Впервые он подумал об этом два месяца назад. И вот опять. Именно сегодня, в понедельник.

Как всегда по понедельникам, он сидит на еженедельном совещании в директорском кабинете, уткнувшись в чистый блокнотный лист. Он закрывает глаза и представляет, как входит в этот кабинет со старым охотничьим ружьем в руках. Маргарита в недоумении. Затем в замешательстве. И уж потом к ней приходит понимание происходящего, медленно перерастающее в животный страх. Он поднимает ружье и нежно гладит пальцем спусковой крючок. Она оседает в свое дорогое кожаное кресло, не сводя глаз с черного отверстия ствола, и поднимает руки, пытаясь защититься. В это мгновение друг за другом, почти без паузы, сливаясь в один смертельный рокот, раздаются четыре выстрела. Когда клубы порохового дыма рассеиваются, он видит ее неестественно и безобразно сползающую с забрызганного кровью директорского кресла. Она сжимает дрожащими руками кровоточащий живот, из-за множества дробовых ран ставший рваным мокрым пятном, и пытается что-то прошептать. Но слышен лишь ее надрывный хрип. Он опускается на колено и наклоняется так низко, что ухом касается ее пухлых измазанных алой пеной губ. Сквозь хрипоту и шипение он различает два слова:

— За что?

— За все, — отвечает он шепотом, и добавляет, — Аминь.

Ее хрип превращается в раскатистый нервный крик. Крик бьет по барабанным перепонкам.

— Услышьте меня! — кричит она звонким голосом. — Вы меня слышите, Алексей Иванович?! И как с вами работать?

Он, наконец, приходит в себя.

— Алексей Иванович, — она стоит прямо над ним с указкой наперевес и язвительно выговаривает, — вы еще с нами или уже мыслями на пенсии?

Он отрывает взгляд от блокнота и виновато смотрит на нее снизу вверх как побитый щенок. Присутствующие подхалимски хихикают.

— Да, Алексей Иванович, вижу, тема совещания вам не интересна. Ваше мнение о стратегии компании на ближайшие полгода? Вы слышали, о чем я говорила? Что вы можете предложить?

— Я? Э-э-э…. — он запнулся, помолчал и выдавил еле слышно, — я не слушал вас, Маргарита Николаевна, простите.

Перед этой энергичной властной тридцати двухлетней женщиной он, несмотря на свои сорок девять, чувствует себя нашкодившим школьником. И главное, рядом с ней он никак не может справиться с унизительным ощущением рабского бессилия.

Пятнадцать лет назад, когда он пришел простым коммивояжером, все было иначе. Тогда он знал, что нужен компании. Что он «в своей тарелке», на своем месте.

С тех пор все изменилось. Новый коллектив сплошь из недавно нанятых молодых приспособленцев, наглых друг с другом и раболепных перед начальством, отторгнул его. Вытолкнул из своих рядов. И даже те, кого он знал много лет, и те сторонились его как прокаженного. Как свора бесхозных, объединенных уличной жизнью дворняг с лаем бросается на чужака, так и спаянный страхом, ненавистью и презрением человеческий коллектив инстинктивно отыскивает в своем окружении лузера для жестокой и беспощадной травли. Стадная человеческая натура, дабы защитить свое место в стае, интуитивно выделяет тех, кому не стоит подавать руки. Обычный инстинкт самосохранения. Но бывает и так, что на лузера пальцем указывает сам вожак стаи. Так в коллективе появляется «мальчик для битья». И если этот «избранник» не сопротивляется, то сплоченный коллектив, нутром чуя брошенный «хозяином» призыв к травле, радостно и угодливо подхватывает инициативу, разрывая отщепенца на куски. Что тут скажешь, корпоративная этика.

В их коллективе «мальчиком для битья» Маргарита назначила его.

«В нашей команде не может быть лузеров! Все лузеры идут работать к конкурентам!» — этот незримый лозунг навечно повис над директорским креслом «крестной матери». Так за глаза называли подчиненные Маргариту. Он не был лузером, он просто устал. Почему загнанных лошадей пристреливают, а загнанных людей нет? Он с удовольствием принял бы пулю даже из ее рук. Это лучше, чем терпеть ее надменный, презрительный взгляд и циничные придирки. Она знала — он устал, выжат и бессилен. И еще она знала, что он никуда не денется в свои сорок девять. Для нее он был отличной мишенью. И этим она постоянно пользовалась. Поднимала свой авторитет мелочного держиморды в глазах всей своры. И свора, безошибочно чуя желания «крестной мамы», угодливо подхватывала брошенную команду: «Фас».

— Не слушали, значит. А о чем же вы, Алексей Иванович, мечтаете, пока я распинаюсь перед вами? О рыбалке, о даче? Или о своем диване перед телевизором?

Холуйское хихиканье вереницей прокатилось по кабинету. Маргарита впилась большими черными глазами в его переносицу. На миг ему показалось, что все присутствующие смотрят на него так же холодно и надменно. Не выдержав коллективного взгляда, он опустил голову.

— Что с твоим подчиненным, Петр Петрович? — бросила Маргарита высокому рыжеволосому мужчине у стены.

— Возраст, — пробурчал тот.

— С этим надо что-то делать, — задумчиво сказала Маргарита, подходя к креслу, — Алексей Иванович, всю неделю, каждый вечер мне на стол результаты ваших ежедневных продаж! Не сданный отчет — штраф! Петр, проконтролируешь. Компания все равно будет идти вперед, а с вами или без вас, Алексей Иванович, это уж решать вам. Никому не будет поблажки. Никакой зоны комфорта! Кто не будет бежать вместе со всеми в одной упряжке, тот сдохнет выброшенный на обочину! Всем понятно?!

Последние слова Маргарита произнесла жестко и громко. Не столько для него, сколько для остальных. И те, опустив глаза и одобрительно кивая, заелозили брендированными ручками в красных корпоративных блокнотах.

«Не зря говорят, женщины эмоционально сильнее, — подумал он, — мне бы сейчас ружье».

* * *

Он быстро шел к лифту по длинному коридору бизнес-центра «Космос». В ушах заезженной пластинкой монотонно крутилось гадкое хихиканье за спиной.

«Дай Маргарита команду „ату его“, с каким животным наслаждением они растерзали бы меня», — подумал он.

Перед лифтом его догнал тот самый рыжий Петр Петрович.

— Отгреб по полной, Иванович? — ехидно хлопнул по плечу, — теперь всю неделю на ковер к «крестной маме». Как ты ее выдерживаешь? Я на твоем месте давно бы уволился. Хотя… ну уволишься, и куда… кто тебя возьмет? Да, Иванович, не завидую я тебе.

Он громко и противно расхохотался.

— Ну, давай, до вечера, — и строго помахав пальцем, добавил, — и про отчеты не забудь!

Он ускорил шаг и через мгновение скрылся в плотно набитой людьми кабине лифта.

«Смейся, смейся, — проводил его взглядом Алексей Иванович. — И для тебя патрон найдется».