– Сэр, тут еще живые остались!

Человек двадцать северовьетнамских пленных лежали в ряд. Ноги их были связаны, руки – стянуты за спиной. У начала ряда стоял сержант Коэн, в глазах его бушевали ненависть и ярость. Ближний к нему вьетнамец смотрел на него, не мигая.

Когда Наталья и Том приблизились, сержант направил на пленного пистолет сорок пятого калибра и пнул ногой так, что тот откатился на несколько дюймов.

– Том, останови его!

– Зачем?

– Что значит – зачем?!

Между тем сержант уже выстрелил из своего «сорок пятого» пленному прямо в лицо. Голова северовьетнамца подскочила, точно футбольный мяч, и шлепнулась в какое-то грязное месиво. Наталья даже не сразу сообразила, что в собственные мозги.

– Пытался бежать, – пожал плечами Коэн в ответ на ее ошеломленный взгляд.

– Как он мог пытаться, если связан?! – вскричала она.

– Пошевелился – значит, попытался. – Ответ прозвучал на удивление просто.

Следующий пленный что-то быстро заговорил по-вьетнамски. Сержант пнул его ботинком в лицо, и тот закрыл глаза. Снова щелкнул выстрел, голова в последний раз дернулась, и пленный навсегда затих.

– Том…

– Здесь не место для гуманизма, мэм, – не стал даже слушать ее капитан. – Оставь его для заседаний ООН. Я же тебе советовал остаться у вертолета, зачем ты пошла с нами? Здесь твоя помощь никому не потребуется.

– Вы, мэм, просто не видели, – заметил с мрачной усмешкой Джонс, – как эти твари отрезали нашему сержанту Старку член и им же его и задушили. Мы-то их хоть сразу убиваем, не мучаем и не издеваемся, как они, сволочи. Вот, например, в прошлом рейде, когда вы, мэм, в Париж отлучались, гуки схватили пятерых наших и всю ночь резали их ножами. Те на все джунгли орали и выли. А гуки специально так делали, зная, что нам в ночное время передвигаться запрещено. До утра нервы изводили. Это что, мэм? Правосудие, скажете?

– Я ничего не скажу, Дик, – глухо ответила она, уставившись в землю. – Кроме того, пожалуй, что мы все-таки христиане и не должны опускаться до азиатского варварства.

– Это верно, мэм, – легко согласился тот. – Мы и не опускаемся. Мы только стреляем, и все. Вот нам однажды взвод корейцев в качестве подкрепления прислали, так вот они резали. По сравнению с ними мы – песочница, детский садик. Они как-то в поиск одни пошли, без нас, так столько голов отрезанных потом в лагерь притащили, сколько я отродясь не видел. Разве что в фильмах ужасов. Да еще пожаловались, что прикрывавшие их «ганшипы» им только мешали своим шумом. Восток, мэм. Тихо режут, исподтишка. У них тут свои порядочки.

Коэн двинулся дальше, вдоль всего ряда связанных пленников. Подскочила еще одна голова. Потом следующая… Сержант продолжал планомерно «пресекать попытки к бегству». Наталья не выдержала и отвернулась. Когда остался последний пленный, сержант удовлетворенно прищелкнул языком.

– Подождите, Коэн! – вмешалась, не сдержавшись, Наталья и приблизилась к замыкающему ряд мертвых тел пока еще живому северовьетнамцу.

Он смотрел на нее круглыми черными глазами, и в них наряду с обвинением и затаенным страхом читалось, как ни странно, любопытство. Возможно, впервые видел женщину в зеленом камуфляже и черной офицерской шляпе. Сам он был одет в черную пижамную куртку, традиционную для вьетнамцев, штанов на нем не было. На его бедре Наталья увидела вздувшуюся багровую рану, начавшую уже вонять. Впрочем, при такой жаре это было неудивительно.

– Хочешь полечить, док? – подошел сзади Роджерс.

– Этот прятался за кустами, – доложил Коннорс. – Не сопротивлялся, сдался сам.

– Лечить тут нечего, тут надо резать, – ответила Наталья Тому. – Однозначно. Либо ампутация, либо… смерть.

Вьетнамец по-прежнему неотрывно смотрел только на нее.

– Док, похоже, он на вас кончает, – хохотнул за спиной Натальи кто-то из солдат. – Еще бы небось сроду белых женщин не видел…

Из члена раненого по паху действительно тянулась жидкость, похожая на семенную.

– Это вовсе не то, о чем вы думаете, – строго прервала она шутника. – Просто в его ране скопилось очень много гноя. Да плюс ко всему у него очень высокая температура. Какие уж тут соблазны?

– Ну так что, кэп, при попытке к бегству? – вскинул пистолет сержант Коэн.

– Насколько я понял, док хочет его спасти, – усмехнулся Роджерс. – Что ж, я ей разрешаю. Пусть делает с ним, что хочет. К тому же он сам вроде сдался, так что заслужил право на помилование.

Наталья повернулась к Тому, чтобы поблагодарить его, но он уже отошел к солдатам. Видимо, догадался о ее намерениях и решил избежать прилюдных сантиментов. Поэтому она молча расстегнула сумку, достала коробку со шприцами, лекарства и перевязочный материал.

В глазах вьетнамца блеснули слезы, кончики узких губ задрожали. Она поняла, что он уже и не чаял остаться в живых.

– Все будет хорошо, – успокоила его Наталья по-французски, поскольку французский язык здесь понимали лучше, чем английский. – Вас отправят в госпиталь.

Она не ошиблась: вьетнамец знал французский.

– Я служил поваром в Сайгоне, – прошептал он воспаленными губами по-французски, – в ресторане мадам Росиньоль. Учился в Париже в кулинарном колледже, мадам оплатила мне учебу. А потом пришли эти и заставили меня взять в руки оружие. Они забрали всю мою семью и пригрозили убить, если я откажусь…

– Я понимаю вас, – кивнула Наталья, вводя ему лекарство. – И сочувствую. Впрочем, вы и впредь, если захотите, сможете работать поваром, только ногу придется отнять, – она внимательно посмотрела на него. – Врать не буду: спасти ее уже невозможно, воспалительный процесс слишком запущен.

Лицо вьетнамца скривилось, по щеке скатилась слеза.

– А зачем повару нога? – облизнув губы, заставил он себя улыбнуться. – Для повара главное – руки. А передвигаться можно и на протезе.

– Протез вам сделают, – пообещала Наталья.

– У меня жена француженка, – сказал немного погодя вьетнамец. – Она служила горничной у мадам Росиньоль. Нашей дочурке три года. Они увели обеих, и я не знаю – куда. Они сказали, что пока я буду воевать, их не тронут. Найдите их, мадам, я прошу вас! Мою жену зовут Кло. Кло Нгуен-Хо. Нгуен-Хо – это я. А имя дочки – Мари. Вы запомните, мадам?

– Уже запомнила, – заверила она его, заканчивая перевязку. – Я постараюсь найти их через Красный Крест. И любыми другими возможными способами.

– Спасибо вам, мадам, спасибо, – по лицу Нгуен-Хо покатились крупные слезы.

– Стивен, – подозвала Наталья санитара, – отправьте месье Нгуен-Хо в Сайгон, в госпиталь клиники леди Клементины к мадам Мари. Все подробные инструкции я изложила здесь, – она вырвала из блокнота страницу и вручила ее санитару. – Проследите за его отправкой лично, Стивен.

– Слушаюсь, мэм.

– Скорее всего, его семьи давно уже нет в живых, – сказал Роджерс, когда санитары унесли раненого и Наталья поведала ему его историю. – Наверняка женщину и девочку убили сразу же, а ему все это время просто врали. Неужели ты думаешь, что они станут держать на своем попечении лишние рты? Да ни одного дня, я уверен! Так что искать бесполезно. Разве что в списке мертвых, если, конечно, они такие списки составляют.

– Я знаю, Том, – ответила Наталья, собирая лекарства в сумку. – Я очень хорошо знаю методику коммунистов. Моего отца расстреляли на третий день после ареста, а передачи принимали еще почти два года. Делили между собой. Мы старались переслать ему все самое лучшее из того, что было разрешено, сами не доедали, а они там попросту сжирали это. И ни разу, думаю, не поперхнулись. Но надо же дать человеку надежду, Том! Этот Нгуен-Хо тоже, скорее всего, не выживет, – призналась она с горечью, – слишком уж сильное и запущенное у него заражение. Но пусть хоть умрет, веря, что его родные живы, что их ищут и спасут. Это тоже важно. Как и воспоминания о том, что в последние дни его жизни к нему относились по-человечески. Не знаю, сможет ли вытащить его мама. Если только чудом. Но в записке я очень просила ее сделать это, – голос Натальи дрогнул. – Спасибо, кэп, что позволил мне помочь ему. – Она распрямилась, взглянула Роджерсу в лицо. – Для меня это было очень важно, Том.

– Для меня тоже, – произнес он негромко, не отведя взгляда. – Не хочу, чтобы ты считала меня законченным ублюдком.

– Он оказался не врагом.

– Нам просто повезло, док. А то, бывает, пожалеешь такого, а он бомбу под задницей держит. Ты его – перевязывать, а он тебя вместе с собой взрывает. И такое случается.

– Кэп, гуки устроили в спаленной деревне живой щит из женщин и детей, – доложил Джонс. – Все сгорели.

– Идем, посмотрим, – Роджерс взял Наталью за руку. – Хорошо, что ты не осталась у вертолета. Не будь рядом тебя, я бы, скорее всего, взял на себя в горячке еще один грех, а так одним меньше. Хотя у Господа Бога, я уверен, и так уже оскомина от всех моих дел.

На месте бывшей деревни первой они увидели старуху. Та была еще жива. Рот с черными гнилыми зубами раскрылся, она как будто кричала, но звуков при этом не издавала. Морщинистая рука старухи держала гладкую руку ребенка. Тот, безжизненно повиснув, тянул старуху вниз, и она, скользя по обожженной каменной изгороди, медленно опускалась вслед за ним. Какое-то время старуха еще шевелила губами, но потом окаменела.

Вся земля вокруг была усеяна человеческими телами. Одни лежали неподвижно, другие еще дергались, пытаясь повернуться, привстать… От деревни ничего не осталось. Дышать было трудно: дымилась даже влажная земля. Дым шел также от сгоревших жердей, глинобитных стен, соломы. В эпицентре удара все трупы были обуглены. В нос бил запах сгоревших волос, золы.

– Смотри, Том, колючая проволока! – Наталья остановилась. – Что здесь, интересно, было? Оборонительный рубеж? Лагерь?

– Возможно, лагерь для беженцев, – предположил Том. – Вон, взгляни, – он указал ей на мертвого ребенка, повисшего на проволоке.

– Тогда зачем нужно было вызывать «фантомы»?!

– Всех мирных жителей предупредили. ВВС всегда предупреждают о нанесении напалмового удара и дают время уйти, схорониться. Непредупрежденными остаются только ВК.

– Ты хочешь сказать, что все эти женщины и дети – ВК?! – Наталья посмотрела на него с ужасом. – Я не верю!

– Я же говорю тебе: это – беженцы. Ну, или заложники, как жена и дочь Нгуена, которого ты только что отправила в Сайгон. А ВК сделали из них живую изгородь. Сами же, скорее всего, ушли, оставив здесь человек двадцать своих или чуть больше. Тех самых, которых Коэн отправил сейчас к праотцам…

Наталья его уже не слышала: она увидела маленькую девочку, которую заживо приварило к колючей проволоке, и теперь проволока словно бы вырастала из ее обугленной груди. Девочка была похожа на ангела, пытавшегося убежать из ада, неожиданно обрушившегося с небес. Ей было года два, не больше. Нижняя половина ее тельца порозовела от сильного жара, крохотные пальчики на ногах казались почти живыми. Наталья наклонилась и дотронулась пальцем до ноги девочки. Та тотчас рассыпалась в прах. Как будто ее никогда и не было. Наталья вскрикнула и закрыла лицо руками, но это не помогло: перед внутренним взором застыла страшная картина – висящее на проволоке обугленное тельце маленькой девочки, рассыпавшееся от одного лишь легкого прикосновения.

– Уйдем отсюда, док, – Том развернул Наталью за плечи к себе, прижал к груди. – Я понимаю, как тебе тяжело. Все-таки не надо было тебе с нами идти…

– Мэм, – подбежал Стивен, – я выполнил ваше поручение. Вертолет улетел, его сопровождают «ганшипы». А этот вьетнамец… – он замолчал, чтобы отдышаться после стремительного бега.

– Я слушаю вас, Клайд. – Наталья украдкой вытерла слезы и повернулась к санитару лицом. – Что там с вьетнамцем?

– Ничего. Просто он просил передать вам, что знает, что все равно умрет. И еще сказал, что будет молиться за вас. Даже на том свете.

– Что вы ему ответили?

– Заверил, что обязательно все передам вам, и успокоил, сказав, что раз его везут в клинику мадам Мари, то он непременно выживет.

– Вы правильно поступили, Стивен. Спасибо.

– Сэр, по рации передали, – сдернув наушник, с улыбкой сообщил Уайли, – что по возвращении на базу нас ждет культурная программа.

– Какая именно? Девочки? – живо поинтересовался лейтенант.

– А как же Пэтти? – с иронией напомнил ему о жене Том. – Обещал ведь не изменять небось?

– Обещал конечно же, – слегка смутился тот.

– Почти угадали, лей, – продолжал улыбаться Уайли. – Нас ждет шоу «Звезды плейбоя»! Стриптиз, короче.

– О, посмотреть – не значит изменить, – подмигнул лейтенант Роджерсу. – Постараюсь занять места в первом ряду, кэп.

– Я не пойду.

– Почему?!

– Боюсь, док обидится. – Том взял Натали за руку и потянул за собой. – Пойдем отсюда, Нэт. Хватит себя терзать.

– Я не обижусь, Том, – она снова смахнула слезы, не в силах избавиться от мыслей о сожженной заживо девочке. – Я никого не держу. Занимайте места в первом ряду и смотрите, что хотите. А я лучше сразу пойду в отель и лягу спать. Хотя вряд ли мне это удастся, – покачала головой, тяжело вздохнув, – наверняка придется встать к операционному столу в госпитале.

– Обидишься, я знаю, – сказал Том вполголоса, когда Уайли и Тоберман ушли вперед. – И резанешь кого-нибудь больно-больно.

– У меня высокая квалификация, от настроения не зависит, – сухо произнесла она. – К тому же все операции я провожу под наркозом, пациент ничего не чувствует.

– Нисколько не сомневаюсь. Но спать в отель лучше отправлюсь я. И буду тебя там ждать. Только ты побыстрей заканчивай свои госпитальные дела, дай и другим людей порезать. Не будь жадной.

– Сколько потребуется, столько и буду работать, – ответила Наталья уже мягче.

– Тогда я высплюсь за нас двоих, – улыбнулся он. – Только учти: потом я спать тебе уже не позволю, даже не надейся.

– Да я и не надеюсь, – наконец-то улыбнулась и она. – Меня устраивает, кэп.