Однако юмористы занимались не только очернением недавнего прошлого, на их плечи была возложена и миссия формирования концепции новейшей истории, в которой Российской Федерации должно быть отведено если не почётное, то хотя бы приличное место.

Давайте присмотримся к ещё одному не менее популярному телешоу — «КВН». Сегодня в нём не особенно много шутят об истории: по мере сползания российского общества к одномерности, исторические сюжеты исчезают из медиа-пространства, человек замыкается в «вечном настоящем». Как сказал Хантер Томпсон, «масс-медиа отражают реальность – но только в той мере, в какой сами они порождают новую реальность и её же навязывают». В такой ситуации интеллектуалы-историки становятся не нужны. Они требовались на раннем этапе демонтажа исторической памяти — в 90-е годы, когда требовалось выколотить из голов аудитории остатки школьных знаний. Сейчас их миссия успешно выполнена, «мавр может уходить». «Массовая культура» всё сильнее замыкается сама в себе. Личная жизнь «звёзд» обсуждается гораздо больше, чем их «творчество», юмористы пародируют друг друга, певцы поют о себе любимых и своей богемной жизни. Персонажами юмористических зарисовок «Клуба весёлых и находчивых» являются медийные персонажи, то есть опять-таки всевозможные шоумены, и иногда публичные политики, роль которых, в сущности, тоже сводится к шумной, порой скандальной, показухе. Поскольку медийный продукт примитивен, он быстро приедается, кроме того, по закону рынка продукт должен мгновенно выходить из моды, дабы не останавливался конвейер потребления. Таким образом, в «старьё» записывается то, чему не исполнилось и года. А то, что ещё старше, становится «седою древностью». Исторические сюжеты интересны лишь постольку, поскольку они могут быть втиснуты в масскультовую матрицу, поскольку они могут являться поводом для бесконечно повторяющейся саморекламы новых и новых поп-попугаев.

Зато в начале 90-х команды КВН метались между злободневным юмором и стремлением культивировать образы прошлых эпох. Страну обуревала ностальгия, граничащая с пещерным консерватизмом. Эти настроения удачно охарактеризовал Александр Тарасов: «“Была свободна Русь, и три копейки стоил гусь”. А потом пришли проклятые безумцы-революционеры, набравшиеся на Западе безбожных идей, смутили народ и всё это погубили. И если бы, дескать, не они, мы бы давно были впереди планеты всей, каждый был бы если не князем, то графом, имел бы дворец и необъятные земельные владения, на которых трудились бы преданные ему крепостные пейзане».

Кавээнщики изображали то аристократов XVIII века, то джентльменов начала ХХ. Например, «Парни из Баку» вспомнили, что они «такие же мусульмане, как и арабы», да и прочие команды также предпочитали ассоциировать себя с представителями других стран или времён, причём, принципиально дореволюционных: с гусарами, монахами, английскими джентльменами. Благополучным советским мещанам, забывшим, что такое крепостное право или промышленный пролетариат XIX века, приятно было сравнивать себя с дворянами. И уже тогда первые непристойные шутки о Ленине вызывали восторг мещан и благосклонность жюри.

Кто-то может возразить, что те или иные провокационные высказывания остаются на совести самих юмористов, но, прошу не забывать, что КВН — это один из крупнейших проектов «Первого канала» (в 90-х — ОРТ), случайных высказываний на котором не допускают.

Постепенно, по мере формирования новой идеологии и нового образа прошлого, исторические сюжеты у команд КВН не только начинают встречаться чаще, но и становятся сложнее, осмысленнее. Так, в 1998 году команда из Томска «Дети лейтенанта Шмидта» построила целый выход как связное историческое повествование, в которое встраивались отдельные шутки. История показана в трёх сюжетах, посвящённых феодальному периоду, Гражданской войне и современности (то есть закату правления Ельцина). Феодальная сценка предваряется следующим текстом: «Шёл суровый огненный год. Молодая феодальная республика задыхалась в кольце врагов. В такие минуты счёт идёт на секунды, но нашлись герои». Под мелодию «Богатырская сила» ансамбля Стаса Намина появляются три богатыря. Преамбула составлена в духе советских фильмов о Революции. Таким образом период Киевской Руси связывается с историей ХХ века, даётся намёк на то, что Россия всегда была одним и тем же государством с одними и теми же проблемами («вечное настоящее» в разных костюмах). Первым делом богатыри икают и вообще держатся на сцене как пьяные жлобы. Образ трёх богатырей, который, благодаря знаменитой картине Васнецова, стал символом идеализированной древней Руси, здесь намеренно снижается. Например, Добрыня Никитич спрашивает у Ильи Муромца: «В чём секрет нашего богатырства?» «В том, что мы всегда по трое держимся», — отвечает Илья Муромец. Не думаю, что авторы сценки имели особую нелюбовь к этому периоду истории. Наоборот, в 90-е годы образ патриархальной Матушки-Руси всячески культивировался. Но ещё сильнее культивировался буржуазный нарциссизм, сознание мелкого мещанина, его-то и стремились разглядеть во всех эпохах деятели «массовой культуры» — к радости обывателей. «Она [буржуазия] создаёт себе мир по образу и подобию своему», — писал Карл Маркс, имея в виду, конечно, прежде всего построение глобального рынка, но в эпоху всемирного диктата американизированного масскульта мы можем отнести слова классика и к сфере культуры, к создаваемому образу истории. Не менее метко высказался другой классик — Пушкин: «Обыватель в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего… Он мал, как мы, он мерзок, как мы!».

Перед сценкой, посвящённой Гражданской войне, один из участников интермедии говорит: «А я люблю пьесы героико-патриотического характера — с матом, с драками!» Публика одобряюще хохочет. Вот вам и весь патриотизм, и весь героизм. И снова преамбула: «Шёл суровый огненный год. Молодая социалистическая республика задыхалась в кольце врагов. В такие минуты счёт идёт на секунды, но нашлись герои». Героем оказывается персонаж сказки Аркадия Гайдара Мальчиш-Кибальчиш, его выводят закованным в цепи два буржуя, одетые во фраки. Если в сюжете о богатырях восприятие исторического периода давалось через сказочные и былинные образы (рассказывалась сказка о Царевне-лягушке, использовались словарные конструкции в духе «и я там был, мёд-пиво пил»), то и здесь авторы работают с образом исторической эпохи не напрямую, а сквозь призму художественного произведения, сказки. Конечно, в сознании советского общества было довольно мифов, но новоявленные шоумены стремились не устранить их, а модифицировать и присвоить. И, конечно, Мальчиш-Кибальчиш тоже превращается в буржуа, который отличается от «буржуинов» лишь более выраженным хамством, а их разговор становится переговорами лавочников и ведётся по всем правилам базарного торга.

— А что, мальчиш, есть ли у тебя военная тайна? — спрашивает Главный Буржуин развязно, как будто бы вовсе не интересуясь объектом покупки.

— Вопросы здесь задавать буду я, — отвечает Кибальчиш, героически выпячивая живот. Сразу видно, что он читал учебники для бизнесменов, и намерен захватить инициативу в ведении переговоров. Вместо звезды на его будённовке ярлык «Reebok».

Главным героем третьего исторического сюжета становится сам Ельцин, на тот момент ещё президент Российской Федерации, пользовавшийся всенародной ненавистью и готовившийся передать власть пламенному продолжателю своего дела — Путину. Поэтому образ президента получается двойственным: Ельцин и довольно жёстко высмеивается, и отчасти оправдывается. На сообщения помощников о развале экономики и падении курса рубля он в состоянии ответить лишь: «Дорогой народ, понимаешь... я обещал — и вот». Но в том, что он ведёт себя, как маразматичный алкоголик, обвиняется его имиджмейкер. Проводится ряд параллелей Ельцина с Лениным. Например, в Кремле президенту встречается солдат с чайником. Стоит отметить, что сейчас ближайшие соратники Ельцина преподносятся в масс-медиа как революционеры, отчаянные борцы со старым. Опять-таки, как бы ни высмеивался в данной сценке Ельцин, он изображается законным руководителем страны (а не узурпатором власти, как считала солидная часть населения), а сама РФ объявляется всё той же Матушкой-Русью и тем же Советским Союзом, то есть присваивала себе их историю.