Рваный северный ветер играл огнищем как лепестками распустившегося макового бутона, то прижимая к горячей земле, то столбом устремляя в небо. Погребальный костёр уносил душу из обезглавленного тела Бесноватого Поло к Змеиным богам, а Праворукий смотрел на шарахающееся полымя и думал — кто сложит ему последний костёр, когда придёт время.

— Послушай… э… приятель, — тонким почти девичьим голоском пропищал выросший за спиной рыжебородый великан. Он переминался с ноги на ногу, размышляя сесть рядом или всё же остаться стоять.

— Присаживайся, — помог решиться Праворукий.

Оглядываясь на толпу стоящую у костра, верзила присел на корточки опёрся широкой ладонью о топорище и легонько хлопнул Праворукого по плечу:

— Друзья?

Тот усмехнулся уголками губ и согласно кивнул:

— Да уж…

— Послушай брат, — начал рыжебородый, — она же не… не отакийка, как ты говорил до этого?

— До чего, до этого? — Праворукий сделал вид, что не понял.

— Ну, вначале… пока это…

— Пока не увидели, кто она?

— Вот именно, пока не увидели, — выдохнул рыжебородый, и продолжил, с трудом подбирая слова: — Тут парни меркуют, Небесная не может быть из-за моря. Вроде говорит не так, как лопотали те пленные отакийцы, пока мы им не повыкололи глаза. Люди мы простые и в языках не разумеем, но мыслим, что так говорят те, живущие за Гелеями, на северных склонах Шуры. Ведь так, брат, она оттуда?

— Ты читал писания?

— Скажешь тоже, — рыжебородый сощурился и покосился на лесорубов. — Говорю же, необученные мы. Из наших умел читать один Поло, небо ему колыбелью, да и то сдаётся, больше делал вид, чем так было на самом деле. Он всегда делал вид, будто умнее остальных. — И помолчав, добавил тоном юнца, сватающегося к строптивой девице: — Так что, да или нет?

— Что я соврал? Да, соврал.

— Зачем, брат?

— Чтобы скрыть.

— Скрыть, что она Небесная?

— Это её тайна, не моя.

— Плохой ты хранитель. Могли и без ушей остаться, — произнёс подсевший рядом паренёк с длинным шарфом на шее и с именем Корвал-Мизинец.

— Ну не остались же.

— Вот только… — рыжебородый задумчиво почесал макушку, — … не пойму, брат, если она Небесная с северных склонов, то, как вы… идёте с Севера на Север?

Уклончивые ответы кончились. Легче свалить на землю молодого бычка, чем отвечать на такие вопросы. И всё же раскрасневшийся от напряжения Праворукий пытался выглядеть хладнокровным.

— Мы здесь… понимаешь… делаем крюк.

— Крюк? — удивлённо переспросил тонкоголосый великан.

— Ну да, крюк болотами, — более уверенно повторил Праворукий. Это всё, что пришло ему в голову. На большее не хватало мыслительных способностей.

— Так-то… крюк-то уж больно… хм, — увалень озадаченно чесал загривок.

— Уж, какой есть. Крюк он… крюк. — Праворукий перестал дышать, ожидая всякое.

— Ладно, — как-то вдруг живо согласился лесоруб. Полученный ответ видимо полностью удовлетворил его.

— А этот, что с вами? — поинтересовался Мизинец, имея в виду сержанта.

— Не обращай внимания. Мой помощник, — отмахнулся Праворукий.

— Ладно, — так же скоро теперь согласился паренёк.

Казалось, великан и малец остались вполне довольны полученными пояснениями.

— Стало быть, планировали здесь у порогов Каменных Слёз перейти вброд, и потом на Север?

— И дальше в Гелеи, — Праворукий многозначительно указал протезом в небо.

— Ну да, понятно, — кивнул великан. Что он понял, осталось загадкой. — Еды в горах нет, но есть золотые жилы.

— Да? Золото? — оживился Корвал-Мизинец.

— Может быть? — уклончиво ответил Праворукий.

— Ну да, понятно, она же Небесная, — теперь пришла очередь Мизинца понять что-то загадочное и непостижимое для Праворукого. Покусывая синеватые губы, паренёк, наконец, решился на главное: — Мы с парнями тут посовещались. Надоело месить грязь за полплошки гороховой похлёбки, да и та бывает через раз. С Поло всё шло как-то через задницу. Делил нечестно, хитрил. Мы даже благодарны тебе за него, сами не могли нарушить клятву. Бесноватый богател, а мы… ни еды, ни золота. Так вот, однорукий… — он набрал полные лёгкие воздуха и выдохнул без остановки: — Старики сказали, Небесная приносит удачу. Как, твоя из таких?

— Раз у меня уши на месте, как думаешь? — двусмысленно ответил Праворукий.

— Резонно вещаешь. Вот и думается нам, что лучше с ней, чем со старшим сынком покойного Тридора. Хрен редьки не слаще. С младшим уж нахлебались по горло. А она всё же Небесная.

Слово «Небесная» Мизинец произнёс так, будто связывал с ним исполнение самых заветных мечтаний.

— Правда, что они чуют золото в горах? — крайне возбуждённо поинтересовался рыжебородый.

— Старикам лучше знать, — парировал Праворукий.

Выглядело глупо, но стоило попробовать, и Праворукий решился:

— За золотом не пойдём. Пока. Нет ни еды, ни снаряжения. Оставим Небесную в Гессе, а сами в Кустаркан. Подготовимся…

— Эй! — напрягся Мизинец, — без неё никак. Удачи не будет!..и почему в Гессе? — И уже мягче добавил: — Не переживай, в Кустаркане и еду и снаряжение достанем.

— Ладно, там посмотрим, — туманно буркнул Праворукий, косясь на дверь хибары, где спала принцесса. Время покажет, а пока стоило подольше удерживать неопределённость.

— Эй, парни! Считай, золото наше! — крикнул Мизинец прислушивающимся к разговору лесорубам.

Толпа одобрительно загалдела.

— Она как захочет, кровью или как? — ликующий Мизинец торжественно скалился, сверкая как новенький томанер, словно решение уже принято.

— Что? — не понял Праворукий.

— Клятву приносить, как будем? Кровью как давали Поло или…

Праворукий покачал головой — ох уж эти традиционные ритуалы Синелесья.

— Составим договор, — отмахнулся он и попытался встать, но рыжебородый хлопнул по плечу так, что чуть не свалил с бревна, и радостно пропищал:

— Пиши, брат, договор! Подмахнём! Всё одно читать не умеем!

* * *

— Они что-то ищут, — прошептал один из лесорубов.

Скрываясь за еловым лапником, они увлечённо наблюдали, как на берегу вдоль порогов отакийские солдаты баграми ощупывают дно стремнины. Южан было человек двадцать — вдвое меньше, чем синелесцев — и всё же то были не горстка лесных разбойников, а настоящие воины. Добротная экипировка, дорогие латы, привязанные в кустарнике молодые горячие кони — всё указывало на элитный отряд.

— Надо обдумать, — хмурился Дрюдор, оценивая боеспособность отакийцев.

— Что тут думать? — зашипели рядом. — Это же южане. Рубить надо.

— Войну выигрывают головой, а не топором, — ответно прошипел сержант тоном видавшего виды вояки, и чуть повысив голос, скомандовал: — Никому не высовываться.

— Ты нам не командир, так что заткнись, — огрызнулся худощавый парень с рыжей от ржавчины секирой на сухопаром плече.

— Да, не командир, — чуть слышно подхватили остальные.

— А надо бы, — зло осклабился Дрюдор.

Вдруг в стороне послышались резкие призывные выкрики. С десяток лесорубов, грозно размахивая топорами, бросились на берег, воинственно горланя и метая в отакийцев дротики. Южане, побросав багры, кинулись к лошадям. Несколько дротиков достигло цели и на прибрежной гальке остались три мёртвых тела.

— Чего ждём?! — призывно раздался возглас Корвала-Мизинца.

— Стоять идиоты! — выкрикнул Дрюдор, указывая влево, где небольшое звено из десятка арбалетчиков спешно вкладывали в ложа болты. — Всем в укрытие!

Но опьянённые атакой простаки-лесорубы бездумно неслись на основные силы неприятеля.

Град болтов посыпался на головы атакующих, разделив отряд надвое. Ровно половина осталась лежать у воды, остальные, развернувшись на бегу ринулись в лес, и пока стрелки перезаряжали арбалеты, успели укрыться в чаще. В это время конные латники уже сидели в сёдлах, и, выстроившись шеренгой, готовили к бою пики и короткие кавалерийские мечи. Всадник на белом жеребце, с капитанской лентой на руке коротко и хлёстко выдавал команды. Прикрываемый арбалетной стрельбой, с пиками наперевес, конный строй походил на ощетинившегося дикобраза.

— Кой дурак… на латников в открытую? — грязно ругался Дрюдор.

Раздался глухой треск лопающейся древесины — арбалетные болты дождём вонзались в стволы деревьев.

— Где ваши щиты? — крикнул Дрюдор. Он был в бешенстве.

— Нам они ни к чему, мы же дровосеки, — отозвался рыжебородый тоном человека, свято верующего в логичность такого ответа.

Кавалерийская атака началась. Между деревьями замелькали потные лошадиные крупы, пики целились в животы, плечи и головы лесорубов. Лязг доспехов, глухие удары мечей, беспорядочное конское ржание — звуки боя заглушали крики раненых.

— Дровосеки — самые бестолковые солдаты! — негодующий Дрюдор изрыгал проклятья. — Злости много, ума нет!

Его распахнутый рот брызгал слюной. Ухватив за куртку одного их синелесцев, гаркнул прямо в ухо:

— Эй, ты… бери тех двоих и дуй на левый фланг! А этих туда! Рубите деревья, преграждайте лошадям путь! Рубить-то вы не разучились, болваны?

Несколько лесорубов тут же бросились выполнять полученный приказ, и уже через минуту молодые сосны бодро валились на головы отакийским всадникам, заставляя лошадей вставать на дыбы и пятиться назад к реке.

— С топорами на верховых — самоубийцы! — Сержант ругался так же, как и всегда в бою. — Где лучники? Всего двое? Сенгаки, вашу… между ног! — По-другому он не умел.

Неподалёку древний старик с луком в иссохшей руке целился долго и судорожно, да так, что натянувшая тетиву рука дрожала как застывшее желе на трясущемся от танца свадебном столе. Рядом молодой паренёк, тоже лучник, похоже, внук старика, застыл столбом и даже не пытался поднять лук.

— Вы двое, ко мне! — во всё горло заверещал Дрюдор, да так властно, что дед и внук тут же вытянулись по стойке смирно. — Ты, старый и он… не пытайтесь попасть в ездоков. Цельтесь в коней. В них-то уж точно не промахнуться. — И развернувшись к остальным, трубным голосом распорядился: — Всем рассыпаться и залечь! Чтоб верховые пиками не достали!

Лесорубы мигом повалились на землю, кто в канавы, кто в валежник. Лишь двое лучников, вытянувшись в полный рост, пускали стрелы одну за другой. Изредка их стрелы всё-таки достигали цели, и раненые лошади метались меж деревьями, тщетно пытаясь сбросить с себя седоков. Потеряв противника из виду, запертые поваленным сосняком, отакийцы отступили к реке. Теперь на голом скалистом плато, они были как на ладони.

Капитан отдал приказ, и арбалетчики, рассыпавшись по берегу, укрылись за высокими валунами. Всадники напротив, отошли дальше к стремнине на расстояние, недосягаемое для стрел. И всё же старик и юнец продолжали напрасно стрелять, лишь выдавая тем своё расположение. Когда одинокий болт выбил старику глаз, бесполезная трата стрел прекратилась.

— Та-ак, — протянул Дрюдор.

Теперь даже самый бестолковый лесоруб понимал, вторая атака захлебнётся быстрее первой. Преодолеть береговое расстояние до конников под арбалетным обстрелом — чистое самоубийство.

— Что будем делать? — спросил Мизинец сержанта.

— Давай командуй, пришлый, — требовательно зашипели лесорубы.

— Та-ак, — повторил Дрюдор, — внезапность упущена, используем хитрость…

Рядом в предсмертных судорогах корчился худощавый парень с перебитой шеей. Тут же валялась забрызганная кровью его боевая секира. Дрюдор молчаливо поднял её и, обухом указывая в сторону от сухостоя, выкрикнул:

— Рубите длинные шесты! Заострите концы, да поживее! Ты! — ткнул пальцем в молодого лучника, склонившегося над телом убитого деда. — Хватит причитать! Он умер как солдат. Возьми его стрелы и следи, чтобы ни один южанин не переступил ту прогалину перед лесом. Попусту стрелы не трать! Стреляй наверняка! Понял?

Парень вытер заплаканные глаза и согласно кивнул.

— Так-то лучше, — подбодрил сержант.

Лесорубы умело рубили строевой сосновый молодняк. Проворными точными ударами срезали развесистые лапы, ювелирно обтёсывали сучки на упругих стволах, в два замаха острили концы. Глядя на их работу, Дрюдор довольно цокал языком:

— Каждый умеет, что умеет. Эй, живо! Слушать сюда! Вы берите шесты, а вы… — он указал на трёх молодых парней рядом с Мизинцем: — Бросьте топоры и слушайте внимательно. По команде Мизинца по очереди будете выбегать из леса и сразу же обратно. Только кричите погромче. И запомните, промедление — смерть. А вы, — Дрюдор обратился к остальным, — разделитесь на два отряда и живо на фланги!

— Куда? — переспросил пухлый лесоруб с подпоясанным двуручной пилой бочкообразным пузом.

— Туда и туда, бестолочь! — сержант развёл в стороны руки. — Выставить шесты наготове и по моей команде сходитесь. Всё ясно?

— А то, — подтвердил пухлый, сверкая маслянистым лицом как надраенным походным котелком.

Дрюдор лёг на землю и жестом призвал Мизинца сделать тоже самое. Скрытые плющом, паутиной стянувшим прибрежный валун, они долго осматривали берег. Отовсюду из укрытий таращились стремена заряженных арбалетов.

— Смотри, сынок, и запоминай, — Дрюдор глянул в небо, будто оно могло ему помочь в задуманном, и вдруг резко вскочил на ноги.

— А-а-а! Собачьи дети! — с громогласным криком он выбежал из леса, подпрыгнул на месте, широко взмахнул руками и, сделав два невероятно огромных прыжка, снова очутился за валуном рядом с Мизинцем. Тут же четыре смертоносных болта глухо воткнулись в песок, там, где только что скакал сержант. Мизинец уставился с распахнутым ртом.

— Стар я… для такого, — сквозь одышку выдавил Дрюдор. — Давай, теперь твоя очередь. Только не медли.

Парень вскочил также стремительно и, взвыв во весь голос, пригибаясь и качаясь из стороны в сторону, зигзагом помчался по прогалине к густым ивовым зарослям. Летящие болты едва касались его взъерошенной шевелюры. Пробежав десять шагов, оттолкнулся обеими ногами, нырнул в кустарник и, удачно приземлившись, расплылся в победоносной ухмылке.

Тут же вскочил следующий. Парень с деревянным блюдом на груди, заменявшим ему нагрудник, подпрыгнул молодым козлом и выкрикнул, пританцовывая на месте:

— Эгей, уроды! Я здесь!

— Ложись! — гаркнул сержант, и парень плашмя повалился рядом с ним. Пара болтов чередой впились в сосновый ствол, и ошмётки коры посыпались им на головы.

— Не на месте, балбес. Двигайся, недотёпа, — Дрюдор по-отечески погрозил волосатым пальцем.

Игра в кошки-мышки началась.

— Ату! — Мизинец уже нёсся обратно.

На этот раз стрелки запоздали. Вероятно, перезаряжали арбалеты.

Парни внезапно один за другим выскакивали из-за деревьев, носились от кустов к валунам и обратно, кричали, улюлюкали на бегу, и последними словами поносили арбалетчиков. Всадники у реки, придерживая взмыленных коней, тоже включились в забаву. Горлопаня и перекрикивая друг друга, они тыкали пальцами в возможное место появления очередного наглеца, и кажется, делали ставки.

Пока продолжался этот импровизированный тир, Дрюдор оценивал, как оба его фланговых отряда занимают нужные позиции. Справа полторы дюжины лесорубов, с жердями на изготовке, притаилось за деревьями. Слева отряд не меньше, приготовив заостренные шесты, залёг за густой уремой.

В это время не на шутку разозлившиеся арбалетчики покинули свои укрытия и уже не таясь, стали приближаться к месту непривычно наглого, провокационного игрища.

Дрюдор повернулся к единственному лучнику:

— Приготовься, парень. И целься лучше.

Смертельная пляска приближалась к апогею, когда Мизинец, подхватив небольшой остроконечный камень, в очередной раз выскочил из-за валуна и метнул в стрелков. Парни тут же последовали его примеру. Один из камней попал отакийцу в голову и тот, выронив арбалет, упал на колени. Это выглядело глупо, но раззадоренные стрелки и не думали прятаться от летящих камней. Увидев это, капитан-южанин отдал короткий приказ, и всадники, пришпорив лошадей, тронулись с места. Пока добротные отакийские подковы выбивали искры из прибрежных камней, занятый диспозицией сержант, жестами призывал отряды к изготовке.

— Сейчас начнётся, — Праворукий коротко сплюнул, пожевал губами воздух и потёр щетинистую щёку о протез.

Раззадоренный, потерявший бдительность Мизинец замешкался дольше обычного, и это стало его ошибкой. Вражеский болт угодил в бедро выше колена, и парень подкошенный покатился прямо всадникам под ноги. Стрелки радостно завопили, а верховые осадили набирающих ход коней.

Дрюдор поднял руку, объявляя максимальную готовность.

Первым над корчащимся от боли Мизинцем вырос капитал на белом жеребце. Рукою в сверкающей латной перчатке с лацканом до самого локтя подал сигнал. Всадники окружили раненого, а стрелки перестали держать его на прицеле.

— Чего ждёшь? — не выдержал Праворукий.

— Погоди… — Дрюдор не отрывал взгляда от происходящего.

— Они его убьют.

— Значит, похороним с почестями.

Тем временем конный отряд взял парня в плотное кольцо. Несколько из них, обнажив лёгкие верховые мечи, вглядывались в чащу, туда где, по их мнению, скрылись товарищи подстреленного весельчака. Остальные, окружив Мизинца, весело галдели и победно скалились, потирая ухоженные южные бородки.

Капитан склонился над парнем и требовательно прикрикнул. Неожиданно Мизинец вскинул руку, и увесистая гладкая галька угодила южанину в его картофелевидный нос, выбив изрядную струйку крови. Истерично взвыв, капитан ухватился за лицо, и в этот самый миг Дрюдор отдал приказ атаковать.

Стрела лучника-лесоруба пробила отакийскому капитану кадык и вылезла кровавым концом из шей, сзади под шлемом. Испуганный конь вздыбился, сбросил обмякшего седока прямо на Корвала-Мизинца и мёртвое капитанское тело плотно накрыло парня, тем самым сохранив жизнь.

Всадники бросились кто на выстрел, кто к капитану, но тут с обеих сторон, с кольями наперевес, по-звериному крича и улюлюкая, как из-под земли выросли оба отряда лесорубов. Дальше всё походило на травлю медведя-шатуна, в чём лесные братья имели немалый опыт. Острые концы их сосновых жердей втыкались в укрытые алыми попонами лошадиные крупы, в потные конские шеи, в дорогие сёдла и ноги седоков. Всадники рубили колья мечами, но тут же в брюха животных впивались новые, и два-три лесоруба навалившись на тупой конец, сваливали на землю и коня и наездника. Лишившихся приоритетной верховой позиции тут же настигали острые топоры.

Мясорубка была в самом разгаре, когда к ней подключились стрелки. Арбалетчики норовили прицелиться и выстрелить, но мечущиеся раненые лошади загораживали линию обстрела. И всё же, хладнокровно выбирая цель, они один за другим косили опьяневших от запаха крови лесорубов.

— Ловите коней! — крикнул Дрюдор, указывая окровавленной секирой на притороченные к сёдлам щиты. Сам же вскочив на обезумевшего от боли вороного, крепко сдавил ногами кровоточащие бока и бросился на стрелков.

Рыжебородый громила широкими взмахами рубил всё, что попадалось под руку. Шлемы южан трещали как яичная скорлупа, а из конских ран брызжела смешанная с пенистым потом густая кровь. Парень с блюдом на груди, с торчащими из него болтами, орудовал трофейным мечом. Обеими руками держал за рукоять и привычно рубил как потерянным в суматохе топором. Праворукий тоже обзавёлся клинком. То был не привычный для него двуручный фламберг, а лёгкий кавалерийский меч. Не снижая темпа, он молотил им словно крыльями мельничного ветряка, невзирая, человеческая ли плоть попадала под лезвие, либо лошадиные бока. С железного протеза торчал чёрный от крови штырь. Пухлый лесоруб с разрубленным надвое черепом распластался придавленный убитой лошадью, и его остывшие голубые глаза, умиротворённо пялились в такие же голубые небеса.

— За Небесную! — выкрикнул кто-то, и окрылённые этим возгласом лесорубы усилили натиск. Некоторые из них, оседлав уцелевших коней, погнались за беглецами.

Когда всё стихло, красный от крови берег походил на разделочный стол мясной лавки: парующие кишки торчат из вспоротых лошадиных и людских брюх, отрубленные конечности разбросаны среди тел их недавних владельцев, предсмертный конский храп, сладковатый запах крови и холодящее прикосновение смерти.

— Волки обрадуются такому подарку, — обессиленный Дрюдор рухнул на ослабевшие колени.

Слипшиеся от собственного пота и чужой крови сержантские усы болтались как две висельные верёвки в ожидании жертв. Уцелевшие лесорубы тоже валились на землю. Рядом вынырнула голова Корвала-Мизинца. Карабкаясь из-под убитого отакийца, парень процедил, кривясь от боли:

— Не думал я, что ты умелый командир… когда трезвый.

— Да уж, — согласился сержант, — но сейчас бы с радостью напился.

И уткнувшись лбом в лошадиный труп, старый вояка бесшумно заплакал.

Два огромных лесоруба тащили человека в дорогом халате и с перевязью королевского советника на плече.

— Этот говорит по-нашему. Прятался в воде. — Бросив на мокрую от крови гальку, один из синелесцев красноречиво занёс над пленным топор: — Или расспросим?

— Всё расскажу. Я не отакиец. Я полукровка с островов, — задыхаясь произнёс тот.

— Сдаётся, мёртвые арбалетчики — не твои ли земляки? Арбалет куда дел? — грязным сапогом лесоруб придавил пленника к земле.

— Он не стрелок, — подал голос сержант, — Вельможа… глянь на синюю повязку…

— Какая встреча! — вскакивая и не веря своим глазам, воскликнул Праворукий. — Старый знакомый! В кости играть не разучился?