В комнатке горспортсовета я увидел Колю, который рисовал на ватмане план спортивной работы.

— А, — сказал Коля, увидев меня, — хоть кто-то пришёл.

— А кого ты ждал? — спросил я.

— Сёму. Но он заболел. Вот возьми линейку и карандаш, будешь помогать мне составлять план.

Я взял карандаш и линейку, и тут в комнату вошёл дядя Борис. Вероятно, он не думал встретить здесь меня, а встретив, это было видно сразу, заметно скис.

— Увидел свет с улицы, — сказал он, — дай, думаю, зайду. И зашёл.

Дядя Борис уселся на стул передо мной и нетерпеливо подёргал себя за бороду.

— Сейчас самое главное, — не глядя на дядю Бориса, сказал Коля, — это сдавать нормы на новый значок ГТО. И мы в этом должны быть застрельщиками.

— Правильно, — сказал дядя Борис.

— Кто — мы? — спросил я.

— Ну, мы все — Лапины и Сиракузовы, — сказал Коля. — Ведь если мы сдадим нормы, мне легче будет нажимать на весь город.

— Очень правильно, — снова глубокомысленно заметил дядя Борис.

Вероятно, ему очень хотелось принять участие в нашем разговоре, но он не знал, как это сделать.

— Я думаю собрать в воскресенье всех Сиракузовых и Лапиных, — продолжал Коля, — и пусть все горожане приходят на стадион и смотрят, как мы будем сдавать нормы. Вот увидишь, многие не выдержат: тоже захотят.

— Конечно, захотят, — сказал дядя Борис Коле.

Но тут сказал я:

— Я не буду сдавать нормы.

— Почему?! — удивился Коля и даже перестал рисовать.

— А потому, — сказал я.

И хотел объяснить, но тут дядя Борис неожиданно хлопнул ладонью по столу и радостно начал (радостно потому, что оказался вдруг на стороне Коли):

— Вот ты всегда такой! И здесь, и там увиливаешь от работы!

— Где увиливаю?! — сказал я.

— На ремонте грузовика! Где ты был, когда мы его мыли и красили?

— Тоже красил! — сказал я.

— Не видел я его, — доверительно сообщил дядя Борис Коле. — Разве за всеми усмотришь? Может быть, мыл и красил. Но почему это ты вдруг не хочешь сдавать нормы?

— А потому, — сердито сказал я, — что, с одной стороны, нормы, а с другой, — он со своими Сиракузовыми не пускает меня на лодочную станцию!

— Да при чём тут Сиракузовы? — сказал Коля. — Какое они имеют отношение к лодочной станции? Пришло распоряжение из области, и я вас не пустил!

— Значит, это не Сиракузовы?

Коля даже крякнул с досады.

— Да кто они мне? Начальники, эти Сиракузовы?

— Они твои родственники.

— Такие же, как и ты.

— Верно, Коля, — сказал дядя Борис. — Я по глазам вижу: теперь он будет сдавать нормы. Вместе будем.

— У каждого возраста свои нормы, — сказал Коля.

— И у бабушки Василисы? — спросил я.

— Бабушка Василиса стара, — сказал Коля.

— А тётя Галина?

— Тоже стара, — сказал Коля, — но по своей группе будет сдавать нормы.

— В этом преимущество нового комплекса, — разъяснил мне дядя Борис, — у каждого возраста свои нормы. Но насчёт старости это ты, Коля, хватил: и я, и тётка Роза, и твоя мама Галина ещё не раз сможем сдать любые нормы.

— Посмотрим, что вы скажете в воскресенье, — ответил Коля.

Когда мы вышли, дядя Борис сказал:

— Хотел поговорить с ним, да не получилось. Из-за тебя.

— А о чём хотел поговорить?

— Неважно. Важно, что не получилось. — Он подёргал себя за бороду и пробормотал что-то.

— А когда ты взорвёшь Сиракузовых изнутри? — спросил я.

— Что? — спросил он.

— Я говорю: когда ты женишься на тётке Галине?

— Тсс… — прошептал он. — Откуда ты взял это?

— Вера говорила. И Ферапонт Григорьевич говорил. Я предлагал ему разделаться с Сиракузовыми, а он ответил, что скоро ты взорвёшь их изнутри, так что предпринимать пока ничего не надо.

— Верно. Не надо. Взорву скоро.

— А когда?

— На днях, наверно. Но молчи!