В харчевне было душно и несло куриным помётом, но мечты о жареном ягнёнке напрочь заглушали вонь.

— Да, домашнее мясо это не жёсткое дикое, — Колода нетерпеливо почесал кадык под рыжей бородой.

— Наконец-то человеческая еда, — облизнулся изголодавшиеся Филикар, и в предвкушении сытного обеда умиротворённо прикрыл глаза.

Дородная разносчица в накрахмаленном, поразительно не сочетающемся с окружающей грязью белоснежном чепце, выставила на стол внушительный казан жаркого, поднос со свежим хлебом, миску солёной капусты и полный кувшин вина. Лесорубы затаили дыхание в предвкушении неземного наслаждения. Только на столе появились деревянные тарелки, ложки и большой половник, синелесцы тут же принялись за еду. На удивление ягнёнок оказался приготовлен так умело, что нежные его куски просто таяли во рту. Колода демонстративно чавкал, подмигивая разносчицам. Скалясь беззубым ртом, пялился на соблазнительные формы проходящих девиц, то и дело, тыкая в их сторону ложкой:

— Смотри, какой задок!

— Одичал ты совсем, — подтрунивал над ним Дрюдор.

— А то! Скорее медведя встретишь, или серого, чем такую красотку.

Колода ухватил за юбку одну из девок, но та ловко отстранилась и, намереваясь придать серьёзность словам, силясь не рассмеяться, спросила:

— В карманах есть что?

— Меж карманами есть.

— Этого мало!

— Тебе хватит! — Колода, включился в предложенную игру. — К вечеру и в карманах прибавится!

— Тогда вечером и лапай, — съязвила девка, выбегая в кухню.

— Как тебе стрекоза, капитан? — улыбнулся раскрасневшийся от желания Колода. Его рыжая борода торчала торчком.

— Грудастая, — понимающе кивнул Дрюдор.

— А, приглянулась? Может тоже…

Дрюдор отложил в сторону недоеденную луковицу.

— Нет, ты уж сам. Мне не до девок.

— Хэх, капитан, это как? Девки-то, зачем нужны ещё, коли не для забавы?

— Есть у меня тот… это… одним словом, ждёт меня в Омане жёнушка.

— Да, брось, ты! — удивлённый Колода едва не свалился со скамьи.

— И такая, что ни чета здешним босячкам. Она — женщина серьёзная. Владелица таверны, добротная хозяюшка. Куховарит справно, так, аж пальчики оближешь. А тело — кровь с молоком. Эх, не видали вы настоящих женщин, лесная вы босота, ничего не смыслите в этом. Вам бы токо засадить кому ни попадя, да поглубже.

— А ну-ка рассказывай! — навалились на сержанта синелесцы.

— Значиться познакомились мы сразу опосля той известной Оманской резни. Не буду уточнять, ну, в общем, она меня боготворила. Тогдась голодное времечко настало, отакийцы лютовали жуть, сенгаки им на спины. С провиантом было беда как плохо, но представь, парень, она сама не ест, а мне лучший кусок подсовывает. Во какая женщина! Меня звала не иначе своим Тигром. А ты говоришь, зачем нужны. Хорошие жёнки редко попадаются, но ежели попадаются, то беречь их надобно, пуще глаза.

— От них сплошь неприятности, — поморщился толстобрюхий Филикар. — Не зря островитяне не берут баб с собой на корабли.

— А как же перевозят? — поинтересовался Колода.

— И не перевозят вовсе. Я за всю жизнь ни одной островитянки на материке не встречал. Они завсегда на островах и помирают. Как-то один рыжий с западного Бликрока рассказывал. История давняя, лет двадцать как была. Взяли в поход одну воительницу, да по приходу на отакийский берег корабль ни с того, ни с сего и сгорел дотла. Вроде говорят, она огонь накликала. Только этот один и выжил.

— Ну, мы-то не островитяне, — отмахнулся Колода. И повернувшись к Дрюдору, поинтересовался: — А чего ж ты здесь, капитан, а твоя там? Боишься возить как островитяне, так что ли?

— Этого тебе знать не положено! — Дрюдор гневно осадил парня. — Вот закончу тут с вами, бестолочами, тогда вернусь. Дождётся меня Терезита, как пить дать, дождётся.

— За то и выпьем! — дурашливо выкрикнул Колода, наливая полную кружку вина.

Дрюдор перевернул свою. Накрыл сверху тяжёлой ладонью.

— Пейте без меня. Ужо не лезет. Видать, свою хмельную бочку, отмеренную Властителем Радости, я выпил до дна, смолы мне в глотку.

* * *

Дом, куда пришли Угарт Праворукий, Корвал-Мизинец и Альфонсо Коган, добротный, из пиленого камня, с железной крышей и резными подбитыми медью оконными наличниками, был единственным двухэтажным строением в северном квартале Кустаркана, и возвышался прямо на скалистом берегу реки. Здесь близ гор, у своих истоков могучая Ома, выглядела мелкой горной речушкой, быстрой, громко шумящей и никогда не замерзающей даже самой морозной зимой.

Самоуверенно и безрезультатно Мизинец барабанил в запертую дверь, приговаривая раз за разом:

— Говорю же, он дома.

— Среди бела дня? — с сомнением кривился Праворукий. — У городского казначея нет больше забот?

— Сказано, должен нас ждать. Эй, денежный мешок! Открывай!

Наконец протяжно скрипнул засов, и парень расплылся в победной ухмылке:

— Видишь, однорукий, я прав.

Дверь отворилась, и на пороге показался хозяин дома. Невысокого роста, плешивый, с округлым животиком отъявленного гурмана, он запахивал на ходу домашний халат, накинутый, по всей видимости, на голое тело.

— Ты что, оглох? — рыкнул Мизинец и широко ступил за порог, пытаясь войти.

— Я принимал ванну, — суетливо выговорил хозяин и, отстраняясь от напирающего Корвала, опасливо поинтересовался: — Кто это с тобой?

— Однорукий и этот… — Мизинец принялся представлять своих спутников.

— Я Угарт Праворукий, — поправил его спутник с протезом. — Это Альфонсо Коган. Бывший советник.

— Чей советник? — насторожился хозяин.

— Одним словом, теперь помогает нам разбираться в вопросах, — игнорируя приветствия и заезженные прелюдии, несдержанный Мизинец сразу перешёл к делу: — Хватит болтать, мы пришли за деньгами. Что непонятно?

— Надо бы присесть и поговорить, — предложил Праворукий, адресуя сказанное больше Мизинцу, нежели хозяину дома, который вежливо указывал на дверь гостиной:

— Прошу в дом.

— Пусть несёт деньги, — не унимался Мизинец.

— А где сам Поло? — спросил хозяин.

— Э… он тебе не нужен. Мы за него.

— Я вижу, Мизинец. И всё же…

— Лучше сесть, — ещё раз предложил Праворукий.

— Ладно, веди, — наконец согласился Корвал.

Все четверо вошли в просторную гостиную, убранство которой выглядело довольно богато. Ковры на стенах, вычурная мебель. На столе кувшин с вином и экзотические для северных широт фрукты.

— Ну что, посчитаемся? — оскалился Мизинец, подхватывая с разноса ярко-оранжевый фрукт.

Хозяин глянул на протез Угорта, с пониманием кивнул и протянул ладонь для рукопожатия:

— Меня зовут Тулус, я городской казначей, человек деловой и… надёжный.

Праворукий несильно стиснул пухлую ручонку и с пониманием кивнул:

— Бывал я в таких домах.

— Так что, Тулус? Чего тянуть? — не унимался Мизинец.

— Что ж, к делу так к делу. — Казначей уселся во главе стола, в высокое обшитое мехом кресло и пристально осмотрел гостей: — Хочу уточнить… Деньги мне давал младший Тридор, но с вами его нет. Ситуация противоречит договору. Зря это… Говорить я буду только с Поло и ни с кем другим.

Улыбка медленно сползла с лица Корвала. Он уставился на казначея как на появившегося из-под печки таракана и, устрашающе растягивая каждое слово, произнёс загробным голосом:

— Как частенько любит повторять наш командир, капитан Дрюдор — на войне главное умение не убивать, а выживать. Видать, сей инстинкт тебе вконец изменил. Где наши деньги, Тулус?! — молниеносно выхватив нож, он на треть вогнал лезвие в столешницу. Дерево скрипнуло, доска раскололась надвое.

— Не горячись, Корвал, — вмешался в разговор Альфонсо. — Надеюсь, мы найдём общий язык с этим господином.

— Или найдём его в реке! — гаркнул Мизинец, указывая на окно, под которым шумела Ома.

— Послушайте, почтеннейший, — как можно спокойнее начал бывший королевский советник, — Лесные братья без сомнения доверяют вам и считают, что их сбережения в надёжных руках. То есть в ваших. Конечно, ни расписок, ни бумаг составлено не было, и это плохо. Хорошо то, что вы человек в городе известный и дорожите своей деловой репутацией. Не спорю, устный договор заключал сам Бесноватый, но сейчас по объективным причинам он, увы, не может присутствовать с нами. И всё же, вы не будете спорить, что существуют неписаные правила ведения финансовых дел? То есть, если отдавший на хранение сам не в состоянии истребовать возврат переданных им вложений, это могут сделать его компаньоны. Вы не будете оспаривать тот факт что, несмотря на свой юный возраст, Корвал по прозвищу Мизинец вполне способен претендовать на роль одного из ближайших партнёров вашего постоянного вкладчика, а именно Бесноватого Поло?

— Но где он сам?

— Сейчас мы рассматриваем ситуацию когда, скажем, одна из сторон, а именно достопочтенный Поло, в силу непредвиденных на то обстоятельств, неспособен лично присутствовать при получении собственных сбережений. Такое, представьте, бывает довольно часто и если мы не найдём верного решения, ваша деловая репутация финансиста, известного в городе своей педантичностью и аккуратностью, может пострадать.

— К чему вы клоните? — насторожился казначей. — Вы все кто?

— Скажем так, на сегодняшний день господин Праворукий наделён всеми полномочиями Бесноватого Поло, а Корвал-Мизинец, как его партнёр и представитель лесных братьев гарантирует достоверность наших требований. Так что теперь будете вести переговоры с нами.

— С какой стати? Не понимаю. Я вас не знаю и не вижу никаких на то… документов, — казначей дёргал головой, пытаясь закончить неприятный разговор: — Будьте любезны… простите, но у меня много дел…

Праворукий поднялся и подошёл ближе:

— Документ есть. Право, не хотелось его предъявлять, но раз не веришь на слово…

Он снял с плеча холщовую суму и вывалил её содержимое на стол.

— Боже правый! — вскочил казначей, тараща глаза и пятясь к стене.

На столе лежала полуразложившаяся лысая голова Бесноватого Поло и пялилась на присутствующих пустыми глазницами. В загноившейся ране копошились белые опарыши.

— Узнаёшь? — поинтересовался Праворукий, и добавил извиняясь: — Прости, долгая дорога не предполагает достойной сохранности. Чего не скажешь о деньгах. Полагаю, их ты хранишь лучше, чем мы отрезанные головы. Ведь так?

— Да-да, — тихо проблеял позеленевший Тулус.

Трупная вонь быстро наполнила гостиную. Силясь сдержать рвоту, казначей закрыл руками рот:

— Уберите бога ради…

— Ладно, Поло сделал своё дело.

Праворукий распахнул окно, сгрёб голову обратно в суму и та полетела в реку. Затем взглянул на хозяина. Казалось, ещё немного, и тот свалится замертво.

— Ну… это всего лишь голова неудачника. Вы, надеюсь, более везучи? — произнёс Альфонсо.

— И всё-таки… сегодня ну, никак… — дрожащими губами, вымолвил казначей, глядя на советника влажными глазами. — Все деньги в деле…

Теперь пришла очередь Мизинца:

— Мы шли в Кустаркан дюжину дней, с боями и потерями, не для того, чтобы слышать россказни о разных там делах! Мы потеряли половину людей. Мы хотим золота!

— Но…

— Вынимай наши деньги, тупой толстосум! Возвращай сегодня же из того дела! Теперь у нас своё дело. Мы теперь золотоискатели. Снаряжаем обоз, а это стоит денег, понимаешь? — Мизинец требовательно свёл редкие брови.

— Но…

— А ты как думал? Мы не рабы Бесноватому. Тьфу, мразь! — красноречивым жестом парень указал в сторону окна. — Теперь у нас есть Небесная!

— Но…

Казалось, казначей вот-вот задохнётся от нехватки воздуха. Его лицо посерело, глаза выкатились из орбит.

— У нас есть предчувствующая, где золотые жилы. Потому что Небесная! Голубокровые с дальних склонов. Слыхал про таких?

— О чём это он? — казначею, наконец, удалось выговорить что-то большее, чем бессмысленное «но…».

— Тут такое дело, — начал Праворукий.

— Да что с ним говорить… деньги должны быть в доме. Найдём, — призывая к обыску, Мизинец кивнул в сторону запертой двери.

Побледневший хозяин приблизился к распахнутому окну, глянул вниз туда, где шумела быстрая Ома, вдохнул влажный речной воздух, передёрнулся, словно ещё раз увидел пустые глазницы Бесноватого и медленно опёрся о подоконник.

— Дорогой Мизинец, — произнёс он, громко дыша, — понимаю, дорога была нелёгкой, поэтому лично тебе могу предложить… — обернулся и крикнул в дальний угол: — Кара! Поди сюда!

Открылась угловая дверь и из неё, соблазнительно покачивая бёдрами, выпорхнула обнажённая девица.

— Познакомься, это наши друзья. Это Корвал, а это… — казначей запнулся, но тут же продолжил: — в общем… Кара знакомься — Корвал по прозвищу Мизинец, но уверяю, к его мужскому достоинству прозвище это не имеет никакого отношения.

— И всё же стоит проверить, — мурлыкнула девица, зазывно поглядывая Мизинцу между ног.

Парень остолбенел. Торчащие уши побагровели, глаза округлились. Бесстыдно виляя аппетитным задом, девица подплыла ближе, взяла ладонь лесоруба и, прижав её к своей белой груди, сластолюбиво прошептала:

— Без сомнения, прозвище связано с его юным возрастом. Пойдём, молодой красавчик.

И увлекла онемевшего парня за собой. Когда за ними закрылась дверь, казначей произнёс:

— Что ж, теперь можем говорить как деловые люди. Угощайтесь, — указал на кувшин с вином.

— Я бы выпил, — кивнул Праворукий, наливая полный кубок тягучего пурпурного напитка.

Тулус повернулся к Альфонсо:

— Вижу, вы разбираетесь и в людях и в непростых ситуациях лучше, чем Поло. Он был таким же несдержанным, как и этот Мизинец. Чуть что, хватался за нож. Так вот, о ситуации… Повторюсь, деньги в деле, но вы вдвоём могли бы стать полноценными его участниками. Я не раз предлагал Поло, но что может понимать в финансах простой лесоруб? Он совсем не похож на своего отца. Старик Тридор не упускал возможностей заработать.

— О чём речь? — поинтересовался Альфонсо.

— Кустаркан — провинциальный город, и хоть центр Гелей, но несравним, ни со столицей, ни с портовым Оманом. И всё же у нас тоже можно неплохо зарабатывать, если есть голова. Зачем самому добывать руду, плавить медь, бронзу или ковать сталь? Имея деньги, можно участвовать во всём, сидя дома за столом с вином и фруктами, в окружении прекрасных нимф, таких как Кара. Пока мы наслаждаемся жизнью, деньги делают деньги. Важно лишь правильно вложить, а главное, под гарантированный процент. Мои услуги ремесленникам и рудокопам стоят реальную цену — двадцать процентов от полученного ими результата. Уверяю вас, на это можно жить, и даже совсем неплохо.

— Вот как? — хмыкнул Альфонсо.

— О чём это он? — шепнул на ухо Праворукий.

— Потом объясню, — одними губами ответил советник.

— Вот только… о чём говорил этот наш… Мизинец? О каком-то золоте? — прищурился Тулус.

— Пустое. Парень бредит. Ночами золотые жилы мерещатся, — на этот раз Праворукий сказал громко, внятно и с такой уверенностью, что казначей понял, вопрос снят окончательно.

— С золотом понятно, но касаемо неб… — казначей понизил голос: — Полагаю, я разговариваю с серьёзными людьми? Не водите меня за нос, я наслышан о Небесной. Северяне — народ суеверный. Но я не думал, что она свяжется с таким отребьем как….

— Эй, полегче! — нахмурился Праворукий.

— Простите. Просто не думал, что она с вами. — Тулус кивнул в сторону двери: — Этих в счёт не берём, но то, что я вам готов предложить, дороже любой золотой жилы. Дороже всего золота Гелей. Золото помогает в погоне за власть, но у кого она уже есть, зачем тому золото? Господство гораздо лучше золота.

— Не могли бы вы объяснить поподробнее, в чём заключается ваше предложение? — вежливо спросил Альфонсо.

— С вами голубокровая, и при правильном подходе она может оказаться козырной картой. — Он пододвинулся ближе, перейдя на шёпот: — В городе сейчас безвластие. Порядок поддерживается кое-как за счёт усилий глав нескольких семей. Бароны имеют небольшие отряды из беглых солдат. караул патрулирует ночами, но… В городе много банд и мало денег. Разбои, нищета, грабежи. Это не тот Кустаркан каким был при наместнике Тури-Анка́не, отце толстяка Лири. Тогда город процветал. Но сейчас… несколько лет междоусобиц и вот — в стране разруха, в городах нищета. Я слышал, отакийцы не пойдут на Север. Это и хорошо, и плохо. Скорее плохо, поскольку они навели бы порядок. С сильной властью умному человеку всегда есть о чём договориться. Но южан не будет. Мы рассчитывали на Инквизитора, но его Страж Хоргулий не появлялся у нас уже несколько лет. В общем, крепкую руку нужно искать самим. Есть люди, готовые возглавить городскую власть, но пойдёт ли за ними народ? Эти тупые нищеброды, плебеи из трущоб не верят никому, и ни во что, — казначей всплеснул руками: — И тут такая удача!

— Объясните.

— Ну как же! — казначей вскинул руки в радостном жесте. — В нашем умирающем Кустаркане появилась Небесная с голубой кровью! Как вы думаете, кому доверятся горожане? Барону Йёрке, который под свои шахты без суда отбирает у рудоискателей лучшие участки? Или судье Тирвику, для которого главный довод невиновности — кошелёк подсудимого? Или купцам и лавочникам, что торгуют втридорога? Или мне, городскому казначею, имеющему с каждого из них двадцать процентов комиссионных? Им подавай чудо, а Небесная — она это чудо и есть! Я переговорю с нужными людьми, у кого ещё осталось некоторое влияние в городской общине. Нам помогут, и о Небесной узнают на каждой улице и в каждом доме. Да что на улицах, узнают в самом дальнем селении Гелей. Её имя будет на устах у всех. Небесную прославят в каждой семье, а на молельных столбах вырежут её образа. Мы сделаем всё, чтобы чернь провозгласила голубокровую своей королевой. И когда она взойдёт на престол, мы с вами будем рядом с этим престолом.

Альфонсо задумчиво почесал щетинистый подбородок:

— В ваших словах, дорогой Тулус, немало здравого смысла.

* * *

По дороге на постоялый двор Корвал-Мизинец не смолкал. Широко вышагивая, немного покачиваясь в стороны, он в который раз повторял:

— Тебя, однорукий, приглашаю свидетелем, а капитана попрошу, чтобы был на свадьбе за отца. Такое моё уважение. Вот отыщем золото, отстрою домину не хуже, чем у Тулуса, и заживу. Лесопилку открою. Или столярную мастерскую. Мой покойный папаша всё мечтал о собственной мастерской. Кара нарожает наследников. Надо же кому-то оставить всё что наживу? Девок, пацанов, она пятерых точно сможет, посмотри какая моцатая.

Дверь в харчевню была вывернута «с мясом». Бронзовые петли на дверном стояке поблёскивали грязно-зелёными шляпками изогнутых гвоздей. Капающая со ступеней кровь разлилась большой чёрной лужей.

Первым в харчевню вбежал Праворукий, следом Мизинец. Последним был Альфонсо и, прислонившись к стене, застыл на месте. Жуткая картина стояла перед глазами: на столах, на полу, на лестнице, везде обгорелые трупы. Заживо сожжённые мужчины и женщины, а ещё стойкий запах кипящей крови и жареного мяса.

Праворукий сделал шаг: кухарка-посудомойка с выгоревшими глазами; рядом рыжий Колода с прожжённым до позвоночника животом; рассечённый надвое повар в забрызганном кровью фартуке; справа отрезанная голова подавальщицы в белоснежном чепце, таком неуместном на фоне дымящихся кишок; без видимых увечий тело толстоюрюхого Феликора, а чуть поодаль его сиротливая рука с топорищем, зажатым в пухлой ладони.

Праворукий бросился под лестницу, распахнул дверь. Комната была пуста. Вернее, в ней также не было ничего живого. А из мёртвого — на полу, ногами на меховой девичьей накидке дымящееся тело Юждо Дрюдора. Шипящая, с обожжёнными краями плоть, обугленной бороздой расчленена от макушки до таза на две половины, словно вспахана раскалённым плугом. Измазанная грязно-зелёной жижей рука намертво сжимает боевую секиру.