11 декабря в Вильно встречали русского императора. Узнав об изгнании армии Бонапарта, Александр Павлович выехал из Петербурга со всей своей свитой и примчался во временную армейскую столицу за четыре дня. Прямо в дорожных санях император сразу направился к замку генерал-губернатора, где расположился со свитой Кутузов.

Несмотря на сильный мороз, у замка стояла большая группа генералов и офицеров в полной парадной форме, а также выстроенный почетный караул Семеновского полка. Чуть поодаль, обнимая за плечи сына, ожидала княгиня Лиз – легкий ветерок бросал морозные, колючие хлопья на шубу из черно-бурой лисы, укрывавшую ее, и на бархатный с меховой оторочкой капор, окаймлявший красивое, носящее следы грустной усталости лицо княгини – она предчувствовала неприятный разговор с императором и внутренне готовилась к нему.

Едва экипаж императора показался на площади, как фельдмаршал в парадной форме при всех орденах появился на крыльце. Ноги у Кутузова болели – ему трудно было спускаться по обледенелым ступеням, чтобы отдать императору рапорт. Княгиня Лиз, опередив штабных генералов, поддержала старого военачальника под локоть.

– Вот уж благодарствую, матушка, – взволнованно проговорил он. – Обременил тебя, прости.

– Что ты, Михайла Илларионович, – ответила княгиня с улыбкой. – Не бремя мне тебе помочь, долг радостный. Отец мой, доживи он до твоих лет, тоже бы вот так ходил – он ран-то поимел в избытке.

Государевы сани подскочили споро – Александр и его генерал-адъютант князь Волконский вышли. Обняв Кутузова и поздоровавшись с офицерами, император обошел почетный караул. Потом направился к Лиз. С его приближением княгиня опустилась в глубоком поклоне, а Саша Потемкин отсалютовал государю шпагой.

Обняв обоих, Александр тотчас созвал генералов на совет. Он ни словом не попрекнул княгиню Потемкину, попросив только уделить ему время, когда он закончит дела и осмотрит армию. Глубокий же лучистый взгляд императора, которым он окутал ее, сказал Лиз, что тот соскучился и не стоит тратиться на пустые пререкания.

На следующий день в Вильно давали торжественный обед и бал победителей. Как только опустился вечер, весь город озарила иллюминация. Праздничные огни сверкали повсюду, а на сапфировом небосклоне им вторили такие же яркие звезды. Все ночное покрывало, укрывавшее город, казалось вышитым миллиардами бриллиантовых бликов и подпоясалось серебристой лентой Млечного Пути, хорошо видного отовсюду. Пушистый снежный покров расстилался под ногами в свете выплывающей желтой луны.

Перед генерал-губернаторским дворцом, где остановился русский император, раздавался звон бубенцов от саней и скрип многочисленных полозьев – гости прибывали на прием, и вот уже целый час теснились нескончаемой вереницей их экипажи. Из них таким же нескончаемым потоком выходили и поднимались по застланной коврами лестнице люди, завернутые в шубы, епанчи, покрытые военными плащами с пышными меховыми воротниками. Иногда из-под верхней одежды показывался краешек богатого платья, а из-за отогнутого лацкана плаща – орденская лента.

Анжелика вовсе не собиралась ехать на бал. Пролежав в горячке почти четыре дня, она оправилась благодаря заботам доктора Шлосса и не оставлявшей ее своим вниманием княгини Анны. Едва придя в себя, она заявила им о своем твердом на сей раз намерении отправиться к Мюрату, но с горьким удивлением узнала, что никакой возможности такого рода для нее больше не существует – французская армия ушла из России. Отправиться домой она, конечно, может – но стоит ли теперь торопиться?

Известие о приезде императора и приглашение на обед и бал застали Анжелику врасплох. Все ее состояние после печальных событий, происшедших с ней, вовсе не располагало к танцам и веселью. Но надеясь, что светское развлечение поможет маркизе пережить горе, Анна Орлова настойчиво уговаривала ее:

– У вас много чего не было, но я выручала вас, – возразила ей спокойно Орлова, – выручу и сейчас. Мне доставили из Петербурга новый гардероб и украшения, так что вы можете выбрать себе все, что пожелаете.

– Благодарю. Но как же… – Анжелика замялась. Она чувствовала неловкость в том, чтобы признаться Орловой – ей вовсе не с кем пойти в губернаторский дворец, а появляться одной, без кавалера, – это нарушение этикета.

– Я понимаю, – догадалась княгиня Анна и тут же успокоила ее: – Не волнуйтесь. Для представления императору вы пойдете вместе с нами, со мной и Мишелем. Генерал Милорадович, я полагаю, легко согласится послужить кавалером для нас обеих. А что касается дальнейшего, я уверена, мадам, вас не оставят без внимания. – Анна многозначительно улыбнулась. – Хотя бы тот же Давыдов или наш неутомимый Бурцев…

– Давыдов вернулся? – впервые за долгое время Анжелика проявила прежнюю живость.

– Вернулся, – подтвердила ей Анна. – Как же иначе? Партизанская деятельность его закончилась, и он опять со своими друзьями… Так вы поедете? – спросила она еще раз, заметив, что настроение маркизы поменялось.

– Да, поеду, – кивнула Анжелика, немного смущаясь своей готовности.

– Тогда я прикажу показать вам гардероб, – обрадовалась Орлова.

Из всего предложенного ей Анжелика выбрала платье из голубого гипюра с атласной подложкой и глубоким вырезом, отороченным кружевами жемчужного цвета, а также сапфировое колье и серьги. Куафер княгини Анны сделал маркизе прическу, украсив ее нежными голубыми цветами. Уже готовая к выходу, Анжелика посмотрелась в зеркало – и не могла поверить, что видит себя. Платье было очень красивым – в его складках при малейшем движении играли то бледно-голубые, то нежно-розовые отблески, неуловимые, как цвет зари. Несмотря на все потрясения, Анжелика пришла от него в восторг и сама себе показалась волшебным сказочным существом. Кожа ее, немного смуглая от природы, будто излучала свет в воздушном, легком как пушинка наряде.

Воспользовавшись любезностью Орловой, Анжелика тщательно приготовила к балу не только волосы, но и лицо: подкрасила глаза, четко очертила брови, добавила немного румян – смесь бледной охры со слегка оранжевым тоном, которые подчеркивали линию щек.

Когда она вышла на крыльцо, чтобы сесть в экипаж, где ожидали ее генерал Милорадович и русская княгиня, маркиза с удовольствием заметила восхищение, мелькнувшее в глазах Мишеля, и поощрительную, добрую улыбку его спутницы.

– Вы прекрасно выглядите, моя дорогая, – заметив некоторое замешательство маркизы, поддержала ее Анна. – Я очень рада видеть вас такой. Несломленной.

Лакей помог Анжелике расположиться в карете, и они поехали по Вильно к губернаторскому дворцу. Их сопровождал гусарский эскорт, который разгонял многочисленных служанок, казачков и лакеев местной знати, снующих по узким улицам.

Анжелика смотрела, как из магазинов, винных лавок и трактиров, куда забегали и шляхтичи, и народ попроще, то и дело вырываются клубы пара, растворяясь в желто-красных отблесках факелов, пламенеющих повсюду, и не могла унять волнение. Она была уверена, что на балу она обязательно встретит Анненкова, и почему-то боялась этой встречи.

Перед губернаторским дворцом стояло множество карет, колясок и саней. На ступенях дворца и в вестибюле толпились подобострастные польские вельможи со своими дамами, спешащие выразить готовность служить русскому трону так же верно, как они еще недавно служили Бонапарту.

В гардеробной собралось так много гостей, что яблоку негде было упасть. Из салопов и широких шуб появлялось великое множество ниспадающих, шелестящих и украшенных драгоценными каменьями туалетов, золотом и серебром расшитых мундиров, переливающихся всеми цветами радуги фраков. Критически взглянув на себя в зеркало, гости направлялись по выстланной красным ковром лестнице наверх, где в парадной зале представлялись императору.

Как только Анжелика, выйдя из экипажа, вслед за княгиней Анной ступила на крыльцо дворца, к ним подошел лакей в парадной ливрее и, низко поклонившись, сказал:

– Ее светлость княгиня Елизавета Григорьевна Потемкина просят в свои покои, чтобы оправиться – не толкаться со всеми. Прошу – за мной.

Проведя их по боковой лестнице, лакей открыл золоченую дверь в небольшой будуар, выдержанный в темно-синих тонах с золотом. Здесь Анна и Анжелика сняли шубы и поправили прически. Когда роскошное горностаевое манто упало с плеч княгини Орловой, Анжелика увидела, что та была одета в изумительной красоты бархатное платье густого темно-фиолетового тона и казалась облитой сверканием бриллиантов. За месяцы войны Анжелика уже привыкла видеть Орлову в очень скромной, даже простой одежде. Но война закончилась победоносно, и к одной из первых русских дам вернулось ее прежнее великолепие. Глядя на нее, Анжелика вспомнила замечание Наполеона, слышанное когда-то в Тюильри: «Только темные блондинки могут считаться королевами красоты». Анна Орлова относилась именно к таковым.

Предложив одну руку княгине Анне, а другую – маркизе Анжелике, генерал Милорадович провел их для представления императору. Стоя под огромным двуглавым орлом, тот принимал гостей в парадном мундире, с орденской лентой через плечо. Рядом с ним Анжелика увидела княгиню Лиз. Как и Анна, она выглядела роскошно: светло-серое платье с поразительным зеленоватым отливом в цвет великолепных глаз княгини все сверкало изумрудами. Изумруды же поблескивали и в волосах Лиз, и украшали ее шею.

Император очень тепло приветствовал Милорадовича.

– Вы добрый ангел России, Михаил Андреевич, – сказал он. – На крыльях вы преследовали французов, пока те не убрались вон из нашей Отчизны.

– Я с детства мечтал служить Отечеству, Ваше Величество, и его монаршим особам, – проговорил в ответ генерал. – И рад, что мое скромное усилие, слитое с общими, стяжало славу им.

Дамы поклонились. Взгляд Александра упал на Анжелику.

– Ваше Величество, – произнесла, заметив это, княгиня Потемкина, – маркиза де Траиль самоотверженно ухаживала за ранеными в госпитале, начиная от самых грустных дней нашего отступления. Ее помощь оказалась поистине неоценимой для нас.

– Ваша светлость очень добры, – смутилась от ее похвалы Анжелика. – Я лишь старалась делать то, что требовалось от каждого сострадательного сердца…

– Я очень рад, что вы с нами, мадам, – кивнул Анжелике император.

Они прошли в соседнюю залу, и у Анжелики на мгновение закружилась голова от обилия золотого шитья на мундирах, сверкания драгоценностей и яркого света множества свечей в люстрах.

– Маркиза, я счастлив, что вы не покинули нас, – к Анжелике подошел молодой человек с круглой курчавой бородой, в черном чекмене и красных шароварах, в котором маркиза не без труда узнала Дениса Давыдова. Заметив изумленный взгляд маркизы, Денис рассмеялся: – Я вернулся в гвардию и, конечно, завтра облачусь в свой красный доломан и черный кивер. Но сегодня я специально так оделся, чтобы все видели, особенно эти польские барчуки, как выглядит русский партизан, которого боялся сам Наполеон. Ох уж и вылупили они глаза на меня!

– Денис верен себе – никак не обойдется без представления, – заметила Орлова.

– Анна Алексеевна, душечка, я так соскучился! – Давыдов наклонился и поцеловал Орловой руку. – Вы не представляете себе, для меня – ну, что Георгия на грудь – так приятно было, когда один фанфарон, граф Ожеровский, увидев вашего покорного слугу, направил на него пенсне и говорит своей матроне: «Это партизан Да-ви-дофф, о, дорогая! Казак, дикарь, вар-вар!!»

Все засмеялись.

– Моя маркиза, – обратился Давыдов к Анжелике, – скажите честно, вот так, в шароварах, я могу рассчитывать на кадриль с вами?

– Я полагаю, не только на кадриль, – пошутил Милорадович. – Кто ж устоит, право?

– Конечно, Денис, – подтвердила Анжелика. Оглядывая гостей, она искала Анненкова, но пока не находила его.

Прозвучали фанфары, заиграли «Гром победы раздавайся!». Император Александр Павлович объявил о награждении фельдмаршала Кутузова орденом Георгия Победоносца первой степени, и главнокомандующему русской армии поднесли на серебряном блюде крест. В ответ, по старой екатерининской традиции, Кутузов приказал бросить ему под ноги захваченные знамена французской армии, и Александр, пригласив гостей к обеду, с нескрываемой гордостью прошествовал по ним, ведя под руку княгиню Лиз. Второй парой за ними шли Михаил Милорадович и княгиня Анна.

– Нашего Михаила Андреевича никто бы сроду следом за императором не пустил, – негромко проговорил Анжелике Давыдов. – Сказали бы не дорос происхождением. Какие-нибудь Корфы бы толпились или Беннигсены, а еще пуще – принц Вюртембергский, вон, стоит, нахмурился, – Давыдов усмехнулся. – Они в сражениях-то подальше держаться предпочитают, зато на балах – первые лица. Только вот княгиню Орлову никто из них не подвинет. Никакому Вюртембергскому это не по зубам. Не только спесь иметь надо! Орловская порода – немцу не раскусить.

За обедом Анжелика оказалась недалеко от императора – опять-таки благодаря Анне, которая старалась не выпускать маркизу из внимания. Подавали стерлядь, обильно разливали шампанское. Под звуки полонеза трижды пили стоя за здоровье государя императора и столько же – во славу русского оружия и одержанную ныне победу. Генералы и офицеры громко кричали «Ура!», звенели разбитые об пол бокалы.

Когда же голоса поутихли, а гости принялись за еду, генерал Милорадович передал Анжелике записку. Она развернула ее на коленях и прочла: «Мадам, смею надеяться, на сегодняшнем балу вы не откажете мне в туре вальса. Алексей Анненков». Анжелика вспыхнула, боясь поднять глаза. Она подумала, что сейчас полковник наверняка смотрит на нее. Действительно, едва решившись посмотреть вокруг, маркиза сразу же встретилась с ним взглядом. Оказывается, он сидел напротив и чуть поодаль от нее, рядом с Давыдовым, – в парадном мундире с золотыми эполетами. Его теплый, полный восхищения взгляд успокоил все сомнения маркизы – она почувствовала себя легко.

Бал открылся полонезом. Государь, пригласив княгиню Потемкину, вышел с ней в первой паре, и все дамы, имеющие кавалеров, приготовлялись идти за ними. Княгиня Орлова незаметно подтолкнула Милорадовича, и он пригласил Анжелику. Сама же Анна вышла в польский с генералом Коновницыным, который тут же подоспел к ней.

Анжелика волновалась – она боялась спутать фигуры, ведь так давно уже не танцевала. Но все шло гладко. Милорадович вел ее умело и заодно развлекал разговором. Анжелика отыскала взглядом Анненкова – он не принимал участия в полонезе, о чем-то беседуя с Бурцевым. Заметив Анжелику, когда Милорадович провел ее мимо них, оба улыбнулись.

Наконец, государь остановился – за ним остановились все. Император кивком подозвал к себе адъютанта-распорядителя и что-то сказал ему. Спустя мгновение с хор зазвучали отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса.

Оглядев залу, государь направился к княгине Орловой. Сделав реверанс, Анна с улыбкой подняла руку и положила ее на плечо государя. Крепко обняв свою даму, император пустился с ней глиссадом по краю круга, а на углу залы подхватил ее левую руку и повернул партнершу – из-за убыстряющихся звуков музыки слышались только мерные щелчки шпор. Через каждые три такта на повороте вспыхивало алмазной крошкой, развеваясь, бархатное платье Анны. Анжелика с восторгом наблюдала за русским императором – что не говори, Александр был красив собой и танцевал великолепно. Государь и Анна танцевали одни – никто не решался присоединиться к ним, это не полагалось.

Наконец, они остановились. Сразу следом великий князь Константин Павлович закружил по паркету княгиню Лиз.

– Позвольте, мадам, пригласить вас, – услышала Анжелика рядом с собой голос графа Анненкова.

Она повернулась. Он обнял ее за талию – они оказались второй парой, вошедшей в круг. Почувствовав его объятие, сильное, крепкое, надежное, Анжелика затрепетала – у нее перехватило дух. Все страхи, все огорчения растаяли, она почувствовала себя парящей на крыльях и почти счастливой. Боль потерь, сжимавшая ее сердце, прошла. Ее тонкий, подвижный стан слился с его рукой, а блестящие темные глаза неотрывно смотрели в его лицо.

Весь оставшийся вечер они провели вместе. Танцевали веселый катильон, и он любовался ее радостью. Кадриль же, как и предполагалось, похитил Давыдов, поразив всех ловкостью, которую демонстрировал в танце, и вызвав аплодисменты императора. Музурку она отдала своему старому другу Бурцеву, а потом снова танцевала с Алексеем, отказывая всем прочим кавалерам.

Когда бал подходил к концу, граф Анненков попросил у Анжелики разрешения проводить ее. Маркиза согласилась. Он подошел к Анне Орловой и, наклонившись, что-то шепнул той на ухо. Княгиня кивнула головой. Накинув на Анжелику ее соболье манто, Анненков усадил маркизу в сани, и они заскользили по притихшим улочкам Вильно. Шумные по вечеру паны и панове, не приглашенные во дворец, уже улеглись спать. Анжелика тесно прижалась к Алексею, он обнял ее за плечи. Мороз ослабел, и мягкий снег кружился и падал хлопьями, скрывая следы полозьев. Колокольчики мерно позвякивали…

У дверей своей комнаты Анжелика остановилась. Во всем доме царила тишина. Бал у генерал-губернатора еще не закончился, да Анна Орлова и не уедет сразу – останется с княгиней Лиз и императором на щербет. Маркиза почувствовала, что Алексей подошел к ней совсем близко, она ощутила каждым волоском на затылке его дыхание. Манто соскочило с ее плеч, открывая муаровое кружево платья, под которым просвечивало смуглое, напряженное тело. Его рука легла на ее руку. Анжелика повернулась – и утонула в его объятии, сильном, страстном, о котором мечтала прежде, но почему-то вовсе не ожидала теперь.

Алексей прижал ее к груди, осыпая поцелуями, потом поднял и перенес на постель. Его руки ласкали ее обнаженные плечи, а губы обжигали страстью шею и грудь. Она отвечала ему, и сжимая друг друга в объятиях, они растягивали сладостное упоение…

Все убыстряя и убыстряя свое кружение, снег падал над Вильно. Приоткрыв глаза, маркиза видела вырисовывающиеся в ночной темноте неясные очертания соседних домов. Едва различимые струйки дыма над крышами принимали отблеск олова или серебра. Вдали поднимался силуэт колокольни собора. Луна, вышедшая из-за облаков, сияла позади собора, а в ее ажурном свете четко проступали и перила, и колоннада башни, и высокий крест, и уносящийся в ночное небо маленький флюгер. Все покрывал собой летящий снег…