— Ты видел? Он оживил их! — Грязь казалось, теряла дар речи.
— Он всего лишь сделал то, что раньше проделал с тобой, — в голосе Меченого сквозило безразличие.
Девушка отрицательно мотала головой, жадно хватала воздух обветренными губами:
— Нет, тут другое. Ты видел её вздувшийся живот? Её синее лицо? У неё руки связаны… а у того… — она пальцем указала на мужчину, — …у того из руки торчала стрела, и раки почти до кости обгрызли рану. Знахарь из каждого с полведра воды вылил. Ты видел подобное раньше?
Разведчица раскраснелась, губы её возбуждённо дрожали.
— Каждому своё, — многозначительно произнёс хромой, отходя от телеги, — кто-то умеет убивать, другому дано воскрешать убитых.
Впереди Знахарь вёл под уздцы старушку Мирку. Лошадь привычно тянула гружёную телегу, в которой нашлось место и рыжей утопленнице и её молчаливому спутнику. За телегой верхом на вороном следовал Меченый. Рядом, утопая по щиколотки в вязкой слякоти, плелась Грязь.
— Залезай. Сядешь сзади, — предложил Меченый, протягивая руку.
— Как же, — огрызнулась северянка, — ненавижу лошадей.
— Да и Чёрный о тебе не лучшего мнения, — хрипло усмехнулся хромой.
Что себе позволяет этот клеймёный? Она еле сдержалась, чтобы не пнуть коня в заднюю ногу.
— Что может понимать бездумная скотина? — фыркнула в ответ.
— Конь чувствует даже муху на спине. И на злость, отвечает тем же. Ничего, придёт время, поймёшь.
«Придёт время, Бесноватый всадит кинжал под твои худые рёбра», — чуть не сорвалось с девичьих губ. Но разведчица сдержалась. Скорая встреча с Поло станет сюрпризом для Меченого, а сам он — сюрпризом её командиру. Вернее, подарком будет та зелёная вещица на тощей шее хромого. В том, что рано или поздно они обязательно встретят синелесцев, Грязь нисколько не сомневалась — на Севере все дороги сходились в одну. Когда это случится, она лично плюнет Меченому в его мерзкое клеймо, и сорвёт с впалой груди смертоносный амулет. А ещё она перережет горло этому вонючему животному, а из его чёрной шкуры сделает спальный мешок.
— О чём задумалась? — осведомился Меченый.
— Да так… — уклончиво ответила северянка, — обдумываю один план.
— Ты всё планируешь заранее?
— А как же?
— Часто первоначальные планы требуют основательной корректировки.
С телеги послышался стон, рыжеволосая открыла глаза.
— Кто вы? — чуть слышно спросила у идущей за телегой девушки.
Грязь надменно хмыкнула, не удостоив ответом. Стоило её саму спросить об этом.
— Где я, и что случилось? — жалобно простонала женщина, и ещё раз повторила: — Кто вы?
— Вон твой благотворитель, — наконец соблаговолила ответить северянка, указывая на Знахаря.
— Благотворитель? — изумленно переспросила рыжая.
— Эй, Меченый, ты слышишь? — девушка указательным пальцем ткнула в сторону незнакомки. — У неё странный выговор. «Р» тянет, будто воды полон рот. Сдаётся мне — так говорят рыбачки с юго-востока. — И обращаясь к женщине, требовательно бросила: — Ты с побережья?
— Дай ей прийти в себя, — сухо сказал Меченый и, поймав презрительный взгляд, снисходительно добавил: — пожалуйста.
— Кто ей мешает? — сердито прыснула Грязь. Как же нервирует её этот недочеловек — смеет указывать свободной северянке, что ей делать.
Рыжая устало прикрыла глаза. Её спутник до сих пор не пришёл в себя. Его раненая рука, перемотанная холщёвой тряпицей, покойно возлежала на животе. Из скомканных лацканов промокшего халата проглядывалась мускулистая грудь, украшенная гирляндой высушенных языков.
— Видишь, Меченый? — Грязь указала на диковинное украшение: — Может это немытый? Видеть не доводилось, но думаю, они выглядят именно так. От него воняет хуже, чем от твоего коня. Точно немытый.
— Это арбалетчик восточного гарнизона. Я знаю его с прошлой осени.
Услышанное повергло девушку в шок. Как мог отмеченный клеймом получеловек из Гелей оказаться прошлой осенью в Дикой Стороне, да ещё в восточном гарнизоне достойнейшего из полководцев самого графа Иги, о ком в шахтёрских посёлках помнили со времён последнего северного похода? Рука потянулась к ножнам. Но нет, не подарит она Меченому возможность пустить в ход свой зелёный луч. Разведчица сжала злобу в кулак. Стоило выждать, скоро настанет час.
Тем временем Меченый, покачиваясь в седле продолжал:
— Можно сказать, теперь мы в расчёте. Хотя если бы не тот его выстрел, всё сложилось совсем по-другому. Иногда мы благо принимаем за опасность и наоборот.
О чём говорит этот наглый тип, Грязь не поняла. Да это и не важно, потому как человек на телеге пришёл в себя.
— Очнулся, немытый? — северянка стремительно выхватила меч и взмахнула над лежащим, показывая серьёзность намерений. — Тебя Знахарь вытащил из могилы, я же с лёгкостью отправлю обратно. Говори, кто ты?
— Вряд ли скажет, — изрёк Меченый.
— Если не скажет, я проткну его пузо!
— Он немой.
— Не говори ерунды! — глумливо огрызнулась Грязь. Плашмя положила лезвие на дырявую руку незнакомца и с силой надавила на рукоять.
Глаза раненого вылезли из орбит.
— Като, не надо! — раздался голос рядом. Знахарь остановил телегу и строго посмотрел на девушку. Та лишь ухмыльнулась и надавила сильнее:
— Ну, немытый, я жду!
— Го-го… — гортанно простонал человек, широко округлив безъязыкий рот.
Обескураженная разведчица отпрянула назад.
— Я же говорю, немой, — бесстрастно констатировал Меченый, пуская коня вперёд: — Давай, Знахарь, пошевеливайся. Дотемна надо успеть.
— Откуда узнал? — крикнула Грязь в спину.
— Сказал же, — не оборачиваясь, отозвался Меченый.
Ускорив шаг, девушка догнала их. Поравнявшись со Знахарем, спросила:
— А ты что скажешь? Зачем так сделал? Если мог, почему не оживил Грина?
— Ты ему раскроила пол лица.
— А этих зачем? Хотя… рыжую можно продать, а немого немытого куда денешь? Почему не оставил у реки?
— Вижу, к женщинам ты питаешь неприязнь не меньшую чем к мужчинам.
— Из мужчин могут получиться неплохие войны, из женщин только шлюхи.
— Вот как?
— Материнское чрево сотворило меня женщиной, жизнь с ней воспитала мужской характер. И хватит об этом! Что до немытых… я не встречала их, но полагаю, они вылитые нелюди. Прямо как этот. Только взгляни в его волчьи глаза.
— Ошибаешься Като. Этот не из них.
— Ты видел немытых дикарей?
— Доводилось.
— И?
— Говорю же, он не из них.
— Уверен, Знахарь?
— Я знаю этого человека. Сталкивались в прошлом году под Красным Городом.
Грязь застыла на месте. Не произнеся ни слова, судорожно сглотнула порцию воздуха. Наконец её шаг снова стал твёрдым, рука уверенно легла на эфес, умение говорить вернулось:
— Не нравятся мне ожившие мертвецы, — подытожила заносчивая северянка и прошипела вполголоса, косясь на всадника и эскулапа: — Не меньше, чем эти двое.
* * *
— С того света возвращаются уж точно не для глупой мести. — Альфонсо пытался выглядеть естественно, но скрывать животный страх неминуемой смерти оказалось не просто. — Ты уж давно забыл обо мне. Может лучше не вспоминать? Всяко бывает…
— Верно, забыл, — ответил Праворукий. — Но теперь вспомнил.
— Эй, однорукий, давай я буду отрубывать ему палец за каждый неправильный ответ, — рыжебородый синелесец по прозвищу Колода проверил заточку своего топора.
— Погоди, — Праворукий взглядом остановил рыжебородого.
— Понимаю, я твой должник, — кивнул Альфонсо, — и всё же… чего ты добьёшься? Мне нечего тебе вернуть.
— И долг уже не сто три серебряных томанера. Проценты значительно больше.
— И я об этом.
— Как же тебя тогда звали? Что-то связанное с мышью… или с крысой?
— Вообще-то сейчас перед тобой Альфонсо Коган, а человек о ком ты говоришь, заигрался в дворцовые перевороты.
— Перед собой вижу без пяти минут покойника.
— Может и так, а может… верного слугу. Это единственное, что я умею. У тебя раньше были слуги?
— У меня были хозяева… и хозяйки. Те и другие опостылели. В том, чего хочу, ты мне не помощник. Хочу смыть кровь с рук, потому как… гм… тебе знать незачем.
— Часто бывает, покаяние смывает грехи.
— Боюсь, для меня прощения не наступит. Но тебе стоит позаботиться о собственных грехах. Могу отпустить посмертно.
— Я, как королевский советник, больше полезен живым. Много и о многих знаю. К чему убивать такого? Моей кровью руки от чужой не отмоешь.
— Зато покуражусь.
— И всё-таки, убить всегда успеешь, а в дороге я пригожусь. Вы идёте на Север? Знаю, где расположены дозорные отряды присягнувшего южанам Монтия. Также мне известно, какие дороги перекрыты и как обойти отакийскую армию. Если договорюсь с островитянами, возможно, поднимемся до Гесса на их корабле. Перевязь королевского советника может многое. К тому же, я знаю языки, учился ораторскому искусству и прирожденный дипломат. В случае чего, договорюсь с любым. Сегодня это большая ценность. И главное, я прирождённый слуга. Такой же, каким был мой отец. Просто до сегодняшнего дня не догадывался об этом.
* * *
Снежная равнина до рези слепила глаза. Белый саван нетронутого снега, до самого горизонта укрывал плоскогорье. Лишь чернеющие небольшие островки скалистых уступов и придавленные тяжёлыми снежными шапками одинокие высокогорные ели нарушали эту безмолвную белую идиллию. Снег в Гелейских горах не сходил никогда. Искрясь в холодных лучах неприветливого в этих краях весеннего солнца, он сливался в единое целое с девственно чистым небосводом, и казалось, само небо снизошло на многострадальные земли Севера.
Десять дней проведённых в пути не доставили проблем. Ночи становились холоднее и меховые накидки сожжённых в знахарской хижине головорезов Грина пригодились весьма к месту. Рыжая оказалась неплохой кухаркой, а немой отличным охотником. Распустив на нити свою льняную рубаху, он сплёл тесьму, изготовил крепкое древко из акациёвой ветки и, туго натянув перекрученную тетиву, смастерил отличный длинный лук. Стрелы немой вырезал из речного тростника, заточив конец под «срезень», и теперь у путников всегда было свежее мясо — то речной фазан, то заяц, а у подножий Гелей немой подстрелили даже горного козла.
Два дня назад, проходя Семиветровые холмы, путники набрели на крошечный артельный посёлок, где местные плавильщики выливали мышьяковую бронзу. Сизо-оранжевый дым на склонах холмов Грязь увидела за́долго. Так дымят плавильные ямы, когда в только выплавленную медь добавить ярко-оранжевый пещерный реальгар. С приближением к посёлку стал почувствоваться сильный чесночный дух вперемешку с запахом серы — стойкий запах напомнил Грязи детство.
В посёлке они провели ночь. Перед сном северянка и Рыжая долго мылись вдвоём в большом медном тазу, установленном прямо над костром. Они сидели друг против друга в горячей воде, в плотном тумане клубящегося пара, и Грязь с плохо скрываемым интересом поглядывала на загорелую бархатистую кожу своей соседки.
— Нравится? — улыбнулась Рыжая.
— Тоже мне! — огрызнулась Грязь, побагровев от смущения.
— А ты ничего, — Рыжая игриво кивнула на торчащие над парующей водой ало-коричневые соски разгорячённых грудей.
— Прекрати! — фыркнула северянка, спрятав грудь под воду. Рука машинально потянулась к голому бедру в поисках клинка.
На настоящей кровати, и не под звёздным небом, а под деревянной крышей, разведчица проспала до обеда, и проснулась свежая и полная сил. Выйдя на крыльцо, прищурилась от яркого солнца. Утро выдалось морозным. Над дальними холмами белела снежной шапкой гора Шура́. Говорят, там на самой вершине звездочёт Птаха считает звёзды в каменном шатре. Вот бы ей научиться считать так же как он. А ещё говорят, на северном её склоне стоит замок Верховного Инквизитора. Оттуда он драконом по ночам вылетает карать неугодных.
— Эй, погоди, — Грязь окликнула невысокого паренька её одногодку, — Ты не слыхал, Бесноватый вернулся в Гелеи?
— Говорят, ему голову раскроила девчонка, — парень прыснул со смеху.
— Что ты плетёшь! — Грязь бойко подалась вперёд.
— Тише-тише, — паренёк испуганно отпрянул, — я лишь слышал, что теперь девка командует синелесцами. Воистину, мир перевернулся.
— Ступай, и больше не болтай глупостей, — прикрикнула Грязь, определив паренька в сельские дурачки, каких хватало в ремесленных селениях Подгорья.
Вглядываясь в снежные вершины, она размышляла над тем, как ей выманить Меченого в город мастеров Кустаркан — самый большой в Гелеях. Рано или поздно, туда уж точно наведаются лесорубы Бесноватого — Корвал-Мизинец, Рыжая Колода, толстобрюхий Филикар — этих парней Поло часто брал с собой на двух-трёх подводах в Кустаркан, якобы за новенькими топорами. Но Грязь знала, истинная причина поездок в другом. Поговаривали, у Поло в городе тайник, а хранитель ни кто иной, сам городской казначей Тулус. Вот и отправляет Бесноватый военные трофеи под надёжный казначейский замок. От Семиветровых холмов до Кустаркана день пути на восток, а значит, пришло время.
Вернувшись в маленькую кухоньку, застала Рыжую за разделыванием заячьей тушки. Рядом Знахарь кипятил отвар для больного коликами литейщика и что-то записывал в маленькую книжицу. Они беседовали, и к удивлению северянки, это был их первый долгий разговор за всё время пути.
— Ты неплохо справляешься, — говорил Знахарь, указывая на умелые движения женщины. — Это я говорю как бывший в этом специалист.
— В детстве пришлось научиться, — отвечала та.
— Мать научила?
— Кое-кто другой… на островах. — Она смотрела как Знахарь аккуратно выводит буквы отточенным пером: — Где научился? Не часто встретишь на болотах умеющего писать.
— У меня был Учитель, — и немного помолчав, продолжил: — Ты не разговорчива. За всю дорогу поговорить так и не довелось. Что делаешь в наших краях?
— Я не понимаю тебя.
— Ты вроде геранийка, но говор, словно долго жила за морем. Это так?
— Ты прав, Знахарь, и я недавно стала неразговорчива. Потому как не о чем говорить. Прибыла сюда с недобрыми намерениями, о чём искренне сожалею. Если ты против всех, умей принять, что все против тебя. Цена такого выбора — одиночество. Оно может стать даром, а может оказаться проклятьем. Я не справилась, не распознала змею в кроличьем обличии, за что и поплатилась.
— Твоё настоящее имя…?
— Начинаю привыкать откликаться на Рыжую. Мне даже нравится.
— Где твой дом?
— Его у меня больше нет.
— А семья?
— Сильнее всего на свете я хочу увидеть своих детей.
— Где они сейчас?
— Младший под покровительством моих заклятых врагов, а старшая… даже не представляю, где.
— Не хочешь рассказывать о себе?
— Не хочу накликать беду ни на вас, ни на себя.
— Что-то скрываешь?
— Много.
— Кто сеет ветер, тот пожнёт бурю. Верно?
— Если бы ты знал, как сейчас прав. Теперь я плачу без слёз и страдаю без стонов.
— Да, ты скрытна и неразговорчива, как и твой немой.
— И он не мой немой.
— Вот как?
— Случайность, но счастливая. Ведь он тоже ничего не сможет рассказать обо мне.
— Я могу вернуть ему речь. Язык пришить не сложно, главное иметь язык его кровного родственника, а с этим, как ты понимаешь, проблема.
— Я признательна тебе, — после некоторого молчания робко произнесла женщина, благодарно глядя эскулапу в глаза.
— За что? — смутился тот.
— Сам знаешь за что.
— Пустяки, — с нарочитым безразличием выговорил Знахарь. — Моя обязанность помогать каждому.
— Но я не каждая, я… — она запнулась на полуслове.
Некоторое время в кухоньке стояла тишина.
— Я бы осталась жить в этом селении, — наконец Рыжая продолжила разговор. — Здесь тихо и люди приветливые.
— Я тоже хочу осесть… — Знахарь накрыл её руку своей ладонью. Женщина дрогнула, но руки не отняла. Знахарь неспешно убрал руку и продолжил: — Ладно, понимаю, тебе пришлось не сладко. Теперь есть время подумать обо всём. Переоценить ценности.
— Ну что, пора прощаться, — глядя на спутников с нарочитой приветливостью, вклинилась в беседу северянка: — Не понимаю, зачем вы увязались за нами, но пора дорогам разойтись.
— Ты это о чём? — спросил Знахарь.
— Рыжая права, ей лучше остаться в посёлке. Немытый остаётся тоже. С голоду не помрут. Она сгодится куховарить, немому тоже дело найдётся.
— Я останусь с ними, — сказал Знахарь.
— Э… — протянула северянка, чуть колеблясь, — ладно, я знаю, где тебя найти, если что… — и твёрдо добавила: — Мы с Меченым дальше идём одни.
Из посёлка они ушли ранним утром и спустя два дня оказались у заснеженного плоскогорья. Грязь так и не поняла, почему поворачивай она всякий раз восточнее, солнце упорно оказывалось ровно за спиной.
— Мы куда? — на второй день, наконец, спросила она.
— Ты впереди, ты ведёшь, — ответил Меченый.
— Посмотри, как движется, — разведчица указала на солнце, поднимающееся над горизонтом. — Почему мы всё время сворачиваем на север?
— Ноги сами знают куда идти, — ответил Меченый. Ни один мускул не дрогнул на его обезображенном лице.
Прищурившись, Грязь различила на белоснежном полотне чёрную точку. Та приближалась так быстро, что сомнения рассеялись сразу — навстречу неслась запряжённая лошадьми санная повозка. Но как она оказалась в этой безлюдной глуши? Спустя время стала хорошо различима четвёрка сильных коней и меховой тулуп кучер на козлах. Слышалось залихватское гиканье и хлёсткие щелчки кнута. Повозка остановилась в десяти шагах от путников. Чёрный натужно заржал и встал на дыбы.
— Вот мы и у цели, — произнёс Меченый, усмиряя коня дружеским похлопыванием.
Белогривые кони, запряжённые в сверкающий лаком и бронзой крытый рыдван, фыркали и нетерпеливо рыли копытами снег. Закрученные дугой полозья блестели шлифованным металлом. Кучер соскочил с козел, скинул медвежий тулуп, бросил его на снег и только тогда распахнул дверцу. Худенькая нога в белоснежном чулке и в блестящем с оранжевой бабочкой башмаке спустилась на ступеньку, и в услужливо протянутую громадную ладонь легла иссохшая увитая перстнями ручонка, обрамлённая накрахмаленной лилейной манжетой. На расстеленный тулуп спустился тщедушный старичок с изжёванным морщинами продолговатым лицом, маленькими юркими глазёнками и огромной головой под высокой широкополой шляпой. Старичок неожиданно чихнул, и торчащие из шляпы длинные засаленные перья колыхнулись, словно от ветра.
— Говорил тебе, Хоргулий, погода не для прогулок, — тонким голоском проскрипел старичок, неодобрительно поглядывая на кучера.
— И тем ни менее, их стоило встретить, — ответил кучер.
— Да уж… — крякнул старичок и снова чихнул: — Ты как всегда прав.
Осмотревшись, покачал головой, глянул на утонувшие в глубоком снегу кучерские сапоги, посмотрел на свои лакированные башмаки и огорчённо скрипнул:
— Может, вы подойдёте ко мне?
Меченый пятками тронул Чёрного и в два шага оказался напротив старичка. Протянул руку в приветствии:
— Рад познакомиться, ваше верховенство.
От услышанного далее Грязь пошатнулась. Белый снег поплыл в глазах. Голова закружилась. Раскинув в стороны руки, попыталась ухватиться за что-то основательное. Не удалось.
— Да уж, — прогнусавил старичок, — не к каждому гостю Верховный Инквизитор выезжает на встречу. Но как иначе если гость — сам Первый Жнец.