Эдриан никогда не набивался на комплименты. Но, достигнув вершины холма, ощутил странное предвкушение, натянул поводья, остановился и стал поджидать Нору. Что она скажет о Бэддлстоне?

Она со смехом скакала следом — должно быть, развеселилась из-за какой-нибудь выходки своей кобылы. Когда их взгляды встретились, Нора покачала головой и, все еще смеясь, закатила глаза, как будто приглашала мужа разделить ее удовольствие.

Лицо ее разрумянилось. Сильный холодный ветер выбил из-под широкополой шляпы длинный черный локон, швырнул ей в лицо, а потом сдул за спину.

Нора посмотрела за спину Эдриана, и ее улыбка померкла. Ухватившись за луку рукой в перчатке, подалась вперед.

— Бэддлстон?

— Да.

Нора бросила на Эдриана быстрый удивленный взгляд. Он понял, в чем дело. Бэддлстон был не столь велик и не столь элегантен, как Ходдерби, но все равно производил внушительное впечатление. Когда-то предки Эдриана разобрали камень, из которого было сложено аббатство, и возвели из него стену вокруг дома и рва. Они были католиками, а потому ни одно поколение Феррерсов не верило, что наступит время, когда надобность в подобной защите минует.

— Это настоящий замок, — помолчав, произнесла Нора.

— Вроде того.

— Я представляла его совсем не так.

— А ты часто о нем думала?

Ее глаза и всегда-то выглядели серьезными — большие, дымчатого цвета, с тяжелыми веками. Несколько мгновений Нора в упор смотрела на Эдриана.

— Разве я могла не думать? — наконец ответила она. — В те дни, когда ты уезжал, мои мысли летели следом.

Эдриан с удовлетворением отметил, что она так легко заговорила о прошлом. Кивком он пригласил скакать за ним вниз по склону.

Она хорошо ездила верхом. Его жена. В ее манере не было ничего бьющего на эффект. Но ее грация, легкость, изящная посадка заставили Эдриана придержать своего жеребца, чтобы полюбоваться прекрасным зрелищем. «Моя жена».

Семь суток прошло с того дня, как он получил право употреблять эти слова, и Эдриан произносил их чаще, чем нужно, — про себя, в разговорах со своими людьми и с Норой, которая, к его удивлению, вовсе не возражала против этого титула. После брачной ночи она ни разу не говорила, что их брак следует аннулировать.

Возможно, ему удалось заставить ее выбросить из головы подобную мысль. Эдриан со своей стороны не упускал для этого ни единой возможности. Он все чаще смотрел на свое тело как на единственный инструмент, способный обеспечить ее нераздельное внимание. Он хотел заслужить прощение Норы и оценивал свои успехи на этом пути, подсчитывая ее вздохи, когда она, разгоряченная, лежала под ним, и жаркие взгляды, которые ему удавалось поймать, случайно столкнувшись с ней в холле.

Все остальное время она проводила, занимаясь материями настолько женскими, что его общество было для нее немыслимо. До других ему не было дела, но собственная гордость не позволяла ходить за ней хвостом из кладовых в сад, чтобы получить кроху внимания. Военные действия он вел за столом и в постели. Обедая наедине с женой, Эдриан пытался вовлечь ее в разговор, который иногда шел гладко, но временами спотыкался, как хромая лошадь.

Эти моменты внезапной неловкости за ужином приоткрывали Эдриану, какую борьбу она вела с собой.

Они разговаривали о стихах, дальних странах, об истории и философии. Нора смеялась, а потом умолкала, и Эдриан понимал, что она осуждает себя за эту веселость. Каждый случай, когда ему удавалось увлечь ее, она расценивала как предательство по отношению к семье.

И каждый раз, когда увядала улыбка Норы, Эдриан возвращался к мысли убить Дэвида Колвилла, бросившего сестру, которая не могла себе позволить бросить его.

Никаких новостей о нем не было.

Накануне, получив известие о поражении мятежников в Престоне, Эдриан написал королю, высказав предположение, что Колвилл мог принимать участие в этой битве или же отправился на север, в Шотландию. «Я начинаю думать, что он вообще не собирался возвращаться в свое поместье, хотя сестра продолжает его ждать». Эдриан завершил письмо предложением вернуться в Лондон, где он может оказаться полезен в ликвидации последствий мятежа. С Норой об этом он еще не говорил.

Всадники приблизились к укрепленной стене, их заметил босоногий мальчишка, узнал Эдриана и пулей полетел к воротам, вопя во все горло, чтобы их открыли.

— Надо же, как старается, — улыбнулась Нора.

— Негодник побежал прятаться. Я сказал, что надеру ему уши, если еще раз увижу босиком.

В смехе Норы послышалось удивление.

— А кто же его родители?

— Дальние родственники, — отвечал Эдриан. — Покойные.

— И многими сиротами ты занимаешься? — с легкой насмешкой спросила Нора.

— Всеми Феррерсами, ну, или близкими им, — просто ответил Эдриан.

Улыбка не сразу исчезла с лица Норы, но потом ее щеки вспыхнули, она опустила голову и принялась рассматривать стены замка. На ее щеках и тонкой переносице выступили новые веснушки. Эдриан знал, что здесь, в деревне, она никогда не пользуется пудрой.

Увезти ее в Лондон будет ошибкой. Эдриан знал, как она относится к городской жизни и как легко возвращаются старые привычки. Конечно, неприязнь к придворной жизни может сблизить ее с мужем — единственным близким человеком, но мудрость нашептывала Эдриану другое. Нора и сейчас во многих смыслах была очень далека от него, а в Лондоне, надев привычную маску, она может отдалиться от него сильнее.

Если он не сумел завоевать ее сердце в Ходдерби — в месте, где она чувствует себя в полной безопасности, — то в Лондоне у него нет шансов, ибо при дворе ни один человек не может быть самим собой. Скорее всего он тоже был собой только в обществе Норы. Однако выбора у него не было. Пока ее братец на свободе, Нору нельзя оставлять одну.

Бок о бок они проехали по небольшому деревянному мосту через ров. Зазеленевшую воду покрывали поздние кувшинки. На берегу в зарослях шиповника сидели два лебедя, спрятавшие клювы в перышки на груди. Въехав на широкий, хорошо выметенный двор, всадники остановили коней в тени огромной бузины, усыпанной красными ягодами. Прошедшие дожди вызвали к жизни новое буйство цвета. Кругом цвели желтые маки и пурпурная наперстянка, по иссеченным непогодой стенам Бэддлстона карабкался зеленый плющ.

— Как здесь красиво! — воскликнула Нора, когда Эдриан помог ей спешиться, и стала рассматривать башню с зубцами над большим залом. — О, новая облицовка!

У нее острый глаз. Башня обвалилась, когда Эдриан был еще маленьким. Один человек погиб. Отец приказал убрать камни, починить большой зал и перекрыть на нем крышу. Почти два десятилетия Бэддлстон был лишен башни, а без нее замок, расположенный в долине, лишался своих преимуществ, так как отсутствовал полный обзор близлежащих холмов.

— Ремонт сделали нынешней зимой, — объяснил Эдриан.

Нора бросила на него косой взгляд:

— А ров? Его тоже чинили?

Эдриан улыбнулся и предложил ей руку, она хотела было повторить вопрос, но он кивнул в сторону парадного входа.

— Ваше любопытство, миледи, льстит вашему дому, а сейчас познакомьтесь с вашими людьми.

Только тут Нора заметила, что перед домом выстроилась шеренга слуг, готовых ее приветствовать.

Эдриан почувствовал, как ее пальцы стиснули его руку, и понял, что Нора волнуется, но жена расправила плечи и смело зашагала вперед, любезно принимая поклоны двадцати мужчин и женщин, собравшихся у дверей, и лишь потом позволила Эдриану проводить себя в вестибюль.

Витражные окна в антресолях отбрасывали радужные блики на плиты пола. Они остановились в лужице красного цвета и отдали верхнюю одежду прислуге.

— Багажа не будет, — бросил Эдриан лакею. — Только седельные сумки во дворе.

Они хорошо проехались сегодня и собирались вернуться в Ходдерби на рассвете.

— Пусть мои сестры и брат приготовятся встретиться с нами перед обедом.

Эдриан снова отметил удивленный взгляд Норы, но она так ничего и не сказала. Он повел ее дальше.

Они стали подниматься по широкой деревянной лестнице. На ходу Нора касалась пальцами резной балюстрады. В нишах, где некогда были укреплены факелы, теперь стояли вазы с цветами. Нора потрогала лепестки роз и лилий, обвела глазами стены. На миг ее внимание привлек цветной витраж с изображением мученичества святой Терезы, но значительно больший интерес у нее вызвали написанные маслом портреты предков Эдриана. У вершины лестницы она вдруг застыла на месте.

— Это ты, — изумленно воскликнула она.

Портрет был написан, когда Эдриан учился в университете во Франции. Наблюдая, как Нора рассматривает портрет юноши, Эдриан вдруг испытал нежданную горечь. Когда она оглянулась на оригинал, Эдриан с трудом удержался от вопроса — видит ли она в нем того, прежнего, мальчика, и если да, то где он сам может его найти.

Вместо этого Эдриан привлек ее к себе и поцеловал на глазах у всех, кто мог их видеть. Он ждал протестов из-за того, что он сделал это на людях, но, как ни странно, губы Норы приняли его поцелуй. Нежная ручка скользнула по его спине, а потом вцепилась в талию с силой, неожиданной для столь миниатюрного размера. Нора прижалась к нему и поцеловала в ответ, скорее с отчаянием, чем со страстью.

Эдриан прижался к ней лбом.

— Что с тобой?

Она покачала головой, но ее рука продолжала бродить по его спине и даже спустилась к ягодицам. Эдриан едва не предложил тут же отправиться в расположенную рядом библиотеку, где пол или мебель вполне могут послужить для их целей. Но странное молчание Норы подействовало и на него. Так они и стояли, прижавшись друг к другу. Наконец Нора сказала:

— Твой дом... Я не думала, что здесь так красиво.

— Вот как? — мягко произнес он. — Значит, тебе нравится?

— Он очаровал меня. — Она неловко улыбнулась и спрятала голову у него на груди, смутившись от собственного восхищения.

Эдриан осторожно приподнял пальцами ее подбородок и заглянул ей в глаза.

— Я рад, — просто сказал он. Этот дом придавал смысл всем его усилиям. И вот она здесь. Какое счастье произнести заветные слова: — Теперь это и твой дом.

— Да, — отвечала Нора, но некое беспокойство все еще слышалось в ее голосе. — Но знаешь, глядя на все это, я не могу забыть, что именно здесь ты думал обо мне. — Она перевела взгляд на портрет. — В этом доме ты спал шесть лет назад, — шепотом продолжала она. — Отсюда уезжал на свидания со мной. Как будто здесь живут наши призраки.

— Я уезжал отсюда и месяц назад, — улыбнулся Эдриан. — И как же мне повезло, что уехал.

Он услышал, почувствовал, как она замерла, потом быстро его поцеловала, потом поцеловала яростно, оторвалась от него и легко взлетела на вершину лестницы.

Эдриан догнал ее и повел в свои покои, а потом смотрел, как Нора, словно кошка, обходит все углы его гардеробной. «Здесь живут наши призраки» — Эдриан понял смысл ее слов, когда увидел комнату ее глазами. Именно здесь хранились предметы, связанные с историей его жизни, — астролябия на столе, приобретенная у турка в Италии, карта мира на козлиной коже, величиною в размах рук взрослого человека. Ее Эдриан купил на рынке в Антверпене. На дубовых полках хранились книги по философии и риторике. У Эдриана всегда было немного личных вещей, и сегодня он впервые задумался, что они могут рассказать о нем другому человеку. Эдриан смотрел, как Нора рассматривает все эти вещи, и вдруг понял, как приятно будет поделиться с ней их историей, и тогда ценность этих предметов будет полностью реализована. Эта странная поэтичная мысль его растрогала, и он слишком поздно сообразил, что в комнате есть вещь, которую Норе видеть не стоит.

Нора увидела ее и замерла на месте. Дрожащей рукой она медленно приоткрыла стеклянную крышку ящичка возле туалетного столика Эдриана. Серебряный футлярчик для духов, украшенный филигранью, не сохранил ее запаха. А может быть, она сама уже не пахла травами, которые хранила в этом футляре и которые носила на себе каждый день.

Зажав в руке футлярчик, Нора обернулась к нему. Лицо и губы ее побледнели. Глаза сияли.

— Ты... ты сохранил его?

Эдриан не мог вынести ее слез.

— Не из сентиментальных соображений, — признался он. — Слишком часто я осыпал его проклятиями. — Все эти годы Эдриан говорил себе, что хранит его как напоминание о цене слабости. Теперь же он думал, что эта вещь научила его правдоподобно лгать себе самому.

Нора покачала головой, как будто не поверила ему или же не расслышала его слов, потом очень осторожно положила футлярчик обратно в шкатулку, несколько секунд смотрела на него и шепотом спросила:

— Эдриан, почему ты привел меня сюда?

Он вздохнул. Конечно, на этот вопрос существовал простой ответ: супруга хозяина должна осмотреть свои новые владения, должна познакомиться с семьей мужа, пусть даже ее члены еще не покинули классную комнату. Но правда была не так проста.

Чтобы узнать Нору, надо увидеть Ходдерби. С ним и его домом та же история. Эдриан хотел, чтобы Нора узнала его здесь.

Выговорить подобное было невозможно. Одна мысль об этом вызвала у него спазм в гортани. Он же не мальчишка, чтобы умолять ее о понимании или о прощении за то, что он силой добился ее руки. Он заставил Нору выйти за него замуж, чтобы сохранить ей жизнь, и сейчас не будет пускаться на хитрость, чтобы выторговать себе большую награду, чем ее безопасность. Он не слепой дурак и не надеется, что, лишив Нору выбора, добьется ее любви.

Он ведь сознательно шел на это? Ему уже приходилось терять тех, кто был ему дорог, отказываться от любви. Потери изранили его душу, но не изменили внутренней сути.

И только теперь, в этой комнате, Эдриан понял, что с Норой будет иначе. Он не сможет смириться с ее потерей.

И что дальше? Ему до конца жизни предстоит играть роль тюремщика? Запереть птичку в клетке до тех пор, пока она разучится петь? Тогда зачем клетка, если песни все равно не будет?

Нора пристально наблюдала за его лицом.

— Я рада, что увидела этот дом, — призналась она. — Пойми меня правильно. Это одна из твоих составляющих. — Нора прижала руку к сердцу и попыталась улыбнуться. — Знаешь, в этом доме я особенно остро понимаю, что потеряла. Вернее, чего ни за что не могла получить в то время.

— Но ведь я привез тебя сюда не для того, чтобы дразнить, — медленно выговаривая слова, произнес Эдриан. — Мне кажется... — Он откашлялся. Объяснения претили ему, но ради Норы он был готов постараться. — Мне кажется, что ты расцениваешь мои намерения по отношению к твоему брату как предумышленную расправу. Но у каждого из нас есть близкие. У каждого есть родной дом, который следует защищать.

Несколько мгновений Нора с сомнением смотрела на мужа, потом ее лицо побледнело.

— Но кого ты можешь бояться? — спросила она и шагнула к Эдриану. — Ты ведь Ривенхем! Кто посмеет тронуть тебя?

Она протянула ему руку, Эдриан взял ее и крепко стиснул.

— У всех у нас есть враги. Ты знаешь это лучше всех. Твой отец был крупной фигурой, но он проявил беспечность, почил на лаврах. Лишь тот может сохранить власть, кто понимает цели своих врагов. Мой провал в деле твоего брата — одна из их целей. Представляешь, как это будет выглядеть, если я, бывший католик, потерплю поражение?

— Но... — Она чувствовала, как кружится голова. Норе в первый раз пришло в голову, что пустить бывшего католика по следу якобита с политической точки зрения чревато непредсказуемыми последствиями как для одного, так и для другого. — Наверняка есть другой способ одолеть твоих врагов.

— Разумеется, можно по-разному защищать себя. — Эдриан говорил правду. — Только пойми меня правильно — я говорю это не из страха. Просто я прошу тебя понять, что расцениваю борьбу с твоим братом не с позиции личной мести. Все это только часть большой игры, в которой моя роль невелика — я должен выполнять то, что мне прикажут.

К его удивлению, Нора обняла его, спрятала лицо на груди и приглушенным голосом сказала:

— Я никогда не думала... — Она громко сглотнула. — Я вела себя как эгоистка. Думала лишь о том, с чем должна расстаться. Мне и в голову не приходило, что ты тоже можешь все потерять.

Но из ее слов Эдриан уловил только одну мысль. Его инстинкт охотника тут же ее отметил.

— Что ты должна потерять? — повторил он за Норой. — Меня?

Нора подняла голову, взяла в ладони лицо Эдриана. Прикосновение ее мягких прохладных рук показалось ему слаще, чем любые слова.

— О, Эдриан! — вздохнула она, и Эдриану послышались слезы в ее голосе. Но в следующий миг она притянула к себе его голову и яростно впилась в губы. И в этом поцелуе не было даже тени страдания. Ее страсть тут же распалила ответное пламя.

Эдриан стиснул ее талию и ответил на поцелуй с равной страстью. Нора прижалась к нему всем телом, запустила пальцы ему в волосы и прошептала:

— Пойдем в постель.

Такая прямота была ему внове. Эдриан решил, что надо ее поощрить. Он подхватил Нору на руки, плечом открыл дверь в соседнюю комнату, осторожно положил Нору на кровать и хотел лечь рядом, но открывшееся зрелище остановило его. Волосы разметались, скромная дорожная юбка задралась до колен, открывая взору вышитые чулки и стройные ножки; которые вдруг слегка раздвинулись, как будто приглашая его поспешить. Все тело Эдриана словно окаменело. Он резко выдохнул.

Здесь, в этой постели, он провел множество бессонных ночей, запрещая себе думать о Норе. И вот она лежит тут, такая волнующая, что может соблазнить и святого.

— Ты прекрасна, — произнес он и почувствовал, как беспомощно это слово.

Нора улыбнулась в ответ такой улыбкой, что у него кровь вспыхнула в жилах, затем призывно подняла руку, как будто этим жестом бросала в атаку армию или посылала на абордаж военные корабли.

— Иди ко мне, — позвала она, прикрыв затуманенные глаза.

Эдриан помедлил, стараясь хотя бы немного унять неистовое желание, и присел на кровать. Но она уже потеряла терпение — привстала, потянула Эдриана к себе, обхватила его ногами и впилась в губы.

Эдриан отбросил колебания, запустил пальцы ей в волосы и бросился в атаку на то, что она предлагала, нет, настаивала, чтобы он взял. Нора извивалась под ним, обжигающая, как пламя. Она выгибала спину дугой, на полпути встречая броски его тела. Своей бесшабашной страстью она возвращала его в те времена, когда оба они не знали предосторожностей, ибо тогда, шесть лет назад, не он ее соблазнил, а они соблазнили друг друга. И сейчас, как тогда, оба вспыхнули одновременно.

Нора слегка укусила Эдриана за шею, пробуя на вкус его соленую кожу. Голод, пожиравший ее изнутри, еще не унялся и хищно требовал удовлетворения. Футлярчик для ароматов — все дело в нем, это он так потряс ее. Нора сделала этот подарок много лет назад и считала, что Эдриан, конечно, давно его выбросил. Как странно, что она вообще оказалась здесь, да еще с Эдрианом, а ведь раньше они могли провести вместе лишь несколько часов тайком в лесу.

До сегодняшнего дня ей даже в голову не приходило, что, женившись на ней, Эдриан подверг себя немалому риску. А ведь он уже рисковал этим домом, своим правом на него и возможностью сюда вернуться, когда объявил семье, что женится на ней. Тогда риск ничего ему не дал, но Эдриан снова рискнул.

Нора покрывала его лицо пылкими поцелуями, стараясь передать чувства, для которых не находила слов. Как могла она не видеть очевидного? Бог накажет ее за то, что она не ценила Эдриана, не понимала его. У нее возникло нежданное чувство опасности, как будто где-то на дальнем берегу некие песочные часы с их именами теряют свои последние песчинки.

Нора испытала благодарность, когда Эдриан, уловив ее настроение, с жаром ответил на ласки. Вес его тела, решительность, с которой он взял ее за голову, чтобы удобнее было целовать, заставили Нору забыть о своих беспокойных мыслях.

Аромат его теплой кожи разбудил в ней животную страсть. Нора вцепилась в плечи Эдриана, выскользнула из-под него и сама оказалась сверху. Вытянувшись на нем, она в исступлении бесстыдно терлась о его тело, о мощный каменный стержень, но этого было мало. Тогда она обвила руками его шею, а ногами — бедра и приникла к Эдриану, как плющ. Побеги плюща мягкие, их легко остричь или поломать, но когда плющ пустит корни, он способен взобраться на самую высокую стену.

«Я никогда и никуда не отпущу тебя!»

Эдриан бедрами приподнял бедра Норы, но юбки мешали найти цель. Все эти одежды вдруг показались бессмысленными преградами. Чтобы избавиться от них, требовалось время и терпение, а ни того ни другого уже не было. Рука прикасалась к ткани на талии и этим оскорбляла кожу под ней.

Нора схватилась за застежки на рубашке Эдриана, но он поймал ее руку и замер. В тишине она вдруг услышала собственное дыхание — резкое и прерывистое, как у животного. Ее лицо покраснело. Она заглянула ему в глаза. Эдриан смотрел на нее не потрясенно, а зачарованно. На его лице медленно расплывалась улыбка.

— Подумать только, какая спешка, — пробормотал он.

Его голос, низкий и хриплый, был для Норы слаще музыки. Серебристые волосы Эдриана, растрепанные ее рукой, рассыпались по подушке. Белая рубашка была наполовину расстегнута и открывала загорелую шею. Нора нетерпеливо лизнула его кисть, удерживающую ее руку.

— Пусти меня.

— Не так скоро, леди Ривенхем.

Он притянул к себе ее голову и поцеловал глубоким, неспешным поцелуем, который проник до самой глубины ее существа. Его рука пробежалась по контуру ее тела и скользнула под юбку, лаская и пробуждая от сна каждую клеточку кожи.

Эдриан так ловко высвободил ее из юбок, что движения бедер казались частью любовного танца. А когда он повернул Нору, то она, снова оказавшись под ним, ощутила волшебную легкость, словно совсем лишилась веса. Его прикосновения, ласки окружали и обволакивали ее со всех сторон.

Эдриан помог ей избавить его от рубашки, и она, испытывая почти болезненное вожделение, принялась осыпать его грудь и живот градом поцелуев.

Он захотел стащить с себя бриджи, но она оттолкнула его руку. Нора сама хотела раздеть его. Узкие бедра, мускулистые ноги — тело, отлитое из металла. Она провела ладонью по жилистым икрам, прошлась ноготками по бедрам, взяла в ладони окаменевший фаллос и с восторгом услышала стон Эдриана.

Ждать она не могла и тут же придумала, как получить удовлетворение — быстро приподнялась и оседлала его, как жеребца. Нагнувшись для поцелуя, она губами ощутила его улыбку, направила стержень к цели и медленно опустилась на него. Он был слишком велик, и, несмотря на жгучую страсть, приходилось действовать осторожно. Ресницы Эдриана дрожали. Он крепко обхватил ее обнаженные бедра руками и заставил двигаться в нарастающем темпе. Их стоны слились в единую песню страсти. Ее губы метались по лицу Эдриана, осыпали поцелуями плечи. Каждый его бросок отзывался в ней сладкой судорогой.

Нора чувствовала, что, образуя сейчас единое целое, они выполняют свое предназначение, что только так и должно быть. Да поможет им Бог! До нее вдруг полностью дошел смысл его слов о родине и доме. Когда Эдриан говорил о них, то включал в это понятие и ее, Нору!

С каждым его броском возбуждение нарастало. Их взгляды, сцепившись, не отрывались друг от друга. Норе казалось, что только теперь она поняла его до конца, все «почему» и «зачем» прояснились. Больше никогда она не оскорбит его своим гневом. Она никогда не переставала его любить! Но теперь она любила его с открытыми глазами, понимая, как невозможна эта любовь и как скоро судьба и политика приведут ее к трагической развязке.

Любовь не может развязать этот узел, она лишь обострит все драматические обстоятельства и сведет их воедино. Но сейчас, в спальне, не было никаких драматических обстоятельств, был только он, и она была с ним, еще раз, еще раз, еще...

И вот наступила разрядка. Волна бешеной, почти болезненной эйфории накрыла Нору с головой. Она вцепилась в плечи Эдриана и упала ему на грудь. Его руки пробежались у нее по спине, стиснули ее и быстро перевернули. Нора вновь оказалась под ним. Сделав три мощных, глубоких рывка, он содрогнулся. Пик был достигнут.

Когда Нора соскользнула, чтобы одеться, Эдриан хотел ее остановить, но сдержался и в расслабленной сытой истоме стал наблюдать, как она деловито собирает свои вещи и удаляется в соседнюю комнату, чтобы принять подготовленную слугами ванну. Дверь за женой захлопнулась, а он вытянулся на кровати и задумался о произошедшем.

Сила не всегда приносит пользу мужчине. Ты можешь силой удерживать женщину, но это тебе ничего не даст. Эдриан отлично выучил этот урок. Ведь даже Бог ускользнул от него, когда он еще держал в руках четки.

Если бы в тот страшный день много лет назад Дэвиду Колвиллу удалось бы его убить, Эдриан умер бы верующим, и его вера освятила бы кровь, пролитую на каменные плиты Ходдерби. Но он поднялся, уже опустошенный не по своей воле и еще не ощутивший в себе эту новую пустоту.

Эта пустота не задевала Эдриана, пока он вновь не повстречал Нору. Раньше, он ощущал пустоту как силу, как преимущество, а не порок. Он умел расстаться со всем, чем угодно.

Но теперь, когда у него появилась Нора, его отношение к себе стало меняться. Прошлая жизнь казалась ему чередой захлопнутых дверей и пустых комнат, где бродит эхо удаляющихся шагов.

В меркнущем свете дня он представил себе Нору — изгиб скулы, обманчивую хрупкость плеч, мягкие губы, которые он с яростью пытался прокусить в том яблоневом саду. Он воображал ее, стоящую в соседней комнате за закрытой дверью, и пытался напомнить себе об уроке, который, казалось, выучил наизусть.

Самый твердый кулак не удержит того, что тебе всего дороже. Нет смысла преследовать добычу, если она все равно от тебя ускользнет. Но сейчас ему, как никогда прежде, хотелось броситься в погоню.