— Любимый, прошу тебя, не ходи! Только в этот раз, умоляю!

— И как, по-твоему, объяснить это начальству? «Мою жену обуяли дурные предчувствия»? Да меня засмеют: следователь по религиозным и оккультным преступлениям живет с ясновидящей!

— Да скажи что угодно. Заболел. Нет, скажи, что я в больнице! Ты же вечно на службе — не откажут же тебе один-единственный раз?

— Нет, послушай, ты устраиваешь шум на пустом месте: я всего лишь доставляю официальное уведомление о начале расследования. Это бумажки, чистая формальность. Даже не стану пока никого опрашивать. Отдам документ, получу подпись и к обеду уже буду дома.

— Ну родненький…

— Хватит. Родная, ты же знаешь, что это нужно сделать. Работа такая.

Инспектор повесил трубку и покачал головой: жена его, конечно, просто невероятная паникерша. Подобных расследований у него — по пять штук на неделе, впору нанимать курьера, чтобы не разносить всю эту бумажную дребедень самому. Что ее так растревожило-то?!

Впрочем, курьера он нанимать не стал бы, даже будь в бюджете управления предусмотрена подобная статья. Не веря в сверхъестественное предчувствие, Инспектор все-таки большое значение придавал «духу места». Он всегда посещал заподозренную в чем-то преступном общину лично, осматривался, прислушивался, вглядывался в лица людей — и полученное таким образом впечатление почти никогда не подводило.

Сегодняшняя работа представлялась достаточно простой, хоть и не слишком приятной. На религиозную общину, объявившую себя посланцами неких космических сил, готовых безвозмездно помочь погрязшим в бедах людям, поступила целая серия жалоб: кроме обычных нареканий и сетований приверженцев более традиционных вероучений, появились заявления о пропадающих без вести людях. Якобы некоторые особенно ярые противники нового течения внезапно пропадали. Как показала тщательная проверка, большинство этих людей были живы и вполне здравствовали — в рядах новой общины, среди самых избранных ее членов. Но нескольких так и не удалось обнаружить, что дало повод для начала расследования.

Когда Инспектор добрался до места, оказалось, что идет служба. Стоящий у входа верующий, как ни странно, продолжил вести себя спокойно и очень приветливо, даже узнав, кем является гость и зачем он явился. Узнав, что Инспектор не против подождать конца ритуала, он намеревался было проводить его в кабинет главы общины. Впрочем, он отчего-то не стал противиться, даже когда гость изъявил желание присутствовать на самом действе. Более того, радушия только прибавилось, хотя обычно бывало как раз наоборот.

Община расположилась в здании старинной церкви, что несколько покоробило Инспектора. Впрочем, он не мог не признать, что новые хозяева ответственно подошли к реконструкции здания, к которому долгое время не решалась подступиться ни одна организация. Центральный неф был полностью переделан: ряды скамеек убраны, кафедра снята, алтарная часть очищена и приподнята на манер сцены, перед которой стоят слушатели. Но колонны, отделяющие боковые пределы от основной залы, сохранены, прекрасная резьба по камню, где это возможно, очищена и восстановлена. Старая церковь из позорящей город руины превратилась в достойный памятник архитектуры. В целом прекрасная аккуратная работа — стоящая немалых денег! А откуда у общины, существующей не так уж долго, такие средства? Дело, в кабинете представлявшееся простым, грозило превратиться в громкое, долгое и грязное расследование из тех, которые довести до конца у него не хватало полномочий. «Вы хоть представляете, какого уровня людей это может задеть?!» У Инспектора свело скулы. Но пока его не остановят, он будет вести расследование как положено.

В просторном и хорошо освещенном помещении собралось немало народу, но Инспектор сумел пробраться вперед и устроился в углу практически прямо перед «сценой». На возвышении практически ничего не было — ни стола, ни кафедры. Только в углу, по правую руку от ведущего находилась невысокая баллюстрадка, за которой со всеми удобствами расположилось с полтора десятка человек. Как они там зовутся? «Прикоснувшиеся»? Нет, кажется, наоборот, вроде как к ним прикоснулись. Тронули. «Тронутые», — Инспектор невольно усмехнулся, но настоящего названия местных избранных вспомнить так и не смог. Ничего, завтра проверит по записям.

Верховодящий собранием человек обратился к людям с речью, по большей части состоящей из живописания красочных картин прекрасного будущего, которое вот-вот настанет. Толпа отвечала бурным восторгом, ожидая, очевидно, какого-то еще, более захватывающего действа. И вот наконец «общее место» закончилось, и священник возвестил:

— Обратимся же к тем, кто грядет во имя нашей радости, на том наречии, что достойно высших сил, — на что собравшиеся откликнулись дружным вздохом, толпа в предвкушении колыхнулась вперед.

Ведущий поднял руки и… откуда-то раздались скрипы, щелчки и похрипывания, которые не могло издавать человеческое горло. Но тут из своего угла вступили «избранные», и стало ясно, что этот шум, вряд ли достойный называться речью, исходит именно от священника и небольшой группы за загородкой. Люди в зале запрокидывали лица, начинали раскачиваться на месте, восторженно сопя, а порой даже всхлипывая от избытка чувств; по коже Инспектора пробежал холодок. С этой общиной придется повозиться, сказало ему внутреннее чувство.

Священник тоже вел себя с Инспектором необычно. Он безостановочно улыбался — не лебезил, не подлизывался, как это делали некоторые «лидеры», но обращался приветливо, как к дорогому и долгожданному гостю. От всего этого места и от самого священника веяло чем-то тревожным. Но при этом в своей невероятной доброжелательности он был искренен! В голове у Инспектора царил легкий хаос, в котором, он чувствовал, ему непременно надо разобраться.

— Космос, Инспектор, место пустынное, безрадостное и порядком недружелюбное. Наш мир в нем скорее исключение, крошечное по сравнению с окружающим «ничто» прибежище человеческого разума. Который, как вы знаете, хрупок и недолговечен. Мир — даже наш, людской — частенько безразличен к нуждам разума, жесток с теми, кто не может оградить себя от него. Космос еще холоднее, еще ужаснее для нас, людей. Но есть в нем силы, готовые оберегать нас, но мы столь малы для них, что практически невидимы. Им нужен маяк, ориентир, чтобы найти нас. Путь, по которому они могли бы пройти к нам, а мы — к ним…

Инспектор устало возвел глаза к потолку. Этот текст во множестве вариаций он слышал по меньшей мере сотню раз: добрые космические силы (пришельцы, божества, «внеземные веяния» — как ни назови, смысл тот же) буквально вот прямо сейчас готовы прийти и всех спасти, а дело данного сообщества — подготовить мир к их появлению. Такие общины были небольшими и по большей части достаточно безобидными, и чаще всего через какое-то время сами собой распадались, когда пришельцы так и не показывались.

— Думаю, вам не слишком сейчас интересны технические подробности, — продолжал в это время священник, — но если вкратце, то мы — я и несколько моих собратьев (к великому сожалению, ныне покойных) нашли способ обращаться к одному из существ, представляющих эти силы… — Инспектор слушал в полуха, безмерная скука поглощала поднявшуюся прежде тревогу, и теперь он мечтал только поскорее получить нужные подписи и убраться отсюда. Перед его внутренним взором уже вставали ароматные блюда, приготовленные женой.

— Это все отлично, — не выдержал наконец он, — но сейчас я здесь только для того, чтобы вручить официальные бумаги, а беседовать о вашем учении у нас еще будет множество возможностей, — он скроил кислую гримасу. — Пожалуйста, прочитайте это уведомление и подпишитесь здесь и вот здесь. Эта копия останется вам. На бумаге внизу есть список служб, к которым вы можете обратиться за… — нудно стал перечислять он заученные фразы. Священник отмел их небрежным жестом, полным, впрочем, все того же невероятного благодушия.

— Как вам будет угодно, Инспектор, но, прежде чем я подпишу эти ваши скучные бланки, и общение между нами окончательно перейдет в область сухой официальщины, я настаиваю на том, чтобы провести для вас небольшую экскурсию по нашим, так сказать, владениям. Чисто по-дружески, — и он улыбнулся Инспектору так, будто тот действительно был его самым лучшим и близким другом.

Инспектор тяжело вздохнул, понимая, что непробиваемое дружелюбие собеседника ему не победить, и легче согласиться на короткую прогулку по церкви, чем еще полтора часа обмениваться с ним любезностями.

— Хорошо, согласен. Но имейте в виду, у меня не так много времени, а потом вы подпишете бумаги, и я пойду дальше по своим делам.

— Конечно, Инспектор! Я не стану задерживать вас дольше, чем это необходимо.

К большому удивлению Инспектора, хозяин не повел его обратно в центральный зал, где недавно проходила служба. Выйдя из кабинета, он свернул в противоположную сторону, а затем нырнул в темный проем, оказавшийся лестницей, ведущей куда-то вниз.

— Подвал? — оживившись, заинтересовался Инспектор.

— Скорее, подземный этаж, — откликнулся проводник, выуживая из небольшого шкафчика фонарь в форме старинной масляной лампы. — Мы все еще не можем провести там электричество, — он с извиняющимся видом покачал лампой и пожал плечами: — Согласования, согласования… Столько формальностей, а наши гости между тем рискуют свернуть себе шею! С другой стороны, мы хотим сделать все как следует — и по закону. Здание это действительно старинное и просто удивительное — вы скоро увидите.

В свете яркой люминесцентной лампочки оказалось, что лестница и идущий за ней коридор не так уж узки, как казалось в полумраке. Стены украшала резьба, удивительно хорошо сохранившаяся. Сюжет, если он и был, представлял из себя, как показалось Инспектору, очередную вариацию на тему борьбы сил Добра и Зла: какие-то существа — то ли люди в странных одеждах, то ли ангелы — с копьями наперевес противостояли чему-то волнистому, свитому в декоративные кольца; змеям, вроде как, или каким-то гигантским кракенам. В целом, правда, создавалось впечатление, что дела у ангелов идут не слишком-то хорошо. Инспектор поежился.

Откуда-то из лежащей впереди темноты сквозняк донес странный запах, на мгновение вызвавший у него легкое головокружение. Видимо, уловив его колебания, священник остановился.

— Чем это пахнет? — поинтересовался Инспектор. Хозяин только пожал плечами:

— Старое здание, Инспектор, подземные помещения — трудно сказать наверняка. Может быть, подземные воды когда-то залили тут все, принесли что-то из окружающей почвы. А может и того хуже — прохудилась какая-нибудь труба, проложенная поблизости — водопроводная или даже канализационная…

— Ну, это вряд ли, — с сомнением протянул Инспектор. — Запах вроде даже приятный. Такой… как будто с океана ветром веет.

— Вот-вот, — радостно поддержал священник. — Мы потому и не стали никаких жалоб писать. Некоторые наши братья и сестры спускаются сюда вниз — как на курорт съездишь, говорят. Но я все-таки подал запрос, чтобы прислали сюда кого-нибудь и все проверили. Мало ли что…

Инспектор поддержал его идею сочувственным кивком, и они продолжили путь.

Внизу находилось обширное помещение со сводчатым потолком, находившееся прямо под центральным нефом наверху. По бокам в прочной каменной кладке были проделаны проемы, закрытые тяжелыми каменными дверями — не похоже, чтобы здесь когда-либо была вода, но запах усилился, в нем появились встревожившие инспектора неуловимые оттенки. Движение воздуха тоже не уменьшалось, хотя откуда оно могло взяться в закрытом подвале, было непонятно.

— Сюда, — окликнул замешкавшегося гостя священник, подойдя к одной из дверей. Он распахнул ее с явным усилием и приглашающе взмахнул рукой. Инспектор подошел ближе и настороженно заглянул: в глубине просторной комнаты, полностью погруженной во мрак, поблескивало что-то вроде большого экрана. Комната для презентаций? Странно помещать ее в подвале. Когда Инспектор был уже готов войти, в лицо ему ударила ужасная вонь. Да, в ней был оттенок моря: запах ила, гниющих водорослей и выброшенной прибоем мертвой рыбы. Но, кроме того, некий странный, почти приятный острый и пряный запах, не похожий ни на что.

— Какого… — начал ошарашенный Инспектор, но его прервал внезапный почти нечеловеческий пронзительный вопль, полный неизбывной тоски и смертельного ужаса, заглушенный толстой каменной кладкой и могучей сталью дверей. Тут же, пока гость не успел ничего предпринять, священник с неожиданной силой втолкнул его в комнату и мгновенно захлопнул за ним дверь.

Инспектор, едва не рухнувший на пол от внезапного толчка, развернулся и в ярости (в первую очередь на себя и свою доверчивость) заколотил в дверь:

— Не валяйте дурака, немедленно откройте! Вы не можете долго держать меня здесь, в управлении все отлично осведомлены, куда и зачем я ушел. Меня будут искать, слышите?!

— Спокойнее, Инспектор, не стоит волноваться, — искренняя доброжелательная заботливость и теперь не изменила священнику. — Я и не предполагал задерживать вас надолго — ровно лишь столько, сколько необходимо. Поверьте мне, ваше участие для меня — для всей нашей общины — большая удача. Вы — прославленный человек, Инспектор, хотя можете этого и не знать. Ваш ум, упорство и дотошность — все это теперь послужит к вящей пользе нашего сообщества.

Инспектор беспомощно замер. Этот человек — натуральный сумасшедший. Его искреннее дружелюбие обманчиво, он явно болен. И, кроме того, опасен для окружающих.

— Это большая честь, Инспектор! — продолжал между тем священник. — Вы удостоитесь того, к чему могли приобщиться лишь немногие. Да, вам будет нелегко. Но вы сильный человек, и я уверен, что вы пройдете испытание!

«Что вы несете?» — хотел было спросить Инспектор, но почувствовал прикосновение к своей ноге, взглянул вниз и замер.

То, что он принял за экран, теперь было порталом, мерцающим сине-зеленым фосфоресцирующим светом, из которого напирало нечто — массивное, слабо поддающееся какому-то вразумительному описанию. Большую часть протискивающегося внутрь существа представляли разнокалиберные щупальца, слепо, но уверенно обследовавшие помещение, теперь уже не казавшееся таким уж большим. Одно из них, самое длинное и тонкое, нащупало человека и немедленно обвилось вокруг его лодыжки. Тут же остальная масса заколыхалась и целенаправленно двинулась следом. Практически ничего не соображая, Инспектор наклонился, пытаясь освободиться, но захват стал только крепче, до боли сдавив его ногу. В следующее мгновение щупальце потолще обвило правую руку, потом накатились еще два или три. Еще и еще, они обхватывали беспомощного человека плотными кольцами, покрывающая их грубая шкура разрывала одежду и как наждачкой ранила кожу; запах покрывающей их светящейся слизи стал таким сильным, что у Инспектора заслезились глаза и перехватило дыхание. Чувствуя, как удушающие кольца сжимаются все сильнее, сдавливая грудную клетку и конечности, он задергался в отчаянной агонии, из его горла помимо воли вырвался пронзительный, уже почти нечеловеческий крик, полный смертельного страха и тоски.

Дожидавшийся снаружи священник открыл дверь. Подняв лампу над головой, он осветил комнату. Все закончилось, и теперь в помещении стояла невероятная, благоговейная тишина. Дрожащий человек, лежащий перед ним, едва нашел в себе силы приподнять голову от пола.

— Что… — просипел он. — Что это?

— Великое Божество, Инспектор! — с необычайным и вполне искренним воодушевлением воскликнул священник. — Вы удостоились чести быть приобщенным к нашей вере. Разве он не прекрасен, наш Бог?

— Это чудовище, — Инспектор чувствовал, как лихорадка завладевает его телом. — Вы безумец, вы поклоняетесь монстру! Я… я положу этому конец…

— Не стоит нервничать, мой дорогой друг. Мой дорогой брат — вскоре смогу сказать я! — священник склонился над лежащим, заботливо подсовывая ему под голову свернутый плащ. — Вы скоро поймете. И примете. Вас ждет настоящая радость!

Зловонная слизь, пропитавшая одежду Инспектора, через многочисленные ссадины и ранки проникала в его кровь, въедаясь в плоть раскаленной кислотой. Но у него не было сил даже стонать. Все глубже проваливаясь в лихорадку, он уже не мог сопротивляться бесформенным видениям, застившим реальность.

Перед его взором проплывали темные пучины — или просторы космоса? — в которых копошились странные формы, размер которых невозможно было определить, и они представлялись лишенному ориентиров разуму то невероятно крохотными, то невозможно огромными. Тошнотворный ужас накатывал ледяными волнами, заставляя оставшееся где-то далеко тело сжиматься в плотный дрожащий комок покрытой холодным потом плоти. Без опоры, без направления и пути Инспектор беспомощно обретался среди того, что не имело названия и определения в человеческом мире. Здесь вообще не было места человеку. Он видел свой худший кошмар, воплощенный в реальность. Вселенная, в которой он обитал, была крошечным, почти невидимым пятнышком, со всех сторон окруженным хаотическим пространством, сознанию человека представлявшимся массой извивающихся и колышащихся, свивающихся в кольца щупалец. Было ли это зло? Нет, вряд ли в этом мире были какие-то иные силы, кроме поглощения всего всем.

Но там, в пульсирующей ужасом тьме, к нему пришло понимание. Почти неслышные поначалу щелкающие и скрежещущие звуки стали различимы, постепенно обретая смысл. Теперь ему был указан Путь, ему подарили Радость. Он был удостоен Прикосновения.

Конечно, его искали. Коллеги, поднятые на ноги женой Инспектора, уже на следующее утро взялись за разбор его бумаг. Он вел несколько дел, и они опросили десяток людей, которые могли видеть его в тот день, и посетили десяток общин в разных частях города — и оставалось только поражаться упорству и преданности женщины, неизменно сопровождавшей «поисковую группу». Какое-то предчувствие, ужасное подозрение толкало ее вперед, давая все новые и новые силы. Каково же было удивление и смятение следователей, когда в древней церкви, занятой новым обществом, за баллюстрадкой на сцене они обнаружили потерянного коллегу.

Не слушая никого, не обращая внимания на недовольное ворчание собравшейся на службу толпы, женщина бросилась вперед. Священник, стоявший на сцене, не попытался ее остановить. Более того, без всякого смущения он протянул руку, чтобы помочь женщине подняться наверх. Перегнувшись через перила, с невнятным утешающим лопотанием она притянула к себе фигуру в бесформенном балахоне, и вскрикнула, когда человек поднял голову и взглянул ей в лицо.

Перед ней стоял ее худший кошмар, воплотившийся в реальность. Черные провалившиеся глаза с омутами расширившихся зрачков на бледном осунувшемся лице горели неестественным возбуждением. Знакомые черты как будто исказились, размытые чем-то… иным, постепенно проступавшим изнутри. Воодушевленная гримаса, передергиваемая нервными подрагиваниями век, щек и губ, выглядела ужимками безумца.

На секунду обращенный на нее взгляд обрел ясность. Тот, что был прежде ее мужем, подался вперед, неуверенно вглядываясь в смутно знакомые черты.

— Родненький, лапушка… — отчаянно пролепетала женщина. В ответ искаженное лицо разрезала улыбка, заставившая ее в ужасе отшатнуться. Пальцы безумца крепко обхватили ее плечи:

— Дорогая, дорогая, — засипел он. — Радость, радость явлена! Приходи, дорогая, пойдем, пойдем со мной. Я покажу тебе. Радость! Тебе будет радость! — и тут же, как будто переключили программу: — Прочь! Иди прочь! Убегай, улетай, прочь, прочь! — и руки, только что державшие, принялись бестолково отталкивать. — Уходи, родная. Уходи, уходи, уходи!

Уже почти рыдая, женщина обернулась к беспомощно топтавшимся у возвышения сопровождающим. Священник поднял руки: «Обратимся же…» — и когда из горла дорогого ей прежде человека раздались ужасные звуки, она бросилась прочь, не надеясь когда-либо забыть выражение невероятного блаженства, разлившееся в тот момент по его лицу.

© Александра Миронова, 2012