конце концов Тихон Никитич уломал таки своих, не стали возражать и атаманы Александровского и Березовского посёлков, слишком зависимые от Усть-Бухтармы, где они пользовались почтой, телеграфом, а главное после закрытия своих поселковых школ возили сюда же учиться своих детей. Этому Архипов просто не мог не быть благодарным, и больше уже никак не выражал своего недовольства "большим" станичным атаманом.
- Теперь, господа старики, нам нужно обсудить, как поступить с питерской коммуной,- объявил следующий вопрос повестки дня Тихон Никитич.
- А что тут обсуждать,- подал наконец голос и Щербаков, до того почему-то особой активности не проявлявший.- Вон, глядя на них, новосёлы, киргизня тоже варначить начнут, казачью землю захватят и свою комунию учинят. Разогнать их пока не поздно, тогда и остальные угомонятся.
Егор Иванович Щербаков, тридцати пяти лет, до войны будучи вахмистром на льготе, в высшем станичном училище вел военную подготовку у мальчиков. Год провоевав на германском фронте, он сначала там же был произведен в хорунжии, а потом комиссован после тяжелой контузии. Тем не менее, контузия не помешала ему стать командиром станичной самоохраной сотни и по старой памяти проводить занятия с казачатами-школьниками. В общем, авторитет Егор Иванович в станице имел немалый.
- Нет, господа старики, это дело серьезное, так просто не разогнать, там одних взрослых мужиков сотни полторы будет и есть сведения, что они с собой много оружия привезли. Лишнее кровопролитие нам ни к чему,- твёрдо возразил Тихон Никтитич...
Это совещание подвигло Тихона Никитича согласиться с дочерью и Иваном сыграть свадьбу раньше осени, пока относительно спокойно. Не надо было иметь особого чутья, чтобы предположить, что скоро настанут совсем другие времена, и будет уже не до свадеб. И ещё одного боялся Тихон Никитич, если объявили мобилизацию казаков-срочников, то наверняка скоро объявят и о мобилизации всех кадровых офицеров, в первую очередь молодых. Он понимал, что пока такая мобилизация не объявлена по той причине, что у войскового штаба офицеров более чем нужно. Ведь во всех более или менее крупных городах Сибири существовали тайные офицерские организации. Теперь те офицеры совершили переворот и претендуют встать во главе взводов, рот, сотен, полков. Войск у Сибирского правительства пока не много, но по мере проведения мобилизации их станет больше и опытные офицеры понадобятся в большом числе, и тогда наверняка призовут Ивана и неизвестно когда он опять вернётся, и вернется ли... Да, надо скорее играть свадьбу и поразмыслить, как освободить будущего зятя от неминуемой мобилизации. И ещё, Тихон Никитич знал, что первые враги для большевиков это богатеи и всевозможные старорежимные должностные лица. А он как раз был и тем и другим. В такое неспокойное время лучше, если дочь переберется в доме Решетниковых. Хоть Иван и офицер, но отец-то его не богач и не атаман, и сейчас в его скромном доме будет, пожалуй, безопаснее чем в атаманских хоромах. Недаром же большевики провозгласили лозунг: мир хижинам, война дворцам...
Среди всех этих тревожных ожиданий, пришла в фоминский дом и радость, в июле домой приехал сын Володя, воспитанник омского кадетского корпуса.