Курьезы холодной войны. Записки дипломата

Дмитричев Тимур Федорович

Часть вторая

НЕОБЫЧНЫЕ ИСТОРИИ В ЕВРОПЕ»

 

 

За годы моего первого раунда работы в Секретариате ООН мне довелось немало поездить по странам Европы, как в командировки, так и во время отпуска в Москву и обратно. С учётом существовавших тогда у нас порядков выездов за границу, к тому же, как правило, организованными группами, моё положение международного служащего Секретариата ООН в Нью-Йорке предоставляло мне и моей жене уникальные возможности самим совершить целый ряд памятных путешествий и по европейским странам. Максимально используя эти возможности, мы посетили вместе или раздельно, в зависимости от обстоятельств, а иногда и неоднократно, Францию, Италию, Испанию, ФРГ/ГДР, Португалию, Австрию, Бельгию, Данию, Швецию, Голландию, Грецию, Югославию, Чехословакию, Болгарию, Венгрию, Англию, Финляндию и Польшу.

Сам факт свободного посещения советскими людьми многих из упомянутых стран тогда был событием далеко не ординарным, а скорее исключительным. Находясь в Европе, мы ездили по ней на автомобилях, поездах, самолётах, пароходах и даже на ледоколе. В ходе этих путешествий нам довелось вплотную познакомиться с разнообразной культурой европейских стран, посетить многие музеи и достопримечательности, побывать в театрах и на выставках, увидеть разнообразие и красоту их природы, лучше проникнуться их жизненными ценностями. Некоторые из этих поездок становились ещё более интересными, когда они оказывались связанными с необычными обстоятельствами, как, например, в рассказываемых ниже случаях.

 

РИМСКИЕ «КАНИКУЛЫ»

Летом 1967 года, в самом начале нашего приезда домой в отпуск после поездки по Италии и командировки в Женеве меня вызвали в Информцентр ООН в Москве, где вручили телеграмму из моего офиса в Нью-Йорке с предписанием через несколько дней отправиться в месячную командировку в Рим. Оказавшись снова в столице Италии, правда, на этот раз по рабочим делам, я сразу же направился в ту же самую уютную и приятную гостиницу-пансион в самом центре Вечного города, где мы всей семьёй останавливались в качестве туристов всего два месяца тому назад. Добрая хозяйка пансиона ещё хорошо помнила меня и мою семью и смогла найти для меня приятный номер, хотя пока лишь на несколько дней.

Моя конференция открывалась на следующее утро в здании ФАО — Продовольственной и сельскохозяйственной организации системы ООН. Однако разногласия между государствами-участниками конференции по центральным вопросам оказались настолько серьёзными, что после двух дней официальных заседаний вся сё работа перешла в форму неофициальных кулуарных консультаций. Сотрудникам Секретариата было предложено звонить рано каждое утро в офис и справляться у дежурного представителя о необходимости являться в тот дет на работу. Мы прилежно звонили, но в первую неделю приходили на работу всего три раза.

В это время в Риме стояла необыкновенная даже для него жара, кондиционеров здесь практически нигде в те годы не было, а мой номер в гостинице хозяйке сохранить для меня не удалось. Из-за переполненности других гостиниц туристами мне пришлось искать отель в окрестностях Рима. К этим поискам присоединились еще двое моих коллег, которые хотели уехать из удушающей жары города. Мы вместе нашли очень приятную гостиницу, расположенную прямо напротив пляжа в Лидо ди Остиа, куда можно было ездить на метро. Мы с удовольствием поселились в этом месте, и пока не было работа, проводили много времени на пляже.

Поскольку заседаний было немного и в последующие две недели, мы стали почти постоянными посетителями пляжа наряду с жившими неподалёку итальянцами. Один из них, услышав однажды нашу иностранную речь, спросил нас по-итальянски, из какой мы были страны, и я, который, хотя и не очень грамотно, но довольно бойко говорил на этом языке, сказал ему, что мы из Советского Союза. То, что потом произошло, заставило меня неоднократно пожалеть об этом признании.

Оказалось, что этот простой пожилой итальянец, бывший рабочий, живший на очень скромную пенсию, был убеждённым коммунистом и считал СССР совершенным раем. Он, по-видимому, решил как можно больше приблизиться к этому раю путём самого тесного общения с нами. Но поскольку мои коллеги по-итальянски не говорили, а наш новый знакомый не говорил на других языках, то всё своё общение с нами он сосредоточил на мне.

Поначалу он подходил с некоторыми общими вопросами о стране передового социализма, как он её обычно называл в наших разговорах. Затем он стал переходить к более подробным вопросам о жизни населения в целом и наших рабочих, в частности, расспрашивая о нашей бесплатной медицине, оплачиваемых отпусках, бесплатном образовании и прочих социальных благах, о которых он был наслышан, но подтверждения которым он искал от первоисточника в моем лице. Иногда он сам начинал фантазировать о том, что, ему казалось, было или должно непременно быть в нашей чудесной стране, представляя, естественно, всё в нереально идеальном виде, например, описывая улицы наших городов как самые широкие и красивые в мире проспекты, утопающие в зелени фруктовых деревьев, и тому подобное.

Он, Джузеппе, скромный рабочий, живший, видимо, в несколько стеснённых обстоятельствах, рисовал себе СССР как идеальную страну, в которой ему бы так хотелось жить. Это порой ставило меня перед ним в несколько неудобное положение, когда мне приходилось несколько умерять его фантазию, но не хотелось при этом и разочаровывать его в тех представлениях, которыми он так счастливо грезил.

Джузеппе настолько начал к нам привязываться, что довольно скоро главной целью его пребывания на пляже стали встречи и разговоры с нами. Он пытался через меня включить в беседы и моих коллег, но они долго не выдерживали общения с ним, а я через некоторое время старался как можно больше находиться в воде, в которой он сам только смачивал ступни своих ног. Он взял за привычку встречать нас на пляже и провожать до нашей гостиницы. Узнав, что мы скоро собираемся уезжать, он стал уговаривать нас взять его с нами в СССР, чтобы самому посмотреть, каким будет будущее народов мира. Мы уже начинали думать, что Джузеппе не в своём уме, но видевший его у нашей гостиницы портье, который его знал по их общему дому, сказал, что этот рабочий-пенсионер пользовался большим авторитетом в своей местной партийной организации и в общине Лидо ди Остиа. Мы не сообщили ему о точном дне нашего отъезда, чтобы не разочаровывать его ещё одним отказом взять его с собой в Москву, и уехали не попрощавшись.

 

МЮНХЕНСКИЕ СЮРПРИЗЫ

После завершения римской конференции, которая для сотрудников её Секретариата превратилась почти в каникулы, я решил на обратном пути в Москву навестить мою сестру, которая в это время находилась в Берлине. Однако в Восточный Берлин самолёты из стран Запада в то время не летали вообще, а в соответствии с существовавшим тогда статусом Западного Берлина его могли обслуживать только американская, английская и французская авиакомпании. Так что для того чтобы попасть из Италии в Восточный Берлин кратчайшим путём, нужно было сначала долететь до Мюнхена, там пересесть на американскую «Пан-Ам», оттуда прилететь в Западный Берлин, где через, наверное, самый известный в мире пропускной пункт Чарли переходит^ в Восточный Берлин.

Следуя этому маршруту, я заказал свои билеты с расчётом воспользоваться пересадкой в Мюнхене и остановиться в столице Баварии на два дня. Там мне хотелось посетить его великолепные Старую и Новую пинакотеки, познакомиться с уникальным собранием картин Кандинского, Явленского и Верёвкиной периода «Голубого всадника» в галерее Лебенсфрау, о которых я был наслышан, побывать в известных мюнхенских пивных залах — бирхале и увидеть другие достопримечательности этого нетипичного, альпийского по духу города Германии.

К вечеру первого дня в Мюнхене после посещения двух музеев и прогулки по городу я решил воспользоваться советом имевшегося у меня путеводителя и поужинать на центральном мюнхенском вокзале, где рекомендовалось обязательно попробовать местный леберкэзе — мясное блюдо, приготовленное из своего рода ливерной колбасы. Рекомендованный путеводителем ресторан оказался скорее типичным немецким пивным кабачком, где не было даже столов, а полученные за прилавком раздачи блюда и пиво нужно было потреблять за массивными высокими бочками, стоя.

Взяв леберкэзе и кружку чёрного мюнхенского пива, я нашёл для себя место за одной из бочек-столов. В кабачке, который, видимо, действительно пользовался популярностью, в тот час было так многолюдно, что найти место в нём было непросто, и некоторые посетители были вынуждены ждать, пока кто-то из клиентов не закончит свою трапезу. Через пару минут вслед за мной на освободившееся около меня место встал со своим пивом и закуской американский солдат в форме, который вежливо извинился на английском языке за то, что ему приходится своим вторжением стеснять своих соседей за уже довольно плотно занятой бочкой. Я, как его непосредственный сосед, ответил ему тоже по-английски, что всё нормально и что в этой ситуации нам всем можно немного потесниться.

Услышав мой ответ, новый сосед по ужину, как это довольно принято среди американцев, сразу запросто представился, назвав свое имя — Питер. Он сообщил, что служит в военной американской части под Мюнхеном, а сегодня гуляет в городе по увольнительной вместе с несколькими сослуживцами, которые ждут его к вечеру в армейском клубе недалеко от вокзала. Я в ответ сообщил ему своё имя, которое он тут же в американской манере сократил для собственного удобства до «Тим». Затем Питер рассказал, что он из Нового Орлеана, где теперь живут его родители и где у него ожидающая его возвращения подруга, с которой у них серьёзные намерения.

Когда я заметил ему, что у него совершенно не южный, а скорее нью-йоркский акцент, он с удовольствием признался, что до пятнадцати лет жил под Нью-Йорком в маленьком местечке Рай-Бич и ещё сохранил прежний акцент. В свою очередь я сказал Питеру, что мне это место очень хорошо знакомо, так как мы уже несколько лет подряд снимаем там дом на летний сезон. Узнав от меня название нашей улицы в Рай-Бич, Питер радостно установил, что его семья жила рядом с этой улицей и что мы с ним фактически соседи. Затем, вспоминая свои годы в Рай-Бич, он стал расспрашивать о разных маленьких магазинчиках, кафе и лавочках, в которых он часто бывал, о прекрасном частном пляже и замечательном парке аттракционов, куца приезжали люди со всей округи, и о всяких других вещах, связанных с его годами жизни в этом уютном ухоженном местечке.

Потом его заинтересовало, сколько времени я буду в Мюнхене и когда собираюсь возвращаться в Штаты. Узнав, что через день я уезжаю в Берлин, он стал настаивать на том, чтобы мы провели вечер вместе с его ребятами в их армейском клубе, где должна быть очень весёлая компания, которая будет в восторге увидеться с соотечественником, недавно приехавшим из Штатов, тем более что их сержант был непосредственно из самого Нью-Йорка, и для него моё появление будет настоящим сюрпризом. Я поблагодарил Питера за его приятное приглашение, но принять его отказался, так как у меня якобы была уже назначена деловая встреча с одним знакомым, и перенести её, к сожалению, было невозможно.

Мы уже какое-то время назад закончили с пивом и едой, и, заговорившись, не заметили, как пролетело около часа. Я стал собираться возвращаться в гостиницу, где после длительных походов по музеям и очень жаркому городу хотел немного отдохнуть перед запланированным посещением бирхалле, в которых в 20-е годы Гитлер собирался со своими единомышленниками. Питер решил меня проводить хотя бы часть пути и, пока мы шли, вновь вернулся к приглашению в их клуб, теперь уже предлагая мне после обсуждения дел с моим знакомым прийти к ним вместе, даже если он немец, лишь бы говорил по-английски. При этом он тут же написал адрес клуба, свою фамилию и фамилию сержанта и объяснил, как к ним пройти от вокзала.

Я еще раз поблагодарил симпатичного солдата за его приглашение, сказав, что, если у нас получится, то мы с удовольствием присоединимся к ним позже вечером. На этом мы с Питером попрощались до возможной скорой встречи в их клубе. Я был уверен, хотя этого не замечал, что за мной, редким визитёром из Советского Союза в американской зоне Германии, просто не могли не следить. Мне даже трудно себе представить, что могло бы произойти, если бы я оказался в клубе американской армии в Мюнхене в самый разгар холодной войны.

Второй мюнхенский сюрприз был приготовлен для меня вечером того же самого дня в большом бирхале, куца я пришёл после короткого отдыха в гостинице. Это было солидное двухэтажное здание в старо-немецком стиле, где каждый этаж представлял собой огромный зал, во всю длину и ширину которого были поставлены рядами торцом друг к другу длинные деревянные столы с такими же длинными деревянными лавками. Когда я где-то в начале девятого вошёл в зал первого этажа, застолье там было уже в полном разгаре: все места были полностью заняты, на столах громоздились гаргантюанского размера кружки с пивом и массой посуды с традиционными всевозможными баварскими закусками, на скамейках плотно сидели мужчины и женщины, в большинстве своём в баварских национальных одеждах, и, сильно раскачиваясь с положенными на плечи друг друга вытянутыми руками, громко пели уже подвыпившими или просто пьяными голосами под музыку, исполнявшуюся ходившими между рядами музыкантами. В зале стояли шум и смех, составлявшие неотъемлемую часть этого искреннего непринуждённого веселья.

Понаблюдав несколько минут за этой весёлой сценой и не найдя здесь свободного места, я по совету проходившей мимо с большим подносом официантки поднялся на второй этаж. На этом этаже происходило то же самое, что и на первом, и здесь тоже не было свободных мест. Пока я стоял и наблюдал за веселившейся публикой, ко мне неожиданно подошёл официант и сказал, что если я один, то он попробует попросить разрешения у пожилой пары, которая занимала отдельный стол на четырёх человек, стоявший в стороне от других длинных столов, приютившись у входа в раздаточную. Я поблагодарил официанта за его любезное предложение, и через минуту он подвёл меня к упомянутому столу, где сидевшая пара, приняв высказанную им мной признательность, продолжала свою беседу на английском языке.

Я заказал себе пиво с закусками и начал более внимательно рассматривать зал. Мой заказ и заказ моих соседей по столу были поданы одновременно, и мы заговорили по-английски, комментируя полученные блюда. Я быстро понял по их разным акцентам, что мужчина был американцем, а его жена говорила с лёгким иностранным акцентом. В ответ на их вопрос я сказал, что я русский сотрудник Секретариата ООН в Нью-Йорке и нахожусь в Мюнхене как турист на пути в Москву через Берлин. Они в свою очередь рассказали мне, что живут в Колорадо и приехали в Баварию, где в конце 40-х годов поженились, когда он служил здесь в американских войсках, чтобы побывать в старых памятных местах. Женщина была из окрестностей Мюнхена, но приехала на родину впервые после переезда с мужем в Америку.

Мы продолжали нашу непринуждённую беседу, когда к нам подошёл тот же официант, который устроил меня за этот стол, где оставалось одно свободное место, и попросил у нас разрешения подсадить к нам ещё одного клиента. У нас не было возражений, и через минуту на четвёртое место к нам подсел мужчина среднего возраста и, поблагодарив нас по-немецки за любезность, стал сообщать официанту свой заказ, а мы возобновили наш разговор на английском. Послушав минуты две нашу беседу, немец обратился к нам no-английски с просьбой разрешить приставить к нашему столу еще два стула, так как он пришёл с двумя дамами. Мы решили уплотниться, освободив место для двух ожидавших особ, и их кавалер, снова выразив нам свою благодарность, направился к своим дамам. Только теперь мы заметили, что он был выпивши. Через несколько минут наш новый сосед нетвёрдой походкой вернулся с двумя где-то раздобытыми стульями в сопровождении своих дам и пристроил их около стола.

Заказав своим женщинам пиво, сообщив нам при этом, что они уже поужинали, немец вдруг взял инициативу разговора в свои руки. Он начал с того, что представил пришедших с ним дам как коллег по работе на американской военной базе под Мюнхеном. Затем, считая, видимо, нас всех американцами, он стал говорить о том, как немцы любят американцев, как они им благодарны за то, что они спасли западную часть Германии от советской оккупации и чумы социализма, подняли её из руин войны, сделали самой процветающей и сильной страной Европы и даже дали хорошую работу тысячам немцев, в том числе ему и его дамам. При этих извержениях благодарности Америке и нелестных упоминаниях о роли СССР в судьбе Германии американская пара то и дело поглядывала на меня, явно испытывая чувство неловкости и смущения.

Но немец, совершенно позабыв про скучавших дам, закусив удила, сам выпил за Америку и продолжал свои излияния. Теперь он пустился в довольно подробные описания количеств и боевых достоинств передовой военной техники, которую в то время американцы завозили на свои базы в ФРГ, что, по его мнению, должно было ещё больше гарантировать её безопасность и безопасность Запада в целом. Американская пара, слыша изложение таких, наверное, секретных сведений в моём присутствии, несколько раз пыталась вежливо прервать этот монолог нашего соседа по столу, ссылаясь на то, что мы никто в подобных вещах не разбираемся и нас они совсем не интересуют.

Однако немец решительно отклонял их попытки его остановить, утверждая, что мы все должны знать, какая военная техника нас защищает и на что она способна. Он тут же решил привести ряд конкретных примеров. Услышав о таких намерениях нашего лектора, оба американца заёрзали на своих стульях и, не зная как положить конец этому потоку военных сведений, стали смотреть на меня умоляющими взглядами. Поскольку в этих подробностях я не разбирался и вполне сочувствовал переживаниям американской четы в свалившейся на них неловкой ситуации, я кивнул им головой, давая понять, чтобы они сказали ему, из какой страны я был, что должно было наверняка прекратить монолог немца о новой американской военной технике.

Американка тут же, кивая в мою сторону головой, сказала ему на родном немецком языке только одну фразу: «Он из Советского Союза», — и замолчала. Немец остолбенел, пытаясь осмыслить услышанное. Он не мог поверить ни в то, что американка говорила по-немецки, как он сам, и тем более в то, что он сидит в мюнхенском бирхале рядом с человеком из СССР и по собственной воле столько времени изливает перед ним сведения, связанные с военной тайной. Он сначала недоверчиво посмотрел на меня, но поскольку мы сидели очень близко, резко отодвинул стул назад, чтобы лучше меня разглядеть.

«Это, что — правда?» — спросил он меня почему-то по-немецки, глядя мне с ужасом в глаза. «Да, это правда», — ответил я ему тоже по-немецки. Услышав мои слова, немец обвёл неверящим взглядом американскую пару и меня и словно ошпаренный резко вскочил со стула. Он ещё раз посмотрел на нас троих, по-видимому, всё ещё пытаясь осмыслить то, что с ним произошло, затем щёлкнул по-военному каблуками своих ботинок и, быстро сказав по-немецки «извините», резко повернулся и направился к выходу. Обе сопровождавшие немца женщины тоже быстро поднялись, извинились и направились вслед за покинувшим их кавалером.

Теперь, когда мы остались втроём, американка поблагодарила меня за моё участие в разрешении неудобной для них ситуации, и они стали прощаться, ссылаясь на усталость и необходимость закончить сборы вещей перед утренним вылетом в Штаты. Мы пожелали друг другу счастливого пути, и американцы ушли. Я посидел ещё пару минут за столом, давая им возможность выйти из здания, не пересекаясь со мной снова. Когда я встал, готовясь выходить, я заметил на полу около стула, где сидела американка, белые летние перчатки, которые она уронила.

Надеясь, что я успею догнать американцев около бирхале, так как они не могли за это время далеко уйти, я поднял перчатки и быстро направился вниз по лестнице, думая, что, если я их не найду, то принесу перчатки официанту для передачи их хозяйке в случае её возвращения за ними. При выходе из здания бирхале я увидел возвращающуюся в него американскую пару и, подняв руку с перчатками, направился к ним. Американка вспомнила про забытые перчатки, и они направлялись их подобрать. Когда я их ей передавал, они оба пожали мне руку со словами благодарности за перчатки и за то, как я себя проявил в тупой ситуации за столом. Мы снова пожелали друг другу счастливого пути и расстались. За несколько часов одного дня Мюнхен преподнёс мне два сюрприза с участием американцев!..

Восемь лет спустя я снова оказался в Мюнхене как представитель Юридического департамента Секретариата ООН, в котором я тогда работал, на Международной конференции по космосу, где помимо научно-технических проблем обсуждались и вопросы космического права, входившие в компетенцию нашего департамента.

В один из свободных вечеров двое из моих коллег по МИДу и я решили посетить тот бирхале, в котором произошла рассказанная выше история с немцем с американской военной базы. Для них посещение этого исторически любопытного места было особенно интересным, а для меня оно было связано и с воспоминанием об упомянутом инциденте. Пришли мы сюда около пяти вечера, когда для обычных посетителей было ещё рано, и народу в зале было совсем немного. Получив свои большие кружки пива и закуски, мы сидели и болтали о всякой всячине за одной из частей длинного стола в 3–4 метрах от ближайших соседей, которыми были три довольно пожилых мужчины, занятые своим пивом и собственными разговорами.

Через некоторое время мы обратили внимание на то, что наши соседи то и дело дружелюбно посматривают на нас, улыбаются и, видимо, нас обсуждают. Мы продолжали свою трапезу и беседу, когда один из немцев-соседей подошёл к нам и спросил с сильным акцентом по-русски, были ли мы из России. Нас удивило, что немец говорил по-русски, и, сказав ему, что мы из СССР, спросили его в свою очередь, где он учил русский язык. Показав на своих двух приятелей, он с большим трудом по-русски же сказал, что они учились русскому языку в плену, в котором провели несколько лет. При этих словах его приятели встали со своими кружками и тарелками, и все трое, не спрашивая разрешения, передвинулись к нам с желанием продолжить начатый разговор.

Поскольку наш язык они уже основательно забыли, и наш немецкий был лучше их русского, мы перешли на немецкий, в который они то и дело вставляли вспоминаемые русские слова. К нашему большому удивлению, у этих немцев были самые восторженные воспоминания о России (иначе СССР они не называли) и о русских, в том числе во время их пребывания у нас в плену. Как, очевидно, и большинство других простых немцев, наши собеседники говорили нам, что воевать они не хотели, но как солдаты вынуждены были выполнять свой долг.

Война соединила их троих вместе сначала в общей воинской часта в Германии, потом в боях на фронте, а затем и в плену, в который они попали с армией Паулюса. В страшные зимние холода их в лохмотьях показывали населению Москвы, а потом отправили в лагеря, где их держали в приличных отапливаемых бараках, в более тёплой русской одежде, чем та, в которую их одевала собственная армия, и, по условиям военного времени, сносно кормили.

Зная, как тяжело было русской армии и гражданскому населению во время начатой Германией войны, такое гуманное и даже щедрое отношение к ним — немецким военнопленным со стороны русских властей и русских людей их очень трогало и высоко ими ценилось. Они прочувствованно вспоминали в этой связи случаи, когда русские, с которыми им доводилось общаться, часто голодая сами, передавали им клубень варёной картошки, корку хлеба или ещё что-то съедобное. В плену они в основном работали на стройках, а после окончания войны восстанавливали разрушенные немецкими войсками объекты. Их строительной гордостью был построенный с их участием от начала до конца железнодорожный вокзал в Витебске, на который им бы очень хотелось снова посмотреть. В Россию с тех пор они больше не ездили, но надеялись, что в ближайшее время это свое давнишнее желание они смогут осуществить.

По ходу незаметно растянувшейся уютной беседы наши мюнхенские немцы неоднократно угощали нас пивом, расспрашивали нас о жизни в России, выражая сожаление по поводу напряжённых отношений между нашими странами. Мы расстались с бывшими немецкими военнопленными с самыми добрыми чувствами.

 

ПОЕЗДКА В ПРАГУ ПАМЯТНОЙ ВЕСНОЙ 1968-го

В марте 1968 года мне выпала чрезвычайно интересная трехмесячная командировка в Вену на Международную конференцию по праву договоров. В ходе этого относительно длительного периода и совпавших с ним почти двухнедельных пасхальных каникул мне с несколькими коллегами удалось не только подробно познакомиться с прекрасной столицей Австрии, её многочисленными богатыми музеями и галереями искусств, домами-музеями Моцарта и Штрауса, её великолепными дворцами (в одном из них — Хоффбурге — происходила сама конференция), памятниками и парками, соборами и театрами, побывать на красочных национальных и действительно народных праздниках, но и поездить по этой удивительно живописной альпийской стране. Отсюда же, пользуясь относительной близостью Вены к Чехословакии и Венгрии, нам удалось совершить увлекательные путешествия и в эти страны. Наиболее памятным из них стало путешествие на автомобиле через Словакию и Чехию в Прагу и обратно.

Практически всем известно, какие события в те весенние месяцы развёртывались в той тогда одной из самых преуспевающих социалистических стран в связи с целом рядом практических шагов, которые её партийное и государственное руководство принимало, чтобы построить у себя «социализм с человеческим лицом». В Австрии — бывшей владелице территорий соседней Чехословакии — всегда сохранялся повышенный интерес к событиям в отколовшихся частях бывшей Австро-Венгерской империи. Ввиду их огромной политической значимости, а также действия инерции вековых исторических уз и географической близости, чехословацкие события весны 1968 года в Австрии воспринимались с особым вниманием и остротой и, конечно же, очень широко освещались. Так же как и в других описываемых здесь эпизодах, я и в данном случае не касаюсь сути политических вопросов, связанных с этими событиями, сосредоточивая внимание на чисто человеческой стороне их восприятия в качестве оказавшегося среди них или рядом с ними наблюдателя.

Вместе с двумя другими советскими коллегами по работе мы решили съездить в Прагу, чтобы своими тазами увидеть то, что там так бурно происходило и о чём так сенсационно и подробно каждый день вещали средства массовой информации всего мира. Сергей, один из этих коллег, работал в Секретариате ООН в Женеве и приехал в командировку в Вену на своей старой «Волге» первой модели. Он любезно предложил отправиться в Прагу на его машине, что позволило бы нам лучше познакомиться со страной во время поездки по её городам и весям.

Зная, что ни в одну социалистическую страну нельзя было приехать и найти с ходу гостиницу, а при имевшем тогда место массовом наплыве туристов и других заинтересованных визитёров в бурлившую Прагу, мы решили заказать себе номера через агентство путешествий, которое обслуживало участников нашей конференции. В агентстве нам сообщили, что нам нужно сначала позаботиться о визе, на которую потребуется неопределённое время, а потом выбрать дни поездки. Согласно нашему статусу международных служащих мы по линии МИДа были приравнены к дипломатам, и нам выдавались советские дипломатические паспорта, с которыми, по крайней мере до весенних событий в Чехословакии, визы туда не требовались. Агент решил убедиться в том, что это положение не изменилось, и, сделав несколько звонков, подтвердил действие старого правила.

Теперь мы перешли к обсуждению вопроса о гостинице. Наведя необходимые справки, наш агент сообщил, что с гостиницами в Праге в это время было очень трудно. Единственное, что он мог предложить, были самые дорогие номера «люкс» в центральной гостинице Праги, которые следовало оплачивать только в долларах и предпочтительнее сразу, так как при любой задержке и эти номера могли уйти. Кроме того, мы должны были также за доллары выкупить купоны на питание по разряду «люкс» на оба дня пребывания в гостинице. Посоветовавшись, мы согласились на предложенные условия и соответственно оформили заказ, получив подтверждающие его бумаги. На дорогу и на разные мелкие расходы мы разменяли небольшие суммы шиллингов на чехословацкие кроны.

С восходом солнца в назначенный день середины мая мы выехали из Вены на нашей тёмно-зелёной «Волге», привлекая всеобщее внимание необычностью её формы и медленным ходом. По нашим расчётам, при нескольких остановках в пути мы должны были прибыть в Прагу в 4–5 часов вечера. Желая получше увидеть страну, мы выбирали второстепенные дороги, которые шли через деревни, посёлки и города. Проезжая по словацкой, а затем чешской части страны, мы не видели, по крайней мере внешне, каких-либо проявлений того внутреннего бурления, которое, согласно международным СМИ, охватило сё в целом. Останавливаясь неоднократно для перекуса или уточнения маршрута и коротко по-русски общаясь с населением, мы нигде не замечали никаких признаков изменений по сравнению с прошлым опытом посещения Чехословакии, в том числе по отношению к русским. Страна, казалось, жила в прежнем спокойном режиме устоявшегося, знакомого социализма.

Как мы примерно и рассчитывали, около пяти вечера наша очень советская «Волга» с несвойственными таким машинам швейцарскими номерами, озадачивавшими местную публику в этой комбинации, уже въезжала на улицы Праги. На пути к центру города опять-таки ничто не обращало на себя внимания, как что-то необычное. Однако в самом центре Праги картина резко поменялась.

Прежде всего, в глаза бросалось необычно большое число людей на улицах. Люди не просто шли куда-то по своим делам, как это обычно бывает в многонаселённом городе, а стояли крупными или небольшими группами, нередко держа в руках газеты или листовки и что-то активно обсуждая. В некоторых местах были просто большие толпы, слушавшие выступления ораторов, а в других можно было видеть человека, стоявшего на ящике или табуретке и обращавшегося с речью и с призывами к прохожим, некоторые из которых останавливались и удостаивали его своим вниманием, слушая его или вступая с ним в разговор. Повсюду ходили и стояли продавцы газет, среди которых было немало просто мальчишек, размахивавших своим бумажным товаром и выкрикивающих последние новости, чьи заголовки крупными аншлагами срывались с первых страниц. Постоянно можно было видеть людей с пачками самых разных листовок и других печатных материалов, часть которых они раздавали бесплатно, а за другие брали деньги. Народу на улицах было так много, что, казалось, будто никто не ходит на работу. Люди толпились и на тротуарах, и на проезжей части улиц и площадей, очень затрудняя движение транспорта. В целом представшая перед нами картина создавала впечатление какого-то всеобщего хаоса, в котором никому невозможно было разобраться. Это было действительно бурное кипение народа, и подобное никому из нас нигде и никогда не приходилось видеть.

Нам хотелось поскорее оформиться в гостинице и пойти в город, чтобы, смешавшись с толпой, испытать этот необыкновенный феномен. С трудом пробираясь по запруженным народом улицам, мы наконец подъехали к своей гостинице, но, за обилием запаркованных около неё машин западных марок, были вынуждены оставить «Волгу» несколько дальше от её входа. В вестибюле гостиницы тоже было необычно оживленно, толпились группками клиенты и посетители, слышалась речь на иностранных языках, в шторой превалировал немецкий.

Мы подошли к прилавку регистрации и, дождавшись своей очереди, по-русски обратились к портье по поводу номеров и предъявили документы оплаченного заказа. Оп откровенно недовольно взглянул на нас и, притворившись, что совершенно не понимает по-русски, ушёл во внутренние помещения. Мы впервые испытали на себе проявление к нам неприязни только потому, что мы были русские, что свидетельствовало о тех настроениях, которые стали распространяться среди некоторых слоев населения.

Через несколько минут наш портье вернулся в сопровождении своей коллеги, которая сразу направилась к нам, а он стал заниматься следующим после нас клиентом. Подошедшая сотрудница гостиницы тоже обратилась к нам по-чешски, и хотя её можно было понять, для облегчения общения мы спросили, на каком иностранном языке она предпочитает разговаривать. Довольно нехотя она упомянула английский и немецкий. Тоща, переходя на английский, мы ей объяснили, что у нас заказаны три номера «люкс», оплаченных в долларах с этого дня, и передали соответствующие квитанции. Взяв эти бумаги, администратор стала их внимательно изучать, а затем, не говоря ни слова, утла во внутренний офис.

Вернувшись через 5–7 минут, она сообщила нам, что наш заказ был оформлен ошибочно, так как на день его принятия у них уже не было номеров, как их не было и на момент нашего разговора с ней. Мы тогда её спросили, могут ли они выяснить в таком случае наличие номеров в других гостиницах города, поскольку, если с нами была допущена ошибка, то это было не по нашей вине. Когда она с некоторым недовольством ответила, что этим должны заниматься сами клиенты или оформлявшее их агентство, мы, посовещавшись, решили потребовать от гостиницы вернуть нам наши деньги в долларах за номера и питание. Услышав нашу просьбу о возвращении денег в долларах, администратор пробурчала, что они обратно денег в валюте не возвращают и что такой случай, как с нами, у них происходит в первый раз. На этом, ничего опять нам не сказав, она ушла снова в офис.

Вместо неё к нам теперь вышел другой администратор, который, говоря по-английски, сказал, что, видимо, наше агентство действительно допустило ошибку при оформлении нашего заказа, так как свободных номеров «шоке» у них не было, но с учётом сложившегося положения они могут предоставить три номера первой категории и компенсировать разницу купонами на напитки и сувениры в магазинчике гостиницы. У нас другого выхода не было, и нам пришлось согласиться на предложенный вариант выхода из этой неприятной ситуации.

Несмотря на высокую цену, наши номера оказались очень непривлекательными и даже не были должным образом приготовлены. После неприязненной встречи с администраторами это наводило на мысль, что, может быть, номера были оставлены нам в таком виде преднамеренно. После душа мы договорились перед выходом в город поужинать в гостинице на купоны. Ужин давали в небольшой и не располагающей к трапезе комнате, однако поданное было вполне съедобным, но скорее отвечало стандарту местной столовой, чем ресторану гостиницы за валюту. Несколько разочарованные приёмом в гостинице, мы вышли на заполненные народом улицы.

Стоял очень приятный и светлый пражский вечер середины мая. Пробираясь сквозь толпы людей, которых в этот час на улицах было ещё больше, чем когда мы въезжали в город, мы постепенно добрались до Вацлавской площади, полностью заполненной народом. Здесь шёл очередной политический митинг, на котором коротко выступали разные ораторы, встречавшие в основном одобрительные аплодисменты и крики присутствующих, хотя порой раздавались свист и возгласы протеста. Не зная языка и не разбираясь должным образом в непростой, динамичной политической ситуации страны, мы не могли вынести какую-либо оценку происходящему митингу

Ясно было одно, что присутствующие здесь люди сами пытаются разобраться в возникших разнообразных политических платформах, определить своё отношение к ним и соответственно повлиять на направление движения разворачивающихся событий, поддерживая те или другие формирующиеся силы. Складывалось впечатление, что народ хочет быть причастным к выбору тех решений и путей, связанных с будущей судьбой страны, которые предлагают ему различные политические группировки и их руководители. Такое было совершенно немыслимо себе представить ни в одном из бывших социалистических государств.

Побродив ещё некоторое время по бурлящей уличной политической активностью Праге, мы вернулись в гостиницу и потом немного посидели с напитками на купоны, обсуждая уникальную ситуацию в городе, и чем всё это может кончиться для Чехословакии и для других соцстран, с учётом пока ещё не окончательно определившейся реакции на эти события нашей собственной страны.

На следующее утро мы отправились в город, планируя сначала побродить снова по улицам, а затем посетить музеи. В центре Праги было много иностранных туристов, большую часть которых составляли немцы из соседней ФРГ, чьи яркие автобусы можно было видеть во многих местах. К западным немцам, в отличие от русских, в это время относились здесь не только с уважением, но и с особой доброжелательностью. Помня о реакции в го станице на нашу русскую речь, при необходимости спросить, как пройти в какое-то место, мы обращались к прохожим по-немецки и всегда встречали несколько завышено угодливую реакцию.

Однажды, находясь неподалёку от музея, который мы собирались посетить, я обратился на немецком к одному прохожему средних лет с просьбой сказать, правильно ли мы к нему идём. Услышав мой вопрос, этот прохожий буквально просветлел и загорелся желанием не только подтвердить правильность нашего маршрута, но и проводить нас до самого музея. Чтобы не разочаровывать нашего гида, в дальнейшей помощи которого мы вовсе не нуждались, мои коллеги, чтобы не говорить при нём на русском, пошли как бы отдельно, оставив меня с ним одного. Чех говорил по-немецки довольно плохо и не распознал мои слабости в немецком языке, продолжая считать меня немцем. Когда мы остановились у входа в музей, я стал благодарить услужливого чеха за его любезность и прощаться с ним перед билетной кассой. Но он вдруг сказал, что у него есть свободное время, и он с удовольствием пойдёт со мной в музей, в котором он уже довольно давно не был. Я пытался возражать, но чех направился прямо в кассу и взял билеты на меня и на себя, отказавшись при этом взять у меня деньги. Делать было нечего, и я получил себе сопровождающего по музею, в то время как мои коллеги рассматривали его экспонаты отдельно. После осмотра я снова поблагодарил чеха за компанию и наконец мог с ним расстаться.

Остальное время в Праге мы провели в походах по городу и музеям. Удалось нам побывать и в харчевне, где столовался бессмертный бравый солдат Швейк. В день отъезда мы с пакетами сувениров зашли в гостиничное отделение чешского варианта нашего «Интуриста», где хотели получить карту дорог Чехословакии, так как собирались возвращаться в Вену другим путём, чтобы посмотреть на новые места и пейзажи. Уходя, я случайно оставил на прилавке агентства один пакет с сувенирами, в том числе чудную куклу Швейка. Когда, спохватившись, я всего пять минут спустя вернулся за этим пакетом, офис агентства закрылся на обед. Мой забытый пакет по-прежнему сиротливо лежал на прилавке, и я попытался найти кого-нибудь из администрации помочь мне его взять.

Все утверждали, что этого нельзя сделать до возвращения агента с обеда, но мы должны были уезжать сразу, и мои спутники уже пошли к машине. Тогда один из администраторов предложил мне оплатить пересылку пакета по почте в валюте прямо в почтовом отделении гостиницы, поскольку пакет нужно было отправлять на мой адрес в Вену. Заплатив за пересылку сувениров в несколько завышенном по прикидке весе и получив квитанцию, я поспешил в машину к ожидавшим меня коллегам.

Мы выехали из Праги, и снова перед нами предстала та же спокойная неторопливая Чехословакия, которую мы знали по прошлым посещениям этой страны и которую наблюдали на пути из Австрии. Уже будучи где-то вблизи от австрийской границы, мы потеряли нужную дорогу и несколько заблудились в сельской местности. При обращении к местным жителям показать нам дорогу в Вену, а мы называли этот город для них именно так, то есть прусском звучании, они говорили, что никогда о таком городе не слышали. Затем, при новых обращениях с этим же вопросом, мы стали называть город на разных других языках, но получали тот же ответ. Наконец в одном месте, я назвал Вену в её немецком варианте, и тут же получил необходимые разъяснения относительно нужной нам дороги. Оказалось, что столица Австрии на чешском и словацком языках произносится точно так же, как по-немецки. После этой языковой заминки мы благополучно выбрались на дорогу, ведущую к Вене. Прошло несколько дней после нашего возвращения, но посылка, которую мне обещали доставить через 2–3 дня, не приходила. Я оставался в Вене ещё около трёх недель, но посылки с занятной куклой Швейка так и не дождался.