На улице ярко светило солнце, но здесь, в грязном переулке, слишком узком для кареты Саймона, было совсем темно. По обеим сторонам стояли осевшие домики с потрескавшимися и осыпающимися фасадами. Окна были заткнуты тряпками и газетами. Из них доносились звуки повседневной жизни — плач младенца, грубые мужские крики, женский сиплый смех.

Саймон рассеянно отмечал про себя все эти детали, сосредоточив внимание на Нелл, которая шла рядом с ним. Когда она споткнулась, он протянул руку, чтобы поддержать ее, но она проигнорировала его жест и пошла быстрее.

Саймон сжал кулак. Что ее так гнетет? Она говорила, что все в порядке, но приглашение, полученное от Ханны Кроули, повергло ее в такое мрачное настроение, какого у нее еще не бывало.

Возможно, она просто нервничала, потому что решила впустить его в свой прежний мир. Он не хотел сейчас добиваться от нее ответа любой ценой. Но когда они вернутся в свою карету, он непременно заставит ее объяснить причины столь странного ее состояния.

— Смотри под ноги, — сказала Нелл через плечо. Ее лицо скрывал капюшон простой накидки. — Тут повсюду открытые сточные канавы.

Ему не нужны были глаза, чтобы понять это. В дымном воздухе стояла сильная вонь от канализации, навоза и гниющих овощей. Под ногами хрустели осколки стекла. Но больше всего его озадачила скользкая грязь.

— Вчера в Вест‑Энде не было никакого дождя, — заметил он.

— Прорвало трубу.

Саймон посмотрел вперед. Весь переулок был покрыт этим гадким месивом.

— Должно быть, большую трубу прорвало, — покачал он головой.

— Тебя это удивляет?

Прозвучавший в ее голосе гнев обескуражил его.

— Ты имеешь в виду размер или сам факт того, что ее прорвало?

— Не имеет значения, — нетерпеливо фыркнула Нелл. — Грязь — это тоже хорошо. Падать на колени не так больно.

Саймон нахмурился. При чем тут колени, на которые надо падать? По ее строгому выражению лица нельзя было понять, о чем она теперь думает.

— Помнится, однажды такой же аристократ, как ты, расщедрился и бросил мне монету, — задумчиво сказала Нелл. — Она упала прямо в жирную грязь. И я выпачкалась до самых колен, пока сумела найти в ней эту монету.

— Понятно, — спокойно отозвался Саймон. По крайней мере теперь ему стала понятна ее реакция на стук нищей старухи, которую они встретили, возвращаясь с вечера в доме Аллентонов.

— Представь себе, я была безмерно благодарна тем, кто носил с собой мелкие монеты и бросал мне.

Нелл метнула на Саймона испытующий взгляд.

— А потом ты встретила меня, — медленно произнес он, — и теперь тебе не нужно думать о подобных вещах.

— Напрашиваешься на благодарность?

— Нет, — сказал он, чувствуя, как потихоньку начинает закипать. Если он совершил какой‑то грех по отношению к ней, то хотел бы наконец узнать, какой именно. Уж он‑то знал, что он ей не враг.

— Очевидно, ты считаешь, что я должна быть тебе благодарна. Из грязи в князи, как говорится. Но прежде чем ты соизволил приблизить меня к себе, мне приходилось отнимать хлеб у крыс. Я даже хотела сварить одну из них, но Сьюзи сказала, от нее можно заразиться чумой. Ну, как тебе это нравится?

Саймон остановился, уставившись на нее.

— Бог мой, о чем ты говоришь, Нелл?

Она истерически засмеялась.

— О чем? Держу пари, ты никогда не думал, что женишься на девице, способной есть рагу из крыс! А ты знаешь, что одной особенно холодной зимой мой брат стал мочиться в штаны, чтобы хоть немного согреться? Ну, что ты теперь думаешь о своей жене?

Саймон онемел от услышанного. Не дожидаясь ответа, Нелл поднялась по лестнице и плечом открыла дверь.

— Нелл! — окликнул ее Саймон, входя следом в ту же дверь, но увидел, что она уже поднимается по шаткой винтовой лестнице. В иных обстоятельствах Саймон еще подумал бы, стоит ли подвергать столь хлипкое сооружение проверке собственным немалым весом. Но теперь он решительно последовал за женой.

На первой лестничной площадке он взялся за перила и тут же понял, что совершил ошибку. Ненадежная конструкция заходила ходуном, и он нервно рассмеялся.

— Если ты упадешь, — резко сказала Нелл, — сюда не приедет ни один врач. Мне понадобилось воровать целый месяц, чтобы собрать деньги для врача, который согласился осмотреть мою больную мать. Да и то не дома, а в церкви, когда она отправилась туда на воскресную службу.

«Черт возьми! Чем я заслужил такое презрение?» — подумал Саймон.

— Если я упаду, — сквозь зубы проговорил он, — сюда приедут все врачи Лондона, если это понадобится. Ради графа Рашдена они поедут куда угодно. Полагаю, тебя это раздражает.

Она резко побледнела, развернулась и решительно двинулась дальше по лестнице. На следующей площадке она постучала в одну из дверей, и та немедленно распахнулась.

На пороге показалась худощавая седая женщина невысокого роста и, улыбнувшись, воскликнула:

— Нелл! Как приятно тебя видеть!

Женщины обнялись. Саймон выжидательно стоял на последней ступеньке. Его жена уткнулась седой женщине лицом в грудь и крепко обняла ее за талию. В этом было такое отчаяние, что в душе Саймона шевельнулось дурное предчувствие. Нелл выглядела… сокрушенной, раздавленной.

Судя по всему, ее угнетенное состояние не имело никакого отношения к поездке в Бетнал‑Грин. Внутренний голос подсказал, что проблема заключается в нем самом.

Он шагнул на площадку. Седая женщина хмуро взглянула на него.

— Кто это? — спросила она у Нелл, отстранившись от нее.

Нелл тоже посмотрела на Саймона, и в ее глазах он увидел напряжение и холод. У него сдавило горло.

Давно он уже не испытывал такой неловкости, неспособности произвести благоприятное впечатление на окружающих, как теперь, в этом жалком коридорчике старого обшарпанного дома.

Что же он такого сделал? За что она с ним так обращается?

— Это мой муж, — сказала Нелл и вошла в квартирку семьи Кроули.

Ханна бросила свое вязание и, вскочив из кресла, кинулась обнимать подругу. Нелл посмотрела на старое кресло‑качалку. Всего лишь два месяца назад она сидела в нем, и ей было хорошо. Теперь же она испытывала смущение, подавленность и растерянность.

Саймон галантно поцеловал Ханне руку и сказал ей какой‑то комплимент. Нелл обхватила себя руками за плечи. Она никогда не разрешала себе мечтать о том, чего не могла иметь, и теперь, когда узнала, что не может полагаться на брак с Саймоном, ей было больно смотреть на него. Если бы он не был так хорош собой даже в старой одежде!

Миссис Кроули с одного взгляда поняла, что он из другого социального слоя. Его выдавало врожденное чувство собственного достоинства, чего не могло быть у жителей Бетнал‑Грин.

Нелл села в резное деревянное кресло с прямыми подлокотниками. Внутри у нее все горело от стыда за собственную глупость. Как она могла представить себя ровней этому аристократу? Как могла подумать, что брачные узы, освященные законом, так же крепки для него, как и для нее? Неужели жизнь ее ничему не научила? Ведь в глубине души она всегда знала, что все случившееся с ней слишком хорошо, чтобы быть правдой. И ей некого винить за свое разбитое сердце и рухнувшие надежды, кроме себя самой.

Ханна предложила Саймону кресло‑качалку.

— Лучше сама сядь в это кресло, — неожиданно резко сказала ей Нелл.

Все с удивлением посмотрели на нее.

— Но это самое большое кресло в доме, — стала оправдываться Ханна. — К тому же твой муж спас меня от тюрьмы, или ты не помнишь?

Услышав эти слова дочери, миссис Кроули просияла:

— Ну конечно! Это и есть спаситель моей Ханны! И как я, старая дура, сразу не догадалась! Дайте же мне вас обнять, дорогой мой!

Пока миссис Кроули сердечно обнимала Саймона, он глянул через ее плечо на жену и подмигнул. Лицо Нелл сохраняло суровое непроницаемое выражение. Еще ни разу в жизни он не встречал человека, которого ему бы так и не удалось расположить к себе. Такое с ним случилось в первый раз.

«Мой отец тоже не поддался его обаянию», — неожиданно пронеслось в голове Нелл.

Как ни странно, эта мысль придала ей сил. Да, она будет вести себя с ним, будто каменная. И пусть он делает что хочет, думает что хочет и даже смеется над ней.

Она сжала зубы. Спрятанные в карманы руки сами собой сжались в кулаки. Она вспомнила, как рассказала Саймону о том, что ей приходилось просить милостыню и падать на колени. Ну и пусть он теперь смеется над ней. Она тоже посмеется над ним!

Саймон сел в предложенное кресло‑качалку и принялся оглядывать комнату совсем как сотрудники благотворительных фондов во время визитов к своим подопечным на дом. Но семья Кроули не нуждалась в его жалости. В их квартире было три хорошо вентилируемых комнаты, самая большая из которых выходила на парк. В окно дул свежий ветер, принося с собой чистые и приятные запахи цветов и травы. Нелл всегда любила проводить свое время здесь, в этом безопасном и просторном доме, где все члены семьи любили друг друга и заботились друг о друге.

Но теперь, глядя на Саймона, она почувствовала, как ее мнение об этой комнате меняется. В первый раз она заметила обшарпанность грубо оштукатуренных стен, местами пожелтевших и осыпавшихся от сырости. Деревянные полы изобиловали щелями. Фаянсовое блюдо, в котором миссис Кроули подала печенье, было сколото по краю.

С точки зрения обитателей того мира, откуда она только что являлась, это было, несомненно, жалкое существование.

Она посмотрела на Саймона. С ней он может вести себя как угодно, но если он хоть словом, хоть взглядом обидит ее друзей, она заставит его пожалеть об этом.

Судя по всему, Саймон решил игнорировать ее. Улыбаясь, он взял предложенное миссис Кроули печенье и поблагодарил ее. Та зарделась от смущения. Потом он снова сел в кресло Ханны с видом полного удовлетворения, хотя его колени поднялись почти до груди, и сказал Ханне что‑то приятное. Та расхохоталась.

Когда напряжение Нелл немного уменьшилось, он это сразу почувствовал, посмотрел на нее и вопросительно приподнял одну бровь. Неужели он ждал от нее признательности за то, что отважился разделить трапезу с бедняками?

— Когда‑то у мамы тоже было такое кресло, в котором ты сейчас сидишь, — сказала Нелл. — Однажды, в особенно холодную зиму, нам пришлось сжечь его в печке, иначе мы бы насмерть замерзли.

Краем глаза она заметила испуганный взгляд Ханны.

— Это было в ту зиму, когда Майкл… писал в штаны, чтобы согреться? — с деланным безразличием поинтересовался Саймон.

Миссис Кроули ахнула.

— О Боже! — пролепетала она, взглянув на покрасневшую Нелл. — Это правда?

— Майкл делал это, чтобы согреться? — переспросила Ханна, округлив от изумления глаза.

— Ханна, ты забыла, зачем пригласила Нелл и ее мужа? — торопливо вмешалась миссис Кроули.

— Ах да! — воскликнула Ханна. — Недавно к нам заходил твой сводный брат и кое‑что оставил для тебя, Нелл.

Она не сразу взяла маленький сверток, который Ханна выложила на стол. Майкл никогда ей ничего не дарил.

— Наверное, там яд, — пробормотала Нелл. — Что он сказал?

— Разверни тряпицу, — предложила Ханна. — Мы тоже подумали, что там какая‑то гадость, но когда он показал нам… Да ты сама открой и посмотри, Нелл!

— И не забудь задержать дыхание, — в шутку посоветовал Саймон.

— Отличная идея! — нервно засмеялась Нелл. Ее руки слегка дрожали, когда она разворачивала тряпицу.

Из нее выглянула чудесная серебряная ложечка.

— Боже мой, что это? — Она взяла ложечку в руки и стала рассматривать со всех сторон. На ручке красовались выгравированные инициалы — К.Р.О.

Саймон протянул руку к неожиданному подарку и по привычке чуть было не потребовал дать ему ложку, но вовремя спохватился и спросил:

— Можно мне посмотреть?

Нелл с неохотой отдала ему ложечку.

— Выглядит как подарок ребенку на крещение, — задумчиво сказал он. — К.Р.О.: Корнелия Роуз Обен. — Он поднял бровь. — Да, очень интересно…

«Слишком интересно», — подумала Нелл.

— Но откуда она у него? — с подозрением спросила она.

— Он сказал, что это принадлежало твоей матери, — охотно пояснила Ханна. — Он нашел ее под половицей вместе с Библией. — Она состроила гримаску. — Ну, с Библией он не знал, что делать, в том нет сомнений. Выбросил, наверное.

«Скорее всего продал», — подумала Нелл.

— А почему он не продал эту ложечку? Он что‑нибудь сказал?

— Ну, он не совсем передал ее тебе, — замялась Ханна. — Те десять фунтов, которые ты мне тогда дала…

— Ты отдала их Майклу? — Нелл возмущенно хлопнула ладонью по подлокотнику кресла. — Но эти десять фунтов предназначались тебе! Я же сказала, если не вернусь…

— Но это в любом случае были твои деньги, — возразила Ханна. — Успокойся, Нелл! У меня не было другого выбора. Он пришел и попросил меня поговорить с тобой насчет выкупа этой ложечки. Наверное, он решил, что ты дашь ему гораздо больше, чем Бреннан в своей скупке. Ну ты же знаешь Майкла! Если бы я стала ждать встречи с тобой, он бы пропал куда‑нибудь, напился до чертиков и проиграл бы кому‑нибудь эту ложечку, а то и вовсе его бы обокрали. Как же я могла позволить этому случиться? Это же доказательство в твою пользу, разве не так? Должно быть, эту серебряную ложечку подарили на крещение именно тебе!

— Вы поступили правильно, — сказал Саймон, как мог бы сказать хозяин дома своей служанке. — И мы непременно отблагодарим вас за это. Это весьма ценная вещь.

— Ерунда! — воскликнула Нелл. — Не верю! Этого не может быть. Если бы эта ложка действительно принадлежала маме, он бы так просто ее не отдал. Он бы долго шантажировал меня и вымогал деньги, гораздо больше десяти фунтов.

Ханна на мгновение озадаченно замолчала, потом медленно проговорила:

— Нелл, десять фунтов тоже немалые деньги.

— Да, конечно, — опомнилась Нелл. Для Ханны это действительно были немалые деньги.

Она мельком взглянула на Саймона, ожидая увидеть на его лице самодовольное выражение, но обнаружила совсем иное, и это заставило ее быстро опустить глаза и покраснеть. Сочувствие на лице Саймона оказалось гораздо труднее вынести, чем самодовольную ухмылку. Ей вдруг показалось, что он понимает ее куда лучше, чем она думает.

Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Если бы он и впрямь понимал ее по‑настоящему, ему никогда не пришлось бы ей лгать.

— Вот и отлично, — сказал Саймон, сунул ложку в карман сюртука и только потом, спохватившись, спросил: — Можно мне взять ее на сохранение?

Нелл не сразу поняла, что вопрос был адресован ей.

— Валяй, — пожала она плечами.

Его ответная неуверенная улыбка пронзила ее, словно острый нож. Сердце предательски забилось. Каким прекрасным казался ей мир, когда она думала, что они пойдут по жизни вместе, рука об руку!

И все‑таки она слаба. Мысль о том, что придется вернуться с ним в карету, а потом в дом Рашденов, неожиданно испугала ее. Он снова станет спрашивать, что ее гнетет, и она не была уверена, что сумеет сдержаться, что не поддастся снова его бесконечному обаянию. Она была слишком близка к тому, чтобы окончательно влюбиться в него. Если сейчас она снова окажется рядом с ним, то уйти, не разбив свое сердце, уже не сможет.

Уладив вопрос с ложкой, дамы принялись болтать обо всем, что произошло за то время, пока они не виделись. Саймон невольно слышал, о чем они говорили, и не переставал удивляться.

Гарри Коннору отрезало палец резальной машиной. Дэвида Риордана арестовала полиция за то, что он валялся на мостовой в стельку пьяный. Его жена отправилась в паб и продалась трем парням поочередно в соседнем проулке, чтобы собрать деньги и вызволить мужа из тюрьмы. Ткач поймал своего подмастерье на воровстве и бегал за ним с кнутом по всему переулку. Наказать вора, конечно, следовало, но ткач не перестал хлестать его, даже когда у того брызнула кровь. Тогда почти все местные женщины высыпали на улицу и стали молить пощадить мальца. Ткача с трудом удалось унять.

Проблемы, их решение, уличное правосудие, неадекватная жестокость — обо всех этих ужасах женщины говорили увлеченно и почти весело.

Саймон взглянул на жену, которая слабо улыбалась, кивая в знак того, что участвует в общей беседе, и упорно избегала его взгляда. Она выросла в этих суровых местах, уворачиваясь от кулаков сводного брата, работая в опасном цеху, где люди лишались пальцев, стараясь заработать на жизнь своим семьям. И вот посреди этого кошмара она каким‑то непостижимым образом сформировалась в сильную, честную и умную женщину.

Спустя полчаса, когда беседа почти иссякла, Нелл вспомнила наконец о своем муже. Она встала, он тут же последовал ее примеру, но услышал решительное:

— Я останусь здесь ночевать.

Казалось, эти слова испугали ее саму не меньше, чем Саймона. Испугались и Ханна с матерью, обменявшись красноречивыми взглядами.

— Нет, — коротко сказал Саймон. Он не собирался оставлять ее в этой Богом забытой дыре.

Нелл помрачнела.

— Всего на одну ночь, — повторила она.

В три шага он оказался рядом с ней, взял ее за локоть и, сказав испуганной хозяйке: «Благодарим за гостеприимство», — повел к двери.

Как только они вышли за дверь, Нелл выдернула свою руку. Оба молча стали спускаться по лестнице. Когда они оказались на улице, он сказал:

— Если хочешь чаще общаться с ними, лучше приглашай к нам в дом.

— Ну конечно, — сказала она бесцветным голосом. — Пока мои деньги не окажутся на твоих счетах, слишком рискованно ездить в эти трущобы.

Он раздосадованно вздохнул. Бог свидетель, обитателям этого переулка публичные семейные сцены не в новинку. Может, им будет даже полезно узнать, что для улаживания разногласий совсем не обязательно пользоваться кнутом. Но Саймону решительно не нравились публичные скандалы.

— Только представь, что подумали бы твои друзья‑аристократы, если бы сейчас увидели тебя в грязном переулке под руку с местной оборванкой, — ядовито усмехнулась Нелл.

— Под руку с женой, — поправил ее Саймон.

— Да? — с сарказмом усмехнулась она. — И как долго я буду твоей женой?

Саймон ускорил шаг. Ему не терпелось поскорее оказаться в своей карете.

— Я все слышала, — тихо сказала она ему в спину.

Он резко повернулся к ней.

— Ты все слышала, — повторил он. — И что это значит?

Она пристально посмотрела на него серьезно печальными глазами и молча пошла к карете.

Ландо стояло там, где они его оставили, — на широкой, залитой светом улице. Лакей бросился открывать дверцу, чтобы увезти их подальше от этого места. У Саймона было такое чувство, будто он наконец очнулся от мрачного бессмысленного кошмара. Впрочем, кошмар не кончился.

— Я слышала твой разговор со стряпчим, — сказала Нелл, садясь в карету.

Саймон не сразу понял, о чем она говорит. В то утро он встречался с Дотри, чтобы обсудить вопиющий пасквиль, замаскированный под газетную статью, который, вне всяких сомнений, оплатил Гримстон. В нем говорилось, что Нелл — хитроумная самозванка, которая вместе со своим новоиспеченным супругом собирается прибрать к рукам наследство покойного графа Рашдена. Саймон хотел принять меры против опубликовавшей эту статью газеты. Нелл должна быть благодарна ему за супружескую заботу.

И вдруг его осенило! Он вспомнил, какие доводы приводил Дотри, возражая против его намерений.

Одним рывком он запрыгнул в экипаж.

Нелл сидела, забившись в угол.

— До того как я узнал тебя по‑настоящему, я просил у Дотри совета…

— Вот именно, — оборвала она его. — Ты знал, что сможешь расторгнуть брак, если пожелаешь.

— Но я вовсе не желаю этого! — с жаром возразил Саймон. Сама идея казалась ему теперь нелепой и смехотворной. Она его жена. — Ты слышала, что я ответил Дотри? Ты слышала, как я сказал ему, что не заинтересован в аннулировании брака?

— Слышала, — ответила она довольно беспечным тоном, что его насторожило. Сейчас она производила впечатление выжившего в катаклизме человека, который постепенно возвращается к жизни. Она уже не выглядела мрачной и подавленной. — Скажи, я должна быть благодарна тебе за то, что сегодня ты относишься ко мне благожелательно? А если наш план не сработает? Что, если ни мое лицо, ни серебряная ложка не произведут на судью должного впечатления?

— Даже в этом случае мы останемся мужем и женой! — выпалил Саймон.

— Да? — удивилась Нелл. — Ради меня ты готов обречь себя на нищету?

— Да, — с неожиданной для самого себя готовностью подтвердил Саймон.

На ее лице появилось выражение сомнения, неуверенности, потом мелькнул… страх.

Наконец ее лицо обрело каменное выражение.

— Говорить ты умеешь, — усмехнулась Нелл. — Я убеждалась в этом много раз.

— Ты сомневаешься во мне?

— Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что такое быть бедным. Не имея ни гроша в кармане, ты первым делом забудешь о своих чувствах ко мне. Вот так.

Он откинулся на спинку сиденья и замолчал. Потом негромко проговорил:

— Полагаю, ты права. Я действительно не знаю, что такое бедность.

Зато он отлично знал, что такое богатство, и ему нравилось быть богатым. Его пугала мысль о том, как он будет содержать свою семью — учить детей из семей среднего класса музыке? Нелепо и смешно!

— Но я все равно найду способ содержать семью, — упрямо сказал он. — Если уж дело дойдет до этого, я что‑нибудь придумаю. Ты и я…

Он замолчал, не в силах подобрать нужные слова, чтобы убедить ее в существовании сотни причин не падать духом, потому что у них есть будущее. Подобные мысли были внове для него, и он был этим удивлен не меньше, чем удивилась бы она, услышав их.

Раньше, когда он был одинок, ему никогда не приходилось всерьез думать о будущем, о том, что принесут ему грядущие годы. Он всегда жил сегодняшним днем и проводил свои дни в погоне за сиюминутными удовольствиями.

Нелл научила его по‑новому относиться ко времени. Теперь он думал и о завтрашнем дне. Теперь, сидя за роялем, он играл не для всех, а для нее, чтобы она услышала и подошла ближе.

Саймон смотрел на нее со все возрастающим удивлением и понимал, что с тех пор как она вошла в его жизнь, он уже не чувствовал себя одиноким.

— Я бы обязательно что‑нибудь придумал, — повторил он, — но до этого не дойдет, Нелл. Дотри уверен, что мы выиграем суд. И эта серебряная ложка послужит нам на пользу.

Она отвернулась. Очевидно, ее эти слова никак не тронули.

Тогда он попробовал другую тактику.

— Аннулирование брака — это обычная процедура, предусмотренная законом. Никакого тайного заговора против тебя не было. Подумай об этом, Нелл. Когда мы впервые увидели друг друга, ты грозила убить меня, ты говорила как преступница. Я не знал о тебе ничего, если не считать твоего настойчивого желания убить меня и потрясающего внешнего сходства с женщиной, которую я очень недолюбливал. Разумеется, я хотел обезопасить свое будущее на тот случай, если мы с тобой не поладим. Я думал, ты…

Она взглянула на него, и в ее глазах блеснуло что‑то подозрительно похожее на слезы. У него перехватило дыхание. Она плачет?

— Ты отнесся ко мне как к животному, — прошептала она. — Да, ты поступил очень умно.

Ему смертельно захотелось схватить ее в свои объятия, и только осознание того, что ей это сейчас не понравится, удержало его от этого.

— Послушай меня, — сказал Саймон. — Да, я должен был предупредить тебя, что наш брак может быть расторгнут. Да, мной руководила трусость. И я прошу у тебя прощения за это. Что было, то было. Теперь я отношусь к тебе совсем по‑другому. Ты моя жена перед Богом и людьми.

— Почему я должна верить тебе сейчас, если ты обманывал меня в прошлом? — Она вздернула подбородок. — Скажи, почему я должна всецело доверять человеку, который с гордостью заявляет, что ему плевать на мнение окружающих?

Ее слова попали в цель. Он почувствовал, как его сердце пронзила острая боль.

— Ты что же, думала, я отправлю тебя обратно в трущобы? — с ужасом догадался он. — Это такого мнения ты обо мне?

Она презрительно пожала плечами:

— Ты лгал мне, потому что тебе так было удобнее. Потому что ты понимал — если я узнаю о возможности расторгнуть брак, то не лягу с тобой в постель.

— Это возмутительное оскорбление! Самое невероятное…

— У тебя есть другие объяснения?

— Ты вела себя как пугливая лань.

Боже, эти слова прозвучали совершенно неубедительно даже для него самого. В отчаянии он беспомощно провел рукой по волосам и замолчал.

Карета замедлила ход и въехала во двор дома Рашденов.

— Я получу свои деньги, — заговорила первой Нелл, — а потом мы еще посмотрим, кто станет инициатором расторжения брака. Возможно, Дотри не откажется рассказать мне, как от тебя избавиться.

Саймон холодно усмехнулся. Отлично! Всего несколько часов назад она целовала и обнимала его, а теперь собирается развестись с ним.

— Дотри не станет тебе помогать, — заметил он.

Она гневно ударила рукой по сиденью.

— Да кто ты такой, чтобы останавливать меня?!

Ярость? О, с этим Саймон знал, что делать. Наклонившись к ней, он отчетливо произнес:

— Я твой муж, граф Рашден.

— А я графиня, — уже без всякого гнева вспомнила Нелл.

— Вот именно. И какое бы решение ни принял суд, это не изменится. Я так и останусь графом Рашденом, а ты графиней, моей женой. И если ты думаешь, что я не имею над тобой никакой власти, ты гораздо наивнее, чем я предполагал.

— Меня никак нельзя назвать наивной, и теперь я отлично вижу твое истинное лицо.

— Да? И продолжаешь считать, что мне нельзя доверять? Вспомни, как только ты незаконно проникла в мой дом, я мог бы запросто сделать с тобой все, что угодно, — и это было бы похуже брачного предложения. Заметь, я мог бы сделать это очень просто! Ты хотела убить пэра Англии! Закон был бы на моей стороне, моя прислуга тоже. И ты это знала! Тогда ты не была наивной. И все же ты осталась в моем доме. Почему? Потому что ты тогда доверяла мне. Ты верила, что я не причиню тебе вреда. Разве я не оправдал твое доверие? Я хоть раз поднял на тебя руку или показал свою власть над тобой?

Нелл слушала Саймона, и ее лицо постепенно бледнело, а глаза становились шире.

— Что? Я должна восторгаться тем, что ты не погубил меня?

— Нет! — резко ответил он. — Ты никогда не восторгалась мной, но рассчитывала на свою веру в меня. Ты и сейчас на нее рассчитываешь, хоть и не хочешь в этом признаться даже себе. Карета, в которой ты едешь, дом, в который ты возвращаешься, замки на дверях твоей спальни, одежда, которую ты носишь, — все это мое. Я могу отобрать у тебя все это, запереть тебя в спальне и приказать слугам забыть о твоем существовании. Я могу сделать все, что пожелаю! И все же ты почему‑то не дрожишь от страха.

— А надо бы, наверное, — прошептала Нелл.

— Тогда решай, — не терпящим возражения тоном произнес Саймон. — Это я злодей, не заслуживающий твоего доверия? Или это ты трусиха, которая боится собственных чувств, хотя я давно уже доказал тебе, что мне можно доверять?

Карета остановилась. Между Нелл и Саймоном воцарилось молчание.

— Так что ты решила? — спросил он наконец.

Ее губы шевельнулись, но все же она не произнесла ни слова.

— Очень хорошо, — сказал он. — Тогда позволь мне освободить тебя от необходимости признаваться в трусости. Пусть это я злодей. Так вот, я никуда не отпущу вас от себя, Корнелия Сент‑Мор. Нравится вам это или нет, вы останетесь моей женой.

Лакей открыл дверцу кареты. Нелл продолжала смотреть на мужа с каменным лицом, не двигаясь с места.

— Ступай в дом, — приказал Саймон. — Теперь ты знаешь, что я тебя никуда не отпущу. У тебя нет иного выбора.

Нелл вздрогнула, резко встала и вышла из кареты. Лакей хотел помочь и Саймону выйти из кареты, но тот отмахнулся от него, оставшись сидеть в карете. Некоторое время он смотрел невидящим взглядом на то место, где только что сидела Нелл.

Его гнев быстро улетучился, уступив место отвращению. Граф Рашден. Еще никогда он не чувствовал себя настолько похожим на своего предшественника. То, что он сказал сейчас Нелл, вполне могло прозвучать из уст покойного графа Рашдена, ее отца. «У тебя нет иного выбора».

Может, она хотела от него именно такого властного обращения? Может, из‑за длительного общения с грубыми мужчинами она больше верит угрозам, чем извинениям? Может, лучше говорить не о своей любви, а только о вожделении и собственнических инстинктах?

Саймон действительно любил ее. Если бы она внимательно слушала его, то поняла бы это. Он со вздохом закрыл глаза, на его губах мелькнула невеселая улыбка. Нет, все‑таки он не похож на покойного Рашдена, потому что никогда не воспользуется своей властью для подавления воли другого человека. Но что касается Нелл, тут он будет непреклонен. Она его жена, и он ее от себя не отпустит. И пусть в этом он будет похож на старого Рашдена.

В ту ночь Нелл проснулась от приглушенных звуков рояля. Нежная печальная мелодия едва слышно доносилась откуда‑то издалека. Поначалу ей показалось, что эта волшебная музыка ей снится. В ней звучала глубокая печаль, какая бывает в песнях старых моряков, тоскующих о море.

Несколько минут Нелл находилась на грани сна и яви, погружаясь в волны печальной мелодии, пока не поняла, что это играет Саймон. Ей захотелось увидеть его лицо. Соскочив с кровати, она выскользнула в коридор.

Сквозь окно в конце коридора светила полная луна, по ночному небу медленно плыли низкие облака. Каменные бюсты вдоль стен отбрасывали странные тени на пол, устланный ковром. Приглушенные звуки музыки плыли по коридору подобно призракам и звали Нелл в сторону атриума.

В глазах закона она была хозяйкой этого дома, но в ту ночь она крадучись шла по коридору, испытывая страх и чувствуя себя так, словно это был чужой дом. Каждая тень заставляла ее испуганно вздрагивать.

Она нашла источник звуков за последней распахнутой дверью. Осторожно выглядывая из‑за дверного косяка, она увидела Саймона, сидевшего за роялем. Залитые лунным светом, его руки быстро двигались по клавиатуре.

Он сидел спиной к ней. Ни свечи на рояле, ни канделябры не были зажжены, его лица не было видно. Но поза выдавала в нем человека, полностью погруженного в бесконечно печальную музыку, от которой разрывалось сердце.

Такой музыки она еще не слышала.

Нелл стояла за дверью, терзаемая звуками, изо всех сил сопротивляясь желанию подойти к Саймону и обнять его, прижаться к нему и заплакать.

Эта мелодия рассказывала ей то, чего она не хотела знать. Лучше, чем словами, она рассказывала ей о его душевной боли. Саймону было так же больно, как и Нелл.

И что ей теперь с этим делать? От его музыки ей стало только больнее. Она уже была готова отдать ему всю себя, поверить ему так, как не верила никогда и никому — может, даже себе самой. А его обещание оказалось насквозь лживым. Он с самого начала знал, что сможет развестись с ней, если что‑то пойдет не так. И даже говорил об этом со своим стряпчим.

А теперь он заявляет, что не оставит ее, но почему она должна ему верить? Враждебное отношение Кэтрин показало, что они не могут рассчитывать на простое и быстрое восстановление Нелл в своих правах по рождению. Может случиться так, что ей никогда не удастся получить то, что полагалось Корнелии, и в этом случае никто не осудит Сент‑Мора, если он избавится от выросшей в трущобах жены без гроша за душой.

Эти мысли сверлили мозг, причиняя невероятную боль.

Саймон сказал: «Я заслуживаю твоего доверия».

Но из них двоих именно она может потерять все.

Ее раздирали противоположные эмоции: любовь и ненависть, желание быть вместе с ним и желание уйти от него навсегда.

Когда по щеке потекла первая слеза, Нелл тяжело вздохнула и, подобрав подол, отправилась назад в спальню.