Алексей Иванович проснулся в холодном поту.
«Собачья свора снится к несчастью, — подумал он, вытирая ладонью взмокший бритый затылок. — Да уж, к большому несчастью».
Затянутое густыми тучами пасмурное осеннее небо предвещало дождь и тоску. Ежегодная ноябрьская простуда каждое утро донимала его сухим надрывным кашлем. Он тяжело поднялся и неспешно побрел в ванную. Впереди очередной долгий вязкий безрадостный день.
Каждый рабочий понедельник начинался с директорского совещания. Сегодня как раз такой понедельник. Он вышел из лифта и направился в приемную. В приемной помятые после выходных коллеги, демонстрируя бодрый вид, дабы выглядеть готовыми к великим свершениям, выстроились в очередь к кофе-машине. Заметив его, они тихо зашептались, отводя глаза. Он прошел мимо. Что-то нехорошее екнуло внутри.
К девяти все расселись за овальным столом и Маргарита Николаевна, опершись о стол, произнесла дежурную фразу:
— С новой рабочей неделей вас, господа.
Совещание началось.
Сегодня Маргарита была не в духе. Она не зло, но долго и нервно изрекала дурным голосом дежурные фразы, стуча маленьким кулачком по столу.
— Меня инвесторы каждый месяц ставят на четыре кости за показатели! Где показатели, я вас спрашиваю? Вы решили сорвать план? Я всех вас поставлю так же, и по очереди отымею за каждую цифру ниже плановой!
Она стала поднимать присутствующих одного за другим и грубо отчитывать их.
— Мне плевать на ваше настроение, на ваши желания, больны вы или здоровы. Вы работаете, я плачу. Все! Мы живем с продаж. Вы обязаны выгрызать зубами месячный план. А у кого зубы слабые, старые или стерлись — на выход!
И она указала на дверь.
— Кто главный лох прошлой недели? У кого самые плохие результаты?
Маргарита носилась по кабинету как ураган, все больше распаляя и накручивая себя. Вдруг она остановилась прямиком перед ним.
— Не вы, ли, уважаемый Алексей Иванович, этот самый лох и есть? — ядовито процедила она, — где ваш вчерашний отчет!
Он замялся.
— Вчера не успел, много работы вечером навалилось.
— Много работы? — она удивленного округлила глаза так, что они стали похожи на большие пуговицы пальто. Повернулась к остальным и издевательски передразнила его, коверкая каждое слово, — у него много работы вечером навалилось.
Она подошла вплотную и застыла, грозно уперев руки в крутые бока. Ему показалось, будто она стала такой необъятной, что заполнила собой весь кабинет.
— У вас много работы, Алексей Иванович. Ничего, скоро узнаете, что такое, когда работы нет совсем. Мне намного легче найти вам замену, найти человека, который за ту же зарплату будет успевать выполнять все мои требования. Который не будет прятаться за фразой «много работы». Который наоборот, будет просить еще работы. Еще работы, еще, еще…
Говоря это, она маятником на натянутых как струна ногах нервно качалась взад-вперед, то к нему, то от него. Казалось, она вот-вот бросится на него и вопьется зубами в горло. Ее покрасневшие, налитые кровью глаза гневно сверкали. Покрытые ярким румянцем щеки лихорадочно подрагивали. Остальные присутствующие превратились в безмолвные тени. Они поняли, Маргарита нашла на сегодня жертву и если уж она такой мертвой хваткой вцепилась в Алексея Ивановича, то сейчас, как всегда, на нем отыграется сполна, выдохнется, спустит пар и расслабится. И тогда они спокойно разойдутся по своим кабинетам отдыхать после бурных выходных.
— Сегодня занесу, — тихо пробормотал он.
— Поздно! — она все же услышала его бормотание. — Незаменимых людей нет, а в вашем случае тем более. Так, Алексей Иванович, это последнее китайское предупреждение. Последнее! Мы, все здесь присутствующие, одна упряжка, которая должна тянуть изо всех сил. Тянуть! А кто не в упряжке, тот на обочине. Я вам даю удочку, а вы обязаны ловить рыбу. И не для меня, а для себя, и для компании. А получается, что вы растеряли все свои профессиональные навыки и уже не хотите, или не можете нормально работать, тянуть как все и давать нужный результат. А мне нужен результат! И я одна за всех вас работать не буду!
В воздухе, в ожидании извержения, повисает тягостное молчание. И тут Маргарита, раскрасневшаяся, натянутая как тетива лука перед выстрелом, срывается на высокий звонкий фальцет и кричит прямо ему в лицо, закатив глубоко под веки, сузившиеся до ширины игольчатого ушка зрачки.
— Нет, не будет больше никаких предупреждений! Все! Не хотите или не можете, мне все равно! Я никому здесь не нянька! Мне надоело толкать вас в зад, надоело тянуть за собой. Надоело!!!
«Надоело», — то ли вслух, то ли про себя повторяет он за «крестной мамой».
Та поднимает голову вверх и яростно стонет.
И вдруг все стихает. Воздух вокруг разряжается, становится невесомым и по кабинету прокатывается выдох облегчения.
— Все свободны, — устало говорит Маргарита, обессилено падает в кресло и вынимает из пачки сигарету.
* * *
Давно он не испытывал такого. Ощущение легкости и невесомости решительно нравилось ему. Будто тяжкий груз свалился с плеч. Будто это и не он в его собственном теле. Нет, это он, но моложе, решительней, смелее. Адреналин зашкаливает. Сейчас он чувствует себя как во сне. Все видится словно в тумане. И охрана у входа, и кабина лифта и этот длинный светлый коридор.
В офисе его обыскались. Час назад, после совещания, он сел в машину и уехал домой. Вот так, посреди рабочего дня, никого не предупредив, не поставив в известность. Это было вопиющее нарушение дисциплины. Но через час он вернулся.
И сейчас, как ни в чем не бывало, он быстро идет по коридору, игнорируя шепот коллег, и улыбается так, как не улыбался уже очень-очень давно. Он спешит.
«Только бы не проснуться, — думает он, широко шагая и уверенно сжимая правым предплечьем подмышкой что-то длинное и грузное, наскоро обернутое в старый шерстяной плед. — Только бы не проснуться раньше времени».
Он идет и улыбается все шире. Тяжелый сверток приятно оттягивает руку. Твердым шагом, не обращая внимания на истерично машущую свежим маникюром секретаршу, он входит в кабинет Маргариты Николаевны и плотно прикрывает за собой дверь…