Трудолюбивый паровоз весело пыхал дымом, мелко-мелко стучали колеса, ритмично покачивались игрушки-вагоны, и за окнами пассажирского экспресса «Берлин — Вена» неспешно проплывал придунайский пейзаж. Во втором купе четвертого вагона сидело шесть пассажиров. Пастор, одетый во все черное, откровенно клевал носом, и казалось, его широкополая шляпа вот-вот свалится на пол, в то время как весь в клетчатом коммивояжер, стремясь первым увидеть станцию, все время тянулся к окну. Солидная, пожилая пара сосредоточенно рассматривала купе, а их привлекательная дочка то и дело стреляла глазками в угол, где сидел настоящий красавец и усмехался ей в победительные усы.

Тем временем под звон станционного колокола, свистки кондукторов и шипение пара экспресс подошел к Западному вокзалу. Едва дождавшись полной остановки вагона, коммивояжер первым выскочил из купе, пастор проснулся, супружеская пара дружно вздохнула, и только владельца бравых усов ожидало разочарование. Судя по всему, он явно стремился воспользоваться случайной встречей, однако, как только стройная ножка в модном ботинке ступила на желтоватую плитку перрона, к девушке мгновенно подскочил сияющий офицер в мундире венгерского гусара.

И пока шикарный гусар увлеченно целовал руки своей пассии, она, прячась за только что полученным букетом, подарила попутчику красноречивый взгляд, который тоже обещал свидание, лишь отложенное на неопределенное время. В ответ красавчик только дружески усмехнулся и развел руками, поскольку и он четко уяснил себе, что прибыл не куда-нибудь, а в известную своим легкомыслием Вену…

Однако, судя по всему, неудача не разочаровала молодца, он, безмятежно помахивая саквояжем, прошелся запруженным публикой перроном, нырнул в здание вокзала и, зачем-то оглянувшись, исчез в туалете. Именно тут через некоторое время, как раз когда красавчик мыл руки под медно-блестящим краном, к нему внезапно наклонился пожилой мужчина и едва слышно шепнул.

— С прибытием, поручик.

— Господин полковник… — молодой офицер вовремя прикусил язык. — Вы?

— Молчите и слушайте, — полковник заглянул в зеркало, проверяя, не стоит ли кто сзади, и продолжил. — Ежедневно, в шесть вечера, вы должны сидеть в кафе у «Гранд-Опера», имея один стул свободным.

— За каким столиком? — поручик уже взял себя в руки.

— Не имеет значения. К вам подойдет пожилой мужчина с гвоздикой в петлице и дважды повернет перстень на левой руке. Запомните: дважды. А вот цветок может быть совсем другим… Поняли?

— Да, — коротко кивнул поручик. — Только как он меня узнает?

— Не беспокойтесь. Вас ему показали еще в Берлине.

— То есть… Все подготовлено заранее?

— Разумеется. Достаточно с нас дела Редля… И последнее. Говорить вы не будете. Просто получите пакет. Если он вынет его из правого кармана, отдадите в посольстве и, как собирались, отправитесь в Белград. Если же из левого, то любой ценой, я подчеркиваю: любой ценой, вы должны переправить пакет через кордон и передать его в Генеральный штаб. Вы меня поняли, поручик?

— Да, господин полковник. Любой ценой.

— Тогда, желаю здравствовать, — полковник едва заметно кивнул, еще раз посмотрел в зеркало и пошел к выходу…

Когда несколько растерянный офицер возвратился на перрон, первым, кто ему встретился, был толстый чех, развозивший на тележке цветы. Точно такие, с какими встречал свою красавицу венгерский гусар. Поручик встряхнулся, молодцевато подкрутил усики и остановил продавца:

— Момент, момент…

— О, битте, бите! — предлагая на выбор роскошнейшие цветы, чех расплылся в улыбке. — Десять крейцеров.

— Йа, йа, — согласился поручик и дальше уже шагал, прижимая к груди букет и делая вид, что собирается кого-то встречать.

Вскоре к перрону подошел другой поезд. Заскрипели тормоза, захлопали двери, забегали встречающие, а поручик так и замер на месте, внезапно увидев выходящую из вагона удивительно красивую девушку. Едва ступив на перрон, она принялась растерянно оглядываться, держа в руках довольно большой чемодан. Примерно минуту поручик оценивал обстановку и вдруг бросился к девушке.

— Наконец-то!… — выкрикнул он и, вручая букет растерявшейся приезжей, громогласно закончил: — Я так ждал вас!… Так ждал!

— А кто вы? — удивленно спросила девушка.

— Я бурш! Вы только не волнуйтесь! Майне либер фройляйн, я сей момент все-все вам поясню! И, простите, вас тут никто не встречает?

— Нет, но… — девушка попробовала несмело протестовать, однако поручик даже не дал ей договорить.

— Чудесно!… Именно так я и думал!… Вы же, миленькая моя, приехали в Вену, а Вена, Вена… Это же настоящая оперетта! А что касается меня, то я — всего лишь веселое приключение, которое закончится через пять минут…

— Ну, если только пять, — девушка было усмехнулась, но сразу же приняла строгий вид. — Но, я попрошу…

— Я обещаю… — поручик галантно поцеловал ей руку. — Доверьтесь…

Без лишних слов поручик отдал девушке свой саквояж, подхватил ее чемодан, не спрашивая разрешения, взял под руку и увлек заинтригованную спутницу мимо пассажиров и служащих, мимо офицеров и жандармов, мимо торговцев и полицейских, прямо на привокзальную площадь, где сразу же подозвал открытое ландо.

— Прошу, экипаж подан! — поручик ловко загрузил вещи, усадил девушку на сиденье и толкнул в спину возницу. — Трогай, любезный!

Сам же он, стоя на ступеньке ландо, огляделся по сторонам и, заприметив группу студентов, как раз собиравшихся послушать заезжих цыган, весело и громко позвал:

— Гей, чавалэ!…

Ландо сдвинулось с места, и едва оно поравнялось с цветисто одетыми музыкантами, поручик так же громко распорядился:

— Венгерский чардаш! — и возле ног самого старого цыгана шлепнулся тугой кожаный, кошелек.

Старшой мгновенно перехватил гриф скрипки, и пока его товарищи только готовили инструменты, над мостовой уже полились первые аккорды зажигательного танца. Оценив эдакую щедрость, студенты тоже посмотрели на ландо, и тогда поручик махнул им.

— Да здравствует Вена! Лучшая столица в мире! Виват, друзья!

— Виват! — с готовностью откликнулась молодежь, и ландо мягко покатилось по улицам Вены.

Только теперь поручик перебрался с подножки на сиденье и, хотя со всех сторон улыбки были обращены на веселого затейника, сам он остановил взгляд на своей визави. Сзади экипаж подгонял все убыстрявшийся ритм чардаша, спереди круто выгибали шеи ухоженные лошади, а когда все это вместе отразилось в широко распахнутых глазах вконец заинтригованной спутницы и поручик собрался заговорить, то как раз тут к нему обратился полуобернувшийся возчик:

— Господа, куда ехать?

— Ой, — спохватилась девушка и вынула из ридикюля конверт. — У меня письмо…

Пока она разворачивала листок, поручик успел прочитать адрес на конверте и распорядился.

— В Нусдорф, любезный.

— А разве это туда? — недоверчиво переспросила девушка.

— Туда, туда, — успокоил ее поручик и, прогнав усмешку с лица, сказал: — А теперь я прошу прощения. Вы видели компанию, слышали музыку и все остальное. Так вот, это было пари.

— Только и всего? — в голосе девушки прозвучало разочарование. — И вы хотите сказать, что сейчас просто так сойдете и возвратитесь к своим друзьям?

— Именно так, — подтвердил поручик и добавил. — Я же предупреждал, что все это только на пять минут.

— Весьма любезно… Как вы там говорили? Настоящая оперетта? Прекрасно! — она взяла поручика под руку и усадила рядом с собой. — Так вот, оперетта продолжается, мой друг! Вы меня встретили, вы меня и довезете!

— С удовольствием… — усмехнулся поручик. — Куда именно?

— Вот, читайте, — девушка подала ему конверт.

— Так, пансион фрау Карличек, — поручик возвратил конверт и поклонился. — А теперь позвольте рекомендовать себя. Тешевский Ян, студент третьего курса университета.

— Тереза Мацив, — улыбнулась девушка. — Из Львова.

— Чудесно! Теперь я и сам начинаю верить в венскую оперетту! И, позвольте узнать: фрау Карличек — это кто?

— Хозяйка пансиона, но я ее никогда не видела, — девушка пожала плечами. — Просто пан Венгржанович написал ей письмо и просил принять меня.

— Понимаю… Этот пан Венгржанович — знакомый фрау Карличек?

— Да, они познакомились в Праге, а сейчас фрау Карличек живет в Вене, к ней сватается пан майор, и у нее свой пансион, а пан Венгржанович…

— Ну, ясно… — развел руками поручик. —

У каждого своя судьба…

* * *

Пансион фрау Карличек, расположенный почти за городом, на берегу Дуная, благодаря саду, живописно спускавшемуся к самой воде, имел весьма пристойный вид. Отпустив ландо, Ян подхватил чемодан Терезы вместе со своим саквояжем и покорно понес багаж следом за девушкой, которая уверенно направилась прямо к крыльцу, где на ступеньках их уже поджидала чуть полноватая, но весьма и весьма привлекательная женщина.

— Я вас слушаю… — женщина приветливо наклонила чепчик.

— По-моему, это вам… — на всякий случай Тереза сделала книксен и отдала свой конверт женщине.

— Так, фрау Карличек, это, конечно же, я, — женщина развернула листок и пробежала глазами строчки. — О, так то вы — фройляйн Тереза! Чудесно… Чудесно! Только, прошу меня извинить, а с вами кто?

— Позвольте отрекомендовать себя… — поручик опустил вещи на дорожку и сделал шаг вперед. — Тешевский Ян! Студент! Поскольку сейчас вакации, считал своим долгом сопровождать фройляйн Терезу!

Хозяйка пансиона долгим, оценивающим взглядом посмотрела на молодого нахала и снисходительно усмехнулась.

— Однако пан Венгржанович о вас в письме не упоминает…

— Видите ли, дело в том, что, когда я приехал, пан Венгржанович уже написал письмо, да и на вокзал я прибежал, по правде сказать, неожиданно… Вот, фройляйн Тереза может подтвердить, что я говорю чистую правду.

— Так, фрау Карличек, — с готовностью подтвердила Тереза, покосилась на своего спутника и со вздохом закончила. — Пан Тешевский появился так внезапно…

— О, это же естественно… — фрау Карличек мечтательно покачала головой. — Я тоже была молода и если бы я была такой красивой, как фройляйн Тереза, то…

— О, нет, нет! Позвольте вам возразить, фрау Карличек, — нахально перебил хозяйку Тешевский. — Хоть я и не беспристрастен, однако не брался б судить, кто из вас красивее, даже сейчас…

— Ах шармер! — растаявшая от комплимента фрау Карличек шутливо потрепала Тешевского по щеке. — Предупреждаю, нельзя быть таким легкомысленным…

— Можно, фрау Карличек, можно! — с подкупающей улыбкой возразил поручик. — Легкомысленный человек честен. Он уверен, что его поймут, и говорит все без опаски, откровенно. И это в то время, когда другие или уходят в себя, или расхаживают, надувшись, как индюки, считая при этом, что именно они и есть наиважнейшее достояние мира… И если мне будет позволительно закончить, то я не решаюсь сказать что-либо про герра майора, но мне известно, что когда пан Венгржанович вспоминает фрау Карличек, то его глаза становятся такими мечтательными… И я уверен, фройляйн Тереза подтвердит мои слова.

— Нет, нет! — Тереза вспыхнула.

Ее возмутила бесцеремонность Яна, но его слова были так уместны, к тому же он точно угадал, как все было на самом деле, и совершенно растерявшаяся Тереза поспешила заверить фрау Карличек:

— Конечно же, это так, но…

— Не надо, милая… — грустно вздохнула фрау Карличек.

Хозяйка пансиона замолчала, по очереди, внимательно посмотрела сначала на Терезу, потом на улыбающегося Яна и, придя к какому-то выводу, обращаясь уже только к девушке, сказала:

— Однако считаю, вам следует оценить легкомысленность пана Тешевского, чтобы потом всю жизнь не иметь дела с затворниками и индюками…

— Фрау Карличек… — Тешевский мгновенно сориентировался и тут же подхватил багаж. — А рядышком комнатки не найдется?

— Рядом?… — хозяйка пансиона перевела взгляд на поручика и не без лукавства, спросила: — А что, разве пану Тешевскому жить больше негде?

— Почему негде? Есть… — Тешевский ловко изобразил смущение. — Но сейчас каникулы…

— Ну, хорошо, хорошо! — согласилась фрау Карличек, но не преминула добавить: — Только комнатка рядом немного дороже.

— Я согласен! — поручик одним махом закинул багаж на самую верхнюю ступеньку. — А то мы с фройляйн Терезой идем сегодня в оперетту…

— В какую это оперетту вы меня пригласили, пан Тешевский? — с притворным возмущением накинулась на него Тереза. — Когда?

— Как когда? — картинно поднял брови поручик. — Только что! Оперетта «Цыганская любовь». Сочинение господина Легара. Это прописано на всех афишах, мимо которых мы с вами только что ехали…

* * *

«Цыганская любовь» окончилась бурными аплодисментами, после которых начался обычный театральный разъезд, и пока Тереза еще пребывала под впечатлением феерического зрелища, Тешевский, выловив среди собственных выездов наемный экипаж, успел усадить свою спутницу на подушки мягкого кожаного сиденья. А когда под стук копыт и фырчанье попутных автомобилей их ландо покатило в общем потоке, девушка, восхищенно рассматривая освещенную как днем улицу, неожиданно спросила:

— Пан Тешевский… — на какой-то момент в ее глазах соединились пышность театра, блеск столицы и улыбка Яна. — Вы, как я догадываюсь, богатый человек?

— Богатый? Ну, это как посмотреть… — Тешевский картинно развел руками. — Но, если жизнерадостность — это богатство, то тогда да, я один из богатейших.

— Мне это уже известно… — Тереза скромно потупилась. — Но если иметь в виду…

— Деньги, — со смехом закончил за нее поручик и почти серьезно пояснил: — Нет, признаюсь откровенно, с этим дело туго, но опять-таки, с какой стороны посмотреть…

На просветлевшем лице девушки явно читалось облегчение, и она полушутя или полусерьезно предложила:

— Ну, давайте посмотрим с моей, — лукаво улыбнувшись, Тереза принялась загибать пальчики. — Вы, имея тут квартиру, сняли комнату в пансионе, вы не ездите на трамвае, а все время берете извозчика, вы покупаете дорогие билеты. По крайней мере, я, пока училась в гимназии, никогда не брала таких…

— Ах, не брали? — вроде как сочувственно переспросил Тешевский и наставительно сказал: — Между прочим, гимназисткам вообще запрещено ходить в оперетту. Хотя, надеюсь, курс обучения вы уже закончили?

— Так, — Тереза гордо вскинула голову. — Месяц назад.

— Тогда дело другое. И как взрослой пани, я поясняю, — по примеру Терезы Тешевский начал загибать пальцы. — Студенческое жилье, это всего лишь убогая комнатка, деньги, собранные за год, можно спустить за месяц, однако я питаю надежду при благоприятных обстоятельствах стать весьма состоятельным человеком.

— А ваши родители? — как-то чересчур быстро спросила Тереза.

— Родители? — Тешевский посерьезнел и ответил с неприкрытой грустью. — Я был еще маленьким, когда в семье что-то не сложилось, а мама так до сих пор ничего мне и не говорит. Конечно, кое-какие средства у нас есть. Хотя сейчас я, как вы видите, студент и, скажу откровенно, в деньгах несколько ограничен…

— Простите мне мою любознательность, — Тереза слегка наклонила голову. — Но вы же не сказали про маму…

— Ах, мама! Мама — это мама. У нее хозяйство. Как говорят у нас на Украине, хутор…

— На Украине?! — Тереза восторженно всплеснула ладонями. — Значит, ваша мама…

— Именно так, — догадался Тешевский. — Моя мама родом с Украины, да и я тоже там родился.

— Это же надо, — восхитилась Тереза. — Тут, в Вене, встретить украинца! Я ж сама галичанка.

— Не может быть! — искренне удивился поручик. — Между прочим, я бывал в Галиции. Как там у вас говорят, я си знаю, я си зроблю… Очень красивый язык.

— Вы так считаете? — сама того не заметив, Тереза взяла Тешевского за руку. — Это правда?

— Конечно, правда, — поручик уловил жест Терезы и сразу же накрыл ее руку ладонью. — Смотрите-ка, а вот мы и дома!

Ландо остановилось возле пансиона фрау Карличек, и Тешевский, ткнувши монету возчику, помог Терезе выбраться из экипажа. Сюда, в Нусдорф не долетал городской шум, кругом все окутывали ночные запахи сада, и в почти абсолютной тишине было хорошо слышно, как где-то там, на Дунае, шлепает по воде плицами припозднившийся пароход.

Сумерки незаметно сменились ночью, и теперь только с дорожки было видно, как сквозь листву приветливо светятся окна пансиона. Все здесь дышало романтикой, и Тешевский, остановив спутницу за несколько шагов от крыльца, показал пальцем на балкон почти скрытый ветвями дерева.

— А вот там живет удивительная панна Тереза… — поручик перешел на таинственный шепот. — И это ее комната с балконом, под которым мужчины должны петь серенады…

— Однако, если запоете вы… — Тереза потянулась к самому уху своего кавалера, — то проснется фрау Карличек и с ней все остальные…

— Но я могу спеть так, что, кроме вас, никто не услышит.

— Тогда проверим, — усмехнулась Тереза. — Оставайтесь тут, а я через минуту буду уже на балконе!

За минуту она, конечно, не успела, однако и поручик не успел сообразить, как быть в такой ситуации. Тем временем дверь балкона открылась, и Тереза, свесившись через перила, тихонько напомнила:

— Ну так пойте же, я жду…

И то ли в ее интонации поручик уловил неясный призыв, то ли это его душа ему подсказала, но только он, неожиданно для самого себя, высоко подпрыгнул, схватился обеими руками за ветку и, упруго кинув свое тело через балюстраду, оказался рядом с Терезой. А она, успев лишь сообразить, что случилось что-то из ряда вон выходящее, растерянно прошептала:

— Вы… Что вы себе позволяете?…

Когда же поручик, опустившись на колено, действительно попытался запеть, она охватила руками его голову и, стараясь закрыть его рот ладонями, так что теперь пение стало больше напоминать поцелуи, принялась едва слышно упрашивать:

— Я вас прошу… Прошу…

— Нет, это я вас прошу… — и поручик принялся самозабвенно целовать доверчиво раскрытые ладошки девушки.

— И все равно я вас прошу… — не отрывая рук, она принялась беспокойно оглядываться. — Мы и так перешли все границы…

— Согласен, — поручик отпустил руки девушки и поднялся. — Только при одном условии.

— Каком? — пряча лицо, Тереза как можно ниже опустила голову.

— Мы завтра снова идем на какое-нибудь представление.

— Нет, нет, — слабо запротестовала Тереза. — Я не могу себе это позволить.

— Ну, тогда просто в какое-нибудь кафе.

— В кафе?… — заколебалась Тереза.

— Ну конечно, в кафе! Это же Вена… — и поручик, уже не дожидаясь согласия и ничего больше не уточняя, еще раз поцеловал руку Терезы и, на какой-то момент зависнув на балюстраде, неслышно спрыгнул с балкона…

Кафе «Крокус» на Рингштрассе было крохотным и полуоткрытым, поскольку размещалось в легкой постройке, напоминавшей веранду. Чуть в стороне, по мостовой, отделенной от тротуара лишь газоном, катился поток экипажей, и хотя время от времени там, гудя клаксонами, проезжали новенькие автомобили, на них уже не особо обращали внимание. Тут, как и в любом венском кафе, был свой, словно отдельный мир, где за чашечкой ароматного кофе шли неспешные разговоры о новинках в «Бургтеатре» и «Гранд-Опера».

Тереза с Яном заняли столик в самом конце ряда и, казалось, были заняты только собой. Однако, не смотря на поток любезностей, которыми поручик словно околдовал девушку, он не забывал время от времени незаметно, но внимательно посматривать и на других посетителей.

Так, он заметил человека, сидевшего в самом дальнем углу и внимательно просматривавшего страницы «Тагеблат». К тому же он почти беспрерывно курил «Капораль», пачка которого лежала перед ним. Но, судя по всему, человек, которого ждал поручик, еще не появлялся, и потому Ян, улыбаясь, наклонился ближе к Терезе, именно в этот момент спросившей:

— Вы, наверное, часто тут бываете?

— И тут, и вообще… — поручик провел ладонью по воздуху и заговорщически подморгнул девушке. — Но больше всего я люблю посидеть в приятной компании.

— Вы что?… — Тереза мило сморщила носик, и он стал удивительно напоминать комочек ваты. — Имеете в виду тех, кто любит выпить?

— Нет, моя милая, — весело возразил Тешевский. — Хоть я и грешен по этой части, но сегодня я пьян и без вина.

— Ну, что ж… — лукаво улыбнулась Тереза, — у меня, возможно, голова тоже идет кругом, но я все-таки хотела бы знать, отчего опьянели вы?

— От вас, мое серденько, от вас! — полушутя ответил поручик и добавил: — Вы, моя несравненная…

— Я вас попрошу… — Тереза порозовела от удовольствия, но, соблюдая приличия, напустила на себя строгость. — Не надо так шутить! Я простая, обычная девушка.

— Ну тогда, если не секрет, скажите, чем вы заняты там у себя, во Львове?

— Живу… — Тереза пожала плечами и улыбнулась.

— С мамой и папой?

— Нет… — улыбка на лице девушки сразу пропала. — Их уже нет… А во Львове у меня маленькое дело и теперь, по окончании гимназии, я решила вести его сама.

— Дело? — откровенно удивился поручик. — Какое дело?

— Собственный магазинчик… Нет, скорее лавочка. И вот я приехала в Вену, чтобы посмотреть, как тут… Потому как, пока я училась, помещение было арендовано под всякую мелочь, а мне хотелось бы чего-то такого… — Тереза помахала пальцами и, не зная как все выразить, улыбнувшись, закончила: — Ну, вы понимаете…

— Понимаю! — поручик не дал ей договорить. — Вы должны торговать цветами. Это у вас выйдет замечательно!

— Вы так считаете? — серьезно спросила Тереза.

— Да, только так, — восторженно заверил ее Тешевский. — Я просто вижу вас в окружении роз!

— Сознаюсь, я тоже об этом думала… — начала было Тереза и вдруг с удивлением заметила, что Ян ее больше не слушает.

Именно в этот момент внимание поручика отвлекло появление в кафе импозантного мужчины, который, стоя возле входа, окидывал взглядом помещение и почему-то сосредоточенно крутил надетый на палец перстень. Его белая гвоздика на атласном лацкане просто бросалась в глаза, и он, понимая это, перестал крутить перстень, прикоснулся к цветку, зачем-то похлопал себя по левому внутреннему карману и направился прямо к столику, за которым сидели Тереза и Ян.

Следя за этим человеком, поручик напрягся, но вдруг сзади, от того столика, где курил любитель дешевого «Капораля», оглушающе грохнул выстрел. Тереза вскрикнула, поручик дернулся, а шедший к ним человек словно споткнулся, схватился рукой за лацкан, сделал еще пару неверных шагов и повалился на пол.

Забыв про Терезу, поручик сорвался с места, подбежал к упавшему и попробовал его поднять, пытаясь хоть чем-то помочь. Наверное, в какой-то степени ему это удалось, так как раненый, широко открытыми глазами всмотрелся в лицо Тешевского и едва слышно прошептал:

— Берегите гвардию… Против нас… Заговор…

Нагнувшись как можно ниже, поручик напряженно вслушивался в его слова и одновременно незаметно просунул руку под левый отворот, где нащупал, словно ожидавшую его руку раненого, которая последним усилием сунула ему в ладонь небольшой пакет…

Мгновенно спрятав посылку, поручик рывком поднялся и, громко выкрикивая: «Врача! Врача!…» — побежал к выходу.

Однако на ступеньках террасы к нему подскочил неизвестно откуда взявшийся человек, за ним еще несколько цивильных, и секундой позже клубок сцепившихся друг с другом мужчин буквально выкатился на тротуар. Начался переполох и в кафе.

Кто-то принялся отчаянно звать полицию, кое-кто, явно опасаясь, что с минуты на минуту начнется пальба, выскакивал прямо через балюстраду наружу, другие, не понимая случившегося, кидались из стороны в сторону, и только несколько пьяных тупо наблюдали за свалкой.

Куча перепуганных посетителей буквально вытолкнула сорвавшуюся с места Терезу на газон. В этот момент поручик ухитрился вырвался из рук нападавших и неожиданно для всех, прямо с тротуара одним прыжком заскочил в открытое ландо, как раз проезжавшее мимо кафе.

Кучер испуганно завертелся на облучке, но не успел он раскрыть рот, как поручик выбросил его из экипажа прямо на цветник. Потом ловко перехватил вожжи и, нахлестывая лошадей, вскачь погнал упряжку вдоль улицы.

Какое-то время Тереза перепуганно наблюдала за происходящим, и только когда почти рядом взревел мощный двигатель и большой автомобиль погнался за Яном, девушку, словно кто-то толкнул. Инстинктивно прячась за спинами прохожих; она начала отступать подальше и, едва очутившись за углом дома, во весь дух помчалась к ближайшей трамвайной остановке…

А тем временем поручик безжалостно гнал упряжку путаными улочками старой Вены. Но все его старания оторваться от преследователей оказались напрасными. Больше того, к длинному автомобилю, гнавшемуся за ним от самого кафе, по пути присоединился еще один, теперь эти машины упрямо неслись следом, и если бы не крутые повороты улочек, заставлявшие шоферов снижать скорость, гонка давно бы закончилась.

Ясно понимая это, поручик после очередного головоломного поворота, когда его ландо чуть было не перевернулось, выхватил нож и, бросив вожжи, одним прыжком перескочил с облучка на спину лошади. Уже сидя верхом, он ловко перерезал ремни, и освободившийся от упряжи конь сразу пошел наметом, а коляска со второй лошадью встала поперек улицы.

Первый автомобиль не успел свернуть и, ударившись прямо в экипаж, вылетел на тротуар, где и запарил пробитым радиатором, однако вторая машина упрямо продолжала преследование. И тогда, заметив, что оторваться не удалось, поручик пошел ва-банк. За очередным поворотом он внезапно встал ногами на круп коня и, подпрыгнув, ухватился руками за старомодную вывеску какого-то магазина. В следующий момент Ян уже стоял, плотно прижавшись к шершавой стене здания, а еще через полминуты спокойно наблюдал, как упрямое авто, продолжая напрасную погоню, исчезло за углом…

* * *

Тереза, которая только что вбежала в свою комнату и, стоя возле окна, все еще пыталась осмыслить, что же именно произошло, не успела прийти в себя, как к ней заглянула встревоженная фрау Карличек.

— Простите, милая, за то, что я вмешиваюсь, но у вас такое лицо, что я не знаю, что и думать…

— Ах, фрау Карличек! — Тереза всплеснула руками. — Я сама ничего не понимаю!

— А что случилось? — в интонации фрау Карличек прямо зазвенела женская солидарность. — Вы что, поссорились с паном Тешевским? И, кстати, где он?

— Я не знаю… — Тереза мгновенно уловила сочувствие в голосе фрау Карличек и теперь просто выплеснула на нее все свои эмоции. — Это произошло так внезапно! Мы с Яном сидели в кафе и вдруг рядом с нами убили человека!

— Не может быть… — фрау Карличек побледнела. — Какой ужас!

— А вы ж видели Яна, он такой, он такой… — не в силах выразить свои ощущения Тереза только прижала к груди ладони. — Он хотел помочь, стал звать доктора, и тут на него бросились какие-то неизвестные!

— Его что, арестовали? — лицо фрау Карличек враз вытянулось, и она торопливо спросила: — Кто? Полиция? Жандармерия?

— Что вы, какая полиция! — поспешила успокоить ее Тереза. — Просто какие-то хулиганы с улицы!

— Странно… И что же пан Тешевский?

— О, он вырвался!… Вскочил в какой-то экипаж, оттолкнул кучера и умчался!

— А вы?

— Я? — Тереза на секунду задумалась. — Я не знаю… Я так испугалась! Там все начали бегать, я тоже побежала, потом села на трамвай и поехала сюда…

— И правильно сделала, милая, — сразу успокоилась фрау Карличек. — Я думаю, там сейчас полиция, да и вообще это не женское дело…

Фрау Карличек продолжала бормотать что-то успокоительное, но Тереза ее не слушала. Пытаясь найти подтверждение своим собственным догадкам, она внезапно спросила:

— Фрау Карличек… — от испуга девушка перешла на шепот. — А может, пан Тешевский революционер?

— А он что, — насторожилась фрау Карличек. — Говорил что-нибудь?

— Да никогда. Я считал, что у него и в мыслях такого нет.

— Так, милая, — согласилась фрау Карличек. — Пан Тешевский вовсе не похож на революционера. Что же касается кафе, то это скорей всего южане, они всегда сводят свои счеты таким образом.

— А как же пан Тешевский? — вскинулась Тереза.

— А что пан Тешевский? — усмехнулась фрау Карличек. — Наверно, догадался, с кем имеет дело, и удрал. И, считаю, правильно сделал. А вообще, милая моя, заруби на своем прелестном носике, что для женщины подцепить такого молодца, как пан Тешевский, большая удача!

— Но… — Тереза растерянно посмотрела на фрау Карличек. — Его тут нет, и я так волнуюсь…

— Ну, милая, если иметь дело с такими молодцами, как твой Ян, волнений не избежать… — фрау Карличек сладко зажмурилась и совершенно спокойно заключила: — Думаю, никуда он не денется. Придет. Поверь мне, настоящие мужчины умеют постоять за себя…

Фрау Карличек внезапно замолкла и прислушалась. Снизу, из холла пансиона долетел какой-то шум, и хозяйка решительно шагнула к двери.

— Подожди-ка, милая, кажется, к нам кто-то пришел.

— Может, это Ян? — с надеждой спросила Тереза.

— Не похоже… — фрау Карличек отрицательно качнула головой и добавила: — Ты, закрой-ка двери, а я пойду разберусь, что там происходит.

Уже догадываясь, в чем дело, фрау Карличек спустилась по ступенькам и, увидев жандармов, властно гремевших саблями, вовсе не удивилась, а наоборот, с гостеприимной улыбкой обратилась к старшему:

— А-а-а, это вы, герр Вендель!

— Несравненной фрау Карличек мое почтение, — в свою очередь жандармский майор расплылся в улыбке и церемонно поцеловал руку хозяйке. — Надеюсь, когда-нибудь вы обратите на меня свое благосклонное внимание…

— Ах, герр Вендель, герр Вендель, вы все время забываете, что у вас есть такой большой револьвер… — шутливо начала укорять его фрау Карличек и почти сразу перешла на деловой тон. — Скажите лучше, в чем дело? Или у вас ко мне есть претензии?

— К вам, несравненная фрау Карличек, ни единой, — жандарм осторожно отвел хозяйку в сторону. — Однако как своему человеку могу сказать… Какие-то злодеи совершили нападение на двух людей в «Крокусе». Старший убит, а молодой сбежал. Между нами — это черт знает что, можно подумать, будто здесь не Вена, а какой-то там Белград…

— Ужас! — фрау Карличек с испугом отшатнулась от жандарма. — Но, я надеюсь, лично вам, герр Вендель, ничего не угрожает?

— Что вы, фрау Карличек, как можно… — довольно усмехнулся майор, и его усы браво полезли вверх. — Сегодня ночью на ногах вся полиция Вены, не говоря уже о таких, как я. Мы без сомнений найдем виновных, но есть некоторые трудности… Скажите, фрау Карличек, у вас пожилой человек не останавливался?

— Нет, герр Вендель, пожилых не было, а вот студент поселился.

— Высокий, крепкий, с усами? — жандарм сразу насторожился.

— Нет-нет, герр Вендель, — поспешила успокоить его фрау Карличек. — Надеюсь, вам хорошо известно, как я отношусь ко всяким циркачам. — Наоборот, мой постоялец стройный, красивый и усы у него почти такие же, как у вас. Кроме того, я подозреваю, что он поселился здесь с одной целью. Понимаете, отдельные комнаты, женщины и амур, амур, амур… К тому же сегодня я его вовсе не жду. Скорее всего он сейчас совсем в другом месте. А что касается меня, то я только слабая женщина, и когда я слышу слово «амур», то у меня сердце тает, герр Вендель, так и тает…

— Ах, фрау Карличек, жандармерия только приветствует нежные чувства, и если бы не этот огромный револьвер, то, я надеюсь…

— Но не забывайте, герр Вендель, — фрау Карличек совсем по-молодому стрельнула глазами. — Признаться, я не боюсь никаких револьверов, и если наша мужественная жандармерия обратит на это внимание, то все может быть…

— Вне всякого сомнения, обратит, фрау Карличек! — жандарм щелкнул каблуками и с восторгом принялся целовать сразу обе руки привлекательной хозяйки пансиона. — Только немного позднее, а сейчас я должен идти, служба, но, поскольку сегодня исключительный случай, один жандарм останется у вас до утра.

— О, конечно, конечно, герр Вендель! — с деланным восторгом согласилась хозяйка. — Так, по крайней мере, я смогу спать спокойно…

* * *

Тереза больше часа ворочалась в кровати. И хотя за окном благоухал сад, а с Дуная доносилось свежее дыхание реки, сон к ней так и не шел. Стоило ей закрыть глаза, как она снова оказывалась в том самом кафе, снова гремел выстрел, и Ян снова прыгал в экипаж…

В конце концов окончательно убедившись, что уснуть не удастся, девушка уставилась в потолок, и именно в этот момент из сада долетел шорох. Еще какой-то момент Тереза лежала молча, проверяя, не почудилось ли ей это, а потом отбросила легкое одеяло и только подскочила к балконной двери, как сразу увидела Яна, который осторожно перелезал через балюстраду.

— Это вы! — Тереза ухватилась левой рукой за косяк и, прикрывая правой открытый ворот ночной сорочки, облегченно вздохнула. — Ну, наконец-то…

— Извините меня… — Тешевский перевел дух. — Но в холле сидит жандарм, и потому я…

— Ой! — спохватилась Тереза. — Он же мог услышать!

Девушка выскользнула из комнаты, на цыпочках перебежала коридор и, перегнувшись через перила лестницы, принялась высматривать, чем занят жандарм, оставленный дежурить в холле. Доблестный страж порядка откровенно храпел, развалившись в кресле и забросив чуть ли не на середину ковра каблуки начищенных до блеска сапог.

Тереза облегченно вздохнула и, возвратившись в комнату, старательно заперла дверь.

— Все в порядке! Он ничего не заметил. Но учтите, они здесь ожидают именно вас…

Тешевский, молча наблюдавший, как Тереза задергивала штору и вздувала свечу, неожиданно сморщился.

— Вот черт…

— Вам больно? — внезапно догадалась девушка.

— Немного… — Тешевский криво усмехнулся и попросил: — Если вас это не затруднит, помогите…

Поручик, кривясь от боли, разделся до пояса, и, увидев его сплошь побитое тело, Тереза всплеснула ладонями.

— Ой, как же они вас…

Она сразу же захлопотала, быстро нашла в шкафчике свинцовую примочку и принялась старательно протирать Тешевскому синяки на спине.

— О-о, хорошо… — Ян облегченно повел плечами и весело заключил: — Таки досталось…

— Скажите мне, пан Тешевский… — рука Терезы на секунду замерла. — Вы… революционер?

— Кто? Я? — поручик мгновенно перестал морщиться. — С чего вы взяли?

— Но, пан Тешевский… — Тереза несколько растерялась, однако превозмогла себя и решительно закончила: — Простите, но я сама видела, как тот пан в кафе вам что-то показывал.

— Допустим… — глаза поручика холодновато блеснули.

— Я понимаю, это не мое дело, но… — Тереза замолчала, пару раз дернула себя за край сорочки и вдруг спросила: — Скажите, то, что вы делаете, со мной не связано?

— Ах, вот в чем дело… — голос поручика мгновенно потеплел. — Ну как бы вам пояснить? Скажем так, вы — это мое, а то, что там, — общее.

— Общее? — глаза Терезы широко распахнулись, и прерывающимся от волнения голосом, она спросила: — Значит, то, что вы делаете, связано с нашим народом?

— Так, — коротко выдохнул поручик.

Какое-то мгновение Тереза восхищенно смотрела на Яна широко распахнутыми глазами и вдруг, сначала осторожно, а потом и горячо начала сама целовать поручика. Широкий ворот ее ночной сорочки разошелся, открывая тугие девичьи груди и Тешевский, который теперь уже никак не контролировал себя, наклонился ниже и инстинктивно поймал губами нежно-розовый сосок…

Обеспамятевшая девушка еще пробовала отстраниться и при этом только повторяла:

— Нет, нет… Не надо…

Однако поручик не слушал ее и в порыве страсти принялся сбрасывать с себя остатки одежды. Наконец спохватившись, Тереза вырвалась и возмущенно выкрикнула:

— Вы что?

— Меня… Здесь… Ударили… — немного овладев собой, поручик неловко повернулся и показал на спине, чуть ниже пояса, здоровенный синяк.

— Так вы ж!… Ах!

Только теперь сообразив, что Ян стоит перед ней совершенно голый, Тереза подолом прикрыла лицо, отчего сорочка высоко задралась и совсем открыла стройные, дрожащие мелкой дрожью бедра. Просто оглушенный этим зрелищем поручик, которым сейчас руководил уже не разум, а инстинкт, метнулся к девушке…

А когда летнее утро вступило в свои права, и первый солнечный луч, проникнув через штору, осветил постель, первым, на что он упал, были лица Терезы и Яна, которые крепко спали, сжав друг друга в объятьях. Именно этот лучик заставил Терезу проснуться, и она, осторожно освободившись из рук Яна, оперлась на локоть и принялась внимательно изучать лицо поручика, который продолжал мирно спать рядом. Однако и он, вероятно, почувствовав этот взгляд, раскрыл глаза, ласково посмотрел на девушку и, подняв руку, начал осторожно гладить ее густые, темные волосы, свободной волной спадавшие на плечи и спину.

— Не смотри так на меня… — смущенно улыбнулась Тереза и попробовала прикрыть наготу сорочкой.

— Но ты же смотришь… — Ян мягко заставил Терезу опустить руки.

— Я… — начала было Тереза и, внезапно сбившись, спросила. — Скажи мне… Только правду… Теперь ты на мне женишься?

— Откровенно? — свободной рукой Ян поднял подушку выше и оперся на нее. — Не знаю…

— Не знаешь… — Тереза порывисто закрыла лицо ладонями, и вдруг из под ее пальцев начали появляться капельки слез.

— Не надо плакать, девочка… Не надо… — поручик осторожно притянул ее к себе. — Я понимаю свою ответственность… Но, говоря так, я имел в виду жандармов и все остальное…

— Так, значит, только поэтому? — Тереза поспешно вытерла слезы.

— Только! — решительно подтвердил поручик.

— А если все хорошо кончится… — начала Тереза.

— Тогда и у нас все будет хорошо, — улыбаясь, договорил за нее поручик.

— Так что… Теперь я могу считать, что твоя невеста? — совершенно серьезно спросила Тереза.

— Конечно, можешь, — с готовностью подтвердил Ян, но потом с некоторым сомнением добавил. — Только ж кольца нужны…

— Ты что, боишься выходить? — Тереза наконец отпустила ворот сорочки и доверчиво прильнула к Яну. — Так и не надо. Я сама могу их купить.

— Ну, еще чего! — возмутился было Ян, но потом задумался и неожиданно сел на постели. — Кажется, ты права… У меня на Ринге есть добрый приятель. Ты можешь сходить в его лавку, выбрать кольца и дать ему мой кошелек!

— А кошелек зачем? — удивилась Тереза.

— А так, чтоб вышло, будто покупаю я сам. Он возьмет деньги, а ты — кольца. Во всяком случае, я хочу, чтобы ты так сделала. Хорошо?

— Хорошо, выдумщик ты эдакий… Хо-ро-шо! — и благодарная Тереза принялась обкручивать вокруг головы Яна свои роскошные волосы…

* * *

Магазинчик «Эдельвейс», хозяином которого должен был быть знакомец Яна, оказался расположенным не на самом Ринге, а чуть в стороне, в неприметном доме с огромным брандмауэром. Торговали тут мелочью, и прилавок с ювелирными изделиями, которые к тому же были рассчитаны на не слишком зажиточных покупателей, ничем не выделялся.

Стоя рядом с этим прилавком, Тереза с некоторым сомнением приглядывалась к довольно непрезентабельным украшениям, выставленным на продажу. Пока она так раздумывала, где-то в глубине магазина скрипнули двери и весьма упитанный здоровяк, навалившись внушительным животом на прилавок, весело поинтересовался:

— Что хочет фройляйн?

Слегка смутившись, Тереза посмотрела вокруг и нерешительно сказала:

— Я б хотела видеть хозяина…

— К услугам фройляйн, — владелец живота слегка поклонился.

— Пан Тешевский сказал мне, что я могу обратиться прямо к вам…

— Пан Тешевский? — переспросил хозяин. — А это кто?

— Он сказал, что часто бывал тут и…

— О, натюрлих… — заулыбался хозяин. — Тут всегда рады постоянным клиентам! Я вас внимательно слушаю…

— Дело в том, что я… — Тереза внезапно вспомнила, что произошло минувшей ночью, и покраснела. — Хочу посмотреть обручальные кольца…

— Мои поздравления, фройляйн! — хозяин ловко вытащил из витрины ящик с украшениями и поставил на прилавок. — Вот, прошу…

Теперь, лишенные стеклянной крышки, золотые изделия смотрелись совершенно иначе, и Тереза некоторое время просто любовалась ими. Потом спохватилась и, вспомнив наказ Яна, протянула хозяину кошелек поручика.

— Вот, возьмите, пожалуйста. Это кошелек пана Тешевского. Мы хотели сделать покупку вместе, но у него не получилось, и он попросил меня выбрать кольца, но с непременным условием, что деньги вы отсчитаете сами…

— Чудесно, чудесно!

Бормоча так, хозяин продолжал улыбаться, но по его лицу было видно, что он не понимает смысла такого условия. Но, поскольку речь шла о деньгах, толстяк сразу посерьезнел, раскрыл кошелек и первым делом вынул оттуда полуимпериал, который и принялся с интересом рассматривать. Судя по всему, монета напомнила хозяину нечто весьма приятное. Он широко улыбнулся, хлопнул себя ладонью по лбу и начал сокрушаться:

— О, фройляйн, простите меня, старого дурня! Это же пан студент!

— Так, пан Ян студент… — подтвердила Тереза и удивленно посмотрела на владельца магазина.

После этих слов улыбка хозяина стала такой сердечной, что Тереза, ощутив внезапную симпатию к толстяку, открыто улыбнулась ему.

— Простите, а за что я должна была вас извинить?

— Как за что? Так это же просто… — толстяк так широко развел руки, словно собрался сгрести в объятья Терезу вместе с Тешевским. — Вы так начали разговор, что я сразу просто не сообразил. А то ж наш любимый пан Ян! Он такой, такой… И вы… Вы такая чудная пара, что я не нахожу слов! Между прочим, когда вы в последний раз видели пана Яна, а то он, негодник, последнее время сюда и носа не показывал.

— Как когда? — удивилась Тереза и, снова вспомнив ночь, покраснела. — Сегодня утром…

— Ну, понимаю… — всплеснул ладонями здоровяк. — Сейчас Яну просто не до нас. Догадываюсь, последнее время он был занят только вами! И, как мне кажется, наш несравненный Ян живет где-то рядом с фройляйн… Или не так?

— Так, — Тереза благодарно улыбнулась толстяку и заговорщически добавила: — Мы с ним живем в пансионе фрау Карличек. Это в Нусдорфе, на самом берегу Дуная.

— Это ж надо, на берегу Дуная! Завидую… — толстяк сладко зажмурился, мечтательно покачал головой и, как бы между прочим, спросил: — А когда же вы едете в путешествие?

— Ян ничего не говорил, — растерялась Тереза. — Но…

— Да, да, это на него так похоже! — весело махнул рукой здоровяк. — А знаете, я советую вам путешествовать по Дунаю. К тому же капитан Чолак — это наш с Яном старинный приятель, сейчас в Вене, а уж он, я уверен, в случае вашего согласия заберет вас на свой корабль просто с берега у пансиона.

Внезапно спохватившись, толстяк снял ящик с прилавка, засунул его на место и заявил.

— Бросьте рассматривать эту чепуху! Для невесты нашего Яна у меня найдется и кое-что получше…

Он сунулся в какой-то закуток и, посопев там минуту, вытянул на свет маленький сафьяновый футляр с удивительно красивыми кольцами.

— Вот, прошу! По-моему, это подойдет…

— О-о-о, — Тереза сокрушенно взялась за подбородок и отрицательно покачала головой. — Нет, нет, это для нас с Яном слишком дорого…

— Дорого? Я понимаю, обручение и все такое… — здоровяк наклонился к Терезе. — А знаете что? Я не возьму с вас денег! Сюда, в кошелек, я положу только счет, а позднее сам Ян все заплатит, хорошо?

Не ожидая согласия, хозяин дописал на чеке кольца еще несколько цифр и, сунув только что выписанный счет в кошелек, отдал Терезе.

— Вот, прошу!

— Вы так любезны… — Тереза порозовела от удовольствия и в знак благодарности подарила симпатичному толстяку глубокий книксен…

* * *

Яркое солнце врывалось через окно в комнату, высвечивая все потаенные уголки и создавая особое праздничное настроение. Именно поэтому, стоя рядом с Яном, Тереза специально поднималась на цыпочки, чтобы шутя коснуться хотя бы его плеча и одновременно крутила в солнечных лучах собственную руку, украшенную кольцом.

Тешевский, наоборот, только примерил покупку и, сразу же отложив свое кольцо в сторону, принялся внимательнейшим образом изучать счет, присланный хозяином «Эдельвейса». На какой-то момент лицо поручика стало хмурым, и Тереза, которая хотя и любовалась кольцом, все равно следила краешком глаза за Яном, сразу же забеспокоилась.

— Что, очень дорого?

— Да нет, дорогая, я вполне могу расплатиться, — поручик улыбнулся Терезе, небрежно свернул счет и, ткнувши его назад в портмоне, весело уточнил: — Так он точно сказал, что капитан Чолак здесь?

— Ну конечно… — Тереза, как кошечка, потерлась щекой о плечо Яна и осторожно стянула кольцо с пальца. — Если надо, тот капитан заберет нас просто с берега!

— Думаю… — начал было Ян, однако, услышав негромкий стук в дверь, сразу оборвал себя на полуслове. — Подожди-ка…

Поручик быстренько спрятался за шкаф и только после этого знаком показал Терезе, что можно открывать. Девушка согнала с лица улыбку и, приняв озабоченный вид, повернула ключ. Впрочем, увидев на пороге саму хозяйку пансиона, Тереза снова приветливо заулыбалась.

— А-а-а, это вы, фрау Карличек…

— Так, миленькая, это я… — фрау Карличек, не торопясь вошла в комнату, по-хозяйски огляделась по сторонам и, заметив лежавшие на столе кольца, всплеснула руками. — О, какая роскошь! Неужели, пан Тешевский? Кстати, он уже возвратился?

— Конечно! — веселым чертом поручик выскочил из-за шкафа и отвесил фрау Карличек церемонный поклон. — Я всегда там, где я должен быть!

— Шарман… — фрау Карличек заулыбалась. — Бандиты, жандармы, кольца!… Нет, пан Тешевский, я от вас просто в восторге!

— А я от вас! — расшаркался перед нею поручик. — И прошу вас, будьте свидетелем на нашем обручении.

— Но ваши родители… — слегка растерялась фрау Карличек.

— О, поверьте, тут нет никаких проблем! — с жаром заверил ее Тешевский. — Мамочку я уведомлю, а что касается пана Венгржановича, то я просил бы пока не писать ему ничего… Понимаете, мне кажется, будет лучше, если мы с Терезой сообщим ему об этом лично. И еще у меня есть тетушка, она живет в Праге, и мы сейчас хотели бы к ней заехать…

— Что? Свадебное путешествие в Прагу? — восторженно переспросила фрау Карличек.

— А как же иначе? — посерьезнел поручик. — Вы и сами хорошо знаете, что для нас, славян, Прага — это особый город.

Расчувствовавшись, фрау Карличек какое-то время смотрела на Тешевского, а потом церемонно поцеловала и Терезу, и Яна.

— Ах, майн кляйнес медхен, майн либер керль… — она смахнула непрошеную слезу и заговорщически подняла палец. — Я думаю, вам надо оставить свои вещи у меня.

— Чудесная мысль! — восхитился поручик. — Тем более что мы планируем купить в Праге все что нужно…

— Правильно, — одобрила фрау Карличек и с хитрой усмешкой заключила: — А господа жандармы пусть еще немного подремлют у меня в холле!

— А мы без вещей спокойно пойдем себе, — уточнил поручик и закончил: — Ведь так лучше, не правда ли, фрау Карличек?

— Так, выдумщики вы мои, так! — согласилась фрау Карличек, еще раз поцеловала обоих и, уже выходя из комнаты, обернулась. — Счастья вам!…

* * *

В сумерках поручик неслышно соскользнул с балкона на землю и прислушался. Кругом было тихо, и только со стороны Дуная слышался однотонный шум. Убедившись, что в саду никого нет, поручик махнул Терезе, которая уже перелезла через балюстраду, и она, слабо пискнув, спрыгнула ему прямо на руки.

На всякий случай поручик немного выждал, а потом, крепко взяв девушку за руку, уверенно повел ее через скрывшийся в темноте сад.

Так они довольно долго пробирались между деревьев, и только когда впереди возникла светлая полоса воды, Тереза, которой было невмоготу молчать, спросила:

— Это что? Конспирация?

— Да, — негромко отозвался поручик и, отпустив руку Терезы, подошел почти к самой воде.

Какое-то время он напряженно приглядывался и, наконец заприметив лодчонку, тихо плывшую вдоль берега, негромко спросил:

— Эй, матрос! Как зовут вашего капитана?

— Чолак… — долетел такой же тихий ответ, и лодочник, подгребая ближе, в свою очередь уточнил: — Это вы, пан Тешевский?

— Я, я…

Лодочка развернулась и с легким плеском ткнулась кормой в берег.

— Садитесь. Капитан Чолак ждет вас.

Поручик помог Терезе устроиться на кормовом сиденье, а потом, сильно оттолкнувшись, запрыгнул сам. Лодочка отплыла от берега, весла неслышно опустились в воду, и матрос, ничего больше не поясняя, умело погнал свою скорлупку дальше, ориентируясь по приметам, известным только ему.

Напряженное молчание длилось до тех пор, пока примерно через полчаса на воде не обрисовался темный силуэт небольшого судна с едва различимым узором вдоль борта. С глухим деревянным стуком лодочка пришвартовалась, и матрос тихо сообщил:

— Прибыли, пан Тешевский.

— Чудесно…

Поручик подтянулся на руках, перепрыгнул из лодки на палубу, наклонившись, помог Терезе выбраться наверх и только этого весело воскликнул:

— Тут у вас темно, как в пещере! Эй! Кто мне подскажет, где тут мой друг капитан Чолак?

— Мой дорогой Ян! Где ж мне быть? Конечно, я здесь!

Совсем рядом вспыхнул потайной фонарь, от палубной надстройки, плохо различимой на фоне ночного неба, отделилось несколько темных фигур, и одна из них вплотную придвинулась к Тешевскому.

— Так ты наконец-то женился, старый пройдоха? А кто мне отступное платить будет?

— Конечно же я! — поручик вытащил из кармана портмоне. — Чем брать будешь? Золотом, серебром?

— Давай сюда, я сам посмотрю, что там у тебя есть.

Капитан Чолак шутя отобрал у Тешевского кошелек и, подсвечивая фонарем, бесцеремонно заглянул в середину. Пошарив в портмоне пальцами, он вытянул оттуда счет ювелира, пробежал взглядом нацарапанные цифры и, ткнувши листок обратно, вернул портмоне поручику.

— У-у-у, голодранец! У тебя, как и раньше, одни долги. А еще собрался жениться…

— Ну вот, такие слова при невесте…

— Ничего, пусть знает, кто ты такой, — Чолак поднял фонарь повыше, увидел растерянное лицо Терезы и мгновенно поменял тон. — Извините, фройляйн, это просто шутка. Идемте, я проведу вас в каюту…

Пропустив Терезу с Яном вперед, Чолак слегка задержался и скомандовал куда-то в темень:

— Снимайтесь с якоря! Белград ждет нас.

— Белград? — негромко переспросила Тереза и повернулась к Яну. — Ты ж говорил, Прага…

— Дорогая, это все конспирация, к тому же для нас нет никакой разницы, — и нежно притянув к себе девушку, поручик вместе с ней начал спускаться по тесному трапу в каюту…

* * *

Наутро кораблик Чолака был уже далеко от Вены. Могучая река неспешно текла долиной, где широкие луга незаметно переходили в зеленые террасы, густо испещренные черепичными кровлями усадеб, только далеко на горизонте маячили голубоватые абрисы гор. Напротив небольшого городка, который, немного отступив от берега, тесно обсел склон холма своими красочными домиками, капитан Чолак приказал бросить якорь, а сам, взяв с собой только одного матроса, лодкой отправился на пристань.

Уже на лестнице, ведущей от дебаркадера, Чолак обернулся и весело крикнул матросу, который привязывал лодку:

— Можешь зайти, промочить горло! В случае чего я в конторе, ищу попутный груз.

— Ясно, капитан! Я жду вас тут, в кабачке…

Матрос живо покончил со швартовкой и поспешил к одноэтажному домику, над дверями которого болталась кованая кружка. Очутившись на пороге, он внимательно присмотрелся к завсегдатаям кабачка.

Что-то матросу явно не понравилось, и он, подойдя к стойке, сразу обратился к хозяину:

— Случилось что-то?

— Ты что, с утра пьян? — хозяин ткнул пальцем в лежавшую на стойке газету. — Смотри!

Матрос молча подтянул развернутый лист к себе ближе и, пробежав глазами заголовок, удивленно присвистнул:

— Ну, дела…

На самом видном месте, шрифтом, сразу бросавшимся в глаза, было напечатано: «Преступление в Сараево», и чуть ниже — еще один заголовок: «Злодейское убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супруги». Матрос быстренько перелистал газету и вдруг спросил:

— Эй, послушай, телефон у вас есть?

Хозяин хотел было высказать свое мнение по этому поводу но, встретившись взглядами с матросом, только хекнул и молча показал на дальний угол, где в деревянной выгородке поблескивал никелем новенький таксофон. Матрос, сопровождаемый недоуменным взглядом, зашел в кабинку, уверенно снял трубку и, бросив монету в щель таксофона, негромко, но достаточно властно, произнес:

— Фройляйн, жандармерию…

Хозяин, видимо, расслышав заказ, насторожился, но матрос прижался губами к микрофону и только что-то тихо шипел туда, не давая возможности понять хоть что-нибудь. Закончив разговор, он спокойно вернулся к стойке, однако сделать заказ не успел. Звонок на двери кабачка резко звякнул, и на пороге возник сам капитан Чолак. Едва заметив своего матроса у стойки, он рявкнул:

— На корабль! Быстро!

Не разговаривая, они почти бегом спустились к пристани, торопливо сели в лодку и поплыли к стоявшему на якоре судну. Когда одолели примерно треть расстояния, Чолак показал матросу зажатую в кулак, скомканную газету.

— Читал?

— Так, капитан…

С минуту Чолак следил за веслами, ритмично опускавшимися в воду, и только после этого спросил:

— Ты хорошо подогнал лодочную пробку?

— Конечно… И подогнал, и цепочку прикрепил, все, как приказано.

— Это хорошо… — еще какое-то время Чолак колебался, но наконец приказал: — Сегодня присоединишь цепочку к борту. Я не хочу, чтобы кто-нибудь удрал без моего разрешения…

Тем временем лодка подплыла к судну, и матрос помог капитану подняться на борт. Потом сунул руку в воду и вытянул из-под днища тонкую металлическую цепь. Защелкнул карабин за неприметное кольцо, вкрученное в борт судна где-то на уровне воды. После этого опустил руку глубоко под днище и, нащупав там пробку, проверил, плотно ли она сидит.

Сделав это, матрос отпустил цепочку, и она, легко булькнув, скрылась под водой. Теперь любой, попытавшийся отплыть на лодке, сам того не зная, обязательно открыл бы заткнутую пробкой дыру в днище. Справившись с делом, матрос удовлетворенно хмыкнул и, взобравшись на судно, отпустил конец привязанный к носу лодки, после чего она чуть отплыла и развернулась, став по течению.

Полюбовавшись на болтавшуюся за кормой лодку, матрос прямиком направился в капитанскую каюту. Перед дверью он на всякий случай огляделся и только потом нажал ручку. Увидев матроса, ввалившегося к нему без вызова, капитан побагровел.

— Я тебя что, звал?

— Нет, капитан, — матрос нахально подтянул себе стул, сел и, понизив голос до шепота, заявил: — Я из контрразведки.

— Что? — Чолак мгновенно выхватил из ящика револьвер и ткнул дулом в матроса. — Руки!… Руки на стол!

— Это можно… — матрос спокойно показал пустые ладони. — Но я советую сначала меня выслушать.

— Выслушаю… Только потом ты все равно навсегда нырнешь в Дунай!

— Предполагал… Однако и ты учти, я у тебя не первый рейс, а это значит, о тебе уже много известно, и если что — разговор с тобой будет короток.

— После этого, — капитан смял лежавшую перед ним газету, — я навсегда исчезну…

— А родня? А судно? А мечта о собственном пароходе?

— Чего тебе надо? — Чолак положил револьвер на стол.

— Договоренности, капитан… К тому же из кабачка я позвонил в жандармерию, а впереди у нас Буда. Так что есть смысл поговорить…

— Согласен… — Чолак нервно забарабанил пальцами по столу.

— Вот и хорошо, — матрос по-приятельски улыбнулся. — А дело маленькое. Я только хочу обыскать твоих пассажиров…

— Ты что, одурел? — Чолак дернулся. — Если я их не довезу до Белграда, из меня сделают лепешку!

— Ну, положим, лепешку из тебя сделают еще в Буде… — спокойно заметил матрос и добавил: — Только кто же сказал, что ты их не довезешь? Вези на здоровье. Мы только посмотрим, что при них есть, и все.

— И все? — Чолак побледнел от злости. — Да это же…

— Не горячись, капитан! Ты хорошо понимаешь, что выхода у тебя нет. А так мы даем тебе шанс.

— Шанс… — Чолак схватился было за револьвер, но потом снова швырнул его на стол, пару раз быстрым шагом прошел каюту из угла в угол и наконец спросил. — И как оно все будет выглядеть?

— А это, мы с тобой, капитан, сейчас обсудим… — и матрос широко, прямо-таки дружески, улыбнулся…

* * *

Поручик весьма долго вглядывался в берег, проплывавший на приличном расстоянии от окна каюты и наконец повернулся.

— М-да… Что-то мне все это не нравится… Тут Чолак собирался взять груз, а вместо этого жмет во все лопатки, — Ян внимательно посмотрел на Терезу, которая крутилась перед зеркалом и вдруг поинтересовался: — Скажи, а тебе корсет сзади не жмет?

— Нет, — Тереза удивленно обернулась. — А что такое?

Ничего не объясняя, поручик подошел к ней вплотную и, повернув девушку спиной, начал бесцеремонно расстегивать пуговички платья.

— Янчику, ты что… — Тереза принялась вырываться. — Пусти меня… То ж день белый…

— Стой, не выкручивайся, — поручик вытащил из кармана пакет и, пристроив его под платьем, спокойно застегнул пуговички. — Так не жмет?

— Нет! — Тереза весело рассмеялась. — Ты решил превратить мой корсет в сумку?

— Именно так, — подтвердил поручик. — А там увидим…

— Ну, если тебе так нужно, — Тереза пожала плечами, — пускай…

Она снова повернулась к зеркалу, и почти в ту же минуту дверь громыхнула, и в каюту всунулась матросская рожа.

— Пан Тешевский, вас капитан зовет!

— Вот видишь… — поручик подтолкнул Терезу к боковой койке. — Посиди тут, думаю, я скоро…

В капитанской каюте Чолак был один. Дружески поприветствовав Яна, он кивком предложил ему сесть. С наигранным равнодушием поручик оглядел каюту и подтянул стул ближе к столу.

— Что произошло, Чолак?

— Смотри сам… — капитан ткнул ему смятую газету.

— Ого… — поручик пробежал глазами заголовки. — Так это же…

— То-то и оно… — Чолак поднялся. — Слушай, Ян, обстановка изменилась.

— Ясное дело… — поручик наскоро просматривал сообщения.

— Я не про то, Ян. Мне было приказано отвезти тебя в Белград. Однако в приказе ни слова не говорилось о девушке. Пойми меня правильно…

— Что? — поручик отшвырнул газету. — Проверка?

— Так, Ян. Я хочу знать, кого везу…

Чолак вышел из-за стола и хлопнул в ладоши. Двери мгновенно распахнулись, и в каюту влетели трое дюжих матросов, сразу блокировав вход и окна.

— Что ты собираешься делать, Чолак? — возмутился Ян. — Да за это…

— Знаю! — оборвал его капитан. — Только я свою голову тоже не на помойке нашел! Личный обыск! Понятно?

— Сколько угодно!

Матросы сосредоточенно рылись в одежде, тщательно прощупывая каждый шов, однако ничего найти им не удалось. Тем временем сам Чолак изучил все, что лежало в портмоне Тешевского, и придирчиво осмотрел каждую вещь, обнаруженную в карманах. Наконец убедившись, что надежды найти что-то стоящее напрасны, он вздохнул и перебросил через стол брюки, которые первыми подвернулись ему под руку.

— Забирай, нет здесь ничего…

Поручик оделся, по очереди окинул всех тяжелым взглядом и вышел из каюты. Очутившись на палубе, он какое-то время стоял возле борта, изображая равнодушного наблюдателя, и только немного успокоившись, пошел к себе. Однако уже на трапе его остановил матрос, карауливший у дверей:

— Извините, пан Тешевский, приказано не впускать…

Скорее всего этот матрос и сам не знал в чем дело, потому чувствовал себя неуверенно. Поняв его состояние, поручик дружески улыбнулся и вновь поднялся на палубу. Там он тихо огляделся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, осторожно постучал в окно собственной каюты. Как он и надеялся, Тереза мгновенно открыла створку и испуганно схватила Яна за руку.

Поручик молча приложил палец к губам, а потом на ощупь расстегнул пуговички ее платья. Еще раз оглянувшись, он вытащил пакет, сунул его в карман и сразу отступил дальше к борту. Потом, встретившись с Терезой глазами, отрицательно покачал головой. Девушка хотела что-то спросить, но в эту минуту на палубе показался капитан Чолак, который в сопровождении все тех же трех матросов направился к Тешевскому.

Поравнявшись с поручиком, капитан криво усмехнулся:

— Ты, Ян, погуляй тут немного…

Оглянувшись на сопровождавших его матросов, Чолак задержался у входа, и спросил караульного:

— Не разговаривали?

— Нет, капитан.

— Добро, — мимоходом бросил Чолак и ступил на трап.

В каюте капитан сначала оглянулся на матросов и только потом грубо предложил Терезе.

— Раздевайся!

— Что? — девушка ошарашенно уставилась на Чолака. — Как это так, раздевайся?

— Просто… Давай сюда сумку, вещи… Все остальное.

— Да вы что, с ума сошли? — начала было Тереза, отыскивая растерянным взглядом Яна, однако Чолак не дал ей опомниться и приказал матросам:

— Давайте, парни! Быстренько…

Пряча похотливые усмешки, матросы подскочили к Терезе. Сразу же затрещали крючки, застежки, и Тереза, наконец уяснив, что с нее и вправду стягивают платье, отчаянно закричала:

— Ян! Ян!!

Услышав этот перепуганный выкрик, поручик, который до той поры спокойно стоял на палубе, рванулся в каюту, однако дорогу ему преградил матрос, карауливший двери. Откуда-то сами собой сразу возникли другие, и на ступеньках трапа началась свалка. Треск и топот на трапе вынудили Чолака занервничать, и он, наскоро ощупав рубашку Терезы, швырнул ее девушке.

— На, прикройся!

Тереза, кое-как замотавшись в оставленную ей одежду, следила за Чолаком перепуганными глазами. Наконец в дверях возник матрос, ездивший с Чолаком на берег. Мгновенно оценив обстановку, он криво усмехнулся и произнес:

— Капитан, мы уже знаем, что надо… Обещаю, Буду пройдем тихо.

— Хорошо… — Чолак вернул Терезе вконец измятое платье и через плечо кинул ухмыляющимся матросам. — Все, парни. Марш на палубу!

* * *

Опершись на фальшборт локтями, поручик тупо смотрел на воду. Рядом молча жалась Тереза, когда с носа долетали выкрики вахтенного, она вздрагивала. Позади них, у нактоуза, отсвечивал фонарь рулевого, а тут, на корме, было темно, и лодка, тянувшаяся на буксире за судном, едва виднелась, зато на обоих берегах, четко определявшихся речными отблесками, то и дело показывались проплывающие огоньки.

Легкий деревянный стук вывел Яна из оцепенения. Решение возникло сразу. Поручик подтолкнул Терезу и приказал:

— Лезь в лодку! Быстро.

Яну показалось, что Тереза ждала именно этих слов. По крайней мере, она, без единого вопроса, не колеблясь, перелезла фальшборт и, улучив момент, спрыгнула в лодку. Поручик тоже не заставил себя ждать. Он достал нож, осторожно перерезал буксир и, ложась на днище, притянул Терезу к себе.

— Заметить могут…

Лодка быстро отставала от судна. Неожиданно послышался легкий хлопок, и где-то снизу зажурчала вода. Сначала беглецы не обратили на это внимания, но когда вода начала быстро заполнять лодку, поручик спохватился и принялся лихорадочно искать черпак или другую посудину. Ничего подходящего не попадалось. Тем временем лодка ощутимо начала погружаться. Поручик все еще не терял надежды отыскать хоть что-нибудь и прекратил попытки только после того, как не на шутку перепугавшаяся Тереза пискнула:

— Янчику, мне ж до берега не доплыть… Я плохо плаваю!

— Доплывем, не бойся…

Поняв, что остаться на плаву не удастся, поручик попробовал оторвать хотя бы доску от сиденья, но из этого тоже ничего не вышло. Тогда он, бросив напрасные попытки, снял пиджак, вынул оттуда портмоне и вместе с пакетом запихнул под шляпу Терезе. Опасаясь, что в воде шляпка может свалиться, он распустил ленты и, обмотав их вокруг головы подруги, завязал в крепкий узел под подбородком.

— Зачем это, Янчику? — уверенность поручика придала девушке бодрости, и она, покрутив головой, чтоб проверить, не помешает ли ей такой «тюрбан», спросила: — А там что?

— Деньги, глупенькая. Как только это корыто потонет, хватайся за мои плечи. Только шею не перехвати, а то ненароком придушишь. Когда поплывем, подгребай ногами, чтоб помочь. Поняла?

— Так, так… — Тереза закивала головой, и болтавшиеся сверху концы лент смешно запрыгали. — Поняла…

— Вот и хорошо. И не бойся, выплывем. Тут недалеко.

Долго ждать не пришлось. Уже через минуту лодка плавно ушла у них из под ног, и поручик поплыл, загребая руками по-морскому, и в такт этим гребкам позади него, словно поплавок, заколыхалась над водой незаметная в темени серая шляпка Терезы.

Казалось, береговые огоньки мигали теперь еще дальше, однако поручик упрямо плыл к левому берегу. Когда он наконец-то коснулся ногами дна, сил у него почти не осталось. Поэтому, прежде чем куда-то идти, они долго лежали на песке.

Потом ночная прохлада стала ощутимой, и поручик, превозмогая себя, поднялся и помог Терезе встать. Они доплелись до какой-то скирды, где, уже окончательно потеряв силы, Ян повалился на разрытую кем-то солому. Так он лежал минуты три, а когда поднял голову, то увидел, что Тереза, не снимая с себя мокрого платья, пытается преодолеть мелко бившую ее дрожь, подтягивая облепленные сырой тканью колени к подбородку, все еще подвязанному шляпными лентами.

— С тобой… Что? — поручик приподнялся на локтях.

— Что?… Ты еще спрашиваешь, что? — губы Терезы тряслись от обиды и холода. — Свадебное путешествие!… Кольца!… Друзья!… И самый лучший друг — капитан Чолак! Да я… Да я все еще чувствую, как они раздевали меня!…

Содрогаясь от рыданий, девушка рванула узел под подбородком, стянула шляпку с головы и швырнула ее в лицо Тешевскому.

— На, забирай свои деньги! Ничего мне не надо!

Поручик через силу поднялся и, накрутив на кулак мокрые, распустившиеся волосы Терезы, рявкнул:

— Прекрати истерику!

— Что? Прекратить? — Тереза рванулась, пытаясь освободить волосы. — А что делать?

— Раздеваться…

Поручик отпустил Терезу и начал сосредоточенно стаскивать с себя мокрую одежду. Какой-то момент девушка смотрела на него и вдруг забилась в новом приступе самой настоящей истерики.

— Ах, раздеваться! Пан Тешевский желают еще и собственного удовлетворения! Ну, конечно, конечно… А что еще делать с паскудной девкой, которую у него на глазах раздели матросы! Пож-жалуйста! Без проблем!

Чуть ли не заходясь от злости, Тереза сорвала с себя платье, сорочку и, скомкав, отшвырнула в сторону. А поручик тем временем, внешне оставаясь совершенно спокойным, разделся сам, аккуратно развесил одежду и, чуть увеличив уже сделанный кем-то лаз в скирде, негромко позвал:

— Давай сюда…

— Что, туда? — голос Терезы зазвенел от омерзения. — Не желаю! Пожалуйста, вот тут! В болоте! В грязи!…

— Сюда, говорю тебе! — поручик ухватил девушку под мышки и, силой заталкивая в лаз, полез следом.

— Нет, нет! — вырывалась Тереза. — Чтоб меня еще и изнасиловали в каком-то гадюшнике!…

Поручик же принялся подгребать солому, приговаривая:

— От Чолака беги, через Дунай плыви, а тут еще и на тебе… Нет уж, спасибочки… — Ян быстро обустроил логово и, тесно обнимая Терезу, прошептал ей на ухо: — Лежи тихо… Согреться надо… А одежда до утра высохнет…

Под это примирительное бурчание Тереза всхлипывала все реже и наконец, согревшись и перестав дрожать, понемногу затихла. Какое-то время они лежали, согревая друг друга и прислушиваясь к ночным шорохам, а потом, примащиваясь поудобнее, Тереза спросила:

— Янчику, ты на меня очень сердишься?

— За что?

— Да я сама удивляюсь, что это на меня нашло… Я ж все понимаю, Янчику… И мне с тобой так хорошо, так хорошо…

— Ну, вот и прекрасно, — с облегчением вздохнул Ян. — А удивляться тут нечему. Такое напряжение, я и сам едва выдержал…

— Правда? — Тереза закрутилась, стараясь повернуться лицом к нему.

— Да говорю ж, правда. Спи, любимая, нам отдохнуть надо…

— Так я сплю, Янчику… — и Тереза, ловко вывернувшись, ласково поцеловала поручика в щеку…

* * *

Откинувшись на кожаные подушки сиденья, старый граф Текели недовольно щурился на окружающий мир. Его коляска, не спеша, катилась по ночному проселку, покрытому еще влажной пылью, и ее мерное покачивание заставляло дремлющего графа то клевать носом, то снова открывать глаза.

После очередного клевка Текели, как петух, подбрасывал голову и с показной бодростью начинал оглядываться, в то время как гайдуки, сопровождавшие графа, молча подпрыгивали в седлах и в отличие от хозяина вовсе не смотрели по сторонам. Для них утренний объезд именья давно стал обычной и, пожалуй, надоевшей, обязанностью.

Неожиданно полуопущенные веки графа подпрыгнули вверх, и он, в первый момент не поверив своим глазам, протер их пальцами. Однако видение не исчезло, а наоборот, приобрело еще больше четкости, от чего в глазах графа блеснули похотливые огоньки — возле недалекой скирды потягивалась на утреннем солнце стройная, да к тому же и обнаженная женщина.

Рука графа сразу вытянулась, и тонкий, дрожащий палец властно показал на притягательную фигурку.

— Гей! Сюда ее!

Гайдуки враз встрепенулись и, радостно гикая, прямиком поскакали к скирде. Уже через минуту они повернули обратно, гоня перед собой полураздетого парня и совсем голую девушку. Тем временем Терезе и Яну, оказавшимся в столь пикантном положении, было совсем не до смеха. Вконец перепуганная Тереза бежала первой, прикрываясь платьем, которое она успела схватить, прежде чем регочущие гайдуки начали теснить ее своими конями, в то время как Ян, сумевший натянуть штаны, то пытался остановить Терезу, то наоборот, кидался с руганью на гайдуков, одновременно пробуя натянуть рубаху.

Наконец поручик справился с рукавами, но в тот момент один из гайдуков, рассерженный его бранью, конем сбил Тешевского с ног. Разъяренный поручик мгновенно вскочил, вцепился в луку седла и, высоко вскинув ноги, охватил ими шею гайдука. В следующий момент он сбросил обидчика с коня. Тяжело хлопнувшись на землю, гайдук испуганно закрутил придавленной шеей.

Увидев это, один из его товарищей потянул саблю из ножен, но поручик подскочил к упавшему, рванул с него перевязь и уже вооруженным схватил коня угрожавшего ему гайдука за недоуздок. Гайдук зло замахнулся саблей, однако поручик, укрывшись за конской шеей, ловко отбил удар.

Граф, восхищенно следивший за всем этим, внезапно вскочил и громко выкрикнул:

— С коня, Миклош! В позицию! — одновременно он жестом приказал другим гайдукам не вмешиваться.

Миклош послушно спрыгнул с седла и, выставив перед собой саблю, двинулся на Тешевского. В свою очередь, поручик выпустил недоуздок и, выжидая, закружил вокруг готового к нападению противника.

Гайдук сделал выпад первым. Клинки противников на какой-то момент скрестились, и сабля Миклоша неожиданно вырвалась из его руки. Отлетев на добрую сажень, она воткнулась в землю. Огорошенный гайдук растерянно посмотрел на хозяина, но граф уже не обращал на него внимания. Наоборот, он восхищенно зацокал языком и с доброжелательной усмешкой обратился к поручику:

— Назовитесь, пожалуйста…

— Граф Мацей Сеньковский! — поручик отсалютовал саблей. — С кем имею честь?…

— Граф Текели Ференц. Прошу меня извинить…

— Без обид. На вашем месте я поступил бы точно так же…

Старик признательно поклонился, но в его глазах вспыхнуло недоверие, вызванное несоответствием титула со столь непрезентабельным видом и, показывая на Терезу, он спросил:

— А она… Пейзанка?

— Нет, граф, — Ян вплотную подошел к коляске. — Это моя невеста. Имя позвольте пока не называть. Ее родители против нашего брака, и потому мы торопимся в Вену.

— Но граф… В таком виде… — развел руками Текели.

— Что вид… Мы нарочно оделись попроще и ночью должны были переплыть Дунай, но в нашей лодке сломалось весло, а потом и дно оказалось дырявым. В конце концов, лодка вообще пошла ко дну, и мы едва выплыли на берег. К тому же мы так долго болтались на воде, что я, сознаюсь откровенно, не знаю даже, куда нас занесло…

— Ко мне, граф, ко мне… — старик гордо выпрямился. — Я надеюсь, инцидент исчерпан?

— Вы про гайдуков? Пустое! — махнул рукою поручик. — Я их вполне понимаю.

— Ну тогда, тогда… — от нетерпения Текели даже перегнулся в коляске. — Понимаете, граф, я еще в сорок восьмом неплохо владел саблей, но чтобы вот так, мгновенно… Как это вы?

— О, это действительно хитрый прием! Мой отец перенял его у одного из русских казаков. В шестьдесят третьем.

— У казака?… Не может быть! Вы должны показать его мне, граф! И поймите меня правильно, я не требую, я только прошу…

— С превеликим удовольствием! — поручик дружески улыбнулся Текели и, отобрав у гайдуков сразу две сабли, начал показывать. — Видите, граф, здесь вся хитрость в гарде. Клинок должен попасть в этот захват, и его остается только резко повернуть. Кстати, казачьи шашки такого захвата не имеют и к ним применить этот прием нельзя.

— О да, да, я знаю, кто такие казаки… — наверное, Текели вспомнил что-то, поскольку прикрыл веки и начал было мечтательно качать головой, но тут же встряхнулся. — Скажите, граф, чем я могу вам помочь?

— Чем? Только покажите, какая из дорог ведет к станции.

— Да вот эта, граф, — Текели показал рукой на проселок. — Но туда далеко.

— Далеко? — поручик на мгновение задумался и вдруг спросил: — Скажите, граф, а вы не могли б мне продать одного из ваших коней?

— Продать? — удивился Текели. — Но почему одного?

— Дело в том, граф, что я вижу, сколько стоит ваш выезд, а мы будем вынуждены просто бросить коня на станции. Не искать же мне покупателя на перроне…

— Ах молодость, молодость! — старик снова мечтательно зажмурился. — И вы считаете, что граф Текели продаст вам коня? Нет, не продаст. Конечно, я старик, но я все помню и понимаю… И поэтому просто дарю вам двух коней! Надеюсь, ваша невеста сможет удержаться в седле?

— Да, конечно… — девушка, которая успела уже кое-как привести себя в порядок, благодарно улыбнулась графу.

— Шарман… — расчувствовался Текели и сразу же приказал: — Миклош, коней!

Увидев, что гайдуки послушно слезают с лошадей, поручик наклонился к Текели.

— Граф, я ценю вашу шляхетность, но хочу кое-что предложить. Пусть кто-нибудь из ваших людей поедет с нами и заберет коней назад.

— Нет, нет, нет! Я же сказал, что все понимаю, — Текели важно поднял вверх палец. — Зачем двум влюбленным еще какой-то гайдук? Ну, а если кони вам нужны только до станции, то оставьте их на коновязи возле аптеки Зомбаи. Это рядом со станцией, а позже я пошлю кого-нибудь.

— Благодарю вас, граф! — поручик помог Терезе сесть в седло и, тоже вскочив на коня, воскликнул: — Желаю вам ста лет жизни!

— И вам счастья… — махнув им вслед, граф Текели закаменел, и еще долго-долго его коляска стояла на месте, а воспоминания уносили старика далеко в прошлое, в незабвенную молодость…

Гайдуки, столпившиеся вокруг, покорно ждали и зашевелились, лишь услыхав доносившийся откуда-то конский топот. Вероятно, граф тоже его услышал и потому недовольно повернулся на сидении.

— Кого там еще несет?…

На этот раз к графскому выезду приближался жандармский патруль, и старший, едва подъехав, приложил руку к козырьку.

— Извините, граф, вам сегодня утром никто подозрительный не встречался?

— Подозрительный? Нет. Пшел! — оторванный от воспоминаний Текели зло ткнул кучера в спину и, не глядя на жандармов, кинул спешенным гайдукам через плечо: — Возвращайтесь пешком!

Графская коляска покатилась дальше, оставляя за собой слегка растерявшихся жандармов и двух гайдуков, которым вовсе не нравилось предстоящее возвращение. Именно поэтому Миклош, выждав, пока коляска отъедет подальше, обратился к жандарму:

— Кавалер… Вы случайно не красавчика с девкой ищете?

— Ну, допустим… — старший патруля подозрительно покосился на гайдука. — А тебе что-то известно?

— Мне нет, — пожал плечами Миклош. — Я только знаю, что граф только что встретил двух таких и подарил им наших коней. Они, вишь ты, спешат на станцию…

— Что? Встретил и подарил? — жандарм покрутил пальцем у лба. — Ты, парень, часом не того?

— Кто тут того, я не знаю… — скривился гайдук. — Но они обещали оставить коней у аптеки Зомбаи, хотя, думаю, поскакали они прямиком в цыганский табор.

— Цыгане? — встрепенулся жандарм. — Это тот табор, что стал тут недавно?

— Он, других нет, — подтвердил гайдук и на всякий случай добавил: — Но это только мне так кажется…

Какое-то время жандарм обдумывал услышанное, потом махнул нагайкой, и патруль послушно зарысил вслед графскому экипажу…

* * *

Тереза и Ян прискакали на станцию примерно через час. На первом же перекрестке поручик придержал коня и, оглядев мятое платье Терезы, заметил:

— Смотри, вон там вроде лавка… Зайдем, переодеться надо.

Хозяин крошечного магазинчика, завидев у себя на крыльце столь ранних посетителей, сначала удивился, но тут же вспомнил про коммерческий интерес и вежливо пригласил:

— Прошу. Прошу. Что бы вы хотели?

— Мы гости графа Текели, — небрежно бросил поручик и, заметив, что имя произвело должное впечатление, закончил: — А у него такие кони! Короче говоря, нам по дороге пришлось сушиться и, сами видите…

— О, понимаю, понимаю… — хозяин рассыпался в любезностях. — Что желаете? Привести себя в порядок? Или может?… Но, извините, у меня тут только для селян…

— Народный костюм? — поручик сделал вид, что задумался. — А что… Вид у него, весьма экзотический, не так ли, дорогая?

Тереза, не понимая, для чего Ян выдумывает какие-то небылицы, молча пожала плечами, однако поручику этого было достаточно, и он повернулся к владельцу.

— Решено, мы покупаем у вас два селянских костюма! И не возражай, дорогая… — поручик повернулся к девушке и, хотя она не сказала ни одного слова против, начал ее убеждать: — Лучшего маскарадного костюма на сегодняшний бал и быть не может! А чтобы ты убедилась, предлагаю сразу переодеться.

Уже через четверть часа Тереза и Ян, переодетые в местных селян, вышли из магазинчика в сопровождении хозяина, просто пораженного их щедростью. Обратив внимание на то, что даже лавочник не сводит восхищенного взгляда с Терезы, которой наряд на удивление шел, поручик усмехнулся:

— Ну что, дорогая, ты довольна?

— Так, — улыбнулась Тереза. — Мне нравится!

Поручик помог ей сесть в седло и, принимая от лавочника сумку с их собственной одеждой, вроде как между делом поинтересовался:

— А что, любезный, тут поблизости аптеки нет?

— Конечно, есть, — придерживая стремя поручику, лавочник поклонился. — Аптека Зомбаи. Сюда в переулок, рядом с коновязью. Увидите сразу.

И верно, поручик заметил коновязь сразу же, как только они завернули за угол дома. Однако вместо того чтобы подъехать к ней вплотную, поручик остановил коней на приличном расстоянии и, помогая Терезе сойти с седла, сказал:

— Ты тут побудь. В аптеку я сам зайду.

Тереза молча согласилась, а поручик подъехал к коновязи, старательно привязал коней и, пройдя в здание аптеки, украшенной яркими эмблемами, стянул с головы шапку.

— Я извиняюсь, кто тут будет господин Зомбаи?

— Ну я… — провизор, торчавший за прилавком, важно задрал подбородок. — Чего тебе?

— Я со станции… — поручик еще раз поклонился провизору. — Коней тут привязал. Там гости графа Текели на них приехали, велели сказать, за ними приедут…

— Что? Кони графа Текели? — всю провизорскую важность словно корова языком слизнула, и он сразу захлопотал. — Ты иди, иди, я сам ими займусь!

Пока поручик, кланяясь, отступал к двери, снаружи загудел мотор, и вдоль аптечной витрины проехал, медленно останавливаясь, длинный желтый автомобиль. Минутой позже звякнул входной звонок, и в аптеку ввалился ражий детина в желтой кожаной куртке и таком же картузе с нацепленными поверх козырька очками-консервами.

— Аптекарь! — рявкнул он от порога. — Бензину для графа Сегеди!

Поручик проскользнул мимо желтокожего здоровяка и уже на улице обратил внимание на то, что никакого графа Сегеди в машине нет, зато Тереза, вместо того чтобы ждать его в стороне, крутится рядом с роскошным авто.

— Что, нравится? — подходя ближе, спросил поручик.

— Конечно! Он так быстро подъехал!

На этом их разговор прервался, потому что здоровяк, который уж никак не мог быть графом Сегеди, выволок из аптеки бутыль с бензином и, примащивая ее на капоте, окликнул поручика:

— Эй ты! Чем даром зенки лупить, помоги лучше!

Поручик с готовностью обхватил прохладный стеклянный бок и сразу заметил, что шофер, возясь с пробкой бака, одновременно косится на вертевшуюся рядом Терезу. Таким моментом грех было не воспользоваться, и поручик осторожно начал:

— Простите, ваша милость, пан граф…

— Я не граф, — самодовольно ухмыльнулся здоровяк и громко, явно рассчитывая на уши Терезы, заявил: — Я его шофер. Граф приказал перегнать авто из усадьбы в Буду и поэтому я еду один.

Здоровяк наклонил бутыль, бензин струей полился в бак, и теперь, обращаясь уже прямо к Терезе, здоровяк спросил:

— Ну а ты, красотка, чья будешь?

— Это Мария, моя двоюродная сестра, — поспешно вмешался поручик. — А я Стефан. Мы только что с поезда. Наша бабушка хочет подыскать ей жениха из этих мест, потому как у нас тут земля, хозяйство…

— Вон как… — шофер с уважением посмотрел на Терезу, которая в свою очередь бросала на поручика возмущенные взгляды, и уже без шуток спросил: — А далеко это?

— Нет, — поручик мгновенно понял, что крючок схвачен. — Думаю, к обеду придем.

— Ага… То-то я смотрю, вы обое так вырядились… — шофер вылил остатки бензина в бак. — Ну, а деньги у тебя есть, Стефан?

— А как же! — поручик поставил пустую бутыль на землю и с готовностью похлопал себя по карману. — Кто ж по такому делу без денег едет?

— Верно! Едет! — шофер важно поднял палец. — А хочешь, красотка, я отвезу тебя к твоей бабушке?

— Я не знаю… — Тереза наконец-то сообразила, куда гнет Ян, и скромно потупилась. — Как Стефан…

— Ну что, Стефан, — здоровяк повернулся к поручику. — Ты при деньгах, давай пять форинтов на бензин — и поедешь, как граф! А твою сестру я везу бесплатно! Согласен?

— Вы шутите? — нарочно заскромничал поручик. — Мы простые люди… А вы… Вы ш-шоф-фе-ер…

— Нет, парень! Тибор Шомоши не шутит! Он серьезный человек. И хотя еще не женат, но сам видишь, кем уже стал!

Шомоши гостеприимно распахнул дверцу автомобиля и усадил застеснявшуюся Терезу на переднее сиденье. Сам поручик, не ожидая приглашения, пока Шомоши крутил ручку, запуская двигатель, тоже забрался в автомобиль.

— Ну, куда ехать? — спросил Шомоши, садясь за руль?

— Сюда, — поручик кивнул на ближайший проулок. — А там свернем…

— Сюда, так сюда, — согласился Шомоши, и, пустив синеватую струйку дыма, желтый автомобиль покатил улицей пристанционного городка…

* * *

Через какой-нибудь час автомобиль с беглецами был уже далеко. На всякий случай поручик намекнул шоферу, что такое расстояние получается только потому, что из-за отсутствия годной дороги они едут кругом, однако Шомоши, увлеченный Терезой, не замечал ни пути, ни времени. Наконец поручик, высмотрев в стороне неплохую корчму, наклонился к шоферу.

— Пан Шомоши, остановитесь, очень прошу…

— Что, Стефан, приехали? — Шомоши с готовностью надавил на тормоз и принялся оглядываться по сторонам.

— Так, пан Шомоши, тут рядом, мы почти приехали, — поручик стал неловко выбираться из автомобиля.

— А чего тут останавливаться? — удивился шофер. — Если рядом, то едем до самой усадьбы.

— Видите ли, пан Шомоши… — вроде как смущаясь, поручик пожал плечами. — Вы такой благородный человек, а мы с Марией простые… Но я прошу, не откажите нам… По такому случаю… Я хочу пригласить вас, ну, чтоб угостить…

— Сюда? — Шомоши с интересом посмотрел на корчму и, отпуская руль, с хрустом потянулся. — А что! И зайдем… Если вы вдвоем приглашаете. Вот только мотор посмотрю…

— Конечно, конечно, посмотрите, — захлопотал поручик и, обращаясь к Терезе, добавил: — Пошли, Мария, я думаю, ты сама выберешь угощение для пана Шомоши, он ведь так добр к нам.

Голос у Яна был настолько искательный, что Тереза, которая вроде бы сориентировалась и даже, выбираясь из автомобиля, с намеком усмехнулась Шомоши, уже у дверей корчмы обиженно прошипела в ухо поручику:

— Я не понимаю, зачем все это? Какая-то Мария, Стефан… Эта корчма… Лучше отдай ему деньги и пусть едет, тем более у меня нет никакого желания сидеть за столом неизвестно с кем…

— Помолчи, — воспользовавшись тем, что Шомоши начал копаться в моторе и не смотрел на них, поручик просто затолкнул Терезу в корчму. — Его напоить надо. Чтоб забыл, куда и кого вез. Чтоб больше никаких матросов, гайдуков и всего прочего… Поняла?

— Ну, если так…

— Так, так, — подтвердил поручик и, высмотрев подходящий стол, показал на него. — Садись здесь и жди Шомоши, а я договорюсь…

Когда поручик отыскал полового, довольный Шомоши уже сидел рядом с Терезой и в восторге оттого, что остался один на один с девушкой, ни на кого не обращал внимания. Воспользовавшись этим, поручик показал их половому.

— Парень, ты этих двух видишь?

— Ну…

— Это моя сестра и ее жених. И я хочу знать, правда ли он такой крепкий или только притворяется… Так что нальешь ему в стакан сразу сливянки, токайского и коньяку. Трижды так сделаешь, понял?

— Та понял… — половой хитро покосился на поручика. — Только ж оно дорого выйдет. А так у нас и простое венгерское есть…

— Тоже мне, дорого, — поручик изобразил обиженного. — Венгерского, тоже мне… На, держи!

Поручик ткнул половому золотую монету, и у того на лице мгновенно возникла угодливость, слегка разбавленная недоверием.

— То… мне?… Так много?

— Не много, не много… Свадьба сестры, ты понял?

— Так, понял… — половой сощурился. — Только, я извиняюсь, вам точно так же? Три раза?

— Так же… И одну бутылку венгерского, сестре. Ясно?

— Конечно, ясно. Все сделаю, как надо!

Договорившись, поручик поспешил к столу, и едва он устроился на свободном стуле рядом с Терезой, как из-за его спины возник половой с подносом.

— Ваш заказ!

— Я сам, сам… — засуетился поручик и, поставивши один стаканчик Шомоши, а второй Терезе, ловко оставил венгерское себе. — Прозит!

Тереза бросила на Яна красноречивый взгляд и едва пригубила, поручик, наоборот, опрокинул свой стакан разом и, глядя на него, Шомоши тоже выпил залпом, сразу закрутив головой.

— Крепко…

— Да что вы! — успокоил его поручик. — Это только кажется, с дороги. В самый раз, тем более вы такой, такой…

— Да, это верно… — Шомоши важно распушил усы.

Половой, который, видимо, наблюдал издали, тут же появился с новым подносом.

— Ваш заказ!

— О, хорошо работаешь, — похвалил его поручик и снова повторил свой финт со стаканами. — Прошу! Прозит!

Второй стаканчик Шомоши пил медленно, видимо, пытаясь сообразить, что же там налито.

— Что, не нравится? — заволновался поручик. — Может, слишком крепкое?

— Крепкое? — Шомоши гордо задрал голову. — Как раз для меня!

— Эй, — окликнул поручик. — Повторить!

Когда половой подавал третий поднос, он только восхищенно цокнул языком. Как человек с опытом, он уже заметил разницу в поведении гостей. Конечно же, сильнее всего ерш подействовал на утомленного дорогой, Шомоши, и его опьянение становилось все заметнее.

Шофер даже покачнулся на стуле и, высокомерно поглядев кругом, обратился к поручику:

— А твоя сестра очень даже ничего! — Шомоши так и впился в Терезу взглядом. — И ты, Стефан, тоже ничего! Вы мне нравитесь… Но твоя сестра… Это… Это… Можно я ее поцелую?

— Пан Шомоши! — поручик аж подпрыгнул на месте.

— Понимаю, Стефан, понимаю! — махнул рукой Шомоши. — Это не я… Это чувство…

— И я это понимаю, — Тереза, которая все время молча улыбалась, вдруг заговорила. — И сейчас я хочу выпить с паном Шомоши. Вот так…

Она подняла один из своих полных стаканчиков и, пригубив, подала Шомоши.

— Прошу! Мне кажется, сейчас наши чувства одинаковы.

— Колоссаль! — Шомоши демонстративно нашел место, где стекла касались губы Терезы, и выпил залпом. — Еще!

— Согласна! — Тереза пригубила второй стаканчик.

— Еще! — Шомоши точно так же допил третий стаканчик и по-бычьи повернулся к поручику. — У тебя есть претензии, Стефан?

— Нет! — в свою очередь изображая пьяного, поручик тоже качнулся и заявил: — Это ее право!

— Молодец! Ценю!

Шомоши с трудом поднялся.

— Друзья, едем! Я отвезу вас просто домой! И пусть пан граф меня подождет…

Поддерживаемый с двух сторон Терезой и Яном, Шомоши дошел до автомобиля, влез за руль и закричал:

— Стефан! Крути ручку!

— Сейчас! — поручик прикрыл дверцу водителя и, одновременно нагнувшись, перекрыл топливный кран, к которому присмотрелся, еще когда помогал заправлять автомобиль.

Двигатель заработал сразу, и поручик едва успел заскочить в авто, где уже умостилась Тереза. Вконец опьяневший Шомоши рывком сдвинул машину с места. Однако, несмотря на свое состояние, он правил неплохо и, глядя прямо перед собой, все увеличивал и увеличивал скорость. Неожиданно, когда они отъехали довольно далеко от корчмы, двигатель начал давать перебои и наконец остановился совсем.

С минуту Шомоши молча сидел за рулем, не в состоянии понять, что случилось, потом кое-как выбрался из машины и хотел было открыть капот, но медленно сполз на землю у переднего колеса.

— Сейчас… Сейчас все будет в порядке… — пьяно бормотал он, но вместо того чтобы встать, привалился щекой к шине и захрапел.

— А ну помоги! — позвал Терезу поручик и с ее помощью затащил уснувшего Шомоши на заднее сиденье.

— И что же теперь будет? — заволновалась Тереза.

— Ничего не будет! — поручик натянул на голову украшенный очками картуз Шомоши. — Садись, едем!

— Янчику, а ты что, умеешь? — удивилась Тереза.

Не отвечая, поручик открыл кран, подождал, пока горючее заполнит систему, и запустил двигатель. Потом сел за руль, оглянулся на Шомоши, храпевшего на заднем сиденье, посмотрел на примостившуюся рядом Терезу и легко сдвинул автомобиль с места…

* * *

Уже под вечер желтый автомобиль, миновав с пяток ухоженных селений, проехал через небольшой лесок. Впереди маячили покрытые густым лесом горы, дорога становилась все круче, на каждом повороте машину заносило, но поручик и не думал снижать скорость. Наконец, после очередного головоломного поворота, когда автомобиль уже достиг густого горного леса, Тереза не выдержала и попросила:

— Янчику, давай потише! Зачем так быстро? Разобьемся…

Не спуская глаз с дороги, поручик на той же скорости проскочил версту, потом еще раз заставил авто ревануть двигателем и только после этого, уменьшая ход, улыбнулся Терезе.

— Глянь-ка, как там наш друг, не просыпается?

Девушка обернулась и увидела, что Шомоши, который за время гонки сполз на пол, возится там и начинает что-то бормотать.

— Вроде того… — Тереза посмотрела на Яна.

— Так, уже время. Да и нам тоже… Бензин заканчивается.

Поручик углядел подходящее место и, снизив ход до предела, осторожно въехал правым колесом в придорожную канаву. Потом помог Терезе выбраться из завалившегося набок автомобиля, и они вдвоем затащили все еще не проснувшегося Шомоши на шоферское место.

— Ну, Тибор, спасибо тебе, — поручик напялил картуз с очками на голову Шомоши, сунул ему в карман деньги и обратился к Терезе: — А сейчас быстро отсюда…

Тереза с готовностью подхватила узелок с их вещами и, внезапно растерявшись, начала оглядываться по сторонам.

— А куда же идти, Янчику?

— Пока через лес… Там еще одна дорога должна быть.

Поручик уверенно сошел с наезженной колеи, высмотрел едва заметную тропку, которая шла в нужном направлении, и решительно зашагал. Тереза покорно пошла следом, но когда они достаточно углубились в чащу, спросила:

— А Шомоши… Как он?

— Что, таки понравился верзила? — пошутил поручик и подмигнул девушке.

— Скажешь еще, — усмехнулась Тереза и добавила: — Мне пьянчужки не нравятся. Просто подумала, что с ним будет?

— А ничего не будет. Проспится и назад поедет. Бензину я ему немного оставил, деньги у него есть. Пусть катится к своему графу. К тому же, я полагаю, про свое путешествие он вряд ли проболтается.

— А мы с тобою, Янчику, другой дорогой, куда?

— Как куда? К тебе, во Львов… Хочу посмотреть где там моя невеста живет.

— Ой, Янчику, ты снова шутишь! — радостно рассмеявшаяся Тереза внезапно оборвала смех. — А как же…

— Оставь, это уже мое дело…

— А может, ты его совсем бросишь, Янчику?

Упоминание про Львов повернуло мысли Терезы совсем в другую сторону, и она даже приостановилась.

— Ну, зачем тебе они? Да еще после всего, что было…

— А может, и правда, бросить? — поручик испытывающе посмотрел на Терезу.

— Кидай, Янчику, заради бога кидай, а то я как звать-то тебя не знаю… Чи то Ян, чи Мацей, чи той Стефан?

— Ну тут уж дудки, — засмеялся поручик. — Между прочим, ты у меня — тоже штучка… И Мария, и Тереза, разве не так?

— Ой, Янчику, ты все шутишь!

Девушка вздохнула и, посмотрев на Яна, как на клад, который не только отправится с ней в родной город, а может статься, и останется там у нее, начала рассуждать вслух:

— Я вот думаю, как нам лучше до Львова ехать. Дома, надеюсь, нам лучше будет! Только я точно не знаю, как отсюда выбраться…

— Не горюй, милая, выберемся! Где-нибудь в селе подводу наймем. По дороге киптарики — овчины гуцульские, что на плечи набрасывают, себе купим. Хочешь киптарик?

— Вот тебе и на! Киптарик ему захотелось! Нам надо перевал переезжать, чтоб до Львова добраться!

— Конечно, надо, — с усмешкой согласился поручик. — Вот купим киптарики и пойдем себе через тот перевал… Чем плохо, а? Разве у нас не свадебное путешествие, в конце-то концов?

— Это уж точно, свадебное, — грустно улыбнулась Тереза и заспешила следом за своим Янчиком, который уверенно вышагивал в гору…

* * *

На перевале бесновался ветер и, несмотря на солнечный день, благодаря высоте все тут выглядело хмурым, и даже захватывающее зрелище синих от туч горных вершин казалось неприветливым. Поэтому Тереза с Яном задержались только для того чтобы оглядеться вокруг, и сразу начали спускаться узкой тропой-дорогой, усыпанной мелким камнем, на котором металлические шины колес сумели выбить только две малозаметные колеи.

Было холодно и, хотя теплые гуцульские накидки из выделанных овчин спасали от пронизывающего ветра, говорить не хотелось. Только когда они молча прошли почти версту и спустились намного ниже, поручик улыбнулся Терезе.

— Ну вот, а ты боялась… Таки одолели перевал!

— Все равно где-то тут ночевать придется, — вздохнула Тереза. — А я уже так домой хочу…

— Ничего, теперь быстро пойдем. Все вниз и вниз…

— Подожди, Янчику, отдохнем немного, — Тереза остановилась. — Ты только посмотри, какая красота!

И правда, кругом поднимались крутые скалы, откуда-то сверху сбегали по камням звонкие ручейки, а с другой стороны речки, вдоль которой шла дорога, в голубой дымке стояла сплошная стена хвойного леса.

— Да, красиво… — вздохнул поручик и придирчиво посмотрел на ногу. — Ты как, к новой обувке приспособилась?

— Да вроде ничего. И идти легко. А у тебя что?

— Да сапог чертов… Ногу стал натирать.

— А ты переобуйся. У тебя же есть во что. Ну смешно выглядеть будешь, так кто тут смотрит?

— Да те еще хуже, — поручик со злостью пнул сапогом камень. — Я ж из-за тебя во все новое вырядился. Только одно дело — в каюте сидеть, а пешком по горам чапать — совсем другое…

— И что ж теперь будет, Янчику? — забеспокоилась Тереза.

— Ничего, обойдется… Найдем где отдохнуть. Пошли дальше.

Миновав два или три поворота дороги, которая кружила ущельем, поручик радостно показал Терезе на недалекий откос.

— Смотри! Я ж говорил, найдем что-нибудь…

— Ой, и правда колыба! — с минуту Тереза всматривалась в неказистую хибарку, приткнувшуюся к горному склону, и только потом спросила: — Что, Янчику, тут и ночевать будем?

— А что такого? Не бойся, не замерзнем, — коротко рассмеялся поручик и решительно свернул на едва заметную тропку, выходившую прямо к пастушьей хижине.

В колыбе, как и надеялся поручик, не оказалось никого. Уже через четверть часа вспыхнула гостеприимная гуцульская ватра, пламя охватило сухие ветки, и клуб дыма, подхватив с собой шлейф искр, расплылся под потолком. Тем временем, пока поручик возился у очага, Тереза хозяйственно развязала заплечный мешок, вытащила белую салфетку и разложила на ней оставшиеся продукты.

Поручик скептически покосился на небогатый стол и молча достал из своего мешка плоскую бутылку. Глянув на просвет, сколько осталось, он глотнул вино прямо из горлышка и, закусывая взятым с салфетки подсохшим куском хлеба, передал бутылку подруге.

— Попробуй.

Тереза слегка опьянела от первого же глотка и, слегка раскрасневшись, ласково обняла поручика.

— Янчику, — ласкаясь, она взъерошила ему волосы. — Скажи мне, Янчику… А ты кто?

— Что, опять не знаешь, как назвать меня?

— Нет, Янчику, я не про это… Скажи, может, ты и правда граф? Тот… Как это? Мацей Сеньковский.

— Еще чего! Успокойся, никакой я не граф.

— Нет, ты мне скажи правду… — мурлыча, как кошечка, Тереза потерлась щекой о плечо Яна. — Я ж чувствую…

— Что ты чувствуешь, мое серденько? — поручик прижал ее к себе и поцеловал в самый кончик носа.

— Нет, ты не шути! — слегка отстранилась Тереза. — Душу я твою чую… Хорошо мне с тобой! Хорошо… Но есть еще что-то, а что — понять не могу…

— А скажи, дивчинко, чего тебя так мое происхождение беспокоит?

— Ну, это ж ясно, Янчику! Я ж сама из простых…

— А я что, сложный? — усмехнулся поручик.

— Янчику, то тебе, может, все равно, а мне это… Понимаешь, отец мой шляхетного рода, а мама — простая селянка, правда, люди говорили, очень красива была…

— И тебе я то же самое говорю, — поручик ласково обнял девушку. — И значения для меня не имеет, есть у тебя магазинчик или нет…

— Да нет, магазинчик есть! — весело рассмеялась Тереза. — Вот будем во Львове, сам все увидишь.

— Ну если магазин есть, то все! Разбогатеем… — Ян скорчил смешную рожицу. — Вот завтра в долину спустимся и паняй до Львова!

Поручик зарылся лицом в распущенные волосы Терезы, и она начала ласково целовать своего Яна…

* * *

Дорога, которая вела с перевала в долину, так и шла вдоль речки, и хотя колыба, где Тереза и Ян провели ночь, осталась далеко позади, шум воды все время сопровождал их. Однако ниже спуск сделался не таким крутым, дорога начала все чаще отходить от реки и, вместо того чтобы просто спускаться под уклон, принялась петлять длинными поворотами.

Конечно, для возчиков, взбиравшихся с грузом на перевал, так было удобнее, однако поручика удлинение пути никак не устраивало и после очередного поворота он решительно повернул к распадку, который, начинаясь у дороги, уходил прямиком вниз между двух склонов.

— Куда это ты, Янчику? — забеспокоилась Тереза.

— Напрямик! — весело отозвался поручик. — Так будет ближе, нам же не возом ехать. Мы с тобой пешком топаем, а я, говоря откровенно, так ногу натер, что едва иду…

— Так ты ж хоть осторожнее…

Тереза, было, заколебалась, но Ян махнул рукой, и ей тоже пришлось идти напрямик, прыгая от ствола к стволу. Сначала деревья, густо росшие по склону, подступили к ним со всех сторон, и казалось, путники попали в непроходимую чащу, однако примерно через полчаса снизу снова долетел шум воды, и лес понемногу стал расступаться.

— И откуда ты так все знаешь, Янчику? — Тереза задержалась у дерева. — От самого Дуная дороги ни у кого не спросил! Только показываешь: сюда, сюда… И правда, каждый раз выходим!

— А ты про такую науку, как география, слышала? — поручик тоже приостановился.

— Конечно. Только в гимназическом учебнике таких подробностей нет.

Девушке надоело по-козлиному прыгать между деревьев, и она радовалась короткой передышке.

— Так то в гимназическом… — поручик с видимым удовольствием оперся спиной о ствол и повернулся к Терезе. — А я этим краем интересовался, да и карты хорошо запоминаю. Мне достаточно пару раз глянуть и все помню…

— Тогда ты и про Олексу Довбуша слышал?

— Ясное дело. Ходил тут такой. А ты чего вдруг вспомнила?

— Как чего? — искренне удивилась Тереза. — Он же где-то тут клад спрятал!

— А ты что, сокровища любишь? — рассмеялся поручик и, хотя Тереза не ответила ему, он, и так все поняв, закончил: — Добро, если по дороге что-нибудь углядим, то обязательно…

Поручик оттолкнулся от дерева, сделал шаг и вдруг с коротким вскриком покатился вниз по склону.

— Янчику!…

Едва удерживаясь при беге за стволы, Тереза помчалась следом, но догнала его только у самой речки. Неловко подвернув под себя ногу, поручик лежал на мокром камне и матерился в голос.

— Янчику! Ты как? — бросилась к нему Тереза.

— Похоже, ногу подвернул… — поручик попытался встать. — Больно, черт…

— Опирайся на меня, Янчику…

С помощью Терезы поручик выбрался на дорогу, которая опять шла возле самой речки, но идти не смог и сел на обочину.

— С ногою что-то не так… Разве что босиком попробовать…

Но и переобуться сам поручик тоже не смог. Стянув с него сапог, Тереза испуганно пощупала распухшую щиколотку.

— Что, очень больно?

— Есть немного… — поручик прислушался. — Погоди, вроде едет кто-то…

Ян не ошибся. Через пару минут к ним действительно подкатила пароконная упряжка, которой правил старый гуцул.

— Т-р-р, — дедок натянул вожжи. — Цо си стало?

— Диду, допоможить, — кинулась к нему Тереза. — Видите, нога…

— А вы кто будете? — прищурился возчик.

— Студент я, — поручик попробовал встать. — А это моя невеста.

— Ага, ага, — хмуро закивал головой старик и, вкладывая в слова особый смысл, добавил: — Я бачу вас до ликаря треба!

— Мы заплатим, дед, — поручик сразу понял, в чем дело.

— Ну то сидайте, сидайте, прошу… — старик тут же повеселел и засуетился, устраивая поудобнее своих неожиданных попутчиков.

Пока воз, грохоча колесами по камням, быстро катил битыми колеями, поручик, приподнявшись на локте, обеспокоенно посматривал на свою ногу, щиколотка которой, казалось, распухла еще больше.

— Я перепрошую, — оглянулся на него дед, — А скубенты теж воюваты мають?

— С чего ты взял, диду? — поручик попробовал размять ногу.

— Как с чего?… Вси кажуть, вийна буде…

— С кем, диду?

— А я знаю… То цисаря дило… Но вроде как с Россией.

— Куда мне воевать, — горько рассмеялся поручик. — Видишь, нога какая…

— Так то що, може, той войны и зовсим не буде?

— А вот этого я, дед, знать не могу, — и поручик пристально посмотрел на пытливого старика.

В то время как воз катил и катил себе вдоль речки, утомленные пешим переходом Тереза с Яном не заметили, как битый камень под колесами сменился на песчаную колею, и вскоре они остановились рядом с маленьким домиком лекарского пункта.

Довольный щедрым вознаграждением дед, благодарно помог Терезе завести поручика на крыльцо, где в дверях их встретил добродушный лекарь. Проведя потерпевшего в комнату, он усадил поручика на крытую клеенкой оттоманку и вдруг, не предупреждая, так дернул ступню, что там вроде как хрустнуло.

От неожиданности поручик вскрикнул и сразу же выжидательно посмотрел на доктора.

— Там… Что?

— Теперь ничего! — лекарь весело тряхнул поручика за ногу и бодро пояснил: — Везунчик, вы студиозус, везунчик… Кость цела. Компресс, тугая повязка и, конечно же, неделя покоя. Хотя…

— Что? — всполошилась Тереза.

— Как что? — Лекарь стянул с носа золоченое пенсне и протер стекла платком. — Вы разве не слышали? Мобилизация…

* * *

Бестарка, до краев набитая соломой, миновала львовскую рыночную площадь примерно в полдень. На мягкой подстилке, укрытый шерстяным одеялом, лежал поручик, а Тереза, сидя рядом с гуцулом на перекидном сидении, показывала ему куда ехать. На углу, сразу за площадью бестарка остановилась.

Кругом сновали прохожие, играли оркестры, а сверху от Сокальского Своза шла колонна цивильных, старавшихся держать равнение на военный манер. Впереди колонны ехал всадник в офицерском мундире, за ним маршировали ражие, молодые парни. Люди на тротуарах выкрикивали приветствия.

Поручик приподнялся на своем ложе, посмотрел на колонну, вышагивавшую Свозом, и, ни к кому особо не обращаясь, громко поинтересовался:

— И куда это они?

Поручик так живописно выглядел на своей бестарке, что на него сразу же обратили внимание, и кто-то из толпившихся кругом доброхотов с готовностью пояснил:

— Ясно куда! На Кайзервальд. Там их муштровать будут.

Тем временем Тереза сориентировалась, бестарка круто свернула и старыми, кручеными улочками выехала к неприметному въезду-браме. Заехав через него в крошечный внутренний дворик, бестарка остановилась возле каменного полубалкона, на который выходили задние двери квартир первого этажа.

Тереза спрыгнула с сиденья и, помогая поручику сойти прямо на ступеньки, радостно улыбнулась.

— Ну, вот и добрались!

— Угу… — поручик взялся за перила, огляделся и спросил: — Ну и где тут твои апартаменты?

— Да вот же, вот! — Тереза показала на первые двери, чередой выходившие на длинный полубалкон. — А магазинчик с улицы, там и витрина, и вход, а если в комнаты, то лучше отсюда…

Поясняя все на ходу, Тереза быстренько рассчиталась с возчиком, открыла замок и, распахнув настежь двери, помогла поручику войти в квартиру. Очутившись в передней, Ян усмехнулся.

— И что, кроме тебя, тут никого?

— Никого! — Тереза с облегчением расстегнула крючок на платье. — Раздевайся, Янчику, сейчас я себя с дороги в порядок приведу, а потом за тебя возьмусь.

— Дела… — прихрамывая, поручик обошел две небольшие комнатки, кухоньку и неожиданно предложил: — Слушай, а может, мне все-таки лучше в отель?

— Никаких отелей! — обиделась Тереза. — У меня будешь жить. Куда тебе с твоей ногою в отель…

— А люди что скажут?

— А что мне люди? — Тереза уже успела переодеться в халат. — Ты дурного в голову не бери, Янчику. Сейчас ванну нагреем, я тебя отмою, и ты у меня за три дня на ноги встанешь.

Уже через час поручик, жмурясь от удовольствия, лежал на кушетке, а Тереза вытирала полотенцем его чисто вымытые волосы и сокрушалась:

— Янчику… Ну почему твоя голова так долго сохнет? Я хочу тебе прическу сделать…

— Так еще ж рано, — со смехом упирался поручик. — Ты вон на себя посмотри…

На голове у Терезы торчал тюрбан мокрых, туго закрученных волос, но это ее не беспокоило. Наоборот, девушке, во что бы то ни стало, хотелось немедленно причесать Яна.

— Ладно, делай что хочешь, — поручик перестал сопротивляться.

— А ты от меня никуда не пойдешь? — заглянула к нему в лицо Тереза.

— Пока нет… Полежу у тебя дня три, а потом все равно в отель.

— Зачем, Янчику?

— Ты что, забыла про мобилизацию? И потом фрау Карличек может или проболтаться, или написать пану Венгржановичу. И еще… — Поручик помолчал и после паузы, со значением, закончил: — Еще был Дунай, милая…

— Они что, тебя ищут? — встрепенулась Тереза. — Ты ж мне говорил, что с этим можно покончить.

— Можно было бы… Если б не мобилизация. Ты вспомни, сколько сейчас славян в цесарском войске? Даже украинцев, местных… И в русской армии треть солдат — тоже украинцы. Не понимаешь, что это значит?

— Ой, Янчику… — Тереза испуганно схватилась за щеки. — Я об этом не думала…

— Зато я думаю. Потому первое, — поручик загнул палец. — Мы обустроим наши дела, и я переберусь в отель… Второе, мне необходимо выяснить, как цесарцы украинский вопрос решать собираются… Между прочим, как того хлопца фамилия? Помнишь, ты как-то о нем говорила? Юрко… Юрко…

— Юрко? Грицишин? — удивилась Тереза. — Зачем он тебе?

— Думаю, он обязательно знать это должен.

— Так, поняла, — девушка кивнула. — Я вас познакомлю.

— Правильно, так лучше будет, — согласился поручик и внимательно посмотрел на Терезу. — Я в отеле как Мацей Сеньковский запишусь, и Юрку своему тоже так меня отрекомендуешь. Пускай пана Тешевского тут пока не будет, ладно?

— Что, тоже Дунай? — Тереза прикусила пальцы.

— Тоже, — кивнул поручик.

— А потом? Потом, Янчику… С фамилией, как будет?

— А ничего не будет, — поручик пожал плечами. — Ну, Юрку, наверное, кое-что пояснить надо будет, а вообще… У меня что, не может быть двойного имени? Скажем, Ян-Мацей Сенько-Тешевский, а? Такая фамилия тебя устроит?

— Ой, Янчику, какой же ты выдумщик! — и Тереза, устраиваясь на кушетке поудобнее, прижалась к поручику…

* * *

Ажиотаж первых дней мобилизации несколько стих, и теперь улицами Львова двигался обычный пешеходный поток. Озабоченные люди сновали по тротуарам или ехали в полуоткрытых трамвайчиках, а более солидная публика, конечно же, пользовалась если уж не собственным выездом, то, по крайней мере, наемным экипажем.

В этом потоке, гудя клаксонами и стараясь обогнать всех, проезжали немногочисленные авто, зато грузовые платформы, запряженные могучими тяжеловозами, наоборот, своей медленной важностью сдерживали общее движение, а их длинные тормозные рычаги словно напоминали всем вокруг, что особо торопиться никак не следует.

Через толпу, сгрудившуюся возле отеля «Жорж», стараясь остаться незамеченными, не спеша, пробирались Тереза и сопровождавший ее Юрко Гричишин. Изображая опытного конспиратора, он время от времени оглядывался и в который раз, напуская на себя важность, спрашивал Терезу:

— А ну расскажи еще раз, что ты ему говорила про меня?

— Ой, Юрко, до чего ты дотошный! — возмутилась Тереза и, укоризненно поглядывая на спутника, начала: — Ну, говорила, что ты учился одновременно со мной, что ты в украинских делах — дока. И вообще… Да сколько можно повторять?

— Сколько нужно, — с юношеским максимализмом оборвал ее Юрко и продолжать гнуть свое: — А познакомилась ты с ним в ратуше, на благотворительном базаре и еще он специально сюда приехал, так?

— Ой, Юрко, я ж тебе одно и то же толкую… Пан Сеньковский — украинец, и его очень волнует украинский вопрос. Тем более, его вот-вот мобилизовать должны…

— Ну ладно, — в конце концов смилостивился Юрко. — Не обижайся. В нашем деле проверка никогда не помешает!

— Слушай, если уж согласился, то чего теперь начинать? — всерьез рассердилась Тереза. — Сейчас я вас познакомлю, и проверяй его сколько угодно!

— И проверю… — Юрко закрутил головой. — Ну, где он?

— Вон стоит… — Тереза показала на поручика, который, и правда, уже ждал их возле входа в отель.

— Подождем малость, — Юрко придержал Терезу. — Понаблюдаем…

Поручик тоже увидел Терезу с Юрком, но, поняв, что они зачем-то остановились, принял равнодушный вид и отвернулся. И вдруг возле него, как из-под земли, выросли два жандарма.

— Пан Мацей Сеньковский?

Поручик кинул быстрый взгляд на Терезу, словно оценивая степень опасности, и только после этого пренебрежительно протянул:

— Так, это я…

— Следуйте за нами!

— Как вам будет угодно…

Поручик пожал плечами, едва заметно улыбнулся Терезе, сделал два или три шага вместе с жандармами и совершенно неожиданно, откинув их в стороны, одним прыжком вскочил на ступеньку трамвая, проезжавшего рядом. Какой-то момент жандармы растерянно метались по тротуару, не понимая, что случилось, а когда наконец сообразили, что задержанный так нагло сбежал, трамвай вместе с беглецом, звеня на повороте, уже уехал за угол.

Убедившись, что преследователи его не видят, поручик оттолкнул кондуктора, вознамерившегося содрать с него штраф, и на ходу спрыгнул с трамвая. Немного пробежав за вагоном, он ловко присоединился к пешеходам.

Однако погоня вот-вот могла выскочить из-за угла, потому поручик перебежал улицу и на остановке, как нельзя кстати оказавшейся рядом, чинно сел на другой трамвай, шедший в противоположную сторону. Он даже снова проехал мимо отеля, где еще царила суматоха, и успел заметить, как Тереза в сопровождении того же Грицишина уходила прочь от опасного места…

Спокойно доехав на трамвае почти до железнодорожной станции, поручик вышел к воинской рампе, где как раз шла погрузка очередного эшелона, смешался с толпой провожающих и уже дальше, возле выходных стрелок, высмотрев отходивший товарняк, забрался на одну из пустовавших тормозных площадок…

* * *

В густеющих сумерках товарняк медленно втянулся на прикордонную станцию. Уже от семафора поручик висел на последней ступеньке и, едва поезд уменьшил ход, почти неслышно спрыгнул на гравий, дохнувший на него запахом угля и мазута.

Где-то впереди шла разгрузка другого эшелона, оттуда долетал невнятный шум, мигали фонари и, время от времени, вспыхивали фары автомобилей, подъезжавших к воинской рампе. Зато вокруг уже воцарилась темнота, и поручик, никем не замеченный, махнул прямиком через железнодорожные пути, сбежал с насыпи на чьи-то огороды и скрылся в путанице неосвещенных переулков пристанционного городка.

На одной из окраин, у неприметного домика, он остановился, с минуту прислушивался, нет ли кого поблизости, и только потом осторожно постучал в дверь. Почти сразу на пороге возник хозяин и, держа в руках керосиновую лампу, посветил в лицо поручику.

— Вам кого?

— Мне нужен машинист Велько.

— Я машинист Велько… А вы кто?

— Я студент, — коротко ответил поручик и, повозившись, достал из кармана монету с тремя крестиками, выцарапанными на аверсе. — Вот, прошу…

— Ого… — присматриваясь, Велько поднес монету к самым глазам. — Что, студент, припекает?

— Да, основательно… Я, было, надеялся, но сегодня утром жандармы повисли буквально на хвосте.

— Понимаю, — Велько посторонился. — Заходите, вам отдохнуть надо…

Через полчаса, сидя за столом, поручик заканчивал сытный ужин, а сам Велько, подсвечивая себе лампой, поспешно, прямо на пол, выбрасывал из сундука вещи. Кое-что он клал на стул и одновременно пояснял:

— Под контрабандиста оденетесь — и ходу отсюда. Я тоже уйду. Войска на кордон выходят, так что и моя работа кончилась…

— Это верно, какая теперь контрабанда… — поручик проглотил последний кусок и поднялся. — Я готов.

— Считайте, повезло… Случайно меня застали, — Велько перебросил одежду поручику. — Переоденьтесь, не так заметны будете.

— Неплохая хламида… — поручик натянул на себя брезентовый пыльник и заметил: — «А ось повезло чи ни — то ще бабця надвое казала!»

— Хорошо, что напомнили. Возьмите-ка «цю бабцю», — слегка взвинченный Велько нервно усмехнулся и передал поручику револьвер армейского образца. — Вы пустой, по-моему…

— Ясное дело… — поручик спрятал оружие под плащом и похлопал себя по внутреннему карману. — Если что случится, все тут.

— Понял, — Велько кивнул и широко перекрестился. — Ну, с Богом…

Рассвет застал их в болоте верст за двадцать от станции. Чавканье шагов скрадывалось густым утренним туманом, и все равно Велько время от времени останавливал спутника и напряженно вслушивался. Болото понемногу отступало, идти становилось легче, однако, как только они достигли твердого грунта, и, казалось, можно было уже вздохнуть с облегчением, Велько настороженно предупредил поручика:

— Ну, студент, держись! Главное, тут…

— Попробую, — поручик огляделся, но за туманом не удавалось что-либо рассмотреть, и он тоже забеспокоился. — Только бы не заблудиться. И так полночи в болоте «копырсались»…

— Нет, идем правильно, — заверил Велько. — Надежнейшее место, специально сюда вышли.

Угадывая правильное направление чуть ли не звериным чутьем, Велько нырнул в сплошной туман, и поручику оставалось только идти следом. Через полверсты туман начал редеть, поручик тоже попытался сориентироваться и вдруг заметил какие-то подозрительные тени, мелькнувшие немного правее.

— Смотри… — поручик ухватил спутника за руку.

— Гонведы! Мать их… — матюкнулся Велько и коротко выдохнул: — Ну, студент, теперь только бегом!

Они враз сорвались с места и изо всех сил помчались к едва различимому сквозь туман редкому лесу. В это мгновение где-то сзади послышался гортанный выкрик и сразу же после него слаженный конский топот.

— Стой! Не успеем! — бросил поручик и выхватил револьвер.

— Успеем! За мной! — и Велько упрямо потянул товарища дальше, стараясь выиграть хоть какое-то расстояние у уверенно настигавшей их погони.

Топот и выкрики так быстро приближались, что, хотя казалось, до ближайших деревьев осталось всего ничего, стало ясно: им не успеть. Тогда Велько резко остановился, в свою очередь выхватил пистолет и сухо, словно на полигоне, приказал:

— По лошадям… Огонь!

Два револьвера, выбросив из стволов короткое пламя, дружно грохнули, и стремительное движение мелькавших в тумане всадников враз прекратилось. Один из силуэтов начал заваливаться и одновременно оттуда же, из белесого марева, ударил первый винтовочный выстрел.

— Бежим! — успевший сориентироваться Велько решительно потянул поручика дальше. — Они залегли!

Пригибаясь как можно ниже и пару раз поклонившись пулям, они таки успели добежать до леса, но едва проскочили первые деревья, как совсем с другой стороны послышался топот коней, идущих наметом. Поручик, дрожащими руками принялся перезаряжать барабан, однако Велько, который никак не мог отдышаться и пыхтел, как загнанная лошадь, махнул рукой.

— Не надо! То уже наши… Казаки…

На лесной просеке возникли стремительно приближающиеся всадники, и почти сразу на плечах переднего поручик разглядел серебряные погоны казачьего офицера…

* * *

В помещении старой кордегардии, спрятавшейся несколько в стороне от Генерального штаба, было тихо. Сюда не доносился ни шум толпы с Невского, ни гром оркестров с Дворцовой площади, где вовсю муштровали новобранцев. Зеленый бобрик, сплошь застилавший пол, глушил звук шагов, и только мелодично-серебряный звон савельевских шпор сейчас разносился по коридору, куда выходила череда дубовых, украшенных бронзой, дверей.

Возле одной из них поручик (а это был именно он), одетый на этот раз в полную парадную форму, остановился. Услыхав стук, адъютант, сидевший в приемной, поднял голову и, едва завидев поручика, прихрамывая, бросился ему навстречу.

— Вика!

— Сашка? Войнарович? — поручик радостно заключил адъютанта в объятья. — Как ты тут оказался? Ты же в Германии…

— Был там, Вика, был… Вот видишь, ногу подбили под Гумбиненом. Вот, пока оклемаюсь, здесь. У полковника…

— Ты смотри… А я тоже в Карпатах треснулся. Думал, ногу сломал…

— Да мы тут уже слышали! Целый австрийский поход… Однако ты молодец! Отметим сегодня?

— А нога не помешает?

— Еще чего! Нога — не глотка, помнишь, как мы с тобой после выпуска набузовались, а?

— И не спрашивай! — поручик махнул рукой и сразу посерьезнел. — Ладно, все это потом. Как полковник?

— В порядке. Ты, вроде бы, с ним там встречался?

— А как же! На Венском вокзале. В сортире.

— Комбатанты? — адъютант весело рассмеялся. — Ну, все остальное потом. Давай, заходи и — до вечера…

Весело подморгнув, Войнарович открыл дверь, и поручик, уставным шагом войдя в кабинет, четко обратился:

— Господин полковник!

— Тише… — хозяин кабинета, стоявший возле окна, обернулся. — Не надо громких слов.

Он отошел от окна, возле стола на секунду задержался и наконец в упор посмотрел на офицера.

— Что, досталось немного?

— Ничего, обошлось… — поручик и сам не заметил, как подстроился в тон полковнику. — Добрался, как видите.

— Вот за то, что добрался, спасибо! — полковник вздохнул и после короткой паузы заговорил. — Рапорт читал, подробности выяснены, но, лично для себя, хотел бы кое-что уточнить… Голубчик… Если можно, вспомните. Только точно… Те слова, в кафе, последние… Какими были?

— Я помню, господин полковник, — поручик подобрался. — Все помню. Заговор… Против России… Берегите гвардию…

— Гвардию… — полковник отвернулся к окну. — Судьба гвардии вам известна?

— Так точно. Рассказывают, преображенцы немецких гренадеров штыками как котят через плечо перебрасывали!

— Было такое…

Полковник помолчал с минуту и, сразу сменив настроение, широко улыбнулся.

— Ну, хватит об этом. Вы молодец и, будем надеяться, у вас еще все впереди. Хочу обрадовать, вас представляют к награде.

— Рад стараться! — с долей шутки ответил поручик и щелкнул каблуками.

— Ну что за солдафон… — полковник улыбнулся и хитро прищурился. — Кстати, вы как, встречи со своей австрийской пассией не планируете?

— Каким образом? — поручик вопросительно посмотрел на собеседника.

— Обычным. Вы поступаете в распоряжение генерала Самойло. Это ваш район. Тем более что наступление в Галиции разворачивается успешно и, думаю, на момент вашего прибытия Львов будет взят.

— У вас в отношении ее виды? — осторожно поинтересовался поручик.

— Никаких. Война — не женское дело. Однако я догадываюсь, она вам весьма помогла?

— Без всяких сомнений.

Упоминание о Терезе было не совсем понятным, и поручик еще больше удивился, когда услышал:

— Надеюсь, голубчик, вы там все устроите надлежащим образом… — и предупреждая уставной ответ, полковник дружески положил руку на плечо слегка сбитого с толку молодого офицера…

* * *

По стародавним улицам Львова с грохотом катились тяжелые пушки и, не задерживаясь, двигались дальше на Ужок и Сянки, где остатки ландштурма и мадьярской жандармерии в ее черных шляпах с петушиными перьями, кое-как поддержанные слабо вооруженными ротами усусусов, пытались сдержать наступление кубанских казаков.

В самом же городе скапливались обозы, артиллерийские парки, тыловые и резервные части, и уже начали размещаться штабы, заполняя улицы множеством армейских фур, грузовиков и легковых авто. К тому же прошел слух, что в город прибудет сам император Николай, что только способствовало общей сумятице, и на все это столпотворение испуганно смотрел с тротуаров окончательно сбитый с толку городской обыватель…

Именно поэтому мало кто обратил внимание, как небольшой отряд драгун во главе с офицером на рысях проскочил площадь, рынок, поблукал некоторое время улочками и в конце концов спешился возле неприметного проезда выводившего на маленький двор. Поручик, возглавлявший отряд, молча спрыгнул с седла, кинул солдату повод и так же молча прошел в ворота, оставив своих драгун на улице.

Во дворе поручик какое-то время рассматривал полубалкон, шедший вдоль задней стены дома, потом не спеша поднялся по ступенькам и, остановившись возле одной из дверей, несколько раз потянул грушу квартирного колокольчика. Сначала дверь долго не открывали, затем послышался легкий шорох и через щель, образованную цепочкой, послышался испуганный женский голос:

— Вам кого?

Поручик дернул дверь на себя, цепочка натянулась и офицер, прижавшись к получившейся щели, не сказал, а прямо-таки выдохнул:

— Тереза, это же я…

— Янчику!? Ты? — скинутая цепочка звякнула о филенку. — Откуда?

Двери широко распахнулись. Тереза замерла на пороге и, глядя на своего Яна, представшего перед ней в столь неожиданном виде, едва смогла выговорить:

— Вы…

— Я, я… — поручик, не ждавший такого афронта, сбился с тона.

— Ну, проходите…

Тереза пошла первой и уже в комнате, остановившись возле стола, принялась нервно дергать край вышитой скатерти.

— Что с тобой, милая? — поручик никак не мог понять, откуда такая внезапная смена в ее настроении.

— Со мной? Ничего… — Тереза подняла взгляд на Яна и, словно преодолевая что-то внутри себя, спросила. — А вы кто? И в каком чине?

— Поручик. Иртеньев, Викентий Георгиевич.

— Так вот кто ты такой, Янчику… — и Тереза наконец-то сделав шаг вперед, несмело коснулась пальцами новенькой портупеи.

— А что? — поручик осторожно взял ее за руку. — Разве это что-то меняет?

— Конечно… — Тереза горестно усмехнулась. — Ты смотри, а я еще удивлялась, чего это тебе тот старый граф так сразу поверил? А он просто почувствовал, кто ты… А еще смеются, что голубой крови нет, а она таки есть. И я это тоже чувствовала, только до конца понять не смогла…

— Ну, пускай так… — поручик попытался осторожно привлечь к себе девушку. — Пускай… Но только, что из того?

— Все… Не пара я тебе, Янчику, — Тереза решительно отстранилась. — И даже если все, что ты сказал, правда, и пускай так вышло, что я помогла тебе, все равно, наверно, у вас есть маеток, и твои родные ни за что не согласятся на твой брак с мещанкой…

— Подожди, — попробовал остановить ее поручик. — Подожди… Сейчас война, и никто не знает, что будет потом…

— Потом? Потом у нас ничего не будет, Янчику…

— Ты хочешь знать правду?

— Какую еще правду, Янчику? — горестная улыбка так и не сошла с лица девушки.

— Да, признаюсь, сначала все казалось простым. Так, флирт, увлечение или что-то еще в том же роде… И у меня был приказ, который я должен был выполнить любой ценой, и я его выполнил… — поручик смолк и судорожно глотнул воздуха. — А потом я… я понял, что в моем сердце заноза, и эта заноза — ты… И эта заноза болит… Конечно, я могу ее вырвать, но уже только с кровью… Однако все дело именно в том, что я не хочу ее вырывать. Не хочу… И поверь мне, все время, пока я тебя не видел, она, эта заноза, ныла и ныла… И я сам не могу понять почему так…

— Ныла?… — Тереза как-то странно посмотрела на поручика, придвинулась ближе и осторожно положила руку ему на грудь. — И сейчас тоже?

— Сейчас нет… — поручик осторожно поцеловал кончики ее пальцев и ласково улыбнулся. — Милая, меня ждут драгуны, я только на минуточку, я на войне…

— Так что же нам делать, Янчику? — похоже, внутри Терезы что-то сломалось и вся ее наигранная решительность мгновенно перешла в растерянность. — Что?…

— Я думал об этом, думал… И я понимаю, ты права. У меня родные, поместье и будущее наследство, все так… Но главное мне неизвестно… Я не знаю, как повернется моя доля и тут все может быть…

Поручик отпустил руку Терезы, не спеша полез в карманы и вытащил оттуда два длинных кожаных мешочка. Потом взвесил их на ладони и положил один возле другого на стол.

— Что это? — Тереза посмотрела на мешочки и перевела недоуменный взгляд на поручика.

— Все это принадлежит лично мне и, что бы ни случилось, я уверен, на какое-то время ты у меня обеспечена…

Еще не понимая о чем речь, Тереза взяла один из мешочков, развязала кожаный ремешок и, повернув к свету, заглянула в середину. Солнечный луч тоже попал туда и неожиданно заиграл сотней отблесков на гранях драгоценных камней и на золоте их оправы, заставив Терезу на какой-то момент потерять дар речи. Заметив это, поручик радостно улыбнулся и напомнил:

— Ты не забыла, как мы в горах говорили про сокровище? Вот я и подумал…

Поручик не случайно заговорил про клад, но результат его слов оказался совершенно непредсказуемым. Вместо того чтобы обрадоваться, Тереза швырнула раскрытый мешочек назад на стол и с омерзением, явно усиленным чувством испытанного унижения, гордо ответила:

— О, какие драгоценности, какие деньги! А ты настоящий аристократ. Ты не как другие, ты за все заплатил мне, и за девичью честь, и за все, что было потом, и я уверена, ни одна проститутка не получала такой щедрой оплаты… — Тереза всхлипнула, запнулась, схватила другой мешочек и швырнув его в лицо поручику, зашлась в истерике: — А теперь пошел вон, мерзавец! Ничего мне от тебя не надо! Ни твоих поместий, ни твоих денег! Ничего! Вон отсюда!

От неожиданности поручик испуганно отшатнулся, пару секунд в упор смотрел на девушку и, неожиданно схватив ее за волосы, притянул к себе.

— Прекрати истерику! И прощай, я ухожу…

Мягко толкнув Терезу на кушетку, поручик повернулся и решительно пошел к двери. Какое-то мгновение Тереза смотрела на его спину и вдруг бросилась вслед.

— Подожди!… Подожди!

Поручик обернулся, и почти на пороге она обхватила его за плечи и прижалась к груди.

— Янчику… Дай я тебя поцелую напоследок…

Потом резко отстранилась, и ее взгляд упал на длинный латунный ключ, торчавший из дверного замка. Тереза медленно, словно решая, следует ли так поступить, вытянула ключ из скважины, еще момент колебалась и наконец подала его поручику.

— Возьми, Янчику, и помни, что, когда б ты ни вернулся, этот ключ отопрет мои двери…