ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

— Привет, Лина!

— Здравствуйте, Глеб Георгиевич!

— Не стоит церемоний, можно просто Глеб.

Называть этого опасного человека так фривольно язык не поворачивался, к тому же он был старше меня лет на пятнадцать, а то и целых двадцать.

— Я подсуетился, завтра идешь в офис к Евдокимову, на собеседование. Его заму нужна очередная секретарша, думаю, ты подойдешь, он любит, чтобы красивенькие были. Правда, они у него долго не задерживаются. Впрочем, как и жены, уже с четвертой разводится.

— Да, но у меня уже есть работа.

— Детка, я как-то непонятно выразился? Это исключительно твои проблемы, завтра в 10.00 ты должна быть в компании «Новотекс», из кожи вон лезть, чтобы тебя туда взяли. Сегодняшняя твоя работа меня совершенно не интересует, увольняйся, или возьми отпуск за свой счет.

— Надеюсь, мне не нужно будет соблазнять и его заместителя тоже? Не уверена, что осилю сразу двоих. Ну, и кроме того, мы с вами договаривались только на Евдокимова.

— Не наглей, Ангелина. Скажу, будешь хоть с сотней трахаться!

Руки невольно сжались в кулаки. Но, черт возьми, надо молчать, нельзя показывать своих эмоций. Конечно, Глеб Георгиевич еще та скотина, но он держит меня за глотку и в любой момент может перекрыть воздух, поэтому нужно сохранять хотя бы видимость любезности.

— Его зам мне совершенно без надобности. Он ничего не решает. Старый дружок, который когда-то вложил деньги в предприятие Евдокимова, владеет двадцатью процентами акций, теперь же только делает вид, что работает, а по большому счету свадебный генерал, нет, даже трутень, в его компании. Но подобраться к Евдокимову ближе не получилось, у него, в отличие от дружка, секретарша — сорокапятилетняя тетка и работает с самого основания фирмы. Но ведь главное — попасть в непосредственную близость к Андрею Тимуровичу, чтобы была возможность глаза мозолить. Я ее предоставил, теперь все зависит от тебя… Старайся, Лина. Напоминаю, Данил уже воет и просится домой. Ты же хочешь с ним побыстрее увидеться?

— Да, да. Хорошо, Глеб Георгиевич!

Старайся … Легко сказать, я ведь совершенно не умею соблазнять мужчин. Парни, конечно, на меня всегда липли, ангельская внешность как-никак, только я вот после смерти Мишки ни на кого смотреть не хотела, никого не подпускала к себе. Впрочем, если подходить к этому делу чисто теоретически — мужчинам нравятся длинные ноги в коротких юбках, обтягивающие топики, глубокое декольте и всякое такое… Н-да, гардеробчик придётся сменить. Сколько сейчас времени? Половина второго, надо сбегать к Варьке, взять у нее что-нибудь подходящее из шмоток. На мои вечные джинсы и футболки, даже вкупе с ангелоподобным личиком только студенты-ботаны могут повестись. А тут тридцатидвухлетний мужик, да к тому же такой. Гм… А какой? Судя по тем фото, которыми снабдил меня Моргунов: умный, брутальный и харизматичный. В общем, точно не для меня. Полный капец. Захотелось реветь. Нет, Лина, нельзя поддаваться панике, ты ведь похожа на ангела, а небесному созданию легко заманить любого в сети. Будем надеяться, информация у Глеба Георгиевича верная и джентльмены в самом деле предпочитают блондинок.

* * *

Попыталась дотянуться до верхней полки книжного шкафа, чтобы вытереть пыль, предыдущая секретарша Лихолетова Максима Юрьевича, судя по всему, не отличалась чистоплотностью, уборщицы тоже прибирались только поверхностно, а ангелы не переносят грязь, у меня аллергия на пыль. Ха… Скоро мне предстоит с головой в неё окунуться, искупаться, обмазываться не только телом, но и душой.

— Кхе-кхе.

Покашливание прозвучало неожиданно. Вскрикнула, неловко попыталась развернуться. Черт бы побрал эти туфли на шпильках, как же трудно с ними управляться. Зашаталась, а потом замельтешила в воздухе руками, пытаясь удержать равновесие. Мамочки мои, кажется, сейчас я грохнусь. Сильные мужские руки удержали от столкновения с полом. Посмотрела на своего спасителя. Ну, надо же, как смешно, удача на твоей стороне Лина, угодила прямо в объятья Евдокимова Андрея Тимуровича. Красивые вкусные шоколадные глаза стали внимательно рассматривать мое алеющее смущением лицо, а на губах, будто радуга, заиграла притягательная, чуть насмешливая ухмылка.

— Аккуратнее надо быть.

Сильные руки осторожно опустили меня, поставив на твердый пол. Если все получится, Андрея Тимуровича мне тоже предстоит искупать в целом чане зловонной грязи, измазать от макушки до кончиков ног, обутых в дорогие кожаные туфли. Заныло где-то под ложечкой, попробуй, соблазни такого. Нет, красавчиком, пожалуй, Евдокимова нельзя назвать, но что-то в нём есть такое цепляющее, настоящее, мужское. Даже я, фригидная ледышка, почувствовала непонятный трепет внизу живота. А может, это от страха, что не справлюсь с заданием, и значит… страшно даже подумать. К подобным мужчинам женщины обычно сами прыгают в постель, и даже в очередь готовы становиться, чтобы немного побыть следующей. Высокий, темноволосый и темноглазый, с красивой линией губ и скульптурным подбородком. Ой, что ты делаешь, дура?! Совершенно неприлично на него уставилась. Впрочем, почему бы и нет. Передо мной ведь стоит задача соблазнить Андрея Тимуровича, и, конечно, необходимо сразу показать свою заинтересованность. Дескать, это была любовь, какая на хрен любовь… вожделение с первого взгляда.

— Евдокимов Андрей Тимурович, — представился спаситель и даже руку протянул для пожатия.

На шум из кабинета вышел руководитель по связям с общественностью компании «Новотекс» и мой непосредственный начальник Лихолетов Максим Юрьевич.

— Нестерова Ангелина Алексеевна, — ответила я вдруг задребезжавшим голосом, осторожно вложив свои слегка подрагивающие пальчики в горячую мужскую ладонь.

Какое-то странное ощущение прошлось по руке.

— Это моя новая секретарша, красавица и умница, — довольный, как слон, пояснил Лихолетов.

— Да я вижу, судя по длине ее ног, она твое очередное, весьма ценное приобретение для нашей компании, — насмешливо-цинично произнесли греховные мужские губы.

Резко вырвала руку из теплых пальцев Евдокимова. Брови Андрея Тимуровича сначала недоуменно поползли вверх, а потом недовольно нахмурились.

— Вы всегда измеряете полезность человека по длине ног?! Я думала, что пришла работать в солидную компанию.

Снисходительное, высокомерное высказывание Евдокимова показалась оскорбительным. Но блин, что я делаю, дура?! Зачем эти феминистические штучки?! К чему ненужный норов?! Надо было мило улыбнуться, сделав вид, что я безмерно счастлива слышать подобные сомнительные комплименты.

— Это был сарказм, детка.

Фраза взбесила еще силь нее.

— Вам не нравятся мои ноги?! — села на стул и демонстративно вытянула их вперед. — Мне что, нужно носить паранджу на работу? Может, тогда руководство вашей компании будет оценивать, прежде всего, профессиональные качества работника, а не пялиться на их конечности!

Господи, что я несу!! Заткните мне, пожалуйста, чем-нибудь рот! Теперь уж точно обратила на себя внимание. Мужчины, как по команде, взглянули на мои великолепные, обтянутые едва заметной телесной лайкрой ноги. Добавим шоу, положила, сверкая коленками, одну стройную ножку на другую. Уверена, так виден кружевной краешек чулка, а это ведь как красная тряпка для мужиков. Лихолетов присвистнул, а Евдокимов нервно сглотнул… и, кажется, почти что раздел меня глазами. Неплохо, сексуальный интерес я, безусловно, вызвала, причем сразу в обоих. Закрепим эффект, немного наклонилась так, чтобы стал лучше виден вырез на блузке… Теперь две пары мужских глаз, как по команде, уставились прямиком в мое совсем не ангельское, а скорее ведьмовское декольте.

— Да и на грудь тогда никто пялиться не будет, — дерзко продолжила я.

Вот же больная на всю голову! Зачем я все это говорю? Мне же нужно соблазнять Андрея Тимуровича, а не отталкивать. Отступать поздно, пойдем ва-банк. Вскочила, улыбнулась во весь рот, так что Лихолетов опять присвистнул. Вертя по-шлюшному бедрами, направилась к кулеру с водой, наполнила стаканчик, резкий танцующий разворот, затем сделала несколько шагов в сторону Евдокимова. Подошла близко-близко, так что даже услышала его тяжелый выдох на мое приближение. Скромно потупила глазки.

— Водички не желаете?! В этом кабинете ужасно душно. Как мне кажется, вам нужно немного охладиться!

Блин, от своей дерзости я сама вся взмокла, а быть может, в этом виноват жаркий нагловатый взгляд шоколадных глаз. Как же Андрей Тимурович смотрит, словно уже занимается со мной сексом. В комнате до предела накалилась атмосфера, кажется, поднеси спичку, и воздух — бабах! — взорвется к чертям собачьим.

— Ангелочек, я тоже хочу водички, — покашливая, сказал Максим Юрьевич.

Вздрогнула, разлив немного жидкости из стакана. Вот блин, совсем забыла о присутствующем в комнате серийном муже Лихолетове. Евдокимов же, насмешливо меня рассматривая, неспешно взял стакан из моих подрагивающих пальцев. Неторопливо начал пить, взгляд невольно сконцентрировался на мужском кадыке, двигающемся в такт глотательным движениям. Выпив воду, Андрей Тимурович точным броском отправил пластиковый стаканчик в мусорную корзину и опять стал меня рассматривать. Красный уровень опасности. Невольно попятилась. В комнате повисло молчание.

— Ангелам не идут колючки, — наконец произнес Евдокимов. — Ты уволена!

Развернулся и вышел из комнаты.

* * *

— Ха… ха-ха-ха, — вырвался булькающий, полуистеричный смех из моего горла. Ноги подкосились, и я бухнулась, точно куль с мукой, в кресло. Схватилась за голову. Что я наделала?! Все испортила… Что на меня нашло такое непонятное?! «Напоминаю, Данил уже воет и просится домой. Ты же хочешь с ним побыстрее увидеться». Глеб Георгиевич будет в бешенстве. Ангел, ты идиотка! Мать твою, это форменный кошар! О… захотелось кричать, рычать на свою глупость, а слезы покатились из глаз.

— Ну, Ангелиночка, не расстраивайся так.

Меня по-приятельски похлопал по плечу Лихолетов.

Вздрогнула. Черт, опять о нем забыла.

— Максим Юрьевич, — сквозь плач начала я, — это ведь был генеральный директор фирмы? Я видела фото в коридоре, н-не знаю, что на меня н-нашло, прошу вас, п-поговорите с ним, я больше никогда … ничего п-подобного себе не позволю и если нужно, правда п-паранджу буду надевать.

Жалобно всхлипнула.

— Мне очень-очень нужна эта работа. Она мне п-просто необходима!

Да, мне срочно необходимо соблазнить Евдокимова, иначе полный капец…

— Ну что ты, Линочка, не расстраивайся так, — теперь Лихолетов меня ласково приобнял, — такие красивые девушки не должны плакать.

От этих слов я заревела еще сильнее. Большей дуры свет не видывал. Максим Юрьевич, утешая, стал гладить мою спину.

— П-поговорите с ним, пожалуйста, — просяще уставилась в серые глаза руководителя по связям с общественностью.

— Конечно, красотка, конечно… — теплые мужские пальцы взяли меня за подбородок, — сейчас вот успокою тебя и пойду говорить.

Горячие губы Максима Юрьевича накрыла мой рот, а рука со спины переместилась на грудь и легонько её сжала.

— Ха… ха-ха-ха, — опять вырвался из меня истеричный смех прямиком в целующие мужские губы.

Жаль, что Глебу Георгиевичу не нужен Лихолетов, его соблазнить не составило бы никакого труда.

— А вообще, знаешь, — ласково шепчет на ухо Максим Юрьевич, свободной рукой приподнимая подол моей юбки. — таким красивым девочкам вообще не обязательно работать.

Звук пощёчины прозвучал неожиданно даже для меня. Лихолетов в изумлении вытаращил глаза, прекратил меня лапать, схватившись за начинающую покрываться краснотой щеку. Оплеуху отвесила, будь здоров.

— Что вы себе позволяете, Максим Юрьевич?!

— Детка, я думал, мы поняли друг друга еще на собеседовании. Я же сказал, мне нужна хорошая и исполнительная девочка.

— Да вы что… совсем сбрендили? Публичный дом, а не компания!

Как же неприятно и противно. Мой стул кишит тараканами, вся эта комната в мелких ползущих тварях с усиками. Только непонятно, они с моей головы напрыгали или их расплодили поцелуи и поглаживания Лихолетова.

— Ангелочек, а что ты воображала себе, будто я взял тебя в помощницы за твои пятерки в дипломе?

Эх, двинуть бы этого сластолюбивого козла в челюсть. Вскочила. Да пошли все к чертям собачьим: Лихолетов, Евдокимов, да Глеб Георгиевич в придачу с ними.

— Знаете, я думала, что заместитель руководителя такой солидной фирмы должен заниматься более серьезными делами, чем заглядывание под юбки секретарш.

Закружилась по комнате, пытаясь найти сумочку. Куда же она подевалась?

— Детка, научись раздвигать ножки перед нужными людьми, пригодится в жизни, — решил дать мне напоследок дельный совет Максим Юрьевич.

Козел! Слезы еще сильнее побежали из глаз. Нет, таких, как он, нужно сразу по яйцам бить, хотя, пожалуй, это мало поможет, все равно будет трахать все, что движется. Хозяева жизни, блин.

Слава богу, сумочка нашлась. Выбежала из кабинета и уткнулась во что-то твердое и теплое.

— Ахм!..

Странный холодок прошел по хребту. Я узнала это тело и дорогой запах одеколона, ведь буквально несколько минут назад побывала в его объятьях.

— Опять ты, — недовольно пробормотал Евдокимов.

А мне сразу вспомнилась истинная причина моего прихода в компанию «Новотекс». Блин. Мне же надо во что бы то ни стало соблазнить её генерального директора. Всхлипнула, как можно плотнее прижавшись к сильному мужскому телу. Попробуем надавить на жалость. Может, хотя бы у кого-нибудь в компании «Новотекс» есть такое реликтовое для наших дней чувство, как благородство. Мужские пальцы взялись за мои плечи, отстраняя от себя, на лице у Евдокимова брезгливость… Словно я маленький блохастый котенок, а не ангел, сошедший с небес, чтобы слиться с ним в жарких объятьях. Н-да, Лина тебе будет более чем трудно. Кажется, Глеб Георгиевич поставил передо мной невыполнимую задачу. Я ни за что не справлюсь, даже со своей ангельской внешностью. Опять всхлипнула. Мужские руки раздраженно протянули мне носовой платочек.

— Он-он меня поцеловал и сказал, что нужно ножки раздвигать, если я хочу добиться чего-нибудь в жизни! — непонятно зачем выпалила я.

Брезгливости на лице Евдокимова только добавилось. Какой кошмар, зря я в это ввязалась. Соблазнение мужчин точно не моя стезя.

— Вот же идиот! — зло произнес Евдокимов, отпустил мои плечи и прошел в кабинет начальника по связям с общественностью.

— Блядь, Макс, что, черт возьми, происходит?! — раздалось через некоторое время оттуда. — Что за клоунада с этими секретаршами?! У тебя спермотоксикоз после очередного развода?!

Мне, наверно, надо уйти, но, во-первых, интересно, а во-вторых, соблазнение ведь не исчезло с повестки дня, даже наоборот, актуально как никогда. А для этого нужно попробовать уговорить Евдокимова меня не увольнять.

— Да ладно, Андрей, не кипятись. Хочешь, я тебе её подарю, кажется, она произвела впечатление, давно не видел, чтобы у тебя так глаз загорелся. Скажи, самая красивая из тех, кто здесь побывал за последнее время.

— Не хочу!

Блин, какая жалость, а мне срочно нужно, чтобы хотел.

— Совсем сбрендил! Я предпочитаю трахаться во внерабочее время. А вообще, знаешь, шел бы ты домой и там штаны протирал.

Упс… Атмосфера, кажется, накаляется.

— Сколько можно бить баклуши, ни хрена не делая, только получая зарплату и лапая секретарш?!

— Вот как? — зло прошептал Лихолетов. — Мы же с тобой друзья, Андрей!

— Слушай Макс, дивиденды по акциям будешь получать исправно. А в компании я больше не желаю тебя видеть. Понял?! Ты тоже уволен.

Ой-ё-ей! Кажется, я вызвала свержение свадебного генерала.

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился злющий как черт Евдокимов. Твой выход, Ангел. Опять бросилась ему в объятья. Вдохнула полной грудью запах дорогого одеколона. Зашибись, даже голова почему-то закружилась.

— Андрей Тимурович, — произнесла томным шепотом я, — мне очень нужно с вами поговорить.

— Опять ты! Да сколько можно?!

Видимо, я выбрала не самое удачное время для разговоров, а что делать, другого-то вообще может не быть.

— Чтобы через секунду и духа твоего здесь не было, в придачу с красивыми сиськами и обалденными ножками!

«Красивые сиськи», «обалденные ножки», интересно, это можно считать прогрессом в соблазнении?

— Андрей Тимурович, я-я хотела извиниться, — все так же, надеюсь, томно, прошептала я. — Мне очень-очень…

Сильные руки оттолкнули.

— Я что, непонятно выразился?! Вон отсюда!!

— Охрана!! — крикнул Евдокимов. — Выведите эту девушку отсюда и даже близко к офису не пускайте.

Евдокимов зашагал прочь, ни разу даже не обернувшись. А как же ангельская красота?! Это полное фиаско, Лина… Данька, что теперь будет с ним? Прости меня, родной. Слезы еще сильнее побежали по щекам.

* * *

Вечером позвонил Глеб Георгиевич.

— Как прошел первый рабочий день?

Гм… «Я что непонятно выразился?! Вон отсюда!!»

— Ну …бывало и лучше, — туманно ответила я.

— С Евдокимовым удалось увидеться?

«Ангелам не идут колючки».

— Удалось, он меня уволил.

В трубке молчание. Ох, сдается мне, это затишье перед бурей.

— Из-за чего Лина?

Гм… Как же объяснить поделикатней, какой дурой я была.

— Кажется, ему не понравились мои ноги.

— Как твои ноги могут не понравиться?! Ты что на себя нацепила, дура?!

— А может, наоборот, слишком понравились, и Андрей Тимурович решил небезопасным держать их так близко от себя, ну, или от Максима Юрьевича. Вам не приходило в голову, что многие считают неправильным заводить служебные романы с подчиненными?

Правильно, лучшая защита — нападение. Этой аксиомы никто не отменял.

— Девочка, не забывайся! — в мужском голосе металл.

Неприятный холодок прошелся по коже, брат рассказывал, каким безжалостным может быть человек на другом конце провода. Да, Лина, не бузи.

— А что же Лихолетов?

— Максима Юрьевича тоже уволили.

Моргунов хохотнул.

— Видимо, я выбрал не совсем удачный момент впихнуть тебя в компанию «Новотекс».

Вот-вот, а о том, какой дурой я была, Глебу Георгиевичу знать необязательно.

— Ладно, отдыхай пока, я подумаю, что можно сделать.

 

ГЛАВА 2

Утро не задалось. Лихолетов собрал вещи и демонстративно прошел мимо меня, даже не поздоровавшись и не попрощавшись. Вроде бы уже взрослый парень, точнее, мужик, трое детей от разных жен, а ответственности ноль. Видит бог, я был долго снисходителен к выходкам Макса, хихонькам да хахонькам на рабочем месте, его бесконечным сисястым секретаршам, истеричным женам, которые отчего-то обязательно звонили именно мне в поисках мужа, но амба, чаша терпения переполнилась. Да пошел он!.. Сейчас совсем не до его ребячеств, ведь такая сложная обстановка в бизнесе и кто-то копает под нашу фирму. Я просил его найти частного детектива. И что?! Вместо этого он подыскал себе очередную секретаршу. Да такую хорошенькую, что прямо дух захватило от её вида. Бесконечные ноги, аппетитная попа, обтянутая тканью довольно короткой узкой юбки, длинные прямые золотистые волосы. А когда она повернулась, точнее, упала мне в объятья, тут я и вовсе испытал что-то, близко похожее на шок. Секретарша оказалась не просто хорошенькой, она была похожа на ангела. Только в отличие от небесных созданий, ее хотелось съесть, прям целиком и полностью, впиться в эти пухлые губы, искупаться в красивой синеве ее глаз, опутаться белым золотом волос, вдавиться в мягкость хрупкого тела. Впрочем, шоу, устроенное ею в кабинете Лихолетова, быстро отрезвило, ангел — еще та стервозина. Н-да, только от этого знания съесть её захотелось еще сильнее. Пожалуй, жаль, что она попалась мне так не вовремя, да в офисе, к тому же этот придурок Макс надумал её лапать, превращая нашу компанию в бордель и окончательно меня беся. Впрочем, я правильно сделал, что выгнал ангелочка, таким хорошеньким в компании «Новотекс» не место, все будут пялиться, желая трахнуть, и боюсь, я в первую очередь.

— Андрей Тимурович, — раздался голос моей секретарши, — сегодня день рожденья у Пономарева Евгения Геннадьевича, юбилей, сорок пять лет. Надо бы какой-нибудь подарок преподнести.

Вот такие секретарши должны быть у всех, а не длинноногие ангелоподобные блондинки. Умница, все на свете помнит и знает, просто ходячая энциклопедия фирмы «Новотекс». А главное, ничего в ней не отвлекало от дел, даже наоборот, чопорный вид моей личной помощницы сразу же настраивал на рабочий лад.

— Спасибо, Ирина Федоровна. Пошлите Вадима за цветами. А подарок я сам пойду выберу…

В этих делах докой был Лихолетов. Он все знал о дорогих брендах и всяких милых, выглядящих солидно, безделушках, которые не стыдно подарить директорам солидных фирм. Ну да ладно, справимся и без него.

В торговом комплексе я почти час ходил от одного магазина, специализирующего на всяких дорогих подарках, до другого, размышляя над тем, что было бы приятно получить в подарок сорокапятилетнему мужику, у которого и так практически все есть. Даже, по слухам, яхта… Кажется, если пройти насквозь этот магазин обуви, дальше есть хороший бутик с мужской кожгалантереей.

Так, представим, юбилей у меня, что бы я хотел на день рожденья? Остановился как вкопанный.

— Какие ножки!

Блин, неужто я вслух сказал подобную пошлость. Веду себя, как подросток. Похоже, у меня тоже открылась последняя стадия спермотоксикоза, видимо, от Лихолетова заразился. Но, черт возьми, именно такие ноги, вкупе с миленькой задницей, я бы хотел получить в подарок, скажем, денька на три, а лучше на целую неделю. Обладательница всех этих сокровищ, в весьма легкомысленных шортах, перегнулась вперед, примеряя туфельки. Какая же поза привлекательная. Подойти бы сзади и…

Невольно присвистнул. Получилось слегка громко. Нет, точно, Лихолетовский спермотоксикоз заразен.

Девушка повернулась, золотистые волосы упали на лицо, а меня будто кто-то стукнул под дых. Ангел!

— Вы что, совсем обнаглели?! Мы же не в борделе и даже не в ночном клубе находимся. Рассвистелись тут, — ангелоподобная стервозина, наконец, откинула мешающие ей видеть волосы, — будто шлюху подзы-ва-е…

Окончание фразы девушка не договорила. Красивые лазурные глазки вытаращились, кажется, она более чем удивилась. Несколько секунд красотка хлопала ресницами, периодически открывая рот, силясь что-то сказать.

— В-вы… — наконец весьма эротично выдохнули соблазнительные губы. — Я ведь женщина! — не понятно к чему, добавила она дальше.

— Это очень отчетливо видно, — произнес я, уставившись на ее умопомрачительные ноги.

В кармане зазвонил телефон. Черт. Как не вовремя, а может, наоборот, очень даже кстати, веду себя, как подросток шестнадцатилетний. Еще чуть-чуть и слюни потекут.

— Слушаю, Ирина Федоровна.

— К вам приехал Цыкаленко Игорь Николаевич, он не любит ждать.

— Да, я скоро буду, а вы пока напоите его кофе.

Повернулся к выходу, на ходу засовывая в барсетку телефон. Вздумал же Игорь Николаевич на полчаса раньше прибыть, я надеялся, что успею до его прихода купить этот дурацкий подарок.

— Стойте!

Ангел, сейчас не до тебя. Поэтому я даже не стал притормаживать.

— Да стойте же вы!!

Что-то острое и твердое стукнулось о мое плечо. Невольно обернулся. Она запустила в меня туфлей!! Вот же нахалка. А сама застыла на одной ноге, как грациозная светловолосая цапля.

— Как вы смеете вот так уходить, даже не извинившись передо мной за свой дурацкий свист!

Неотрывно смотря на эту нахалку, медленно поднял туфлю. Ангел была чудо как хороша: лазоревые глазки горели возмущением, на щеках играл румянец, а в ее одноногой позе было что-то беззащитное. И мне тут же захотелось ее обидеть, завалить прямо на стойку для касс, накрутить блондинистые волосы на руку, раздвинуть эти обалденно стройные ноги иии… О чем я думаю, идиот. Меня самого надо уволить с работы, у фирмы большие проблемы, конкуренты дышат в затылок, сейчас совсем не до романов с ногастыми ангелами. Я могу, разве что, трахнуть её по-быстрому, но за такой стервозиной нужно месяцами ухаживать, мешками таская цветы с конфетами, прежде чем она разрешит к себе дотронуться. На любовную беготню у меня точно нет времени.

Медленно двинулся к этой цапельной диве. Наверно, я выглядел чересчур грозно, она зашаталась и стала наконец-то на две ноги. Подошел близко-близко, так что еще чуть-чуть и наступил бы носком ботинка на миленькие, покрытые розовым лаком пальчики женской стопы. Опасная близость. Вдохнул аромат ее духов, даже голова как будто закружилась — сперма, видимо, не найдя другого выхода, в нее ударила. Ну почему в нашем цивилизованном обществе нельзя повалить понравившуюся женщину на стойку с кассами и взять всеми возможными способами? Обязательно нужны эти ухаживания. От моей близости она дрогнула, соблазнительно закусила нижнюю губку, глаза стали огромными блюдцами, обещающими рай. Протянул ей туфельку и прошептал практически прямо в пухлые девичьи губы, которые так хотелось поцеловать:

— Ангел, я редко извиняюсь. А ты, прежде чем колоться, научись принимать комплименты.

Я вслух её Ангелом назвал или мне почудилось? Впрочем, неважно. Развернулся и пошел на выход. Из женских губ раздался какой-то писк, она силилась что-то сказать, но я уже больше не оборачивался. Меня ждал Игорь Николаевич, и от того, как я с ним договорюсь, будет многое зависеть для нашей фирмы.

 

ГЛАВА 3

— Привет, Лина.

— Добрый день, Глеб Георгиевич.

— Сегодня Евдокимов будет в ночном клубе «Часы». Так что давай быстренько собирайся, одевайся, желательно по-шлюшному, чтобы все мужики из штанов выпрыгнули и тебя захотели. А затем делай все возможное, хоть расcтелись перед ним, но ты должна сегодня уехать с Андрей Тимуровичем к нему на квартиру. И потом, как договаривались, жду звонка.

— Откуда вы знаете, что он будет там? Евдокимов производит впечатление очень занятого человека, которому совсем не до развлечений.

— Знаю и всё, точнее, мне дорого стоило его туда вытащить. Кроме того, даже занятым людям нужно иногда расслабляться. Ты уж постарайся, Линочка, чтобы он как следует расслабился. Порошок не забудь.

— А вдруг у меня не получится?

— Я отрублю твоему брату правую кисть руки. Ну как, хороший стимул для тебя?

— Более чем, — уныло ответила я, поскольку знала, Глеб Георгиевич способен это сделать.

— Ну вот, старайся, девочка, — от его псевдоласкового тона по хребту прошлись мурашки. Глеб Георгиевич по-настоящему страшный человек, дорогу которому переходить более чем опасно. Интересно, чем ему насолил Евдокимов?

— Если я приеду туда одна, будет подозрительно? Девушки обычно по клубам ходят компаниями.

— Ангелочек, ты правда дура, или только любишь прикидываться?! Мне тебя всему учить? Возьми с собой подружку какую-нибудь понятливую. Давай, ночью жду твоего звонка.

Легко Глебу Георгиевичу сказать «старайся». Боюсь, Евдокимов, увидев меня, убежит как от чумной. Надо признать, все два раза, когда мы виделись с Андреем Тимуровичем, вела я себя дура-дурой. Скажите, пожалуйста, зачем я в него туфлей запустила в магазине? Не могла ничего лучше придумать, чтобы его остановить. А потом, зачем была фраза про извинения? Идиотка, мать твою! Могла бы что-нибудь этакое сказать: «Андрей Тимурович, как только я вас увидела, то загорелась, как костер, или новогодняя елка». Дура. Как ни крути, всё равно глупо. Не моё это дело, ох, не мое, соблазнять мужчин. Да еще, как назло, Евдокимов попался. Его высокомерный вид, начальствующий тон неимоверно бесили и хотелось ему что-то там доказать, ну или просто во всем возражать, пытаясь сбить спесь. Бабушка всегда говорила, что мужчина должен бегать за женщиной, а не наоборот. Ах, бабуля, видела бы ты Евдокимова, такой ни за кем бегать не будет. Для него женщины — всего лишь способ снять напряжение. Прекрасно, Лина, прекрасно. Надо только постараться, чтобы он захотел снять его с тобой, даже несмотря на твое сверхдурацкое поведение. У Андрея Тимуровича явно накопилось, вспомни, какими он глазами смотрел на тебя там, в кабинете, да и в магазине тоже, словно представлял, что уже трахает в различных позах и ракурсах, а возможно, даже со всякими извращениями, о которых ты только теоретически слышала, тогда как он, скорее всего, практиковал еще с подросткового возраста. Не паникуй, Лина, у тебя все получится, по одной простой причине, ты не имеешь права на ошибку.

— Варь, а пойдем со мной в ночной клуб?

— Мы что-то празднуем? — раздался голос подружки с телефона.

Да, у меня у меня сегодня намечается большой праздник — прощание с девственностью.

— Нет, а что дома сидеть? Мы же молодые красивые девки.

— И куда ты собралась, подружка?

— «Часы», слышала?

Варька присвистнула.

— Дороговата клубешка. Откуда баблища?

Глеб Георгиевич дал на расходы, подумала про себя, а вслух соврала, конечно.

— Мне на роботе выдали премию. Только знаешь, туфли я купила отпадные, а вот с платьем засада.

— Ладно, поднимайся, принарядим Ангела, раз уж ты решила сбросить траур по своей большой любви. Кстати, давно пора подружка, было бы из-за кого монашествовать.

— Варь, не надо! — голос неожиданно дрогнул, а ведь уже два года прошло, как Мишка погиб.

— Давай, давай, топай сюда, будешь самая красивая.

Варька постаралась на славу. Надо признать, с броским макияжем и в золотистом мини-платье, я выглядела более чем эффектно. Даже не подозревала, что могу быть такой… соблазнительной. Варька тоже принарядилась, впрочем, как ни крути, она не могла составить мне конкуренцию. Хорошо, что моя подружка была совершенно не завистлива, и относилось со смехом ко всем своим недостаткам. «Красавица и чудовище», иногда в шутку называла она наш дуэт. Зато в ней бездна обаяния и Варька всегда пользовалась большей популярностью у мужского пола, чем я — фригидная ледышка. Подружка наслаждалась жизнью, позволяя себе всякие вольности и даже сексуальные эксперименты. Право имела, она молодая свободная девочка. А невинность и порядочность — это давно устаревшие понятия, Лина. Пора бы и тебе избавиться от них, как от старой, никому не нужной шелухи.

Мы с Варькой приземлились у барной стойки. Клуб «Часы» был очень продуманно сделан: столики стояли в одной стороне большого помещения, а танцпол с бабахающей музыкой — в другом. Евдокимова я увидела, нет, наверное, даже почувствовала, сразу — едва только переступив порог заведения. Глаза моментально выхватили темноволосую голову из толпы других людей. За их столом собралась довольно большая компания, в том числе и красивые девушки, причем их было даже на одну больше, чем мужиков. Вот блин, задача усложняется. А самое главное, стелиться перед ним сегодня готова не только я. Одна весьма симпатичная, тоже светловолосая девица (ну да, конечно, джентльмены предпочитают блондинок) весьма фривольно прижималась к Андрею Тимуровичу, да еще смотрела так, что готова незамедлительно снять платье и забросить куда подальше трусики. Н-да уж, приподнятое, после осознания своей красоты, настроение вмиг улетучилось. Более того, мне захотелось реветь. На конкуренцию я как-то совсем не рассчитывала. Ну ладно, без паники, этой светловолосой далековато до моего ангелоподобного личика.

Выпив, компания, за которой я наблюдала вот уж полчаса, направилась к танцолпу. Неужто Евдокимов умеет танцевать? Не могу себя представить, чтобы генеральный директор весьма солидной фирмы, дергался под гремящую музыку. Хотя, надо признать, Андрей Тимурович сегодня выглядел совсем по-другому, наверное, потому что сменил костюм с галстуком на джинсы и тонкий серо-голубой свитерок, ладно обтягивающий его широкие плечи. От прежнего облика остались только чуть циничный взгляд да снисходительная улыбка. Впрочем, они только добавляли ему привлекательности.

— Варь, пойдем, потанцуем! — обратилась я к подружке, затем соскочила, словно молодая козочка, с высоченного барного стула и пошла наперерез Евдокимову. Практически тут же уткнулась в твердое мужское плечо. Дрогнула, когда ноздрей коснулся запах дорогого одеколона. Все же Андрей Тимурович странно на меня действует, в животе будто даже толчок какой-то случился. От страха, наверное…

— Осторожнее.

И тут он понял, кто перед ним.

— Ангел, ты что, меня преследуешь?

В самую точку. Хотя наша встреча в магазине обуви, скорее всего, случайность, иначе бы Глеб Георгиевич меня предупредил, а я не вела себя дура-дурой.

— Скорее, вы меня. С работы увольняете, наблюдаете за мной, когда я туфли примеряю, да еще делаете похабные комплименты моим ногам.

Это какой-то кошмар! Закрой рот, идиотка!! Почему-то из него вылетают только претензии. Нет бы, сказать, дескать: «Андрей Тимурович, а быть может, это судьба нас сводит» и посмотреть призывно.

— Андрюша, пойдем! — тянет его за руку блондинка.

Вон как уцепилась, пиявка крашеная.

А теперь, Ангел, пришло время стелиться. Не стесняясь, прошла в самый центр танцпола. Резкий разворот. Ну же, давай, Линка-перелинка, не зря же ты ходила восемь лет в танцевальную школу. Короткое платье, туфли на высоченном каблуке, те самые, которые я примеряла тогда в магазине, ну и пусть, я не стесняюсь широко расставлять ноги, и, извиваясь приседать практически до самого пола. Выглядит это, наверно, жутко эротично. Свет прожектора упал в мою сторону, высветив меня в толпе пляшущих людей. Нет, Лина, не зажимайся, не надо стесняться. Здесь никого нет. Только ты, музыка и свет. Я растворяюсь, загораюсь танцем, каждые мой нерв чувствует, бьется ритмом. Быстрее, быстрее, а теперь покрути бедрами. Я не танцую, трахаюсь с музыкой. В мире осталась только эта звенящая мелодия, а еще горящие черные обжигающие глаза. Евдокимов пристально наблюдал за мной, впитывая взглядом каждое мое вихляние бедрами, поглощая малейшее движение руками. В теле появилось вдруг что-то необычное, оно зародилось внутри живота и распространилось цепной реакцией по всему телу. Тепло, желание прикосновений — мужских, сильных, настойчивых. Пальцами погладила себя. Вот здесь хочу, чтобы он ко мне коснулся и тут, а еще вот там. Грудь, живот, бедра. Его взгляд следует за моими руками. Мало, нужен тактильный контакт. Танцуя, пошла на Андрея Тимуровича, потянулась к нему призывно, не смотря на блеклую блондинку, вяло вихляющуюся рядом. Мужские руки обхватили за талию, притянули ближе. Потрясенно заглянула в черные глаза, интересно, он тоже чувствует электрические удары в местах нашего соприкосновения. Или же мне всё кажется под воздействием одного-единственного слабого коктейля, а может, ритм музыки, бурлящей в теле, всему виной. Теперь я танцую на нем, трусь гибким телом о его твердое мужское, горячее. И Евдокимов откликается, изгибается вместе со мной, повторяя мои движения. Давай, давай, Лина, стелись, опутывай его обещанием райского наслаждения, которое снесет ему крышу покруче самого сильного наркотика, ты не имеешь права на ошибку. А потом вдруг песня закончилась. Ну же, нет! Подождите!! Я еще хочу пожить этим танцем желания.

— Поаплодируем девушке в золотистом платье. Ты секси, детка, зажгла танцпол.

Я, я, я секси. Я зажгла. Удивительно… Евдокимов вдруг потянул меня за руку.

— Ангел, выйдем на пару слов.

Никаких слов, я сегодня должна быть в твоей постели, красавчик. А стоит мне открыть рот, и вырываются только пакости, или идиотские фразы. Послушно пошла за ним. Как только мы вышли в коридор, тут же обхватила мужскую шею руками. В черных глазах мне почудилось потрясение, словно он тоже удивлен реакцией наших тел друг на друга.

— Ангел, ты, — вцепилась губами в мужской рот, поглотив окончание фразы, а низом живота потерлась о его вздыбленные джинсы.

Внутри все еще бьется, кричит бешеная музыка ночного клуба, и что-то другое, зародившееся в танце, тоже просится на волю. Резкий толчок. Евдокимов толкнул меня вглубь, а затем прижался всем телом к моему телу, припечатав спиной к жесткой поверхности стены.

— Ангел, ты что твори… — опять поглотила губами все возможные возражения.

Да, Лина, именно так надо действовать, не давая ему и себе возможности говорить и портить ощущения танца между нашими телами. Не хочу больше никаких слов, пусть будут только прикосновения, только поцелуи. А потом инициатива перешла к Евдокимову. Его губы захватили мои, посасывая, полизывая, покусывая, вынуждая меня широко открывать рот и впускать требовательный язык внутрь. Мы не целуемся, мы танцуем, сношаемся губами.

— Ангел, — зашептал он прямо в мое ухо.

И от горячего возбуждения в мужском голосе я расплавляюсь, растекаюсь по этой коридорной стене сладкой липкой патокой.

Вслед за губами пришли в действие мужские руки, заскользившие по моему телу. Пальцы одной из них накрыли прямо сквозь золотистую ткань мою грудь, а вторая поползла ниже, нагло приподнимая подол и без того короткого платья.

— Андрей Тимурович.

— Просто Андрей.

— А-н-д-рей, — певуче повторила я.

Его имя сказанное мои хриплым голосом прозвучало необыкновенно эротично.

— Скажи еще раз, — попросил Евдокимов.

Значит, его тоже заводит звук своего имени на моих устах.

— А-н-д-рей, я х-хочу тебя!

Самое интересное, а я ведь нисколько не притворяюсь сейчас. Он застонал в ответ, сильнее впился в мои губы, а мужская рука легла на трусики. Пальцы чуть сдавили промежность. Затряслась даже, и вильнула бедрами навстречу горячей ладони. Я не фригидная и не холодная, зря Мишка так говорил. А быть может, девочка созрела, а быть может, всё дело в бабахающих звуках ночного клуба. Нужно было раньше попробовать совместить музыку и секс. Или же причина связана именно с этим мужчиной? Пальцы Евдокимова отодвинули трусики и заскользили по влажным складкам в развилке моих ног.

— Какая ты влажная, Ангел.

Конечно, я патока, липкая-липкая патока в мужских руках. Хочу его всего измазать своей сладостью. Нет, грязью, мне предстоит вывалять Евдокимова в грязи. Не надо жалости, Лина, подумаешь, что его мужская гордость, по сравнению с жизнью моего брата.

— Аааа, — раздался чей-то хриплый стон.

Удивительно, мой. Мужские пальцы умело начали кружиться, натирая клитор, растирая липкие соки по моим трясущимся бедрам. Я выгибалась в этих сильных руках, задыхалась под его требовательными губами, лихорадочно в попытке удержаться цеплялась за широкие мужские плечи. А потом вдруг заметила шокированный Варькин взгляд. Да, подружка, я тоже в шоке от себя, но совсем не потому, что позволила практически незнакомому мужику зажимать и лапать себя в первом попавшемся углу элитного увеселительного заведения, я потрясена реакциями своего тела. Никогда такого не чувствовала, кажется, еще чуть-чуть, капельку, и произойдет что-то невероятное, будет большой взрыв, случится наконец-то мой первый оргазм с мужчиной. Варька поспешила скрыться. Я же вернулась на грешную землю, начав думать головой, а не потёкшей промежностью, стала вырываться из горячих объятий Евдокимова. Глеб Георгиевич дал ясные инструкции — нужно оказаться у него дома, нельзя допустить, чтобы Андрей Тимурович трахнул меня по-быстрому в первом попавшемся углу ночного клуба. Конечно, я еще хочу полетать и попробовать наконец-то, что это за штука — оргазм с мужчиной… Но Моргунову нужны четкие фото, на которых Евдокимов будет голый, в ситуации, не позволяющей двоякого толкования. Возвращайся на землю, Ангел.

— Андрей, я не могу тут, давай сбежим куда-нибудь?

Евдокимов неохотно отстранился, убрал такие восхитительно теплые руки с моего подрагивающего, офигивающего от новых необычных ощущений, тела. Дышать сразу стало легче, а вот вся кожа заныла, желая, прося, требуя еще прикосновений.

— Да, Ангел, сейчас. Только скажу остальным…

И тут из зала вышел парень, который был в компании с Евдокимовым.

— Андрюха, где ты лазишь, там Серега напился и подрался! Надо разрулить. И Светку ты обещал домой отвезти.

— О, черт, — проболтал соблазняемый мной объект, развернулся и, не оборачиваясь, направился в помещение ночного клуба, даже не вспомнив об ангеле, готовом слиться с ним в жарких объятьях.

— Ха… ха-ха-ха!

Стало обидно, и боюсь, вовсе не из-за того, что план соблазнения трещал по швам. Обидно, потому что Евдокимов сразу же позабыл обо мне, словно ничего не было между нами всего несколько секунд назад в этом дурацком коридоре. Подумаешь. Позажимался чуточку с одной, чуть позже в машине может продолжить со Светкой. Мужчины ушли, так ни разу и не оглянувшись. А я осталась стоять одна, все еще дрожащая, пылающая жаром, с промокшими насквозь липкими трусиками. Ненавижу Глеба Георгиевича, ненавижу мачо Евдокимова, и этот бабахающий ночной клуб «Часы»! Эх, братик, втянул ты меня в историю! По щекам прошелся дождик…Нет, это я заревела маленькой обиженной девочкой, которой сначала пообещали подарок, а в итоге отдали другой. Дура, Линка, какая же ты дура! Уныло побрела в туалет. Зеркала отразили мое растерянное ангельское личико. Даже слезки мне идут, только мысль эта не принесла радости. Умылась холодной водой. А теперь собралась, тряпка, припудрилась, нацепила улыбочку и пошла в основной зал, смотреть, как можно исправить ситуацию.

Едва выйдя из туалета, уперлась в уже знакомое мужское плечо. Ноздри затрепетали в волнении, ощутив сводящий с ума запах дорогого одеколона.

— Ангел, я повсюду тебя ищу!

Ликование радостной волной прошлось по телу. Все же не забыл, Лина, значит и он чувствовал то звенящее невесть что между нами. Мужская рука прошлась легкими электрическими разрядами по щеке, приподняла подбородок, вкусные шоколадные глаза внимательно всмотрелись в мое лицо. Надеюсь, Евдокимов не догадается, что еще несколько минут назад я ревела, как последняя идиотка.

— Ангел, мне нужно срочно уйти. Прости.

Теперь настала очередь волны уныния.

— Дай мне номер своего телефона, я тебе обязательно позвоню.

— Через месяц?

— Почему через месяц? — теперь в карих глазах явственно читалось недоумение.

Говорить мне противопоказано. Вылетают совершенно дурацкие фразы.

— Просто через четыре дня я уезжаю, — нагло соврали мои губы.

Точнее заканчивается срок, который дал мне Глеб Георгиевич на твое соблазнение, красавчик.

— Куда уезжаешь?

Упс… Линка, не умеешь врать — не берись.

— Отдыхать.

— Андрей, ты куда подевался? — позвал мужской голос Евдокимова.

Он дернулся, оглянулся, скривился в досаде.

— Устраиваясь на работу, ты оставляла свой телефон в отделе кадров?

— Д-да, кажется.

— Да или нет?

— Оставляла.

— Евдокимов? — снова позвал кто-то.

— Ангел, я позвоню тебе завтра.

Теплые губы легонько коснулись моих. Я потянулась к Андрею Тимуровичу, желая углубить поцелуй, а главное, понять, те ощущения в коридоре мне почудились или же существовали в реальности. Но нет, Евдокимов отстранился, снова заглянул в мои глаза, а потом ласково чмокнул в носик.

— Ангел, завтра.

* * *

На этот раз решила позвонить Глебу Георгиевичу первой, надо же признаваться, что опять провалила задание. Вздумал кто-то подраться, а ведь шло так все хорошо, чувственно, можно даже сказать, божественно. Губы до сих пор горят от мужских поцелуев. Я словно летала на волнах страсти под звенящую музыку ночного клуба… Что за патетика? Но ведь правда летала.

— Как дела, Лина? — сразу же заговорил Моргунов, даже не дождавшись моего приветствия.

«Ангел, завтра». Странно, от воспоминаний этих слов и обволакивающего тона мужского голоса в животе разлилась теплота.

— Глеб Георгиевич, накладочка получилась, — начала быстро лепетать я. — Все шло прекрасно, мы целовались в коридоре, но потом т-там кто-то подрался…

Молчание. Зловещее молчание.

— Сука, ты, кажется, не совсем понимаешь серьезность положения! Я не шутил про руку. А быть может, ты хочешь, чтобы я твоего братика евнухом сделал?! Я могу, даже не сомневайся. Или подпортить твое ангелоподобное личико?! Хочешь стать страшилищей, блядь?!

Ладони вмиг стали противно липкими. А коленки затряслись.

— Глеб Георгиевич, п-пожалуйста, он обещал мне перезвонить завтра.

— Если завтра Евдокимов не перезвонит, что хочешь делай. Хоть ползком ползай возле его дома или офиса. У тебя осталось четыре дня, хотя нет, уже три. Я больше не буду суетиться, подстраивая ваши встречи. Если к шестому июля ты не позвонишь, то твоего братца закопают где-нибудь, как никому не нужную дворовую псину.

Слезы побежали по щекам. Данька, братик мой любимый.

— Я-я все сделаю, Глеб Георгиевич… завтра ждите от меня звонка.

— Если его не будет, Лина, то утром следующего дня тебе придет кровавая посылка.

— П-пожалуйста, Глеб Георгиевич…

— Давай, сука, шевелись, теперь всё от тебя зависит.

 

ГЛАВА 4

Я проснулся еще до сигнала побудки. Перевернулся на жесткой поверхности кровати. А голову который раз прострелило болью осознание, что теперь нет необходимости спешить в компанию, на бегу завтракая и натягивая костюм с удавкой галстука. У меня сейчас совсем другой распорядок дня, ведь нахожусь я за решеткой следственного изолятора. Благо, подняв все возможные связи и дав взятку начальнику, удалось договориться об одиночном содержании. Это слегка радовало, ведь я уже был наслышан о том, что делают с насильниками в общих камерах. Спать бы мне возле параши, а ведь могут и головой окунуть в место для испражнений или того хуже. Надеюсь, мой бешено дорогой адвокат сможет доказать, что я ни в чем не виноват. «От сумы и от тюрьмы не зарекаются» — права народная мудрость. Еще буквально несколько дней назад у меня было столько дел и проблем, вздохнуть полной грудью не удавалось. А сейчас — непривычно много свободного времени и только одна забота — выбраться на свободу.

Ангел, Ангел, зачем же ты так со мной. За что?

Который раз мысленно перенесся в день нашего свидания. Пытаясь понять, вспомнить зачем, почему, и мог ли я сделать то, в чем меня обвиняют.

— Алло, — послышался в трубке красивый женский голос.

— Ангел, это Евдокимов.

— Добрый день, Андрей Тимурович.

— Просто Андрей, просто привет.

— Привет, Андрей! — пропела она, а потом весело засмеялась, и я тоже довольно заржал вместе с ней.

— Хочу тебя видеть, — губы сами по себе выдали это признание.

А в голове замельтешили картинки нашего безумного поцелуя в коридоре ночного клуба, по телу прошлась волна теплоты. И не только видеть. Безумно хочу…

— Ангел, пока ты не уехала отдыхать, давай сегодня встретимся в семь часов вечера в кафе «Беллисимо». Знаешь, где это?

— Знаю.

— Жду тебя в семь.

— Я буду в белом.

Засмеялся, иногда она выдает такие забавные фразочки невпопад.

— Я прекрасно помню, как ты выглядишь. Или ты собираешься меня сразу же под венец тащить?!

На другом проводе на секунду замолчали, замялись.

— Нет, просто я люблю белый цвет.

А потом была куча телефонных звонков, десятки встреч, сотня трудно разрешаемых проблем…и греющая мысль: «Вечером у меня свидание с Ангелом. Моим соблазнительным Ангелом». Давненько меня так никто не распалял. Надо признать, запал я на нее сразу, как только увидел бесконечные ноги в кабинете Лихолетова, едва взглянув в голубущие, как ясное небо, глазки. А уж после ее супероткровенного танца в ночном клубе да сносящих крышу поцелуев окончательно решил послать все дела куда подальше и, хоть сейчас совсем не время, закрутить-таки роман. Тем более, девушка, кажется, тоже совсем не против, больше корчила из себя недотрогу, а сама еще та штучка-дрючка. Обалденная, сексуальная, горячая девочка. Пожалуй, мешки конфет и цветов не понадобятся. Хотя…

— Ирина Фёдоровна, пошлите кого-нибудь за букетом. Мне нужны белые розы, на длинных стеблях, штук пятнадцать, или лучше двадцать пять.

— Хорошо Андрей Тимурович. Да, только что позвонили из приёмной Кравченко, он может вас принять сегодня в 18.00.

— Да пошел он в жопу, старый хрыч.

— Мне так и передать? — невозмутимо ответила секретарша. — Вы ведь два месяца добивались, чтобы он вас принял, — теперь в её голосе слышалась легкая укоризна.

— Нет, конечно, Ирина Федоровна. Будем надеяться, что мне удастся везде успеть.

* * *

Нервно взглянул на часы, Евгений Николаевич даже не думал останавливаться, сидел, разглагольствуя о том, как важно для нашего города обеспечить выполнение программы модернизации учреждений муниципального фонда. Слушал его в пол уха, ведь уже семь. Ангел в белом ждет меня в кафе, тогда как я веду рассуждения с нудным пузатым дядькой из администрации, который, правда, может поспособствовать тому, чтобы фирма «Новотекс» заполучила один весьма выгодный контракт. Даже выйти позвонить не могу — Кравченко понаприглашал кучу специалистов для обсуждения проекта. Неудобно.

— А теперь предлагаю всей компанией отправиться поужинать, и там еще уточним кое-какие детали. Тут совсем рядом есть отличнейший ресторан.

Черт, старый козел… и ведь не отвертишься. После такого продуктивного обсуждения, никак нельзя его посылать куда подальше, да и берет он меня, скорее всего, не просто так, хочет, видимо, чтобы я проспонсировал ужин.

— Сейчас, Евгений Николаевич, только сделаю пару звонков и присоединюсь к вам.

Трубку долго не брали.

— Алло! — раздался наконец-то суперсексуальный женский голос.

Хочу её, прямо сегодня, прямо сейчас.

— Ангел, ты еще не успела рассвирепеть?

— Андрей, я теперь не засну до утра.

Насторожился.

— Это почему?

— Просто, узнав, что я не пью алкоголь и не люблю чай, все наперебой угощают меня кофе. Я уже выпила две чашки. А дядечка-грузин пошел за третьей.

— Какой грузин, Ангел? — пришла моя очередь свирепеть.

— Я не спросила его фамилию.

— Ангел, срочно уходи оттуда!.. Бери такси и езжай на улицу Дегтярева, двадцать пять. Подойдешь к охране, скажешь, что к Евдокимову. Я позвоню, тебя пустят во двор. Там не будет никаких грузинов. Мне нужно немного задержаться… Но я прошу, дождись меня обязательно. Слышишь?! И обещаю, мы не будем спать до утра.

— Слышу, — сексуально выдохнула моя собеседница в трубку.

Как она это делает, аж мурашки пошли по коже.

* * *

Черт, черт, черт. Ужин обещал растянуться, ведь все захотели выпить, хорошо, что у меня была отмазка, дескать, сегодня я без шофера. Хотел позвонить Ангелу и перенести нашу встречу на завтра, она ведь говорила, что еще несколько дней будет в городе, но телефон отрубился напрочь. Забыл его зарядить, олух. Да что ж сегодня за день такой?! Кажется, все против этой встречи. Так недолго и евнухом стать. Посидев почти полтора часа с начинающими хмелеть чиновниками, я решил потихоньку ретироваться. А чтобы компания вспоминала меня добрым словом, на всякий случай заказал побольше закусок да хорошей, почти эксклюзивной, выпивки.

На улице похолодало, дул ветер и шел сильный дождь. Быстро нырнул в теплый салон БМВ. Впрочем, спешить теперь некуда, Ангел, конечно же, ушла домой. Кажется, мой так и не начавшийся роман накрылся медным тазом. Разве какая-нибудь девушка сможет простить такое динамо… Она, скорей всего, звонила мне на телефон, а он выключен, подумала, что издеваюсь. Тут, пожалуй, никакие мешки с конфетами и цветами не помогут. Разве что сережки брильянтовые. Надо будет попробовать… Блин, хочу её, всё внутри до сих пор бурлит от воспоминаний о наших поцелуях в коридоре. Какая она была сексуальная, отзывчивая, влажная и до безумия красивая в своем откровенном сверх всякой меры возбуждении. Просто заряд молнии, электричество по хребту и жилам.

Вот он, наконец-то, дом, где у меня шикарная трехкомнатная квартира и холодная постель, которую я мечтал хорошенько сегодня прогреть. Но обломись, Анрюха. Посигналил охраннику, чтобы он впустил меня на территорию двора. Настроение опустилось ниже всяких плинтусов. А дождь, как назло, еще усилился. Выскочил из машины и бегом направился к подъезду, стремясь за стенами здания побыстрее скрыться от противных холодных капель. По пути выбросил в мусорный контейнер уже почти завядшие цветы. Вот так, Андрей, видимо, радости секса в ближайшее время не для тебя.

Что-то белеющее в беседке около дома привлекло мое внимание. Призрак. Нет, Ангел, хотя, скорее, русалка. Она сидела на лавочке, обхватив себя за плечи и отчаянно дрожала. Чудесные золотистые волосы, свисали мокрыми белесыми нитями. Побежал бегом к ней, скидывая на ходу пиджак.

— Боже, Ангел, что ты здесь делаешь в такой дождь?

Голубые глаза как-то странно блеснули. А девичьи пальцы судорожно сжали ручку большой ярко-голубой женской сумки. Кажется, она хочет огреть меня ею по башке, причем неоднократно.

— Н-ничего, я тут плюшками б-баловалась!

— Какими плюшками? — опять Лина вызвала недоумение.

— Т-так К-карлсон говорил.

— У тебя то грузины, то Карлсоны, — засмеялся я, накидывая пиджак ей на плечи. — Почему ты не уехала домой? Или не ушла в каморку охранника?

Хотя, пожалуй, хорошо, что она не подалась к охране. Палыч — мужик, конечно, добрый, но при виде такого мокрого ангела не каждый сможет сдержать свои инстинкты. Мои, во всяком случае, кричали, как стадо голодных бизонов. Ведь ткань пропитанного влагой (белого таки) платья облегала идеально красивое тело, подчеркивая все более чем соблазнительные изгибы и выпуклости, а самое головусносительное — сквозь нее были прекрасно видны вставшие от холода соски девичьей груди.

— Т-ты сказал тебя дождаться и обещал, что мы не заснем до утра.

Впился голодным поцелуем в девичьи губы, прислоняя её, всю такую восхитительно мокренькую и дрожащую, к себе. Она обвила мою шею руками, пододвигаясь еще ближе… А дождь даже не думал прекращаться, капли падали и падали, на меня, неё, нас. Я тоже стал весь мокрым. И даже начал подрагивать, только не от холода вовсе, это близость Ангела так влияла. Соски грудок торчали острыми пиками, приятно протыкая меня током даже через ткань влажной рубашки. Нестерпимо захотелось её трахнуть, прямо здесь, под дождевыми каплями рядом с подъездом своего дома. Такое ощущение дикого возбуждения я, наверное, только в подростковом возрасте испытывал.

Подхватил мокрую русалку на руки и понес к двери подъезда. Лина не сопротивлялась, доверчиво положила свою белокурою влажную головку на моё плечо. А внутри меня разрастался восторг. Я поймал Ангела, и теперь она всю ночь в моем распоряжении!

Когда мы вошли в квартиру, Лина начала крутить головой, оглядываясь. Я же мог смотреть только в одну точку, на её прекрасное, как у супермоделей, тело. При свете электричества мокрая ткань платья давала предельно четкое представление о всех прелестях красотки. Я трахну Лину прямо сейчас, в коридоре, посажу попой на комод и вперед, между красивеньких ножек. Нет… чуть не застонал вслух. Андрюха, ты мужлан. Ангел в белом прождала тебя почти два часа под дождем. Она не просто дрожит, её колотит, а ты тут со своими плоскими первобытными желаниями.

— Ангел, пойдем в ванну.

Девушка отчаянно отрицательно замотала головой.

— Н-нет, я сегодня уже накупалась. Мне бы полотенце.

— Не спорь, тебе нужно побыть в горячей воде.

Потащил её за собой в ванную комнату. Сразу же открыл на всю воду. От бывшей любовницы у меня где-то была пена для ванн. Вот так… ангелы должны быть в облаках.

— Раздевайся! Что ты застыла?

Она как-то странно глянула, щечки покраснели, но после секундной заминки, женские пальчики медленно поползли к подолу платья, схватились за край влажного кружевного белого платья и потянули его вверх. Показались божественные ноги в светлых чулочках, потом белые трусики (боже), красивый девичий животик (какая пытка), затем полупрозрачный от влаги кружевной бюстгальтер.

— Помочь? — спросил для проформы я, а сам уже начал расстегивать застежку лифчика.

Аккуратные, идеальные грудки как-то сами собой прыгнули мне в ладони. Невольно сжал их пальцами, циник во мне сразу же оценил размер — между вторым и третьим. Ангел не зажималась, даже когда я полез стаскивать кружевные трусики. Только вот на лице была какая-то отрешенность, а тело все так же подрагивало. Гладко выбритый, как у девочки, лобок манил необычайно. Хотелось бухнуться коленками на кафельный пол, подтащить его поближе к своим губам и целовать, лизать до бесконечности. Уверен, она до безумия вкусная. Позже, Андрей, позже…

— Давай, Ангел, полезай в ванну.

Лина нерешительно застыла, создавалось ощущение, что она немного оробела. Но потом вдруг поведение изменилось. Расправила плечи, загадочно улыбнулась (просто удар под дых), грациозно подошла к краю огромной ванны, перекинула ноги через бортик, изящно погрузилась в бурлящую пеной воду. Облака, безусловно, ей идут. Ну хватит стоять увальнем. Неотрывно смотря на это чудо, стал медленно расстегивать рубашку.

— По какому поводу стриптиз?

— Решил присоединиться. Ты против, Ангел?

— Нет, точнее, да… Знаешь, я хочу напиться! Ой, — женские пальчики поспешно прикрыли пухлые губки. — Точнее, выпить. Андрюш, у тебя есть что-нибудь?!

— Шампанское подойдет?

— А покрепче?

Все же Ангел немножко, а порой даже чересчур странная.

— Водка, коньяк, ром, текила, бурбон, виски? У меня даже абсент есть.

— Мне все равно. Я-я просто замерзла, — как бы извиняясь, произнесла она.

— Сейчас принесу…

Еще разок оглядел едва прикрытые пеной прелести красотки. Захотелось стонать, как от боли, до того трудно было сдерживать свои первобытные инстинкты. Потерпи немножко, Андрюха, скоро уже облегчишь яйца. Послушно вышел из ванной.

Что ж ей налить выпить? Думаю, виски самое то при переохлаждении, только капельку совсем, не терплю пьяных женщин в своей постели.

— Какого?! — дверь в ванну не открывалась. — Ангел, ты чего заперлась?!

— Андрей, секундочку, я сейчас выйду, только приведу себя в порядок. Хочу быть красивой для тебя.

Приятно, конечно… должно быть. Хотя она мне и мокрой, с висящими паклей влажными нитями волос, потекшим макияжем, казалась более чем красавицей. В девичьем облике там, в беседке, была какая-то беззащитная естественная сексуальность, и самец внутри меня просто бесился в желании её взять. Но девушки, они всегда хотят соответствовать каким-то шаблонам. Что ж, сделаем и для Лины тоже красиво. Где-то, от прошлой, а может, позапрошлой любовницы у меня были свечи. Уже давно не включал камин, вообще жалел, что дизайнер уговорил меня на эту бесполезную штуковину, но антураж с его помощью можно создать превосходный. Жаль, что поторопился и розы выкинул в урну. Но ничего, завтра порадую Ангела цветочками. Так, что еще? Ну конечно, фрукты и шоколад. Поставил все это на маленький столик возле камина. Сам приземлился рядом. Ну же, Ангел! Где ты там застряла?! Лети ко мне! Я готов, как никогда. Член просто гудит от возбуждения.

Она появилась бесшумно, через сорок минут моего бесполезного сидения и клацанья пультом по каналам телевизора. Ангел принарядилась в мой белый махровый халат. Высушенные волосы светлой волной обрамляли безупречно красивое лицо, на щеках играл румянец, а глазки томно поблескивали. Под ложечкой вдруг засосало. Черт, а ведь так, пожалуй, и влюбиться можно. Уж слишком идеальна. Собственно, почему бы и нет? Меня так давно никто по-настоящему не волновал. Не ко времени, конечно, но, как говорится, «любовь нечаянно нагрянет».

— Ангел, иди ко мне! — позвал я с непонятно откуда взявшейся хрипотцой.

Лина подошла ближе и опустилась рядом со мной на пушистый бежевый ковер возле камина. Глазки скромно опустила к полу. Нет, Ангел, я хочу глядеть в твои лазоревые очи и видеть, как в них зарождается страсть. Сразу же пододвинулся ближе, запустил свою лапищу в светлые, легкие, точно пух, волосы, накрыл своими губами сладкий девичий рот. Она вскрикнула от неожиданности, положила руки мне на плечи, будто собираясь оттолкнуть. Нет, Ангел, я уже поймал тебя, лишь усилил натиск поцелуя. И снова, как в коридоре ночного клуба, появилась какая-то магия между нашими телами. Впился голодным зверем в эти сладкие губы, а пальцы потянулись к поясу халата. Хочу её полностью голой.

— Подожди, Андрей, ты обещал мне выпить…

Алкоголичка какая-то попалась. Я хмельной от наших поцелуев, зачем еще выпивка нужна? Несколько раздраженный, сунул ей стакан в руки.

— Пей, Ангел.

Она проглотила бренди залпом. Потом удивленно открыла рот, а голубенькие глаза затуманились слезами. Замахала руками и головой. Кажется, алкоголь показался ей крепковатым. Снова пропустил через пальцы солнечные нити ее волос, и жадно захватил в плен девичьи губы. Пусть закусит моим поцелуем. Судя по всему, импровизированная закуска Ангелу понравилась. Мне тоже пришлись по душе ее губы со вкусом моего любимого виски. Уже через несколько секунд мы сосались, как ненормальные. Так, что даже губы начали гореть. Смущение полностью слетело с Лины, как и халат, впрочем. Пора избавляться и от своей одежды тоже. А потом, не нежничая, раздвинул стройные девичьи ножки. Черт, какая же пизда красивая! Ну просто лилия, орхидея, покрытая влажной росой. Ей бы в фильмах для взрослых сниматься, уверен, ролики с Линой пользовались бы бешеной популярностью. Губы сами собой потянулись к этому разжигающему зверскую похоть цветочку. Ангел пискнула, попыталась сдвинуть ноги, да кто же ей позволит оставить меня без самого вкусного.

— Андрей, ты что творишь?!

— Тебе что, никто не делал кунилингус?

— Нет, точнее, да, пху…никто.

— Тогда расслабься и получай удовольствие, Ангел.

Всосал в себя маленький липкий от женских соков бугорок клитора. Она завозилась, забарахталась под моими губами, эротично заскулила…Все сильней и сильней стал вылизывать женское лоно, то проталкивая язык во внутрь узкой жаркой дырочки, то что есть силы теребя им столбик клитора. Руками крепко зафиксировал, стройные девичьи ноги, не позволяя их сдвинуть и мешать мне терзать прекрасное лоно. А член просто гудел в желании её трахнуть. Чуть позже, подожди, Андрей, сейчас заставлю пульсировать оргазмом этот блядский цветочек.

— Андрей, — хрипя, прошипели женские губы.

Мое имя, сказанное таким возбуждённым тоном, как и в коридоре ночного клуба, завело еще сильнее. Хотя куда уж больше. Того и гляди, кончу просто так, от её слов, запаха и вкуса. Ускорил движения языком. Женское тело в моих руках выгнулось дугой.

— Андрюша, Андрюша, пожалуйста, — продолжали шептать женские губы, а красивые пальцы схватились за длинные ворсинки ковра, словно пытаясь с помощью них удержать от падения.

— Что, Ангел?! Чего ты просишь?

— Пожалуйста, Андрей, пожалуйста.

Кажется, она в полубеспамятстве и сама не понимает, о чем просит. Но я-то знаю, её тело жаждет развязки. Оторвал голову от хлюпающей женской промежности и полез туда пальцами. Может, Ангелу нужно чуточку поинтенсивней? Начал круговыми движениями натирать клитор. Лина еще сильнее выгнулась, встав практически мостиком, да и застыла так, кажется даже, совсем перестав дышать. Эстетично-порнографичная картинка возбужденной женщины радовала глаз. Боже, как же я хочу её употребить. Попытался пальцами другой руки протиснуться в узкую щель ее суперкрасивенькой пизды, и тут Ангел завыла, тело затрясло, а женские ляжки сжали огненными тисками мою руку. Снова разбросала в стороны ноги и опять прихлопнула жаркими бедрами мои пальцы, все еще гладящие влажные складки женского лона. Вот как Ангелы кончают! Очень… проникновенно. А теперь моя очередь, молниеносно переместился вверх, лег всем своим весом на её изящное, подрагивающее тело, член уперся прямо во влажную, пульсирующую оргазмом щель.

— Спасибо, Андрей, — раздался томный, насыщенный сексом, шепот.

— Оооууу, — завыл я, а член вдруг запульсировал.

О, черт, черт, полный звездец!.. Я кончил! Это случилось как-то само по себе, не контролируемо, раз — и сперма потекла на горячий женский лобок. Просто от соприкосновений с её душистой кожей, влажной промежностью целая волна удовольствия прошлась по телу, а чувственная благодарность Ангела полностью снесла крышу… Половое воздержание плохо сказывается на эякуляции. Блин, такого у меня не было даже в юношеские годы. Почувствовал себя подростком, впервые допущенным до женского тела. Стало неловко.

— Андрей, ты что, тоже того… ну это… испытал первый оргазм?

— Почему первый? — не понял я.

Начал злиться на неё, на свой предательский организм… так хотелось по-настоящему трахнуть Ангела, а в результате спустил, как пацан, себе в штаны.

— Неужели ты уже два раза успел кончить?

Она издевается? Мне и так неловко, а тут ещё подколы.

Ну, Ангел, держись, схватил её за волосы, посмотрел в красивые лазоревые глазки.

— Ангел, не иронизируй, у меня просто давно не было секса, а ты такая соблазнительная, думаю, с тобой я сегодня кончу еще как минимум три раза…

Глаза удивленно распахнулись.

— Правда?

— Обещаю.

Поцеловал пухлые губки. Через несколько секунд она отстранилась.

— Андрей, на всякий случай, чтобы ты точно не уснул, я приготовлю тебе кофе. У тебя есть турка?

— У меня есть кофеварка.

— Нет, кофеварка не совсем то. Я пойду, сварю тебе свой фирменный кофе.

Ангел чмокнула меня куда-то в район плеча и хотела надеть халат. Но я не позволил, закинул халат подальше…

— Иди голенькой готовь!

Шлепнул по обнаженной ягодичке, женские щечки покрылись румянцем, ну как девочка невинная прям. Хотя если судить по её танцу в ночном клубе да поцелуям, сносящим крышу, толк в сексе она знает.

Пока Лина готовила кофе, я возбудился сверх всякой меры. Когда обнаженная богиня колдует на кухне чтобы тебя порадовать, тут и святой не устоял бы! Кофе сейчас будет кстати, я ведь обещал голубоглазке не спать до утра и кончить еще три раза. Так что, Андрей, выполняй свои обещания. Ангел разливала кофе в чашки, подошел, поближе упершись уже вставшим членом в женские мягкие ягодички.

— Ангел, я опять тебя хочу.

— Подожди, Андрей.

— Чего ждать?!

— Мне… нужно туда. Ой, ну, в туалет.

Отстранился.

— Иди, я пока кофе выпью.

— Нет! — излишне громко вскрикнула она. Подожди, вместе выпьем. Я обожаю кофе.

Ангел ушла, оставив меня одного в сверкающей огромной кухне. Правда, вернулась быстро, на этот раз не пришлось ждать сорока минут. И самое главное, Лина все так же была голой, не посмела чем-нибудь прикрыться.

Все же какая у нее фигура божественная! Худенькая, грациозная, как молодая кобылка, но с такими привлекательными женственными загибами и выпуклостями. А этот бритый лобок! Опять направился к Лине, желая еще раз дотронуться до её обнаженной бархатистой кожи. Эту девушку все время хотелось трогать, гладить и лизать.

— Андрей, — Лина выставила вперед руки, останавливая меня, — мы же хотели кофе выпить.

— Да, Ангел, давай сюда этот дурацкий кофе.

— Нет, подожди, я хочу конфеты.

— Какая ты капризная, Лина. Сейчас принесу шоколад из гостиной.

* * *

А вот и сигнал побудки. Надо вставать, нехотя потянулся c жесткой узкой кровати, прошел в угол с туалетом и небольшой раковиной, залез прямо с головой под холодную струю воды, вынырнул, отплевываясь и отряхиваясь, словно пес. Быть может, это мини-купание поспособствует пониманию: отчего я здесь? Почему эта девушка так со мной поступила? Ведь всё, что я помню за тот день, было чудесно. Едва допив действительно вкусный кофе, я подхватил Ангела на руки и потащил в спальню. Член требовательно торчал, приподнимая ткань моего халата. А потом опять была магия поцелуев, и трясучка возбуждения прошла между нашими телами. Ангел податливо отзывалась на малейшее движение моих губ и рук, которые моментально начали мять, ласкать соблазнительные выпуклости и нагло полезли прямиком между женских ножек. Я опять почти довел её до оргазма своими пальцами. Лина начала задыхаться, выгибаться, потрясенно и просяще заглядывая мне в глаза. Но кончить не дал, нет, подмял Ангела под себя, нетерпеливо раздвинул стройные бедра и одним мощным рывком вошел внутрь. Она громко вскрикнула, а девичье тело подо мной, видимо, наслаждаясь моментом первого, самого острого проникновения, напряглось, и застыло смакуя. Ангел была непривычно тугой, влагалищные стенки плотно сжали мой налитый желанием член. Застонал прямо ей в губы, постепенно глубже продвигаясь внутрь. Лина негромко поскуливала, а из закрытых век почему-то катились слезки. Ещё никто никогда не плакал от удовольствия в моей постели. Это вызвало умиление, и я стал покрывать прекрасное лицо быстрыми легкими поцелуями. Ангел, Ангел, мой Ангел! Как же внутри её божественно узко, член словно обхватило мягким жарким шелком. Постепенно наращивая скорость, задвигался в этой красивенькой пизденке и целовал, целовал влажные глазки, алеющие щечки, потом всосался в сладкий рот, да так, что голова пошла кругом и в ушах начало шуметь. Хотя теперь я не уверен, только ли девичьи мягкие губы да шелковая промежность были причиной этого шума. Она вскрикивала, как от боли, цеплялась за мои плечи, то отталкивая, то притягивая ближе, и подавалась бедрами навстречу моим движениям. Резко поменял позицию, вызвав удивленно-потрясенный возглас, теперь я вонзался в нее, лежа на боку и находясь сзади прекрасного сексуального тела, нашептывал в маленькое ушко какие-то пошлые комплименты, натирая круговым движениями бугорок клитора, а левой рукой мял идеальные женские грудки. Ангел млела в моих руках, а по девичьей коже прошлись мурашки, приятно щекоча мою разгоряченную шкуру. Еще она сексуально выгибалась, закидывала голову и эротично подвывала каждому моему толчку. В моей же голове с каждым движением внутри тесной промежности нарастал шум… Было странное ощущения кружения, словно торнадо вдруг залетел в квартиру, да прямиком на кровать, где я трахал Ангела. А затем произошел взрыв, которому сопутствовали вскрик наслаждения, сорвавшийся с пухлых губ, пульсация женского лона и мой удовлетворённый вой, это я взорвался, оргазмируя в шелковой вагине. Еще помнился шепот: «Спасибо, мой Ангел». И всё, дальше полнейший провал… Черт, ясно же, как божий день, эта сука мне что-то подсыпала в кофе.

 

ГЛАВА 5

— Лина, с тобой все в порядке? Что ты засела в ванной?! Лина, черт возьми, Лина!

— Со мной все хорошо. Варь иди, пожалуйста, домой, я хочу побыть одна.

— Фигли, подружка, и не подумаю, нельзя тебе сейчас оставаться одной. Лина, открой дверь, выходи оттуда, сколько можно мыться.

— В-варь, ид-ди, пожалуйста, д-домой. П-прошу тебя.

— Эй, ты что, опять плачешь?!

— Н-нет.

— Не ври, ты никогда не умела врать.

— Варь, иди домой, я сказала! Уйди! Что ты пристала, как репей?! Я не хочу тебя видеть! Слышишь!! НЕ ХОЧУ!!!

— Линочка…

— П- пожалуйся, В-варя уйд-ди, уйди, п-прошу тебя.

— Подружка, я не могу тебя бросить в таком состоянии. Линочка, открой, пожалуйста, дверь.

— Н-нет.

— Лин, если ты не откроешь эту чертову дверь, то я позвоню папке и мы её вышибем!

Через минуту уговоров дверь все-таки распахнулась.

— Боже, Лина, что ты сделала с собой? Зачем расцарапала кожу?!

— Варь, я не могу смотреть на себя в зеркало. Мне противно! Мне тошно!

— Линка, бедная моя подружка. Потерпи. Всё постепенно забудется, наладится. Не зря же люди говорят: «время лечит». Всё пройдет. А этого богатого козла посадят. Вот увидишь! Не сможет откупиться, олигарх хренов.

— Нет!! Не забудется! Такое НЕВОЗМОЖНО ЗАБЫТЬ!

* * *

— Владислав Алексеевич, ну как, вы ходили к ней, предлагали деньги?

Мой бешено дорогой адвокат неторопливо усаживался на стул. Потом взглянул на меня. Еще до того, как он начал говорить, понял, прочитал ответ у него на лице.

— Ангелина сказала, ей не нужны деньги. Даже такие большие.

— А что тогда надо этой сучке?!! Что?! — начал терять терпение я.

— Андрей Тимурович, конечно же, я задал Ангелине Нестеровой подобный вопрос, только в чуть более корректной форме.

— Иии?!

— Она сказала, что будет добиваться справедливости. И деньги не дают вам право насиловать.

— О, черт!! — схватился за голову. — Я не понимаю поведения и мотивов этой девушки. Что за дурацкие игры?! Должна же быть причина для такой подставы с её стороны. Вы изучили прошлое Ангелины? Кто её родители?

— Изучил, но, увы, на первый взгляд, не увидел никакой связи с вами. Родители: Нестеров Алексей Дмитриевич и Нестерова (в девичестве Придачина) Анна Сергеевна, погибли десять лет назад в автомобильной аварии. Фамилии вам ни о чем не говорят?

— Абсолютно, впервые слышу. Как произошла та трагедия?

— Скорее всего, отец заснул за рулем, машина вылетела на встречку и попала под двадцатитонный грузовик. Родители, их друзья, всё погибли. Старший Нестеров не смог перенести такого трагического известия, скончался от инсульта через несколько дней после аварии с сыном и невесткой.

Да, Ангелу пришлось не сладко. Этой суке, сразу же поправил себя. Черт, эти сведения в суде только добавят жалости к бедной девочке.

— Её с братом, у них разница в два года, воспитывала бабушка — Нестерова Алла Леонидовна, профессор-филолог, между прочим. Бабушка умерла полтора года назад. Ангелина закончила университет, где преподавала профессор Нестерова, потом почти год проработала секретарем в деканате филологического факультета и попутно поступила магистратуру.

Всё что я слышал, только добавляло мне мрачности. Создавалась уж слишком положительная картинка, которая могла своей хорошестью утопить меня по самое горло в дерьме.

— За день до того, как прийти к вам наниматься на работу, она уволилась с прежней, — продолжал между тем Владислав Юрьевич.

— По какой причине?

— Думаю, причина самая обыкновенная, в компании «Новотекс» оклад в три раза больше, чем у секретаря деканата высшего учебного заведения.

— У нее случились какие-то дополнительные материальные трудности? Почему Нестерова вдруг решила поменять работу?

— Мне об этом ничего неизвестно, но, судя по всему, после смерти бабушки ей пришлось более чем туго. Брат-то все еще студент.

— Тогда какого хрена такая бедная девочка не берет деньги? Если она устроила эту ловушку с целью срубить зеленых, были бы понятны её мотивы. Но деньги Ангелу не нужны. Зачем тогда разыгрывать изнасилование? Чего добивается эта сучка?!

— На розыгрыш не похоже. Вы точно ничего не помните? Я как ваш защитник для правильного построения линии защиты должен знать, что произошло на самом деле той ночью.

Твою ж мать, мой адвокат считает меня виновным!

— Я её не насиловал, слышите, Владислав Юрьевич!! Да, мы трахнулись, но всё было по обоюдному согласию.

Адвокат лишь равнодушно пожал плечами, но убедить его мне вряд ли удалось.

— Вы нашли бывших любовников Ангелины?

Владислав Юрьевич странно глянул.

— Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы Ангелина была девственницей.

— Нет, не может быть!! — заорал потрясенно я.

О, чёрт, а вспомни, как она постоянно краснела, её негромкий вскрик, когда я протаранил своим членом женскую промежность, а еще эти слезки по щекам. Снова в отчаянии схватился за голову. Ты был не прав, Андрюха, по горло слишком мало. Пожалуй, она своей хорошестью способна потопить тебя с головой в дерьме.

— Ей двадцать два года, она прехорошенькая, словно ангел, с длиннющими сексуальными ногами, какая на хрен девственница?! — всё еще не мог поверить я.

— Может быть, конечно, гименопластика, надо будет проверить клиники, но что-то мне подсказывает — это бесполезная трата времени.

Чёрт, чёрт, чёрт, полнейшая задница, начал тереть лоб ладонями.

— А вы разве не почувствовали, когда занимались с ней сексом?

Млять, а ведь и правда, тогда было как-то по-другому, не так, как со всеми. Слезки, прикушенные губы, да и необычная теснота.

— Не знаю, мне никогда до этого не доводилось трахаться с девственницами, — угрюмо признался я.

— Мы еще поищем на всякий случай бойфрендов Нестеровой, и девственницы бывают такими развратницами, что даже опытные шлюхи с ними не сравнятся.

Бывают…можно ведь давать в жопу и члены насасывать. Только вот чувствовалось мне — эта история не про Ангела.

— А что с моими анализами? Удалось выяснить, что за хрень была в кофе?

— В вашей крови нашли только алкоголь, — сухо ответил адвокат.

— Как?! — невольно подскочил я со стула. — Не может быть!!

Вот он и последний гвоздь в крышку моего гроба. Мне не выбраться из этой смертельной западни Ангела!

— Не понимаю, какого черта?! Я тем вечером ни капли не пил!!

* * *

— Алло, Глеб Георгиевич?

— Сень, какие-то проблемы!?

— Кажется, нашу цацу пасем не только мы. Мужик какой-то тут постоянно стал отираться. Сегодня Лина на допрос пошла, а он за ней, в отдалении немного, чтобы она его не засекла.

— Этого и следовала ожидать. Евдокимов, наверное, распорядился, нанял частного детектива. Он вас не заметил?

— Походу, нет.

— Отлично. Но все равно на всякий случай уезжайте оттуда, я пришлю новых людей, теперь придётся прятаться, быть более аккуратными, и постоянно менять друг друга. И надо позвонить её соседу по лестничной площадке, пусть усилит бдительность. Я должен знать каждый шаг Ангелины.

* * *

Полтора месяца спустя.

Я стала очень плохо спать. Наверное, на мое состояние влияют все эти бесконечные допросы у следователя, липкие вопросы, постоянное желание служителей закона смаковать подробности. Иногда складывалось ощущение, что следователь сам не прочь меня изнасиловать и, возможно, мысленно, раз двадцать уже проделал это. А еще я постоянно ощущаю тошноту. Меня мутит от самой себя и того, что мне предстоит сделать. Пару раз даже выворачивало, едва успевала до унитаза добежать. Я не сплю, из-за постоянной тошноты практически перестала есть, похудела и сейчас больше похожа на бледную тень некогда прекрасного Ангела. Быть может, скоро совсем растаю… Нет, нельзя, Данька по-прежнему в руках этих отморозков. Не видела брата почти полтора месяца, только лишь три раза Глеб Георгиевич разрешил мне поговорить с ним по телефону. Складывалось ощущение полного безумия, да, я сошла с ума, и вся эта ситуация — плод моего больного воображения. А быть может, это страшный сон, в который я попала по какому-то странному недоразумению. Но я себя щипала, царапала, только вот проснуться не получалось. Да и заснуть тоже. Лишь иногда ненадолго забывалась коротким сном, где практически постоянно темноволосый красивый мужчина шептал мне ласково на ушко: «Спасибо, мой Ангел», а я вонзала нож ему в спину. Потом опять пробуждение, и снова я оказываюсь в этой бредовой жестокой реальности, и снова возвращается постоянная тошнота. А еще надо было притворяться нормальной, ходить на допросы, улыбаться знакомым и есть пирожки, которые, пытаясь меня накормить, целыми тазиками таскала Варька. Ненавижу пирожки. От них, точнее, от Варькиной заботы и своего непомерного лицемерия, мутило еще сильнее.

— Ха-ха-ха, — истерично засмеялась я, неловко двинула рукой, от этого склянка с мочой упала, разлившись на полу туалета.

Картонная полоска теста на беременность показывала две полоски.

— Ха-ха-ха, — снова и снова истеричный хохот вырывался из моих губ.

Какой кошмар! Я беременна… Оказывается, не только муки совести являлись причиной моего странного состояния. У тошноты были вполне реальные физические причины. Вскочила с унитаза, ноги поплыли на скользком кафеле, взвыла, больно ударившись о железную ручку двери туалета. Что теперь будешь делать, Ангел?! Что!?

* * *

— Здравствуйте, Владислав Алексеевич. Есть какие-нибудь новости?

Адвокат неторопливо усаживался на стул напротив, наконец, взглянул мне в глаза.

— Пока ничего интересного обнаружить не удалось. Её брат в тот вечер не мог быть в нашем городе, он еще в конце июня уехал в Краснодар на заработки и до сих пор продолжает там трудиться в одном из ночных клубов города. Впрочем, даже если предположить, что Данил Нестеров ненадолго вернулся, то как пробрался в дом?

— Быть может, кто-то окно открыл на первом этаже, или же он по стенам умеет лазить? — высказал я предположения, одно нелепее другого.

— Мои люди, конечно, ещё будут искать свидетелей, но на данный момент никто ничего не видел.

— А за Линой, вы продолжаете за ней следить?!

— Конечно.

— И что?!

— Частный детектив пока не заметил никаких подозрительных встреч. Она вообще сейчас ведет себя затворницей. Больше предпочитает сидеть дома, лишь изредка ходит на допросы, иногда в магазин, пару раз была на своей бывшей работе.

— Лина так и не устроилась работать? Интересно, на что живет эта якобы бедная девочка?

— Скорее всего, брат пересылает деньги, или подружка помогает. Хотя их семью трудно назвать обеспеченной.

— Надо выяснить вопрос финансовых поступлений Ангелины, быть может, там найдется ниточка, которая покажет настоящего заказчика этого представления.

— Я постараюсь, Андрей Тимурович, хотя, конечно, здесь могут возникнуть определенные сложности.

Утвердительно закивал головой, соглашаясь с Владиславом Алексеевичем, адвокат не следователь, ему сложно требовать выписку счетов и банковских карт подозреваемой. Очнись, Андрюха, подозреваемый — ты, а Лина потерпевшая… Твою ж мать!

— Продолжайте за ней следить, проверяя все подозрительные, нет, все без исключения, контакты этой чертовой марионетки. Такого не бывает, должна быть какая-то зацепка, ниточка, ведущая к главному кукловоду спектакля. Марионетки не могут играть самостоятельно, ими нужно руководить.

— Конечно, Андрей Тимурович, наблюдение будет продолжено, — сухо, по-деловому ответил адвокат.

— А распечатка её телефонных звонков, что там?!

— Совершенно ничего интересного. Вот, посмотрите сами.

Адвокат протянул мне листы с номерами телефонов и фамилиями их адресатов.

— Сами посмотрите, тут её разговоры по мобильному за месяц до той ночи, и месяц после. Может, какая фамилия покажется вам знакомой. В основном Лине звонит подружка, последнее время так вообще по тридцать раз на дню, иногда с прошлой работы коллеги, правда, они не так навязчивы. На мой взгляд, только одна странность — за все это время Ангелина лишь всего пару раз разговаривала с братом. Впрочем, они вполне могли, общаться с помощью других средств, в наш век информационных технологий это раз плюнуть. Скайп и другие подобные программы намного дешевле телефонов, да и с функцией видео.

— Надо взломать её социальные сети. Найдите умельца. Может, там обнаружится что-нибудь занимательное. Молодые девчонки часами просиживают в контактах и подобных сайтах, фоткая все подряд и выставляя в сеть.

На лице адвоката на мгновение появилась кислая мина. Кажется, моё расследование не вызывало у него никакого энтузиазма.

Напомнил с металлом в голосе:

— Я вам плачу деньги, причем немалые.

— Конечно, Андрей Тимурович, отыщем специалиста. Но на первый взгляд девушка и правда чистый Ангел.

— А её более чем фривольный танец в клубе? Вы же сказали, что раздобыли запись?

— На данный момент это единственный факт, немного компрометирующий Нестерову. Но не думаю, что записи будет достаточно. Кроме того, даже если нам удастся найти свидетелей, видевших ваши поцелуи в клубе, и создать у суда убеждение, что Ангелина знала о ваших физических желаниях в отношении неё, более того, сама их провоцировала, вряд ли это послужит оправданием насилия.

— Я её не насиловал! Не насиловал! Понятно?! — заорал я, мгновенно взбесившись.

На лице адвоката полнейшее равнодушие.

— Андрей Тимурович, позвольте дать вам совет, постарайтесь на суде вести себя более сдержанно.

Весь мой пыл, вся злость, пшик… полностью испарились. Устало потер виски руками.

— Да, вы правы. Только, когда рушится твоя жизнь, трудно оставаться спокойным.

* * *

Еще два месяца спустя.

— Привет, Лина!

Все заледенело внутри, когда я услышала голос Моргунова. Теперь я боялась его еще сильнее, до трясучки в пальцах и коленках, до липкого холодного пота по всему телу.

— Здравствуйте, Глеб Георгиевич.

— Как у тебя настроение перед завтрашним слушанием?

Отвратительное, ужаснее не бывает. Меня просто рвет на части изнутри, когда представляю, что мне предстоит сделать. А еще тошнит, беспрестанно тошнит. Но ответить правду, конечно же, не решилась.

— Настроение нормальное, — несколько раздраженно произнесла я.

— Надеюсь, Лина, все пройдет хорошо, в зале на всякий случай будет находиться мой человек и не один. Вдруг что, они тебе помогут.

Это следовало слышать как: «если будешь вести себя неправильно, они прямо там тебя придушат».

Боже, в какой ад мы с Данькой умудрилась вляпаться. И самое страшное, нет никакой уверенности, что они отпустят брата, ведь для людей Моргунова не существует ничего святого, а чужая жизнь — просто игрушка.

— Не слышу ответа, Лина! — сейчас в голосе Моргунова ничем не прикрытая угроза.

— Д-да, я буду говорить так, как вы велели. Но, Глеб Георгиевич, ведь кто-то из компании Евдокимова может вспомнить и подтвердить мой супероткровенный танец в ночном клубе, вы же сказали мне стелиться, вот я и старалась. Такое поведение не вяжется с версией о маленькой скромной девочке, которой воспользовался озверевший работодатель. Пусть полиции мой танец не показался интересным, но адвокат точно будет задавать вопросы.

— Это может немного осложнить дело, — согласился со мной Моргунов, — Впрочем, я не вижу ничего страшного. Разве откровенные танцы — это повод девушку насиловать? Так ведь?! Пусти там слезинку. В общем, делай что угодно, но судьи должны поверить тебе, а не ему. Старайся, детка, — голос ласковый-ласковый, страшный-страшный, — А твой брат до окончания суда побудет пока в компании моих людей. Переживаю я за него, Линочка, нахождение в сыром подвале, да еще столь длительное время, плохо сказывается на здоровье.

Гад, богатая сволочь, упивающаяся своей властью. Ненавижу.

— Я все сделаю, Глеб Георгиевич, — обреченно произнесла я.

— Конечно, сделаешь, детка, я в этом нисколько не сомневаюсь, — теперь тон Глеба Георгиева показался мне зловещим. — До свиданья, девочка, пришлю к тебе завтра человека, якобы таксиста, он отвезет вас с подружкой в суд.

— Д-до св-виданья, — пропищала, прощаясь, я.

И слезы покатилась с глаз. Соленые, горькие-горькие. Не хочу, не могу поступать так жестоко, особенно с ним — Андреем. Ведь стоило мне закрыть глаза, и я переносилась в тот удивительный вечер, явственно ощущала на губах мужские требовательные поцелуи, а по телу только от этих мыслей бежали мурашки, концентрирующиеся жаркими ударами внизу живота. Что делать? Что?! Как выбраться из этой западни?! Может, попытаться сбежать? Это невозможно, Лина. Люди Моргунова постоянно следят за мной, каждый мой шаг под их контролем, видимо, Глеб Георгиевич боится, что я могу наделать глупостей перед судебным заседанием. Убежишь тут… Нет, можно было бы попробовать… Например, подняться к Варьке, изменить до неузнаваемости свою внешность и попытаться проскользнуть мимо пасущих меня парней. А потом убежать далеко-далеко, в какую-нибудь тьмутаракань. Глеб Георгиевич не всемогущий, не сможет там меня достать. Только вот страшно даже представить, что будет со мной в случае неудачи. Да и брат? С ним наверняка поступят еще страшнее. Это заколдованный круг, страшная ловушка для Ангела, из которой невозможно выбраться, не оборвав крылья.

«Спасибо, мой Ангел» — опять зазвучал в голове голос Евдокимова. Проникновенный, хриплый от испытанного удовольствия. Боже…

Я отвела его на эшафот.

Решительно прошла на кухню, потом в ванну. Перерезать вены и все… Глеб Георгиевич не сможет меня больше достать. Глупость, Лина, слабость. А брат? И не только он, у тебя ведь ребенок под сердцем. До сих пор не могу привыкнуть к этой мысли. Я, и вдруг мама. Ты не имеешь права умирать, Лина! Наоборот, должна цепляться за жизнь всеми возможными средствами. Да и положение Евдокимова в случае моего самоубийства только усугубится, ведь всё подумают, что я покончила с жизнью из-за сотворенного им насилия. Как же мне плохо. Меня насилуют, каждый день насилуют мою человечность, жалость, все лучшие качества, пытаясь сделать холодной, ничего не чувствующей стервой. Слезы из глаз побежали еще сильнее. Привет, Андрей, прости меня, Андрей, я не могу поступить иначе…

* * *

— Здравствуй, мама.

— Сыночек …

— Мам, ну хватит плакать, или я перестану приходить на свидания.

— Пока ты находишься здесь, я не могу не плакать, Андрей.

— Мам, я бы хотел тебя уберечь. Но будь готовой ко всему. Скорее всего… В общем, против меня очень серьезные улики. А остальное: характеристики, её поведение, всё это пустые слова, которые вряд ли будут серьезно рассматриваться. Факты упрямая вещь. А по ним, как ни крути, выходит, что я напился пьяный, избил и взял силой невинную девушку. Но знай, мама, всё это неправда!

— Знаю, милый, знаю.

— Мамуль, не плачь, не плачь, мамочка. Ну же… Прошу тебя!

— Хорошо, Андрей, я постараюсь держать себя в руках.

— Не знаю, когда мы еще увидимся. Хочу поговорить о финансовой стороне дела. Я выписал доверенность на твое имя.

— Андрей, я ничего не понимаю в делах.

— Придётся разобраться… Мам, продавай акции к чертям собачьим.

Из полученных денег несколько миллионов положи по разным банкам, не больше 700 тысяч в один, проценты будут добавкой к твоей пенсии, все остальное вкладывай в недвижимость.

— Сынок, зачем ты все это говоришь, словно… тебе уже вынесли приговор.

— Слушай, мамуль, на всякий случай слушай. Часть денег можешь отдать Татьяне. В мою квартиру пусти жильцов, это тоже даст тебе стабильный месячный доход. Хотя в таких элитных домах квартиру бывает трудно сдать. Но пока не продавай её. Квартиры в центре города всегда в цене. И еще, мама, сама лучше переезжай жить к Татьяне с мужем, у них дом большой, найдут для тебя уголок, с внуками как раз чаще будешь видеться. А мне спокойней. Уверен, девушка эта не одна действовала, значит, за ней стоят какие-то могущественные люди, которые могут пойти на всё ради достижения своих целей. И пожалуйста, не экономь на себе. Пообещай, что каждый год будешь ездить отдыхать в свой любимый санаторий. Ты мне нужна живая и здоровая.

— Анд-дрюша, я уверена, тебя оправдают!

— Мама, запомни, что я тебе сказал! И будь осторожна, пожалуйста. Думаю, человек, который это затеял, очень опасен. Надеюсь, ему был нужен только я… но кто знает… Прошу тебя, будь осторожной, и Таньке тоже передай, чтобы они с мужем в оба смотрели. Пусть охранника наймут.

— Андрей, это какой-то страшный сон!..

— Да, мам… Вот только проснуться никак не получается…

 

ГЛАВА 6

На негнущихся ногах вошла в зал судебного заседания. Боже… черные глаза обжигали, прожигали дыры в коже, душе, сердце. Привет, Андрей… Привет. Евдокимов был одет во всё черное, просто темный ворон, следящий с мрачным напряжением за каждым моим движением. Между бровями залегла угрюмая складка. Красивый… Да, он кажется очень красивым. Ужасно захотелось подойти к нему, обнять… Ах, если бы мы встретились при других обстоятельствах.

Оступилась. Руки тряслись, словно я месяц пила без просыха. И я бы пила, глотала алкоголь литрами, в надежде погасить хоть немного душевную боль и съедающее меня изнутри чувство раскаяния. Но, во-первых, у Моргунова другие представления о том, как мне нужно вести себя в преддверии суда, нельзя разрушать образ приличной скромной девочки, а во-вторых, хоть я до сих пор не свыклась с этой мыслью и материнские инстинкты еще не проснулись, но ведь внутри моего живота растет ребенок. Ребенок Евдокимова. А я собираюсь, точнее, должна, надолго засадить его отца в тюрьму, навсегда повесив ярлык насильника.

Не смотри на Андрея, Лина, нельзя, он просто богатенький придурок, который чем-то не угодил другому богатому придурку. А ты всего лишь пешка в непонятной игре Моргунова… а пешкам не пристало думать, не пристало чувствовать сожаление, только исполнять свою роль.

Как много в зале заседания людей. Пришли сотрудники с бывшей работы, мои одногруппники, бабушкины друзья, практически весь цвет науки филологического факультета нашего университета, сидела вся взволнованная Варька и даже Мишина мама решила поддержать подружку своего погибшего сына. Она всегда меня любила, не то, что Мишка. Все они переживают за бедную девочку, волнуются, возмущены тем, что со мной могли поступить так чудовищно жестоко. Боже… какая же я мразь.

Наконец села, а скорее, упала на стул и слезы побежали из глаз, смешивая всех людей в этом зале в пестрое, взволнованно перешептывающееся месиво. Адвокат, подсунутый Моргуновым, заботливо подал мне стакан воды. Зубы громко стукнули о стекло, а вода, которую я машинально попыталась пить, словно осколками кололась. Я сейчас вся истеку кровью изнутри.

— Для дачи показаний приглашается потерпевшая Нестерова Ангелина Алексеевна.

Кое-как смогла встать с этого напичканного иглами осознания своей подлости кресла. А черные глаза жгут, жгут… Даже не смотря в сторону Евдокимова, всей кожей чувствую его жалящий взгляд.

— Ангелина Алексеевна, расскажите, пожалуйста, суду, что же произошло третьего июля 2011 года?

Ну, давай, Ангел, лги, от твоей убедительности зависит жизнь брата, да и твоя тоже. Вряд ли Глеб Георгиевич меня пощадит, если вдруг что-то пойдет в разрез с его планами.

— М-мы должны были встретиться с Андреем Тимуровичем в кафе, он обещал мне помочь с работой. До этого я-я устраивалась в фирму «Новотекс» помощникам руководителя по связям с общественностью. Но проработала всего только один день, Евдокимов уволил меня и начальника, совершенно не дав проявить себя. П-потом мы случайно столкнулись с Андреем Тимуровичем в ночном клубе, я попросила помочь с трудоустройством. В такой большой компании наверняка нашлось бы место для меня. Евдокимов пообещал придумать что-нибудь, подыскать подходящую вакансию. На следующий день он позвонил мне и предложил встретиться в кафе и там поговорить о возможном трудоустройстве. Только Андрей Тимурович опаздывал, поэтому он снова перезвонил и сказал, чтобы я подождала его возле дома. Ожидание растянулось, да еще к тому же дождь пошел, я ужасно промокла, но уйти не решилась. Понимаете, мне очень нужна была работа. С прежней я уволилась, в фирме «Новотекс» только день продержалась. Мне за него даже не заплатили. Искать новую можно месяцами, а ведь жить на что-то надо. Когда Андрей Тимурович приехал, я все промокла до нитки. Он, как мне показалось, искренне извинялся, сказал: «Пройдем в квартиру, ты вся продрогла, отогреешься, потом поговорим о работе». Я сначала отказывалась. А потом… глупо говорить о делах, при таком дожде. У подъезда я поскользнулась, Евдокимов подхватил меня на руки. Надо сказать, Андрей Тимурович вел себя как джентльмен, правда, только до того момента, пока за нами не закрылась дверь его квартиры. Потом его поведение кардинально поменялось.

— А еще он… он угрожал мне.

Запнулась. Как же тяжело врать.

— Анн-дрей Тимурович сказал, что если я буду плохо себя вести, то он позвонит своим друзьям и они, — слезы из глаз побежали еще сильнее, — и они меня втроем будут… до утра.

Все загалдели, зашумели возмущенно.

— Не ври! — мрачно произнес Евдокимов, возмущенный моей ложью.

Зачем я посмотрела в его сторону. Как больно жгутся эти черные глаза. На холеном красивом лице застыла смесь брезгливости и негодования. Привет, Андрей, прости меня, Андрей!

Слезы, слезы… скоро я наплачу целое море. Кто-то мне опять протянул стакан с водой и снова послышался звук стучащих о стекло зубов.

— Подсудимый, прошу вас, без реплик, пожалуйста! — обратилась судья к Евдокимову. — Ангелина Алексеевна, вы можете продолжать?

Лина, Линочка, соберись…

— Д-да.

— Рассказывайте, что было дальше?

— Андрей Тимурович заставил меня выпить бренди, сказал, что оно согреет и раскрепостит. Я вся дрожала от холода и страха и, возможно, раздражала его. Андрей Тимурович тоже пил бренди. Потом он начал… — запнулась, — не знаю, как это сказать, задирать подол моего платья. Кричал: «Покажи мне свои обалденные ножки». Я-я очень испугалась, попросила меня отпустить, сказала, что я девственница и никогда не была с мужчинами. Евдокимов лишь рассмеялся, наверное, он мне не поверил, подумал, это шутка. Сказал, что в двадцать два года такие красивые девушки не могут оставаться невинными.

Как же я ненавижу себя! Отвратительная тварь! Всхлипнула.

— Потом он продолжил меня раздевать, точнее, Ан-ндрей Тимурович разорвал моё платье. А когда я попыталась сопротивляться, то… кулаком вот сюда.

Рука потянулась к щеке, которую когда-то украшал огромный синяк. Ах, ударить бы себя со всей силы по губам, чтобы больше не смела так чудовищно лгать.

Кажется, у Андрея было такое же желание. Он хочет меня ударить, надавать пощечин, а потом плюнуть прямо в лицо.

Начала задыхаться от рыданий.

— Девочке плохо! — загалдели все вокруг.

Видимо, я сильно побледнела.

— Врача, позовите врача!!

Хочу умереть, прямо сейчас, задохнуться своим враньем и подохнуть, как собака. Кто-то сунул мне под нос ватку. Нашатырь. Отстраняясь, невольно дернула головой. Тошнота подступила к горлу. Только бы не вырвало прямо здесь, не хочу, чтобы кто-нибудь догадался о моем интересном положении.

— Суд объявляет перерыв.

Запротестовала:

— Нет, не надо. Я-я могу продолжить.

Зачем растягивать эту муку? Пусть все закончится сегодня! Да и Глеба Георгиевича может разозлить промедление. Не смотри на Евдокимова, Лина, не смотри. Тебе нет никакого дела до Андрея Тимуровича, ты его даже не знаешь толком. Он просто посторонний. Подумаешь, судьба, точнее, ты в её лице, поступает с ним жестоко. В мире случается куча несправедливостей, я же не могу каждую из них оплакивать. За то незначительное время, которое мы были вместе, он не мог стать для меня близким. Не мог?! Ха, Лина, ха… У тебя внутри ЕГО ребенок! Куда уж ближе.

— Продолжайте, — мягко проговорила судья.

— Андрей Тимурович периодически прихлебывал из бутылки бренди, и говорил разные пошлости: «Раздвинь ножки, шлюха, покажи мне сиськи!» А когда я не делала того, что он велел, отпускал мне затрещины.

Зал снова возмущенно загудел, заставляя почувствовать себя последней гадиной.

— П-потом Евдокимов повалил меня на кровать и… Было очень больно. Я просила его отпустить, Андрей Тимурович лишь смеялся, а когда я, вырываясь, ногтями поцарапала его, совсем озверел, и начал избивать, — всхлипнула. — Он поломал мне ключицу и очень сильно ударил в глаз. Потом почти две недели видеть не могла. Андрей Тимурович вел себя очень грубо, постоянно кричал, а я плакала, потому что рука очень болела, но мои просьбы и слезы его не останавливали, он продолжал двигаться внутри. Это было очень мучительно и противно.

Передернула плечами, словно мне даже вспоминать об этом отвратительно.

— И еще Андрей Тимурович шептал, что если я буду хорошей девочкой, то он устроит меня на работу. Но сначала мне нужно научиться быть послушной и исполнительной.

Мою речь прервали аплодисменты. Это Евдокимов захлопал в ладони, отдавая дань моему театральному таланту. На красивом лице устрашающей маской застыли злость и презрение. Не смотри на него, Лина, не смотри… Отвела взгляд. Играла, видимо, я, в самом деле, неплохо, у большинства находящихся в зале глаза были на мокром месте. Все жалеют бедную маленькую девочку, бедную маленькую, точнее, большую пребольшую врушку. Боже, какая я мразь!

— Подсудимый, прекратите так себя вести! Вы проявляете неуважение к суду!

Меня опять скрутило в приступе плача.

— Ангелина Алексеевна, вы можете продолжать?!

— Д-даа, могу…

— Когда Ан-ндрей Тимурович уснул, я нацепила на себя его рубашку и выбежала из квартиры. Даже сумочку забыла.

Замолчала.

— У вас все, Ангелина Алексеевна? — опять-таки участливо спросила судья.

— Д-да…

— Теперь стороны могут задать потерпевшей уточняющие вопросы.

Первым ко мне подошел прокурор — дядечка лет сорока пяти, немного полноватый и совершенно седой. То ли отпечаток нелегкой работы, а может, просто природная особенность.

— Ангелина Алексеевна, уточните, пожалуйста, какое количество насильственных половых актов состоялось между вами и подсудимым?

— Сначала у нас и вовсе не было н-никакого акта. Он грубо трогал меня везде, бил, кричал, чтобы не зажималась, терся о мое тело, положил руку на с-свой… приказал ласкать его… и так кончил. А потом, немного передохнув и еще выпив, Евдокимов потащил меня на кровать и там уже… — замолкла.

— Вы оказывали ему какое-то сопротивление? Просили остановиться?

— Д-да, я постоянно просила, чтобы он меня не трогал, говорила, что боюсь и не хочу. Только он смеялся, совершенно не обращая на это внимание. Мой плач, кажется, лишь сильнее злил и раздражал Андрей Тимуровича. Он много выпил, а самое главное, наверное, привык, что ему все доступно. Евдокимов не слышал, не воспринимал слова «нет». З-за каждое «нет» я получала удар. Так что сопротивляться было очень больно. Н-но я пыталась, а Андрей Тимурович выкручивал мне руки и твердил: «Будь со мной хорошей послушной девочкой и тогда я обеспечу тебя работой, деньгами, тряпками и, возможно, даже собственную машину подарю, только раздвинь перед папочкой ножки». Я-я не могла быть послушной, так, как он хотел. Его прикосновения казались мне омерзительными…

Поёжилась, так хорошо вошла в роль. Еще бы, ведь на месте Андрея, я представляла совсем другого человека, настоящего мучителя и насильника в моей жизни.

— Евдокимов просто свирепел от моего сопротивления.

Аплодисменты снова разорвали взволнованную тишину судебного заседания, заставив меня вздрогнуть всем телом. С каждым разом я играю все лучше и лучше. Мразь, лживая гадина, слезы опять побежали из глаз.

— Подсудимый, еще раз повторяю, если не хотите, чтобы судебное заседание проходило без Вас, то ведите себя прилично.

— Ну-ну, успокойтесь Ангелина Алексеевна, все уже прошло, — поспешил утешить «бедную» плачущую сиротку прокурор. — У меня нет больше вопросов.

— А вот у меня множество вопросов, — со стула поднялся адвокат Евдокимова, красивый представительный блондин, примерного одного с ним возраста.

— Скажите, пожалуйста, Ангелина Алексеевна, вы почти два года работали на кафедре филологического факультета нашего университета и как-то справлялись все это время с финансовыми трудностями, почему же вдруг решили поменять работу?

— Мне было очень трудно, я продала всё ценное из дома, даже мамино пианино, но все равно мы с братом еле сводила концы с концами. Я хотела продолжить бабушкину династию, пыталась. Но потом в какой-то момент поняла, не могу больше, эти постоянные денежные проблемы… Брат уехал на заработки в Краснодар, хотел выручить немного денег, его тяготило, что он живет за мой счет. А меня тяготила разлука с ним. Вот мне и бросилось объявление в глаза: «Требуется личный помощник, с прекрасным знанием английского языка».

— Расскажите, пожалуйста, по какой причине вы были уволены в первый же день работы в компании «Новотекс»?

— Н-не знаю, этот вопрос, наверно, лучше адресовать Андрею Тимуровичу. Как я поняла, у них был какой-то конфликт с Лихолетовым — руководителем по связям с общественностью. Вот и попала под горячую руку.

— Вы сказали, что потом случайно встретились с моим подзащитным в ночном клубе?

— Д-да.

— Поясните суду, о каком клубе идет речь?

— Ч-часы, — заикаясь произнесла я, моментально почувствовав подвох.

— Но это дорогой ночной клуб. Откуда у такой бедной девушки, коей вы перед нами пытаетесь предстать, деньги для посещения подобных заведений? Особенно это актуально, поскольку вы туда пошли уже после увольнения из компании «Новотекс». А как же экономия?

Серые глаза адвоката и темные глаза его подзащитного острыми шипами напряженной заинтересованности воткнулись в меня. Вот ты и попалась на вранье, Ангел! Как теперь будешь выкручиваться?! Тело еще сильнее заколотило, и я отчего-то опять начала задыхаться. Судорожно глотнула воздух. Тошнит, как же меня тошнит от самой себя.

— Вам плохо? — слегка иронично произнес Владислав Юрьевич.

Дыши, Лина, дыши.

— Нет, нет, не плохо. Мне брат прислал денег, он устроился работать в одно популярное казино краснодарской игорной зоны. Мы с Данилом очень дружны, после смерти родителей и бабушки остались совершенно одни, во всем себе отказывали. Он хотел, чтобы я немного развеялась, порадовала себя, потанцевала, кроме того, я получила компенсацию за неиспользованный отпуск на прошлой работе. Съездить куда-то отдохнуть этих денег вряд ли бы хватило. Но как-то расслабиться хотелось. Я очень люблю танцевать, восемь лет занималась танцами. Кроме того, мы с Варей только за вход заплатили, дорогой алкоголь не покупали, еду и вовсе не заказывали. Мы пришли туда потанцевать.

Надеюсь, Варька не выдаст, ведь я ей совсем другую сказочку поведала. А еще плакала, разыгрывала и перед ней бедную сиротку, просила о том, чтобы она не рассказывала о моем поведении в коридоре ночного клуба. Надеюсь, никто не снял наши зажимания на телефон. Глеб Георгиевич сказал, что я выбрала удачный угол, камер там не было. Ну а подружка, конечно, меня поддержала, сказав: «Что даже если я с ним целовалась, это не дает никому права так жестоко поступать — избивать и насиловать». Я всем вру, всем плюю в душу, даже лучшей подруге…

— Ангелина Алексеевна, мне вот кажется странным, что по какой-то необъяснимой случайности вы решили развлечься в ночном клубе «Часы» именно в тот день, когда там был мой клиент. Хотя Андрей Тимурович из-за большой занятости редко выбирается в подобные заведения.

Неужто адвокату что-то известно о Моргунове. Нет, вряд ли… Глеб Георгиевич хорошо конспирируется, все разговоры мы ведем по другому телефону, который зарегистрирован на человека совершенно постороннего, не имеющего ко мне никакого отношения.

— Я не понимаю, на что вы намекаете?! — попыталась я изобразить возмущение. — Думаете, наша встреча не случайность?! Бред… Я никаким образом не могла знать, что Андрей Тимурович будет в ночном клубе «Часы» тем вечером. У меня нет знакомых из его окружения. Кроме того, я в такие заведения выбираюсь наверняка еще реже, чем Евдокимов. Это б-был просто злой рок.

— Ну-ну, злой рок. Все мы прекрасно знаем, зачем ходят одинокие бедные девочки в подобные клубы, обычно для того чтобы познакомиться с обеспеченными мужчинами. Я сам неоднократно бывал в подобных заведениях, и никогда не уходил без девушки.

А вот тут я по-настоящему возмутилась, по залу тоже прошелся взволнованный гул. Как же мне надоели эти хозяева жизни.

— Печально, что вы всех людей судите исключительно по себе и своему клиенту.

Ну, надо же, гонор прежней, хорошо воспитанной девственницы проснулся во мне.

— А чем тогда можно объяснить ваш более чем откровенный танец и то, что вы терлись о моего клиента маленькой похотливой киской, которая только и мечтает, чтобы её хорошенько отодрали в углу?

Кажется, все люди в зале загалдели одновременно. И этот шум словно разрывал мои барабанные перепонки. То ли еще будет, когда все поймут, что адвокат говорит правду. Мне снова стало не хватать воздуха. Тут очень грязно, тут все черным-черно от пыли, а у меня ведь аллергия. Поэтому тело сопротивлялось, отказывалось дышать, и ему было все равно, что я сама сотворила всю эту грязь.

— Прошу суду продемонстрировать запись танца нашей потерпевшей.

На экране девушка в золотистом платье, широко расставив ноги, красиво извивалась, опускаясь к полу. Она казалась дерзкой, смелой, сексуальной, и самое странное, это была я… Потом мисс Ходящая провокация танцующей походкой направилась в сторону темноволосого мужчины в серо-голубом свитере, протянулась к нему, обхватила за шею и начала тереться вихляющимся передком прямиком по ширинке джинсов. Мужские руки легли на выводящие сексуальное приглашение бедра, притягивая их еще ближе к себе, а сильное тело темноволосого начало изгибаться, повторяя движения девушки.

— Поаплодируем девушке в золотистом платье. Ты секси, детка, зажгла танцпол.

Картинка на экране была очень эротичной, а мои бедра, кажется, до сих помнят ощущения от прикосновений мужских рук. Нет, не может быть! Нет, сейчас совсем не время, я вдруг, как и тем вечером, почувствовала жаркий удар в животе. Ну почему же мы не встретились с Андреем раньше.

Танцующая, раскованная, дышащая сексом, девушка совсем не походила на бедную изнасилованную сиротку, которую я сейчас пыталась играть. Слезы прочертили влажные бороздки по моим щекам. Моргунов просчитался… Только радоваться этому поводу сложно, мне страшно, очень-очень страшно, и еще я очень соскучилась по Даньке, почти четыре месяца его не видела.

На экране мужчина потянул девушку за руку в сторону выхода, и она, точнее, я, послушно за ним пошла.

По залу прошелся шепот, многие из пришедших меня поддержать были ошарашены, даже шокированы, во всяком случае, бабушкины подружки и Мишина мама уж точно.

— Знаете, — продолжил говорить Владислав Юрьевич, — мне кажется, большинство мужчин восприняли бы такой откровенный танец как предложение интересно провести вечерок. Вы ведь большая умная девочка, Лина, и должны были отдавать себе отчет, какие чувства вызывают у противоположного пола такие вот движения бедрами?

Паника начала биться внутри, полностью перекрывая воздух в легких. Ребятишки Моргунова переглянулись между собой. А черные глаза нестерпимо жгли, оставляя на теле ожоги, которые, уверена, невозможно будет ничем залечить. Даже временем. Зал судебного заседания тоже пошел плясать, зашелся в каком-то злобном танце возмездия. Я сейчас потеряю сознание… Нет, Лина, нельзя, если хочешь увидеть брата живым, нужно врать.

— Это был просто танец… Разве всех девушек, которые откровенно танцуют, можно избивать и насиловать? Возможно, Андрей Тимурович мне нравился, — а вот теперь я первый раз за сегодняшний день сказала правду, в тот вечер Евдокимов мне действительно нравился…очень-очень. — Но я слишком поздно поняла, что Евдокимов невысокого мнения о женщинах, не считает нужным ухаживать за ними, привык сразу получать их благосклонность, и если что, всё улаживать деньгами. Мне не нужны были деньги, точнее, нужны, как и всем, но я никогда не стала бы продаваться.

Немного отошедшие от увиденного подружки моей бабушки одобрительно загудели после моих слов. Ну да, корчить из себя правильную, я всегда умела, как никто другой. Просто Ангел во плоти.

— То есть вы хотите сказать, что если бы мой подзащитный немного поухаживал за вами, ну там, цветочки, свидания под луной, вы бы стали его любовницей?!

— Я-я не знаю, Андрей Тимурович — привлекательный мужчина…

Черные глаза опять жгли, но теперь немного по-иному, сейчас в них чудилось сожаление. Да… Мне тоже очень-очень жаль, что все случилось так, а не иначе. Привет, Андрей, прости меня, Андрей. Слезы поползли упрямыми влажными струйками по щекам.

— Но я даже не предполагала тогда, что он самовлюбленный мужлан, привыкший все решать силой и деньгами.

Сожаление пропало из глаз Евдокимова, теперь они горели ненавистью. Красный уровень опасности. Ангел, кажется, у тебя появился свой персональный враг…

 

ГЛАВА 7

— Для дачи показаний приглашается подсудимый Евдокимов Андрей Тимурович.

Еще раз впился глазами в подрагивающую от постоянных всхлипываний белокурую голову. Ангел так правдоподобно плакала, прямо хотелось бежать к ней со всех ног и прижимать к груди, успокаивая. Сучка. Что же она задумала? К чему этот слезливый спектакль, безжалостно ломающий мою жизнь, словно домик из спичечных коробков? Не могу понять. И оттого бешусь еще сильнее. Схватить бы её за плечи, да потрясти хорошенько. Какого лешего происходит, Ангел?! Зачем ты так со мной?!

— Расскажите, пожалуйста, что же произошло между вами и потерпевшей третьего июля 2011 года?

— Когда мы встретились в клубе «Часы», Ангел…Лина вообще не вела со мной никаких разговоров о работе. Сначала терлась в танце, как похотливая блядь.

Белокурая голова вздрогнула от такого эпитета. Но голубенькие глазки не подняла на меня, не посмела… сучка.

— Пожалуйста, не забывайте, что мы находимся в суде, — одернула судья.

Жаль, на языке крутились еще более хлесткие определения.

— Поясните, пожалуйста, суду, почему вы уволили Ангелину Нестерову в первый же рабочий день?

В самом деле, почему? Она мне показалась излишне наглой, слишком красивой, совсем не такой, какой по моим представлением должна быть хорошая секретарша.

— Просто уволил и всё.

— То есть не было никаких серьезных причин? Обычное проявление деспотизма начальника с вашей стороны? — недобро, ох, недобро, спросила судья.

Начал злиться.

— Не понимаю, какое отношение увольнение Ангелины имеет к делу? На тот момент компания не нуждалась в её услугах. Да и мой заместитель нанимал помощницами сплошных дур, которые могли только мило улыбаться да расставлять ножки перед своим руководителем. Игра у него такая была, «Секретарша для удовольствия». Меня это достало до чертиков, вот и выгнал очередную игрушку Лихолетова, и его вместе с ней в придачу. Всему свое время и не на работе уж точно.

— Понятно, — закачала неодобрительно головой судья. — Излагайте дальше.

— Когда мы вышли в коридор ночного клуба «Часы», так называемая потерпевшая сразу же повисла на моей шее. Как я должен был реагировать на такую сексуальную провокацию, скажите, пожалуйста? Конечно, я ответил. Она практически сразу же объявила, что хочет заняться со мной любовью и предложила поехать ко мне домой, чтобы продолжить вечер. Я согласился. Только в зале произошло недоразумение, наш друг подрался, мне необходимо было уйти, и мы договорились встретиться позже. Точнее, я обещал, что позвоню ей… Но еще раз обращаю внимание, никаких разговоров о работе между нами в тот вечер совершенно не происходило. Абсолютно. Следующим утром я действительно позвонил Лине. Что греха таить, зацепила она меня своим танцем, ангельской внешностью, и поцелуями, всем… Ангелина очень красивая девушка.

Голубые глаза наконец-то посмотрели на меня… Что в них? Мне чудится сожаление… Тогда какого фига?! Создавалась полное ощущение кошмарного сна. Знать бы только, где себя нужно ущипнуть, чтобы он наконец-то закончился. Ангел снова опустила взгляд и зашлась в плаче. Бедная девочка… Бессердечная гадина. Прокурор заботливо протянул ей стакан с водой, который Лина взяла чуть подрагивающими пальчиками. Сука, плохи мои дела, до чего же играет убедительно.

— Продолжайте дальше.

— Мы договорились встретиться. Причем я назначил ей именно свидание, в месте, идеальном для таких случаев, и лишь полная идиотка могла принять мое предложение за что-то иное.

На этот эпитет Ангелина никаким образом не отреагировала, а вот судья снова одернула:

— Андрей Тимурович, следите, пожалуйста, за выражениями!

И в этом тоже не повезло, тётка попалась. К Ангелине обращалась ласково, словно заботливая мамаша, а на меня волком глядит. Блин, засадят тебя, Андрюха.

— Если бы я хотел поговорить с ней о работе, то пригласил бы прийти в офис и уж тем более не стал бы посылать за шикарным букетом роз. Только день тогда выдался уж очень напряженным, мне назначили важную встречу, которую никак нельзя было перенести, и она немного затянулась, но уйти не получалось. Поэтому я позвонил Ангелине, попросил подождать меня около дома. Предупредил охрану, чтобы её впустили на территорию двора. Но я всё никак не мог вырваться, а телефон как на грех разрядился. Когда приехал домой, думал, Ангелина уже отправилась восвояси, дождь лил как из ведра, и было довольно холодно. Любая нормальная девушка ушла бы. Розы, которые я ей купил, завяли, выбросил их в мусорный контейнер по пути. Раздраженный, подошел к дому, в беседке около подъезда сидела Лина, мокрая и прекрасная, как дивная русалка. Мы сразу начали целоваться, я подхватил её на руки, потащив к подъезду. Все, что происходило дальше, было чудесно и по взаимному согласию.

Ангел снова подняла на меня взгляд… Что за хрень?! Лицо бледное, а в глазах мука, словно мои слова доставляют ей боль.

— У меня всё.

— То есть вы хотите сказать, что она дала согласие на изнасилование и жестокое избиение?! — подскочил с вопросами прокурор. — Напоминаю, в деле есть заключение судмедэкспертизы, в котором зафиксированы многочисленные гематомы от ваших кулаков на теле подсудимой. Вы ей сломали ключицу и чуть глаз не выбили. Вот, полюбуйтесь на фото!

Прокурор продемонстрировал изображение потерпевшей не только мне, но и еще практически всему залу, чем сразу же вызвал взволнованно-возмущенный людской гул. На фото Ангел выглядела ужасно, вместо чудесного голубого, как небо, глазика в обрамлении пушистых темных ресниц — тонкая щелочка между розово-багровыми набухшими веками. Бедная девочка. Внутри разрасталось негодование. Кто же мог так ужасно поступить с моим Ангелом?! Я? Нет, не сходи с ума, Андрей.

— Я не трогал её и пальцем. Точнее… трогал, конечно, к ней невозможно было не прикоснуться, но не избивал. Никогда не поднимал на женщин руку.

— А кто тогда? Не будете же вы утверждать, что Ангелина Нестерова сама себе избила вашими руками? — ёрничал прокурор.

— Повторяю еще раз, я её не бил, — непонятно зачем включил командный голос. Тут тебе некем командовать, Евдокимов. — Сразу после секса, подчеркиваю, добровольного, я отрубился и больше ничего не помню. Думаю, потерпевшая мне что-то подсыпала в кофе.

— А как вы объясните тот факт, что в вашей крови не нашли никаких посторонних веществ?! А вот количество алкоголя, судя по анализам судмедэкспертизы, было довольно приличным.

— Значит, плохо искали, — угрюмо ответил я. — И кстати, я в тот вечер не пил ни капли спиртного.

— Когда приехала полиция, пустая бутылка бренди с вашими отпечатками пальцев стояла на самом видном месте? Как такое может быть, Андрей Тимурович?! — продолжал наседать прокурор.

Черт, в самом деле, как?!

— Н-не знаю, я вообще мало пью. А бутылка бренди из бара, и поэтому совершенно естественно, что на ней мои отпечатки пальцы. Я наливал в тот вечер немного бренди Ангелине, чтобы она согрелась.

— Может, именно алкоголь и чувство мнимого могущества превратили вас в зверя?

Как же меня бесит этот седовласый представитель обвинения, и мамаша судья, да вообще, все. Терпи, Андрей, терпи.

— Я ничего не пил тем вечером, — постарался сказать твердым голосом, однако, даже мне эти оправдания казались малоубедительными.

Ведь я прагматик до мозга костей и всегда верил только цифрам и фактам. Поэтому на фоне таких неопровержимых доказательств мои слова выглядели лишь неумелым враньем.

Черт, Ангел, что же там происходило? Зачем ты устроила эту смертельную ловушку для меня?!

— Не пил, не бил, не насиловал! Однако все улики говорят об обратном, — озвучил мои мысли прокурор. — Алкоголь в крови, костяшки ваших рук разбиты. Вы же не со стенкой бодались? Нет, потому что под вашими ногтями потожировые и в том числе кровь потерпевшей. Также её кровь обнаружена на кровати и ковре в гостиной. Как вы можете объяснить происхождение этих улик?!

Устало, протер лоб. Никак… у меня нет объяснений даже для самого себя. Только уверенность — я не мог этого сделать. Что же на самом деле случилось той чертовой ночью? Впился требовательным взглядом в светловолосую девушку. Только Лина больше не поднимала глаз, сидела несколько отрешенная, зареванная, но все равно прекрасная, и крутила в руке носовой платочек.

— Возможно, у Нестеровой был сообщник, который помог организовать инсценировку изнасилования.

Зал опять взволнованно загудел. Я же ни на секунду не выпускал из своего внимания красавицу со светлыми волосами, боясь пропустить её реакцию на эти слова. Она рассеяно взглянула в мою сторону, а потом жадно вдохнула, словно ей стало не хватать воздуха. Никакого детектора лжи не надо, чтобы понять — Ангел врет. Конечно же… в одиночку Лина не смогла бы организовать эту западню. Только вот все остальные в зале, скорее всего, подумали, что возмущение моими словами вызвало её приступ удушья. Бедная девочка… Ха. Маленькая безжалостная врушка!

— Напоминаю вам, что следствие не нашло никаких доказательств того, что в доме был кто-то посторонний. Отпечатки пальцев принадлежат вам, потерпевшей и домработнице.

— Значит, плохо искали, — отчеканил я опять-таки начальствующим тоном.

Чем только вызвал раздражение у судьи, прокурора, да и всех присутствующих тоже. Мне полагается быть жалким? Не дождетесь!

Впрочем, и наши с адвокатом попытки найти следы кого-то другого оказались безрезультатными. Камера у подъезда не зафиксировала никаких посторонних людей, соседи по площадке тоже ничего не видели и не слышали. Это только доказывает, что западня была тщательнейшим образом продумана. Руки, в желании придушить эту лживую гадину, невольно хищно сжались на прутьях решетки. Эх, Ангел, мне бы только добраться до твоего прекрасного тела, а потом я вытрясу, выебу из тебя всю правду.

— Подсудимая говорила вам, что она девственница?

— Нет.

— Вы же взрослый опытный мужчина, могли бы догадаться и без слов.

— Как?! На лбу у Ангелины этого не написано. Да и танцы, которые демонстрировала потерпевшая в клубе, нельзя назвать невинными. Она же не просто танцевала, а словно трахалась с музыкой.

— Подсудимый, подбирайте выражения, — в который раз сделала мне замечание судья. — Еще парочка подобных реплик и вы будете удалены из зала судебного заседания.

Ангелина, лицо которой я ни на секунду не выпускал из своего поля зрения, посмотрела в мою сторону, голубые глаза удивленно расширились. Взять бы эту белокурую головку ангела, обхватить руками и давить, пока мысли, что там роятся, не вылетят наружу, показывая всем собравшимся, и мне в том числе, правду.

— Ну а потом, вы должны были почувствовать?

Должен… но я, осел, не так трактовал сигналы её тела. Слёзы боли принял за слёзы удовольствия. Впрочем, понимание этого факта вряд ли бы помогло мне выбраться из ангельской ловушки. Ведь я уже выпил заколдованный кофе.

— Я никогда раньше не трахал… не был с девственницами.

— Это доказывает только тот факт, что вы на самом деле много выпили, и вам было наплевать, первый ли это опыт у потерпевшей с мужчинами.

— Протестую, ваша честь, давайте не будем апеллировать предположениями, — вскочил адвокат.

— Ничего это не доказывает, — раздраженно начал я. — Еще раз напоминаю, вела Ангелина себя совсем не как девственница.

— Вы имеете в виду танец?

— Не только, я имею в виду всё, что помню за тот вечер. Лина была очень сексуальной и горячей, откликалась практически на каждое моё прикосновение. А как она дышала, хрипло звала меня по имени. Может, конечно, играла, — вряд ли это было лицедейство, Андрей, вспомни пульсацию на твоих пальцах и члене, её стоны оргазма. — Нет, не играла, такое не сыграет даже самая опытная шлюха.

Ангел больше не поднимала голову, а так хотелось увидеть, понять, помнит ли она наш вечер, как дрожала в моих объятьях, заглядывала умоляюще и потрясенно в лицо, а потом дергалась в оргазме, раскидывая в стороны обалденно стройные ноги. Сейчас голубые глаза смотрели в пол. Не хочешь вспоминать, жестокосердная гадина? Неумолима в своем желании меня засадить? Что ж, когда-нибудь я тоже буду неумолимым.

— То есть вы хотите сказать, что подсудимая испытывала удовольствие от избиения и ваших насильственных действий сексуального характера? — ёрничал прокурор.

— Нет, я совсем другое пытаюсь сказать — никакого насилия не было. И Ангел…Лина, безусловно, испытала наслаждение в моих объятьях, причем, насколько я помню, даже не один раз.

Потерпевшая опять зашлась в плаче, но глаз поднять не посмела, сволочь… А мне так хотелось заглянуть в её бесстыжие прекрасные очи.

— Кажется, вы даже не раскаиваетесь в содеянном?!

— Мне не в чем раскаиваться! Все, что было между нами тогда, я бы повторил с превеликим удовольствием, — хрупкие девичьи плечи вздрогнули после моего признания. Ну же, Лина, подними глаза, отдай мне свои глаза. — А вся дальнейшая инсценировка — дело рук этой милой девушки. Что, Ангел, совесть мучает, поэтому ты постоянно ревешь, словно принцесса Несмеяна?! Поэтому тебе так трудно дышать?!

Белокурая головка поднялась, требовательно впился в неё взглядом, на бледном лице ясно виделись опять-таки смятение и боль. Или я принимаю желаемое за действительность?!

— То ли еще будет, Лина, то ли еще будет.

— Вы угрожаете потерпевшей?!

— Угрожаю, — покладисто согласился я. — Муки совести съедят поедом её душу.

В голубых глазах боли стало ещё больше, впервые с того памятного вечера почувствовал хоть какое-то удовлетворение. Да, Ангел, ты будешь гореть в аду все время, пока я буду валяться на нарах.

 

ГЛАВА 8

— Для дачи показаний приглашается Каблова Варвара Витальевна.

— Представьтесь, пожалуйста, кто вы? Кем доводитесь потерпевшей и что можете пояснить суду по рассматриваемому делу?

— Каблова Варвара Витальевна, мне двадцать три года. Работаю учительницей русского языка в школе номер сорок восемь. Я подруга Ангелины, мы с ней вместе росли, живем ведь в одном подъезде, вместе учились в школе, а потом и в институте тоже. Про тот вечер, когда… произошла трагедия, к сожалению, ничего не могу сказать, не догадывалась даже, что случилась такая беда. Я видела Ангелину после, выглядела она ужасно, причем не только физически, она душевно все переломанная была. То плакала, то смотрела в одну точку застывшим взглядом неживой куклы. Думала, она свихнется. Разве так можно с Линой?! — обратилась к залу со слезами на глазах подруга потерпевшей — худенькая темноволосая девушка с резкими чертами лица.

Она переводила взгляд то на судью, то на представителей обвинения и защиты, когда Варя посмотрела в сторону подсудимого, брезгливость и негодование появились на девичьем лице. Впрочем, обвиняемый не высказал никакой реакции на слова свидетельницы, даже взгляда не заметил, тёмные глаза мужчины мрачно-уничижительно буравили красивую светловолосую головку потерпевшей. В лице подсудимого, нахмуренных бровях, остром неотрывном взгляде, твердой линии подбородка и чуть сжатых в презрении губах, было что-то хищное. Казалось, дай ему возможность, он её вместе с потрохами проглотит. А вот у потерпевшей речь подружки вызвала новый приступ рыданий. Бледная, красивая, дрожащая, с печатью страданий на лице, она невольно вызывала желание себя защитить, утешить, закрыть от прожигающего взгляда темных глаз.

— Ей и так досталось в жизни, — продолжила Варвара Каблова, — сначала родители погибли, потом бабушка умерла, и с Мишкой трагедия случилась.

— Поясните суду, кто такой Мишка?

— Леонидов Михаил — парень из нашего двора. Он был старше Лины на четыре года, ну и меня соответственно тоже, подружка в него чуть ли не с пеленок влюбилась. Мишка поначалу не обращал внимания на такую мелюзгу, как мы, но в какой-то момент заметил Линку. Конечно, она ведь такая красавица. Они встречались год… а потом Миша трагически погиб — пырнули ножом в подворотне. Но даже после его смерти я не видела Лину в таком состоянии. Знаете, она расцарапала кожу, сказала, что не может больше смотреть на себя в зеркало.

У многих присутствующих, особенно пожилых женщин, который раз за сегодняшнее слушание, появились слезы на глазах.

— Вы представляете, как поломал её этот урод?! Лина ведь любви хотела настоящей, чтобы на всю жизнь. Принца всё ждала. А получилось вот как…

Потерпевшая начала задыхаться, жадно хватая бескровными губами воздух, адвокат, прокурор и секретарь суда забегали вокруг, пытаясь помочь ей справиться с этим приступом удушья. А черные глаза все так же пристально сверлили белокурую голову, на долю секунды красивое мужское лицо озарило что-то, очень похожее на удовлетворение, словно подсудимый наслаждался страданиями девушки.

— Лина не сказала мне, что уволилась с работы, Она вообще очень редко делилась своими проблемами. Если со мной редко, то другие видели перед собой только милую улыбающуюся девушку, у которой всё хорошо в жизни. Еще та гордячка, не хотела, чтобы её жалели. Когда Лина позвала меня в этот клуб «Часы», если честно, я обрадовалась, поскольку после смерти Мишки она никого не подпускала к себе. А ведь парни на подружку всегда заглядывались. Подумала тогда, ну наконец-то Лина сбросит этот не объявленный траур, заживет нормальной девчачьей жизнью.

— Как вы считаете, танец, который демонстрировала ваша подруга в клубе, можно назвать приличным? — задал вопрос адвокат подсудимого.

— Смело, конечно, хотя с экранов телевизора ещё не такое можно увидеть, причем в дневное время.

— Что потом вам рассказала потерпевшая, куда она выходила с Андреем Тимуровичем?

— Лина объяснила, что это её знакомый, и он ей нравится, а выходили они поговорить.

Кажется, все люди в зале одновременно загалдели.

— Нравится в сексуальном плане?

— Ну, конечно же, как мужчина. Помнится, я даже похвалила её выбор. Подсудимый относится к тому типу мужчин, на которых женщины невольно обращают внимание. Он казался обеспеченным, симпатичным, умным, уверенным в себе, опытным. Староват, правда, немного для Лины. Впрочем, ничего криминального, одиннадцать лет вообще раньше считалось дворянской разницей. Но я тогда не знала, что он такой… такое животное. Если бы с Линой по-другому, она ведь могла быть очень любящей и преданной. Подружка — настоящее сокровище, я всегда ею восхищалась. Правда, она такая… немножечко книжная, даже нереальная. Просто Ангел во плоти. Профессорская внучка, что с неё возьмешь.

В облике подсудимого добавилось мрачности, в глазах присутствующих на заседании — слез, потерпевшая опять всхлипнула, закрыв подрагивающими пальцами искажённое гримасой страдания лицо.

— Подождите, то есть никаких разговоров про работу меж ними не велось? Значит, потерпевшая говорит неправду?

— Почему это, они могли вполне и о работе говорить. Разве одно другому мешает? Я не выведывала у Лины каждую фразу. Вполне возможно, что Евдокимов приглянулся Лине как мужчина, но и работа подруге тоже позарез была нужна. Просто Лина не рассказала мне, я же поясняла, она не любит трепаться о своих проблемах, а возможно боялась раньше времени сглазить.

* * *

— Ваша фамилия, имя, отчество, сколько лет, где и кем работаете, что можете пояснить суду по слушаемому делу?

— Краснов Михаил Павлович. Пятьдесят годов. Я это, охранник в доме, ну, где всё произошло. Точнее, как охранник, машины впускаю на территорию двора, ещё за порядком немного слежу, чтобы не хулиганили и лишние люди не шлялись. У всех жильцов магнитные ключи есть от калитки. А если кто к кому в гости идет, всегда спрашиваю и стараюсь записывать. Помнится, в тот день, Андрей Тимурович позвонил мне и предупредил, что к нему скоро девушка придёт, подчеркнул, красивая, и попросил впустить её во двор. Дескать, пусть подождет. Ну, я это и сделал, как он говорил. Девчушка, и правда, явилась прехорошенькая, в беленьком платье, прямо на ангелочка похожа.

— Часто к подсудимому приходили женщины?

— Ну как, бывали, конечно, он мужик видный. Но дамы обычно вместе с ним приезжали. Где-то год назад одна почти что переехала, да что-то, видно, не заладилось у них, месяца через три перестала появляться.

— Давайте вернемся к вечеру третьего июля 2011 года. Что произошло дальше?

— Впустил я эту девчушку, потом дождь пошел сильный, ветер поднялся. Евдокимов приехал примерно через полтора часа после звонка, посигналил, чтобы я поднял шлагбаум. Ну и все… дежурил себе потихоньку, если честно, я про эту девушку и думать забыл. Потом приснул, часа три ночи на часах было, когда стук в дверь раздался. Пострадавшая прибежала, в одной мужской рубашке, плачет вся, трясется, глаз подбитый, ужас в общем, за ключицу держится, ревет непрестанно и про полицию твердит. Я сначала ей чая предложил, дело то молодое, может, поостынет, передумает, а мне с ментами разбирайся. Девушка чая не захотела, всё плакала, да так жалобно, и просила в полицию позвонить. Ну, я начал расспрашивать потихоньку, что да как, кто надругался? Девушка сказала, дескать, Андрей Тимурович. На всякий случай звякнул Евдомикому, чтобы пришел сам разобрался, но он не отозвался. Потом я ещё девушке чаю предложил. Такое дело деликатное… понимаете ли. Стал спрашивать, кому позвонить, чтобы её забрали, а она все продолжала про полицию твердить и реветь.

С места подскочил седовласый прокурор.

— Следствие установило крайнее нежелание Михаила Павловича вызывать следственные органы. Прежде чем обратиться в полицию он еще три раза звонил подсудимому.

— Тут такое дело деликатное, — смущенно прошептал охранник, — Андрей Тимурович мужик серьезный, богатый, боялся я, что потом проблем не оберешься. Но потерпевшая настаивала, сказала все равно обратиться в органы… Да и глаз у неё совсем опух, рука левая плетью висела, к врачу девоньке нужно было, пришлось вызывать полицию и скорую. Следствие, правда, долго ехало. Непонятно что на Евдокимова нашло, — растерянно развел руками охранник, — мужик вроде положительный и тут такое лишенько.

— Михаил Павлович, подскажите, пожалуйста, кто-нибудь посторонний проходил в дом? — теперь вопросы начал задавать адвокат подсудимого.

— Нет, никого не было.

— Вы в этом абсолютно уверены, могли ведь отвлечься, не заметить?

— Теоретически да, я когда территорию обхожу, тогда можно пройти незамеченным во двор, если пролезть под шлагбаумом для машин. Правда у подъезда висит камера, она бы зафиксировала посторонних. Но в тот день шел дождь, если честно, я поленился и практически не выходил из каморки, поэтому всех видел, кто проходил, посторонних не было, только жильцы дома.

— Михаил Павлович, а минуя пункт охраны, можно каким-то образом попасть на территорию двора?

— Второй выход есть, но он закрыт, а так можно, конечно, пролезть, допустим, через забор, он не такой уж высокий. Но, как я уже говорил, у подъезда камера, все, кто приходил в тот день, зафиксированы.

****

— Фамилия, имя, отчество. Где и кем работаете? Что можете рассказать суду по делу?

— Лихолетов Максим Юрьевич. Тридцать один год. На данный момент я являюсь генеральным директором ООО «Новотекс» — довольно и слегка напыщенно произнес симпатичный мужчина в светло-сером, как видно, очень дорогом, костюме.

Губы подсудимого презрительно скривились, но он даже не глянул в сторону бывшего дружка, когда-то уволенного им, а теперь занявшего самый главный пост в его компании. Черные глаза мрачным пламенем напряженности продолжали палить светловолосую голову потерпевшей. Он словно пытался навечно запомнить эти прекрасные черты, чтобы даже в своих мыслях продолжать жечь её своим взглядом.

— Вообще не понимаю, зачем меня вызвали? Пояснить по делу я ничего не могу, поскольку на тот момент мы с подсудимым не общались. Да и Андрей не из тех мужиков, которые делятся своими женщинами. Хотя когда-то мы участвовали в совместной групповушке, я ведь не такой жадный, готов делиться.

По залу прошёлся неодобрительный гул. Присутствующие пожилые женщины были немного шокированы наглым поведением и развязными словами свидетеля. Черные глаза на миг все же оторвались от светловолосой девушки, уничижительно глянув в сторону бывшего друга.

С места встал прокурор.

— Вы ведь давнишний друг подсудимого и можете рассказать о его характере, отношениях с женщинами.

— Протестую, ваша честь, — вскочил со своего места адвокат Евдокимова, — поскольку мой подзащитный уволил свидетеля, он может дать характеристику, очерняющую подсудимого.

— Протест отклоняется, показания свидетеля могут быть интересны суду, для составления психологического портрета обвиняемого по этому делу. Кроме того, человеку, не знающему за собой очерняющих проступков, нечего бояться, не так ли, Владислав Алексеевич? Федор Александрович, — теперь уже судья обратилась к прокурору, — продолжайте, пожалуйста.

— Максим Юрьевич, моя подзащитная дала показания и в деле это есть, что вы предлагали стать ей вашей любовницей.

— Так я думал, это само собой разумеющееся. Ещё на собеседовании я сказал, что мне нужна умная, исполнительная девушка, которая будет с готовностью выполнять мои личные просьбы. И за такую прилежность я буду платить дополнительно сверх оклада бонусы. Пострадавшая согласно кивала головой, улыбалась заискивающе и сверкала голубыми глазищами. А потом оказалась, что ни фига она не поняла и, когда я хотел хорошенько утешить Лину после увольнения Евдокимовым, закатила мне затрещину. Какая-та наивная дура попалась, ей-богу. Хотя, если девственница, это немного объясняет её поведение.

— Как подсудимый отреагировал на вашу новую секретаршу?

— Глаз у него прям загорелся. Уж я-то Андрюху как облупленного знаю, блондиночки всегда были его слабостью, а тут такая длинноногая, голубоглазая, с ангельским личиком. Сейчас мне вообще кажется, что он её специально уволил, чтобы потом к потерпевшей подкатить. У него пунктик был — никаких романов на рабочем месте. А так руки развязаны, можно насладиться девочкой.

Подсудимый фыркнул.

— Не суди всех по себе, Макс. В нашей фирме только ты членом думал. Мне в тот момент вообще не до баб было, по горло в делах, продохнуть некогда.

— Подсудимый, вы хотите что-то пояснить? — обратилась судья к Евдокимову.

— Уже пояснил.

— Есть еще вопросы к свидетелю?

— Да, — откликнулся прокурор, — Хотелось бы уточнить у Максима Юрьевича, как складывались отношения подсудимого с женщинами?

— Что именно мне нужно рассказывать, отвечая на этот вопрос? — высокомерно-недовольно спросил свидетель. — Где, с кем и когда?

— Нет, вообще, как он относился к женщинам?

— Он их любил…периодически. Недолго. А вообще, если хотите знать, у него была единственная любимая женщина — компания «Новотекс». Все остальные — быстро сменные величины.

— То есть из ваших слов можно сделать вывод, что женщин подсудимый не особенно-то уважал.

— Уважал, периодически, — хохотнул свидетель.

— Скажите, вы его близкий друг, бывали ли такие ситуации, чтобы подсудимый поднимал на женщин руку? — задал вопрос адвокат Евдокимова.

— Нет, не бывало. Ну, разве что немного зажать партнершу во время секса. Ручки связать, чтобы меньше трепыхалась. Так от этого практически все бабы тащатся. Да и насчет алкоголя…Чтобы бутылку бренди выдуть, да еще когда собираешься трахаться! Не знаю, это совершенно на Андрея не похоже.

* * *

— Теперь приглашаются свидетели со стороны защиты.

В зал вошла красивая, дорого одетая, вся такая холеная, блондинка. На губах яркая помада, волосы уложены замысловатой прической в стиле ретро. Шла она уверенно, томно вихляя бедрами и взоры всех присутствующих невольно обратились к свидетельнице. Словно впорхнула голливудская дива послевоенных годов. У нее даже были перчатки на руках, которыми дама держала маленькую лакированную сумочку.

Подсудимый на миг оторвался от сверления головы потерпевшей, взглянул на вошедшую, но лицо его осталось по-прежнему бесстрастно мрачным, и уже через несколько секунду он снова полностью сосредоточился на созерцании профиля другой блондинки в этом зале.

— Фамилия, имя, отчество. Кем работаете? Что можете пояснить суду по рассматриваемому делу?

— Наталья Игоревна Полянская. Двадцать девять лет. Домохозяйка. По делу сказать мне в принципе нечего, ведь к событиям того вечера я не имела никакого отношения. Могу только рассказать об Андрее, поскольку являюсь его бывшей женой. Мы с подсудимым четыре года состояли в браке и Евдокимов никогда, слышите, никогда, не поднимал на меня руку. Он настоящий мужчина, который не унизит себя избиением женщины. Я просто не могу представить себе такой ситуации. То, что говорит эта девушка, в чем его обвиняет, это все не может быть правдой. Андрей не такой! Он бывает жестким, ужасно бескомпромиссным, но никогда бы не опустился до банального рукоприкладства.

— Наталья Игоревна, если подсудимый такой хороший, объясните суду, по какой причине вы с ним развелись?

Красивая свидетельница потупила глаза и в волнении начала ломать тонкие, как у пианистки, пальчики.

— Андрей очень много времени уделял работе. Наверное, так было нужно, чтобы стать тем, кем он является на данный момент. Я же создавала уют в нашем семейном очаге, располагала свободным временем, ну и кроме того, всегда нравилась мужчинам… — красивая блондинка на секундочку замялась. — Бес попутал, видимо, я изменила Андрею со своим одногруппником, с которым когда-то у нас был роман.

Даже после этих слов лицо обвиняемого осталось бесстрастным. А потерпевшая после признания бывшей жены Евдокимова огорошено подняла на свидетельницу глаза. По бледно-красивому лицу который раз за сегодняшний день пробежала страдальческая гримаса. Быстрый взгляд в сторону подсудимого, который сражу же натолкнулся на ответный прожигающий взгляд темных глаз.

— Андрей застукал меня в постели с любовником, после того как одна из назначенных встреч отменилась. Но даже тогда не поднял руку. Любовника вытолкал голого из квартиры, сам собрал вещи и уехал. Навсегда… — свидетельница протяжно всхлипнула. — Андрей, пожалуйста, прости, прошу тебя, я совершила ужасную ошибку. Когда разрешится это недоразумение, может, мы попробуем начать все сначала?

Подсудимый оторвался от созерцания потерпевшей, посмотрев-таки в сторону бывшей жены. Брови только сильнее нахмурились, губы кисло скривились. Кажется, он остался недовольным мелодраматической речью своей экс-супруги.

— Боюсь, Наталья Игоревна, недоразумение не скоро разрешится, — высказался не по возрасту седовласый прокурор.

* * *

— Я Кравчук Ирина Федоровна. На данный момент безработная. Восемь лет работала в ООО «Новотекс» личным помощником руководителя. В день, когда произошло то, в чем обвиняют Андрей Тимуровича, он был очень воодушевленный, прямо светился, как влюбленный мальчишка. Попросил цветы заказать — двадцать пять белых роз на высоких стеблях. Евдокимов всегда был щедрым со своими женщинами. Даже этой, — свидетельница кивнула в сторону бывшей супруги подозреваемого, — жене, изменившей ему в их же семейной постели, Евдокимов оставил квартиру, а сам почти год жил в съёмной однушке на окраине города, поскольку всё деньги были в обороте компании. Я могу его охарактеризовать исключительно как внимательного и чуткого руководителя, всецело преданного своей работе. Нет, иногда Андрей Тимурович бывал резок, но никогда за все восемь лет работы не опускался до оскорблений, а уж тем более рукоприкладства. В тот день у него действительно была очень серьезная встреча вечером. Он нервничал, поскольку, как я потом поняла, торопился на свидание с так называемой потерпевшей, — свидетельница замолчала, посмотрев уничижительным взглядом на плачущую светловолосую девушку. — Я уверена, Евдокимов не мог совершить то, в чем его обвиняют. Конечно, измена жены повлияла на его отношения с противоположным полом. Андрей Тимурович, он, он больше не влюблялся, не стремился к серьезным отношениям, просто заводил любовниц. Подсудимая, конечно, девочка красивая, но и Евдокимов тоже видный мужчина, он таких мог пачками иметь, купить, если хотите. Зачем нужно было насилие?! Он же не юнец пятнадцатилетний, у которого уровень гормонов зашкаливает. Глупость. А еще Андрей Тимурович очень мало пил.

— Вот, может, в этом и есть камень преткновения, — заговорил прокурор. — Большое количество алкоголя иногда влияет совершенно непредсказуемо на поведение человека. В том числе, может появиться агрессия.

— Да, но зачем ему пить? Для этого должны быть серьезные причины, — возразила свидетельница.

— Большое перенапряжение на работе, постоянный стресс, отказ девушки, алкоголь, и все, человек сорвался. Разве сложно представить такую ситуацию?!

— Если честно, мне сложно. Андрей Тимурович всегда славился умением сдерживать себя.

 

ГЛАВА 9

Боже, скорей бы всё прошло. Мне хотелось тупо уснуть и не просыпаться, пока это кошмарное судилище не закончится. Оно не закончится, Лина, теперь тебе предстоит всегда жить с мыслью, что ты лжесвидетельница. Евдокимов прав, чувство раскаяния будет каждодневно выедать черной тоской мои внутренности. Особенно после всего того, что я узнала о нём. Андрей совсем не богатый зажравшийся придурок, коим мне хотелось его видеть, дабы хоть чуточку успокоить муки совести. Нет, он совсем другой, с нуля создавший такую огромную компанию, отказывающий себе во всем, отдававший все свои силы и способности, чтобы поднять её на ноги. И как удар в спину, измена жены. Его уже однажды предавали, выжигая в душе все самые светлые чувства. Уверена, Андрей очень любил эту элегантную, словно сошедшую с женского журнала, блондинку. Ведь она показалась мне такой красивой, что внутри вопреки всякой логике возникло какое-то неприятное чувство, очень похожее на ревность. Меня, возможно, он мог бы тоже… Меня и нашего ребенка. Нет, не смей об этом думать, Лина. А по хребту пробежался холодок. Я не могу поступить с Андреем так жестоко, не хочу, чтобы в красивых темных глазах навсегда застыло презрение ко мне. Но брат…

Дальнейшие слушания по делу о моем изнасиловании перенесли еще на два дня. Слишком много времени занял опрос свидетелей и предоставление улик, убийственных, которые не давали Андрею ни единого шанса на спасение из устроенной, при моем непосредственном участии, ловушки. Глеб Георгиевич постарался, всё до мелочей продумал.

На выходе из здания суда я столкнулась с пожилой женщиной. Каким красиво благородным иногда бывает возраст. Темные с проседью волосы красиво уложены в прическу, неброский макияж, элегантный наряд, а под стеклами очков в золотистой оправе, умные проницательные глаза, в который застыли тревога и боль. Глаза темные, шоколадные, совсем как у… Боже!

— Девочка, он этого не мог сделать. Я знаю своего сына. Я его воспитала по-другому. Прошу тебя, Ангелина, не бери грех на душу.

Жадно сделала вдох, один, другой, третий. Нет, бесполезно, кислород не поступал в тело — легкие отказывались принимать его. Захрипела, распахивая настежь пальто.

— Он не мог этого сделать, не разрушай его жизнь. Андрей благородный и добрый человек.

Жизнь… Жизнь… Жизнь… Чтобы спасти жизнь одного, мне нужно поломать жизнь другого.

— Отойдите от неё, видите, Лине плохо, — закричала Варька.

В моих глазах метель, а ведь только середина октября. Это мир, в лишенном кислорода сознании, красиво распадался белыми фрагментами. Падаю…

— Лина, Линочка, — бьет меня по щекам подружка, — Лина, пожалуйста, очнись.

Не хочу… Лучше хоть немного побыть в небытии, не чувствуя на своем горле стальные тиски западни, в которой очутилась я, в которую затащила Андрея.

— Дайте быстрее нашатырь.

В ноздри ворвался едкий запах. Дернулась. Опять вернулась тошнота. Сглотнула выделившуюся слюну, прикрыв ладонью рот. Не дай бог, меня вывернет прямо на асфальт, не хочу, чтобы кто-то догадался о моем интересном положении.

— Ну, ты напугала меня, подружка. Скорей бы уже посадили этого козла!

Если бы козла… Может, тогда мне не было так хреново.

По приезде домой Варька хотела остаться со мной, боясь оставлять меня одну. Еле удалось выставить подружку, сославшись на то, что я ужасно устала и намерена пораньше лечь спать. От её причитаний, безоговорочной поддержки и веры моим лживым словам невыносимо хотелось выть. И еще меня постоянно мутило, я все время чувствовала тошноту. А ведь уже второй триместр беременности, и она должна была пройти. Погладила себя по еле заметной выпуклости живота. Этого маленького Андрея я буду очень сильно любить, и баловать, пытаясь тем самым хоть немного искупить вину перед его большим тезкой. Я скоро стану мамой… Я?! И мне нужно отправить отца своего ребенка на плаху. Боже…

«— Лина, больше не могу, схожу с ума. Иногда мне кажется, лучше будет, если они меня прикончат.

— Данька, прошу тебя, держись. Я сделаю всё, чтобы тебя отпустили.

— Прости меня, сестрёнка. Я хотел как лучше, думал вытащить тебя из этого заколдованного круга безденежья».

Как и тогда, после этого разговора, горькие слезы брызнули из глаз, обильно оросив щеки влагой. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, братик, жаль, что ты поздно вспомнил эту прописную истину. И всё… мышеловка захлопнулась, придавив не только маленького мышонка, но и его старшую сестру.

«— Сестренка, в институте уже занятия начались? — в голосе чувствоваласьбрата печаль.

— Тебя пока не отчислили, я всем сказала, что ты работаешь, но к сессии приедешь. Глеб Георгиевич мне даже справку принес.

— Лина, если бы ты знала, как я хочу домой! Как жить хочу!»

Жизнь… Жизнь… Жизнь… Чтобы спасти жизнь одного, мне нужно поломать жизнь другого.

Схватилась в отчаянье за голову. А потом я вдруг почувствовала какое-то слабое шевеление, словно маленькая рыбешка провела внутри живота своим плавником. Ха… ха-ха-ха. Есть еще один человечек, судьбу которого мне тоже предстоит переломать.

«Девочка, он этого не мог сделать. Я знаю своего сына. Я его воспитала по-другому. Прошу тебя, Ангелина, не бери грех на душу».

Возник в голове голос матери Евдокимова, а вслед за ним вспомнились его слова в ту роковую ночь: «Спасибо, мой Ангел!»

А потом еще: «Мне не в чем раскаиваться! Всё, что было между нами тогда, я бы повторил с превеликим удовольствием. А вся дальнейшая инсценировка — дело рук этой милой девушки. Что, Ангел, совесть мучает, поэтому ты постоянно ревешь, словно принцесса Несьмеяна?! Поэтому тебе так трудно дышать?!»

Подбежала к окну, распахнув его на всю ширь. Дыши, дыши, Ангел. Да, Андрей, ты попал в самую точку, мне каждый вдох дается с трудом, потому что чертовски трудно быть мерзавкой. За окном дождь, на глазах слезы, в душе похоронная тоска.

«Спасибо, мой Ангел!»

После тех слов Евдокимов отрубился, чудесный, не оставляющий следов порошок Глеба Георгиевича начал действовать. Я же потихоньку выбралась из-под мужского отяжелевшего тела, а потом долго сидела, смотря на спящего мужчину, и не решаясь позвонить Моргунову, едва касаясь пальчиками, гладила его темные брови, тонкий нос, красивой лепки губы. Старалась навсегда запомнить правильные черты лица моего первого мужчины, который подарил мне такие прекрасные ощущения. Боже, но я не знала тогда, не догадывалась о всей глубине, всем ужасе западни, которую придумал для Евдокимова Глеб Георгиевич.

«Угрожаю. Муки совести съедят поедом её душу».

Рыбка в моем животе снова провела плавником, в кровь расцарапывая сердце и возвращая меня в реальность.

Я не могу… не могу поступить с ним, ними, Андреями так жестоко. Цветы на обоях нашей с братом квартиры от слез, стоящих в глазах, расплывались черными дырами. Такая же дыра в моем постоянно кровоточащем сердце.

«Он не мог этого сделать, не разрушай его жизнь. Андрей благородный и добрый человек».

Что ты делаешь, Лина?! Нельзя же так бесчеловечно? Заметалась по квартире. Надо связаться с Евдокимовым… Да, да, да! Нужно покаяться, признаться, быть может, он защитит меня, нашего ребенка, и придумает, как высвободить брата. С Андреем можно связаться только одним способом — через адвоката. Как бишь его фамилия? Зовут Владислав Алексеевич. А фамилия? Совершенно не помню… ничего удивительного, во время заседания я целиком и полностью была поглощена действием взгляда темных глаз, и все силы уходили на то, чтобы не дать им спалить себя дотла. Варька, ну конечно же, она всё про всех знает.

— Подружка, ты помнишь фамилию адвоката Евдокимова?

— Рязанцев, кажется? А что?

— Нет, ничего, весьма наглый тип.

Интернет стазу же выдал страницу с телефонами адвокатской конторы Рязанцева.

— Вы позвонили в офис Рязанцева Владислава Алексеевича.

Черт, автоответчик. Рассеянно взглянула на часы. Ну конечно, Лина, сейчас ведь восемь часов вечера, народные защитники не работают так поздно.

— Вы можете оставить свое сообщение после звукового сигнала.

Вздрогнула. Противный приглашающий писк ворвался в уши.

Разумеется, никакого сообщения я не стала оставлять, отбросила телефон в сторону и бессильно опустилась прямо на пол в спальне, пальцы дрожали, словно у неврастенички. Что же делать, Лина? Как тебе выбраться из этой смертельной ловушки?!

Жизнь, жизнь, жизнь… Удастся ли мне спасти хоть кого-нибудь.

* * *

— Глеб Георгиевич, Ангелина только что звонила адвокату Евдокимова. К счастью, никого не оказалось в офисе.

— Вот же сучка! Так и знал, что сломается, хорошо хоть на суде не выкинула какой-нибудь фортель. Надо решать кардинально.

— Убрать?!

— Нет, убивать Лину пока нет необходимости. У меня планы на счет её ангелоподобного личика и восхитительного тела. Думаю, она мне может пригодиться, причем неоднократно, — в трубке раздался похабный мужской гогот.

— Что тогда?

— Надо её хорошенько припугнуть, чтобы даже мыслей больше не было рыпаться. Слушай, как действовать дальше.

* * *

«Лина, если бы ты знала, как я хочу домой. Как жить хочу!»

«Линка, бедная моя подружка. Потерпи. Всё забудется, постепенно наладится. Не зря же люди говорят: «время лечит». Всё пройдет. А этого богатого козла посадят. Вот увидишь! Не сможет откупиться, олигарх хренов».

«Он не мог этого сделать. Не разрушай его жизнь. Андрей благородный и добрый человек».

«Спасибо, мой Ангел!»

Звонок в дверь отпугнул голоса в моей голове, они растворились в этом новом шуме, разбежались по своим хозяевам, на время перестав меня мучить. Скорее всего, Варька пожаловала, всё никак не может оставить меня в покое, переживает, не понимает, что я не заслуживаю её заботы. Ничего не заслуживаю! Варька, Варенька, милая моя подруженька.

Однако за дверью стояла совсем не подруга детства, а сосед напротив, толстоватый и неприятный мужик лет сорока.

— Ангелинушка, у тебя сахара не найдется?! Хотел чайку попить, а дома пусто. Так в магазин идти не хочется!

Есть ли у меня сахар? Последнее время вопросы еды волновали моё тело и сознание меньше всего. Но Варька наверняка позаботилась.

— Да, сейчас, дядя Толя, должен где-то быть.

Как только я открыла замок, полотно двери стремительно и агрессивно двинулось в мою сторону. Отлетела в коридор. Сосед не один пожаловал, с ним еще два здоровенных бугая.

— Да что вы дела…

Договорить не смогла, широченная ладонь одного из незваных гостей плотно запечатала рот. По спине пробежал холодок, холодище, я, кажется, догадалась, чьи это ребятишки.

Один из молодчиков выглянул назад в коридор.

— Как там, все чисто?

— Марья Семёновна пошла с собачкой гулять, а в соседней квартире хозяева на курорте. Так что не бойтесь, тащите, — ответил дядя Толя.

— А может, прямо тут, — предложил кто-то из амбалов.

— Нет, к ней подружка часто бегает, потом проблем не оберешься. Кирилл, глянь, на лестнице все чисто?!

Что они задумали?! Неужто Моргунов как-то узнал о моих метаниях. Элементарно, Лина, наверняка вся твоя квартира сверху до низу утыкана жучками. Ну конечно, Глеб Георгиевич несколько раз говорил, что каждый мой шаг под его контролем. А ты не поверила, Лина?! Глупый, глупый Ангел, думающий не головой, а эмоциями.

Меня потащили в сторону двери соседа. Надо немедленно что-то предпринять, но страх сковал тело, я лишь могла мелко подрагивать и жадно вдыхать через ноздри воздух.

«Сестренка, они на моих глазах убили человека. Лина, прошу, тебя сделай всё, что они хотят, или мне каюк!»

Господи, а меня ведь тоже могут… Я больше не нужна Глебу Георгиевичу, более того, мою смерть скорее всего спишут на Евдокимова и значит, тому точно не выбраться из западни Глеба Георгиевича. Лина, делай что-нибудь, ведь мы уже около двери соседа. Со всей силы лягнула ногой державшего меня бугая и попыталась дернуться в сторону. Парень взвыл, но тихонько, помнил, к сожалению, что мы всё ещё находимся в коридоре, а главное, не выпустил из медвежьей хватки своих пальцев. Мамочки, соседская дверь за нами закрылась.

— Вот же с-сука! — получила весьма увесистый тычок кулаком в бок, но мой вскрик боли потонул в широченной ладони.

— Попробуй только пикни, блядина, ершик от туалета в горло затолкаю! Толян, принеси на всякий случай кляп какой-нибудь, нужно заткнуть пасть этой паскуде!

Амбал держал меня все так же крепко, да и липкий страх заморозил руки и ноги. Лучше бы сознание. Потому что оно билось и кричало: «Я не хочу умирать! У меня внутри человечек, ради которого стоит жить и дышать». Впилась зубами в мужскую руку.

Кто-то со всей силы потянул меня за волосы.

— Вот же сучара!

Тяжелый кулак воткнулся прямо в мой животик, согнулась от боли. Зубы в попытке закричать невольно разжались, но ладонь, продолжающая зажимать рот, гасила все возможные крики.

— Это пойдет?!

В комнату вошел сосед дядя Толя с длинным серым шарфом.

Сильные пальцы надавили на скулы, вынуждая разжать челюсть. В рот затолкали какой-то кусок тряпки, а потом еще замотали нижнюю часть лица шарфом.

— Так, а теперь посмотрим, чем девочка может порадовать таких дядечек, как мы.

Наглые руки пошли путешествовать по телу, легли на груди и стали их грубо лапать.

— Красотка, — масляно произнёс сосед. — Уж сколько лет ей любовался, можно я первым буду, по-соседски, так сказать.

Мужские руки со всех сторон начали сдергивать с моего тела одежду. Футболка полетела на пол, за ней следом простой хлопчатобумажный бюстгальтер, спортивные домашние штаны спустили с ног. Касания этих пальцев были по-жабьи противны, и все тело потряхивало от омерзения. Я пыталась отталкивать наглые лапищи, но кто-то сжал мне запястья за спиной, прерывая мои слабые попытки к сопротивлению. Да и как маленькому тщедушному Ангелу справиться с тремя мужиками?! Затем меня перенесли в гостиную, поместили уже почти обнаженную на какой-то обшарпанный диван, стоявший в углу комнаты. Руки высоко над головой зажал один из парней, а сосед липкими, трясущимися от похоти пальцами, раздвинул мои ноги.

— Ой, какая, прямо фотомоделька. Малышка, я сделаю тебе хорошо!

Боже, меня сейчас вырвет, да прямо в этот вонючий шарф, а потом я захлебнусь своей же блевотиной. Скорей бы…

— Костлявая очень, — подал голос, стоявший немного в сторонке, высокий короткостриженый шатен.

А ведь я его видела несколько раз во дворе, наверное, один из приглядывающих за мной ребятишек Моргунова.

— Зато сиськи смотри какие, — сказал парень, удерживающий высоко над головой мои запястья.

Затем он немного переместился, придавив туловищем и ногами мне руки, а мужские пальцы грубо обхватили набухшие за последнее время груди. Сосед уже стащил с моих ног трусики. Не хочу, не могу… Прошу не надо больше грязи! У меня и так все черным-черно в душе. А после этого! Смогу ли я отмыться?! Смогу ли я вообще жить после такого?! Отчаянно, сама не зная зачем, ведь и так понятно, что мне не удастся вырваться, брыкнула ногами, с силой ударив грузного соседа в плечо, так что он даже повалился назад.

— Вот же сука!

Дядя Толя резво подскочил с пола и зарядил кулаком в живот. Больно! Не надо туда, пожалуйста, кричу во весь голос беззвучно я, ведь там у меня с недавних времен поселилась шекотунькая рыбка — мой маленький персональный Андрейка.

Здоровенный детина, которого я встречала во дворе, до этого стоявший в стороне, подошел и прижал мои ноги к дивану. Слезы покатились из глаз.

— Давай действуй! — кивнул он в сторону расстегивающего ширинку соседа. — Оприходуй её хорошенько.

Видимо, он главный среди этих троих.

Ноги раздвинули, одну из них удерживал сегодняшний командир, на другую навалился дядя Толя. Бабушка его всегда недолюбливала. Знала бы бабушка, в какой кошмар превратилась моя жизнь. В промежность начал тыкаться, пытаясь проникнуть, отросток соседа. Тошнит, тошнит, как же меня тошнит. Дыхание с шумом вырывалось из моих ноздрей. Дядя Толя тоже пыхтел, но войти в меня, всю зажимающуюся под грубым натиском, не получалось.

— Сухенькая, — раздался его противный голос — Ничего, сейчас поправим.

Он поплевал сначала себе на руку, потом смочил голову члена, и этот обмазанный его слюнями отросток снова стал пытаться войти в мое тугое лоно.

Больно, отчего-то мне всё равно больно, хоть я уже не девственница. Намного больнее, чем с Евдокимовым. Да, с Андреем было совсем по- другому, наслаждаясь движениями его рук и губ, я даже не миг позабыла о своей подлой роли.

— Узенькая, просто кайф. Сейчас я засажу тебе, соседушка, по самые гланды.

Дядя Толя начал двигаться более интенсивно, мои ноги еще сильнее раздвинули, раскорячили, словно я лягушка, согнули в коленках и приподняли к животу. Я пыталась сопротивляться, только без толку, сильные мужские руки удерживали их все в том же положении. Сосед пыхтел, его лицо покраснело, тело покрылось потом. Противно, тошно, и одна только мысль, скорей бы все это закончилось.

— Запомни, детка, — заговорил короткостриженый шатен, — если будешь вести себя не так, как умные люди велят, из тебя сделают дворовую шлюху, все подряд будут с тобой трахаться. Во все дыры ебать. По одному и группой. А на близлежащих заборах будет красоваться надпись: «Ангелина дает в жопу, обращаться в 107 квартиру».

Сосед от этих грязных слов возбудился еще сильнее, начал с озверением протыкать меня своим здоровенным поганым колом. Внизу живота, да и во всем теле, разрасталась боль.

— Да, — продолжил будничным тоном шатен, — братика твоего тоже будут все трахать, ведь он такой красивый малый. Уверен, найдутся любители и на его зад.

Боже… я попала в лапы настоящих отморозков.

Если бы я могла кричать, то орала бы не переставая, в надежде тем самым выплеснуть свое омерзение от действий этих троих больших мужиков. Неужели для них нет ничего святого?! Ведь у каждого наверняка есть матери, жены, сестры.

— Впрочем, нет, — продолжил командующий парадом молодчик, — еще один неверный шаг и братика твоего закопают где-нибудь в лесочке. Он пополнит печальную статистику пропавших без вести. Подумаешь, одним больше, другим меньше.

Руки говорившего сжали мне горло. Серые холодные глаза с равнодушием, да нет же, с садистским удовольствием, смотрели прямо в мои. Такой человек не знает жалости.

— И только ты, Ангелочек, будешь знать, что его убили, предварительно оттрахав толпой. Убили из-за того, что одна маленькая девочка не слушала старших, а значит, именно ты будешь виновница его смерти.

Боль, кажется, везде… эти слова бьют наотмашь, каждый толчок таранящего лоно члена, доставляет мучения. Мой рот завязан, криков не слышно, но и с кляпом между губ я ору, и этот никому не слышный вопль разрывает мою голову изнутри. Вот оно, настоящее насилие, Лина.

Сосед задергался, кончая, застонал, похрюкивая, как довольный насытившийся хряк и наконец вышел из моей промежности. Только легче не стало, боль внизу живота продолжала схваткообразно вонзаться в тело. И крик в голове нарастал, вместе с ужасающей догадкой — больно мне не только из-за насилия, причина в другом, что-то не так с моим организмом.

— Толян, у тебя член в крови. Видать, Евдокимов плохо её трахал, не до конца женщиной сделал.

Мужики противно загоготали. «Ха-ха-ха!» — смеются насильники, смеется весь мир над моим беззвучным криком. Ха-ха-ха… Вот он, настоящий ад для Ангела.

— Толян, давай поменяемся, теперь я хочу, — заговорил блондинистый бугай, державший мне руки.

Удовлетворённый сосед, лицо которого от беспрестанно льющихся из глаз слез казалось страшно уродливым, переместился, теперь его потные пальцы сдавили мои тонкие запястья. Звук еще одной расстегиваемой молнии неприятно резанул слух. Боже, не надо больше! Но разве мои мысли кто-то слышит?! Разве мои слезы кого-то остановят?! Ворвавшийся в мое лоно член еще одного молодчика вызвал новый виток боли. Завопила, закричала через кляп, вышло только едва слышное мычание. Парень начал остервенело двигаться. Боль, боль, боль, как много в мире боли. Она разрывает внутренности и бежит дальше по всему телу к голове. Моя рыбка, мой Андрейка! Не надо, прошу вас!! Умоляю мычанием я, просяще заглядывая в глаза соседа дяди Толи. Ему все равно, из-за пелены похоти он не видит моей мольбы, а его противные липкие пальцы больно выкручивают соски моих грудей. Комната с выцветшими обоями, в которой меня насилуют, наступает стенами, сжимается до размеров малюсенького спичечного коробка. Смертельная ловушка для Ангела. Знаю, я теряю сознание, потому что невозможно больше терпеть боль, потому что мозг отказывался принимать ужас, творящийся со мной. Прости меня, Андрей, прости меня, Андрейка, и ты, Данька, прости. Надеюсь, я сдохну или сойду с ума… Спичечный коробок захлопнулся. Темнота.

* * *

— Глеб Георгиевич, у нас возникли проблемы.

— Какие?!

— Ангелина отрубилась во время того… ну, в общем, когда мы ее трахали, а еще из её промежности кровь хлещет.

— Может, у неё месячные?

— При месячных не одевают белые трусики, ну и потом, прокладок и прочей лабуды не было.

— Попробуйте привести Лину в чувство. По щечкам побейте, что-нибудь воняющее к носу поднесите.

— По щекам били, все равно не приходит в себя. Я боюсь как бы она того… кони не двинула.

— Пульс прощупывается?

— Да вроде бы…Похоже, что-то гинекологическое.

— Вот же блин! Вы что, не могли поаккуратней дубины свои пихать?!

— Сами же говорили, отодрать как сидорову козу во все щели! А вообще, мы только начали, я даже не успел попользоваться.

— Люди Евдокимова все так же возле подъезда торчат?

— Да. Куда им деться?!

— Ладно, без паники, одевайте Лину, тащите в коридор, возле двери бросьте. А соседу скажи вызвать скорую, дескать, нашел её на лестничной площадке. Врачам, если возникнет необходимость, пусть денег даст, но отвезти Лину нужно во вторую городскую больницу, у меня там врач есть знакомый. Я позвоню, её примут и напишут в истории, как нам нужно.

* * *

Туман. Везде куда ложится мой взгляд, белая густая дымка. Кажется, весь мир состоит из облаков. Забавно. Наверное, я дома, ангелы ведь должны жить среди облаков. А потом вдруг туман расступился. Передо мной появились очертания нашей дачи. Как же я тут очутилась? Ведь бабушка её давным-давно продала, еще в тот год, когда Данил поступил в университет. Тогда было совсем туго с деньгами, тащить двоих студентов одной пожилой женщине, пусть даже профессорше, тяжело. Здесь теперь живут другие люди, которые кардинально переделали наш небольшой уютный домик, превратив его в нечто современное и, как мне кажется, совершенно безобразное. Однако сейчас передо мной находился наш старый милый деревянный домишко. Резные окошки, выкрашенные белой краской, по-прежнему радовали глаз, а в саду созрели вишни, красиво маня своей краснотой — ну-ка съешь меня, дружок. Всё вокруг, как тем летом… когда закончилось мое детство.

«— Бабушка, у нас самый красивый домик!

— Конечно, Линочка, ведь в нашем доме живет Ангел, — отвечала, смеясь, бабушка и все улыбались вокруг: мама, папа, дедушка Митя.

Только Данька недовольно хмурил брови и поправлял бабушку:

— Два ангела.

Бабуля обнимала наши с братом худенькие плечи и целовала в белобрысые головы.

— Конечно, два ангела, внучек. Вы наши ангелочки!»

— Бабушка! — тихонько позвала я.

— Нет, Лина, это я пришла с тобой повидаться.

На деревянном резном крылечке сидела красивая светловолосая женщина.

— М-мама! Мамочка! — бросилась со всех ног к ней.

Она обняла, прислоняя к себе. Как тепло, как хорошо…

— М-мама! — вырвался блаженный стон из моих губ. — Мамочка, я так соскучилась. Мамочка, я уже начала забывать, как ты пахнешь, как греют твои объятья.

Пытаясь надышаться родным запахом, совсем как в детстве, зарылась носом в мамину шею. Маме щекотно, она весело засмеялась переливчатыми колокольчиками и немного отстранила от себя.

— Подожди, Линочка, дай посмотреть на тебя. Ты стала такой красавицей. Красавица и умница, я очень горжусь тобой и Данькой.

А потом мне вспомнилось всё, что случилось за последнее время с нами, холодные мурашки ужаса поползли по коже, моментально стирая блаженную улыбку с моего лица.

— Мам, Данька хотел провернуть какую-то аферу, задолжал бандитам, они явились ко мне, а потом начали требовать совершенно немыслимых вещей. Мамочка, они заставили меня посадить Андрея, они изнасиловали меня!! М-мама! — жалуюсь, как в детстве, я, ведь так сложно держать этот кошмар внутри.

Ласковые руки успокаивающе погладили по голове.

— Мамочка, забери меня с собой, я больше не могу находиться там! Мне очень больно, мама!

— Доченька, ты должна быть сильной, надо выручить Даньку. Линочка, ведь у него никого, кроме тебя, не осталось!

— Мама, я не могу!

Родные руки стали вытирать катящиеся со щек слезы, голубые, как ясное небо, глаза заглянули в мои.

— Сможешь, Лина… сможешь. Ты всегда была сильной девочкой. Даже маленькой никогда не плакала, когда тебе делали прививки или лечили зубки. А помнишь?! Ты упала с забора, и ржавый гвоздь практически полностью воткнулся тебе ногу. Ты очень мужественно себя вела, папа твой плакал, мы все ревели, а ты так рассудительно нас утешала.

— М-мам, у меня не осталось сил, меня словно каждый день пытают такими ржавыми гвоздями, заколачивая их прямиком в сердце.

— Лина, я подарила тебе и Даньке жизнь. Живите, прошу вас! Пообещай мне сделать всё для этого, — ласково шепчет мама.

Слезы полились водопадом из глаз.

— А мы пока за Андрюшкой последим.

Мама вытянула руку, на её ладони спал малюсенький ребенок, совсем крошка, чуть больше яблочка.

— Боже!..

Кто-то противно рассмеялся. И мама с моим сыночком исчезла, растворилась в темноте наша старая дача с таким уютным деревянным домиком. Растаяла вместе с белыми резными окошками и садом, где созрели вишни. Видно больше никогда мне не придётся закатывать в банки вишневый компот.

— Нет, Лина, всего лишь я.

Конечно, я сразу узнала этот жуткий голос.

— Ну же, давай открывай свои чудные глазки, нам надо серьезно поговорить.

Только не этот человек. Я его боюсь и ненавижу до трясучки в каждой своей клеточке. Мама, пожалуйста, забери меня с собой! Хочу подохнуть, хочу назад на облака!

— Сука, открывай глаза! — начал злиться Моргунов. — Мне некогда, я ведь не из-за каждой шлюхи мчусь через полгорода, чтобы её навестить, так что тебе должно быть лестно.

В руку воткнулось что-то острое, а я не ожидала, не смогла притвориться мертвой, не успела умереть по-настоящему. Дернулась, веки сами собой распахнулись.

— Так и знал, что ты уже очнулась! Здравствуй, детка!

Я видела Глеба Георгиевича до этого момента лишь несколько раз, он производил впечатление довольно интересного делового мужчины. Но только на первый взгляд, потом приходило понимание — это не человек, а самый настоящий зверь, не знающих никаких чувств и привязанностей. Чувства для него лишь игрушка — способ манипулирования людьми.

Судя по всему, я находилась в больнице. Всё вокруг сияло стерильностью, а в мою вену была воткнута иголка, через которую в тело поступало какое-то бесцветное лекарство.

— Линочка, где же твои хорошие манеры? Чего не здороваешься, сука?!

Промолчала, я многое чего желаю Глебу Георгиевичу, только вот здоровья в этом перечне нет.

— Ну, не смотри волком, мальчики немного перестарались, — начал ласково Глеб Георгиевич. — Но ты ведь сама виновата. Чего дергалась, паскуда?! Зачем звонила адвокату Евдокимова?! Сказал же, не рыпайся или будет плохо. А ты не поверила, Лина?! Зря… я не болтаю попусту. Вот, тебе подарочек принес, чтобы ты наконец поняла — я всегда говорю серьезно.

На мою грудь легла продолговатая красная коробочка. В таких штучках обычно преподносят женщинам драгоценности. Нет, Глеб Георгиевич не будет дарить мне украшения, дурные предчувствия целым ведром ледяной воды прошлись по телу. Даже пальцем не пошевелила, чтобы посмотреть подарок.

— Ах, ты не можешь открыть одной рукой, слабенькая совсем, — ласково жуткий голос еще сильнее пугал. — Ничего, Ангелинушка, я тебе помогу.

В бархатный коробке на красной атласной обивке лежал отрубленный человеческий палец. Данькин, на нем было надето простенькое серебряное колечко, которое я когда-то подарила брату на удачу.

Дернулась, закричала, точнее, пискнула, иголка капельницы выскочила из вены, а меня скрутило в жестком приступе рвоты. Моргунов отскочил, боясь, что капли содержимого моего желудка попадут на его дорогой костюм.

— А теперь слушай сюда, тварина! Если что-нибудь подобное еще выкинешь, то в зависимости от тяжести твоего проступка, подарки будут увеличиваться. Я могу быть щедрым Линочка, дальше в коробочке может оказаться рука, или глаз, а может, язык. Старайся не злить меня, Лина, терпением я не отличаюсь, могу сразу к сердцу перейти.

Меня опять скрутило в рвоте.

— Ну ладно, девочка, — как же я ненавижу этот псевдоласковый голос, — мне пора идти, надеюсь, ты больше не будешь расстраивать папочку.

Моргунов повернулся, направляясь к двери палаты.

— Нет, подождите! Если я всё сделаю, как вы хотите, вы, правда, отпустите Даньку?

— Ты плохо слушаешь, Лина, или соображаешь худо, я слов на ветер не бросаю. Сказал, отпущу, значит отпущу. Только от тебя зависит, будет ли твой братик жить долго и счастливо.

Разве можно после всего этого счастливо?

Моргунов опять направился к выходу, на пороге обернулся.

— Да, Лина, твое решение не говорить мне о своей беременности было очень плохим. Я думал, ты взрослая девочка и умеешь предохраняться. Хорошо, что ублюдок Евдокимова сам решил покинуть твое нутро, точнее, ему немного помогли мои ребятишки.

Как же больно! Этот мир для меня целиком и полностью состоит из ржавых гвоздей, которые до самой шляпки постоянно втыкаются в мое тело.

 

ГЛАВА 10

Какого-то лешего перенесли разбирательство дела. Надеюсь, адвокат прояснит ситуацию и порадует хорошими новостями. От плохих известий голова уже раскалывалась, и невыносимо хотелось выть, потому что складывалось предельно ясно понимание — крышка гроба над моей прежней жизнью совсем скоро захлопнется. И амба, некогда успешный бизнесмен Евдокимов Андрей Тимурович теперь уголовник с клеймом насильника невинных девственниц.

— Владислав Алексеевич, что происходит, по какой причине перенесли суд?

— Вечером, после слушанья, Ангелину увезла скорая.

Вот так новость. Поплохело сучке. Только вот муки совести, которые я ей предрек, вряд ли могли быть причиной.

— Что произошло?!

— Пока непонятно, во второй городской больнице, куда увезли Нестерову, не дают каких-либо комментариев по поводу данной пациентки. Не удалось даже узнать, в каком отделении она проходит лечение. Наверное, распоряжение сверху.

— С какого верху?

— Прокурор, скорее всего, распорядился. Но я попробую выяснить, в чем дело.

— Интересно, что же с Анге… линой?

— Трудно сказать, по информации людей, которые вели за Нестеровой наблюдение, вынесли её на носилках, была она бледной и без сознания.

Ангел, что с тобой?! А впрочем, надеюсь тебе действительно худо, очень худо. Хочу, чтобы ты хоть на миг ощутила, что такое побывать в аду.

— Какого черта все-таки могло случится?! Она молодая, здоровая девка!

— Я постараюсь выяcнить.

— А другие новости есть?

— Увы.

А вот это уже плохо, даже хреново.

— Владислав Алексеевич, мне кажется странным, что её брат не приехал на слушание по делу сестры, что он вообще за всё это время ни разу не приехал.

— Данил Нестеров по-прежнему трудится в другом городе, надо же кому-то деньги зарабатывать.

— Да, — согласно кивнул я, — но все равно непонятно, любящий братик и тут такое невнимание, может, на всякий случай съездить к нему, поговорить.

Мой защитник кисло скривился.

— Если честно, не вижу в этом никакой необходимости.

— Не видите! — взревел я. — А вдруг именно он, сучонок, устроил эту клоунаду с изнасилованием?!

— Мне кажется, Андрей Тимурович, у вас мания преследования. Что мог организовать двадцатилетний молодой парнишка, который с вами никогда не был знаком? Даже если предположить подобное, то причиной могли быть только деньги, и значит, Ангелина согласилась бы на ваше первое предложение, уладить полюбовно, за круглую сумму, все имеющиеся разногласия. А Нестерова вообще не выдвинула финансовых претензий. Сами подумайте, какой интерес ему вас сажать?!

Да, черт возьми, адвокат, конечно же, прав, за этим делом не может стоять какой-то сопливый сосунок, уж очень все продумано.

— Но кто тогда?

— Вам лучше знать ваших врагов.

— В том то и дело, не знаю я никаких явных врагов! Есть, конечно, парочка человек, которые бы хотели меня потопить, но потопить в финансовом смысле, а этот жестокий розыгрыш скорее похож на сведение личных счетов.

— Мы проверяли ваших конкурентов на возможную связь с Нестеровой, пусто, никаких зацепок не нашли.

— Какой-то кошмар, — прошептал с безнадежностью я. — Владислав Алексеевич, скажите честно, у нас есть шансы выиграть это дело?

Адвокат отвел глаза. Млять, он отвел глаза, который раз в отчаянье схватился за голову.

— Мы, конечно, показали суду, что Ангелина отнюдь не такая невинная и наивная девочка, которой видится на первый взгляд, да и характеристики вам дали вполне положительные, но боюсь, этого мало. Уж очень убедительны улики: ваша сперма, её гематомы, разбитые костяшки рук, бутылка бренди, да обнаруженный в крови алкоголь, и никаких посторонних пальчиков в квартире. Срок будет меньше при чистосердечном признании. Так что думайте, Андрей Тимурович.

— Хрен им, хрен этой белобрысой сучке! Чтобы я признался в изнасиловании!! Не дождутся твари!

* * *

— Встать, суд идет!

Поднялся со стула в решетчатой комнате для обвиняемых. Держат, словно какую-то опасную бесноватую зверюгу. Ангел тоже встала. Бледная-бледная, словно кукла из серии монтстер хайд, в которые так любит играться моя любимая племянница. Что, черт возьми, такое?! В отличие от кукол у потерпевшей совсем не наблюдалось кокетства, ах, какая я ужасная, но это так экстравагантно прекрасно, на лице Ангелины мне читалась обреченная усталость. Какого хрена?! Будто это её сейчас судят и она заранее согласна со всеми выводами суда. Снова нестерпимо захотелось хоть на секунду залезть в эту светловолосую головку, понять, что за мысли там роятся, узнать наконец-то, сколько денег она получила за такую восхитительную игру.

— Слово предоставляется представителю государственного обвинения советнику юстиции Гриценко Федору Александровичу.

Седовласый прокурор встал.

— Сложно судить, почему подсудимый, этот в целом положительный человек, повел себя так по-зверски, возможно, тому виной были: алкоголь, перенапряжение на работе или неурядицы в личной жизни. Сейчас Владислав Алексеевич будет говорить нам о провокации со стороны потерпевшей, но давайте будем разделять, естественное желание женщины нравиться противоположному полу с её согласием на секс. На мой взгляд, предварительное следствие собрало достаточно безоговорочных улик, убедительно доказывающих вину подсудимого. Это и биологические следы подсудимого, обнаруженные после медицинского освидетельствования потерпевшей, и главное, оставленные руками обвиняемого многочисленные гематомы на теле Нестеровой, которые говорят нам о том, что сексуальный контакт был следствием жестокого насилия и принуждения, а не добровольной воли сторон. Все попытки моего оппонента, говорящего об инсценировке со стороны потерпевшей, на мой взгляд, не выдерживают никакой критики. Сложно поверить в то, что эта худенькая девочка сама себя избила руками обвиняемого. Кроме того, в подкрепление своих слов сторона защиты не предоставила абсолютно никаких доказательств присутствия других лиц в квартире Евдокимова: нет отпечатков пальцев, нет свидетелей.

На мой взгляд, очень печально, что обвиняемый вместо покаяния перед потерпевшей пытается оперировать такими неубедительными отговорками. Только представьте, какую психологическую травму перенесла эта хрупкая девушка в свой первый сексуальный контакт с мужчиной, а ведь у неё и так жизнь была не сахар, сплошные потери в жизни.

В связи с вышеизложенным, опираясь на имеющиеся в суде улики, а также учитывая то, что подсудимый не раскаялся в содеянном, прошу признать Евдокимова Андрея Тимуровича виновным во вменяемых ему преступлениях, и на основании части 1 статьи 131 уголовного кодекса Российской Федерации назначить ему наказание шесть лет лишения свободы, а согласно части 1 статьи 112, за умышленное причинение вреда здоровью потерпевшей, — два года лишения свободы. Путем частичного сложения наказаний установить общий срок в виде семи лет лишения свободы.

Семь лет тюрьмы, не слишком ли большая цена за одну ночь с прекрасным ангелом?! Опять вонзился взглядом в блондинистую голову. Но Лина больше не поднимала своих глаз, даже не дрожала и не плакала, как на предыдущем заседании, сидела, словно живой прекрасный мертвец, кажется, совершенно безразличная ко всему, что происходило вокруг. Ну же, Ангел, подними на меня свои глаза, я хочу увидеть в них хоть какие-то чувства, пусть совсем малюсенький, отблеск сожаления.

Нет!!

— Слово предоставляется адвокату подсудимого Рязанцеву Владиславу Алексеевичу.

— Извините, мне нужно поговорить с моим подзащитным. Всего минутку.

Что такое? Я видел, как адвокату во время речи прокурора передали записку. Неужто есть что-то серьезное, какая-то зацепка… Не надейся преждевременно, Андрей.

— Андрей Тимурович, я только что узнал, почему Нестерова была в больнице, — приблизившись к моей клетке, зашептал тихонько адвокат.

— Иии?!

— Кровотечение после аборта.

— Какого хрена!? — не смог сдержать своих эмоций я.

— Надо быстро определиться, использовать данный факт в суде или умолчать?

Что-то ломалось в моей голове, словно ледоход пошел по реке. Скажите, пожалуйста, зачем Ангелу беременность?! Среди холодных глыб льда я не находил ответа на этот вопрос. Разве что сначала меня хотели использовать в другой роли?! Ну, подними на меня свои лазоревые глазки, сучка! Быть может, хоть на невербальном уровне удастся понять, какого лешего происходит!

— Мне кажется, — опять заговорил адвокат. — Эти сведения наоборот сыграют на руку стороне обвинения, доказывая её наивность и отсутствие плохих намерений.

— Да, вы правы, Владислав Алексеевич, раз прокурор с её адвокатом молчат, мы тоже болтать не будем.

Сейчас промолчим… но когда-нибудь я обязательно спрошу: «Ангел, зачем ты убила нашего ребенка?!»

— Мне кажется, совершенно очевидным является факт, — начал свою речь Владислав Алексеевич, — что потерпевшая, идя на встречу с моим подзащитным, дожидаясь его под дождём во дворе дома, прекрасно понимала, во всяком случае, догадывалась, о сексуальном интересе со стороны Андрея Тимуровича к своей персоне. Давайте не будем преувеличивать степень её наивности, пусть девственница, но совершеннолетняя и не слепоглухонемая, в конце концов. А значит, сразу же возникает множество вопросов. Почему допустим, потерпевшая в качестве предлога для встречи указывает разговоры о работе?! Куда честнее было бы признать, что она отправилась на свидание с Евдокимовым в надежде через постель решить свои материальные трудности.

У Ангела удивительно отстраненное лицо и немигающий взгляд. Интересно, она хоть чуточку живая?!

— Уже одна ложь со стороны потерпевшей. Ну, и конечно, её супероткровенный танец, который она словно специально исполняла для моего подзащитного, указывает на то, что Ангелина Нестерова сознательно стремилась вызвать в моем подзащитном сексуальный интерес.

Далее, мне кажется странным тот факт, что человек до этого мало пивший, зачем-то сразу лихо всосал в себя почти целую бутылку бренди.

Надо же, моргнула, но в мою сторону не посмотрела. Маленькая бессердечная гадина… которая, не раздумывая, расправилась не только со мной, но и с крохотным, беззащитным малышом.

— Для такого непонятного акта пьянства нужна серьезная причина. У Андрея Тимуровича её попросту не было! Да и зачем такому успешному богатому человеку прибегать к насилию? В конце концов, есть специальные агентства, которые мигом предоставят любую девушку.

Нет, другая девушка мне не нужна, сейчас я помешан на белокуром Ангеле, устроившем мой персональный ад. Теперь я не успокоюсь, пока с ней не поквитаюсь… не пойму, не разгадаю, зачем, за что она заманила меня в этот тюремный капкан.

— Кроме того, свидетели дали четко понять, что ранее Андрей Тимурович никогда не прибегал к насилию. Это совершенно не в его характере. Вы верите в такую стремительную деградацию личности?! Я вот как-то не очень.

— Однако костяшки рук вашего подопечного разбиты, — напомнил прокурор, — и никаких убедительных свидетельств того, что они были повреждены до третьего июля 2011 года, суду представлено не было. Наличие алкоголя в крови тоже доказанный факт.

Что пустые слова моего адвоката… против таких явных, но совершенно непонятно, откуда взявшихся, улик.

— Мне кажется, — продолжил Владислав Алексеевич, словно не слыша седовласого прокурора, — целое скопище таких нелепиц из необъяснимого поведения сторон дела, не позволяют сделать однозначный вывод о вине моего подзащитного. А поскольку все сомнения принято считать в пользу подсудимого, прошу суд моего подзащитного в предъявленных обвинениях оправдать и освободить Евдокимова Андрея Тимуровича из-под стражи прямо в зале суда.

Ага, хрен меня кто отпустит…

— У вас все, Владислав Алексеевич? — уточнила судья.

— Практически. Если суд сочтет Андрея Тимуровича виновным, прошу учесть, что мой подзащитный ранее не привлекался к уголовной ответственности, а также характеризуется положительно, и назначить ему минимально возможный срок наказания.

— Подсудимому Евдокимову Андрею Тимуровичу предоставляется последнее слово.

Медленно встал со стула. Ангел, сука, смотри на меня, я хочу видеть твои прелестные глазки, ведь все слова, которые я сейчас скажу, будут только для тебя, ну и тех людей, которым ты, как марионетка, послушна.

— Раскаиваться мне не в чем. Поскольку, как говорил на прошлом заседании прокурор, я действительно не пил, не бил и не насиловал. Только без всякой иронии. Кроме того, продолжаю настаивать, что имела место быть хорошо продуманная инсценировка, с целью засадить меня надолго в тюрьму. И эта милая, а сегодня бледная как поганка, девушка — лишь искусная лгунья и притворщица. Уверен, за хрупкой женской спиной стоят другие люди, которые ей неплохо заплатили за сегодняшний спектакль.

Никакой реакции на мои слова со стороны так называемой потерпевшей не последовало, обреченное равнодушие, будто Лину кто-то заморозил, словно она чертов робот. Знать бы только, где пульт от этой красивой игрушки?!

А вот зал возмущенно загудел. Разве можно так говорить об отличнице, красавице и умнице, об этом ангеле земном. Да, у Лины большая группа поддержки. Но я-то знаю, что этот посланец неба, весь прогнивший изнутри, — только красивая оболочка и черная-черная душа, вычистившая со своего тела любое упоминание обо мне. А у нас могли быть красивые дети, Лина! Очень красивые.

— А ты, Ангел, не думай, что можно безнаказанно губить жизни других, ни в чем не повинных, людей! Зло, которое ты причинила, особенно той маленькой душе, вернется к тебе бумерангом.

Лина наконец-то посмотрела мне в глаза, на красивом бледном лице ничем не скрываемое изумление. Приятно сознавать, что это чертова кукла хоть что-то да чувствует. Подскочила со своего стула, побледнела, хотя куда уж больше, и начала красиво падать.

Муки совести её мучают… Еще как. Надеюсь, до моего возвращения полностью не замучают. Поскольку мне очень нужно узнать имя заказчика всего этого мракобесия.

— Подсудимый, перестаньте угрожать потерпевшей! Это возмутительно!! — запричитала судья, а все вокруг забегали, пытаясь привести в чувство упавшую в обморок ангелоподобную лживую блондинку.

Скривился. Надо было сдержаться… Этот выпад, скорее всего, квалифицируют не в мою пользу. Но осознавать, что она мучается, приятно, чертовки приятно. Ангел, ты превратила меня в садиста. То ли еще будет, Лина… то ли еще будет.

— Суд удаляется для вынесения приговора.

* * *

— Именем Российской Федерации суд постановил: признать Евдокимова Андрея Тимуровича виновным, — что-то внутри ухнуло вниз, это надежда разоралась отчаяньем в душе, ведь я до последнего верил, что этот кошмар закончится, — в совершении преступления согласно части 1 статьи 131 Уголовного кодекса Российской Федерации и назначить ему наказание в виде пяти лет лишения свободы, а также — в совершении преступления согласно части 1 статьи 112 и назначить ему наказание в виде одного года и шести месяцев лишения свободы. Путем частичного сложения сроков окончательное наказание установить в виде шести лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима.

Сурово, ничего не скажешь, не зря женщина-судья смотрела на меня таким недобрым взглядом. Мама громко всхлипнула, царапая до крови мое забившееся от горечи сердце. По родным щекам покатились слезы. Все, амба, Андрей… Гроб захлопнулся! А эта белокурая сука даже не подарила последний взгляд замурованному заживо.

 

Часть II

ГЛАВА 11

Стены моего нового дома своей серостью, казенностью, колючей проволокой и решетками на окнах вызвали уныние. Да нет, слабовато определение, Андрей, они вызывали смертную тоску. Спасибо тебе, Ангел, за мой новый дом. Сколько претензий накопилось к этому райскому созданию.

Вот и камера. В небольшом помещении сидело семь мужиков, по виду сплошное быдло, с которым мне редко приходилось сталкиваться в своей прошлой, деловой и сытой жизни. Я, значит, восьмой.

— День добрый.

— Здорово, здорово, коль не шутишь, — высказался кто-то из сокамерников.

Только одна кровать, точнее нары, не были застелены, положил туда свои вещи. Возле параши, конечно же, кто бы сомневался.

— Меня Андрей зовут!

В комнате повисло молчание. Все глянули на мужика лет пятидесяти — высокого, крепкого, полностью бритого. Этот, кажется, тут главный — пахан, или авторитет, как их там называют.

— По какой статье загремел? — задал бритоголовый мужик вопрос.

Замялся на минутку. Только скрывать бесполезно, на зоне говорят, вести быстро распространяются, потом узнают, будет намного хуже.

— 131, часть 1.

— Плохая статья, — гаденько, сквозь зубы, протянул главный.

На лице бритоголового появилось омерзение.

— Я его вспомнил, про него газеты много писали, это бизнесмен богатенький, снасильничал над девочкой, целку ей порвал. Телок ему мало, видимо, девственницы захотелось, — заговорил какой-то парень лет двадцати пяти, высокий и худой, как каланча.

Понятное дело, что слов приветствия мне никто больше не произнес.

Плохо, Андрей, даже хреново… Петушатником не дам себя сделать! Лучше уж сдохнуть!!

Но в целом мой первый день в тюрьме прошел спокойно. Конечно, насильники неприкасаемые, с ними даже здороваться впадлу.

Внимание, Андрей, внимание, самое поганое обычно случается ночью. Если вдруг что, бить надо главного. Закон стаи — вышибешь вожака, у остальных наступит дезориентация. У меня хорошая физическая подготовка, два раза в неделю старался ходить в спортзал, но, как ни крути, с семью мужиками не справлюсь, чай, не Илья Муромец.

Черт, глаза слипаются, я так мало спал всё это время.

Ко мне пришла Ангел. В белом ажурном платье она кружилась безумно красивой снежинкой по моей шикарной квартире и лукаво манила пальчиком.

— Здравствуй, Андрей, я так по тебе соскучилась!

— Да, милая, я тоже скучал!

Девушка улыбнулась ласковой чарующей улыбкой самой прекрасной в мире женщины. Тонкие пальчики легли на плечи, потом, ласково теребя, зарылись в мои волосы. Застонал голодным зверем и подтянул её поближе к себе. Впечатался ртом прямиком в пухлые, обещающие райское блаженство, губки. Она ответила, жадно раздвигая губы, втягивая в ноздри мой запах, словно пытаясь надышаться, словно во мне её кислород.

— Андрюша, мне так плохо без тебя!

Сладкая ложь, в которую хотелось верить. Подхватил Ангела под мышки и понес на огромную кровать в спальне. Медленно стащил белое кружевное платье с идеального женского тела. Ее обнаженность казалась одновременно развратной и невинной, а еще просто убийственно эротичной. Не знаю, кто она — Ангел или Дьявол?! А самое главное, мне абсолютно плевать. Плевать, даже если потом она отведет меня на эшафот. Нетерпеливо раздвинул стройные ноги. Черт, до чего же пизда красивая! Почти благоговейно провел по влажным складкам, легонько их раздвигая и проникая внутрь. Густые капли ангельского сока заскользили на подушечках моих пальцев.

— Андрей, пожалуйста, прошу тебя, — умоляет прекрасная текущая блондинка, разбрасывая в сторону ноги и приглашающе двигая тазом.

Внутри разрастается торжество, я смог пленить Ангела, теперь она вечно будет со мной.

Лег сверху красивого, отливающего дорогим фарфором тела. Её кожа пахла эдемскими цветами, а вкус немного солоноватый, как у самого запретного греха. Руки, ноги, всего меня потряхивает от желания обладать этим прекрасным созданием. Рая, Ада? Неважно. Главное, чтобы она была моей. Теперь раздвинул влажные складки своей напрягшейся плотью, а потом одним мощным ударом проник в жаркую женскую глубину. Подрагивающие влажные стенки горячими тисками удовольствия обхватили гудящий напряжением член. Боже мой, как хорошо! Мы застонали, закричали в унисон, дуэтом. Ангел обхватила меня ногами, руками, губами… и… и начала душить.

Пытаясь освободиться, дернулся. Послышался мужской гогот. На моем лице подушка, которую плотно держали несколько пар мужских рук.

— Что, дружок, взломал мохнатый сейф и думаешь, тебе за это ничего не будет! — заговорил, кажется, пахан. — А у меня доченька на воле, лет двадцати, как представлю, что её какой-нибудь богатый урод будет мутузить а потом трахать, так дурно становится.

Тут же в бок впечатался чей-то кулак, затем еще с другой стороны, да прямиком в живот. Больно! Нечем дышать!! Я сейчас задохнусь под этой вонючей, словно кирпичами набитой, подушкой. Слава богу, её отбросили в сторону, жадно вдохнул воздух и тут же со всего размаха получил кулаком в челюсть. Угораздило меня именно в эту камеру попасть. Хотя доченька на воле, скорее всего, лишь повод прикопаться. Опять боль, опять кулаки, врезающиеся в тело. Сука… Боль я готов терпеть, только быть опущенным не смогу. Обмяк, показывая тем самым, что у меня нет сил им сопротивляться. Удары продолжали сыпать. А потом резко напрягся, сделав рывок вперед. Мне удалось вырваться, удалось сбросить с себя троих мужиков. Звериный рык раздался из моего горла:

— Я никого не насиловал!!

— Ага, блядина, рассказывай!

Кулаки летали в воздухе, но я уже был на пути к пахану. Размахнулся и со всей силы врезал по жирной лысой морде. Бритоголовый пошатнулся, но не упал. А меня тут же схватили за руки, параллельно молотя почём ни попадя. Кто-то ударил ногой прямиком по яйцам, скрутился, захрипел, через рвущийся из горла вой, жадно глотнул воздух. Сука, сука, сука! Вот он — настоящий ад от Ангела!

— Ах ты, паскуда! Совсем оборзел мальчик. Это тебе не девок бить и насиловать.

Кулак бритоголового со всей силы обрушились на мою скулу, ломая зубы, да и челюсть тоже. От боли потемнело в глазах, изо рта хлынула кровища. Только никого это не остановило. Через секунду снова получил болезненный удар в грудную клетку. Дыхание сперло, умение дышать позабылось в потоках боли. Тело обмякло, но державшие меня руки сокамерников не дали упасть. Комната завертелась чертовым колесом перед глазами. Млять, я сейчас потеряю сознание!..

— Что здесь приходит?!

Руки заключенных сразу же отпустили меня, и я, хрипя, словно умирающий, бухнулся на бетонный пол, существенно припечатавшись о него сломанной челюстью.

Ангел, опять чарующе улыбаясь, манила меня пальчиком.

— Андрей, иди ко мне, хороший мой!

Я… я приду, обязательно приду. И тогда даже чертям станет тошно, а не только такому райскому созданию, как ты, мой жестокосердный ангел! Ради тебя, красавица, я на время сброшу всю эту джентльменскую шелуху «никогда не бить женщин». Ради тебя, небесное создание, я сам стану чертом! Если, конечно, выживу…

* * *

— Евгений Дмитриевич, тут на одного заключенного директива пришла о переводе.

— Кто такой этот Евдокимов? Случайно не его Дьяк с сокамерниками оприходовали?

— Он самый.

— Плохо, хотел же насчет него распорядиться, чтобы поспокойнее камеру подобрали. А вы тоже! Совсем с головой не дружите, нашли, куда насильника сунуть.

— Там место свободное было, да и проучить, это ж обычное дело…

— Обычное дело, обычное дело! — сердито передразнил своего подчиненного Евгений Дмитриевич. — Вдруг подохнет, тогда нас с тобой учить будут! Не простой он оказался, раз переводят в красную колонию. Как, кстати, его состояние? Жить будет?!

— Пока не пришел в себя. Дьяк рассвирепел из-за того, что ему сопротивляются. Хорошо хоть дежурный решил вмешаться, оприходовать его по-настоящему не успели еще. Побили, конечно, крепко, но не опустили, как это бывает в таких случаях. Кстати, к Евдокимову мать приехала, написала заявление о свидании.

— Вот черт! Мамаши нам только не хватало. Ты скажи там в медчасти, пусть постараются, вытащат его. А маме придётся отказать, скажешь, не положено свидание. А то поднимет еще вой, пусть лучше сразу в новую колонию едет.

* * *

— Привет, Андрей! — певуче пропели соблазнительные женские губы.

На кровать рядом со мной прилегла красивая голубоглазая блондинка. Мой персональный ангел… Нет, не забывайся, Андрей, всего лишь бессердечный демон в прекрасной оболочке.

От неё исходил свет — яркий, притягательный, согревающий. Возникло желание прижать девушку к себе, гладить светящуюся кожу, целовать пухлые губы. Черт, нет…

— Уходи, Ангел, скройся от меня, пока не поздно… Ибо потом я тебя найду, обязательно найду, и тогда не жди милосердия.

— Нет, Андрюша, не прогоняй меня, — жалостливо шепчет прекрасное создание.

Как же нестерпимо захотелось ей поверить, как же нестерпимо захотелось её обнять. Нет. Схватил и с рыком, со всей силы, подбросил вверх. Ангелы должны летать, парить в облаках. Она рассыпается, распыляется в воздухе, на десятки таких же прекрасных ангелочков, каждый из которых почему-то заключен в рамку. Фотоподборка от ведьмы Ангелины — пусть мой образ навечно засядет у тебя в печенках.

— Больной, вы меня слышите?!

— Слышу, Ангел.

Кто-то засмеялся.

— Нет, на небеса рановато собрался, тебе еще срок мотать.

Ангелы в квадратиках стали исчезать, лопаться в воздухе, словно мыльные пузыри. Всего лишь обычный подвесной потолок и никаких заключенных в рамки райско-прекрасных созданий. Огляделся. Судя по всему, я находился в больнице, поскольку окружал меня обычный унылый медицинский пейзаж: стены, выкрашенные до середины светло-голубой эмалью, железные кровати, застеленные проштампованным застиранным бельем. Полноватый мужик лет сорока проверял лекарство в капельнице, которая была воткнута в мою вену. Вся нижняя часть лица пылала болью.

— Скоро подлечим, и будешь опять как новенький, — обрадовал меня то ли доктор, то ли санитар.

Новенький… Смешно. Наверно, непроизвольно усмехнулся. О, черт, боль усилилась. Попытался сказать и понял, рот стягивают какие-то железяки, не позволяющие говорить. Что за чертово БДСМ?! Неужто я, в самом деле, угодил в ад?!

— Тебе, браток, нельзя пока разговаривать, челюсть в нескольких местах сломана, это очень серьезная травма. Так что ещё долго придётся в больничке прохлаждаться, восстановление потребует времени.

* * *

Через полтора месяца

— Боже, Андрюша, что они с тобой сделали за это время! — с родных темных глаз побежали слезы, чертя влажные дорожки боли по покрытым небольшими морщинками щекам. — Скелет да кожа.

Конечно, я похудел за малым на пятнадцать килограмм, ведь пришлось больше месяца сосать пищу из трубочки, точнее, жидкую перемолотую бурду, которая совсем не отличалась калорийностью. Нектар от моего прекрасного Ангела.

— Мамочка, перестань, — обнял самого близкого человека за плечи, прислоняя к себе. — Со мной всё уже в порядке, поправляюсь потихоньку. Скоро наберусь сил, стану толстым, как твой любимый кот.

— Андрей, Андрюшечка, хороший мой мальчик, — продолжала ласково шептать мама.

Родные руки гладили мои щеки, плечи и уже кое-где начинающие седеть волосы. Тоже мне, мальчика нашла. Но от этих ласковых, наполненных любовью и теплом движений, в самом деле захотелось реветь маленьким незаслуженно обиженным парнишкой, в надежде, как в детстве, получить облегчение. Мама поцелует и все пройдет… Хрен там! Детство уже давно закончилось. Ну же, Андрей, возьми себя в руки, нельзя расстраивать её ещё сильнее.

— Мам, а ты мне привезла своих фирменных пирожков? — излишне бодро, даже весело, произнес я.

— Конечно, Андрей, целый тазик, всей семьей лепили.

Родительница засуетилась, доставая угощение.

— С капустой, печенкой и яблоками.

Помнится, раньше, я на неё постоянно ругался за эти самые пирожки, поскольку пытался вести здоровый образ жизни, да и не принято было в кругах, где я последнее время вращался, есть такую слишком домашнюю, слишком русскую пищу. Сейчас же, зажмурив глаза от удовольствия, засунул почти полностью пирожок себе в рот. Материнская еда самая вкусная, никакие дорогие изысканные блюда лучших ресторанов мира с ней не могут сравниться. Опять нестерпимо захотелось реветь и я потянулся за вторым пирожком, как нашкодивший щенок, пряча от матери глаза. А она продолжала меня гладить, руки, плечи, жующие щеки и смотрела, словно не может мной налюбоваться.

Я съел, наверно, десяток пирожков, причем не разбирая. После капусты яблоки, затем печенку, и снова яблоки.

— Кушай, кушай, сыночек, — продолжала ласково шептать мама.

— Мамуль, ну хватит. Расскажи лучше, как вы живете? Татьяна с Виктором тебе не обижают?

— Нет, Андрей, что ты.

— Хорошо, а то выйду, да задам сестренке и её муженьку трепку.

— Андрюшенька, представляешь, Машенька уже научилась читать и пытается писать.

Мама полезла в свою дамскую сумочку.

— Посмотри, она тебе письмо написала.

На обычном тетрадном листе было выведено неровными печатными буквами: «Дядя Адрей, я тебя жду. Призжаибыстрее. И куклу привези». Слова скакали, многие написаны слитно, а некоторые буквы развернуты в другую сторону или вовсе пропущены. Сглотнул подступивший к горлу ком. Черт, я еще лет шесть не смогу привезти любимой племяннице игрушку.

— Что вы ей сказали? Где я?

— Уехал в зарубежную командировку, — в голосе мамы слышалась грусть.

Да уж, в хорошую командировочку отправила меня прекрасная голубоглазая блондинка. Ангел, Ангел, счет к тебе растёт в геометрической прогрессии.

— Мам, ты много заплатила, чтобы меня перевели сюда?

— Нет, Андрей, так, пустяки. Главное, чтобы всё хорошо было.

Млять, ни хрена не пустяки, потому что мама, до этого вопроса постоянно смотревшая в моё лицо, отвела глаза. И хорошо мне будет, только когда я найду Ангела, да вытрясу из прекрасного тела признание, зачем она устроила эту западню с насилием и кто её на это надоумил.

— Мама, сколько ты отдала денег?! — произнес настойчивее я.

— Андрей, да ну их, те деньги.

— Мама?! — теперь в моем голосе звенел металл.

Что-что, а командные нотки мне всегда удавались.

— Полтора миллиона. Владислав Алексеевич нашел человека, который помог осуществить твой перевод.

— Сдается мне, Владислав Алексеевич ободрал вас как липку, ничего серьезного не сделав. Лучше бы он помог с помощью этих денег повлиять на судью, что-то мне слабо верится в неподкупность нашей судебной системы.

— Андрей, он говорит, сделал всё возможное.

Да, говорит, только я не уверен, правда ли это. Владислав Алексеевич скользкий тип.

— Ну, а как вы живете, средств хватает?

— Да все прекрасно! — произнесла мама и даже улыбнулась.

Излишне быстро, на мой взгляд, да и улыбочка, появившаяся именно после этого вопроса, выглядела подозрительно. Чёрт, тут что-то не так.

— Мама, сколько удалось выручить от продажи принадлежащих мне акций?

— Достаточно, сынок, нам хватает.

— Сколько?

— Я там фруктов привезла, меда и конфет! Скушай ещё чего-нибудь.

— Мам, не уходи от вопроса! — опять включил командный голос.

Наконец, она глянула на меня и слёзы снова покатились по родным щекам.

— Андрей, без тебя компания «Новотекс» ничего из себя не представляет. Лихолетов шут гороховый, а не генеральный директор. Я приезжала сразу после того, как тебя этапировали в колонию, хотела посоветоваться, но в свидании отказали. Акции совсем упали в цене, пришлось продать их по дешёвке. Может, конечно, надо было подождать, но я, если честно, побоялась, что потом за них вообще ничего не выручишь.

— Понятно, чего-то подобного я и ожидал.

Весь мой налаженный, казалось бы, бизнес, над созданием которого я трудился почти десять лет, постоянно пропадая на работе, вкладывая в его развитие все свободные деньги, рухнул, словно колосс на глиняных ногах. Сотни заказов, сотни проектов без меня никому оказались не нужны. Лихолетов, скорее всего, выжмет по максимуму в своей карман, а потом просто бросит людей, которые работают в компании «Новотекс», на произвол судьбы.

— Всё же, мама, сколько?!

— Два с половиной миллиона.

— Твою ж мать!!

И со всей силы кулаком по стене домика для свиданий. Больно. Причем не только руке, разъедающая боль в душе. Два с половиной миллиона, за мои пятьдесят пять процентов акций? Как такое возможно?! Да у нас в обороте крутилось не менее пятиста миллионов. Куда все это делось?! Растворилось, пропало, а точнее, осело в чьих-то карманах, деньги ведь не могут исчезнуть бесследно. Невольно в отчаянье схватился за голову. Друзья, я думал, у меня есть друзья… Нет, все отвернулись, как от прокаженного, сбросили со счетов и принялись разграблять мой бизнес. Я потерял все, любимое дело, деньги, свободу. Не слишком ли высокая цена за одну ночь с прекрасным Ангелом?!

— Не расстраивайся, Андрей, — снова начала гладить мои щеки мама. — Деньги это вода, главное, чтобы всё были живы и здоровы.

Вздрогнул от этого ласкового голоса. Для меня теперь главное другое, мама, главное — освободиться и найти девушку, похожую на ангела, ведь я тоже хочу превратить её жизнь в ад…

 

ГЛАВА 12

— Здравствуй, Линочка!

О, этот голос… Кожа вмиг покрылась липкой испариной, коленки подкосились, в изнеможении прислонилась к стене, а потом сползла по ней к полу.

— Чего молчишь, сучка? Или не рада меня слышать?!

Ненавижу, каждой порой ненавижу, и боюсь всеми прожилками своего тела.

— Зачем вы мне звоните?!

— Есть одна работка для тебя. Заплачу более чем щедро.

— Вы сумасшедший?! Я не стану на вас работать! Никогда, слышите, ни за ЧТО!! — голос сорвался до истерики. — Мне не нужны ваши деньги!

— Деньги всем нужны, — назидательно произнес в телефон Моргунов, — а насчет работать, право выбора есть не у каждого.

— Я-я-я не понимаю, вы же сказали, что отпустите?

— Сказал и сделал, отпустил твоего брата. Разве я не выполнил свое обещание, Линочка? Живет и радуется, вон уже университет заканчивает, даже с девушкой встречается.

Боже, он все еще следит за нами. А скорее всего, сосед дядя Толя докладывает. Этого жирного борова из квартиры напротив мне каждодневно хотелось убить. Постоянно трясло, словно паралитика, когда видела его мерзкую улыбку, ведь невольно вспоминался тот ужасный день, когда я безмолвно кричала через кляп, но всем было плевать на мою боль. А он еще осмеливается приглашать меня на чаёк. Скотина. Мерзкая гадкая скотина.

— Вы отрубили Даньке палец, — всхлипнула я.

— Не приедешь через час ко мне — и тебе отрублю, Линочка. Я тогда пожалел вас. Помнишь?! Мы всегда говорили о руке.

Тошнота снова подступила к горлу. Конечно, ведь перед глазами до сих пор красная бархатная коробочка, где лежит отрубленный палец младшего брата, а на нём, чтобы я точно узнала, серебряное колечко, подаренное мной Даньке на удачу.

— Я отпустил его, Лина, но ведь о тебе речь никогда не шла.

Завыла истерично в трубку:

— Но я вам не должна деньги, ничего не должна!

Из телефона послышался противный, вносящий панику смех. Руки затряслись, словно у меня случился приступ эпилепсии. Да что там руки, каждая прожилка в теле дрожит от возмущения наглостью этого человека и настоящего дикого страха. Ведь я понимаю, мне нечем противостоять богатым моральным уродам, которым совершенно чужды муки совести. Они могут сделать всё, что угодно.

— Знаешь, Лина, — вкрадчиво произнес Глеб Георгиевич. — У меня есть фотография, где ты сидишь на роскошной кровати Евдокимова в чем мать родила, Андрей Тимурович дрыхнет, как младенец, рядышком, а на твоем прекрасном теле нет ни одной царапины. Хочешь прослыть лжесвидетельницей, блядь?!

Хочу, каждый день хочу… Потому что этот груз непомерным камнем лежит на моем сердце.

— Мне все равно… — вырвался едва слышный возглас из губ.

— Не хочу больше слышать твой детский лепет. Через час тебе нужно приехать на улицу Садовая, 30 а, квартира 70, будешь теперь работать на меня.

— Кем работать!? Вы ненормальный?! — в голосе настоящая истерика.

— Подстилкой, Линочка, ведь у тебя это так прекрасно получается! Грех не использовать такие способности.

— Нееет… — зашипела в мобильный, словно издыхающая змея.

— Да, Лина, да. Твоя симпатичная мордашка и фотомодельное тело мне пригодятся. Но не переживай, детка, о проституции речь не идет, будешь девочкой для особых поручений, когда нужно кого-то соблазнить и убрать с дороги. А еще, знаешь, я тоже давно хочу тебя трахнуть!

— Вы точно ненормальный! Кто мне поверит в эти сказки во второй раз?! — припадочно, через плач, рассмеялась я в трубку мобильного телефона.

— Не переживай, Лина, мы сочиним новые сказки. Я великий сказочник. А вообще, не твоего ума дело. Тебе нужно будет только улыбаться во все зубы и, когда скажу, ножки расставлять. Думаю, такая умненькая девочка, как ты, справится с такой простой задачей.

— Нет, я не буду… — к отчаянью прибавилась злость. — Сейчас же пойду в полицию и всё им расскажу про ваши делишки. Пусть меня посадят! Мне все равно, слышите, абсолютно всё равно!!

Более того, я даже хочу, чтобы правда выплыла наружу. Так сложно быть лгуньей, пусть меня осудят лучше… Наказание ведь освобождает душу от мук совести.

— Ха-ха-ха! — засмеялся мобильный телефон в моей руке.

Ха-ха-ха… захохотали стены, захохотал целый мир над моими страданиями.

— Пойди, расскажи, только вряд ли тебе кто поверит, а потом не рассчитывай на мою доброту, Линочка, предательства я никому не прощаю. Тут уж не то, что пальцы, руки-ноги полетят во все стороны.

— Да пошли вы! — закричала, заорала не своим голосом я.

— Детка…

Дальше не слушала, отключила мобильный телефон, затем отбросила его на кровать, словно это ядовитая гадюка.

Что ж делать? Что?! Нельзя позволить им и дальше над собой измываться. Заметалась по квартире… Бежать, есть только один выход, навсегда скрыться от Глеба Георгиевича и его ребятишек. Бросить дом, работу, квартиру… А Данька?! Что будет с ним? Ведь он влюбился, первый раз по-настоящему. Черт, черт, черт! Кинулась на стены, зло, стуча по бетонной поверхности ногами и руками, как будто они в чем-то повинны, как будто сразившись с ними, я смогу победить Моргунова. Глупая. Данька тоже должен уехать. Да, да, да. Любовь?! Какая на хрен любовь! Он должен пожертвовать ею… Я ведь пожертвовала многим, пытаясь высвободить брата из лап этих бандитов: засадила невинного человека в тюрьму, а ведь мне тоже хотелось влюбиться, потеряла нашего с Андреем ребенка. Данька уедет вместе со мной. Другого выхода нет! Снова схватила мобильный телефон в руки. Прошла в ванну и включила на всю воду. Ребятки Моргунова должны были перестать за мной следить, но на всякий случай лучше создать шумовую преграду. Телефон жжется, травит ядом мои пальцы, еле удалась найти номер брата.

— Дань, ты где сейчас?!

— Алису провожаю, я скоро буду, не переживай, сестрёнка!

— Поцелуй её крепко, посмотри, полюбуйся, постарайся навсегда запомнить, а лучше… забудь Алису навсегда. Дань, сейчас не время для любви! И мигом дуй на вокзал, бери билет в Волгоград, я тоже туда приеду чуть позже, жди меня возле касс. А телефон выключи.

— Не понимаю, Лина!

— Данька п-прошу тебя, — заревела я в трубку — Нам нужно уехать. Срочно уехать и навсегда. Я соберу, что есть ценное в доме, и присоединюсь к тебе на вокзале в Волгограде.

— Лина, что происходит?! Как можно уехать навсегда?

— Братик, мне позвонил Глеб Георгиевич, он хочет, чтобы я работала на него. Помогала ему в темных делишках. Данька, не мне рассказывать тебе, какие они отморозки и что могут сделать в случае моего отказа.

— Сестренка, успокойся, не драматизируй. Как можно сейчас уехать? Я еще не получил диплом. Как можно бросить, друзей, квартиру и вообще всю нашу жизнь?!

Слезы еще сильнее побежали по щекам, целый водопад слез, превращающих стены квартиры в какую-то размытую кишащую жуткими тварями серую субстанцию. Заорала в трубку:

— Не драматизируй! Если я не буду работать на него, Глеб Георгиевич обещал теперь мне отрубить палец! Ты уверен, что этим ограничится, Дань?! Нужно выбрать одно из двух — либо мы уезжаем, либо идем в полицию и всё рассказываем. Но я не буду, не хочу, не могу участвовать в моргуновских аферах!

— Хорошо, хорошо, Линочка, успокойся. Только полиция не вариант, пока она нас защитит, если вообще станет это делать, в чем я лично глубоко сомневаюсь, мы будем покойниками. В общем, сестренка, считай, что я уже еду на вокзал. Ты тоже поторопись.

— Давай, Дань, будь осторожен…

Забегала по квартире, собирая документы и ценности, которые у нас были. Хотя какие ценности… мелочь одна. Из по-настоящему дорогого только трехкомнатная квартира в центре города, но ведь её не положишь с собой в сумку. Нет, свидетельство можно, даже нужно захватить, только вот как продать квартиру, не засветившись.

А потом холодный пот прошелся по телу. Лина, Лина, какая же ты глупая! Зачем бросила трубку?! Наверняка Глеб Георгиевич уже послал сюда своих прихвостней. Надо ему позвонить, усыпить бдительность. Телефон снова немилосердно жжет мои пальцы.

— Да, — ответил ненавистный голос.

— Глеб Георгиевич, п-простите… Я-я передумала.

— Никогда не смей бросать телефон, разговаривая со мной!

— П-простите. Я скоро приеду, сейчас только немного подкрашусь.

Надеюсь, мне хватит времени, чтобы добраться до вокзала, купить билет на Волгоград и уехать… Навсегда уехать из родного города. А кто будет ухаживать за могилками близких? Неважно, Лина, главное, чтобы могилок семьи Нестеровых не стало еще больше.

Так… документы, ключи, украшения, серебряные столовые приборы, подаренные бабушке на семидесятилетие, кредитные карточки. Чуть самое главное не забыла. Замутило от отвращения, когда полезла в банку с крупой на кухне. Вот, что нужно обязательно взять с собой, — деньги, которые в качестве премии за клевету в суде дал мне Моргунов. Сердце болезненно сжалось, словно туда без всякой жалости воткнули ржавый гвоздь. В пакете с деньгами лежало фото Андрея. Повинуясь какому-то импульсу, я зачем-то вырезала его из журнала, где была размещена статья о компании «Новотекс» и её генеральном директоре. Провела ноготком указательного пальца по красивой линии губ мужчины на фото, вспоминая, как сладко было ощущать их на своем теле. Привет, Андрей! Прости меня, Андрей… Решительно убрала фото обратно в пакет. Лина, не время для воспоминаний, сейчас надо драпать. Из этих денег я потратила совсем немного, только купила Даньке зимнюю одежду, да телефон. Всхлип опять вырвался из губ. До этих ценных бумажек даже дотрагиваться противно, сколько на них не отмываемой грязи. Но всё же хорошо, что я не повиновалась первому импульсу, не спустила их в унитаз, а решила на всякий случай припрятать деньги. Впрочем, перво-наперво мне хотелось бросить их в довольную рожу Глеба Георгиевича. В бегах баксы нам, пожалуй, пригодятся, на эти обагрённые кровью ценные бумажки, можно снять квартиру, дабы не ночевать, как бомжи, неизвестно где. Что еще можно взять? Окинула в последний раз взглядом родное жилище… Фото. Они стояли на полочках, напоминая нам с Данькой о том, что и в нашей жизни когда-то было всё хорошо и безоблачно. Из одной фотографии весело смотрели улыбающиеся мама с папой, на второй были дедушка с бабушкой, снятые в вишневом саду на нашей даче. Эх, видно, никогда больше не придётся закатывать в банки мой любимый вишневый компот. Хватит ныть, Лина. Все еще может быть. Вытерла мокрые щеки, застегнула куртку, закинула сумку на плечо. Прощай, квартира, прощай дом, прощай город, прощай, верная подружка Варька. Решительно, несмотря на то, что пальцы безбожно дрожали, повернула ключи в замочной скважине. В уши ворвался ужасный скрежет, словно что-то большое и металлическое грохнулось в пропасть. Это моя прошлая жизнь уходила в небытие. Быстрее, быстрее, Лина. Не до сантиментов, надо спешить.

Только я зря торопилась… за углом дома, вальяжно оперевшись об столб, меня поджидал здоровенный амбал Моргунова. Я его сразу узнала, именно он был за главного, когда меня насиловали в квартире соседа. Резко развернулась и побежала в обратную сторону. Он догнал в три шага. Тяжёлая мужская ладонь легла на плечо и сильно сжала.

— Куда торопишься, красавица?!

В бок, разрезая ткань куртки и касаясь кожи, уткнулось что-то твердое и острое — нож или какая-та заточка.

— Попробуй только пикни, сучара, и будет очень больно!

Ржавые гвозди со всех сторон воткнулись в тело. Ангел, тебе не сбежать от них. Черная метка легла на твою жизнь.

— А теперь тихонько топай к серому джипу.

— Лина, привет!

Вздрогнула. Около нас, добродушно улыбаясь, стояла моя верная подруга Варька. Может, попробовать вырваться? Может, при подружке он не посмеет меня убивать? А если посмеет и потом вслед за мной и Варьку пырнёт ножом. Не надо её во все это впутывать Лина, хватит того, что она неосознанно помогла засадить Андрея.

— З-здравствуй.

— Лин, кто это?!

— Я её парень, — хохотнул бугай. — Нам надо поговорить с Линой, один на один. Мы давно не виделись, соскучились.

Какие парни, я на мужиков смотреть не могу.

— Я к тебе вечером забегу, поболтаем.

— З-забегай…

Подружка пошла к дому. А я безмолвно кричала вслед: «Варька, не уходи! Варенька, разве подобный тип может быть моим парнем!».

— Топай к машине.

Дверь серого джипа открылась, внутри находился еще один бугай — довольно смазливый блондинистый молодчик. Его я тоже узнала, именно он удерживал мои руки, когда в меня пихал свой поганый отросток дядя Толя и был следующим, кто пристроился между моих ног. Может, заорать, и будь, что будет. Мужские сильные руки втянули меня в салон машины. Поздно орать, Лина…

— Что в сумке, посмотри?!

«Мой парень» расстегнул небольшую дорожную сумку и начал копаться в содержимом. Я положила совсем мало вещей: немного белья, носков, еще на всякий случай теплый свитер Даньке, мою любимую куклу — тряпичного ангелочка, пару семейных фотографий, ну, и ценности, конечно. Хотя какие там ценности.

— Вот же падла, свинтить хотела. Хорошо, что нас Глеб послал проследить.

Машина медленно тронулась, аккуратно выехала со двора, а потом, набирая скорость, понеслась по дороге

Блондинистый молодчик придвинулся и лизнул меня в шею.

— Я ведь с тобой не закончил, крошка, … Ты взяла и отрубилась, так ведь не честно, ебать бесчувственное тело, да еще когда из пизды кровь хлещет, небольшое удовольствие.

Наглые мужские пальцы легли на грудь, чуть болезненно сдавили мягкую ткань. Внутри все сжалось. Судорожно вдохнула, раз, другой, третий. Ангелу опять не хватает воздуха, ведь везде вокруг меня грязь, грязь… Конца и краю не видно этой грязи.

— Киря, без глупостей, только если Глеб Георгиевич распорядится.

Приехали мы довольно быстро. Но я, наверное, всё равно успела приобрести парочку седых волосинок и это в двадцать два года. Противный блондинчик вытянул меня из машины и опять лизнул в шею. Передернуло от отвращения. Может попытаться вырваться. Поздно, Лина, поздно, теперь ты на их территории. Лучше не трепыхаться, будет только хуже… Впрочем, куда уж хуже?

Через несколько минут мы оказались перед внушительной бронированной дверью. Вот оно — волчье логово Моргунова.

— Здравствуй, Линочка! — Глеб Георгиевич сама любезность.

— З-здравствуйте, — зубы отчетливо стукнули друг о друга.

Мужской псевдодобренький голос еще сильнее напугал. Светло-карие, немного с желтизной, глаза Моргунова медленно, без всякого стеснения, начали меня рассматривать. И от этого внимательного взгляда зубы застучали еще отчетливее. Да что там зубы, кажется, даже кости внутри в страхе бьются друг о друга.

— Что-то опустилась ты, Линочка, выглядишь, как пацанка, волосы не причесаны, глазки не подкрашены. Нельзя же так, красивые девочки должны следить за собой.

Мне совершенно плевать на свою красоту.

— Ты же помнишь, детка, — продолжил между тем Моргунов, — я слов на ветер не бросаю.

«Не приедешь через час ко мне, и тебе отрублю, Линочка.»

От вкрадчивого голоса подкосились коленки, и я без сил упала на довольно-таки пыльный пол… Слезы опять застилают глаза, искажая действительность и вытаскивая на свет настоящую сущность стоящих передо мной довольно привлекательных мужчин. Меня окружают монстры, ужасные монстры.

— Вижу, помнишь мои слова, — голос Моргунова негромкий и даже ласковый.

Глеб Георгиевич подошел ближе ко мне, сидящей на полу и пытающейся вдохнуть воздуха. Взгляд невольно уткнулся в мужские начищенные до блеска ботинки. Наклонился, взял мою дрожащую ручку в свои ладони… Стал нежно гладить подрагивающие тонкие пальчики. Из моего горла вырывалось сиплое дыхание, словно я древняя старуха на последнем издыхании.

— Но ты не переживай, Линочка, такую хорошенькую кисть руки жалко портить. Кроме того, уродство отталкивает мужчин… Я добрый, Линочка, палец на ноге отрубим.

От ужаса, кажется, даже волосы зашевелились. Кошмарная сказка для Ангела продолжается. Зря я думала, куда уж страшнее.

— П-пожалуйста, не н-надо, — еле шепчут, скорее, стонут в отчаянье, мои губы.

— Приступайте, мизинец на правой ноге.

— АААааа!! — завопила я.

Недолго… Тут же ладонь блондинчика запечатала рот. Воткнула со всей силы зубы в мужскую руку.

— Вот же сука!

От оплеухи зашумело в голове, а в глазах начали летать темные мушки. Нет, пауки, много-много мерзких пауков. Страшных, отвратительных, которых я всегда боялась. И только одна мысль в голове: «Господи, я хочу потерять сознание, а лучше даже сдохнуть».

Чьи-то сильные пальцы надавили на скулы, вынуждая меня разжать зубы, в рот, как и тогда в квартире соседа дяди Толи, вставили кляп, а потом сверху заклеили скотчем. Теперь ори не ори, никто не услышит. Стала вырываться, но разве маленькому тщедушному ангелу справиться с двумя большими бугаями. Бесполезные трепыхания мухи, попавшей в паутину. Под мужской гогот и ругательства меня положили на диван, стали стаскивать с правой ноги сапожок. Глеб Георгиевич стоял немного в сторонке и с непроницаемым видом наблюдал за действиями своих парней.

— Черт, колготки, придется и штаны с неё стаскивать, — довольно заржал блондин.

Кнопка джинсов отлетела, с ужасным грохотом стукнувшись о пол, брюки вместе с колготками и трусиками поползли вниз по ногам… Монстры продолжали кружиться, смеяться надо мной. Шатенистый прихвостень Моргунова, как бишь к нему обращался дядя Толя, не помню, неважно, полез в небольшую спортивную сумку, вытащил оттуда что-то, напоминающее плоскогубцы. Боже, они собираются этим перекусить мне палец. Амбал приблизился… Задышала глубоко и часто-часто, но воздуха всё равно не хватало, потому что вместо кислорода в легкие заходил лишь леденящий страх. Как тут можно надышаться. Сейчас мир в моих глазах распадался черными фрагментами полной обреченности. Металлические плоскогубцы сжались на мизинчике правой ноги. Боже…

Я опять бреду в белой дымке. Все правильно, ты дома, Ангелы должны быть среди облаков. Постепенно туман стал редеть и рассеиваться… И снова передо мной сад, в котором созрели вишни, деревянный домишко с резными белыми окошками, а на лавочке перед ним сидит красивая, очень похожая на меня, светловолосая женщина. Мама! Желая хоть немного понежиться в материнских объятьях, побежала со всех ног к ней.

— Тсс… Ангелина, Андрюшка спит.

На женской ладони, лежал малюсенький ребенок, не больше яблочка.

Слезы побежали из глаз.

Сыночек, вечный мальчик-с-пальчик, живущий только в моих воспоминаниях. Осторожно переложила Андрюшку к себе на ладонь. Какой же он крохотный, красивый, чем-то неуловимо похожий на своего большого папку.

Мама обняла, прислоняя к себе.

— У вас так хорошо здесь, спокойно, тихо, вишни и вечное лето. Я хочу остаться с вами, хочу умереть… А в реальности ржавые гвозди раздирают в клочья душу. Там очень больно и страшно.

Лицо мамы стало грустным.

— Мы миражи, Лина, бестелесные духи. Тебе нужно жить дальше, доченька. Жить за меня, себя и Андрейку, смотреть на небо, любоваться зеленью, цветами, солнцем. Нужно любить и во что бы то ни стало стать счастливой. А еще тебе надо родить Евдокимову сына или дочку.

— Мама! Он не захочет детей от такой гадины, как я. Андрей ненавидит меня. Да и вообще, какое счастье, мама?! Разве после всего, что случилось, можно быть счастливой?!

— Можно, Лина, и нужно… Пообещай мне это, девочка! Пообещай стать счастливой!

— Да когда же эта сучка очнется!

— Давайте я её трахну, босс, оживлю, так сказать, спящую царевну.

— Нет, уйдите все отсюда! Позову, когда понадобитесь.

Светловолосый женский образ стал меркнуть, растворяться в окружающей нас дымке. А крохотный ребенок в моих руках превратился в маленькое облачко и потом тоже растаял.

— Мамочка, — всхлипнула я…

— Нет, Лина, тогда уж папочка, — ворвался в уши ненавистный голос моего мучителя… — Ну, давай, приходи в себя, детка. Какая ты изнеженная, Лина, прямо барышня кисейная, чуть что и сразу в обморок бухаешься.

Мужские руки, пытаясь привести меня в чувство, ударили по щекам. Раз, другой, третий…

Открыла глаза.

Я все еще лежала на диване, полностью раздетая снизу, кляпа во рту уже не было, а рядом сидел Глеб Георгиевич и внимательно смотрел мне в лицо. Слава богу, один, без своих амбалов.

— Ну вот, так-то лучше.

Странно, боль не чувствовалась, во всяком случае физическая, к вечной же муке, засевшей постоянной саднящей занозой в моей душе, я уже понемногу стала привыкать. Плохая привычка. Но человек ко всему привыкает.

Горячая рука Моргунова легла на мой плоский живот, потом медленно двинулась дальше, накрыла лобок. Вздрогнула от неожиданности, тело сковало отвращение, каждое прикосновение, каждый взгляд этого человека вызывал во мне отторжение, а уж тем более такие интимные действия.

— Лина, ты очень красивая девочка, а я люблю, когда мне принадлежат красивые вещи. Поэтому советую вести себя хорошо, и ты увидишь, я умею быть щедрым, даже ласковым.

Только ласки от него не хватало. Омерзительно! Тошнотворно!! Сейчас меня вывернет прямиком на дорогие, начищенные до блеска, мужские ботинки.

— Я пожалел тебя, Лина, и в этот раз. Но не испытывай больше моего терпения. А сейчас раздвинь ноги.

Сглотнула слюну, наполнившую рот.

— П-пожалуйста, не надо, — раздался жалобный писк из моего рта.

Тут же получила затрещину.

— Неправильный ответ, Лина! Ты, кажется, не понимаешь серьезность своего положения. Хочешь, чтобы я позвал мальчиков?! Они отщипнут тебе пальчик, потом затолкают обрубок в твой милый сексуальный ротик, а сверху заклеят скотчем. Хочешь этого, сучка?! Затем ребятки будут рады порезвиться с такой красивенькой девочкой, Кирилл вон прямо слюни пускает, глядя на тебя. У них хорошая фантазия и полно всяких извращенных желаний. Или, может, это на вид мы такие скромницы, а на самом деле мечтаем, чтобы нас отодрали во все дыры группой?

Ровный тон Моргунова, говорящего все эти жуткие слова, даже кости промораживал страхом. И помочь мне совершенно некому. Полиция?.. Не будь наивной, Лина. Брат прав, пока они начнут шевелиться, мы будем уже трупами. Кроме того, у такого человека, как Глеб Георгиевич, наверняка полно завязок в полиции. Служители закона могут продырявить нас, как зайцев, а потом написать, что они действовали в рамках допустимой самообороны. Данька, после почти четырех месяцев подвала, сам запуган, практически каждодневно просыпается в холодном поту от постоянно мучавших кошмаров. Значит, надо притвориться послушной, затаиться на время, показав, что я смирилась и сломалась. Когда-нибудь закончится власть этих отморозков, однажды Моргунов проколется или, обнаглев от своей безнаказанности, допустит ошибку. Уверена, мне еще выпадет шанс получить свободу.

— Глеб Георгиевич, пообещайте, что вы не будете втягивать в свои дела моего брата. Пообещайте, что не тронете его. П-пожалуйста!! И я буду на вас работать…

— А ты наглая девка! — вызывающая тошноту рука, всё еще лежащая на моём лобке, шевельнулась, больно сдавив нежную кожу — Смеешь ставить мне условия.

В голосе Моргунова не чувствовалось злости, и это немножко обнадёживало.

— Хорошо, Лина, обещаю, если ты будешь делать всё, что я скажу, то ему ничего не грозит. Но еще один фортель, как сегодня, и с Данилом может случиться любая неприятность.

Глеб Георгиевич нащупал мое слабое место и теперь плотно посадил на крючок.

— Можно Данька уедет из города?

— Можно, Лина, отчего нельзя, но только помни, я знаю всё… Одно твое неверное движение и кирдык твоему братику, да и тебе тоже. Двух бедненьких сироток даже искать толком никто не будет.

Страшная сказка для ангела не заканчивается, наоборот, лишь набирает обороты. И у меня нет другого выхода — нужно пойти на сделку с главным чертом этого омерзительного представления. Пусть хотя бы у Даньки сложится всё хорошо. Надеюсь, он сможет быть счастливым — за меня, себя и Андрейку.

— Ладно, что-то мы разболтались, ноги раздвигай.

Послушно, несмотря на тряску отвращения в теле, развела в сторону ноги.

Моргунов встал и, пристально глядя на низ моего живота, начал неторопливо раздеваться.

— Глеб Георгиевич, и еще прошу вас…

— Лина, ты начинаешь доставать разговорами! — в голосе теперь скользило раздражение.

Всё-таки решилась досказать:

— Пожалуйста, прошу, пусть ваши парни не прикасаются ко мне.

— Это естественно, Лина! То, что принадлежит боссу, не могут иметь его холопы. И вообще, теперь ты будешь трахаться только с теми, на кого я укажу. Никакой самостоятельности, никаких воздыхателей без моего ведома.

Мужская горячая рука коснулась чуть подрагивающих ног.

Да уж, мама, станешь тут счастливой…Черная метка легла на мою жизнь. Я попала в настоящую западню, смертельную ловушку, всю утыканную ржавыми гвоздями, из которой невозможно выбраться.

 

ГЛАВА 13

Прошло четыре года.

— Андрюша, догони меня, — смеется хрустальными колокольчиками мой персональный Ангел.

Она убегает от меня, оглядывается, хохочет, манит пальчиком и снова бегом в сторону от моих пытающихся её схватить рук.

Сейчас, сейчас, Ангел, сейчас я тебя догоню. Я всегда её догонял. Еще секунда и мои пальцы сомкнулись на тонкой девичьей талии. Она еще заливистей захохотала. Я же, не в силах отказать себе в удовольствии, притянул девушку как можно ближе к себе, и оголодавшим зверем начал целовать пухлые смеющиеся губы. Теперь Лина хохотала прямо в мой рот, приятно щекоча лёгкие своим смехом. Кажется, пузырьки ангельского веселья проникали по всему телу, взрываясь то тут, то там маленькими зарядами возбуждения. Сегодня я хотел её грубо, ведь где-то внутри прочно сидело убеждение — это черный ангел, который заставит меня горько поплатиться за свое желание. Трахай её, Андрей, еби, взбей изнутри, будто это последний секс в твоей жизни. Оттеснил всё еще хохочущую девушку к дереву. Тонкие запястья прислонил к шершавой коре, удерживая их прочно наверху своими пальцами, а второй рукой стал задирать милое белое кружевное платьице. Воткнул свою ногу между красивых женских коленок и приподнял вверх. Надавил. Хохот сменился протяжным стоном возбуждения. Голубенькие, словно ясное небо, глазки прикрылись, жаркие женские бедра насадились на мою ногу, стали тереться, елозить по ней влажной текущей поверхностью. Мой падший Ангел пришла ко мне без трусиков. От возбуждения зверею, с новой силой начав атаковать её эротично выдыхающий рот. Стоны моего персонального ангела наполнили мои легкие, бабахнув в теле жаждой обладания. Все так же удерживая тонкие девичьи запястья прислоненными к дереву, немного отстранился, расстегнул свободной рукой ширинку, высвобождая налитый дикой эрекцией член. Пришлось отпустить её ладони, они тут же упали мне на плечи, а потом обхватили шею. Не в силах больше терпеть, приподнял повыше стройные ножки, развел в стороны женские бедра и осторожно насадил влажную блядски красивую щелочку на свой гудящий возбуждением отросток.

— ООО!! — застонал я.

Створки женской вагины сдавили жарким шелком жаждущий секса член. Застыл, смакуя эти ощущения. Недолго, ведь похоть, сидящая внутри, требовала более активных действий. Удар. Ангел закричала, застонала. Еще один бешеный толчок, впечатывающий женское тело в жесткую кору дерева. Ей, наверно, больно. Больно, больно, больно… Она тоже когда-то причинила мне много страданий. Продолжил таранить шелковую влажную вагину. Ангел кричала, стонала, обвивала руками, а потом вдруг вонзила в мое тело свои ногти, расцарапывая спину в кровь. Это только добавило возбуждения, мои толчки стали еще злее, агрессивнее. Член разбух в чавкающей женской промежности, готовый вот-вот взорваться. Только зря я расслабился, Ангел со всей силы оттолкнула, выпустил всего лишь на миг прекрасное женское тело из своих объятий. Только на секунду, но прекрасная блондинка настоящей ведьмой взмыла вверх и затем растворилась в воздухе, словно её и не существовало вовсе. Пальцы тщетно хватали воздух, желая снова почувствовать упругость девичьего тела… Пустота, в них только лишь пустота. Она улетела, так и не дав мне кончить, не дав высвободить напряжение, не позволив испытать удовольствие. Ангел всегда улетала.

Подскочил на кровати в камере… Сколько можно, Ангел?! Сколько можно мне сниться?! Тебе мало того, что ты сделала со мной?! Ты еще каждую ночь приходишь, чтобы меня помучить. Член стоял как каменный, приподнимая даже тюремное одеяло. Черт, я шизик! Шизанулся этой белокурой ведьмой и чувствую, не будет мне покоя, не будет свободы, даже если из тюрьмы выпустят, пока в моих руках снова не очутится мой персональный демон ада.

* * *

— Прошение об условно-досрочном освобождении подано, никаких нареканий от начальства колонии не поступало.

Рассеянно слушал моего нового, более дешевого и, наверное, не такого матерого адвоката, а сам уже представлял, предвкушал, как мои руки окажутся на хрупком девичьем горле, как я буду впитывать в себя страх, плескающийся в лазоревых глазках.

— Поэтому будем надеяться, что его удовлетворят.

Сколько прошло времени, а я до сих пор помню, как она пахнет, какая нежная у Ангела кожа и как вздыбливается всё внутри только от её присутствия рядом. О, я буду сладко её насиловать. Даже мысли об этой ведьме возбуждали, да что там, дико заводили. Скоро, очень скоро мы увидимся, Ангелочек. За эти четыре года в тюрьме у меня столько всего к тебе накопилось.

— Лучше было бы, конечно, указать в заявлении о вашем раскаянии в содеянном пре…

— Мне не в чем каяться, — отрезал я.

Адвокат согласно кивнул.

— Я понимаю, просто при такой формулировке ваше прошение удовлетворили бы на сто процентов. Впрочем, характеристику из колонии вам дали очень хорошую. Думаю, уже можно паковать чемоданы.

Криво усмехнулся.

— Чай, не на курорте.

— Ой, да, простите! — смутился адвокат.

— Леонид Михайлович, а как насчет моей просьбы?! Вы разузнали что-нибудь об Ангелине Нестеровой?

— Дааа… — новый защитник замолчал, приняв задумчивый вид.

— Ну и?! — нетерпеливо перебил возникшую паузу.

— Знаете, с этой девушки непонятки. Или она вас боится, а может, действительно, в вашем случае была допущена серьезная судебная ошибка.

Внутри стремительной волной нарастало раздражение. К чему этот лепет?! Судебная ошибка, да меня засадили, чтобы прибрать к рукам мой бизнес, разведя, как простачка, симпатичной блондинистой мордашкой.

Адвокат по-прежнему сидел задумчивый.

— Так что с девушкой?! Вы так толком ничего и не сказали.

— Видите ли, Ангелина Нестерова исчезла, растворилась, складывается такое ощущение, что её больше не существует.

— Как это возможно?!

— Возможно… Квартиру они с братом продали через несколько месяцев после того, как вас посадили. Затем Лина вышла замуж и сменила фамилию. Потом, судя по документам, развелась, а дальше её следы теряются.

— Не понимаю?!

— Она взяла фамилию мужа после замужества. Так вот, Сотникова Ангелина Алексеевна нигде не работает, с последнего места жительства выписалась и больше нигде не становилась на учет, на её имя также нет зарегистрированной собственности, банковских карт и даже номера телефона. Боюсь, отыскать местопребывание этой девушки не представляется возможным.

— Вот как… — даже присвистнул удивленно.

Впрочем, я догадывался, что подобраться к Ангелу будет не так уж просто. Однако, к слову «невозможно», признаться, не был готов…

— А что её брат?!

— Нестеров Даниил Алексеевич на данный момент проживает в Волгограде.

— От него ведь не поступало заявлений в полицию о розыске сестры. И значит, Ангелина, скорее всего, жива-здорова.

— Возможно, но думаю, делиться информацией о сестре Даниил Нестеров вряд ли станет.

— Надо установить за ним наблюдение. Рано или поздно она объявится в Волгограде, у Ангелины ведь никого больше не осталось из родных.

— Я и сам об этом думал, Андрей Тимурович, только вот круглосуточное наблюдение на неопределенно длительное время стоит дорого. Если хотите, чуть позже я посчитаю, в какую сумму это может примерно вылиться.

— Нет, не хочу! — поспешно ответил я.

Прежние барские привычки никак не оставляли меня. Теперь ты бедный, Андрей, даже почти нищий. Из всех ценностей осталась только квартира, которую мама ни в какую не захотела продавать. А просить денег у сестры… нет, не могу, у Таньки семья, дети. Тем более, как я понял, они тоже переживают не лучшие времена, потому что бизнес её мужа был тесно связан с моим. Не стало компании «Новотекс», и более восьмидесяти процентов выручки тоже ушло в небытие. Еле концы с концами сводят, в общем, не до жиру.

— В этом нет необходимости, Леонид Михайлович. Я сам решу эти вопросы, когда выйду на свободу.

Чтобы выследить своего персонального Ангела, если потребуется, буду дневать и ночевать около дома её брата, ходить за ним тенью. Я не могу больше без неё, в моем теле сидит постоянная жажда — жажда возмездия.

— Хочу вам напомнить, что если поступит жалоба о преследовании с вашей стороны, то условно-досрочное освобождение может быть отменено.

Боюсь, даже это меня не остановит, уж слишком сильно мне хочется повидаться с Ангелочком.

 

ГЛАВА 14

— Ой, Настенька, ты просто творишь чудеса, — стонал полноватый дядька, занимающий высокий пост в администрации города, млеющий под натиском моих губ, которыми я ласкала его толстый коротковатый отросток. Насадилась почти полностью на член высокого чиновника, а ноготками чуть поскребла волосатые яйца. Николай Иванович выгнулся, схватив меня за голову. Осторожней, парик, мысленно говорю я, а в реальности лишь плотнее охватываю губами ствол.

Еще одна жертва, чем-то мешающая Глебу Георгиевичу. Еще один мужчина, который будет меня ненавидеть и слать проклятья. Странно, я уже не ощущаю раскаяния, человек ко всему привыкает, даже быть бесчувственной стервой, пешкой в игре больших людей.

Голова моя работала все быстрей и быстрей, ещё я зачем-то начала натирать пальчиками клитор, запустив их под трехниточные трусики. Мужчинам нравятся, когда женщины темпераментные и получают удовольствие от секса. Даже если это минет человеку, который раза в два тебя старше, да еще к тому же рожей немного не вышел. Интересно, Глеб Георгиевич специально подбирает для меня таких неприятных типов, чтобы на этом фоне секс с ним казался не таким уж отвратительным? Впрочем, Моргунову всё равно, он никогда особо не заботился о моем удовольствии. Для него я всего лишь красивая вещь, которой он иногда пользуется, чтобы справить нужду. Тошнота… Все эти четыре года меня постоянно мутит. Но к каждодневной тошноте я, кажется, тоже привыкла. Сдавила посильней короткий и толстый отросток в своем влажном рту, вызвав еще один судорожный стон у большого человека. Ну, когда ж ты кончишь, зараза! Импотент старый!! Сил больше нет, скулы уже сводит от этой мощной подрагивающей колбасы в моем рту.

— Настенька! Ооо… Настенька, моя маленькая девочка, какая же ты искусница.

Не жалея натруженных губ, снова и снова заскользила губами по разбухшему, еле помещающемуся у меня во рту члену, насаживаясь практически до самого основания, так что подбородок утыкался во влажные волосатые яйца. Потом занялась головкой члена, облизывая, сдавливая, посасывая. Наконец Николой Иванович захрипел, опять ухватился за мои волосы. Надеюсь, парик не слетит. В рот полилась влажная, горькая как полынь, сперма. Тошнота вернулась. Боясь, чтобы меня не вырвало, быстрее проглотила склизкую вязкую жидкость. Но на этом представление не окончено, нужно еще хорошенько облизать, продлевая удовольствие мужчины и доказывая свое звание искусницы минета. От моих действий высокий человек охал, вздыхал и шептал что-то ласковое. Наконец оставила член в покое. Находясь на коленках, благодарно, даже с любовью, посмотрела снизу вверх на этого отвратительного дядьку.

— Николай Иванович, вы такой вкусный, такой страстный! Я три раза испытала оргазм, пока вас ублажала, — безбожно врут мои губы, а затем кривятся в обворожительной улыбке.

Он тащит меня наверх и целует прямо в рот, только что минетивший его член.

— Настенька, ты просто чудо, словно в раю побывал с тобой!

Наслаждайтесь, наслаждайтесь, Николай Иванович, скоро ваш рай обернется адом, и вы еще пожалеете, что встретили на своем пути девушку, похожую на ангела.

Пухлые руки чиновника стали гладить меня по голове. Боже, аккуратнее, а то парик слетит!

— Николай Иванович! — всхлипнула я, прижавшись к плотному, отвратительно пахнущему дорогим одеколоном и потом телу. — Мне так хорошо с вами!

Пусть порадуется дядечка, ему осталось всего ничего радоваться.

— Знаешь, Настенька! — проникновенно заговорил Николай Иванович. — Повстречав тебя, я будто двадцать лет скинул, и просто благословляю тот день, когда задел тебя машиной.

Я сама бросилась под твою БМВшку, дядечка.

— Между прочим, я ведь в больницу могла попасть!

Ненавижу этот свой невинно-капризный голосок.

— Прости меня, девочка, понимаю, что мог тебя сильно травмировать, но все равно благословляю тот день.

Смешно, этот жирный, потный дяденька, кажется, по-настоящему влюбился. Но даже сейчас во мне нет жалости. Я разучилась чувствовать… точнее, запретила себе лишние ненужные эмоции.

— Давай, деточка, в постель, буду целовать тебя везде-везде, чтобы ты еще три раза успела кончить.

Ой, только не надо этих мусолений, устала уже притворятся юной нимфоманкой и имитировать эти чертовы оргазмы. Прав был Мишка, я фригидная ледышка. Только с одним человеком было всё совсем по-другому, только с ним я словно летала, а тело била тысяча электрических зарядов, закручивающихся узлами возбуждения внизу живота, которые потом взрывались наслаждением в каждой моей клетке. И я отвела этого мужчину на эшафот. Сердце болезненно сжалось. Не вспоминай, Лина, не надо. Ты кукла, ничего не чувствующая игрушка. Если бы…

— Николай Иванович, мне пора бежать, только на полчасика заскочила, очень уж хотела с вами повидаться. Я обещала маме пройтись с ней по магазинам.

— Котенок, останься, пожалуйста, еще ненадолго!

Противно замурлыкала в ответ и потерлось ласковой кисонькой о рыхлое, обрюзгшее тело чиновника.

— Не могу, завтра прибегу и побуду с вами дольше, тогда и продолжим.

Ха! Глеб Георгиевич сказал, что это моё последнее свидание с Николаем Ивановичем. А значит, завтра разразится скандал.

Решительно вышла из подъезда. В черном джипе меня поджидал шатенистый бугай Моргунова.

— Ну как, всё хорошо, Лина?!

— Со мной всегда хорошо, — пошло пошутила я и вытащила из сумочки камеру. — Вот, передай Глебу Георгиевичу, и жду пухлый конвертик с благодарностью.

Коротко стриженый моргуновский амбал не спешил заводить машину, продолжая на меня пялиться. Как же мне надоели эти пристальные, липкие взгляды поплывшего от желания мужика. Мощная ладонь потянулась к моей щеке. Внутренне передернулась, но виду, конечно же, не подала.

— Лина, поехали ко мне… Обещаю, не пожалеешь!

— Владик, думаю, Глеб Георгиевич не обрадуется, когда узнает, что ты ко мне клинья подбиваешь.

— Да что Глеб?! — взбесился амбал. — Думаешь, ты ему нужна?! Ты для него просто подстилка!

— А для тебя?! — задала я вопрос и еще пристальней глянула на этого довольно симпатичного мужчину. В голове же зазвучали его слова в тот день, когда меня насиловали: «Запомни, детка, если будешь вести себя не так, как умные люди велят, из тебя сделают дворовую шлюху, все подряд будут с тобой трахаться. Во все дыры ебать. По одному и группой. А на близлежащих заборах будет написано: «Ангелина дает в жопу, обращаться в 107 квартиру».

— Лина, — шатенистый бугай обнял мои плечи и попытался поцеловать в губы.

Смешно, этот моргуновский прихвостень, кажется, тоже в меня влюблен. Если, конечно, подобные ему способны на такие высокие чувства. Глупая, он просто хочет тебя трахнуть.

Дождалась, когда его губы коснулись моих, по телу прошла волна неприятия, к горлу снова подступила тошнота. Отстранилась. А потом постаралась сказать спокойным и равнодушным голосом:

— Владик, я только что этими губами минетила толстый член пухлого дядечки.

Целоваться парню перехотелось. Какая жалость.

— Отвези меня, пожалуйста, домой.

Влад огорчился, растерялся. Бедненький, он не знает, как поступить, не может разобраться в своих чувствах. И хочется, и колется, и понимает — хозяину не понравится, а главное, в глубине души знает — я слишком для него хороша, даже не смотря на то, что совсем недавно сосала член высокопоставленного чиновника. Не по Сеньке шапка, милый мой. Я профессорская внучка, умница, отличница и красавица, а ты бандит, у которого за плечами максимум ПТУ, да отсидка по малолетству. Но на отсутствие должной образованности можно было бы закрыть глаза, а вот простить то, что из-за него погиб мой ребенок, забыть ту боль у меня никогда не получится. Впрочем, признаться, мне доставляет удовольствие немного мучить Владика — отказывать, наказывая равнодушием. Зная, что предпринять он ничего не сможет, ведь, хоть я и не являюсь для Моргунова большой ценностью, однако, Глеб Георгиевич человек важный и любит субординацию. Холоп не может хлебать из царской миски. Миска… теперь я просто миска, вещь. А главное, кажется, Глеб Георгиевич начал мне доверять. Точнее, за всё это время он убедился, что я сломлена и беспрекословно подчиняюсь его воле. Зря… я просто жду подходящего момента. И, возможно, влюбленность Влада Литвинова — это именно тот случай, который мне нужен. По моим ощущениям, шатенистому амбалу надоело свое холопско-бандитсткое звание, ему хочется чего-то более весомого. Это можно использовать, Лина. Тебе нужно переспать с ним. Только вот каждый раз, когда Влад оказывался рядом, ржавые гвозди воспоминаний ада, в котором он был непосредственным участником, болью впивались в моё тело. Он только участник, Лина, исполнитель, в ловушку тебя заманил другой человек. С которым ты даже спишь, тебя тошнит, трясёт от ненависти, но ты сосешь ему член, даешь в задницу, и делаешь ещё более немыслимые вещи. Одним любовником больше… Что с того! Возможно, Литвинов и есть твой счастливый билет к мести. Думай, Лина, думай.

Машина подъехала к дому, в котором я снимала квартиру.

— До свиданья, Владик, — голос мой мягкий и немного с грустинкой.

В глазах у моргуновского амбала тоже прямо-таки вселенская печаль.

— Лина, брюнеткой ты еще красивее…

О, бугаи с тремя извилинами, оказываются, тоже умеют делать комплименты. Он опять тянет ко мне руки. Позволила дотронуться до себя. Подушечкой пальца Влад коснулся моих натруженно-пухлых после минета губ, но я сразу же отстранилась и улыбнулась по-стервозному.

— Спасибо, что подвез Владик! Думаю, тебе пора, Глеб Георгиевич ждет видео.

Открыла машину и выскочила из салона.

— Лина, а давай завтра сходим в кино?

Захотелось рассмеяться в голос… Он бы еще цветочки притащил.

— Какой-нибудь боевик, где гора трупов и один качок побеждает целое полчище неприятелей?

— Нет, можно сходить на слезливую мелодраму, где они сначала трахнутся, потом поругаются вусмерть, а затем герой будет полфильма бегать, вымаливая прощение у героини. А в конце они поженятся и все такое.

Поженятся, будет бегать… Смешно. Я давно не смотрю ничего подобного. Зачем лишний раз теребить душу. Ведь все мои мечты, моя девчачья сущность были растоптаны, вырваны с корнем тобой и такими же уродами, навсегда превратив меня во фригидную пустышку.

Но сказала я мягче:

— Нет, Владик, на такой фильм сходи с обычной девушкой.

— А с тобой куда?! В театр или на выставку какую-нибудь? А что, я готов, Лина, ты только свистни!

— Влад, свистеть некультурно!

Развернулась и, не оглядываясь, пошла к подъезду. Высоко держа голову, громко стуча каблуками и ступая красиво, словно модель на подиуме. Сзади слышалась приглушенные ругательства, а спиной, затылком ощущались восхищённо-жаркие мужские взгляды.

 

ГЛАВА 15

Ну, вот и все… Время истекло, прошение одобрили. В общей сложности четыре с половиной года коту под хвост. Туда же мой бизнес, деловую да человеческую репутацию, мечты и проекты. А самое главное, отравленный поцелуями Ангела, я больше никогда не стану прежним.

За воротами колонии меня встретили мама и сестра с мужем.

— Андрей!!

— Андрей! — прилипли ко мне с двух сторон две мои самые родные женщины.

Мама опять принялась оглаживать меня, точно маленького мальчишку, несмотря на появившиеся седые волосы да угрюмые, придающие возраста складки у переносицы.

— Мам, а пирожки где?! — стараясь быть бодрым, сказал я.

И все захохотали. В смехе каждого из родных облегчение и надежда, что наконец-то теперь жизнь наладится. Тоже довольно заржал. Только вот… Нет, мои хорошие, это только начало. Посмотрел на ясное, без единого облачка, небо. Ангел я иду, жди меня!

* * *

Чёрт, чёрт, чёрт! Никаких следов, совершенно ничего. В самом деле, кажется, что такой девушки не существует, более того, никогда не существовало даже. И только в одной из соцсетей её давней подруги Кабловой Вари я нашел институтскую фотографию, где в числе многих других студентов была и Ангелина Нестерова. Молоденькая, улыбающаяся, смеющаяся. Юный прекрасный Ангелок. Никто, глядя на эту фотографию, не мог бы подумать, что за такой прекрасной оболочкой прячется жадная до денег, черная, бессердечная душа. Её подруга тоже может что-то знать о местонахождении Ангелины. Но Варя с Даниилом Нестеровым по доброй воле мне точно ничего не скажут. Значит, надо послать человека из конторы частного детектива, придумав какую-нибудь правдоподобную сказочку в качестве причины расспросов. Такие расспросы могут насторожить. Лучше, пожалуй, установить наблюдение в надежде на то, что Ангел когда-нибудь с ними свяжется.

— Андрюш, иди кушать! — позвала мама.

— Мам, ты меня словно на убой кормишь! — пошутил я, заходя на кухню.

— Садись уж, кожа да кости, кормить и кормить тебя еще.

Послушно сел за стол, на котором меня поджидала целая тарелка вкусного, наваристого маминого борща.

— Андрей, Виктор сказал, что может устроить тебя работать в свою фирму. У тебя опыт и деловая хватка, думаю, вместе вы сможете добиться успеха.

Скривился, уж очень такое предложение напоминало подачку для бедного родственника. Да и, кроме того, не до работы мне сейчас. Все мысли сосредоточены совершенно на другом…

— Мама, я решил продать квартиру.

— Андрей, это твоя собственность и ты можешь распоряжаться ею, как пожелаешь. Тем более, ты уже совсем большой мальчик, чтобы мать как-то влияла на твои решения. Но я прошу, оставь прошлое, не ищи эту девушку, начни жизнь заново, сынок! — мама снова начала ласково гладить мои плечи.

— Не могу, — наконец угрюмо признался я. — Мне нужно её найти. Мам, я не смогу начать никакую новую жизнь, пока не найду этого чертова Ангела, пока не пойму, кто стоял за этим кошмаром. Кроме того, я её хочу, ужасно хочу по-настоящему наси…, - поспешно прикусил язык, но слова уже были произнесены.

Избавиться от этого сумасшедшего желания не помогла даже довольно симпатичная светловолосая проститутка, которую я почти два дня трахал во все дыры, воображая, что передо мной прекрасный Ангел, разрушивший мою жизнь. Блондинка не была ею, даже в тумане похоти я понимал этот факт. Проститутка немного сняла напряжение в теле, но жажда по Ангелу осталась. Теперь она мой фетиш, вечная болезнь, и я видел только одно излечение — оказаться снова рядом с этой девушкой, почувствовать, попробовать её слезы на вкус. Узнать наконец-то, что же произошло тем вечером.

— Андрей! — потрясенно произнесла мама, а потом заплакала. — Я не выдержу, если с тобой опять что-нибудь случиться.

— Мам, она мне почти каждую ночь снилась! Все четыре с половиной года мечтал, что выйду и найду её!

Слезы еще сильнее полились с родных глаз.

Блин, я делаю больно самой близкой для меня женщине. Которая практически одна вырастила двоих детей, поскольку отец бросил семью, когда мне было только пять лет. Но скрывать бесполезно. Вряд ли моя ангельская одержимость хорошо закончится, пусть, на всякий случай, будет готова… к тому, что моя жизнь и дальше полетит под откос.

— Прости, мама! Но я не смогу иначе.

* * *

— Дмитрий Константинович, вы узнали контакты мужа Ангелины Нестеровой?

— Да, узнал, но информацией он делиться точно не будет.

— Почему вы так уверены?! Иногда бывшие супруги имеют зуб на друга, и могут рассказать много чего интересного.

— Извините, Андрей Тимурович, я неправильно выразился, точнее, Сотников Виталий Сергеевич не сможет поделиться с нами информацией, поскольку его нет в живых.

Который раз присвистнул мысленно. Просто черная вдова какая-то, все, кто попадают в сферу интересов светлоголового ангелочка, плохо заканчивают. Сначала парня, в которого, по словам подруги, Лина была влюблена, убили, затем меня посадили за решетку, теперь вот выясняется, что муженек коньки отбросил. Куда ты лезешь, Андрей? Тюрьмы мало показалось? Может, бросишь это дело?! Попробуешь начать всё заново, как ни в чем не бывало. Тебе тридцать шесть лет, еще не поздно. Если верить маминому любимому фильму, в сорок лет жизнь только начинается. Вон мама прощупывала недавно почву на предмет знакомства с одной очень хорошей умной женщиной. Поздно, Андрей, поздно. Жажду возмездия в душе не потушить потугами нормальной жизни. Мне нужна она — мой жестокосердный Ангел. Только отомстив, попробовав на вкус то, за что меня посадили, можно двигаться дальше.

— Отчего умер её муж? — спросил я, наконец-то оторвавшись от грустных размышлений.

— Согласно вскрытию — передозировка наркотиками, которая привела к остановке сердца. Правда, следует отметить, что на момент его смерти супруги были уже два года как в разводе.

— Надо расспросить родственников мужа Ангелины, может, они вспомнят что-нибудь интересное.

— С матерью я уже поговорил.

— Какой вы быстрый, Дмитрий Константинович, — похвалил я частного детектива. — Что-то удалось узнать?

— Увы, родительница вообще была не в курсе женитьбы сына. Только после его смерти увидела штампы о браке и разводе в паспорте. Как мне кажется, скорее всего, это был фиктивный брак с целью смены фамилии. Их документальная семейная жизнь продлилась меньше полугода, а заявление в ЗАГС о разводе было подано буквально через полтора месяца после росписи.

— Да уж… — недовольно скривился я. — И этот след оказался пустой.

Частный детектив утвердительно покивал головой, соглашаясь с моими выводами.

— Можно, конечно, покопаться еще, выяснить друзей мужа и попытаться у них узнать информацию об этой девушке. Хотя, сдается мне…

— Да, я тоже так думаю, но на всякий случай поговорите еще с кем-нибудь из родственников или друзей её бывшего мужа.

* * *

Лениво щелкал по каналам, смотря новости.

— Все новые и новые подробности начинают всплывать по делу бывшего начальника департамента поддержки предпринимательства Погорилова Николая Ивановича. Напомним, что облик служителя народа, как идеального семьянина, подпортили попавшие в январе этого года в сеть фотографии, на которых отчетливо видно, что семейные ценности, о которых так любил говорить Погорилов баллотируясь на пост мэра нашего города, ограничивались только разговорами, тогда как в реальности он любит проводить время, занимаясь сексом с девушками, которые годятся ему даже не в дочери, во внучки. На экране замельтешили кадры весьма откровенного содержания для дневной передачи. На них полноватый грузный дядька и какая-та девица трахались в различных позах и ракурсах. Интимные места, чтобы не смущать зрителей, как и глаза, впрочем, были прикрыты черными прямоугольниками.

— Ооо… Черт!!!

Подскочил с дивана, леность как рукой сняло. Ангел!! Лица девушки на экране не было видно, только профиль, кроме того, фото показывало брюнетку с длинными черными прямыми волосами. Но я не сомневался, вот он, мой Ангел!!! Жива, здорова, и опять занимается своим любимым делом — без всякой жалости разрушает чью-то жизнь. Разве можно спутать это совершенное тело, фарфоровый отлив кожи, невинно-развратные изгибы фигуры. Член в штанах мгновенно подскочил. Я иду к тебе, Ангел! Жди!!!

* * *

— Николай Иванович, спасибо, что согласились меня принять.

Передо мной сидел толстоватый шестидесятилетний мужчина и вытирал платочком потеющий лоб. Нос-картошка, слишком большие и мясистые для мужчины губы, жирная кожа с большими порами, кустистые брови. Как Ангел могла с ним спать?!

— Вот, посмотрите, пожалуйста! Эту девушку звали Ангелина Нестерова. Меня обвинили в её изнасиловании, я четыре с половиной года просидел всего лишь за одну ночь с прекрасным Ангелом. Вам изображенная девушка никого, случайно, не напоминает?

Пухлые пальцы чиновника взяли фотографию Лины.

— Нет! Не может быть… — раздался через несколько минут его потрясенный шёпот.

Судя по выпученным глазам бывшего высокого чиновника, девушка была ему знакома. Значит, ты на правильном пути, Андрей!

— Настенька, это моя Настенька, только голубоглазая блондинка, — потрясенно воскликнул Погорилов.

— Знаете, Николай Иванович, у разведчиков есть такой термин — «медовая ловушка», кажется, кто-то решил использовать подобные схемы не только в шпионских фильмах. И мы с вами, как пустоголовые мухи, угодили в такой вот сладкий капкан.

— Эта мелкая сучка разрушила мою жизнь до основания, — простонал чиновник. — Все полетело к чертям собачьим после встречи с ней, сначала фото в разгар предвыборной кампании, потом обвинение во взяточничестве. Уверен, к этому Настенька тоже приложила свою миленькую ручку, когда-то похвалился ей по глупости, что должен получить большой откат, затем жена подала на развод. Все отвернулись от меня, будто от прокаженного.

Дядечка даже заплакал, теперь вытирая платочком глаза. Странные чувства он вызывал во мне, с одной стороны, жалость и брезгливость, с другой — были ревность и возмущение. Хотелось дать ему хорошенько в репу, а лучше по яйцам, чтобы Николай Иванович держал свой поганый отросток поглубже в штанах. Да как он смел дотрагиваться до моего Ангела? Дурак ты, Андрей, придурок, твоего чистого Ангела уже куча мужиков со всех сторон облапала, и, конечно, они не ограничивались только прикосновениями, наверняка ебали её как сидорову козу. Тебе просто посчастливилось, точнее, не повезло быть первым в списке Ангела. Но от мыслей о других внутри просыпалось зверство… Ничего, ведьма синеглазая, скоро будет и на моей улице праздник, за все четыре с половиной года буду тебя трахать. У меня накопилось много дикого желания и извращенных фантазий.

Чиновник продолжал распускать нюни.

— А ведь я влюбился. Она была такой прелестной, такой горячей.

Черт, нет! Заткнись, старый пердун! Не желаю этого слышать! Хочу думать, что горячей Лина может быть только со мной.

— Николай Иванович, что вам известно об этой девушке?

— Найду суку, прирежу!

Нет, нельзя никому резать! Она моя!!

— Так что вам известно о Настеньке?

— Да ничего, в принципе… Я случайно наехал на неё, когда выруливал из стоянки супермаркета. Вышел из машины, а тут Настя — красивая, сексуальная. Плачет, дескать, больно. Ну, разговорились. Я ей денег предложил, чтобы она не писала заявление в полицию. Настенька деньги брать не стала, но мы договорились, что она пройдет обследование и если будут какие-то проблемы, то я оплачу лечение. Обменялись телефонами. Позвонил на следующий день справиться о здоровье, а девочка такая ласковая, приветливая. Знаешь, я ведь как на крыльях летал всё это время, влюбился, словно юный парнишка. А что девочка творила в постели! Это просто фантастика! За все пятьдесят девять годов жизни не испытывал ничего подобного. Настенька тоже прикидывалась влюбленной, была ласковой-ласковой, а в уши пела комплименты — какой я умный, какой я страстный, опытный, не то, что прыщавые юнцы — её сверстники.

— Кроме имени вы еще что-нибудь знаете?

— Ничего. Только номер телефона, который, понятное дело, уже давно не отвечает. Говорила, помнится, что у неё довольно обеспеченные родители.

Нда… информации всё так же ноль.

— Знаешь что, однажды мой водитель видел её, всю такую расфуфыренную, возле ресторана «Соната». Настя тогда мне сказала, что у одногрупницы был девичник, а мужик, которого она под ручку держала, это один из друзей жениха.

— Соната, — прошептал я. — Хорошо, спасибо, попробую порасспрашивать там.

— Евдокимов, достань эту девку, если привезешь её ко мне, я заплачу, много заплачу.

— Вам деньги ещё понадобятся, Николай Иванович, уж я, как никто другой, знаю, что приличные адвокаты нынче не дёшевы.

Кроме того, я не торгую ангелами. Она моя… Я значился под номером один в ангельском списке разбитых жизней, значит — первый по очереди мстить.

Жди меня Ангел, я уже иду!

* * *

— Дмитрий Константинович, снимайте наблюдение с Нестерова Данилы и Кабловой Вари. И пришлите, пожалуйста, смету. Сколько я вам должен?

— Андрей Тимурович, будут ли еще какие-то задания для моих ребят?

— Нет, пока ничего не надо, а дальше посмотрим.

— Как скажете, завтра я пришлю документы.

Выключил телефон. Больше нет необходимости следить за близкими людьми Лины, или Настеньки… Впрочем, черт знает, как она теперь может зваться. Для меня она всегда будет Ангелом. Точнее, сукой. И эта сука, мой грешный Ангел, под ручку с каким-то амбалом выходила из ресторана «Соната». Всё же мне повезло увидеть ту передачу. Думал, искать Ангела придется долго и упорно. Ан нет, на ловца и зверь бежит.

Теперь Лина была шатенкой. Парик или краска для волос? Неважно, этот камуфляж нисколько не ввел в заблуждение. Как только увидел, сразу понял, почувствовал даже, вот она, мой падший Ангел, отправившая меня вместо рая гореть в адском пламени. Красивая сучка! Ничего не скажешь. Даже лучше, чем мне представлялось все эти долгих четыре с половиной года.

Ну что ж, Ангелочек, скоро увидимся.

 

ГЛАВА 16

— Здравствуй, братик. Как вы поживаете?

— Все хорошо, Лина, представляешь, Арсений сказал сегодня «папа».

Сердце болезненно резануло завистью. Нет, я рада за Даньку и Алису, но в такие моменты ужасно угнетала пустота собственной жизни. Просто, когда говорили о детях, я всегда вспоминала собственного так и не рожденного сыночка, которого мне даже не суждено было по-настоящему полюбить. Мой вечный мальчик-с-пальчик, живущий только в угнетающих болезненных воспоминаниях.

— Чудесная новость, Данька! Чудесная!

— Когда тетя Лина приедет к нам в гости?!

— Не знаю, Дань, пока не могу. Чуть позже, может, летом.

— А у тебя как дела, сестренка?!

— Хорошо, — слишком поспешно ответила я.

Впрочем, Данька наверняка догадывался, что к слову «хорошо» моя жизнь не имеет никакого отношения.

После разговора с братом прилегла на диван и закрыла глаза. Отчего-то последнее время я чувствовала себя усталой, прямо-таки дряхлой, уставшей от жизни старушкой. Хотя работой не была перегружена, все дела пару раз в неделю хуй пососать, да ножки раздвинуть. Официально же я нигде не трудилась. Зачем? Глеб Георгиевич давал мне достаточно денег, чтобы жить безбедно, да ещё и откладывать на черный день. Иногда сама себе удивляюсь, как среди этой грязи я всё еще могла дышать, почему до сих пор не свихнулась или не перерезала вены. Человек ко всему привыкает, в любом положении находит для себя какие-то маленькие радости. Для меня такими небольшими приятностями стали: редкие встречи с братом и его семьей, чашка дорогого кофе по утрам, занятия йогой, ароматный чай по вечерам, а еще… я начала писать романы. Даже стала известна на определенных сайтах. Фентезийные миры Анны Степановой не только мне позволяли скрыться от обыденности и удушливой серости реальной жизни. В моих книгах злодеи получали по заслугам, мужчины были благородными и отважными, женщины — прекрасными и немного взбалмошными, у них рождались чудесные дети… Взяла ноутбук в руки, но сегодня вдохновения не было. Внутри сидело какое-то беспокойство, как будто что-то должно случиться. Плохое? Да, скорее всего. Поскольку ожидать хорошего в моей жизни не приходилось. Встала, достала с верхней полки шкафа небольшой коричневый чемоданчик, в нем было второе дно, где находилась валюта и кое-какие весьма дорогие украшения, которые иногда, в приступах щедрости, дарил мне Глеб Георгиевич. Я не любила их носить, они давили тяжелыми кандалами полной обреченности на мою шею и пальцы. Еще в чемоданчике лежала моя любимая игрушка — тряпичный ангелочек с белыми крылышками и веревочными соломенными волосами, его мне подарил папа перед той страшной аварией, но самое главное, там были фотографии… множество фотографий и заметок об Андрее Евдокимове. Сама не знаю, зачем мне нужен этот постоянный душевный мазохизм? Однако я собрала и распечатала множество фото, статей, и заметок об этом человеке. Всё, что мне удалось найти в интернете. Однажды, чтобы отыскать кое-какие материалы, даже специально ездила в библиотеку. Разложила их веером на атласном покрывале кровати. Пальчики сами по себе заскользили по бумажным глянцевым листам. Красивый. Мой Андрей — очень красивый мужчина. Со всех фото меня жгли темные проницательные глаза. Странно, отчего-то эти ожоги я тоже относила к небольшим приятностям моей жизни.

— Привет, Андрей, привет! Интересно, как ты там?!

Надеюсь, после всего что случилось, Андрей сможет стать счастливым… О прощении и встрече я даже не помышляю. Есть вещи, которые невозможно простить. Из глаз покатились слезинки. Плачь, плачь, Ангел, а лучше смирись — ты его больше никогда не увидишь. Наши судьбы переломаны один богатым сказочником, который решил, что имеет право играть жизнями других людей.

* * *

— Глеб Георгиевич, мне пора, — произнесла я, эротично натягивая на себя одежду и стараясь не смотреть в сторону лениво развалившегося на атласных простынях голого мужчины.

— Детка, я решил съездить куда-нибудь развеяться. Хочешь со мной на Багамы?

С ним и Багамы покажутся вызывающей тошноту сточной канавой. Но вслух, конечно, этого не сказала, поскольку шкура мне была ещё дорога.

— Зачем ехать в Тулу со своим самоваром? — произнесла я с легкой иронией в голосе.

— Тут ты не права, Ангелина, такой красивый самовар поди поищи.

— Но ведь мужчины любят разнообразие.

— Не терпится от меня избавиться, да, Ангелина?! — голос Моргунова все такой же расслабленный и благодушный, на губах даже играет мерзкая ленивая улыбочка, а вот глаза вглядываются зорко и пристально в моё лицо.

Напряглась. Конечно, Глеб Георгиевич попал в самую точку, мне каждый день хотелось от него избавиться, ежедневно, ежечасно я мечтала, чтобы он нашел себя какую-нибудь новую девочку. И да, у него были другие, но отчего-то он всё равно периодически вызывал меня к себе.

— Нет, что вы, Глеб Георгиевич, всего лишь беспокоюсь о вашем приятном времяпрепровождении, — как я ни старалась, в моем голосе не прозвучало раболепства, лишь всё та же легкая ирония.

Моргунов рассмеялся, а я невольно вздрогнула, его смех всегда казался жутким. Не должны такие люди смеяться…

— Не любишь ты меня, Лина?!

Удивлённо приподняла бровки.

— Разве вам нужна моя любовь, Глеб Георгиевич?!

Весна странно действует на людей, даже шакалу Моргунову захотелось чувств. От меня?! Не дождется… Его я даже уже не ненавижу, просто каждодневно хочу, чтобы он подох.

— Нет, конечно. Главное, ножки расставляй, да хуй соси старательно.

Унизительно… Моргунову нравится меня унижать, наверное, так он еще в большей мере ощущает свое могущество, балдея от моей вынужденной безотказности и своей безнаказанности. Захотелось шипеть змеей, но я лишь обольстительно улыбнулась.

— Уже можно паковать вещи, Глеб Георгиевич?!

— Да, держи, на всякий случай, чемодан собранным.

* * *

Когда подъехала к дому, меня снова охватило беспокойство, непонятное взбудораженное состояние и даже, кажется, словно что-то тревожно вибрирует внутри тела. Черт!.. Это просто весна, Лина, поэтому думается — вот-вот произойдет нечто необычное. Весна… Весной всех так и тянет влюбляться. Интересно, я способна еще любить и влюбляться? Впрочем, кто же мне позволит такие непростительные вольности.

Вышла из машины, сигнализация пикнула, неприятно резанув по натянутым от дурных предчувствий нервам. Странные ощущения усилились, показалась даже, что из темноты ночи кто-то пристально смотрит за мной. Надо менять квартиру. Завтра же засяду за объявления. Пожалуй, слишком долго тут задержалась. Я всегда скрываюсь, всегда бегу, меня не существует вовсе. Ангелина Нестерова умерла, уже давно, через несколько месяцев после того, как помогла засадить невинного человека в тюрьму. Теперь по документам я Анна Степанова, двадцати четырех лет от роду. Вышла из машины. Каблучки отбивают женственное «цок-цок» по мокрому после весенней грозы асфальту. Опять забыла заехать в магазин, в холодильнике, наверно, скоро мышь повесится. Нда, больше некому таскать мне пирожки, некому обо мне заботиться. Я удалилась из жизни всех своих друзей и знакомых, растворилась, исчезла, как будто меня не существовало вовсе.

— Ай, да что вы де…

Дверь неприметной серой машины распахнулась. Сильные мужские руки схватили меня, пытаясь затащить в салон автомобиля. Это чьи ребятки? Блин, чего я газовый пистолет не переложила поближе. Попыталась заверещать, но рот накрыла мужская ладонь. Вот оно, плохое! Предчувствия тебя не обманули, Лина… Впилась зубами в руку нападавшего. Что-то холодное твердое воткнулось в бок.

— Блядь, Ангел, не трепыхайся. Или будет очень больно.

Мне сразу же стало больно. Внутри все скрючилось, запульсировало в мучении от возникших слуховых галлюцинаций. Голос… мне почудился голос, почти каждую ночь нашёптывающий мне: «Спасибо, мой Ангел!»

Беги, Лина, беги, галлюцинации или нет, но ничего хорошего от этой встречи тебе не стоит ждать. Только почудившийся голос из прошлого лишил воли, расплавил кости, свел судорогой мышцы.

— Ан-ндрей, — вырвался хриплый возглас из моих губ.

Мужские руки затянули глубже в салон машины, и я, парализованная послышавшимся голосом, почему-то не сопротивлялась.

— Мне лестно, Ангел, что ты еще помнишь, как меня зовут, — прошептали мужские губы прямо в мое ухо, и кожа от страха, да, наверное, от страха пошла мурашками.

Ха!! Как можно забыть своего первого мужчину, которого я собственноручно отвела на эшафот. Потом были другие… Но с ними Глеб Георгиевич не поступал так жестоко, в большинстве случаев я просто узнавала необходимую Моргунову информацию. Кроме того, Андрей был единственный, в кого мне по-настоящему хотелось влюбиться. Интересно, как он выглядит сейчас?! Такой же красивый, каким мне запомнился?!

— Не вынуждай меня тыкать в тебя ножом, Ангел! Втяни ноги в машину.

Сама не знаю, зачем повиновалась.

— Так, хорошая девочка…

Не выдержала, обернулась… Черные глаза жгли, прожигали кожу, мышцы, даже кости. Красный уровень опасности!

— Добро пожаловать в ад, Ангел!

Теперь мой рот Евдокимов зажал какой-то тряпкой. И всё, темные, словно ночь, глаза стали приближаться… расширяться, разрастаться в огромные озера возмездия. Ангел, как бы тебе не потонуть, не захлебнуться в этом карающем море ненависти!

 

ГЛАВА 17

Прекрасный ангел прикорнул на моем плече. С закрытыми глазами, идеальным макияжем, вся такая тоненькая и грациозная, Лина в самом деле казалась райским созданием. Только крылышек не хватало. А внутри разрасталось торжество. Моя, моя, теперь она МОЯ! Теперь мне можно делать с ней всё, что пожелаю. А я её более чем желаю. Член в штанах радостно подпрыгивал, возбужденный осознанием реальной близости той, которая практически каждую ночь приходила нас мучить, оставляя неудовлетворенными. Даже не знаю, чего мне больше хотелось сейчас, — придушить Лину за то что, она смела быть красивой такой, тогда когда я валялся на нарах, где единственным удовольствием секса была редкая мастурбация с мыслями об идеальном теле Ангела, или же первым делом хорошенько выебать, наверстывая упущенное за те четыре года, когда был вынужден обходиться без женщины. Всё… Теперь можно делать с ней всё, что захочется! Душить, резать, насиловать во все щели. Моя, моя, эта прекрасная девушка теперь полностью в моей власти. И я не успокоюсь, пока не вытрясу из неё имя человека, который стоял за поломавшей мою жизнь на до и после историей с изнасилованием.

Открыл ворота двора дома, который специально снял по этому поводу на окраине нашего города. Ничего роскошного, потому что теперь я был вынужден экономить. Простой деревенский домик, с маленькой кухней и двумя сообщающимися между собой комнатами.

— Всё, Ангелочек, приехали, — зачем-то вслух произнес я, ведь девушка слышать не могла, поскольку была в отключке.

Сначала хорошенько закрыл ворота, потом осторожно вытащил Лину из машины. Тело было обмякшим, но совершенно не тяжелым. Конечно, ангельские создания не могут много весить. Женская ручка красиво откинулась в сторону. Всё в ней красиво… Не снимая обуви, вошел в дом и осторожно положил плененного мной Ангела на разложенный диван. Щелкнул электровыключателем. Ангелина до сих пор не проснулась, видать, крепкую штуку мне раздобыл свояк. Застыл, любуясь… Лина стала намного красивее за те четыре с половиной года, которые мы не виделись. Если раньше в её лице просматривалось что-то невинно-девичье, то сейчас была идеальная, шаблонная внешность роковой красотки. Четко очерченные брови, подведённые тонкими стрелками веки, длинные ресницы, видимо, чтобы оттенить лазоревые глазки, покрывала синяя тушь. На скульптурные щечки наложены едва заметные бежевые румяна, а дивно вырезанные, чуточку подправленные ботоксом губки подкрашены розово-коричневой помадой. Идеальный макияж на идеальном лице, нет, уже не ангела, выше бери, Андрей, богини. Сука, сука, сука!! Не нежничая, стащил с изящных женских ступней туфельки на высоченном каблуке, потом неторопливо, трясущимися руками, принялся поднимать подол ярко-синего платья. Божественна, идеальна! Её красота слепила, доставляла боль, словно шипы вонзались в мои глаза, пальцы, да и грудину тоже. Какие длинные ноги в телесных чулочках, дальше, боже… красивый изгиб бедер, кружево трусиков, плоский животик с пирсингом в пупке, упакованные в голубой бюстгальтер груди. Хотелось наброситься на нее голодным зверем, грызть, кусать, чтобы напиться, пропитаться, насытиться этой красотой. Но я наоборот неспешно, смакуя удовольствие, несмотря на распирающий джинсы член, продолжал раздевать всё еще находящуюся без сознания прекрасную девушку. Наконец-то снял полностью платье, затем принес из кухни ножницы и разрезал его на мелкие ярко-синие клочки, порезал прямо на Ангеле бюстгальтер и трусики, стащил невесомые чулки со стройных женских ног. А потом почти благоговейно, едва касаясь подушечками пальцев, стал гладить восхитительное тело перед собой. Взял в руки тонкую безупречную стопу, изящные маленькие пальчики были покрытые французским маникюром, точнее, педикюром. Какая на хрен разница! Их хотелось целовать, нет, ломать, грызть голодным зверем, нет, целовать. Дальше мои ладони медленно заскользили вверх по бархатистой коже стройных ног. Лобок, как, помнится, и четыре года назад, был гладко выбрит. Сколько времени прошло, а я еще помню её вкус. Медово-соленый, возбуждающий, сносящий крышу. Попробовавший хоть раз нектар Ангела не сможет его забыть. Руки скользнули на подтянутый девичий животик, видимо, Лина регулярно занимается спортом. Пальцы пошли ещё дальше, жадно накрыли восхитительную грудь с небольшими розово-коричневыми сосочками. Идеальная тонкая шея, обещающие райское наслаждение губы. Ооо… Она шикарна, бесподобна, идеальна! Ангел, богиня, безжалостная ведьма, испортившая мою жизнь! Хотелось поставить её на пьедестал и бесконечно любоваться, как совершеннейшим произведением природы, а лучше разломать, поломать на части, потому что от этой красоты болели глаза и истекало кровью сердце.

Подушечки пальцев стали обводить греховно вылепленные губы. Синие ресницы дрогнули, затрепетали, веки открылись. Бескрайнее голубое небо смотрит на меня, с головой затягивая в свою синеву. Богиня, она богиня!

— Андрюша! — певуче-ласково шепчет девушка, и тянет ко мне руки, обнимая за плечи.

Прямо как в моих сновидениях. Я точно вышел из тюрьмы?! Или всё ещё нахожусь за решеткой? Быть может, это очередной чудесный сон от ведьмы Ангелины! И потом я проснусь, а рядом только храпящие сокамерники.

Выражение девичьего лица поменялось, голубые глаза распахнулись сильнее, и в них появилось что-то очень похожее на потрясение или даже страх.

Улыбнулся плотоядно. Нет, Андрей, не снится, она в самом деле рядом с тобой. Боится меня. Веки с длинющими синими ресницами снова закрылись. Думает, что если закрыть глаза, я исчезну? Нет, Ангел, нет! Теперь я буду долго мучить тебя.

Легонько ударил ладонью по щечке этого идеально-красивого лица, сначала с одной, потом с другой стороны.

— Ну же, Ангел, открывай свои блядские глазки! Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился, гадина!

В синем небе её глаз плескалась боль.

— Андрей, я буду кричать!

— А я буду бить, Ангел!

Лина стала вырываться, брыкаться, отталкивать от себя. Размахнулся и ударил по прекрасному личику, теперь уже с силой.

— Блядь, успокойся или я сделаю тебе очень больно! И кстати, кричи, Ангел! Сколько угодно можешь верещать. Мы в частном доме, соседи далеко, вряд ли тебя кто услышит.

— Андрей, что ты хочешь делать?!

Ооо, ты даже не представляешь, сколько много я хочу. Но для начала просто трахну, потому что больше не могу терпеть, член просто лопается за ширинкой джинсов. Мне нужно утолить жажду.

— Я тебя изнасилую, Ангел, чтобы ты наконец поняла, почувствовала, что такое настоящее насилие. Я теперь буду много тебя насиловать.

Начал торопливо расстёгивать ширинку. Лина попыталась сбежать с дивана, пришлось хорошенько придавить её своим телом, бухнувшись всем весом сверху ангелоподобной шатенки.

— Андрей, нет! Пожалуйста, не надо!! — заплакала прекрасная девушка, до основания разрушившая мою жизнь.

Знаю я цену этим лживым слезам, насмотрелся в суде.

— Как ты там говорила, Ангел?! «Он не слышал, не воспринимал слова «нет». За каждое «нет» я получала удар». Запомни, с этого момента так и будет.

Снова ударил по шаблонному лицу роковой красотки. От предыдущей оплеухи у Лины сочились кровью губы. Странно, данный факт еще сильнее завел. Мне, как вампиру, хотелось всосаться в этот пухлый кровоточащий рот, и пить-пить её кровь. Ты сделала меня маньяком, Ангел! Но только, нет, никогда больше я не буду целовать эти лживые псевдорайские уста. Поцелуи для любимых женщин, а не для жестокосердных сук.

Рывком раздвинул обалденно стройные ноги. Черт, какая же пизда красивая! Лоно Афродиты просто! Сука!! Приставил гудящий желанием член к этой блядской раковине любви и попытался протиснуться внутрь. Она была сухой, как наждачная бумага. А мне похуй, буду по-сухому ебать.

— Андрей, прошу тебя, не надо! Ты ведь не зверь!

Вот тут Линочка ошибалась. Еще какая зверюга!

Ангел снова начала меня отталкивать, а из голубеньких глазок теперь ручьем потекли слезы, уродуя страдальческой маской лицо идеальной красавицы. Это только начало, скоро от богини останется только мерзкая жаба. Кем она и является на самом-то деле.

Опять ударил.

— Я же тебя предупреждал, не сопротивляйся мне, или больнее будет!

Лина послушалась, обмякла, престала вырываться, и я наконец-то смог войти в блядско-ангельское лоно. Стенки сухой вагины слегка болезненно сдавили мой налитый кровью член. Но я все равно немилосердно продирался вперед, желая, то ли добыть влагу, смягчившую процесс насилия, то ли утвердить свое господство. Толчок, толчок, при каждом из которых Лина тихонечко попискивала, а подкрашенные от синей туши слезки продолжали катиться по дивным щекам. Плачь, плачь, мой Ангел! Я упиваюсь твоими слезами! Ведь ты превратила меня в чертового маньяка. Болезненность первых движений прошла, значит, смазка все-таки появилась. Задвигался быстрее, задвигался жестче, глубже, словно пытаясь проткнуть её насквозь, аж до сердца её холодного достать. Это насилие, и мне нет нужды нежничать, заботясь об ощущениях партнёрши. Противный скрип старого дивана ворвался в уши, но он тоже добавил возбуждения и даже зверства. Лина прикрыла заплаканные глазки своими ладонями. На миг приостановился, и, не выходя из шелковой промежности, со злостью оторвал тонкие девичьи запястья от заплаканного лица.

— Не смей закрываться, слышишь! Смотри на меня, Лина, я хочу видеть твои глаза! Хочу знать, что тебе больно!

Бескрайнее голубое небо в синих потеках туши затянуло смертоносным омутом, да прямиком на дно. Снова протаранил членом девичье лоно, и застыл в самой глубине, по — ястребиному всматриваясь в зареванное, но все равно безумно красивое лицо. А потом просто по-зверски — удар, удар, удар… Лина запрокидывала голову, шипела, и приглушенно стонала от каждого такого бешеного толчка. Удар, удар, удар. Как сладко в этой шелковой вагине! Черт, не могу больше! И так долго продержался, удивительно даже, что не спустил сразу, едва дотронувшись до нежной кожи между женских ног, как, помнится, это было в ту роковую ночь. Еще один глубокий зверский удар, еще один негромкий вскрик боли из закушенных ангельских губ, и мой вой наслаждения от наступившего оргазма огласил пространство. Член запульсировал, изливая сперму внутрь блядско-красивой пизденки. Парочка бешеных толчков, для продолжения своего наслаждения, и я, сипло хрипя, бухнулся сверху божественного тела. Воткнулся носом где-то в районе бьющейся на девичьей шее жилке. Её кожа пахла эдемскими цветами… Пальцы сами по себе двинулись гладить этого дивного Ангела, а губы потянулись целовать пропитанный кровью рот. Нет!!! Не дождется гадина! От меня она больше не получит ни грамма нежности! Перекатился с удушающего эдемскими цветами тела и, тяжело дыша, лег рядом на скрипучий диван.

 

ГЛАВА 18

Ржавые гвозди снова и снова втыкались в кожу, душу, насквозь прокалывали сердце. Меня изнасиловали, опять… Страшная сказка для Ангела продолжается. Нет, постоянное принуждение в моей жизни стало почти привычным, меня ведь почти каждый день насиловали, xоть я сама снимала трусики и расставляла нoжки. Прoсто нeстeрпимо больно, что это сделал именно он, человек, о котором я мечтала, думала все эти долгиx и унылыx четыре с половиной года, кого возвеличила, поставила на пьедестал мученика. Очнись, того Андрея больше нет! Он остался в прошлом, был лишь в твоиx воспоминаниях и фантазиях. Евдокимов изменился, стал настоящим зверем, и самое печальное — именно я превратила его в чудовище. Слезы продолжали катиться из глаз. Евдокимов, тяжело дыша, раскинулся на диване. Одна его рука находилась совсем рядом с моим плечом. Я физически ощущала исходящий от мужских пальцев нервный жар, хоть и развернулась к нему спиной. Что будешь делать теперь, Лина?! Как выкручиваться?! Еще не выбравшись из одной ловушки, я угодила в другую. Из огня да в полымя. Андрей спокойно может меня убить, да прикопать где-нибудь. И ничего ему не будет за мою смерть, поскольку меня нет, я — призрак, давно исчезнувший в неизвестном направлении из жизни всех своих знакомых. Успокойся, Лина, Евдокимов — благородный, вполне вменяемый человек… Ага, которого ты помогла посадить в тюрьму, переломав, перепоганив всю его жизнь. Этот немаловажный факт мог очень плохо сказаться на его адекватности. Захотелось повернуться и попытаться найти в озверевшем мужчине, еще минуту назад насиловавшем мое тело, того Андрея, который мне запомнился в ту единственную ночь, которая у нас была — уверенного, улыбчивого, ласкового и требовательного одновременно. Нет, не обернулась, побоялась, и не знаю, чего больше — найти мужчину из своих воспоминаний или понять, что его нет больше, а скорее всего, не существовало вовсе. Оба варианта ничего хорошего мне не сулили. Вместо этого огляделась вокруг. Мы находились в каком-то довольно обшарпанном частном доме, окна которого были плотно закрыты темными шторами. Если есть окна, значит, можно разбить стекла и сбежать, автоматически отметила я, а потом поразилась своей способности размышлять. Только бежать прядётся голой, платье, белье — всё истерзано в клочья. Так что искать адекватность в мужчине, который лежал рядом, было плохой идеей, Лина.

Всё же нужно разворачиваться и выяснять, какие у Андрея планы. Чего мне следует ожидать? Вытерла слезы и осторожно повернулась. Евдокимов лежал на спине, широко раскинув руки, лицо — расслабленное, дыхание уже выровнялось. Он никак не отреагировал на мои движения, то ли я действовала слишком тихо, а быть может, просто не хотел смотреть в сторону такой гадины. Мужские веки были плотно сжаты. Красивый… я правильно запомнила, мой Андрей очень красивый мужчина. Тонкий аристократичный нос, скульптурные черты лица, красиво вырезанные губы, между бровей вот только залегла угрюмая складка, которой, помнится, раньше не было, да волосы немного поседели.

Веки открылись. Какие же темные у него глаза. Радужка глаз в слабом освещении дома казалась почти черной и сливалась со зрачком.

— П-привет, Андрей! — почему-то произнесла я, сама понимая, как глупо звучат мои слова, после всего, что произошло между нами, после сегодняшнего насилия над собой.

Он пораженно уставился на меня. Мужской кадык дернулся, сглатывая, а выражение лица поменялось, моментально став хищным. В темных озерах глаз теперь плескалась бьющая через край ярость. Сильные руки потянулись ко мне, сдавили шею и начали душить…

— Здравствуй, здравствуй, Ангел! Хотя нет, теперь я буду звать тебя Сукой…

Нечем дышать! Схватилась за его руки на своем горле, царапая сильные мужские пальцы накладными ногтями. Темные глаза приблизились, целое море ненависти, поглощая, смотрит на меня, затягивая с самую пучину. Внимание! Красный уровень опасности, Лина.

— Скажи мне, Сука, кто придумал засадить меня в тюрьму?! Хочу знать имя этой сволочи?!

Как сказать?! Я не могу даже слова произнести, и вовсе не пальцы Евдокимова на моей шее тому виной, Глеб Георгиевич, именно он в железных тисках держит мое горло. Моргунов считает меня приближенной, своей собственностью, и если я посмею отрыть рот, его месть будет страшной. Он не пощадит даже моего маленького племянника. Предательства Глеб Георгиевич никому не прощает. Противного блондинчика, когда-то принимавшего участие в моем первом изнасиловании, он безжалостно убил за какую-то аферу, которую тот посмел провернуть без его ведома. Туда ему и дорога! Признаться, смерть Кирилла, с одной стороны, меня даже порадовала, а с другой, заставила еще сильнее испугаться, затаиться.

Евдокимов немного ослабил хватку.

— Ну, Сука, говори! Я хочу слышать фамилию!

— Андрей, мне нечего тебе сказать.

И тут же получила удар по лицу, опять прямиком по разбитым в кровь губам. Больно… Потом Андрей жестко схватил меня за волосы, слезы в который раз брызнули из глаз.

— Неправильный ответ, Ангел! — в голосе злость, в темных озерах глаз предупреждение.

Всхлипнула.

— У меня не будет другого.

Боясь еще одного удара, закрыла руками лицо, однако его не последовало. Евдокимов молча вскочил с дивана. Опять боль… Он поволок меня за волосы в сторону большого стола, стоящего в углу комнаты, приподнял, посадил попой на жесткую лакированную поверхность. В мужских руках появились веревки. Страх ледяными спицами прошелся по хребту, ведь красивое лицо казалось совсем невменяемым от злости. Андрей же не станет меня душить?! Или?! Нет, кажется, у Евдокимова другие планы, он схватил мою ногу и начал привязывать её к ножке стола. Млять, млять, Ангел, ты снова угодила прямиком в оживший кошмар. Сейчас моя тошнотворная жизнь, которую я вела последние четыре года, казалась вполне сносной. Захотелось обратно в это мерзкое болото, да, там меня трахали, как вздумается, унижали, подкладывали под определенных людей, но хотя бы физически не мучили. Стала вырываться, Евдокимов молниеносно приподнялся с пола, и я получила еще одну существенную затрещину, от которой в глазах замельтешили темные точки.

— Блядь, Сука, веди себя спокойно! Иначе будет больно!!

Да, Ангелина, ты зря трепыхаешься, он все равно сделает то, что задумал. Ему некому помешать! Вторая моя нога тоже оказалась привязанной к ножке стола. Пожалуйста, я хочу потерять сознание, нет, лучше сойти с ума, или даже умереть, только сейчас, немедленно! Не испытывая моральных и физических мучений. А зверь с красивым лицом Андрея теперь причудливо опутал веревками мои запястья, вскинул руки вверх, потом перетянул веревки под столом, привязав их к ногам. Я оказалась распятой на этом чертовом столе и уже догадалась, к чему были эти приготовления. Далее наверняка последуют пытки. Боже, дай мне силы! Боже, дай мне забвения!

Евдокимов отошел, послышался какой-то непонятный шум. Что он задумал?! Какие муки готовит для меня?! В глаза бьет яркий свет. Свет, свет, сколько много света! Андрей поставил настольную лампу совсем рядом с моей головой и направил её лучи прямиком мне в глаза.

— Итак, я тебя еще раз спрашиваю, Лина, кто придумал засадить меня в тюрьму?!

Кожи дотронулось что-то холодное и, судя по всему, острое. Правда, слепящий свет в глаза не позволил рассмотреть, какой именно предмет пыток выбрал для меня Андрей. Скорее всего, нож, кожей чувствовалась довольно широкая поверхность. Страшно, Ангел?! Еще как! Уж слишком много гвоздей заколочено в меня, выдержу ли я еще ножички?! Всхлипнула, по телу прошла крупная холодящая дрожь. И только глаза пылали, горели. Этот слепящий свет, от него невозможно спрятаться, он проникал даже под кожу, и плотно закрытые веки не помогали. Задышала часто-часто, выдав с головой свой страх.

— Ты очень красивая, Лина! Стала еще красивее за эти годы, — почти ласково прошептал Евдокимов, чем, признаться, несказанно удивил, ведь я приготовилась к мучениям.

Кожи теперь коснулась не холодная сталь, нет, теплые, даже обжигающие пальцы, которые стали чертить на моем подрагивающем животе какие-то странные узоры.

— Блядь, напомни, сколько лет мы с тобой не виделись? — вдруг со всей дури заорал Андрей совсем рядом с моим ухом.

И я, немного разомлевшая от ласковых прикосновений, испугавшись, дернулась, закричала, забилась в этих веревках, словно умалишённая в белом полотнище смирительной рубахи. Конечно, вырваться не получилось, веревки надежно фиксировали меня все так же распятой на столе. Пожалуйста, выключите свет!! Очень ярко, очень больно от избытка яркости! Четыре года и почти шесть месяцев, могу даже по дням сказать — ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней. Но ответить так не решилась. Временами мне хотелось забыть как страшный сон, тот сначала блаженно-чувственный, потом насыщенный болью и страхом вечер, навсегда стереть со своей памяти последующее за ним судебное разбирательство… Не получалось, поэтому непонятно для чего я считала дни с момента нашей последней встречи с Моим Андреем.

— Ну же, говори, Сука!

Теплые пальцы поднялись с живота чуть выше, затем накрыли правую грудь, легонько сжали сосочки. Этого не может быть! Не должно быть при таких обстоятельствах. Однако мужские прикосновения вызвали ток, который огненными нитями прошелся от груди к низу живота да и забился там непонятным томлением. В удивлении даже на миг открыла веки. Свет, свет, обжигает… слепит, растворяет в своей яркости окружающие предметы.

— Я-я не помню! — дрожа, соврали мои губы. — Года четыре, наверное.

— Не помнишь, — ровный тон голоса только сильнее насторожил, злость Евдокимову все равно не удалось скрыть, ведь рука на моей груди с силой сжала нежную плоть.

Снова открыла глаза. Свет от лампы физической болью проник в мозг.

— Четыре года и почти шесть месяцев, ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней. Я каждый час, проведенный без тебя, помню, мой ненаглядный Ангел!

Вот, значит, как?! Оказывается, Андрей тоже зачем-то отсчитывал дни с нашей последней встречи. Впрочем, его причины понятны, он жаждал мести. Поэтому не надейся, Ангел, умереть быстро тебе не суждено, мучиться будешь долго.

— Всё это время меня интересовал вопрос, как вы все это провернули?! Я прямо-таки каждый час мучился любопытством, убийственным желанием знать, кто придумал эту ловушку? И, главное, чьей марионеткой ты являешься, красавица?

Вздрогнула, что-то холодное опять коснулось тела, острие ножа легонько, ласкающе прошлось по левой груди. А в уши опять ворвался крик, Евдокимов заорал:

— Сука, я порежу тебя на кусочки!! Так что лучше говори, сразу говори, кто за тобой стоит?!

— Мне нечего тебе сказать, — упрямо повторила я.

Больно! Евдокимов полоснул ножом по груди.

— Аууу, — негромко завыла я, снова распахнув веки.

Больно! Свет не хуже стали ножа режет по глазам! Пусть, пусть меня кромсает на кусочки, я все равно лишь чуточку живая, главное, чтобы Данька, Алиса и Кирюша были целыми и невредимыми, чтобы их никто не кроил ошметками.

— Скажи, Ангел, скажи! — теперь почти нежно просит Андрей и гладит, размазывая выступившую из раны кровь по моему вздрагивающему в страхе телу.

Свет, уберите свет!! Он сводит с ума. И нежность тоже к чертям собачьим! У меня её так мало было в жизни, что хотелось наслаждаться лаской, несмотря на боль и текущую из раны кровь. И странно, я, не чувствующая практически ничего с другими мужчинами, сейчас, связанная и кровоточащая, заводилась от действий сотворенного мной маньяка. Как такое возможно?! Как мало я знаю о своем организме! А может, всё дело в привычке, ведь оргазм я могла получить только одним способом — смотря на фото Андрея, лаская себя пальчиками, фантазируя, что именно его руки сейчас касаются складок моего лона. Только каждый раз переносясь в ту роковую ночь. А быть может, я скрытая мазохистка?!

Черт! Уберите свет!! Он даже через закрытые веки обжигает. Рука Евдокимова легла на мой беззащитный открытый лобок. Надеюсь, я теку только слезами из глаз от этого яркого ошеломляющего зрачки света. Наглые пальцы, продолжая биться током, полезли дальше, раздвинули складки между ног. Черт, не надо!

— Оууу! — отчетливо застонала я и, несмотря на спутывающие тело веревки, неконтролируемо выгнулась на столе.

Это так жгуче, так непередаваемо остро, что, кажется, даже в воспоминаниях я не испытывала ничего подобного.

Поспешно прихлопнула губы.

— Итак фамилия, имя, отчество!

— Андрей, прошу тебя!

— Да, Ангел, я тоже прошу, не вынуждай меня быть зверем, скажи, кто это был?!

Свет сводит с ума, а прикосновения пальцев, умеющих доставить женщине удовольствие, лишают последних остатков воли. Он не знает, что просит, месть — очень опасная штука, пусть радуется, что ноги унес. Боже, эти волшебные руки! Опять выгнулась, забилась в опутывающих меня веревках, а из горла вместо признания, вырвался сладострастный стон. Тоже своеобразное признание, моей слабости, а быть может, ненормальности, или женственности, которая наконец-то вырвалась на свободу.

Пальцы остановились. Ооо… Какая пытка. Свет-свет, как больно глазам, я, наверное, в аду. Раю? Не знаю.

— Скажи, Лина, скажи, — змеем-искусителем шепчет мне в ушко Евдокимов.

— Не могу, Андрей, больше не могу, п-пожалуйста…

Сама не знаю, чего прощу: освобождения, продолжения ласк, или прекращения пыток.

— Имя и фамилию быстро!!! — кажется, от мужского крика задрожали стены.

Свет, свет, всё палит и палит, выгрызая своей яркостью зрачки.

— Ну же, говори, Ангел! Говори, чертова кукла!!

Крик, крик, наотмашь бьет по барабанным перепонкам, а свет мощью увеличенного стеклом солнечного луча слепит глаза. Я скоро загорюсь от него. Если до этого не истеку сладкой липкой патокой в желании продолжения мужских прикосновений.

— Говори, блядь! — от крика даже воздух завибрировал.

А внутри зреет протест. Очень больно, когда осколки светлого в твоей жизни продолжаются дробиться, превращаясь в слепящую пыль.

— Да пошел ты! Я, я не могу сказать! — тоже заорала я. — Можешь меня полосовать! Слышишь?!

И тут же плечо обожгла боль, это острие ножа надавило, протыкая кожу. Из раны хлынула кровь. Нет, ты не права была, Лина, какая на хрен патока, ты истечешь кровью, распятая на этом столе.

— Сука, так ему верна! Почему ему?!

Ха… Попробуй тут не быть преданной.

— Да, вернаААА!

Превращая мой крик отчаяния в стон, раздирая нежную текущую ткань лона, в меня вонзился мощный, налитый желанием и злостью мужской член. Как в этой боли, в этом жгущем светом аду, могло найтись место удовольствию?!

— Сука, какая же ты сука, мой Ангел, — застонал Андрей.

Что- то с громким стуком упало на пол, наверное, нож выпал из рук Евдокимова. Мужские пальцы, сдавливая чувственную плоть, легли на мои трепещущие то ли в страхе, то ли в наслаждении груди. Мужские бедра двинулись вперед, вколачивая внутрь обжигающий член. Затем еще один мощный глубокий толчок, и я поспешно, чтобы не застонать, прихлопнула рот и зажмурила веки, чтобы не обжечься светом. Не получилось, ведь толчки в самую глубину, до предела, продолжаются, убыстряются, из горла невольно стали вырываться блаженно-сладострастные звуки, глаза же потрясенно распахнулись, стремясь хорошенько рассмотреть вернувшегося Моего Андрея, но нахватавшись слепящих лучей, веки снова смежились.

— Скажи мне, кто он? — ласково шепчет Андрей, жадно толкаясь внутри моей поплывшей желанием, хлюпающей от таких интенсивных движений вагины, а мужские пальцы грубо, больно сжали вставшие каменными столбиками соски.

— СКАЖИ!!! — теперь уже орет Евдокимов, не переставая интенсивно вколачивать в меня член.

А затем почти сразу ласково:

— Скажи мне, Лина, я хочу знать имя человека, подсунувшего под меня Ангела, укравшего у меня Ангела!

Чертов больной ублюдок, мой персональный маньяк.

Крик, опаляющий свет, боль, таранящие удовольствием удары, ласковый шепот, кровь на моей груди. Я сойду с ума, всё это невозможно вынести, оставшись нормальной! Пусть… сейчас даже страх прошел, во мне есть только одно желание — чтобы эта пытка продолжалась. Я уже не скрываю свои стоны, он тоже не в силах сдерживать рвущийся из горла вой наслаждения, всё растворилось в этом ослепительном свете, в желании сгореть дотла. Член с хлюпаньем продолжал вонзаться в мое беззащитное лоно, мужские кровавые руки жадно лапали грудь, больно сжимая соски, а я выгибалась, билась в паутине страсти, ловушке физиологии, устроенной для наших тел. Андрей брал меня жестко, грубо, и мне должно было быть тошно от еще одного насилия над собой, а я, почувствовав в теле предоргазменную волну, замерла, жадно глотая губами воздух. Глаза, хочу видеть его темные шоколадные глаза. Нет… только свет, как много света в этой западне. Поймалась, забилась, закричала, внизу живота, под настойчивыми ударами члена, словно что-то разорвалось, прорвало плотину. Оргазм с маньяком, оргазм с Моим Андреем, оргазм со светом! Неужели такое бывает? Неужели так бывает?

— ААА! — захлебываясь, закричала я.

— Оууу!! — хрипло вторил мне Евдокимов, изливаясь фонтаном семени внутри моей промежности.

 

ГЛАВА 19

Резко вывернул руль, машина прошла буквально в паре миллиметров от черной хонды, идущей чуть впереди. Мне посигналили, покрутили у виска и, подозреваю, обложили трехэтажным матом. Благо, автомобильные стекла двух машин скрывали недовольные слова чудом избежавшего аварии водителя. Черт! Черт! Черт! Нервы в полном ауте. Ты больной, Евдокимов, маньяк, совершенно ненормальный! А иначе как назвать то, что ты сделал с Ангелом?! Сукой! Но это все равно за гранью разума. Я ведь мог зарезать Лину на том столе. И самое безумное, меня возбуждали, даже дико заводили, её кровь, её беспомощность, вздохи, подрагивающий голос, слезящиеся от света глаза, текущее (Черт! Как оно могло быть текущим?!) лоно. После оргазма почувствовал себя словно пьяный, едва излившись в пульсирующую шелковую промежность, выбежал во двор, ополоснул себя холодной водой, а потом долго стоял в темноте ночи, стараясь отдышаться, пытаясь осознать, что я настоящий зверюга и теперь уже по-настоящему насильник. Затем, прихватив аптечку из автомобиля, мигом побежал обратно, поскольку еще одна страшная мысль пришла в голову: «Вдруг Лина истечет кровью на том чертовом столе, отправится прямиком в ад, снова сбежав от меня, тогда как я еще не наигрался, не наебался, не насмотрелся на неземную красоту Ангела». Нет, мои волнения были напрасны! Лина оказалась живучей, словно кошка. Слава богу! Или я все же не полностью шизанутый, раны на женском теле оставил совсем не глубокие. Выключил к чертям собачьим эту лампу, потом осторожно развязал веревки. Лина тихонечко постанывала, но ничего не говорила, не просила и держала крепко зажмуренными глаза. Даже когда я вылил ей на раны почти целый флакон йода, она лишь тоненько пискнула, а личико безумно красивого Пьеро на миг сковала болезненная гримаска. Потом после водных процедур я постелил ей ложе. Ну как… бросил матрас и одеяло на пол, спать в одной постели с ангельскими созданиями ада, было бы перебором для меня.

Утро началось со стояка. Осознание того, что Ангел совсем рядом, только руку протяни, дико будоражило организм. И я протянул, погрузил пятерню в красивые шатенистые волосы, поднимая и подтаскивая Лину к себе. Она взвизгнула, смешно засеменила по полу ногами. От шаблонной богини мало что осталось, но все равно её лицо поражало совершенством линий. Глазки не заспанные, значит, Ангелина давненько как проснулась и лежала себе тихонько, словно мышка, боящаяся разбудить спящего кота. Правильно, ведь кот очень-очень голодный. Сразу же стащил с себя спортивные штаны, в которых спал, член выпрыгнул наружу напряженной гудящей дубиной. Лазоревые глазки удивленно распахнулись. Ткнул красивую голову навстречу своему отростку. Ангел не успела среагировать, и венчик члена очутился прямо на пухлых, чуточку подрагивающих губах. Лина попыталась отстраниться, да кто ж ей это позволит.

— Доброе утро, Сука! — ласково-издевательски произнес я.

Прекрасная шатенка чуть приоткрыла губы, силясь что-то произнести, не получилось, поскольку я, воспользовавшись моментом, протолкнул член дальше.

— Ангелочек, не надо говорить, вместо «доброго утра» лучше сделай мне качественный минет.

Плотнее взялся за дивные волосы и толкнулся глубже внутрь влажного рта.

— Дааа! — довольно застонал в голос.

В лазоревых глазках почудился укор. Мне должно быть стыдно?! Возможно, тому прежнему Андрею, каким я был до роковой ночи с Ангелом, наверняка стало бы муторно от такого взгляда, но после отсидки обыкновенный циник во мне сменился зверем. Тонкие идеально наманикюренные пальчики уткнулись в мои ноги, пытаясь оттолкнуть.

— Только попробуй пустить в ход зубы, и я их тебе вышибу!

Голубые глазки наполнились слезами, превращаясь в бескрайние озера моего персонального рая, ада. Хрен разберешь!

— Давай, давай, детка! Что застыла? Уверен, ты умеешь это делать.

Пухлые губы сжались, двинулись вниз по стволу члена, вызвав во мне еще один блаженный вой. Нарощенные ногти легонько поскребли кожу ягодиц. А Лина почти, да нет, совсем не почти, а профессионально заработала на моей дубине. Мягкие губки сжимали, доили, посасывали мой подрагивающий, офигевающий от таких ощущений отросток. Даже блондинистой шлюхе, которую я нанял после отсидки, было далеко до её умений. Прекрасная головка обнаженной девушки задвигалась на стволе просто с бешеной скоростью. Как могла невинная девочка, которой я когда-то впервые делал кунилингус и рвал целку, стать такой опытной минетчицой?! Сколько хуев она отсосала за эти четыре с половиной года? Напрашивался только один ответ — блядь, она стала настоящей блядью. Точнее, всегда ею была, просто подзадержалась немного в девственницах. К наслаждению от опытных действий губ Ангела добавилась злость, слепящая, разъедающая, заставляющая меня еще больше звереть. Намотал дивного цвета длинные волосы на свой кулак, потянул чуточку назад, вынуждая Лину посмотреть мне в глаза. Словно окунулся в голубое бескрайнее небо. Высоко-высоко. А воздух наверху разрежен, оттого, видимо, дыхание сперло. Смотря в эти прекрасные лазоревые очи, видишь чистоту и невинность. Обман, все обман. Пальцы в волосах сжались, наверняка доставляя Лине боль. В голубом небе появились капельки дождя. А теперь держись, мой бесценный бессердечный Ангел, поехали. С силой протолкнул член внутрь влажного рта, насадив прекрасную головку практически на всю длину своего члена. Женское горло свело рвотным спазмом. Отпустил на секунду, может, две, потом снова нетерпеливо протиснулся все так же глубоко, по максимуму, так что мои яйца уперлись в миленький девичий подбородок. И снова добавляющий мне удовольствия, а ей мучений, спазм. Дал адскому ангелочку секундную передышку. Затем начал монотонно двигаться, крепко фиксируя женскую голову пальцами, запутавшимися в шелковистых волосах, не позволяя Лине отстраниться да вдоволь надышаться. И пошла долбежка, жесткая, при которой совершенно не заботятся об ощущениях партнера. Что-то подобное я видел в порнофильмах и никогда даже не помышлял, проделать с реальной женщиной. Снизу раздавались влажные причмокивания, сопения, мычания, звуки подавляемой тошноты. И зверюга, которым я стал, балдел от такого музыкального сопровождения, такого животного обладания Ангелом. Только прежний Андрей, живущий где-то в глубине моей искореженной души, словно со стороны осуждающе смотрел на сие действо, презрительно кривя губы, более того, его даже немного мутило от такого минета. Но чудовища во мне было больше, поэтому я продолжал без всякой жалости иметь сладкий девичий ротик.

— А теперь соси, Ангел!

Впрочем, от райского создания, после такой бешеной долбежки мало что осталось. Всколоченные волосы, зареванные глаза, потеки слюны на подбородке и груди. И этот жалкий вид бывшей эталонной богини, вызывал одновременно торжество и омерзение. Мой ненаглядный слюнявый Ангел!

— Соси, детка.

Лина послушалась, втянув головку члена в рот, всасывающе заскользила по стволу, а потом в обратную сторону, и снова вниз к напрягшимся в желании выстрелить яйцам. Ноги задрожали, всё тело тряхнуло. Черт, черт, черт. Она действительно настоящая профессионалка. Ангел снова опустилась губами к моему лобку, все так же божественно сжимая, посасывая в своем влажном жарком ротике ствол члена. Я сейчас кончу, прямо сейчас, ведь то, что творили пухлые губы, было божественно! Оттолкнул красавицу, вдруг захотелось еще больше унизить, опустить по полной Ангела, чтобы даже в минуты страсти она больше не казалась чудесным райским созданием. Обыкновенная шлюха, которая готова за деньги продать и мать родную. Пара надрачивающих движений руками по своему покрытому ангельской слюной члену.

— Оууу!

Сперма жаркими белесыми струями стала выплескиваться на красивое зареванное лицо. Только унизить все равно не получилось. Лина, абсолютно обнаженная, сидела на полу, лицо, покрытое слезами, слюной да спермой было отрешенным и, млять, даже несколько возвышенным. Как такое возможно?! Она все равно не казалась блядью, а выглядела богиней, над которой какой-то изверг решил поиздеваться. И этот изверг — я. Чудовище. Захотелось прижать её к себе, затем долго-долго обнимать, покрывая пахнущую эдемскими цветами кожу поцелуями и нашептывая слова утешения. Кому?! Ей?! Ангелу, без всякой жалости разрушившему на мелкие обломки мою жизнь. Оттолкнул обнажённую коленопреклоненную девушку от себя, вышел из комнаты, не в силах больше находиться рядом и ощущать этот непонятный шквал эмоций.

Потом я уехал, предварительно посадив своего Ангела на цепь и приковав к батарее. Теперь Лина не сможет улететь… Теперь я ее хозяин! И осознание этого, блядь, чертовски будоражило организм.

Мне опять посигналили, поскольку, увлекшись воспоминаниями, я снова ехал, не разбирая дороги и нарушая все возможные правила. Неврастеник, мать твою. Завернул в какой-то угол, двигаться дальше в таком состоянии было совершенно безответственно по отношению к себе, а главное, другим людям. Стоп, Андрей, стоп! Соберись! Прислонился лбом к рулю автомобиля. Стоп. Только как усмирить разбушевавшиеся нервы? Может, чего успокоительного принять. Интересно, в автомобильной аптечке есть валерьянка? Черт, аптечку я оставил в доме, когда оказывал Лине первую помощь. Млять, ты чуть не зарезал Лину! Шизанутый! Больной на всю голову. Нет, больше никаких пыток и экспериментов с ножами. Ангел вызывала во мне такую бурю эмоций, что в этой стихии очень возможно полностью съехать с катушек и совершить непоправимое. Я по-другому узнаю правду. Всё равно узнаю, мать твою!

Взгляд упал на дизайнерскую женскую сумочку из красной кожи. Яркий аксессуар. А ну-ка проверим, что в ней, какие Ангел скрывает секреты. Так… косметичка, телефон, который я вырубил еще вчера, какие-то таблетки, расческа. В кошельке пара тысчонок, немного мелочи, а еще фото. На нем белобрысый улыбающийся красавчик держал на руках розовощекого младенца, а рядом стояла симпатичная рыжеволосая девушка. Судя по всему, это Даниил Нестеров с семьей. Значит, ничто человеческое не чуждо моему Ангелу, хоть кого-то она, да любит. Одних любит, других губит, и мне не повезло оказаться во второй группе. В сумочке также был паспорт на Степанову Анну Станиславовну, 1991 года рождения, место рождения город Елец Липецкой области. Надо будет проверить, существует ли на самом деле такая девушка или документы лишь умелая подделка? Дальше ключики и ого… газовый пистолетик. Ну конечно, после таких медовых ловушек ангелам очень небезопасно расхаживать без оружия. Удивительно, что её раньше не выследили… точнее, большая удача для меня, добраться до Ангелины первым. Так… У меня есть ключики, а еще я знаю, где обитают Ангелы, и даже понял, исходя из света, зажигающегося в окнах, в какой примерно квартире она может жить. Что ж, самое время попытаться наведаться в обитель Ангелов. Быть может, хозяева этой ведьмы еще не хватились своей куколки и мне удастся найти что-нибудь интересное. Впрочем, даже если они кинутся искать Ангелочка, связать её пропажу со мной не должны, поскольку я придумал одну шутку, сунул начальнику колонии весьма неплохую взятку и настоятельно попросил, чтобы всем интересующимся моей персоной людям говорили, что Евдокимов Андрей Тимурович всё еще отбывает наказание в их прекрасной колонии.

Сегодня понедельник, это очень хорошо. Около подъезда Лининой квартиры никого не было, даже обычных бабушек-старушек. Хотя с каждым годом старушек на лавочках становилось всё меньше и меньше. Времена изменились, бабушки теперь тоже по интернету предпочитают общаться. Безусловно, мне это только на руку. Насунул бейсболку практически на самые глаза, надел темные очки, никем не замеченный зашел в подъезд, а потом и в лифт. Слава богу, на площадке этажа тоже ни души. Судя по расположению окон, у Ангела может быть только восемьдесят пятая квартира. Осторожно повернул ключик в первом замке, затем во втором, дверь открылась. Ура, значит, я был прав в своих наблюдениях. Молниеносно проскользнул внутрь. В квартире царила идеальная, просто образцовая чистота, даже стерильность. Только висевший на вешалке ярко-синий плащ да расставленные красивой композицией всякие женские баночки-скляночки на комоде говорили о том, что в квартире живут люди, более того — красивые девушки. А в воздухе витал какой-то аромат. Блядь, эдемские цветы, будь они неладны! Впрочем, я, конечно, не знал, чем может пахнуть в раю, пока только в аду удалось побывать, но на ум почему-то приходили именно такие возвышенные сравнения. Что ж, посмотрим, как живут Ангелы. Подробно… я каждый уголок её жилища проверю. Одежды было не очень много, но все вещи очень хорошего качества, подобраны ансамблями, причем с большим вкусом. А вот белья — воз и маленькая тележка, разного, сексуального, по всему видать, дорогого. Всякие корсеты, неглиже, тонкие кружевные бюстгальтеры и трехниточные трусики всех цветов радуги, а еще чулки, просто целая туча разнообразных женских штучек, способных возбудить любого мужика, даже престарелого старца. И я, как фетишист со стажем, поднес темно-синие кружевные трусики к носу. Млять, эдемские цветы! Для кого она всё это надевала?! И почему не для меня?! В душе разъедающая кислотой злость, хотелось разорвать на мелкие-мелкие кусочки эти сексуальные тряпки. Андрей, а ты что думал? Ангелочек тебя будет ждать все эти долгих четыре года? Дурак, шизик… Зачем-то засунул трусики в карман джинсов и продолжил дальше исследовать жилище адского Ангела. Ноутбук, в нем может быть что-нибудь интересное. Не удержался, включил. Черт, запаролено. Ладно, с ноутбуком разберемся позже, найдем мастера по части взлома компьютерных систем. В наше время это проще простого.

На верхней полке шкафа лежал небольшой коричневый чемоданчик, закрытый цифровым замком. Ангел тщательно прячет свои секреты. Впрочем, ожидать от девушки, засадившей меня в тюрьму, простой человеческой безалаберности было бы глупо. Придётся чемоданчик тоже прихватить с собой.

Дальнейший осмотр ангельского жилища ни к чему не привел, больше ничего интересного обнаружить не удалось. На кухне, кроме стерильной чистоты, практически ничего не было. Она что, манной небесной питается? Пачка кефира, какие-то крекеры, три полузасохших яблока. Еще раз оглядел квартиру. Блядь, что ж вы меня душите, эдемские цветы. Осторожно посмотрел в глазок, на площадке этажа все так же пусто. Что ж, пока меня окончательно не придушили эти чертовы цветочки, пора убираться из логова Ангела.

* * *

— Андрей, где ты пропадаешь все это время?! — родные темные глаза смотрели с тревогой.

— Мама, я поживу некоторое время отдельно.

— Сынок, что ты задумал?!

— Ничего, мама! — растянул рот в притворной улыбке. — Просто я уже взрослый мальчик, даже более чем, вон, сколько седины в волосах появилось, таким увальням должно быть стыдно жить с мамой, да еще в доме сестры.

— Ты нашел себе женщину, Андрей?!

Ложка с супом замерла на полпути ко рту. Какой невкусный, отдающий полынью суп сегодня получился у мамы.

— Да, познакомился с одной, — соврал я, кое-как проглотив вставший комом в горле суп.

Черт, я чуть не зарезал Ангела! Я, как садист со стажем, пытал её.

А родительница счастливо вздохнула.

— Слава богу. Она хорошая, Андрей?!

Ага, божественно прекрасная, а еще она гадина, бессердечная врушка, засадившая меня в тюрягу, шлюха, переспавшая, наверное, с сотней мужиков. Но я на ней помешан, мама! Заболел Ангелочком четыре с половиной года назад, ровно одна тысяча шестьсот сорок дней назад. И самое главное, не знаю, наступит ли когда-нибудь выздоровление.

— Думаю, хорошая, — в голосе проскользнула грустинка.

Потому что «оставь надежду, всяк сюда входящий». В ней совершенно нет ничего хорошего, но за полдня, которые я находился вдали от своего бессердечного Ангела, внутри уже успели до невероятных размеров разрастись голод и жажда. Только отдающие полынью мамины супы тут совершенно бесполезны. Черт! Я хочу к своему Ангелу, даже тело ломит, даже кожа болит. Как наркоман, право слово. И с ней, и без нее, мне очень трудно дышится.

 

ГЛАВА 20

Облака рассыпаются каплями,

Разливается грусть за окном…

Это ангелы в небе заплакали,

Проливая слезинки дождем.

…Мы друг друга в толпе не увидели, Не узнали, не подняли глаз…

Плачут ангелы, наши хранители,

О любви, что прошла мимо нас.

Когда-то давно я прочитала эти строчки в интернете, не знаю, кто их автор, но они мне запомнились, врезались в память. А нашу любовь прошли мимо нас, специально сделали так, чтобы она стала абсолютно невозможной. Легкие опять сжались от спазма, и вовсе не разыгравшаяся аллергия тому виной. По моим щекам прошелся дождик. Я совсем не Ангел, но как же тяжело осознавать эту невозможность. Мы навсегда отравлены жестокими играми Глеба Георгиевича, у Андрея в душе ненависть, у меня — тошнота… Руки сжались в кулаки, нарощенные ногти впились кожу. Гнев, он поднимался волнами в организме, перекрывая дыхание, заставляя меня зачем-то дергать прикованной к батарее ногой и в приступе отчаянной злобы набрасываться на стены. Евдокимов из благородного трудоголика превратился в долбаного маньяка, а я, вместо мечтательной гордячки стала забитой пустышкой. И, кажется, мы уже давно прошли точку невозврата.

Словно собачонка на цепи, заметалась из одного угла своей клетки в другой. А тысяча мыслей, одна страшней другой, роились жалящими осами в голове. Вдруг Глеб Георгиевич решит, что я сбежала от него? Как Моргунов будет действовать? Данька, Данька, надеюсь, он не лишится еще одного пальца. Черт, черт, черт! Мне срочно нужно выбираться отсюда. Евдокимову тоже ни в коем случае нельзя рассказывать правду, я и так перед ним ужасно виновата, поломала, исковеркала его жизнь. Боюсь, узнав, что произошло на самом деле, он станет еще более невменяемым и, стремясь придушить Глеба Георгиевича, полезет в самое пекло. Не факт, что победителем окажется Андрей, как бы ему вообще жизни не лишиться или снова не очутиться в тюрьме. Пусть уж лучше считает меня во всем виноватой… пусть бесится, изливая свою боль на моем теле. Мне не впервой плакать, не впервой ощущать себя изнасилованной. Глядишь, не сможет, не исполосует на кусочки, как грозился. Ведь когда Андрей прибежал с улицы после кровавого допроса на столе, в его лице мне даже почудилась тревога. Оставь надежду, всяк сюда входящий! Не за тебя он испугался, Лина, просто побоялся, что сдохну раньше времени, не сказав ему правду, лишив тем самым живой куклы для удовлетворения своих маньячных желаний. Ведь Евдокимов еще не наебался, не наигрался мной. А потом? Когда это произойдет? Кто знает, что будет дальше.

Как же медленно течет время… Дома у меня был ноутбук и возможность излагать свои мысли на белый лист монитора компьютера. Дома, смешно… У тебя уже черт знает сколько времени нет дома. Только съемные меблированные квартиры, которые менялись с завидной регулярностью, примерно раз в два месяца. Но я могла писать, часами погружаться в несбыточные бредни о звездной любви. Очень часто, когда Глеб Георгиевич трахал меня, я тоже летала в этих созданных воображением мирах или думала о моем Андрее. Нет, кончить всё равно не получалось, полностью отгородиться от реальности сложно, но, витая в космических мирах, легче было притворяться, что меня не выворачивает внутренне от нахальных мужских прикосновений. А сейчас, абсолютно обнаженной, прикованной цепью к батарее, в ожидании возвращения созданного мной чудовища, каждая секунда казалась размером с минуту. И самое главное, погрузиться в выдуманную реальность не получалось, фантазия, снедаемая страхом, испарилась… исчезла. А еще снова, как тогда в ожидании суда, вернулась бессонница. Какое-то бредовое состояние ожидания. Чего? Кого? Неужто его возвращения?! Да, скорей бы Андрей вернулся. Хоть насмотрюсь на него, налюбуюсь… У тебя будет совсем ничего времени перед тем, как он тебя замучит. Нет! Евдокимов не сможет, он благородный и добрый человек! Только в твоем воображении. Бред! Ты бредишь, Лина.

Аллергия все больше и больше давала о себе знать. Тут очень пыльно… Ангелы не переносят грязи. Да ладно, Лина, в твоей жизни было столько несмываемой грязи, что пора уж задохнуться от вечной вони. Ты живучая, как кошка. Но зачем мне дальше жить?! Ведь мой Андрей стал долбаным маньяком. Однако телу, несмотря на весь кошмар произошедшего, хотелось и дальше влачить это ужасающе жалкое существование. Наверно, привычка, а возможно, надежда еще теплилась в душе. Ведь даже в самых страшных сказках, помнится, был счастливый конец. Глупая, не надейся попусту.

Да уж, с физиологией спорить сложно, очень хотелось есть, поскольку те два жалких бутербродика, которые оставил мне мой персональный безумец, лишь не надолго утолили голод. Хорошо хоть Евдокимов ведро с крышкой предусмотрел, чтобы можно было справить естественные потребности тела.

Когда же он приедет?! До того момента, когда я сойду с ума от одиночества, голода или разыгравшейся не на шутку аллергии, мешающей дышать во всю ширь легких.

Осмотр своей тюрьмы ничего не дал. Видимо, Андрей неплохо подготовился к моему похищению. Окно, под которым я была прикована к батарее, выходило во двор, но разбить стекло не получилось бы, его попросту не существовало, снаружи оконный проем закрывали приколоченные доски. К тому же кандалы, сооруженные Евдокимовым, более чем крепкие, и длина цепи не достаточная, чтобы пройти в смежную комнату, где, судя по доходившему до меня естественному свету, окошко было вполне обыкновенное — стеклянное.

Когда же он приедет?! Одиночество, которому я до похищения радовалась, теперь воспринималось мучением.

В комнате совсем потемнело, света, исходящего из простенка двери, больше не хватало. Значит, на дворе уже наступил вечер или ночь. Теперь будет пытка темнотой? Голодом? Или одиночеством? Скорей бы Андрей приехал.

Поворот ключей в замке я восприняла даже с радостью. Захотелось бежать навстречу приветливой собачкой. Далеко не побежишь, потому что я и правда, как животное, посажена на цепь. Лина, черт, что с тобой происходит! Прежнего Андрея больше нет и, возможно, никогда не существовало в действительности, ты его сама выдумала, наделила всеми возможными положительными качествами, а на самом деле, Евдокимов, скорее всего, диаметральная противоположность придуманному образу.

Плотнее закуталась в одеяло, пытаясь прикрыть свою обнаженность. Шаги. Ну, наконец-то, шаги!

Евдокимов вошел в комнату и включил электричество. Зажмурилась от обилия яркого света. Сава богу, после вчерашней пытки глаза нормально видят и нормально реагируют. А потом разлепила веки, уставившись на вошедшего. Красивый, мой Андрей очень красивый мужчина! Темные глаза, как и прежде, обжигали, вбирали полностью в темноту своих зрачков, вместе с одеялом, за которым я смела прятаться. Впрочем, нет, одеяло они отбрасывали, испепеляли, кромсали на кусочки, стремясь быстрее добраться до моего обнаженного тела. Странно, на мужском лице мне читалась целая гамма эмоций, адская смесь из злости, любования, желания и щемящей нежности. Неужели долбаный маньяк тоже рад видеть свою жертву.

— Привет, Андрей! — сказала я с каким-то непонятным задором.

Больная идиотка, мать твою! Был бы у меня хвостик, наверняка радостно завиляла бы им.

Выражение красивого мужского лица поменялось, маска из множества чувств треснула, и осталась только злость. Ослепляющая, яркая. Зря ждала, Ангел, ничего хорошо от этого человека ты не получишь.

— Блядь, не говори так!

— Как — так?! — взвилась тут же я.

Отчего-то во мне совсем не было страха. Страх растворился в ожидании шагов. А может, больше не хотелось быть тварью дрожащей.

— Не называй меня по имени. И не смотри так…

— Как?! — чуть ли не ору я.

— Словно ничего не произошло, по-ангельски, сука, притягательно.

— Мне называть тебя Маньяком?! — боже, что я говорю. — Или Хозяином?! Раз уж ты решил устроить БДСМ-представление с моим участием.

— Это не представление, Ангел, — мрачно сказал Евдокимов, — и да, хозяином можешь меня называть. Пожалуй, мне будет приятно.

— Псих! — вырвалось из губ вместо предложенного определения.

Откуда взялись во мне наглость и бесстрашие? Больная, прежнего Андрея больше нет.

Он подошел в несколько шагов, больно схватил за волосы.

— Только хозяин у тебя совсем другой. Не так ли, Ангел?!

Черные глаза максимально приблизились, мужской нос уткнулся в мой нос, его губы тоже буквально в сантиметре от моего рта. Это какое-то безумие, но мне вдруг захотелось обнять широкие плечи Евдокимова и всосаться жарким поцелуем в его красивой лепки губы, а затем, опьяненной весной кошкой, тереться о мужское сильное тело. Я, фригидное бревно, сейчас пускала соки, словно надрезанная березка весной. Невероятно! Ошеломительно! Этого не может быть! Даже застыла, замерла, до конца не веря в то, что происходило сейчас со мной. Я, голодная, с затрудненным дыханием, посаженная на цепь, хотела своего мучителя! В шоколадных глазах злость тоже исчезла, расплавилась в горнилах страсти, сразу же возникшей между нашими телами.

— Блядь, Ангел!

Несмотря на грубость слов мужские пальцы ласково, даже трепетно, прошлись по моей щеке, обвели контур припухших от его тумаков и утреннего жесткого минета губ.

— Ахм!

Мужская рука снова грубо схватила за волосы.

— Я все равно узнаю, кто он. Не переживай, Сука, резать тебя больше не буду, не хочу из-за такой шлюхи, как ты, еще раз в тюрьму загреметь. Но я так или иначе вычислю хозяина прекрасного ангела.

— А что ты планируешь делать со мной, Андрей?

Да, хватит быть дрожащей тварью, надо выяснить, что он задумал. Следует ли мне готовится к смерти от рук «моего» Андрея.

— Насиловать, Ангел, тебя я буду насиловать. За четыре с половиной года без женщин, проведенных по твоей вине, я заслужил право на такое маленькое развлечение. Как ты считаешь?!

Эти ужасные слова были произнесены таким хриплым проникновенным голосом, что меня даже тряхануло от страха. Нет, страх тут ни при чём. Я больная чертова извращенка!

— Нет, Андрей, не надо, — тоже хриплю я.

— Но я хочу, Ангел!

Мужские губы находились совсем рядом с моими, и мне снова приходится бороться с желанием к ним прижаться, да что там, впиться изголодавшейся без секса нимфоманкой.

— Всё это время в тюрьме, практически каждодневно, я представлял, как буду тебя трахать.

Жаркий кульбит внутри живота. Красивые шоколадные глаза затягивали в темный омут ненормальной маньячной страсти. Зачем-то приподняла повыше подбородок, а губы сами по себе раздвинулись, словно приглашая к поцелую. Мужские пальцы благоговейно-нежно принялись обводить изящно-сексуальный изгиб моих губ. Потом пальцы жестко надавили на скулы, и мои губы, щеки, выпятились как у лягушки, а лицо наверняка превратилось в вульгарную маску глупой куклы. Андрей смотрит со смесью брезгливости и дикого желания. Взгляд маньяка!

Оттолкнул от себя. Как подкошенная, опять упала на матрас, больно ударившись плечом о батарею. Неужели брезгливость победила страсть? Евдокимов опустился следом за мной, мужские пальцы, покалывая током, легли на бедра. Конечно, так просто дикое вожделение из его глаз не исчезнет, оно требует удовлетворения. И я не знаю, радоваться мне этому поводу или сожалеть. Вряд ли бешеная лихорадка между нашими телами принесёт что-то хорошее. Слишком горячо, слишком ненормально.

— Раком стань, — раздался не терпящий возражения голос, а сильные руки властно потянули за бедра, вынуждая принять требуемую позицию.

Раком меня тоже неоднократно трахали, Глеб Георгиевич любил разнообразие. Но с ним я не чувствовала и толики того, что происходило с моим телом сейчас. Наверное, дело не в физиологии, оргазм в голове, моё подсознание ставило блок на удовольствие с человеком, заманившим меня в такую жестокую западню. Ведь по вине Моргунова погиб мой ребенок. Наш с Андреем ребенок…

— Влажная, блядь, Ангел, ты влажная!

Мужские пальцы, копошащиеся в моей потекшей промежности, вынуждали всхлипывать и постанывать.

А по отношению к Евдокимову блока нет, c первой минуты знакомства не было. Я совершенно перед ним беззащитна.

Пальцы, протиснувшись сквозь влажные складки, вошли внутрь, и мои бедра сделали совершенно нереальную вещь, они двинулись им навстречу. Закусила губы, чтобы не застонать в голос.

— Ангел, ты такая чувственная, — шепчет мой маньяк.

Шепот, как нечто осязаемое, проник в тело, побежал по хребту, распространившись по телу новым витком возбуждения.

— Но удовольствие я тебе не собираюсь доставлять. Разве жертвы насилия могут кайфовать?

Пальцы вышли из моей влажной щелочки, заскользили чуть выше и надавили на звездочку ануса. Черт возьми! Не могу понять, почему тело вновь тряхнуло удовольствием? Конечно, в зад меня тоже неоднократно драли, Глеб Георгиевич любит разнообразие. И я до зубного скрежета ненавидела анальный секс. Тогда какого хрена со мной происходит сейчас?! Чуть ли не задницей виляю навстречу ласково-требовательным движениям мужской руки.

— А ты, я вижу, за то время, пока я валялся на нарах, из невинной девочки стала настоящей профессионалкой. Все дыры разработаны.

Пальцы сменил налитый кровью член, Андрей, не нежничая, одним ударом загнал свой ствол внутрь моей попки. И даже не приостановился, не дал мне возможности привыкнуть к своим размерам, сразу же начал нетерпеливо и жестко двигаться. Зачем останавливаться?! Это же месть, насилие, а я гадина, недостойная снисхождения. Больно… Закричала, попыталась уползти вперед от таранящих иглами ударов. Нет, мужские руки тисками держали мои бедра, не позволяя сбежать.

— Андрей, мне больно! Пожалуйста, медленнее!

— Я тебя насилую, Ангел, — стонет шепотом он, — когда насилуют, всегда больно. Потерпишь!

Остервенелые удары продолжились, мои крики тоже. Снова насилие. Сколько много насилия в моей жизни, сколько много ржавых гвоздей, по шляпку входящих в тело. Слезы покатились из глаз, капая на матрас. Возбуждение испарилось, улетучилось, словно его никогда не бывало. Сознание который раз резанула болью мысль: «От моего Андрея осталась лишь красивая оболочка». Скорей бы все это закончилось, скорей… Один удар, второй, третий, четвертый, десятый, пятнадцатый. Мой персональный маньяк застонал, ему хорошо, сильные руки в порыве страсти с силой сжали мои бедра. Но постепенно боль прошла, а может, я к ней привыкла, мои всхлипы и крики тоже затихли. Его звериное вожделение завораживало. Мужские пальцы сместились с моих бедер, нырнули к лону, раздвинули все еще пропитанные смазкой складочки, потом коснулись клитора, затем плавно, умело заскользили по нему круговыми движениями. И тело откликнулось, ведь у него волшебные пальцы, ведь мозг помнит — наслаждение я могу получить только с моим Андреем, даже если от него осталась только оболочка, даже если он превратился в долбаного маньяка. Теперь уже совсем не крики боли начали вырываться из моего горла, а скорее, всхлипы удовольствия.

— Ооо…

Какие умелые у него пальцы, просто волшебные. И я, как в коридоре ночного клуба, растекаюсь сладкой липкой патокой по стенам, или нет, как той памятной ночью в квартире Евдокимова, где я совершила свое первое предательство, улетаю в неизведанное от ласк опытного мужского языка и знающих движений рук. Теперь я не убегаю от таранящих ударов члена, наоборот, жду их, неосознанно двигаясь навстречу. А в теле нарастает непонятное напряжение, от которого подрагивают руки, ноги и бегут жаркие волны по крови.

— Ооо. Еще…

Неужели это произнесли мои губы?! Неужто в этой просьбе нет притворства?! Стало совершенно нечем дышать, и вовсе не разыгравшаяся аллергия тому виной. Какого черта происходит! Андрей ошибся, с ним мне даже грязь нравится, и кажется, я кайфую от насилия.

А потом вдруг пальцы прекратили движения. Евдокимов вообще убрал руки с моего подрагивающего тела, и я, лишенная их требовательной поддержки, упала вперед, распластавшись на матрасе, точно препарированная лягушка.

— Не надейся, сучка, кончить я тебе не дам!

— О нет, пожа… — поспешно прикусила губы, придушив на корню мольбу об оргазме.

Заткнись, Лина, он же над тобой измывается.

Липкие капли спермы потекли на мои горящие ягодицы. Из глаз снова брызнули слезы. Кажется, маньяк придумал новую пытку для своего прекрасного Ангела.

 

ГЛАВА 21

Сквозь утреннюю дрему снова послышался кашель.

Черт, что такое с Ангелом? Простудилась? Но ведь в доме тепло, я протапливаю его по ночам, чтобы, не дай бог, моя обворожительная пленница не замерзла. О, как её разбирает, приступами аж до хрипоты. А вдруг твой Ангел задохнется? Вскочил с кровати.

— Млять, что с тобой такое, Лина?!

Она, словно побитая собачонка, сидела на матрасе, вся такая маленькая, жалкая, хрупкая. Глаза красные и слезящиеся, красивого цвета волосы спутаны. Нда, от богини, которую я давеча притащил сюда, ничегошеньки не осталось.

— Аллергия.

И снова жуткий кашель разобрал былую красавицу.

— Тут подушки перьевые… и пыль. Андрей, здесь очень грязно!

— Ты мне раньше не могла сказать, Ангел?!

— А ты бы стал меня слушать?

Стал, не стал… Не зверюга я всё таки.

Лину опять скрутило в приступе сильного кашля.

— У меня в сумочке были таблетки, прошу тебя, Андрей, принеси, — чуть слышно прохрипела моя пленница.

Заметался по комнате, натягивая на себя одежду. Лина застыла на полу обнаженной фарфоровой статуэткой. Прелестная головка в изнеможении прислонилась к батарее. В этот момент она ничем не прикрывалась, не отгораживалась от меня, её обнаженность просто завораживала красотой и изяществом линий. Только почему-то не возбуждение, а восхищение теснило сейчас мое тело. Сколько бы я над ней ни измывался, Лина все равно останется ангелом, богиней.

Красная женская сумочка, вместе с утащенными из квартиры ноутбуком и чемоданчиком, находилась в машине во дворе дома. Мне так не терпелось обладать Ангелом, что я решил на завтра оставить их дальнейший осмотр. Схватил сумку и бегом направился обратно. Встретил меня новый приступ кашля. Какая Лина бледная.

— Черт, Ангел, где эти блядские таблетки?!

Найти что-либо в женской сумочке обычно бывает сложно, но Ангелина такая блин аккуратистка, стоит только вспомнить стерильно-медицинскую чистоту её квартиры. Эдемские цветы, блядь, когда я раскрыл молнию сумки, они снова начали душить. Нет, это просто духи, Андрей, её духи, пропитавшие подкладку сумочки. Таблетки нашлись сразу же. Притащил воды с кухни, вложил флакончик с пилюлями в тонкие женские пальчики. Лина проглотила таблетку и опять в изнеможении прислонилась головой к батарее, закрыв покрасневшие глаза. Сердце болезненно сжалось. Нестерпимо захотелось прижать Ангела к себе, погладить по шелковистым, немного спутанным волосам, вдохнуть дурманящий запах кожи и баюкать её на своих руках, утешая, укачивая, словно маленькую девочку. Руки сами по себе потянулись к бледной щечке красавицы, остановился буквально в миллиметре. Нежность, мне хотелось дарить нежность этой женщине и брать, брать ответную ласку от неё. Чтобы излечить мою раздолбанную в клочья душу, нужно много-много нежности. Черт, ну почему именно Лина оказалась такой гадиной?! Почему?! Пальцы скрутило в приступе злости, убрал руку от греха, точнее, от прекрасной девичьей головы подальше. Ангел не заслуживает ни грамма нежности, она отправила тебя на голгофу и даже сейчас не раскаивается, не просит прощения, молчит, преданная совсем другому мужчине. И это так мучительно больно сознавать, я просто зверею от понимания, что она принадлежит кому-то другому.

Девичьи веки дрогнули, глаза открылись. Словно всем телом бухнулся в голубое небо, без парашюта. Голова пошла кругом и даже стало страшно, ведь я не ангел, и не умею летать. Какой летать? От красоты этого блядского Ангелочка можно только падать, прямо в пропасть, дальше и дальше, пока полностью не свихнешься.

— Спасибо, Андрей.

В голубом небе плескалась необходимая мне нежность. И так хотелось ей поверить, и так хотелось её сожрать.

Развернулся, убегая от ласкового взгляда голубых глаз, побоялся показать свою слабину перед этой гребаной нежностью. Собрал подушки с постели, надо будет их выкинуть и купить синтетических гипоаллергенных.

На улице взглянул на часы. Шесть утра… Рановато. Впрочем, за четыре с половиной года я привык вставать чуть свет, в тюрьме не существовало выходных, когда можно было отоспаться, побудка происходила всегда в одно и то же время. Режим, мать твою. А впрочем, хорошо, что Ангел устроила мне такой ранний подъем. На сегодня намечено много дел. Нужно накормить Ангела, трахнуть, иначе целый день не будет мне покоя, найти умельца, способного взломать её ноутбук, съездить к частному детективу, купить эти блядские подушки, заехать к маме.

Блин… Молоко убежало, а каша сварилась комьями. Никогда не умел готовить. Придется Ангелочку довольствоваться тем, что есть. Притащил две тарелки с этим месивом в комнату. Кажется, Лина очапалась, перестала так надрывно кашлять, белки глаз были уже не такие красные, а главное, вернулась стыдливость, и она снова стала отгораживаться от меня одеялом.

— К чему эти всплески добродетели? Голые ангелы куда лучше смотрятся.

Сорвал с хрупких девичьих плеч это гребаное одеяло и отбросил куда подальше. Черт! Нагота женского тела била прямиком ниже пояса, по яйцам, член просто подпрыгнул в штанах, желая снова обладать этой небесной девушкой. Чуточку позже, потерпи.

— Ешь, Ангел!

— Андрей, пожалуйста, можно я схожу в ванну, и дай мне какую-нибудь тряпку. Здесь нужно убраться, я не переношу пыль.

— Какие мы нежные.

— Андрюш, прошу тебя… — чуть нараспев протянула Ангелина.

— Черт, не называй меня ласково, вообще по имени не обращайся. Просто молча ешь эту долбаную кашу.

Лина послушно взяла ложку. Я тоже, неотрывно глядя на плененного мной Ангела, попробовал овсянки из миски. Отвратительная бурда! Видимо, девушка разделяла моё мнение, поскольку ложкой Лина работала без всякого энтузиазма.

— Андрей, у меня нет сахарного диабета.

Млять, она улыбалась! Млять, как она вообще могла улыбаться после всего, что случилось?! А самое странное, мне захотелось лыбиться в ответ, а еще возникло ностальгическое ощущение дежавю. Когда-то в прошлом Лина тоже выдавала непонятно к чему относящиеся фразочки.

— Зачем мне информация об отсутствии сахарного диабета? — в моем голосе угрюмость, потому что только последний дурак мог повестись на эти лживые ангельские улыбки.

— Каша совсем не сладкая!

— Забыл… А знаешь, Ангел, нечто подобное, только в чуть более жидком виде, мне пришлось почти целый месяц сосать из трубочки в тюрьме, после того как один рьяный защитник изнасилованных сломал мне в нескольких местах челюсть.

Васильковые глаза смотрели жалостливо. Черт возьми, это злило и умиляло, вызывало желание её целовать, нет, рвать на части.

— Ешь быстрее, Ангел, мне надо ехать, но сначала я потащу тебя в душ и там трахну. Ты же хотела, помнится, принять ванну. Совместим приятное с полезным.

Жалость исчезла из голубых глаз, теперь там пожар. Который раз удивился, а ведь Ангел меня хочет. Меня?! Как такое возможно после насилия, устроенного над ней?! Не надейся, Андрюха, она просто любит потрахаться. Она шлюха!!!

— Я уеду, скорее всего, надолго, и возможности поесть у тебя не будет до моего возращения. Так что наедайся впрок, Ангел.

Интенсивней ложкой Лина не стала орудовать. Впрочем, это чисто её проблемы. Чуток перекусила, от голода она теперь не подохнет, аллергия тоже не страшна с таблетками… разве что затрахаю до смерти. Десять минут попыток проглотить приготовленную мной безвкусную хрень прошли. Пора в душ, член требовательно стоял дубиной в штанах, напоминая о данном чуть ранее обещании. Пошел, настроил колонку, разделся догола, решительно подошел к Лине, подхватил своего ангела на руки и отправился с ней в ванную. Теплые струи воды приятно прошлись по коже. Ангел блаженно всхлипнула, а я, придавив изящное тело к кафельной стене, раздвинул стройные ножки и нетерпеливо вошел внутрь ее суперкрасивой пизды. Водные процедуры потом, умру, если её не выебу. Глухо завыл в маленькое девичье ушко, блядский цветочек грешной любви обхватил шелковыми объятьями мой гудящий возбуждением член. И это, блин, непередаваемо, кажется, ни с кем я не испытывал такого удовольствия. Губы сами потянулись к запрокинутой шее зашедшейся в ответном вое страсти девушки, нетерпеливо посасывая, вылизывая через теплые струи воды её сладкую кожу. Мощно задвигался внутри, впечатывая изящную спину в гладкую поверхность видавшего виды кафеля. Её тонкие руки, схватившиеся для устойчивости за мои плечи, её кожа, пахнувшая эдемскими цветами, душили, доставляли муку и удовольствие одновременно. Я опять зверею, со скоростью отбойного молотка трахая этого грешного ангела в самую глубину блядской шелковой вагины. Сладкая моя девочка, гребаная сука, поломавшая мою жизнь, сделавшая повернутым на себе шизиком.

— Аааа, — застонала, выгибаясь в моих объятьях, Лина.

— Уууу, — глухо вторил ей я, продолжая бешеными ударами таранить развратно хлюпающее лоно.

А теплые струи воды приятно бежали по нашим разгоряченным телам, добавляя влажности и удовольствия. Черт! Зачем я открыл глаза? Голубое небо поглощало, и я опять полетел в пропасть, все дальше и дальше, глубже и глубже. Трындец тебе, Андрюха, полный трындец!

Удар, удар, удар, еще один удар. Ангел отрыла рот, пытаясь вдохнуть побольше воздуха, запрокинула голову, напряглась натянутой струной в моих руках, готовая вот-вот взорваться оргазмом.

— Нет, сука, нет! Кончить я тебе не дам!

Пусть это будет моей маленькой ничтожной местью… Вышел из шелковой вагины, дыша разгоряченным паровозом, щекой прислонился к девичьей вздымающейся груди, слушая, как лихорадочно стучит ангельское сердце. Мое сердце. А потом резко отстранился, выпуская грациозное сексуальное тело из своих медвежьих объятий.

— Хочу спустить тебе в рот.

Вынуждая опуститься, требовательно надавил на хрупкие плечи. Она подчинилась, стала на колени. В голубом небе, смотревшем снизу вверх прямиком мне в душу, чудилось вожделение. Вот такой, с горящими похотью глазками, стоящая послушно передо мной на коленках, Лина выглядела просто убийственно сексуально. Мечта любого мужика. Накрыл ладонями идеальные грудки, стал мять соблазнительные полушария, легонько выкручивать стоящие пиками сосочки.

— Соси, соси, детка, у тебя так хорошо это получается.

Толкнулся своей дубиной вперед.

— Оууу… — завыл, когда сладкие губки обхватили головку моего члена.

 

ГЛАВА 22

— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Представительный, чуть полноватый мужчина сорока пяти лет недовольно нахмурился.

— Что за черт!

Рука с красивой дорогой золотой печаткой на среднем пальце еще раз нетерпеливо набрала номер телефона за подписью «Ангелина».

— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — снова равнодушно-красивым голосом повторила девушка.

Мужские брови еще сильнее нахмурились, а пальцы набрали другой номер.

— Влад, что-то я Лине не могу дозвониться. Утром звонил, телефон выключен, сейчас тоже. Ты её давно видел?

— Давно. Может, забыла зарядить, а сама куда пошла прогуляться.

— На Лину это не очень похоже, она, в отличие от многих других, очень организованная девушка. Съезди к ней на квартиру, проверь.

— Хорошо, Глеб Георгиевич, уже еду.

— Давай, до связи, Влад.

Пальцы с дорогой красивой печаткой снова набрали прежний номер.

— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

— Куда же ты подевалась, девочка моя?!

* * *

— Всё, можете забирать. Больше никаких паролей. Хотя порядком повозился, БИОС был запаролен, с виндосом я бы справился за пять минут, а тут пришлось ноут разбирать.

— Отлично, спасибо…

Быстро рассчитался с программистом и, несмотря на то, что хотелось прямо сейчас нырнуть в ноутбук Ангелочка, через силу попридержал себя. Сначала нужно решить еще несколько дел, а потом заеду к маме и там посижу потихоньку в тишине да хорошенько проверю каждый файлик в компьютере Лины. Можно, конечно, заняться ноутом в доме, где я пленил Ангела, но рядом с ней очень трудно думать разумно, весь разум уходил чуть пониже пояса.

* * *

— Алло, Глеб Георгиевич.

— Да, слушаю, Влад.

— Дверь никто не открывает, на телефон я тоже пробовал звонить, он по-прежнему выключен.

— Что-то не нравится мне всё это.

— Согласен, выглядит подозрительно. Лина ведь знает, что всегда должна быть на связи, да и никогда до этого не допускала подобных вольностей.

— Слушай, Влад, подежурь там немного. И если она не появится, вызвони Юрика, пускай дверь откроет. Впрочем, зачем ждать, сразу звони Юрику. Если что, еще раз напомним ангелочку, мы в любой момент можем оказаться рядом. Я её везде достану.

— Хорошо, Глеб Георгиевич. Уже звоню.

Высокий плечистый короткостриженый шатен, едва закончив это разговор, сразу же стал набирать другой номер.

— Юрик, подъедь на улицу Мичурина, дом 128. Замочек нужно по-тихому открыть.

— Блин, я с телкой тут решил уединиться. Нельзя на часик-два отложить!

— Нельзя. А то мне придётся уединиться с твоими ребрами. Как думаешь, выдержишь часик-два?

— Окей, еду. Ну, вас всех! Даже потрахаться не дадите спокойно.

Шатен отключил телефон и с какой-то затаенной грустью посмотрел в окна на восьмом этаже.

— Черт, Лина, куда ты пропала?!

* * *

— Дмитрий Константинович, у меня для вас снова есть работа.

Частный детектив, скорее всего, бывший мент, внимательно смотрел в мою сторону.

— Мне необходимо узнать сразу несколько вещей. Первое, четыре с половиной года назад довольно успешно существовала компания ООО «Новотекс», я был её основателем и генеральным директором. После того как меня посадили, она, правда, быстренько обанкротилась, буквально в течение несколько месяцев. Мне необходимо узнать, в чьих руках оказались активы компании. Я тогда распродал всё свои акции, нужно выяснить, кто их купил? В компании крутилось много миллионов, они не могли исчезнуть бесследно, и значит, осели в чьих-то карманах. Нужно узнать конкретно, чьи это карманы?

— Постараюсь, Андрей Тимурович, сделаю всё от меня зависящее.

— А второе, вот телефон. Узнайте, пожалуйста, как можно подробнее обо всех контактах из него. Фамилия, имя, возраст, семейное положение и так далее. И ещё мне нужна распечатка телефонных звонков этого абонента. Хочу знать, кому чаще всего звонила Лина.

— Разрешите полюбопытствовать, Андрей Тимурович, что с девушкой? Вы должны понимать, я не хочу стать невольным соучастником преступления.

— Обещаю, с ней будет всё в порядке! — отчеканил я стародавним командирским тоном.

Надо же, еще помню.

— Сделайте, пожалуйста, то, о чем я вас попросил. Вот задаток, — протянул частному детективу пухлый конверт с деньгами, — постарайтесь как можно быстрее найти нужную мне информацию.

— Хорошо, Андрей Тимурович, считайте, что уже начали работу.

Частный детектив — молодец, любит считать денежки и может закрыть глаза на некоторые скользкие моменты… Хорошо, что у меня пока есть деньги, осколки прежней богатой жизни чего-то да стоят.

* * *

— Алло, Глеб, мы открыли квартиру Лины. Все вещи лежат по местам, на первый взгляд, ничего не тронуто, чемодан под кроватью. Только вот документов и денег тю-тю, нет, а драгоценности кое-какие валяются, но так, по мелочи, действительно дорогие побрякушки исчезли в неизвестном направлении.

— Вот черт, неужели свинтила сука!

— Я, конечно, разворотил тут все, что можно было, даже стены простучал на всякий случай. Ничего не нашел.

— Какая сука! А прикидывалась хорошей послушной девочкой. Слушай, Влад, как хочешь, хоть из-под земли мне её достань. Перво-наперво езжай в Волгоград, она не могла уехать, не известив брата.

— Может, сначала позвонить Даниле?

— Нет, не думаю, что это хорошая идея. Мы только предупредим Лину, покажем, что уже обнаружили её отсутствие.

— Глеб Георгиевич, не нравится мне все это…

— А кому нравится? Вот же сучка, давно думал, что от нее нужно избавляться, да все жалко было, уж очень красива, а сосет так, что маму родную готов продать.

— В смысле, избавляться? — в голосе короткостриженого шатена слышалось изумление.

— В прямом, Владик, в прямом. Лина слишком много знает и может быть опасна.

— Но… как же?

— Да ладно, пошутил я, Владик. Ты мне её найди, а потом подумаем, что с этой сучкой делать.

* * *

— Мам, хватит меня пирожками пичкать, я не голоден.

— Андрюх, — в комнату заглянула сестра, — правда, что у тебя дама появилась?

Черт, мама, уже всем успела разболтать. Совестно их обманывать, родные ведь желают для меня лучшего, радуются, что я наконец-то оставил затею с местью, взялся за ум и начал жить обычной жизнью.

— Типа того, — немного раздраженно произнес я.

— Когда знакомить приведешь?

Невольно крякнул. Какое знакомство?! С кем?! Оставь надежду, всяк сюда входящий.

— Пока это преждевременно. Не терпится меня сбагрить? — наконец пошутил я, и даже натянуто улыбнулся.

— Андрей, ну зачем ты так, — с мягким укором произнесла мама, — просто мы хотим, чтобы ты наконец-то был счастлив.

Какое счастье, родные мои… Я безнадежно болен Ангелом. Но с ней невозможно счастливое будущее, потому что она сука, погубившая мою жизнь, потому что она молчит, преданная какому-то другому мужчине.

Кое-как, отделавшись от ласково-любопытных вопросов, уединился в кабинете. Руки прямо затряслись, когда я поднял крышку белоснежного тоненького ноутбука. Ну-ка, посмотрим, Ангелочек, какие у тебя есть секреты. Нда… Никаких социальных сетей, только ссылки на литературные сайты: Самиздат, Прозару, Литэра, ПродаМан и так далее. И какая же сука Ангел скрытная, точнее, предусмотрительная, в аккаунтах нет автоматически запоминающегося пароля. Да уж… Кажется, придётся ещё раз обращаться к мальчику-программисту. Файлов на компьютере было немного. В большинстве своем какие-то книжки Анны Степановой. Видимо, Лина поклонница её творчества. Скривился, женская фантастика, неужели Ангелу нравится такая хрень. Надо будет потом прочитать парочку, хочу знать, чем же дышит мой грешный ангел. Была еще одна довольно объемная папка, в которой находились многочисленные фото брата и его семьи. Практически на каждой запечатлен пухленький светловолосый мальчуган, словно херувимчик на ретрооткрытках. А вот фото Ангелины нет, ни одного. Как же так? Симпатичные девушки ведь любят фотографироваться и хвастаться своей красотой в социальных сетях. Только, видимо, не мой Ангел. Конечно, какие социальные сети, Лине нужно было быть очень осторожной, вдруг кто-нибудь из угодивших в медовую ловушку Ангела ненароком узнал бы её и захотел подрезать небесные крылышки, точнее шейку.

— Андрей, ты что, уже уезжаешь?

— Да, мамуль, пора.

Полдня без Ангела, и тело ломало в желании её увидеть, втянуть в ноздри одурманивающий запах эдемских цветов, ну, и если говорить откровенно, трахнуть.

— Я тебя пирожков положила.

— Мама зачем, Ан…ня прекрасно готовит.

Хотел сказать, что Ангел обойдется, да вовремя опомнился. А родительница уже счастливо улыбалась этим словам, больно шкрябая своей радостью мою совесть.

— Возьми, Андрюш, все ей меньше хлопот.

Растроганный, взял пакет из маминых рук.

— Спасибо, мамуля! — обнял самую родную мою женщину, и поцеловал в волосы. — Я побежал.

— Да, конечно, сынок, иди!

* * *

Черт, подушки! Совсем о них забыл. Пришлось разворачиваться и ехать в универмаг. И только когда купил эти чёртовы новые гипоаллергенные подушки, одеяла, да прочей бытовой лабуды, понял — я полный тюфяк. Она меня сделала своей аллергией, улыбочками, страстностью, эдемскими цветами. Блядь! Не возьмёшь, не получишь ты от меня нежности, я буду относиться к тебе соответственно, по-скотски!

Подушки из принципа оставил в машине. Нет, все же прихватил одну для себя. Лина обойдется и без этой постельной принадлежности.

Дом встретил меня полной тишиной. Отчего-то закрался страх, а вдруг Ангел от меня улетела?! Бегом направился в комнату, где держал Лину. Нет, слава богу! Ангел, закутанная коконом в одеяло, прислонившись головой к батарее, сидела на матрасе, который я ей выделил в качестве постели, и несмело улыбалась, словно рада меня видеть. Неврастеник, блин! Куда она могла улететь, ты же заковал Ангела в кандалы.

— П-привет, Ан… — не договорила, видно, вспомнила, что я возражал против такого обращения.

— Здравствуй, Ан… — не договорил, поскольку вспомнил, что обещал обращаться с ней по-скотски.

— Здравствуй, сука, ползи суда. У меня застоялось, давай быстренько повторим горловой минет.

Несмелая улыбочка сползла с прелестного личика.

* * *

— Алло, Глеб Георгиевич.

— Что-то ты совсем ранком, Влад.

— Так вы говорили, не откладывая, доложить, когда с братом потолкую.

— Слушаю тебя, Владик. Есть новости?

— Данька клянется, что не знает, куда делась Лина. Они общались буквально несколько дней назад по телефону, сестра была веселой и ничегошеньки не говорила о том, что куда-либо собирается.

— Влад, ты хорошо спрашивал?!

— Обижаете, Глеб Георгиевич, более чем. Да его и спрашивать особо не надо, он за своего сыночка что угодно расскажет. Верещал, как потерпевший, когда я его на ручки взял, да легонько по щечкам пухлым похлопал. Мне кажется, Данил не врет. И вообще, всё это выглядит странно.

— Так… — собеседник на миг замолчал.

— Что будем делать, босс?

— Хрен его знает! Пока оставь людей проследить за братишкой.

— Может, Лина не сама свинтила, а добрался до неё кто-то.

— Я сам уже думал об этом, Влад. Но тогда почему документов нет и денег. Ладно, возвращайся, я пошлю рябят по вокзалам поспрашивать. Ну, и конечно, нужно будет проверить всех, с кем мы задействовали Лину.

 

ГЛАВА 23

Проснулась я от тычка ногой в бок… Не очень болезненного, скорее, унизительного.

— Вставай, Сука! Возникла парочка вопросов к небесному гребаному ангелу!

Неспешно поправила сбившиеся после сна волосы и посмотрела как можно спокойнее в глаза своего персонального маньяка.

— Что это, Лина?!

Сердце пропустило удар, один, второй, третий, четвертый, а потом забилось, точно сумасшедшее. В мужских руках были многочисленные фото и заметки о моем Андрее из маленького коричневого чемоданчика, который я хранила на верхней полке антресоли шкафа.

— Мать твою, что это за алтарь, Лина?!

Как же мне объяснить свое психическое расстройство. Ведь не только он сошел с ума в желании отмстить, я тоже свихнулась на моем Андрее. Жаль только, что картинки, засевшие в моей голове: благородного, остроумного, притягательного и немного циничного бизнесмена, совсем не совпадали с действительностью.

— Блядь, я спрашиваю, что это, Ангел?!

— Разве ты не видишь? Фото, — постаралась ответить как можно спокойней, — твои фото…

— Но почему их так много, вся моя подноготная практически?!

— Мне просто нравилось смотреть на тебя, ты красивый мужчина, Андрей.

И тут же получила болезненную оплеуху по губам.

— Не ври, Ангел!!

Так и знала, что Евдокимов не поверит правде, уж слишком она фантастично звучит.

— У тебя ко мне какие-то личные претензии?! Неужели именно ты задумала эту ловушку?! Где я перешел тебе дорогу, Ангел?! Где?! — заорал Андрей не своим голосом.

Смешно, вот до чего он дошел в своих размышлениях. Пусть будет так, пусть считает, что именно я организовала эту историю с изнасилованием. Главное, чтобы Евдокимов перестал искать Глеба Георгиевича.

— Знаешь, чем ты перешел мне дорогу, Андрей, ответ на поверхности, ты меня уволил. Вот так походя, взял и уволил. Едва взглянув, лишил возможности нормально зарабатывать. Ненавижу таких вот хозяев жизни, которые, не задумываясь, ломают судьбу других людей.

А ведь эти слова я говорю сейчас совсем не Евдокимову, Моргунову.

— За это не сажают на шесть лет, Ангел! Это слишком несоизмеримо… — потрясённо прошептал Андрей.

А по моим щекам потекли слезы, выдавая мои чувства и ломая только что выдуманную сказочку.

— А кто сказал, что ответ должен быть соизмеримым, Андрей?!

Если бы ты только знал, какими несоизмеримыми бывают ответы. Я вот ни о чем плохом в отношении других людей никогда не помышляла даже, но стоило попасть в руки возомнившего себя всемогущим ублюдка, и всё, ловушка захлопнулась, причем не только для меня, но и для тебя, милый.

— Ты! Да ты! — зло зашипел Евдокимов и замахнулся.

Зажмурилась в ожидании удара, сжалась маленькой испуганной птичкой. Сейчас ты и лишишься своей прекрасной головы, Ангел.

Но удара не последовало. Последовал рык, сначала злой, потом обреченный. Затем Андрей больно схватил меня за волосы. Темные глаза, прожигая огнем, посмотрели в мои зрачки… Не знаю, что он пытается там увидеть и прочитать. Мужские пальцы почти ласково стали гладить мой подбородок. А взгляд жжет, жжет, похлеще настольной лампы, которую он когда-то использовал. Глаза от обилия огня заслезились… А я вдруг сделала немыслимое, обнимая, заскользила руками по его широким плечам. Оттолкнул. А затем, буквально через секунду, навалился сверху, нетерпеливо шаря по моему телу и раздвигая ноги. Злость переросла в желание, отчаянье превратилось в вожделение. Приглашающе задвигала бедрами навстречу бугру в его спортивных штанах. Андрей молниеносно стащил их с себя и снова возбужденной обнаженной массой бухнулся сверху моего тела. Между влажных губок вклинился его мощный член. Черт, закусила губы, чтобы не кричать от блаженства, черт, а руки сами по себе прошлись по широким плечам, спине, легли на мужские ягодицы, легонько их сжимая и царапая. Он завыл прямо в мое ухо, вызвав жаркий поток мурашек по коже.

— Шлюха, какая же ты шлюха, Ангел!

Затем вонзился мощным толчком в мою липкую, текущую густым соком, ждущую его ударов промежность. Раз, два, три, четыре, пять, один удар за другим. Ооо, именно этого хочу. Этих зверских движений в самой глубине моего возбужденного тела. Раз, два, три, четыре, пять. Сейчас я взмою вверх, распадусь на кусочки, десятки маленьких ангелочков, взорвусь, испытаю наконец-то оргазм.

— Кончить я тебе не дам, Ангел!

— Нееет!! — кричу рассерженно в ответ.

А потом добавляю просяще:

— П-пожалуйста, — голос слезливо дребезжит.

Но Андрей неумолим, выходит из пылающей, требующей оргазма промежности, становится на колени перед моим распластанным, подрагивающим телом, и неотрывно смотря жарким ненормальным взглядом маньяка, начинает дрочить.

— Андрей, п-пожалуйста! Я-я так хочу, пожалуйстааа! — завыла я.

Только он не слышит, яростно натирая рукой свой стоящий палицей член.

— Черт с тобой!

Не выдержала, отправила пальчики к пылающему лону. Евдокимов тут же схватил мою руку своей лапищей, немилосердно оттаскивая её от влажных, желающих разрядки складок.

— Нет! Не разрешаю, запрещаю! Жертвы насилия, даже такие шалавы, как ты, не должны испытывать оргазм.

— Андрей, п-пожа… — бессвязно залепетала я, но густые белесые капли его спермы уже начали падать на мой трепещущий живот, а вслед за ними бесцветные капли слез побежали по моим щекам.

* * *

Добро пожаловать в бредовую жизнь сексуально озабоченных. Утро здесь обычно начиналось с минета, жесткого, горлового, который я всегда ненавидела, поскольку рвотный рефлекс никто не отменял, и порой было очень сложно его сдерживать. Ненавидела и текла, ведь меня возбуждал его запах, вкус, да и просто присутствие рядом. А в теле появилось вечное желание получить разрядку, непреходящее желание оргазма. Только Евдокимов был жесток, даже неумолим. Теперь, уезжая, он не только приковывал меня ногой к батарее, но и связывал руки за спиной, чтобы я не могла для снятия постоянного возбуждения, засевшего в моем организме, использовать пальчики. Бред, состоящий из постоянного неудовлетворенного желания. Жестокая пытка, придуманная, чтобы меня разговорить или свести с ума.

Все попытки наладить какой-то диалог с похитителем просто-напросто игнорировались. Евдокимов вообще со мной не разговаривал, только по самым низменным, бытовым вопросам. Я предложила ему приготовить что-нибудь, ведь то, что стряпал на плите Евдокимов, есть получалось с большим трудом. Нет, не позволил… молча принес сосиски с переваренными недосоленными макаронами. Впрочем, в моей голове и теле засел совсем другой голод, поэтому было абсолютно всё равно, чем потчует меня Андрей.

В обед, если Евдокимов никуда не уезжал, он тоже брал меня. Жестко, быстро, прямо на матрасе или стоя сзади моего тела около стены. Ощущения, особенно во второй позиции, были такие острые, всепроникающие, что ток мгновенно бежал по телу, проникая в каждый нерв, моментально добирался до подсознания, которое билось и кричало: «Я хочу кончить! Пожалуйста!» Но, как только близился финал и предоргазменная волна разливалась по телу, Андрей выходил из алчущей разрядки щелки, а потом заканчивал, дроча руками свой член, или, поставив меня на коленки, разряжался густыми потоками спермы в мой рот.

Вечером тоже был секс, обычно под струями воды в душе. Мой мучитель совмещал приятное с полезным. Столько много секса, столько много удовольствия без настоящего удовлетворения. Я закусывала губы, пытаясь не просить, не умолять его об оргазме. Должна же во мне остаться хоть капелька гордости. Должна… Но конечно, доведенная до грани, в полубеспамятстве от желания разрядки, всё равно просила, умоляла, плакала даже. Только разжалобить моего Андрея было невозможно. Перманентное состояния вечного возбуждения, которое усугублялось ничегонеделаньем и отсутствием благ цивилизации в виде телевизора, компьютера и книг. День складывался из постоянного возбуждения и ожидания, когда же Евдокимов обратит внимание на своего Ангела. Какой-то бред, постоянная пытка, лишающая последних остатков гордости и воли.

— Андрей, расскажи, какая там погода?

Молчание, ответом мне всегда было молчание. Андрей вот уже несколько часов лежал на диване, смотря что-то в тоненьком беленьком ноутбуке, моем ноутбуке. И этот факт тоже заставлял нервничать. Я всегда старалась быть очень осторожной, не оставляла паролей и ничего не рассказывала о себе в сети. А вдруг Андрей читает книги Анны Степановой? Надеюсь, он не догадается, что это я их писала, ведь они нечто совершенно интимное, выставленное, правда, в открытый доступ для тысячи людей, но это безликие читатели, точнее, читательницы, а когда тексты изучает твой персональный маньяк, держащий тебя посаженной на цепь, тут невозможно оставаться спокойной.

— Андрей, ты в детстве боялся темноты?

Быстрый взгляд черных глаз в мою сторону. На секунду… Ну почему так мало?! Посмотри на меня еще. Пожалуйста.

— Я боялась. Знаешь, мама всегда включала мне ночничок в виде полумесяца. Мне казалось, что из мрака прямо в мою постель заползет Кикимора. Почему-то именно Кикиморы я боялась больше всего, хотя весьма смутно представляла, как она выглядит. Наверное, меня неприятно завораживало сочетание звуков. Как ты считаешь?!

Молчание, даже взглядом не удостоил. Если бы я знала тогда в детстве, что Кикиморы не самое страшное, а настоящий мрак в мою жизнь принесут вполне обычные, даже симпатичные мужчины. Мрак, грязь… Каким чудом ты еще живешь, Ангел?! Почему до сих пор не сошла с ума!

— А потом, когда немного подросла, самым страшным казалось, если на мне никто не женится. Это дедушка Митя виноват, он, помнится, постоянно твердил: «будешь такой вредной, тебя замуж не возьмут». И я каждый вечер спрашивала маму или бабушку, а правда, у меня будет жених, я же совсем не вредная, только плакса немножко, но девочкам ведь это позволительно. Они, конечно, успокаивали: «Будет, причем самый красивый, добрый и благородный».

— Замолчи, Ангел, ты меня отвлекаешь.

— Я-я не могу, Андрей. Поговори со мной, пожалуйста!

Нет, слов я не дождалась. Евдокимов лишь устало закрыл глаза, перестав пялиться в монитор моего компьютера.

— Андрей, а какое твое любимое кушанье?

Опять молчание, полное игнорирование моей глупой болтовни.

— Знаешь, в детстве я очень любила вишневый компот, точнее, вишни из него. Бабушка специально закатывала для меня полторалитровые банки, штук по тридцать. А на даче у нас была целая вишневая роща. Представляешь, как там было красиво в пору цветения!

— Ангел, заткнись! — в голосе предупреждение.

Не хочу, не могу я заткнуться, до чертиков надоела эта тишина!

— А Мишка, ну, парень, в которого я первый раз влюбилась по-настоящему, знаешь, я была тогда довольно зажатой. Неудивительно, учитывая то, что воспитывались мы с Данькой бабушкой, а она была очень строгая и немного старомодная. Во дворе меня многие так и называли «профессорская внучка». Он сначала терпеливо ждал, когда я созрею для физической любви, потом ему надоели мои постоянные отказы. Мишка начал настаивать, причем, возможно, чрезмерно, и, когда я согласилась попробовать, мне так и не удалось раскрепоститься. Мы занимались петтингом, но я ничего не почувствовала кроме смущения, была сухая и в первый и во второй раз. Он назвал меня фригидной, психанул, переспал с моей одногрупницей. А потом погиб…

— Заткнись Ангел, я ничего не хочу о тебе знать! Мне все равно.

Обидно, больно… А что ты себе воображала, Лина? Думала, если расскажешь ему о себе, он сжалится, поговорит с тобой, а потом подарит немного нежности. В моей жизни так мало нежности… Нет, ничего подобного я не думала, просто больше нет сил переносить эту беззвучную пустоту. Я схожу с ума, а внутри зреет истерия.

— Андрей, ты был на озере Рица?! Знаешь, это самое красивое место, которое я на данный момент видела в своей жизни. Хочется еще разочек там побывать и поплавать на лодочке, любуясь снежными склонами гор.

— Я же сказал, замолчи! Ты не понимаешь слов?!

— Не понимаю, Андрей, не понимаю!! — закричала я. — Мне сложно переносить тишину, сложно ничего не делать. Я не могу больше так!!

— Лина, замолкни!

Евдокимов посмотрел наконец-то таки в мою сторону. Странно, на его лице не было злости, оно казалось абсолютно спокойным. Как он может быть спокойным, когда внутри меня такое бешенство, ураган, целый шквал боли! Словно пружина, подскочила с матраса, одеяло, которым я прикрывалась, сползло на пол, обнажая тело. Вот и отлично, схватила одеяло и запустила им в Евдокимова. Хотелось попасть в его равнодушное лицо, нет, до головы не долетело. А сидящее внутри бешенство еще требовало безумств. В злости подняла матрас. Тяжелый… его не подбросишь, как одеяло.

— Я больше не могу так, купи себе резиновую куклу, маньяк хренов, да трахай её! Она не будет тебя доставать разговорами.

Отпихнула матрас подальше от себя. Чем же еще бросить в эту излучающую спокойствие морду. Поблизости ничего не было.

— Я не собачка, чтобы сажать меня на цепь!

Сейчас на лице Андрея изумленное любопытство, он разглядывал меня, словно новую разновидность какой-то непонятной твари, гадая, чего еще можно ожидать от этой умалишенной. Да, ты тварь для него, мерзкая гадина. Смирись, Лина, Евдокимов никогда не взглянет на тебя по-человечески! А уж тем более с любовью, как бы тебе хотелось где-то в глубине души. Нет надежды, только тишина и пустота. Как же мне больно! На красивых губах Андрея появилась издевательская улыбочка, кажется, мои страдания ему доставляют радость. Это окончательно снесло крышу. Напрочь!! Кинулась к нему дикой кошкой, нет, всего лишь взбесившейся собачкой, посаженной на цепь. О, черт, цепь! Совсем о ней забыла, стальные звенья держали крепко, поэтому добраться до Андрея не получилось, упала на четвереньки, больно ударившись носом о диван, на котором полулежал Евдокимов. Взвыла. Из глаз побежали слезы, перед глазами — темные мушки и недоумевающее лицо Андрея. Только физическая боль не отрезвила, наоборот, подхлестнула все дикое внутри. Вскочила на ноги и, как кошка, стала царапать воздух, потому что добраться до Евдокимова ближе невозможно. Выгляжу, наверно, смешно, голая, трясущая сиськами и шкрябающая пустоту девушка. Он усмехнулся. Гад! Скотина!!

— Я не могу больше так, в тишине! Не могу больше чувствовать себя животным! Убей меня, слышишь, убей!! Чертов свихнувшийся ублюдок!

Молчание, опять молчание и темный не показывающий эмоций взгляд. А внутри клокочет ярость. Завыла, царапая скрюченным пальцами пустоту. А потом, не в силах дотянуться до Андрея, схватилась за свои волосы, больно потянув их в стороны.

— Успокойся!

— Да пошел ты!!

Разбежалась, но теперь в противоположную от лежащего на диване мужчины сторону, и со всей силы о стену. Больно! Хочу еще больше боли, хочу потерять сознание или окончательно свихнуться, от боли. Если мне нельзя разорвать Андрея, можно разбить, размозжить свою голову. Снова отскочила и снова о стену, да прямо лбом. Взрыв. Темные конфетти заплясали перед глазами.

— Дура, мать твою! Что ты делаешь?!

Евдокимов подскочил с кровати, в несколько шагов оказался рядом. Рядом… Этого я и добивалась! Теперь со злостью бросилась на него, по-мужски ударив Евдокимова кулаком в бок. Он тихонько охнул, схватился за мои тянувшиеся к нему в попытке разодрать, руки, завел их за спину. Но я абсолютно ненормальная, начала со всей силы биться об мужское тело головой.

— Совсем с катушек съехала, идиотка!!

Боль! Хочу еще больше боли, доставить себе, ему, всем! Андрей поднырнул вниз, пальцы опять схватили пустоту, а он начал отстегивать цепь от моей лодыжки. Боднула Евдокимова другой ногой, сильно, так что он отлетел в сторону. Молниеносно поднялся, схватил меня и перекинул через плечо. Только я обезумела, лягаюсь, кусаюсь, до крови царапая мужскую спину.

— Сука, да что ж ты делаешь?!

Евдокимов втащил меня в ванну и включил воду. Холодную… Холоднющую!

— Ооо!! — завыла я, судорожно втягивая в себя воздух.

Кожа моментально стала гусиной. Рванулась из мужских объятий, но Андрей держал крепко. Ледяные капли лились на голову, плечи, тело, пробирая каждую клетку ознобом. Зубы сразу же начали выбивать морзянку. И злость под напором холодной воды потухла, замерзла, превратилась в мерзлую глыбу боли, застывшую в груди. Мне срочно нужно оттаять, растопить сплошной мрак в своей душе. И я опять делаю немыслимые вещи, схватившись за широкие мужские плечи, припадаю изголодавшимся по теплу цветком к твердым губам Андрея. Пытаясь согреться, выбраться из бредового состояния возбужденной тишины, всосасываюсь пиявкой в его влажный рот. Евдокимов тоже весь мокрый, тоже дрожит, а на полу ванной потоки из скатывающихся с наших тел струек воды. Но Андрей немилосердно оттащил себя. Зачем?! Нет!! Безмолвной дрожью холода запротестовала я.

— Успокоилась?!

— Н-нет!

И снова холодная вода наотмашь бьет по голове, плечам, груди. Больше не могу, сейчас превращусь в сосульку.

— Успокоилась? — через некоторое время переспросил Андрей.

— Д-да…

Ледяные капли перестали терзать тело, Евдокимов завинтил кран с водой. Только, кажется, стало еще холоднее, и в наступившей тишине стал отчетливо слышен стук моих зубов.

— Ан-ндрей, м-мне х-холодно! Оч-чень х-холодно!

Темные глаза Евдокимова неотрывно смотрели на мои груди, где вставшие от холода соски просто молили о тепле и ласке. Судя по этому взгляду, внутри Андрея очень много так необходимого мне огня, прямо адский кострище пылает. Нет, мужские руки, державшие мои предплечья, разжались. Евдокимов отошел на несколько шагов. Ноги подогнулись, опустилась на дно ванны и захныкала маленькой обиженной девочкой. Какая к черту гордость! После такой ледяной ванны, она тоже замерзла ледяным комом внутри, как и все остальные чувства. Андрей вернулся с большим махровым полотенцем, которым почти бережно укутал моё тело. Но разве полотенце сможет растопить ту вечную мерзлоту боли, которая внутри. Нет, мне нужны его руки, необходимы поцелуи моего Андрея. Прошу:

— Ан-ддрей, п-пожалуйста, согрей м-меня.

Евдокимов немигающе смотрит на меня, дрожащую, сжавшуюся мерзлым комочком на дне ванны. Потом тащит за подмышки наверх, берет на руки и несет в комнату. Быть может, Евдокимов смилостивится? Согреет. Прислушиваясь к неровному стуку его сердца, затаилась испуганной мышкой в мужских руках. В комнате меня вполне осторожно опустили на диван, о который, помнится, я совсем недавно больно стукнулась носом.

— Прошу тебя, Андрей! — в мольбе протянула к нему руки.

Полотенце распахнулось, обнажив тело. В черных глазах адский кострище полыхнул еще сильнее. А мне чувствуется, если он оттолкнет сейчас, я точно замерзну, заледенею изнутри, побежденная холодом и мраком. Слезинка скатилась по щеке.

— Ангел, — бархатисто и проникновенно прошептал Евдокимов.

Затем одним нетерпеливым движением, все так же пристально смотря на моё подрагивающее в ознобе тело, сдернул со своего торса мокрую футболку, а вслед за ней стащил с ног серые спортивные штаны. Выдохнула облегченно. Согреет… поскольку ему нужно поделиться со мной пожаром, который засел в его глазах, иначе ведь можно сгореть изнутри к чертям собачьим. Рывком подтащил меня за руки к себе. Вскрикнула, когда стоящие маленькими пиками сосочки прикоснулись к мужской груди. Пальцы Евдокимова зарылись в мои волосы, карие глаза поглотили темной ночью, а горячие губы накрыли мой трепещущий рот. Как много в нем страсти, как много, оказывается, её может быть в такой холодной ледышке, как я. Оттаяла мгновенно… Обняла руками широкие плечи, прислонилась как можно ближе к мужскому телу и с жадностью ответила на поцелуй. А ведь это наш первый поцелуй после разлуки. После возвращения, Евдокимов только лишь методично, по-животному трахал мое тело. Вместе со страстью внутри проснулась нежность, и я стала ласково гладить моего Андрея по волосам, сильным плечам, спине, одновременно вскрикивая под напором требовательных мужских губ. А горячая смазка желания уже выделалась между моих подрагивающих, то ли от холода, то ли от нетерпения, ног. Мужские пальцы прошлись по животу и дальше вниз, легли на лобок, осторожно раздвинули губки и умело заскользили во влажной промежности, лаская круговыми движениями клитор. Потрясенно завыла прямиком в целующий меня рот. Бредовое состояние вечного возбуждения вернулось, его даже холоднющая вода не в состоянии остановить. Пальцы аккуратно, почти нежно, проникли внутрь. А потом в самую глубину между влажных подрагивающих стенок, да там задержались, теребя и потрахивая. Под напором тысячи искр тока, прошедшихся волной по хребту, выгнула назад шею. И опять животное проснулось в нем, во мне, пальцы бешено стали вонзаться внутрь, а большой палец весь в моих соках снова лег на клитор. Какие умелые руки! Горячие губы атаковали шею. Боже… это шквал, настоящее безумие, нет, настоящее чудо, возникшее между нашими телами. Если он сейчас оттолкнет, я буду способна на убийство. Но я не прошу о продолжении, боюсь разрушить лишними словами это хрупкое состояние страстной нежности между нами, снова превратив моего Андрея в чертового маньяка. Слава богу, пальцы продолжали вонзаться внутрь и возбуждающе скользить по клитору. Запрокинула голову в попытке вдохнуть. Вот она, предоргазменная волна. Сильная-сильная, высокая-высокая, поражающая своей яркостью. Только не оттолкни, прошу тебя! Или я умру.

— Какая же ты шлюшка, Лина! — прошептал Евдокимов, продолжая ласкать пальцами клитор и, не нежничая, потрахивать трепещущие стенки моей вагины.

— Дааа!! — счастливо завыла я. — Ооо, дааа…

Внизу живота яркими вспышками салюта взорвалось наслаждение. Я буду для тебя шлюхой, сукой, ангелом, да кем угодно, ведь только с тобой я испытываю этот чёртов, потрясающий, великолепный оргазм! Теперь мне жарко, горячо, божественно! А мужские пальцы двигаются и двигаются внутри, продлевая моё удовольствие.

— О дааа! Спасибо! — опять завыла я, благодарно заглядывая в черные глаза моего Андрея.

Толчок, упала навзничь на диван. Буквально через секунду мужское тело накрыло меня сверху, а между ног одним мощным ударом вклинился твердый член. Снова задохнулась от остроты ощущений. Потянулась к нему руками, пытаясь обнять. Нет, прижал мои руки по обе стороны от головы, а я, желая объединения, максимального сближения, обвила, оплела словно лозой, мужские бедра своими ногами.

— Ооо… — застонали мы друг другу в губы.

Потом Андрей начал двигаться, интенсивно, по-животному, в самую глубину еще не отошедшей от первого оргазма промежности. И снова ток прошелся по хребту, и я закричала, жадно подаваясь навстречу новому удовольствию.

— Ангел! — блаженно завыл в мои губы Андрей. — Сука Ангел!

— Андрей, милый, — ласково прошептала ему в ответ я.

Удар, удар, он сейчас вобьет меня в жесткую обивку видавшего виды дивана. Но его зверство мне по вкусу, ведь я сама сотворила этого маньяка. Разве такое возможно? Разве такое бывает с фригидными ледышками?! Однако внутри снова зреет предоргазменное напряжение. В ожидании еще одной вспышки удовольствия совсем перестала дышать. В голове единственная мысль:

— Продолжай, Андрей, пожалуйста! Ещё чуточку! Пожалуйстааа…

Удар, удар, удар в самом центре зарождающегося марева.

— Кончай, Ангел, кончи для меня! — со злостью орет Андрей, продолжая все так же интенсивно накачивать горящее междуножье своим членом, своей страстью.

Удар, удар, удар… Всё, я полетела…

— Оуу! — зашлась я в крике, выгнулась дугой, пораженная силой очередного фейерверка в своем теле.

Ха… оказывается, бывает, и холодные ледышки способны испытывать сразу несколько оргазмов.

Еще парочка бешеных толчков.

— Оуу… — застонал Евдокимов, изливаясь в моей пульсирующей глубине.

На меня теплой периной навалилась нега, блаженно закрыла глаза, нежно поглаживая влажную кожу находящегося сверху мужчины. Его тяжесть мешала дышать во всю грудь, но была такой теплой и уютной. Нет, наслаждение не длилось долго, вскоре Андрей перекатился с моего тела и, тяжело дыша, лег рядом. Опять замерла испуганной маленькой мышкой. Неужели он меня прогонит на матрас? Не хочу больше тишины, не хочу больше чувствовать себя животным. Сама развернулась к Евдокимову.

— Андрей, прошу, не прогоняй меня! В самом деле, я же не собака, чтобы держать меня на цепи.

— Спи, Ангел!

Сильная рука обняла за талию, а мужские губы ласково коснулись виска. Теплая перина сладкой неги вернулась.

 

ГЛАВА 24

Проснулся, как от толчка. Ангел, где мой Ангел!? Целую ночь она прижималась ко мне, терлась ласковой кошкой о тело, хныкала маленькой капризной девочкой, ища защиты в моих объятьях. И я, слабак, упивался этой нежностью. Ведь для того чтобы залечить черный мрак в моей душе нужно много-много, целая тонна, ангельской нежности. Но сейчас эдемские цветы женской кожи не пахли под носом, постель рядом была пустой. Озноб прошелся по коже. Обманула своей лаской, чтобы потом сдать в полицию или своему тайному благодетелю. Неужели сука убежала? Но как?! Голая, без обуви!? Это уже было в твоей жизни, Андрей. Что тут удивительного? Вскочил с дивана, начал быстро натягивать на себя штаны, и тут что-то тихонько грохнуло на кухне. Облегчение пенной волной радости побежало по венам. Ангел в одной моей футболке, лишь чуточку прикрывающей женские бедра, жарила оладьи на кухне. Футболку все-таки утащила, гадкая девочка. Застыл столбом, любуясь открывшейся обворожительной картинкой. Лина повернулась, на каком-то подсознательном уровне почувствовав мое присутствие, приветливо мне улыбнулась. Опять возникли двоякие ощущения, с одной стороны, злость, с другой — умиление. Сука, как она смеет улыбаться, после того как разрушила мою жизнь, упекла в тюрьму, позволив другим подчистую разворовать мой бизнес. Сука… до чего же улыбка притягательная.

— Доброе утро, Андрей!

Мне хотелось разорвать её на части, мне хотелось расцеловать каждый кусочек этого великолепного тела, лыбиться в ответ последним дураком. Идиотизм крепчает.

— Знаешь, Андрей, в 2011 году в Бразилии выпустили марки с запахом кофе.

Какие на хрен марки? При чем тут марки?!

— Ну и? — напряжённо спросил я, как обычно, не поняв, что Лина пытается сказать этой нелепой фразой.

— Хочу сейчас такую марку.

— Зачем?

— Чтобы хоть запах понюхать, раз выпить нельзя. Не понимаю, как можно жить без кофе?

А я не понимаю, как можно быть такой притягательной. Который раз почувствовал — она меня сделала, улыбочками, кофе, своим ласковым «Знаешь, Андрей», нелепыми, демонстрирующими своеобразие женской логики, фразочками.

— Ты любишь оладьи?

— Л-люблю.

— Тогда я тебя покормлю, но пообещай, что в следующий раз купишь кофе, — снова неподражаемая улыбочка осветила ангельские уста ведьмы Ангелины.

А вот я, уже четыре с половиной года люто ненавижу гребаный кофе. Ведь, как ни крути, именно в этот напиток прекрасная ведьма, прикидывающаяся сейчас дивным ангелочком, подсыпала мне заколдованное зелье. Лина отвернулась, чтобы перевернуть оладьи. От осознания своей слабости к этой девушке, в теле появилась клокочущая злость. Она пузырилась, вздымалась внутри груди волной негодования. Сейчас всё снесет к чертям собачьим! Подскочил к Лине и выбросил целую тарелку вкусно пахнущих оладий в мусорное ведро. Нет, не возьмешь меня райскими яблочками, точнее, оладушками. Выхватил сковородку из женских рук и туда же отправил её содержимое. В голубых глазах плескалось целое море боли. Я должен радоваться, ведь мне хотелось причинить Ангелине боль. Много-много боли. Но, черт возьми, как это по-детски, как низко! Лина закрыла лицо чуть подрагивающими пальчиками. В комнате явственно послышались звуки рыданий… Млять, Андрей, ты скотина! Но разве можно с ней по-другому?!

— Не надо делать вид, что ничего не произошло! Скажи мне фамилию, имя и отчество человека, который тебе помогал или придумал засадить меня в тюрьму?! И тогда, возможно, я буду относиться к тебе чуточку мягче, почти по-человечески.

— Чертов маньяк! — лишь прошипела Лина сквозь рыдания.

А потом вдруг резко кинулась бежать к выходу из домика. Дернула дверь, один раз, второй, третий. Глупая, дверь закрыта, а ключик у меня на запястье. Наученный горьким опытом, теперь я не совсем простачок. Догнал Лину в несколько секунд. Она начала яростно вырываться, царапая кожу и беспорядочно колотя по моему телу маленькими кулачками. Видимо, снова назревает истерика.

— Опять захотела под холодную воду?!

— Нет! Я хочу сдохнуть, Андрей! Убей меня, пожалуйста. Не могу больше так!

Я тоже больше не могу быть зверем, и мне до чертиков хочется сожрать эти гребаные оладушки, ведь пахли они божественно. Но ты будешь полным дураком, Андрюха, если простишь Ангела, погубившего твою жизнь, за парочку улыбочек и вкусную жратву.

Схватил красавицу за волосы, надо бы потащить её назад к матрасу, приковать, да и уехать подальше, предварительно, чтобы не подохла раньше времени, накормив, вместо загубленных оладий, какой-нибудь бурдой. А я отчего-то стал голодным зверем слизывать её слезки и целовать в губы. Черт, Ангел меня сделала! Я хочу быть дураком, самым большим идиотом на свете.

* * *

— Как дела, Владик, что-нибудь нарыл?!

— Нееа, Лина как сквозь землю канула. На свое имя, да и по поддельному паспорту, который я ей делал, билетов она не покупала. У Петьки тетя работает на ж/д вокзале, она пробила по базе. На автовокзалах Лину тоже никто не признал. Только аэропорт пока проверить не получилось.

— Неужели правда сбежала, сучка?! Представляешь, я по ней даже немного скучаю, все-таки с ней приятно было… причем не только трахаться.

Владик Литвинов тоже скучал по Лине. Такие девушки, как Ангелина Нестерова, редко встречались в его окружении. Лина была безупречно красивая, интеллектуальная, с мягким чувством юмора. Она держала чашку, словно настоящая аристократка, ходила мягко и женственно, а вечная грустинка в глазах и высоко поднятая голова невольно притягивали взгляд. Казалось, никакая грязь к ней не может прилипнуть. И черт, всё другие девушки, на фоне Ангелины, казались ему разукрашенными базарными бабами. Даже то, что она посмела убежать, не побоялась, обвела вокруг пальца самого Глеба Георгиевича, ему тоже дико нравилось. Только почему не взяла Влада с собой? Он бы защитил Лину. Стал верным псом, если надо.

Не надо… Ангелине ничего от него не надо. Потому что она не простит, хоть в лепешку расшибись, но настороженность с толикой презрения никогда не исчезнут из прекрасных голубых глаз. Осознание этого факта вызывало грусть и одновременно дико злило. Тогда, пять лет назад, казалось даже забавным запугивать такую красивую, немножко книжную цыпу, от этого внутри разрасталось пьянящее чувство своей крутизны и могущества. А сейчас, всё внутри разъедало завистью и желанием заполучить эту дивную девушку себе.

— Ты проверил людей, где мы задействовали Ангелину?

— Большинство проверил. На первый взгляд, никаких следов не обнаружил. Но на всякий случай парней со службы безопасности оставил проследить за некоторыми типами.

— А самого первого, которого мы отправили в тюрягу за изнасилование Ангелочка, проверил? Уже достаточно времени прошло, его могли выпустить за примерное поведение.

— В первую очередь поехал выяснять, что с ним стало. Плохо, видимо, Евдокимов вел себя в тюряге, до сих пор на нарах валяется.

— Это хорошо, — раздался в трубке довольный голос Моргунова, — признаться, я хотел, чтобы ему досталось по полной. Все-таки прежде всего именно он виноват в банкротстве моего брата. Антон, конечно, был слабаком, взял и застрелился. Нет бы к младшему братишке приехать, помощи попросить. Но ему, видите ли, не нравились мои методы ведения бизнеса. Придурок!

— Глеб Георгиевич, но у меня есть одна новость, буквально час назад позвонили из «Сонаты», сказали, приходил на днях один хмырь, расспрашивал о Настеньке.

— Настенькой она была. Черт! Неужто старый хрыч догадался о чем-то. Хреново… У него еще остались связи. Надеюсь, Лина будет держать язык за зубами.

— Главное, чтобы они не использовали для развязывания языка те же методы, что и мы, — философски заметил Владик.

— Блядь, знать бы, куда подевалась моя детка!

* * *

— Здравствуйте, Андрей Тимурович!

— Добрый день, — буркнул я, усаживаясь на стул перед частным детективом. — Ну как дела, Дмитрий Константинович? Времени хватило, удалось выяснить, куда девались миллионы компании Новотекс?

— Ребята потрудились на славу, кое-что разузнали… Работа, скажу я вам, была проделана большая и сложная, ведь прошло уже почти пять лет.

Нетерпеливо помахал рукой в воздухе, дескать, я в курсе, теперь говорите по существу вопроса.

— Ничто не ново под луной! Сработала очень часто используемая схема банкротства. Деньги перечислялись фирмам-однодневкам на покупку несуществующего оборудования и работ. Эти фирмы «пф» и миллионы тю-тю… Вы знаете, что вашего бывшего компаньона, Лихолетова, даже посадили за финансовые махинации.

— Да, некоторые слухи до меня дошли. Туда и дорога этому шуту, умел только пыль в глаза пускать. Сколько раз Макс пытался втянуть меня в сомнительные дела, хорошо, что контрольный пакет акций позволял быть самостоятельным в принятии решений. Кстати, об акциях. Кто их купил, вы выяснили?

— Официально акции приобрели сразу несколько компаний, правда, большинство из них также довольно быстро перестали существовать

— Вот список фирм и директоров, которые за ними стояли. Можете изучить дома.

— Не понимаю, кто же фактически управлял фирмой, после того как меня посадили?

— Генеральным директором был ваш друг Лихолетов. Но вот в совет директоров вошли сразу несколько человек. Мы собрали информацию по каждому, всё, что могли за такой короткий срок. Посмотрите дома, если кто-то заинтересует, начнем копать более подробно. Очень сложно разобраться в этих финансовых хитросплетениях. Возможно, у вас получится лучше, вы ведь все-таки успешный бизнесмен.

— В прошлом, — губы горько скривились.

Частный детектив немного смутился и даже крякнул в досаде на свои неосторожные слова.

— Всё равно вы больше разбираетесь в этом, мои же ребята по большей части натасканы за неверными супругами следить, — с легкой иронией в голосе произнес частный детектив.

— Уверен, за всеми этими людьми должен стоять какой-то один человек. Нужно проверить, как они связаны друг с другом и Ангелиной Нестеровой.

— Хорошо, Андрей Тимурович, постараемся проработать связи.

От частного детектива вышел несколько раздосадованный. Эх, надо было раньше начинать это расследование. Я же перво-наперво бросился искать Ангела. Нашел? И что теперь делать с этой ангелоподобной девушкой?!

* * *

— Виталик, я опять к тебе… Всё тот же ноутбук. Мне нужно получить пароли сайтов, на которых была зарегистрирована его владелица.

— Ха, Андрей, это очень просто!

Внутренне передернуло от такой фамильярности, я ведь этого гения компьютерной техники почти в два раза старше.

— Буквально десять минут и все пароли восстановлю, — продолжил меж тем программист.

Управился он даже быстрее, и через довольно непродолжительное время, которое я был занят разглядыванием весьма захламленного и пыльного жилища юного хакера (Ангелочек была бы в шоке от такой грязищи) раздался его довольный голос:

— Всё! Справился. Да она почти никуда не заходила, любовница ваша. Лишь сайты литературные посещала. Прикольно, похоже, владелица ноута книжки писала под псевдонимом Анна Степанова. Смотрите, сколько комментов, девчонки, кажется, пищали от этой лабуды.

Вот, значит, что… Голова начала трещать. Как автором таких добрых, светлых книг, которые я прочитал, причем с интересом, несмотря на то, что мужикам не должна нравиться подобная писанина, могла быть женщина, без жалости испоганившая мою жизнь? И не только мою. Но оторваться от строчек Анны Степановой было сложно, они задевали, привлекали, западали в душу. Сюжеты, конечно, чуточку наивные, девчачьи, лишь немного сдобренные аурой фентези или космической фантастики, но написаны эти истории были хорошим литературным языком, а самое главное, в них не ощущалось фальши, в них верилось, картинка получалась живая и затягивающая. Как такое возможно?! Как?! Полный разрыв шаблона.

* * *

Лина всё так же сидела на матрасе, обнаженная и красивая, а изящная женская ножка внушительной цепью была прикована к батарее. Выдохнул. Ух, на этот раз снова не улетела. Её вид резанул болью глаза, сердце, душу. Только полная мразь может поступать подобным образом с этой прекрасной девочкой. Андрей, это ты, ты — полная мразь.

Лина настороженно посмотрела на меня.

А где же моё: «Привет, Андрей»? Почувствовал себя прямо-таки обделенным. Млять… рядом с ней мою душу, да и тело, постоянно ломает. Мне все время больно, но я, как мазохист со стажем, хочу, даже жажду, этой боли.

Подошел ближе и отстегнул тоненькую лодыжку от цепи.

— Здравствуй, Ангел, не рада меня видеть?!

Красивые глазки округлились бездонными голубыми озерами бескрайнего неба. Моргнула, раз, другой третий. Что такое? Неужто соринка в глаз попала?

— Андрей, ты смотрел мультфильм «Холодное сердце»?

Я ожидал любой другой фразы… но Лина, как всегда, удивила.

— Я был в тюрьме, Ангел, там отчего-то не показывают мультики, только безрадостную реальность сквозь решетчатые окна.

— Д-да, — дребезжаще произнесла она и виновато опустила глаза.

— А к чему вопрос, Лина? Ты опять замерзла или считаешь, что холодное сердце у меня?

— Пусть будет замерзла.

Взял одеяло с дивана и окутал им своего прекрасного Ангела.

Снова быть мерзавцем отчего-то совершенно не хотелось.

— Тогда пойдем греться кофе.

Идеально красивое лицо просияло робкой девчачьей полуулыбкой настоящего ангела.

Мы пили кофе, затем целовались сначала нежно, дальше, входя во вкус и распаляясь от близости друг друга, неистово сосались до смерти голодными вампирами, а чуть погодя трахались, как два обезумевших от похоти зверя, потом лежали, обнявшись, остывая от страсти и слушая сиплое дыхание друг друга. И черт, мне так хорошо было сейчас… И черт, я хочу наслаждаться моментом, на миг выбросив из головы прошлое. Мне нужна ласка и нежность от Ангела, мне необходима её страсть.

 

ГЛАВА 25

Не знаю, что готовит мне будущее и, если честно, очень его боюсь, ведь наше прошлое навсегда сделало невозможным даже мечты о счастливом продолжении. Я наслаждаюсь сегодняшним мигом, здесь и сейчас, когда сотворенный мной маньяк спрятался на время в глубине мужских темных зрачков, уступив место моему Андрею. И в этого вдруг появившегося мужчину так хотелось влюбиться, что сердце сводило судорогой каждый раз, когда я смотрела в его сторону. Остановись, мгновенье, навсегда остановись. Хочу остаться насовсем в этом неказистом домике, готовить оладьи, пить кофе и таять, нет, гореть, в мужских требовательных объятьях.

— Знаешь, Андрей, недалеко от нашей прошлой дачи был овраг. На его склонах всегда было много земляники. Ты любишь землянику?

Евдокимов выглядел расслабленным и благодушным, я же обнаженной нимфой колдовала на кухне.

— Лина, я мужик и люблю мясо.

— Даже медведи любят землянику.

— Разве я похож на медведя?

— Сейчас немного похож, ты взъерошенный и небритый.

Андрей показно грозно зарычал и начал меня кусать, точнее, целовать жалящими влажными поцелуями мои шею и плечи. Я засмеялась, захохотала даже, выронив в раковину картошку, которую чистила. Нож задребезжал, стукнувшись о металлическую раковину. Этот счастливый смех, срывающийся с моих губ, словно эхо, потерявшееся между несостоявшимся прошлым и невозможным будущим.

— Жареная картошка откладывается? — лукаво поинтересовалась я через несколько насыщенных влажным причмокиванием минут.

Андрей плотоядно усмехнулся.

— Медведи не любят картошку, но не прочь полакомиться прелестями Ангела.

Мужские руки подхватили меня и потащали к дивану, тяжелое тело так восхитительно приятно бухнулось сверху, и влажные, чуть колющиеся трехдневной щетиной поцелуи продолжились.

Остановись, мгновенье, навсегда остановись.

Нетерпеливо, желая почувствовать мужскую мощь, раздвинула ноги и вильнула бедрами навстречу. Но Андрей почему-то отстранился. Жалобно захныкала.

— Сейчас, Ангел, продолжим, не плачь, — хрипло пообещал Евдокимов, а затем приподнял мои ноги, положив их себе на плечи.

Чуть сдавила лодыжками мужскую шею, когда его мощный член вклинился одним ударом между створок уже успевшей увлажниться промежности.

Оуу! — завыла, потрясённая ощущениями.

Андрей, не давая мне опомниться, тут же интенсивно задвигался внутри, удлиняя, делая на октаву выше мои завывания. Который раз поразилась своему телу, странно, с ним мне нравились напор, грубость и даже то, что в своем желании получить разрядку Евдокимов иногда эгоистично думал исключительно о себе. С моим Андреем не было нужды притворяться, имитируя оргазмы. От его действий, нет, просто присутствия рядом, я действительно становилась маленькой, жадной до секса нимфоманкой. Я хочу ему принадлежать, более того, быть всегда для него доступной. Развратный демон, до поры до времени сидевший внутри моей ангельской оболочки, наконец-то выбрался на волю и просто упивался страстью и властью этого мужчины. Как же мало я знала о своем организме и своих эротических желаниях. Мои пальчики нырнули вниз, попытались протиснуться между нашими телами. Андрей больше не запрещал ласкать себя, и мне хотелось успеть вместе с ним получить наслаждение, взорваться на этом потрепанном диванчике на тысячу бьющихся в оргазме ангелов. Член, немного потолкавшись по влажным складкам, вошел в узкое, но доступное на весь ствол лоно и начал, постепенно набирая обороты, двигаться. Развратным хлопкам мужских бедер, бьющихся о мою попку, вторили вырывающиеся с моих губ сладостные завывание и сиплое мужское дыхание. Евдокимов продолжал с остервенением накачивать меня своим членом. Всё быстрее и быстрее, глубже и глубже. Под таранящими удовольствием ударами заметалась на диване, жомкая постеленные простыни и еще сильнее сжимая ногами мужскую шею. Удар, удар! Я сейчас потону яркой вспышкой в красивой темноте глаз моего Андрея. Удар, удар… Напряжение, ожидание разрядки зазвенели в теле натянутыми до предела струнами. Пальчики с бешеной скоростью, несмотря на некоторое неудобство позы, заскользили по клитору. Удар, удар… И всё… я полетела, взлетела вверх греховным ангелом на крыльях оргазма под медвежий рев кончающего Андрея.

* * *

Она меня убивает, она меня окрыляет, душит эдемскими цветами, доставляя неизведанное раньше ощущения полного блаженства от простого молчания рядом.

— Ангел, зачем ты покрасила волосы?! Думала, что такой я тебя не узнаю?

— Тебе я больше нравилась блондинкой? — ответила Лина вопросом на вопрос.

Мне ты будешь нравиться в любых ипостасях, даже лысой, пожалуй, но вслух я, конечно, этого не произнес.

— Возможно.

— Волосы когда-нибудь отрастут, Андрей. Знаешь, а вот ты скоро станешь белым медведем?

— Почему белым?

— Поседеешь, — очаровательно улыбнулась Лина, взъерошивая тоненькими пальчиками мои волосы.

От того кошмарика, который ты мне устроила, сложно не поседеть, Ангел мой. Но и эти слова вслух не произнес, не хотелось своими претензиями расстраивать девушку, так доверчиво положившую свою очаровательную головку мне на плечо. Который раз подумалось: «Андрей, она тебя сделала». Странно, сейчас эта мысль не вызвала обычную волну негодования и злости. Только грусть. Как же мне поступить с этим адским Ангелочком? Отпустить, пока я не докопался до правды и не нашел её хозяина, нельзя. А потом?! Потом ты сможешь отпустить эту прекрасную девушку? Ведь чем больше времени мы проведем вместе, тем больнее будет расставаться. Можно намертво прикипеть, и значит, отрывать придётся прямо с кожей, прямо с сердцем.

Я упивался нежностью или, наоборот, отпускал в себе зверство, которое, нанизывая на себя великолепное женское тело, по-бешеному ебало Ангела, напуская тумана удовольствия в лазоревые глазки. Я готов до бесконечности гладить хрупкую статуэтку девичьего стана, ощущая на подушечках пальцев не холодный мрамор, а теплую трепещущую от прикосновений кожу. А затем клеймить изнутри все ангельские отверстия своим семенем. Только разве это поможет по-настоящему ею обладать? Смирись. Лина никогда не будет полностью твоей. У неё другой хозяин. Нет, моя, моя… Млять, я схожу с ума!

* * *

Уезжаю, ухожу на время, пытаясь вникнуть в дела пятилетней давности и вычислить имя хозяина моего Ангела. Поскольку мне срочно нужно его убить и забрать эту голубоглазую девочку навсегда себе.

— Дмитрий Константинович, вы проработали связи людей, купивших мои акции?

— Да, ребята кое-что собрали. Чаще всего нити, прямо или косвенно, ведут к некому Моргунову Глебу Георгиевичу.

В фамилии было что-то знакомое. Но картинка не вырисовывалась. Ну же, голова дырявая, вспоминай, вспоминай, черт возьми!

— А досье на него есть?

— Я вам отдавал в прошлый раз. Вы разве не просмотрели?

Когда?! Я был занят лаской и зверством с Ангелом. Решил устроить себе праздник, точнее, небольшую передышку, для души и тела. Так захотелось хоть на миг, искупавшись в её нежности, почувствовать себя счастливым и даже чуточку любимым.

— Нет, я решал другие проблемы.

— Там была собрана основная информация.

— Давайте новый материал, я посмотрю всё дома и потом уж решу, в каком направлении двигаться дальше.

Частный детектив протянул мне еще одну папку, а я передал ему конверт с деньгами.

— Дмитрий Константинович, спасибо за работу, вам и вашим ребятам.

Детектив заглянул в конверт, видимо, его содержимое ему понравилось. Положил я с лишком, чтобы не было никаких претензий.

— Обращайтесь, Андрей Тимурович.

* * *

— О, блудный сын вернулся! — слегка иронично произнесла мама, когда я вошел во двор дома.

— Перестань, мам, я же звонил.

— Звонил он…

Получил от родительницы легкий подзатыльник. Засмеялся… Потом наигранно возмутился ради приличия:

— Мам, ну я же не мальчишка, перед тобой оправдываться.

— Андрей, ты же знаешь, для родителей дети всегда маленькие, даже если им под сорок.

Обнял маму за плечи и поцеловал в волосы.

— Знаю, мама, знаю.

— Ну как там твоя Анютка?

Напрягся. Она — великолепная, ласковая, страстная, интересная собеседница, хотя, честно сказать, мы с ней как-то мало болтали, а еще готовит так, что пальчики оближешь. Только не моя она, не моя… Просто я ее похитил, думал, что на время, наиграюсь и выброшу. Млять, млять…

— Пока без комментариев.

Мама улыбнулась, такой чарующей и родной улыбкой.

— Вижу, сынок влюблен по самые уши.

* * *

Дома меня встретила обнажённая, прикованная цепью к батарее Ангел. Странно, но она с пониманием стала относиться к этой обязательной процедуре. Гулять свободно ей разрешалось, только когда я был рядом. Правда, последний раз Лина с ироничной грустинкой подметила.

— Боишься, что я улечу, Андрей?

В самую точку. Каждый раз, когда я возвращался домой после вылазки в город, всё внутри сжималось от страха, что она исчезнет, испарится, словно приснившийся поутру дурной, блаженный, насыщенной эротикой сон. Что какие-то цепочки для настоящих Ангелов.

Нет, слава богу, в этот раз она осталась. Лина ласково улыбалась, и казалось, была рада меня видеть. Сердце защемило. О, черт! Андрей, вляпался ты по полной. Я хочу каждый последующий день моей жизни видеть эту улыбку. Теперь Ангелине стоит только легонько бровкой повести, и я буду готов всё, что угодно, для неё сделать, хоть с целым миром сразиться, хоть горящие угли из костра таскать. Осознание своей слабости вызвало в теле боль и злость.

— Андрей, — с мольбой заглянула мне в глаза плененная девушка, — прошу тебя, пойдем, погуляем, я хочу вдохнуть свежего воздуха, ведь там май, ведь там сирень и солнце.

Конечно, все что угодно, мой ненаглядный Ангел! Слава богу, хватило ума не сказать этого вслух. Молча подошел и отстегнул стройную ножку от батареи.

— Хорошо, Лина, но только после минета, — погладил себя пальцами по ширинке вздыбленных джинсов.

Еще на подъезде к дому член налился кровью, желая обладания прекрасной шатенкой, оказавшейся в нашей власти. Он поднимался стойким оловянным солдатиком только лишь от мыслей о прекрасном Ангеле. Не обманывай себя, Андрей, вся власть принадлежит Лине, даже несмотря на тот факт, что сейчас она стоит на коленях, зачарованно всматриваясь снизу вверх в твоё лицо.

Голубые глаза сверкнули, но самое странное, вовсе не возмущение читалось в них, мне там почудилось возбуждение. Лина грациозно подползала ближе, взялась за пряжку ремня, член радостно подпрыгнул от этих действий, просясь на свободу, желая как можно быстрее ощутить прикосновения пухлых ласковых губ. Моя похотливая девочка.

— Бляяядь! — на выдохе застонал я, не в силах более прилично выразить ощущения от влажных касаний умелого рта.

Схватился за длинные волосы, чтобы она не вздумала отстраниться. Нет, Лина лишь глубже насадилась на мой ствол, всасывающе сжимая его внутри своего блядского рта.

— Оууу, — снова завыл я.

Потом развратные губки заскользили обратно, облизнули головку, шаловливый язычок залез в прорезь, слизывая выделившуюся смазку. Желая более активных действий, насадил прекрасную голову полностью на свой член, кайфуя от инстинктивных спазмов её горла. Ничего, Лина справится. Кто-то превратил Ангела в опытную членососку. От этих мыслей горько, а движения прилежных губ, наоборот, вызывают в теле сладостное блаженство. Начал монотонно толкаться в порочно-прекрасный девичий рот. Ангел сопела, хрипела от моих интенсивных, даже грубых действий, но самое интересное, совсем не пыталась отстраниться, более того, изящные пальчики женской руки поползли вниз по упругому животику к лону, осторожно раздвинули склизкие складки своей суперкрасивой пизды. Да и запорхали там, интенсивно натирая клитор. Вибрации рвущихся из женского горла стонов еще больше добавили мне удовольствия. Снова протяжно выдохнул: «Бляяяддь.» Моя похотливая блядь!

— Смотри на меня, Ангел!

Омытые росой от жесткой долбежки в горло голубенькие глазки взглянули мне в лицо. Даже натянутая на член, Лина поражала своей красотой. Почему-то её облик не казался пошлым. Она выглядела нимфой, настоящей богиней секса. Следующие действия Лины меня еще более удивили, даже ошарашили. Ангел оседлала мою ногу и стала, как гулящая кошка, тереться об неё текущим передком. А теплый рот опытным сосанием снова захватил торчащий колом член в свой плен, и я который раз за сегодня выдохнул очередное ругательство: «Суучкааа!»

— Какая ты опытная сучка, Ангел! Любишь члены сосать?!

Она не ответила. Еще бы, ведь у неё во рту находился мой нехилый, донельзя эрегированный отросток. Но, кажется, мои пошлые слова лишь сильнее завели Ангела. Хотя так минетить могут только лишь ведьмы. Из насасывающего член горла снова слышались, скорее, чувствовались, стоны, сочащаяся промежность стала интенсивней тереться о мою ногу, оставляя на коже влажные следы ангельского сока, а губы все так же плотно насаживались на всю длину ствола, так что красивый носик тыкался мне в живот. Это блаженство, это гребаный рай, в который меня может отправить только она. Она одна! Конечно, я долго не продержался и выстрелил бурной струей спермы прямо в сосущий, высасывающий силы, развратно причмокивающий рот. Лина проглотила всё до капельки, опаляя лазоревой синевой своих глаз, а потом даже замурчала, словно добравшись до вкусного лакомства. Какая горячая похотливая киска.

Потолкался еще несколько секунд во влажном податливом ротике, а затем резко поднырнул вниз, опрокинув Ангела на матрас, вызвав своими действиями её удивленный вскрик. Развел в сторону стройные ноги, жадно мацая по ним своими ручищами, уткнулся ртом в липкую, истекающую соками промежность. Волосики на её лобке за время вынужденного заточения немного отросли и щекотали мой нос. Начал голодным зверем вылизывать женское лоно, а ведь чуть ли не поклялся себе никогда этого больше не делать. Всосался губами в солоноватый мед её суперкрасивой пизды, балдея, хмелея, от протяжных эротичных завываний Ангела. Стройные ноги с двух сторон прихлопнули мою голову в капкан. Кажется, похотливый Ангелочек жаждет получить наслаждение. Язык с бешеной скоростью начал выписывать узоры на женском клиторе. Лина выгнулась, приподнялась от поверхности матраса, словно собираясь взлететь. Нет, Ангел, не улетишь, ты теперь будешь моя, поскольку я собираюсь убить твоего хозяина, чтобы навсегда забрать голубоглазку себе. Пальцы правой руки тоже добрались до женского лона, ввел сразу два в активно текущую щелку и, стараясь касаться внутренней стенки влагалища, начал там теребить, словно быстро перебирая невидимые струны, не переставая при этом яростно ласкать налитый столбиком клитор. Кажется, это стало последней каплей, женские руки намертво вцепились мне в волосы. Наверное, Лина боится, что я остановлюсь в самый неподходящий момент. Не бойся, девочка, я теперь не смогу удержаться, хочу выпить, снова ощутить на своем языке подзабытый вкус ангельского оргазма… Женское тело затряслось, Лина взвыла, разбросала по матрасу ноги, а промежность запульсировала под натиском моего языка и пальцев. Девичьи ляжки с громких хлопком снова стиснули голову. Который раз поразился, как же проникновенно кончают ангелы.

* * *

— Андрей, ты знаешь, что до сих пор идет спор, кто же изобрел мороженое? Большинство считает, что древние китайцы первыми сообразили смешивать фруктовый сок со льдом и снегом. А некоторые высказывают предположение, что родина мороженого — наша страна, ведь на Руси издревле замораживали молоко и сливки.

— Нет, не знаю, Лина, зато я дока в системах охлаждения, кондиционирования и вентиляции. Каким же бредом забита твоя голова. Ты хочешь мороженого?

— Хочу, — призналась Лина.

— Почему бы сразу не сказать?

— Говорить прямолинейно — мужская прерогатива.

Улыбнулся, видимо, мне теперь постоянно придётся выслушивать витиеватые фразы и ломать голову, догадываясь, зачем они были произнесены. От этого «постоянно» что-то приятно сжалось в груди. Хочу! Хочу постоянно слышать из её уст чуть певучее «Андрей», бесконечно смотреть в синь прекрасных глазок, всегда трахать идеальное скульптурное тело. Боже мой, кажется, игра зашла слишком далеко, ведь помнится, я хотел лишь мести. Но где месть, и где это появившееся желание постоянства?

Размягченный, потерявшийся в шквале эмоций, вызываемых моим Ангелом, я, конечно же, купил это чертово мороженое, нежась счастливой улыбкой, осветившей девичье лицо. Сейчас, в простеньких джинсах, футболке и кроссовках, которые я на всякий случай захватил с её квартиры, Лина выглядела такой восхитительно домашней, реальной, родной. Потом мы гуляли по окрестностям, ели до безумия вкусное мороженное, и я чувствовал себя подозрительно счастливым. Только неимоверным усилием воли удавалось сдерживаться, чтобы постоянно не чмокать Лину в пухлые губки и круглые щечки. А внутри зрело осознание — мама права, я влюблен по самые уши, до одури, даже не думал, что в моем возрасте такое возможно, и плевать, сколько горя Лина причинила мне в прошлом, лишь бы Ангел улыбалась, да была рядом. Трындец, Евдокимов, полный трындец.

* * *

Я не знала, что бывает так хорошо с мужчиной, не догадывалась, что способна ощущать себя такой чувственной, окрыленной и по-настоящему счастливой только оттого что мой Андрей купил стаканчик мороженого. Даже страх, постоянно сидящий внутри, сейчас убрал свои удушающие когти, позволив мне радоваться, быть самой собой, смеяться, говорить глупости и просто наслаждаться этим весенним вечером.

— Знаешь, как познакомились мои родители. Мама в коротенькой юбке гуляла с собачкой. Боська убежала, маленькая вредина, и мама в панике металась по парку, пытаясь отыскать непоседу. Папа, добрая душа, решил помочь ей с поисками. Боську они нашли, а вот телефон хозяйки пушистой вредины папа взять забыл или постеснялся. Поэтому на следующий день отец опять пришел в парк, уж очень ему понравилась девушка. И она пришла — Боську ведь надо было выгуливать, ну и, кроме того, как позже призналась мамуля, папка ей тоже сразу приглянулся. Только в этот раз мама надела футболку и расклешенные джинсы. Отец при виде мамы не смог сдержать своего разочарования. Спросил: «А где же юбка?» Еще через день мама снова пришла в парк, и снова в брюках, а подошедшему папе лукаво объявила: «Вот, я вам юбку принесла, ведь, помнится, она вам очень сильно понравилась». Пришлось папе признаваться, что его совсем не юбка впечатлила, а красивые стройные ножки, которые она, в силу своей минимальной длины, показывала. «Извините, — сказала мама, — ножки отдельно от себя не могу принести». Тут папе стало совсем неловко, и он поспешил успокоить девушку, признавшись, что мама ему понравилась вся в совокупности, вместе с ногами, миленькими ушками, светловолосой сообразительной головкой и острым язычком.

— Понимаю его, я тоже перво-наперво обратил внимание на твои ноги. Только ты упала на меня со стула, — Андрей неловко замолчал.

И мне тоже стало как-то не по себе, поскольку многое вспомнилось, я в короткой юбке, тянувшаяся, чтобы вытереть пыль, темные обжигающие глаза, рассматривающие моё алеющее смущением лицо, я, застывавшая на одной ноге в магазине обуви, я, танцующая в коротком золотистом платье в ночном клубе «Часы», я, вся в пене плескающаяся в ванне дорогой квартиры Евдокимова. Потом вспомнились все последующие события и по коже побежали холодные противные мурашки. Как жаль, что все сложилось так, а не иначе. Разве Андрей сможет меня простить. Нет, невозможно. И эта невозможность сжала, обернула колючей проволокой сердце.

Мужское лицо тоже стало мрачным. И я напрасно теперь робко заглядывала в его темные шоколадные глаза, Андрей казался полностью погруженным в свои мысли, и, судя по углубившейся хмурой складке между черными бровями, его одолевали довольно безрадостные воспоминания. Воспоминания, которые появились в жизни Евдокимова, прежде всего, из-за меня.

— А Боську я немного помню, такой пушистый тоненько гавкающий белый комочек. Папа называл его «исчадием ада» за то, что она постоянно будила всех ровно в шесть часов утра. С ней никаких будильников не нужно было. Ко мне с братом она относилась, словно мы её щенки. Постоянно нас пыталась вылизывать и рычала на всех чужих, кто осмеливался подойти к нам ближе, чем на один метр.

— У нас тоже была собака, — рассеянно вступил в разговор Евдокимов, — черный пудель Атос. Помню, он отчего-то считал, что моей сестре Татьяне достается самое вкусное в семье. Из её тарелки он мог съесть совсем уж не собачью пищу: огурцы, помидоры, апельсины, и даже кофе пил из сестрёнкиной чашки, будто это жирные сливки. Ты когда-нибудь видела, чтобы собаки пили кофе?

— Нет, не видела, — натянуто засмеялась я, — но в интернете часто можно встретить ролики, в которых коты и собаки едят дыни и арбузы.

Несмотря на реплику про собак, угрюмая складка не сходила с лица Евдокимова. Я еще продолжала болтать о том, о сем, а по телу уже бежал холодок отчаянья, руки стали, как у лягушки, хотя мороженое уже давно было съедено, и вафельный стаканчик больше не студил мои пальцы. Не знаю, какие слова следует сказать и что сделать, чтобы вернуть померещившееся на миг ощущение влюбленности и счастья. Боюсь, уже ничего невозможно исправить, прошлое навсегда непробиваемой стеной останется между нами.

 

ГЛАВА 26

Ангел, уставшая после такой длительной прогулки, прилегла на диван и уснула. Я смотрел на эти прекрасные черты, ощущая подступившую к горлу горечь. Словно украл у кого-то один счастливый вечер. Дернул себя со всей силы за короткий ежик волос. Думай, Андрей, думай! Что же теперь дальше делать с этой ангельски красивой девушкой и адскими чувствами к ней, бушующими внутри твоей груди? Сначала нужно узнать имя её хозяина. Собрал воедино все папки частного детектива. Помнится, Дмитрий Константинович говорил, что чаще всего при изучении бесславного финансового краха компании «Новотекс» встречалась фамилия Моргунов. Так, посмотрим, кто же, собственно, это такой. Открыл досье, собранное на него частным детективом. В глаза сразу же бросилась фотография. Мужчина, запечатленный на ней, был лет на десять старше меня, чуточку полноватый, но в целом довольно импозантный, бабам такие обычно нравятся. Взгляд умный, немного самодовольный, словно он владеет какими-то секретами, которые возвеличивают его над другими людьми. Одет дорого, с претензией на то, чтобы его встречали по одежке — барином. Мерзкий тип, даже передернуло. А может, этот приступ отвращения вызван догадкой — вот он, хозяин моего Ангела. Черт! Я ведь где-то видел этого человека. Да, точно… Осталось только вспомнить, где и когда?! Так, посмотрим информацию, собранную частным детективом. Перечень организаций, которыми владел Глеб Георгиевич Моргунов, внушал уважение и зависть. Причем, имущество было не только в нашей области, но также в Краснодаре, Астрахани и ряде других городов. В 2014 году ему даже премию вручили за развитие среднего бизнеса в нашем городе. Моргунов, Моргунов, Моргунов… Открыл ноутбук. Ввел в поиск гугла фамилию, имя, отчество, город и начал смотреть высветившиеся сайты. Тут были и другие фото, немного, но все же. Черт, я совершенно уверен, что когда-то видел это самодовольное лицо. О, видео с вручения премии. Барская уверенная походка мужчины тоже показалась знакомой. Заметался туда-сюда по маленькой кухне, стены неказистого дома давили, эдемские цветы, пропитавшие весь воздух вокруг, душили. Мне необходимо подумать… Выскочил во двор дома, заглянул в темное бескрайнее небо. Ковш Большой медведицы явственно выделялся в ночи. Подошел к бочке, которая стояла под стоком с крыши и была наполнена дождевой водой. Умылся. О, черт! Блядь!! Я вспомнил, где видел этого человека, а потом пришла догадка того, как он все это провернул. Мы с адвокатом искали пришлых людей, а зря. Элементарно, Ватсон.

Решительно прошел в дом, прямиком к дивану, где спало гребаное райское создание, испоганившее всю мою жизнь. Во сне её лицо было умиротворенным, нежным, по-настоящему ангельским. Провел благоговейно подушечками пальцев по бархатистой коже девичьей щечки. Веки Ангела затрепетали. Голубое небо женских глаз распахнулось, в нем вместе с сонной дремой плескалась нежность.

— Милый, я люблю тебя, — произнесли пухлые губы, а изящные ручки потянулись к моей шее.

Какие лживые слова, какая обманчивая ласка, застыл каменным изваянием в этих удушающих объятиях.

— Зачем же ты тогда засадила меня в тюрьму, Ангел, разрушила мой бизнес, погубила на корню репутацию. А, Лина, признайся? — зашептал я ласково, несмотря на бушующую в теле ярость, прямиком в пухлые, приоткрытые, словно для поцелуя, губы. Сонная дрема исчезла из голубых глаз, теперь в них появилась настороженность.

— Отвечай, Ангел! Мне надоели эти игры в кошки-мышки, точнее, в молчанку.

Схватился за длинные дивного цвета волосы, впившись взглядом в идеально красивое лицо. В голубых глазах плескались боль и сожаление. Маска?! Еще одна маска от ведьмы Ангелины?!

— Скажи мне, девочка, — еще ласковей прошептал я, целуя бархатистые щечки, а пальцами в волосах стал мягко поглаживать кожу на её затылке. — Скажи мне его имя, и я все прощу тебе: свою поломанную жизнь, четыре года и почти шесть месяцев, проведенных в тюрьме, ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней и ночей, когда я скучал по своим родным, все миллионы, которые потерял. Доверься мне, Линочка, прошу тебя.

Боль в голубом небе ангельских очей казалась осязаемой. Глаза, словно ножом, резали плескающейся в них мукой.

— Линочка, пожалуйста, хорошая моя, скажи, — опять прошу, даже умоляю я, продолжая нежно поглаживать девичий затылок и щечки.

Мне нужно услышать признание из её уст. Важно, чтобы Лина сама сдала своего хозяина, отказалась от него, выбрала меня.

Пухлые губки открылись… Но только где слова?! Ну же девочка, умоляю теперь беззвучно я, приказывая, гипнотизируя своим взглядом.

— М-мне нечего тебе сказать, Андрей.

Теперь в лазоревых озерах женских глаз больше не было боли, там пустота, бессердечная, разрывающая меня изнутри, пустота.

— Сукааа!! — вырвался вопль из моего горла, а пальцы сжались на нежной девичьей шее.

— Скажи мне ЕГО Имя?! СКАЖИ, Чертова Кукла! — взбешенно заорал я, еще плотнее стискивая пальцы на хрупком девичьем горле.

Мне так нужны эти слова, твое признание, потому что я хочу всё простить, потому что я тоже очень-очень люблю тебя, мой Ангел!

— Нет, — шипит Лина.

— Сукааа!!

Странно, Ангелина не сопротивлялась, позволяла себя душить, словно принимая от меня кару. А в глазах пустота, всё та же убивающая пустота. Это не твой Ангел, Андрей, она никогда не принадлежала тебе, ты просто украл её у настоящего хозяина, которому Лина верна, так предана, что готова подохнуть, но не выдать его имя.

Красивое лицо покраснело, лазоревые глазки выпучились. Еще чуть-чуть, совсем немного надавить, и позвонки женской шеи хрустнут под моими пальцами.

Нет!!! Маньяк хренов! Должно же в тебе остаться хоть что-то человеческое. Пальцы разжались.

— Убирайся, слышишь! Немедленно убирайся, Ангел, не желаю тебя больше видеть, даже насиловать не хочу. Ты мне противна!

Лина, схватившись за шею, кашляла и жадно хватала воздух, пытаясь дышать. Немилосердно столкнул эту чужую ведьму, чужую красивую игрушку с дивана.

— Убирайся, сука, или я за себя не ручаюсь!

Чужой Ангел вскочила с пола, в голубых глазах стояли слезы.

— Андрей! — протянула она ко мне руки. — Пойми …

— Я сказал, убирайся!

Схватил Лину за прекрасные шатенистые волосы и потащил во двор. Уходи, Ангел, улетай, лети к своему хозяину, куда хочешь, лети, гадина бессердечная. Она упала во дворе, споткнувшись на ступеньках, тихонечко взвыла от боли. Но мне все равно, в моей душе горит такой адский, снедающий все внутренности костер, что разбитая коленка не может вызвать жалости. Вернулся в дом, принес оттуда кроссовки, кинул ей в ноги. Темно. Ангелу, наверное, будет страшно лететь в ночи. Ничего, уверен, ведьмовские ангелы должны неплохо ориентироваться во мраке. Подошел ближе к сидящей на земле девушке, засунул ей пятьсот рублей за пазуху и потащил дальше, вон из двора, вытолкнул за ворота и закрыл калитку. Крикнул в темноту:

— Улетай, Ангел, ты мне больше не нужна!

* * *

Ночь… А я ведь с детства боялась темноты. Но меня без всякой жалости окунули в самую гущу мрака. Только теперь некому включить светильник в виде полумесяца, теперь в моей душе всегда будет ночь. Андрей прогнал Ангела. Хочется плакать, рвать на себе волосы, царапать кожу, вытащить сердце из грудины, может, тогда станет чуточку легче. Кажется, везде, куда ступают ноги, земля утыкана ржавыми гвоздям. Каждый шаг вызывает в теле боль, словно я русалка из сказки Андерсена, попросившая у злой ведьмы ноги, чтобы ийзгйг попытаться найти любимого. Любимый прогнал меня… Я ему не нужна, более того, противна. Шатаясь самой последней алкоголичкой, всё продолжаю и продолжаю идти дальше. Зачем?! Куда?! Даже не знаю.

Разве я могла рассказать Андрею правду?! Это всё равно, что собственноручно лишить его жизни. Маньяк, которым стал Евдокимов, не успокоится, пока не прикончит Глеба Георгиевича. Мне бы радоваться, поскольку в этом случае для меня появлялся реальный шанс получить свободу. Только я совсем не уверена, что в схватке с шакалом Моргуновым победителем выйдет Евдокимов, ведь я прекрасно знаю, видела неоднократно, каким по-настоящему жестоким может быть Глеб Георгиевич. Кроме того, у него связи, деньги и мордовороты-охранники. Поэтому я предпочла промолчать, а может, побоялась поверить словам о прощении.

Куда же мне идти?! Без телефона, документов и денег вариантов мало. Пожалуй, есть только два пути: либо назад к Моргунову, либо броситься под машину… чтобы навсегда стать бестелесным духом, Ангелом. Если бы… после всего, что ты натворила, Лина, глупо мечтать об обретении крыльев.

Если я выберу первую дорогу, Глеб Георгиевич всё решит. Возможно, за это время он даже немножко привязался ко мне. Нет, нет… к Моргунову никогда, ни за что. По многих причинам, во-первых, тогда ему нужно рассказать об Андрее, а во-вторых… передернуло, я не хочу, чтобы моего тела касались чьи-то другие руки. Зацелованная, заласканная, затраханная, заклейменная Евдокимовым, я теперь не смогу принадлежать кому-то другому. После настоящей страсти меня точно стошнит от пошлых хозяйских прикосновений Глеба Георгиевича. Куда угодно, только не к нему. Да, но добраться за пятьсот рублей до Волгограда, где у меня живет единственный близкий человек, да еще без документов, вряд ли получится. Это ведь почти тысяча километров. Кроме того, за братом наверняка следят люди Моргунова. Куда же мне идти?! Что делать неприкаянному Ангелу?

* * *

Сковородка, на которой Ангел когда-то жарила оладьи, полетела на пол, а вслед за ней вся неказистая домашняя утварь со шкафов. Мука красиво рассыпалась пеплом на полу. С каким-то остервенением начал бить посуду: чашки, тарелки, стаканы. Пусть все катится к черту! Туда же, куда ушла она. Нет, мало, со всей силы двинул ногой по столу, так что он отлетел в угол маленькой кухоньки. Ноге больно, душе больно. Что еще можно разбить?! Побежал в спальню. Матрас, на котором спала поначалу Лина, пока я не перетащил эдемские цветы поближе к своему носу, где я по-животному обладал гребаным ангельским телом, испытывая непередаваемые ощущения райского блаженства, подбросил его в воздух и потом начал пинать. Все равно мало! Надо разорвать его на части, или я в клочья стану рвать себя. Может, тогда в груди станет хоть чуточку меньше болеть. Ведь мое тело, кажется, не представляет себе, как можно дальше жить без дурманящего запаха эдемских цветов, без моего Ангела. Блядь, сука!! Хочу больше треска и грохота, пусть все летит в тартарары. Размахнулся табуретом и с силой разбил это древнее деревянное сооружение об пол. Конечно, стулу пришел кирдык. Сбросил на пол постельное белье с дивана. Что бы еще сломать или разбить? Взгляд упал на цепь, с помощью которой я держал Ангела в кандалах, намотал её себе на руку, и пошел крушить всё, что попадалась на моем пути. Полочку для обуви, старый неработающий телевизор, зачем-то стоящий в углу комнаты, оборвал шторки, а потом в переизбытке нерастраченной злости стал бить цепью стены. Придурок, маньяк! Лучше свою больную голову разбей!

«Андрей, ты в детстве боялся темноты? Я боялась. Знаешь, мама всегда включала мне ночничок в виде полумесяца. Мне казалось, что из мрака прямо в мою постель заползет Кикимора. Почему-то именно Кикимора меня страшила больше всего, хотя я весьма смутно представляла, как она выглядит. Наверное, меня неприятно завораживало сочетание звуков. Как ты считаешь?!»

Черт… Опустился прямо на пол среди раскуроченной спальни и завыл, дергая себя за волосы и разрывая на груди одежду.

— Как я мог?!!

Зачем отпустил своего Ангела?! Больной на всю голову идиот. Ты же не сможешь жить без этой девочки с голубыми лучистыми глазами. Ревность ослепила, злость сделала глухим, я так жаждал мести, а в итоге она обернулась против меня самого. Кроме того, если Лина расскажет Моргунову о своем заточении, то тебе не жить братец мой. У меня есть только один выход убить его первым.

Как же Лина там одна? Среди ночи, которую боится, в одной тоненькой футболке. Больной придурок, долбаный маньяк! Вприпрыжку вскочил с пола, нацепил на себя куртку. Куда подевались эти гребаные ключи?! Выбежал во двор. Быстрее, Андрей, быстрее, вдруг Ангел не успела ещё далеко уйти, не смогла улететь. Вдруг ты сможешь отыскать свою голубоглазку? Нетерпеливо открыл ворота, запрыгнул в машину. Ехал я медленно, напряженно вглядываясь в темноту, пытаясь в сумраке ночи отыскать стройную фигурку Ангела. Нет. Нет, нет… Как обреченно одиноко выглядит эта ночь. Где же ты, девочка моя?! Ты мне нужна. Я без тебя подохну от тоски! Прошу, пожалуйста, не возвращайся к нему, останься со мной, Ангел. Я ведь тебя люблю, очень сильно люблю! Млять! Эти слова ты должен был раньше сказать, Андрей. За автомобильным стеклом только ночь, немногочисленные машины, фонарные столбы, да редкие прохожие, совсем не похожие на моего Ангелочка. А внутри разрасталось отчаянье… Оно скоро сожрет меня изнутри. Ты конченый человек, Андрей!

 

ГЛАВА 27

Безрезультатно колесил по городу около двух часов. Стройной, грациозной фигурки Ангела нигде не было видно. Все-таки улетела. Опустошенный, усталый, вернулся в раскуроченный дом. Здесь всё ещё пахло эдемскими цветами, здесь всё пропитано воспоминаниями нашей страсти и нежности. Лишь голубоглазки нет. От моего Ангела остались только ноутбук с книгами Анны Степановой, кейс с деньгами, моими многочисленными фотографиями, драгоценностями да потрепанная детская игрушка — ангелочек, с тканевыми крыльями. Господи, что ж я наделал!! Руки судорожно сжали маленького ангела, их словно судорогой свело. С моего носа на соломенного цвета веревочные волосы куклы упала соленая капля, а следом, догоняя, другая. Мужики не плачут. Фигня это все… Да какой я мужик после всего этого?! Так, жалкие обломки человечишки. Пальцы продолжали судорожно мять тряпичное тело ангела. Наверняка это её любимая игрушка, последняя память из счастливого детства.

Стоп, что за хрень? Пальцы в мягком теле тряпичного Ангела нащупали какой-то твердый предмет. Интересно, что это может быть?! Надо же, потайной карманчик, как по-детски, все маленькие девочки, а впрочем, и мальчики, любят такие небольшие секретные места. Залез в карманчик… Флешка. Невольно напрягся. А вот это уже интересно…

Бегом кинулся к ноутбуку, нетерпеливо откинул тонкую беленькую крышку. Черт! Да чего ж ты так долго грузишься, пластмассовая хренотень с мозгами? На флешке был всего лишь один вордовский файл под коротеньким безликим названием «Про…».

Про что, Ангел?! Какие секреты ты могла доверить потрепанной детской игрушке?

Руки невольно дрогнули, когда я прочел первые строчки.

Мой ад начался десятого июня 2011 года. Хотя ничего до этого не предвещало такой стремительной и ужасной перемены в жизни. Наоборот, в этот день, помнится, я была подозрительно довольной и даже радостной. Ведь погода стояла чудесная, солнце светило ярко, и мне впервые за два года по-настоящему захотелось влюбиться. Давно пора сбросить этот необъявленный траур, забыть наконец-то изменщика-Мишку. Кроме того, в деканате пообещали к следующему учебному году выделить мне дополнительные учебные часы, что, безусловно, означало прибавку к зарплате.

Впрочем, последний разговор с братом, наверное, должен был меня насторожить.

— Линка, я гений! — радостно верещал в трубку Данька. — Причем не лошок, как Перельман какой-нибудь. Сестренка, у нас с тобой совсем скоро будет куча денег!

— Тебя что, выдвинули на соискание Нобелевской премии? Откуда деньги, Дань? — вмиг напряглась я, поскольку всегда славилась своим занудством.

— Тут все очень просто, сестренка! Главное — мозги и математическое мышление.

— Дань, надеюсь, ты не играешь в казино? Не смей, слышишь.

— Не боись, Линка-Перелинка, — прервал меня брат, — в казино я работаю, играть мне некогда. Просто я кое-что придумал, это поможет нам встать на ноги, да и не только. Кроме того, ты же знаешь, я вполне здравомыслящий человек и за копейку удушусь. Просто твой брат — гений! Верь мне, Лина.

— Что придумал, Дань?!

— Подожди, пока рано рассказывать, боюсь сглазить удачу, приеду, потом тебя порадую.

— Данька, будь, пожалуйста, осторожен! Не надо никаких глупостей.

— Конечно, систер, ты ж меня знаешь. Я очень благоразумный малый.

Мне бы тогда хватать чемоданы да ехать в Краснодар, поскольку я действительно знала Даниила и как тому свойственно увлекаться. Но также я глубоко верила в гениальность своего младшего брата, поэтому решила дать ему возможность проявить себя, не давить на него своими занудством и осмотрительностью. Не пуганая тогда была, наивная, живущая бабушкиными идеалами, профессорская внучка.

* * *

Вот же глупая, кажется, уходя на работу, дверь забыла закрыть. Забыла?! Нет, я никогда ничего не забываю. Мою собранность всегда ставили в пример. Неужели обворовали?! Взволнованная, вбежала в квартиру, на ходу отметив, что в коридоре всё в порядке, а потом прошла в гостиную и потрясённо застыла, хлопая глазами. На любимом бабушкином кресле-качалке сидел мужчина.

— Вы кто? — задала я идиотский вопрос, потянувшись в карман джинсов за телефоном.

Сзади из кухни, отрезая мне проход к входной двери, появился здоровенный плечистый, похожий на широченный шкаф, парень. Дурочка, надо было полицию из коридора вызывать. Только не воры это, Лина, у нас ведь нечего красть, абсолютно, только старенький телевизор, да дряхлый, практически не работающий, компьютер. Кто на это может польститься? Точно не мужчина, сидящий в кресле, у него костюм, пожалуй, стоит больше, чем все ценности, которые можно найти в нашем доме. Все более-менее дорогое, я уже давно продала, пытаясь выжить.

— Не дергайся, девочка, я просто пришел поговорить.

Голос у незваного гостя пожалуй красивый.

— Я сейчас позвоню в полицию!

Мужчина рассмеялся и поднялся с кресла. Он был среднего роста, представительный и плотный, лицо интересное и несколько самодовольное, взгляд умный. На воришку незваный гость совершенно не походил, во всяком случае, в моих представлениях они выглядели совсем по-другому.

— Я ведь тоже могу вызвать полицию, Лина.

Он знает моё имя. Черт. Откуда он знает мое имя? Легкий холодок прошелся по телу.

— Не понимаю?!

— Собственно, я за этим пришел, чтобы тебе кое-что объяснить. Твой брат…

В груди что-то ухнуло вниз.

— Что с Данькой? — закричала я.

Мужчина не ответил, сделал один шаг, второй, третий, постепенно приближаясь ко мне. А я попятилась назад, спиной наткнувшись на здоровенного, похожего на шкаф, молодчика. Тот противно засмеялся и приобнял меня за талию. Невольно передернуло.

— Успокойся, Ангелина, с ним все хорошо. Пока… — сделал многозначительную паузу незваный гость, а у меня от этой словесной остановки отчего-то затряслись коленки. — Видишь ли, девочка, твой брат — очень наглый парень, решил обворовать казино, в котором работал. Моё казино! Они с дружком действовали в паре, с помощью системы специальных знаков, позволяющих делиться друг с другом информацией.

«Тут все очень просто сестренка. Главное — мозги и математическое мышление».

Прикрыла вмиг похолодевшими пальчиками рот, пытаясь сдержать рвущийся из горла потрясенный вскрик.

— Идеальная схема, не так ли, Ангелина? Мои ребятки немножко прошляпили этот момент, за что, конечно, получили по шапке, точнее, шапок им теперь не придётся больше носить. Так вот, пока то да сё… в общем, твой братик с напарником облапошили моё заведение на десять миллионов рубликов.

— К-как понять, шапок им теперь не придётся носить? — ошарашенно произнесла я, выхватив из его речи самую непонятную и устрашающую фразу. Хотя слова про десять миллионов тоже прозвучали ужасающе.

Мужчина оскалил зубы в ухмылке.

— Практически прямо. Кстати, я забыл представиться — Глеб Георгиевич Моргунов. Если честно, я только год назад решил перебраться в ваш город. До этого иногда приезжал навестить своего сводного брата, который, представь себе, жил практически на соседней улице. Только он был слабаком, обанкротился и выстрелил себя в висок, — пальцем незваный гость изобразил пистолет, — придурок, не так ли?!

— Я-я не понимаю, зачем вы мне всё это рассказываете?!

Глеб Георгиевич неопределенно махнул рукой в воздухе.

— Просто лирическое отступление.

— Так вот, эти сосунки — твой братик и его дружок, облапошили меня на десять миллионов рублей. Ты понимаешь, Лина, что в моем возрасте, неприятно чувствовать себя олухом.

— Н-но ведь деньги м-можно вернуть. Уверена, ребята не успели еще много потратить.

— Можно, детка, но сложно. Видишь ли, твой брат оказался еще большим олухом, чем я, он допустил огромную оплошность в выборе компаньона для своих афер. Его подельник сбежал, прихватив с собой всю сумму украденных денег.

Еще один морозящий «ух» скатился глыбой льда к низу живота. Ноги подогнулись, сделала несколько шагов и в изнеможении присела на софу.

Гадство, гадство, гадство! Как же ты мог, Данька?!

— По моим данным, дружка твоего брата вместе с деньгами уже нет на территории России. А значит, Даниилу придется отдуваться за двоих.

Десять миллионов рублей, десять миллионов, чтобы мне заработать такую кучу денег, нужно, наверное, лет двенадцать трудиться. Огромная, даже нереальная, сумма. Моя зарплата со всеми надбавками и премиями всего-то составляет пятнадцать тысяч рублей в месяц. Зарылась ледяными пальчиками себе в волосы, в отчаянье сдавливая ими голову. Даже если продать нашу квартиру мне не выручить такой значительной суммы. Какого хрена ты наделал, братик?! О, черт!!!

Наконец, нашла в себе силы посмотреть на стоящего передо мной Глеба Георгиевича. Какой противный и пошлый взгляд. Незваный гость внимательно, без всякого стеснения изучал особенности моей фигуры. Я была одета вполне прилично, даже немного чопорно, ведь возвращалась из института, но все равно отчего-то стало неловко, захотелось чем-то прикрыться, отгородиться, от этого похабного раздевающего взгляда. Потом внимание Моргунова переключилось на мое алеющее смущением и досадой лицо.

— Ты очень красивая девочка, Лина.

Ой, Ангел, как бы тебе не пришлось отрабатывать эти гребаные десять миллионов, расставляя ножки перед владельцем похабного взгляда. Господи… Данька, что же ты наделал?! Во что нас втянул? Зачем же я отпустила брата на эти чертовы заработки. Прожили бы как-нибудь. Ну, подумаешь, уже три года одну и ту же куртку ношу, и четвертый спокойно могла относить, ничего бы со мной страшного не случилось.

— Я не понимаю, что вы хотите? У меня ведь нет таких огромных денег.

Лицо стоящего передо мной мужчины приобрело задумчивое выражение… А глаза вся так же внимательно попеременно рассматривали мое тело и бледную физиономию, на которой, подозреваю, уже начал расцветать румянец неловкости. Гад! Какого черта он так пялится.

— У меня есть одна идея того, как можно тебя использовать. Джентльмены ведь предпочитают блондинок.

Да, точно, придётся расставлять перед этим мужиком ножки. Не самый худший вариант, Лина, во всяком случае, выглядел Моргунов вполне прилично. Был бы чуточку моложе. Только глаза такие холодные и циничные. Бр… Конечно, я совсем о другом мечтала. Но где мечты? И где мне брать десять миллионов?

— Ну-ка, расстегни блузочку.

Козел, козлина! Возмущение, даже негодование прошлось по телу. Вскочила с софы. Линка-Перелинка, не будь дурой! Нельзя позволять им запугивать себя!

— Да как вы смеете?! — воскликнула я хорошо воспитанной девственницей начала девятнадцатого века.

Мужчина и парень, стоящий тенью в дверях гостиной, противно рассмеялись.

— Забавная девчушка, — наконец сказал Глеб Георгиевич.

— Димка говорил, что Данил верещал как резаный, чтобы не трогали сестру, типа она еще девственница.

Данька, Данька, милый Данька, раньше надо было думать, только, видимо, жажда легких денег ослепила.

Лицо Глеба Георгиевича снова стало задумчивым.

— Послушайте, дайте мне поговорить с братом. Откуда мне знать, что все это правда?! Кроме того, доказать подобные махинации в суде на самом деле очень сложно.

Мужчины опять противно загоготали.

— Девочка, ты в каком веке живешь?! Я не собираюсь никому ничего доказывать, хотя у нас достаточно собрано видеоматериала, чтобы привлечь твоего брата за мошенничество. Но мне не нужна эта волокита.

— Откуда я могу знать, что вы говорите правду? — продолжала упорствовать я.

Глеб Георгиевич молча набрал звонок на своем телефоне.

— Серый, тут одна девочка рвется поговорить со своим любимым братиком.

Через несколько минут трубка дорогущего айфона оказалась в моих подрагивающих холоднющих пальчиках.

— Лина, — послышался отчего-то хриплый голос брата.

— Дань, это правда, то, что сейчас мне сказали эти люди?

В трубке воцарилось молчание. Нет, черт возьми, Лина, не молчание вовсе, сдерживаемые рыдания не давали брату говорить. Мой Данька плачет! Мёрзлый комок из дурных предчувствий и страха, за секунду сформировавшись, опять сполз куда-то вниз, а горячие соленые слезы побежали по щекам.

— Прости меня, сестрёнка. Я хотел как лучше, думал вытащить тебя из этого заколдованного круга безденежья.

— Данька! — заорала в трубку я. — Во что ты вляпался?! Где нам брать такие деньги?!

— П-прости… Лина. Я-я просто не мог остановиться, а этот козел, Степка, он меня кинул.

Теперь брат не сдерживался, не мог, как маленький мальчишка рыдал в голос. Но десять миллионов — это не расцарапанная коленка, их не вернешь поцелуем и словами «до свадьбы всё заживет».

— Данька, Данька, — причитала я в трубку. — Разве можно так! Нас же бабушка учила, всегда жить честно?!

— Сестр`нка, он-нии меня, наверное, убьют… — продолжал рыдать мой любимый брат в трубку. Мальчик, которому я была немного мамой, хоть разница в возрасте у нас всего-то два года.

Моргунов забрал из моих дрожащих пальчиков трубку телефона.

— Н-нет, — всхлипнула я, умоляюще протягивая руки к дорогому айфону. — Что вы хот-тите? — теперь мой голос звучал глухо.

Все напускная бравада испарилась, после того, как я услышала плач моего любимого брата.

Мужчина ухмыльнулся, парень сзади крякнул.

— Я подумаю, Лина, как тебя можно использовать. Мне нужно всё хорошенько обмозговать. Кажется, девочка у тебя получится мне помочь в одном важном деле.

Снова в изнеможении присела на софу. В желто-коричневых самодовольных глазах мужчины больше не было похоти. Хоть не придется раздвигать ножки, во всяком случае, сегодня.

— Я свяжусь с тобой попозже. Твой брат пока останется в Краснодаре у моих верных людей, впредь будет знать, как не слушать старшую сестричку.

Мордоворот за моей спиной весело загоготал, будто анекдот какой-то услышал. Моргунов неторопливо направился к выходу, высоченный плечистый парень устрашающей тенью последовал за ним. На пороге гостиной Глеб Георгиевич оглянулся.

— Да, Лина, насчет девственности это правда?

Ногти впились в кожу, к щекам стремительно прилила краснота. Черт! Как жаль, что некоторые процессы в организме невозможно контролировать.

— Можешь не отвечать, — хохотнул Моргунов, а высоченный амбал рядом с ним оскалился в отвратительной пошлой улыбочке. — Все видно по твоему алеющему маками лицу.

Поднялась с софы. Надо же выпроводить незваных гостей, к тому же десять миллионов, которые задолжал Данька, вынуждали быть вежливой. Около входной двери Глеб Георгиевич снова развернулся, одно мимолетное движение бровью в сторону парня, и широченный мужской кулак с размаху врезался в мой мягонький, расслабленный, не ожидающий нападения живот. Скрутилась, захрипела, коленки подогнулись, и я, судорожно глотая воздух, бухнулась на пол.

— Да, сука, без глупостей. Иначе тебе тоже не придется больше носить шапки. Я все обдумаю и навещу тебя позже.

Входная дверь закрылась. А я, скрючившись эмбрионом, еще долго валялась на полу, пытаясь восстановить дыхание, стараясь справиться с этой гребаной болью, причем не только физической. Данька, мой мальчик, братик мой любимый… Как ты мог так поступить?!

Мне б бежать тогда в полицию, возможно, это помогло бы избавиться от последующего кошмара в моей жизни. Кто знает, как сложилась бы моя судьба, будь я не такой трусихой. Или, возможно, складывать пришлось только наши с Данькой тела в гроб. Но я побоялась, никому ничего не рассказала, даже верной подружке Варьке.

* * *

Глеб Георгиевич объявился через три насыщенных паническим ожиданием дня. В этот раз без киношного выпендрежа с открыванием чужой двери. Как обычный человек, нажал на кнопку звонка. Помнится, я даже обрадовалась ему тогда, потому что сидеть в непонимании и волнении было мучительно. Каждая минута казалась часом. И как назло, выходные. А в телефоне брата постоянно звучала стандартная, выносящая тревогой мозг фраза: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». От беспокойства хотелось выть и ругаться отборным матом, наплевав на то, что я профессорская внучка с красным дипломом филолога.

— Здравствуй, Линочка, — словно добрый дядюшка, поздоровался со мной Моргунов.

— Дайте мне поговорить с братом, — сказала я вместо приветствия.

— Поболтаете как-нибудь потом.

— Нет, хочу услышать его голос, — продолжила упорствовать я, несмотря на появившуюся недовольную мину на холеном мужском лице.

— Поговоришь, Лина, поговоришь, когда сделаешь кое-что для меня.

— Что?

— Вот, посмотри, — Моргунов протянул мне какие-то фотографии.

Несмело взяла их чуть подрагивающими пальчиками. Нервы совсем расшатались. На фото был изображен симпатичный темноволосый мужчина. Лицо сосредоточенное, неулыбчивое, благородный тонкий нос, темные проницательные глаза, красиво вырезанные губы.

— Кто это?

— Евдокимов Андрей Тимурович. Собственно, он и есть твое задание.

— Не понимаю, что мне нужно с ним сделать? Съесть?!

Глеб Георгиевич захохотал.

— Практически угадала, Линочка. Все очень просто, ты должна его соблазнить и переспать с ним.

— Зачем?!

— Хочу пошутить немного. Сделать парочку фото, где Евдокимов будет голый при компрометирующих обстоятельствах, не допускающих двоякого толкования.

— Зачем? — опять, как болванчик, повторила я.

— Не твоего ума дело, зачем и почему. Допустим, я хочу показать фото одной даме и её отцу, чтобы они не питали матримониальных иллюзий на его счет.

— Потому что иллюзии к этой даме питаете вы, — попробовала высказать я предположение, — Думаю, это чрезвычайно глупо.

— Думать будешь в своем институте, — отрезал Глеб Георгиевич. — А для того чтобы вызволить своего брата, нужно всего лишь с точностью исполнять мои приказания.

— И если я соблазню мужчину на фото, вы простите Даниилу десять миллионов?!

Как-то даже не верилось в такую щедрость.

— Нет, только пять миллионов, а остальное еще за одну услугу.

— Глеб Георгиевич, но я совершенно не умею соблазнять мужчин. Я ведь девственница.

Щеки опять предательски покраснели. Неловко и даже стыдно в наш распущенный век быть невинной в двадцать два года. И еще более неудобно говорить об этом кому-то кроме Варьки. Моргунов пошло оскалился, рассматривая мою грудь под обтягивающей маечкой. Скотина!

— Придется научиться, Линочка. Уверен, ты справишься, соблазнение в крови каждой женщины, это природный рефлекс, о котором ты немного подзабыла, возясь с Пушкиным да Гоголем, а не с реальными мальчиками.

— Можно мне поговорить с Данькой?

— С ним всё в порядке, сидит в подвале моего заведения и ждет, когда сестрица Алёнушка, точнее, Ангелинушка, высвободит его из неволи. Так что старайся, девочка. Хочешь, на мне потренируйся в соблазнении мужчин. Или могу Пашку позвать, он в машине остался. Хотя нет, у парня кровь горячая, он, пожалуй, не удержится и хорошенько выебет девственницу.

— Н-не хочу, — поспешила откреститься я от таких двусмысленных уроков.

Вид самодовольного, но в целом привлекательного Глеба Георгиевича, казался мне омерзительным.

— Тогда учись быть женщиной на Евдокимове. Вот, возьми телефон, там забит единственный номер, мой. Все разговоры теперь будем вести только по этому аппарату. Дальнейшие инструкции получишь позже. Я придумаю, как вас свести вместе.

* * *

Мужские пальцы опять творили волшебство, нажимая на какие-то неведомые кнопки в моем организме, которые изменили мое дыхание, сделав его тяжелым и прерывистым. Я стонала, хрипела, подвывала, выгибалась дугой. Оказывается, я не фригидная, наоборот, очень даже чувственная, отзывающаяся на каждое движение мужских рук и губ, оказывается, секс может быть таким приятным… нет, не то слово, восхитительным, завораживающим, горячим…

— Девочка, ты вся течешь, — блаженно шептал Евдокимов мне в ухо. — Попробуй, какая ты вкусная.

Влажно-липкие пальцы легли на мои губы, и я послушно впустила их внутрь, слизывая солоноватую смазку из своего лона. Вот он какой — вкус страсти. Черные глаза, опаляя желанием, завороженно наблюдали за сосательными движениями моих губ. Затем его рука снова скользнула по животику, вернувшись туда, где пульсировала в голодном ожидании мужских прикосновений моя промежность. От электрического тока пронзившего клитор дернулась всем телом, блаженно завыла в целующие меня губы. Еще чуть-чуть, еще совсем немного движений пальцев, и жаркий ток распространится по всему телу. Хочу. Прошу. Шепчу:

— Еще… пожа-та, — мужской рот все так же настойчиво атаковал мои губы, поэтому слышалась только несуразица.

— Сейчас, Ангел, продолжим, но по-другому. Если бы ты знала, как я тебя хочу трахнуть, употребить по-всякому.

Евдокимов переместился, навис сверху над моим телом, мужские руки требовательно раздвинули подрагивающие, покрытые мелкой испариной ноги. А потом наступила боль… Я знала, что должно быть больно, умная ведь, взрослая, читала соответствующие книжки, но всё же, опьяненная удовольствием, гуляющим по телу, забыла к ней подготовиться. Вскрикнула, из глаз невольно брызнули слезы, тело напряглось, застыло. Черт, расслабься, не зажимайся, Лина, не выдавай себя. Андрей продвинулся чуть глубже. Слезы, словно лупа, увеличивали мужское красивое лицо.

— Девочка моя, — ласково прошептал Евдокимов, и начал собирать слезки, катящиеся по моим щекам своими губами.

А я вдруг явственно поняла — хочу, хочу, ужасно хочу быть его девочкой, его Ангелом. Я ведь верная… однолюбка почти. Появившаяся во мне нежность растворила болезненные ощущения в теле. Теперь движения Евдокимова доставляли какую-то сладкую, даже желанную боль. А он продолжал целовать мои глаза, горящие смущением щеки, трепещущую шею, раскрытые в стоне губы. Андрей задвигался более интенсивно, боль вернулась, я инстинктивно попыталась оттолкнуть, а затем, наоборот, вцепилась сильнее в мужские плечи, всосавшись голодной пиявкой в рот. Боль снова стала казаться желанной, даже необходимой. А может, это и не боль вовсе… Евдокимов вдруг перекатился с моего тела, перевернул меня спиной и попой к себе. Протестующе замычала, ощущение от его ударов в моей девственной щелочке были такими необычными, немного болезненными, но мне хотелось продолжения, хотелось понять, расчувствовать, распробовать, что же это такое — трахаться, ой, заниматься сексом. Слава богу, он и не думал останавливаться. Горячий член вновь раздвинул влажные скользкие складки между моих ножек и одним ударом вошел внутрь. Завыла, и на этот раз точно не от боли. Надеюсь, Евдокимов не увидит кровь. Андрей Тимурович, какой, к черту, Тимурович, Андрей не смотрел вниз, он нетерпеливо убирал мои волосы, покрывая освобождённые участки кожи голодными жалящими поцелуями. А мужская рука погладила животик, потом мой бритый по такому случаю лобок, и двинулась дальше, легла на клитор.

— Ахм! — вырвался вскрик из моего горла.

— Ангел, ты такая сладкая, такая красивая, мокренькая, а пизда у тебя словно шёлковая.

От этого шепота прямо в мое ушко, круговых движений пальцев на клиторе, хаотичных касаний другой руки, мявшей мои грудки, и таранящих ударов члена в пылающей промежности, меня продолжало пронизывать током. По коже шли мурашки, я извивалась, задыхалась, в попытке вдохнуть кислорода закидывала назад голову. И, черт возьми, мне нравилось заниматься сексом, трахаться, это было что-то необычное, неизведанное, запретное, греховно-сладкое.

— Девочка, давай, моя хорошая, я хочу слышать, как ты кончаешь. Кончи для меня, мой Ангел!

Слова подхлестывали, раздували жар внутри живота. Неужели я ещё сегодня испытаю оргазм? Вот вам и фригидная ледышка. Удар, мой всхлип, ласковый шепот на ушко. Боже! Яркая вспышка удовольствия скрутила внутренности. Завыла, шумно выдыхая застоявшийся воздух в легких, и услышала ответный вой Андрея. Мужские руки жестко вцепились в мои бедра, а внутри лона к моей оргазмирующей пульсации присоединились подергивания его члена, выплескивающего семя внутрь испытавшего кайф лона.

— Спасибо, мой Ангел! — послышался эротичный, насыщенный удовлетворением и нежностью мужской голос.

Рука Евдокимова стала ласково поглаживать мое покрытое любовной испариной плечико. А через несколько мгновений неподвижно застыла. Видимо, чудесный порошок Глеба Георгиевича подействовал. Из моих глаз снова брызнули слезы… Переложила отяжелевшую руку своего первого любовника со своего тела и осторожно выбралась из удушливых, но теплых, даже желанных, объятий.

* * *

— Алло, Глеб Георгиевич!

— Да, Лина, ну как, получилось?

— П-получилось, — чуть слышно прошептали мои онемевшие, не желающие сознаваться в подлости губы.

Как же тяжело предавать своего первого мужчину. Андрей не из тех людей, которые смогут простить такую подставу с моей стороны. А мне так хочется продолжения, хочется еще не один раз почувствовать на своем теле жадные, сводящие с ума поцелуи, мужские требовательные прикосновения, познать с ним все тайны физической любви между мужчиной и женщиной. Хочется понять, что Евдокимов за человек, вдруг Андрей совсем не такой нахал и циник, каким показался мне на первый взгляд, вдруг он способен по-настоящему любить.

— Чего молчишь, сучка?!

Блин, Глеб Георгиевич говорил мне что-то, а я, занятая своими невеселыми мыслями, совершенно не слышала слов.

— Простите, уронила сережку.

— Отлично, пусть там лежит, где уронила. Вы с ним трахнулись!?

Щеки моментально вспыхнули румянцем. Не привыкла я к таким прямолинейным интимным вопросам.

— Д-да, — как безобразно задрожал мой голос.

— Отлично! Ты молодец, Ангелочек. А теперь иди к двери, да тихонько её открой. И не смей одеваться, Лина.

Стараясь не смотреть на спящего мужчину, почему-то крадучись на цыпочках прошла в коридор и открыла дверь. Глеб Георгиевич жил на три этажа выше. Значит, должен совсем скоро прийти. Боже, как жаль, что все сложилось так, а не иначе. Ничего, Линочка, ты еще встретишь мужчину, которого полюбишь, который полюбит тебя. Просто сейчас не время для чувств. Да и Евдокимов точно не твой человек. Он успешный, умный, богатый, пресыщенный женщинами, наверняка беспринципный, всё и вся измеряющий деньгами. И ты… несмотря на свое занудство и практичность, в глубине души мечтающая о красивой книжной любви и вечной преданности. Вы просто небо и земля. Нет, даже намного дальше, две звезды, находящиеся совершенно в разных галактиках. Не грусти, Лина, сейчас не время… видно, не судьба.

А потом открылась дверь, и в квартиру Евдокимова неспешно вошел Глеб Георгиевич, да не один, все с тем же мордоворотом Павликом. А он тут зачем?

— Здравствуй, Линочка! — мерзко улыбнулся Глеб Георгиевич.

На лице сопровождающего Моргунова молодчика вообще играла дебильная ухмылка озабоченного придурка. Все внутри затряслось от омерзения.

— А почему ты халатик надела? Не люблю, когда меня не слушаются, — неодобрительно покачал головой Глеб Георгиевич. — Давай, Линочка, прыгай на кровать, скидывай с себя барахло, сделаем парочку порнографичных фото.

Дрожащие пальчики развязали белый поясок махрового халата.

— Пожалуйста, не надо фотографировать лицо, — голос мой дрогнул, жалобно задребезжал, словно у маленького ягненочка.

— Конечно, цыпочка, твой ангелоподобный лик никто не будет видеть, не переживай.

Дальше были вспышки фотоаппарата и похабные приказы:

— Положи руку Евдoкимова себе на сиськи. Так, теперь сделай вид, что вы с ним целуетесь. Раздвинь посильнее ноги, девочка, чтобы пизду бритую видно было. Отлично.

Выполняю, а соленые, нет, горькие, слезки катятся из глаз.

Скорей бы все закончилось, скорей бы все закончилось, повторяю про себя, как мантру. А потом — убежать, скрыться, забиться в свою конуру и попробовать отмыться от этих пошлых взглядов и приказов. Постараться всё забыть, как страшный сон.

— А теперь, девочка, подойди сюда, я тебе объясню, как вести себя дальше.

Потянулась за халатом.

— Нет, халатик я пока не разрешал надевать.

Гад! Скотина! Как же хочется его послать! Да вот только десять миллионов рублей крепко затыкают рот, не позволяя бунтующим мыслям вырваться наружу. Старательно пряча глаза, наверняка с яркими пятнами румянца по всему лицу от смущения и злости, несмело подошла к Глебу Георгиевичу.

— Ахм! — вскрикнула от боли.

В волосы вцепились сильные мужские пальцы. Странно. Почему Глеб Георгиевич в перчатках? И не только он, на руках мордоворота-фотографа Павлика тоже красовались простенькие рабочие перчатки. Что-то тут не так, по хребту прошелся холодок, руки мгновенно заледенели, а румянец на щеках начал сменяться бледностью. Моргунов больно потянул за пряди моих волос, вынуждая взглянуть в свои мерзкие желтовато-коричневые глаза.

— А теперь слушай, Лина, что тебе нужно делать дальше. Сейчас ты в одной рубашке Евдокимова, вся дрожащая и ревущая, спустишься вниз, пойдешь к охраннику, попросишь вызвать полицию и скажешь, что Андрей Тимурович тебя избил и изнасиловал.

— Неет! — потрясенно воскликнула я.

— Даа, — прошептал в ответ Глеб Георгиевич, — и постарайся быть более чем убедительной в своей игре, иначе твой милый братик никогда не выйдет из подвала моего казино.

— Я не буду этого делать! Нет, это слишком жестоко!

Одно мимолетное движение бровью в сторону мордоворота Павлика и мужской кулак с силой обрушился на мою щеку.

— Ой, кажется, Евдокимов тебя ударил! — зохохотал Моргнуов.

Затем пальцы Глеба Георгиевича обхватили мою шею, сдавили.

— Еще несколько неправильных ответов, Лина, и Андрей Тимурович тебя не только изнасилует, но и задушит.

Желто-коричневые глаза смотрели с полным равнодушием в мое лицо. Черт! А ведь он способен убить… И даже угрызений совести по этому поводу не почувствует, поскольку у таких людей нет ни жалости, ни совести.

Всхлипнула… Руки немного отпустили горло, позволив вздохнуть свободно.

— Ну как, Лина, ты хорошо подумала?

— Пожалуйста, — захрипела чуть слышно я, — не заставляйте меня это делать.

— Хорошо, Линочка, передавай привет ангелам, — пальцы сомкнулись на горле, инстинктивно потянулась к ним своими руками, пытаясь разжать. — Даниил тоже скоро присоединится к тебе. Правда, его не задушат, а постепенно порежут на кусочки.

Боже, мы попали в лапы настоящих бандитов.

— П-пожалуйста, — все также хрипяще прошу я, даже не голосом, — скорее губами.

Моргунов улыбнулся. Звериный оскал настоящего садиста.

— По глазам вижу, Линочка, ты готова изменить свое решение. Павлик, тащи эту дуру на кровать, Евдокимов ведь должен её избить.

Дальше был туман, состоящий из страха и тихих голосов безобразных монстров.

— Черт! Глеб, он ведь в отрубе, руки расслабленные, как можно такими избить.

— Сжимай их своими пальцами в кулак и бей.

Теперь меня спиной к себе удерживал Глеб Георгиевич, а Павлик возился с Евдокимовым. Боль обожгла правый глаз. Невольно вскрикнула. И снова боль.

— А ну-ка Линочка, расцарапай ему спину. Ты же приличная девушка, должна сопротивляться.

Но мои руки не поднимались, были расслабленные, будто я тоже находилась в отключке. Тогда, зажав мои пальцы в сильных ладонях, спину Евдокимова царапал мордоворот Павлик.

— Мало ты её побил, а ну, еще приложись хорошенько.

Боль! Очень больно. Взвыла!

Глеб Георгиевич зажал мне рот.

— Тише, Линочка, потерпи, а то соседи сбегутся.

И тут я получила мощнейший удар в ключицу. В глазах потемнело, мой крик потонул в широченной ладони, которую я инстинктивно, пытаясь облегчить боль, прикусила зубами.

— Сука! Она меня укусила. А ну, разожми челюсть, блядь, а то Евдокимов, к чертям собачьим, выбьет тебе зубы.

Боль не отпускала, нарастала, пульсировала в руке.

— Глеб, кажется, я ей что-то сломал.

— Это ничего, будет убедительней, а Линочка потерпит, ведь она хочет еще увидеть живым и невредимым своего драгоценного братика.

Рука повисла плетью, от слез и темной пелены боли перед глазами все расплывалось жуткой, поражающей паникой, картинкой. Кажется, я умудрилась угодить в настоящий фильм ужасов. Я — домашняя девочка, умница и отличница, которая не сделала никому ничего плохого. А тихие голоса продолжали придумывать всё новые сцены для большей убедительности этого кошмара.

— Поскреби пальцами Андрея Тимуровича внутреннюю сторону её бедер, желательно, чтобы кровь осталась. Я там на столике видел бутылку бренди, поди, принеси, надо влить спиртное в Евдокимова. Пусть он будет пьяным творить все эти зверства над бедной девочкой.

— Как влить, он же спит, вдруг задохнется?

— Не задохнется, по чуть-чуть лей.

— Черт, у меня не получается, он тяжелый, как боров.

— Давай вдвоём.

Моргунов отпустил моё тело. Боже, может, я потеряю сознание… Пожалуйста.

— А ты говорил, не получится. Так, а теперь потуши все эти дурацкие свечки, нужно будет забрать их с собой. Какая романтика при изнасиловании.

Наконец, Глеб Георгиевич повернулся ко мне.

— Всё, Ангелина, теперь беги к охраннику. И хорошенько продумай, что будешь говорить полиции, а то они мигом тебя расколят. Помни, от твоей убедительности зависит жизнь твоего брата. А у нас с Павликом на всякий случай есть алиби, мы мирно спали у себя в постельках.

Я была убедительна…

* * *

— Ха-ха-ха, — истерично засмеялась я, неловко двинула рукой, от этого склянка с мочой упала, разлившись на полу туалета.

Картонная полоска теста на беременность показывала две полоски.

— Ха-ха-ха, — снова и снова истеричный хохот вырывался из моих губ.

Какой кошмар! Я беременна… Оказывается, не только муки совести являлись причиной моего странного состояния. У тошноты были вполне реальные физические причины. Вскочила с унитаза, ноги поплыли на скользком кафеле, взвыла, больно ударившись о железную ручку двери туалета. Что теперь будешь делать, Ангел?! Что?!

* * *

Рыбка в моем животе снова провела плавником, в кровь расцарапывая сердце и возвращая меня в реальность.

Я не могу… не могу поступить с ним, ними, Андреями так жестоко. Цветы на обоях нашей с братом квартиры от слез, стоящих в глазах, расплывались черными дырами. Такая же дыра в моем постоянно кровоточащем сердце.

«Он не мог этого сделать, не разрушай его жизнь. Андрей благородный и добрый человек».

Что ты делаешь, Лина?! Нельзя же так бесчеловечно? Заметалась по квартире. Надо связаться с Евдокимовым… Да, да, да! Нужно покаяться, признаться, быть может, он защитит меня, нашего ребенка, и придумает, как высвободить брата. С Андреем можно связаться только одним способом — через адвоката. Как бишь его фамилия? Зовут Владислав Алексеевич. А фамилия? Совершенно не помню… ничего удивительного, во время заседания я целиком и полностью была поглощена действием взгляда темных глаз, и все силы уходили на то, чтобы не дать им спалить себя дотла. Варька, ну конечно же, она всё про всех знает.

— Подружка, ты помнишь фамилию адвоката Евдокимова?

— Рязанцев, кажется? А что?!

— Нет, ничего, весьма наглый тип.

Интернет стазу же выдал страницу с телефонами адвокатской конторы Рязанцева.

— Вы позвонили в офис Рязанцева Владислава Алексеевича.

Черт, автоответчик. Рассеянно взглянула на часы. Ну конечно, Лина, сейчас ведь восемь часов вечера, народные защитники не работают так поздно.

— Вы можете оставить свое сообщение после звукового сигнала.

Вздрогнула. Противный приглашающий писк ворвался в уши.

Разумеется, никакого сообщения я не стала оставлять, отбросила телефон в сторону и бессильно опустилась прямо на пол в спальне, пальцы дрожали, словно у неврастенички. Что же делать, Лина? Как тебе выбраться из этой смертельной ловушки?!

Жизнь, жизнь, жизнь… Удастся ли мне спасти хоть кого-нибудь.

* * *

Боль, кажется, везде… эти слова бьют наотмашь, каждый толчок таранящего лоно члена, доставляет мучения. Мой рот завязан, криков не слышно, но и с кляпом между губ я ору, и этот никому не слышный вопль разрывает мою голову изнутри. Вот оно, настоящее насилие, Лина.

Сосед задергался, кончая, застонал, похрюкивая, как довольный насытившийся хряк, и наконец вышел из моей промежности. Только легче не стало, боль внизу живота продолжала схваткообразно вонзаться в тело. И крик в голове нарастал, вместе с ужасающей догадкой — больно мне не только из-за насилия, причина в другом, что-то не так с моим организмом.

— Толян, у тебя член в крови. Видать, Евдокимов плохо её трахал, не до конца женщиной сделал.

Мужики противно загоготали. «Ха-ха-ха!» — смеются насильники, смеется весь мир над моим беззвучным криком. Ха-ха-ха… Вот он, настоящий ад для Ангела.

— Толян, давай поменяемся, теперь я хочу, — заговорил блондинистый бугай, державший мне руки.

Удовлетворённый сосед, лицо которого от беспрестанно льющихся из глаз слез казалось страшно уродливым, переместился, теперь его потные пальцы сдавили мои тонкие запястья. Звук еще одной расстегиваемой молнии неприятно резанул слух. Боже, не надо больше! Но разве мои мысли кто-то слышит?! Разве мои слезы кого-то остановят?! Ворвавшийся в мое лоно член еще одного молодчика вызвал новый виток боли. Завопила, закричала через кляп, вышло только едва слышное мычание. Парень начал остервенело двигаться. Боль, боль, боль, как много в мире боли. Она разрывает внутренности и бежит дальше по всему телу к голове. Моя рыбка, мой Андрейка! Не надо, прошу вас!! Умоляю мычанием я, просяще заглядывая в глаза соседа дяди Толи. Ему все равно, из-за пелены похоти он не видит моей мольбы, а его противные липкие пальцы больно выкручивают соски моих грудей. Комната с выцветшими обоями, в которой меня насилуют, наступает стенами, сжимается до размеров спичечного коробка. Смертельная ловушка для Ангела. Знаю, я теряю сознание, потому что невозможно больше терпеть боль, потому что мозг отказывался принимать ужас, творящийся со мной. Прости меня, Андрей, прости меня, Андрейка, и ты, Данька, прости. Надеюсь, я сдохну или сойду с ума… Спичечный коробок захлопнулся. Темнота.

Снова стал рвать на себе одежду, ведь чувства в груди распирали, мешая нормально дышать. Слезы застилали глаза, размазывая в черно-белую рябь текст на экране монитора ноутбука, и даже капали на клавиатуру. Сейчас мне совершенно по хрен на кем-то придуманную фразу «что мужики не плачут». Разве можно спокойно читать эти строчки, особенно зная, что это мой ребенок, МОЙ, погибает у неё внутри. Вытер слезы, прижал к груди тряпичного ангела с веревочными волосами, а взгляд упорно бежал дальше, желая все знать, прочитать до конца горькую исповедь Ангела.

* * *

— Я пожалел тебя, Лина, и в этот раз. Но не испытывай больше моего терпения. А сейчас раздвинь ноги.

Сглотнула слюну, наполнившую рот.

— П-пожалуйста, не надо, — раздался жалобный писк из моего рта.

Тут же получила затрещину.

— Неправильный ответ, Лина! Ты, кажется, не понимаешь серьезность своего положения. Хочешь, чтобы я позвал мальчиков?! Они отщипнут тебе пальчик, потом затолкают обрубок в твой милый сексуальный ротик, а сверху заклеят скотчем. Хочешь этого, сучка?! Затем ребятки будут рады порезвиться с такой красивенькой девочкой, Кирилл вон прямо слюни пускает, глядя на тебя. У них хорошая фантазия и полно всяких извращенных желаний. Или, может, это на вид мы такие скромницы, а на самом деле мечтаем, чтобы нас отодрали во все дыры группой?

Ровный тон Моргунова, говорящего все эти жуткие слова, даже кости промораживал страхом. И помочь мне совершенно некому. Полиция? Не будь наивной, Лина. Брат прав, пока они начнут шевелиться, мы будем уже трупами. Кроме того, у такого человека как Глеб Георгиевич, наверняка полно завязок в полиции. Служители закона могут продырявить нас, как зайцев, а потом написать, что они действовали в рамках допустимой самообороны. Данька, после почти четырех месяцев подвала, сам запуган, практически каждодневно просыпается в холодном поту от постоянно мучавших кошмаров. Значит, надо притвориться послушной, затаиться на время, показав, что я смирилась и сломалась. Когда-нибудь закончится власть этих отморозков, однажды Моргунов проколется или, обнаглев от своей безнаказанности, допустит ошибку. Уверена, мне еще выпадет шанс получишь свободу.

— Глеб Георгиевич, пообещайте, что вы не будете втягивать в свои дела моего брата. Пообещайте, что не тронете его. П-пожалуйста!! И я буду на вас работать…

— А ты наглая девка! — вызывающая тошноту рука, всё еще лежащая на моём лобке, шевельнулась, больно сдавив нежную кожу. — Смеешь ставить мне условия.

В голосе Моргунова не чувствовалось злости, и это немножко обнадёживало.

— Хорошо, Лина, обещаю, если ты будешь делать всё, что я скажу, то ему ничего не грозит. Но еще один фортель, как сегодня, и с Даниилом может случиться любая неприятность.

Глеб Георгиевич нащупал мое слабое место и теперь плотно посадил на крючок.

— Можно Данька уедет из города?

— Можно, Лина, отчего нельзя, но только помни, я знаю всё… Одно твое неверное движение и кирдык твоему братику, да и тебе тоже. Двух бедненьких сироток даже искать толком никто не будет.

Страшная сказка для ангела не заканчивается, наоборот, лишь набирает обороты. И у меня нет другого выхода — нужно пойти на сделку с главным чертом этого омерзительного представления. Пусть хотя бы у Даньки сложится всё хорошо. Надеюсь, он сможет быть счастливым — за меня, себя и Андрейку.

* * *

— Лина, заглатывай целиком, давай, давай, старайся. Мне нужна опытная любовница, отличная хуесоска, а не амеба в постели. Разве ты не знала, мужики очень любят минетить молоденьких девочек.

И я старалась, хотя безумно хотелось сжать его хозяйство зубами и давить-давить, откусить напрочь поганый отросток Моргунова. Говорят, мужчины при этом могут умереть от большой кровопотери. Не надейся, Лина, ты сдохнешь раньше, причем умирать будешь долго и мучительно. Поэтому я продолжала стараться, меня мутило, слюна заливала подбородок и груди, а глаза покраснели от постоянно набегающих слез. Но Глеб Георгиевич совершенно не обращал внимание на мой жалкий вид, пихал и пихал до предела свой отросток. Не выдержала, вырвала прямо на пол…

Тут же получила мощную оплеуху.

— Сука неумелая… Но ничего, научишься, давай сама насаживайся.

Который раз захотелось сжать свои зубы на его плоти и давить, давить… Такой бунт лишь приведет к новым мучениям. Моргунов попросту выбьет мне зубы, а потом отдаст своим парнишкам, чтобы они меня хорошенько натренировали. Он уже неоднократно грозился это сделать. Кое-как отдышавшись, снова насадились на большой багровый от прилившей крови член… Я сломалась, да, после того, что пришлось пережить и сделать, переломалась на мелкие кусочки, теперь у меня одна задача — минимизировать будущий ущерб, не чувствовать больше боли… хотя бы физической. Глеб Георгиевич неторопливо, но все так же глубоко, начал фрикции. И меня снова скрутило в новом приступе рвоты. Как же я ненавижу этого человека…

* * *

— Здравствуй, братик. Как вы поживаете?

— Все хорошо, Лина, представляешь, Арсений сказал сегодня «папа».

Сердце болезненно резануло завистью. Нет, я рада за Даньку и Алису, но в такие моменты ужасно угнетала пустота собственной жизни. Просто, когда говорили о детях, я всегда вспоминала собственного так и не рожденного сыночка, которого мне даже не суждено было по-настоящему полюбить. Мой вечный мальчик-с-пальчик, живущий только в угнетающих болезненных воспоминаниях.

— Чудесная новость, Данька! Чудесная!

— Когда тетя Лина приедет к нам в гости?!

— Не знаю, Дань, пока не могу. Чуть позже, может, летом.

— А у тебя как дела, сестренка?!

— Хорошо, — слишком поспешно ответила я.

Впрочем, Данька наверняка догадывался, что к слову «хорошо» моя жизнь не имеет никакого отношения.

После разговора с братом прилегла на диван и закрыла глаза. Отчего-то последнее время я чувствовала себя усталой, прямо-таки дряхлой, уставшей от жизни старушкой. Хотя работой не была перегружена, все дела — пару раз в неделю хуй пососать, да ножки раздвинуть. Официально же я нигде не трудилась. Зачем? Глеб Георгиевич давал мне достаточно денег, чтобы жить безбедно, да ещё и откладывать на черный день. Иногда сама себе удивляюсь, как среди этой грязи я всё еще могла дышать, почему до сих пор не свихнулась или не перерезала вены. Человек ко всему привыкает, в любом положении находит для себя какие-то маленькие радости. Для меня такими небольшими приятностями стали: редкие встречи с братом и его семьей, чашка дорогого кофе по утрам, занятия йогой, ароматный чай по вечерам, а еще… я начала писать романы. Даже стала известна на определенных сайтах. Фентезийные миры Анны Степановой не только мне позволяли скрыться от обыденности и удушливой серости реальной жизни. В моих книгах злодеи получали по заслугам, мужчины были благородными и отважными, женщины — прекрасными и немного взбалмошными, у них рождались чудесные дети… Взяла ноутбук в руки, но сегодня вдохновения не было. Внутри сидело какое-то беспокойство, как будто что-то должно случиться. Плохое? Да, скорее всего. Поскольку ожидать хорошего в моей жизни не приходилось. Встала, достала с верхней полки шкафа небольшой коричневый чемоданчик, в нем было второе дно, где находились доллары и евро и кое-какие весьма дорогие украшения, которые иногда, в приступах щедрости, дарил мне Глеб Георгиевич. Я не любила их носить, они давили тяжелыми кандалами полной обреченности на мою шею и пальцы. Еще в чемоданчике лежала моя любимая игрушка — тряпичный ангелочек с белыми крылышками и веревочными соломенными волосами, его мне подарил папа перед той страшной аварией, но самое главное, там были фотографии… множество фотографий и заметок об Андрее Евдокимове. Сама не знаю, зачем мне нужен этот постоянный душевный мазохизм? Однако я собрала и распечатала множество фото, статей и заметок об этом человеке. Всё, что мне удалось найти в интернете. Однажды, чтобы отыскать кое-какие материалы, даже специально ездила в библиотеку. Разложила их веером на атласном покрывале кровати. Пальчики сами по себе заскользили по бумажным глянцевым листам. Красивый. Мой Андрей — очень красивый мужчина. Со всех фото меня жгли темные проницательные глаза. Странно, отчего-то эти ожоги я тоже относила к небольшим приятностям моей жизни.

— Привет, Андрей, привет! Интересно, как ты там?!

Надеюсь, после всего что случилось, Андрей сможет стать счастливым… О прощении и встрече я даже не помышляю. Есть вещи, которые невозможно простить. Из глаз покатились слезинки. Плачь, плачь, Ангел, а лучше смирись — ты его больше никогда не увидишь. Наши судьбы переломаны одним богатым сказочником, который решил, что имеет право играть жизнями других людей.

* * *

Это были последние строчки печальной исповеди Ангела… Схватился за волосы. А в груди распирало, болело, жгло адским пламенем, и крик рвался из горла. Завыл, словно волчара, или медведь, чудище лесное. Боже, что пережила эта хрупкая нежная девушка. Столько боли, столько страданий. Моргунов превратил её жизнь в ад, в нескончаемую страшную сказку. И какой же я осел… Вместо того чтобы хорошенько разобраться в ситуации, держал Лину в кандалах и насиловал, позволив темным сторонам своей личности полностью завладеть собой. Чудовище! Похотливая, глупая, помешавшаяся на мести, жестокосердная скотина. А ведь голубые глазки, они никогда не врали, сколько раз мне чудилась в них мука, но, единожды разочаровавшись, я все равно упрямо продолжал считать её гадиной.

— Черт, Ангел, ну почему же ты молчала, не поделилась со мной всем этим ужасом. Почему, Лина, почему ты не рассказала мне? Зачем позволила мне быть зверем? — кричал я в пустоту раскуроченного дома, пиная ногами стены.

Снова вцепился себе в волосы. Потом вскочил, сбросил ноутбук со стола и с размаху припечатал его ногой сверху. Будто эта пластмассово-металлическая штуковина в чем-то виновна. Разбив её, не поворотишь время вспять, не вернешь своего Ангела.

— Прости меня, Лина, за мою слепоту! Прости! За все прости! — снова орал я на пределе своих голосовых связок.

Но разве она услышит?! Мне нужно что-то сокрушить, а лучше кого-нибудь задушить, разорвать на кусочки, ведь боль Ангела теперь поселилась в моем сердце. Она жжет, нестерпимо жжет внутри. Снова схватился за цепь и пошел колошматить ею во все стороны. Я убью Моргунова, убью… убью всех, кто посмел издеваться над этой беззащитной девочкой, моим Ангелом, найду каждого и переломаю шею. Затем упаду перед ней на колени и буду умолять простить меня.

Выбежал во двор… Может, ночной воздух хоть чуточку охладит горящую местью, ненавистью, жалостью, болью, раскаянием душу. Взгляд упал на железную бочку, стоящую под стоком крыши. Окунулся головой в студеную от ночной прохлады воду. Вынырнул, а потом еще раз. Да, так-так… Убивать надо с холодной головой. Потому что я не хочу следующие восемь лет гнить за решеткой, потому что мне очень нужно отыскать свою голубоглазую девочку и создать для неё другую сказку — счастливую. Ведь теперь, после прочитанной исповеди, как будто тяжкий груз свалился с души, мне больше ничего не мешало любить своего Ангела.

 

ГЛАВА 28

Не знаю, сколько я брела в темноте, прячась от проезжающих машин и шарахаясь от случайных редких прохожих. Отчего-то пятьсот рублей, сунутых мне в злости Андреем, не хотелось тратить. Наверное, километров шесть прошла пешком, а потом, когда начало светать и появился первый общественный транспорт, доехала на автобусе к центру города, выбежав на нужной мне остановке, так и не заплатив. В спину неслась ругань водителя. Только мне отчего-то не было стыдно. Формально живые не способны чувствовать стыд, смущение и другие эмоции.

А вот и наш старый дом… Хотя, надо признать, выглядел он вполне себе прилично, за время, пока я отсутствовала, сделали ремонт фасада, во дворе положили плитку и реконструировали детскую площадку. Почти центр города, вот и нашему дому перепало обновление. Заглянула в окна на третьем этаже, там когда-то жила семья Нестеровых, моя семья…

«Лина, Данька, вот же чертята, бегите скорее домой!» — звал дедушка Митя в моих воспоминаниях.

А мы с братом, конечно, делали вид, что не слышим, пытаясь по полной насладиться теплым летним вечером, набегаться, напрыгаться, наиграться с друзьями и подружками. Но когда на балкон выходила бабушка, что означало последнее китайское предупреждение, сразу же бросали свои ребячества и неслись домой, где нас ждали теплый ужин, водные процедуры да интересная сказка на ночь.

Жалко, не осталось нашей с Варькой любимой качели. Мы на ней часами могли раскачиваться туда-сюда, делясь своими маленькими девчачьими тайнами. От моей прежней счастливой жизни ничего не осталось… Как, впрочем, и от меня. Переломанные, перетоптанные, поруганные остатки некогда светлой девушки. Как я еще живу?! Зачем?!

Железная дверь подъезда открылась, из дома вышла моя подружка детства.

Варька, Варенька, милая моя подруженька! Она похорошела за то время, что я отсутствовала, выглядела очень стильно в ладно охватывающем ее стройную фигуру темно-зеленом жакете и строгой черной юбке. Интересно, а Варя узнает меня в этой бледной повзрослевшей тени былой Ангелины Нестеровой. Прошло четыре года, а кажется, словно полвека, целая пропасть отделяет меня от прежней жизни. Её не перепрыгнуть, даже разбежавшись со всей силы.

— Варя, — позвала тихонько я, приподнявшись со скамейки.

— Лина!

Подружка подошла ближе, внимательно вгляделась в мое осунувшееся лицо. Выгляжу я, наверное, ужасно, краше в гроб кладут.

— Варь, как ты живешь, замуж еще не вышла?

— Да ну их, парней, одни мамочкины сыночки попадаются. А как ты, Лина?

А я никак… меня нет, есть бьющийся в постоянной душевной боли комочек человеческой плоти.

Слезы побежали по щекам.

— Варя, мне очень-очень плохо и некуда идти.

— Да что с тобой случилось такое?

— Знаешь, я хочу к нему…

— Кому, Лина?

— Моему Андрею, но он меня прогнал.

— Линка, любовная трагедия, как я тебя понимаю, сама совсем недавно с одним ослом рассталась. Ничего, помиритесь еще.

Если бы всё было так просто…

— Он считает меня очень плохой.

— Лин, как можно считать тебе плохой. Ты же Ангел.

Горькая улыбка скривила мои губы. И вспомнились слова одной песни.

«А мы не ангелы, парень!

Нет, мы не ангелы.

Темные твари, и сорваны планки нам.

Если нас спросят,

Чего мы хотели бы?

Мы бы взлетели,

Мы бы взлетели…

Мы не ангелы, парень!

Нет, мы не ангелы.»

— Он поймет, что ошибался, и вы помиритесь.

Если бы всё было так просто… Уж сама не знаю, плохая я или хорошая.

— Ты, наверное, на работу спешишь, Варь?

Подруга детства посмотрела на часы в своём мобильном телефоне, скривилась.

— Если честно, уже опаздываю.

— Варь, а можно я у тебя поживу немного.

Конечно, моя просьба выглядела навязчивой, совершенно беспардонной, мы ведь не виделись четыре года, я безжалостно прервала любое общение со всеми знакомыми мне людьми, просто не хотела, чтобы они видели, кем я стала, точнее, во что меня превратили. И теперь такая неуместная просьба. Слезы еще сильнее побежали по щекам.

— Лин, Линочка, не плачь. В чем вопрос, живи, сколько хочешь. Я сейчас позвоню на работу, отпрошусь, меня заменят.

Варька немного отошла, чтобы спокойно поговорить с начальством.

А я подняла вверх глаза, кажется, день обещает быть хорошим, солнечным и безоблачным. Странно, у меня на душе такой непроглядный мрак, а тут такая яркость, с буйством весенних красок.

— Всё, пойдем, Линка-Перелинка! Расскажешь мне про своего Андрея, что за нахал посмел обидеть Ангела.

— С-сначала я его обидела.

Смертельно, навсегда, с его принципиальностью разве он сможет простить.

«Скажи мне его имя, и я все прощу тебе: свою поломанную жизнь, четыре года и почти шесть месяцев, проведенных в тюрьме, ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней и ночей, когда я скучал по своим родным, все миллионы, которые потерял».

Как мне хотелось тогда поверить Андрею. Но я побоялась… Ведь правда так фантастически звучит, а самое главное, может привести к тяжелым, даже смертельным последствиям.

В нашем доме не было лифта, пришлось подниматься по лестничной площадке пешком. На третьем этаже невольно приостановилась. Тут давно уже живут другие люди, Лина, только дверь осталась прежней — коричневая с красивыми, выпуклыми на металле, классическими линиями. Сейчас, кажется, достанешь ключи и…

— Там живет очень хорошая семья: мама, папа и трое очаровательных детишек, — прервала мои размышления Варька.

— Они, наверно, сделали ремонт.

Смирись, Ангел, ничего не осталось от твоей прежней жизни.

— Наверно, я не заходила к ним в гости. Лин, а помнишь соседа с квартиры напротив?

Тело мгновенно напряглось, скрутилось в сильнейшем приступе отвращения. Тошнота подступила к горлу.

— П-помню.

— Вот так живешь и не знаешь, что рядом такая сволочь обитает. Представляешь, он изнасиловал девчонку шестнадцатилетнюю из соседнего подъезда. Белобрысенькая такая, худенькая, на тебя чем-то неуловимо похожа. Заманил её к себе в квартиру, да издевался почти целый день… Его посадили на восемь лет, а на зоне он повесился. Люди говорят, что его там опустили, вот и не выдержал мужик.

— Он не мужик, — зло прошипела я. — Гнида, таким надо сразу яйца отрезать.

— Ой, Лина, прости… — замялась Варька. — Я понимаю, для тебя любые упоминания о таком мучительны.

— Н-ничего…

Ничего-то ты, Варька, не понимаешь.

* * *

— Дмитрий Константинович, нужно срочно установить наблюдение за Нестеровым Даниилом, а еще, на всякий случай, подружкой Ангелины Варей Кабловой.

Частный детектив нахмурился.

— Я думал, вы уже нашли ту девушку.

Смущенно опустил глаза. Нашел, а потом потерял, точнее, сам прогнал своего Ангела. Слепой неуравновешенный кретин.

— Это неважно, — отрезал я, — установите наблюдение. Также желательно узнать, где похоронены её родственники, она может объявиться там.

— Андрей Тимурович, вы предлагаете моим ребятам постоянно торчать на кладбище?

— Нет, не постоянно, а только в часы его работы. На ночь, кажется, кладбища закрывают.

— А что по расследованию дела банкротства вашей компании? Вы обещали изучить собранный материал и сказать, в каком направлении двигаться дальше.

— Пока мне это неинтересно, — соврал я детективу, — еще даже не ознакомился с вашими бумагами. Просто свояк предложил мне начать с ним новое дело, думаю, надо бизнесом заняться, а не выискивать причины прежних неудач.

* * *

Признаться, обманул я Дмитрия Константиновича с умыслом, не хотел, чтобы он связывал мое имя с Моргуновым. А пока ребята детектива пытались отыскать голубоглазого Ангела, я занялся слежкой за ублюдком, решившим, что имеет право играть в пинг-понг жизнями других людей.

Вот уже почти неделю я вел за Глебом Георгиевичем наблюдение, досконально изучая места, где он бывает, и основные маршруты его передвижений. А для того, чтобы меня не засекли, практически каждый день менял машины. Благо, это сейчас просто, надо всего лишь обратиться в фирму, сдающую автомобили напрокат. Оказывается, ресторан «Соната», где я разыскал Лину, принадлежит Моргунову. Глеб Георгиевич частенько ужинает в этом заведении. Но убрать его там не представлялось возможным — много людей, постоянная охрана и куча камер. Н-да, до Моргунова добраться очень сложно, он практически не находится один, его постоянно сопровождают дюжие молодчики. Вот они основная проблема. Однако тот, кто ищет, всегда найдет. Теперь я знаю, где убью этого гада. Моргунов построил себе дом, тихая гавань на четыреста квадратных метров около речки и леса. Прекрасное дорогое место. И камеры, насколько я мог заметить, только по периметру центрального входа. Значит, задняя часть и бока коттеджа остаются без надзора. Конечно, они обнесены высоким ограждением, но кого в наше время напугает забор. Соседи с правого бока еще не построились, там частенько бывают строители, а вот слева да со стороны леса, в принципе, можно было пробраться не замеченным.

— Алло, Хорек, тебя Тимур беспокоит.

— О, привет, Тимур! Давно откинулся?

— Нет, совсем недавно. Хорек, мне нужна твоя помощь, надо подобрать отмычку к одной двери, ты, помнится, хвалился, что у тебя есть знакомые, которые могут открыть любой замочек.

— Тимур, удивляюсь тебе! Неужто ты решил уголовщиной заняться?

— Это неважно. Найди умельца, я заплачу более чем щедро.

— Конечно, Тимур, я ведь твой должник и помню добро.

— Хорек, только никому не болтай лишнего.

— Обижаешь, я могила.

— И еще, Хорек, мне нужен ствол и маслята к нему.

Мой собеседник обескураженно присвистнул в трубку.

— Тимур, Тимур, я тебе удивляюсь. Думал, выйдешь из тюрьмы и будешь вести законопослушный образ жизни, даже дорогу переходить только на зеленый свет.

— Буду, Виталик, — вспомнил я настоящее имя своего сокамерника, с которым более-менее сдружился в местах не столь отдаленных. Хотя, конечно, я старался держаться волком-одиночкой, но четыре с половиной года — довольно долгий срок, прожить их без общения довольно сложно. — Когда-нибудь обязательно буду, но сейчас мне очень нужен ствол. Причем желательно нигде не засвеченный.

— Я попробую раздобыть контакты людей, которые могут помочь в этом деле, ну а дальше сам договаривайся. Я ведь тоже, Тимур, решил начать жить честно. Даже жениться вот подумываю, только её родители не очень рады уголовнику, отговаривают.

— Женитьба — дело хорошее. Убеди родителей, что костьми ляжешь, но сделаешь эту девушку счастливой.

— Не узнаю тебя, Тимур, ты ж говорил, что больше никогда не поверишь бабе.

— Говорил, только знаешь, иногда всё не так, как кажется. И еще, я встретил настоящего Ангела, — не знаю, к чему, зачем сорвалось с моих губ это ненужное признание.

— Во как тебя проняло, Андрюха! — надо же, бывший сокамерник тоже вспомнил мое настоящее имя. — Тогда какого фига ты ищешь пушку и умельца по ключикам?

Все очень просто. Мне нужно освободить своего Ангела из ловушки, жестокой западни, состоящей из ржавых гвоздей вечной боли. И я костьми лягу, но сделаю её счастливой.

Закончив разговор, мстительно улыбнулся, зря Глеб Георгиевич посадил меня в тюрягу, там я обзавелся кое-какими полезными знакомствами. Не только его мордовороты могут действовать бандитскими методами.

На время я почти переехал на крышу недостроенного дома, который был практически напротив «скромненького» жилища Моргунова. Домик этот находился на другой стороне улицы, далековато, чтобы меня засекли камеры, зато я с чердака, вооружившись мощнейшим биноклем, мог свободно видеть все передвижения в коттедже напротив. Благо, там практически не было занавесок. Выбрав место убийства, я перестал постоянно таскаться за Глебом Георгиевичем, поскольку даже несмотря на сменные машины такое пристальное наблюдение была чревато разоблачением. Это ничего не подозревающему человеку трудно заметить слежку, а такой «всеми уважаемый» бандюга, как Глеб Георгиевич, наверняка должен держать ухо востро. Ночь с субботы на воскресенье Моргунов провел в доме с какой-то сисястой блондинкой… в это время его парни, наверное, чтобы не мешать любовным утехам главного, уехали. Хороший момент для осуществления замысла, который я придумал, был бы… Да вот только блондинка мешала. Убивать еще кого-нибудь, кроме этого ублюдка, не входило в мои планы. Конечно, меня теперь сложно назвать нормальным, эта история навсегда переменила, но не маньяк же я, в самом деле, чтобы без разбора палить по людям. Мне нужна только жесткосердечная скотина, поломавшая жизнь моего персонального Ангела, сделавшая из домашней, романтичной девочки послушную для себя шлюху. Глеб Георгиевич, безусловно, достоин смерти, достоин, чтобы его потихоньку резали на кусочки, а еще лучше долго-долго каждодневно опускали, как делал это он с голубоглазкой-Линой. Но увы, от планов страшной мести стоит отказаться… Я тоже решил сыграть с ним одну злую шутку.

 

ГЛАВА 29

Вот уже больше двух недель я живу у Вари. Её родители уже начали коситься, несмотря на мои старания быть очень любезной и главное, тихой. Я не выходила из комнаты подружки без надобности, а в качестве компенсации за то, что они были вынуждены терпеть мое присутствие, как могла, помогала по дому, убирала, гладила, готовила. Только чувствовалось, что я всё больше и больше обременяю людей. Они не понимали моего стремительного возвращения с бухты-барахты, после почти четырехгодичного полного безвестия, не понимали молчания и общих, не дающих никакой информации ответов по поводу моей жизни за время отсутствия. Евдокимовские пятьсот рублей я нехотя отдала Варьке, только разве они могут покрыть расходы на еще одного человека в доме. Что такое сегодня пятьсот рублей, один раз в магазин сходить за самым необходимым.

На улицу я боялась выбираться, поскольку одна машина, практически постоянно стоящая во дворе, казалась мне очень подозрительной.

Нельзя обременять людей еще больше. Наверное, нужно позвонить брату, попросить денег. Только одно останавливало, Данькин телефон могли прослушивать люди Моргунова. Что же делать, Лина, что же делать? Я не хотела возвращаться к Глебу Георгиевичу и понимала — стоит мне шаг ступить и завертится нечто совершенно непредсказуемое, причем последствия этого верчения могут ударить по самым близким для меня людям. Заметалась по комнате подружки. Ты ничего не высидишь, Лина, надо на что-то решаться! В теле, за эти почти две недели, которые я жила у подружки, поселилась постоянная жажда, ломка даже. Мне нестерпимо хотелось назад к Евдокимову. Почувствовать сильные требовательные руки на своем теле, вдохнуть мужской запах, опутаться жаром его тела, окунуться с головой в ласковый шоколад темных глаз. Кажется, это состояние называется любовной тоской.

— Андрей, я очень сильно по тебе скучаю, — зачем-то произнесла эту реплику вслух.

Жаль, что мои слова не способны преодолеть расстояние и долететь до Андрея. Быть может, он тоже поражен тоской по своему Ангелу.

«Скажи мне его имя, и я все прощу тебе: свою поломанную жизнь, четыре года и почти шесть месяцев, проведенных в тюрьме, ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней и ночей, когда я скучал по своим родным, все миллионы, которые потерял».

Да, Андрей, я тебе тоже всё прощу, простила уже. Насилие над собой, все твои насыщенные злостью слова, тумаки, игры с ножичком и даже то, что ты держал меня на цепи, как собаку. Ослепленный местью и моим молчанием, разве ты ведал, что творишь? Кроме того, поломав твою жизнь, я, безусловно, заслужила эту кару. Но теперь-то мы квиты? Вдруг поняла, что мне нужно делать и куда идти. Конечно же, к Андрею! Он наверняка остыл за это время, возможно, даже пожалел, что прогнал своего Ангела. Я, допустим, уже сотни раз сожалела, что безропотно ушла, не объяснившись, не настояв на том, чтобы Андрей меня выслушал. Надо было сесть у порога и подождать, пока схлынет его злость. Вдруг всё еще не поздно? Вдруг Евдокимов и правда сможет меня простить? Нужно попробовать, Лина, попытаться убедить Андрея позабыть прошлое, отказаться от мести и навсегда уехать из нашего города.

Взглянула в окно, подозрительная машина все так же стояла во дворе. Как же мне сбежать? Все очень просто, Лина, в каждой женщине сидит актриса. Ты когда-то с блеском сыграла жертву насилия, десятки раз исполняла не свойственную твоей натуре роль соблазнительницы и почти каждодневно притворялась, что тебе приятно видеть Глеба Георгиевича. Так почему бы не сыграть еще одну маленькую роль? Допустим, женщины в летах. Теперь заметалась по квартире. Хорошо, что подружка и её родители разошлись по своим работам, кроме того, еще только два часа дня, значит, придут они нескоро. Так, мне нужна какая-нибудь длинная неказистая юбка и балахонистая кофта. Да что ж ты будешь делать! Варькина мама — довольно полноватая женщина, у неё в шкафу полно подходящих юбок, только вот таких, как я, в них целых три поместится. Ничего, Лина, подумаешь, проблему нашла, просто нужно найти булавку или иголку с ниткой. Пришлось снова шарить по чужим шкафам. В одной из шкатулок, которую я отыскала в комнате родителей подружки, лежали деньги. Они мне могут пригодиться. Взяла несколько тысяч. Совесть противно заныла, обкрадывать приютивших тебя людей бесчестно. Есть ли предел моему падению?!

— Варь, прости, я потом верну, обязательно верну, причем с троицей, — тихонько прошептала я в пустоту дома, словно стены могли передать эти слова подружке.

Булавки тоже нашлись, подколола ими слишком большую для себя юбку, сверху напялила широкий бабский свитер. Черт, всё равно видно, что я худенькая и стройненькая, просто одежду не по размеру надела. Ладно, попробуем исправить эту проблему. Намотала на своё туловище шарфы и тряпки, в лифчик наложила ваты. Пусть со стороны видится грузная грудастая тетка. Жарко. Ничего, Линочка, потерпишь. Потом зайдешь в туалет какого-нибудь заведения и сбросишь с себя этот милый капустный наряд. Теперь лицо. Старательно принялась выводить на своем лице уродующий макияж. Нарисовала широкие стрелки на верхнем и нижнем веке, нанесла густой слой слишком темного для моей кожи тонального крема, губы густо накрасила старомодной коричневой помадой. Отвратительно, но эффекта я, безусловно, добилась, узнать меня становилось все сложнее. А что же делать с волосами? Идеально, конечно, надеть платочек, так проще всего прикинуться пожилой женщиной. Но в наше время даже бабушки не носят платочков, особенно в середине мая. Где-то я видела в шкафу Нины Николаевны парик. Нашла. Нещадно надрала волосы парика буклями, соорудив из них замысловатую, придающую возраста прическу. Очки. Чтобы еще сильнее преобразиться, необходимо припрятать свои прекрасные голубые глазки. Черт, у меня нормальное зрение, а вот у Варькиного отца стекла очков с таким хорошим плюсом, что от них всё перед глазами двоится. Да что ж ты будешь делать! Ладно, без паники, Лина, других все равно нет. Как-нибудь выйдешь со двора… А там? Куда бежать дальше? Где искать Андрея?! Ты уверена, что он до сих пор живет в том доме, где держал тебя на цепи и так по-зверски любил? Это единственный адрес, который мне известен. Нужно попытаться, быть может, Евдокимов туда наведывается, вдруг он ждет возвращения своего Ангела. Глотнула воздуха, один раз, второй, третий. Не дрейфь, Ангел, не дрейфь! Взяла в руки старую неказистую, немного потертую сумочку Варькиной мамы, сунула туда деньги, футболку с джинсами, да приготовила себе парочку бутербродов. Андрей, пожалуйста, жди меня! Андрей, пожалуйста, позволь мне сделать тебя счастливым. Знаю, я смогу. Рожу тебе детей, стану преданной, любящей, нежной. Мы вместе раз за разом будем нырять в самую пучину страсти, а потом лежать, остывая на берегу, точнее, на кровати, ласково поглаживая друг друга пальчиками. Мы научимся заново смеяться и радоваться жизни. Андрей, Андрюшечка, я не такая плохая, как ты думаешь. Только поверь мне, только оттай. Млять, Ангел, эти слова ты должна была сказать намного раньше.

Осторожно вышла из квартиры… От страха меня всю потряхивало, словно припадочную, а неподходящие очки размывали непонятными тридешными фигурами окружающие предметы. Осторожно держась за перила, спустилась вниз. Перед подъездной дверью замерла. Один глоток воздуха, второй, третий. Нажала кнопку домофона, осторожно открыла дверь, и, немного пошатываясь, сделала насколько шагов вперед. Черт! Зачем я нацепила эти дурацкие очки, в них ничегошеньки не видно. Однако из вызывающей опасения машины никто не выскакивал, чтобы меня схватить. Правда, на лавочке возле песочницы сидел какой-то подозрительный парень, высматривая что-то в своем телефоне, но моя персона, кажется, совсем не привлекла его внимание. Вот видишь, Линочка, ничего страшного. Дыши, дыши, трусишка маленькая.

Один шаг, второй, третий. Уже вышла со двора. Вздохнула чуть свободней. А потом увидела серый джип, заворачивающий к нам на улицу. Млять, млять, млять! Да что же это такое! Кажется, всё против меня. Почему именно сейчас? Едет проверить своих ребятишек? Парень на лавочке наверняка пялился в телефон не просто так. Сердце заколотилось огромной неприкаянной погремушкой в груди. Железной, того гляди, ребра проломит, и все услышат её лязгающий страхом звук. Спокойно, Лина, спокойно. Невольно замерла, не решаясь идти дальше, боясь выдать себя жестами или походкой. Машина проехала мимо. Выдохнула застрявший в лёгких углекислый газ. Дыши, дыши, Ангел. Ступила вперед, один, шажок, второй, третий, а потом нога подвернулась. Черт, черт, да что же это такое! Удержать равновесие в стареньких растоптанных туфлях Варькиной мамы не получилось, упала на асфальт.

— Ахм! — невольно взвыла от боли.

Молчи, молчи, дура! Подумаешь, о тротуарную плитку ладошки разбила в кровь. Если Литвинов тебя заметит, может вовсе шкуру живьем содрать.

— Вам помочь?! — услышала я за спиной голос Владика.

Черт, Владик, с каких это пор ты решил стать джентльменом?!

Сильная рука потянула меня за локоток, помогая встать. А к ступням, превращая ноги в тяжелые железобетонные столбы, хлынула холодящая волна страха.

— Спасибо, — буркнула себе под нос я и, опустив низко голову, стараясь не смотреть в сторону так не вовремя появившегося моргуновского амбала, сделала шаг вперед.

Только рука на локте не пустила.

— Блядь, Лина!

Всё пропало! Владик рывком развернул меня в свою сторону. Из глаз, превращая и так искаженный от ненужных мне очков мир в тошнотворную голубовато-серую пелену, побежали слезы. Затем сильные пальцы нещадно сжали подбородок, вынуждая посмотреть в лицо здоровенного плечистого бугая. Серые глаза стали внимательно рассматривать мой сегодняшний камуфляжный образ.

— Владик, прошу тебя, отпусти, — с мольбой в подрагивающем голосе прошипела я.

Он снял дурацкие очки с моего носа. Но мир в глазах всё равно продолжал расплываться серо-черной пеленой полной обреченности в глазах.

— К чему этот маскарад, Лина!

Сглотнула вставший в горле ком.

— Ты разве не понимаешь, Владик, я не могу так больше! Я хочу нормальной жизни, как у всех, ходить каждодневно на работу, чувствовать себя нужной, выйти замуж, родить детей. Я задыхаюсь от этой вечной грязи, меня постоянно внутренне мутит.

Вадик, задумался. Редкие извилины в его большой голове пришли в движение. Впрочем, я зря иронизирую, Литвинов вполне сообразительный и цепкий парень, не зря же Глеб Георгиевич сделал его своей правой рукой. В серых глазах почудилось какое-то чувство. Сожаление, жалость, боль, нежность? Это точно Владик передо мной сейчас?

— Лина, садись в машину, — процедил он сквозь зубы.

Почудилось. Какие чувства могут быть у этого тупого мордоворота. Стальная рука потянула к серому джипу. Что, Ангел, опять попалась? Послушно села в машину. Всё равно от такого сбежать не получится. Вадик снова начал пристально рассматривать моё лицо, а в мужских глазах застыла прямо-таки вселенская грусть-тоска.

— Лина, в самом деле, давай сбежим от Глеба, поедем к моей бабке в Белоруссию, а там… еще куда-нибудь. Поженимся. Лин, поверь, я стану тебе хорошим мужем, преданным и верным, как пес. Нарожаем кучу детишек. Я на руках тебя постоянно носить буду.

— Ха-ха-ха, — вырвался неконтролируемый истеричный смех из моего горла.

Млять, влюбленный придурок! Это было бы смешно, если б не было так грустно.

А как же другие слова, Владик, захотелось кричать мне. «Запомни, детка, если будешь вести себя не так, как умные люди велят, из тебя сделают дворовую шлюху, все подряд будут с тобой трахаться. Во все дыры ебать. По одному и группой. А на близлежащих заборах будет красоваться надпись: «Ангелина дает в жопу, обращаться в 107 квартиру». Они до сих пор звучат в ушах. А как же ребеночек, что вы убили? Вечный мальчик-с-пальчик, которого мне даже не суждено было узнать.

— Лина, ты же наверняка догадываешься, что я тобой давно восхищаюсь и люблю. Поехали со мной. На руках тебя носить буду всю оставшуюся жизнь.

— Ха-ха-ха! — продолжала истерично то ли плакать, то ли смеяться я.

Владик удивленно смотрел на меня хохочущую, а симпатичное, даже одухотворенное после такой пламенно речи, лицо, на глазах мрачнело.

— Владик, если любишь, отпусти. Прошу тебя! — попросила я, вытянув моляще руки.

Похоже, мои слова не укладывались у Вадика Литвинова в мозгу. Он, видно, ожидал совсем другой реакции. Мне полагалось быть безумной благодарной и радостно верещать от перспективы прожить свою жизнь с человеком, чей вид вызывал во мне что-то очень близкое к омерзению.

— Линочка!

Мужские пальцы легонько, даже любяще, коснулись моих густо загримированных тональных кремом щек.

— Я не смогу тебя полюбить, Владик, и простить тоже. Кроме того…

Замолчала и дальше продолжила про себя. Кроме того, я уже люблю другого человека, и мне очень хотелось сделать его счастливым, ведь я перед ним так ужасно виновата, да вот ты, Владик, опять попался на моем пути… Видно, счастье для нас невозможно. Прости меня, Андрей, прости.

Лицо моргуновского амбала еще сильнее помрачнело.

— Ах, какие мы нежные штучки-дрючки! Не можешь меня простить! А Глебу член насасывать, да ложиться под всяких богатых ублюдков, это мы можем! Это всегда, пожалуйста!

Я его ударила, пощечину отвесила, будь здоров. Владик потрясенно схватился за щеку, а я замерла, испуганно хлопая глазами. Ведь Литвинов одним движением руки может за секунду переломить мою шею.

— Ты прекрасно знаешь, что мне приходилось это делать, — вырвался всхлип из моего горла. — Потому что Глеб Георгиевич держал меня в страхе!

— Давай уедем, Лина! Я на руках тебя буду носить!

Вот же заладил, влюбленный осел!

— Как ты не поймешь, Владик, я тебя не люблю, сердцу ведь не прикажешь. Прошу, отпусти…

Лицо Владика мрачнело с каждой секундой. А серые глаза мстительно блеснули.

— Ты сделала свой выбор, я звоню Глебу.

Что-то из серии «так не доставайся ж ты никому».

Выбор… Смешно. Никто на самом деле за все пять лет ловушки не предоставлял мне такого простого права — определять самой свою жизнь. Лишь говорили, как я должна поступить, с кем и где раздвинуть ножки. Слезы с новой силой покатились из глаз.

Литвинов достал телефон, и начал набирать номер.

— Знаешь, Вадик, такие, как ты, не умеют любить, — тихонько произнесла я, но Литвинов услышал, серые глаза хищно сузились.

— Алло, Глеб, я нашел Лину.

* * *

Как же сложно ничего не делать, просто сидеть и практически беспрестанно наблюдать за пустым домом напротив.

Вчера Моргунов приезжал сюда сразу с двумя дамами, однако, совсем не для любовных утех. Они долго ходили по комнатам второго этажа, о чем-то разговаривая между собой. Скорее всего, дизайнеры или что-то в этом роде. На втором этаже не висело занавесок, и Моргунов был как на ладони передо мной. Жаль, что я не умею хорошо стрелять, да и снайперскую винтовку не смог раздобыть. Так хотелось нажать на курок, наблюдая, как на мужском лбу появляется маленькая аккуратненькая дырочка, означающая — капец тебе, великий сказочник. Отправляйся прямиком в ад, логово чертей, с ангелами тебе не по пути. Ангел теперь будет со мной! Я обязательно её найду… и создам для Лины другую сказку, счастливую.

Сегодня пятница. Надеюсь, Моргунова потянет на природу, ведь тут так хорошо, речка, лесок. Чудесное место, пожалуй, здесь приятно будет встретить свою смерть.

— Алло, Дмитрий Константинович, подскажите, есть новости об Ангелине?

— Нет, увы, обнаружить её не удалось.

Да что же это такое, Ангел, где ты летаешь? Как тебя отыскать?!

— Андрей Тимурович, вы оказались правы, пасем девушку не только мы. Парни заметили других ребятишек, которые частенько тусуются во дворе подруги Вари, та же самая история и у брата Нестеровой.

Значит, Глеб Георгиевич тоже ищет Лину. Ангелочек, спасибо! Признаться меня безмерно радовал факт, что после того, как я прогнал Ангела, она не вернулась назад к Моргунову. А ведь могла, учитывая всю трудность ситуации, в которой очутилась по моей вине. Долбаный неврастеник. Но почему Лина не появилась у брата? Почему люди частного детектива не могут отыскать её ни по одному адресу? Куда же ты подевалась, детка? Холодок прошелся по коже. Сколько страданий легло на эти хрупкие плечики, сколько ржавых гвоздей заколотили в её израненную душу, я в том числе, а вдруг Лина не выдержала, вдруг мои действия стали последней каплей? Черт, даже руки похолодели. Нет! Нет! Ангел не оставит меня одного на этом свете, она сильная умная девочка и должна была догадаться, что я её до чертиков люблю, несмотря на всё произнесенные злые слова, да маньячные действия. Помешался на ней со дня нашей первой встречи, когда Ангелочек упала в мои объятья, и самое главное, теперь я абсолютно не хочу выздоровления. А Лина любит меня, неосознанно любила все эти долгие годы. Любовь читалась в лазоревых глазках, ласка была в нежных пальчиках, настоящая страсть сквозило в пьянящих поцелуях Ангела. А ты не рассмотрел, точнее, побоялся поверить. Валенок.

— О, черт!

К дому Моргунова подъехали машины, целых два дорогущих джипа. Все бандюги отчего-то любят внедорожники. Из черного гелендвагена вальяжно вышел Глеб Георгиевич, а из серого джипа — широкоплечий и высокий парень. Последний открыл пассажирскую дверь своей машины и, не нежничая, вытащил из автомобильного салона какую-то тетку. Боже… О черт, что за блядство! Не тетка это вовсе. Ангел… Мой Ангел! В глазах потемнело, руки, державшие бинокль, в припадке злобы конвульсивно сжались. Моргунов что-то сказал, а скорее, прокричал и отвесил Лине оплеуху. Она схватилась за щеку, вся сжалась, точно испуганная птичка, но лишь на секунду, а потом наоборот, расправила плечики. Моя гордая девочка. Пальцы с силой продолжали сжимать пластиковый корпус бинокля. В груди же формировался отчаянный крик, который через несколько мгновений вырвался мощным рыком на волю:

— Скотина, как ты смеешь бить моего Ангела! Скотина!!

Я разорву его на части, буду душить, пока напыщенная морда не посинеет под моими пальцами. Долбанул ногой стену. Пока это единственное, что я могу сделать. Черт, девочка моя голубоглазая! Хотелось бежать туда прямо сейчас, перестрелять их к чертовой матери. Всадить в каждого целый десяток пуль, с садистским наслаждением наблюдая, как одежда окрашивается в ярко-красный цвет, а мозги разбрызгиваются по асфальту. Лишь сильнее сжал бинокль в своих руках, того и гляди, раздавлю линзы голыми руками. Спокойно, Андрей, спокойно! Там по периметру камеры. Сколько тебе дадут за двойное убийство? Наверняка лет пятнадцать. Выйдешь на свободу, когда тебе будет пятьдесят! А Лина? Что будет с твоим Ангелом за это время? Спокойно, Андрей, спокойно, попридержи коней.

Моргунов неторопливой барской походкой пошел к своему богатому дому, высокий бугай, таща мою девочку за локоток, поплелся следом. Что же делать, Андрей?! Что же делать?! Отбросил бинокль в сторону, заметался по пыльному жаркому чердаку дома. Тело, размахивая во все стороны пушкой, уже почти неслось в роскошный дом Моргунова, туда, куда два здоровенных мужика потащили моего Ангела. Разум говорил: «Стоп, стоп! Надо подождать!» У них тоже наверняка есть оружие, не факт, что ты справишься с этими двумя раньше, чем они продырявят твою буйную голову. Схватился за волосы, таща их в разные стороны. Да что ж за блядство! Прости меня, Ангел, вызволять тебя сейчас крайне опасно. Нужно подождать, когда они уснут и на улице окончательно стемнеет, только тогда я смогу действовать. А вдруг они убьют Лину, пока ты будешь жевать сопли, выжидая идеальное время для своего смертоносного визита. Глеб Георгиевич наверняка в бешенстве, ведь он, скорее всего, подумал, что Ангел пыталась от него сбежать. Лина же будет молчать, боясь меня выдать. Они могут отрубить ей палец… Эти жестокосердные скоты могут что угодно с ней сотворить! Млять, млять, Млять!! Какого хрена мне делать в этой ситуации?!

— Блядь, сука, мать твою!!

Опять начал пинать ногами, руками стены.

Упокойся, Андрей, надо думать рационально! Если бы они хотели убить Лину, то не тащили бы её в дом на виду у немногочисленных соседей. Ну и прежде, чем убивать, Моргунов точно захочет попользоваться Ангелиной. Блядь, он будет ебать твоего Ангела, а ты сидеть и ждать?!

 

ГЛАВА 30

Ноги подкашивались от страха, когда я шла в роскошный коттедж Глеба Георгиевича. Большой красивый домина, в строительстве которого я принимала незримое участие. Моргунов доверял моему вкусу, сказал даже однажды, что во мне есть чувство прекрасного, как у настоящей аристократки. На пороге споткнулась. Лина, возьми себя в руки. Лги, обманывай, проси прощения, глядишь, Глеб Георгиевич не сможет тебя убить, пожалеет. А главное, ни слова об Андрее.

Моргунов неспешно прошел в огроменную гостиную, величаво сел в кресло возле камина. Настоящий барин. Ногти впились в кожу ладоней. Ненавижу его! Как же я его ненавижу! Всем своим существом, каждой трясущейся от страха прожилкой.

— Вадик, сходи на кухню, там было вино, которое Лина любит, открой нам. Надо же отпраздновать возвращение блудной дочери.

Если бы дочь. Дочерей не трахают во все дыры. Лина, ты хорошая актриса, у тебя получится, ты сможешь сыграть раскаяние, даже перед этим омерзительным человеком. Только вот теперь, после встречи с Андреем, я отчетливо понимала, что жить по-прежнему больше не в состоянии. Внутри нарастала настоящая истерия, готовая вот-вот вылиться в нечто бесноватое и совершенно безумное. Я наброшусь на него с кулаками, буду грызть, кусать, пытаясь его убить, придушить, разодрать в клочья. Успокойся, Лина, тсс…

Глеб Георгиевич внимательно, но с какой-то брезгливостью рассматривал мой сегодняшний образ. Конечно, я потрудилась основательно, уродуя себя. А Моргунов мнит себя эстетом, любит, когда его окружают красивые, шаблонные в своей идеальности картинки.

— Что ты сделала с собой, Линочка, просто баба базарная. Давай рассказывай, девочка, где была всё это время?

Глеб Георгиевич, как всегда, сама любезность и спокойствие. Только вот я знала, что за этим ласковым тоном может скрываться настоящее, просто чудовищное, зверство.

Успокойся, Ангел, ты хорошая актриса, очень хорошая, не забывай об этом.

— Глеб Георгиевич, они держали меня в каком-то домике на окраине города, спрашивали, на кого работаю? Наверное, кто-то из тех, с кем вы меня задействовали, выследил. Они меня били, — жалобно всхлипнула, после этих формально правдивых слов.

— А что ты, девочка? — с ехидством спросил Моргунов и вопросительно приподнял брови.

— Сказала, что я, Анна Степанова, приехала из Ельца Липецкой области в поисках работы. Они стали спрашивать, откуда у меня такая дорогая сумка, драгоценности и всё остальное. Я ответила, что нашла богатого папика. Но естественно, вашу фамилию называть не стала. Дескать, вообще знаю только имя, а фамилия была мне ни к чему, поскольку каждый в наших взаимоотношениях получал своё. Он — молодое привлекательное тело, я — красивые шмотки и деньги.

— Умная девочка, — довольно ухмыльнулся Глеб Георгиевич, — возможно, я бы тебе поверил, Лина, однако один немаловажный факт вызывает сомнения в правдивости сказанных слов. Видишь ли, из твоей квартиры исчезли ценности, деньги и твой настоящий паспорт.

Всхлипнула, вышло почти правдоподобно.

— Глеб Георгиевич, за мной следили, возможно, не один день и естественно, поняли, где я живу, это нетрудно вычислить, а ключи от квартиры были в сумочке.

Из кухни вернулся Владик с открытой бутылкой вина и бокалами.

— В это я бы тоже охотно поверил, девочка, только в квартире, по словам Владика, царила идеальная чистота и порядок. А когда люди что-то ищут, то оставляют множество следов своего присутствия.

Несмотря на тряпки и шарфы, окутывающие мое тело, озноб прошелся по хребту, рассыпаясь полчищем гусиных мурашек по коже. Но виду не подала, пытаясь оттянуть время, неспешно встала из кресла и подошла к Владику, машинально отметив, как расширились его зрачки и напряглось тело при моем приближении. Взяла бокал вина для себя и Моргунова.

— Все просто, Глеб Георгиевич, элементарная предосторожность. Давайте представим, что в моей квартире вы обнаружили разгром, мне кажется, вас бы это сразу же натолкнуло на мысль о похищении. А увидев мой всегдашний идеальный порядок, наоборот, вы начали теряться в догадках и подозрениях. Так ведь?!

Думаю, именно этой логикой руководствовался Андрей, так аккуратно, не оставляя следов, осматривая моё съёмное жилище. Андрей, в груди сразу же болезненно защемило.

Моргунов утвердительно закачал головой, как бы соглашаясь с приведенными доводами. Взял бокал из моих холодных пальчиков, задержал их в своей ладони, внимательно всматриваясь в моё обезображенное косметикой и бабскими буклями лицо. Я кукла, кукла, бесчувственная кукла, я не должна ощущать отвращения от хозяйских прикосновений Моргунова. Игрушкам все равно, кто их трогает.

— Что произошло дальше, Лина?

Дальше, дальше… Да, Ангел, что ты будешь дальше врать?!

— О-они были неосторожны… и я убежала.

— Вот так всё просто?! — недобро усмехнулся Глеб Георгиевич, продолжая внимательно на меня пялиться.

Нет, Андрей прогнал своего Ангела, потому что из-за тебя, жестокосердный ублюдок, он считает меня плохой. Потому что ты, скотина, сделал невозможной нашу любовь, а я не сказала ему правды. Побоялась, что Евдокимов начнет мстить, да загремит еще на десяток лет в тюрягу.

— Парень, который за мной следил, он решил заняться со мной сексом… А я его огрела табуретом по башке.

Моргунов хохотнул.

— Как, Владик, ты веришь нашей цыпе?!

Затаила дыхание, глазами умоляя мордоворотистого амбала не рассказывать Моргунову об эпизоде, произошедшем между нами на повороте к моему бывшему дому. Неторопливо, стараясь казаться спокойной, отпила немного вина с бокала, поразившись его горькому вкусу.

— Очень может быть, я же говорил, что про Лину, точнее Настеньку, спрашивали в кафе.

— Ты кажется, посылал людей проследить за Николаем Ивановичем.

— Мы следили, но издалека, вел он себя вполне обычно, почти никуда из дома не выходил, но ведь Николай Иванович мог по телефону всем руководить.

— Вот же старый хрыч!

Моргунов задумался, а я немного расслабилась… Хорошо, что мысли Глеба Георгиевича ушли в сторону этого дядечки, последнего моего задания. Простите меня Николай Иванович.

— Это всё может быть правдой. Но объясни мне, пожалуйста, сука, какого хрена ты, когда долбанула парня по голове табуретом побежала к подружке, а не ко мне?!

Вот ты и попалась, Линка-Перелинка! Что теперь будешь врать?! Бокал в руке дрогнул, того и гляди, выдам себя с головой, разлив на пол это горькое, словно змеиный яд, вино. Ты кукла, кукла, бесчувственная кукла и не должна испытывать страха.

— Я, я не знала, как поступить. Побоялась, что если побегу к вам, то приведу хвост. Я-я запуталась.

Моргунов снова задумался. Сделала еще один маленький глоточек вина, отравив его горечью гортань и желудок.

— Так, Владик, бери ребят и дуй к этому старому козлу. Нужно с ним основательно поболтать. Припугнуть хорошенько, чтобы не смел рыпаться. И еще, объясни мне, какого черта те, кто должен был следить за подружкой Лины, упустили нашу девочку?

— Схалявили, наверно. Я дам втыка.

— Давай, Владик, давай. И гляди, поосторожней там, в дом вваливаться не стоит, мордами старайтесь поменьше светить. Не нравится мне вся эта история. Потом приедешь ко мне отчитаешься, что сказал Погорилов. Надеюсь, Ангелочек нам не врет.

— Хорошо! — угрюмо сказал Литвинов, встал с кресла и пошел к выходу, на пороге, правда, оглянулся, вперившись в меня пристальным взглядом.

Поздно, Вадик, поздно, ты уже сделал свой выбор, вечного холопа Моргунова. Отвела глаза, сделав еще один глоточек полынного вина. Литвинов вышел, а я осталась один на один с Глебом Георгиевичем. Боже… Меня вырвет, если он ко мне прикоснется.

Моргунов неспешно пил вино, задумчиво посматривая в мою сторону. От этого липкого взгляда было одновременно до одури страшно и до тошноты противно.

— Иди в ванну, Лина, и приведи себя в порядок, стань снова моей красивой, послушной девочкой. Такую бабу базарную даже ебать противно.

Не твоя я девочка, не твоя! Да и не была ею никогда, хоть ты и трахал меня во все дыры, заставляя выполнять малейшие свои прихоти. Но каждый день этих долгих четырех с половиной лет я тебя ненавидела, даже более того, любое твое касание, даже самое невинное, казалось мне отвратительным. И мечтала я все эти годы только об одном — чтобы ты сдох, сдох, зараза!

Конечно, ничего подобного не сказала, лишь улыбнулась, надеюсь, вполне ласково, и пошла покорно в ванную.

Под теплыми струями воды долго терла себя губкой, заранее стараясь отмыться от липких прикосновений Глеба Георгиевича. Напрасно, не отмоешься, как и не надышишься перед смертью. Поэтому пора выходить… А истерия внутри зреет, бьется, кричит: «Не позволяй этому скоту дотрагиваться до своего тела. Лучше убей… убей, его или себя!» Накинула белоснежный халатик на плечи и тихонько вышла из комнаты. Моргунов, всё так же величаво развалясь, сидел барином в кресле, неспешно попивая вино. Только от его вида затряслась.

— Подойди ко мне, Линочка.

Ноги не слушались, руки подрагивали, а из глаз сами по себе побежали слезы. Нельзя плакать, Ангел, нельзя! Но соленые капли из глаз все равно катились, размывая великолепие этого дома в черную-черную грязь, на которую у меня аллергия. Один шажок, второй, третий, один судорожный вдох, за которым не последовало выдоха. Ах, если бы я могла, как некоторые герои моих книг, перемещаться во времени и в пространстве. Тихонько подошла к Моргунову, опустив голову и пряча глаза. Наконец-то, выдохнула.

— А чего ж ты халатик одела, я соскучился по твоей небесной красоте. Давай скидывай с себя тряпье.

Дрожащие руки стали развязывать пояс, путаясь в простом узле. Халат пенной волной белой махры упал к моим ступням.

Глеб Георгиевич потянулся, пальцы прямо сразу легли на лобок и полезли в промежность. Я кукла, кукла, бесчувственная кукла и не должна отталкивать эти омерзительные руки. Потому что куклам все равно, кто их трогает.

— Какая у тебя пизденка красивая. Ни у кого такой нет, ладненькой, аккуратненькой, как цветочек.

К горлу подступила тошнота. Меня мутит от похабных комплиментов из уст Моргунова, внутренне выворачивает от его вида, трясет омерзением от хозяйских прикосновений. Ногти который раз за сегодняшний вечер воткнулись в кожу ладоней. Ах, как хочется ударить эту гадкую рожу! Сильно, кулаком, а потом выцарапать бесстыжие глаза, разодрать в кровь кожу лоснящихся щек. Слезинка скатилась по щеке.

Моргунов ощутимо хлопнул по попе.

— Ладно, пошли в кровать детка, буду тебя ебать. Я добрый сегодня, как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Выбирай.

Никак… Я вообще тебе не хочу, и никогда, ни одного раза не хотела, только имитировала эти чертовы оргазмы.

— Как вам будет угодно, Глеб Георгиевич, — бесцветным голосом произнесла я.

Моргунов вальяжно встал, направившись в спальню. Мне хотелось бежать в обратную сторону, куда угодно бежать… но я послушной бледной тенью последовала за ним. Я его убью! Прямо сегодня, дождусь, когда он уснет, сбегаю на кухню за ножом и воткну холодный металл в его рыхловатое брюхо. Пусть меня посадят… Пусть. Все равно жизнь уже переломана, перепачкана так, что вовек не отмоешься.

В спальне на огромной кровати постелено красивое бежево-сиреневое шелковистое белье. Роскошно, все в этом доме роскошно и красиво. Бал на крови и страданиях.

— Давай в кроватку, Линочка.

Грациозно, несмотря на катящиеся по щекам слезы, подошла к кровати. Легла на приятно холодящее кожу шелковое бельё, раскинула руки, словно ангел крылья. Расплывающийся от слез Моргунов начал неторопливо раздеваться. Прикрыла глаза… Хоть на секундочку притворюсь, что я где-то в другом измерении, там, где чудовище, очень напоминающее Глеба Георгиевича, победит капитан космолета, безумно влюбленный в девушку, похожую на ангела с голубыми лучистыми глазами и светлыми шелковистыми волосами, там, где мы снова встретимся с моим Андреем.

— Что руки раскинула, дура, ноги раздвигать надо!

Вздрогнула от этого унизительного восклицания, веки невольно распахнулись. За спиной Моргунова стоял человек в темной одежде и черной маске на лице. Открыла рот, пытаясь закричать, но крика не последовало, может быть, потому, что мужчина приложил палец к губам, призывая молчать, или оттого, что облик мужчины показался знакомым, до боли знакомым. Капитан звездолета пришел вызволять своего Ангела! Не будь наивной, Лина, видно наступил твой смертный час. Человек в черной маске схватил Глеба Георгиевича за шею и приставил оружие к виску.

— Не дергайся, сволочь, или разнесу твою башку на мелкие-мелкие кусочки.

— Анд… — поспешно прихлопнула губы, так и не высказав рвущуюся из горла догадку.

Голос, конечно, я сразу узнала этот голос. Ведь практически каждую ночь на протяжении почти пяти лет он шептал мне на ушко: «Спасибо, мой Ангел». А потом, когда мы встретились, кричал: «Теперь я буду звать тебя сукой!», но все равно называл Ангелом.

Евдокимов достал из кармана какую-то тряпку и накрыл ею нижнюю половину лица опешившего Глеба Георгиевича. Моргунов зашатался, начал постепенно оседать, бухнулся сначала на колени, потом грузной тушей упал на пол. Прикрылась сиреневым шелком белья и села на кровати.

«Я все равно узнаю, кто он. Не переживай, Сука, резать тебя больше не буду, не хочу из-за такой шлюхи, как ты, еще раз в тюрьму загреметь. Но я, так или иначе, вычислю хозяина прекрасного ангела».

Евдокимов выполнил обещание, нашел человека, невольной марионеткой которого я являлась. И что теперь ожидать от него?! Быть может, он пришел, чтобы меня убить?!

— П-привет, Андрей, — зачем-то произнесла я, снова поразившись несуразности такого приветствия при данных обстоятельствах.

— Ангел, ты все же неподражаема! — человек в черной маске на лице улыбнулся.

С души схлынул тяжкий груз. Нет, нет, Андрей не будет меня убивать. Капитан звездолета пришел, чтобы освободить своего Ангела! Стремясь быстрее оказаться с ним рядом, подскочила с кровати, напрочь позабыв о своей обнаженности. Впрочем, он меня видел в таких позах и ракурсах, что глупо было бы стесняться. Евдокимов ринулся навстречу.

— Ууу… — блаженно завыла я.

Андрей, прямо с пистолетом в руке, заграбастал меня в свои объятья, но отчего-то совершенно не страшно, наоборот, в этих ласково-нетерпеливых руках стало спокойно. Вдохнула любимый запах. Смакуя, как наркоманка кокаин, задержала воздух в легких и услышала ответный судорожный вдох.

— Блядь, мои эдемские цветы!

— Что?! — непонимающе спросила я.

— Твоя кожа пахнет эдемскими цветами, Ангел. И я безумно, просто до смерти, по тебе соскучился.

Мужские руки еще сильнее сжали меня в своих объятьях, впечатывая, расплющивая о мужское тело.

— Андрей, Андрей, Андрюшечка! — словно невменяемая, завыла, заголосила я, а из глаз снова потекли слёзы. Захотелось вклиниться в него, срастись, растворится в нем полностью, пропитаться его запахом и вкусом. А внутри столько чувств, столько любви, что кажется, к чертям собачьим разворотит грудь.

Но Евдокимов отстранился.

— А теперь слушай внимательно, Лина, сейчас не время для сантиментов. Я знаю ВСЁ!! Нашел флешку в тряпичном ангелочке и прочитал файл с коротеньким названием «Про…». Все, блядь, прочитал! Я буду потом до хрипоты просить у тебя прощения, как нашкодившая шавка, валяться у твоих ног и клясться в вечной любви до гробовой доски. Но сейчас, девочка моя ненаглядная, ты должна уйти.

Непонимающе уставилась в темные глаза.

— Нет, Андрей, только с тобой.

— Нельзя, Ангел. Сейчас ты пойдешь в ванну, нахлобучишь парик и нелепый наряд, в котором сюда приехала, возьмешь ключики от дома, где я тебя держал, — Евдокимов достал из кармана небольшую связку с ключами, сунул мне в руки и сжал на металлическом кольце брелка мои холодные пальчики. — Затем, Лина, ты выйдешь из этого блядского роскошного особняка и пойдешь в сторону города, потом залезешь в какие-нибудь кусты, снимешь с себя парик, приведешь себя в нормальный девчачий вид, возьмешь такси и поедешь в наш дом. Не смотри, что там полнейший разгром. Я немножко расстроился… точнее, на хрен чуть себя не убил, когда понял, что натворил.

Мужские руки взяли в плен щеки, темные горящие глаза кажется прямо в душу заглянули. Боже, сколько чувств беснуется внутри моего Андрея. Застыли на минутку, всматриваясь, вгрызаясь вдруг друга взглядами.

— О чем я говорил, Лина? Так вот, ты поедешь в наш дом и будешь ждать моего возвращения.

— А ты? Что будешь делать в это время ты, Андрей?! Почему нам нельзя уйти вместе?!

— Потому, Лина, слушайся, черт возьми!

— Никуда не пойду без тебя! Я не могу больше без тебя.

— Лина, Линочка, обещаю, это ненадолго.

— Почему мне нельзя с тобой?! Что ты собираешься делать? — упрямо продолжала талдычить я.

— Черт! Лина, мне нужно потолковать с твоим хозяином, убедить его оставить тебя, точнее, нас, в покое.

Из горла вырвался истеричный смешок.

— Андрей, какой ты наивный, думаешь, Глеб Георгиевич будет тебя слушать? У нас есть только один выход — бежать, как можно скорее и как можно дальше!

— Успокойся, Лина, — голос у Евдокимова уверенный, даже немножечко командный. — У меня есть кое-какие важные аргументы, которые вкупе с твоей исповедью должны вынудить Моргунова не преследовать нас дальше, а иначе Глеб Георгиевич окажется в весьма неприятной ситуации, а возможно, даже в тюрьме. Бегство это не выход, Лина, всю жизнь скрываться, не видеть родных людей. Разве это жизнь?! Ты этого хочешь, Лина?

Я вообще уже давно боялась чего-либо хотеть и о чем-нибудь мечтать.

— Андрей, Глеб Георгиевич очень опасный человек, доверять ему не стоит, — голос визгливо зазвенел, выдавая животный страх, сидящий внутри. — Он может сделать всё, что угодно, для осуществления своих целей, и боюсь, Моргунов меня не отпустит.

— Я знаю, Лина, прочитал твою исповедь. Но не преувеличивай степень его могущества, держать в страхе пугливую девчушку легко, я совсем другое дело.

— Андрей, а ты не преуменьшай, пожалуйста, его зверство. Он безжалостный отморозок, хоть и кажется умным, вполне цивилизованным человеком.

— Ангел, повторяю, — Евдокимов чуть повысил голос, — у меня есть важные аргументы, которые вынудят Глеба Георгиевича навсегда оставить нас в покое. Думаю, своя шкура ему все-таки дороже, чем обладание прекрасным Ангелом… Не переживай, детка! — теперь Андрей говорил мягко. — Я знаю, что делаю.

Темные глаза убеждали, просили ему довериться, а пальцы Евдокимова ласково поглаживали кожу моих щек, успокаивая страхи, разбушевавшиеся настоящим ураганом внутри.

Я маленькая трусишка. Сколько бед я принесла людям из-за своего малодушия.

— А сейчас, Ангел, ты должна уйти, одна уйти, но ты не переживай, совсем скоро я присоединюсь к тебе, и мы поедем с тобой на озеро Рица. Кажется, ты мечтала еще раз туда наведаться. Будем есть шашлык, абхазцы готовят чудесный шашлык, закусывать его мороженым, запивать вином и до посинения кататься на лодочке, глазея на кое-где покрытые снегом склоны гор.

— Не понимаю, почему мне нельзя остаться! — жалобно всхлипнула я маленькой, боящейся темноты и кикимор девочкой. — Я не хочу одна, мне страшно одной.

— Потому что! Слушайся, Лина, слушайся, черт возьми! — кажется, Евдокимов начал снова злиться. — Иди бегом одеваться в маскарадный костюм и уходи, пока амбалы Моргунова не вернулись назад.

— Нет! — продолжала упрямиться я.

Андрей меня поцеловал, нежно, начал покрывать невесомыми поцелуями мое лицо, волосы, шею, полностью обезоруживая этой лаской. Желая еще больше нежности, обхватила широкие мужские плечи руками, но Евдокимов оттолкнул…

— Уходи и действуй, как я сказал. Верь мне, Ангел, так надо!

 

ГЛАВА 31

— Ну и как мы будем вытаскивать этого старого козла?

— Глеб сказал, не светить мордами, поэтому врываться в квартиру нельзя, соседи могут увидеть, кроме того, дом почти элитный, в подъезде стоит камера, — заговорил Влад Литвинов.

— Камеры сейчас везде, — ответил ему высокий накачанный парень лет двадцати пяти.

— Это да… — согласился Влад. — Но думаю, вытащить старого пердуна из дома проще простого. Наверняка за свою машину трясется. А мы кинем на нее камушек, если не выйдет сразу, то еще один, а потом кирпич. Прибежит, как миленький… Ну, а затем, как всегда в таких случаях, черные маски и биты.

Через пятнадцать минут двор огласили ритмичные вопли автомобильной сигнализации. Николай Иванович выбежал сразу. И как только он подошел к машине, его тут же под локоток подхватили два высоких бравых молодца и потащили в темноту за гаражи… туда, где не было камер.

Тяжелые биты прошлись по рыхлому телу чиновника.

— Зачем ты выкрал девочку, старый хрыч?! — заорал Влад прямо в ухо Погорилову.

— Вы чего, ребята, вы чего! — визгливо прокричал, хватаясь за внушительный живот, бывший начальник департамента поддержки предпринимательства.

— Забудь о ней навсегда! Будешь дальше рыпаться, костей не соберёшь!

Тяжелые биты опять хорошенько прошлись по плотному телу мужчины. Николай Иванович заскулил от боли, жадно хватая губами воздух.

— Мой тебе совет, — снова заговорил Владик, рукой указав парням, чтобы те на время прекратили дубасить чиновника. — Не лезь не в свое дело, дедушка! Сиди и радуйся, что жив-здоров! Подумаешь, кресла лишился, а ведь можешь и головы, да прямо сейчас.

— Да, да, понял уже… — хрипя, заговорил Николай Иванович. — Но я никого не крал.

— Настенькой девочка была исключительно для тебя, старый хрыч.

Молодчики, повинуясь едва заметному кивку Влада, опять прошлись по телу чиновника. Тот грузно упал на колени, потом на землю, скрутился эмбрионом, пытаясь защититься от сыпящихся на него ударов.

Владик приблизился к вопящему от боли Николаю Ивановичу, приподнял его голову за редкие волосики на затылке, вынуждая смотреть себе в глаза.

— Говори, что эта сучка успела выболтать?!

— Вы что, ребята, никого я не крал. Да, я посылал парней поспрашивать о Настеньке в кафе, просто мужик этот душу растревожил.

— Какой мужик?! — сразу насторожился Владик.

— Да пришел тут один, как бишь его фамилия, не помню, показал фотографию симпатичной молоденькой блондинки с голубыми глазами, сказал, что когда-то его обвинили в её изнасиловании. А на фото девочка была очень похожа на Настю, только со светлыми волосами.

— Вот черт!

У Вадика Литвинова забегали мысли в голове. Обвинение в изнасиловании, блондинка… Евдокимов, ну конечно же. Только он самолично ездил в колонию узнавать о его судьбе, там сказали, что Андрей Тимурович еще отбывает наказание. Неужели Евдокимов уже освободился?! Моргунов будет рвать и метать!

— Хрен собачий!

Один кивок головой, чтобы парни отпустили бывшего начальника департамента поддержки предпринимательства.

А вопросы в голове Литвинова росли, как снежный ком. Где Евдокимов так долго держал Лину? Что, интересно, он всё это время делал с ней? Наверняка трахал во все щели. Владик тоже давно хотел её трахать, да всё боялся, что Глеб Георгиевич узнает. Выжидал, когда она надоест Моргунову. Но каким образом Лина оказалась у подружки? Почему пыталась бежать? А самое главное, куда?

— Черт!! — потрясенно воскликнул Влад. Ведь еще одна догадка пришла ему на ум: быть может, ничего не добившись от Лины, Евдокимов специально её отпустил, чтобы потом выследить, куда она пойдет. Но почему тогда Лина ничего о нём не сказала?

Владик быстро набрал телефон Моргунова. Из телефона шли однообразные гудки, Глеб Георгиевич не пожелал ответить, возможно, забавляется с Ангелиной и не слышит… А возможно?

— Так, Леш, ты можешь идти домой, а мы с Антоном поедем к боссу.

* * *

Лина справилась минут за десять. Скоро передо мной стояла тетка лет сорока, вульгарно накрашенная, с надранными в старомодную прическу волосами. Вытолкал её за дверь, предварительно поцеловав жарким засосом в губы.

Почему же я прогнал Ангела? Конечно, никаких веских аргументов, которые могли бы подействовать на скотину Глеба Георгиевича, у меня и в помине не было. Точнее, были, но только один аргумент — ствол, которым я раздобылся благодаря моему бывшему сокамернику, Хорьку. Вот его-то я и собирался использовать по прямому назначению. Но угодить за убийство Моргунова в тюрягу меня совсем не прельщало. Признаться, я лелеял другие планы на будущее — жить долго и счастливо со своим Ангелом, нарожать кучу светловолосых херувимчиков, а быть может, темноволосых. Да какая, на хрен, разница! Какие получатся. Уверен, у нас будут красивые и умные дети. И уж тем более я не хотел, чтобы за убийство Глеба Георгиевича в тюрьму посадили Ангелину Нестерову. Поэтому она ушла… а я остался, для того чтобы помочь Глебу Георгиевичу совершить самоубийство. Да, с ним случится ужасная трагедия, и все будут долго гадать, почему успешный бизнесмен в расцвете лет вдруг решился на такой ужасный шаг.

Интересно, с какой точностью полиция определяет время смерти? Прошел уже час после того, как Лина, точнее, плотненькая темноволосая дама, покинула дом. Мало. На всякий случай надо подождать еще… Мне нужно, чтобы следствие было уверено на сто процентов, что выходящая из дома черноволосая тетка никаким образом не могла быть причастна к этому самоубийству, поскольку ушла задолго до его совершения. Меня же никто не видел, поскольку я заходил со стороны леса, где нет камер, следов взлома тоже обнаружить не удастся, ведь дружок Хорька мне сделал волшебный чудо-ключик. И, конечно, я позаботился, предварительно надел на себя перчатки, дабы не светить своими отпечатками пальцев. Хорошо, что Глеб Георгиевич не успел до конца переехать в дом и особо не позаботился об охране, наверное, потому, что воровать тут кроме роскошной мебели, в общем-то, было нечего, да и ту вывезти трудно, поскольку со стороны леса невозможно подъехать на машине, а спереди дома стоят камеры. Удача, кажется, пока на твоей стороне, Андрей. Что ж, это радует, ведь, сколько лет она, жестокосердная, показывала мне только полную задницу.

Как же медленно тянется время. Прошло полтора часа с того момента, как уехала Лина. И если перед Ангелом я храбрился, типа крутой чувак и знаю, как нужно действовать, то сейчас, в пустоте огромного дома, рядом с мирно посапывающим Моргуновым очко играло конкретно. Слышала бы мама, какими словами я мыслю. Прости, мама, четыре с половиной года в тюрьме не прошли бесследно. Прости, мама, но твой сын скоро станет убийцей. Блядь, как же страшно… По- настоящему страшно убить человека, даже такого негодяя, как Моргунов, страшно, что облажаюсь, да в ответственный момент не смогу нажать на курок, ведь не маньяк же я, в самом-то деле, и одновременно до одури боязно не успеть пристрелить эту скотину до возвращения его мордоворотов. Вздрогнул, дернулся всем телом, когда в пустой комнате зазвенел телефон. Глеб Георгиевич застонал, видимо, потихоньку приходя в себя. Надо бы поторопиться. Монитор дорогущего айфона высветил имя Влад… Влад, кажется, я встречал это имя в мемуарах моего Ангела. Вспомнил, ну конечно, именно он руководил процессом её изнасилования, да еще, скот такой, последнее время засматривался на мою Лину, приглашая её к себе на парочку палочек чая, но, слава богу, не предпринимал активных действий, страшась авторитета Моргунова. Пальцы в перчатках сжались на телефоне. Сейчас раздавлю его, как орех, к чертям собачьим. Нет! Сейчас настало время убивать. Пора, Андрей, пора! Бугай Владик, не дозвонившись до Глеба Георгиевича, скорее всего, кинется назад, к своему благодетелю. Значит, до того момента, когда он приедет, нужно успеть пристрелить тихо постанывающую тушу Моргунова и унести свои ноги подальше от этого богатого дома. Сердце неистово заколотились в груди, отдаваясь набатом тревоги в ушах. Не ссы, Андрей, нельзя! Подошел к Моргунову, вложил в его пальцы пистолет. Прощай, урод! Тебя заждались уже в аду! Вздрогнул, даже невольно крикнул, поскольку раздавшийся выстрел всё равно прозвучал неожиданно, хоть именно мои руки давили пальцами Моргунова на курок этой смертоносной штуки… Кровищи хлынуло будь здоров. Осторожно уложил залитую кровью голову на письменный стол, за который я предварительно перетащил Моргунова. На темной полировке начала растекаться целая кровавая лужа. Черт, перчатки вымазал, не хватало еще оставить где-нибудь кровавый отпечаток. Да что ж за блядство такое!! Стащил с ходящих ходуном рук перчатки. Конечно, убивать человека непросто, даже если это жестокосердная мразь, бездушный ублюдок, испоганивший жизнь моему ненаглядному Ангелу. Вдох, выдох, вдох, выдох. Успокойся, Андрей, все закончилось. Теперь пора уходить. Свет в кабинете пускай горит, ведь никто в темноте не будет пускать себе пулю в висок. Мать твою! А что делать с руками?! Мои пальчики есть во всех базах, я ведь человек с уголовным прошлым. Спокойно, нужно найти какую-нибудь тряпку. Прошел на кухню, и, обмотав кухонным полотенцем правую руку, направился к выходу. Хватить трястись, Андрей, пора уходить. Пора к своей голубоглазой девочке. Ангел, жди меня, я уже иду!

* * *

В нашем доме горел свет. Слава богу! Значит, она добралась нормально.

Открыл тихонько дверь.

Лина вышла меня встречать. Сейчас ничего в ней не напоминало ту тетку, которая вышла из дома покойного (блядь, я убил человека!) Глеба Георгиевича. Наоборот, в джинсах и простенькой футболочке, с волосами, забранными в высокий конский хвост, Ангелочек казалась очень юной, прямо девочкой.

— Привет, Андрей! — произнесла она чуть нараспев и улыбнулась ласково.

А я выдохнул, ради того, чтобы эта прекрасная девушка постоянно так меня приветствовала, я готов положить еще десяток, да что там, полгорода перестрелять к чертовой матери. Свихнувшийся на бабе маньяк.

— Здравствуй, Ангел!

В руках у Лины была тряпка.

— Что ты делаешь, Ангел?!

— Я решила немного прибраться. Знаешь, ты тут устроил настоящий погром. Даже не представляю, что будешь говорить хозяевам, думаю, такое не объяснишь даже бурным медовым месяцем.

Все же Лина неподражаемая. Я только что убил человека, я чуть умом не тронулся, когда прочитал содержимое файла с коротеньким названием «Про…» и понял, что натворил, а Лина спокойно вытирает пыль. Впрочем, быть может, это её способ бороться со стрессом. Ведь сколько всего выпало на долю моего Ангела, удивительно даже, как она не сошла с ума или не наложила на себя руки. Кроме того, наверняка ждать моего возвращения было мучительно. Нам срочно нужно сбросить стресс, просто необходимо забыться, очиститься от непроглядного мрака, сидящего внутри каждого, и я знаю один отличный способ.

— Андрей, как прошел разговор с Моргуновым?

Неплохо, неплохо, Ангел, мне удалось… я убил твоего хозяина.

— Не переживай, Ангелочек, все хорошо, — бессовестно соврал я. Теперь ты свободна. Хотя нет, прости, детка, отпустить Ангела в вольный полет не смогу, теперь ты моя, Лина.

— Правда, Андрей? — робко, недоверчиво заглянула мне в лицо голубоглазка.

— Правда, Ангелочек, правда. А сейчас подойди, пожалуйста, ко мне.

Она послушно подошла ближе. Захватил тонкое девичье тело в свои объятья, сдавил лапищами так, что, кажется, даже кости хрустнули. Эдемские цветы, теперь они всегда будут моими. Оголодалым зверем накинулся на женские губы, балдея, зверея от их нежности и мягкости. Потом сдавил ладонями личико прекрасной ведьмы, заглядывая в безграничные, как голубое небо, глаза. Падаю, лечу и хочу вечно падать!

— Лина, теперь будет только счастье. Костьми лягу, но сделаю тебя, нас счастливыми. Я не просто люблю тебя, детка, я на тебе шизанулся, еще тогда, почти пять лет назад, когда мы впервые встретились. Прости, Ангел, что я не понял, какая боль сидела у тебя внутри, продолжая делать тебе еще больнее. Прости за насилие. Блядь, я вел себя как полное дерьмо. Не привык я доверять женщинам, да и вся ситуация выглядела так… В общем, по-блядски выглядела. Я за своей жаждой мести, словно одержимый, не хотел видеть ничего другого.

Голубое небо ангельских глаз наполнилось слезами.

— Андрей, ты тоже прости меня, мой хороший, я перед тобой ужасно виновата. Я трусиха, мне нужно было сразу бежать к тебе… Но, но я боялась за Даньку. Я-я сломалась и твою жизнь переломала своей трусостью.

— Девочка моя голубоглазая, мой Ангел! Я все простил тебе сразу же, как только дочитал исповедь.

— Андрюша, милый, я люблю тебя, — шептала, целуясь, Лина. — И знаешь, я тоже на тебе помешалась.

— Знаю, Ангел, знаю, я прочитал…

— Бессовестный, — продолжала ластиться ко мне Лина, только теперь в её голосе слышалось озорство.

Начал слизывать слезинки с женских щечек, потом снова впился в сладкие девичьи губы… вдыхая полной грудью запах эдемских цветов. Быстрее-быстрее хочу прикосновений кожа к коже, хочу держать полностью голенького ангелочка в своих объятьях. Нетерпеливо стащил с неё футболку, расстегнул джинсы, спустив их вниз по идеально стройным ногам, почти мгновенно освободился от своей одежды. На Лине не было лифчика, и пальцы сразу же потянулись к идеальным девичьим грудкам. Жадно сжал их своими загребущими ладонями. Она охнула, обвила ручками мою шею, всосавшись голодной пиявкой в губы. А мои пальцы спустились чуть ниже, стали мять мягкие полушария женских ягодиц. Страсть между нами загоралась мгновенно. Подхватил Лину под попку и понес к видавшему виды чарующе-противно скрипучему дивану. Осторожно положил на него свою бесценную ношу. А Лина тут же подскочила и, вцепившись в ремень моих брюк, начала его расстегивать. От нечаянных прикосновений девичьих пальчиков меня словно током прострелило, член же радостно подпрыгнул за ширинкой джинсов, предвкушая обладание блядски красивым цветочком между ножек моего персонального Ангела. Наконец Лина справилась с ремнем и молнией, высвободив на волю мой подрагивающий, налитый дикой эрекцией отросток. Пухлые губки потянулись, чтобы его поцеловать. Нет, девочка, сегодня я хочу по-другому, дарить, а не брать, всей поверхностью кожи чувствовать твою нежную кожу, обнимать, лапать повсюду изящное статуэточное тело. Подхватил Ангела за подмышки, уложил горизонтально, сам пристроился рядом, а пальцы сразу же полезли в женскую промежность и, вымазавшись в густом ангельском соке, легли на такой чувствительный бугорок клитора. Снова поразился, до чего ж пизда красивая. Лина дернулась в моих руках, словно я пропустил через неё хорошую порцию тока, вольт этак под двести двадцать.

— Ангел, я так по тебе соскучился.

— Андреей, милый, пожалуйстаа… — млея от движения моих пальцев, постанывала голубоглазка.

Я же принялся целовать её запрокинувшуюся шейку, потом поднялся чуть повыше, мусоля, посасывая маленькое женское ушко. Ангельские завывания стали чуточку выше. Когда Лина начала выгибаться, разбрасывать в стороны ноги и периодически хватать губами воздух, понял, теперь можно действовать дальше. Выгнул ее попой к себе и, пристроившись сбоку изнывающей шатенки, потихоньку вошел во влажную щелочку. Очаровательная попка тотчас же двинулась навстречу моему члену.

— Какая у тебя шелковая пизденка, Ангел, я просто балдею!

Дальше уже был не способен нежничать, начал сильно и глубоко врезаться в этот мой эдемский рай, блядскую раковину любви. Толчки становились все интенсивней, но Лине, видимо, нравился мой напор, она так эротично подвывала каждому удару члена и просила:

— Андрюшечка, еще, пожалуйстааа, ооо…

А внутри меня плескалась такая адская смесь из нежности и дикой звериной страсти. Привык я за время пленения любить Ангела без всяких тормозов. Удары стали просто бешеными, в самую глубину, до предела, а руки лихорадочно вцепились в женские бедра.

— Ангел, кончай, ты так проникновенно это делаешь. Я хочу, чтобы моя голубоглазая девочка кончила на моем члене!

Словно дал ей установку. Скоро изящная шатенка задергалось в моих руках конвульсиями оргазма. Ангел с шумом выдохнула, протяжно застонала, стала жомкать в руках постеленное белье на диване, а сладкая пизденка запульсировала, ласково сжимая, выдаивая, мой член. Парочка бешеных толчков — и я догнал своего ангелочка на пути к кайфу, завыл прямо в миленькое женское ушко, вызвав новые стоны и волну мурашек на шелковистой коже.

— Спасибо, Андрей, — шепчет Лина.

— Спасибо, мой Ангел, — вторю ей я, покрывая прекрасное личико поцелуями.

 

ГЛАВА 32

Потерлась носом о мужское плечо. Темно-шоколадные глаза распахнулись. Красивый, какой же мой Андрей красивый мужчина. Потянулась, сбрасывая с себя остатки сонной дремы, а мужская рука тут же пошла легонько оглаживать мое тело.

— Привет, Андрей!

— Доброе утро, мой Ангел!

Наверное, минуты три мы лежали, обнявшись, нежась лаской плескающейся в глазах друг друга.

— И что мы будем делать дальше? — наконец, решилась задать я вопрос, отравляющий страхом мои мысли.

— Жить, Ангел, долго и счастливо, но для начала позавтракаем, а потом поедем знакомиться с моей семьей.

«Он не мог этого сделать, не разрушай его жизнь. Андрей — благородный и добрый человек».

— Я не поеду, Андрей, твоя мама, она не сможет меня простить.

— Какие глупости, Лина, простит и полюбит, особенно, когда узнает ближе. Кроме того, ей не терпится кому-нибудь меня сбагрить. Чтобы я женился, наплодил детишек и так далее. Она только в этом видит человеческое счастье.

— А ты его как видишь, Андрей?!

— Почти так же, рядом с моим Ангелом и золотоволосыми херувимчиками.

— Какими-такими херувимчиками? — не поняла я.

Евдокимов усмехнулся, ласково чмокнул меня в нос.

— Нашими детками, Ангелочек.

Мне снова захотелось реветь.

— Знаешь, Андрей, я не привыкла ощущать себя счастливой?

Улыбающееся лицо Евдокимова вмиг стало серьезным, даже немножко грустным.

— Я тоже не привык, Ангел, но мы научимся вместе.

* * *

— Черт, серый джип.

Все внутри застыло, когда я рассмотрела мчавшийся рядом автомобиль. Конечно, я его сразу узнала. Холодок отчаянья прошелся по хребту, руки вмиг заледенели, словно снежная королева коснулась меня своим дыханием. Размечталась, Линочка, расслабилась, подумала, что счастье и для тебя возможно. Ан, нет. Получай, получай, прямо под дых.

— Черт, надо было два пистолета просить у Хорька, — прошептал Андрей. — Да что ж за блядство такое!

Хотела было спросить, кто такой Хорек, но серый джип рванул вперед, а потом, подрезая, двинулся на нас, вынуждая остановиться.

— А-а-а!! — вырвался крик из моего горла.

Евдокимов попытался вывернуть автомобильный руль вправо, но там ограждение.

— Мать твою!!! — завопил Андрей.

Удар! Нас тряхануло, но, слава богу, автомобильные ремни держали крепко. Машина остановилась. Из серого джипа выскочил Влад Литвинов. Неужели мне никогда не удастся выбраться из этой ловушки?! Слезы брызнули из глаз. Наступающий Владик держал руку в кармане куртки, не надо обладать дюжим умом, чтобы понять — там у него оружие. С другой стороны выскочил еще один моргуновский амбал, кажется, его зовут Антон. Холод внутри разрастался, шел ледяными нитями по всему телу. Боже, как же страшно потерять так недавно обретенное счастье. Андрей попытался опять завести машину.

— Старая колымага. Да заводись же, черт тебя побери!

При ударе, видимо, что-то повредилось, мотор лишь тихонько шипел, не желая работать.

— Выходи, Лина, разговор есть! — закричал Владик.

— Ангел, сиди в машине, я звоню в полицию!

Но автомобильная дверь с моей стороны уже открылась, мужская рука с силой дёрнула, вытаскивая меня из машины.

— Владик, пожалуйста, не н-надо! — протяжно завыла я.

— А ты, козлина, быстро выброси телефон, иначе твои мозги растекутся по салону машины! — заорал Владик.

Но, конечно, Андрей не послушался, он тоже выскочил из машины, двинул кулаком подскочившего к нему бугая Антона и направился к нам. Рванулась из рук Литвинова, закрывая Андрея собой, не переживу, если с ним что-нибудь случится, а в меня, глядишь, Владик не сможет выстрелить, ведь совсем недавно он, помнится, собирался всю жизнь таскать меня на руках. Конечно, Евдокимов не стал прятаться за моей спиной, не такой он человек, оттолкнул меня легонько и, замахнувшись, двинулся к Владу.

— Нет! — истошно завопила я. — Нееет!

Но выстрел все равно прогремел. Андрей схватился за бок, закачался. Подскочила к нему, только несмотря на мою поддержку мужское тело начало оседать.

— Ты что творишь? — заорал Антон. — Влад, ты совсем рехнулся! Зачем палишь, день на дворе!

— Блядь, само собой получилось!

Боже, мои руки все в крови любимого человека. Боже…

— Андрюшечка, милый мой.

— Вызывай скорую, Ангел, — захрипел Евдокимов, а шоколадные глаза, в которых застыла мука, стали пристально вглядываться в мое лицо.

Телефон, телефон… Где мобильник, который по доброте душевной мне одолжила подружка? В неказистой сумочке, украденной у Варькиной мамы, а сумочка…

— Лина, ты поедешь со мной, — тащит меня за рукав Влад.

Зашипела змеей:

— С тобой! Ни за что! Помнишь, Владик, ты говорил, что готов меня постоянно на руках носить, так вот, а я готова всю оставшуюся жизнь таскать на руках Андрея.

— Ангел, ты меня не поднимешь, — улыбнулся сквозь боль Андрей, а кровь из раны все хлещет и хлещет. И пальцы холодеют, причем не только мои. Внутри же всё обмирает, кричит страхом.

— Подниму, Андрей, буду ползком ползти, если надо.

Телефон, мне нужен телефон!

— Андрей, я сейчас, мобильный остался в машине.

Осторожно переложила голову Евдокимова на землю, но он все равно болезненно застонал. Телефон, телефон, где этот гребаный телефон. Нашла, слава богу, нашла! Дрожащие пальцы набрали цифры 03 и вызов.

— Лина! — опять мою руку схватил лапищами Владик. — Поехали, нам пора уезжать!

Ударила, со всей силы, прямо по его симпатичной морде.

— Я никуда с тобой не поеду, Владик, а если силой увезешь, знай, убью или тебя или себя.

— Алло, девушка, что за бред!

— Не бросайте трубку! — заорала я. — Скорая, пожалуйста, тут огнестрельное ранение, на улице… Черт, я не знаю какая это улица!

Литвинов лишь махнул обреченно рукой.

— Уезжаем! — скомандовал Владик стоявшему в растерянности мордовороту Антону.

Слава богу. Уезжайте навсегда, желательно в преисподнюю!

— Владик, надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что значить по-настоящему любить!

Литвинов оглянулся.

— Девушка, что за бред вы говорите. На какую улицу ехать?! — раздался в трубке мобильного недовольный голос оператора скорой.

— Черт возьми, да какая же это улица?! — заорала в отчаянье я.

— Это не улица, дорога к коттеджному поселку Клыково 37, - подсказал Влад и запрыгнул в серый джип.

— Дорога к коттеджному поселку 37, ой, Клыково 37, огнестрельное ранение в бок. Пожалуйста, быстрее, прошу вас, крови очень много!

Снова подбежала к Евдокимову, положила побледневшую черноволосую голову к себе на колени.

— Линочка, ты такая красивая, настоящий Ангел!

Мужская рука приподнялась, пальцы, мои любимые волшебные пальцы прошлись по мокрой от слез щеке. Пелена соленых капель превращала красивые шоколадные глаза в огромные озера нежности и боли. А потом рука упала безжизненной плетью. Евдокимов потерял сознание… ИЛИ?!

— Андрей!!! — завопила истошно я. — Андрей!!!

* * *

Всюду, куда ложился мой взгляд, белая густая дымка. Даже мои ноги идут по сгущенному белесому газу, но самое странное, почему-то я не проваливаюсь сквозь него, не падаю вниз. Облака. Вот она — истинная обитель Ангелов. Наверное, мой персональный Ангелочек решила поиграть со мной в прятки.

— Лина, ты где?! — заорал я в туман, зовя шалунью-голубоглазку.

Но ни звука не раздавалось в ответ. И от этой полной тишины тревожно забилось в груди сердце.

— Лина, Ангел мой, где ты?!

Даже эхо не откликнулось на мой призыв.

А потом туман стал редеть, потихоньку рассеиваться. Вскоре проступили очертания милого деревянного домика, утопающего в цветущих вишневых деревьях. Какая красотища! Настоящий эдемский край. Не будь наивным, Андрей, обители праведников ты не заслужил, убийцы и насильники не попадают в рай. На резном крылечке показавшегося деревянного домика сидела красивая светловолосая девушка. Мой Ангел. Побежал к ней, ступая широкими шагами прямиком по твердому туману. Только нет, Андрей, девушка намного старше, чем-то неуловимо похожа на твою голубоглазую девочку, но совсем другая.

— Здравствуй, Андрей, пришел с сыночком повидаться?

— Сыночком?

Женщина вытянула руку, на ее ладони, весело агукая, лежал младенец, совсем крохотный, не больше яблочка. Он хватал женщину за пальцы своими миниатюрными ручкам, смотрел на меня глазками-пуговками, улыбаясь доверчивой улыбкой абсолютно довольного маленького человечка.

Проглотил вставший в горле ком.

— Я не знаю, как вас зовут, точнее, забыл, мне нужно найти Лину.

— А Лина осталась там, на земле. Знаешь, доченька снова плачет, и я не могу ей помочь.

— Черт, мне нужно попасть к своей девочке! Как мне вернуться назад?!

— Если бы я знала, Андрей.

* * *

Трясущимися пальчиками погладила широкий мужской лоб, тонкий аристократический нос, красивой лепки бледные губы.

— Хороший мой, пожалуйста, не умирай! Я ведь тоже хочу сделать тебя счастливым.

Несколько проезжающих мимо машин остановились. Их водители что-то говорили, задавали мне какие-то вопросы, но я не отвечала, лишь едва касаясь, гладила пальчиками прекрасное лицо моего Андрея.

— Скораяяя, черт возьми, где же скорая! — кричала я в пустоту. — Почему она так долго едет!

А потом я его поцеловала, прямо в серые губы. В сказах поцелуи любимых оживляют. Я ведь ангел, касания моих губ должны обладать волшебной силой. Сказки… Андрей по-прежнему оставался тяжело неподвижным.

— Пожалуйстааа! — завыла, непонятно к кому обращаясь, я. — Пожжалуйстаа…

Схватила холодные мужские пальчики, поднесла их к своим губам и начала на них дуть, пытаясь согреть своим ангельским дыханием. А из горла жутким воем рвались на свободу рыдания.

— Медики приехали, — услышала я чей-то голос.

Выскочившие медработники забирали у меня моего Андрея, грузили неподвижное тело на носилки.

— Можно я поеду с вами? — обратилась я к какой-то женщине в белом халате.

— А вы кем доводитесь раненому?

— Я-я его Ангел, — ответила доктору и снова заревела.

Женщина заулыбалась светлой добродушной улыбкой.

— Раз Ангел, то поехали.

— Куда?! Девушка, вы должны ответить на вопросы, — остановил меня за локоть мужчина в форме.

Оказывается, полиция тоже успела приехать, а я даже не обратила внимания.

— Родненький мой, какие вопросы… Пожалуйста, потом вопросы. Я должна быть с ним, моим Андреем. П-пожалуйста.

Кажется, вид у меня был пронимающий, в красивых серых глазах полицейского читались жалость и понимание.

— Хорошо, мы поедем следом.

* * *

Операция длилась вот уже почти два часа, я всё это время в окровавленной одежде металась по коридору больницы. Молилась, плакала, в отчаянье рвала на себе волосы, снова молилась, а еще постоянно донимала медсестер вопросами. Для них шёл обычный рабочий день, казалось, они были совершенно равнодушными к моим переживаниям. Рассуждали о каких-то кремах, парнях, возмущались вредными пациентами, повторяли однообразные фразы поступающим в больницу о том, когда какие анализы нужно сдать и куда пройти, чтобы сделать электрокардиограмму. Наверное, по-другому нельзя при их работе, если за каждого переживать, можно просто чокнуться. Но, боже мой, разве можно обсуждать такие будничные дела, когда мой Андрей где-то в простенках больницы на операционном столе борется за жизнь.

— Скажите мне хоть слово, как там мой Андрей?!

— Девушка, сколько повторять, идет операция.

— Как идет?! Неужели нельзя что-нибудь узнать?

— До окончания операции — нет.

Схватилась в отчаянье за голову, повернулась и застыла столбом, на меня смотрели темные проницательные глаза, совсем как у моего Андрея. В них застыла тревога, которая постепенно сменилась сначала удивлением, потом негодованием.

«Девочка, он этого не мог сделать. Я знаю своего сына. Я его воспитала по-другому. Прошу тебя, Ангелина, не бери грех на душу».

Опять поразилась, каким красиво благородным бывает возраст. Мама Андрея меня узнала, еще бы, наверное, сложно забыть безжалостную гадину, которая, несмотря на материнские мольбы, разрушила до основания жизнь твоего сына.

Упала перед ней на колени, обхватила руками её ноги, завыла чуть ли не на всю больницу:

— Простите меня, пожалуйстааа!! Это все из-за меня произошло. Но поверьте, я не хотела сажать Андрея тогда… И сейчас тоже не хотела, чтобы так всё случилось. Я-я очень люблю вашего сына!

Андреева мама опешила, была шокирована моим поведением, да и вообще нахождением здесь. На благородном лице читалась неловкость, смущение и одновременно какая-то брезгливость. А немногочисленные больные, их сопровождающие, да медперсонал приемного покоя, с жадным любопытством глазели на эту коленопреклонённую сценку. Пусть, мне все равно!

— Совсем совести у людей нет! Да как ты вообще тут очутилась?! — эти слова произнесла симпатичная темноволосая женщина, тоже чем-то неуловимо похожая на Евдокимова. Кажется, я видела её когда-то в зале суда. Видимо, его старшая сестра.

Разжала руки, которыми цеплялась за ноги Андреевой мамы. Она тотчас же отошла, а я так и осталась сидеть на кафельном полу коридора больницы. Сил не было даже на то, чтобы подняться.

— Я очень его люблю, я-я не хотела! — продолжали срываться с моих губ запоздалые оправдания.

Разве можно этим «люблю» искупить вину перед Андреем и его семьей.

— Знаешь, Тань, — вдруг раздался мягкий голос матери Евдокимова, — Андрей позвонил сегодня утром, был такой веселый, довольный, даже счастливый, сказал, что привезет ко мне настоящего Ангела — свою любимую девушку, которую, он надеется, его семья примет и полюбит.

Зажала руками рот, пытаясь сдержать подступившие рыдания. Андрей, Андрюшечка, милый мой! А слезы с новой силой покатились по щекам.

— Но почему эту?! — возмущалась сестра. — Будто баб хороших на земле нет!

— Видимо, для Андрея на ней сошёлся клином белый свет! — грустно сказала мама Евдокимова и ласково погладила меня по растрепанным волосам. А потом подала руку, помогая подняться с пола.

Кое-как встала, сделала несколько шагов и опустилась в кресла, стоящие в коридоре больницы. Теперь медсестру стали атаковать вопросами мама и сестра Андрея. А мой взгляд рассеянно скользил по унылому больничному пространству, пока не наткнулся на экран телевизора.

— О боже!

Тут же вскочила, поскольку транслируемая картинка была до боли знакома. Это дом — ненавистный дом Моргунова Глеба Георгиевича. Звук в телевизоре был выключен, но внизу бежала новостная строчка. Вытерла слезы из глаз, чтобы они не мешали читать: «Причины, вынудившие успешного бизнесмена нашего города покончить собой, пока остаются неизвестными. Ведется расследование».

Снова потрясенно закрыла рот руками. Больничные стены заплясали передо мной хороводом однообразных, унылых, желтовато-белых картин, написанных каким-то совершенно бездарным художником, к тому же страдающим шизофренией. Евдокимов ради свободы своего Ангела, убил человека. Господи, так вот почему Андрей выпроводил меня вчера. Могла бы догадаться, разве с таким шакалом, как Глеб Георгиевич, можно о чем-то договориться. Андрей умный человек и понимал — не будет нам жизни, даже если мы сбежим. Боже…

* * *

Куда ни глянь — белая густая дымка. Кажется, весь мир состоит из этого долбаного тумана. Я иду, бреду уже не знаю, сколько времени. Дача в цветущих вишнях осталась далеко позади, или впереди. В этой белесой субстанции совершенно нет ориентиров.

— Ангел, где ты, мой Ангел! — вот уж который раз заорал я в пустоту.

Но ответа не последовало. Тишина, полная тишина. Даже мой голос, кажется, звучит только лишь у меня голове.

Ангел, отзовись! — крик разрывает отчаяньем мозг.

Упал на колени, начал ругами разгребать белесую субстанцию, не дающую мне вернуться назад к моей голубоглазой девочке. Туман проходил сквозь пальцы, но куда-то продвинуться, упасть, провалиться к чертовой матери не получалось.

— Ангел, Ангел, мне нужно к моему Ангелу! — опять завопил я, колошматя туман руками, пиная его ногами, зло, лягаясь в белую дымку головой.

И вдруг почувствовал толчок… В тишине тумана появился чей-то голос:

— Так, начинаем шить. Леночка, давай сюда иголку.

Что за дурацкий кружок кройки и шитья?!

— Как давление?

— Нормализовалось.

А потом пришла догадка — это они меня шьют. Шейте, миленькие, залатайте хорошенько, и верните назад к моему Ангелу.

Перед глазами появились квадратики, в каждом из которых заключалась прекрасная голубоглазая блондинка. В одном из них она мне улыбалась, в другом смотрела с укором, в третьем плакала, в четвертом прекрасное личико было запечатлено в момент страсти. Фотоподборка от волшебницы Ангелины. О нет, постойте, не уходите! Но блондинки в рамках стали бледнеть, испаряться, расплываться фрагментами обычного белого подвесного потолка.

— Ангел, Ангел, где мой Ангел?!

— Не переживай ты так, — услышал я ласковый женский голос. — Сидит в коридоре твой Ангел!

 

ЭПИЛОГ

В комнате было целых пять парней, все, как на подбор, плечистые, крепко сбитые и высокие. Кого же выбрать девице-красавице? Никого, они все мне омерзительны. Чуть поодаль, вальяжно развалившись вкресле, сидел мужчина с дорогой печаткой на среднем пальце правой руки.

— Приступайте, попинайте её хорошенько и можете сколько угодно забавляться. Ты же знаешь, Лина, я не прощаю предательства. Да, Влад, потом отвезешь ее в Краснодар, путь теперь поработает блядью при казино.

Мне следует кусать локти, поскольку, кажется, мою персону собирались понизить в звании, перевести из разряда шлюх для избранных в категорию шлюх для всех. А я, наоборот, даже радуюсь немножко, возможно, при казино у меня будет больше возможности для свободы.

Плечистые бугаи стали кругом, и внутрь этой образованной мужскими телами геометрической фигуры, втолкнули меня. Одним из пятерых мордоворотов порочного ряда был Владик Литвинов. На его лице, в отличие от остальных, читалась даже некая грустинка. Не будь наивной, Лина, он преданный холоп Моргунова. В подтверждение моих мыслей Владик первым толкнул меня в сторону другого амбала из круга. Тот весело заржал, когда красивая девушка, на которой из одежды были только туфли на высоченных шпильках, со всего маху от ускорения, приданного сильными руками Литвинова, бросилась к нему в объятья. Наглые мужские пальцы под гогот других парней ухватили меня за грудь, а потом смачно хлопнули по попе. Затем снова разворот, и я, под продолжающийся издевательский смех, полетела в объятья еще одного здоровяка. Прикосновения мужских пальцев становились все более откровенными, даже похабными. Лишь когда я оказывалась в руках Владика, он не гоготал, как придурок, и касался моего тела почти ласково, даже прилично. Пальцы же других парней нещадно терзали грудь и соски, бесстыдно залезали в самое сокровенное, ягодицы покраснели и болели от их похотливых похлопываний. В какой-то момент я оступилась и под глумливый хохот упала. Среагировать быстро не получилось, конечно, перед глазами, от постоянных тычков и унижения, все уже давно шло кругом. Растянулась на полу, больно ударившись головой. Из прикушенной губы потекла кровь. Смех только усилился.

— А теперь можете поиметь девицу-красавицу, — равнодушно произнес мужчина в кресле.

Несметное количество рук потянулась к моему телу, переворачивая на спину и раздвигая ноги.

— Пожалуйста, прошу вас, не надо! — завыла я, отчаянно отталкивая от себя отвратительные, паучачьи руки. — Не надо-о-о!

Конечно, глупо было рассчитывать на ответ, жалость и другие человеческие чувства, лица всех парней, даже Владика, выражали жажду зверского обладания. Пять мужиков, точнее, пять голодных зверей… Они же меня до смерти затрахают. Может, и не придется ехать в Краснодар.

— Пожалуйста, отпустите меня к Андрею!

— Твоего Андрея продырявил Владик, он, бедненький, окочурился на больничном столе!

— Нет! — истошно завыла я, мои пальцы инстинктивно сжались, царапая кожу тянувшихся ко мне рук. — Не-е-ет!!!

— Тсс, — девочка, — тсс… — послышался чей-то ласковый шепот, — Лина, перестань драться и царапаться, измолотила уже всего.

Глаза распахнулись. Слава богу, в объятья меня заграбастал мой Андрей, а не амбалы Моргунова.

— Ангел, опять страшный сон приснился?! Успокойся, девочка моя голубоглазая, тебе ведь вредно волноваться.

Андрей, слава богу! Обвила его руками, вцепившись в любимое тело маленькой, страшно напуганной обезьянкой. Максимально близко. Положила голову на широкую мужскую грудь, прислушиваясь к равномерному стуку родного сердца. Его ритм завораживал, успокаивал.

— Это только сон, Ангел, просто сон, — ласково шепчет Андрей и гладит меня по золотистым волосам, спине, округлившемуся животику. — Мы вместе, Ангел, вместе, и теперь будем жить долго и счастливо.

— Андрюш, когда пройдут эти страшные сны?

— Скоро, миленькая, скоро. Мы научимся жить счастливо и без страха. А сейчас пойдем?

— Куда, Андрей?!

— Умоемся, достанем из холодильника твой любимый вишневый компот, не зря же я скупил все вишни на рынке, заставив маму два дня закатывать банки, а потом я буду читать вам с Дашенькой книги Анны Степановой. В них всегда все хорошо заканчивается, да и вообще, к хорошему надо приучать с детства, точнее, с утробы.

Из моих глаз снова покатились слезы, только теперь уже слезы умиления.

— Ну что ты, Лина, зачем опять плачешь?

— Я так люблю тебя, Андрей, что у меня сердце сводит.

— У меня тоже сводит, причем не только сердце, кое-где пониже живота тоже уже судороги начались

— Пошляк, — надула я губки, недовольно хлопнув по мужскому плечу.

Но от Андрея не отодвинулась, лишь сильнее вжалась в теплое тело и начала целовать мужскую шею.

— Ещё одно касание губами, и я за себя не ручаюсь, — хриплым шепотом предупредил Андрей.

Отстранилась немного.

— Ты обещал компот и сказку.

Андрей тяжело вздохнул.

— Ага, все удовольствия для тебя.

— Для меня с Дашенькой.

— Конечно, всё для моих любимых девчонок!

* * *

Раскинулся на шезлонге, наслаждаясь ласковыми лучами утреннего солнца да прекрасным пейзажем белого песочка на фоне бирюзового моря. Свет солнца играл причудливыми бликами на воде и волосах двух прекрасных блондиночек, резвящихся в воде. Два светловолосыx ангелoчка. Их смех прoникал в мeня счастливыми колокольчиками радости и всe внутри таяло, топилось горячим шоколадом под действием тепла. Девочки мои. Ангел помаxала мне рукой, дескать, присоединяйся, милый, и, засмеявшись попыткам дочки самостоятельно плыть, сxватилась за заметно округлившийся живот.

Я иx так люблю, что у меня тоже временами сводит сердце. И да, мне, как и Лине, до сих пор довольно часто снятся страшные сны. После всего, что мы пережили, очень сложно поверить в счастье и очень боязно его потерять. Поэтому Ангелу иногда тоже приходится утешать меня по ночам. Я, конечно, мужик, и должен не показывать свои слабости. Только фигня все это! Так сложно отказать себе в удовольствии слышать ласковый женский шепот, прижимать к себе пахнущее эдемскими цветами тело, упиваясь её нежностью, страстностью, греться любовью, светящейся в голубеньких, как ясное небо, глазках.

Где-то полгода после выписки из больницы я был весь как на иголках. Нет, совсем не муки совести терзали меня. Наоборот, внутри сидело ощущение, что я все сделал правильно, такие люди, как скотина Глеб Георгиевич, не должны жить. Просто до одури боялся, что всё раскроется и меня опять загребут в тюрягу, разлучив с моим прекрасным Ангелом. Впрочем, даже в этом случае я бы не раскаивался, главное, удалось освободить Лину. Нет, слава богу, полиция не приходила к нам, точнее, довольно часто наведывалась, но лишь по поводу стрельбы на дороге, где я проходил потерпевшим, а отнюдь не подозреваемым. Но тут дело застопорилось, поскольку Владик Литвинов скрылся в неизвестном направлении, наверное, убежал сначала к бабке в Белоруссию, а потом подался еще дальше. Копаться же в смерти Моргунова, к счастью для нас, никто особо не стал.

А в остальном… Мне удалось наладить бизнес. Конечно, размах совершенно не тот, что был до начала устроенной нам западни. Впрочем, это только к лучшему. Ведь пропадать целыми днями на работе, когда тебя дома ждут Ангел и херувимчик, теперь совершенно не входило в мои планы. Приоритеты несколько поменялись. Кроме того, сейчас мне физически необходимо было почаще бывать дома, поскольку полдня без Лины, и мое тело начинало ломать желанием видеть её, прижимать к себе, вдыхать во всю ширь легких непередаваемый запах эдемских цветов. Впрочем, денег на пропитание нам хватало. Не до шика конечно, но достаточно, чтобы порадовать Лину цветочками, платьицем да какой-нибудь драгоценной безделушкой. Кроме того, книжки Анны Степановой все чаще и чаще стали появляться на книжных полках магазинов, что тоже приносило нашей семье небольшой доход.

— Андрей! — снова позвала Лина.

Вскочил с шезлонга и побежал со всех ног к своим девчонкам, чтобы иметь возможность не только лицезреть идиллическую картину моего счастья, но и принимать в ней самое непосредственное участие. Вскоре я уже вовсю целовал белобрысых ангелочков, слушая в непосредственной близости перезвон девчачьего смеха

— Ой, — скривилась Ангелина, схватившись за живот, — Андрей, Никитка растет хулиганом, так сильно пихается, что даже больно иногда.

Моя лапища успокаивающе легла на округлившийся живот любимой женщины.

— Сынок, веди себя смирно, нельзя обижать ангелов!