Пролог

Вагон плавно покачивался, и приглушённый стук колес едва доносился в купе. За широким окном летел сплошной зелёный занавес и только там, где он разрывался, открывались огромные аккуратно возделанные поля. Весёлый морячок, всю дорогу без устали забивавший по соседству козла, открыл дверь и потянул чемодан с полки.

— Подъезжаем, вещички пора складывать!

Худощавый мужчина, сидевший возле окна, поднял голову.

— Почему, мы же только Узловое проехали?

Морячок заинтересованно посмотрел на попутчиков. Их было двое, отец и сын. Сын, застенчивый подросток лет пятнадцати, лежал на верхней полке и вежливо отмалчивался, а его отец, обычно поглощённый своими мыслями, сейчас явно недоумевал.

— А вы что, разве уже бывали здесь? — морячок оставил чемодан и присел на нижнюю полку.

— Бывал… — мужчина едва заметно улыбнулся. — Только давно.

— А-а… — догадался морячок. — Сына в родные места везёте.

— Ну, родился-то я далеко, — уточнил мужчина, — но, как когда-то говорили, в большую жизнь отсюда пошёл… — Мужчина откинулся на спинку дивана и мечтательно закрыл глаза. — Вот сейчас будет станция Восток-товарный, потом перецепят паровоз и задним ходом потянут состав к городскому вокзалу. Там станем над самой речкой и пойдём в город пешком, через низинку, через мостик, прямо на центральный холм…

— Ой-ой-ой! — морячок по-детски схватился ладонями за щёки. — Да вы сколько лет здесь не были?

— Сколько? — мужчина на секунду задумался. — Да, пожалуй, лет тридцать…

— Ого!.. — морячок даже присвистнул от удивления.

— А что, изменилось многое?

— Изменилось? Да тут новый город теперь!

— А старый как?.. Перестроили?

Голос у мужчины дрогнул, а его сын, заинтересовавшись разговором, свесился вниз.

— Ну нет, что вы. Совсем наоборот. Там всё как было, даже вокзал старый, что над рекой оставили, только станцию перенесли.

— Это куда же?

— А прямо на бывшую товарную!

— Там же ещё аэродром был? — изумился мужчина.

— Застроили! — весело рассмеялся морячок. — Всё застроили и аэропорт перенесли. Да и какие там самолёты были, небось «кукурузники»?

— Точно, «кукурузники». — Мужчина по-доброму улыбнулся. — Выходит, скоро город будет?

— Да вот он! — морячок вскочил и распахнул дверь.

Мужчина поспешно вылез из-за столика и, выйдя в коридор, замер перед окном. Поезд шёл вдоль густой россыпи новостроек, местами подходивших к самому полотну. Из-за домов поднимались высокие заводские трубы, одна из них густо дымила, закрыв верхушку плотным желтоватым клубком.

— Это наш северный промышленный район, — пояснил морячок, придерживая коленом норовившую захлопнуться дверь.

Подросток спрыгнул на пол и, став позади отца, тихо спросил:

— Что, всё изменилось?

— Ты же слышал, Старый город не трогали. — Отец усмехнулся, обнял сына за плечи и крепко прижал к себе. — Это здесь, когда меня самого звали Сашкой, было не так…

МАЛЕНЬКИЙ ГОРОД

Тогда поезд медленно тащился мимо болотистых лугов, перелесков и только-только восстановленных полустанков. За дребезжащим окном ползли серые от времени соломенные крыши бесчисленных хуторов и голые пни сплошной вырубки, как бы подпиравшие колею, то и дело перемежаясь крохотными речушками.

И хотя проплывающий за окном пейзаж был непривычен, Сашка не удивлялся. С тех пор как отца взяли на фронт, им с матерью, оказавшись в эвакуации, пришлось поездить порядочно, и при желании Сашка мог вспомнить и маленькие мотающиеся на выходных стрелках теплушки воинских эшелонов, и томительные стоянки в тупиках, и безжалостную толкотню сортировочных.

Запомнились и сами вагоны, начиная от дачных с трамвайными скамейками и простых спальных с всё время дребезжавшими стальными проушинами бандажей верхних полок, до совсем уж невероятного великолепия древней развалины с бархатными диванами и императорским клеймом на раме, поданной под офицерские семьи в Ростове. Тогда ещё долго пришлось ехать вдоль донского разлива, и от самой насыпи чуть ли не до горизонта была только вода, из которой торчали перекошенные столбы линий электропередач с оборванными проводами.

А ещё из окон этих вагонов Сашка видел горы касок возле станций Поволжья, груды металлолома на платформах и битую технику у едва осевших окопов, а больше всего разбомблённых и расстрелянных эшелонов, сваленных под откосы и обгоревших до того, что от них оставались только ржавые тележки да искореженные металлические каркасы.

И после всего виденного, когда на последней станции паровоз, перецепленный в хвост эшелона, начал толкать состав перед собой, Сашка догадался, что ветка здесь тупиковая и городишко этот, куда они с матерью наконец приехали, должно быть, маленький, тихонький и захолустный…

Мысль о том, что они наконец прибывают, заставила Сашку оторваться от окна. Пробежав по подрагивающему полу в конец вагона, он заскочил в туалет и первым делом уставился в зеркало. Из обшарпанной рамы на него смотрел немного нескладный вихрастый парнишка с вздёрнутым носом и добела выгоревшими бровями.

Торчание возле окна не прошло даром: от крыльев носа вниз шли две угольные чёрточки, и Сашка торопливо застучал по рожку умывальника. Плеснув в лицо тёплой водой и чуть подвинувшись (сбоку на старое зеркало наползали чёрные чешуйчатые разводы), он удовлетворенно хмыкнул.

Умывание показалось ему достаточным и, поправив секущийся от бесчисленных стирок воротник мятой апашки, Сашка выскочил в коридор, потому что за окном уже мелькнул решетчатый столб станционного семафора. Хлопец поспешно стал на кожух отопления и высунулся как можно дальше из окна.

Сначала показались приземистые пакгаузы, потом бесконечно долго тянулась воинская рампа, выложенная мелким булыжником, и только когда совсем рядом проплыла беленькая будочка с кирпичной, фасонно-выпуклой надписью «1909», и Сашка высунулся из окна почти по пояс, он увидел отца.

Отец (Сашка узнал его сразу), кирпично-загорелый и совершенно седой, стоял на самом краю перрона, выложенного почему-то бросившимися в глаза ребристо-жёлтенькими плиточками, и изо всех сил размахивал зажатой в кулаке военной фуражкой…

А вообще первое впечатление оказалось верным. Когда позднее, после бурно-радостной встречи, отец с матерью занялись друг другом и Сашка принялся глазеть по сторонам, он увидел, что вокзал, наверняка построенный ещё в царское время, маленький и привокзальная площадь с цветником посередине маленькая и даже ожидавшая их автомашина, «Опель-Кадет», тоже маленькая.

Сашка недоумённо посмотрел на четыре больших чемодана, где помещалось всё привезённое ими имущество, и оценивающе глянул на автомобиль. Багажника сзади, как у больших машин, конечно, не было, зато сверху, на специальных стойках крепилась прочная металлическая решётка, куда шофёр, весёлый улыбающийся парень в выцветшей гимнастёрке со следами погон, наверняка только что демобилизованный солдат, споро закинул багаж и на всякий случай привязал чемоданы явно загодя припасённым шнурком.

Конечно, «Опель-Кадет» не отвечал Сашкиным представлениям о солидных автомобилях, и тем не менее хлопец с удовольствием уселся на переднем сиденье, мама с отцом устроились сзади. Шофёр, которого отец называл просто Юрием, нажал стартёр, и, заурчав мотором, «Опель-Кадет» уверенно покатил узенькой мостовой, проложенной вдоль длиннющей казармы с красной звездой на воротах, а потом мимо серебристых баков нефтебазы, видневшихся с другой стороны дороги.

К сожалению, автомобильное путешествие оказалось коротким. Сашка ожидал, что они будут ехать долго, однако авто, миновав нефтебазу и домики предместья, въехало на холм и, обогнув что-то похожее на городской сад, свернуло в какую-то улочку и там остановилось возле особнячка с непривычно широкими тройными окнами и сетчатой оградой.

Новое жильё Сашке понравилось. Во время эвакуации им с матерью приходилось ютиться то в бараке, то в коммуналке, а то и просто под открытым небом на каком-нибудь полустанке или сортировочной. Конечно, на фоне таких воспоминаний двухкомнатная квартира, где они втроём жили перед войной, казалась верхом благополучия. Зато здесь, в особнячке, было аж три комнаты и большая кухня. Вдобавок ванна с дровяною колонкой, водопровод и туалет в самом доме, и ещё — под каждым окном стояли радиаторы совсем уж непривычного водяного отопления.

Да, такого жилья Сашка ещё не видел. В полном восторге осмотрев дом, он выскочил во двор, по дороге обратив внимание на люк в погреб и лестницу с перилами, ведущую на чердак. И тут мальчишку ждал ещё один сюрприз. Позади дома оказался густой сад. Правда, он был явно неухожен, но это не имело ровно никакого значения, и будь Сашке не пятнадцать, а меньше, он обязательно воткнул бы себе в волосы тройку петушиных перьев и взялся бы играть в индейцев.

Здесь его и нашёл отец, вышедший на заднее крыльцо. Увидев залезшего в кусты сына, он усмехнулся.

— Что, нравится?

— Ещё как! — Сашка выбрался на заросшую травой дорожку и спросил: — Мы что, теперь тут жить будем?

— Тут, тут, — заверил его отец и вдруг заговорщически подмигнул сыну. — Слушай, я вроде ещё не говорил, тут и речка есть. Дальше по улице прямо к воде выйти можно. Так что хочешь, купайся, хочешь рыбу лови.

— Да ну! — Сашка аж подскочил на месте.

— Вот тебе и ну, — усмехнулся отец и, потрепав сына по плечу, неожиданно предложил: — Ты вот что, пока мы тут устраиваемся, можешь сбегать, посмотреть. По той же улице, что мы ехали, пройдёшь дальше. Ты, наверно, заметил, она всё время вниз спускается, а как мостовая кончится, будет тропка прямо к реке. Только ты особо не задерживайся, понял?

— Понял! — весело крикнул Сашка и, не удержавшись, кругом огибая дом, бегом помчался к калитке.

Слово «речка» для Сашки имело магическое значение. Ещё малышом он запомнил специальный ящичек для бумаг, что всегда стоял на столе у них дома. На нём было нарисовано голубое озеро, зелёные заросли с жёлтой полоской берегового пляжа и белый треугольник паруса, который словно звал в удивительные дали. И сколько себя Сашка помнил, он всегда мечтал оказаться на таком берегу.

До этого времени они с мамой жили только там, где никаких речек не было, и теперь, мгновенно проскочив улицей и отыскав тропку, Сашка надеялся, что сейчас увидит и широкий разлив, и заросли, и если не парус, то уж пароход обязательно. А когда всего этого не оказалось, мальчишка, откровенно говоря, разочаровался.

Заросший зеленью берег пахнул травой, а сама речка была узенькая, с прозрачной водой, местами укрытой ковриком водяных цветов. На другом, несколько возвышенном берегу росли кустики, и там, наверное, было неплохо рыбачить, но ни про пароходы, ни тем более про парусники и речи быть не могло. Правда, две рыбацкие лодки, привязанные цепью к вбитому в берег рельсу, тут были, но они своим видом больше напоминали обычное корыто и никакого впечатления на хлопца не произвели. Но как-никак это была река, где по крайней мере можно было купаться и, покрутившись минут двадцать на берегу, Сашка отправился восвояси.

Дома Сашку ждал накрытый по-праздничному стол, и, хотя мебели особой пока не имелось, и даже чемоданы ещё не были разобраны, а просто поставлены один на другой, в самой атмосфере чувствовалось что-то такое, что заставило Сашку, проголодавшегося за дорогу и сейчас уписывающего за обе щеки, спросить:

— Мы теперь как, здесь останемся или дальше опять поедем?

Родители, уже успевшие пропустить по рюмочке, благодушно улыбаясь, переглянулись, и отец веско, со значением сказал:

— Всё, сынок, переходим на мирные рельсы. Меня снова по строительному делу определили, так что окапываемся прочно.

— Да не окапываемся, обживаемся, — счастливо рассмеялась мать и, наклонившись, поцеловала Сашку.

— Ну, пусть обживаемся. Да, и вот что, — отец посерьёзнел и строго посмотрел на сына. — Я тут тебе товарища толкового подыскал, а то ты у меня как есть пацан…

— Чего это, — фыркнул Сашка. — Что я, сам не найду?

— Разговорчики! — весело оборвал его отец и, притянув Сашку к себе, сказал: — Давай, сын поговорим серьёзно. Ты вон в комсомол вступил, а кое-чего не понимаешь. Мы с тобой теперь, почитай, на самой границе живём, и советская власть тут с 39-го года только. И ещё немцы тут сколько были. В общем, запомни, народ тут всякий. Про тех, кто нас ждал, я не говорю. Не о них речь. А я про буржуйских последышей речь веду, ярых пособников немецких и про куркулей местных, что по хуторам окопались, они, брат, немцам открыто служили, знали, советская власть для них — нож острый, так что за свой интерес кому хочешь служить будут…

— Это ты про бандеровцев? — Сашка посмотрел на отца. — Так мама ж говорила, их вместе с немцами выгнали.

— То мама, — отец вздохнул и потрепал сына за волосы, — а мы ж с тобой мужчины… В общем, знай, кто ушёл, а кто и нет. Кого оставили, кто и сам остался, им тоже по заграницам мыкаться невелика радость. Эти на всё пойдут. Запомни крепко всё, что я тебе сейчас сказал.

— Угу, запомню, — Сашка кивнул и посмотрел на отца.

В праздничной атмосфере встречи на какое-то мгновение возник диссонанс, но в скором времени общая радость от того, что все снова вместе, взяла верх, и дальше для Сашки все остальное слилось в один бесконечно-счастливый круговорот. А ещё от этого дня остался запах необжитых комнат и ощущение безмерного счастья, с которым Сашка заснул в наспех разобранной матерью прямо на полу постели…

 

Танкетка в сквере

Наутро мать растолкала Сашку чуть свет. Сашка, сонно протирая глаза кулаком, вышел во двор, увидел начинающийся знойный день, и его сразу переполнило захватывающее чувство новизны. Он заглянул в коридор, пощупал перила ведущей наверх лестницы, балуясь перескочил через крышку подпола и вошёл в кухню.

Нет, никогда ещё мать не казалась Сашке такой красивой, как сегодня. Ловко нарезая пластинки розовой консервированной колбасы, она улыбалась, и даже мелкие, еще вчера забитые паровозной копотью морщинки, казалось, куда-то исчезли.

Заметив Сашкино удивление, мать счастливо расхохоталась и лукаво, совсем как когда-то давным-давно, поманила его пальцем. Потом, завернув бутерброд в обрывок пергаментной бумаги, она, успевая одновременно приглаживать Сашкины вихры ладонью, сыпала весёлой скороговоркой:

— Отнесёшь завтрак отцу. Он сапёров вызвал. Тут рядом. Вверх по улице и там дом сразу за сквером. Увидишь. Ты сквер помнишь?

— Ясное дело, помню, — Сашка запихнул в рот колбасный обрезок, весь облепленный кусочками ещё не растаявшего желе, и взял свёрток.

Улочка плавным заворотом круто шла вверх. Своеобразные, в полтора и два этажа домики, ступеньками повторяли изгиб улицы. Один дом был и вовсе странный, его словно разрезали вдоль по коньку крыши, и он так и стоял, одной половинкой к тротуару.

Сначала он показался Сашке разрушенным, но, присмотревшись, он понял, дом так и строили, на глухой стене кирпич даже успел побуреть от времени. Впрочем, следов войны хватало и здесь. Сразу за домиком-половинкой возвышался огромный домина с напрочь выгоревшими окнами. От его верхнего этажа осталась одна, торчащая коробкой, квартира и вокруг по образовавшейся плоской кровле тянулись бельевые верёвки.

Сквер открылся сразу за угловым домом. Наверное, раньше тут была площадь, и теперь зелень образовала ровный прямоугольник, отделённый от тротуара полосой мощённого в «ёлочку» проезда. Сашка перебежал мостовую и, нырнув под низковисящие ветки, все сплошь в бледно-жёлтеньких серёжках липового цвета, выбрался на аллейку, пересекавшую сквер наискось.

Пройдя шагов тридцать, Сашка остановился. Самый центр сквера, замкнутый в каре молодых лип, занимало солдатское кладбище. Обрамлённые зеленью и цветами красные фанерные пирамидки со звёздочками тянулись вдоль песчаной дорожки, а в конце её, на травяном холмике, стоял самый настоящий танк.

Сашка медленно дошёл до конца дорожки и, поколебавшись секунду, начал обходить танк кругом, осторожно пролезая между кустиками жасмина. В правом борту танка виднелась большая пробоина, старательно прикрытая отдельным куском железа. Скорей всего, танк подбили где-то недалеко и, не ремонтируя толком, оставили здесь как памятник.

Сашка повернулся, собираясь вылезать на дорожку, и тут же машинально присел. Кто-то очень быстро шел к танку. Поскрипывание гравия казалось почти беспрерывным, и Сашка, не желая, чтоб его увидели, на всякий случай пригнулся ещё ниже.

Скрип гравия оборвался. Сашка, чуть отогнув ветку, выглянул и с удивлением увидел, что возле танка стоит женщина. Взявшись за гусеницу, она приподнялась на цыпочки и положила на броню букетик цветов. Потом отступила на шаг и, наклонив голову, перекрестилась по-католически.

Теперь Сашка рассмотрел её хорошо. Женщина была очень пожилой, сморщенной и в то же время в сухой и тонкой фигуре, в резких, по-молодому лёгких движениях ещё не было ничего старушечьего. Скорее наоборот, строгая чёрная одежда придавала женщине особую моложавость.

К счастью, положив цветы, женщина у танка не задержалась, и, едва она исчезла за деревьями, Сашка поспешно выбрался на дорожку. Сконфуженно отдуваясь (уж больно в несуразном положении он очутился), Сашка в последний раз оглянулся на башню с лежащим под стволом букетом и заторопился к выходу.

Пока он раздумывал, где искать отца, сквер кончился. Сашка поглядел по сторонам, зачем-то оглянулся на арку, которой заканчивалась аллея, и удивленно присвистнул. С этой стороны сквера города не было. Две широкие, тщательно расчищенные магистрали сходились здесь под прямым углом, а от домов остались только поросшие сорной травой кучи щебня и аккуратно пересекавшие тротуар каменные водостоки.

Правда, один дом всё-таки был. С углом, срезанным взрывом, весь в трещинах, с исклёванной осколками штукатуркой, он, уцелевший каким-то чудом, стоял на краю огромного пустыря и словно Феникс, возрождающийся из пепла, с одной стороны уже оделся новенькими лесами. Вспомнив слова матери о доме за сквером, Сашка покрутил головой и прямиком направился к видневшемуся рядом с лесами штабелю кирпича.

Отец был здесь. Стоя рядом с большой кучей мусора, он жестами подавал команды шофёру грузовика. Сашка подошёл ближе и увидел, что в свежевыкопанной траншее лежит длинная и ржавая, чем-то похожая на селёдку бомба-пятидесятка. Сапёр-сержант медленно сдавал «студебеккер» назад и, свесившись из кабины, следил за задними колёсами.

Наконец грузовик встал как нужно, и отец, взяв Сашку за плечо, отошёл с ним подальше, за угол дома. Протягивая отцу завтрак, Сашка вспомнил о сапёрах, спрыгнувших в траншею, и спросил:

— А она не взорвётся?

— Нет. — Отец развернул свёрток и пояснил: — Взрыватели уже сняли.

Сашка чуточку разочарованно вздохнул (бомба без взрывателя его никак не интересовала), и он оглянулся по сторонам.

— Тут их, наверно, много ещё…

— Надеюсь, последняя. Завтра работа полным ходом пойдёт. Думаю, к концу лета первый дом отремонтируем.

— Слышь, па… — Сашка потянул отца за рукав. — А чего тут всё разбито? С той стороны шёл, город вроде целый, а с этой вышел — пустырь.

— А ты вон те улицы видишь? — Отец показал на тщательно расчищенный перекрёсток. — Историческая, можно сказать, магистраль. По ней, брат, ещё французы топали. Мне мать говорила, как ехали, ты всё у окна торчал, полагаю, заметил, тут низина кругом и вода, вода. Так что для войск это одна дорога была и тогда, и теперь. Немцы тут в 41-м войска наши отрезать хотели, ну и, сам понимаешь, бомбили нещадно.

— А-а-а, — Сашка понимающе кивнул и начал: — От нас сюда и вправду вверх идти, а вчера поезд всё мимо болот тащился…

Но отец, явно занятый делом, оборвал разговор и, ободряюще тряхнув сына за плечо, приказал:

— Об этом мы потом поговорим, а сейчас живым духом домой, матери помогать. Скажешь, к обеду домой буду.

Дома дым стоял коромыслом. Все окна, двери и даже подвальный люк были распахнуты, открыв дорогу сквознякам, разносившим запахи прели, воды и свеженатёртого паркета. Сашке тоже нашлось дело. Вооружившись найденной в подвале отвёрткой и высунув от усердия язык, он скрёб, подгоняя на место забухшие оконные рамы, и старательно выковыривал скопившуюся под шпингалетами грязь.

Сашкин отец пригласил кого-то из местных на помощь, и сейчас, пока Сашка сосредоточенно ковырял гнездо шпингалета, пожилая женщина, стоя на подоконнике, тщательно мыла стёкла. При этом она тихо, почему-то выбрав Сашку в собеседники, с трагическими интонациями в голосе рассказывала:

— Поубивалы всих. И дидов, и жинок, и диточок. А хаты спалили и скотину до себе свели. От таки в нас булы сусиды.

— А кто они, немцы? — довольно безразлично спросил Сашка.

— Ни, то булы не нимци. То поляки…

— Я знаю, — кивнул Сашка и, не впервые слыша о зверствах немцев, уточнил: — Полицаи.

— Як бы-то так, — вздохнула женщина и умолкла.

К обеду весь дом сиял, и когда в передней заслышался знакомый смех, Сашка с сознанием выполненного долга помчался встречать отца. Как и обещал, отец пришёл вовремя и, первым делом тщательно вымыв руки, сел за стол, где его уже ждала тарелка борща.

Сам Сашка, всё время что-то перехватывавший на кухне, особо есть не хотел, но сидеть за столом вместе с отцом и матерью было невыразимо приятно, и он сам не заметил, как умял такую же, как у отца, тарелку борща, а потом принялся за салат из молодого лука.

Мать же, впервые за последние годы вот так, по-семейному, сидя за столом вместе с мужем и сыном, наоборот, почти ничего не ела, а только, счастливо улыбаясь, подкладывала на тарелку то одному, то другому, лишь время от времени выбегая на кухню, чтобы принести ещё что-нибудь.

Сашку так и подмывало расспросить отца и о танкетке, и о магистрали, но он сдерживался, вежливо слушая, как мать задавала вроде бы ничего не значащие вопросы, на которые тем не менее немедленно получала обстоятельные ответы.

И удивительное дело, в обычном застольном разговоре ни разу не была упомянута только что окончившаяся война, а всё сказанное впрямую касалось дальнейшего быта, возможности более или менее обставить дом и далеко ли школа, в которой Сашке предстоит учиться дальше.

Зато позже, когда обед кончился и мать начала убирать со стола, Сашка, быстренько унеся тарелки на кухню, увязался за отцом, вышедшим покурить в коридор, и первым делом спросил:

— Па, а чего здесь танк стоит, в скверике?

— Танкетка, — уточнил отец и, пустив вверх струйку дыма, пояснил: — Город в обход брали. Так вот на ней разведчики дорогу перехватили и держали сколько надо.

— А чего в обход? — Сашка солидно кашлянул. — Если танки, можно и прямо.

— Оно-то так, — усмехнулся отец. — Да в обход вроде сподручнее. И потом, сынка, город тут особый, даже приказ был по возможности не разрушать, вот и решили в обход…

— А чего тут особого? — удивился Сашка. — Дома да дороги.

— Э, не скажи, сынок… Город старинный, можно сказать исторический, и опять же война кончалась. Жить людям где-то надо, так чего ж зря всё подряд рушить, если можно без этого обойтись.

— Чего уж рушить! — фыркнул Сашка. — Вон там, где ты дом ремонтируешь, вообще ничего нет.

— Тем более, поберечь стоило. — Отец затянулся папиросой в последний раз и ловким щелчком выбросил через открытую дверь окурок во двор. — И хватит об этом. Давай-ка, сынок, на чердак заглянем.

— А чего там? — мгновенно заинтересовался Сашка.

— Увидишь. — Отец потрепал сына за волосы и, взявшись рукой за перила чердачной лестницы, начал первым подниматься наверх.

Во время генеральной уборки руки до чердака как-то не дошли, и Сашка, считавший, что там ничего, кроме кучи хлама, нет, несказанно удивился. Во-первых, на чердак вел не обычный поднимающийся люк, а небольшая, но вполне нормальная дверь. А, во-вторых, когда вслед за отцом Сашка вошёл в неё, то оказался вовсе не на чердаке, а в небольшой уютной комнатке с косым потолком и окошком, выходящим в сад. Мебели, правда, если не считать старого венского стула и обычного топчана, не было, но от одной мысли, что тут можно жить, у Сашки захватило дух. Состояние сына не укрылось от отца, и он, опускаясь на топчан, притянул Сашку к себе и, усадив рядом, спросил:

— Ну что, нравится?

— Спрашиваешь!.. — Сашка, всё ещё рассматривая комнатку, восхищённо покрутил головой.

— Так считай, комната твоя. Первое время на топчане этом поспишь, а потом и стол тебе поставим и вообще что-нибудь придумаем, — заключил отец и дружески потрепал Сашку по колену.

 

Новое знакомство

Сашка проснулся поздно и в первый момент не мог понять, где находится. Но это состояние длилось всего лишь секунду. Уже в следующий момент он откинул одеяло, вскочил на ноги и, подбежав к окну, настежь распахнул створки.

Он вспомнил вчерашний день и радостно рассмеялся. Впервые его признали взрослым и выделили ему отдельную комнату! То, что она была под самой крышей и потолок походил на трапецию, Сашку не смущало, скорее наоборот, и сама комната, и крутая лестница, по которой приходилось подниматься сюда из коридора, приводили его в восторг.

Через распахнутое окно лился тёплый дух сада и тонкий, едва различимый запах реки. Сашка прилёг на подоконник, перегнулся через карниз и заглянул во двор. Отсюда, сверху, дорожки выглядели как полоски, выложенные мозаичными квадратиками, а бочка с дождевой водой казалась живым тёмным зеркалом в круглой бархатно-коричневой оправе.

— Эй, соня, живой ногой мыться, завтракать и чтоб успел, пока я тут прикидываю…

Сашка повернул голову и увидел отца, стоявшего на заросшем травой въезде. Отец пытался открыть гараж, но набранные доской «в ёлочку» ворота осели в землю и не поддавались. Безошибочно угадав в отцовской интонации что-то весьма интересное, Сашка приложил максимум старания и минут через пятнадцать выскочил к гаражу.

— Готов? — отец оценивающе посмотрел на сына и, стряхнув осевшую на рукаве пыль, пошёл к калитке.

Шлёпая разбитыми сандалиями по плиточкам тротуара, Сашка так и вился кругом отца, изо всех сил пытаясь скрыть распиравшее его любопытство. Глядя, как выскочивший вперёд Сашка скачет по бордюру, отец усмехнулся.

— Как есть вахлак, — и потом уже совершенно серьёзно закончил: — Ты пойми, мы теперь не в бараке живём, а лето только начинается. В общем, я, как и обещал, тебе товарища нашёл. Он местный, всё знает и, если что…

— Что, если что? — не понял Сашка.

— Ну, так, — отец на секунду замялся, но потом всё-таки пояснил: — Не хочу я, чтоб ты неизвестно с кем знался. А это парень надёжный, я и его семью знаю, как-никак с его отцом вместе работаем.

Пока хлопец размышлял над словами отца, они прошли сквер, и Сашка увидел, что немного в стороне от центрального входа вроде именно их ждал пожилой, седоватый человек, а чуть сбоку от него как-то особняком держался длинноногий паренёк с шапкой густых, добела выгоревших на солнце волос.

Сашкин отец поздоровался с обоими, после чего повернулся к сыну.

— Ну вот, Александр, знакомься. Этого мальчика зовут Мирослав, он покажет тебе город и все прочее…

Отец подмигнул Сашке, и они вместе с пожилым, отправились в сторону стройки, оставив обоих мальчишек у входа в сквер.

Некоторое время Сашка молчал, рассматривая Мирослава. Нельзя сказать, чтобы он уж очень ему понравился, но делать было нечего. Сашка по-взрослому протянул Мирославу руку и представился:

— Сашка.

Мирослав улыбнулся доброй застенчивой улыбкой, сразу изменившей его насупленное лицо, и, пожимая Сашкину ладонь, сказал:

— Мирек. Я хотел на речку пойти, пойдёшь?

— Конечно! — Сашка тряхнул головой. — С тобой тоже отец был?

— Нет, отчим. — Улыбка Мирека сразу погасла, и после короткой паузы он повторил: — Так ты идёшь?

Почувствовав, что об отце спрашивать не стоило, Сашка некоторое время шел молча и только позже, обратив внимание, что они вроде бы идут не туда, как бы между прочим поинтересовался:

— Это куда мы?

— А мы сначала за Ярком зайдём, это приятель мой, — пояснил Мирек и закончил: — Я вас познакомлю, а потом уже на реку.

— А чего ты его сразу не взял? — удивился Сашка. — Река-то вон где, это ж сколько назад топать…

— Не надо топать, — засмеялся Мирек. — Тут река вокруг течёт.

Они долго шли по Киевской улице, застроенной низенькими, лепящимися друг к другу домиками, и Сашка с удивлением заметил, что город, показавшийся ему крохотным, не так уж и мал. Правда, дома здесь уже не походили на городские, поскольку вокруг них были цветнички, деревья и большие дворы, где сновали куры, гуси, утки, а из некоторых, стоявших в глубине сараев, доносилось коровье мычание.

Ярослав, или просто Ярко, жил за еврейским кладбищем на Вульке. Мирек пояснил, что это село, слившееся с городом, да и дом Ярки больше смахивал на сельский. Единственное отличие — деревянная верандочка, служившая раньше парадным входом, была заколочена и вся заросла кустами одичавшей сирени.

Мирек сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Однако никто не показывался, и свист пришлось повторить дважды, прежде чем слева из сирени показалась круглая рыжая голова.

— Ну чого ты репетуешь, тут я…

— Я долго свистеть буду? — рассердился Мирек. — Договорились же, а тебя чёрт где-то носит!

— У меня хозяйство, — рассудительно отозвался Ярко и добавил: — Выходите на тропку, пока обойдёте, я дожену.

— Пошли, догонит, — фыркнул Мирек и потащил Сашку за собой.

Ярко догнал их быстро. Шлепая по дороге разбитыми башмаками и поминутно подтягивая съезжающие штаны из серой хлопчатки, он скромно пристроился возле Мирека с любопытством поглядывал на Сашку.

— Как хозяйство, так он скажет, а как здрасьте, так не… — Мирек подтолкнул Ярку плечом и повернулся к Сашке. — Видал, стесняется.

— А чего меня стесняться? — искренне удивился Сашка и, протягивая Ярке руку, спросил: — Река-то ваша тут где? А то Мирек грозился, она у вас кругом, а пока не видно.

— Сейчас выйдем, сюда давай… — Ярко неспешно перелез через сломанную жердину.

Пройдя вслед за ним вдоль покосившегося штакетника, мимо сараев и огородов, хлопцы по узенькой тропинке выбрались на косогор. Внизу разливался широкий речной плёс, а за ним тянулся огромный луг, постепенно переходивший в небольшие холмы, над которыми плыло знойное марево. Правей пойму пересекала насыпь, заканчивавшаяся деревянным мостом. По его настилу ползла гружёная телега, и Сашка видел, как чалая лошадёнка махала головой в такт каждому шагу.

— Туда пойдём, — Ярко махнул рукой на плёс, до которого оставалось ещё метров сто. — Там вчера вулькинские хлопцы плиту каменную стащили, такую прыгалку сделали, закачаешься.

Плита, пристроенная к самому краю берега, лежала прочно. Подпёртая снизу большим обломком и прикрытая по краям дерном, она далеко нависала над водой, образуя нечто похожее на трамплин.

Сашка остановился у самого края, опасливо посмотрел на бежавшие по стрежню мелкие водовороты и показал на другой берег.

— А там что?

Вдоль противоположной стороны по воде тянулся сплошной тёмно-зелёный ковёр водорослей, густо пестревший ярко-желтыми цветами кувшинок. В одном месте он разрывался, и там, под нависающими с берега кустами, виднелось что-то вроде заливчика.

— А то протока вокруг острова. Если хочешь, сплаваем. — Мирек бесцеремонно стащил Сашку с плиты и крикнул: — Ярко, давай скочь первым, на остров поплывём!

До протоки первым добрался Сашка, которому при одном слове «остров» начинали мерещиться пираты, клады и одноногий капитан Сильвер с его попугаем. Встав на дно, Сашка уцепился руками за куст и, раздвигая руками листья, осторожно двинулся вперёд.

Густые, переплетённые между собой ветви, пропускали мало света, и над протокой стоял таинственный сумрак, только кое-где помеченный солнечными бликами. Особенно неприятно выглядела тёмная вода, и, хотя глубина оказалась всего по пояс, Сашке было как-то не по себе.

Протока кончалась пятачком чистой воды с маленьким песчаным пляжем, выходившем на остров. Впереди кусты снова смыкались, но уже не так плотно, и сквозь них виднелся противоположный берег. Сашка выскочил на песчаное мелководье и, поднимая тучу брызг, принялся весело отплясывать и кричать, подражая Сильверовскому попугаю:

— Пиастр-р-ры, пиастр-р-ры!!

— Эй ты, попугай, а где же капитан Сильвер? — расхохотался Мирек.

— Там! — Сашка тут же ткнул большим пальцем себе за спину и, прижмурив один глаз, скорчил «пиратскую» физиономию.

— Так лезем туда! — и Мирек первым начал решительно продираться через кусты.

Слегка поцарапавшись, ребята взобрались наверх и расположились на крохотной полянке. Отсюда можно было видеть и излучину реки, и другой берег, и косогор невдалеке, испятнанный светлыми плитами еврейского кладбища, а немного выше — и густо теснившиеся ближайшие домики стоявшего на возвышенности городка.

— А что если тут клад поискать, может, чего и найдём? — вдруг заявил Сашка и так взялся шарить кругом глазами, что, глядя на его старание, Ярко не выдержал.

— Нашёл где искать… У нас больше в бывшем гетто, ну там, где немцы евреев держали, шукают. Один дядька печку развалил и серебряные ложки нашел. Двенадцать штук.

— Подумаешь, ложки! Такой «клад» где хочешь найдётся, — Сашка пренебрежительно хмыкнул. — Разве ложки клад?

— Кому и ложки клад, — рассудительно возразил Ярко.

Сашка сообразил, что Ярко имеет в виду послевоенную разруху, и с жаром принялся пояснять:

— Да нет, ребята, я про другой клад. Настоящий. Чтоб там и золото, и серебро, и драгоценности.

— В общем, как в книжке? — скептически ухмыльнулся Мирек.

— Ну да, — согласился Сашка, на что Ярко, усаживаясь рядом, хмыкнул и подмигнул Миреку.

— Це я знаю, де такий клад шукать треба.

— Где? — оживился Сашка.

— У Заглушецкой Брамы! — весело фыркнул Ярко.

— Какой ещё заглушецкой? — не понял Сашка. — Где это?

— А нигде, — лениво отозвался Мирек. — Присказка тут такая. Эта Заглушецкая Брама вроде есть, вроде нет, и где была, не знает никто.

— Присказка, значит? — обиделся Сашка. — Выходит, где клад искать, не знают, потому так и говорят?

— Где клад искать, знают. В замке. — Мирек благодушно улыбнулся, завалился на спину и с наслаждением зажмурился, подставляя бок солнцу.

— В каком замке? — у Сашки разом загорелись глаза.

До сих пор он видел замки только на картинке и читал о них в книжках. О том, что где-то вот так может сохраниться настоящий замок, он и мысли не допускал.

— В нашем, — Мирек пожал плечами.

— Слушай! — Сашка подпрыгнул на месте и от нетерпения начал трясти Мирека за руку. — Своди меня туда! Я никогда в настоящем замке не был…

 

В верхнем замке

Хлопцы стояли, задрав головы вверх. Они только что пересекли грязный майдан, где теснились крестьянские телеги, чавкали в навозной жиже лошадиные копыта и громко переругивались подвыпившие дядьки. От майдана к крепостному холму тянулась узенькая тропинка, и сейчас позади ребят был старинный замковый ров, подёрнутый тиной, а прямо перед ними начинался крутой склон, переходящий в откос, густо заросший молодым кустарником.

Там, на самой вершине холма, как бы придавливая его своей тяжестью, стоял замок. Издали, если смотреть от базарного майдана, он казался изящным, даже воздушным, со всеми своими зубцами и башнями, чётко прорисованными на фоне неба, и только здесь, в тени массивных замковых стен, становилось ясно, что это мощное крепостное сооружение было в своё время неприступным.

Вдоволь наглядевшись, ребята начали подниматься. Тропинка, петлявшая по склону, местами шла так круто, что приходилось идти нагнувшись, упираясь руками в колени. Примерно на середине подъёма Сашка задержался. Отсюда хорошо были видны кирпичи давней кладки, над ними изъеденные временем, полуразвалившиеся зубцы с уходящими вглубь узкими бойницами и снизу, у самой земли, треугольный пролом в стене, где и исчезала тропинка. Сашка восхищённо покачал головой и полез вверх, догоняя товарищей.

Пролом выводил внутрь замка. Замковый двор, неправильный треугольник с башнями в каждом углу, полого спускавшийся к воротам, был замусорен и пуст. Сашка, попавший сюда впервые, долго смотрел во все стороны, а потом махнул рукой на воротную башню, самую высокую из всех трёх.

— А туда влезть можно?

— А чего ж нет? — Мирек пожал плечами. — Пошли.

Он подвел ребят к груде битого кирпича, заросшего сорной травой, и показал на стену с крупными выщерблинами.

— Вот тут надо лезть.

Цепляясь за еле заметные выступы, упираясь в края руками и помогая друг другу, они вскарабкались на полуразрушенную дозорную дорожку, проходившую по самому верху стены позади зубцов с бойницами. Через эти бойницы, уступом уходившие в кирпичную кладку, хорошо просматривались пойменный луг, окружавший замок, и частью пересохшая речная старица.

Дверь в башню уцелела, но от винтовой лестницы остались только выступы из обломанных кирпичей, и по ним пришлось лезть чуть ли не на четвереньках. Лестница кончалась стрельчатой аркой, выводившей на площадку, засыпанную мелкой щебёнкой и мусором. Наверно, верхний башенный свод рухнул, и теперь вместо потолка синело яркое небо, очерченное неровным квадратом зубцов.

Сашка подбежал к стене и выглянул через разбитое, потерявшее свою форму окно. Напротив башни высился костёл с тремя потемневшими куполами. За ним шатром торчали обгорелые стропила, а дальше полукругом шли замшелые, рассевшиеся крепостные стены в окружении разномастных черепичных, железных и толевых крыш.

Сашка высунулся подальше и увидел, что от второй винтовой лестницы остался только маленький нависающий балкончик, а низ башни, срезанный как ножом, был засыпан огромной грудой битого кирпича.

— Это что, развалилось, что ли? — обернулся к Миреку Сашка.

— Ты что! Немцы разбомбили! — Мирек уселся рядом на тёплую плиту подоконника. — Сюда бомба попала и в костёл тоже, вон как потрескался.

— Ага, вижу. — Теперь и Сашка заметил, что стену костёла покрывала сетка больших и малых трещин. — И зачем было бомбить?

— А спроси их! В сорок первом по Згариську били, а как наши их вышибли, только и знали, что Старый город бомбить.

— Згарисько — это что, там где сгорело? — догадался Сашка.

— Ну да, — подтвердил Мирек.

Сашка некоторое время смотрел молча, потом показал на осыпавшиеся остатки дальней стены.

— Там что, тоже замок?

— Ага, только Нижний.

— Не понял, — Сашка недоумённо посмотрел на Мирека. — Какой ещё нижний, а это тогда какой?

— Это Верхний, — спокойно пояснил Мирек. — Вон смотри.

Он плавно повёл рукой, показывая на речной изгиб, петлёй захвативший месиво латаных крыш, теснившееся внизу.

— Вон та длинная крыша, что вдоль реки, то монастырь Бригидки, а справа от него — монастырь Шариток. А прямо, — Мирек подлез с другой стороны и немного потеснил Сашку, — вон тот дом впритык к костёлу, монастырь иезуитов, видишь?

Теперь и Сашка выделил из общей сумятицы контур ещё одного крепостного обвода, чётко очерченный монастырскими крышами и замкнутый старой стеной с обгоревшей башней.

— Так, значит, то башня уже Нижнего замка? — Сашка показал на косо торчавшие, почерневшие от огня стропила.

— Ну да, башня Гнездецкого.

— Это чего имя у неё, что ли, своё?

— Конечно. У каждой есть имя, — Мирек даже удивился Сашкиному неведению. — Вот это Воротная, возле рва Владычья, над рекой Княжеская, а прямо Въездная была, только её разобрали.

— Вот здорово, — Сашка восхищённо покачал головой. — Слушай, а почему башня Гнездецкого сгорела?

— Так, когда бомбили, туда тоже попало. Правда, там только крыша сгорела, а чтоб покрыть заново, это знаешь, сколько труда надо, — покачал головой Мирек.

— А вообще-то немного сгорело… — словно отвечая на какие-то свои мысли, раздумчиво протянул Сашка.

— Тебе мало? — Мирек соскочил с подоконника и сердито потащил Сашку к другому окну. — Ты вот сюда посмотри!

Только отсюда, с высоты сорокаметровой башни, Сашка понял, почему город казался ему то маленьким, то большим. Новая застройка, отделённая от замка болотистой поймой, двумя параллельными улочками пересекала соседний холм, а от неё, обстроенное со всех сторон маленькими домиками, уходило то самое Киевское шоссе.

— Вон оно Згарисько, — Мирек показал на странно пустующую плоскую вершину холма, — там всё сгорело.

— Постой, постой, — догадался Сашка, — так то ж тот перекрёсток, что возле сквера! Мне отец говорил, там главная магистраль.

— Точно, магистраль. — Мирек сморщился, как от зубной боли, и отвернулся. — Там три дня сплошной пожар был. Кто уцелел, на Вульку уходили, а мы и не пробовали, на Яровице сидели. Это там, за вокзалом. Мама у меня врач, так мы прямо в больнице и были. Вроде и бомбили меньше, а всё равно стенки, как живые, тряслись.

— Это да, — согласился Сашка, — бомбёжка, она бомбёжка и есть…

Он некоторое время сосредоточенно рассматривал городскую панораму, а потом повернулся к Ярке, всё это время ковырявшемуся возле разваленного камина.

— Слышь, Ярко, а ты что, по другую сторону Згариська, на Вульке был?

Ярко сердито зыркнул глазами и, не отвечая, полез вниз к выходу.

— Чего это он? — Сашка недоумевающе посмотрел на Мирека.

— Чего, чего… Отец у него в рабочей милиции был. Милиционеры с Вульки в огонь пошли, чтоб войска пропустить, считай, все там и остались.

— А я разве знал? — Сашка развёл руками. — А ты тоже, всё Згарисько, Згарисько, вот я и думал…

— Думал, думал, — передразнил его Мирек, — надумал… Идём я тебе лучше подземный ход покажу.

— Это что, туда? — Сашка указал на разрушенный колодец второй, тоже винтовой лестницы.

— Нет, назад во двор надо…

Спустившись уже знакомым путём во двор, Мирек подвёл Сашку к воротам и показал на вытянутую дыру в боковой стене въезда.

— Здесь.

Два высоких арочных проёма насквозь пронизывали башню, выводя крутую, мощённую мелким булыжником дорогу с внутреннего двора на замковый мост. Поглядев на выщербленные края высоко поднятого над землёй входа, Сашка с сомнением покачал головой и махнул Ярке, удобно пристроившемуся в холодочке въезда.

— Это что, там вправду подземный ход?

— Там, — Ярко примирительно улыбнулся. — Мирек тебе покажет.

Помогая друг другу, Мирек и Сашка взобрались наверх и оказались на крохотной площадке, напоминающей коридор.

— Вот спуск, — сказал Мирек и подтолкнул Сашку вперёд.

Сразу за площадкой был провал, но света из затенённого въезда доходило мало, и что там внизу, рассмотреть не удавалось.

— Этот? — Сашка склонился над краем. — А глубокий?

— Да в мой рост, — ответил Мирек и пояснил: — Там, как слезешь, надо пройти немного и потом ступеньки будут.

Сашка внимательно оглядел Мирека с головы до ног, словно примериваясь к его росту, и вдруг, прикрыв лицо руками, как-то боком прыгнул в чёрную пустоту.

— Ты что, чумной? — Мирек инстинктивно подался в сторону и, поспешно наклонившись над провалом, спросил: — Целый, нет?

— Да целый, целый, — отозвался из темноты Сашка. — Только тут нету никакого хода.

— Как нет? — Мирек проворно лёг на пол и свесился вниз. — Я ж сам недавно лазил туда…

Но Сашка был прав, проход перегородила свежая кирпичная кладка. Мирек помог Сашке выбраться обратно и, усаживаясь на краю входа, крикнул Ярке:

— Слышь, Ярк, а хода-то и вправду нет, заложили!

— А так вам, скарбошукайлам, и треба, — Ярко насмешливо фыркнул. — Чтоб всяки дурни дарма не лазили.

— И чья б корова мычала… — Мирек, как ни в чём не бывало, начал отряхивать ладони. — То-то ты, пока мы в окна смотрели, всё в печке рылся, а вдруг ложки найдутся.

— Ни, я не з того. — Ярко добродушно сощурился. — Я так гадаю, при такой грубке пан-рыцарь на своей верхотуре как цуцык мерзнув. А насчёт того, чтоб шукать, спытай Сашка, чи вин не допоможе лодку витягнуть. Оно, конечно, не велик скарб, а в хозяйстве сгодится.

— Какую лодку? — Сашка протиснулся рядом с Миреком и, недолго думая, спрыгнул прямо на булыжник въезда.

— И чего ты, Сашко, очертя голову скачешь, то там, то здесь, смотри, и вправду ноги сломаешь. — Мирек неторопливо слез назад в проезд и, подойдя к Ярке, деловито спросил: — Ты что за лодку раскопал, где?

— В речке. — Ярко встал и вышел из-под арки на залитый солнцем двор.

Секунду он оценивающе приглядывался к Сашке, как бы прикидывая, можно ли с ним иметь дело, и, наконец, обстоятельно пояснил:

— Стах, сосед мой, як до войска уходил, сказал. Тут за немцев все лодки пожгли. То ли чтоб переезду не было, то ли ещё как, то я не знаю. Вот Стах лодку и сховав. Камней накидав и под берегом притопил. А теперь, я думаю, вытягнуть можно, если поможете.

— А чего спрашивать, я хоть сейчас! — и Сашка, ещё раз оглянувшись на так разочаровавшее его отверстие с заложенным ходом, принялся приводить себя в порядок.

 

Пассажир с «Некрасова»

Ярко бросил солдатский «сидор» в траву и начал разматывать висевшую на плече верёвку.

— Тут, вона, хлопцы, прийшлы.

Мирек и Сашка, несшие на плечах короткий бредень, остановились. На илистой отмели играли стайки мальков, а дальше, в глубине, колыхались по течению большие, похожие на лопухи, листья водорослей. Ярко разделся, отплыл от берега метра на три и нырнул, смешно взбрыкнув пятками. Вскоре его круглая голова рыжим поплавком выскочила на поверхность, и он весело крикнул:

— Е! Кидай кинця!

Мирек ловко швырнул верёвку, и она, раскрутившись на лету, подняла на воде полосу брызг. Ярко нырял ещё раза четыре и, в последний раз вынырнув почти у самого берега, еле перевел дух.

— Тягнемо, хлопци.

Ребята ухватились покрепче и, скользя голыми пятками по траве, рывками потянули верёвку к себе. Лодка выходила из воды медленно. Сначала показался чёрный смоляной нос, вставший почти вертикально, потом он перевалился на заросшее водорослями мелководье и, наконец, похожая на короткий утюг, плоскодонка целиком выползла на отмель.

Да, на Сашкин взгляд добыча выглядела весьма неказисто. Три широкие, сколоченные на манер корыта доски спереди соединялись одной деревянной болванкой и вдобавок вдоль бортов в торец зачем-то были прибиты ещё две доски.

— А это ещё на что? — Сашка ткнул пальцем в боковые доски.

— А она ими на воду опирается. Чтоб не перевернуться, — обстоятельно пояснил Ярко, а потом забрался в лодку и, вооружившись пучком травы, начал старательно очищать днище от грязи.

— Ты дыры смотри, — Мирек вытащил замотанное в бредень весло, — а то будет нам рыбалка.

— Ничего, до Старого русла дочалапаем, я ж говорил, она только камнями была закидана, — бодро заверил Ярко и предложил: — Давай, хлопцы, грузись.

До Старого русла было порядочно, и грести пришлось всем по очереди. Сашка никогда раньше не греб одним веслом, и лодка у него рыскала из стороны в сторону до тех пор, пока Ярко не показал, как делать сразу прямой и поперечный гребок. Сашка быстро понял премудрость, однако, сохраняя престиж, проворчал:

— Тоже мне лодка, утюг деревянный, таких больше и нет нигде…

Мирек, удобно устроившийся в носу, весело рассмеялся.

— Это если грести, утюг, а если лежать тут, то ничего. Эх, Сашко, ты б видел, какие тут лодки до войны были! Лёгкие, раскрашенные и обязательно гонки у водной станции. Отец мой лесничим был, а всё равно каждый год участвовал. Помнишь, Ярко?

— Чего не помнить? Красиво, конечно, а всё равно так, забава на воскресенье. Это тебе, Сашко, утюг, а как в мене протока пид саму хату, то я на ней что хочешь привезу. Нам вон дядька мий с села ще кабанчика привиз, а на хозяйстве кто? И опять же на Старом русле рыба не то, что в городе, дарма что день, а може и зловим щось.

— Конечно, рыбки поймать неплохо, — Мирек мечтательно откинулся на спину. — А я верю, хлопцы, вернутся лодки на воскресенье…

Старое русло больше походило на слияние двух речек, и вокруг бугра, отделявшего стрежень от старицы, крутились водовороты. Впереди, чуть ниже по течению, торчали массивные быки взорванного железнодорожного моста, а за береговым срезом начинался широкий плёс старицы с протоками, живописными обрывами и песчаными косами, местами выступавшими из воды.

Едва свернув с течения и миновав первый обрыв, ребята приткнули лодку к песчаной отмели и выбрались на берег. Ярко сразу начал устраиваться, а Мирек и Сашка, развернув бредень, с усердием проелозили протоку. Однако ловля не задалась, и им попалось всего два небольших щурёнка. Ярко, прилаживавший котелок над костром, недовольно бурчал, но Сашка не разделял его сетований. Он считал, что если бредень чуть больше растянутых штанов, то и этот улов неплох.

Тем временем Ярко, не переставая ворчать, достал из «сидора» кулёчек с солью и, отмерив ровно три щепотки, принялся важно помешивать в котелке ложкой. Костерок разгорелся, давая ровное тепло, и вода в котелке довольно быстро закипела. Варево вкусно булькало и выпускало на поверхность серые пузырьки. Время от времени Ярко отгонял пену от края, зачерпывал уху, долго дул на неё и сосредоточенно пробовал, чмокая и жмурясь.

Мирек задумчиво глядел на пляшущие языки пламени, с треском разбрасывавшие по траве пепельные угольки, а Сашка щурился поверх огня, забавляясь тем, как в тёплых струйках волнуются и плывут очертания обрыва. Ему даже массивный бетонный бык, грузно осевший в воду, вдруг показался похожим на замковую башню, и Сашка, почему-то вспомнив плотный разнобой крыш старого города, спросил:

— А что, в замке разве только один подземный ход?

— Почему один? — Мирек отодвинулся от костра. — Говорят, ещё есть.

— Готова! — Ярко бросил ложку в траву и, подхватив палкой котелок, снял с огня. — Налетай!

Мирек первым попробовал Яркиного варева и смешно затряс головой, вытягивая язык в трубочку.

— От чёрт, горячо как! — Он отложил ложку и вдруг весело рассмеялся. — Во, пока не обжёгся, не вспомнил!

— Что вспомнил? — держа ложку наготове, спросил Сашка.

— Да где ещё подземный ход поискать можно.

— Так, кроме замка, вроде негде, — удивился Сашка.

— Не скажи, — покачал головой Мирек. — У нас в Старом городе везде хода. Говорят, можно даже в соседнее село пройти, а может, и не в одно.

— Кто говорит? — быстро спросил Сашка.

— А вы що одни тут таки дурновати? — Ярко, сосредоточенно хлебавший уху, на секунду прервался. — Е таки, що по печках шарят, а е и таки, що в стари пидвалы лазят.

— А в подвал-то зачем? — удивился Сашка.

— Ну, знаешь, Сашко, подвал подвалу рознь. — Мирек снова попробовал уху, проверяя, не остыла ли, и пояснил: — Тут же при Польше как было? Дом. На первом этаже магазин, на втором квартира хозяина, а в подвалах склады. Понимаешь теперь?

— Нет, — покачал головой Сашка. — То, что тут до войны капитализм был, ясно, но зачем в подвал лазить?

— Во дурной! — Глядя на Ярку, Мирек показал на Сашку. — Нет, ты видел? Никак не второпает.

— Да что я должен второпать? — рассердился Сашка.

— А то, — взялся пояснять Мирек, — что если дом разбомбило, то подвал всё равно целый, и что там было, так там и лежит. Надо только найти.

Внезапно Ярко опустил ложку и приподнялся.

— Да кончайте вы про свои скарбы… Дывыться!

Откуда-то из-за обрыва донеслось ритмичное попыхивание, как будто там сопел неизвестно как попавший в реку паровоз. Потом от мостовых быков эхом отлетела короткая фистула гудка, и Сашка завертелся на месте, ему показалось, что на той стороне вот-вот появится маневровая «овечка» или ремонтный поезд.

— Эх ты, дурья голова, не туда смотришь! — Мирек дружески пхнул Сашку в бок. — За мост смотри, пароход снизу идёт!

— Откуда тут пароход? — Сашка посмотрел на неширокую речку, густо крутившую по стрежню водовороты. — Она что, судоходная?

— А як же! — в первый раз за всё время Ярко свысока посмотрел на Сашку. — До войны знаешь как пароходы ходили, помнишь, Мирек?

— Помню. «Нишава» и «Гдыня», два раза в неделю пассажирский рейс.

Пыхтение на реке усилилось, и из-за обрыва показался металлический нос, нацеленный между быками. Видно, машина с трудом выгребала против течения и, хотя вода прямо кипела под колёсами, пароход еле полз.

Сашка никогда не думал, что такое длинное судно может плыть по такой узкой реке. Низкий, крашенный шаровой краской пароход быстро-быстро шлёпал по воде плицами, пуская вдоль бортов полосы пены. В середине скворечником торчала рулевая рубка, зажатая полукружьями колёсных кожухов. По краю кожуха, как впечатанная, шла надпись «Некрасов».

Пароход был настолько старомоден, что Сашка несколько раз прочитал название. Ему все казалось, что в конце обязательно должен быть закрашенный твёрдый знак. Сидевшие и стоявшие на палубе мужики и бабы смеялись, лузгали семечки, что-то говорили, и весь этот базарный гомон проплывал совсем рядом — в двух-трёх метрах от берега.

Неожиданно стоявший столбом Ярко сорвался с места и побежал почти вровень с рубкой.

— Дядьку, гуднить! Дядьку, гуднить! — кричал Ярко, успевая одновременно подпрыгивать и размахивать руками.

Из квадратного окошечка крошечной рубки высунулась худая усатая физиономия рулевого.

— Ну чого ты так скачешь, чого? Вон який здоровань, а туды ж…

— Так война ж була, дядьку… — Ярко остановился и жалобно улыбнулся.

— Эх, ты, война, — громко передразнил Ярку рулевой. — Здоровый бурмило, а туда же…

Однако в его лице что-то неуловимо изменилось, он потянулся рукой к шнуру, и торчавшая сверху медно-блестящая трубка гудка окуталась облачком пронзительно-белого пара. Близкий гудок резко ударил в уши, Сашка инстинктивно пригнулся и вдруг увидел, что корма парохода стремительно идёт под самый берег.

Не вписавшись в очередной изгиб, причальный брус слегка зацепил откос, глинистая глыба с шумом плюхнула в воду, и в этот момент один из пассажиров легко спрыгнул с палубы прямо в береговую траву. Пароход скрылся за поворотом, а сошедший с него мужик всё стоял на одном месте, как будто такой способ высадки был самым обычным. Одетый, несмотря на летнее время, в потрёпанный домотканый серяк, он то и дело, как бы умываясь, вытирал ладонью осунувшееся, давно не бритое лицо. Потом, словно очнувшись, повернулся и медленно пошел по берегу к мосту.

Ярко, уже успевший вернуться к лодке, едва мужик поравнялся с ним, поднял голову и поздоровался:

— Добрый день.

— Добры-день, хлопче, — машинально ответил дядька и, остановившись перед протокой, выругался: — Вот пень дурной, куда спрыгнул.

Он посмотрел в обе стороны и повернулся к ребятам.

— Эй, хлопцы, я тут вправо пройду к насыпи?

— А вы разве не здешний? — удивился Мирек.

— Как сказать. С той стороны, где мост, бывал, а с этой нет. — Он снова сжал ладонью лицо и только теперь обратил внимание на лодку. — Слышь, хлопцы, перевезите-ка меня через речку.

— Можна… — протянул Ярко и спихнул плоскодонку на воду.

Усевшись на среднюю скамейку, дядька молчал, пока они пересекали реку, и уже перед самым мостом вдруг улыбнулся.

— Что, хлопцы, рыбалите? — Потом внимательно посмотрел на сидевшего перед ним Мирека и спросил: — Слушай, парень, а ты часом не лесничего сын? У вас ещё дом на Уланской?

— А что? — сразу вскинулся Мирек. — Я вас не знаю!

— Немудрено. А вот я тебя знаю. — Мужчина вдруг посерьёзнел и, выбираясь из ткнувшейся в береговой ил лодки, добавил: — Глаза у тебя батькины, хлопче.

Тряхнув удивлённого Мирека за плечо, он спрыгнул прямо в воду и пошёл по берегу, загребая мокрую грязь носками порыжевших солдатских сапог с добела вытертыми на сгибах голенищами…

 

Дружеская беседа

Отважный Кмициц взорвал шведскую кулеврину, и где-то на семисотой странице книжка кончилась. Захлопнув порванный переплёт, Мирек с сожалением посмотрел на вытертое тиснение. Не в силах сразу расстаться с похождениями отважного вояки, он пустил страницы веером и, полюбовавшись иллюстрациями, встал из-за стола.

Сладко потянувшись, он открыл дверь, выбрался на деревянный карниз и, привычно соскользнув по лестнице во двор, выглянул на улицу. Там было пусто, и только в самом конце, лениво позвякивая колоколом, сворачивала в переулок бочка разъездного продавца керосина. Мирек подождал, пока она окончательно не скрылась за угловым палисадником, и вошёл в дом.

Уловив вкусный запах жареного лука, хлопец заскочил в кухню и остановился у рукомойника с наливным баком. Мать, ловко управлявшаяся возле плиты, откинула со лба прядь пышных волос, и на её красивом, чуть полнеющем лице появилась улыбка.

— Ну что, прочитал свою книжку?

— Прочитал.

Мирек улыбнулся и заглянул в зеркало, прикреплённое над рожком рукомойника. Улыбка у него была точь-в-точь как у матери. Хлопец строго поджал губы, немного повернувшись, придирчиво долго рассматривал своё отражение и только потом спросил:

— А что, мам, я на отца сильно похож?

— Похож… — Мать перестала улыбаться и насторожённо посмотрела на сына. — А ты чего вдруг спросил?

— Да так…

— А всё-таки? — Мать уловила в голосе сына недоговорённость.

— Да просто дядька один сказал…

— Какой ещё дядька?

— Да мы на старое русло ездили лодкой, рыбу ловить, там дядьку через реку перевозили, а он посмотрел на меня и сказал, что похож.

— Всё может быть. — Мать начала нервно вытирать руки передником. — Может, какой лесник тебя помнит…

— Значит, похож, — удовлетворённо уточнил Мирек и отошел от зеркала.

— Похож. — Мать делано рассмеялась и поспешно отвернулась к плите.

Мирек хотел ещё что-то спросить, но в эту минуту в парадном коротко и неуверенно задребезжал звонок.

— Пойди открой. — Мать приподняла крышку на сковородке. — Это, наверное, соседка, она зайти хотела.

Но это была не соседка. Когда Мирек открыл дверь, он увидел, что перед крыльцом, переминаясь с ноги на ногу, торчит Сашка.

— Ты? — удивился Мирек. — Как нашёл?

— Так дядька, что мы на Старом русле перевозили, сказал — улица Уланская. Вот я и искал… — Сашка смущённо улыбнулся. — Только я стучал сначала, а потом увидал, что звонить можно.

— Можно, — рассмеялся Мирек. — Это звонок не электрический, а как на велосипеде, крутнёшь — и звонит.

— Я догадался. Только надпись какая-то странная.

— А то по-польски «Прошу кшенциць», — пояснил Мирек и, поняв, что Сашка, заявившийся без приглашения, чувствует себя не совсем удобно, потащил его за рукав. — Идём, я тебя с матерью познакомлю…

Услышав их разговор, мать сама вышла из кухни и вопросительно посмотрела на сына.

— Это Саша ко мне пришёл. — Мирек показал на засмущавшегося хлопца. — Ну, помнишь, тот самый…

— А-а-а, Саша, здравствуйте. — Мать улыбнулась и прикрыла испачканные руки передником. — Сынок, займись с товарищем, а я вас потом позову.

Улыбнувшись ещё раз, она поспешно вернулась на кухню, откуда, как нарочно, донеслось нарастающее шипение.

— Ф-ф-ф, нехорошо вроде, а? — Сашка сконфуженно посмотрел на Мирека.

— Ничего, все нормально, — поспешил успокоить гостя хозяин. — Идём, я тебе наш сад покажу.

К Сашкиному удивлению, они не стали возвращаться назад к входной двери, а, пройдя через комнаты, вышли на другую сторону дома. В комнатах Сашка уловил запах прелого дерева и устоявшейся гнили, зато здесь, прямо возле ступенек, росли цветы, а дальше начинался большой запущенный сад. И ещё справа, под густо разросшимся орехом, стоял деревянный сарай с необычно высоким, как бы срезанным по длине, чердаком.

Сашка спустился с крыльца и, остановившись возле цветочной клумбы, спросил:

— А вы что, до войны тоже здесь жили?

— Здесь. — Мирек прошёл вперёд и вдруг показал на небольшую ямку за кустом начавших дичать роз. — Вон видишь?

— Ну? — Сашка не совсем понимал, что в этой яме может быть интересного.

— Это воронка. Сюда бомба попала в 39-м.

— И что, ничего?

— Нет. Вон там художница в кресле сидела, — Мирек показал в другой конец сада. — Так даже не попало.

— Какая художница? — машинально спросил Сашка, прикидывая расстояние от воронки до дома.

— Жила у нас. Она из Варшавы приехала…

— А-а-а… — Сашка отошёл от воронки. — А дом ваш давно построили?

— В 34-м.

— В 34-м? — искренне удивился Сашка. — А чего он?..

Сашка замялся, не зная, как высказать мелькнувшую у него мысль, но Мирек понял и так.

— Это что доски подгнили, да? Так он же пустой совсем стоял, даже окна без стёкол были.

— Почему?

— От немцев прятались. Сначала у Ярки, а потом нас всех его дядька в партизанский район вывез.

— А тут что, совсем нельзя было жить?

— Нет. — Мирек вздохнул. — У меня ж мать в больнице работала, медикаменты партизанам передавала, а её чуть не выследили. Соседи потом говорили, что как мы убежали, нас сразу искать начали.

— Это что, и Ярко с тобой в партизанах был?

— Был, только не в партизанах, — Мирек улыбнулся. — Мы в семейном лагере жили, ну, деревня такая в лесу и всё.

— А отец?

Вопрос вырвался сам по себе, и Сашка тотчас прикусил язык, посчитав, что ответа не будет, но Мирек ответил.

— Что отец… — Мирек сокрушённо вздохнул. — Его немцы схватили, он в Яновском концлагере погиб…

Сашка молча теребил ветку и ругал себя почем зря за собственную бестактность. Видимо, Мирек понял его состояние, и потому, отвернувшись, глухо сказал:

— Ты не майся, здесь уже ничего не изменишь…

В его голосе вдруг послышалась печально-взрослая интонация.

— Да я!.. — Сашка горячо взмахнул рукой и смолк.

Мирек сделал вид, что не заметил его реплики и продолжал как ни в чём не бывало:

— Зато как мы назад вернулись, тут уже наш штаб стоял, — голос хлопца неуловимо изменился, давая понять, какое это было чудесное время. — Дом брошенным считался, а как мы вернулись, нам комнату дали, а потом полковник узнал, кто мы, и приказал дом отремонтировать и даже мне комнату над гаражом сделали.

— Над каким гаражом?

— А вон, это теперь сарай дровяной, — Мирек махнул рукой на косо срезанный чердак. — Там солдаты гараж для машины сделали, а потолок досками застелили и окно поставили. Видишь?

Сашка скептически посмотрел на высокую крышу.

— А ходить туда как?

— А вон по лестнице. Хочешь, залезем?

Сашка энергично кивнул и вслед за приятелем начал взбираться по гладко вытертым перекладинам. Через придерживаемую Миреком дверь он неловко перелез с карниза за порог и оказался в небольшой уютной комнате.

Солдаты, строившие её, зашили досками не только пол, но и стены, умело врезав в одну из них оконную раму. В комнате стоял деревянный топчан, пара стульев и простенький стол, приткнутый прямо к окну. На столе лежала пухлая растрёпанная книга.

— Твоя? — Сашка взял книжку и прочитал заглавие. — «Потоп», Генрик Сенкевич. Интересная?

— Спрашиваешь! Я только утром кончил.

— Дашь почитать?

— Дам, — коротко отозвался Мирек.

Едва книга попала Сашке в руки, как всю его неловкость как ветром сдуло. Получив согласие, он прежде всего пересмотрел иллюстрации, потом уселся на стул и, не выпуская книгу из рук, сказал:

— А у тебя тут неплохо. Кстати, у меня дома почти такая же комната и тоже на чердаке. Так что приглашаю в гости.

— Спасибо. — Мирек вежливо поклонился и спросил: — А вообще как тебе в нашем городе?

— Как это? — не понял Сашка.

— Ну вот ты рассказывал, что и в Сибири был, и на Кавказе, даже в Москве. Я, честно говоря, тебе завидую, а потому и спрашиваю, если с другими городами сравнивать, как?

— Да нашёл чему завидовать! — махнул рукой Сашка. — Ну был, ну ездил, так что? В теплушке час едешь, сутки стоишь. А по станции за кипятком бежишь и всё время боишься, чтоб от поезда не отстать. А города сравнивать не берусь. И если честно, мне тут здорово нравится. И речка тут есть, и пароходы ходят, и главное — замок! Такого нигде нет!

— Да, замок — это конечно, — согласился Мирек.

— Слушай, — Сашка отложил книгу и даже привстал со стула. — Скажи честно, ты сам как считаешь. Клад там найти можно?

— Ну, если честно… — Мирек секунду подумал. — Думаю, можно. Бывает, золото у нас и вправду находят, только никто ж не скажет, а вообще ценности перед войной в городе были.

— Где? Какие? — Сашка аж подскочил на стуле.

— А в музее. Тут, как Советы пришли в 39-м, ценности, что в панских маетках остались, в музей свезли. Там много чего было. Я сам туда часто ходил. Там пан Владислав работал, так он всем говорил, что только одна картина многие тысячи стоит.

— Картина? — Сашка покосился на Мирека. — Какая ещё картина?

— Не помню, кажется, «Святой Иероним». Вот только за войну, наверно, пропало всё или увезли, если успели.

— Слушай, а если твоего пана Владислава спросить? Ну, про замок?

— Да нет, теперь не спросишь, — покачал головой Мирек. — Исчез он. Во время оккупации.

— Как исчез? — Сашка смешно наклонил голову. — Он что, с немцами ушёл?

— Нет, пан Владислав немцев терпеть не мог, это я точно знаю.

— Откуда тебе знать… — Сашка махнул рукой и опять взялся за книгу. — Можно подумать, он сам тебе говорил.

— Да нет, не говорил. — Мирек внезапно оживился. — А знаешь, Сашко, я могу узнать, что с паном Владиславом стало. У нас знакомая есть, пани Цыбульская, она старая уже, и пан Владислав дружил с ней, я знаю…

Мирек на секунду о чём-то задумался и вдруг весело подмигнул Сашке.

— Во, хорошо, что вспомнил! Она была как-то у нас и про хода говорила, она тоже весь Старый город знает.

— Про другие ходы? — уточнил Сашка и с жаром заговорил: — Так пойдём к ней спросим. Знаешь, у вас тут такой город, такой… Ну, особый, что ли. Я ж про эти подземные ходы только в книжке читал, а тут, понимаешь, посмотреть можно…

— Да понял я, понял! — Мирек рассмеялся. — Зайдём за Яркой, договоримся и сходим к этой пани Цыбульской.

— Да, за Яркой… — Сашка разочарованно вздохнул. — А он то за сеном поехал, то свинью кормит, то на крыше сидит, дырки латает.

— А ты как думал, он у нас ху-у-зяин, — несколько насмешливо протянул Мирек и заключил: — Не то, что мы с тобой.

— Ну да, мы с тобой… — Сашка поджал губы. — Это вы с Яркой, да, а я при вас так, прикомандированный…

— Ну сказал, сходим! — Мирек отнял у Сашки книгу и с размаху плюхнулся на топчан. — Кончай дуться, прикомандированный, садись сюда, картинки ещё раз смотреть будем…

 

Таинственные подвалы

Махнув рукой приятелям, отправившимся прямо к замковым воротам, Мирек сбежал вниз по пыльной улочке Подзамче и степенно зашагал вдоль узенького плиточного тротуара. За время войны Подзамче, лежавшее в стороне от основных артерий города, почти не пострадало, тут не было ни обстрелов, ни бомбардировок и потому сейчас из густой зелени всё так же выглядывали островерхие черепичные крыши, замысловатые фронтоны и сплошь застеклённые фасонистые лоджии.

Миновав с десяток таких респектабельных вилл, Мирек остановился возле небольшой калиточки, спрятавшейся под аркой заплетённой тёмно-зелёным плющом. Заглянув туда и убедившись, что во дворе никого нет, Мирек толкнул калитку, обогнул длинный одноэтажный дом и очутился на широкой веранде. Хлопец постучал в застеклённую дверь, дождался ответа и вошёл в комнатку, сплошь заставленную гнутой мебелью. Почтительно остановившись у порога, он вежливо поздоровался.

Пани Цыбульская, старая высохшая, но ещё весьма представительная дама, сидела в мягком кресле с книгой в руках.

— Это ты, Мирек? — Цыбульская закрыла книгу и положила на столик возле себя. — Я тебя слушаю.

— Да я… — Мирек топтался возле двери, не зная, как сразу перейти к сути.

— Ты хочешь сказать, что пришёл не ко мне? — Пани Цыбульская понимающе улыбнулась.

— Да нет, к вам…

— Странно, — Цыбульская поманила мальчишку пальцем. — Ну, раз так, иди ближе, присаживайся.

Мирек подошёл к креслу и, увидев, что пани Цыбульская показывает ему на лёгкий плетёный стул, вежливо присел на краешек.

— Вы знаете, — осторожно начал Мирек, — мы вот с ребятами в замок ходили, смотрели, и вот нам бы хотелось ещё про подземные хода узнать, это же так интересно…

— Да? — в глазах пани Цибульской внезапно мелькнул насторожённый блеск. — А почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Так вы как-то у нас в гостях были и про хода рассказывали.

— Ну, когда это было… — Пани Цыбульская рассмеялась и безнадёжно махнула рукой. — Сколько уж лет прошло… Да, раньше монахи показывали желающим ходы.

— Так я ж и хотел спросить, откуда ходили? — Мирек неловко повернулся, и ветхий стульчик сразу заскрипел всеми своими связками.

— Откуда? — Пани Цыбульская вздохнула и прикрыла глаза. — Да из подвалов костёла. Под той башней, что с часами, в самом низу винтовая лестница, это и есть вход. Но ты же знаешь, когда бомбили, в костёл бомба упала, так что, думаю, там теперь не пройти…

— А других входов разве нет?

— Я не знаю, — Цыбульская сожалеюще поджала губы. — Наверное, нет…

— Прошу меня извинить… — Мирек привстал со стула. — А может быть, пан Владислав что-нибудь знает? Ну тот самый, вы ж помните, что в музее работал, про всё рассказывал.

— Мирек, ты знаешь, мне не надо напоминать, где работал пан Владислав, он был моим другом… — Голос пани Цыбульской чуть-чуть изменился. — Но, к сожалению, пан Владислав умер.

— Как умер? Когда?

— Перед самым освобождением, вас здесь тогда не было… — Пани Цыбульская заговорила совсем тихо: — Пан Владислав был уже очень стар, а в такое время много ли надо?

— Конечно… — Мирек опять беспокойно завертелся, и стул снова предательски заскрипел.

Пани Цыбульская вскинула голову, и её глаза, как два буравчика, уперлись в занервничавшего хлопца.

— Послушай, я хотела бы услышать от тебя правду. Я знаю вашу семью достаточно долго и не хотела бы думать о тебе плохо…

Мирек понял, что попал в безвыходное положение, и пояснил:

— Ну, товарищ у меня теперь новый, Сашко, он приезжий, отец у него военный, они в доме Бачинского поселились…

— Бачинского? — Пани Цыбульская оживилась. — Знаю, видела.

— Так вот мы говорили про замок, а я подумал, что может быть, пан Владислав…

— Мг-м, теперь понятнее… Только, Мирек, должна тебя огорчить, я ничего толком не знаю, а пан Владислав… — и пани Цибульская развела руками, давая понять, что больше ничем помочь не может.

Обескураженный Мирек шёл назад к приятелям, огибая замок кругом. Уже издали, ещё со ската холма он увидал Ярку с Сашкой, торчавших возле ворот. Ярко спокойно сидел на ограждении каменного моста, а Сашка, свесившись с парапета, от нечего делать светил фонариком в тёмную нишу мостовой арки.

На площади перед костёлом было по-летнему пусто, и только кто-то, выставивший в окошко монастыря новенький патефон, неизвестно зачем вовсю прокручивал фокстрот «Весельчак». Разудалый ритм танца словно нарочно не давал усидеть на месте, и, едва Мирек показался у моста, Сашка метнулся ему навстречу.

— Ну как, сказала?

— Сказала! — Мирек выскочил наверх и с разбега шлёпнулся на тёплые камни парапета. — Из подвала костёла ход был. Только пани Цыбульская ещё сказала, что туда бомба попала и там теперь не пройти.

— А может, и пройдём, — внезапно возразил Ярко. — Я знаю, тут только три бомбы было. Одна замок зацепила, вторая в подвале костёла взорвалась, а третья вообще не тут, а возле кирхи упала.

После такого обнадёживающего предположения Мирек задумался, а Сашка, подняв взгляд вверх, впервые заметил, что верх воротной башни разрушен именно взрывом, и винтовые ступеньки, не те, которыми они лезли вверх, а другие, можно увидеть сквозь дыру в стене.

— Ну, если так, — Мирек наконец пришёл к определённому выводу, — можно попробовать через подвал…

— А как туда, в этот подвал, влезть, знаешь? — Сашка нетерпеливо защёлкал кнопкой фонарика.

— Знаю, тут рядом, — Мирек махнул рукой в сторону костёла и, чувствуя, что Сашку сейчас ничем не удержишь, поднялся.

Хлопцы пересекли замковую площадь, а потом по отмостке, засыпанной битым стеклом и штукатуркой, забрались в угол, образованный смыкавшимися стенами монастыря и костёла.

— Здесь! — Мирек наклонился и отвалил в сторону сильно покореженный лист кровельного железа, прикрывавший сверху нишу выбитого подвального окна. — Сюда лезть надо.

— А ну пусти! — Сашка оттеснил Мирека в сторону и, цепляясь за остатки оконного переплёта, решительно полез в мрачную, отдающую сырым холодом, дырку.

С подоконника пришлось прыгать, однако Мирек и Ярко, удерживаясь руками, спустились благополучно, а вот Сашка, сиганувши наобум и налетев на кусок кирпича, начал сердито чертыхаться.

Они оказались в конце узкого коридора, с одной стороны перекрытого выщербленной кирпичной стеной. Другой конец уводил куда-то во мрак, слабый луч карманного фонаря, направленный туда, терялся буквально в нескольких метрах.

— Ух ты, и вправду ход… — Сашка перестал чертыхаться и сделал несколько осторожных шагов.

— Самое главное, клад рядом… — насмешливо сказал Мирек.

— Диви, опять про скарб, — пренебрежительно фыркнул Ярко. — И чого вы таки?.. Ну Сашко, то ладно, а ты-то чого?

— Так Сашка ж спрашивал. Всё ход да ход. Ну вот он тебе ход, — и Мирек мазнул лучом своего фонаря по стене.

— В огороди бузина, а в Киеве дядька, — Ярко сердито фыркнул. — Дальше нема куда лизты, бомба сюда попала…

— А что, мы посмотреть не можем? — Сашка опять затоптался на месте. — Пошли, хоть до конца коридора дойдём…

Коридор закончился нишей с узким вертикальным лазом.

— Сюда, кажись. — Мирек осторожно начал протискиваться вниз. — Пани Цыбульская говорила, тут вход был центральный, а от него хода.

— Слышь, — Сашка полез следом и, пользуясь тем, что Ярко отстал, быстро спросил: — Это уже тот вход?

— Не знаю, — Мирек вылез из ниши и начал осматриваться.

Лаз вывел в глухую сводчатую комнату. Посередине её был устроен, обложенный диким камнем, колодец, а вокруг него виднелись маленькие отверстия, похожие на низкие двери.

— Вот они ходы! Во все стороны! — обрадованно закричал Сашка и тотчас нырнул в ближайшую дыру.

Впрочем, радовался он зря. Это оказались вовсе не ходы, а крохотные низкие комнатки с мелкими нишами для сидения. В каждой комнатке потолочный свод заканчивался дырой размером в кирпич, через которую далеко-далеко наверху виднелось небо.

— Вот тебе и на, — обескураженно протянул Сашка, вылезая из последней дыры. — Куда ж дальше-то?

— Хлопцы, дывысь, тут ще нижче можна…

Ярко комнатками не интересовался и, наверно, потому заметил ещё один вход, оказавшийся чуть в стороне от, приведшего их сюда лаза. Вход был полузасыпан, и, когда ребята с трудом спустились по обвальной насыпи, они очутились в большом помещении с полом, сплошь залитым водой.

— Это ж откуда вода? — Сашка пошарил лучом фонарика по сторонам.

— А з реки, — Ярко кинул в воду кирпич. — Мы, считай, на три этажа вниз спустились.

Чертыхнувшись, Сашка постоял немного, потом плюнул и зашагал по воде прямо на середину. И тут же влетел сразу выше колен. Некоторое время он ощупывал дно ногами, поднеся фонарик к самой воде, затем попросил:

— Ребята, светите сюда…

Как ни странно, вода оказалась довольно чистой. Волны мало-помалу успокоились, и все увидели, что в том месте, где стоял Сашка, начинались ступени винтовой лестницы, круто уходившей под воду. В подземелье стало совсем тихо, и вдруг ребята услышали чем-то знакомую, странно-спотыкающуюся мелодию. Будто кто-то далёкий бил колотушкой по дребезжащему звонку.

Едва разобрав мелодию, Ярко покрутил головой.

— Во патефона мають! Там через всю площадь фокстрота втялы, а тут, дывись, и через стенку проходит…

— А что это за музыка такая? — Сашка шагнул обратно, и плеск воды заглушил мелодию. — Я не слышал раньше.

— Да то немцы часто играли. Як то «либер… либер»… от чёрт, забув, как там дальше? — Ярко повернулся к Миреку.

— Ах, мейн либер Августин… — Мирек пошарил лучом фонарика по стене. Ему показалось, что звук шёл именно оттуда.

— Та брось, не шукай, — Ярко махнул рукой. — Тут везде продухи во всю стенку, здоровенные такие, через них и слыхать.

— Продухи? — Сашка разом забыл про всяких Августинов. — А может, по ним пролезть можно?

— Да куда ты, дурья голова, теперь полезешь? — Мирек сердито фыркнул и начал перебираться на кучу щебня. — Бомба, видать, стену пробила и вода пошла, а снизу ил, тут водолаз, и тот не пролезет. Всё, Сашко, кончились наши скарбы, пошли…

Один за другим ребята, вскарабкавшись по завалу, выбрались к двери, и только Мирек, шедший последним, ещё раз обернулся на тёмную стенку, за которой, казалось, всё так же еле слышно звучал сентиментальный «Августин»…

 

Девочка с Ягеллонской

Башмаки сильно стесняли Сашку. Ему казалось, что стук толстых кожаных подмёток привлекает всеобщее внимание, заставляя прохожих оглядываться по сторонам. А прохожих было достаточно. Главная улица, бывшая Ягеллонская, пользовалась постоянным вниманием у жителей городка. За последние годы её трижды переименовывали, но, то ли сказывалась давняя привычка, то ли ещё что, но часть обывателей упорно продолжала именовать улицу Ягеллонской.

По старому, порядком исшарканному тротуару оживлённо сновали люди. Это место считалось жителями чем-то вроде клуба, и в то время, как другие улочки оставались пустынными, на Ягеллонской всегда толпился народ. Если уж быть честным до конца, то следует признать, что и Сашка сегодня появился здесь совсем не случайно.

Вообще-то ему этого не хотелось, но если уж так вышло, то… Причина была проста и в то же время значительна. Самые обыкновенные туфли, но не выменянные на толчке или барахолке, не полученные по ордеру в распределителе, а купленные в магазине. Заграничные, батинские, с узкой пяткой, с широкими носами, на толстой подошве, добротно сработанные из лоснящейся коричневой кожи.

Радость этой покупки была двойная. С одной стороны, Сашка, надев новые туфли, почувствовал себя почти что взрослым, а с другой, как-то сразу стало понятно, что жизнь наконец налаживается и, даст бог, вскоре наладится полностью. Потому Сашку и нарядили сегодня по-праздничному. В белые гольфы, коричневые башмаки, новую рубашку и короткие штаны с пуговицами, застёгивающимися под коленками. И, конечно, само собой разумелось, что ходить так можно только по Главной улице. Правда, Сашка ещё не привык к новой одежде и немного стеснялся, когда на него обращали внимание, но, в общем, был собою весьма доволен.

Намереваясь пройти улицу до самого конца, Сашка наискось пересёк мостовую и на секунду остановился возле магазина «Оптика». Его привлекла высокая зеркальная витрина, начинавшаяся почти от самого тротуара. В большом полированном стекле двоились выставленные на полочки оправы для очков, рекламные проспекты, какие-то замысловатые штучки, и хотя они немного мешали, здесь отражалась почти вся улица, а самое главное, можно было вдоволь налюбоваться самим собой.

Но едва Сашка начал присматриваться, как неожиданно рядом с ним появилась девочка. Точнее, он увидел её отражение в зеркале и, в первую секунду не поняв этого, нагнулся ближе к витрине, стремясь получше рассмотреть незнакомку.

Короткий смешок, неожиданно раздавшийся прямо возле уха, вернул Сашку к действительности. Он резко обернулся и очутился носом к носу с девчонкой, задорно глядевшей на него. Сашка растерянно смотрел ей в лицо и медленно краснел. А она ещё раз окинула его с головы до ног насмешливым взглядом, фыркнула, крутнулась на пятке и решительно зашагала в противоположную сторону.

Сашка так и застыл на месте, очарованно глядя вслед удивительной девочке. А она, ничуть не смущаясь, спокойно перешла улицу, задержалась на краю тротуара, как бы прикидывая, куда ей направиться, и не спеша пошла вдоль теснивших друг друга маленьких магазинчиков.

Пройдя мимо двух или трёх витрин, девочка оглянулась, и Сашка был сражён окончательно: он решил, что она посмотрела именно на него. Пока мальчишка лихорадочно соображал, что ему предпринять, девочка открыла дверь и скрылась в магазине. Сашка неуверенно затоптался на одном месте и вдруг, неожиданно для себя, сел на широкий витринный подоконник.

Девочка появилась на улице минут через семь. Выйдя на тротуар, она ещё раз посмотрела по сторонам, а затем не торопясь пошла в направлении Подзамче. Увидев её, Сашка вскочил как подброшенный. Он быстро перебежал мостовую и крадучись пошёл вслед за девочкой, норовя спрятаться за спинами прохожих.

Так, виляя из стороны в сторону, он прошёл за нею квартала два, успев за это время хорошо ее рассмотреть. Сашке она казалась необыкновенной. Легкая, стройная, в ярком цветастом платьице, в простеньких башмачках на маленьком каблучке, она как будто летела по старой улице.

Мальчишка не мог видеть ни её лица, ни выражения глаз, но, видимо, в них было что-то такое, что заставляло молодых людей, да и мужчин постарше, оглядываться ей вслед. К таким оборачивающимся Сашка чувствовал неясную антипатию и, проходя рядом, сердито косился на них, не упуская из вида цветастое платье, мелькавшее впереди.

Возле трёхэтажного углового дома с выступающей вперёд фасонной башенкой, девочка остановилась и, помедлив минутку, вошла в узкий проезд, украшенный лепными фигурами. Сашка немедленно перешёл на другой тротуар и начал не спеша прогуливаться вдоль витрин, время от времени поглядывая в сторону угловой башенки.

Гулять пришлось долго и, боясь примелькаться, Сашка попробовал зайти в переулок, но там сразу начинался выбитый бомбами пустырь и, кроме того, выдвинутая угловая башенка закрывала проезд. Сашка поспешно вернулся и, кружа вокруг дома, успел осмотреть все магазинчики по крайней мере на половине квартала, выучить, как поднимаются и запираются шторы из гофрированного металла над их входами, а девочка всё не появлялась и не появлялась.

Наконец Сашка не выдержал и подошёл к дому с башенкой. Кирпичный проезд с дверями в обеих сторонах был мрачен. Сашка прошёл внутрь и оказался в тесном дворике-колодце, закрытом со всех сторон стенами дома с длинными кольцевыми балконами вдоль каждого этажа. На балконах висело бельё, стояли ящики, кадушки и высился перекошенный древний комод. Сашка с грустью осмотрелся и побрёл назад на улицу. Этот унылый двор-колодец и девочка в ярком платье в его представлении никак не подходили друг другу…

Летний солнечный день в Сашкиных глазах разом поблёк. Теперь, глядя вдоль улицы, Сашка, в полном соответствии с настроением, видел ржавый облупившийся гофр магазинных жалюзи, ободранную штукатурку давно не ремонтированных стен и поблёкшие от времени буквы вывесок. И как бы ставя последнюю точку на облике этого пыжившегося «под Европу» провинциального городка, прямо по фасонному шестиграннику мостовой важно шествовали переходившие улицу утки. Пожилой милиционер с добрым морщинистым лицом, стремясь поскорей согнать незваных нарушительниц на пустырь, сердито топал на уток сапогами и шипел, как гусак.

Уже отойдя на приличное расстояние, Сашка оглянулся в последний раз и вдруг увидел, что девочка в цветастом платье легко выпорхнула из-под тёмной арки проезда. Мальчишка просиял и немедленно устремился следом. И снова, как полчаса назад, магазинчики казались забавными, городок уютным, а утки, давно выдворенные на заросший травой пустырь, вполне уместными и в чём-то даже симпатичными.

Теперь Сашка шёл гораздо спокойнее, не прячась за чужие спины, но всё же держась противоположной стороны, так, чтобы лишний раз не попадаться девочке на глаза. Ему очень хотелось познакомиться с ней, но сам он не мог придумать что-либо подходящее, а в прочитанных книгах, как на грех, ничего подобного не встречалось.

Между тем девочка прошла всю Ягеллонскую и повернула на Заречье. Теперь прохожих значительно поубавилось, и Сашка на всякий случай отстал. Так они перешли по дамбе речную пойму, потом ветхий деревянный мост, проезжая часть которого, настланная ещё военными саперами, износилась до того, что в отдельных местах сквозь продранные доски светилась речная вода, и поднялись по дороге к домикам Заречья.

Здесь девочка неожиданно свернула, и Сашка, подумав, что сейчас она может исчезнуть в одном из бесчисленных проходов, припустился бегом. Проскочив угол, он оказался на короткой улочке, сплошь застроенной особнячками, прятавшимися за палисадниками, цветниками или проволочными оградами, увитыми зеленью.

Но девочки на улице не было. Ни здесь, возле угла, ни дальше там, где мостовая, плавно загибаясь, терялась в окраинных огородах. Поражённый, Сашка замер на месте. И вдруг громкий смех заставил его обернуться. Совсем рядом, возле афишной тумбы, стояла девочка и заразительно смеялась.

Сашка готов был провалиться сквозь землю. Теперь он понял, что она давным-давно его заметила и, свернув за угол, нарочно спряталась за тумбу. Глядя на неё в упор, Сашка никак не мог прийти в себя от неожиданности. Между тем девочка оборвала смех и, спрятав улыбку в уголки губ, прошла мимо Сашки, демонстративно отвернув в сторону свой насмешливо вздернутый нос.

Надо было решаться. Единым махом перескочив через ближайший штакетник, Сашка оказался в чьём-то весьма ухоженном палисаднике. Махнув рукой на все приличия, он, очертя голову, рванул с ближайшей клумбы несколько первых попавшихся цветков, перемахнул обратно на тротуар и бегом бросился догонять девочку.

Внезапное появление Сашки её не испугало. Она пожала плечами и, изобразив на лице полнейшее равнодушие, спросила:

— Что вам угодно?

Сашка судорожным движением протянул ей только что сорванные цветы и сдавленным голосом представился:

— Александр.

Девочка взяла цветы, понюхала и вдруг, сделав маленький книксен, улыбнулась.

— Прекрасный запах. Вы всегда дарите девушкам цветы?

Сашка не нашёлся что ответить и густо покраснел.

— Была счастлива сделать знакомство…

Королевским движением девочка наклонила голову, толкнула калитку, и тут Сашка не выдержал.

— Подождите… Извините, пожалуйста… Я только хотел… — Слова цеплялись друг за друга, никак не желая приобретать ни стройности, ни смысла.

— Догадываюсь. Вы хотите спросить, где меня можно увидеть?

— Да, — коротко выдохнул Сашка и вдруг каким-то подсознательным чувством понял, что в их шутливом диалоге наступил непонятный сбой.

Казалось, всё было так же, но взгляд девочки неуловимо переменился, и, уже не скрывая насмешки, она, входя во двор, бросила:

— У Заглушецкой Брамы…

Калитка захлопнулась с таким треском, что нависшие сверху ветки дикого винограда слегка закачались…

 

Странный нищий

Мирек, зажав в потном кулаке смятую трёхрублёвку, топтался перед входом в парикмахерскую, над которым висела небольшая зелёная вывеска. Идти сюда Миреку не хотелось, и он мялся у двери. Потом решил, что стричься всё равно придётся и, осторожно спустившись по ступенькам вниз, толкнул дверь, задребезжавшую разбитым стеклом.

Не успел Мирек войти, как его сразу охватил приторно-сладкий запах захудалой цирюльни. Света с улицы даже при открытой двери не хватало, и под потолком горела стосвечовая лампочка в старом медно-керамическом патроне, довольно ярко освещая убогую обстановку.

Кресел было только два и зеркал два, одно совсем тёмное, другое чище, но какое-то кособокое. Парикмахеров тоже было двое. Один, пожилой, устало сидел на подлокотнике, другой, помоложе, но, худой и лысоватый, крутился перед зеркалом, пытаясь с помощью гребешка хоть как-то уменьшить начинающуюся плешь.

Мирек осмотрелся по сторонам. Последняя надежда, что парикмахерская окажется набитой битком и ему придётся уйти, не оправдалась. С видом обреченного он поплёлся к креслу. Лысоватый не обратил на Мирека никакого внимания, и он сел к пожилому.

Ни о чём не спрашивая, пожилой обмотал шею Мирека грязной захватанной простыней, взял с подзеркальника машинку и принялся колдовать над его патлами. Пятерня мастера давила на затылок, подбородок упирался в грудь, машинка ёрзала, дёргая за волосы и цепляя кожу, но Мирек мужественно терпел.

Уж коли и здесь, в парикмахерской, как это вообще-то принято, даже не поинтересовались, чего он сам хочет, значит, мать права и сногсшибательную причёску придётся отложить на весьма неопределённый и, похоже, длительный срок…

Может быть, сжалившись над хлопцем, а может, решив, что машинке с такими вихрами не совладать, парикмахер отложил её в сторону и взялся за ножницы. Ножницы хищно защёлкали, волосы густо посыпались на простыню и вскоре Мирек мог сидеть, подняв голову и временами, когда мастер что-то перебирал на столике, даже глазеть по сторонам.

Так он успел заметить, что лысоватый перестал смотреться в зеркало и неуловимо быстрым движением глянул на часы, а потом на окно, в котором как раз мелькнули чьи-то ноги.

«Ждёт кого-то», — решил Мирек, и точно, дверь парикмахерской заскрипела, пропуская нового клиента. Мирек скосил глаза, разглядывая, кого это тут так ждали, и разочарованно вздохнул. Нет, такого бродягу никто не мог ждать.

Вошедший, одетый в какой-то невообразимо грязный костюм, потерявший всякий вид и цвет, водил по парикмахерской безумными раскосыми глазами, беззвучно раскрывая перекошенный, весь заслюненный рот. На штатском пиджаке, резко бросаясь в глаза, блестели пришитые вразброс воинские пуговицы. Не было сомнения, что в парикмахерскую ввалился какой-то полусумасшедший.

Мирек решил, что заявившегося ни с того ни с сего придурка сейчас же с треском выставят за дверь, но, к его удивлению, лысоватый парикмахер странно засуетился и встретил вошедшего весьма приветливо.

— Чего тебе? — спросил он, поглядывая в окно.

Нищий кинул дикий взгляд в сторону, потом перекосил лицо и нечленораздельно промычал:

— Голы-и-и-и…

К вящему удивлению Мирека, парикмахер даже обрадовался.

— А-а-а, бриться, ну садись, садись…

Он усадил оборванца в кресло, накрыл простынёй и взялся за работу. По мнению Мирека, этого никак не следовало делать, и он вовсю косил глазами на соседнее кресло. Пока парикмахер, размахивая кисточкой, взбивал пену, нищий щурился, а когда бритва со скрипом начала сдирать недельную щетину, на лице клиента отразилось явное блаженство.

Мирек совсем разочаровался и решил уже отвернуться, но тут нищий слегка наклонил голову, и хлопец случайно поймал его быстрый взгляд. Странно, ненормальный смотрел внимательно и совершенно осмысленно. Это было так неожиданно, что Мирек чуть не открыл рот от удивления.

Но долго удивляться не пришлось. Парикмахер спихнул парнишку с кресла, забрал трёшку и выпроводил за дверь.

— Ну и притвора, — сердито пробурчал Мирек, выскакивая на улицу.

Небо плотно затянуло тучами, на речку идти незачем, приятели куда-то запропастились, и Мирек, бесцельно повертевшись на тротуаре, остановился возле пустотелой афишной тумбы, где в иные, более благополучные времена, сидел холодный сапожник.

Скользнув взглядом по вывеске парикмахерской, висящей вровень с окнами первого этажа, Мирек вспомнил странного посетителя и задумался. До сих пор этот придурок ему не попадался. Не то чтобы хлопец знал всех нищих в городе, но оборванная фигура так бросалась в глаза, что не запомнить её было невозможно.

Правда, скорей всего, нищий должен отираться возле соборной паперти, а там Мирек практически не бывал, но ведь ходит же он но городу. Конечно, не окажи парикмахер такой приём придурку, а просто вытолкай за дверь, Мирек вряд бы обратил на него внимание.

Неожиданно для себя Мирек подумал, что парикмахер ждал именно этого нищего, а в такой связи дело представало совсем в другом свете. В душе каждого мальчишки живёт неистребимая жажда приключений, а если вдобавок он ещё и обладает изрядной долей воображения, то такая страсть может завести его далеко.

Будь у Мирека дела, он, может, вовсе не заглянул бы в парикмахерскую, но сейчас время девать было некуда и, крайне заинтересованный удивительным клиентом, хлопец спрятался за афишную тумбу. Ожидание утомляло, но Миреку всё равно делать было нечего, кроме того, он вспомнил, как его быстро выпроводили из парикмахерской и как лысоватый смотрел на часы.

— Нет, здесь дело нечисто… — сам себя вполголоса уговаривал Мирек и упрямо торчал возле тумбы, время от времени искоса поглядывая на противоположную сторону.

Мирек ждал, ждал и уже совсем было собрался уйти, когда дверь парикмахерской открылась и на пустынной улице снова появился нищий. Мирек юркнул внутрь тумбы и сквозь маленькое окошечко, куда раньше подавали обувь, внимательно наблюдал. И тут нищий поразил его ещё больше. Он топтался на месте, бросая по сторонам быстрые короткие взгляды, явно к чему-то присматриваясь.

«Наверняка жулик», — подумал хлопец.

Наконец нищий неторопливо зашагал по тротуару. Дойдя до угла, он ещё раз оглянулся и исчез в переулке. Не медля ни минуты, Мирек выскочил из будки и бросился наперерез. Вильнув в тёмный проход между домами, он вскарабкался на забор, перевалился прямо в бывший сад Аппельбаума и помчался напрямик через кусты.

С разгона влетев в заросли одичавшей малины, Мирек через поломанный штакетник успел увидеть, как нищий свернул из переулка на тропинку, которая прямиком вела через луг к Старому городу. Мирек сразу почувствовал себя уверенней. Пока придурок неторопливо хромал по тропинке, хлопец во всю прыть мчался боковыми улочками, рассчитывая выйти нищему навстречу.

Он успел вовремя. Когда нищий подошёл к Старому городу и вскарабкался по крутому откосу вверх, Мирек уже с самым безмятежным видом торчал возле дощатого забора военторга. Видимо, подъем по крутому склону дался нищему нелегко, так как он остановился у ворот военторговской базы и довольно долго стоял там. Со стороны могло показаться, что он просто отдыхает, но Мирек, не спускавший с него глаз, всё же заметил, что нищий внимательно следит за прохожими, довольно редкими в этой части города.

Наконец, проторчав на месте минут десять, а то и больше, нищий двинулся по тротуару. Он прошёл совсем рядом с Миреком и, конечно, не заинтересовался им. Взгляд его, только скользнувший по хлопцу, был таким безжизненным, что Мирек даже усомнился в недавно виденном.

Сразу за военторговским забором нищий резко свернул к зданию бывшей Братской школы. Мирек наискось перебежал дорогу и, обогнув толстый контрфорс, углом выпиравший на тротуар, увидел, что нищий исчез. Хлопец растерянно оглянулся по сторонам.

Старинная кривая улочка, сплошь застроенная лепившимися друг к другу домами, сворачивала вниз, огибая крепостной холм и заканчивалась на повороте там, где над частой гребёнкой кровель виднелся строгий купол Крестовоздвиженской церкви.

Мирек недоумённо пожал плечами, прошёл вперёд до самых дверей Братской школы, открывавшихся прямо на плиточный тротуар, вернулся назад и остановился возле углового контрфорса. Нищего нигде не было. Хлопец в сердцах плюнул себе под ноги, и в тот же момент кто-то тронул его за плечо. Резко обернувшись, Мирек оказался лицом к лицу с тем самым нищим, которого он так упрямо преследовал.

Сначала хлопец просто оторопел от неожиданности, но тут же понял, что нищий вышел из маленькой дверцы, прятавшейся в стыке между стеной и контрфорсом. Она и сейчас была видна только потому, что нищий, выходя, оставил её открытой.

Цепко держа хлопца за плечо, нищий дико косил глазами, лицо его кривили гримасы, но в то же время сейчас он не казался сумасшедшим. Конечно, вид его был необычен, странен, может, отталкивающе противен, но не более. Нищий на секунду задержал взгляд на лице Мирека и спросил неожиданно певучим голосом:

— Как твоё имя, отрок?

— Мирек…Мирослав то есть…

Хлопец основательно струхнул, но пока старался не подавать вида и только пробовал как-то освободить плечо.

— Аз, грешен слуга Господень, — глаза нищего снова побежали в сторону, — крест знак веры истинной, а моё имя Крыж…

Мирек испуганно отшатнулся.

— Не страшись, отрок. Слава Господня душу творит в человецех. Нить путеводную, аз грешен, дарю тебе…

Крыж плавно поднял руку, осенил себя крестным знамением и тотчас же, ловко захватив пальцами одну из блестящих пуговиц, с треском оторвал её от своего истёртого пиджака. Величественным жестом он ткнул в руку Мирека оторванную пуговицу и резко повернувшись, быстро пошёл в сторону Крестовоздвиженской церкви.

Проводив испуганным взглядом Крыжа, Мирек машинально разжал кулак и посмотрел на ладонь. Лежавшая на ней пуговица была обыкновенная: новая, с выштампованной пятиконечной звездой и с обрывками толстых ниток на чёрной проволочной петле…

 

Перестрелка в полночь

В эту ночь Сашка спал беспокойно. В последнее время ему всё чаще снились какие-то замковые переходы, лестницы и прочая средневековая абракадабра, причудливо перемешанная с современностью. Вот и сейчас казалось, что он куда-то бежит по длинному коридору с кирпичными стенами и матрасно-упругим полом.

Сашка отчётливо сознаёт, что этот пол ватный, но не удивляется, а только бессильно перебирает ногами, совсем не двигаясь с места. Внезапно весь этот странный коридор с гулом куда-то проваливается, и Сашка, враз проснувшись, вскакивает в смятой постели, не в силах сообразить, сон это или уже явь.

Но шум, разбудивший Сашку, с его пробуждением не утихает. Наоборот, постепенно приходя в себя, Сашка чётко слышит треск автоматной очереди, неожиданно перекрытый гранатным разрывом. До Сашки наконец доходит, что приснившийся ему грохот существует на самом деле и, скорее почувствовав, чем осознав надвигающуюся опасность, хлопец спрыгнул с кровати и опрометью кинулся к выходу.

Распахнув двери настежь, он кубарем скатился по ступенькам и очутился в коридоре. В ту же секунду чья-то сильная рука схватила его за шиворот и властно придавила к полу.

— Быстро в подвал! — крикнул ему отец в самое ухо.

Сашка, так неожиданно очутившийся на полу, чуть приподнялся. Ему удалось рассмотреть отца, лежавшего рядом, и силуэт распахнутой двери. За дверью была темнота. Подталкиваемый отцом, Сашка прополз по коридору и через открытый люк провалился на подвальную лестницу.

В подвале было темно, пахло квашеной капустой и какой-то прелью. Сашка попробовал высунуть нос наружу, но его тут же столкнул назад спускавшийся вниз отец. Сашка решил, что он тоже прячется, но ошибся. Отец просто укрылся в люке под лестницей и выставив из-под ступеньки ствол маузера, выстрелил несколько раз подряд.

Сашка видел, как вспышки очерчивали квадрат люка, одновременно на уши давил треск выстрела, особенно сильный здесь, в сжатом пространстве подпола, и вниз сползал едкий запах сгоревшего пироксилина. Воспользовавшись секундами затишья, Сашка ощупью влез на лестницу и быстро спросил:

— Что там, па?

— Пули летают, вот что, — сердито огрызнулся отец и, почувствовав, что сын всё-таки пытается выглянуть у него из-за спины, рявкнул: — Пошел вниз, стервец!

Перестрелка в саду вспыхнула с новой силой, и испуганный Сашка сполз по ступенькам обратно. Внезапно всё заглушил новый гранатный взрыв, затем несколько автоматных очередей слились в одну, и сразу все стихло. Сашка услышал, как отец осторожно выбрался из подвала и, крадучись, прошёл по коридору. Хлопец подождал некоторое время, потом, услыхав перекликающиеся возле дома голоса, выкарабкался из люка и поспешил к двери.

По всему двору мелькали лучи фонариков, в их свете появлялись какие-то фигуры, рыскавшие по саду, откуда слышался шум и приглушенные голоса. В доме вспыхнуло электричество, и светлые полосы из окон легли поперёк двора, теряясь в серебристом отблеске листьев крыжовника. Сашка рванулся в сад, но в дверях лицом к лицу столкнулся с Юрием, шофёром отца. Увидев Сашку, он немедленно загородил выход.

— Ты куда прешься?

— Пусти, Юр! Я только гляну! — жалобно попросил Сашка.

— Нельзя, Шурка, нельзя… Не понимаешь, что ли…

Одной рукой придерживая Сашку, Юрий не спускал глаз со двора, и висевший на его плече ППШ, словно принюхивался срезанным кончиком ствола к ночной темени. От шоферской робы Юрия несло бензином, но и он не мог перебить идущий от неё солдатский запах амуниции, ружейного масла и отслужившего все сроки ХБ.

Сашка вздохнул, смиряясь со своим положением, спросил:

— Юр, а ты чего с автоматом?

— Чего, чего… В Берестяны с батей твоим ездили лес смотреть, ну и вернулись поздно, а тут…

— А чего тут?

— Чего, чего… Бой в Крыму, всё в дыму, понятно?

— Да я ж без шуток, Юр. Страшно ведь.

— Да уж какие тут, Шурка, шутки? Тут, видать, без нас разбираться будут. Понимаешь, мы как к дому свернули, фары поверху свет дали, я гляжу, что за чертовина, — человек по карнизу лезет. Ну, решили, ворюга. По тормозам и за ним. А он, гад, стрелять. Батя твой в коридор, я под гараж, а он, зараза, гранатой. Ну я, ясное дело, очередь, тут и началось…

— Так-то вас двое, а остальные откуда?

— Откуда, откуда. Здесь же комендатура рядом. По такой пальбе мигом сюда примчались.

Как раз в эту минуту из темноты сада к крыльцу приблизилась группа людей. Они осторожно несли кого-то на развёрнутой шинели. Люди поднялись на крыльцо, и Сашка разглядел, что на шинели лежит автоматчик с мертвенно-бледным, запрокинутым назад лицом. Глаза его были закрыты, рот кривила страдальческая гримаса. Второго раненого вели под руки. Он шёл, с трудом передвигая ноги и, не переставая, матерился вполголоса. За ранеными, громко переговариваясь, в дом прошла группа офицеров.

Решив, что сейчас в доме интересней, Сашка юркнул обратно в коридор. Осторожно пробравшись в гостиную, он притаился возле самой двери, больше всего опасаясь, что его заметят и выставят вон. Но взрослым было не до него.

Одного раненого разместили на широкой кушетке, и неизвестно откуда взявшийся военврач занимался осмотром. Рукава его гимнастёрки были закатаны до локтей, движения уверенны, голос спокоен и несколько суховат. Второй раненый, тот, что шёл сам, уже аккуратно перевязанный, сидел на диване и молча курил, откинувшись на заголовник.

Сашка даже удивился, как это врач успел так быстро управиться. Правда, сейчас доктор был ещё занят и делал раненому перевязку, временами обращаясь то ли к фельдшеру, то ли к санитару, который, согнувшись, рылся в стоявшей на полу большой кожаной сумке.

Наконец врач закончил перевязку, отошёл к двери и, остановившись совсем рядом с Сашкой, вытащил портсигар. Затем достал папиросу, ловко размял её пальцами и закурил, пуская дым в коридор. В этот момент к нему приблизился один из офицеров и негромко спросил:

— Ну как?..

Врач не спеша выпустил дым изо рта и ответил:

— Ничего. Зацепило здорово, но жить будет.

— Слава богу, хоть на этот раз обошлось… — офицер облегчённо вздохнул. — Чем его так?

— Гранатный осколок. К счастью, удачно.

— Да, экипировка у этой сволочи оказалась никак не воровская… — Офицер ругнулся вполголоса. — Пистолет и опять же гранату швырнуть не побоялся.

— Не знаю, не знаю… — Врач глубоко затянулся, и табак в папиросе начал потрескивать. — Может, это и не моё дело, но осколок я успел выковырнуть и хочу заметить, гранатка-то из самодельных. «Филлипинка». Как у нас говорят, «консервы».

— Спасибо, учтём. Но всё равно нехарактерно. Считайте, в городе первый раз такой тарарам подняли…

— А вы что, ничего такого не допускаете?

— Всё допускаем, — офицер похлопал себя по карманам. — Растравили вы меня дымком, не повредит, если я тут на сквознячке?

— Ничего, прикуривайте, — врач постучал по мундштуку, стряхивая пепел. — Значит, из тех, последышей? Только в город ему зачем?

— Может, документ какой нужен, а может, и у родичей был. Всё возможно. Тут рядом по лугу тропа на Черчицкий монастырь, может, туда пробирался и угодил случайно под фары…

В эту минуту в коридоре послышалась возня, и в комнату ввалилось сразу несколько солдат. Они крепко держали какого-то человека в штатском.

Сашку совсем притиснули к стене, но он все-таки видел профиль арестованного, его очень бледное лицо и крупные капли пота, блестевшие на лбу. Он был без фуражки, и длинные темные волосы, испачканные землей, сбились на одну сторону.

Солдаты провели человека в глубь комнаты и, поставив возле стены, отпустили. Но стоять человек не мог. Ноги его подогнулись, он попытался удержаться, откинулся назад, но только стукнулся головой о стену и начал бессильно сползать на пол, как большая тряпичная кукла.

Сашка внимательно следил за неизвестным, да и все, находившиеся в эту минуту в комнате, не спускали с него глаз. Один доктор не обращал на него ни малейшего внимания. Он спокойно докурил папиросу, подошёл к лежавшему и начал что-то с ним делать. Что именно, Сашке не было видно, доктор всё заслонил своей спиной.

Офицеры пододвинулись ближе. Сашка тоже не утерпел и сделал пару шагов вдоль стены, чтобы получше разглядеть арестованного. Хлопец видел, как тот медленно, неуверенно раскрыл глаза, обвёл затуманенным взглядом комнату, в которой находился, и, наконец, стал смотреть прямо в лицо наклонившегося над ним доктора. Сашку поразило то, что глаза раненого, до того безжизненные, внезапно вспыхнули живым яростным блеском и он отчётливо произнёс:

— Ниц не скажу!..

Один из офицеров, майор, видимо, старший здесь, стоявший до этого у стола, обернулся.

— Что, всё-таки ожил?

— Так точно, живуч.

— Доктор, — позвал майор не отходя от стола.

— Я здесь.

— Примите все меры.

В эту минуту Сашку заметил отец и немедленно выдворил из гостиной в спальню, к матери. Мать, быстро ощупав сына со всех сторон и убедившись, что он цел и невредим, попыталась прижать его к себе, однако Сашка осторожно высвободился из её рук, жадно прислушиваясь ко всему, что происходит в доме. Но мать его от себя так и не отпустила, и единственное, что Сашка сумел услышать из спальни, был шум отъезжавших автомашин…

 

Загадочное рандеву

Сашка с интересом крутил письмо. Конверт был обыкновенный, марка тоже маленькая, синенькая с бравым пилотом в лётном шлеме. Стоя возле калитки, с врезанным в неё почтовым ящиком, Сашка ещё раз внимательно перечитал адрес. Нет, ошибки не было, письмо предназначалось именно ему. Сунув сложенные газеты под мышку, Сашка медленно пошёл к дому, примериваясь, как бы поаккуратнее вскрыть конверт.

Вообще-то писать ему было некому. Многочисленные приятели, оставшиеся в разных городах, не знали адреса, да и отношения с ними были не те, чтобы писать друг другу, бабушка же посылала матери обычные треугольнички, вставляя пару слов для него, так что полученное письмо здорово озадачило Сашку.

Бросив надрывать край, Сашка ещё раз посмотрел на конверт. Под чертой, выделявшей его фамилию и имя, было пусто. Обратного адреса не имелось. Покачав головой, Сашка решительно разорвал конверт и вытащил сложенный вдвое лист почтовой бумаги.

Да, такая бумага попадала ему в руки не часто. Тонкая, гладкая, с едва проступающим по листу тиснёным рисунком и с цветной виньеткой в левом углу. Чуть ниже виньетки, на середине листа, чётким округлым почерком было написано.

Саша!

Жду Вас сегодня вечером на берегу реки.

Приходите в 6 часов к двойной ветле у старой купальни.

Вместо подписи внизу стоял странный крючок, похожий на переплетённые буквы «П» и «В». Сашка неопределённо хмыкнул и перечитал текст. Число отсутствовало, к тому же круглой печати с датой на конверте не оказалось. Марка тоже была свежей, глянцевой, без штемпеля погашения. Нет, судя по всему, письмо было местное и его бросили не иначе, как сегодня утром, прямо в ящик, минуя почту.

Весь день Сашка был под впечатлением от полученного утром письма. Сначала он решил вообще никуда не ходить, но, поразмыслив некоторое время, передумал. Во-первых, это было просто интересно, во-вторых, он и впрямь мог кому-то понадобиться, а в-третьих, Сашка не мог придумать ничего путного.

Мысль о том, что его разыгрывают, Сашка сразу откинул. Разыгрывать его было некому. Однако совсем наивным он себя не считал, и вообще осторожность еще никогда никому не мешала. В конце концов Сашка явился к месту свидания задолго до назначенного часа.

Спустившись по косогору мимо старого здания бывшей гимназии, он по легкой кладке перебрался через подёрнутую зловонной ряской старицу, пересёк заболоченный луг и, взобравшись на защитную дамбу, отделявшую от реки часть поймы, огляделся по сторонам.

Река, протекавшая вдоль дамбы, чуть ниже по течению отступала в сторону, и на этом кусочке берега густо росли высокие ивы. Заложив руки за спину, неспешным прогулочным шагом Сашка медленно пошёл по дамбе и, дойдя до деревьев, внимательно осмотрелся.

До войны здесь была лодочная станция. В оккупацию сооруженьице растащили на дрова, и теперь из земли выглядывали столбы фундамента, да вдоль берега вкривь и вкось торчали подмытые рекой брусья развалившейся купальни. Зато ветлы и ивы, густо посаженные при постройке, разрослись в небольшую тенистую рощицу.

Свидание было назначено возле крайней раздвоенной ветлы, один из стволов которой навис над самой водой. Сашка сбежал с дамбы и подошёл ближе. Сидеть прямо под деревом он вовсе не собирался. Ему хотелось найти местечко, чтобы видеть все подходы к роще, а отсюда всё загораживала насыпь, и Сашка, выбравшись назад на дамбу, начал отходить в сторону.

Примерно метрах в ста от купальни стояла неизвестно как попавшая на дамбу скамейка из искусственного мрамора. Дойдя до неё, Сашка сел на прогревшееся за день сиденье и удовлетворённо хмыкнул. Если неизвестный «П-В» придёт со стороны еврейского кладбища, он обязательно пройдет рядом, а тропка, пересекавшая луг наискось со стороны Подзамче, просматривалась отсюда от начала и до конца.

До назначенного срока оставалось ещё много времени, и Сашка, угревшись на тёплой плите, пока только изредка поглядывал вдоль дамбы. Мимо него проходили люди, но ни один из них не сворачивал к деревьям. Шли в основном мужики, сокращавшие путь от Вульки, да время от времени, поднимая босыми пятками пыль, пробегали стайки мальчишек.

Сначала Сашка провожал внимательным взглядом каждого, а потом, порядком заскучав, взялся рассматривать луг, отливавший глубокой зеленью, да россыпь белёных хаток под дальним склоном, окружавших старинную церковь с маленьким серебристым куполом.

Время ползло медленно, и когда Сашке уже начало казаться, что никто не придет, на тропинке, идущей от Подзамче, показалось лёгкое светлое пятно. Сначала Сашка не обратил на него никакого внимания, но по мере приближения этого пешехода мальчишка разволновался. А когда девочка в светлом платье подошла к дамбе, Сашка прямо-таки заёрзал на месте.

Тем временем девочка легко взбежала на дамбу, спустилась вниз и, подойдя к самому комлю наклонной ветлы, остановилась. Потом нетерпеливо огляделась, прошла чуть дальше по берегу, вернулась назад и, ещё раз оглядевшись, поднялась обратно на дамбу.

Сашка вскочил и не чуя под собой ног заторопился наперерез. Он немного не рассчитал и не успел выйти навстречу. Девочка уже спустилась с дамбы и медленно шла по тропинке назад к Подзамче. Сашка побежал следом и, догнав, некоторое время шёл позади девочки, не решаясь окликнуть. Потом, набравшись смелости, решил её обогнать, и тут девочка, видимо, услыхав его шаги, неожиданно обернулась.

Сашка сразу остановился и обалдело уставился на неё. Перед ним стояла та самая девочка, за которой он шёл тогда по Ягеллонской и так неудачно пробовал познакомиться.

— З-з-здравствуйте… — еле выдавил из себя Сашка и неожиданно для себя густо покраснел.

— Здравствуйте, — передразнила его девочка и насмешливо добавила: — Вот уж никак не ожидала.

— Да я… — залепетал Сашка и покраснел ещё больше.

— Не смейте оправдываться! — топнула ногой девочка. — Вы трус, сударь! Я же видела, как вы тянули шею, не слезая с этой дурацкой скамейки!

Сашка не знал, что сказать. Он только растерянно хлопал глазами и судорожно пытался придумать что-нибудь умное. Девочка же окинула мальчишку уничтожающим взглядом и, задрав нос, пошла по тропинке. Сашка вытаращил глаза. Как же это так? Его пригласили, он столько ждал и вот — на тебе! Ну нет! Он в два счёта нагнал девочку и сердито буркнул:

— Послушайте, как вас зовут? — обида вывела Сашку из оцепенения, и теперь он чувствовал себя почти нормально.

— Нонна. — Девочка приостановилась, и её глаза под пушистыми ресницами озорно блеснули. — Наконец-то вы, сударь, обрели дар речи. Ура, ура, ура!

— Между прочим, — нашёлся Сашка, — вы говорили, вас у Заглушецкой Брамы ждать надо, вот и ждал!

— Интересно… У нас в городе никто не знает, где стоит Заглушецкая Брама, а вы сели на скамейку и говорите, здесь?

— А чего тут такого? — под нарочитой грубостью Сашка пытался скрыть смущение. — Если хочешь, и скамейка — Брама.

Такая ловкая фраза выскочила у Сашки случайно, но Нонна, скорей всего, это не поняла. Во всяком случае, она совсем остановилась и долгим, изучающим взглядом посмотрела на Сашку.

— Так, значит, можно самому решать?

— Само собой! — Сашка уже успел сориентироваться и его сразу понесло: — Я как понимаю? Вот тут говорят: Заглушедкая Брама, Заглушецкая Брама, а что это? Это то, чего нет. Ну, вроде сказать, воображение. А раз оно воображение, значит, где воображу, там и будет!

— Браво, Саша! — Нонна совершенно искренне удивилась и даже хлопнула в ладоши. — Я и не думала, что вы такой.

— Какой — такой, обыкновенный… — Сашка почувствовал что-то вроде раскаяния за своё бахвальство. — Идем, чего стоять-то?

Нонна кивнула и пошла по тропинке. Теперь она не торопилась и время от времени заинтересованно посматривала на Сашку. А он, важно шагая рядом, лихорадочно прикидывал, что бы ещё сказать такое многозначительное и, как назло, не мог придумать ничего подходящего.

Так молча они пересекли луг и, когда до домиков, жмущихся под замковый холм, осталось совсем немного, Нонна сказала:

— А знаете, Саша, мы с вами едва знакомы, а вы уже третий раз меня удивляете.

— Почему третий? — искренне удивился Сашка, сам он при всём желании никак не мог насчитать больше одного.

— Ну, первый раз цветы, тогда ещё, я даже не ожидала. Потом про Заглушецкую Браму так интересно сказали, а сейчас вдруг молчите и всё. У нас как-то говорили, что приезжие с востока, ну такие как вы, люди без шор, а по вас я не пойму.

— Шоры это что, у лошадей, чтоб смотреть в одну сторону? — Сашка солидно откашлялся. — Про восточников не скажу, не знаю, а молчу, так это вы меня звали, вот я и жду.

— Про вас тут говорят много, а когда мы познакомились, — Нонна лукаво посмотрела на Сашку, — вы оказались совсем не такой.

— Ну вот ещё, — смутился Сашка. — А что хоть говорят-то?

— Всякое. — Нонна немного замялась. — Это же у вас было ночью.

— А-а-а, это! — Сашка искренне рассмеялся. — Да всего-навсего какой-то вор лез, а его шофёр увидел, да как даст из автомата!

— А вот и неправда, там бой был и раненые, двое, и ещё гранаты кидали, а вы говорите — вор.

— Не знаю. — Сашка сглотнул сухой комок, вставший в горле. — Я вообще-то спал тогда.

— Не хотите говорить и не надо, — Нонна презрительно пожала плечиком. — Очень мне надо выспрашивать. Да я и так все о вас знаю! И что ночью было, и как под костёл лазили.

Внезапно Сашка ощутил неизвестно как возникшую напряжённость. Казалось, всё было по-прежнему, но, уже само собой, вспомнилось отцовское предупреждение, и вместо привычно-легкой раскованности он почувствовал, как где-то внутри нарастает глухое недоверие.

— Интересно, откуда вы всё про меня знаете?

— Оттуда… — Нонна загадочно улыбнулась. — А я захотела познакомиться с вами, вот и написала. Мне просто интересно. А если вы мне о себе расскажете, я вам тоже помогу.

— Мне? — изумился Сашка. — Чем?

— А вот вы меня заинтересовали, и я решила вам помочь. Не верите? — Нонна повернулась к Сашке лицом и неожиданно сказала: — Я знаю, как пройти в подземелье!

— Так там же всё затопило, — машинально возразил Сашка.

Он никак не ожидал, что сейчас пойдёт речь о подземных ходах и теперь во все глаза смотрел на удивительную девчонку. А она, подвинувшись к нему ещё ближе, заговорщически шепнула:

— Есть ещё один ход, из замка… — и многозначительно посмотрела на остолбеневшего Сашку.

 

Подземный вояж

— Вот здесь, — Сашка показал пальцем на высокий стрельчатый проём, засыпанный землёй до самого верха.

Мирек и Ярко недоверчиво переглянулись. Ни от кого им ещё не приводилось слышать, что вот эта, такая знакомая арка в дворовом сводчатом погребе, одним концом уходившим под Владычью башню, и есть вход в подземелье.

Вчера, когда Сашка разыскал их и сказал, что от одного, только ему знакомого человека он узнал про ещё один подземный ход, они не поверили. Сейчас же, оказавшись хоть и в старом, но давным-давно известном подвале, Мирек и Ярко откровенно засомневались.

— Вы что, не верите? — Сашка понял состояние приятелей и по очереди посмотрел на каждого.

— Нет, — Мирек покачал головой.

— Ладно.

Сашка зажёг карманный фонарь и решительно вскарабкался наверх. Там, внимательно осмотревшись, он устроился поудобнее, закрепил фонарик между двумя выщербленными кирпичами и начал орудовать сапёрной лопаткой, разгребая слежавшийся земляной слой.

Рыть было легко, и через некоторое время Сашка скрылся под аркой, только продолжала сыпаться вниз выбрасываемая им земля. Мирек и Ярко недоверчиво посматривали до тех пор, пока земля не перестала сыпаться и из узкого лаза, проделанного под самым потолком, показалась Сашкина голова.

— Готово! Лезьте сюда!

Хлопцы поспешно втиснулись в свежевыкопанный проход. Он оказался небольшим, всего метра полтора. Сразу за лазом начинался крутой откос противоположной стороны завала. Очутившись здесь, хлопцы первым делом осмотрелись. Да, на этот раз не оставалось никакого сомнения в том, что они находятся в самом доподлинном поземном ходе.

— Ух, здорово! — Мирек посветил в глубь узкого, выложенного кирпичом коридора. — И вправду ход!

— Ну вот, а вы…

От восхищения Сашка зашлепал по стене ладонями и даже не стал заканчивать фразы. Стоит ли кому-то колоть глаза прошлым, если в конце концов ты оказался прав.

— От, холера ясна… — выбираясь из лаза, Ярко присел не совсем удачно и теперь делал вид, что потирает ушибленный бок. — А шо, може, и правда, тут щось знайдеться…

Эти слова разом перечеркнули всякие там сомнения, и Сашка решительно заткнул лопатку за пояс.

— Ну что, робя, пошли.

Однако далеко идти не пришлось.

Дорогу преградил новый завал, на этот раз представлявший собой плотную смесь из земли, кирпича и бутового камня со следами извёстки. Сашка попробовал ткнуть его лопатой, но завал настолько слежался, что выковырнуть хотя бы один камень было невозможно. Даже при беглом взгляде было ясно, через этот завал им не пролезть.

И тут откуда-то сзади послышался голос Мирека.

— Хлопцы, скорей ко мне!

Мирек ковырялся в невысокой нише, которую, уткнувшись в завал, они впопыхах не заметили. В глаза она не бросалась. Пока хлопцы присматривались, Мирек, присев на корточки, успел освободить две ступеньки. Без лишних слов Сашка сел рядом и начал передавать Ярке вытащенные из завала обломки. Так, попеременно меняясь, они очищали одну ступеньку за другой и опускались всё ниже. Наконец, Сашка нажал ногой, и остатки свода с шумом ссыпались в сторону, освободив проход.

— Що там, тайник? — Ярко, предусмотрительно державшийся сзади, поспешно втиснулся между Миреком и Сашкой.

— Не, лестница… — Сашка торопливо убирал из провала последние, мешавшие ему кирпичи. — В подземелье!

И нимало не заботясь о том, что висящие на честном слове остатки свода могут рухнуть им на головы, хлопцы бесстрашно полезли вниз по крутым кирпичным ступенькам. Спуск казался бесконечным. Ступени вели всё ниже и ниже, а луч фонаря, направленный вперёд, высвечивал только стену, лестница плавно заворачивала вправо. Наконец, спуск кончился, и хлопцы очутились в ровном и сухом коридоре.

— Эх, компас надо было взять, — не выдержал Мирек.

— Ладно, обойдёмся! — преувеличенно бодро отозвался Сашка.

Самому себе Сашка не врал. Конечно, Мирек прав, компасом следовало запастись, а так в темноте подземелья они явно теряли ориентировку. Впрочем, всерьёз это Сашку не беспокоило, пока ход, не разветвляясь, вёл дальше, в компасе нужды не было.

Пройдя по ходу довольно далеко, ребята опять натолкнулись на очередное препятствие. Какая-то неведомая сила выдавила боковую стену, и беспорядочное нагромождение кирпичей вперемежку с песком и сухой глиной преградило путь.

Сгрудившись перед завалом, хлопцы посовещались. При внимательном рассмотрении оказалось, что вспученная стена закрыла проход не полностью. В самом верху, как раз там, где смыкался стрельчатый потолок, оставалось свободным маленькое треугольное отверстие.

Решено было рискнуть.

— Если что, тащите меня за ноги! — и Сашка, передав Миреку мешавшую ему сапёрную лопатку, решительно полез в щель.

Протискиваться было трудно, приходилось вытягивать руки вперёд и, вцепившись за что-нибудь, понемногу подтягиваться. Наконец щель расширилась, и двигаться стало легче. Сашка остановился и тут же почувствовал, как откуда-то снизу тянет свежим воздухом. Он завозился, пытаясь определить, откуда дует, и сразу же вниз рухнуло несколько кирпичей, открыв небольшое отверстие.

Изогнувшись, Сашка ужом скользнул в образовавшуюся дыру и, встав на ноги, сразу убедился, что находится совсем в другом ходе. Новый коридор был гораздо шире и шёл почти перпендикулярно прежнему. Сашка осмотрелся, потом повернулся к завалу, но дырку, через которую проник сюда сам, нашёл с трудом. Надо было просунуть голову вверх под потолок и только тогда просматривалась щель.

Сашка посветил туда фонарём, ему ответили, и через несколько минут все трое уже стояли рядом. Сашка немного опасался за крепыша Ярко, но и он преодолел щель благополучно. Теперь можно было идти и вправо, и влево. Немного поспорив, хлопцы пошли направо.

В конце коридора снова оказалась каменная лестница, но вела она уже не вниз, а наверх. Поднявшись по ней, ребята оказались под довольно массивной каменной плитой. С обеих сторон эту плиту поддерживали ржавые железные рычаги. Немного поколебавшись, Сашка надавил на них, и плита, к его удивлению, совершенно бесшумно поднялась, открыв маленький квадратный люк.

Сашка немедленно высунулся наружу. Люк выводил внутрь большой облупленной комнаты с высоким потолком. Через дверной проём с обвалившимися краями сюда проникал яркий солнечный свет и виднелись густые заросли. Хлопец подтянулся на руках и одним рывком выбрался наружу. Ярко вылез следом за ним, а Мирек остался в люке и принялся изучать рычаги, поднимавшие плиту, так что над грязным полом, выложенным точно такими же плитами, торчала только его голова.

Тем временем Ярко вместе с Сашкой вышли через полуразвалившуюся дверь и, остановившись возле кустов, начали осматриваться. Они оказались перед входом в старую облезлую часовню, над прохудившейся шатровой крышей которой всё ещё торчал покосившийся крест. Вплотную со стенами густо разросся одичавший кустарник, и только перед самым входом он чуть отступал, да и то потому, что здесь ещё сохранились массивные плиты старинного тротуара.

— Где это мы, Ярк?

Сашка задрал голову и посмотрел поверх кустов. Там виднелась длинная черепичная кровля какого-то здания.

— Не знаю, — Ярко недоумённо пожал плечами, — никогда этой развалюхи не видел.

С этими словами он согнулся в три погибели и, прикрывая лицо руками, начал продираться через кусты. Сашка же некоторое время колебался. С одной стороны, ему хотелось полезть следом за Яркой, с другой, так и подмывало узнать, чем там занялся Мирек. Немного подумав, Сашка вернулся назад в часовню и остановился над люком.

Мирек всё ещё сидел возле плиты.

— Ты чего ковыряешься? — Сашка присел на корточки.

— Интересно, — Мирек толкнул плиту, и она на удивление легко пошла вверх.

Сашка хотел что-то спросить, но откуда-то из-за кустов долетел громкий окрик:

— Стой!.. Стой, стрелять буду!

Мирек и Сашка испуганно замерли на месте. Они услыхали треск ломающихся веток, и в дверь влетел перепуганный Ярко.

— Бежим, хлопцы! Здесь охрана!

Сашка, а за ним и Ярко буквально свалились на голову Миреку. Испуганно толкаясь, они с трудом протиснулись обратно в ход. Мирек, остававшийся на месте, потянул за рычаг, и плита с мягким хлопком опустилась в гнездо.

Как затаившиеся мыши, хлопцы сидели под плитой и напряжённо прислушивались. Они слышали, как тяжёлые шаги прозвучали у них над головами и затихли в удалении. Посидев в темноте ещё несколько минут, хлопцы зажгли фонари и начали осторожно спускаться назад по лестнице.

Только возле самого завала Мирек наконец спросил.

— Что там было?

— Не знаю, — Ярко сердито засопел. — Я шел по кустам, вдруг вижу — солдат с автоматом. Я в сторону, он за мной. Стой! Стой! А я сюда и всё.

— Куда ж мы всё-таки вышли? — поинтересовался Сашка.

— А дидько его знает! — Ярко пожал плечами. — Не разобрал.

— Да, дела, чёрт бы их взял… — Сашка махнул фонарём в противоположный конец коридора, — а туда пойдём? Мы ж там ещё не были.

— Да пошло оно к чертям собачьим, — возразил Мирек, — опять ещё куда-нибудь влезем!

— А чего сразу к чертям? — закипятился Сашка. — Подумаешь, солдат с автоматом, а вдруг тайник какой найдётся, а?

— Чи ты зовсим малый, чи ты с дуба впав, чи то як? — внезапно рассердился Ярко. — Ну яки тут тоби можуть буты тайники?

— А зачем же лезли? — несколько стушевался Сашка.

— От, мабудь, в военный склад и влезли. Ни, мени таких скарбив не треба. Досыть з мене! Все! — Ярко ещё раз сердито чертыхнулся и начал карабкаться на верх завала…

 

Тайник в камине

Скорее всего, рано утром в городе что-то случилось. По крайней мере Сашка так решил. Тем более что позвонил отец и сразу после того звонка мать запретила Сашке отлучаться из дома. После завтрака Сашка всё-таки собрался улизнуть и уже выбрался за калитку, но увидел, что возле дома прохаживается вооружённый патруль.

Сашка понял, что если он сейчас удерёт, то придётся иметь дело с отцом, а это, при любой ситуации, предвещало мало приятного. И Сашка со вздохом покорился. Он вернулся в дом, покрутился немного на глазах у матери, потом поднялся к себе, взял одолженный у Мирека томик Сенкевича и, спустившись в сад, расположился на террасе.

Ласковое с утра солнце начало понемногу припекать, и Сашка отодвинулся в самый угол под защиту нависающего винограда. Когда же и этого показалось мало, он вытащил занавеску из раскрытого окна гостиной и устроил себе отличный полог. Закончив возню, поджал ноги под себя, раскрыл книгу и, глядя на висящие прямо перед носом разлапистые виноградные листья, задумался.

Что там случилось и почему на улице появился патруль, Сашку не беспокоило. Совсем недавно что-то похожее уже было. Тогда тоже звонил отец, солдаты перекрывали улицы, и тяжёлые военные грузовики почти полдня вывозили за город снаряды из обнаруженного под развалинами бывшего склада.

От этих грузовиков со снарядами Сашкины мысли сами по себе ушли в сторону и, покрутившись как попало, опять-таки остановились на подземелье. Тогда, благополучно выбравшись после внезапной встречи с автоматчиком опять на замковый двор, хлопцы окончательно разругались и перессорились между собой.

Ярко обзывал их блазнями, Мирек пытался объяснить, что раз там военная охрана, значит, там никаких тайников и близко быть не может, а Сашка, сердясь больше всех, с пеной у рта доказывал, что не струсь они там, то сейчас спорить было бы не о чем.

В конце концов, так ни до чего и не договорившись, они только сердито рыкали друг на друга. Даже сейчас, задним числом, Сашка ещё злился. Впрочем, поразмыслив, он пришёл к выводу, что слазить туда можно и позже. Может быть, так даже лучше. Во всяком случае, будет возможность подготовиться как следует.

Успокоив себя таким образом, Сашка перестал таращиться на окружавшие его листья и, вздохнув, взялся за книгу. Постепенно он так увлёкся чтением, что не слыхал, как подъехала машина и его отец в сопровождении какого-то офицера прошёл в дом.

Сашка поднял голову только тогда, когда совсем рядом в комнате хлопнула дверь. Сашка прислушался. По шуму, долетевшему из окна, он понял, что в кабинет вошли по меньшей мере двое. Сашка уже намеревался выскочить из своего укрытия, чтобы узнать, кто там ходит, но в тот же момент услышал голос отца, спросившего кого-то:

— Так что же всё-таки случилось?

Сашка притих и решил из своего укрытия пока не выходить. Он сразу сообразил, что если вылезет, то его немедленно прогонят, а так он сможет узнать что-нибудь интересное.

— Да ты не кипятись, капитан. Помнишь тот тарарам у вас, что переполошил весь город? — голос говорившего был хрипловатый и, казалось, что человек вроде хотел бы за что-то извиниться.

— Ещё бы! Сам из подвала палил. Так, значит, узнали, что там? — теперь это был голос отца, и звучал он несколько резковато.

Сашка осторожно заглянул через окно в комнату и узнал того самого майора, что был тут, когда подстрелили ночного «гостя». В разговоре взрослых хлопец чётко уловил некое напряжение и, от греха подальше, тут же забился назад в своё убежище.

Тем временем майор, понижая голос и явно стараясь придать ему доверительные интонации, сказал:

— Понимаешь, капитан, надо нам тут кое-что поискать.

— К-как? — в голосе отца прозвучала растерянность. — Это что, обыск? На каком основании?

— Ну зачем ты так, капитан? — Голос майора звучал почти ласково. — Я понимаю, ты ко мне относишься с предубеждением, но, поверь, всё дело в той ночной стрелянине. Я не хотел говорить при шофере, дело ещё не ясное. Ну, подумай сам, пистолет ладно, оружия у всех навалом, но зачем ворюге карманы гранатами набивать?

— Но чего ему от нас надо? — недоумённо спросил отец, и Сашке зримо представилось, что он развёл руками.

— Да не от вас, — возразил майор и принялся терпеливо объяснять: — Мы выяснили, в твоём доме раньше жил инженер Бачинский. Так вот, я уверен, что это не к вам, а к нему лезли.

— К нему? — удивился отец и совсем другим тоном спросил: — А что тот, подстреленный, не говорит ничего?

— Не совсем. Вообще-то сказал кое-что, — майор сделал небольшую паузу и только потом закончил: — В общем, убили его.

— Как это, убили?

— А так, убили и всё. А мы, считай, дали маху.

— Невероятно!

— Вот и мы так думали. Он же плох был, его в госпиталь поместили, в отдельную палату. Само собой, часового приставили. А под утро часовой слышит, в палате шум. Он туда, а раненый уже хрипит. Часовой подумал, ему плохо, врача вызвал, но пока тот прибежал, раненый кончился. Начали осматривать, а у него две ножевые раны, и обе смертельные. Кинулись искать. Нашли только следы под окном. Кто-то со второго этажа спрыгнул. Вообще-то там по углу подняться можно и в окно влезть. Недосмотрели сразу, а теперь локти кусаем.

— Но госпиталь же не монастырь, крепость, — изумился отец.

— Сам знаю, что крепость. Ну, оцепили, конечно, да и своя охрана там есть. Сад прочесали, дом вверх дном перевернули. Нет никого. А вот что самое интересное. Когда часовой всполошился, раненый ещё жив был. И то ли узнал часового, то ли за кого другого принял, но сказать успел: «Ищите в камине». Думаю, умирающий правду сказал. Не было ему расчёта врать, да и ясно, не иначе как свои его прирезали. А раз так, то и счет другой пошёл. Но учти, капитан, это дело серьёзное. Проникнись.

— Я понял. — Теперь в голосе отца зазвучала военная чёткость. — Что будем делать?

— Искать здесь, в камине.

— А может, в комине? — предположил отец.

— Может, и в комине, — согласился майор и вроде как сам с собой начал рассуждать: — Но часовой уверяет, камин, это раз, камин в твоём доме только здесь, это два и, кстати, тот злодюга именно сюда лез, это три. Убедительно?

— Значит, будем искать неизвестно что, неизвестно где, так?

— Почти так.

В разговоре наступила пауза, потом Сашкин отец снова заговорил:

— А может, не ломать голову и сразу разобрать к чёртовой матери?

— Это мы всегда успеем. Думаю, чем меньше глаз, тем лучше. А так, пока знаем ты да я, это раз, злодюжка, ясное дело, камин разбирать не стал бы, это два, а тишком-нишком, может, и мы что отыщем, это три. Убедительно?

— Вполне.

Сашка услышал, как кто-то там, в комнате, постучал чем-то металлическим по кафелю и навострил уши. Потом он осторожно выглянул и увидел, как отец и майор, сидя на корточках, выбирают из-за каминной решётки набитую туда по летнему времени всякую всячину.

Сначала Сашка следил внимательно, но потом ему надоело. Он сел на место и, держа раскрытую книгу перед собой, прислушивался, ожидая, что вот-вот в камине найдут что-нибудь необыкновенное. Но стук по кафелю звучал однотонно, и даже Сашке, мало искушённому в таких делах и слышавшему этот глухой звук через окно, было ясно, что никаких пустот в камине нет.

Однако едва Сашка начал прикидывать, что же там может быть спрятано, как послышался лёгкий металлический скрежет, а затем довольный голос отца:

— Ага, попался, который кусался!

Сашка немедленно заглянул за штору и увидел, что отец показывает майору выдвинутую каминную доску, которая, выходит, не была плотно заделана, а как-то снималась. Потом отец оставил доску в покое, и они с майором начали осматривать что-то внутри камина.

Через минуту сосредоточенной возни майор удовлетворённо произнёс:

— Ну, вроде нашли, — и так резко выпрямился, что Сашка еле успел юркнуть назад за штору.

Что именно нашли, он понять не мог, поскольку кроме спин отца и майора, попеременно заглядывавших под крышку, ничего не видел. Но по крайней мере оттуда вроде ничего особого не вынимали. В конце концов послышалось, как крышка с глухим стуком стала на место и голос отца констатировал:

— Итак, в камине пусто.

— Пусто, — подтвердил майор, однако добавил: — Но что-то там наверняка было.

— Может, и было…

— Было, было! Иначе зачем сюда лезть? Вот только б узнать, кто лез? Тот, кто клал, или кто другой?

Видимо, майор начал опять рассуждать вслух, и Сашкин отец предположил:

— Клал, наверное, инженер.

— Знать бы лучше, что там лежало, — заметил майор. — Потому как допускаю, что и у хозяина могли красть. Кстати, Владислав Бачинский во время оккупации пропал неизвестно куда, так что с этой стороны глухо, и как к этому делу подойти, пока неясно.

Ещё с минуту из комнаты долетал шорох, потом внутренние двери хлопнули и сдвоенные шаги стихли. Ещё через какое-то время со двора долетели обрывки разговора, потом заработал автомобильный мотор, и Сашка понял, что отец с майором куда-то поехали.

Едва уяснив, что в комнате уже никого нет, Сашка заглянул в окно. Всё вроде бы стояло на своих местах. На всякий случай минут пять Сашка прислушивался и только потом залез на подоконник. Неслышно соскочил на пол, на цыпочках подошёл к камину и двумя руками ухватился за мраморную каминную доску.

Однако, сколько хлопец ни дёргал, она держалась прочно. Убедившись, что так ничего не выйдет, Сашка присел. И тут он неожиданно заметил пыльную полоску, что тянулась по полу. Посмотрел, откуда могла просыпаться пыль, и, углядев почти незаметные шишечки под доской, осторожно нажал на них. Почувствовав, как они легко утопились внутрь, Сашка снова потянул доску, и теперь она выехала далеко вперёд. Хлопец нетерпеливо заглянул за неё и увидел пустой тайник, в дальнем углу которого тускло поблёскивали латунью три стреляные гильзы от парабеллума…

 

Встреча в лесу

Положив голову на край бестарки, Ярко задумчиво смотрел, как расхлябанное колесо то подходило съезженным ободом вплотную к доске, то заваливалось далеко в сторону. Перед ним маячила широкая спина дядьки и кованые поручни перекидного сиденья, обмотанные поверх ветоши сыромятным шнурком. Дядька забрал племянника к себе погостить, и Ярко, устроившийся в задке повозки, всё больше отдавался радостному предвкушению ожидавшего его деревенского приволья.

Между тем бестарка перевалила песчаный холм, заросший мачтовыми соснами, и запрыгала по корневищам, не поддававшимся ни ободам, ни подковам. Потом полуденно-жаркий сосняк сменился густым подлеском, превратившим дорогу в сплошной зелёный тоннель. Лошади с рыси перешли на шаг, и колеса покатились мягкой наезженной колеёй. Здесь совсем не трясло, лесной воздух умерил жару, и Ярку неудержимо потянуло в сон. Мальчишка поплотнее зарылся в солому, намостил под голову скомканный пиджак и, убаюканный монотонным позваниванием сбруи, задремал.

Ярко проснулся оттого, что дядька осторожно тыкал ему в бок кнутовищем. Хлопец поднял взлохмаченную голову и недоумённо осмотрелся. Бестарка стояла на пересечении дороги с просекой возле покосившегося столбика с облезлой цифрой восемь на плоском вырезе. Ярко глянул на просеку и испуганно замер. К стоявшей телеге не спеша подходили двое. Дядька, увидев, что Ярко проснулся, бросил кнут и начал дрожащей рукой подтягивать вожжи.

Спереди шёл оборванец, одетый в пиджак, на котором блестели нашитые вразброс медные пуговицы. Руки его были заложены назад, и шёл он странно приплясывая, сопровождая свою припрыжку заунывно-монотонным пением на одной ноте. Вторым шёл здоровенный мужик в стоптанных кирзовых сапогах и армейском ватнике. Через плечо у него был перекинут лоснящийся автоматный ремень, а от самого «шмайсера», зажатого под рукой, виднелись только пистолетная ручка и торчащий вперёд чёрный рифлёный магазин.

Едва странная пара поравнялась с бестаркой, как дядька сдёрнул с головы шапку и сдавленно произнёс.

— Добры-ы-й день…

Оборванец скользнул по дядьке сумасшедшим взглядом, оторвал от пиджака пуговицу и сунул её под подушку сиденья.

— Ы-ы-хм-гы-гы-гы! — дико засмеялся он и боком отскочил в сторону.

Второй, вооруженный автоматом, подошёл вплотную и, деловито пошарив рукой в соломе, бесцеремонно оттолкнул Ярку на край.

— Ну ты, куда едешь?

— В Выселки мы идемо… В Выселки…

Дядька весь вывернулся на сиденье и завороженно смотрел на ствол автомата, высунувшийся из-под полы ватника.

Ярко остановившимися от испуга глазами следил за неизвестным. Самым страшным было то, что именно его они перевозили на лодке через старое русло две недели назад. Ярко оцепенел от страха, но мужик только мельком глянул на него и повернулся к дядьке.

— Ладно, поезжай, но смотри…

— Шо вы, шо вы, як можно…

Дядька засуетился, зачмокал на лошадей и, забыв про кнут, так и валявшийся на дне бестарки, торопливо захлестал вожжами по крупам коней. Бестарка затарахтела по дороге, и через несколько минут просека вместе с покосившимся столбиком у дороги исчезла из виду.

Вцепившись в задок телеги, Ярко напряжённо смотрел назад. Едва зловещие фигуры скрылись за кустами, он обернулся и затеребил дядьку за согнутую спину.

— Кто то булы?..

— А, холера бы их взяла, песиголовцев!..

Дядька подхватил брошенный кнут и хлестанул обоих коней под пузо. Лошади пошли вскачь, и колёса остервенело запрыгали по корневищам. Видимо, быстрая езда немного успокоила дядьку, и он, чуть придержав лошадей, обернулся к племяннику.

— Ты, Ярко, дывысь, никому ничого, я сам…

— Дядьку… А, може, вин той, з «ястребкив»?

— Та ты що? Хиба тут хтось с розуму зъихав? Де ты в «ястребках» такого забобонного бачив? И потом «ястребки» все с ППШ ходят, а в цього автомат германский…

— Не бийтеся, дядьку, я нишкну…

Ярко присел за дядькиной спиной и, держась обеими руками за края бестарки, напряжённо смотрел на кусты лещины, пролетавшие возле самых колес. Уже в Выселках, заворачивая давно сбившуюся на шаг упряжку во двор, дядько, молчавший от самого леса, повернулся и испытующе посмотрел на племянника.

— Слухай, я сейчас до сильрады, а тоби тут пока тётка з вечерей впорається, все одно нема чого робыты. Ты ж до рыбы охочий, скочь до омута, може, щось втрафишь, поки я змотаюсь…

И пока Ярко лазил на чердак за удочками, дядька ждал во дворе, делая вид, что возится с упряжью.

До рыбных мест было рукой подать. Надо было только сбежать задами вниз, обогнуть топкую бочажину за краем огородов, а потом через заросли верболоза выйти к реке. Омут, о котором говорил дядька, отличался тем, что крутил воду на одном месте. По кругу лениво плавали щепки, листья, а поплавки, если их забросить подальше, вообще не двигались.

Ярко разложил снасть на траве и начал не спеша, обстоятельно разминать хлебный мякиш. Конечно, за дядькиной клуней водились отличные навозные черви, но Ярко понимал, дядько не хотел, чтоб племянник виделся с говорливой тёткой до того, как он сбегает в сельсовет и расскажет кому надо о лесной встрече.

Ох уж эта его тётка Стефа, весёлая и говорливая полька. Уж кто-кто, а Ярко понимал, дядька боялся не зря. Тётечка не мытьём так катаньем, а вытащила бы из племянника всё что ей надо. И вот поди ж ты, сколько всего свалилось на дядькину голову через ту тётку Стефу, а всё равно живут душа в душу…

Правда, в одном Ярко понять дядьку никак не мог. Сколько он их вместе ни видел, Стефа только и делала, что ела дядьку поедом, а он, к великому Яркиному удивлению, только весело сопел и про себя улыбался. Нет, что-то тут Ярке было не совсем ясно, да он и не особо сушил себе голову. Тем более Ярко хорошо помнил, с того самого дня, когда перед войной дядько привёз молодую жинку до родичей в город, Яркин отец не упускал случая помянуть, что младшему брату здорово повезло с женитьбой.

Какое уж там было везенье, Ярко не задумывался, а вот то, что дядьке, первому выступившему за колхоз «при Советах», пришлось первому же и уходить в лес, он помнил. И то, как за тёткой Стефой гонялись националисты, он тоже помнил. И уже потом, позже, когда и они с матерью, спасаясь от немцев, перебрались «до дядька» в лес и жили в семейном лагере, тётка Стефа куховарила на всех и нещадно гоняла приставленного к ней для помощи Ярку. Тогда-то Ярко и изучил тётку досконально и вдобавок хорошо понял, что на совесть смазанная «драгунка» до сих пор лежит у дядьки на «припечке» вовсе не зря…

Ярко наживил крючки и, натягивая леску так, что ореховые удилища гнулось дугой, одну за другой забросил удочки. Оба поплавка легли почти посередине омута, и их белые пёрышки встали торчком. К Яркиному удивлению, какой-никакой, а клёв был. Изредка то один, то другой поплавок начинал мелко подрагивать и после короткой пляски резко уходил в воду.

Однако время шло, солнце припекало и пора было собираться. Ярко с сожалением окинул плес взглядом и, дождавшись ничтожной поклёвки, выдернул удочки из воды. Очистив крючки, он замотал лески на удилища, подхватил ведерко с уловом и заторопился домой.

Ярко шёл по тропинке, огибая бочажину с топкими берегами. Вокруг неё росли покосившиеся деревья, а чуть выше, за взгорбком, уже виднелась соломенная крыша дядьковой хаты. Едва Ярко миновал пень, торчавший слева возле самой тропинки, как из кустов справа его негромко окликнули.

— Эй, хлопец…

Ярко оглянулся. Из верболоза навстречу ему выбрался здоровенный незнакомец и не спеша подошёл ближе.

— Слушай, хлопец… — начал он, но Ярко уже разглядел его и теперь с перепугу ничего не соображал.

Перед ним стоял тот самый мужик с просеки. Только сейчас Ярко не видел автомата, а вместо засаленного ватника на плечи мужика был накинут обычный домотканый серяк.

— Ты, хлопче, не бойся, — мужик, видимо, понял Яркино состояние и посмотрел на него усталыми и неожиданно добрыми глазами. — Это вы ж меня возле взорванного моста на лодке перевозили…

— Ну мы… — едва слышно выдавил из себя Ярко и опустился на пень.

Выходит, этот мужик их хорошо запомнил, а там, в лесу, просто сделал вид, что не узнал его.

— Так вот, хлопче, ты передай Миреку, чтоб он того юродивого опасался, а то он и в городе бывает, так что…

— Это той, что в лесу?.. — осмелев, Ярко привстал со своего пня.

— Тот, тот, — мужик кивнул и как-то по-птичьи наклонил голову, словно хотел почесать себе плечом за ухом. — Э-э-э, хлопче, а ведь я тебя тоже давно знаю…

— Да шо вы, дядьку… — Ярко исподтишка зыркал по сторонам, прикидывая, нельзя ли дать стрекача.

— Знаю, знаю, вспомнил, — дядька снова потянулся плечом к уху и сморщился. — Ты не обращай внимания, это рука у меня, знаешь… Ты прошлый раз в лодке против солнца сидел, а теперь я твою башку увидел. Ты ж в семейном лагере при поварихе был, ещё карабинчик у тебя был смешной с крышечкой…

Ярко вздрогнул и обернулся назад. Тропинка уходила вниз и дальше за ней угадывался тёмный круг омута.

— Да не бойся, ты, не бойся… — дядька сердито фыркнул. — Сам видишь, ничего у тебя особо не выспрашиваю. Ты лучше скажи, тот третий хлопец, что с вами на речке был, хто?

— Сашко? — переспросил Ярко и пояснил: — А воны недавно приехали. Батько его строитель, разом з Мирековым отчимом работает.

— Будивельник, значит… То добра справа, я б тоже щось будував. От тильки война. Вона, знаешь, кожному взнаки…

— Це вы про того, юродивого? — осмелился спросить Ярко.

— Не, — Мужик вздохнул. — Он просто на голову вроде как хворый.

— А это что значит? — совсем осмелев, Ярко показал пуговицу.

— Он так расположение показывает. — Мужик странно поджал губы. — Может, и от тебя чего хочет.

— Так он же тут, в лиси, чи ни? — забеспокоился Ярко.

— В лиси, то так. Но вообще-то он больше возле собора вештается…

Теперь Ярко ощутил нечто похожее на доверие к странному мужику и потому спросил прямо:

— А скажить, дядьку, а чого Миреку опасаться надо?

— Ну так, ясное дело. Той чокнутый болтать может что угодно. Вот бовкне щось непотрибне, а то сам знаешь, как оно…

— Ага, — протянул Ярко и, хотя ничего толком не понял, умолк.

— От и добре, — мужик сломал пальцами веточку на кусте и подмигнул Ярке. — Только и ты, хлопче, дядькови своему ни полслова. Договорились?

— Ага, — дёрнул головой Ярко.

— Тоди, хлопче, бувай…

Мужик неслышно скрылся в кустах, а Ярко ещё долго торчал возле пня, глядя словно чужими глазами на густые заросли…

 

Опять пуговица

Выслушав Ярку, Мирек нахмурился и сердито зашлёпал стоптанной подмёткой по тротуару. Они стояли в укромном уголке улицы, напротив собора, в котором шло вечернее богослужение. Колокольня рухнула во время бомбёжки, и теперь колокола подвесили прямо к деревьям, окружавшим храм. С того места, где стояли мальчишки, им было видно, как человек у церковной паперти быстро перебирал верёвки и вокруг разносился лёгкий и какой-то радостный перезвон.

— Слушай, Ярко, а ты не ошибся, это тот самый дядька? — Мирек покосился на приятеля.

— Тю! Я что, дурной? Он же сам сказал и про тебя, и про лодку. И я тебе скажу: лодка — то дурныця и то, що он меня возле кухни бачив, то теж ничого, а вот звидки вин про тебе знае? Что там було у вас, Мирек?

— Ничего у нас быть не могло, разве что отец…

— Може буты, — думая о чём-то своём, согласился Ярко. — Я помню про те, що батько в Янивському концетраку загинув, вы узнали саме тогда, как немцы свою облаву начали.

— Ну да, — подтвердил Мирек. — Тогда к маме приходил кто-то из города и передал. А уже потом, немцы…

— Точно! Тоди той дядька нас бачив! — Ярко стукнул кулаком по ладони. — У нас в лагере тогда молодым жинкам и хлопцам тоже оружие дали. Бо дядька як раз про мий карабин згадувал.

— Слышь, Ярко, а может, он лисовик и теперь властям сдаться хочет, да боится? — предположил Мирек.

— Не, не похоже, — Ярко упрямо мотнул рыжей головой. — На что ему тогда ты? И потом ю-юродивый, это всё равно что нищий, да?

Мирек угрюмо кивнул. Он уже давно догадался, о каком нищем шла речь, и теперь размышлял, говорить ли Ярке о встрече с Крыжом или нет. Судя по красочному Яркиному описанию, это был тот самый нищий, который у контрфорса всучил свою дурацкую пуговицу.

А вообще-то, если быть честным, Яркины слова здорово напугали Мирека. Пока он следил за Крыжом по своей воле и даже потом, когда нищий заговорил с ним, всё было, в общем, нормально. Но сейчас, когда Ярко, приехавший из деревни, вдруг заговорил о том же, Мирек почувствовал самый настоящий страх.

Ярко обратил внимания на состояние Мирека и, поглядывая на паперть, коротко бросил:

— Ты что, встречался с ним?

— С кем? — переспросил Мирек.

— Ну с этим… Придурком.

— Нет… — Мирек чуть помедлил с ответом и решительно повторил: — Нет, не знаю я его.

— Я покажу. Сейчас подойдём ближе, поищем, тут он, должно быть. — Ярко повернулся к приятелю. — Сашке будем говорить?

— Ты что, сдурел?

— Чего это?

— А ты что, сам не понимаешь? — Мирек покрутил пальцем у лба. — Он же приезжий и знать не знает, как тут было!

— Разве? — искренне удивился Ярко. — Но предупредить же надо…

— Да я не о том! — Мирек сердито тряхнул головой. — Предупредить как-то надо, а объяснять — нет.

— Это как же?

— А так, — напористо продолжал Мирек, — что за отношения у этого мужика с моим отцом были, знаешь? Нет. И потом, говорил же дядька, что нищий этот что угодно ляпнуть может. А у меня отчим, дошло?

— Дошло… — медленно протянул Ярко, недоумённо уставившись на Мирека.

— Ничего до тебя не дошло, — Мирек махнул рукой. — Отца же у меня в войну убили, а мужик отца знал, а может, и нищий тоже с ним дела имел…

Он на секунду умолк, как бы собираясь с мыслями, и только потом закончил:

— Мы вон с тобой тоже ничего понять не можем, а как ты ничего не понимаешь, то что ты объяснять будешь?

— Это да… — Ярко тяжело вздохнул. — А как же с Сашкой?

— Для Сашки я придумаю что-нибудь.

— Только мне скажи, а то я как влопаюсь…

— Не влопаешься, — отмахнулся Мирек. — Идём, кончается вроде.

Перейдя наискось мостовую, хлопцы поднялись по небольшой лестнице и через главные трёхарочные ворота с иконой вошли на обширный церковный двор. Служба в соборе только что кончилась, и на паперть начали выходить богомольцы. Сюда хлопцы пришли специально. Сегодня Ярко долго прикидывал, где бы ему отыскать нищего, чтобы показать Миреку. По словам того дядьки выходило, что искать нищего нужно возле церкви, тем более что сюда сегодня собрались все прихожане.

С трудом пробираясь в толпе верующих, выходивших из храма, Мирек, пользуясь толкотней, немного отстал. Интуитивно он боялся встречи с этим нищим и не хотел, чтобы он видел его вместе с Яркой. В то же время Мирек втайне надеялся, что нищий, которого, по словам загадочного мужика, ему следовало опасаться, всё-таки не тот непонятный Крыж.

Тем временем Ярко, неутомимо проталкивавшийся вперёд, добрался до самой паперти. Мирек, занятый своими невесёлыми мыслями, на секунду потерял его из виду, и ему пришлось вырываться из общего потока. Свернув туда, где людей было поменьше, Мирек протиснулся к лестнице и остановился возле старинного металлического фонаря, укреплённого прямо на перилах.

Его внимание привлекли старухи богомолки, густо теснившиеся вокруг кого-то с другой стороны лестницы. Одновременно Мирек увидел Ярку, вынырнувшего из толпы и крутившего во все стороны головой. Ярко тоже увидал Мирека и, сделав страшные глаза, ткнул пальцем в сторону богомолок. Мирек попытался к нему протиснуться, но Ярко дожидаться его не стал, а принялся нахально буровить головой животы прихожан, пробираясь на другую сторону.

Люди шли плотно, и Мирек, бесцеремонно толкавшийся локтями, успел пару раз схлопотать по шее, прежде чем подобрался поближе к богомолкам, всё ещё топтавшимся на том же месте. Мирек выглянул из-за чьей-то сладко пахнущей ладаном спины, и сердце у него ухнуло. Толпа, через которую он пробирался, сбилась вокруг Крыжа.

Стоя посреди блаженно млеющих старух, юродивый в своём пиджаке, обшитом блестящими пуговицами, приплясывал то на одной ноге, то на другой и монотонно бормотал что-то, задрав лицо к церковному куполу. Напяленные на нём невообразимо мятые штаны с пузырями на коленях смешно мотались при каждом прыжке.

Но Миреку было не до смеха. Пригнувшись, хлопец обошёл богомолок и устроился позади юродивого. Теперь можно было не опасаться, что Крыж его заметит сразу. Осмелев, Мирек придвинулся немного ближе. И вдруг юродивый умолк. Подняв к лицу обе руки с растопыренными пальцами, Крыж пошёл прямо на почтительно расступавшихся богомолок.

Мирек подался немного в сторону, и сразу противные мурашки побежали у него по спине. Он увидел, что лицом к лицу с Крыжом стоит Ярко. Каким образом, казалось бы, находящийся в трансе юродивый сумел узнать Ярку в толпе, Мирек понять не мог.

Не мог понять этого и сам Ярко. Он только беспомощно зыркал глазами во все стороны и безуспешно пытался втиснуться назад в толпу. Между тем Крыж, перестав подпрыгивать, сделал свой величественно-плавный жест, с треском рванул пуговицу, протянул ладонь над головой Ярки и певуче-благостным голосом пропел:

— Аз, блаженный, благо дарую тебе…

Его рука легко скользнула по Яркиной одежде и в тот же момент отпрянувший обратно Крыж, задрав голову вверх, начал трясти плечами, как танцующая цыганка. Восторженные старушенции со всех сторон облепили остолбеневшего Ярку, лопоча на разные лады: «Благодать, благодать», — но Крыж уже не обращал на них никакого внимания.

Воспользовавшись этим, Ярко сердито распихал богомолок и нырнул в толпу. Выбравшись за ворота, Мирек с трудом отыскал товарища. Стоя сбоку главной церковной арки, Ярко рассматривал вручённую ему пуговицу и сердито плевался.

— Что, всучили благодать? — спросил Мирек.

— А пошли они! — Ярко чертыхнулся. — Видал юродивого?

— Видал… Тот?

— Тот самый, — Ярко немного помолчал. — И как высмотрел-то?..

— Думаешь, узнал?

— Наверняка. — Ярко махнул рукой. — Слышь, Мирек, давай сматываться, а то тип этот еще чего устроит…

— Иди, — равнодушно отозвался Мирек.

— Ну, я пошёл… — неуверенно протянул Ярко.

Он никак не ожидал, что Мирек оставит его одного.

— Давай, — Мирек протянул ему руку. — Я тоже пойду, наверно…

Оставив недоумевающего Ярку возле ворот, Мирек отошёл за угол и, убедившись, что церковный двор опустел, бросился во весь дух к Старому городу. Поднявшись по откосу вверх, он добежал до Братской школы и, укрывшись за контрфорсом, принялся терпеливо ждать.

Примерно через полчаса послышались характерные шаркающие шаги. Выглянув из укрытия, Мирек увидел Крыжа, идущего по направлению к Замковой площади. Мирек ждал, что нищий подойдёт к той самой двери, но, к его удивлению, шаркающие шаги начали удаляться.

Поспешно перебежав улицу, Мирек нырнул в подворотню и через щель в старой звоннице посмотрел на глыбу костёла, поднимавшуюся с другой стороны Замковой площади. День кончался, солнце уже опустилось ниже крепостных стен, освещая только края полуразрушившихся зубцов, и наползающие сумерки рождали в путаных улочках Старого города призрачную чересполосицу теней.

В первый момент Миреку показалось, что Крыж сюда не дошёл, и он хотел бежать обратно к контрфорсу, но из-за угла появилась знакомая фигура. Крыж медленно шёл вдоль костёльной стены, словно растворяясь в быстро густеющей тени.

Мирек напрягся, собираясь перебегать к другой щели, и тут Крыж замер, внимательно огляделся, нагнулся и вдруг спрыгнул в тот самый люк, через который хлопцы совсем недавно лазили в подвал костёла. Мирек своими глазами видел, как вслед за Крыжом на прежнее место опустился погнутый и проржавевший железный ставень…

 

Отважные следопыты

Мирек некоторое время думал, что он скажет Сашке, но, так ничего и не придумав, толкнул металлическое кружево калитки. Не успела за спиной Мирека лязгнуть защёлка, как из открытого окошка мансарды высунулась вихрастая голова.

— А, это ты, — Сашка довольно ухмыльнулся. — Заходи!

Мирек вошел в полутёмный коридор и по крутой деревянной лестнице поднялся наверх. Он впервые попал в Сашкину комнату и теперь с интересом осматривался. Над тахтой к скошенной стене был прибит простенький коврик, а под окном, вплотную придвинутый к подоконнику, стоял письменный стол, на котором, поставив ногу на стул, сидел Сашка.

— Ну как, нравится?

— Ничего, — Мирек одобрительно улыбнулся, — только, пожалуй, мебели у тебя маловато.

— А откуда ей быть? — Сашка завозился, разворачивая на столе лист пожелтевшей бумаги. — Да, я всё узнать хотел, это чей дом был?

— Это? Инженера Бачинского, он его перед самой войной строил.

— А ты что, и инженера знал? — Сашка снял ногу со стула.

— А чего тут такого? — Мирек пожал плечами. — Он же с паном Владиславом дружил. И тоже погиб, только я не знаю как.

— А он что… — Сашка чуть было не ляпнул про камин, но, вовремя спохватившись, спросил первое, что ему пришло в голову: — С паном Владиславом, что из музея? Тот, что про ходы рассказывал? А, может, и пан инженер про них знал?

— Опять ты про те хода, — Мирек махнул рукой. — Да не найти нам их. Без нас уже искали…

— Не найти? Это ещё как искать, — загадочно заключил Сашка и соскочил со стола. — А вот иди, посмотри!

Мирек подошел ближе. На столе лежала потёртая топографическая карта. Сверху, в её левом углу, чётко выделялись цифры «1886–1890».

— Ну и что? — Мирек непонимающе посмотрел на Сашку. — Карта как карта. Только военная.

— Да? — Сашка выложил поверх другой лист со свежими разводами акварельной краски. — Теперь читай! Лидавк, Яровице, Вулька…

— Это что, наш город? Ты что, с этой карты его сам чертил? — Мирек нагнулся ниже. — А оно точно?

— Я три дня возился! — Сашка обиженно поджал губы. — А чтоб точно было, я с пантографом работал!

Сашка с гордостью продемонстрировал четыре сбитые гвоздиками рейки, к длинному концу одной из них обычной проволокой был прикручен простой карандаш.

— Ну, если с пантографом… — протянул Мирек и покачал головой.

Честно говоря, он плохо представлял, как работает этот прибор, но слышал, что с его помощью можно изменить размер чертежа.

— И вот смотри, что получается, — Сашка вскочил и, взяв с полки увесистую, сильно потрёпанную книжку с оторванным переплётом, пояснил: — Это мне отец на время принёс. Вот тут, узнаёшь?

Сашка раскрыл книгу и, перелистнув несколько страниц, показал Миреку старую иллюстрацию примерно на четверть форматного листа. Мирек долго рассматривал изображённое там здание и наконец неуверенно произнёс:

— Похоже, синагога, только вся целая.

— Сам ты синагога, — Сашка торжествующе ткнул пальцем в подпись. — Читай: «Малый Замок, фотография, год 1876». Понял?

— Это что, всё про наш город? — Мирек с уважением посмотрел на затрёпанный фолиант.

— Ага. — Сашка отложил книгу в сторону и опять взялся за план. — Вот погляди, что я оттуда выбрал. Вот башни: Воротная, Владычья, Княжеская, ещё тут Въездная была, только её разобрали.

— Правильно, — Мирек с недоумением посмотрел на Сашку. — Ту, что с костёлом рядом была.

— А вот и не ту! — рассмеялся Сашка. — Вокруг Нижнего замка раньше ещё один был. Назывался Окольный. Только от того замка теперь ничего не осталось. А Малый замок, тот, что ты говоришь, теперь синагога, тогда ещё дальше, вроде как совсем за городом был.

— Так на кой чёрт ты здесь всё это понарисовал, раз оно давно разрушено! — рассердился Мирек.

Сейчас он чувствовал себя несколько неловко. Прожить здесь почти всё время и теперь слушать, как тебе рассказывает о твоём же собственном городе человек, без году неделя как приехавший, приятного мало.

— Так ты ж дослушай! — Сашка даже не заметил, что Мирек вспылил. — Тут ещё целый обвод из монастырей: Бернардинов, Тринитариев, Кармелитов, Шариток, Доминиканский, Бригидки и вообще…

Сашкин палец уверенно скользил по выделенным цветными карандашами квадратикам, но Мирек уже заметил одно упущение и, оберегая свой престиж старожила, немедленно перебил:

— Знаешь, какая от твоего плана польза? Наверно, раньше между этими монастырями и башнями подземные хода были. Может, тот ход, куда мы лазили, к какой-то теперь исчезнувшей башне вёл? А вот если ход промерить да компас взять, дело другое…

— Точно, чтоб работать на местности, компас нужен, — Сашка начал деловито сворачивать план. — Может, ещё раз сходим туда? С компасом?

— Не, не пойдём. Подождать надо…

Признаться, сейчас Мирека больше всего интересовали не какие-то там подземные хода, а нищий. Сашкин план, как ни странно, позволял легко перейти к сути дела. Мирек сделал паузу и, отойдя от стола, уселся на тахту.

— Мы с Яркой вчера у собора были. А там к Ярке один придурок подходит и суёт ему пуговицу, да ещё бормочет: «Благодать, благодать».

— Ну и что? — искренне удивился Сашка. — Причём здесь ход?

— А притом. Я вечером этого придурка случайно видел. И знаешь, куда он вечером лез?

— Откуда мне знать.

— А я думаешь, знал? Под костел он полез. Куда мы лазили.

— Зачем? — Сашка немного растерялся, он никак не предполагал, что подземными ходами может интересоваться ещё кто-то.

— Может, живет там, а может, и знает что. Придурки — они тоже разные…

— Так ты поэтому и пришёл? — подозрительно спросил Сашка.

— Поэтому, — подтвердил Мирек.

— Так можно же проверить, живет он там или нет, — предложил Сашка.

— Его проверишь, как бы не так… — засомневался Мирек.

— Ты что, боишься какого-то придурка? — Сашка что-то уловил в голосе Мирека и подозрительно покосился на него.

— Чего мне бояться? — неуверенно возразил Мирок. — Я так…

— Слушай! — Сашка уже увлекся новой идеей и не обратил внимания на странное замешательство товарища. — Раз этот тип околачивается возле собора, мы его найдем и проследим за ним. А если он опять в подвал полезет, значит, живёт там. Ты мне его покажешь?

— Я к тому и веду, — Мирек облегчённо вздохнул.

— Я сейчас! — Сашка начал торопливо наводить на столе порядок…

Мирек надеялся, что юродивого они сегодня не встретят и он сможет ещё кое-что растолковать Сашке, но, как назло, Крыж попался им на глаза почти сразу. Выглядывая из-за церковной ограды, ребята по очереди рассматривали Крыжа, стоявшего возле арки.

— Да, тип… — Сашка провёл рукой по носу. — Теперь понятно…

— Вот видишь, — облегчённо вздохнул Мирек. — Ждать будем?

— Будем, — отозвался Сашка и потянул Мирека через улицу.

Против ожидания Крыж не стал задерживаться. Наоборот, он быстро перешёл мостовую и, проходя совсем рядом с ребятами, даже не обратил на них внимания. При этом он производил впечатление просто оборванного, но нормального и даже чем-то обеспокоенного человека.

— Пошли за ним!

Мирек подтолкнул Сашку и непринужденно зашагал по тротуару. Крыж, немного опередив ребят, явно направлялся в центр. Шёл он быстро и весьма уверенно. Видимо, спешил и не считал нужным притворяться. Пройдя таким шагом около половины квартала, Крыж резко остановился возле какого-то полуподвала и неожиданно спустился в него.

Сашка недоуменно посмотрел на Мирека, но тот, ничего не объясняя, со всех ног кинулся в другую сторону и, вильнув по бордюру, заскочил внутрь толстой афишной тумбы. Сашке не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Очутившись в полутёмном, пропахшем какой-то дрянью закутке, Сашка сердито спросил:

— Ты чего залез сюда?

— Тихо ты! — отмахнулся от него Мирек. — Он в парикмахерскую зашел…

Сашка наклонился к узенькому продолговатому окну и увидел на противоположной стороне зелёную вывеску с косо намалёванными ножницами, висевшую над полуподвалом почти на уровне тротуара. Впрочем, вопреки предположениям ребят, Крыж в парикмахерской задерживаться не стал. Вскоре он вышел из полуподвала и, не оглядываясь, пошёл мимо трёхэтажного здания бывшего воеводского управления, главной городской достопримечательности, вниз к театру.

Крыж шел быстро и, несмотря на то что Мирек с Сашкой срезали угол у художественной мастерской, они сумели догнать его только возле выстроенного в стиле «модерн» здания городского почтамта. И здесь Крыж, к удивлению Мирека, вслед за каким-то пожилым мужчиной нырнул в длинный проходной двор, выводивший совсем на другую улицу.

— Слушай! — Мирек схватил Сашку за рукав. — Бежим кругом ему навстречу! Там ждать будем!

Хлопцы со всех ног бросились обратно и, налетая по дороге на зазевавшихся прохожих, буквально за несколько минут обогнули квартал и, едва переводя дух, влетели в проходной двор с другой стороны. Убедившись, что тут никого, огляделись по сторонам и живо нырнули в кусты сирени, густо разросшиеся вокруг бетонированного пятачка водоразборной колонки. Отсюда хорошо просматривался весь захламлённый внутренний двор с брандмауэрами одноэтажных домов, задами сараев, чахлым палисадником и стоящими в ряд деревянными мусорными ящиками.

Хлопцы успели вовремя. Едва они затаились в кустах сирени, как с другой стороны во двор зашёл Крыж, теперь явно сопровождавший пожилого мужчину. Они о чём-то негромко беседовали и, хотя прошли совсем рядом с колонкой, о чём речь, хлопцы не поняли. Правда, Мирек явно уловил сказанное по-польски слово «книга», а нетерпеливый Сашка, всё-таки высунувшийся из сирени, увидел, что Крыж держит под мышкой какой-то свёрток, из надорванного края которого на шнурке свешивается старинная печать красного сургуча.

Хлопцы обескураженно переглянулись и, едва Крыж со своим спутником скрылись за воротами, Мирек безнадёжно махнул рукой.

— Так це ж гендляры!

На что Сашка, и так понявший, что речь идёт о какой-то спекулятивной сделке, только ругнулся и первым стал выбираться из кустов.

 

Ярко попался

Всю первую половину дня Сашка не знал, куда себя деть. Даже ясное летнее утро отчего-то показалось ему каким-то тревожным, и хлопец вздохнул с облегчением, только выскочив за калитку. Шагая по тротуару, Сашка прикидывал, куда бы ему направиться, но едва он миновал ограду, как из-за угла вылетел запыхавшийся Мирек.

— Ярку арестовали! Я к нему шёл, а его солдаты навстречу ведут! Я за ним, а потом сразу к тебе! Я знаю, где он, бежим!

— Бежим! — с готовностью отозвался Сашка, срываясь с места.

Возле длинного одноэтажного здания Мирек остановился.

— Здесь!

Едва ребята начали оглядываться, как ближайшее окно с треском распахнулось и оттуда выглянул офицер в майорских погонах. Майор удовлетворенно хмыкнул и, обернувшись, сказал кому-то:

— Это что, приятели?

Рядом с майором в окне показался насупленный Ярко.

— М-м-м… — неопределённо промычал он и отвернулся.

— Понятно. Вот что, разбойники, вон дверь, заходите!

Очутившись нежданно-негаданно в маленькой беленой комнатке, Сашка с любопытством оглядывался. Уже по интонации офицера он понял, что Ярке ничего серьёзного не угрожает, и теперь ждал, когда майор объяснит, зачем они ему понадобились.

Усаживаясь за письменный стол, майор поочерёдно посмотрел на ребят и остановил свой взгляд на Ярке.

— Вот что, голуби, у меня к вам, собственно, только один вопрос: я хочу знать, как этот красавец в военный госпиталь влез?

— Да я ж казав, — Ярко обиженно надулся, — не був я там.

— Ну, если ты такой «впертый», проведём опознание.

Майор нажал на столе кнопку, где-то за дверью коротко прозвенел звоночек, и на пороге вырос здоровенный солдат. Вытянувшись по-уставному, он приложил руку к пилотке и рявкнул:

— Товарищ майор!..

— Тихо, Странченко, тихо, — майор поднял руку. — Скажи, кого из этих хлопцев ты знаешь?

— Вот этого, рыжего, — солдат уверенно показал на Ярку. — Я его сразу в городе узнал, я ж вам докладывал.

— А остальных, значит, не знаешь? — уточнил майор.

— Никак нет, товарищ майор. Я ж говорил, этот как из кустов вылез, я за ним, а он в ту часовню и всё, как под землю провалился!

— Ладно, иди, Странченко, свободен, — майор вздохнул.

Едва услыхав про кусты и часовню, Сашко с Миреком переглянулись, и это не укрылось от майора, всё время следившего за мальчишками. Он странно, словно разминая, повернул голову и, подождав, пока солдат выйдет, чуть насмешливо спросил:

— Ну а вы, друзья, тоже ни в каком госпитале не были?

— Не были, — Сашка и Мирек дружно помотали головами.

— Так, а чего тогда вы сюда примчались, а?

Хлопцы опустили головы, но потом Мирек, собравшись с духом, несколько сбивчиво пояснил:

— Так это, я шёл, а тут Ярка ведут, ну я и…

— Это правильно, — майор кивнул и посмотрел на Ярку. — Значит, ты — Ярослав… А ещё что о себе скажешь?

— А что говорить? — буркнул Ярко. — Мама на хлебзаводе работает, а тата нема. Он у робочий милиции був. Загинув ще в 41-му.

— Ну, это другое дело. — Майор откинулся на стуле и, обведя взглядом притихших мальчишек, обратился к Сашке: — А тебя, голубь, я и сам, кажется, знаю. Это ж ты торчал в комнате, когда туда непрошеного гостя из сада привели, или нет?

— Да, я… — удивлённо протянул Сашка.

— И это твой отец, капитан сапёров, теперь прорабом, так?

— Так, — подтвердил Сашка.

— И зовут тебя как?

— Сашка.

— Хорошо, — майор показал на Мирека. — А это твой приятель?

— Да, это Мирек. Его отец вместе с моим работает.

— Не отец, а отчим, — перебил Сашку Мирек и поджал губы. — Моего тата в Яновском концентраку убили.

— Погоди-ка, — оживился майор. — А мама — доктор, так?

— Так, — растерянно подтвердил Мирек.

— Ну, вот и ясно. — Майор положил на стол сжатые кулаки и совсем по-дружески обратился к хлопцам. — Теперь я вижу, вы люди свои, и потому спрашиваю прямо. Как дело было?

— Товарищ майор! — Сашка, уже дважды видевший этого офицера у себя дома, привстал со стула. — Мы все там были, только мы, честное слово, не знали, что там госпиталь.

— Ах, не знали? Когда через трёхметровый забор скопом лезли, тоже не знали куда, так?

— Так мы ж не лезли. Мы подземным ходом из замка…

— Чего? — лицо майора вытянулось. — Каким ещё ходом?

— Я ж говорю, из замка, подземным. — Сашка вскочил и начал торопливо объяснять: — Мы в замке дыру разрыли и полезли, а там ход, мы и пошли, а в самом конце ступеньки и люк, прямо в часовню…

— Люк, говоришь? — майор задумался. — Но я сам там был и что-то никакого люка не видел…

— Так плита ж в полу, она и есть люк, — вмешался в разговор Мирек.

— Плита?.. Ну ты, голубь, ври, да не завирайся. Выходит, пока солдат бегом бежал, вы и в люк влезли, и плиту назад поставили?

— Конечно. Она ж вся на железках таких смазанных и ходит легко, — обстоятельно пояснил Мирек.

— На рычагах, что ли?.. И смазанных?.. Так…

Какое-то время майор молча барабанил по столу пальцами, потом встал со стула, о чём-то раздумывая с нахмуренным лбом, прошёлся по комнате и, наконец, остановившись, сказал:

— А может, вы, того, ошиблись? Может, там труба канализационная или, скажем, старый подвал? — Офицер ещё раз придирчиво посмотрел на каждого из мальчишек.

— Да какая ж там труба! И не труба это вовсе! — Сашка аж подскочил на месте. — Мы же сначала аж два завала раскапывали, потом винтовая лестница была, потом ещё один завал, только через него пролезть удалось. Там наверху такой проход остался…

— Погодь-погодь, — остановил Сашку майор. — Как я понял, до вас этим ходом никто не лазил.

— Тем, может, и нет, но там ещё другой есть. — Сашка покосился на товарищей. — Только мы туда лезть не захотели.

— Ну, тогда так… — майор снова нажал кнопку звонка и, как только в комнату вошёл пожилой старшина, приказал: — Степаныч, организуй машину. Нам всем кое-куда съездить надо…

Военный госпиталь, разместившийся в бывшем монастыре бернардинов, со всех сторон защищала стена. Часовня же оказалась в самом отдалённом участке сада и к тому ж в таком плотном окружении одичавших кустов, что и майору, и мальчишкам, и двум сопровождавшим их автоматчикам пришлось буквально продираться через заросли. Когда же наконец все собрались у часовни, майор, подозрительно осмотрев каменные плиты пола, недоверчиво покачал головой.

— Ну и где же тут ваша пещера Аладдина?

Хлопцы осмотрелись, на всякий случай потоптались по плитам и, наконец, сойдясь в центре часовни, дружно заявили:

— Здесь!

Майор наклонился к указанной плите, достал нож и костяной рукоятью принялся стучать по полу. Все плиты, и указанная, и те, что рядом, одинаково глухо отзывались на стук.

— И что, эта гаргара должна подняться? — Майор с сомнением покачал головой. — И куда, говорите, вверх?

— Да, кверху, там рычаги такие… — Мирек присел рядом и провёл пальцем по стыку плит. — Вот, видите, щель есть…

— Щель, — согласился майор и приказал автоматчикам: — А ну, взялись, ребята!

Лезвия ножей едва протискивались между плит и всё время срывались, скалывая с краёв каменную крошку. Только после того, как щель расковыряли, плиту удалось подцепить с двух сторон, и она стала приподниматься. Ещё минута возни, и плита, поднявшись вверх, плавно отошла в сторону, открывая тёмный квадрат входа.

— Вот чертовщина… — протянул майор и, первым делом пощупав рычаги, понюхал пальцы. — Похоже, автол. Ну, пинкертоны, ваша работа?

— Нет, так и было смазано, — твёрдо возразил Мирек. — Я ещё тогда пальцы испачкал.

— Ладно… — Майор присвистнул, достал из кобуры ТТ и, передёрнув затвор, приказал сопровождавшим его солдатам: — Зажечь фонари! Хлопцев прячем за спины. Вперёд, ребята…

К завалу добрались быстро. Да и чего было задерживаться, если прямой коридор теперь, при свете мощных военных фонарей, никак не походил на подземелье, а напоминал вход в обычный подвал. Увидев на полу груду битого кирпича, майор спросил Мирека.

— Здесь, кажется?

— Да. — Мирек вскарабкался наверх и показал дырку. — Сюда лезли.

— От сорвиголовы, драть вас некому… — Майор заглянул в лаз и заключил: — Нет, здоровый мужик тут не пролезет. Пошли дальше.

А дальше коридор оказался на удивление коротким и закончился небольшим помещением, в стенах которого было несколько ниш. Три ниши были глухими, а в четвёртой обнаружился узковатый лаз, больше похожий на вентиляционный канал.

Майор посветил своим фонарём во все стороны и, обращаясь к мальчишкам, уточнил:

— Вы, как я понял, сюда не лазили?

— Нет, нет, не лазили, — дружно замотали головами хлопцы.

— А, может, кто другой лазил, не видели?

Ребята переглянулись и, после некоторой заминки, Мирек сказал:

— Я видел, как Крыж лазил, только не сюда, а в костёл, через окно.

— Крыж? — переспросил майор. — Кто такой Крыж?

— Придурок, он возле церкви трётся и, кажется, живёт где-то здесь.

— Ну, придурки нам вроде ни к чему, нам бы хитрозадых найти… — задумчиво, словно только для себя сказал майор и дружески подтолкнул мальчишек назад к выходу…

 

Ночная буря

Сашка проснулся в удивительном состоянии. Всю ночь он спал плохо, крутился с боку на бок, прислушиваясь, как за окном воет ветер, и только перед утром в какой-то полудрёме ему приснилось нечто удивительное. Вроде как он оказался где-то в четырнадцатом столетии и в блестящих латах входит в ворота замка, где во дворе его встречает толпа, а сама хозяйка, лицом удивительно напоминающая Нонну, весьма благожелательно усмехается новоприбывшему рыцарю.

Глядя в полуоткрытое окно, Сашка сначала попытался вспомнить сон во всех подробностях, а потом принялся раздумывать, что к чему, и тут неожиданно услыхал, как из-за двери со ступенек, не поднимаясь в комнату, его позвала мать.

— Саша!.. Ты уже встал?

— А что? — Сашка всё ещё находился под впечатлением сна и не желал вылезать из-под одеяла.

— А то, что дров надо принести!

Мать так и не зашла в комнату к сыну, но по её интонациям хлопец точно определил, что она начинает сердиться. Впрочем, Сашке так понравился сон и так не хотелось вылезать из кровати, что он всё же попробовал возразить:

— А что, на электроплитке ничего согреть нельзя?

Сашка нехотя слез с кровати и, протирая кулаком глаза, выглянул на лестницу. Как он и ожидал, мать стояла внизу и, держась рукой за перила, начала укорять сына:

— А ты что, бури не слышал? Света в доме нет, радио не работает, отца с самого утра на работу вызвали, в примусе пусто, а я тебя три дня прошу в лавку за керосином сбегать.

Поняв, что вставать так и так придётся, Сашка примирительно забурчал:

— Ну чего ты так? — он скорчил обиженную физиономию. — Сказал, принесу, вот и пойду сразу…

— Что, неужели договорились? — усмехнулась мать, но напомнила: — Однако дрова всё равно нужны, еду-то на целый день готовить…

Сашка вздохнул и, не возвращаясь в комнату, зашлёпал по ступенькам.

Во дворе он осмотрелся, хотел было пройти в сад, но поборол себя и, ещё раз вздохнув, решительно направился к гаражу, где под самой стеной была сложена аккуратная поленница.

Чтобы не ходить дважды, Сашка набрал столько, сколько смог обхватить двумя руками и, заглядывая через плечо, чтоб не споткнуться, затащил свой груз в кухню, где с грохотом высыпал принесённые дрова возле плиты. Мать, которая возилась у стола, укоризненно покачала головой, однако ничего не сказав, начала молча готовить завтрак.

Сашка тем временем принялся разжигать печку. Эта работа нравилась ему гораздо больше, он быстро подыскал кусок бумаги, скомкал его, обложил щепочками и, чиркнув спичкой, зажёг. Маленький огонёк пополз вверх, потом начал разгораться и, поскольку Сашка заботливо подкладывал щепки, уже через пару минут в печке полыхало пламя.

Сашка поднялся, выжидательно посмотрел на мать, и тут откуда-то снаружи долетел чётко различимый звон небольшого колокола. Хлопец обрадовался и заявил:

— Мама, быстрей давай деньги!

— Зачем?

— Ты что, не слышишь? — Бросив возиться с дровами, Сашка повернулся к матери. — То ж продавец керосина звонит.

Мать торопливо вытерла руки и сразу дала сыну десятку, а Сашка, чтобы успеть перехватить разъездную цистерну, которая весь день колесила по улицам, пулей вылетел из дома, не забыв прихватить по дороге жестяной бидон, постоянно находившийся в коридоре.

Успел он вовремя. Разъездной продавец поставил свою металлическую цистерну, которая походила на длинную, разрезанную пополам по длине бочку, вдобавок снабжённую колёсами от телеги, неподалеку, рядом с ближайшим перекрёстком, и как раз собирался разливать керосин.

Хлопцу пришлось подождать пару минут, пока из открытого крана в большое ведро, привешенное к задку цистерны, наберётся достаточно керосина, чтобы продавец мог погрузить в маслянистую жидкость блестящий мерный стакан, сделанный из латуни и насаженный на длинную ручку.

Закончив приготовления, продавец взял у Сашки его бидон, но вместо того, чтоб наливать, почему-то стал оглядываться по сторонам. Хлопец терпеливо ждал, а продавец сокрушённо вздохнул и высказался как бы в никуда, словно рядом с ним никого и не было:

— Ты ж смотри, а с этой стороны все крыши целы.

Сашка догадался, что тот имеет в виду противоположный склон холма, на котором был построен город и, удивившись, что что-то ещё кроме бомбёжки может разрушить крышу, осторожно поинтересовался:

— А что, на другой стороне что-то поломано?

— Ещё как… — продавец наконец-то погрузил в ведро полулитровый мерный стакан. — Ветрище ж ночью был, ой-ё-ё какой!

— А-а-а… — протянул было Сашка, однако, поскольку продавец принялся считать вылитые в бидон стаканы, хлопец умолк.

Заполнив бидон до краёв и заплатив продавцу целых восемь рублей, Сашка согнулся набок, чтоб не запачкаться о круглый жестяной бок и, радуясь, что не пришлось тащить этот неудобный бочонок почти с окраины города, где, собственно, и была единственная керосиновая лавка, поспешил восвояси. Дома, увидев, что мать улыбается и весьма благосклонно смотрит на его старания, Сашка заботливо подкинул дров в печку и только после этого осторожно спросил:

— Мама, а мне уже можно идти гулять?

— Ну иди уже, иди, — разрешила мать, но на всякий случай напомнила: — Только на обед не запаздывай…

Оказавшись снова на улице, Сашка прежде всего помчался к зданию горсовета, посмотреть, что там натворил ветер. Оказалось, что продавец керосина не врал. Даже с тротуара было хорошо видно, что крыша трёхэтажного дома была густо испещрена тёмными пятнами местами сорванной кровли, и там чётко просматривались и стропила, и чердачная обрешётка. Что ж до черепицы, которая ещё вчера вечером лежала там наверху, то теперь её обломки засыпали всё вокруг.

Больше того, пробежав дальше и одолев склон городского холма, Сашка собственными глазами увидел, что ночью натворил внезапно налетевший ветер. То здесь, то там над проезжей частью улиц косо торчали телеграфные столбы, и с них свешивались оборванные провода. На отдельных домах листы кровельного железа скрутило, как бумагу, и они или попадали на тротуар, или свешивались вниз на манер липучек, а в одном месте сломанный тополь, упав поперёк мостовой, вообще перекрыл движение.

Глядя на весь этот беспорядок, Сашка со страхом подумал, что же эта буря натворила в Старом городе, и стремглав помчался кратчайшей дорогой к Братскому мосту. К великому удивлению Сашки, особых разрушений в Старом городе не оказалось. Только один из трёх шпилей евангелистской кирхи ветер всё же повредил, но там наверху двое рабочих уже прилаживали на место сорванные ветром потемневшие от времени медные пластинки старинной кровли.

Сашка миновал костёл, пересёк Замковую площадь и, подойдя к воротной башне, уселся на уже нагретый солнцем парапет перекинутого через полузасыпанный ров каменного моста. Садясь, хлопец мельком глянул вниз и удивлённо присвистнул. Видимо, ночью лил ещё и дождь, так как теперь на дне рва было много воды, медленно стекавшей в сторону речки.

Неожиданно заполнившийся водой ров дал толчок воображению, и Сашка, забыв про ночную бурю, начал смотреть кругом совсем другими глазами. Ему вдруг привиделось, что пойма вокруг тоже заполнилась водой, а река вообще подходит к самому замку, и тогда совсем рядом к берегу могли бы приставать разные корабли. Правда, пришлось сделать скидку: на такой узкой речке парус вообще-то бесполезен и, ясное дело, корабли эти должны выглядеть просто как большие многовесельные лодки.

Да, здесь могли бы выгружаться товары. Сашка посмотрел на ворота, потом на зубцы башни и вдруг зримо представил себе крепостной обвод Нижнего замка. Хлопца и раньше удивляло, почему возле башни Гнездецкого сохранился только кусок стены, а всё остальное куда-то исчезло, но теперь он всё понял. Скорее всего, стены этой и вовсе не было, а вместо неё вдоль рва тянулось монастырское здание.

Догадка была такой ясной, что Сашка загорелся желанием её немедленно проверить. Сорвался с места и, прикинув, как лучше обойти монастырь кругом, заспешил к костёльной звоннице, через арки которой можно было выйти в проходной двор за зданием бывшей ещё царской почтовой конторы.

Здесь, углядев подходящий проход, Сашка выбрался к наружной стене монастыря и остановился как вкопанный. Дамба, отделившая часть поймы, позволила городской застройке подойти вплотную, и сейчас тут осталась только узкая полоска земли. Всё ещё угадывавшийся крепостной ров зарос до такой степени, что представлял собой сплошные заросли, из-за которых выглядывало монастырское здание с окнами-бойницами и мощными контрфорсами, удерживавшими стену на откосе.

На боку самого ближнего контрфорса, у самой земли, Сашка увидел низенькую дверцу, обитую железным листом и ржавыми коваными полосами. Большая ключевина подсказывала, что там всё ещё есть внутренний запор и конечно же через неё можно снаружи проникнуть внутрь здания.

Сашка подумал, что это может тоже быть какой-то ход, и поспешно отогнал эту мысль. Недавнее посещение подземелья вместе с майором в сопровождении автоматчиков не прошло даром. Опасений Мирека по отношению к Крыжу Сашка не разделял и вообще не понимал, чего вдруг приятель испугался какого-то придурка, но ни в какой ход не полез бы сейчас ни за какие коврижки.

Ему хватило подслушанного разговора в гостиной, когда там отец с майором возились возле камина, чтобы сделать вывод. Кто-то прошедший в госпиталь и прикончивший того, раненого той ночью в их саду человека, воспользовался тем самым ходом, что вёл в часовню. Именно поэтому майор, напутствовавший мальчишек грозным предупреждением: «Чтоб вы мне в те хода ни ногой!» — беспокоился напрасно…

 

Тихое местечко

Слова о каких-то «хитрозадых», вскользь брошенные майором, не давали Миреку покоя. Он по-всякому прикидывал, как их понимать, и каждый раз выходило, что таким должен быть именно Крыж. В конце концов хлопец сам себя убедил окончательно и, решившись, перед обеденным перерывом принялся отираться возле длинного здания.

Расчёт оказался верным. Примерно через полчаса майор вышел из парадного и не спеша пошёл по дорожке, огибая свежеразбитый возле дома цветник. Мирек, увидев офицера, заторопился наперерез и, выйдя на ту же дорожку, неуверенно затоптался на одном месте.

Конечно же майор почти сразу заметил Мирека и, подойдя ближе, весело кинул:

— Ну, гусь лапчатый, чего тут топчешься?

— Я, товарищ майор, насчёт Крыжа… — Мирек сглотнул слюну.

— Какого такого Крыжа?

— Да того, придурка, что в костёл лазил…

— Что, опять полез? — майор хмыкнул.

— Да нет, и не придурок он вовсе, — уверенно заявил Мирек.

— Даже так? — Майор насмешливо приподнял брови. — Ну, излагай.

— Товарищ майор, помните, вы говорили про таких, хитрозадых?

— Ну, говорил. — Майор нахмурился. — А что?

— Так вот, Крыж — это такой хитрозадый и есть! — выпалил Мирек.

— Да ну? — Майор делано удивился. — А с чего ты взял?

— Так я ж его в парикмахерской видел! — загорячился Мирек. — Я думал, такого и стричь не будут, а его встретили, а потом он на меня так смотрел, ну, совсем нормально.

— Так… — Майор на секунду задумался. — А ну давай в сторонку…

Майор провёл хлопца к ограде, встал, удобно опершись спиной на высокий дощатый забор и, спрятав голову в тени веток, густо нависавших над тротуаром, сказал:

— Вы что-то там насчёт пуговиц толковали? Этот Крыж, что, и тебе пуговицу всучил?

— Ну да, — Мирек удручённо кивнул.

— Когда, где? — интонации майора неуловимо сменились.

— Я с ним возле Братской школы встретился, он из дверей вышел, а меня увидел и дал…

Мирек изо всех сил старался не проговориться о слежке, но майор уже кое-что понял, и теперь его вопросы звучали жёстко и коротко.

— Ярке твоему тоже давал?

— Да, давал, — Мирек кивнул.

— Где?

— У собора, мы там оба были, вместе.

— Значит, второй раз, когда уже вы вместе были, он пуговицу одному только Ярке дал?

— Ну да, — не понимая, куда майор клонит, протянул Мирек.

— Так, — майор зло хекнул. — А Сашке тоже давал?

— Сашке нет, — замотал головой Мирек.

Майор задумался, и тут у Мирека мелькнула догадка:

— Вы что, тем вторым ходом в костёл пролезли?

Майор помолчал, а потом сказал тихо и внушительно:

— Вот что, гусь лапчатый… Я вам говорил, чтоб вы своей компанией в подземелье ни ногой, а теперь добавлю, если опять там попадётесь, посажу в предвариловку всех троих. Всё ясно?

Мирек понял, что попал в точку, и энергично кивнул.

— Конечно!

— А раз уяснил, пошли, гусь лапчатый…

В голосе майора опять зазвучали весёлые нотки, и Мирек, как-то сразу успокоившись, уточнил:

— А куда?

— Ты про парикмахерскую говорил?

— Говорил, — согласился Мирек.

— И про дверь у Братской школы говорил. Так?

— Так.

— Ну вот, а теперь я хочу, чтобы ты их мне показал, только и всего.

— Как показывать?

— Просто. — Майор наклонился к Миреку и серьёзно сказал: — Я сейчас зайду в ту парикмахерскую, вроде как постричься, а ты по улице покрутись, где-нибудь рядом.

— А если меня увидят?

— Ну и что? — Майор опять улыбнулся. — Мальчишка и всё.

— Ага, — наконец-то догадался Мирек, — я посмотреть должен.

— Вот именно, посмотреть. Думаю, там народу мало, и если кто другой со мной придёт, заметно будет, понял?

— А может, я раньше вас туда пойду?

— Правильно, молодец, — майор шутливо дёрнул Мирека за нос, — сообразил. И если кто зайдет или выйдет, ты мне после скажешь, идёт?

— Идёт. Только где сказать?

— А мы потом в Старый город с тобой пойдём, и ты мне ту дверь точно покажешь, там и поговорим.

— И всё? — разочарованно протянул Мирек.

— Ну-ну, не расстраивайся, — майор дружески подтолкнул Мирека. — Вполне с тебя достаточно. Топай вперёд!

Возле парикмахерской ничего необыкновенного не случилось. Майор спокойно спустился в полуподвальчик и пробыл там минут десять. Мирек же, как и в прошлый раз, залез в будку и добросовестно сидел там всё это время. Однако, как назло, никто не только не зашёл в парикмахерскую, но даже и мимо будки не прошёл.

Правда, один из парикмахеров выходил с тряпкой протирать вывеску и даже оставил мусорное ведро у входа, но это в счёт не шло, и Мирек с разочарованием вздохнул, когда увидел, как майор поднимается на тротуар, поглаживая ладонью свежевыбритое лицо.

Теперь нужно было идти в Старый город. Проскочив в двух местах дворами, Мирек вышел к Братской школе гораздо раньше майора. Устроившись напротив маленькой двери за контрфорсом, Мирек размечтался, что сейчас майор ворвётся в эту дверь и там произойдёт нечто необыкновенное. Но ничего подобного не случилось. Майор даже не подходил к двери. Он только остановился с другой стороны контрфорса и показал Миреку глазами на дверь, как бы спрашивая, та ли, а потом, как ни в чём не бывало, тихонько пошёл дальше вдоль улицы. Мирек удручённо поплёлся следом.

Возле церкви улица сворачивала и почти сразу оканчивалась над маленьким речным обрывом. Здесь валялся всякий мусор, выброшенная за ненадобностью поломанная рухлядь, а обывательские заборы, сооружённые из ржавой проволоки, досок и обгоревших листов кровельного железа, нагло лезли на тротуар.

Сразу за заборами росли кусты, корнями державшие захламленный берег, который всё время подмывала река. В этом месте никто никогда не купался, и только узкая загаженная тропка петляла вдоль берега, то подходя к самой воде, то поднимаясь немного вверх к заборам и дощатым стенкам хозяйских сараев.

К вящему удивлению Мирека, майор прошёл до самой реки и, свернув на тропинку, исчез в кустах. Мирек заторопился следом и, подбежав к берегу, остановился.

— Ну чего встал, иди сюда, — окликнул его майор.

Сам он удачно устроился под кустами на рассохшемся днище валявшейся здесь старой рыбацкой лодки. Мирек пробрался туда же и сел рядом с ним.

— Ну как, видел что-нибудь?

— Не, никого не было.

— А парикмахер с ведром?

— Так то ж парикмахер, он не в счёт.

— У нас, брат ты мой, всё в счет…

Майор грустно вздохнул и замолчал. Наверное, этому усталому человеку не так уж часто за последнее время удавалось просто посидеть возле воды, и он хоть такую минутную передышку хотел использовать для отдыха.

— Хорошо здесь… Тихо…

— Чего тут хорошего? — Мирек удивлённо посмотрел на майора. — Мусор кругом, один мусор…

— Мусор — это ничего… Мусор прибрать можно. — Майор усмехнулся своим мыслям и легонько забарабанил пальцами по днищу лодки.

— Слушай, Мирек, я вот одну вещь спросить хотел. Чего это вы вдруг в тот ход полезли?

— Почему? — Мирек немного подумал. — Ну, как Сашка приехал, то есть как нас познакомили, а он замок увидел, подземелье, ну вы ж знаете…

— Да это знаю, — майор вздохнул. — А может надоумил кто?

— Нет, это мы сами. Сначала под костёл полезли, а потом Сашка ту дыру вынюхал.

— Это как же так, вы, местные не знали, а он раз — и вынюхал?

— Так ему сказал кто-то, только он не признаётся кто.

— Вот видишь, а ты сказал, не подсказывали, а выходит наоборот.

Мирек поджал губы. Теперь, после слов майора, всезнайство Сашки показалось ему подозрительным, и он заверил:

— Если надо, я узнать попробую.

— Да уж попробуй, — майор вздохнул и похлопал Мирека по спине. — Ну а сам-то ты почему искать загорелся?

— Вам как… — Мирек запнулся. — Совсем правду?

— Ну… если можно, конечно.

— Я думаю, да… Ну, кажется мне, если опять пойти, всё как прежде будет… Меня отец водил… Ещё до войны.

Мирек и так говорил сбивчиво, а упомянув об отце, совсем замолчал. Майор некоторое время смотрел на воду, потом пристукнул кулаком по доске лодки и тихо спросил:

— А у тебя с отчимом… Как?

— Да не подумайте, он хороший, я понимаю, только отец…

— Ну да, — майор неожиданно замялся. — Знаешь, хлопче, в жизни бывают всякие обстоятельства…

По нелепой ассоциации Мирек вдруг вспомнил художницу из Варшавы. Вспомнил такой, какой увидел в первый раз в тридцать девятом. Красивая молодая женщина, легко откинувшаяся на спинку плетёного кресла в садовой тени, испятнанной солнечными бликами…

И в этот момент майор, словно возвращая Мирека обратно, глухо кашлянул и сказал:

— Теперь слушай меня, внимательно, хлопче. Я, конечно, всё понимаю, замок, интерес и всё такое, но и Крыж этот чертов есть тоже. Ведь он, сукин сын, не каждому свои дурацкие пуговицы дарил…

— Ну да, — насупился Мирек.

— Так я очень тебя прошу, если Крыж опять появится или даже заговорит с тобой, то ты мне всё расскажешь, хорошо?

— Ладно. — Мирек энергично кивнул и вдруг почувствовал, как к нему снова начинает подползать давешний страх.

— Значит, договорились, — веско сказал майор и положил на мальчишескую руку свою большую ладонь…

УДАЧНАЯ НАХОДКА

Настроившись проведать Ярку, Сашка привычно вышагивал Киевской, присматриваясь по дороге, как быстро ликвидируются последствия бури. Тут уже не было ни одного наклонившегося столба, а поломанные ветки лежали собранными в кучи по обе стороны шоссе.

Поскольку больше ничего необычного на дороге не встречалось, а путь, в общем-то, получался немалый, Сашкины мысли понемногу начали возвращаться к утренней находке, когда он вознамерился, по холодку, навести кое-какой порядок в дворовом сарае.

Пожелтевший газетный лист когда-то давно был уложен на дно старого ящика и, Сашка, старательно повыбрасывав оттуда всякий мусор, с интересом рассматривал непривычную печать. Вообще-то старых газет в сарае было полно, но все они были польскими и, сколько Сашка ни пытался, прочитать ничего не мог, а потому попросту отбрасывал их в бумажную кучу.

Но газета из ящика оказалась совсем другой. Она была напечатана на вполне понятном украинском языке и к тому же привлекла внимание хлопца рекламой оружия. «Бровнинг Перун» — вслух прочитал Сашка и принялся разглядывать рисунок, где во всех подробностях был изображен маленький, так называемый «дамский» пистолет.

Заинтересовавшись, Сашка не только изучил рекламу, но и начал читать, что там ещё напечатано, так как броский заголовок статьи обещал осветить в подробностях судебный процесс, который происходил в городе.

Причём судили не каких-то там воришек, а разбирали дело красных конников, которые якобы вытворяли тут чёрт-те что. До сих пор Сашка читал только о том, что все участники революции самозабвенно бились за народное счастье и никак не могли вести себя так, как утверждала газета.

Прочитав, Сашка хотел было вытянуть лист из ящика, но он так плотно прилип ко дну, что отделилась только реклама «бровнинга», а дальше старая газета начала рваться полосками, и в конце концов у Сашки в руках оказался только комок мятой бумаги. В сердцах от того, что ничего не вышло, Сашка швырнул остатки в дальний угол и, отложив работы в сарае «на потом», отправился к Ярке.

Позже, уже на Киевской, Сашке вспомнилась давняя школьная встреча с заслуженным генералом, героем Гражданской войны. Тогда грубоватый, приземистый дядька, экая и спотыкаясь на отдельных словах, зачем-то увлечённо рассказывал мальчуганам, как он заставлял на стрельбище своих подчинённых не идти пешком к мишеням, а обязательно бегать.

Потом, вышагивая привычной дорогой, уже по какой-то странной ассоциации Сашка как-то произвольно начал вспоминать те мелочи, которые нет-нет, да и проскакивали в домашних разговорах родителей и в результате самостоятельно пришёл к выводу, что, похоже, его отец с матерью до революции жили совсем другой жизнью…

Ярку и Мирека Сашка нашёл на задворках, где они, стоя возле сарая с низкой односкатной крышей, явно кого-то ждали. Увидев Сашку, который как раз перелезал через ограду, Ярко весело крикнул:

— О, Сашко, как раз вовремя!

— Скорей давай сюда! — поддержал его Мирек и показал пальцем в сторону. — Смотри, кажись, бегут!

С той стороны, на которую указывал Мирек, послышался приближающийся тяжёлый топот и собачье рычание. Сашка, остановившись рядом с приятелями, хотел было спросить, в чём тут дело, как вдруг сам увидел, что через ограду стремительно перемахнула овчарка, а за ней, тоже прыжком, крепко держа в руке конец длинного поводка, преграду одолел здоровенный солдат.

Не останавливаясь, они вдвоём промчались мимо хлопцев. Дальше совсем неожиданно пёс вспрыгнул на крышу сарая, а за ним и его хозяин-солдат. Сашка было подумал, что под такой тяжестью хлипкое строение рухнет или хотя бы завалится набок, но ничего подобного не случилось. И даже посеревшая от времени толевая кровля, хотя и со следами сапог, тоже осталась целой.

Через пару секунд рычание и топот донеслись уже по ту сторону сарая, и хлопцы восхищённо переглянулись.

— Видал? — От избытка эмоций Ярко подтолкнул Сашку локтем. — Тут теперь «краснопогонники» тренируются!

Сашка знал, что так называют военнослужащих спецчастей, и хотел было спросить, откуда они тут взялись, но тут солдат вместе со своей собакой дружно выбежали из-за сарая и, видимо, чтобы малость отдышаться, остановились рядом с ребятами.

— Ну, вы даёте! — Ярко восхищённо показал большой палец и, подойдя ближе, выжидательно посмотрел на солдата.

— А то… — коротко ответил солдат и подмигнул Ярке. — Ну, не смотри так. Ничего я не забыл. Всё как обещал. Я тебе за псину договорился. Так что, паря, готовь бутылку, лады?

— Лады, — с готовностью подтвердил Ярко, и солдат, скомандовав собаке: «Вперёд!», — побежал дальше.

Ярко проводил его взглядом и только после того, как солдат и его пёс скрылись за оградой, с достоинством пояснил:

— Это Фёдор, приятель мой. Как они тут на днях трассу для тренировок прокладывали, я с ним разговаривал. Он мне щенка принести пообещал. Настоящей овчарки!

— Щенка?.. Овчарки? — переспросил Мирек и задумчиво добавил: — Это, конечно, здорово, вот только что мы сейчас делать будем?

— Как что? — радостно отозвался Ярко. — Пошли, скупнёмся!

Уже становилось жарковато, и предложение было принято единогласно. Обгоняя один другого, хлопцы бегом спустились вниз к речке, что текла тут же под косогором. Однако, оказавшись на берегу и увидав взбаламученную после бури воду, засомневались, стоит ли лезть в такую муть, и тогда Ярко предложил:

— Пройдём до Бабьего колена, там, мабуть, чище будет…

В этом имелся смысл, поскольку перед Бабьим коленом (так назывался характерный изгиб русла) речка делилась на два рукава и течение было там намного слабее. Хлопцы побежали дальше и через пяток минут уже стояли против небольшого мыса, отделявшего старицу.

В ней, получившей выразительное название Глушец, и вправду вода оставалась почти спокойной, пестревшей белыми цветками лилий и зелёными островками водорослей. Сашка, натоптавшись Киевской, хотел побыстрее окунуться и только начал стаскивать рубашку, как вдруг заметил длинное бревно, одним концом воткнувшееся в береговой ил.

Уже на ходу скинув штаны, хлопец подбежал ближе и сразу понял, что это буря скинула не то телеграфный, не то электрический столб в воду и течение принесло его прямо сюда.

— Хлопцы, а что я нашёл! — восторженно завопил Сашка.

Потом, не теряя времени, оттолкнул столб от берега и, прыгнув босыми ногами на выступающую из воды поверхность, попробовал удержаться, балансируя руками в воздухе. Однако освобождённое от опоры на ил бревно сразу провернулось, и хлопец, едва успев пару раз перебрать ступнями, с плеском и брызгами шлёпнулся в воду.

Немедленно вынырнув, Сашка под одобрительный смех приятелей снова попробовал повторить попытку, однако устоять на бревне ему удалось лишь тогда, когда Мирек и Ярко с двух сторон придержали столб, который под весом хлопца даже не думал погружаться.

Ярко, первым заметив это, обрадовался:

— Хлопцы!.. Та мы ж на нём втрьох плавать сможем!

Конечно, одновременно стоять всем вместе не выходило, однако мальчишки быстро приноровились и через пару минут оседлали столб. Взбрыкивая ногами, они не давали бревну вращаться, а когда принялись ещё и одновременно загребать руками, их импровизированный корабль медленно поплыл вдоль берега.

Впрочем, проплыть таким образом удалось всего метров тридцать. У самой оконечности мыса, который делил речку на два рукава (именно там начинали крутить заметные ещё издали нешуточные водовороты), столб, до этого двигавшийся вполне прилично, внезапно словно обо что-то споткнулся и замер.

Сначала хлопцы не могли уразуметь, в чём дело, но Мирек, сидевший первым по ходу, присмотрелся и выкрикнул:

— Да тут ещё столбы!.. Мы в них прямо воткнулись!

Попрыгав в воду и не обращая внимания на крутившийся кругом мусор, хлопцы проплыли дальше и действительно натолкнулись на завал, образованный несколькими столбами, опутанными колючей проволокой, и накрытый сверху куском смытого где-то деревянного забора.

Практичный Ярко спохватился первым:

— Хлопцы, тягнемо все на берег!.. Сгодится!

Расспрашивать, на что оно всё сгодится, приятели даже не думали, вместо этого Мирек и Сашка дружно принялись помогать Ярко, и через полчаса напряжённой возни и пыхтения и столбы, и доски были аккуратно разложены на траве, даже колючая проволока, так мешавшая работе, валялась рядом, скрученная комком…

Сами же хлопцы, намучившись и замёрзнув, какое-то время так стучали зубами, что Сашка даже накинул рубашку на плечи. При этом из нагрудного карманчика выпал обрывок газеты, и, подхватив его, Мирек удивлённо присвистнул.

— Ты что, Сашко, вооружиться решил?

На обрывке был изображён «Бровнинг Перун». Сашка, пытаясь вытянуть газету из ящика, положил рекламу в карман и забыл о ней. Покосившись на листик, который Мирек крутил в пальцах, он неопределённо хмыкнул.

— Вот ещё! Просто обрывок газеты в сарае нашёл, а взял, потому как спросить хотел: это что, при Польше пистолет вот так купить можно было?

— Запросто, — отозвался Мирек и бросил бумажку. — И теперь, считай, у кого хочешь есть…

— И у тебя? — быстро спросил Сашка.

— У меня нет, ты лучше Ярку спроси, это он, как мы в лесу жили, с карабином носился… — лениво отозвался Мирек.

— Правда? — Сашка лицом повернулся к Ярке. — И он, что, у тебя есть?

— Да на кой он… — фыркнул Ярко и, явно не желая разговаривать на эту тему, уткнулся носом в траву.

 

Рыжик

На следующий день Сашка с самого утра побежал к Ярке, размышляя по пути, куда можно приспособить те столбы и доски, которые они с таким усердием вытащили из воды. Столбы оказались тяжеловатыми, так что потом, перетаскивая добычу на Яркин двор, хлопцы намаялись.

Сашка надеялся, что он появится во дворе первым, однако хозяйственный Ярко его опередил. Столбы уже лежали отдельно, кусок забора отдельно, а колючая проволока не валялась комком, как там, на берегу, а была скручена в аккуратный моток.

Теперь, присмотревшись внимательнее, Сашка понял, что столбы не были поломаны бурей. Об этом говорили дырки от выкрученных крюков и чёткий след проволочной скрутки. К тому же два столба оказались гораздо короче, походило, что их не открутили от пасынков, а просто спилили.

Судя по всему, можно было допустить, что эти столбы были сняты и лежали где-то под забором, а когда буря снесла целую секцию ограды, то они, свалившись вместе с досками в речку, за пару дней приплыли неизвестно откуда.

Сашка ещё не успел рассмотреть всё толком, как из-за сарая выбежал Мирек и, увидав приятелей, рассмеялся:

— О, а я думал, буду первым!

— Я тоже так думал, — тоже рассмеялся Сашка и, посмотрев на Ярку, спросил: — Что делать будем?

— Как что? — Ярко демонстративно взялся за конец колючки, торчавший из мотка. — Работы хватит. Проволоку вокруг огорода натянем, чтоб коза на грядки не лезла.

Под хозяйским присмотром Сашка с Миреком растянули за концы колючую проволоку, а Ярко принялся прибивать её гвоздями к столбам заборчика. Наблюдая, как приятель ловко орудует молотком, Сашка спросил.

— Ярк, а это всё на дрова попилим?

— Ты что? — возмутился Ярко. — Такой материал!.. Решим.

Однако ничего решить хлопцы не успели. Едва Ярко, закончив с оградой, предложил поотбивать доски, как со стороны косогора послышалось хеканье, а потом на тропке появился Фёдор, который вёл на шнурке крупного, неуклюжего, но чрезвычайно симпатичного щенка.

Какую-то минуту хлопцы восхищённо следили, как щеня перебирает толстыми заплетающимися лапами, потом Ярко швырнул молоток на землю и подбежал к Фёдору.

— То мени?.. Так?.. То мени?

— Да тебе, тебе, кому же ещё, — спокойно отозвался солдат и, останавливаясь, подмигнул Ярке. — Ну, хозяин, ставь поллитру!

— Счас!..

Ярко метнулся в дом и почти сразу выскочил назад, уже держа в руках бутылку, полную розоватой жидкости. Остановившись рядом с Фёдором, хлопец сначала взял в руки собачий поводок и только потом, словно ещё опасаясь, что щенка могут не отдать, передал бутылку солдату.

Здоровяк Фёдор с доброй усмешкой наблюдая за хлопцем, не спеша вынул из бутылки бумажную затычку, потянул носом резкий запах самогона и довольно прижмурился.

— Чемергес?

— Так, бурячанка, — Ярко поспешно закивал головой и на всякий случай стал оправдываться: — Бо ж то дядько привёз, ну и я…

— Нормально, — успокоил его Фёдор. — Я по запаху чую, крепче казёнки.

Наверно, Ярко только теперь поверил, что у него есть такой пёс, и уже на правах хозяина спросил:

— Ну что, хлопцы, как мы его назовём?

— Джульбарс! — немедленно предложил Сашка, сразу припомнив фильм, где главным героем был пёс.

— Можно и короче, Рекс, — рассудительно возразил Мирек, однако Ярко отрицательно покачал головой.

— Ни, хлопцы, этому рыжику такие имена не подходят.

— Правильно, — неожиданно поддержал Ярку Фёдор, пряча в карман шаровар самогонку. — Лучше по-нашему, по-простому.

— А что? — Ярко на какой-то момент задумался и, поглядев на щенка, пока что имевшего действительно рыжий окрас, весело обратился прямо к собаке: — Хочешь быть Рыжиком?

Щенок неожиданно сел и, задрав морду, мотнул передней лапой, словно приветствуя своего хозяина.

— Вот видишь, он хочет, — весело констатировал Фёдор, и все вместе рассмеялись, уж больно смешно было найдено собачье имя.

Теперь, когда такое важное дело, как поиск имени для четвероногого друга, решилось, и можно было идти дальше, Ярко спросил:

— Слышь, Федь, а як мне его обучить?

— А ты как хочешь? — солдат прищурился.

— Ну… — Ярко малость подумал. — Может, как твоего? Вон он как прошлого раза через сарай разом с тобой сигал.

— Нет, — Фёдор отчего-то нахмурился и отрицательно покачал головой. — Как моего не надо. Тебе ж в хозяйстве кто нужен? Сторож, мало ли кто во двор полезет.

— Може, и так, — Ярко почесал затылок. — Но начинать с чего?

— Ну, с того, что проще, — усмехнулся Фёдор. — Сначала, конечно, «сидеть», «лежать», но главное, приучить, чтоб от чужих и с земли ничего не хватал, а то мало ли что…

— Как это с земли? — Яркова пятерня снова потянулась к затылку. — Пёс же сам бегает, что, за ним всё время смотреть?

— Да это просто, — усмехнулся Фёдор. — Берёшь кость, подсоединяешь провод с током и всё. Пёс раза два схватит, его стукнет, и достаточно.

— Это что, от розетки провод тянуть? — Ярко недоверчиво посмотрел на Фёдора. — Прибьёт ведь…

— Кто тебе сказал от розетки? — Фёдор постучал себя по лбу. — Высокого напряжения ток нужен, как на свечи в автомобиле. Не пробовал?

— Я пробовал! — выступил вперёд Мирек. — На мотоцикле палец в колпачок сунул, ох и дёрнуло!

— Во, то, что надо, — кивнул Фёдор. — А в общем, не робейте, если что не так будет, я подскажу…

Вероятно, солдат куда-то спешил, потому что он больше ничего пояснять не стал, а, помахав на прощание рукой, ушёл по той же тропке обратно. Хлопцы проводили Фёдора взглядами, и, когда он уже скрылся за косогором, Мирек спросил:

— Слушай, Ярко, а чего он не захотел учить щенка как своего пса?

— А ты что, не понял?.. — Ярко снял шнурок с Рыжика и принялся старательно измерять размер ошейника.

— А он что, рассказывал мне? — возмутился Мирек. — То ж твой приятель, а мы с Сашком его вообще пару раз видели.

— А красный погон ты видел? — в свою очередь, рассердился Ярко.

— Да ты не кипятись, — успокоил приятеля Мирек. — Откуда мне знать. Ты лучше поясни толком.

— Та я й сам толком не знаю, — попытался объяснить Ярко. — Только, кажется, они за лесовиками гоняются, а собаки схроны вынюхивают…

Ярко не договорил, зачем-то совсем по-детски сунул в рот палец и вдруг радостно воскликнул.

— Тю, я ж дурный!.. В мене ж магнето е!.. В чулане! Я зараз…

Ярко сорвался с места и убежал в дом, а Сашка, не особо уразумевший, о чём говорили Мирек и Ярко, поинтересовался:

— Слышь, Мирек, а что это за штука такая, схрон?

— Схрон? — Мирек немного подумал. — Ну, это такое укрытие в лесу или где, ну, как землянка, только сверху не видать ничего и вход где-то в стороне. В таких лесовики прячутся и склады их тоже там…

— Склады? — удивился Сашка. — Они, что, заранее готовились в лес уйти?.. Чтоб воевать?

— Ну да, — подтвердил Мирек. — А ты что думал?

— Я думал, это те, что немцам служили, по лесам прячутся…

— Не, — Мирек опасливо оглянулся. — Мой отчим говорит, они против советской власти выступают, чтоб их верх был…

Хлопец замолчал, и на какое-то время разговор прервался. Ярко чего-то долго не возвращался, и Сашка, вспомнив про газетный лист из ящика, неожиданно спросил:

— Мирек, а то правда, что во время Гражданской войны красные тут чуть ли не бандитствовали?

— А чего ты спрашиваешь? — Мирек, трепавший щенка по загривку, как-то настороженно посмотрел на Сашку.

Однако тот ничего не заметил и пояснил:

— Да я в сарае газету нашёл, ну, ту, где «Перун», а там такое понаписано… Неужто правда?

— Может, и правда, — вроде как согласился Мирек и на всякий случай добавил: — Тут всякое болтают…

Договорить они не успели. Из дома выскочил Ярко и увлечённо принялся демонстрировать приятелям дюралевую машинку-магнето. Она была явно снята то ли с автомобиля, то ли с лёгкого самолёта и неизвестно какими путями оказалась у Ярка.

Мирек скептически присмотрелся к магнето, которое, похоже, прежде чем попасть к Ярке, валялось чуть ли не на помойке, и хмыкнул:

— Оно у тебя хоть работает?

— Ещё как! А ну, держи…

Ярко ткнул в руку Сашке оголённый кончик провода и сразу же крутнул пластмассовую муфту, торчавшую сбоку мането. Хлопец почувствовал, как ток высокого напряжения весьма чувствительно дёрнул его за пальцы и, мгновенно отшвырнув провод в сторону, заорал на Ярку:

— Ты что, зараза, сдурел?!

— От бачите, работает, — хохотнул Ярко, а Мирек, глядя на Рыжика, заметил:

— Рано, наверно, ещё так щенка смыкать, пусть приобвыкнет.

— Ясное дело, — согласился Ярко и положил магнето на траву.

Сашке было немного стыдно за то, что он так среагировал на Яркову шутку, и, отводя разговор в сторону, он как бы вообще предположил:

— А столбы, наверно, уже высохли…

Замечание вроде никого не касались, но Ярко, явно идя на мировую, рассудительно сказал:

— Столбы ще, мабуть, ни, а доски точно…

Мысли хлопцев сами собой возвратились к речной находке. При этом и Сашка, и Мирек чётко уясняли, что решающее слово остаётся за Ярком, поскольку всё лежит у него во дворе и к тому же он самый практичный. И Ярко, считавший так же, высказался:

— Хлопцы, если вы не возражаете, я б хотел столбы своему дядьке передать. Он как-то жаловался, если б ему столбы у своей хаты поставить, то ему тоже электрику протянут. У них же там, на лесопилке, движок есть и свет каждый день дают…

Сашка с Миреком переглянулись. Ярко был прав, так они могут хоть как-то отблагодарить человека, который заботится об их товарище. Теперь предлагать что-то другое не требовалось, и Мирек по-деловому спросил:

— А как ты их ему передашь?

— Можно осенью, фурою…

— Погоди, — вмешался Сашка. — Те твои Выселки тоже ж на речке? Погрузить на пароход, сложить на палубе, а там скинуть…

— Не выйдет, — покачал головой Ярко. — Никто не позволит…

— А может, скинуть их назад в воду, а дядько твой их пусть вылавливает? — шутя, предложил Мирек.

— Ага, так воно туды и доплыве… — весело рассмеялся Ярко. — Пошли лучше скупнёмся.

Не ожидая согласия, он встал и, свистнув Рыжика, первым начал спускаться на тропку…

 

Важное решение

Утром Сашка застал отца за, в общем-то, необычным делом. Как правило, тот выезжал на свои строительные объекты намного раньше, однако сегодня отец был ещё дома. Расположившись в гостиной и развернув на столе какой-то раскрашенный лист, он внимательно изучал его.

Заинтересовавшись, Сашка подошёл ближе и только тогда понял, что отец рассматривает свежеотпечатанную карту. Хлопец сразу же пристроился рядом и первым делом поинтересовался:

— Пап, а что здесь нарисовано?

— Как что? — усмехнулся отец. — Не видишь? Карта нашей области. Новенькая, по списку выдали кому надо.

— А тебе надо?

— Само собой. Мы же по всей области строим.

Конечно, Сашка об этом знал, однако сейчас его интересовала именно карта и, повинуясь какому-то внутреннему наитию, Сашка спросил:

— Пап, а где тут Чарторыйск?

— Вот он, — отец с готовностью ткнул пальцем в маленький чёрный кружок, нарисованный на самом краю большого зелёного пятна, которое обозначало лес.

Рядом Сашка высмотрел ещё один кружок со скромной надписью «Выселки», вплотную приткнувшийся к синей линии, изображавшей реку. Там жил Ярков дядька, и именно от этого кружка на карте начиналась ещё какая-то чёрная линия, которая, пересекая напрямую зелёное пятно леса, оканчивалась возле самого города.

— А это что? — Сашка внимательно присмотрелся к карте и провёл по заинтересовавшей его линии пальцем.

— Узкоколейка, — ответил отец и коротко пояснил: — Только проложена. Связывает новый леспромхоз со станцией.

— По ней что, лес возят? — догадался Сашка.

— И людей тоже. Каждый день к составу пассажирский вагон цепляют. Местным жителям тоже ведь в город надо.

— Ага… — протянул Сашка и обратил внимание, что извилистая синяя линия реки, огибавшая лес, вместе с почти прямой линией узкоколейки образует замкнутый путь.

Всё утро это наблюдение не давало Сашке покоя. Он даже выпросил у отца на какое-то время карту и, пока мать готовила завтрак, успел курвиметром определить, сколько километров от города до Выселок, если плыть туда по реке, и сколько, если ехать поездом.

Позже, когда отец отправился по своим делам, а мать принялась возиться на кухне, Сашка поднялся к себе и снял с книжной полки томик Марка Твена. Затем хлопец наскоро начал рассматривать иллюстрации, пока не остановился на одной из них. Там был изображён плот, на котором стоял мальчишка в широкополой шляпе, держа в руках длинный шест, и, судя по всему, вёл неспешную беседу с пожилым негром.

Сашка присел к столу, положил книжку перед собой, взял карандаш и, придвинув ближе лист чистой бумаги, задумался. Действительно, сначала надо было вычислить, а сколько может поднять одно, полностью погружённое в воду бревно. Для наглядности Сашка изобразил это бревно, проставил примерные размеры и, вспомнив математику, занялся подсчётом.

К его удивлению, число выходило достаточно большое, и только после того, как Сашка догадался, что надо учесть собственный вес бревна и ещё сделать скидку, так как дерево тоже впитывает воду, цифра полезной нагрузки стала выглядеть пристойно. Осталось учесть общее количество брёвен…

Через какой-нибудь час, держа в кармане два аккуратно сложенных бумажных листка, Сашка уже бодро вышагивал Киевской, надеясь застать Ярку дома. Надежда оправдалась полностью. Ярко вместе с Миреком был на месте, но не во дворе, а внизу под косогором, где они вдвоём учили Рыжика приносить палку.

Увидев спускавшегося по тропке Сашку, Ярко крикнул:

— Смотри! — и нарочно зашвырнул палку как можно дальше.

В тот же момент Рыжик, не ожидая команды, помчался следом, за каких-то полминуты притащив «поноску» назад, и уселся возле Ярковых ног, ожидая вознаграждения. Ярко угостил щенка кусочком хлеба со смальцем и, здороваясь с Сашкой, деловито сказал:

— Хорошо, что пришёл, сейчас с магнето работать будем…

Ярко взял Рыжика на поводок и попросил Мирека, отведя щенка шагов на тридцать, придержать его там. Потом Ярко с Сашкиной помощью протянул по траве провод, присоединив один конец к магнето, а другим обмотав соблазнительный, принесённый из дома мосол.

Показав Сашке, как крутить магнето, Ярко, наскоро пояснивши, когда это надо сделать, побежал к Миреку и, взяв Рыжика «к ноге», повёл щенка вдоль тропки так, чтобы обязательно наткнуться на положенную чуть в стороне аппетитную кость.

Конечно же, нанюхав мясной дух, Рыжик натянул поводок, стремясь ухватить приманку. Однако едва желанная кость была схвачена, Сашка крутанул магнето, ток стукнул бедного щеня, и он, с жалобным визгом бросив мосол, отскочил в сторону.

— Хорош! — крикнул Сашке Ярко и добавил: — Готовься, сейчас ещё пару раз так сделаем.

Жестокая тренировка была продолжена, но и результат был чудесный. Уже с третьей попытки Рыжик пробежал мимо лежавшей прямо на тропке аппетитной кости. После нескольких таких повторений, окончательно закрепивших рефлекс, Ярко отсоединил провод и протянул кость Рыжику. Какой-то момент щенок колебался, наверняка помня безжалостный ток, однако желание полакомиться пересилило, и Рыжик осторожно взял предложенную хозяином кость. Почти сразу никакого страха не осталось, и через минуту, лежа у ног Ярки, пёс с хрустом разгрызал мосол.

— Видишь, какой разумный, — заключил Ярко, обращаясь к Сашке, который, смотав провод, остановился рядом.

— Вижу, — согласился Сашка и, отдавая моток Ярке, сразу перешёл к делу: — Слышь, до твоего дядьки сколько километров ехать?

— Може, тридцать, може, бильше, а что? — заинтересовался Ярко.

— А то, — радостно сообщил новость Сашка, — что новопостроенной узкоколейкой, по которой теперь лес возят, всего двадцать четыре!

— Ну, то и что? — вмешался Мирек.

— А столбы до Яркиного дядьки в Выселки везти надо или нет? — многозначительно хмыкнул Сашка.

— Тю! Ты смотри, что придумал! — возмутился Мирек. — Да кто ж тебе даст столбы отсюда грузить?

Сейчас Сашка нарочно хитрил. Именно на такой ответ он и рассчитывал. Теперь можно было переходить к главному, и хлопец заявил:

— А кто тебе сказал, что грузить надо?

— Как это? — Мирек недоумённо посмотрел на Сашку, а Ярко, так и не уразумев ещё, что к чему, рассмеялся:

— Если не грузить, то как везти?

— А не надо везти! Надо сколотить плот и по течению сплавить эти столбы аж до Выселок.

Хлопцы переглянулись между собой, как бы уясняя каждый для себя столь неожиданное предложение, а Ярко, после некоторой паузы, вроде бы колеблясь, возразил:

— Ха! А сколько ж той водою плыть?

— Пятьдесят три километра, — вроде как о не стоящем внимания сообщил Сашка и вытянул из кармана лист бумаги. — Вот, смотрите, я «кроки» с карты перечертил.

Ещё не решив, как ко всему этому отнестись, приятели принялись рассматривать план. Синяя речная линия вместе с чёрной линией узкоколейки чётко показывали путь до Выселок и обратно. Наглядность была весьма убедительной, и Мирек, внимательно присмотревшись к слегка помявшемуся в кармане листку, спросил:

— Ну, речкою ясно, а железная дорога зачем?

— А мы столбы в Выселках оставим и по ней вернёмся. И дядьке не надо будет сюда ехать, — выложил последний аргумент Сашка.

Сначала хлопцы задумались, а потом Ярко с некоторым сомнением покачал головой.

— А разве нас на узкоколейку пустят? Она ж для лесу…

— Пустят, — заверил его Сашка. — Они берут пассажиров.

После такого утверждения осталось или соглашаться на Сашкино предложение, или нет. Мирек хитро прижмурился, Ярко, как водится, почесал затылок, а Сашка, сообразив, что, похоже, он заинтересовал приятелей, довольно заулыбался.

— А что, — Мирек неожиданно хлопнул в ладоши. — Будет и у нас своя «кругосветка»!

— Яка-така кругосветка? — не поняв, о чём речь, спросил Ярко, и Мирек благожелательно пояснил:

— Книжка такая есть, там хлопцы сначала по одной речке на лодке плыли, а обратно уже по другой, и откуда начали путешествие, там и закончили.

— Так у нас же речка одна, — Ярко опять потянулся к затылку, однако Сашка, благодарный Миреку за поддержку, поспешил вмешаться:

— Всё верно! Только у нас вместо второй речки узкоколейка, и всё тики-так! Откуда выйдем, туда и вернёмся!

— Ага, вернёмся… — заколебался Ярко. — Сам говоришь, речкой полсотни вёрст. От и хлюпай на мокрых брёвнах та дывысь, чтоб не разлезлись…

— То ничего, сверху можно доски набить, — окончательно перешёл на Сашкину сторону Мирек, однако с некоторым сомнением напомнил: — Вот только плотом управлять трудно. И что делать, если пароход встретим?

— Пароход? — похоже, Ярко и сам не заметил, как перестал возражать. — А что пароход? «Некрасов» по расписанию раз в неделю рейс делает, а нам плыть дня два…

— А теперь смотрите! — Сашка с довольным видом вытащил из кармана второй измятый листок и развернул его.

— Что это? — спросил Мирек.

— Расчёт грузоподъёмности! — важно заявил Сашка. — На нашем плоту не три, а десять человек плыть могут!

— Так уж и десять? Где они тут поместятся? — усомнился Ярко и заключил: — Нет, столько не смогут.

— А вот и смогут! — внезапно воскликнул Мирек. — У нас же шесть столбов! Свяжем их по три, получим два поплавка, а на них доски. Тогда и хлюпать не будет. Это ж катамаран получится!

 

Катамаран

Почти касаясь головами, хлопцы внимательно изучали большой лист с достаточно детальным чертежом катамарана. Накануне Сашка, просидев у стола целый вечер, не поленился сделать все три проекции, и теперь можно было хорошо представить сооружение со всех сторон.

Конечно, Сашка малость нафантазировал, нарисовав во всех подробностях и ограду палубы, и два рулевых весла, каждое на конце своего бревенчатого поплавка, и мачту с парусом и флагом, и даже якорь, который свешивался с задней стенки каюты.

Ко всей этой роскоши, старательно изображённой на бумаге, хлопцы отнеслись с пониманием и сейчас чисто по-деловому обсуждали, что и как можно соорудить из имевшегося материала. К тому же Ярко тоже не тратил зря время, и теперь все доски, избавленные от гвоздей, лежали в полной готовности рядом с высохшими столбами.

Наконец, обо всём договорившись, хлопцы по предложению Мирека решили всю подготовительную работу сделать во дворе, а окончательную сборку катамарана провести прямо на берегу речки, перетащив туда всё необходимое по частям.

Шесть столбов были разделены на два поплавка. Вышло удачно, так как четыре столба были длинные, а оставшиеся два короче, но порезанные на один размер. Так что на каждый поплавок пришлось по три столба, которые, сложенные как надо, точно обрисовали будущие размеры катамарана.

Потом хлопцы принялись вчерне выкладывать палубу, и получилась вполне приемлемая площадка размером метр семьдесят по ширине и два шестьдесят в длину. Вдобавок осталось ещё несколько досок, не подошедших по размеру, так как они оказались или длиннее, или короче.

Внимательно присмотревшись к тому, что получилось, Ярко заключил:

— А что, непогано вышло. Сейчас поплавки свяжем и в воду!

— Ага, в воду, — ехидно заметил Мирек. — Забыл, как мы их по одному наверх едва вытянули?

— Точно! — Сашка с жаром поддержал Мирека. — Лучше скатим вниз, а там, на берегу, и свяжем.

— Ладно, согласен, — кивнул Ярко. — Давай, берёмся!

Отложив отобранные доски в сторону, хлопцы принялись спускать столбы с косогора. Подминая кусты и траву, брёвна скатились вниз и, как по заказу, улеглись рядом.

Однако когда хлопцы начали их скручивать, оказалось, что столбы никак не хотят держаться вместе, а проволока, не выдерживая такой нагрузки, рвётся.

Наконец Мирек вспомнил:

— Хлопцы!.. Я же видел, как это делают!

Он торопливо скрутил вместе сразу четыре проволоки и, как можно крепче соединив их концы, получил довольно большое кольцо, которое и надел на брёвна будущего поплавка. Потом, подсунув под проволоку крепкую палку, Мирек начал вертеть её и, к большому удивлению хлопцев, скрутка не лопнула, а наоборот, крепко соединив столбы между собой, даже частично впилась в древесину.

Такое крепление выглядело надёжным, и Мирек, ткнув в него ногой, подытожил:

— Вот теперь будет держать!

И верно. Дальше дело пошло на лад. Равномерно распределив проволочные кольца, они сделали на каждом поплавке по пять крепких скруток, после чего оставалось только спустить их на воду.

Однако вес каждого поплавка оказался приличным, пришлось хорошенько побегать по берегу, прежде чем было найдено три толстых жердины, с помощью которых, орудуя ими как рычагами, хлопцы спихнули брёвна в реку.

Здесь, плавая на мелководье, они цеплялись за дно, и поэтому хлопцы, уткнув концы брёвен в ил, легко выставили поплавки. Потом, на всякий случай подперев их со всех сторон палками, вернулись на Яркин двор и притащили доски, из которых собирались мастерить настил.

Поскольку всё было подогнано раньше, оставалось только, разложив доски, прибить их гвоздями, что и было сделано за считанные минуты. Не в силах удержаться, хлопцы покидали инструмент и, спихнув новопостроенный катамаран с мели, влезли на палубу.

Сооружение на удивление легко держало груз, но при попытке управлять им оказалось, что Сашка, заранее предлагавший сделать рулевые вёсла, был прав, так как иначе катамаран совсем не желал поворачиваться и просто плыл по течению как придётся.

Причалив кое-как к берегу, хлопцы первым делом набили по краю настила оставшиеся доски и получили некое подобие низкостенного ящика, поставленного на поплавки.

Рассматривая со всех сторон то, что у них получилось, Ярко довольно сказал:

— Кажись, добре вышло. Покладем сверху побильше соломы, и лежи, как на матрасе.

— А каюта? — возмутился Сашка. — Как можно без каюты?

— И правда, Ярк, — поддержал Сашку Мирек. — А ну как под дождь угодим. Тогда что, под брёвнами прятаться?

— О чём речь? — фыркнул Ярко. — Из чего делать? У нас всего четыре доски есть!

Это была правда. Строить каюту было не из чего. Оставалось решить, что ещё можно сделать, и Сашка принялся внимательно изучать свой рисунок, Мирек задумался, а Ярко взял одну из досок и наложил на поплавки, проверяя, выйдет ли ещё одно крепление.

Заметив, что Сашка расстроился из-за каюты, Мирек дружески подтолкнул товарища.

— Ну чего нос повесил? Можно кое-что сообразить…

— А… — вконец расстроенный Сашка махнул рукой. — Прав Ярко, не из чего соображать…

— Не скажи, — попробовал ободрить Сашку Мирек. — А если шалаш соорудить?

— Ерунда! — Сашка сложил ладони домиком. — Места там всего ничего. Так, только вещи спрятать. А если и правда дождь, то нам куда?

Тем временем, не вступая в спор, Ярко отошёл в сторону и довольно быстро вернулся, держа в руках длинную хворостину. Так же молча, не объясняя ничего, он влез на площадку катамарана, и примерно посередине соорудил из этой хворостины дугу, уперев оба конца в закраины. Над палубой образовалось нечто, напоминавшее арку, и только теперь хлопец обратился к приятелям:

— Хватит сперечатысь. Поставим таких штуки четыре та ще с боков позаплетаемо.

— Во! — обрадовался Мирек и, наверняка вспомнив недавно виденный трофейный фильм, добавил: — Как на американском фургоне будет!

— Хе, — скривился Сашка, — ну заплетём, а сверху опять же ветками. Вот и будет дырка на дырке…

— Не треба ветками, — возразил Ярко. — У меня в сарае рядно есть такое, чтоб стог от дождя накрывать. Дядька прошлого раза оставил, так заодно мы его и завезём.

— Ну, если рядно, то дело другое… — протянул Сашка и повернулся к Миреку. — Тогда и верно, как фургон будет.

— Кончай теревени, — оборвал его Ярко.

Заросли кустов были неподалеку. Вооружившись ножами, хлопцы быстро нарезали кучу веток, посчищали с них листья и, вернувшись, начали заплетать те самые четыре дуги, собственноручно установленные Ярком. Для большей прочности сверху проволокой прикрутили подходящую жердину, и, когда Мирек собрался было срезать торчавший конец с сучком, Сашка остановил его.

— Не надо. Пусть так будет. Мы на него фонарь вешать будем.

— Фонарь так фонарь, — согласился Мирек и, пряча ножик, спросил: — Хлопцы, а куда нам то, что осталось, пристроить?

На это Ярко, недаром возившийся во время спора с оставшимися досками, ответил:

— Добавим крепления. Одну доску спереди на поплавки прибьем, другую сзади, всё прочнее будет, а то если концы перекосит, гвозди не удержат.

Замечание было верным, и через пару минут дополнительные крепления были прибиты. Сашка влез на заднюю поперечину и вдруг воскликнул:

— Робя! Так это ж площадка для рулевого получилась! — и он, расставив ноги пошире, начал показывать, как тут можно орудовать веслом на манер венецианского гондольера.

— Точно, — согласился Ярко. — Только упор надо сделать.

— А ещё можно уключины, — предложил Мирек. — И, если получится, пару вёсел покороче.

— Здорово будет! — загорелся Сашка. — Нас трое, один на корме, за рулевого, а двое по бокам грести будут!

— Ага, — рассмеялся Мирек. — А Рыжика на переднюю доску вперёдсмотрящим посадим. Полный комлект!

Ярко тем временем сбегал к себе на двор и вернулся с какой-то странной железной корзиной.

— А это ещё что такое? — спросил Сашка, приглядываясь к непонятным штырям, торчавшим снизу корзины.

— Сейчас увидишь… — Ярко приладил штыри к передней стенке палубы и, прибив корзину так, что она свесилась над водой, пояснил: — Это чтоб костёр разводить, если с острогой рыбачить, а мы куховарить будем…

— Вот это да! — восхитился Сашка и первым начал перебирать обрезки досок, подбирая те, из которых можно соорудить вёсла.

В общем, ещё часа через полтора-два наряженной работы катамаран был готов. Полюбовавшись на своё творение, хлопцы отвели его чуть дальше, туда, где у наглухо вколоченного в берег рельса хранилась их лодка. Ярко открыл замок, пропустил цепь под крайнюю скрутку катамарана и, убедившись, что теперь сохранность обеспечена, с хрустом провернул ключ…

 

Отплытие

Разрешение на поездку к Ярковому дядьке было получено, больше того, мать сама собрала еду на дорогу и тщательно сложила всё сыну в рюкзак, который сейчас основательно оттягивал Сашке плечо. На другое плечо Сашка закинул свернутое в скатку байковое одеяло. В рюкзаке были соль, спички, бутерброды, овощи, кусок сала и, в дополнение, завёрнутая в лопушок купленная на базаре котлетка самодельного сливочного масла. Правда, сахара достать не получилось, и вместо него Сашка получил жестяную баночку конфет-подушечек. К верхнему клапану рюкзака хлопец прицепил сковородку с ручкой, и теперь она при каждом шаге моталась из стороны в сторону.

Сбежав тропкой и остановившись на берегу, Сашка увидел приятелей, которые, стоя по колено в воде, привязывали поверх прутяной обрешётки каюты «рядно», на поверку оказавшееся донельзя затёртым большим куском толстого армейского брезента.

У самого края берега на траве лежала кучка принесённого сюда снаряжения и припасов. Сашка подметил, что туго набитый рюкзак Мирека похож на его собственный, вот только по бокам висели малость прикопченный чайник и солдатский котелок.

Не успел Сашка насмотреться, как приятели закончили привязывать покрытие каюты, и Ярко, не вылезая из воды, крикнул ему:

— Ну чего встал?.. Кидай всё сюда, потом разберёмся!

Сашка спохватился и принялся торопливо передавать на катамаран сначала вёсла, потом топорик, рюкзак Мирека, Яркову сумку, длинную, свёрнутую в бухту верёвку и одеяла. Последним был передан мешок, от которого шёл вкусный запах свежевыпеченного домашнего хлеба. И только управившись со всем этим, Сашка заметил, что забыл взять стоявший чуть в стороне керосиновый фонарь «летучая мышь». Сделав вид, что так сделано специально, хлопец повернул колёсико, проверяя, как поднимается фитиль, а уже потом отдал фонарь Ярке, который немедленно подвесил его к похожему на крючок сучку на кончике жерди, державшей сверху дуги импровизированной каюты.

Сашка собирался садиться и сам, но в этот момент Ярко свистнул, и из ближайших кустов с весёлым лаем выскочил Рыжик.

— Мы и его берём? — обрадовался Сашка, подхватывая щенка на руки и перенося на катамаран.

— Авжеж… — Ярко посадил собаку на палубу.

— А как… — засомневался Сашка. — Как назад ехать с собакой, пустят?

— Не пустят, так дядько его потим фурою привезе, — спокойно ответил Ярко и поторопил: — Давай, садись, чего время зря тратить…

Сашка, забираясь на палубу, поспешно переступил через доску ограждения, Мирек, который держал шест наготове, оттолкнулся от берега, Ярко, ухватив весло, начал энергично загребать, и только что снаряжённый катамаран медленно двинулся по течению.

— Чего мы сюда плывём? — закрутил головой Сашка. — К мысу ж надо!

— А ты про Бабью протоку забыл, — спокойно отозвался орудовавший веслом Ярко. — Зачем нам против течения переть?

— Разве мы там проберёмся? — Сашка знал, что рукав, соединявший речку со старицей и называвшийся Бабьей протокой, мелковат.

— Не дрейфь, — рассмеялся Ярко, — я проверял…

До Бабьей протоки добрались минут за пятнадцать. Никакого движения воды здесь не замечалось, поэтому пришлось потрудиться, прежде чем катамаран, время от времени цепляясь за дно поплавками, добрался к месту, где протока сливалась с речкой. Обрадовавшись, хлопцы заработали вёслами так, что возле лопаток начали закручиваться воронки и, успешно выведя катамаран на стрежень, довольно быстро поплыли по течению.

Поскольку теперь необходимость всё время грести отпала, появилась возможность заняться обустройством. Сашка обратил внимание на то, что весь груз накидан абы как, и взялся наводить порядок.

Сначала он решил освободить место под навесом, выкладывая на палубу всё, что при погрузке было навалено кучей, и обнаружил туго свёрнутую солдатскую плащ-палатку. Кто хозяин накидки, было совершенно ясно, и Сашка окликнул рулевого:

— Ярку!.. А плащ-палатка зачем?

— Как это зачем? — возмутился Ярко. — А если дождь?

— Так… — Сашка секунду подумал. — А может, ею пока солому застелить?

— Годится, — весело отозвался Ярко, и Сашка принялся старательно выкладывать поверх наваленной в каюте соломы импровизированный пол.

Тем временем Рыжик, который скучал на крохотном пятачке палубы, тоже принял участие в обустройстве и вцепился зубами в край палатки. Сашка дёрнул палатку к себе, пёс играючи заворчал, но начавшуюся было возню оборвал встревоженный выкрик Ярка:

— Хлопцы, дывиться!

Сашка мгновенно обернулся, Мирек, до этого с интересом следивший за ними, тоже, и они оба, увидев низко свисающий над водой городской мост, поняли, что так испугало рулевого. Впереди, там где стрежень, слегка заворачивая, уходил под мост, с обеих сторон стояли защищавшие опоры ото льда клиновидные быки. Их поверхность, сделанная из прочных дубовых досок, была скользкой от мха и водорослей, а возле ближнего, куда именно и несло катамаран, бурлила сжатая быками вода.

Чётко понимая, что их сооружение не выдержит столкновения, Ярко изо всех сил пытался отвернуть. Мирек тоже дёрнулся за веслом, налетел на вытянутые из каюты вещи, и с руганью напустился на замешкавшегося Сашку:

— Да хватай же весло!

Сашка рванулся, однако Рыжик, всё ещё трепавший палатку, попал ему под ноги, и хлопец неловко хлопнулся на настил. Бык был уже рядом, и тогда Мирек, воткнув весло в щель между мокрых досок, изо всех сил навалился на него, не дав катамарану удариться об осклизлый край.

Бурное течение сразу развернуло катамаран, и он боком, чуть черкнув палубой опасный бык, заплыл под мост. На короткое время стало темнее, неожиданный гул надавил на уши, но зато потом впереди раскинулся широкий и спокойный плёс. Видневшиеся справа городские постройки начали постепенно уходить назад, хлопцы, разгоряченные неожиданной передрягой, взялись за вёсла, и катамаран довольно заметно увеличил ход.

К Старому руслу путешественники приплыли перед обедом. Мирек был за рулевого, а Сашка, сидя на краю палубы и поставив босые ноги на поплавок, придерживал жавшегося к нему Рыжика. И все трое внимательно следили за Ярком, который не спеша занимался «обобществлением».

Распотрошивши мешок, сумку и рюкзаки, он старательно раскладывал взятый в дорогу провиант на аккуратные кучки. Куриные яйца, которых оказалось аж три десятка (при этом половина сырых), Ярко сразу отложил в сторону. Масло он спрятал в котелок и залил водой, а для надёжности, чтоб Рыжик не добрался до лакомства, пристроил сверху чайник. Картошку и яблоки хлопец оставил в мешке, а всё остальное принялся сортировать, уверенно отделяя то, что надо съесть поскорее.

Наткнувшись на три одинаковых, завёрнутых в бумагу пакетика, Ярко озадаченно спросил:

— А это чьё?

— Это мама бутерброды в дорогу завернула, — отозвался Сашка.

— Ага… — Ярко отложил бутерброды и посмотрел на Сашку. — А почему три?

— Вот тебе и раз! — возмутился Сашка. — Нас что здесь, десять?

— А-а-а, — уже с другой интонацией протянул Ярко и заключил: — Выходит, на каждого по одному.

Мурлыча что-то себе под нос, он закончил сортировку и снова позастёгивал рюкзаки. Потом убрал всё в каюту и раздал полдник. Каждому досталось по варёному яйцу, помидору, половинке луковицы и бутерброду с красной икрой.

Покончив с едой и слизывая из уголков рта последние икринки, Ярко показал на приближающийся очередной поворот.

— Вон уже Старое русло… Останавливаться будем?

— Зачем? — удивился Мирек. — Поплывём дальше.

— Конечно, поплывём, — поддержал его Сашка, которому не терпелось добраться до новых мест.

— Лады, — кивнул Мирек и, снова ухватив рулевое весло, принялся энергично править, чтобы при повороте катамаран не вынесло на берег.

Едва путешественники миновали Старое русло, Сашка, помнивший, что дальше должен быть взорванный мост, привстал и удивлённо присвистнул. Лежавшая в реке железнодорожная ферма снова нависала над водой, а вместо разрушенной опоры высилась новая, временная, из толстых брёвен, соединённых мощными деревянными подкосами. В это время катамаран оказался под самым берегом, и хлопцы, глазевшие на восстановленный мост, не сразу заметили ограду из колючей проволоки, которая, явно защищая подходы к насыпи, прорезала кусты и заканчивалась прямо в воде.

Друзья удивлённо воззрились на неё, но тут из кустов раздался окрик:

— Руки вверх! — и к воде выскочил вооружённый трёхлинейкой часовой.

Ярко с Сашкой мгновенно выполнили приказ, Мирек тоже, бросив рулить, показал ладони, и неуправляемый катамаран ткнулся в береговой ил. Кончик штыка взятой наперевес винтовки грозно блеснул, однако сам солдат, глядя на задержанных, весело усмехнулся и позвал:

— Серёга, давай сюда!

В кустах послышалось шуршание, и к воде вышел сержант. Скептически глянув на оробевших мальчишек, он фыркнул:

— Ну и куда плывём, славяне?

Хлопцы враз и вразнобой ответили:

— Путешествуем… По речке… До дядька, в Выселки… Рыбу ловить…

— Рыбу, значит?.. — Сержант недоверчиво сощурился и кивнул солдату: — Ну-ка, проверь, что там у них за рыба?

Солдат легко перепрыгнул с берега на катамаран, кое-как влез в каюту, и, заглянув в рюкзаки, весело рассмеялся:

— Да тут у них провианту!..

— Ты там посмотри.

Сержант показал на мешок, который Ярко не успел занести в каюту и держал в руке. Солдат отобрал мешок, распустил завязку и, запустив руку по локоть, прощупал всё до самого дна.

— Э-э-э, да тут у них яблоки!..

— А ну дай попробовать! — приказал сержант.

Солдат пошарил в мешке и, выбрав самое большое, кинул товарищу. Сержант ловко поймал яблоко, вытер его о гимнастёрку и попробовал.

— М-м-м, — сначала сержант с удовольствием хрустел яблоком, а потом приказал: — Набери-ка ещё с десяток!

— Возражений нет?.. — солдат подмигнул хлопцам, и те дружно замотали головами, выражая общее согласие.

Солдат стянул с головы пилотку, вывернул и, получив таким образом что-то вроде сумки, набрал туда яблок. Потом не спеша вылез на берег и обратился к сержанту:

— Ну что, отпустим рыболовов?

— Раз мины нет, отпустить можно… — Сержант доел яблоко, выкинул огрызок и, явно подобрев, кивнул. — Ладно, пускай плывут.

Повторять ему не пришлось. Едва получив разрешение, хлопцы торопливо оттолкнули катамаран от берега, поспешно разобрали вёсла и потом гребли так, что через каких-то четверть часа железнодорожный мост остался далеко позади…

 

Тревожная ночь

Катамаран тихо плыл по течению. Над речкой разлилась полнейшая тишина, какая бывает только летом, и только когда солнышко, собираясь садиться, уже не жжёт лучами, а вроде как ласкает всё вокруг благодатным теплом.

Сашка то глядел вперёд, где тянулся прямой и спокойный плёс, то рассматривал свой план, пытаясь определиться. По его прикидке выходило, что пройдено уже около тридцати километров, но утверждать это было нельзя. Мешал тот самый длиннющий плёс, где не было ни единого ориентира.

Тем временем откуда-то спереди донеслось урчание мотора, и Ярко, стоявший рулевым, поспешно направляя катамаран к берегу, пояснил:

— Во, навстречу щось преться…

Ярко не ошибся. Через минуту хлопцы увидели, что на них мчится, поднимая здоровенную волну, камуфлированный в два цвета военный бронекатер. Из каретки судёнышка что-то прокричали, и катер, пролетев совсем рядом, обдал брызгами палубу. Потом большая почти метровая волна подняла катамаран и бросила его одним поплавком на берег, отчего вся хлипкая конструкция пошла ходуном.

Хлопцы ещё не пришли в себя с перепугу, как катер развернулся, подлетел к катамарану, и офицер, высунувшись по пояс из каретки, встревоженно крикнул:

— Вы там как, все целы?

— Да вроде… — испуганно отозвался Ярко, который и устоял на задней площадке только потому, что держался за рулевое весло.

Катер остановился, офицер оглядел хлопцев и строго спросил:

— Кто?.. Куда?.. Откуда?

Друзья переглянулись. Ярко открыл было рот, но Сашка опередил его:

— Мы из города. У нас кругосветка…

— Какая такая кругосветка? — офицер смешно наклонил голову и начал подозрительно приглядываться к катамарану.

— Ну, кругом плывём, — взялся пояснять Сашка. — Рыбу ловим…

— Куда ещё кругом? — удивился офицер.

— Мы не кругом, мы в Выселки, — вмешался Ярко. — А потом обратно.

Видимо, офицер начал понимать, что к чему, и ухмыльнулся.

— Послушайте, Магелланы, вы мне голову не морочьте, говорите толком, потому, как я понимаю, у вашего дредноута заднего хода нет.

— Так это просто, — Сашка показал на Ярку и пояснил: — У него дядька в Выселках. Мы там катамаран оставим, а сами узкоколейкой обратно.

— Так, катамаран, говоришь… — Офицер с минуту подумал. — И что, собираетесь ещё сегодня в Выселках быть?

— Если повезёт, — подтвердил Ярко.

— Так. — Лицо офицера приняло другое выражение, и он снова заговорил коротко и жёстко: — Сегодня никаких Выселок. Тут ниже устье Конопельки. Свернёте туда и заночуете. Можете там рыбу ловить. Я буду назад идти, проверю. Не послушаетесь, я этот ваш «какамаран» по доскам раскидаю, и вас в милицию. А в Выселки завтра утром поплывёте. Ясно?

— Нет, не ясно, — молчавший до сих пор Мирек наконец-то заговорил. — Мы плывём, никому не мешаем, а вы…

— Парни, мне вам объяснять некогда, — лицо офицера дёрнулось, как у контуженного. — Всё, что мог, сказал. Сейчас к Выселкам нельзя. Дошло?

— Дошло… — хлопцы вразнобой закивали головами.

Офицер опустился назад в каретку, работавший на холостых оборотах двигатель взревел, катер развернулся и, снова взбаламутив волнами речку, скрылся за излучиной. Хлопцы понуро переглянулись и, понимая, что офицер не шутил, принялись стаскивать катамаран на воду.

Конопелька оказалась неширокой и тихой речкой, что текла под самым косогором, густо поросшим лесом. Другой берег, наоборот, был низким, луговым, и на нём лишь кое-где виднелись кусты. Миновав устье, хлопцы не стали выбирать место стоянки, а просто причалили под косогором и, чтобы катамаран ночью не унесло течением, привязали его верёвкой к дереву.

После встречи с катером катамаран требовал ремонта, и Сашка с Миреком сразу принялись за дело, а Ярко, сердито ворча, разложил удочки.

Удар волны, выкинувшей катамаран на берег, не прошёл даром. В одном месте палуба вообще отошла от поплавка, из оторвавшихся досок торчали загнутые концы гвоздей.

Внимательно изучив повреждение, Сашка зло выругался:

— Вот и плыви теперь в Выселки!..

— Так что, пешком идти предлагаешь?.. — Мирек тоже ругнулся и полез в каюту за инструментом.

Ярко, краем уха слушая препирательства товарищей, внимательно следил за поплавками. Сквозь прозрачную воду он видел, как на слабом течении чуть колеблются водоросли, а стайки мальков, проплывавшие над ними, то останавливались на месте, то мгновенно исчезали.

Порой было слышно, как всплескивает крупная рыба, и Ярко не спускал глаз с то и дело вздрагивающих поплавков. Видимо, какая-то рыбья мелочь всё время теребила наживку, но, так и не дождавшись настоящего клёва, уже в сумерках хлопец свернул удочки.

Из-за неудачной рыбалки Ярко весь вечер дулся и только молча следил, как на ужин приятели, разведя в жаровне огонь, вместо ожидаемой ухи грели чай. Наконец он встал, зажёг «летучую мышь», но подвесил фонарь уже не за наружный крюк, а прицепил за оплётку, так, чтоб он освещал каюту, и только тогда зло высказался:

— Кабы не той клятый катер, мы б так соби б и плыли!

— И ночью? — удивился Сашка.

— А что такого? — принимая от Мирека кружку, пожал плечами Ярко. — Фонарь есть…

— Пей лучше чай, — успокоил его Мирек.

Понемногу ночную тишину начали заполнять звуки, которых днём обычно не услышать. Что-то еле слышно шуршало в лесу, в речке порой всплёскивала рыба, стало заметным журчание воды на стрежне, и время от времени окликали друг друга ночные птицы.

Внезапно откуда-то из леса донеслась громкая автоматная очередь, потом несколько одиночных выстрелов, а за ними, словно что-то завершая, долетело эхо гранатного взрыва. Хлопцы никак не ожидали услышать такого и испуганно завертели головами.

Сашка, испуганно понижая голос, обратился к сидевшему рядом Миреку:

— То кто стреляет, лесовики?

— Наверно… — также шёпотом ответил Мирек.

Ярко хотел тоже что-то сказать, но не успел. Сначала со стороны низкого берега послышался слабо различимый топот, потом собачье рычание и почти сразу, сорвавшись с места, принялся заливисто лаять сидевший до этого тихо Рыжик.

Ожидая чего угодно, хлопцы замерли, настороженно прислушиваясь к приближающемуся топоту. Внезапно топот стих, но через мгновение до них долетел плеск воды в сопровождении густой русской матерщины. Одновременно примерно оттуда же ударил луч мощного фонаря, осветивший катамаран, и почти сразу на удивление знакомый голос произнёс:

— Ты глянь… А вы как тут взялись?.. Рыбачите, что ли?

Хлопцы дружно повскакали на ноги, вглядываясь в темноту, и Ярко дрожащим голосом спросил:

— А хто то?

— Что, не узнали? — Кто-то, едва различимый в ночной темени, подошёл к самой воде и окликнул: — Мирек, это же я!

— Товарищ майор?.. — наконец-то узнал Мирек и сразу радостно отозвался: — Ну да, мы это, мы!

— Вижу, — ответил майор и, обращаясь к кому-то, кто только сейчас выбрался из воды, сердито спросил: — Сенченко, ты зачем в речку полез?

— Так, товарищ майор… — начал оправдываться тот. — Мой Валет на собачий лай кинулся, и потом огонь, я думал, костёр, а они на воде приспособились.

— А ты решил, что на берегу, — нервно хохотнул майор и приказал: — А ну давай всех наших сюда!

— Есть! — Сенченко исчез в темноте, и майор обратился уже к хлопцам:

— Вот что, гуси лапчатые, гоните-ка свой плот ко мне.

Уговаривать ребят не пришлось. Они быстренько отвязали верёвку, потом, орудуя шестом и вёслами, перегнали катамаран через Конопельку и с разгона уткнулись поплавками, чуть ли не в сапоги ждавшего их майора. А он, подсвечивая себе фонарём, оглядел сооружение и весело заключил:

— Ага, надеюсь, человек десять эта гаргара поднимет…

— Поднимет, товарищ майор, обязательно поднимет! — поспешно заверил его Ярко.

— Ну, вот что… — проверяя возможности катамарана, майор нажал ногой на край палубы. — Перевезите-ка моих людей на ту сторону.

Хлопцев уговаривать не пришлось, и они переправили через речку целый взвод автоматчиков. Когда же катамаран вновь был поставлен на прежнее место, майор одобрительно хмыкнул и, обращаясь к ребятам, неожиданно сказал:

— Вот что, гуси лапчатые, я эту ночку тут побуду, не возражаете? — и, не ожидая согласия, распорядился: — Вы, значит, лезьте в свою каморку дрыхнуть, а мы здесь…

Мирек с Сашкой послушно забрались в каюту, начав устраиваться на ночлег, а Ярко немного задержался, вроде как подкидывая щепок в жаровню и, наконец-то отважившись, спросил:

— Товарищ майор, а вы что тут делаете?

— Что надо, то и делаем.

Офицер ответил достаточно жёстко. Ярко сразу умолк. Однако майор заметив, как смутился хлопец, и, догадываясь, что у вопроса есть резон, несколько подобрел.

— А ты чего спрашиваешь?

— Так, товарищ майор, нам же дальше в Выселки плыть, до дядька…

— Вон он что! — рассмеялся майор. — А я-то ломал голову, как вы на своём плоту назад добираться будете…

— Так, значит, нам дальше плыть можно?

— Можно, можно, — майор усмехнулся. — Завтра с утра и поплывёте, а на случай, если патруль встретите, я вам сопроводительную бумагу напишу.

Ярко обрадовался и начал было настраиваться на долгую беседу, но майор, догадавшись о его намерениях, дружески потрепал хлопца по плечу и мягко, но достаточно решительно отправил в каюту…

 

Попутчик

Майор почему-то очень хотел, чтобы хлопцы добрались в Выселки засветло, и потому выпроводил их в дорогу, когда заря только разгоралась, а над водой висел утренний туман. Купаться было ещё холодновато, и друзья лишь наскоро умылись, отгоняя сон. Даже не позавтракав, они послушно вывели катамаран из устья Конопельки на стрежень.

А тем временем утро разгоралось. От правого высокого берега, там, где деревья почти вплотную подступали к воде, слышалось шуршание, какое-то потрескивание и почти непрерывное пение птиц. С низкого берега, наоборот, пока не долетало никаких звуков, там только поблескивали росяные капельки.

Ещё ёжась от утреннего холода, хлопцы проплыли минут двадцать, прежде чем Ярко, стоявший за рулевого, спросил:

— Сашко, а что там нам майор написал?

Сашка вытащил из кармана врученную ему майором бумагу, развернул и прочитал вслух:

Проходное свидетельство.

Александр Кондратенко, Ярослав Мельничук и Мирослав Войтович направляются в Выселки. Просьба не задерживать.

Старший оперуполномоченный майор Василенко.

Дослушав до конца, Мирек, сидевший с веслом в руках на ограждении палубы, вздохнул.

— Серьёзная бумага. Видать, что-то там у них происходит, — и он с опаской посмотрел на правый, густо поросший лесом берег.

— А что, лесовиков так много, что солдат посылают? — спросил Сашка.

— Хватает, — зло отозвался Ярко.

— Бандеровцев?

— А кто его знает? — вздохнул Мирек. — Тут всякие есть…

Сашка вдруг вспомнил рассказ женщины, помогавшей матери с уборкой при их приезде, и заволновался:

— А это правда, что тут село с селом тоже воевало?

Мирек и Ярко молча переглянулись, но, так и не ответив, начали усердно грести. Сашке не оставалось ничего другого, как присоединиться к ним, и катамаран постепенно набрал такой ход, что за обоими поплавками потянулись заметные струйки воды.

Утром хлопцы не успели позавтракать, да и работа на свежем воздухе дала себя знать. К тому же лес, всё так же тянувшийся по берегу, примелькался и стал вроде не страшен. В общем, через пару часов друзья проголодались, и Ярко, передав руль Миреку, взялся куховарить.

О том, чтобы пристать к берегу, речи не шло, а катамаран, плывущий по течению, совсем не качало, и Ярко развёл огонь в жаровне. Потом начистил котелок картошки и поставил на огонь. Вскоре вода в котелке весело булькала, и Ярко, всыпав туда две горсти пшена, принялся мешать варево ложкой.

Когда каша была готова, Ярко снял котелок и, отставив его в сторону, принялся греть сковородку, куда он перед этим вывалил мелко нарезанное сало. Когда же белые ломтики превратились в аппетитно-жёлтые шкварки, Ярко слил растопленный жир в котелок и, подняв вверх палец, торжественно провозгласил:

— Казацкий кулеш сварено!

Однако взяться за ложки оголодавшему экипажу не удалось, потому что с правого берега из-под нависшего над водой куста, донеслось:

— Хлопцы!.. Аго-о-в!..

Враз повернув головы, ребята увидели босого мужчину. Он лежал на траве и жестом подзывал их к себе. Едва разглядев, кто их окликнул, хлопцы ухватились за вёсла и через какую-то минуту катамаран приткнулся к берегу.

Это был не кто иной, как тот самый мужик, которого они не так давно перевозили через Старое русло. Он оперся на локоть и, приподнявшись, криво усмехнулся:

— Вот видите, что приключилось… Ногу свернул в лесу, идти тяжело.

На эти слова, адресованные всем, Мирек откликнулся первым:

— Чем мы можем помочь?

— Помочь? — Мужчина скептически глянул на катамаран. — А вы куда плывёте?

— В Выселки, — наконец-то раскрыл рот и Ярко. — До дядька…

— Это неплохо! — обрадовался мужик и пояснил: — Сам-то я когда ещё дошкандыбаю, а с вами и вправду доберусь…

С этими словами он достаточно бодро поднялся и, опираясь на здоровую ногу, ступил на поплавок. Ярко вежливо помог ему забраться на палубу и, взяв весло, сразу же оттолкнул катамаран от берега.

Умостившись, мужчина, глядя на Сашку, пошутил:

— От незадача, Мирека с Ярком знаю, а как тебя зовут, нет.

— Сашка я… Сашко. — Хлопец как-то искоса поглядел на мужика и, в свою очередь, спросил: — А вас как звать?

— А меня просто… Зовите Петровичем, та й годи.

На какой-то момент он, словно забыв про хлопцев, присматривался к берегу, а когда повернулся, остановил взгляд на котелке и машинально сглотнул слюну. Заметивший это Ярко сразу предложил:

— Может, поедите с нами?

— А я вас не объем? — Мужчина по очереди посмотрел на хлопцев.

— Нет, нет… — дружно заверили его все трое, а Ярко сокрушённо вздохнул: — Вот только ещё одной ложки у нас нет…

— Ну, это ничего…

Усмехнувшись, Петрович полез за голенище и, вынув солдатскую ложку, выжидательно посмотрел на Ярку. Хлопец засуетился, поставил котелок посередине и, пока все устраивались кругом, отрезал каждому по большому куску домашнего хлеба.

За это время кулеш не только не успел остыть, а, наоборот, упрел, и теперь на катамаране, который, никем не управляемый тихо плыл по течению, было слышно только постукивание ложек, строго по очереди запускавшихся в быстро пустевший котелок.

Когда кулеша осталось ещё почти на четверть, Петрович первым перестал есть и благодушно заметил:

— А гарна у вас еда, хлопцы… — Он облизал ложку и обратился к Ярке: — Мабуть, ты куховарил?

— Я-я-я… — Ярко расплылся в улыбке и тут же поинтересовался: — А вы как догадались?

— А чего мне догадываться?.. — На лице Петровича появилось такое выражение, как будто он вспомнил нечто приятное. — Я ж не забыл, как ты в лесу всё время у костра колдовал…

— Было! — радостно рассмеялся Ярко. — Тогда почему-то всё время есть хотелось, вот я грибы и варил.

— Ну, вот видишь, а ты спрашиваешь, откуда…

Петрович поблагодарил, ополоснул ложку и, спрятав её назад за голенище, начал устраиваться поудобнее. Было заметно, что он сильно устал, и Мирек предложил:

— А вы тут ложитесь, — хлопец показал на каюту. — Там и постель есть.

Петрович секунду поколебался, как бы опасаясь чего-то, но потом забрался под навес и, с минуту повозившись там, уснул.

Проспал он часа три. Всё это время хлопцы переговаривались вполголоса и были озабочены только тем, чтобы катамаран быстрее миновал лес. Наконец в каюте раздалось покашливание, возня, и случайный попутчик выбрался наружу. Какое-то время он щурился на солнце, потом, свесившись с борта, ополоснул лицо и, спросив сам себя:

— Где это мы?.. — начал внимательно присматриваться к берегу.

Углядев небольшой заливчик, Петрович оживился и, указывая на него рукой, попросил:

— Хлопчики, высадить-ко меня тут. Моя лесничувка рядом. Дошкандыбаю.

Ребята сразу подгребли к берегу, и Петрович осторожно сошёл с катамарана. Убедившись, что идти так-сяк может, он помахал хлопцам рукой и медленно зашагал к лесу, тяжело припадая на левую ногу.

Какое-то время друзья следили за ним и отплыли, только когда Петрович скрылся за деревьями. Течение подхватило катамаран, закрутило на повороте, и хлопцы, разобрав вёсла, дружно взялись за греблю, стараясь поскорее выйти на стрежень.

Когда катамаран набрал ход, Сашка, обращаясь к товарищам, спросил:

— А этот Петрович, он кто?

Мирек переглянулся с Ярком и после короткой паузы ответил:

— Наверно, лесник, он же про лесничувку сказал.

— Так сейчас же в лесу солдаты… — как бы сам себе сказал Сашка.

— Да ястребок он, — решительно вмешался Ярко и сразу пояснил Сашке: — Тут в сёлах самооборона от немцев была, ястребками назывались.

— Значит, наш, — сделал вывод Сашка и ещё усерднее заработал веслом…

До Выселок хлопцы добрались уже во второй половине дня. Заметив крыши, выглядывающие поверх прибрежных зарослей, Ярко решительно направил катамаран к берегу, но едва брёвна поплавков ткнулись в песчаную отмель, как из кустов выскочили пяток солдат с автоматами, и их старший, сержант, подскочив к самой воде, грозно рявкнул:

— Кто такие?.. Куда?!

— Сюда, — растерянно ответил Ярко и пояснил: — В Выселки, до дядька.

— До дядька? — с каким-то хмурым недоверием переспросил сержант и приказал: — А ну, руки вверх!.. Вылазь на берег!

Послушно держа руки вперёд ладонями, перепуганные хлопцы слезли с палубы, зато Рыжик, обрадовавшись возможности побегать, выпрыгнул на песок и с лаем начала скакать кругом. Сержант придирчиво оглядел задержанных, проследил взглядом за весёлым щенком и, наверно, малость подобревши, уже другим тоном сказал:

— Серёгин, проверь-ка…

Один из автоматчиков ступил в воду, наскоро оглядел палубу катамарана, переворошил вещи в каюте и доложил:

— Чисто!

Сержант оценивающе оглядел хлопцев и задал новый вопрос:

— Откуда?

— Да из города мы, до дядька моего, в Выселки, — глядя прямо на сержанта, повторил Ярко.

— Из города? — удивился сержант. — Кто позволил?

— Счас! — молчавший до сих пор Сашка спохватился, достал записку майора и передал сержанту. — Вот, читайте.

Сержант развернул записку, смешно шевеля губами, полушёпотом прочитал текст и слегка растерянно протянул:

— Вы что, знаете товарища майора лично?

— Ну да, — хлопцы враз закивали головами. — Знаем!

— Ишь ты… — качнул головой сержант. — Ну, тогда дело другое.

Проверка кончилась, дозор скрылся в кустах, а хлопцы, переглянувшись и облегчённо вздохнув, принялись за швартовку…

 

Возвращение

Утром Сашка проснулся от того, что сено, на котором он спал, сбилось набок, ноги оказались выше головы, а одеяло съехало в сторону. Похоже, ночью он начал крутиться, и пышная с вечера постель превратилась чёрт-те во что.

Кругом царила утренняя тишина, которую только подчёркивали изредка доносящиеся звуки просыпающегося села. На чердаке, где ночевали хлопцы, под стрехою возились ранние пташки, а со двора всё чаще слышалось то коровье мычанье, то скрип колодезного ворота.

Приятели ещё спали. Справа от Сашки ровно посапывал укрытый с головой Мирек, а слева уже начинал ворочаться Ярко, голые ступни которого торчали из-под одеяла, наверно, поэтому хлопец время от времени смешно дрыгал то одной ногой, то другой.

Вчера вечером Яркин дядька радостно встретил гостей и первым делом усадил за стол, а когда они наелись, уложил спать, отложив все дела на завтра. Сашка, едва проснувшись, сразу об этом вспомнил и принялся теребить приятелей.

— Вставай! — он по очереди толкнул каждого. — Хватит дрыхнуть!

Спросонья Ярко и Мирек сначала отбрыкивались, потом долго тёрли глаза, и только когда Сашка напомнил им, что пора завтракать, друзья, спустившись с чердака по приставной лестнице, отправились к колодцу умываться.

На завтрак тётя Стефа приготовила яичницу по меньшей мере из десятка яиц. Сашка с удивлением смотрел на огромную сковородку, где из бело-жёлтой мешанины чуть выглядывали ещё шкворчащие куски сала. Когда же вылизанная до блеска сковорода была убрана, Ярко, отложив вилку, степенно поблагодарил хозяйку и спросил дядьку:

— А когда пойдём катамаран смотреть?

— Когда?.. — дядька, сидевший напротив Ярка, окинул взглядом хлопцев и, немного подумав, решил: — А прямо сейчас и пойдём.

От катамарана дядька был в полном восторге. Он залезал в каюту, трогал прикреплённую спереди жаровню, становился с веслом на заднюю площадку и, наконец, цокнувши языком, заявил:

— Вещь!

Ярко, который до конца был убеждён, что их катамаран — всего лишь материал для какой-нибудь постройки, удивлённо заметил:

— Вы что, хотите его себе целым оставить?

— Именно! — радостно подтвердил дядька и сразу принялся рассуждать: — Только сперва все треба добре просушить. Потом конечно же просмолить. Опять же халабуду треба переробить как след. А то вы, я бачу, налепили поспихом.

Хлопцы, которые никак не ожидали такой высокой оценки своего труда, переглянулись, однако Ярко на всякий случай предупредил:

— Так вы ж сами против течения не подужаете, бо у нас и втроём не выходило. Только если по стрежню.

— А мне зачем речкою? — возразил дядько. — Я его до лисового озера перевезу. Там с берега рыбачиты топко, а на такому плоту залюбки.

— Так, может, мы вам поможемо? — предложил Ярко.

— Ни, хлопци, — дядько отрицательно покачал головой. — Сейчас не можна, сами бачите, що кругом робиться. В лесу вийськовых полно.

— То мы тогда сразу и назад поедем, — Ярко понял скрытый намёк и уточнил: — Поезд до города сегодня будет?

— Так, як раз успеете, — и дядька благодарно кивнул племяннику.

Часов у хлопцев не было, но опасение опоздать сразу рассеялось, как только они увидели поезд, который ещё и не собирался трогаться. Задержка вышла, скорее всего, из-за того, что на рельсах стояла моторная дрезина, напоминавшая маленький трамвай.

Убедившись, что спешить нет смысла, хотя паровозик уже весьма солидно пыхал паром, хлопцы пошли вдоль колеи к поезду, который состоял всего из одного пассажирского вагона и трёх полуплатформ, доверху гружённых лесом.

Двери вагона с одной стороны были открыты, и друзья, сообразив, что посадка уже началась, прибавили шагу. Однако едва они остановились у ступенек, как из тамбура выглянул проводник в форменной тужурке и, строго поглядев на них, спросил:

— Вам куда?

— Нам всем в город, — берясь за поручень, ответил Мирек.

— Э-э-э, погоди, погоди… — остановил его проводник и показал на Рыжика. — Ваша собака?

— А с ним разве нельзя? — растерянно спросил Ярко.

— А ты как думал? — проводник насмешливо хмыкнул. — Мы в поезде людей возим, а вы тут с псом. А как он, зараза, покусает кого?

В словах проводника конечно же был смысл, но Ярко всё равно начал просить:

— Так он ещё цуцик, не кусается…

— Больно здоровый ваш цуцик… — отрезал проводник, и тут Ярко нашёлся.

Он вытянул из-под клапана рюкзака пустой мешок и поспешно затолкал туда Рыжика. Потом обернул концы мешка вокруг собачьей шеи и, завязав мотузок бантиком, спросил проводника:

— Ну що, дядьку, так буде добре?

Вид у вконец обескураженного Рыжика был такой смешной, что проводник не выдержал и усмехнулся:

— Та хай вам бис!.. Сидайте!

— А вы когда отправляетесь? — спросил Сашка.

— А як та бандура, что спереди, поедет, то и мы следом, — проводник пренебрежительно махнул рукой в сторону дрезины и скрылся в вагоне.

Именно в этот момент мотор дрезины вдруг заработал. Одновременно от управления лесхоза к колее направилась вышедшая из здания группа людей, которые явно сопровождали какое-то начальство.

Уставившись на них, хлопцы сначала не обратили внимания, что в посёлке, расположившемся совсем рядом со станцией, началась непонятная заварушка и выкрики, а потом за домом конторы грохнул сначала один, а потом второй выстрел.

За спиной Сашки что-то звякнуло, и ему показалось, что это в вагон ударила пуля. Паренёк испуганно закрутил головой и вдруг увидел, как из-за угла дома выскочил человек. Левой руки у него не было, а правой он сжимал пистолет и отстреливался на бегу.

Одет он был в военную форму без погон и, Сашка было решил, что какой-то демобилизованный чего-то набедокурил и теперь убегает, но следом выбежали не местные жители, гнавшиеся за ним, а солдаты-автоматчики во главе с офицером.

Опасаясь попасть в людей, солдаты стреляли в воздух, что никак не могло повредить беглецу, и тот, мгновенно сориентировавшись, помчался не к поезду, а к дрезине, которая почему-то как раз только-только стронулась с места и начала набирать ход.

Неизвестный нагнал мотовагон, сунул пистолет за пояс и, ухватившись за поручень, одним прыжком взлетел на площадку. И тут, явно опасаясь, что беглец может уйти, офицер припал на колено и дал короткую очередь из своего автомата.

Как при замедленной киносъёмке, Сашка увидел, как задрожал ствол ППШ, а потом однорукий дёрнулся на площадке, его кулак, вцепившийся в поручень, разжался, и беглец, медленно заваливаясь на спину, упал на песок свеженасыпанной колеи.

Остолбеневшие хлопцы не сообразили ещё, что происходит, как вдоль поезда побежали автоматчики и грозными криками:

— Пассажиры, быстро садитесь!.. — вмиг разделили людей на тех, что едут, и тех, что остаются.

Паровозик свистнул, вагон дёрнулся, и Сашка, сам не помнивший, как очутился на сиденье, увидел за окном медленно проплывающее здание леспромхоза, следом несколько домов посёлка, а позже вплотную к узкоколейке подступил лес.

То, что случилось на станции, ошеломило всех, и первое время в вагоне царила тишина. Такое же настроение было и у хлопцев. Сбившись возле окна, они испуганно переглядывались между собой, только теперь мало-помалу уясняя, что же случилось у них на глазах.

Друзья сбились на одном сиденье, против них сидели мужик и женщина, между ними была зажата здоровенная, туго набитая сумка. Сашка был ближе всех к мужику и чувствовал, что от соседа густо попахивает самогоном. Да и вёл он себя соответственно: сначала клевал носом, а потом начал тупо смотреть по сторонам.

Наверно, не найдя ничего интересного, мужик уставился на Рыжика, чья морда торчала из мешка, и неожиданно хмыкнул:

— Ось, каждый должен быть на своём месте…

Женщина толкнула его локтем, и он сердито пробормотал:

— Та видчепись ты, не бачиш, я разговариваю…

Хлопцы никак не среагировали на его слова, но мужик, не обратив на это никакого внимания, продолжал гнуть своё:

— От бачите, був себе такой известный человек в комбинате, комсомольский секретарь, а вышло, не той, не на свому мисти, от його и застрелили. Пиф-паф и нема…

— Да замовкнешь ты в кинци-то кинцив! — и, не выдержав, женщина так тряхнула своего спутника, что тот испуганно замолчал.

Сашка решил было, что мужик с пьяных глаз просто наговаривает, но никто в вагоне не возразил, и, похоже, это была правда. Застреленный у них на глазах однорукий, выходит, был на самом деле комсомольским секретарём леспромхоза…

Этот вывод так огорошил Сашку, что он отвернулся к окну и вдруг увидел, что поезд идёт уже не густым лесом, а пересекает обширную поляну. Однако главным было совсем не это. Вытянув шею, хлопец во все глаза смотрел на войсковое подразделение, расположившееся на поляне.

Солдаты в полном вооружении отдыхали на траве, то там, то здесь выделялись тёмно-синие околыши офицерских фуражек. Чуть в стороне, под деревьями, расположились проводники с собаками, а ближе к узкоколейке дымила полевая кухня.

— О, я ж казав, що то ж таки вийськова операция, — внезапно услышал Сашка и, обернувшись, увидел, что его сосед, до этого спокойно дремавший на месте, тоже тянется к окну.

Хлопец снова выглянул, однако поезд вошёл в поворот, бивуак больше не было видно и стало понятно, что лес кончается, так как за окном теперь расстилалось широкое поле, а далеко на горизонте уже замаячил хорошо различимый контур городского элеватора…

 

Затока кувшинок

Лодка легко скользила мимо кустов, с обеих сторон нависающих над водой. Время от времени весло цеплялось за дно, и тогда Сашка, пользуясь им как шестом, преодолевал мелководье. Проплыв одной протокой, он повернул в другую, и здесь заросшие верболозом берега как бы раздвинулись, дав место прозрачно-зелёной воде, покрытой ковром из кувшинок.

— Ой, какая прелесть! — Нонна встала во весь рост и повернулась к Сашке. — Как ты узнал?.. Я никогда здесь не была…

Хлопец положил весло и довольно улыбнулся. Путешествие на катамаране не прошло даром, и, едва вернувшись, Сашка снова засел за свой план, вычерчивая на этот раз не только монастырские стены, но и сеть проток, испятнавших пойму. Идея водных исследований захватила его, и первое, что он сделал, это выпросил у Ярки лодку. Потом ещё полдня проторчал возле известной ему ограды, и, когда Нонна согласилась, хлопец чуть не запрыгал от радости.

Похоже, затея с приглашением Нонны на лодочную прогулку явно удалась, и Сашка, уже чуточку бахвалясь, показал план.

— А вот видишь?

Нонна опустилась на скамейку и принялась с интересом рассматривать ярко раскрашенный лист.

— Это что, ты сам рисовал? После того как я тебе про ход рассказала, да? — Нонна хитро посмотрела на Сашку. — Вот, даже пометил.

— А что, — солидно отозвался Сашка, — с картой легче. Кстати, откуда ты узнала, что мы ход ищем?

— А вот узнала! — Нонна скорчила уморительную гримасу и отвернулась. — Ты мне лучше расскажи, как вы туда лазили?

— Да что там! — Сашка махнул рукой. — Раскопали, спустились, прошли немного, а там дальше такой завал, динамитом не прошибёшь.

— Вернулись? — Нонна медленно скрутила план и положила на сиденье.

— Конечно… — Сашка пожал плечами и отвернулся.

— Жаль, — Нонна встала и, перебравшись на нос, удобно устроилась на пологой доске. — Я думала, вы найдете что-нибудь…

— Чего там найдешь? — Сашка пренебрежительно махнул рукой.

— Как чего? Найти можно. Тут многие ищут. Барахольщики. Найдут обгорелую ложку и рады-радёшеньки. — Нонна опустила руку за борт и, лениво брызгаясь, неожиданно спросила: — А ты золото любишь?

— Не знаю… — Сашка пожал плечами. — Не думал.

— А я бы хотела найти много-много золота… — Нонна положила голову на борт и мечтательно сощурилась. — Не денег… Мне денег не надо, а чтоб и серьги были, и кольца, и ожерелье, и всё это надеть…

— Зачем тебе? Ты и так красивая.

— Правда? — Нонна села, испытывающе посмотрела на Сашку и засмеялась. — А золотые сережки хочу!

— Где их возьмешь? — Сашка улыбнулся.

— Там в подземельях есть, — тихо и убеждённо сказала Нонна. — Люди говорят, там внизу сокровищница осталась, полная золота. Только её найти никак не могут, глубоко, наверное. Ты думаешь, вы одни в ходы лазили? — Нонна даже привстала. — Тут много таких. Вон ко мне Лер Олек всё время пристаёт, скажи да скажи…

— Кто это Лер? — удивленно спросил Сашка.

— Есть тут один… кладоискатель, — Нонна презрительно скривилась. — Всё клад найти хочет, лазит везде.

— Слушай, — Сашка взял весло и подогнал лодку. — А почему ты этому Леру про ход не сказала, а мне сказала?

— Потому! Сказала и все. — Нонна бросила на Сашку косой взгляд и отвернулась. — Не люблю, когда только за золотом лезут. Ты разве за золотом лез?

— Я?.. — Сашка оторопел. — Ты что!

— Ну вот. А если бы нашел золото, мне бы сережки подарил?

— Не знаю… — Сашка улыбнулся. — Подарил бы, наверное…

— Вот видишь, потому и сказала! — Она весело рассмеялась. — Греби правее, а то в берег воткнемся.

Сашка энергично заработал веслом, отводя лодку в сторону, и спросил:

— Слушай, я вот всё думаю… Откуда ты про ходы знаешь?

— А я колдунья, из сказки! — Нонна вскинула голову и дерзко посмотрела Сашке в глаза. — Я тебя к самому входу подвела, а ты пройти не смог. Эх ты, рыцарь…

— Чего сразу, рыцарь, рыцарь… — Сашка обиженно фыркнул. — Тоже мне заладили: золото, золото. Есть вещи важнее золота.

— Это какие же? — насмешливо протянула Нонна.

Сашке кстати вспомнился давний разговор с Миреком, когда тот упоминал о картине из музея, и хлопец упрямо мотнул головой.

— А такие! Я знаю, тут до войны картина была дорогущая. Если такую продать, это сколько ж золота получить можно.

— Картина? — несколько растерянно переспросила Нонна и, внимательно посмотрев на Сашку, убеждённо сказала: — Никаких картин в подземельях нет. Там сыро, и ничего такого сохранить нельзя.

— Так я ж не говорю, что там, — сразу стушевался Сашка. — Это я просто так, для примера.

— Ну, если для примера… — как бы нехотя согласилась Нонна. — Вот только какая польза? Ну, найдешь, ну, посмотришь, а дальше что?

— Так картину же продать можно, — загорячился Сашка. — И потом, я не для себя, я для всех!

— Для всех… Смешной. И кому бы ты сейчас ту картину продал?

В голосе Нонны звучала такая явная насмешка, что Сашка чуть было не проговорился. Когда-нибудь эта дерзкая девчонка об этом узнает. Когда-нибудь… Только сейчас, вовремя прикусив язык, Сашка понял, какие тяжелые обязанности накладывает на человека данное слово…

Так и не дождавшись ответа, Нонна оборвала разговор и демонстративно отвернулась. Сашке ничего другого не оставалось, как только с самым независимым видом грести, то и дело поглядывая на план. Уже далеко позади осталась затока кувшинок, но Сашка благодаря своей карте легко ориентировался и благополучно выбрался из водяного лабиринта.

Когда лодка снова оказалась на фарватере, Нонна попросила:

— Подвези меня к лестнице.

Сашке совсем не хотелось ссориться, и он с готовностью, будто и не было никакой размолвки, спросил:

— А что за лестница?

— Монастырская, — Нонна долгим взглядом посмотрела на Сашку, словно определяя, ссориться ли дальше, и, видимо, решив, что не стоит, вполне миролюбиво добавила: — Тут, рядом…

Монастырская лестница, начинаясь от самой воды, поднималась вверх, но никуда не вела. Может, раньше наверху что-то и было, но со временем всё исчезло, и сейчас там густо росли кусты, лишь кое-где прорезанные узкими тропинками, а за ними, чуть выше, торчали стены монастыря.

Сашка вылез на ступени, зацепив лодку, помог Нонне выйти и начал с интересом осматриваться.

— Слушай, а я и не знал про лестницу… — Он вытащил свой план и разложил прямо на ступенях. — Надо пометить…

Сашка принялся ориентировать карту, но ему помешали. Сверху по лестнице кто-то быстро спускался. Сашка поднял голову. К ним подходил высокий парень лет семнадцати. Увидев его, Нонна насмешливо протянула:

— А, Лер Олек, собственной персоной…

Лер остановился и, улыбнувшись Нонне, подозрительно посмотрел на Сашку, возившегося с планом.

— А чего это вы тут делаете?

— Как что? — Нонна показала на лодку. — Путешествуем. Заодно клады ищем, между прочим. Мы ж не такие кладоискатели, как некоторые. Кстати, ты как, нашёл уже свой клад?

— Я бы нашел… Да вот ты не хочешь…

Улыбаясь, Лер так и щупал сузившимися глазами лежавший на ступеньке Сашкин план.

Нонна демонстративно уперла руку в бок и, выставив локоть, заявила:

— Ты всё хочешь, чтоб я тебе ход показала?

Глаза Лера беспокойно забегали, и он сделал неопределенный жест.

— А я не хочу! — Нонна топнула ногой и с неожиданно злой интонацией закончила: — Я вот ему показала. Вон план, видишь!

— Ему? — Лер удивленно-пренебрежительно ткнул пальцем в Сашкину сторону. — А ты как, добре подумала?

— А ты что, своему швагру-полицаю пожалуешься? Попросишь, чтоб план забрал?

— А это мы увидим сейчас, кто кому жаловаться будет. — Глаза Лера злобно сощурились, и он, шагнув на ступеньку ниже, толкнул Сашку плечом. — Слушай ты, фраер, мы пока разойдемся по-хорошему, ты свой планчик тут оставишь, сядешь в лодочку и чтоб я тебя возле Нонки не видел, понял?..

Лер придвинулся ближе, но Сашка ловко подхватил лист и не сворачивая швырнул в лодку.

— Много хочешь, не жирно ли будет…

Договорить Сашка не успел. Молниеносным толчком Лер сбросил хлопца со ступенек в кусты и, выхватив из кармана коричневую деревяшку, злобно прошипел:

— Ну ты, фраер, не гоношись, лезь в лодку, неси план сюда.

В руке Лера звякнула пружинка, и из деревяшки само собой выскочило узкое треугольное лезвие. Ощупью цепляясь за ветки и не сводя глаз с ножа, Сашка медленно отступил назад и, одним прыжком махнув в лодку, схватил весло. И тут Лер, решив, что Сашка просто хочет удрать, совершил ошибку. Он прыгнул вниз и потянул нос лодки на себя. Сашка взмахнул веслом, лодка резко качнулась, и удар окованной жестью лопасти пришелся по толстой ветке.

Лер испуганно отскочил, а Сашка мгновенно выпрыгнул назад на лестницу и замер, перехватив обеими руками весло.

— Отскочь, фраер! — завизжал Лер, тыча ножик перед собой.

— Ну, ну… Бегу, падаю…

Сашка медленно переступил ступеньку, обломанная ударом ветка шлепнулась на воду, и окованный конец весла начал плавно отходить в сторону. Лер отчетливо понимал, что теперь промаха не будет. Десантный ножичек нужного эффекта не произвел и делал безжалостный удар веслом вполне правомерным. Лер поспешно отступил назад и вдруг, спрыгнув на боковую тропинку, отбежал метров на десять. Остановившись на секунду, он повернулся и, прежде чем скрыться за кустами, сдавленно крикнул:

— Зажди, фраер московский, ты меня еще вспомнишь!

Нонна, не проронившая во время стычки ни одного слова, проследила за бесславным отступлением Лера и весело рассмеялась:

— Браво, рыцарь! Конечно, шпага эффектнее, но кому что.

— Что есть, — Сашка смущенно улыбнулся и, повертев в руках весло, бросил его назад в лодку. — Жаль куст подвернулся.

— Не переживай, куста только жалко, — подзадорила Сашку Нонна.

— Слышь, а чего ты с ним так? — Сашка постарался незаметно отряхнуть испачканные при падении брюки. — Полицая какого-то вспомнила. У него что, кто-то в милиции работает?

— Да не в милиции, а в полиции, — Нонна сердито фыркнула. — Родич его при немцах полицаем был. Лер все возле него крутился.

— Тогда правильно, — Сашка вспомнил разговор и спросил: — Он что, вправду клад ищет?

— Да какой там клад… — Нонна махнула рукой. — В Старом городе при немцах гетто еврейское было. Говорят, они золота много спрятали. Будто такие старые подвалы есть, вот Лер туда залезть хочет.

— А почему ты мне ход показала, а не Леру?

— А я люблю отчаянных! — Нонна задорно вскинула голову, улыбнулась и легко побежала вверх по лестнице…

 

3агадка «П-В»

Сашка закончил наносить лестницу на план и положил карандаш. Полюбовавшись на свою работу, он аккуратно сложил лист и отложил в сторону. Теперь можно было заняться и другими делами. Открыв ящик письменного стола, Сашка начал выкладывать свои богатства. Там у него было много всякой всячины, но сегодня его интересовали только электрические фонари.

Фонари вообще пользовались большим спросом, а мальчишки с ними просто не расставались. У каждого мало-мальски уважающего себя хлопца в кармане обязательно болталась металлическая или пластмассовая коробочка с рефлектором под толстым стеклом.

Фонари были всякие — немецкие, американские, французские, итальянские и вообще неизвестно чьи. В своё время они числились в составе военно-табельного имущества, а теперь, начисто потеряв армейскую принадлежность, запросто переходили от владельца к владельцу.

И если взрослые относились к ним чисто утилитарно, ценя главным образом малый вес и долговечность, то мальчишье племя, отнюдь не чуждое моды, подразделяло фонари на офицерские со сменными цветными стёклами, американские в виде буквы «Г» с лампочкой «плюшкой» и, отмечая ещё целый ряд достоинств, в самом конце оставляли простые, годные лишь для освещения дороги в тёмное время.

У Сашки фонари были разные. Было даже два особо ценных с встроенной динамо-машиной. Такие фонари назывались «жучками» и пользовались большим спросом. Вот и сейчас, перебрав свою коллекцию, где были и коричневый офицерский с кнопками переключения стёкол, и американский цвета хаки, с «плюшкой», Сашка отложил один маленький «жучок» в сторону.

Прошлый раз, когда Мирек был у Сашки в гостях, этот «жучок» ему явно приглянулся. Немного подумав, Сашка рассудил, что два «жучка» для коллекции ни к чему, и решительно сунул фонарик в карман. Потом отошёл к тахте и снял висевший на ковре небольшой фотоаппарат в кожаном футляре. Эту игрушку на днях подарил ему отец, и теперь Сашка не разлучался с «кодаком», тем более что к нему удалось раздобыть и плёнку.

Плёнка была двойная, с бумажной подкладкой, на которой печатались номера кадров. Сашка заботливо отёр пыль и, расстегнув футляр, заглянул в окошечко. Там, в красном глазке, отчётливо виднелась цифра «3». Сашка перекинул кожаный ремешок через плечо и, чувствуя себя заправским репортером, отправился в гости к Миреку.

Футляр, болтавшийся сбоку, всё время напоминал о себе и, шагая по улице, Сашка поглядывал из стороны в сторону. Ему хотелось что-нибудь сфотографировать, но как назло ничего достойного по дороге не попадалось.

Так ничего и не увековечив, Сашка свернул уже на бывшую Уланскую, когда до него донеслись нарастающие хлопки запускаемого двигателя. Сашка остановился как вкопанный, сомнений быть не могло. Это снова, после недельного перерыва, на первой послевоенной стройке заработал экскаватор.

Сашка немедленно вернулся в переулок и через минуту оказался на краю внушительного котлована. С другой стороны сердито рычал и гремел весь вымазанный глиной драглайн, ритмично сбрасывавший вниз ковш и со скрежетом выволакивающий наверх очередной кубометр.

Да, это должен был получиться совсем неплохой снимок. Стрела экскаватора, победно задранная над жалкими халупами и пустырями. Сашка начал медленно отходить назад, но зацепился за водосток, оставшийся от разбитого в войну здания и теперь попусту пересекавший тротуар. Хлопец сердито чертыхнулся, и тут у него над ухом кто-то громко рассмеялся. Сашка обернулся и увидел Мирека.

— Ты чего это задом наперёд ходишь?

Мирек стоял, засунув руки в карманы штанов, и улыбался.

— Я к тебе шёл, — миролюбиво ответил Сашка.

— И пришёл сюда?

— Так ты тоже здесь!

— Я другое дело.

— Ты что, золото искать начал? — подпустил шпильку Сашка.

— Не, я на экскаватор смотрю. Это вон кто золото ищет. — и Мирек махнул рукой в сторону отвала, вокруг которого подозрительно суетилась кучка людей.

Как раз в эту минуту человек в широкополой шляпе и приталенном лоснящемся пиджаке проворно юркнул под самый ковш и начал лихорадочно ковырять землю тросточкой. Экскаваторщик высунулся из окошка кабины и послал владельца шляпы подальше. Но тот и сам, увидев всего лишь черепки битой посуды, поспешно отошел в сторону.

— Ну, народ! — Мирек без стеснения показал пальцем на заношенного типа с тросточкой. — Готовы целый день тут торчать.

— А ну их! — Сашка открыл аппарат и похвастался: — Во, видал! Я снимок делать буду! Знаешь, мне корреспондентом стать хочется, а это исторический факт. Первая стройка в городе!

— Ух ты! — Мирек сразу забыл о золотоискателях. — А как?

Сашка важно отцепил рамочку сбоку фотоаппарата и заглянул в неё. Покрутил видоискатель в разные стороны и великодушно предложил приятелю посмотреть тоже.

— Это что, видно, что на карточке получится? — спросил Мирек.

— Ну да, — кивнул Сашка и полез на кучу битого кирпича.

Отсюда получалось лучше. В кадр помещались и драглайн вместе со стрелой, и откос нового котлована, и домики позади машины, а, главное, спины зевак не загораживали объектив. Беззвучно пошевелив губами, Сашка высчитал диафрагму, установил и, наконец, нажал спуск. Аппарат коротко прожужжал, щелкнул, и снимок был готов. Присев на обломок стены и глядя в глазок, Сашка осторожно перевёл кадр.

— Слушай, а ты мне карточку сделаешь? — Мирек сел рядом.

— Конечно, и тебя, и Ярку сниму. Обязательно. Только не здесь. Мы другое какое место найдём. — Сашка застегнул футляр. — Да, хотел спросить тебя. Ты Лера хорошо знаешь?

— Знаю, а что?

— Просто интересуюсь…

Сашка попытался сделать безразличный вид, но Мирек уже насторожился.

— Слушай, а может, это он тебе тот ход показал?

— Нет, не он.

— Это кто же? — Мирек подозрительно глянул на Сашку.

— У него инициалы такие «П-В», — улыбнулся Сашка.

— Что еще за «П-В»? — заинтересовался Мирек.

Вместо ответа Сашка подхватил валявшийся под ногами гвоздь и выцарапал на штукатурке хитрый значок. Мирек поглядел на него и хмыкнул.

— Так это и есть твоё «П-В»?

— Ну да! — Сашка важно кивнул.

— Дурак. Сам ты «П-В». Это значок «нотабене».

— Какое ещё «нотабене»? — не понял Сашка.

— Такое, латинское, — Мирек покачал головой.

— Правда? — Сашка недоверчиво покосился на товарища. — А я думал…

— А ты думал, это её инициалы? — Мирек хитро сощурился. — Только не П-В, а Н-Б. Нонна Бачинская. Так?

— Откуда ты знаешь? — Сашка густо покраснел.

— Я-то знаю, а вот как ты узнал?

— Сама она со мной познакомилась, понял? — огрызнулся Сашка.

— Сама?.. — Мирек даже присвистнул от удивления. — Дела… И про ход она сказала?

— Она. Кто ещё?

— А я чего-то решил, что Лер.

— Ничего твой Лер не знал, понял?

— Лер много знает, — Мирек покачал головой. — Может, больше всех, только не говорит никому. Наоборот, других расспрашивает. Он, между прочим, и про тебя спрашивал, интересовался. Вот я и подумал, что он сказал, а выходит, Нонка…

— Говорят тебе, ничего Лер не знал! — закипятился Сашка.

— Погоди, чего ты?.. Постой, постой, — догадался Мирек, — у тебя что, было с Лером что-то?

— Ну, было, было! — Сашка сердито теребил застежку на футляре фотоаппарата. — С ножом он на меня полез! С десантным…

— С ножом? Ты что? — Мирек не на шутку перепугался. — Ты можешь объяснить толком?

— Чего объяснять? Я в лодке сидел, план рассматривал. А тут Лер подходит и с ножом ко мне, план забрать хотел.

— А ты что?

— А что я? Он с ножиком, я с веслом. Жалко, куст помешал, а то б прибил. Я хотел еще раз дать, а он ходу. То пыжился, чтоб я тебя возле Нонки не видел, а она тут, а он драпать…

— Значит, и Нонка с тобой была? А ей чего надо? — Мирек недоумённо пожал плечами. — Может, из-за дома?

— Какой ещё дом? — Сашка так и взвился. — На лодке мы с ней катались, а Лер увидел, понял?

— Я-то понял… — Мирек вздохнул. — Ну Лер, ладно, он из-за Нонки на кого хочешь полезет, а ты что, не знал, что вы в доме ихнем живёте?

— Бачинского? — переспросил Сашка. — Значит, это Нонкин дом?

— Ну, не совсем. Нонка сейчас с бабкой живёт, а там дядька её жил, в войну пропал… А вы что, разве о доме не говорили?

— Да нет же, я и фамилию её вот только сейчас узнал.

— Странно, а меня она спрашивала, и про дом, и про тебя тоже…

— Стой, стой.. — Сашка схватил Мирека за руку. — Так, значит, это ты ей про меня рассказал?

— Ну я, а что? — Мирек с независимым видом отвернулся.

С минуту приятели посидели на кирпичах, глядя в разные стороны. Потом Мирек, не поворачивая головы, спросил:

— Слышь, а чего ты майору не сказал, что это Нонка ход показала?

— Какая разница? — Сашка пожал плечами. — Случайно ведь тоже могли найти, разве не так?

— Так, не так, — насупился Мирек. — Наверно, надо было сказать…

Сашка опять было надулся, но потом не выдержал и заговорил:

— Слышь, Мирек… Ну не хотел я. Не хотел, чтоб про неё знали. И ты не рассказывай, ладно?.. А я тебе «жучок» подарю.

— Да? — Мирек сразу обиделся. — Как Нонка, так и «жучок», да?

— Не веришь? Вот, смотри. — Сашка вытащил «жучок» из кармана. — Я тебе его нёс!

— Врешь, наверное, — Мирек покосился на фонарь.

— Бери, бери! — Сашка довольно рассмеялся. — Там знаешь как вышло…

Мирек совестился брать «жучок», но всё же соблазн был велик.

— Ты не думай. Я и без фонаря никому не сказал бы…

— А если бы рассказал, то что? — рассердился Сашка. — Бери фонарь! — Он втиснул «жучок» в руку Миреку. — Ну как, рассказывать?

— Рассказывай! — Мирек кивнул и нажал рычаг динамки…

 

Бой в воротной башне

С косогора Старый город был виден почти целиком. Слева, на холме, его четко ограничивал силуэт замка, в центре высились купола костёла и шпиль кирхи, а вправо, постепенно понижаясь, крыши домов как бы тонули в зелени, густо разросшейся по краю поймы.

Когда, слегка подзадержавшись, запыхавшийся Сашка прибежал сюда, Мирек уже удобно расположился на траве и, подпершись кулаком, сосредоточенно жевал стебелек. Увидев спешащего к нему Сашку, он поднял голову.

— Ты чего опаздываешь?

— Ничуть не опаздываю!

Они собирались сегодня забраться в Старый город, чтобы сделать несколько снимков, и Сашка прямо горел от нетерпения.

— А Ярки что, нету ещё?

— Придёт… — лениво отозвался Мирек и, выплюнув травинку, снова положил голову на руки.

— Ну вот, Ярки нет, сам дрыхнешь, а я у тебя опаздываю…

Сашка недовольно запыхтел и, расстегнув футляр фотоаппарата, начал заглядывать в видоискатель. В этот момент сверху послышалось бравурное пение, и над откосом возникла плотная Яркина фигура. Увидев приятелей, он махнул рукой и напрямик скатился по косогору вниз. Не успев шлепнуться на траву, Ярко уже протянул руку к фотоаппарату.

— А ну дай!

Сашка показал ему, куда смотреть, и Ярко, высунув от усердия язык, уставился через глазок на шпиль кирхи, а потом поочередно нацелился на каждую из замковых башен.

— Мирово! — Ярко с сожалением вернул фотоаппарат и щелкнул языком. — Одно плохо!

— Что же? — Сашка начал поворачивать кольцо диафрагмы.

— Тут только фотография получится, — Ярко мечтательно улыбнулся, — а если б можно было бы, как в кино!

— Ишь, чего захотел, — рассмеялся Мирек. — И чтоб ты снимал?

— А что, я б всякое наснимал!

— Ну, например, — не унимался Мирек.

— А вот и например!..

Ярко вскочил на ноги и бросил лукавый взгляд на приятелей.

— Був я якось в городе, дывлюсь, йде соби такий пан, у штанях по коленку, а навстречу ему така пани, — Ярко томно закатил глаза и растопырил руки. — А наш пан, як стоял, так и сел.

— Куда сел? — спросил Мирек.

— На окно, там де «Оптика», — невозмутимо уточнил Ярко и продолжал: — А потом за той пани хвостиком. Вот так… Вот так…

Ярко начал бросаться из стороны в сторону и вдруг довольно точно стал походить на человека, который следит за кем-то, стремясь остаться незамеченным.

— Ну, хватит! — Сашка вскочил. — Видел да, видел?!

— Сашко, ты чего? — Ярко простодушно развел руками.

Он весь был во власти только что разыгранного представления и, видимо, воспринял его, как кусочек фильма собственной работы, а не как насмешку над Сашкиными похождениями.

— Постой, выходит, это что, Сашка и Нонка? — до Мирека только сейчас дошел смысл разыгранной пантомимы.

— Ну да, — подтвердил Ярко.

— Са-ма-а-а познакомилась… — насмешливо протянул Мирек.

— Да, сама! — запальчиво выкрикнул Сашка и покраснел. — А ты, ты!..

— Ну что я? — Мирек сорвал новый стебелёк и встал с травы. — Не пойму я, Сашка, чего ты так. Мне не говорил, а Ярко вон когда тебя видел, а ничего не сказал. А ты, словно петух, ф-р-р да ф-р-р. Ярко тебя обижать не хотел, я тоже, но если ты такой обидчивый, оставайся, а мы пойдём… Ярко, ты как, пойдём?

— Мы ж вроде как город снимать хотели, — растерянно пробормотал Ярко и неуверенно заключил: — Но если так…

— А я что, отказываюсь, да, отказываюсь?! — так и взвился Сашка, но тут же, почувствовав, что делает что-то не так, через силу добавил: — Это вы, вы… Ну и я…

— Ладно, забудем, — Мирек примирительно подтолкнул Сашку к тропинке. — Пошли…

От косогора к замку было недалеко. Только спуститься вниз и, обойдя стороной базар, вдоль крепостного рва, пройти к Старому городу. В самом конце спуска все ещё переживавший Ярко чуть придержал Мирека.

— Сашка, он чего так?.. От того, что не познакомился, или что?..

— Да не шепчи ты! — Мирек перескочил через водомоину и окликнул ушедшего вперед Сашку. — Я расскажу?

— А… рассказывай! — Сашка приостановился и махнул рукой.

— Он, как лодку у тебя брал, — Мирек нарочно говорил громко, так чтоб Сашка хорошо слышал, — Нонку возил кататься, а их Лер увидел и на Сашку с ножом полез.

— Он что, вже зовсим сдурел? — изумился Ярко. — А Сашко что?

— Сашко! — засмеялся Мирек. — Так ты дал Леру веслом или не дал?

Сашка обернулся и, уже не чувствуя никакой неловкости, заулыбался.

— Хотел. Куст помешал. Весло зацепилось. А Лер и драпанул…

— Що, втик? — расплылся в улыбке Ярко. — Так тому шпанюку и треба.

За разговором хлопцы и сами не заметили, как подошли к Въездной башне. Место, куда попала бомба, густо заросло кустами, и там же росло небольшое дерево, мешавшее сделать хороший снимок. После короткого спора было решено лезть наверх, чтобы начать с общей панорамы. С трудом вскарабкавшись по стене, хлопцы перебрались в лестничный колодец и, цепляясь за полуразрушенные ступени, начали подниматься выше. И тут, где-то совсем рядом, кто-то приглушенно запел.

— Лис наш батько, темна ничка маты, крис та шабля…

— Стой, не крутись! — Мирек ткнул Сашку в спину. — Кажется, влипли…

Сначала Сашка не понял Мирекова испуга, мало ли какая компания может засесть в холодке башни, но тут словно в подтверждение того, что здесь не всё чисто, раздались глухие и какие-то осторожные удары. Похоже, там внизу кто-то размеренно и чётко бил по кирпичной кладке металлическим ломиком.

— Що, тикать будем? — Ярко прислушался к ударам и посмотрел на Мирека. — Чи, може, подывимся, кто то башню крушит?

— А откуда тут увидишь? — Мирек оглянулся по сторонам.

— А с той лестницы, от пролома.

— Надо посмотреть. — Мирек жёстко поджал губы. — Пошли.

Ярко вызвался идти первым и, бесшумно перебежав на другую сторону башни, нырнул в стрельчатую арку. Перебегая следом, Сашка протянул под пояс ремешок «кодака», и теперь плоский футляр фотоаппарата без риска разбиться болтался у бедра на манер кобуры «маузера».

На второй лестничной площадке Мирек, перегнувшись через разбитые винтовые ступени, посмотрел вниз и задержал Сашку.

— Дальше пока не надо.

Со своего места Сашка ничего не видел, но из-за разбитых ступеней устроиться рядом с Миреком не мог, и ему оставалось только прислушиваться.

Наконец после ожидания, показавшегося довольно долгим, снизу раздался шорох, и Сашка увидел голову карабкающегося к ним Ярки.

— Они кладку подземного хода рушат. — Ярко уперся руками в стенки винтовой лестницы. — Тикать надо.

— Кто они, знаешь? — Мирек подвинулся, помогая Ярке выбраться.

— Двое вроде Лера приятели, остальных не знаю, большие.

Пока ребята выбирались назад наверх, там внизу что-то изменилось, удары разом смолкли, и послышался какой-то невнятный шум.

Сашка остановился, и в ту же секунду Мирек испуганно схватил его за руку. Следом за ними по лестнице влез незнакомый парень и, отрезая им путь к отступлению, остановился в дверном проёме.

— Попались, фраера. — Парень смачно плюнул и, растирая плевок ногой, закончил: — Лер прислал сказать, чтоб вы ему план отдали.

— А вот это твой Лер видел? — Сашка не удержался и показал парню фигу.

Парень бросился на Сашку, однако Мирек, вывернувшись сбоку, успел садануть его в плечо. Парень отпрянул, но не удержался на битых ступенях и съехал вниз по лестнице.

Сашка с Миреком мгновенно отскочили в нишу и потянули за собой Ярку. Раньше здесь была дверь, ведущая на стену, но после взрыва бомбы остался только косой выступ, нависающий над кустами. Заглянув туда, Ярко увидел, что по обломкам можно спуститься, и, показывая вниз пальцем, крикнул.

— Стена!

Его поняли мгновенно. Мирек схватил с пола кирпич и, заорав:

— Давай, я прикрою! — запустил им прямо в пролом.

Сашка тоже выскочил на груду щебня и швырнул вниз чуть ли не обломок ступеньки.

— Бей!!

Ярко спустился уже до половины и висел над кустами, готовясь прыгнуть. Мирек запустил еще один кирпич и торопливо полез вслед за Яркой. Сашка отступил на самый край и теперь кидал один за двоих. Под градом обломков нападавшие отступили и укрылись за лестничным поворотом.

Неожиданно снизу глухо хлопнул выстрел, и пуля, резко вжикнув, срикошетировала совсем рядом с Сашкиной головой. Мальчишка испуганно замер и только резкий крик вывел его из оцепенения.

— Стрибай, Сашко!.. Стрибай!!

Сашка обернулся. Внизу, в кустах, стоял Ярко и, вцепившись руками в ветви молодого дерева, изо всех сил тянул их в сторону, так, чтоб вершина не мешала Сашке прыгнуть. Раздумывать было некогда. Сашка присел, крепко зажмурился и, прижав фотоаппарат к животу, сиганул вниз на густое переплетение ветвей. Кусты хорошо самортизировали удар, и Сашка не успел ещё толком сообразить, что с ним, как хлопцы, подхватив его под руки, со всех ног помчались прочь от замка.

Остановившись возле кирхи, уже на другом конце Старого города, Мирек едва перевел дух и сердито сказал:

— От, холера им в бок! И как Лер узнал, что мы там…

Ярко сел прямо на тротуарный бордюр и стукнул себя кулаком по голове.

— То я дурной. Я. Я ж через того Зяму на косогор останний прийшов. То ж вин до мене вчепився, куды, да чого… Зяма ж у Лера, як хвист. Мабуть, вин и прослидкував. А як вин прибиг, я ж бачив, воны и заметушились…

— Тогда ясно, как он своих приятелей напустил, — Мирек потер ушибленное колено и сморщился. — Вот чёрт, Сашко откуда скакал и целый, а я на ровном месте треснулся… А ты, Ярко, как?

— Мени ничого, — Ярко сердито засопел и сплюнул на тротуар. — Я им эту пальбу припомню. Мне что Нонка, что план, не посмотрю…

— Слышь, Ярко… — Мирек хорошо знал своего приятеля и не на шутку встревожился. — Ты не лезь туда. Сам говорил, большие там у входа ковырялись. Лер на кладах, считай, помешался, всюду лезет. Чёрт с ним, пускай ковыряется.

— А ты чого такий добрый стал? — Ярко фыркнул. — Вон Сашка веслом отмахивался, тут стрелять почалы, проучить треба.

— Проучить надо, — Мирек согласно кивнул. — Но не сейчас. Посмотрим сначала, что там за компания. У Лера, сам знаешь, дружки всякие могут быть. Так что сам не лезь. Обещаешь?

— Обещаю… — Ярко вздохнул и напомнил приятелям. — Так что, фотографировать-то будем?

— Будем! — решительно сказал молчавший до сих пор Сашка и, освободив ремень, принялся расстёгивать футляр «кодака»…

 

Светлые паруса

Где-то в верховьях шли дожди. Ветер сгонял к горам плотные тучи, и они, превращаясь в потоки ливня, заставляли вздувшиеся горные речки выноситься на равнину неурочьем летнего половодья. Такое Сашка видел впервые. Уровень в реке поднимался, скрывал береговые обрывчики, и на поверхности оставались только островки с зелёными шапками кустов. С обочины шоссе, тянувшегося вдоль еврейского кладбища, открывалась вся речная пойма, превратившаяся в непроходимую сеть широких плёсов, островов и причудливо извивающихся проток. Еще раз скользнув взглядом по всему окоёму, Сашка поправил давивший плечо увесистый тючок и, балансируя торчавшим вперед концом мачты, весело посвистывая, зашагал знакомой дорогой к Ярке.

Днями, ковыряясь на чердаке, он случайно нашёл кусок старого, залежавшегося брезента. Мягкие складки выбелившейся от времени и потерявшей былую жёсткость ткани подтолкнули фантазию, и работа закипала. Целый день Сашка выстругивал мачту, кроил парус и готовил оснастку. Перед глазами у него плыли загадочные каравеллы, кренились на борт испанские галеоны и окутывались пушечным дымом флибустьерские бригантины. В общем, ложась вчера вечером спать, Сашка уже заранее предвкушал все перипетии сегодняшнего путешествия, начавшегося довольно утомительным пешим переходом на Вульку.

Ярко встретил появление нагруженного, как верблюд, приятеля откровенным смехом. Мирек тоже скептически улыбнулся, но Сашка остался непоколебим. Под дружеские смешки он развязал свой тюк и, побросав заготовленные части на траву, решительно полез в лодку.

Первым делом, отмерив от носа примерно треть длины, Сашка прибил четырьмя гвоздями подпятник. Затем сунул мачту в гнездо и, заставив ухмыляющегося Ярку держать её вертикально, прикинул, где закрепить растяжки. Покончив с креплением, Сашка встал ногами на оба борта и, дотянувшись до верхушки мачты, старательно привязал поперечину.

— Ну вот, теперь всё, — он любовно разгладил складки свисавшего вниз паруса и повернулся к товарищам. — Поедем пробовать?

— Давай! — Мирек с готовностью помог Сашке стянуть плоскодонку в воду и тотчас устроился на носу.

Сашка, отступив на пару шагов, раскрыл футляр «кодака», с которым теперь не расставался, и заглянул в видоискатель. В этот момент Рыжик, до этого спокойно сидевший у ног Ярка, сорвался с места и, подняв тучу брызг, заскочил в лодку. Сашка машинально нажал спуск, а Мирек, подхватив щенка на руки, заключил:

— Надо что-то одно брать, или пса, или фотоаппарат, а то он тебе, Сашка, ненароком всю оптику зальёт, — и он посмотрел на Ярку. — Правда?

— Я гадаю, ничого браты не треба, то ж не катамаран, — решил Ярко, свистнул Рыжика и, взяв у Сашки «кодак», заторопился в дом.

Когда Ярко вернулся, хлопцы ещё возились с парусом. Сашка выше подтянул поперечину, и тут лёгкий ветерок заставил мягкий брезент расправиться. Этого дуновения было достаточно, чтобы наполнить парус, но силы сдвинуть неуклюжую плоскодонку ему явно не хватало.

Ярко, скептически поджав губы, сел с рулевым веслом на корме, а Сашка, торопливо угнездившись на средней банке, разобрал шкоты, привязанные к нижним углам паруса, и попросил:

— Подгреби, тут ветер слабый…

Закусив губы, Сашка то подтягивал, то отпускал веревки, ворочал поперечину в разные стороны, и даже встряхивал полотнище, но все было тщетно, слабый ветерок не справлялся, и лодка сама собой плыла по течению.

— Я ж говорил, ни к чему это, — Ярко со стуком положил весло поперек лодки. — Хочь як круты, ничего не выйдет. Поплывэмо як на катамаране.

— Ну да, не выйдет… — растерянно возразил Сашка. — Должно выйти…

— Эй вы, лопухи, кончай гадать! — Мирек вскочил и выглянул из-за края паруса. — Не видите, что ли, обрыв ветер загородил! Давай на плёс греби, там посмотрим…

Мирек оказался прав. Едва только лодка вышла из-под береговой завесы, парус ожил, и Сашка почувствовал, как подрагивают зажатые в кулаке концы. Ветер, набирая силу, начал понемногу кренить плоскодонку. Парус все больше выдувался и уже норовил вырвать из рук шкоты. Веревки ощутимо врезались в ладони, и Сашка, привязав концы к банке, довольно посмотрел на Ярку.

— Ну что, получилось?! А ты говорил, не выйдет…

Невидимый за раздувшимся парусом Мирек громко запел:

— Приятели, живей разворачивай парус!

Ярко с Сашкой дружно подхватили припев, и разухабистая песня команды капитана Сильвера полетела над плёсом, отдаваясь эхом у дальнего обрыва. Ярко взял круче к ветру, и плоскодонка, как настоящий парусник, залихватски накренилась, оставляя за обрубленной кормою глубокий след с длинными расходящимися усами.

Пока пели песню, разохотившийся Ярко взял ещё круче, лодка накренилась больше, и вдруг Мирек, сидевший на носу, весело закричал:

— Капитан, прямо по курсу испанский галеон!

Сашка, согнувшись, заглянул ниже паруса и увидел, как из-за ближайшего островка показался идущий вверх по реке «Некрасов». Пароход как раз начал очередной поворот на фарватере, колеса взбивали густую белую пену, от встречного движения ракурс стремительно менялся, и казалось, что привычно длинный нос парохода смешно укорачивается.

— Право на борт! — скомандовал Мирек. — Право!.. Право!!

Миреку казалось, что Ярко медлит, но тот и без его команды усердно ворочал кормовым веслом, сбивая лодку на другой курс. Однако поворот не удавался. Чуть повернув, лодка набрала полный парус ветра и, упрямо кренясь, шла прямо на соседний маленький островок.

— Да сворачивай же! — Мирек вскочил на ноги и заорал: — Ты что, от волны на берег попёрся?

— Да парус той не дае… — Ярко так заработал веслом, что лодку понесло боком. — Знимай його до бисовой матери!

— Убрать паруса! — дублировал команду Мирек в стиле благородной морской литературы, но Сашка уже и без того лихорадочно отвязывал замотанные на сиденье концы.

Он едва успел отвязать только один узел, и это стало ещё одной ошибкой неопытных мореходов. Освободившийся конец заполоскал в воздухе, поперечина с треском повернулась, и лодка, норовя перевернуться, начала заваливаться на борт.

— Крушение! Спасайся, кто может! — дурашливо закричал Мирек и первым сиганул в воду.

Одновременно длинная волна, поднятая «Некрасовым», догнала их, подкинула корму высоко вверх и бросила накренившуюся до предела лодку в береговые кусты. Ванты не выдержали, мачта с хрустом вырвалась из подпятника, а освободившийся наконец паруса свалился Сашке на голову, не давая ему выбраться. Когда хлопец все-таки освободился, Ярко, успевший спиной кувырнуться в волну, с хохотом отфыркивался, а Мирек от избытка чувств хлопал ладонями по воде и радостно орал:

— Кораблекрушение! Кораблекрушение!! Кораблекрушение!!!

Сашка тотчас вывалился из лодки, и они поплыли вокруг островка, на который их так безжалостно выбросило. С другой стороны нашлось свободное от кустов место, но напрямик пробраться к лодке не удалось. Пришлось снова лезть в воду и, барахтаясь в кустах, сплошь залитых водой, отвязывать обломавшийся рангоут и буксировать плоскодонку кругом островка.

Вытянув лодку на траву, хлопцы взялись осматривать повреждения. В общем, если не считать дюжины царапин и ссадин, всё обошлось благополучно. Даже рангоут пострадал не слишком, так как растяжки просто оторвали наспех прибитые проушины, и теперь из вороха веревок торчали изогнутые концы гвоздей.

Ярко хлопотал вокруг рангоута больше всех. Он заботливо разложил парус на просушку, расправил веревочные концы и, вытащив из-под сиденья инструмент, принялся старательно выравнивать и осаживать назад гвозди проушин. Ходкое путешествие ему явно понравилось, и он сам не заметил, как начал ворчать на Сашку:

— И хто ж так делает, тяп да ляп, надо было гнездо выдолбить.

— А ты капитан, ты и покажи, — польстил Ярке Мирек. — У тебя теперь корабль целый, а ты всё фе да фе…

— Ну уж и корабль… — произведенный в капитаны Ярко зарделся от удовольствия. — Кораблю карту надо и компас.

— Правильно, — Мирек кивнул. — Сашка вон тебе морскую карту нарисует с розой ветров, а я, как при случае на барахолке буду, компас поищу, там чёрта найти можно.

— Как, Сашко, сделаешь карту? — Ярко вопросительно посмотрел на товарища.

— Конечно, сделаю! У меня уже есть, вот только разлив учесть надо. — Сашка привстал и посмотрел кругом. — Эх, и фотография получиться может. Вон какая красота, целое море разлилось…

Он широко развёл руками, как бы приглашая товарищей полюбоваться широким разливом.

— Верно, красиво, — Ярко положил молоток и вздохнул. — Вот бы так сделать, чтоб всегда так было…

— А что, может, и сделают, — Мирек встал рядом с Сашкой. — Вот восстановят всё, заводы построят, а тогда и зону отдыха сделают, с озером, и чтоб остров посередине…

— Э-эх, когда это будет… — Ярко сокрушённо махнул рукой.

— Когда? — Мирек неожиданно посерьёзнел. — Нескоро, наверное. Может, нам и строить придется, как взрослыми станем. Как думаете, хлопцы, построим?

— А что, и построим, — засмеялся Ярко и с треском загнал на место очередной гвоздь. — Только ж на это денег понадобится, уйма.

Сашка высмотрел кусочек сухого песка и, с комфортом расположившись на тёплом пятачке, принялся рассуждать:

— Вот если б клад найти, то тогда всё б скорее получилось. За деньги сколько домов построить можно, не только озеро… — Хлопец вздохнул и, подмигнув Миреку, покосился на Ярку. — Ты как думаешь?

— А я что? — Ярко взялся за поперечину, прикидывая, как лучше приладить её на место. — Я думаю, работать надо, тогда все будет…

— Интересно же… — Сашка задумчиво начал разгребать руками песок. — А ведь и мне Нонка про какой-то клад намекала.

— О, это совсем про другое. Подвинься, весь теплый песок занял. — Мирек дружески отпихнул Сашку, устраиваясь рядом. — Тут по городу давно чутка ходит, ну как бы слух, что в Старом замке клад давний лежит. Мне про него художница, что жила, рассказывала…

— А ты нам расскажи, — оживился Сашка. — Всё равно парус сушить.

— Ладно, — Мирек сел и охватил руками колени. — Она меня в музей водила, шкатулку показывала, что «Августина» играет, помните, на площади играла «Ах мой милый Августин», как в костел лазили?

— Тоже мне клад, — рассмеялся Сашка. — Шкатулка с музыкой.

— Да нет, то к слову. Просто князь здешний, что замок строил, решил королём стать. Собрался в замке съезд. Короли там, князья всякие, чтоб нашего князя королем утвердить. Но чего-то там не вышло, и князь королём не стал. Тогда он вызвал мастера, что замок строил, и говорит: «Я много сокровищ на подарки собрал, но раз так, хочу, чтоб дары эти при мне остались». Тот, ясное дело, тайник сделал, и остались дары эти навсегда лежать в замке.

— Вон оно что, — протянул Сашка. — Теперь ясно, какой клад Лер ищет.

— Он у меня найдёт клад! Дождётся! — зло фыркнул Ярко и с треском загнал на место очередной гвоздь.

 

Потайная дверь

Весёлая морда Рыжика проступала всё чётче. Проявитель ослаб и, чуть подогревая его, Сашка нетерпеливо тёр отпечаток пальцем. В тёмном закутке становилось душно. Но хлопец терпел и ждал, пока проявится изображение. Наконец процесс проявления закончился, и он с удовольствием принялся рассматривать готовую фотографию.

Свою фотолабораторию Сашка оборудовал в маленьком чулане, который раньше служил кладовкой. Он собственноручно сколотил из досок стол, табурет и устроил полочку на стене. Вот только с освещением было паршиво до тех пор, пока Сашка не догадался использовать свой офицерский фонарь. Правда, перед началом работы пришлось вставить новую батарейку, но это было не важно. Зато теперь, делая очередной отпечаток, Сашка сначала освещал фотобумагу, с прижатым к ней негативом, обычным светом, а уже потом, поставив на фонарь красную заслонку, начинал проявлять.

Хлопец уже давно приспособился к полутьме и сейчас в неверном свете фонарика мог разглядеть не только уложенные в закрепитель готовые отпечатки, а ещё и полочку, на которой стояли две банки гипосульфита и лежал запасной пакетик метолгидрохинона.

Сашка сидел в своей лаборатории с самого утра, так что сейчас работа была почти закончена. И хотя последние отпечатки проявлялись долгонько, они тоже вышли неплохо, потому, с удовольствием выбравшись из душного чулана, хлопец побежал промывать фотографии.

Уложив их в ведро, Сашка старательно по очереди выполоскал каждую, а потом, на скорую руку сделав раствор для глянцевания, с полным удовлетворением отвыполненной работы налепил ещё мокрые отпечатки на оконное стекло в гостиной.

Примерно полчаса Сашка наводил порядок в чулане, а когда вышел оттуда и поднялся наверх, увидел, что хорошо прогретые солнечным светом фотографии уже высохли, и, от этого чуть покоробившись, сами по себе попадали на подоконник.

Хлопец не спеша собрал глянцево-блестящие отпечатки, придирчиво их рассмотрел и, не найдя особых изъянов, старательно разложил на три одинаковые кучки проследив, чтоб в каждой был одинаковый комплект фотографий.

После таких трудов Сашка тщательно вымыл руки, завернул каждый комплект фотографий в газету и, оставив один на своём столе, два засунул в карманы. Закончив таким образом домашние дела, Сашка, весело насвистывая, прямиком отправился на Вульку.

Приятели отыскались на берегу речки, где были заняты дооборудованием лодки. После кораблекрушения у острова Ярко уверовал в силу паруса, и теперь они с Миреком ломали голову, каким образом приспособить к их плоскодонке шверт. Постоянный киль не дал бы подойти к берегу, прорезать днище было бессмысленно, а бортовому креплению мешало боковое крыло.

Сашка обратил внимание, что в отличие от его скороспелой работы проушины теперь были сделаны на совесть, а подпятник мачты выглядел как пенёк с отверстием. Даже носовое крепление превратилось в весьма прочный бугшприт, и тогда Сашка, в свою очередь, предложил:

— А зачем шверт делать. Можно и кливер поставить. От носа к мачте.

— Точно, — поддержал Сашку Мирек. — Косым парусом управлять можно.

— Ну, тоди, — Ярко пожевал губами, — заканчиваем. Пошли до мене.

Оказалось, что у себя во дворе Ярко успел соорудить эдакий уголок отдыха. На врытое в землю брёвнышко он приспособил, сделанную из обрезков досок круглую столешницу, а вокруг вкопал ещё четыре столбика покороче, набив на каждый досочку-сиденье.

Пока Сашка с Миреком обсуждали сооружение, Ярко сбегал в дом и разложил перед удивлёнными приятелями угощение: аккуратно нарезанные кусочки сала, лук и свежеиспечённый хлеб. Закончив сервировку объёмистой бутылью с квасом, Ярко пригласил:

— Сидайте, хлопцы. Пидхарчимось трошки.

Ни Сашку, ни Мирека уговаривать не пришлось. Больше того, первым ухватив аппетитный кусочек сала, Мирек поинтересовался:

— Откуда такой харч?

— Дядько в гости приезжал, — Ярко разломил хлеб на три почти одинаковых ломтя и уточнил: — Из Выселок.

— Как они там? — степенно спросил Мирек.

— Вроде теперь всё спокойно, но шум був ещё тот, — фыркнул Ярко. — Однорукого-то, на наших очах пидстрелили.

— А этот однорукий, что и вправду комсомольским секретарём был? — не удержался и задал давно мучивший его вопрос Сашка.

— Правда, — подтвердил Ярко. — Он вроде как с бандеровцами был связан. Через то и лес був полный солдатив. Дядько казав, тогда, как лес прочёсывали, кого-то из лесовиков взяли, вот они и выдали однорукого.

— Ну да, — согласился Сашка. — Помните, как нас тот сержант спрашивал, не видели ли мы кого, а вы про Петровича не сказали…

Мирек и Ярко переглянулись. Сашке показалось, что его приятели чего-то недоговаривают, но Ярко поспешил заверить:

— А хиба Петрович подозрительный? Мы с Миреком его знаем.

И словно нарочно уходя от разговора про Выселки, Ярко, покосясь на «кодак», висевший на плече у Сашки, поинтересовался:

— Как, плёнку ещё не дофотографировал?

— Ага, здесь уже новая, — для убедительности Сашка тряхнул футляром.

— А когда проявишь? — спросил Мирек.

— И напечатаешь когда? — не утерпел Ярко.

— Уже! — и Сашка выложил на стол плотный, аккуратно завёрнутый в газету пакет.

Ярко поспешно снял обёртку и, рассматривая вместе с Миреком фотографии, спросил:

— А нам какие дашь?

— Это все вам, — улыбнулся Сашка.

— Спасибо, — протянул Ярко и посмотрел на Мирека. — Как делить будем?

— Делить не надо, — усмехнулся Сашка и выложил второй пакет. — Я всем поровну напечатал.

— Ух ты!.. — Ярко сгрёб фотографии и заявил: — Я их хранить буду, это ж потом, если посмотреть, как интересно будет.

— Точно, — подтвердил Мирек и, взяв свой пакет, поднялся. — Мне пора.

— Мне тоже, — Сашка вскочил. — Я с тобой…

Наскоро попрощавшись с Яркой, который решил заняться домашними делами, Мирек и Сашка по Киевской направились в центр. Заминка, случившаяся в разговоре про Выселки, не выходила у Сашки из головы и, едва они миновали еврейское кладбище, хлопец вроде как сам с собой рассуждая, начал:

— Слушай, Мирек, я вот всё думаю, если тот комсомольский секретарь был связан с бандеровцами, может, и Петрович, раз он так свободно по лесу ходит, тоже из тех.

— Всё может быть, — Мирек на секунду запнулся. — Тут, я тебе честно скажу, всякое было…

— Но Ярко говорит, Петрович вроде как партизан, — неожиданно начал защищать лесника Сашка.

— Партизаны тут тоже какие хочешь по лесу шастали… — начал было Мирек, но оборвал себя на полуслове.

Однако Сашка уже уловил, что тут что-то не так, и спросил:

— А ты сам, почему не сказал сержанту про Петровича?

— А потому, — жёстко ответил Мирек, — что мы того Петровича не просто видели, а ещё и подвозили. Понял?

— Нет, — закрутил головой Сашка. — Он же твой добрый знакомый, ещё отца твоего знал.

— Вот именно поэтому, — резко отрубил Мирек.

— Ничего не понимаю… — пожал плечами Сашка. — Причём тут твой отец? У тебя же отчим.

— Отчим… — Мирек повернулся к Сашке. — То отчим, а то отец. Не хочу я его никуда впутывать. Ты что, забыл, что в лесу делалось? Обязательно допытываться б стали, что да как. А я что скажу?

— Вон ты про что… — протянул Сашка, наконец-то начавший кое-что понимать.

Какое-то время приятели молча вышагивали улицей, а потом Мирек, уходя от явно неприятной ему темы, спросил:

— А ты сам чего так сорвался? Помог бы Ярке.

— Помочь можно, но, понимаешь, у меня тоже дело. — Сашка слегка придержал болтавшийся на боку «кодак». — Я ведь хочу журналистом стать, и вот что надумал. Пока у нас всё так, наснимать самое интересное и фотоальбом сделать, а потом, лет через пять, когда всё иначе будет, ну, когда всё восстановят, снова сфотографировать и сравнить. Знаешь, какой репортаж выйдет!

— Далеко смотришь. — Мирек удивлённо посмотрел на Сашку и хмыкнул. — Только ты и про сегодняшний день помни. В Старый город, если полезешь, смотри на Лера не нарвись. Он, гад, злопамятный. Если один будет, то ничего, а вот если с кодлой, мой совет: удирай сразу.

— Это знаю, — Сашка кивнул. — Не в первый раз. Там, где я раньше жил, тоже всякой шпаны хватало…

В центре возле памятника-танка хлопцы расстались. Мирек через мост Бена отправился к себе на Уланскую, а Сашка по Ягеллонской прямиком зашагал к Старому городу. По дороге он обдумывал, что и как будет снимать, и вдруг вспомнил про дверцу, вделанную во внешний контрфорс монастырской стены. Сашке казалось, что там наверняка начнут первым делом проводить расчистку зарослей, и, чтобы заснять всё как есть, следовало спешить.

Под эти размышления Сашка добрался до здания бывшей почтовой станции и нырнул в проходной двор. Солнце как раз начало склоняться к западу, и его лучи сейчас самым лучшим образом освещали и мещанские домики-хаты, и видневшуюся дальше монастырскую стену, и густые заросли, выросшие на месте исчезнувшего рва.

Сашка свернул на уже знакомую тропку, быстро добежал до контрфорса и, выбрав удобную позицию, принялся с помощью видоискателя уточнять ракурс. И тут, совсем неожиданно, когда он, уже нацелившись через окошечко «кодака» на кованую дверь, готовился нажать спуск, изнутри послышался чёткий звук отодвигаемого засова.

Хлопец юркнул за ближайшее дерево. Дверь скрипнула, и на тропинку вышел не кто иной, как Лер Олек. В руках он держал большущую книгу, кожаный переплёт которой был украшен золотым тиснением. Воровато оглядевшись, Лер завернул фолиант в газету и, не заметив спрятавшегося в кустах Сашку, по тропке зашагал к проходному двору.

 

Подвальный житель

У Глушецкого въезда на городской площади шумела барахолка. Тут торговали старой рухлядью, брошенной солдатской амуницией и ношеными вещами. Здесь же, как накипь в грязном котле, крутились мелкие жулики, спекулянты, карманники и прочая шушера.

Мирек продрался мимо рядов со всяческим тряпьем в скобяной угол, где на разостланных кусках брезента среди всякой железной мелочи можно было найти всё: от сломанного курка бельгийской двустволки до полевого ремкомлекта с военного «бюсинга».

Мирека интересовал компас. После недолгих поисков на одном из брезентов подходящий компас нашёлся. Большой, плоский, с чёрным бакелитовым корпусом, он выгодно отличался от других цветной вращающейся катушкой. Хозяин мгновенно учуял покупателя и с жаром начал расхваливать свой товар, уверяя, что компас он самолично снял с разбитого «юнкерса», в чём Мирек сильно сомневался, так как у компаса были ушки для продёргивания ремешка. Впрочем, они столковались быстро, и Мирек, отойдя в сторону, начал сосредоточенно проверять, как плавающий в спирту круг с раскрашенными делениями послушно поворачивается, неизменно показывая на купол Крестовоздвиженской церкви.

Мирек так увлекся этим занятием, что не заметил, как к нему подошли сзади и окликнули.

— Ты чего, опять в ход собрался?

Мирек обернулся и увидел ухмыляющуюся рожу Лера Олека. Обычно они избегали разговоров друг с другом, но Лер явно заметил компас, и Мирек нехотя пояснил:

— Не. Нечего там делать. Это я для лодки купил.

— Жаль… — насмешливо протянул Лер. — А я тебе показать хотел.

— Хватит. Ты уже показал, — зло огрызнулся Мирек.

— Ты это о чем? — сощурился Лер.

— О Воротной башне. Ты науськал.

— Ты брось! Не лепи горбатого! — взъерепенился Лер. — Да я!..

— Катись ты отсюда. — Мирек сунул компас в карман и с безразличным видом отвернулся.

— Постой! У меня к тебе дело, — Лер забежал вперед и, воровато оглянувшись по сторонам, перешёл на шёпот. — Человек один хотел тебя видеть. Он про отца твоего всё знает.

— Про отца? — горячая волна ударила Миреку в голову.

— Ну да, про отца. Он бы и сам, ну, тот человек, зашел к вам, да не хочет. Там у вас «совит» живёт. Да ему и не надо. Он тебя видеть хотел. Просил, если я тебя знаю, чтоб привёл…

Мирек не совсем понимал смысл торопливой болтовни Лера. Но он уяснил главное: появился человек, который знал его отца.

— Где он?

— Здесь, — Лер махнул рукой в сторону. — Я знаю, где живёт. Мы соседи с ним. Он, наверное, сейчас дома. Если хочешь, можем пойти…

В первую минуту Мирек насторожился, но, услышав, что человек живёт у себя дома и к нему можно запросто зайти, успокоился.

— Зайти?.. — Мирек как бы приценивался к словам Лера. — А куда?

— Да домой, тут рядом, за церковью, — Лер показал на видневшийся неподалеку шатровый купол.

— Ладно, пошли, — решительно тряхнул головой Мирек и начал вслед за Лером протискиваться через толпу.

Лер не обманул. Они только прошли барахолку и в первом же проходном дворе остановились у спуска в какой-то полуподвальчик.

— Здесь…

Лер заговорщически подмигнул Миреку, осторожно постучал по косяку и надавил кованую ручку. Дверь бесшумно открылась, и Мирек вошёл в затхлую маленькую комнатушку без окон, слабо освещённую керосиновой лампочкой. Тотчас за дощатой перегородкой, отделявшей часть комнатки, послышалась возня, и оттуда вышел человек.

— Что, пришли?

Человек наклонился над лампой, подкручивая фитиль, и тут Мирек узнал Крыжа. Он сразу вспомнил предупреждение Петровича, ноги у него подкосились, и мальчишка сел прямо на ступеньку возле двери, не в силах ни убежать, ни сказать хоть что-нибудь членораздельное.

Между тем Крыж выпрямился и в усилившемся желтоватом свете лампы Мирек увидел, что на хозяине нет кителя с дурацкими пуговицами, да и вообще Крыж имеет другой, вполне приличный вид. Не обращая внимания на растерявшегося Мирека, Крыж повернулся к Леру и заговорил, обращаясь только к нему:

— Спасибо, сосед. Ты мне помог, и я в долгу не останусь. А сейчас иди… Иди, я с сыном своего давнего друга говорить буду…

Бесцеремонно выпроводив Лера за дверь, Крыж сел на ступеньку рядом с оцепеневшим от страха Миреком и тихо сказал:

— Давай помолчим, Мирослав… Помолчим…

В воцарившейся тишине только чуть слышно потрескивал неровно горевший фитиль, распространяя кругом едва уловимый керосиновый чад.

— Пустой он человек, сосед мой… — шелестящим шепотом заговорил наконец Крыж, и Мирек не сразу понял, что он говорит о Лере. — Суетной. Мечется, как все люди в поисках благ, но добрый. Вот тебя ко мне привёл. А я человек Божий, меня мирские дела не трогают, так, последние нити с миром связывают. Вот и ты, видать, думаешь, чего он за мной послал? — Крыж сделал значительную паузу. — А меня давний обет держит. Знали мы с твоим отцом друг друга… Да, знали. Но то дела мирские, тяжкие, то прошлое, а Божьи дела, они душевные, они человеку легкость дают. Ты ведь знаешь, кем твой отец был? — Крыж даже не посмотрел в сторону Мирека, но в его голосе явно послышалась предостерегающая нотка. — А теперь времена другие… Да, другие. Но Божьему человеку до них дела нет. А отец твой земной человек был… Да, земной. И в последний раз уходя, молитвенник мой на счастье взял, а в него письмо записал тайным способом… Да, тайным… А письмо то для тебя было… И обещал я ему, что если будет на всё Божья воля, то взять назад себе тот молитвенник, а письмо то тебе прочесть… Ты хочешь, Мирослав, письмо от отца получить?

Первый раз за всё время Крыж повернулся и внимательно посмотрел на Мирека.

— Хочу… — Мирек облизнул губы.

— Так. — Крыж согласно кивнул. — Хочешь. А дом Бачинского знаешь?

— Знаю… — еле слышно прошептал Мирек.

— Так вот, в том доме камин есть на первом этаже, в нем мой молитвенник лежать должен. Ты решётку на себя потяни с поворотом, она и выйдет, а там крышка откроется, под крышкой он лежать должен. Возьмешь…

— А если молитвенника нету? — неожиданно для самого себя перебил Крыжа Мирек.

— Может, и нет… А на нет и суда нет…

— А если есть, куда принести? — теперь, когда Крыж объяснил свою заинтересованность, Мирек немного успокоился.

— А сюда и принесешь, я здесь живу. — Крыж опять повернулся к Миреку и деловито пояснил: — И не спеши, время терпит…

— Хорошо, я попробую, — Мирек встал.

— С Богом. — Крыж тоже поднялся. — Иди, Мирослав, я помолюсь за тебя.

Крыж повернулся и сгорбившись пошел к себе за перегородку, а Мирек, спиной толкнув дверь, поспешно выбрался из подвала на свежий воздух. Торопливо перебежав захламленный двор, хлопец испуганно огляделся. Но нет, за ним никто не следил. Он был один на кривой, залитой солнцем улочке, и только воробьи что-то искали на мостовой.

Попетляв с час по городу, Мирек окончательно успокоился, и, остановившись у знакомой калитки, он уже знал, как быть дальше…

Сашка радостно встретил товарища, а когда тот вытащил из кармана компас, восторгу хлопца не было предела. Покрутив компас со всех сторон, Сашка положил его на стол и заключил:

— Во, то, что надо!

Однако Миреку сейчас было не до компаса, и он, выждав короткую паузу, постарался сменить направление разговора, спросив:

— Слушай, а как ты ко всяким тайнам относишься?

Сашку об этом не надо было спрашивать. Он немедленно забыл про компас и, следуя за своим ходом мысли, поспешил уточнить:

— Ты что, про клад дознался?

— Нет, — усмехнулся Мирек. — Сокровищ вроде никаких нет, хотя, если честно, то кому как…

— Таки прознал что-то? — Сашка погрозил Миреку пальцем. — Надо мной смеялся, а сам… Ну, говори, где?

— Тут.

— Где тут? — не понял Сашка.

— Ну тут, в твоём доме.

— Да какие тут тайны… — начал было Сашка и вдруг осёкся.

Однако Мирек не заметил растерянности приятеля и, сев на стул, перешёл к рассказу, который сам придумал по дороге.

— Понимаешь, Сашко… — несколько сбивчиво начал Мирек, — я тебе кое-что про своего отца говорил.

— Так это с ним связано? — заметно обрадовался Сашка.

— Да, с ним, — подтвердил Мирек и уже уверенно продолжил: — Он в оккупацию не жил с нами, от немцев прятался, и что и как с ним было, я не знаю и узнать об этом не от кого.

— Понятно… — Сочувствуя Миреку, Сашка немного помолчал и только потом спросил: — Ну а тайна-то в чём?

— Так я и веду к этому, — Мирек преодолел нерешительность и заговорил вполне убедительно: — Встретил меня недавно один человек и сказал, что отец мой в этом доме скрывался.

— Так, может, он тут что-нибудь и оставил? — догадался Сашка.

— Точно, — кивнул Мирек. — Его блокнот с записями тут спрятан.

— Так говори, где! — Сашка аж подпрыгнул на месте.

— Тот человек сказал, что в камине искать надо.

— В камине… — протянул Сашка, и в его интонациях сразу возникла настороженность. — Так там же давно всё сгорело.

После таких слов Сашка наверняка почувствовал опасность и какое-то время размышлял. По всему выходило, что кто-то знающий нарочно сообщил о камине, чтобы таким способом добраться до тайника. Колебания Сашки не укрылись от Мирека, и он сказал:

— Я понимаю, если это для тебя сложно, то не надо. Только ты про это не говори никому.

Но удержать Сашку уже было невозможно, и он, явно приняв какое-то решение, с жаром заверил Мирека:

— Посмотреть можно. Надо только, чтоб дома никого не было.

— Я б тоже хотел бы… — неуверенно попросил Мирек.

— Вместе полезем. Я скажу, когда можно будет, — пообещал Сашка и, сразу переключившись на другое, взял со стола компас.

 

Киносеанс

Этот фильм, присланный сюда «Кинопрокатом», стал для маленького заштатного городка настоящим событием. Чего только не рассказывали про него все, кто его видел, а ещё больше толковали те, кто ещё не успел сходить в недавно открытый кинотеатр.

И конечно же больше всего разговоров было в мальчишеской среде. Так кое-кто даже уверял, будто Марика Рёкк, которая играла там главную роль, снималась полураздетая и, больше того, в одной из сцен сидела просто нагишом в ванной.

Однако главным был вовсе не сюжет, хотя и он вызывал заинтересованность, а то, как всё было снято. Откровенно говоря, такие фильмы мало кто видел, так как это была чрезвычайно редкостная на то время цветная кинокартина.

Впрочем, как это ни удивительно, именно это привлекало Сашку меньше всего, поскольку он ещё раньше уже успел увидеть не один, а целых два цветных фильма. Это были присланные в подарок американские ленты «Багдадский вор» и замечательная диснеевская мультипликация для детей «Бэмби, маленький олень».

И всё равно, наверно, во всём городе не было человека, который так хотел бы посмотреть этот фильм. А всё дело было в том, что именно он стал поводом, чтобы предложить Нонне не просто прогулку, а назначить первое в жизни хлопца настоящее свидание…

К тому же было достаточно и других волнений. Во-первых, как Сашка знал, младших школьников вообще не пускают в просмотровый зал, а, во-вторых, у него не было настоящей уверенности, что Нонна согласится пойти с ним в кино.

Но всё получилось удачно, и сейчас Сашка нетерпеливо топтался напротив прохода к кинотеатру, время от времени поглядывая на большую афишу, где была нарисована улыбающаяся Марика Рёкк в обрамлении многозначительной надписи: «Девушка моей мечты».

Нонна явно опаздывала, и Сашка обеспокоенно косился на зрителей, которые густым потоком шли через узкий проход к входной двери, а потом, вытягивая шею, пытался высмотреть девушку.

Сашка уже начинал побаиваться, что она вообще не придёт, однако в самый последний момент Нонна всё-таки появилась. Сашка ещё издали заметил, как она идёт краешком тротуара, и, увидев, что зрители ещё входят, облегчённо вздохнул. А девушка подошла к хлопцу и как ни в чём не бывало спросила:

— Ну что, уже можно заходить?

Сашка мгновенно проглотил все нарекания, и они вдвоём торопливо прошли к кинотеатру, через уже опустевшее фойе пробежали в зал, чтобы в самый последний момент усесться на свои места, когда на экране уже появился обязательный киножурнал.

Зато фильм, который пустили сразу после «Новостей дня», превзошёл все Сашкины ожидания. Там был и поезд, оставивший Марику Рёкк в чистом поле, и мотоцикл, у которого в самый ответственный момент отлетело колесо, и та самая ванна, а точнее, большая, до краёв заполненная водой бадья.

Но особенно и Сашку, и Нонну, которые, затаив дыхание, следили за событиями на экране, поразил конец фильма. Да такого зрелища, по крайней мере Сашке, ещё не приходилось видеть, и, когда блистательная Марика Рёкк завершила свой танец, хлопец сам того не заметив, сжал ладонь Нонны, а девушка, наверно, испытывая нечто подобное, не убрала руку.

Скорее всего, это пожатие имело непростое значение для них обоих, так как, когда фильм, наконец, кончился и зрители, улыбаясь и переговариваясь, начали выходить из душного зала на свежий воздух, Саша и Нонна шли рядом, крепко держась за руки.

Так вместе, взахлёб пересказывая один другому отдельные эпизоды фильма, они миновали Ягеллонскую, перешли Братский мост, и только тогда Сашка сообразил, что оказался не на Подзамче, а в Старом городе. Хлопец удивлённо выпустил руку Нонны и спросил:

— Разве тебе домой сюда?

Как бы не обратив ни малейшего внимания на его волнение, девушка спокойно ответила:

— А мы вокруг пойдём.

Действительно, если напрямую пересечь Старый город, то можно было выйти на малоприметную дорожку, которая вилась вдоль реки и вела прямо на Подзамче. Вспомнив об этом, Сашка откровенно обрадовался, так как это значило, что Нонна не только согласилась пойти в кино, но и хочет прогуляться именно с ним.

Поднимаясь на маленький холм, где густо сгрудились старые постройки, Сашка с удвоенной энергией в который раз принялся рассказывать, как у мотоцикла отлетело колесо и что из этого вышло. Однако на этот раз Нонна почему-то не поддержала его, а наоборот, поощрительно кивая головой, принялась зачем-то поглядывать вперёд.

Тем временем дорожка вывела их на дамбу, и тут Нонна остановилась.

— Посмотри, как красиво…

Сашка недоумённо огляделся. Его удивило, что раскинувшийся перед ними пойменный луг, который Нонна наверняка видит почти каждый день, так ей нравится, однако хлопец поспешил согласиться:

— Конечно!

Что-то, видимо, проскочило в Сашкином ответе, и Нонна, скорее всего, угадав невысказанный вопрос, сказала:

— Мы раньше в Залисоче жили. Там тоже так было. А ещё папа сад разбил, большой. Деревья выросли, мы урожай собирали, а мне особенно нравились яблоки. Такие «тарахкавки» называются. Там семечки сидят неплотно, яблоко потрясёшь, оно и тарахтит, как погремушка…

— Вон оно что… — протянул Сашка и сказал: — А я думал ты городская.

— Нет, — покачала головой Нонна. — Просто я в войну болеть часто начала, и бабушка меня к себе забрала. Тут же доктора есть.

— Понимаю, — кивнул Сашка и спросил: — А родители в Залисоче живут?

— Нет, — Нонна вздохнула и после паузы как-то отрешённо произнесла: — Их убили.

— Кто, немцы?

— Нет, украинцы. Из соседнего села. Напали ночью и убили. Тогда тут такое творилось…

Сашке уже приходилось кое-что слышать об этом, и он покачал головой.

— Ну да, мы, как приехали, одна тётка, что нам дом убирать помогала, тоже такое рассказывала. Только там вроде поляки на украинцев нападали.

— Всякое было, — Нонна отвернулась.

— Теперь мне ясно, откуда такое в Выселках.

— А ты что, был там? — Нонна инстинктивно взяла Сашку за руку. — Я знаю, там всё ещё бандитов гоняют.

— Ну да, — подтвердил Сашка и пояснил: — Мы к Яркиному дядьке в гости ездили, а там наши войсковую операцию проводили. Лес солдаты прочёсывали.

— И правильно, — Нонна поджала губы. — Так им и надо!

— А ещё, — поспешил сообщить Сашка. — Как мы уезжали, на станции однорукого подстрелили! Говорят, он там у них на леспромхозе комсомольским секретарём был.

— Что, олег? — быстро переспросила Нонна.

— Не знаю, — Сашка пожал плечами. — Имени его не сказали.

— Это не имя, — поправила хлопца Нонна и пояснила: — Это код, сокращённо от олегализированный бандеровец.

— Правда? — изумился Сашка. — А я и не знал.

— Да, — подтвердила Нонна. — Когда Советы второй раз пришли, бандеровцы своих людей в разных местах пооставляли, чтоб те жили как все и всё про вас докладывали.

— Про нас? — изумился Сашка. — А почему про нас?

— Так ты ж совет, да ещё и «восточник».

— Ну да, на что я им… — сдавленно рассмеялся Сашка.

— Ты, может, и нет, — согласилась Нонна и убеждённо добавила: — А вот отец твой, да. Или ты забыл, как к вам в дом ночью лезли?

До этого разговора Сашка как-то никак не связывал ночной налёт с тем, что тут делалось раньше, и сейчас пытался осмыслить услышанное. Беседа прервалась, и Нонна, словно только теперь вспомнив, что надо идти дальше, медленно пошла по дамбе. Сашка на какой-то момент задержался, а потом зашагал тоже и, быстро догнав Нонну, тряхнул головой.

— Ничего у них не выйдет! Я сам видел, наши солдаты каждый куст в лесу осмотрели. И этого однорукого олега тоже выследили!

— Мы все так думаем, — отозвалась Нонна и неожиданно сама взяла Сашку за руку. — А как твоя война с Лером?

— Никак! — задорно ответил Сашка. — Я сам по себе, он сам по себе.

— Что, даже ни разу не встречались? — удивилась Нонна.

— Почему, — пожал плечами Сашка. — Видел его один раз, как он из одной хитрой дверцы вылазил.

— Это какой же? — поинтересовалась Нонна.

— А там, где стена монастыря заросшая, где ещё такие подпоры есть, контрфорсы называются. Так эта дверца в одном контрфорсе сбоку.

— Да? — неожиданно в голосе Ноны послышался странный интерес. — А ты сам что там делал?

— Старый город на фото снимал, для памяти, — быстро пояснил Сашка и закончил: — Смотрю, дверца открывается, а оттуда Лер вылазит.

— Вон как, оттуда, значит… — Нонна внимательно посмотрела на Сашку. — А ты что?

Хлопец на секунду замялся. Признаваться, что он испугался и спрятался, ему не хотелось, и он выбрал среднее.

— Я в кустах был, и Лер меня не заметил.

Явно догадавшись, как оно было, Нонна не стала уточнять, а, наоборот, почему-то заинтересовалась Лером.

— А Лер, он что делал?

— Что? — Сашка поджал губы. — Вылез, завернул в газету книгу такую толстую, старинную и пошёл себе.

— Книгу, говоришь… — переспросила Нонна. — Старинную?

— Ну да, — подтвердил Сашка и махнул рукой. — Да что там книга! Тут, говорят, торгуют ими. Я и сам одного такого «гендляра» знаю!

Сашка с удовольствием повторил услышанное раньше слово и снисходительно посмотрел на Нонну. А она помолчала, внимательно посмотрела на Сашку и как-то безразлично спросила:

— И кто ж это?

— Крыж! — быстро ответил Сашка и, подумав, что Нонна его не знает, пояснил: — Нищий тут такой есть, пуговицы на пиджак нашиты, много.

— Нищий?.. Книги? — засомневалась Нонна.

— Ну да! — с жаром подтвердил Сашка. — Мы с Миреком шли как-то, а этот Крыж навстречу и у него под рукой книга. С печатью, на верёвочке!

— Даже, говоришь, на верёвочке? — Нонна улыбнулась. — Ну и ладно.

Она так посмотрела на хлопца, что у того внутри всё вроде как запело, и он решительно шагнул вперёд, увлёкая девушку за собой.

 

Три патрона

Фраза, вскользь брошенная Нонной, о том, что за его отцом и даже за ним могут следить какие-то олеги, не выходила у Сашки из головы. Тем более что совсем недавно Мирек интересовался тайником в камине, до которого, как знал Сашка, уже хотел добраться ночной визитёр.

Правда, чем больше Сашка об этом думал, тем больше приходил к выводу, что уж кого-кого, а Мирека опасаться совсем не следует. И потом в доме, где сейчас живёт Сашкина семья, раньше жил совсем другой человек, а значит, и камин принадлежит тому самому инженеру Бачинскому, да к тому же, как хлопец уже убедился, тайник, о котором прознал Мирек, пуст.

В общем, все эти размышления в конце концов привели к тому, что в назначенный день, ровно в одиннадцать, как и было договорено, Сашка встретил приятеля у входа, заговорщически подмигнул ему и, на всякий случай осмотревшись, плотно притворил дверь.

Хлопцы прошли в гостиную, и Сашка показал на камин.

— Вот он, другого в доме нет.

Сашка ожидал, что Мирек сразу возьмётся за мраморную доску, с которой он предусмотрительно уже всё снял, но, к его удивлению, гость присел и начал неторопливо вытаскивать из устья камина всё, что туда насовали по летнему времени.

Покончив с очисткой, Мирек двумя руками взялся за каминную решётку и зачем-то начал её дёргать, одновременно стараясь повернуть то в одну, то в другую сторону. Но решётка оставалась на месте, и Мирек растерянно посмотрел на Сашку.

— Не поворачивается…

— А что, она должна так сниматься? — явно сбитый с толку изумлённо спросил Сашка.

— Так, — подтвердил Мирек. — Должна…

И тогда Сашка решился.

— Дай-ка я…

Догадываясь, что именно надо искать, он старательно ощупал снизу стержни решётки. Нащупав что-то похожее на кнопки, Сашка нажал на них, они с трудом подались, решётка повернулась и на удивление легко вышла из кафельной кладки, одновременно вытянув за собой и металлический ящик поддувала.

— Ух ты! — восхищённо воскликнул Мирек и, запустив руку в устье, пояснил: — Тот дядька говорил, что тут крышка есть.

С полминуты Мирек шарил в темноте, прежде чем сообщил:

— Там ещё ручка…

— Так крути или дёргай! — подогнал его сгоравший от нетерпения Сашка.

Мирек дёрнул, в середине что-то лязгнуло, и снизу поднялась довольно толстая металлическая плита. Не в силах удержаться, Сашка втиснулся рядом с Миреком и увидел, что внизу камина открылся совсем другой тайник, на дне которого, образуя правильный треугольник, вертикально стояли три пистолетных патрона.

Хлопцы переглянулись, Мирек протянул руку и уже почти взялся за ближайший патрон, когда Сашка неожиданно остановил его.

— Погоди… Вон там… Видишь?

Глаза хлопцев уже попривыкли к сумраку устья, и они с интересом принялись разглядывать едва различимый след. На дне тайника собрался толстый слой пыли и только между патронами, в самом центре, был заметен тёмный прямоугольник, оставленный каким-то пакетом.

— И правда, что-то было… — Мирек таки не удержался, потрогал патрон, и на пыли осталась полоска следа.

— Оставь, — предостерёг его Сашка. — Пускай так и будет.

— Ну, пускай, — вяло откликнулся Мирек и, севши на пол возле камина, вдруг сказал: — И не взорвались…

— Так огонь же сверху, — заметил Сашка и покрутил головой. — А почему ж пружины не перегрелись?..

— Какие пружины? — не понял Мирек.

Сашка взял лежавшую в стороне каминную решётку, начал крутить её во все стороны, разбираясь в конструкции, и вдруг удивлённо присвистнул:

— А пружин-то и нет. Смотри, — он показал решётку Миреку. — Стерженьки свободно ходят, а если одну сторону приподнять, то решётка на шарнире поворачивается, и её можно вытащить.

— Да, просто, — согласился Мирек и вздохнул.

Сашка отложил решётку, примостился возле Мирека и посмотрел на приятеля. Сейчас он хорошо понимал его состояние и уже собирался сказать, что в этом камине есть ещё один тайник, но, вспомнив предостережение Нонны, прикусил язык. И, чтобы окончательно прояснить ситуацию, дёрнул Мирека за рукав.

— Слушай, а тот, что сказал про тайник… Он сам ничего не хотел?

Мирек удивился Сашкиной догадливости и чуть было не рассказал про Крыжа, но воздержался. Сначала ему захотелось самому во всём разобраться, да к тому же Крыж для себя ничего не просил, и потому Мирек заверил:

— Нет… Сказал только: если есть — то возьмёшь…

— Подожди! — вдруг встрепенулся Сашка. — А может, те патроны письмо?

— Брось, — Мирек показал пальцем на оставшийся след. — Видишь, лежало что-то.

— Верно… — Сашка протянул руку и закрыл крышку. — Ты не бойся, я про это никому не скажу, вот только как Ярко?

— Пока ему говорить не надо, потом… — Мирек снова сокрушённо вздохнул, молча приладил решётку на место и подогнал Сашку: — Давай, приберёмся здесь…

Через десять минут все следы поисков исчезли, и Мирек, пожав на прощание Сашке руку, зашагал тротуаром. На душе у хлопца было паршиво. Он так надеялся найти в камине письмо, что теперь никак не мог собраться с мыслями, и они у него перескакивали с одного на другое.

Мирек так и не решился сказать Сашке, что узнал всё от Крыжа. Какое-то внутреннее предостережение всё время сдерживало хлопца, и, хотя тайник оказался пустым, Мирек подсознательно ощущал, что здесь что-то не так… Уж очень равнодушно Крыж говорил про возможную неудачу, а значит, собственный интерес у него должен был быть…

Мысль Мирека заработала в этом направлении, и только теперь хлопец чётко представил себе те три патрона. А может, Сашка прав, это кто-то неизвестный нарочно поставил их так, треугольником, вместо пакета и, значит, этот знак достоин внимания? Но тогда сам собой напрашивался вывод, что единственным человеком, способным развеять все сомнения, был не кто иной, как Крыж.

А тем временем, несмотря на все опасения, ноги сами несли Мирека в Старый город. Добравшись до уже знакомого проходного двора, хлопец поспешил к полуподвальной двери и нетерпеливо постучал. Из середины долетела непонятная возня, и внезапно всё стихло. Мирек удивлённо прислушался и продолжал ждать.

Однако время шло, но к дверям так никто и не подходил. Тогда Мирек решился и нажал ручку. К его разочарованию дверь оказалась заперта. Мирек прижался ухом к филёнке и вдруг услышал шаги. Хлопец отскочил от двери и неожиданно для себя на верхней ступеньке лестницы увидал Лера.

— И чего б я так громыхал?

Олек стоял, засунув руки в карманы, и его голос явно ничего хорошего не обещал.

— Как чего? — обиделся Мирек. — Жду, пока откроют.

— А нема чего ждать. Выехал сосед оттуда.

— Как выехал? — растерялся Мирек. — А там кто?

— Какая-то бабка, — пожал плечами Олек.

— Так он же сказал сюда, — неуверенно возразил Мирек, но Лер грубо оборвал его:

— Тебе сказали, нету, и не стучи, всё равно не откроют, — пренебрежительно кинул через плечо Лер и пошёл прочь.

Какое-то время Мирек ещё торчал возле дверей, размышляя, куда ему податься. Из проходного двора можно было выйти на две стороны. В одну — через Браму к глухому переулку и другую — узким проходом под стеной дома на оживлённую улицу.

Немного поколебавшись, Мирек выбрал проход и очутился на тротуаре, рядом с которым тарахтели селянские возы, фырчали грузовики да изредка проносились легковушки. Мирек брёл, от нечего делать пиная то окурок, то какой-нибудь камешек.

И именно в тот момент, когда хлопец нацелился на очередного «бычка», он вдруг услышал, как его негромко позвали:

— Мирек…

Хлопец оглянулся, но никого знакомого не увидел. Правда, ему показалось, что в толпе промелькнула фигура Лера, но это был не его голос, и Мирек продолжал недоумённо озираться. Потом он сделал шаг, другой и, углядев приоткрытую дверцу полуподвала, от неожиданности замер на месте. В дверях, прятавшихся за контрфорсом Братской школы, стоял Крыж.

Мирек нерешительно приблизился, и тут Крыж, чуть подавшись вперёд, с заметным нетерпением спросил:

— Ну что, принёс?

— Нет, не принёс…

Глухое раздражение охватило Мирека. Наконец-то хлопец понял, что Крыж был у себя, а затем, чего-то испугавшись, вышел через вторую дверь и, наверное, ещё и послал Лера проверить, кто там стучит. К тому же сейчас Мирек был почти уверен, что Лер следил за ним, пока Крыж прятался здесь, за углом Братской школы.

А Крыж какое-то время молча обдумывал услышанное, а потом, недобро сощурившись, кинул:

— Почему не принёс?..

— Так нет там ничего, только след на пыли. Вот такой, — и Мирек растопыренными пальцами показал примерный размер.

А дальше началось нечто странное. Крыжа словно подменили, глаза его закатились, в уголках обслюнявленного рта появилась пена, он затрясся и вдруг, с неожиданной силой ухватив Мирека за плечи, начал ожесточённо трясти.

— Говори, что там ещё было!.. Говори!..

Наверное, обратись к нему Крыж по-доброму, Мирек сказал бы ему про патроны, но сейчас, вырываясь из цепких рук, он зло выкрикнул:

— Нет там ничего!

И мгновенно произошла перемена. Будто испугавшись Мирекового выкрика, Крыж затанцевал на месте и, бормоча: — Прости, прости, я контуженный… — оторвал от пиджака очередную пуговицу, ткнул её хлопцу и мгновенно скрылся за дверью.

С минуту Мирек стоял перед входом в полуподвал. Потом обошёл контрфорс и, уже шагая по тротуару, в сердцах зашвырнул пуговицу в водосток.

 

Аттракцион

В отличном настроении, мурлыча весёлый мотивчик «Розамунды», Сашка шёл по Ягеллонской. Вышагивая по узкому тротуару, хлопец радовался всему. Он то присматривался к бетонным шестигранникам «шашки Терлецкого», которой была вымощена проезжая часть, то обращал внимание на гофрированные жалюзи, призванные защищать в ночное время лавочки от многочисленного ворья, а временами, заметив что-нибудь интересное, подолгу торчал возле какой-нибудь магазинной витрины.

Точно так же Сашкино внимание привлёк и стук молотков в сопровождении громкой ругани, доносившийся из-за угла ближайшего дома. Там во время войны упала бомба, начисто снеся всё строение, и теперь на том месте, после наскоро сделанной расчистки, образовалась пустая площадка, с парой пересекавших её дорожек.

Сашка быстренько обогнул угловой дом и увидел, что на площадке кипит работа. Бригада из шести или семи человек строила что-то непонятное. Уже собранное ими сооружение напоминало поставленную торчком бочку или здоровенный барабан с поручнями по самому верху.

Сейчас часть рабочих монтировала наружную лестницу, которая начинаясь у самой земли, крепилась прямо к стене, а вторая, большая часть работяг, бегая вдоль поручней и почему-то отчаянно матерясь, натягивала брезентовую крышу.

Однако на будочке кассы, поставленной чуть в стороне от ступенек, выше полукруглого окошечка уже красовалась замечательно яркая афиша, где сообщалось:

Московский цирк. Аттракцион. Гонки по вертикали

Вдобавок под красочной надписью, в самом центре, был изображён мужественный парень в кожаной куртке, с повязкой, закрывающей глаза, который бесстрашно мчался на мотоцикле по вертикальной стене, причём широко раскинув руки, не держа руль, словно собирался заключить в объятия всех зрителей сразу.

Сашка восхищённо разинул рот, сделал пару шагов, подходя ближе, и тут кто-то его окликнул. Хлопец обернулся и, к своему удивлению, увидал только что подошедшего Мирека. Приятели поздоровались, и Мирек, широко улыбаясь, спросил:

— Ты что, тоже успел про цирк узнать?

— Нет, я ничего такого не знал, — ответил Сашка. — Просто шёл себе, а тут, смотрю, строят…

— А мне соседские хлопцы сказали, — пояснил Мирек и, словно оправдывая свою заинтересованность, добавил: — Я уже раньше про такое слышал и вообще мне мотоциклы нравятся…

Однако развить мотоциклетную тему Сашка приятелю не дал. Он неожиданно толкнул Мирека локтем и громко прошептал:

— Смотри…

Мирек повернулся и, зачем-то ухватив Сашку за руку, сдавленно ответил:

— Вижу…

Сейчас оба хлопца напряжённо следили за человеком, который только что вышел на площадку из дальнего проулка. Одет человек был в такой знакомый вытертый пиджак из хлопчатки и ступал чуть косолапо, припадая на одну ногу, да так, что носок армейского сапога цеплял дорожку, каждый раз поднимая немного пыли.

— Так то Петрович… — недоумённо прошептал Мирек, и хлопцы растерянно переглянулись.

Честно говоря, сейчас они просто не знали, как им быть. Удирать или прятаться куда-нибудь было поздно, как поведёт себя сам Петрович, они понятия не имели… Оставалось лишь ждать, куда всё повернётся, и вдруг произошло нечто странное.

Из-за полукруглой деревянной стены балагана спокойно вышли трое малоприметных мужчин и пошли вслед за Петровичем. Какое-то время они спокойненько шагали тропкой, и только расстояние между ними становилось всё меньше и меньше.

Потом, не дойдя каких-то пяти шагов до будочки кассы, мужчины, шедшие сзади, резко рванулись вперёд и двое из них кинулись на Петровича, ловко заламывая ему руки за спину. В тот же момент один из рабочих, монтировавших шатёр, возмущённо выкрикнул сверху:

— Эй, вы чего творите!..

Другие работяги враз зашумели и начали подходить ближе к Петровичу, который отчаянно пытался освободиться, но тут из бокового двора внезапно выбежали двое военных, а за ними из ворот начал выезжать огромный «бьюик» до этого спрятанный за забором.

Увидев военных, рабочие, что вроде бы рвались на помощь, замерли, автомобиль, фырча мотором, проехал мимо них и остановился возле бордюра. Из лимузина вышел офицер, в фуражке с синим околышем, и всё всем стало ясно.

Рабочие, что были на галерее, мгновенно принялись с особым рвением натягивать брезент, немногие зеваки-прохожие так и порскнули в разные стороны, а трое здоровяков в штатском подтащили сопротивляющегося Петровича к «бьюику» и принялись заталкивать в автомобиль.

И вдруг случилось невероятное. Ловкой подсечкой Петрович опрокинул одного штатского, ударом тяжёлого кулака сбил с ног второго и, сильно оттолкнув третьего, рванул в сторону. Всё произошло так быстро, что малоопытные гэбэшники, никак не ожидавшие такого от мужика в возрасте, на какой-то момент растерялись.

Прошло, наверно, секунд десять — пятнадцать, прежде чем офицер у лимузина зло закричал, а штатские вместе с двумя военными, выхватив пистолеты, погнались за Петровичем, который по Ягеллонской прямиком бежал к Братскому мосту.

Преследователи из опасения попасть в прохожих палили в воздух, а «бьюик», взревев мотором, тяжело качнулся и, перевалив через бордюр, начал разворачиваться прямо на мостовой. Офицер, выкрикнув напоследок что-то матерное, запрыгнул в лимузин, и на машине помчался следом, оставив остолбеневших свидетелей так и торчать у балагана.

Только что виденное ошеломило Сашку. В его голове просто не укладывалось, что уже по окончании войны, в самом центре города, среди белого дня, может начаться такая стрельба. Зато Мирек воспринял пальбу на удивление спокойно. Больше того, толкнул локтем замершего рядом Сашку и с криком:

— Бежим, посмотрим! — сорвался с места.

Сашка, ещё толком не соображая, что, собственно, происходит, бросился за ним.

За каких-нибудь три минуты они добежали до Братского моста и тут остановились. На мосту стоял патруль и задерживал пешеходов, а у тех, кто особенно настаивал, тут же проверяли документы. Из Старого города ещё доносились выстрелы, но что там происходит, понять было нельзя.

Хлопцы затоптались на месте, и Мирек вздохнул:

— Ладно, пошли обратно, видишь, оцепление поставили…

— Пошли, — согласился всё ещё не пришедший в себя Сашка, и они молча зашагали назад по Ягеллонской.

Только что, на их глазах, произошла неудачная попытка ареста, и самым невероятным было то, что пытались схватить человека, который сидел рядом с ними, ел вкусный кулеш и так дружески, чуть ли не по-приятельски относился и к Ярке, и к Миреку, и к Сашке.

Понять это казалось невозможным, и, только когда хлопцы, пройдя два квартала, миновали знакомую витрину «Оптики», Сашка спросил:

— Как думаешь, за что его?

— Не знаю, — коротко отозвался Мирек, а потом, с какой-то странно изменившейся интонацией, добавил: — Может, бандеровец…

— Так Ярко ж говорил, он в партизанах был, — возразил Сашка.

— Ну и что? — Мирек пожал плечами. — Бандеровцы тоже были в партизанах.

— Как были? — изумился Сашка. — В партизанах?.. В каких?

— А таких. Украинская партизанка назывались.

— Как же так? — попытался уразуметь Сашка. — У Ярка отец коммунистом был, значит, и партизаны советские, а Петрович там, значит, он тоже…

— И вовсе не значит, — Мирек подозрительно глянул на Сашку. — Мы с Ярком просто в лесу жили. Цивильный лагерь считались. А кто там где, пойди разберись…

— И всё равно… — попытался убедить самого себя Сашка. — Чего бы вдруг Петрович в лесовики подался? Он же лесник, а не куркуль какой-то.

— Тут, я думаю, обстоятельства, — сразу ответил Мирек, а потом подумав, пояснил: — Я хоть и малый был, а помню, тут и перед войной всякие разговоры шли. Тут же много осталось тех, кто в Гражданскую воевал.

— А разве в Гражданскую против большевиков не только царские офицеры дрались? — Сашка недоверчиво посмотрел на Мирека.

— А это уже как сложилось, — вздохнул Мирек и замолчал.

В это время мимо них с рёвом промчался армейский «студебеккер», битком набитый солдатами комендантской роты. Хлопцы остановились, и Мирек, проводив грузовик взглядом, сказал:

— Не иначе, как Старый город прочесать решили.

— Как тот лес под Выселками? — До Сашки только сейчас дошло, насколько всё серьёзно, и он предположил — А может, Петрович тоже «олег».

— «Олег»? — быстро переспросил Мирек. — А ты сам откуда про них знаешь?

— А чего не знать, — фыркнул Сашка. — Про того однорукого на станции тоже потом говорили, что «олег».

— Может, и так… — Мирек задумался и так, погружённый в свои размышления, пошёл дальше.

Сашке, шагавшему следом, вдруг вспомнилось, что Петрович говорил про отца Мирека, и он начал понимать, что тут всё далеко не просто. И, скорее всего, Мирек или и сам не знает толком, что тут к чему, или чего-то недоговаривает.

Сашка с минуту поколебался, но в конце концов всё-таки решился и негромко спросил:

— Мирек, а почему ты всё-таки тогда в Выселках ничего не сказал солдатам, ведь мы Петровича встретили и даже подвозили.

— А ты почему? — жёстко спросил Мирек.

— Так я думал… — начал Сашка, но Мирек оборвал его.

— Так я тоже думал, — и набычившись пошёл дальше по всё так же заполненной людьми Ягеллонской…

 

Важный разговор

Сашка зашёл в дровяной сарай, где пока что хранился инвентарь, подобрал штыковую лопату поострее и, выйдя наружу, посмотрел на давно нуждавшиеся в обрезке фруктовые деревья. Потом вздохнул и по расчищенной недавно им самим садовой дорожке подошёл к гаражу.

Вообще-то возложенные на него родителями обязанности по наведению порядка в саду и чистке дворовых построек хлопец выполнял с ленцой и, как говорится, через пень колоду, однако сегодня дело обстояло совсем иначе.

Напуганная недавней стрельбой, о которой судачил весь город, мать, ожидая пока всё успокоится, запретила Сашке гулять и категорически потребовала привести в порядок гараж. Когда же Сашка обиженно надулся, она хитро подмигнула сыну и «по секрету» сообщила, что отец задумал приобрести автомобиль.

Такая новость враз меняла дело, и сейчас Сашка, остановившись у ворот, решал с чего начать. От времени створки малость подсели, и, ясное дело, первым делом предстояло расчистить въезд. Сашка по-мужицки поплевал на ладони и взялся за лопату.

Сначала всё шло вроде неплохо. Бурьян, крапива и прочая зелень легко счищались, образуя на дорожке, что вела к гаражу, кучу мусора. Однако, когда Сашка попробовал подкопать землю у ворот, оказалось, что раньше там был выложенный кирпичом въезд, и лопата со скрежетом то и дело уходила в сторону.

Тогда Сашка ещё раз сходил в сарай, принёс ломик и работа пошла веселее. Под дорожкой въезда бетонной подушки не оказалось, поэтому лежавшие просто на песке кирпичи легко выворачивались ломиком наружу, и Сашке оставалось только вынимать их руками и складывать под стеной в аккуратный штабель.

Монотонная работа волей-неволей вернула Сашкины мысли к тем самым городским пересудам. Признаться, перестрелка возле аттракциона выбила хлопца из колеи. До этого времени всё было ясно и понятно. Есть наши, и есть враги, и мы победили. Но почему и дальше продолжается стрельба, а и в лесу, и даже в городе, ещё остались бандеровцы, Сашка до конца уяснить не мог. За этими, поглотившими его размышлениями он и сам не заметил, как створки наконец освободились, и хлопец, понатужившись, распахнул ворота.

Сашка заглянул внутрь и присвистнул. Оказалось, что гараж был больше чем наполовину завален обломками всякой рухляди. Всё это предстояло вытащить, разобрать и частью выбросить, а частью, превратив в обычные дрова, снести в сарай. Сашка вздохнул, раскрыл освободившиеся ворота пошире и приступил к делу.

Судя по всему гаражом давно не пользовались, и вообще он служил прежним жильцам чем-то вроде свалки. Впрочем, Сашка справился со всей этой кучей хлама на удивление быстро. Он не стал ничего выносить наружу, а просто-напросто расставил под стенами в относительном порядке дверцы от разбитых шкафов, спинки стульев и какие-то палки.

У задней стены обнаружился слесарный верстак, и он-то заинтересовал Сашку больше всего. Стол, обитый ржавым листом железа, вполне ещё мог сгодиться, тем более что к нему были прикреплены довольно большие тиски. Сашка с трудом вытащил выдвижной ящик. Там было пусто, если не считать пары ржавых гаечных ключей, каких-то винтов с гайками и одной вполне приличной отвёртки.

Сашка задвинул ящик на место и заглянул под стол. Там стоял задвинутый в угол сундучок, и хлопец тут же выволок его оттуда. Замка не было, крышка легко открылась, и Сашка увидел, что сундучок доверху набит всякими железками. Не утерпев, Сашка на скорую руку начал перебирать собранные там шарниры, шпингатеты, ручки, и вдруг сердце его дрогнуло. На самом дне прикрытый железной мелочью лежал странный маленький револьверчик.

Сашка выхватил находку из сундучка, и все деревяшки, железки и верстаки были тут же забыты. Вне всякого сомнения, револьвер был настоящий. С толстым барабаном и коротеньким дулом, он выглядел довольно смешно, но это никакого значения не имело. И хотя сам револьвер был до предела ржавый и, похоже, провалялся всеми забытый в этом сундучке не один год, деревянные щёчки были целы.

Сашка, примеряясь, взял револьвер в руку и только теперь заметил, что у того нет ни скобы, ни спускового крючка. Решив, что оружие сломано, Сашка принялся рассматривать револьвер со всех сторон и вдруг заметил, что никаких следов слома нигде нет. Больше того, в пазу рукоятки со стороны спуска чётко просматривалось нечто похожее на скобу.

Сашка торопливо выдвинул из верстака инструментальный ящик, взял валявшуюся там отвёртку и подцепил ею спрятавшуюся в рукоять скобу. Со скрипом, но скоба вышла из паза и, не желая дальше двигаться из-за ржавчины, так и зависла под барабаном на манер спускового крючка.

Сашка долго смотрел на такой необычный спуск, потом попробовал было нажать на него пальцем и когда тот не поддался, сообразил, что прежде всего надо избавиться от ржавчины. Средство было известное — керосин — и Сашка, спрятав находку подальше, поспешил в дом.

Однако набрать керосина не удалось. Оказалось, что сегодня отец вернулся с работы намного раньше. Ничего не объясняя, он хлопнул полстакана водки, а потом прошёл в гостиную, сел за стол, положил перед собой кулаки и, уставившись в какую-то одну, видимую только ему точку, замер. Мать, понимая, что у отца наверняка неприятности, промолчала, а Сашка, которому сразу вспомнился намёк на покупку автомобиля, не утерпел. Он зашёл в гостиную и, остановившись позади отца, позвал:

— Пап?..

Отец повернулся, тяжело посмотрел на сына и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнёс:

— А, это ты… Ну, садись, поговорим…

Сашка уже понял, что что-то не так, и осторожно спросил:

— А что такое, пап?

— Скажи, сын, — отец в упор посмотрел на Сашку. — За каким чёртом вас понесло в Выселки?

— Так в гости, и рыбы половить, — пробормотал Сашка и, уже оправдываясь, добавил: — Мама же разрешила…

— Мама, — отец негромко хлопнул по столу ладонью. — Ты сказал, вы по узкоколейке едете, а вас же вокруг Чёрного леса понесло, на каком-то катамаране, да ещё ночью.

— Так, пап, мы думали… — Сашка опустил голову.

Отец был прав. Тогда, стремясь получить разрешение, Сашка умолчал, что они поплывут речкой, и теперь не знал, что и сказать. Но отец, к Сашкиному удивлению, не стал его ругать, а только вздохнул.

— Ещё повезло, что застава вас перехватила, а то бы…

Сашка понял, что отец встречался с майором, и начал оправдываться:

— Пап, мы ж не знали, что так будет…

— Не знали… Знать надо. Неспокойно у нас тут, пока. Кстати, кто там с тобой на плоту был?

— Мирек и Ярко. Мы втроём к Яркиному дядьке в гости ездили.

— Так… — Отец помолчал. — Мирослава знаю, сам тебя с ним знакомил, а твой Ярко кто?

— Как кто? — удивился Сашка и, вдруг поняв, что интересует отца, быстро пояснил: — Его дядька на леспромхозе бригадир, а отец коммунистом был, в начале войны погиб, и Ярко в партизанском лагере жил.

— Вон даже, как… — отец покачал головой. — А тут в городе ещё кто?

— Кто?.. — Сашка замялся, но всё же сказал: — Ещё Нонна, девочка…

— Это понятно, — усмехнулся отец. — Имя-то какое, панское. Она-то, как?

— Она? — переспросил Сашка. — Так она про Выселки сама мне сказала: «Скорей бы этих бандитов перестреляли».

— Даже так? — удивился отец. — Она что, полька?

— Да, — Сашка кивнул. — А при чём тут это?

— А при том, хлопче, что в лесу за одно польское слово кончить могут, а про тебя-то уж и речи нет, понял?

В голосе отца прозвучал откровенный страх, и Сашка, сообразив наконец, что к чему, ткнулся к нему в плечо.

— Так ведь обошлось… И я, пап, больше так не буду, честное слово.

— Не будет он, — отец обнял Сашку. — Тут, сын, и не только Чёрный лес есть. Забыл, как к нам ночью лезли?

В голове у Сашки мгновенно прокрутилась и ночная перестрелка, и Петрович, и странный интерес Мирека к камину. Он понял, что сейчас речь идёт уже не о каких-то там мальчишеских тайнах, а о серьёзном деле, и, чуть отстранившись от отца, тихо сказал:

— Пап, ты не сердись, я тут в камин лазил, тайник нашёл.

— Тайник? — голос отца заметно дрогнул, и он как-то странно посмотрел на сына. — Какой ещё тайник?

— Так в камине же. Давай покажу.

Сашка решил не признаваться, что подсмотрел тогда из окна, как отец и майор снимали с камина доску, и сразу взялся за решётку. Отец, явно ожидавший, что Сашка будет ковыряться сверху, удивлённо следил за вознёй сына, а потом, не удержался и спросил:

— Решётку-то зачем дёргать?

— Сейчас…

Сашке никак не удавалось нащупать кнопку, и он замешкался. Наконец она нашлась, стержни повернулись, и решётка, к удивлению отца, никак такого не ожидавшего, вышла наружу. Сашка отложил её в сторону, нащупал ручку, открыл крышку тайника и отступил в сторону.

— Вот, смотри. Я там ничего не трогал.

Отец поспешно встал на колени, заглянул в освободившееся устье и удивлённо присвистнул:

— Ну, дела! — Потом сел прямо на пол и подозрительно посмотрел на Сашку. — Как додумался?

— Так мне, пап, интересно было, я топку чистил, хотел газеты спалить, — на ходу соврал Сашка. — Залез, а там кнопочка, ну и…

— Вот что, сынок, — отец стремительно встал с пола. — Про этот тайник, и тем более про то, что там, никому ни слова.

— Я понял, — заверил отца Сашка и, на какой-то момент вовсе забыв про Мирека, начал сноровисто ставить решётку на место.

ДОГОВОРЁННОСТЬ

То ли случайный, то ли не очень вопрос, заданный Сашкой после побега Петровича, заставил Мирека всерьёз задуматься. Конечно, там, на катамаране, Петрович никаких подозрений не вызывал, да хлопцы и в мыслях ничего подобного не держали.

Для Мирека Петрович, вроде бы знавший его отца, был обыкновенный лесник, продолжающий работать на прежнем месте, но после случившегося на Ягеллонской хлопец как-то сразу осознал, что связи у лесничего могут быть всякие.

Эту мысль, подспудно мелькавшую и раньше, Мирек сейчас воспринял особенно остро. Дело в том, что с 1939 года отец, которого Мирек хорошо помнил, не жил с ними, а на вопросы Мирека мать отвечала очень скупо, больше ссылаясь на незнание.

То, что в их семье всё не так просто, Мирек догадывался, но события, враз навалившиеся с началом войны, заставили личные неурядицы как бы отступить на второй план. А когда город в 41-м захватили немцы, Миреку стало и вовсе не до расспросов.

Немцы уже собирались арестовать его мать, и, если бы не своевременное предупреждение друзей, неизвестно как бы всё сложилось. А когда они с матерью, удрав из города, прятались в семейном лагере, кружным путём пришла весть, что его отец сгинул.

Где-то через год мать встретила другого человека, и отчим, прекрасно относившийся к Миреку, как бы отодвинул образ отца на второй план. Но интерес к отцу у хлопца конечно же не пропал и вот теперь из-за последних событий приобрёл ещё и некий небезопасный оттенок. Этот засевший в голове червячок сомнения искал выхода, требовал действия и, поколебавшись какое-то время, Мирек отправился к Ярке, чтобы рассказать ему о случившемся и, может быть, посоветоваться.

Размышляя обо всём этом, Мирек по Киевской прошёл через город и, только оказавшись возле Яркиного дома, как бы стряхнул на время свои сомнения. Приятеля нигде не было видно, только Рыжик, свободно бегавший по двору, узнав Мирека, радостно запрыгал у его ног. Мирек приласкал щенка и, секунду поколебавшись, без стука открыл дверь.

Без задержки миновав сени, Мирек прошёл в комнату и остановился, чуть было не раскрыв рот от удивления. Стол, обычно стоявший посередине, был придвинут к самому окну, и на нём красовалась некая металлическая конструкция, которая не могла быть не чем иным, как только вытащенным из ящика настоящим радиоприёмником.

Сам деревянный ящик, поблёскивая местами вытертой полировкой, тоже высился чуть сбоку, почему-то поставленный на попа. Рядом, как только теперь заметил Мирек, лежали снятые радиолампы, а главное, под самым окном пускал вверх канифольный дымок включенный электропаяльник.

Самого же хозяина этого богатства нигде не было, и Мирек, давая о себе знать, громко позвал:

— Ярку!.. Ты где?

— Да здесь я, здесь… — долетело из глубины дома, и в комнату, вытирая мокрые руки какой-то тряпкой, ввалился улыбающийся Ярко.

— Ты куда подевался? — спросил, здороваясь с ним, Мирек.

— Руки ходил мыть, грязный он был в середине, чистить пришлось, — и Ярко показал на радиоприемник.

— Ясно… — протянул Мирек и, приглядевшись поближе к загадочным железкам, поинтересовался: — Откуда такой добыл?

— Выменял, — со смехом пояснил Ярко. — На рыбу.

— У кого же это? — Мирек недоверчиво посмотрел на Ярку.

— У меня с утра клевало, — кладя тряпку на стол, принялся объяснять Ярко. — А когда домой шёл, Берека кривого встретил, вот и поменялись.

— Да не ври! — отмахнулся Мирек. — Это ж радиоприёмник! А то рыба.

— Ну да, приёмник, «Телефукен», — подтвердил Ярко. — Только он не работает, и Берек сказал, что аппарат этот у него вообще в сарае валялся.

— Не работает, говоришь? — Мирек скривился. — А паяльник у тебя откуда?

— Тоже Берек дал, на время. Чтоб распаять.

— Зачем распаивать? — удивился Мирек. — Может, его ещё починить можно?

— Нет, — покачал головой Ярко. — Его только на детали пустить можно, чтоб потом чего попроще собрать. Вот, смотри.

Ярко повернул к свету стоявший на столе полированный ящик, и Мирек увидел, что вся центральная панель раздроблена сильным ударом. Ярко же присел к столу и, деловито вооружившись паяльником, спросил:

— Ты по делу или так?

— По делу, — жёстко сказал Мирек и, взяв себе стул, сел рядом. — Ты про стрилянину на Ягеллонской чув?

— А як же… Кругом все болтают…

Ярко взял нагревшийся паяльник и, высунув от усердия язык, начал аккуратно, одну за другой выпаивать мелкие разноцветные детальки.

— А ты знаешь, что то в Петровича стреляли?

— Что? — от неожиданности Ярко чуть не выронил паяльник. — Брешешь?!

— Сам видел. Я был там, у балагана.

— Так… — Ярко отложил паяльник и тихо словно самому себе сказал: — Значит, бандеровец…

Мирек понял, что, похоже, Ярко уже думал об этом и спросил:

— Ты что, догадывался?

— Я видел, — коротко отозвался Ярко и после долгой паузы пояснил: — Мы как с дядькой подводой ехали, лесовиков встретили. Петрович тоже там был, со «шмайсером». Я думал он там специально…

— Сашка говорит, что Петрович «олег», — глухо заметил Мирек.

— А он что, знает уже? — встрепенулся Ярко.

— Знает, — Мирек кивнул. — Мы с ним вместе у балагана были.

— Так… — Ярко забарабанил по столу пальцами. — Знаешь, а хорошо, что мы тогда про Петровича не сказали, что на катамаране…

Слова Ярки напомнили Миреку Сашкин вопрос, и он быстро спросил:

— Почему?

— А потому… — Ярко подумал и медленно пояснил: — Он твоего отца знал, значит, спросить могли. Потом, нас с дядькой в лесу отпустил, не тронул, опять же почему? Тоже вопрос… А что мы с тобой ответить можем?

— Значит… — догадался Мирек.

— Значит, помалкивать нам с тобой надо, в тряпочку. И Сашку попросить, чтоб не болтал.

— Я попробую, — неуверенно пообещал Мирек.

Приятели переглянулись и, понимая, что вопрос с Сашкой сложен, на какое-то время умолкли. Мирек перебирал снятые детальки, а Ярко начал вытягивать из радиоприёмника странную нитку.

Уходя от собственных мыслей, Мирек спросил:

— Это что ещё за хвост?

— А это верньер, чтоб станции ловить.

Ярко показал на гребёнку, к оси которой с одной стороны был прикреплён приличных размеров диск, туго обмотанный этой самой ниткой.

— Как это? — не понял Мирек.

— А вот так, — Ярко крутнул диск, и гребёнка спряталась внутрь таких же, но неподвижных пластинок, образовав компактную решетчатую коробочку.

— Ясно, — вздохнул Мирек и, хотя ничего ему ясно не было, он бросил расспросы про радиоприёмник и вернулся к главному: — Значит, договорились?

— Договорились, — Ярко наконец-то отмотал нитку. — Вот только Сашка…

— А что Сашка? — начал рассуждать вслух Мирек. — Про отца скажет, так лесничий всех лесников знать обязан, а то, что на речке тогда подвозили, так кто ж знал?

— А то, что патрулю не сказали? — напомнил Ярко.

— Да забыли, растерялись, не подумали.

— Годится, — кивнул Ярко, и тут Мирек задал главный, мучивший его всё время вопрос:

— Как думаешь, откуда Петрович про Крыжа узнал, чтоб нас предупредить. И чтоб мы опасались. А то он мне на днях опять встретился и пуговицу всучил.

Мирек вовсе не хотел говорить Ярке о своём более чем близком знакомстве с Крыжом, становившемся теперь даже опасным, а про камин он вообще помалкивал.

— Откуда, откуда… — Ярко хмыкнул. — Да тот Крыж тогда в лесу вместе с Петровичем был, как мы с дядькой ехали.

— Что? — ахнул Мирек. — И ты не сказал?

До Ярки только теперь дошло, как они с Миреком замешаны в эту историю, и он растерянно забормотал:

— Дак, оно… Кто ж думал. — Он покрутил головой. — Смотри, как вышло…

— Да, уж точно вышло… — Мирек сокрушённо вздохнул. — Теперь нам остаётся не проболтаться…

Разговор с Яркой только растревожил Мирека, и, хотя они обо всём вроде как договорились, на обратном пути хлопца мучили всё те же мысли. Даже больше, ведь если раньше Крыж был вроде как в стороне, теперь фигура нищего приобрела зловещий оттенок, и сейчас, возвращаясь от Ярки к себе домой, Мирек ломал голову, как ему быть дальше. Этот Крыж не только совал ему пуговицы, а сумел, пусть обманом, но вовлечь его в свои дела и вольно или невольно превратить и самого Мирека, и Сашку в своих пособников, а значит (это хлопец понимал хорошо), при случае такое может выйти боком…

Заодно Миреку вспомнился и давний разговор с майором, когда он сам указал тому на Крыжа, больше того, проводил к вроде бы явке в парикмахерской. То, что именно там находится бандеровская явка, сейчас Мирек был просто убеждён, и именно это придало ему уверенности.

Какое-то время Мирек решал, не обратиться ли снова к майору и рассказать ему всё как есть, но тогда пришлось бы впутывать Сашку. А уж это могло привести к чему угодно. Подумав малость, Мирек решил о тайнике просто умолчать, мысленно оправдывая себя тем, что он всё равно пуст, и, кроме никому не нужных патронов, там ничего нет.

Правда, дикая выходка Крыжа, когда тот, узнав, что тайник пуст, буквально накинулся на Мирека, подсказывала хлопцу, что тут что-то не так, но страх оказаться замешанным в такую опасную историю был сильнее, и в конце концов Мирек окончательно решил молчать и никому, ничего, ни при каких обстоятельствах не рассказывать…

 

«Велодог»

Курок туго сдвинулся с места, а когда Сашка отпустил палец, сильно ударил по скобе барабана. Значит, боевая пружина была в порядке, и обрадованный хлопец с удвоенной энергией взялся за основательную чистку остальных деталей.

Больше суток револьверчик со снятыми деревянными щёчками рукояти отмокал в керосине, и это дало неплохой результат. Во всяком случае, ржавчина сошла почти на нет, и все сочленения механизма начали двигаться.

Покончив с чисткой, Сашка взялся за смазку. Оружейное масло в доме было. Отец привёз из Германии фирменное ружьё «Зауэр», но пока сходить на охоту у него не получалось, и он только регулярно, раз в неделю, любовно чистил двустволку.

Поэтому Сашке надо было только взять жестяную баночку с двумя стандартными пробками и, опустив тряпочку в масло, тщательно протереть очищенный керосином механизм. После этого, сняв ветошью излишки смазки, Сашка прикрутил на место щёчки и удовлетворённо хмыкнул.

Правда, отсутствие защитной скобы смущало хлопца, и голенастый, с шарниром посередине спусковой крючок странно торчал вперёд из рукояти, но Сашка всё-таки нажал на него. К его удивлению, барабан сам провернулся и курок звонко щёлкнул. Револьвер был в порядке.

Сашка заглянул в каждое гнездо барабана и довольно замурлыкал. Раковин ни в стволе, ни в барабане не просматривалось, а в том, что патроны к револьверу найдутся, Сашка не сомневался: у каждого мало-мальски уважающего себя мальчишки их, причём самых разных, было предостаточно.

Много позже, когда Сашка уже привычно шагал по Киевской, а маленький револьверчик, на удивление удобно угнездившийся в брючном кармане, вроде как дружески похлопывал его по ноге, к хлопцу в первый раз после разговора с отцом начало возвращаться чувство уверенности.

Неприкрытый испуг отца, связанный с Чёрным лесом, должным образом подействовал на Сашку, а память о ночном налёте и вовсе поставила всё на своё место. Но теперь, с револьвером в кармане, Сашка чувствовал себя защищённым и, если надо, готовым дать отпор.

Сейчас хлопец отчётливо уяснил: где-то в городе есть люди, которым известен секрет камина, и, может быть, даже хорошо, что они дознались про пустоту в тайнике. Возможно, наконец их оставят в покое…

В то же время Сашка понимал, это только надежда и может быть всякое. Если отца вдруг не окажется дома, то защищаться придётся именно ему, и внутренне он уже был готов к такому повороту событий. Задержка была за малым, надо достать патроны…

Приятелей Сашка нашёл во дворе. Сидя за столом в импровизированной беседке, Мирек и Ярко увлечённо играли в «Чапаева», щелчками сбивая шашки с доски. Увидев товарища, они переглянулись и с интересом начали к нему присматриваться.

Сашка, предвкушавший демонстрацию болтавшегося у него в кармане револьвера, и впрямь выглядел возбуждённым, отчего Мирек первым делом поинтересовался:

— Ты чего такой встрёпанный?

— А, было дело… — махнул рукой Сашка.

— Из-за чего? — сразу насторожился Мирек.

— Да, батя узнал откуда-то, что мы в Выселки к твоему дядьке кругом Чёрного леса добирались.

— И ты что, ему про Петровича рассказал? — встревожился Ярко.

— Я что, дурной? — Сашка всем видом продемонстрировал понимание ситуации и пояснил: — Отец думал, мы по узкоколейке поедем, а как узнал, что рекой, испугался. Нас же тогда в лесу перехватить могли, ну и…

Мирек с Ярком хмуро посмотрели друг на друга, и Мирек подтвердил:

— Это точно, могли…

— Зато теперь не смогут… Смотрите! — и с самым торжественным видом Сашка выложил на шашечную доску свой револьвер.

— Ух ты!.. Где достал? — восхищённо спросил Мирек.

— В гараже. Хлам всякий разбирал и нашёл. У него только защитная скоба отломана, а так он целый, — торопливо заверил Сашка.

— Отломана, говоришь? — Мирек взял револьвер двумя пальцами и поднял. — Нет, он такой всегда был.

— Как это? — не понял Сашка.

— А так, — спокойно пояснил Мирек. — Это «велодог», специальный пистолет для велосипедистов, чтоб от собак отстреливаться. Я помню, при Польше старшие гимназисты такими хвастались, у кого велосипед был.

— Для велосипедистов?.. От собак? — разочарованно протянул Сашка. — Он что, выходит, ненастоящий?

— Ещё какой настоящий. А что скобы нет, так это специально сделано, чтоб из кармана на ходу одной рукой достать легче было, видишь, спуск в рукоять прячется? — поспешил успокоить товарища Мирек.

— Вон оно что… А я-то думал! — радостно улыбнулся Сашка.

— Кончай балачки травить, — до сих пор спокойно сидевший Ярко встал. — Я пойду, на чердак слажу, у меня там приховано дещо, може и патроны потрибни знайдуться…

Сашка проводил взглядом ушедшего в дом Ярку и повернулся к Миреку.

— Слушай, а ты ему про камин ничего не говорил?

— Ни гу-гу, — заверил его Мирек, однако что-то показалось Сашке подозрительным, и он уточнил:

— А тот человек, что про блокнот сказал, тебе больше ничего не добавил?

— Нет, — покачал головой Мирек. — Он только, когда узнал, что в тайнике пусто, расстроился сильно. Аж дёргаться начал.

— С чего бы это? — удивился Сашка.

— Так он контуженный, знаешь же, как с ними бывает.

Сашка знал, и у него немного отлегло от сердца. Чувствовалось, что Мирек говорит правду, а значит, историю с тайником в камине можно считать вроде как законченной. И всё же Сашка покосился на приятеля.

— Что, и про патроны не сказал?

— А зачем? — с самым безразличным видом пожал плечами Мирек. — Мы ж бумаги искали, а от них только след на пыли.

— Точно, — согласился Сашка и хотел ещё что-то сказать, но, увидев, как из дома, держа в руках какую-то коробку, выходит Ярко, умолк.

Впрочем, едва эта коробка оказалась на столе, Сашка сразу забыл, о чём хотел говорить, потому что всё дно картонки было усыпано самыми разными патронами, а в углу вдобавок теснились и несколько целых пачек, аккуратно завёрнутых в вощёную бумагу.

Сашка начал по очереди пытаться запихнуть в барабан «велодога» тот или иной патрон и, за пять минут перепробовав все, более или мене подходящие по калибру, разочарованно протянул:

— Не подходят…

Нужных и правда не было. Патрон от ТТ входил только пулей, а патрон нагана влезал в гнездо всего на три четверти. Патроны калибра 6,35 Сашка даже не примерял, и так было ясно, что они провалятся из барабана в ствол.

Увидев разочарование товарища, Мирек решил ободрить его и сказал:

— Да не кисни. Это ж старые патроны нужны, а я знаю, у кого такие ещё должны быть. Спрошу.

— Правда? — обрадовался Сашка.

— Правда, — заверил его Мирек. — Только ты этот «велодог» на время мне дай.

— Это зачем? — насторожился Сашка.

— А я на что патроны примерять буду? — рассмеялся Мирек. — На петельку от пуговицы или спичкой мерить?

— А да, — улыбнулся Сашка и, тут же протянув револьвер Миреку, взял одну из вощёных пачек. — А это какие?

— Немецкие, — пряча «велодог» в караман, пояснил Мирек и кивнул Ярке. — Ну ты, колись, зачем тебе столько?

Вместо ответа Ярко хитро прищурился, двумя руками приподнял рубашку, и изумлённые приятели увидели заткнутый за пояс немецкий «парабеллум».

— Откуда он? — ахнул Мирек. — Неужто из отряда?

— Оттуда, — подтвердил Ярко и пояснил: — Я его на карабин сменял.

— А говорил, забрали, — поддел его Мирек.

— Так я за так и отдал, — хмыкнул Ярко. — Это карабин с собой не потаскаешь, а тут, смотри, и не видать ничего.

В доказательство своих слов хлопец опустил рубаху, и теперь под свисающим напуском нельзя было угадать наверняка, есть там оружие или нет.

— Эх ты, и не говорил, — укорил товарища Мирек.

— А чего говорить? — пожал плечами Ярко. — И повода не было.

— Повода, — оживился Мирек. — А пострелять, слабо?

— Чего вдруг слабо. Хотите, сейчас и пойдём.

Ярко сгрёб со стола коробку и потащил в дом, а Сашко и Мирек переглянулись. Они и не ожидали, что всё так здорово обернётся. К тому же место, подходящее для стрельбы, оказалось недалеко, в буераке, метров за восемьсот от Ярковой хаты.

Хлопцы быстро пришли туда и остановились возле испещрённого пулевыми отметинами пня. Видимо, Ярко, а может и не он один, не единожды уже тренировались здесь в стрельбе. На это же указывали и явно принесенные сюда куски кирпичей, частью уже превращённых в щебёнку.

Ярко деловито подобрал с земли подходящую половинку кирпича, установил её стоймя на пень, отошёл ровно на десять шагов и, заявив:

— Отсюда стрелять будем, — начал целиться.

Целился он с минуту, а когда наконец выстрелил, все увидели, как пуля вышибла из трухлявого пня очередную порцию щепок.

— Эх ты, стреляла… — укорил его Мирек. — Дай я…

Мирек забрал у Ярка «парабеллум», встал в картинную позу, заложив левую руку за спину, и почти сразу пальнул. Пуля ушла неизвестно куда, и Ярко, в свою очередь, ехидно хмыкнув, напомнил:

— Теперь Сашкина очередь.

Сашка бестрепетно взял переданный Миреком пистолет и, удивившись, как ловко он ложится в руку, начал ловить кончиком мушки кирпич. То ли хлопец сильно волновался, то ли просто сказалась неопытность стрелка, но «парабеллум» у него вроде как сам выстрелил и к всеобщему удивлению (самого Сашки в первую очередь) половинка, брызнув во все стороны красноватой пылью, разлетелась на куски.

— Ух ты! — оценил Сашкину меткость Ярко и в своё оправдание, не без скрытой зависти, предположил: — Наверно, тебя отец каждый день тренирует.

Отец ещё ни разу не давал сыну выстрелить, но Сашка об этом промолчал. Ему было лестно, что он пусть и случайно, но с первого раза попал в цель. Хлопец радостно улыбнулся, и у него вдруг сама собой возникла уверенность, что всё будет хорошо…

 

Погоня

Сашка бодро выбежал за калитку, вприпрыжку пересёк мостовую и едва выскочил на тротуар, как лицом к лицу столкнулся с Лером. Откуда здесь появился Олек, Сашка не понял. Скорее всего, просто вышел из подъезда углового особнячка.

Остановившись как по команде, они некоторое время в упор глядели друг на друга, а потом Лер неожиданно усмехнулся, сунул руку в карман и вполне дружелюбно сказал:

— Во, везуха, встретились… А ты мне нужен.

— Я… Тебе? — Сашка даже отступил на шаг от удивления.

— Да на кой ты мне… Нонка тебе записку передала. Я мимо шёл, так они уезжают вроде… В общем, держи.

Лер сунул оторопевшему Сашке сложенный вчетверо листок и, пренебрежительно засвистав, пошёл вниз в сторону луга. Сашка растерянно поглядел ему вслед и развернул записку. На обыкновенном, вырванном из школьной тетради в клеточку листе старательно, округлым почерком, было выведено:

Саша!

Мы с бабушкой срочно уезжаем из города. Если получится, переберёмся насовсем в Польшу. Желаю тебе всего хорошего.

Нонна.

Перечитав странную записку ещё раз, Сашка задержал внимание на слове «срочно». А что, если они ещё не уехали и здесь содержится намёк, чтобы он поторопился. Едва эта мысль мелькнула в сознании, как Сашка сорвался с места и со всех ног помчался на Подзамче. В считанные минуты он проскочил центр, махнул у базара через топкую луговину и перевёл дух только в тихом предместье у замкового холма.

Подойдя к нужной калитке, Сашка нерешительно затоптался на месте, потом встал ногой на металлическую плетёнку и, свесившись через ограду, попытался заглянуть внутрь двора. Однако эта уловка ничего не дала. Но едва Сашка спрыгнул назад на тротуар, как его пригвоздил к месту негодующий окрик.

— Ты что это, лайдак, тут на забор вешаешься?

— Я, — Сашка смущённо затеребил штанину. — Я не на забор. Я к Нонне.

Сашка поднял голову. К его удивлению перед ним была та самая старушка, которую он видел возле танкетки в день приезда. Она незаметно подошла сзади и теперь рассматривала мальчишку, совсем как Нонна наклоняя голову то в одну, то в другую сторону.

— Так, значит, это ты Саша… Ну а я бабушка Нонны.

— Бабушка Нонны?.. — Сашка замялся и вдруг, единим духом, выпалил: — Так вы не уехали?!

— Куда уехали? — старушка театрально подняла брови.

— Вот, — Сашка как-то сразу решился и достал письмо. — Читайте.

— Что это? — Старушка развернула записку и пробежала глазами текст. — Молодой человек, кто вручил вам эту цидульку?

— Как кто? — удивился Сашка. — Лер Олек. Говорит, мимо шёл, ему и дали.

— Этот пащёнок стал неприлично шутить… Нонна ничего не писала. Это не её почерк, но в любом случае, я вам благодарна, юноша.

Замок калитки щелкнул, а Сашка так и остался стоять на тротуаре. С минуту он потоптался на месте, потом закусил губы и рысью помчался в обход замка, таким образом, чтобы прямиком выйти к дороге, что вела через мост на заречье.

Мирек был дома. Удобно устроившись в тени большого ореха, он крутил динамку «жучка». Рядом, на врытом в землю садовом столике, в коробке из-под ботинок лежало ещё несколько фонарей. Увидев запыхавшегося Сашку, Мирек перестал жужжать динамкой и спросил:

— Ты чего носишься?

— Дело есть! — Сашка шлёпнулся на скамейку. — Ты для моего револьвера патроны достал?

— Нет ещё, — Мирек внимательно посмотрел на Сашку. — А что такое?

— Такое! Лера проучить надо. Он, гад, мне записку подсунул будто Нонка уезжает. А бабка её говорит, и не думали, это, говорит, шутка неприличная!

— Так ты что, к самой пани Цыбульской бегал? — удивился Мирек.

— При чём тут Цыбульская? — отмахнулся Сашка. — Мне Нонкина бабка сказала! Сама!

— Во дурной! — Мирек отложил «жучок» и усмехнулся. — Ты что, не знаешь, что Цыбульская — это и есть бабка Нонки?

— Да пусть хоть две Цыбульских! — рассердился Сашка. — Тут Лера взгреть надо, чтоб отстал!

— Взгреть, взгреть… — Мирек опять взялся за динамку. — Подумаешь, письмо сунул. Ты его веслом, он тебя письмом, баш на баш…

Случайно получившийся каламбур рассмешил Мирека, он хотел закончить в том же духе, но, увидев над штакетником рыжую Яркину голову, поднялся.

— Во, ещё один друг Лера топает. Он тебя сразу поймет…

Ярко выслушал взволнованный Сашкин рассказ молча. Кажется, этическая сторона истории с письмом его затронула мало, однако сопел Ярко весьма сосредоточенно и ни разу Сашку не перебил. Мирек же, наоборот, едва дождался, пока Сашка умолк и тут же заключил:

— И высокие договаривающиеся стороны пришли к взаимопониманию. Были собраны силы воздействия, приведены части в готовность, двинуты и… Будет всё, как тогда в башне.

— Как в башне не будет… — буркнул Ярко и принялся молча рассматривать фонари.

— А ты что, ясновидец? — игривое настроение никак не покидало Мирека. — Может, и кто стрелял тогда скажешь, потому как, кто бегал, и я помню.

— Может, и скажу, — невозмутимо отозвался Ярко. — Я дознался, это Берек Кривой тогда стрелял, а теперь дрейфит. Приёмник мне дал…

— А-а-а, а ты говорил, рыба, — Мирек укоризненно покачал головой.

— Какая ещё рыба? — не понял Сашка.

— Такая, радиотехническая, — ушёл от ответа Мирек.

— Да ну вас, — отмахнулся Сашка, — всё шутки шутите.

— Какие там шутки, — сердито засопел Ярко. — Пора Леру бубну выбить и за жабры брать. Де там твоя коробка, дай фонарь подыщу, я свой забыл.

Ярко выбрал один из фонарей и, нажав кнопку, примерился, как световой лучик вырывает в густой тени желтоватую полоску. Потом опустил фонарь и спокойно, как уже о решённом деле, сказал:

— Я думаю, сегодня Лер в монастыре бернардинов будет…

— Ясно, — Мирек энергично даванул динамку «жучка», проверяя, горит ли лампочка, и сказал: — Сашко, бери фонарь.

— Зачем? — Мысль бить кого-то с фонарем рассмешила Сашку.

— Зря смеёшься, — остановил его Мирек. — В монастыре переходы тёмные, и окна фанерой забиты. Спрячется в угол — не найдём.

— Понял… — Сашка оборвал смех и, наклонившись к коробке, подобрал себе военный фонарик с ремешком, который тотчас же прицепил за пуговицу.

Мирек быстренько отнес коробку в дом, и вся тройка с самым решительным видом направилась в Старый город.

На монастырском дворе Лера не оказалось. Остановившись на широкой каменной террасе у главного входа, Сашка перегнулся через парапет и заглянул вниз. Отсюда крутые ступеньки вели в запущенный монастырский сад.

— Я за дом загляну, — Сашка перепрыгнул через парапет. — А вы пока вход сторожите…

Мирек хотел тоже спрыгнуть на лестницу, но, заколебавшись, обернулся к Ярке и неожиданно увидел, как у того под напуском рубахи чётко обозначилась рукоять пистолета. Внезапная догадка заставила Мирека вздрогнуть, и он, снизив голос, спросил:

— Что, Берек-кривой ещё что-то говорил?

— А ты как думал? — Ярко пощупал через рубаху «парабеллум». — Я только при Сашке не хотел. Берек сказал, Лер что-то замыслил, а тут письмо это. Лер хвалился, что посчитается с Сашком, а потом уйдёт, понял?

— А письмо про Нонку зачем тогда?

— То точно, письмо тут щось плутае… Так что з Лером говорить треба…

Ярко оборвал себя на полуслове, прислушиваясь к какому-то шуму, возникшему в глубине коридора за входом, и тут по лестнице взбежал запыхавшийся Сашка.

— Нет его, — Сашка наконец перевел дух и махнул на тёмний квадрат коридора. — Там искать надо…

Буквально в эту же минуту из двери вывернулся какой-то мальчонка и попал прямо Ярке в лапы.

— Где Лер? — Ярко тряхнул пацана.

— Он там, с Зямой… — мальчишка хотел помчаться назад, но Ярко ловко перехватил его и пинком спровадил с террасы в траву.

Лер действительно оказалея недалеко. Сидя на широком подоконнике возле маленького окна, он играл в карты со своим партнером. Внезапное появление агрессивной тройки слегка ошеломило игроков, и Зяма — тщедушный пацан с вороватыми глазами — почуяв неладное, сразу вильнул в сторону.

Лер соскочил с подоконника, настороженно посмотрел на Мирека, подозрительно покосился на Сашку и быстро спросил:

— Вы чего это?..

— Ты что, ещё веслом хочешь? — запальчиво крикнул Сашка. — Письмами, гад, разыгрывать начал! Никуда Нонка не едет, дома она, остаётся, понял?!

Лер как-то сразу сник, взгляд его заметался из стороны в сторону и вдруг, неожиданно для всех, он бросился бежать в глубь коридора.

— Стой! — растерянно крикнул Мирек, и Сашка, воспринявший это как сигнал к погоне, включив на бегу фонарь, рванулся вслед за Лером, который нырнул в тёмный, едва различимый провал.

Явно чем-то перепуганный, Лер несся по каким-то глухим переходам и лестницам, но Сашка не отставал от него ни на шаг. Фонарь у него был прекрасный, и Леру, хоть он и метался из стороны в сторону, никак не удавалось скрыться. Мирек же, опасаясь подвоха, стремился подстраховать Сашку и чуть отставал, а замешкавшийся в самом начале погони Ярко вообще бежал последним.

В конце концов Лер завёл их в довольно просторный подвал.

— За мной, ребята! — громко заорал Сашка и, рванувшись вперед, начал обходить Лера сбоку.

Неожиданно в конце подвала вспыхнул яркий луч. Ребята, гнавшиеся за Лером, остановились как вкопанные. Один Лер, с отчаянным криком:

— Це я!.. Це я!! — помчался на огонь.

И вдруг оттуда из темноты раздался треск автоматной очереди, силуэт Лера, пересекавший луч, неестественно переломился, и кто-то там, в глубине, хрипло и страшно рявкнул:

— Стах, филипинку!

Мирек инстинктивно метнулся в сторону от луча и, чтоб как-то предупредить товарищей, особенно вырвавшегося вперед Сашку, заорал:

— Хлопцы, ложись!!!

Филипинка рванула, наполнив подземелье грохотом и визгом полетевшей во все стороны кирпичной мелочи, а затем, словно отвечая гранате, от лестницы гулко выстрелил «парабеллум». Это Ярко, вжавшись под лестничный пролёт и подняв ствол как можно выше, чтоб не задеть своих, слал пулю за пулей в сводчатый потолок подвала. Они рикошетировали поверху в густой пыли, поднятой взрывом, метались лучи фонарей, и тут, откуда-то снизу, прорвался тот же хриплый голос.

— Стаху, взрывай!!

Пол подвала тряхнуло, упругая волна разбросала хлопцев в разные стороны, и они уже не слышали, как над ними с треском рушился потолок, стены заходили ходуном, а плита, на которую упал Сашка, плавно повернулась, и мальчишка провалился куда-то вниз в темноту…

 

Стычка в подземелье

Мирек с трудом приподнял голову. Несколько секунд он никак не мог сообразить, что произошло, потом, осознав всё полностью, машинально протёр рукой глаза и осмотрелся. Разобрав приглушённые голоса и увидев в глубине прыгающий луч фонарика, Мирек сообразил, что его закинуло в подвальную нишу.

Не поднимаясь с пола, Мирек подтянулся к краю и осторожно выглянул. У противоположной стены подвала, изрезанной точно такими же нишами, в мятущемся свете фонарей было видно несколько мужчин, окружавших кого-то, лежавшего на полу. В руках одного из них Мирек успел разглядеть немецкий автомат с торчащим рожкком. Повинуясь властному чувству самосохранения, хлопец съёжился и постарался забиться в самый темный угол.

Затаившись, он в то же время изо всех сил напрягал слух, стараясь разобрать долетавшие до него слова.

— Смотри, Лер, собака, солдат за собой привёл, — совершенно явственно услыхал Мирек.

— За то имеет…

Послышалась какая-то возня.

— Кидай ту падаль, нема чого… Завал як?

— Да вроде добрый…

Миреку было видно, как луч скользнул по обрушившейся стене, потом скакнул в сторону, зацепил краем его нишу и пропал.

— Стаху, пошукать бы, може, е хто…

Фонари погасли совсем, но от услышанной фразы Мирека сразу охватил обессиливающий, липуче-противный страх.

— Некогда… Пока возиться будем, совит очухается…

— Вин точно каже, для эркаэма дыра знайдеться…

— Видходым, Стаху, а то и впрямь как курей позабивають!

— А завал як?

— Все добре, тут не пролизуть…

Последней фразой было:

— Друже Корч, перевирь все ще раз и наз доганяй…

— Гаразд, — откликнулся кто-то невидимый, после чего несколько световых пятен постепенно исчезли, зато одно самое мощное осталось, и в темноте послышались осторожные шаги.

Мирек понял, что неизвестные решили ещё раз осмотреть подвал и, трясясь от страха, забился поглубже в нишу. Хлопец надеялся, что поднятая пыль поможет ему укрыться, однако надежда оказалась призрачной. Свет мощного фонаря ударил прямо в лицо, и Мирек с душой, ушедшей в пятки, обливаясь холодным потом, залепетал:

— Дяденька, не убивайте… Не убивайте, дяденька…

И вдруг чей-то очень знакомый голос, удивлённо произнёс:

— Мирек?.. Ты?

Это было так неожиданно, что хлопец смог лишь сдавленно прошептать:

— Я…

Луч фонаря чуть сдвинулся и, разглядев в его косом свете неизвестно как оказавшегося здесь Петровича, Мирек смог только пробормотать:

— Не убивайте… Пожалуйста…

— Да ты що несёшь, хлопчику, я ж тебе малого на руках носил. — Петрович рывком вытащил Мирека из ниши и, ласково встряхнув за плечи, вовсе уж буднично спросил: — Ты как тут оказался?

— Мы за Лером гнались, — ещё запинаясь от страха, ответил Мирек. — А тут як бахне…

— Ось воно що… — несколько растерянно протянул Петрович и закончил: — Ты смотри… А нам показалось…

— Так и хлопцы здесь где-то, — спохватился Мирек.

— Да стена же от взрыва вниз пошла. Они, наверно, там остались, — стал успокаивать Мирека Петрович и вдруг спросил: — За Лером почему бежали?

— Так это он же Сашку письмо сегодня принёс, будто Цыбульская с Нонкой в Польшу уезжают, а, оказалось, они не едут. И ещё он меня с Крыжом сводил, говорил в камине у Сашка дома от моего отца мне записка есть. Вот мы и хотели…

— Погоди, — остановил Мирека Петрович. — Выходит, это Крыж всё затеял?

— Про письмо не знаю, а про камин Крыж, точно. Он сам мне сказал.

— Эх ты, дурню, дурню… — Петрович приобнял Мирека за плечи. — Я ж тебя предупреждал, держись от Крыжа подальше.

— Так он говорит, отец… — слабо возразил Мирек.

— Какой отец? — сердито фыркнул Петрович. — Не знал он твоего отца вовсе. У этого сукина сына свой интерес, но мы с ним ещё разберёмся…

— А вы отца хорошо знали? — всё ещё не оправившийся от испуга, Мирек доверчиво прижался к боку Петровича.

— Знал и хорошо. Пока скажу тебе одно, с нами был твой отец, с нами. Но об этом как-нибудь потом, а сейчас слушай внимательно. Про меня не говори никому. Не помнишь ничего и всех делов. Бабахнуло, и ты побежал.

— Куда? — машинально спросил Мирек.

— Сюда. Иди за мной. Фонарик-то у тебя есть?

Мирек заглянул в нишу, подобрал выпавший из руки «жучок» и нажал рычаг. Динамка вжикнула, и тонкий лучик осветил Петровича.

— Годится, — кивнул Петрович и, сделав знак Миреку, быстро пошёл по коридору.

Мирек заспешил следом и сам не заметил, как они оба оказались возле малоприметного провала.

— Лезь сюда, — Петрович своим фонарём осветил приличных размеров дыру. — Спустишься, там коридор. Он тебя выведет к колодцу. Знаешь где?

— Знаю, — Мирек ужом скользнул в дырку и уже стоя внизу, отозвался: — Всё, я спустился!

— Ну то дуй! И хай щастыть тоби! — отозвался Петрович, и Мирек со всех ног помчался коридором.

Но не успел он пробежать и сотни шагов, как перед его глазами внезапно вспыхнули три или четыре сильных фонаря и кто-то невидимый грозно крикнул:

— Стой!.. Бросай оружие!

От неожиданности Мирек уронил «жучок» и замер на месте. Сразу же в световом конусе возникла мощная фигура, и вооружённый солдат остановился рядом с хлопцем. Солдат сделал попытку обыскать задержанного, но неожиданно опустил руки и удивлённо прогудел:

— Ты смотри… Это ж мальчишка…

За световым кругом послышался смех, и через минуту хлопца со всех сторон окружили солдаты. Они откровенно радовались такой встрече, но кто-то старший, погоны которого Мирек не мог рассмотреть в темноте, приказал:

— А ну, кончай базар! По местам. А хлопца к майору!

Миреку дружески дали по шее и завели в какой-то боковой ход. Там в углу, завешенном плащ-палаткой, сидел офицер и что-то читал в своем блокноте. Увидев Мирека в сопровождении солдата, он разозлился.

— Я ж приказал сюда не лазить! — похоже майор хотел выматериться, но сдержался и спросил: — Остальные где?

— Не знаю… Там как бабахнуло…

— Так ты оттуда? — спохватился майор. — Как ты туда попал?

— Мы втроём за Лером гнались, а там…

— Погоди, — майор поднялся. — Откуда гнались?

— Из монастыря. Лер от нас в подвале спрятался, мы за ним, а оно бахнуло. Я очухался, гляжу хлопцы за стеной остались, я и побежал…

— Ясно, — майор обратился к солдату и приказал: — Передай лейтенанту, что между монастырями есть ход. Я с хлопцем иду наверх. Там разберусь. Засаду не снимать!

Как показалось Миреку, майор повёл его совсем в другую сторону. Куда они шли, хлопец не знал и от пережитого страха, сам того не заметив, шёл, держась одной рукой за пояс майора, а другой подсвечивая себе «жучком». Внезапно где-то сзади послышался зловещий гул, и взрывная волна, пройдя по коридору, бросила их обоих на пол.

Едва придя в себя, Мирек поспешно нажал рычаг динамки, но майор, вдруг погасив свой фонарь, перехватил руку хлопца.

— Не жужжи, тихо…

Мирек притаился и почти сразу услыхал осторожные шаги. Кто-то невидимый в темноте шёл прямо на них. Вот неизвестный приблизился, вот он совсем рядом, и Мирек почувствовал, как напряглось тело лежавшего майора. Потом стремительный рывок, короткий вскрик, и в следующий момент голос майора резко приказал:

— Мирек, свети моим!

Хлопец ощутил, как ему в руку ткнули фонарь, наощупь отыскал кнопку, нажал, и увидел, что майор, сидя на ком-то верхом, машет ему:

— Ремень свой давай!.. Быстро!

Мирек послушно вытянул ремень из штанов и передал майору. Тот, заломив неизвестному руки за спину, крепко связал их и, наскоро обыскав задержанного, сказал:

— Сейчас очухается… — Майор явно хотел ещё что-то добавить, но тут связанный замычал и, дёрнувшись, повернулся лицом вверх.

Какое-то время Мирек всматривался в его лицо и, наконец узнав, испуганно вскрикнул:

— Так это же Крыж!

— Он самый и есть! — подтвердил майор и оборвал себя на полуслове.

Крыж, выгибаясь дугой, скрёб пол каблуками и, упираясь в стену, пытался подняться. Попав в световой луч, он не зажмурился, а стал не мигая смотреть прямо перед собой. Глаза его были злые, но совсем нормальные, только осталась косинка, но и она как будто стала меньше.

Майор опустился на корточки, ствол пистолета высветился, и чёрный зрачок ствола уставился Крыжу в лоб.

— Ну что, твоё преподобие… — дуло пистолета вздрогнуло, и тень от мушки угрожающе качнулась из стороны в сторону. — Поговорим?

Что-то в лице Крыжа неуловимо изменилось, взгляд, бывший до этого неподвижным, ожил, и зрачки сдвинулись, не отрываясь от чёрной точки дула.

— Так… — майор удовлетворенно хмыкнул. — Значит, поговорим.

— Не здесь! — Крыж дёрнулся, словно пытаясь отползти в сторону.

— Здесь и сейчас, — майор упёр ствол ТТ прямо в лоб Крыжа. — Или говорим, или по счёту три стреляю. Раз… Два…

Закончить счёт майор не успел. Крыж рванулся и перепуганно заорал:

— Нельзя тут оставаться!.. Нельзя!

— Почему? — майор отвёл пистолет чуть в сторону.

— Только не стреляйте! — в глазах Крыжа засветился откровенный страх. — Взорвётся сейчас! Бежать надо! Я знаю куда!

— Куда? К твоим дружкам? — майор зло ткнул пистолетом Крыжу в лоб, и у того на коже появился круглый отпечаток.

— Нет… Нет! — затрепыхался Крыж. — Там никого нет, я не вру…

— Ладно, — майор убрал ТТ, вытянул из штанов Крыжа ремень и, захлестнув им уже связанные руки пленника, приказал: — Веди!

Они прошли несколько поворотов, и вдруг темнота впереди исчезла. Ещё немного, и Крыж вывел их в конец глухого коридора, где из полуоткрытой двери какого-то помещения лился неожиданно широкий поток света. Именно туда и завёл Крыж майора с неотступно следовавшим за ними Миреком.

Они оказались в маленькой белёной комнатке, заставленной сборной мебелью, где выделялась только стоявшая у стены кровать. Мирек ещё обратил внимание на обычную электрическую лампочку, освещавшую комнату, шнур от которой уходил куда-то вверх, как вдруг где-то там, позади, оглушительно грохнуло, дверь с треском захлопнулась, а Крыж, задирая голову и широко разевая внезапно заслюнившийся рот, дико захохотал…

 

Монастырская лестница

Взрывная волна отбросила Ярку назад в лестничный проем. Дверной выступ, за который он успел спрятаться, уцелел, и это спасло его, но все же встряска оказалась весьма основательной, и хлопец не сразу пришел в себя. Первое, что Ярко увидел, был луч карманного фонарика, лежавшего на полу и светившего вверх. Густое пыльное облако, поднятое взрывом, медленно клубилось и оседало в хорошо видимом световом конусе.

Ярко приподнялся, с трудом дотянулся до фонаря и посветил кругом, пытаясь найти выпавший из руки «парабеллум». Присмотревшись, он разглядел кончик вороненого ствола, торчавший среди обрушившихся камней свода. Ярко быстро разворотил обломки, белёсые от известки, и сокрушенно присвистнул. Похоже, пистолет падал с откинутым назад затыльником и острые грани булыжника словно специально изуродовали затвор. Ярко с трудом выцарапал обойму из рукоятки и, убедившись, что она пуста, со злостью отшвырнул её в сторону. Выходит, в горячке он расстрелял все патроны, и теперь от пистолета так и так толку не было.

Отправленный вслед за обоймой, «парабеллум» глухо звякнул, и Ярко почувствовал, как заполнявшая уши ватная тишина отступила, оставив после себя только легкий металлический звон. Собравшись с силами, он медленно встал на ноги и, светя прямо перед собой, полез через завал.

Толстая кирпичная стена продавила свод и плотно перегородила подвал. В оставшемся незаваленным закутке ни Мирека, ни Сашки не было. Яркина голова работала ещё плохо, но всё же он понял, что ничего сделать не сможет. Оставалось одно, как можно скорее выбираться обратно и звать на помощь.

Ярко перебрался на лестницу и долго путался в незнакомых переходах прежде чем где-то сбоку не забрезжил свет. Ещё немного, и хлопец очутился возле окна, забитого ржавым листом кровельного железа. Ярко вцепился в край листа, поднатужился и, с трудом отогнув угол, выставил голову наружу.

К его крайнему удивлению, перед ним, по ту сторону площади, торчала Въездная башня замка, а до земли было всего каких-то полтора метра. Выходит, сами того не замечая, увлеченные погоней преследователи не только спустились глубоко под землю, но и какими-то скрытыми переходами добрались до костёла.

Прямо на площади с ревом разворачивался военный «студебеккер», полный солдат. Не дожидаясь остановки грузовика, автоматчики прямо через борт прыгали на землю и рассыпались в цепь. Ярко сразу понял, что взрыв услышали в городе и комендантскую роту подняли по тревоге. Он еще дальше высунулся из окна и, царапая шею краем железяки, крикнул изо всех сил:

— Сюда!.. Сюда!!

Офицер, распоряжавшийся на площади, увидал Яркину голову, торчавшую из окна, и указал на него рукой. В считанные секунды у окна очутился ящик, посыпались удары окованых прикладов, и подгнившая рама вместе с листом железа с грохотом полетела на пол.

Одним прыжком капитан заскочил в окно и очутился рядом с хлопцем.

— Что тут случилось?

— Внизу ребят завалило, — с трудом пролепетал Ярко. — Взрывом.

— Где взрыв был знаешь?

— Конечно, — Ярко кивнул. — Только там темно и завал.

Ярко начал сбивчиво объяснять, но капитан уже все понял.

— Переноску со «студера»! — приказал он и подтолкнул Ярку. — Веди!

Ярко уверенно бежал по знакомой дороге. Капитан, не отставал от него и, подсвечивая своим фонарём, на ходу выяснял подробности. Позади них раздавался слитный топот солдатских сапог, скрип амуниции и лязг передёргиваемых затворов.

Чтобы добраться до места взрыва, понадобились считанные минуты. Тридцатисвечовая аккумуляторная лампа ярко осветила подвал. Обвалившаяся сверху стена казалась цельной, и только с одной стороны по кирпичу веером шли трещины. Под градом ударов трещины поползли дальше, угол с шумом обрушился, и на его месте появилась большая чёрная дыра. Один из солдат, держа автомат наизготовку, перескочил стену и затаился где-то там, в темноте. Другой, держа обеими руками переноску, шарил электрическим лучом по подвалу. Всё было тихо, и автоматчики один за другим полезли в проделанное отверстие.

Завал оказался нешироким, всего на толщину стены. Светя во все стороны, солдаты искали Мирека и Сашку. Но ребят не было ни под завалом, ни возле него. Внезапно один из солдат, отошедший немного дальше, крикнул:

— Есть!

Все поспешили на голос. В одной из подвальных ниш, видимо, отброшенный туда взрывом, скрючившись, лежал человек. Солдат слегка тряхнул его, потом перевернул на спину.

— Готов. Автоматной очередью наповал.

Ярко, разглядев убитого, испуганно вскрикнул. Перед ним, зажав руками простреленную грудь и глядя в пространство, лежал мёртвый Лер Олек. Сразу же прозвучала команда:

— Обыскать весь подвал!

Тщательные поиски дали мало. В подвале больше никого не было. Только там, где подземелье уходило вглубь своими переходами, валялось несколько стреляных гильз. Капитан подобрал одну из них, зачем-то понюхал и начал осторожно заглядывать в черные полукружья разветвляющихся ходов. Он явно колебался, ведь в любой момент их предательская темнота могла запестреть огоньками автоматной очереди или ослепить вспышкой гранатного разрыва.

Наконец капитан решился, и солдаты, выставив вперед стволы автоматов, начали один за другим нырять в темноту. Но едва они прошли десяток шагов, как впереди тяжело грохнуло, воздушная волна прокатилась по коридору, и свет фонарей потонул в густом облаке едкой кирпичной пыли. Через минуту в этом облаке возникло мутное световое пятно, и появившийся следом сержант, весь обсыпанный кирпичной крошкой, доложил:

— Товарищ капитан, там, где ходы сходятся, взорвалось, не пройти.

— Все целы?

— Целы, рвануло чуток раньше, чем мы подошли.

Где-то далеко внизу снова заурчал взрыв, и, засыпанный битым кирпичом, пол угрожающе вздрогнул. Поколебавшись секунду, капитан взмахнул фонарём.

— Всем обратно! Выходи наверх!..

Пока Ярко водил взвод комендантской роты в подземелье, пустынная площадь перед замком ожила. Возле Воротной башни стояли крытые военные грузовики, на крутой улочке Подзамче натужно выл мотор забуксовавшей штабной легковушки, а во всех переулках уже стояли солдаты оцепления, не подпускавшие горожан к костёлу.

Едва капитан выбрался из развороченного окна на ящики, набросанные под стеной, как его немедленно позвали к полковнику, распоряжавшемуся на площади. Стоя возле ребристого радиатора своего «виллиса», полковник выслушал доклад и сердито забарабанил пальцами по плоскому капоту машины.

— Ну и что?.. Не пройти?

— Нет. Завал разбирать надо. Думаю, часа на два работы.

— Два часа, два часа… — полковник сжал пальцы в кулак и так стукнул по радиатору, что машину качнуло. — Нет у нас этих двух часов, капитан! Нет!

— Товарищ, полковник! Товарищ полковник!.. — Лейтенант из оцепления подбежал к «виллису» и взял под козырёк. — Тут вас цивильные добиваются, вроде по делу…

— Какого чёрта… — начал было полковник, но, увидев подбежавших следом за лейтенантом пожилую женщину и девочку, прикусил чуть не повисшее в воздухе ругательство. — Вы кто такие?.. Что вам здесь надо?..

Женщина остановилась и, едва переведя дух, сказала:

— Моя фамилия Цыбульская. Со мной моя внучка. Мы слышали взрыв…

— Да, был взрыв, — раздражённо ответил полковник. — Трёх мальчишек завалило. Один убит.

— Как убит? — женщина испуганно ухватилась сухонькими пальцами за ворот глухого платья. — Кто?

— Лер Олек, — влез в разговор тёршийся всё время рядом Ярко. — А Мирек с Сашком потерялись.

— Вон оно что… — Цыбульская облегчённо вздохнула и сухо, чисто по-деловому обратилась к полковнику: — Видите ли, я знаю эти подземелья, как свои пять пальцев, и могу вам помочь. Но у меня есть условие…

— Какое? — быстро спросил полковник.

— Если я не выйду наверх, вы о ней позаботитесь, — и она чуть подтолкнула вперёд, жавшуюся к ней Нонну.

Полковник какую-то секунду колебался, но, видимо, оценив ситуацию, твёрдо сказал:

— Обещаю, — и тут же, сразу переходя к делу, добавил: — Завал перекрыл все входы, мы не можем быстро проникнуть в подземелье.

Цыбульская на секунду задумалась.

— Есть одна возможность. Вернее, была…

— Показывайте! — оборвал её полковник и приказал: — Людей сюда!

Цыбульская повела солдат вдоль крепостного обвода. Сразу за башней Гнездецкого она сошла с мостовой и стала продираться через кустарник, густо разросшийся на речном откосе. Преодолев метров тридцать зарослей, все оказались на заброшенной каменной лестнице, круто спускавшейся от монастыря к реке. Цыбульская легко сбежала по ступеням и остановилась на самой нижней площадке.

— Здесь вход… Прикажите поднять шестую плиту.

Навалившись разом, солдаты подняли сначала одну ступеньку, потом вторую и уже третья, с чавканьем вырванная из мокрого грунта, приоткрыла тёмный и затхлый лаз, уводивший вниз под площадку. Увидев появившуюся дыру, Цыбульская широко перекрестилась.

— Ну, слава богу, не засосало…

Ещё одна плита сползла со своего места, и в открывшийся ход один за другим начали протискиваться солдаты. Пани Цыбульская подошла к краю площадки и тронула полковника за локоть.

— Пан полковник, так я могу надеяться?

— Так вы же здесь, — полковник недоумённо посмотрел на Цыбульскую. — О чём вы?

— Я тоже иду туда, — Цыбульская показала на вход, в который лезли солдаты. — Без меня они там заблудятся. Вы понимаете?

— Да, конечно… — полковник внезапно смолк.

— Знаете… — Цыбульская вдруг сделала странный жест, как бы поправляя пальцами несуществующее пенсне. — Я считаю, что коли решено идти, то надо идти до конца…

Она неловко спрыгнула вниз и вслед за сержантом, возглавлявшим очередное отделение, исчезла в тёмном провале хода…

 

Шкатулка с «Августином»

Лампочка под потолком несколько раз мигала, но, как только подвал перестал вздрагивать, зажглась ровным успокаивающим светом.

— Ну что, убедились? Теперь мы с вами точно замурованы, — злорадно усмехнулся Крыж, поворачиваясь к майору лицом.

— Ничего, откопают… — майор некоторое время прислушивался к наступившей тишине и, убедившись, что взрывы прекратились окончательно, повторил: — Откопают, да…

Так и держа туго связанные руки за спиной, Крыж сел на койку, а майор, выждав паузу, спросил:

— Может, рассказать чего хочешь?

— Ниц не скажу, — лицо у Крыжа дёрнулось, и взгляд начал уходить куда-то в сторону.

— И не надо, — майор хмыкнул. — Подельничек твой парикмахер, соловьём разливается, поёт, как по нотам.

Услыхав это, Крыж внезапно повалился на спину и забился, как в эпилептическом припадке. Майор на секунду оторопел, но потом бросился к Крыжу и, придавив того к постели, крикнул Миреку:

— Вяжи ему ноги!.. Ремнём к кровати!

Мирек, пересилив страх, подбежал сбоку, поднял упавший на пол ремень и принялся ловить руками ноги бившегося на месте Крыжа. Сначала ему это не удавалось, но майор основательно притиснул пленника и, когда тот на какой-то момент затих, Мирек, успев перекинуть ремень сверху, туго застегнул пряжку. Но это не остановило Крыжа, наоборот, он забился ещё сильнее, начав выкрикивать что-то бессвязное.

И тогда майор, выхватив свой ТТ, злобно рявкнул:

— Ну ты, сволочь, кончай придуриваться! Пристрелю! Раз!..

Счёта три Крыж дожидаться не стал и послушно затих. Майор отпустил пленника и, поворачиваясь, неловко зацепил боком стол. Там что-то мелодично звякнуло, и газета, прикрывавшая ящик, с неожиданно громким шорохом, скользнула на пол.

Мирек, не спускавший с Крыжа глаз, машинально посмотрел на стол и, не удержавшись, шагнул ближе. Оказалось, под газетой была удивительно красивая резная шкатулка, бросавшаяся в глаза на фоне убогой комнатушки.

Углы вещицы украшали затейливо переплетённые виноградные гроздья, одновременно обрамлявшие стенки, резанные на пластинках цвета старого биллиардного шара. Шкатулка стояла чуть боком, и на стороне, повёрнутой к Миреку, соблазнительно изгибалась чуть выщербленная от времени полуголая искусница-нимфа.

Некоторое время майор, так же как и Мирек, рассматривал удивительный ящик, потом понимающе улыбнулся и, протянув руку, решительно нажал на какой-то рычажок. Крышка шкатулки немедленно приподнялась, откуда-то снизу с сухим щелчком выскочили фигурки пастушков и плавно закружились под мелодичное звучание тонких колокольчиков, явственно вызванивавших: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…»

— Ишь ты, какой у него патефон старинный, — майор коротко рассмеялся. — А я-то думал…

Майор не договорил и, опустившись на стул, молча дождался, пока мелодия кончилась, а танцующие фигурки замерли. Некотороге время царило молчание, но затем Крыж не выдержал и, будто ничего и не было, вроде как продолжая прерванный разговор, буркнул:

— Чтобы откапывать, надо знать…

— А ты что, думаешь, мы здесь святым духом появились?

Майор встал, подошёл к стоявшей у стены этажерке и начал перебирать лежавшие на ней книги. Мирек, неотступно следивший за ним, только теперь обратил внимание, что книги старинные, точно такие, какую он видел тогда в проходном дворе в руках у Крыжа, и у него словно пелена спала с глаз.

Тем временем майор снял с полки толстую книгу, как успел разглядеть Мирек, томик Сенкевича, раскрыл и удивлённо присвистнул.

— Вот тебе и раз!..

Мирек увидел, что в руках майора появился пистолет, судя по всему до этого спрятанный в вырезе страниц книги. Повертев оружие в руках, майор заключил:

— «ВиС», офицерский, польский, — и повернулся к Крыжу.

И тогда Мирек, понимая, что майор сейчас вплотную начнёт заниматься пленником, решился. Он отступил к двери и став так, чтоб Крыж не увидел, поманил майора рукой. Несколько удивлённый офицер перестал рассматривать «ВиС» и подошёл к Миреку.

— Что у тебя вдруг?

— Товарищ майор, — от волнения Мирек перешёл на шёпот. — «Августин»…

— Ну и что, что «Августин», — удивился майор. — Песенка это немецкая…

— Так мы ж его слышали, — сбивчиво начал объяснять Мирек. — Тогда, когда ход искать лазили. Нам через стенки слышно было. Как играла…

— Погоди, погоди, — начал понимать, о чём речь, майор. — Значит, тут где-то совсем рядом выход?

— Ну да, — подтвердил Мирек. — Слышно ж было…

— Тогда держи. — К удивлению Мирека, майор отдал «ВиС» ему. — Я пошёл на разведку, а ты Крыжа стереги. Если вдруг развяжется, стреляй без всяких, мне этот юродивый на хрен не нужен.

Майор испытывающе посмотрел на Мирека, и хлопец, поняв, что тот опасается, хватит ли у него духу, кивнул:

— Не бойтесь, если что, стрельну.

— Тогда давай.

Майор, дружески потрепав Мирека по плечу и светя себе фонарём, пошёл в глубь коридора, а хлопец, вернувшись в комнату, уселся на стул. Он не спускал глаз с Крыжа, явно удивлённого такой переменой, и чутко прислушивался к шагам майора, осматривавшего коридор.

Тяжёлый «ВиС» оттягивал руку, и едва Мирек забывал о нём, ствол пистолета норовил опуститься вниз. Каждый раз Крыж, настороженно следивший за хлопцем, вздёргивал голову, когда Мирек, в очередной раз поднимая ствол вверх, начинал вроде как целиться в пленника.

Шаги за дверью постепенно стихли, видимо, майор ушёл куда-то в глубь коридора, и тут внезапно раздавшийся металлический скрежет сорвал Мирека с места. Он вскинулся и со страхом увидел, что Крыж изо всех сил бьётся на кровати, силясь освободиться. Рывки были такими резкими, что железные ножки ёрзали по полу, оставляя царапинки на бетоне.

Мирек инстинктивно вскинул пистолет, и Крыж вытаращил на него глаза. Он сразу перестал метаться и впился в хлопца пронзительным взглядом. Один глаз Крыжа заметно косил, придавая его лицу жутковатое выражение. Мирек же испуганно замер, не решаясь ни нажать на курок, ни позвать майора, ни убежать.

— Развяжи меня, слышишь! — истерично приказал Крыж.

— Не… — Мирек отрицательно замотал головой.

Крыж отвёл глаза в сторону и заговорил неожиданно спокойно:

— Мирко, я понимаю, это я виноват, тебя заставили… Я послал тебя за молитвенником, а тебя выследили и взяли… Я не обвиняю тебя, ты ещё молод и слаб, но сейчас ты поможешь мне, и мы вместе выберемся отсюда. Я знаю тайный выход, у меня есть деньги, я увезу тебя в Америку…

Его голос завибрировал, интонации пошли вверх, но подсознательно Мирек уже уловил фальшь и неожиданно для себя крикнул:

— Неправда это! Неправда!.. Нету в камине ни письма, ни молитвенника! Там только след от пыли… Вот такой!

И Мирек широко растопыренными пальцами прочертил в воздухе полосу размером с конверт.

— Врёшь! — Крыж как-то сразу сник. — Врёшь… Там были бумаги! Много бумаг… И их забрали…

Только сейчас Мирек сумел окончательно освободиться от странного влияния, которое оказывал на него Крыж, и, пожав плечами, презрительно заявил:

— Это вы всё врёте. Вы меня за письмом посылали, а на самом деле вы моего отца даже не знали вовсе…

Договорить Мирек не успел. Крыж так рванулся, что хлопцу показалось, будто ремень лопнул, и Мирек, перепуганно, сам того не осознавая, нажал спуск. В маленькой комнатушке выстрел прозвучал оглушительно, а пуля, ударившись в пол, срикошетировала о стены.

Явно не ожиавший такого, Крыж замер, в уголках рта у него появилась слюна, и тут в комнату буквально ворвался майор.

— Что тут?!

— Вот, освободиться хотел… — и хлопец дрожащей рукой показал на Крыжа.

Майор стремительно подошёл к кровати, бесцеремонно ткнул Крыжа кулаком и, быстро проверив крепления ремней, хмыкнул.

— Шалишь, не освободился… — а потом повернулся к Миреку и сказал: — Ну-ка выйдем, дело есть.

Мирек послушно встал и, не выпуская из руки пистолета, вышел за майором. Уже в коридоре майор, стоя на месте, довольно долго молчал, прислушиваясь, как ворочается привязанный к койке Крыж, а потом посмотрел на Мирека и сокрушённо вздохнул:

— Знаешь, никак не возьму в толк, ну чего он сюда полез?.. Я думал здесь выход, а тут одна шарманка деревянная…

— Это музыкальный ящик называется… — Мирек наконец-то вспомнил про «ВиС» и суетливо заткнул его себе за пояс.

Все это время шкатулка, оказавшаяся на столе, в сознании Мирека как бы отгораживалась то взрывами, то стрельбой, и только сейчас где-то в глубине памяти как бы спала невидимая пелена, и хлопец, мысленно вернувшись в прошлое, уверенно сказал:

— Из музея она, я её там видел.

— Из музея, не из музея, какая разница… — отмахнулся майор, и тут Мирек схватил офицера за рукав.

— Крыж же мне про тайный выход говорил!

— Когда? — встрепенулся майор.

— Да только что! Бежать предлагал… Вместе…

— Бежать? — переспросил майор. — Некуда тут бежать. Одна только дырка тут есть. Пошли, ещё раз посмотрим…

Майор провёл Мирека до самого конца коридора и там, в тупике, показал небольшое аккуратное отверстие в стене на высоте примерно полутора метров.

— Вот, всё, что нашлось…

Мирек ухватился за край кирпичной кладки и, сунув голову в проём сумел разглядеть тесный канал, уходивший куда-то вверх. Там вроде бы чуть тянуло свознячком, и Мирек, спрыгнув обратно, предположил:

— Это что, продух?

— Скорее всего, — согласился майор и сокрушённо вздохнул.

И по этой его реакции Мирек понял, что остаётся только дожидаться, пока их в конце концов откопают…

 

Княжий «Скарб»

Сашка с трудом приподнялся с земли и попробовал оглядеться. Руки, упиравшиеся в пол, мелко дрожали, и фонарик, всё ещё висевший на пуговице, раскачивался из стороны в сторону, освещая кусок стены. Чувствуя во всём теле мелкую противную дрожь, Сашка снова прилёг на пол и закрыл глаза. Наконец дрожь прекратилась. Полежав ещё немного, хлопец с трудом поднялся и первым делом ощупал себя со всех сторон. Руки, ноги, голова были целы, и только немного ныл бок, видимо, ушибленный при падении.

Постепенно восстановив в памяти все детали, Сашка догадался, что из-за обвала, вызванного взрывом, его зашвырнуло чёрт те куда и, возможно, даже засыпало. Испуганный этой внезапной мыслью, Сашка, забыв про все боли, начал лихорадочно осматриваться. К счастью, фонарик при падении совсем не пострадал, и теперь, светя во все стороны, Сашка понял, что находится в небольшом подвале с потолком из наклонных каменных плит.

«Видимо, оттуда забросило, а потом завалило», — решил Сашка и посмотрел на пол.

На толстом слое пыли, наверняка смягчившем удар, остался отпечаток тела и следы ног. Сашка лихорадочно искал выход, но в стенах никаких дверей не было и только на высоте примерно полутора метров виднелось овальное отверстие.

Убедившись, что больше выбраться некуда, Сашка начал присматриваться к дыре. Торчавшие из стены на четверть кирпичи образовывали вокруг отверстия декоративний выступ. Сама же дыра когда-то была забрана решёткой, но боковые прутья перержавели, только посередине ещё оставался железный стержень. Сашка вцепился в него обеими руками и, упершись ногами в стенку, потянул изо всех сил на себя. Сначала казалось, что ничего не выйдет, но вдруг стержень хрустнул, и Сашка грохнулся на пол вместе с остатками решётки и каким-то мусором.

Поспешно вскочив на ноги, он отряхнулся и, предусмотрительно захватив стержень с собой, полез в дыру. Разрушенная решётка больше не мешала, и Сашка, уцепившись за край кладки, протиснулся в такой же, как отверстие, овальный ход.

Скорее это был не ход, а каменная труба. Лежа на боку, Сашка медленно продвигался вперёд. Наконец труба кончилась. Точнее, она расширилась, образуя нечто вроде колодца. Здесь уже можно было стоять во весь рост. Посветив выше, Сашка увидел край. Не раздумывая долго, он ухватился за него руками, подтянулся и, скользя по кладке носками туфель, выкарабкался наверх. Встав на ноги и осмотревшись, хлопец увидел, что он попал в какой-то коридор. Раздумывать было некогда, выбирать не из чего и, перехватив за конец стержень от решетки, Сашка осторожно двинулся в глубь узкого прохода.

По дороге встречались небольшие завалы, а в одном месте он обнаружил засыпанную лестницу. Но откапывать её было нечем, да и неизвестно куда бы она вывела, а ход всё тянулся, и Сашка продолжал идти, перелезая через осыпи и груды мусора. Внезапно коридор кончился, упершись в глухую кирпичную стену. Выхода из подземелья не было…

Сашка подошёл к стене ближе, как бы не доверяя себе, пощупал её руками и медленно побрел обратно. Неожиданно пол вздрогнул. Где-то неподалеку послышался глухой рокот взрыва, подземелье мощно тряхнуло, сверху посыпались обломки, и совсем рядом кирпичная стена начала оседать, превращаясь в бесформенную груду щебня.

Хлопец испуганно замер, ожидая, что сейчас обвалится всё. Однако взрывов больше не было, и едва свет фонаря пробил клубы пыли, Сашка увидел, что коридор как-то странно перекосился, потолок в нескольких местах провис и готов вот-вот рухнуть, а в боковой стене, чуть выше завала, темнеет небольшое отверстие. Не раздумывая ни секунды, Сашка полез по куче щебня к этой дыре. Сейчас, повинуясь инстинкту, он просто хотел уйти подальше от опасного места. Наверное, подсознательно Сашка понял, что эта дыра — единственная возможность вырваться из каменного мешка.

Взрыв, разрушивший стену, открыл доступ в какое-то необычное подземелье. Даже сейчас, в состоянии испуга, Сашка не мог не заметить разницы. Все прежние подвалы были кирпичные, а этот узкий ход, куда Сашка с трудом протиснулся, целиком был выложен из дикого камня и даже пол в нём напоминал плиточную мостовую.

Где-то слева послышался шорох осыпающейся земли, Сашка рванулся вправо и почти сразу уткнулся в новый тупик. Хлопец беспомощно завертелся на месте и тут же заметил в боковой стене узкую стрельчатую арку. Он заглянул в проём и облегчённо вздохнул. Перед ним была узкая лестница, уводившая круто вниз. Без колебаний Сашка начал спускаться по ступеням и в конце концов очутился перед дверью, окованной железными полосами, в центре которой красовался толстый засов с висячим замком, похожим на кованую банку с дужкой. Отчего-то Сашка решил, что лестничный спуск идёт по краю крепостного холма и, значит, за дверью должна находиться или река, или на худой конец замковый ров. Во всяком случае, в то, что перед ним выход, он не сомневался.

Поглядывая на засов, Сашка прикинул в руке вес железного стержня. Его тяжесть добавляла уверенности, с таким ломиком древние запоры не выглядели слишком страшными. Приспособив повыше фонарь, Сашка ощупал засов и петли со всех сторон. Засов был ещё крепок, но из широкой фасонистой ключевины обнадёживающе сыпалась ржавчина. Сунув стержень в дужку замка, Сашка упер его в двери и потянул. Замок поддавался туго, но вот внутри его что-то хрустнуло, и дужка приподнялась.

Засов удалось отодвинуть, орудуя стержнем, как рычагом. Сначала двери не поддавались. Пришлось несколько раз, забив стержень в узкую щель между оковкой и косяком, тянуть изо всех сил. Со скрежетом и хрустом, с трудом поворачиваясь на изъеденных ржавчиной петлях, дверь медленно приоткрылась. Сашка навалился на неё плечом, открывая пошире, потом взял фонарь и шагнул внутрь. Стремясь как можно скорее выяснить, куда он попал, Сашка поднял фонарь над головой и замер от изумления. Никогда и нигде не пряходилось ему видеть ничего подобного. Он уже привык к тому, что свет фонаря теряется в тускло-серых переходах. Но здесь свет, отражаясь от чистой стены, сложенной из белых каменных плиточек, показался ему ослепительно ярким.

Но главным было не это. Сияние и блеск многократно отразившейся лампочки исходили от вещей, лежавших на низкой каменной скамье, тянувшейся вдоль стен комнаты, или стоявших прямо на полу. Сосуды странной формы блестели золотыми и серебряными боками. Какие-то непонятные предметы, украшенные сверкающими каменьями, грудились в дальнем углу. На подставке стояло богато отделанное седло с непривычно высокими луками, и всё это блестело, мерцало, переливалось, а прямо у ног остолбеневшего хлопца лежала большая груда тёмных кожаных мешков. Один из них осел под собственной тяжестью, и через истлевший от времени шов на белый плиточный пол высыпалась струйка жёлто-золотых монет.

Прошло несколько минут прежде чем Сашка овладел собой и более или менее огляделся. Теперь он увидел не только отдельные предметы, собранные в незапамятные времена в эту комнату, но и надпись, выбитую во всю ширину задней стены. Но напрасно Сашка напрягал память, приглядывался, беззвучно шевелил губамы. Ни одного слова разобрать не удалось. И всё равно от надписи на хлопца пахнуло очарованием древней тайны, случайно приподнятой завесы времени…

И тут, словно возвращая Сашку на землю, сверху вновь послышались глухие взрывы. Пол под ногами ощутимо вздрагивал, и каждый раз искристая груда вспыхивала в свете фонаря новым, завораживающим светом. Словно во сне хлопец сделал один шаг, другой. Наклонился над какой-то шкатулкой и подцепил пальцем кольцо, игравшее изумрудными отблесками. Машинально сунув его в карман, Сашка торопливо выскочил из удивительной комнаты, прикрыл за собой хрипящую при движении дверь, задвинул засов и даже повесил на место замок с оборванной дужкой. Потом повернулся и во весь дух помчался по лестнице вверх, в знакомый ему каменный коридор.

Уже на последних ступеньках лестницы Сашку охватил дикий, почти животный страх. Всё пространство коридора было заполнено мелкой, взвешенной в воздухе земляной пылью, и световой луч беспомощно упирался в серую непроглядную муть.

Почти ничего не соображая, на ощупь, цепляясь за шероховатую кладку стены, Сашка начал пробираться в глубь коридора. В одном месте ему под ноги с мягким шорохом ссыпался земляной завал. Сашка инстинктивно рванулся назад и вдруг ощутил, как по его лицу скользнула свежая воздушная струйка.

Сашка замер на месте. Нет, это ему не показалось. Он чувствовал, что рядом, едва заметно холодя щеку, тянул воздушный поток. Боясь поверить своей догадке, Сашка поспешно наслюнил палец и поднял вверх. Мокрая подушечка сразу захолодела и, пользуясь пальцем, как указателем, Сашка начал искать направление тяги. Он даже забыл о так напугавшем его обвале и перелез через земляную груду, почти не обратив на неё внимания.

Сейчас мысли хлопца были заняты только одним: не потерять в давившем на него со всех сторон пыльном сумраке спасительную вентиляционную струйку. Холодок на пальце все усиливался, и, следуя за ним, Сашка выбрался к груде бутового камня, перемешанного с землёй. Здесь явственно тянуло сквозняком. Было даже заметно, как пыльные струйки, закручиваясь, уходили вверх в тёмный треугольный провал.

Сашка вскарабкался на камни и, не колеблясь ни секунды, влез в дыру. Да, это было именно то, на что он надеялся. От земляной груды уходил вверх квадратный, выложенный кирпичом, вентиляционный канал. Он оказался довольно просторным, и хлопец, упираясь ногами и руками в боковые выступы, начал подниматься.

Сначала лезть было трудно, потом Сашка наловчился, а поднявшись метров на пять, он нашёл в кладке большую трещину. Канал шёл ещё выше, но хлопец решил рискнуть. Царапая руки и обдирая на выступах кирпичей пуговицы, Сашка протиснулся в какой-то подвал.

Воздух здесь был совсем другой и после сырого затхлого подземелья странно свежий. Он пах травой, нагретым на солнце камнем, и неожиданно совсем рядом, за стенкой, Сашка услыхал фырканье автомобильного мотора. Не помня себя от радости, он закричал:

— Ко мне! Сюда! Я здесь!..

Но за стеной никто не отозвался. Тогда хлопец сунул стержень в какую-то щель, надавил, и вдруг казавшаяся такой прочной стена начала рассыпаться, на голову Сашке посыпались кирпичи, перед глазами у него всё завертелось, и он полетел в податливую мягкую тьму…

 

Дама «Треф»

Майор, всё это время ходивший по комнате, приостановился, глянул на закрытые двери и сказал:

— Да… Похоже, попали в переделку…

Словно загнанный зверь, он ещё дважды пересёк комнату наискось, а потом подошёл к этажерке и во второй раз принялся перебирать книги.

— Изучаете?

Скрипучий голос Крыжа, который до сих пор упорно молчал, заставил майора обернуться.

— А что?

Вместо ответа юродивый забился, глаза у него снова закатились, а из углов рта потекла слюна. Теперь он казался сумасшедшим, но майор только презрительно усмехнулся, возвращаясь к своему занятию. Внезапно он углядел между страниц очередной книги сложенный вчетверо листок. Крыж изо всех сил дёрнулся, однако майор, не обращая внимания на его рывки, спокойно развернул находку и присвистнул:

— Вот оно где! А я-то думаю, чего он засуетился…

Майор положил листок на стол, и Мирек увидел густое переплетение значков и линий, чем-то напомнивший ему Сашкин чертёж. Майор же, покосившись на Крыжа, который, чтоб не встречаться взглядом с офицером, резко отвернулся, позвал Мирека:

— Пошли, хлопче, посмотрим…

Вообще-то смотреть было нечего. После взрыва свободного прохода осталось всего метров сорок и, хотя пыль давно осела, никаких намёков на какой-нибудь выход, не было. Однако майор посмотрел на план и, ткнув пальцем в переплетение линий, попросил Мирека.

— А ну-ка глянь… У тебя глаза молодые. Кажись, тут есть что-то…

Присвечивая фонарём, Мирек вгляделся в обозначение. Действительно, почти там, где красным карандашом была выделена их комната, с наружной стороны к коридору подходил второй ход, отделённый на плане подчёркнуто тонкой линией.

— Похоже, тут… — Мирек поднял голову и недоверчиво посмотрел на гладкую стену, за которой, казалось, ничего не могло быть.

— Сейчас проверим…

Майор рукояткой ТТ стал простукивать кирпичи и вдруг замер на месте. В тот же момент и Мирек уловил там за стеной какой-то шум и вроде бы чьи-то голоса. Глядя, как майор лихорадочно меняет обойму своего пистолета, Мирек поднял «ВиС», отчётливо понимая, что за стеной сейчас может оказаться кто угодно.

И словно в ответ на их опасения оттуда долетели гулкие удары, стенка задрожала, брызнула кирпичная крошка, и из кладки показлся кончик лома. Потом, образовав большую дыру, рухнул целый блок, и сразу же оттуда из темноты донеслось грозное:

— Сдавайтесь!.. Считаем до трёх!

Майор, узнав голос, радостно выкрикнул:

— Савченко!.. Ты?

За стеной воцарилась тишина, потом из дыры высунулся ствол ППШ, а за ним круглое, удивлённое лицо.

— Товарищ майор…

В образовавшейся дыре заметались лучи фонарей, и вдруг, к великому удивлению Мирека, вслед за обсыпанным с ног до головы кирпичной пылью автоматчиком в коридор выбралась неведомо как оказавшаяся здесь пани Цыбульская. Мирек остолбенело замер на месте, но вслед за женщиной из дыры вылез капитан и доложил по всей форме:

— Товарищ майор! Подземелье блокировано полностью!

Майор не успел ответить, потому что, заметив прятавшегося за спиной офицера хлопца, Цыбульская удивлённо воскликнула:

— Мирек? Ты здесь. А Саша… С тобой?

— Нет, Сашка тут нема. Я не знаю, где он… Он потерялся.

— Постойте, — обращаясь к Цыбульской, майор перебил Мирека. — Вы как здесь оказались?

— Товарищ Цыбульская очень помогла нам, — вмешался капитан.

— Как помогла? — удивился майор. — Чем?

— Она показала секретный вход, и мы смогли попасть в подземелье, минуя завалы, — пояснил капитан и добавил: — А то б возились…

— Ясно, — майор быстро передал капитану найденный в книге план. — Приказываю осмотреть эти подземелья, ну и мальчишку поищите, конечно…

Капитан развернул листок к свету, и, едва Цыбульская увидела план, она чуть ли не бросилась к майору.

— Откуда он у вас?

— Да вот, нашёл… — начал было отвечать офицер, но Цыбульская сразу же задала следующий вопрос:

— Вы попали сюда случайно?

— Нет, нас провели… — майор усмехнулся.

— Кто провёл? — поспешно спросила Цыбульская.

Майор оставил вопрос без ответа и, только дав капитану указание:

— Отделение Савченко в моё распоряжение, — обратился к Цыбульской: — Пойдёмте, я думаю вам будет интересно…

И уже в комнате, когда Цыбульская вошла в двери, майор указал ей на Крыжа, так и остававшегося привязанным к кровати.

— Вы спрашивали, кто привёл. Вот он. Знакомы?

Едва разглядев пленника, пани Цыбульская выкрикнула:

— Ах ты сволото! Про эту «схованку» знали только я и пан Владислав! Мерзавец, ты убил его… — и она чуть не бросилась на Крыжа с кулаками, но майор загородил ей дорогу.

— Стоп, стоп, стоп!.. Я вижу, вы знакомы. Кто он?

— Криминальник!

— Значит, уголовник. Понятно. А кто такой пан Владислав?

— Мой друг. Он работал в музее и, когда немцы пришли, спрятал наиболее ценное здесь. Но, как мне кажется, многое уже растащили…

И тут тупо молчавший до сих пор Крыж буквально взвился:

— Да вы знаете кто она?.. Это «Дама Треф»!

— О, хорошая карта. Надеюсь, козырная? — майор посмотрел на Цыбульскую.

— Не очень, — Цыбульская отёрла лицо ладонью. — Я всего лишь входила в руководство здешнего польского патриотического подполья.

— Но позвольте… — несколько удивлённо перебил её майор. — По нашим данным этот ваш «криминальник» связан с лесовиками.

— Не удивлюсь, — Цыбульская пожала плечами. — У него разные связи.

— А зачем записка про ваш отъезд в Польшу? — быстро спросил майор.

— Причина проста. Самую большую ценность — картину с изображением святого Иеронима — пан Владислав поручил хранить мне. Убеждена, Крыж хотел отобрать картину, а с нами, мной и внучкой, поступить, как с паном Владиславом…

— Понятно, — майор кивнул. — А смысл? Зачем ему картина?

— Так он же, сволочь, наверняка сбежать собирался. А за кордоном покупателя найти можно. И деньги хорошие заиметь…

— Ну, теперь яснее, — вздохнул майор и приказал автоматчикам, так и оставшимся стоять у двери: — Ребята, тащите его наверх.

Упиравшегося изо всех сил Крыжа отвязали от кровати и поволокли, а, когда топот сапог в коридоре стих, майор повернулся к Цыбульской. Однако разговора не получилось, так как с женщиной творилось нечто странное. Она вдруг опустилась на стул и заплакала с причитаниями:

— Боже, когда это кончится? Какие же вы все жестокие… Мальчишек и тех вооружили, да ещё пустили впереди себя… Как вы могли?..

Видимо, пани Цыбульская всё это время находилась на грани нервного срыва и вид вооружённого «ВиС» Мирека доконал её.

— Да прекратите вы истерику! — Майор так трахнул кулаком по столу, что музыкальний ящик подпрыгнул и жалобно звякнул. — И нечего из нас извергов делать! Не дай я мальчишке этот пистолет, его ваш Крыж зубами загрыз бы!

— Мой? — Цыбульская задохнулась от возмущения. — Да как вы смеете!

— Смею! — Майор устало опустился на койку. — Вы что, считаете, мы даром хлеб едим? И вообще раз уж вышло так, скажите, тайник в камине ваш?

— Значит, вы его нашли… — Цыбульская как-то сразу успокоилась.

— Оба нашли, — подтвердил майор. — Скажите, что там было?

— Ценности, собранные по пожертвованию, и бумаги подполья.

— За ценностями лезли, — уточнил майор. — И что, изначально знали?

— Нет. Подозреваю, инженер Бачинский попал им в руки, ну и…

Цыбульская медленно подняла руку и провела пальцами по барельефу на музыкальной шкатулке. Какое-то время майор думал, а потом сделал вывод:

— Выходит, Бачинский исчез, когда тайник был уже пуст?

— Конечно, иначе и быть не могло, — Цыбульская энергично кивнула.

— А что значат эти гильзы сверху и патроны снизу?

— Просто условный знак: ценности израсходованы, и люди встали под ружьё. — Цыбульская пожала плечами и добавила: — А три патрона символ: «Вольносць, рувность, незалежнисть»…

Было заметно, что она больше не желает говорить, но майор, видимо, хотел до конца использовать минуту откровения и быстро спросил:

— Тогда последний вопрос. Отсюда другой выход имеется?

— Само собой. — Цыбульская неожиданно усмехнулась. — Там в коридоре вентиляционный канал. Внутри вбиты скобы и по ним, как по лестнице, можно добраться до кладовки в наружном монастырском контрфорсе. А дальше дверь.

Мирек глянул на майора, и тот, скептичеки пождав губы, кивнул хлопцу. Но конечно же об их неудаче ничего не сказал, а просто заключил:

— Как я понимаю, потайные выходы в город ещё есть?

— Конечно, — подтвердила Цыбульская. — Больше того, сохранившимся подземным ходом можно выйти за город. Подозреваю, главари из Чёрного леса, где вы проводили войсковую оперцию, прятались здесь.

— Не понимаю, — майор внимательно посмотрел на Цыбульскую. — Тогда какой смысл во всех этих взрывах?

— Да самый простой. А если б не я, как бы вы прошли в подземелье? — Цыбульская внезапно сбилась и, достав откуда-то кружевной платочек, начала сосредоточенно вытирать уголки глаз.

Поставленный в лоб вопрос требовал прямого ответа, но майор ничего сказать не успел. В Цыбульской что-то неуловимо переменилось, а Мирек, всё это время стоявший неподвижно, вздрогнул, потому что где-то за дверью послышался топот солдатских сапог и оттуда, из темноты, чей-то уверенный голос радостно гаркнул:

— Передайте майору, третьего мальчишку нашли!

Майор рванулся, неловко зацепился за стул и, едва успев подхватить уже летевший на пол музыкальний ящик, крикнул в темноту коридора:

— Где он?!

— Наверху, товарищ майор! — Только что подбежавший круглолицый и коренастый ефрейтор с готовностью вытянулся в дверях. — Лежит!

— Как лежит? — Майор дёрнулся. — Что значит, лежит?

— Так его стеной привалило здорово, малость не в себе он, — коротко пояснил ефрейтор и тут же, догадавшись, что беспокоит майора, добавил: — Да всё в порядке, товариш майор. Доктор смотрел уже, говорит, жить будет.

— Так… Ну вот и кончили операцию… — Майор прислонился к косяку двери и, вытирая почему-то выступивший на лбу пот, спросил: — Слышь, ефрейтор, ты про какую стену говорил?

— Да ту, где под башней дыра была заложена. Пацан тот, почитай, прям туда вышел. Там разобрано было, товарищ майор. — Ефрейтор подобрался и вроде как стал выше ростом. — Снаружи глядеть, заложено, а толкнуть снутри, сыпется. Наши полагают, бандюки через ту стену удрать хотели. Там же базар рядом, а там и город, а дальше ищи-свищи по закапелкам…

— Похоже, похоже… — Майор на секунду задумался, а потом, крепко взяв Мирека за руку, приказал всем выбираться наверх…

 

Кольцо с изумрудом

Сашка с усилием открыл глаза и попытался осмотреться. Он лежал на разостланной плащ-палатке, солнце светило ему прямо в лицо, но при попытке что-нибудь вспомнить, в голове у него начинался сумбур из зловещего грохота, толчков взрывной волны, ноющей боли от ударов, и всё перекрывала вспышка дневного света, которая после сумрака подземелий ярко ударила через рухнувшую стену.

Рядом на коленях стоял военврач и, осторожно ощупывая хлопца, ласково спрашивал:

— А тут не болит?.. А тут?

В голове у Сашка аж звенело, однако под пальцами доктора вроде ничего не болело, а потому он, еле ворочая языком, ответил:

— Нет, вроде ничего, — и тут же спросил: — Доктор, что со мной было?

— Тебе, дружок, лучше знать, но этом потом, — военврач весело подмигнул Сашке. — А ну, попробуем…

С помощью доктора Сашка сел, после чего звон в голове малость поуменьшился, и хлопец начал воспринимать всё более или менее нормально. Он сидел на земле у замковой стены недалеко от Въездной башни. Под откосом, почти упираясь радиаторами в забор, стояло пять или шесть «студебеккеров», на мосту через ров урчал мотором штабной «виллис», а ещё дальше, из-за склона холма, выглядывал лакированный верх какого-то лимузина. По площади во все стороны сновали военные, и только под самым костёлом Сашка высмотрел цепочку часовых, перекрывших улицу, что вела в Старый город.

Тем временем то ли от усилий доктора, то ли само по себе, но ему стало полегче, и он, хотя ещё и слабым голосом, но уже вполне осознанно поинтересовался:

— А хлопцы где?

— Да целы твои хлопцы, целы… Тут где-то, — заверил его военврач. А потом на всякий случай ещё раз проведя рукой по спине парнишки, констатировал: — На удивление, и ты тоже целый.

— А что со мной было? — снова спросил Сашка.

— Так… — Лицо военврача посерьёзнело, и он покачал головой. — Похоже, тебя добре тряхануло. Ну ничего, полежишь пару дней, пройдёт.

Сашка хотел спросить, где лежать, но не успел, так как к нему, выскочив из-за угла башни, бросилось сразу несколько человек. Впереди всех мчал рыжий Ярко, от восторга размахивая обеими руками.

— Сашко!.. Ты смотри! Выдерся!

— Ярик, — Сашка повёл взглядом. — А где Мирек? Он целый?

— Та целый, целый! — Ярко махнул рукой в сторону. — Вон, сунется!

И действительно, в сопровождении уже знакомого майора, который снизу показался Сашке великаном, подошёл Мирек и наклонился к приятелю.

— Ты как?

— Да вроде ничего, — Сашка попробовал усмехнуться.

— В сорочке родился, — вмешался в их разговор военврач и, обращаясь только к майору, добавил: — Повреждений нет. Обошлось лёгкой контузией.

— Говорить с ним можно? — по-деловому спросил майор.

— Можно, — отозвался доктор.

— Тогда вот что, голубь, — майор сел на траву рядом с Сашкой, сразу став не великаном, а таким, как всегда. — Расскажи-ка, где тебя там носило?

Сашка попробовал напрячь память, но ничего, кроме кирпичных стен, вспомнить не мог, и тут вмешался военврач:

— Бесполезно спрашивать, товарищ майор. Нервный шок.

— Но потом-то вспомнит? — майор снизу посмотрел на доктора.

— Думаю да, полежит пару дней в госпитале, придёт в норму…

— Ну потом, так потом, — майор вздохнул, встал и напоследок дружески потрепав Сашку по плечу, пошёл через площадь.

За ним собрался и военврач.

— Пойду насчёт транспорта договорюсь. Считаю, тебя всё-таки надо госпитализировать. — Он оценивающе глянул на Сашку и ушёл.

Оставшись одни, хлопцы уселись на плащ-палатку и какое-то время молчали. Потом Сашка в очередной раз спросил:

— А что со мной было?

Мирек и Ярко переглянулись.

— А ты что, ничего не помнишь? — удивился Мирек.

— Не, — помотал головой Сашка. — Путается всё как-то…

— И как Лера гнали забыл? — напомнил Ярко.

— Это помню, — Сашка энергично кивнул.

— А как по нас стрелять начали? — насторожился Ярко.

— Это смутно… Вроде бы да, было, а потом я полетел куда-то…

— Куда? — быстро спросил Мирек.

— Не пойму, вроде подвал какой-то, а потом коридор…

— И никого там не встретил? — в голосе Мирека послышались странные нотки.

Сашка напрягся, но в той каше, что творилась у него в голове, ничего толком разобрать не мог и неуверенно сказал:

— Не, вроде никого не видел, — и, видимо, поняв, что самому ничего вспомнить не удастся, спросил:

— А с вами что было?

— Ты, Сашко, не переживай, вспомнишь, — успокоил приятеля Ярко. — Я тоже не сразу в себя пришёл. А потом оклемался и наверх. А тут на площади вже солдаты булы. Хиба що Мирек бильш знае, бо вин весь час внизу був…

Сашка осторожно всем телом повернулся к Миреку, и тот, почему-то слегка замявшись, начал рассказывать:

— Ну, поначалу меня тоже оглушило, а потом… — Мирек сделал паузу, вроде как решая про себя что-то. — Потом я побежал по коридору и прямо на майора с солдатами вышел.

— А дальше что? — заторопил его Ярко, видимо, ещё не успевший толком расспросить товарища.

— Дальше майор меня наверх повёл, и мы с ним в темноте на Крыжа нарвались. Он, гад, тоже куда-то пробирался.

— И что, стрельба была? — не утерпел Ярко.

— Не, — Мирек отрицательно качнул головой. — Майор его голыми руками скрутил и моим ремнём связал.

— Так какого вы там тогда сидели? — удивился Ярко. — Вышли бы!

— Ага, выйдешь! — Мирек вскинул голову. — Нас взрывом замуровало…

— Что, опять? — изумился Ярко. — Где?

— В комнате, где Крыж прятался, — спокойно пояснил Мирек.

— Так у него там ещё и комната была? — поджал губы Ярко.

— Ещё какая, — подтвердил Мирек. — Там всё из музея было собрано и книг куча старых. Он, гад, ими торговал, деньги на побег собирал.

— А ты откуда знаешь? — удивился Ярко.

— Так пани Цыбульская сказала, — спокойно пояснил Мирек.

— Постой, постой, — начал вспоминать, что было на площади, Ярко. — Значит, она солдат прямо на вас вывела?

— Ну да, — подтвердил Мирек.

— А ещё что-нибудь она сказала? — полюбопытствовал Сашка.

— Сказала. Про картину сказала. Её Крыж хотел у неё выцыганить, чтоб за кордоном продать, а она не отдала. Так он, гад, Лера к тебе с запиской прислал, что они врде как уехали, а сам…

— Так он же потому от нас и кинулся, — перебил Мирека Ярко, — что Крыжа предупредить хотел.

— О чём? — не понял Мирек.

— Да о том, что Цыбульская про записку знает! — воскликнул Ярко.

Эта мысль не приходила Миреку в голову, и он уважительно посмотрел на Ярку. Что же касается Сашки, то он только тряс головой, словно пытаясь навести там порядок. А потом, уже вроде как самому себе, в который раз задал вопрос:

— Так что же всё-таки со мной было…

Увлёкшийся Мирек, не обращая внимания на Сашку, хотел продолжать, но Ярко остановил его:

— Слушай, давай Сашку покажем, откуда он выпал, может, там чего вспомнит?

— А ты знаешь, где? — усомнился Мирек.

— Тю! — фыркнул Ярко. — Я ж тут був. Он, воно зовсим рядом…

Ярко встал с плащ-палатки и показал на черневшую над землёй у самого основания Воротной башни приличных размеров дыру. Сашка тоже попробовал встать, но его сразу качнуло, и Ярко тут же подхватил друга.

— Тримайся и пишлы потроху…

Мирек тоже начал помогать, и так, поддерживаемый с двух сторон, неуверенными шагами Сашка подошёл к месту своего освобождения. Только здесь, стоя у огромной груды кирпича, в которую превратилась свежесложенная стена, можно было понять, как всё произошло. По краю старой кладки были видны следы грубой зачистки, значит, между стенами был специально выбит зазор. К тому же сооруженная почти без фундамента стена не имела опоры.

Сообразивший это первым, Ярко показал Сашке на верх дыры.

— Ось там треба було штовхаты, а ты, мабуть, снизу зачепыв, от и обвалыв все на себе…

Пока Ярко объяснял Сашке, что с ним произошло, Мирек перелез через груду битого кирпича и уже оттуда из середины, крикнул:

— А ты, Сашко, вовремя выдерся! Тут старая стенка тоже ссунулась и больше прохода нет!

Друзья так и не успели обсудить сообщение Мирека, так как от ворот к ним вышел военврач и удовлетворённо хмыкнул:

— Вот вы где… — Он взял Сашку за плечи. — Пошли, хлопче, машина ждёт.

Возле «виллиса», стоявшего у въезда, первой к Сашке подошла пани Цыбульская.

— Саша, я так за тебя рада! — Она ласково погладила его по щеке и, ничего не объясняя, добавила: — Если б не ты…

Сашка понял, что его благодарят за письмо, сконфуженно пробормотал:

— Да что там… — и с трудом забрался на заднее сиденье «виллиса».

Военврач начал обсуждать с майором, куда и как везти Сашку, хлопец прислушался, и тут кто-то осторожно тронул его за рукав. Сашка повернул голову и увидел незаметно подошедшую к машине Нонну. Девочка неожиданно наклонилась близко-близко к хлопцу, поцеловала его в щёку и прошептала:

— Спасибо…

От этого поцелуя Сашкина голова закружилась, он дёрнулся, зачем-то сунул руку в карман и вдруг ощутил под пальцами холодок металла. Что-то такое вспомнилось и, достав колечко, Сашка протянул его Нонне.

— Это тебе…

— Так ты прошёл… — восхищённо прошептала Нонна, её глаза заблестели, а дорогое украшение, несколько сот лет пролежавшее в подземелье, вспыхнуло в солнечном свете жёлто-зелёными лучиками…

 

Эпилог

Над замковой площадью стояла знойная тишина. Солнце, висевшее в зените, освещало старый, поросший травою булыжник и пыльную листву деревьев, толпившихся за обшарпанными заборами. Всё было, как тогда, в тот памятный июльский день.

Казалось, время не коснулось этого уголка Старого города, и всё же пристальный взгляд улавливал перемены. Со стен монастыря исчезли трещины, и только металлические пластины, видные даже от ворот замка, подсказывали, где прошли конструкции, укрепившие ветхое здание. Башню Гнездецкого покрыла островерхая гонтовая кровля, а прямо над головой, на сорокаметровой высоте, кокетливо сплетались ажурные кирпичные завитки зубцов-мерлонов. Замковая стена пестрела свежими латками, а там, где когда-то дверной проём вёл прямо в пустоту над откосом, теперь навис смотровой балкончик, под которым, как и прежде, уходила круто вниз знакомая тропинка.

Мужчина медленно прикрыл глаза. На какую-то секунду ему явственно почудилось, что рядом на балюстраде сидит рыжий крепыш Ярко, а по тропинке вот-вот пробежит Мирек, возвращаясь от пани Цыбульской…

— Па, а ход это вон там, да?.. — Сын тронул отца за локоть и показал на большое пятно новой кладки, чётко выделявшееся на правой стороне Въездной башни.

Ещё не видя отверстия, мужчина кивнул и открыл глаза. Он просто почувствовал, что сын не ошибся. Когда-то, для мальчишки, стоявшего теперь рядом, — давно, а для него, взрослого, — словно вчера, его после испуганного вскрика засыпало здесь кирпичами внезапно повалившейся стены.

— А как же комната с сокровищами? Она тут? — снова спросил сын, явно удивлённый тем, что отец, так много ему рассказывавший, сейчас молча стоит на круто заползающей в ворота дороге.

— Я не знаю… И никто, пожалуй, не знает… — Мужчина снова почувствовал себя пятнадцатилетним Сашкой, засыпанным взрывом в одном из глухих переходов… Тогда он почти две недели провалялся в военном госпитале, и за это время явь прочно перемешалась с то ли сном, то ли бредом у него в голове.

По крайней мере майор сначала весьма скептически отнёсся к его рассказу. Но когда мало-помалу он вспомнил все подробности, начиная от комнаты без дверей и кончая седлом с украшениями, майор долго молчал. Молчал до тех пор, пока Сашка не выдержал:

— Так мы же опять можем спуститься туда в подвалы и пройти, где я тогда шёл.

— В том-то и дело, что не можем, — сокрушённо покачав головой, возразил майор. — Видать, взрывы что-то нарушили, и вода начала поступать снизу, а раскапывать…

Вот так Сашка узнал, что многие галереи завалило, старинная система водной защиты нарушилась, и мокрые плывуны окрестных болот, с незапамятных времён сторожившие город, засосали нижние этажи подземелий…

А когда Сашка окончательно выздоровел, уже не майор, а врач вполне доверительно пояснил хлопцу, что все его рассказы не более чем вызванная шоком смесь действительности со сном:

— Такое бывает. Богатое воображение плюс нервная встряска. А если сон яркий, он вполне может показаться явью…

Мирек же, когда Сашка попробовал рассказать ему то же самое, скептически поджал губы.

— Пиастры, говоришь? А чего ты про них сказал только сейчас. Я ж помню, как ты нас всё время спрашивал, что с тобой было…

После чего Сашка и сам начал понемногу верить, что это был сон, а кольцо с изумрудом он мог просто случайно найти в каком-нибудь переходе…

Но говорить об этом сейчас не стоило, и потому Сашка, снова став взрослым, потрепал сына по плечу.

— Пойдём, я всё тебе покажу… — и они дружно начали подниматься по крутому воротному въезду, выложенному мелким булыжником, в котором за столетия отпечатались две глубокие колеи.

Сын торопился и смотрел на стрельчатую арку ворот, ярко высвеченную солнцем, а отец шагал, опустив голову, словно стараясь опять увидеть в глубине полуразрушенных и засыпанных подземелий древнюю сокровищницу с кованой дверью, запертой на тяжёлый ржавый засов…