Ранее дни Максима походили друг на друга. Утро – под грязным пропитанным смогом московским небом, водитель вёз Максима на работу, затем следовала каша из событий, встреч, пустословия; вечер – под тем же, ещё более засаженным за день небом водитель вёз Максима обратно домой. Многие скажут: не самый плохой вариант, всем бы такой, но как мы видели, для Максима он оказался тупиковым. Жить, работать для того чтобы тратить, работать и снова тратить и тратить, набить свою утробу кусками пожирнее и в этом видеть смысл всего – нет, это существование скота. Максима давно перестала радовать жизнь. Ему случалось бывать в красивейших интересных местах, природа ли это была, либо иные чудесные виды. Но всегда он как-то не мог впитать в себя их красоту, налюбоваться ими, хотя очень этого желал, это было одним из смыслов его жизни. Ему всегда думалось, что когда-нибудь он заживёт счастливо, исчезнет чувство внутренней духовной неудовлетворённости и вот тогда он сольется с пейзажами и растворится в них.

Более месяца Максим копался в литературе о Ленине, одновременно с этим готовясь осуществить задуманное. Он отошёл от прежних дел, забросил все свои проекты, мало с кем виделся. Он рассчитал небольшой штат своих работников, распустил охрану. Никто не понимал действий Максима, некоторые решили, что у него «поехала крыша».

Максим же в первый раз в жизни ощутил себя по-настоящему свободным. Теперь он мог планировать свои дни как угодно. Между тем начался Великий пост, и Максим твердо решил его держать. В первый день поста Максим снова поехал в Сергиев Посад приложиться к мощам преподобного Сергия. Припарковав машину на автостоянке с тыльной стороны Лавры за оврагом, по которому угадывался былой крепостной ров, Максим не спеша пошел по узкой дорожке вдоль стены. Вид Лавры с той стороны наиболее впечатлил Максима, он казался ему выхваченным из средневековья. Стояла чудесная погода. Солнце светило совсем по-весеннему. Снег уже размок. Бриллиантовые капли падали с крыш и деревьев. Воздух был сыр и свеж. На душе у Максима было легко и немного грустно. Ему вспомнилось, как в детстве, в подобные погожие деньки они с ребятами, сбежав с уроков, с утра до позднего вечера гуляли на улице. Модничая, они рано не по погоде, ходили без шапок и весенний ветер шевелил их волосы. Тогда будущая жизнь казалась Максиму такой бесконечно огромной и обязательно счастливой. Идя вдоль стены, Максим обогнул почти пол-Лавры. Его увлекла эта прогулка, впечатлили виды огромной с мощнейшими башнями белой крепостной стены, выглядывающие из-за неё нарядные маковки церквей и высокой, стройной многоярусной колокольни. Максиму показалось, что он, наконец, задышал полной грудью.

С внутренним трепетом Максим приложился к мощам преподобного Сергия, немного погулял по территории Лавры, попил воды из источника и с удовольствием намочил свой лоб и волосы. Уже на выходе из монастыря Максим на некоторое время задержался у фрески, на которой Сергий Радонежский благословлял на Куликовскую битву Дмитрия Донского. Рядом с преподобным Сергием стояли два монаха, в прошлом известные воины Александр Пересвет и Андрей Ослябя. Из истории о Куликовской битве, в которой русская рать в крупном сражении разгромила татар, Максим помнил, что перед битвой состоялся бой Пересвета с ордынцем Челубеем и наш воин сразил монгольского исполина, но сам тоже погиб. Максим наметил отыскать побольше сведений о Пересвете и Ослябе. Приехав домой, через вездесущий интернет он узнал, что мощи святых великомучеников Александра Пересвета и Андрея Осляби хранятся в Москве в Старом Симоновом монастыре на Восточной улице. На следующий день Максим был в этом месте. Он заехал туда через небольшой тихий чудный парк, справа от которого шла высокая стена какого-то старинного здания. Максима удивило это место: совсем недалеко от центра Москвы, от шума и суеты, вдруг оказался такой хранимый Богом уголок. Церковь была почти пустой, Максим поставил свечки и приложился к ракам воинов-схимников. Здесь Максим опять ощутил знакомое ему по прогулке в Лавре состояние. Ему было спокойно и хорошо, и почему-то хотелось плакать, плакать по другому, не так, как обычно плачут люди, не из-за горести, не из-за обиды, а из-за какой-то внутренней тихой грусти.

Максима стало тянуть в подобные места. Спустя неделю, выбрав солнечный погожий будний денёк, он поехал в Переславль-Залесский. Максим готовился к этой поездке, он узнал, что в этом старинном русском городе своим духовным подвигом в XII веке прославил Бога преподобный Никита Столпник. Жизненный путь Никиты Переславского был тернист. Первоначально он был известен в округе как мытарь, отнимавший последнее, не знающий жалости ни к сиротам, ни к вдовам. Как-то этого человека постигло жуткое видение: когда его жена готовила в чане еду, Никита вдруг увидел там части тел своих жертв: руки, ноги, головы. Это видение было настолько безобразным и страшным, что Никита в ужасе бросился в храм. «Отец, спаси погибающую душу!» – молил он священника. В те времена русские люди верили в Бога! Батюшка велел Никите встать перед храмом на колени и три дня просить у обиженных им прощения. Народ прощал Никиту, но он сам себя не простил. Спустя три дня его нашли в болоте возле церкви, нашли по огромнейшему рою слепней и мошкары, вившемся над тем местом, где лежал искусанный в кровь грешник. Вскоре Никита повесил на себя тяжёлые вериги, вырыл в земле столп-яму выше человеческого роста и последующую жизнь провел в ней, вплоть до своей мученической кончины.

«Телом грешил – телом и пострадать должен», – прочёл Максим слова преподобного Никиты над входом в маленькой часовне, построенной над «столпом» – ямой, где тот спасался.

Мощи Никиты Столпника хранились в Никитской слободе, в красивом, белом с серебряными куполами монастыре, окружённом каменной крепостной стеной.

Максим приложился к раке преподобного Никиты, целовал его тяжёлые с массивными крестами вериги. С бугра, где находилась Никитская слобода открывался чудный вид на огромное Переславское озеро.

Максим провел в Переславле целый день. Этот спокойный старинный городок очаровал Максима. Поехав от центра города в сторону озера, Максим наткнулся на небольшую удивительнокрасивую, выкрашенную в бледно-бордовый и розовый тона церковь. Это был храм Сорока Севастийских мучеников, он стоял прямо на берегу Переславского озера. «Вот это виды!!! – пронеслось в голове у Максима. – И опять же, как здесь тихо и спокойно!» Посетив храм и купив икону сорока Севастийских мучеников, которой у него не было, Максим медленно поехал по узкой пустынной дорожке вдоль озера, иногда останавливался и снимал на фотоаппарат особо понравившиеся ему пейзажи. Максим сфотографировал даже заброшенную автобусную остановку, за которой сквозь немногочисленные серые деревья и сухие заросли высокой травы открывалась заснеженная гладь озера. Через несколько сотен метров, доехав до городского пляжа, Максим остановился, открыл окно и долго любовался пустынной величественной панорамой. Удивительную тишину иногда нарушал звук падающих, тающих капель. Одиноко стоящие на пляже железные с облупленной краской грибки от дождя навевали ощущение романтической отчужденности. С этой стороны берегов не было видно, и озеро казалось бескрайним. Максиму думалось, что ничего не нужно, ни интриг, ни грызни между людьми, ни суеты, кроме этой весны и знания того, что прошлое отпало и впереди новая жизнь.

После Переславля через некоторое время Максим побывал в других городах Золотого кольца: Ростове Великом, Суздале, Муроме, Владимире. Во Владимирском Успенском соборе Максим приложился к мощам великих древнерусских святых. Примкнув к одной экскурсионной группе, Максим услышал о житии святого благоверного князя Георгия Владимирского. В своей раке Георгий Владимирский лежал, сжимая в руке меч. Князь Георгий отличался воинской доблестью и благочестием. Годы жизни благоверного князя совпали с периодом нашествия на Русь полчищ монголо-татар. В то время, когда князь отсутствовал во Владимире, татары взяли приступом город и в числе других жителей вырезали его семью. Узнав об этом, чтобы затушить внутренний душевный пожар, князь Георгий просил Господа сподобить его мученической смерти в бою. Отряд, возглавляемый бесстрашным князем, на реке Сити вступил с врагом в жестокую битву. Через некоторое время после сражения, возвращавшийся с Белоозера Ростовский епископ Кирилл, чей путь лежал через поле брани, среди павших воинов по одежде узнал тело князя Георгия, у него была отсечена голова.

Возвращаясь в Москву из этих поездок, мчась по дороге, бегущей большей частью через лес, Максим смотрел на закат красного вечернего солнца над тёмными голыми деревьями и чувствовал, как у него теплела душа. В это время года темнеет рано; над высокой чертой горизонта полоска зари всё сужалась и приобретала уже не красный и багровый тон, а тёмно-пурпурный, похожий на угасающий уголь. Он купил диск с музыкой своего детства и раз за разом прослушивал в пути эти мелодичные и чистые композиции. Особенно его тронули «Прекрасное далёко» из кинофильма «Гостья из будущего», «Крылатые качели» из «Электроника», а также песни из мультфильмов «Шёлковая кисточка» и «Облака – белогривые лошадки». «Называющие себя демократами на чём свет стоит ругают Советский строй, – размышлял Максим, – но именно тогда были созданы эти шедевры, а что создано сейчас?… Разве сейчас могут сотворить что-то подобное?! И спрашивается – какой строй лучше?!» Чем ближе Максим подъезжал к столице, тем больше у него менялось настроение, он резко чувствовал смену энергетики. «Что-то непременно случится с этим городом, – думал он, – слишком много здесь сконцентрировано негатива».

Несмотря на смену образа жизни (он оставил некоторые привычки), Максим продолжал регулярно ходить в спортзал. У него оставался оплаченным абонемент в фитнес-клубе в отеле «Ритц Карлтон». Заниматься боксом здесь было невозможно по причине отсутствия необходимых условий. Максим ходил сюда раз в неделю почти с самого открытия отеля. В тренажёрном зале он с полчаса разминался, затем перебирался в спазону, плавал в бассейне, долго лежал на массаже. У него сложились дружеские отношения с массажисткой, женщиной средних лет, которая тоже работала здесь с открытия, с ней он говорил о жизни и, как не странно, о политике. Недавно Максим стал свидетелем отвратительной сцены. Известная дива, которую принято величать светской львицей, тоже посещавшая этот клуб, во всё горло орала матом на своего охранника, который забыл в машине её сумку со спортивной одеждой. Дива была известна своим скандальным и экзальтированным поведением и выставляла его напоказ. Такого безобразного мата Максим не слышал от самых прожжённых мужчин. Напуганный охранник, огромный веснушчатый молодой парень, совсем растерялся от этих воплей и, густо покраснев, мелко дрожал. Его безропотная покорность еще более завела диву, её брань перешла в истерику.

Взглянув на искаженное злобой лицо, брызжущее мерзкими гнилыми словами, Максим вспомнил одно событие, о котором ему как-то поведал знакомый банкир. На заре девяностых в Питере отмечался юбилей известного банка. В числе приглашенных был митрополит СанктПетербургский Иоанн. Многие к нему подходили за благословением; отдавая дань моде, соизволил подойти и тогдашний мэр с супругой. Митрополит Иоанн поднял для благословения руку, некоторое время напряжённо смотрел, как многим показалось, куда-то сквозь мэра и его жену, вдруг переменился в лице, упал и испустил дух. Митрополит не мог не благословить мэра, но и благословить его не получилось. Сам бывший градоначальник наломал немало дров, стоя у истоков второго крушения России, Но несоразмерно больше зла принесла его чадо, которая, стремясь стать эталоном для молодёжи, влила в неё массу духовной отравы.

«Надо завязывать болтаться по подобным местам, – подумал Максим, – зашёл и словно окунулся в чан с отходами; уж лучше ходить в заведения попроще, там и отношение к спорту серьезней».

Максим всё чаще задумывался о своей прошлой жизни. Его охватывал ужас от того количества зла, которое за многие годы он причинил людям. Он был безжалостным зверем, чудовищем, не замечающим страданий своих жертв. Случалось, по ночам Максим долго не мог заснуть, перед мысленным взором вставали картины прошлого, за годы бандитской юности он успел натворить столько, что ему думалось, будто он навеки проклят. Тогда, в начале и середине девяностых, в рядах братвы зверство было в почёте и в моде, все старательно косили под «отморозков». Людей мучили, убивали в большей степени не из-за денег, а во имя каких-то надуманных «понтов», чтобы что-то доказать окружающим и самим себе. Максиму вспоминался дикий случай, произошедший на заре его бандитской молодости. Как-то «старшие» поставили перед Максимом и его приятелями, молодой бандитствующей шпаной, задачу: напугать до смерти одного провинившегося и задолжавшего им бизнесмена и отобрать у него недавно полученный крупный кредит. Максим и приятели решили проделать эту работу так, чтобы «старшие», содрогнувшись от их кровожадности, выделили их из числа другой, «свежеподтянутой» молодежи. Они отыскали приличного с виду молодого бомжа, подпоили его, затем пообещав денег, сказали, что хотят разыграть своего товарища, привезли несчастного в лес и закопали по голову в землю, заткнув тряпкой рот. Через пару часов бандиты притащили на это место закованного в наручники бизнесмена с завязанными глазами и, сдернув повязку, указали на торчащую из земли, словно репа, голову: «Такой же как ты крыса-комерс не хотел раздоиться, смотри, что ждет таких крыс!» Огромный, двухметрового роста накаченный детина, некий Тигрёнок, взяв в руки заранее приготовленную косу, нацелился и с одного резкого короткого взмаха отсёк мнимому должнику голову.

Эффект был ошеломляющим, бизнесмен «закошмарился» по полному и был обобран до нитки, однако львиную долю с этих денег себе загребли «старшие», молодым достались лишь крохи. Своей зверской акцией они заслужили репутацию кровавых придурков, к ним стали относиться настороженней и перестали допускать к крупным делам.

Спустя четыре года в том же лесу был застрелен Тигрёнок. Опустившийся, похудевший до состояния скелета наркоман, он был приглашен якобы на дружеский пикник, но вместо шашлыка получил пулю в затылок.

Максим до сих пор помнил обезумевшие от ужаса глаза молодого бомжа, когда Тигрёнок занес над ним косу; помнил лежащую на боку голову, с глубоким багровым нутром – чревом, лужу черно-багровой крови с тонкой ниткой – струйкой какой-то бледно-жёлтой слизи.

Вспоминая эти сцены, Максим выл, метался на кровати, глаза его горели, что-то колючее, постороннее распирало и в то же сжимало голову.

Несколько раз во сне к Максиму приходила мать убитого. Она рассказывала ему жизнь своего сына. Они жили в Калуге. Максим рыдал, ползал у нее в ногах. Он узнал, а может и вспомнил, что несчастного звали Алексеем. Он даже увидел его совсем маленьким. Мама всё спрашивала ребёнка: «Алёша, где мячик? Где мячик, сынок?» Светловолосый карапуз бегал по убогой маленькой комнате, находил мяч и, улыбаясь, показывал его маме. Они жили в крайней нужде, отец пил, распускал руки и во время запоев тащил из дома всё; у них не было даже ручек на межкомнатных дверях. По развитию Алёша сильно отставал от своих сверстников, был тихим, забитым, когда подрос, учился в школе для умственно отсталых. Отец умер во время одного из своих запоев, когда Алёше было 12 лет. С детства он познал, что такое труд: мыл машины, работал то там, то здесь, чаще на каких-то подработках. Все удивлялись его выносливости, он не чувствовал усталости, работал как заведённый и делал перерыв только когда совсем валился с ног. Когда Алексей снимал рубашку или свитер, люди замирали, видя сухой, жилистый торс, это были не мышцы, а упругие как камень переплетенные жгуты. Многие пользовались простотой Алексея и за долгую тяжеленную работу платили гроши, а бывало просто давали поесть, но он никогда не спорил и не роптал. Как-то, когда Алексею уже было за двадцать, его в качестве дармовой рабсилы привлекла компания бойких ремонтников квартир. Вначале они окучивали жителей Калуги, затем перебрались в Москву. Но на каждого халтурщика и проныру найдётся более наглый и ловкий жулик. Сделав евроремонт на квартире одного пожилого участкового, мастера вместо денег получили отборный мат и угрозы, а Алексей, как самый безответный, удар совковой лопаты по спине. В довершение ко всему участковый отобрал для каких-то своих целей у Алексея паспорт. Компания ремонтников, евробригада, как они себя называли, развалилась. Некоторое время Алексей болтался по Москве, перебивался случайными заработками, бомжевал, пока на свою беду не встретил Максима, именно он провел с ним беседу и заманил на заклание.

Максиму становилось жутко, когда он вспоминал, каким бесом он был. Теперь он смотрел на свою жизнь через призму двух фраз, когда-то сказанных отцами Церкви: «Если бы люди знали, что творится с грешниками в аду, они готовы были бы прожить остаток дней на самом узком маленьком участке скалы, висящем над пропастью», «как настоящий огонь отличается от нарисованного, так и адский огонь отличается от настоящего».

Сейчас Максим уверенно держал пост, ходил в храм на службы. Он стал реже осуждать людей, у него появилось желание давать, а не брать. Совершил он за это время и ряд добрых дел, требующих крупных денежных вливаний. Совершил их тайно, не выпячиваясь, как и надо по Евангелию творить благие дела. «Хвастающий о своём добром деле уже получает награду». «Благие дела нужно творить так, чтобы левая рука не знала, что делает правая». Глядя на людские страдания и помогая их хоть как-то смягчать, он помог и себе. Как-то само собой он перестал пускать в свой мозг мысли о блуде. Во-первых, он отвлекал, во-вторых, хорошо знал, что стоит только дать похоти один шанс и она свернёт, скрутит его волю в калач, настроит ум только в одном направлении и уже не отпустит, пока вновь не случится падение.

Постепенно у Максима формировалось другое мировоззрение, он начинал смотреть на события под иным углом. Вот два примера этому. Недавно было совершено покушение на прежнего знакомого Максима, некоего Печенина, который, кстати, тоже когда-то принял участие в отсечении головы в лесу. Киллеры намеревались убить Печенина, но по ошибке расстреляли его охранника, одинакового с ним роста и телосложения парня, бывшего десантника, служившего на Кавказе. Охранник вышел из автомобиля Печенина, получил автоматную очередь и за чужие грехи умер на месте. Люди, знавшие Печенина, говорили, что ему повезло и Провидение его опять спасло. Максим так не думал. Он хорошо знал Печенина по бандитской молодости, тогда его звали Печенье или Пью, это был наглый, жадный интриган и мокрушник, готовый, если ему было выгодно, продать всех и вся. Максим считал, что Пью вовсе не повезло, в дополнение к немалому багажу его грехов добавился еще один тяжкий – из-за него и вместо него погиб простой и совершенно безобидный парень, единственный сын у родителей-стариков. Просто время наказания Пью еще не пришло, но оно обязательно наступит и будет более суровым. Максим мог предположить вследствие чего в мирное время отдал Богу душу и охранник, выживший в своё время в горячей точке и не один раз рисковавший там своей жизнью. Он попал под опеку Печенья и тот имел на него свои виды. Печенье втягивал своё окружение в грязные и опасные авантюры, заманивал совместными гнусными оргиями, обещая золотые горы и потом, как правило, подставлял. Что стало бы с личностью охранника, с его душой, останься он жить – неизвестно.

Второй пример. Максим узнал от своего приятеля, что тот собирается отправить на аборт свою третью по счёту жену. «Понимаешь, – делился с ним товарищ, – я хотел с ней расстаться. И вот, на тебе – она залетела» Максим не стал говорить про смертный грех и про то, что зачатый плод уже имеет душу и понимает, что его убивают (Максим недавно смотрел об этом передачу, побольше бы таких!). Он сказал: «А если ты больше не будешь иметь детей? – (товарищ в сорок лет был бездетным), – У тебя мог появиться малыш, а ты его убил! Будешь жить с женой, не будешь – другой вопрос. У тебя есть шанс иметь ребёнка. Все мы под Богом ходим, вдруг авария или ещё что!» Позже Максим узнал, что приятель с женой расстался, но купил ей квартиру, передал собственность, приносящую доход, но с условием, что если она по глупости или по малодушию сделает аборт – он отберёт всё обратно.

Мало-помалу Максим двигал и основной свой проект, ради которого, как он считал, теперь жил. Если Максим занимался каким-либо делом, то отдавался ему полностью и с фанатизмом, что приносило результаты, так было с его прежней работой, так, мы видели, случилось с его стремлением собрать материалы о Ленине, сейчас же желание осуществить задуманное двигало всем его существом. Чтобы нас не обвинили в распространении информации для террористов, мы не будем касаться приготовлений Максима, скажем только, что он провёл большую работу, рассчитывал, соизмерял и проделал множество испытаний. Однако план Максима упёрся в основной момент: для осуществления задуманного ему были необходимы тротил и детонаторы.

* * *

В специфических ситуациях Максим пользовался услугами чеченца Валида. Валид был семью годами моложе Максима, но, как многие горцы, внешне выглядел гораздо старше своего возраста, можно было легко ошибиться и подумать, что чеченец старше Максима на семь лет. Валид вёл жизнь на полную катушку и имел в своём роде яркую биографию. Подростком он участвовал в первой чеченской войне. В двадцать лет Валид был задержан в Москве по подозрению в участии в громком политическом убийстве, полтора года провёл в тюрьме, но суд оправдал его. У Валида имелась своя братва, по Москве они перемещались на суперлюксовых авто. Дело в том, что Валид с давних пор крышевал известнейший автосалон по продаже машин эксклюзивных марок и активно участвовал в полукриминальной возне вокруг этого бизнеса. Валид покупал, менял, отнимал «Роллс-ройсы», последние модели «Феррари», «Ламборджини», полгода он раскатывал на «Бугатти Вейрон».

Валид всегда имел при себе ствол и в случае задержания полицией, передавал его русскому парню огромному культуристу-юристу, который всегда сопровождал чеченца. Юрист должен был сам выкручиваться со стволом, за что специально получал зарплату. У Валида была репутация отморозка, поговаривали, что его группа имеет отношение к вооруженным нападениям на инкассаторов, также был известен случай, когда на встрече с дагестанцами Валид устроил стрельбу прямо в холле отеля «Ритц». Максим знал, что у чеченца имеется вилла в Дубае на острове «Пальма» и он давно перевёз туда своих родных.

Максим использовал банду Валида, когда у него возникали конфликты с другими чеченцами. В случаях, когда требовалось смертельно напугать кинутых на обнале или конвертации клиентов, Максим прибегал к помощи Валида и его головорезов. Бывало, чтобы образумить какогонибудь особо недовольного, хватало только пустить за его машиной полную бородачей десятку с номерами 95-го региона. Недовольный тут же пропадал, забивался в угол, ожидая в отношении себя жёстких действий.

Так бывало в случаях, когда кинутый не имел серьёзной силовой поддержки. Но случалось и по иному: за похищенными деньгами начинали «подтягиваться крыши», шли напряжённейшие опасные «стрелки» и здесь Валид «разруливал, раскачивал ситуации», кому-то что-то возвращали, кого-то жёстко посылали. Валид всегда отдавал предпочтение силовому решению вопросов. Он сам и почти вся его братва занимались единоборствами, некоторые выступали на известных соревнованиях и турнирах. Группа Валида рвала своих оппонентов, по Москве о них ходила мрачная слава.

Валид днями просиживал в обществе себе подобной чеченской братвы в ресторанах отелей «Украина», «Золотое кольцо» и «Президент отель». В последние годы он существенно разбогател и заметно прибавил авторитета среди своей диаспоры. Во многом этому способствовало то, что Валид познакомился с неким N, заместителем начальника ДЭБа МВД и стал выполнять для него щепетильные силовые поручения. N, в свою очередь, отмазывал Валида, если тот влипал в неприятные ситуации со стражами порядка. Когда N уволился из полиции и устроился начальником службы безопасности в известнейшей и крупнейшей госкорпорации, то притащил туда и Валида. Горцев, конечно, на работу там никто не оформил, но группа Валида стала решать проблемные ситуации для госкорпорации, и параллельно, как заведено у чеченцев, влезать во всё и вся. Очень скоро Валида и его боевиков стали натравлять друг на друга вечно конфликтующие между собой из-за доступа к финансовым потокам топ-менеджеры компании. Кто-то натравлял, кто-то в свою очередь их тут же тайно перекупал, чеченцы, надо отдать им должное, умудрялись заработать и тут, и там.

Как-то Валид, зная, что у Максима имеются отлаженные рейдерские механизмы по отъёму чужой собственности и что он набил на этом руку, взял его на встречу с первым замом руководителя госкорпорации, который положил глаз на один лакомый завод. Валид общался с этим чиновником почтительно, улыбался неожиданно хорошей, доброй улыбкой, которая, кстати, ему очень шла. Максим вспоминал, что ещё Толстой, описывая Хаджи-Мурата, отметил у того приятную и даже в чём-то детскую улыбку. Встреча происходила в фешенебельном ресторане, который принадлежал чиновнику. Максим был в шоке после общения с этим типом, который уже неделю находился в запое, дружески обнимался и целовался с этнической братвой, время от времени по телефону вызванивал каких-то баб, при посторонних беседуя с ними на интимные темы и то и дело отвешивая пошлые шутки, видно подобные сальности помогали ему считать себя настоящим мужиком. И так себя вёл первый зам друга президента страны! «Бедное государство! – думал Максим, – кто стоит у твоего руля?» Он уже не в первый раз сталкивался с подобными небожителями и сделал вывод, что чем выше заглянуть, тем отвратительней, лживей и циничней царящая там атмосфера.

Максим уважал и опасался Валида. Несмотря на возраст, чеченец был очень хитер и по-своему мудр. В Валиде сочетались и отчаянная, граничащая с безрассудством, дерзость и смелость, а также животное предчувствие реальной опасности, которым он хвастался и называл «чуйкой». Максим с интересом наблюдал за чеченцем. Его удивило наличие в Валиде особого рода сентиментальности. Как-то, ожидая Валида в ресторане, Максим получил от него звонок, чеченец твердил о каком-то котенке, говорил, что задерживается. Максим не понял ничего из сказанного: котенок, какой котенок, причем здесь котенок, съесть что ли собирается его кавказец. Когда Валид, наконец, в сопровождении обычной свиты после часового опоздания прибыл в ресторан, Максим узнал у него о причинах задержки: оказалось, когда кортеж Валида летел по Кутузовскому чеченец заметил мечущегося среди машин маленького перепуганного котенка. Кортеж был остановлен, котенок отловлен и отвезен в дом Валида под надежный присмотр женщин и детей. После этого случая Максим переменил слово, под которым в записной книжке его телефона значился номер Валида, раньше это был просто «юг», теперь стал «Котэ».

Сейчас Максиму позарез нужен был Валид, он рассчитывал на его содействие в приобретении тротила и детонаторов. Но Валида в данный момент в Москве не было. Максим слышал, что у него произошёл конфликт с группой кавказских воров в законе. На какой-то «стрелке» Валид и его братва жёстко поломали двух воров: одному выбили глаз, другому прострелили ногу. На другой день их родственник, известнейший вор всероссийского масштаба, попытался отловить чехов возле мечети и устроить им достойную «ответку», но еле унес ноги от бородатой толпы правоверных. Между ворами и Валидом разгорелась война. Вскоре полиция задержала вора всероссийского масштаба, у него были якобы найдены наркотические вещества. Серьёзным репрессиям подверглись и другие его близкие, участвующие в данном конфликте. Опасаясь покушения, Валид пересел в бронированный джип и увеличил охрану, на бешеной скорости вереница чёрных бронников носилась по Москве, неизвестно было, в какой из них находится Валид. Постоянными атрибутами его теперь стали чёрные очки, бейсболка и накинутый сверху нее капюшон, в этом наряде он смахивал на криминального рэп-исполнителя. Как и ожидалось, воры не остались в долгу. Вскоре получило новое дыхание запылённое уголовное дело, когда Валид кого-то избил в гостинице «Украина», его объявили в розыск и он был вынужден выехать из страны.

На время отсутствия Валид передал бразды правления бандой своему дальнему родственнику, которого все по какой-то причине называли Мамуло. Этот Мамуло, на взгляд Максима, был самый никчёмный, подлый и трусливый член группировки. О жадности Мамуло ходили легенды. Сам Валид над этим неоднократно посмеивался. Толстый, рыхлый, несуразный Мамуло, не будучи чистокровным чеченцем, прилип к Валиду как пластырь к волосам. Единственное, в чём Мамуло преуспел, по мнению Максима, это в искусстве лести. В присутствии Валида Мамуло вечно восторгался его величием и «славными подвигами», искусно играя на честолюбивых струнках тёмной души этого хищника.

Основной бизнес у Мамуло был под стать его характеру: он крышевал и являлся учредителем ряда связанных между собой компаний по продаже лекарств «от всех болезней». Используя принципы сетевого маркетинга, лживую навязчивую рекламу, эти шарлатаны дурили больных людей, преимущественно стариков, навязывая им «чудо-средства». У этих гиен выработался нюх на доверчивых пенсионеров, хватающихся за соломинку в желании победить недуги. В общении гиены представлялись врачами, светилами науки, знатоками восточных медицинских практик и, оперируя зазубренными медицинскими терминами, обещали полное стопроцентное выздоровление, цинично выманивали отложенные на чёрный день средства.

Помимо бизнеса за Мамуло тянулся шлейф мерзостей и на личной почве. Известно было, что он увёл жену у состоятельного девелопера. Похотливые глаза бывшей проститутки, зашоренные однообразной рутиной сытой жизни со старым пьяницей мужем, увидели в Мамуло храброго и гордого горца, настоящего мужчину. Дежурные кавказские слова-штампы были восприняты как огонь пылких, но сдержанных чувств.

Далее случилось вот что. С помощью Максима и ряда беспредельных решений чеченских и дагестанских судов (кстати, Максим обращался к Валиду, когда ему требовались подобные судебные решения), Мамуло и Валид отжали большую часть собственности обманутого мужа. Чеченский ЧОП силой вытряхнул охрану с этих объектов. Максим слышал, что дама вскоре родила Мамуло сына, хотя ранее было известно, что горцы развлекались с ней по очереди в какой-то сауне. Не желая общаться с Мамуло, Максим позвонил Валиду, спросил как с ним увидеться, сказал, что готов вылететь к нему за границу.

– Нэ, нэ получится, – ответил Валид, – я далэко. Мамуло всэм рулит. Он компэтэнтэн. С ним встрэчайся.

Перспектива встречи с «компэтэнтным» Мамуло не порадовала Максима, но он усмехнулся над этим «я далэко». «Как это все-таки отдает атмосферой из „Мимино“», – подумал он и вспомнил два забавных случая. Тогда он приезжал по делам в Грозный. Максим, Валид и несколько чеченцев что-то обсуждали, стоя у тюнингованного «Хаммера» Валида, дело происходило в центре города у одного из ресторанов. Максим заметил, что уже продолжительное время рядом с ними крутился чеченский подросток лет 14-ти; то отходил, то приближался и что-то очень внимательно рассматривал. Максима удивило его поведение.

Наконец подросток подошел и что-то спросил по-чеченски. Валид ему коротко ответил.

– Что он хотел? – спросил Максим.

– Узнал, продаём мы диски на «Хаммере»?

Я сказал, нэт.

Получив ответ на мучивший его вопрос, подросток удалился восвояси. Это необычное любопытство молодого автолюбителя, покорённого огромными блестящими дисками никак не озадачило чеченцев, не рассмешило их, вопрос показался им закономерным, далее разговор протекал в прежнем деловом русле.

Усевшись в «Хаммер» к Валиду, они поехали по городу. У Валида зазвонил телефон, это была его жена. Валид разговаривал с ней по громкой связи, некоторые фразы были на русском.

– Ты где? – поинтересовалась жена.

– По трассе еду, а ты?

– В центре плюс-минус.

Максим заметил, что и вопрос и ответ полностью устраивал супругов, хотя, в его понимании, абсолютно было не ясно местонахождение обоих.

Подобные эпизоды в поведении горцев случались регулярно, Максим воспринимал их как этнический колорит. Но он не сомневался, что чеченцы гораздо ближе русским по менталитету, чем инопланетяне голландцы нейтральные по отношению к однополым связям, чем норвежцы, допускающие системное изъятие детей из семей и прочие толерантные европейцы. Общаясь с чеченцами, он знал, что у них есть чему поучиться – это и уважение к своим старшим, и помощь родственникам, и верность традициям. Ему был близок доминирующий в их среде культ силы. Максим уважал Валида за его религиозность, чеченец строго держал мусульманские посты, совершал положенные намазы.

Максим договорился встретиться с Мамуло в ресторане гостиницы «Украина». Предстоящая встреча напрягала и раздражала Максима. Он уже жил другой жизнью и ему не хотелось погружаться вновь в атмосферу «тёрлова», и особенно просить о чём-либо Мамуло.

Уже с утра в день встречи Максим был взвинчен, как-то внутренне не собран, мысль его гуляла. Знакомая до боли пошло-яркая атмосфера ресторана, столики утыканные сбродом из напыщенных фурий и примоднённых «решальщиков», взбесила Максима с первой минуты.

Мамуло и его суровая компания занимала два сдвинутых рядом стола. Среди этой банды особо выделялся огромнейшего роста чеченец с ваххабитской бородой в чёрной спецназовской форме. На ремне бородача висела кобура. «Не факт, что ствол боевой, скорее всего травматика, – пронеслось в голове у Максима, – однако как всё-таки чехи любят такие понты». Максим отозвал Мамуло за пустой соседний столик. Они еще не успели за него присесть, как подошли два коренастых молодых чеченца в одинаковых куртках с эмблемой миксфайта. Они обнялись с уже присутствующими, поздоровались с Максимом. Он заметил у обоих переломанные уши. Также от Максима не ускользнуло, как в отсутствии Валида поменялись манеры Мамуло, сейчас он ощущал себя лидером, держался важно и самодовольно. Максим всегда испытывал неприязнь к этому грузному и вечно сальному типу. Сейчас эта неприязнь превратилась в бешенство. Странная смесь злости и бесшабашности подняли его душу кверху точно легкую пьяную пену.

– Я слышал, – сказал он Мамуло, когда они наконец уселись за другой стол, – некоторые себе специально уши ломают, чтобы окружающие боялись.

У Максима было ощущение, словно он летел с горы. Он как будто специально лез на рожон.

– Эти других ломают, головы ломают… Ты им (Мамуло сделал акцент на им) про специально сломанные уши скажи. Эти ребята настоящие чемпионы, я помогаю им, спонсирую их дорогу в спорте.

Немного развязано Максим перешёл к делу и объяснил, что ему нужно. Мамуло попытался вынюхать, зачем ему тротил и детонаторы. Максим не говорил.

– Тебя примут, напугают, ты меня сдашь! – буркнул Мамуло.

Максима задели слова «напугают» и «сдашь», нужен был ответ.

– Кто меня напугает?… А? – тихо, но сурово рыкнул он. – Меня не раз принимали, кого я сдавал? Я сказал, что мне нужно! Ответь: поможешь или нет?

Мамуло мгновение внимательно смотрел на Максима, он не понимал его агрессивного настроя. Подумав, что его буйная интонация могла долететь до поломанных и не поломанных ушей угрюмых товарищей за соседским столиком, решил взорваться за место тротила.

– Слушай! – гаркнул он. – Я тебе кто – склад?! Ты что просишь?

Максим молча поднялся и направился к выходу.

– Забудь тэлэфон мой! – кричал ему вдогонку Мамуло.

«Это мне надо сменить телефон, – подумал Максим, – ведь запросто сдаст бывшим коллегам N… Как я мог так опростоволоситься? Где мозги? К кому обратился с просьбой и что вообще на меня такое нашло? А ведь с Валидом я всегда ладил.

У Максима давно были выстроены чёткие деловые отношения с чеченцами. Зная их особенность поддавливать и пытаться по максимуму влезать в темы, Максим никогда не запускал их дальше положенного. Он всегда предельно чётко обговаривал условия и суммы и эта схема работала: предложение – выполнение – оплата и не более. Максим вёл пёструю жизнь и имел за спиной большой опыт. Он не лукавил, когда сказал Мамуло, что его не раз «принимали». В девяностые Максим отсидел полгода на «Матроске» по подозрению в вымогательстве. Задерживал его легендарный РУБОП. Максим уже тогда тяготел к общению с финансистами и по просьбе последних наехал на одного крупного банковского мошенника, кинувшего банк на серьёзную сумму. Мошенник забил Максиму стрелку якобы с другой братвой, но «подтянул» РУБОП. Максима и его товарищей «приняли» максимально жёстко.

Беспрерывно били и пытали полдня. Как оказалось рубоповцы сами «получали» с мошенника и хотели навек отбить у бандитов желание на него наезжать. Занимающийся спортом, физически крепкий Максим несколько раз терял сознание, но потом вновь приходил в себя. Эти пытки Максим запомнил на всю жизнь, как и покрытые старой запёкшейся кровью белые кроссовки рубоповского вожака. Позже Максим слышал, что как только сняли крёстного отца шаболовских костоломов Рушайло с поста министра МВД, именно этих рубоповцев потихоньку арестовали сотрудники ФСБ, на борцах с гангстерами висели убийства и десятки случаев похищения людей. Второй раз Максима задерживали менее года назад. Одно суровое по специфике своей деятельности подразделение МВД при силовой поддержке ОМОНа накрыли несколько его обнальных площадок. Оперативники хорошо подготовились, месяц слушали телефонные переговоры Максима и его сотрудников, собрали необходимые улики. После этого случая Максим стал очень осторожен в общении по мобильному. Во время обыска в офисе Максима было изъято около восьми миллионов долларов, большая часть которых оказалась незапротоколированной и совершенно испарилась. Вскоре в камеру ИВС, где находился Максим, пришёл молодой оперативник из из числа тех, кто его задерживал и на экране своего мобильного показал цифру ещё в 3 миллиона долларов за прекращение уголовного преследования, иначе Максиму будет вынесена мера пресечения арест и до суда он точно просидит в тюрьме, а как суд решит «бабушка надвое сказала». Максим подключил своих покровителей, те хлопотали, и цифру удалось сократить до миллиона. С этими покровителями Максима когда-то давно познакомил Палыч, свёл для решения одного вопроса и потом даже не догадывался, что Максим продолжил с ними общение. Это были два друга, оба потомственные чекисты, ровесники Максима, заядлые байкеры, каждый из них держал по несколько мотоциклов, в холодное время года они передвигались по городу в фешенебельных автомобилях с водителями. Пока им не закрыли выезд за рубеж, они успели на мотоциклах исколесить всю Европу, были даже в Южной Америке. Эти сотрудники слыли кутилами и весельчаками, вместе с Максимом они шатались по стрип-клубам, дорогим борделям и модным дискотекам. Несмотря на то, что оба были семейные, содержали любовниц. Они хотели Максима затянуть в байкерство, но он оставался верен спортивным авто. Юмор у них был специфическим, и, как правило, ниже пояса. Они вечно подкалывали друг друга. Несмотря на свое показное раздолбайство и разгульный образ жизни, оба были профессионалами в своем деле, могли трудиться до седьмого пота, если того требовали обстоятельства. Оба они были отчаянными патриотами, от всей души желали блага России и, что самое удивительное – искренне ненавидели коррупционеров. Именно эти два чекиста-приколиста помогли Максиму снизить цену за свое вызволение и даже устроили ему встречу в ресторане «Узбекистан» с теми, кто спланировал и организовал наезд. Это были два ещё более уникальных человека, очень известных в своём кругу. Оба сотрудника были азербайджанцами, службу начинали в Московском РУБОПе, в отделанных в восточном стиле с коврами и кальянами кабинетах сражались с этническим криминалом. После ликвидации РУБОПа перешли в ДЭБ, где возглавили борьбу с незаконным оборотом золота и драгметаллов, которая свелась к «окучиванию» и «прикручиванию» крупных ювелирных сетей. Скандально засветившись в ДЭБе, они изменили фамилии на русские и перешли в вышеупомянутое подразделение. Если бы Максиму сказали, что перед ним сидят милиционеры, он ущипнул бы себя за ухо, он видел вальяжных наглых баев, в усыпанных бриллиантами часах с турбийонами.

– Интересная штука! – сказал Максим одному из них, указывая на усыпанную крупными алмазами пряжку ремня.

– Тридцать шесть тысяч долларов и это с большой скидкой! – нехотя, но гордо ответил владелец чудо-ремня – настоящая цена ей – сто!

Максим знал, что эти два сотрудника сломали жизнь многим, кто не смог откупиться, многих наказали, изъяв крупные партии товара. Они занимались большими проектами, в своё время принимали участие в наезде на структуры «Евросети». Говорили, что они владеют сетью отелей в разных уголках Европы, куда летают на своём самолете «Сэссна».

Во время беседы с баями в погонах и чекистами Максим на некоторое время ушёл в туалет, оставив на столе некоторые свои вещи, в том числе ключи с маленьким брелоком, в котором был вмонтирован диктофон. Этот диктофон Максиму изготовил знакомый Кулибин, он был единственным в своём роде, брелок Максим покупал сам. Максим часто пользовался этим устройством. Подобные серийные вещи сотрудники органов могли «расшлёпать». Максим не исключал, что баев на него натравили его знакомые приколисты. Вдруг, они, когда его нет, пообщаются на эту тему, сейчас же работники спецслужб прежде всего коммерсанты, а не те асы, что были раньше. Прослушав потом запись, Максим немного успокоился. Разговор в его отсутствие протекал в том же русле, Максима ничего в нём не насторожило: «Вроде не они».

После второго задержания Максим серьёзно призадумался. Он ещё тогда давно в камере на «Матросской тишине» понял, что никакие деньги не стоят заключения в вонючих стенах, но в те времена он был молод и не видел для себя иной жизни; конечно, он стал осторожней, но род деятельности не сменил. Другое дело сейчас: во-первых, он уже многого добился; во-вторых, понял, что в третий раз ему может и не повезти. Когда Максим оказался вне стен ИВС, в его мозгу запустился новый мыслительный процесс, его очень утомило постоянное напряжение, каждодневное ощущение опасности, надоели бесконечные интриги, коррупционная возня. Ещё более крупный перелом в его сознании произошёл после Амстердама. За последний год Максим кардинально изменился, раньше это был хищник, сейчас человек с чуть-чуть потеплевшей душой. Он осознал свинство своего бытия и понял, что его неминуемо ждет ад.

После неудачного разговора с Мамулой, кстати, Максим сразу не выбросил телефон, который был у него специально предназначен для общения с чеченцами, перед ним опять встал вопрос, где взять взрывчатку. Ещё в начале девяностых на боксёрских сборах Максим свёл дружбу со сплочённой шайкой сорвиголов, также как и он тогда недавно начавших бандитскую карьеру. Эти парни проживали в небольшом подмосковном городе на границе с калужской областью, но считались подольскими. Именно к этим стареющим боксёрам, обложившим данью свой городок ещё двадцать пять лет назад и до сих пор исправно её получающим, обратился за помощью Максим. Он знал, что эти динозавры его не сдадут точно, потому что являются «правильными пацанами» в полном смысле этого слова. В Москве таких давно уже не осталось. Случалось, Максим выручал их своими связями, был для них старинным полезным московским знакомым, и поэтому надеялся, что они ему помогут, чем смогут и не ошибся.

– Есть у нас один любитель оружия и по совместительству чёрный копатель, – сказали Максиму парни, – давно его знаем, он с омоновцами водит общение, кое-что они ему из командировок тащат, но человек порядочный, месяц назад купили у него хорошую балалайку – АКМ-7,62 в хорошем состоянии, при желании он может и интересную модель какого-нибудь «Зиг Зауера» достать. Живёт он у нас на районе на даче, сажает картошку, вскапывает что-то там, пропалывает, но один участок, чувствуется, поливает машинным маслом. Он весь зашифрованный, торговлю ведёт через надёжных посредников, но тебя, как нашего близкого, мы с ним напрямую сведём.

Старые рэкетиры, они даже не стали интересоваться, зачем Максиму столько взрывчатки:

«Надо – значит надо», да и «меньше знаешь – лучше спишь»; главное, они видели в нём человека разумного и опытного, который «лишнего косяка не запорет», и к которому впоследствии можно будет обратиться с аналогичной серьёзной просьбой.

Скоро Максим приобрёл всё необходимое, считалось, что очень за дорого, может, знакомые бандосы тоже нагрели на этом руки, но для него в таком деле это был сущий пустяк.

Задача, которую перед собой поставил Максим, приобрела над ним какую-то таинственную власть. В событиях, которые с ним происходили, он стал видеть некие знаки предначертания.

На днях он встречался с одним из чекистов. Встреча происходила в неприметном кафе экстранеформального толка в районе Кузнецкого моста. Максим и «чекисты» выбрали его местом своих регулярных встреч. Данное заведение имело ряд особенностей: во-первых, любой обычный посетитель, в том числе и так называемый «топтун», – сотрудник службы наружного наблюдения – был здесь в диковинку и контрастировал с основной повседневной публикой этого кафе – зелёной панкующей молодежью и сразу выделялся на её фоне; во-вторых, здесь было два отдельных выхода, причём на разные оживлённые улицы. У Максима и чекистов было принято называть это место «у дураков». Созваниваясь, они так и говорили: «Встречаемся у дураков» или «Пойдём к дуракам»; допускались также вариации: «Пообедаем у балбесов», «Жду в дурдоме», «Пойдём в маразм».

Поздоровавшись, приколист сразу похвастался Максиму, что нашёл себе новую девушку.

– Коммерческую? – спросил Максим.

– Нет, у нас всё по любви! Хочешь, покажу фотографию?

Приколист показал на экране своего телефона снимок злобной толстенной бабы, которая с остервенелой гримасой била палкой, какой выбивают ковры, по толстой, красной, воспалённой заднице голого мужика.

– Это я! – сказал приколист, указывая на задницу.

Максим рассмеялся.

– Забавно… Откуда ты скачиваешь эти фотки?

– Говорю тебе – это я! Я у неё в сексуальном рабстве! Хочешь присоединиться?

– Ладно, хорош прикалываться!.. Говори, зачем звал?

Приколист заговорщицки немного понизил голос, сказал:

– Тут одни бывшие альфовцы, мы тебя с ними раньше знакомили, видели в «Украине» твой конфликт с «чехами».

– Да? Мир тесен. Я их не видел.

– Да ты вообще, они говорят, как ненормальный был, глаза как у наркомана. В упор на них смотрел и не видел. «Чехи» после того, как ты ушёл, выбегали на улицу тебя ловить, очень злые были, но ты уже уехал. Что случилось, альфовцы не поняли, ты с ними дерзко что ли поговорил. Вообще «чехи» бывают трёх видов: первые – официальные, окружение О – великого, вторые – старые московские бандиты и третьи – беспредельные морды, махновцы; иногда между этими видами бывают ротации. Твоих «чехов» знают: они частично относятся ко второму виду. Короче, с ними мы можем решить вопрос – надо?

– Нет! У меня нет с ними вопросов!

– У тебя нет, у них к тебе есть! Говорю тебе, они очень злые были.

– Да мне всё равно, какие они были! У меня нет с ними никаких вопросов.

– Смотри.

– Здесь нечего смотреть!

– Я не о том, сюда смотри! – он указал на молоденькую официантку в очень короткой клетчатой юбке. Она стояла к ним спиной и протирала столик. Девушка то и дело наклонялась, Максим заметил необычную наколку в форме женской подвязки.

– Как думаешь, она очень развратная? – спросил приколист.

– Нет… просто дура.

Чекист задумался. Его размышления прервал телефон, свалилась СМС, чекист открыл сообщение. Его глаза расширились, он выдохнул: «Ух» и показал экран телефона Максиму. Увидев снимок, Максим тоже оторопел: на восточном ковре лежало тело обезглавленного мужчины, голова с торчащей из шеи рукояткой длинного ножа находилась между ног убитого.

– Я его знаю! – сказал фээсбэшник – несколько раз видел в командировках, бывший заместитель начальника УВД одного из районов Дагестана.

Чекист позвонил отправителю СМС. Из их разговора Максим понял, что банда ваххабитов ворвалась в дом к бывшему полицейскому и зарезала его на глазах жены и детей.

– В советские времена и в страшном сне не приснилось бы, что такое может происходить в солнечном Дагестане – сказал Максим, когда чекист закончил беседу по телефону.

– А в каком сне приснилось бы то, что происходит в цветущей Украине?

– Какие разные у тебя в трубке фотографии! – заметил Максим. На экране блокировки телефона были фотографии его дочек, трехлетних близняшек.

– Кстати! – сказал чекист. – Одна фотка напрямую касается тебя. В этот раз, брат, влип ты по полной!

Он начал копаться в телефоне и через минуту поисков показал Максиму очередной ужастик – растерзанное взрывом тело бородача-боевика с раскроенным надвое серым лысым черепом и вывалившейся оттуда кровавой мозговой массой.

– Наши ликвидировали недавно «бойка». Знаешь, что у него в записной книжке телефона нашли?

– Ну!

– Твой номер… проходишь у него как близкая связь под подписью: друг, финансирует джихад.

– Не смешно! – сказал Максим.

Максима очень обеспокоил этот разговор.

«А что если чекисты знают, что я просил у чехов. Уж больно навязчиво мне предложили помощь!.. Ах я дурак! Зачем ходил к Мамуло?! В этом же кругу все знают друг друга. Но скорее всего «фэйсы» хотят как всегда бабла… хотят заработать, решить вопрос. Будем надеяться, что это так, а не иначе, но в зеркало заднего вида посматривать стоит почаще, если процесс пошел, за мной выставят «наружку», чтобы понять для чего предназначен тротил… Если что-то почувствую, надо будет сразу же выставить контрнаблюдение, чтобы гарантированно убедиться в наличии топтунов и тогда полностью притихнуть, даже выехать на время из страны… А чехи всё-таки выскочили за мной, но не успели, я уехал… Бог отвёл! Мне уготовано сделать другое, поэтому и отвёл.

Максим решил ударить по мавзолею. Он рассчитывал, соизмерял. Основной задачей было – чтобы никто не пострадал от его действий. Не входило в планы Максима и становиться камикадзе! Он обязательно хотел дожить до тех времён, когда Родина возродится. Когда, наконец, будет дан общенародный полный анализ событиям, из-за которых Россия в семнадцатом и девяносто первом году окунулась в смуту. Этому предшествовало явление, когда средства массовой информации и целые области культуры, а за тем и сама власть отдавалась в руки русофобским силам, за время правления которых Россия теряла больше, чем в любых войнах.

Как-то Максиму приснился захватывающе-правдоподобный, волнующий и вместе с тем жуткий сон. Ему приснилось некое будущее, в котором враги и предатели Родины, кто сознательно разрушал нашу страну в период последних десятилетий, и кого мы сегодня каждый день видим по телевизору, были арестованы одним необычным подразделением. Бойцы этого отряда были облачены в чёрную форму. Нет, они не были схожи с эсэсовцами, их форма больше напоминала монашеские одеяния. У них чёрным по чёрному были вышиты погоны и другие знаки отличия, это шло в разрез с привычной логикой идентификации званий, но было сделано в знак памяти и траура по тем многомиллионным жертвам, которые понесла наша страна во время переворотов с использованием схожих разрушительных механизмов в 17-м и 91 году XX века. Единственным светлым знаком в этой форме была массивная серебряная овальная иконка с изображением архистратига Михаила с мечом в руке, она затейливым образом крепилась в области сердца на цепях, схожих с аксельбантами. Головы бойцов подразделения покрывали чёрные капюшоны наподобие схимнических. Максиму привиделось даже место, где располагалась штаб-квартира этого подразделения. На пересечении Большой Лубянки и Кузнецкого моста есть большое изогнутое здание Кузнецкий мост дом 21/5, именно сюда свезли арестованных врагов народа. Во дворе этого здания в реальности стоял абсолютно дурацкий по внешнему виду памятник соратника Ленина Воровского, больше напоминающий трамвайного воришку или бомжа. Во сне Максима этого памятника уже не было, на его месте стоял огромный каменный крест. Для понимания народа и для восстановления правды событий 1917 и 1991 года властями страны было принято решение очистить тело Родины от «чужих». Для этого специальные службы провели эксгумацию останков бесов ленинской гвардии (кого-то вытащили из кремлёвской стены, кого-то из могил) и уже почивших бесов новой эпохи. Вперемежку останки мёртвых бесов и арестованных живых врагов народа были сброшены в трюм огромной баржи, которая покинула пределы территориальных вод России и была тайно затоплена у берегов самодовольного государства, большей частью виновного в занесении этой заразы. Так команда бесов прошлого и нынешнего времён подобно евангельским бесам, которые вошли в свиней, были утоплены в пучине вод.