Не знаю, что готовит мне будущее и, если честно, очень его боюсь, ведь наше прошлое навсегда сделало невозможным даже мечты о счастливом продолжении. Я наслаждаюсь сегодняшним мигом, здесь и сейчас, когда сотворенный мной маньяк спрятался на время в глубине мужских темных зрачков, уступив место моему Андрею. И в этого вдруг появившегося мужчину так хотелось влюбиться, что сердце сводило судорогой каждый раз, когда я смотрела в его сторону. Остановись, мгновенье, навсегда остановись. Хочу остаться насовсем в этом неказистом домике, готовить оладьи, пить кофе и таять, нет, гореть, в мужских требовательных объятьях.
— Знаешь, Андрей, недалеко от нашей прошлой дачи был овраг. На его склонах всегда было много земляники. Ты любишь землянику?
Евдокимов выглядел расслабленным и благодушным, я же обнаженной нимфой колдовала на кухне.
— Лина, я мужик и люблю мясо.
— Даже медведи любят землянику.
— Разве я похож на медведя?
— Сейчас немного похож, ты взъерошенный и небритый.
Андрей показно грозно зарычал и начал меня кусать, точнее, целовать жалящими влажными поцелуями мои шею и плечи. Я засмеялась, захохотала даже, выронив в раковину картошку, которую чистила. Нож задребезжал, стукнувшись о металлическую раковину. Этот счастливый смех, срывающийся с моих губ, словно эхо, потерявшееся между несостоявшимся прошлым и невозможным будущим.
— Жареная картошка откладывается? — лукаво поинтересовалась я через несколько насыщенных влажным причмокиванием минут.
Андрей плотоядно усмехнулся.
— Медведи не любят картошку, но не прочь полакомиться прелестями Ангела.
Мужские руки подхватили меня и потащали к дивану, тяжелое тело так восхитительно приятно бухнулось сверху, и влажные, чуть колющиеся трехдневной щетиной поцелуи продолжились.
Остановись, мгновенье, навсегда остановись.
Нетерпеливо, желая почувствовать мужскую мощь, раздвинула ноги и вильнула бедрами навстречу. Но Андрей почему-то отстранился. Жалобно захныкала.
— Сейчас, Ангел, продолжим, не плачь, — хрипло пообещал Евдокимов, а затем приподнял мои ноги, положив их себе на плечи.
Чуть сдавила лодыжками мужскую шею, когда его мощный член вклинился одним ударом между створок уже успевшей увлажниться промежности.
Оуу! — завыла, потрясённая ощущениями.
Андрей, не давая мне опомниться, тут же интенсивно задвигался внутри, удлиняя, делая на октаву выше мои завывания. Который раз поразилась своему телу, странно, с ним мне нравились напор, грубость и даже то, что в своем желании получить разрядку Евдокимов иногда эгоистично думал исключительно о себе. С моим Андреем не было нужды притворяться, имитируя оргазмы. От его действий, нет, просто присутствия рядом, я действительно становилась маленькой, жадной до секса нимфоманкой. Я хочу ему принадлежать, более того, быть всегда для него доступной. Развратный демон, до поры до времени сидевший внутри моей ангельской оболочки, наконец-то выбрался на волю и просто упивался страстью и властью этого мужчины. Как же мало я знала о своем организме и своих эротических желаниях. Мои пальчики нырнули вниз, попытались протиснуться между нашими телами. Андрей больше не запрещал ласкать себя, и мне хотелось успеть вместе с ним получить наслаждение, взорваться на этом потрепанном диванчике на тысячу бьющихся в оргазме ангелов. Член, немного потолкавшись по влажным складкам, вошел в узкое, но доступное на весь ствол лоно и начал, постепенно набирая обороты, двигаться. Развратным хлопкам мужских бедер, бьющихся о мою попку, вторили вырывающиеся с моих губ сладостные завывание и сиплое мужское дыхание. Евдокимов продолжал с остервенением накачивать меня своим членом. Всё быстрее и быстрее, глубже и глубже. Под таранящими удовольствием ударами заметалась на диване, жомкая постеленные простыни и еще сильнее сжимая ногами мужскую шею. Удар, удар! Я сейчас потону яркой вспышкой в красивой темноте глаз моего Андрея. Удар, удар… Напряжение, ожидание разрядки зазвенели в теле натянутыми до предела струнами. Пальчики с бешеной скоростью, несмотря на некоторое неудобство позы, заскользили по клитору. Удар, удар… И всё… я полетела, взлетела вверх греховным ангелом на крыльях оргазма под медвежий рев кончающего Андрея.
* * *
Она меня убивает, она меня окрыляет, душит эдемскими цветами, доставляя неизведанное раньше ощущения полного блаженства от простого молчания рядом.
— Ангел, зачем ты покрасила волосы?! Думала, что такой я тебя не узнаю?
— Тебе я больше нравилась блондинкой? — ответила Лина вопросом на вопрос.
Мне ты будешь нравиться в любых ипостасях, даже лысой, пожалуй, но вслух я, конечно, этого не произнес.
— Возможно.
— Волосы когда-нибудь отрастут, Андрей. Знаешь, а вот ты скоро станешь белым медведем?
— Почему белым?
— Поседеешь, — очаровательно улыбнулась Лина, взъерошивая тоненькими пальчиками мои волосы.
От того кошмарика, который ты мне устроила, сложно не поседеть, Ангел мой. Но и эти слова вслух не произнес, не хотелось своими претензиями расстраивать девушку, так доверчиво положившую свою очаровательную головку мне на плечо. Который раз подумалось: «Андрей, она тебя сделала». Странно, сейчас эта мысль не вызвала обычную волну негодования и злости. Только грусть. Как же мне поступить с этим адским Ангелочком? Отпустить, пока я не докопался до правды и не нашел её хозяина, нельзя. А потом?! Потом ты сможешь отпустить эту прекрасную девушку? Ведь чем больше времени мы проведем вместе, тем больнее будет расставаться. Можно намертво прикипеть, и значит, отрывать придётся прямо с кожей, прямо с сердцем.
Я упивался нежностью или, наоборот, отпускал в себе зверство, которое, нанизывая на себя великолепное женское тело, по-бешеному ебало Ангела, напуская тумана удовольствия в лазоревые глазки. Я готов до бесконечности гладить хрупкую статуэтку девичьего стана, ощущая на подушечках пальцев не холодный мрамор, а теплую трепещущую от прикосновений кожу. А затем клеймить изнутри все ангельские отверстия своим семенем. Только разве это поможет по-настоящему ею обладать? Смирись. Лина никогда не будет полностью твоей. У неё другой хозяин. Нет, моя, моя… Млять, я схожу с ума!
* * *
Уезжаю, ухожу на время, пытаясь вникнуть в дела пятилетней давности и вычислить имя хозяина моего Ангела. Поскольку мне срочно нужно его убить и забрать эту голубоглазую девочку навсегда себе.
— Дмитрий Константинович, вы проработали связи людей, купивших мои акции?
— Да, ребята кое-что собрали. Чаще всего нити, прямо или косвенно, ведут к некому Моргунову Глебу Георгиевичу.
В фамилии было что-то знакомое. Но картинка не вырисовывалась. Ну же, голова дырявая, вспоминай, вспоминай, черт возьми!
— А досье на него есть?
— Я вам отдавал в прошлый раз. Вы разве не просмотрели?
Когда?! Я был занят лаской и зверством с Ангелом. Решил устроить себе праздник, точнее, небольшую передышку, для души и тела. Так захотелось хоть на миг, искупавшись в её нежности, почувствовать себя счастливым и даже чуточку любимым.
— Нет, я решал другие проблемы.
— Там была собрана основная информация.
— Давайте новый материал, я посмотрю всё дома и потом уж решу, в каком направлении двигаться дальше.
Частный детектив протянул мне еще одну папку, а я передал ему конверт с деньгами.
— Дмитрий Константинович, спасибо за работу, вам и вашим ребятам.
Детектив заглянул в конверт, видимо, его содержимое ему понравилось. Положил я с лишком, чтобы не было никаких претензий.
— Обращайтесь, Андрей Тимурович.
* * *
— О, блудный сын вернулся! — слегка иронично произнесла мама, когда я вошел во двор дома.
— Перестань, мам, я же звонил.
— Звонил он…
Получил от родительницы легкий подзатыльник. Засмеялся… Потом наигранно возмутился ради приличия:
— Мам, ну я же не мальчишка, перед тобой оправдываться.
— Андрей, ты же знаешь, для родителей дети всегда маленькие, даже если им под сорок.
Обнял маму за плечи и поцеловал в волосы.
— Знаю, мама, знаю.
— Ну как там твоя Анютка?
Напрягся. Она — великолепная, ласковая, страстная, интересная собеседница, хотя, честно сказать, мы с ней как-то мало болтали, а еще готовит так, что пальчики оближешь. Только не моя она, не моя… Просто я ее похитил, думал, что на время, наиграюсь и выброшу. Млять, млять…
— Пока без комментариев.
Мама улыбнулась, такой чарующей и родной улыбкой.
— Вижу, сынок влюблен по самые уши.
* * *
Дома меня встретила обнажённая, прикованная цепью к батарее Ангел. Странно, но она с пониманием стала относиться к этой обязательной процедуре. Гулять свободно ей разрешалось, только когда я был рядом. Правда, последний раз Лина с ироничной грустинкой подметила.
— Боишься, что я улечу, Андрей?
В самую точку. Каждый раз, когда я возвращался домой после вылазки в город, всё внутри сжималось от страха, что она исчезнет, испарится, словно приснившийся поутру дурной, блаженный, насыщенной эротикой сон. Что какие-то цепочки для настоящих Ангелов.
Нет, слава богу, в этот раз она осталась. Лина ласково улыбалась, и казалось, была рада меня видеть. Сердце защемило. О, черт! Андрей, вляпался ты по полной. Я хочу каждый последующий день моей жизни видеть эту улыбку. Теперь Ангелине стоит только легонько бровкой повести, и я буду готов всё, что угодно, для неё сделать, хоть с целым миром сразиться, хоть горящие угли из костра таскать. Осознание своей слабости вызвало в теле боль и злость.
— Андрей, — с мольбой заглянула мне в глаза плененная девушка, — прошу тебя, пойдем, погуляем, я хочу вдохнуть свежего воздуха, ведь там май, ведь там сирень и солнце.
Конечно, все что угодно, мой ненаглядный Ангел! Слава богу, хватило ума не сказать этого вслух. Молча подошел и отстегнул стройную ножку от батареи.
— Хорошо, Лина, но только после минета, — погладил себя пальцами по ширинке вздыбленных джинсов.
Еще на подъезде к дому член налился кровью, желая обладания прекрасной шатенкой, оказавшейся в нашей власти. Он поднимался стойким оловянным солдатиком только лишь от мыслей о прекрасном Ангеле. Не обманывай себя, Андрей, вся власть принадлежит Лине, даже несмотря на тот факт, что сейчас она стоит на коленях, зачарованно всматриваясь снизу вверх в твоё лицо.
Голубые глаза сверкнули, но самое странное, вовсе не возмущение читалось в них, мне там почудилось возбуждение. Лина грациозно подползала ближе, взялась за пряжку ремня, член радостно подпрыгнул от этих действий, просясь на свободу, желая как можно быстрее ощутить прикосновения пухлых ласковых губ. Моя похотливая девочка.
— Бляяядь! — на выдохе застонал я, не в силах более прилично выразить ощущения от влажных касаний умелого рта.
Схватился за длинные волосы, чтобы она не вздумала отстраниться. Нет, Лина лишь глубже насадилась на мой ствол, всасывающе сжимая его внутри своего блядского рта.
— Оууу, — снова завыл я.
Потом развратные губки заскользили обратно, облизнули головку, шаловливый язычок залез в прорезь, слизывая выделившуюся смазку. Желая более активных действий, насадил прекрасную голову полностью на свой член, кайфуя от инстинктивных спазмов её горла. Ничего, Лина справится. Кто-то превратил Ангела в опытную членососку. От этих мыслей горько, а движения прилежных губ, наоборот, вызывают в теле сладостное блаженство. Начал монотонно толкаться в порочно-прекрасный девичий рот. Ангел сопела, хрипела от моих интенсивных, даже грубых действий, но самое интересное, совсем не пыталась отстраниться, более того, изящные пальчики женской руки поползли вниз по упругому животику к лону, осторожно раздвинули склизкие складки своей суперкрасивой пизды. Да и запорхали там, интенсивно натирая клитор. Вибрации рвущихся из женского горла стонов еще больше добавили мне удовольствия. Снова протяжно выдохнул: «Бляяяддь.» Моя похотливая блядь!
— Смотри на меня, Ангел!
Омытые росой от жесткой долбежки в горло голубенькие глазки взглянули мне в лицо. Даже натянутая на член, Лина поражала своей красотой. Почему-то её облик не казался пошлым. Она выглядела нимфой, настоящей богиней секса. Следующие действия Лины меня еще более удивили, даже ошарашили. Ангел оседлала мою ногу и стала, как гулящая кошка, тереться об неё текущим передком. А теплый рот опытным сосанием снова захватил торчащий колом член в свой плен, и я который раз за сегодня выдохнул очередное ругательство: «Суучкааа!»
— Какая ты опытная сучка, Ангел! Любишь члены сосать?!
Она не ответила. Еще бы, ведь у неё во рту находился мой нехилый, донельзя эрегированный отросток. Но, кажется, мои пошлые слова лишь сильнее завели Ангела. Хотя так минетить могут только лишь ведьмы. Из насасывающего член горла снова слышались, скорее, чувствовались, стоны, сочащаяся промежность стала интенсивней тереться о мою ногу, оставляя на коже влажные следы ангельского сока, а губы все так же плотно насаживались на всю длину ствола, так что красивый носик тыкался мне в живот. Это блаженство, это гребаный рай, в который меня может отправить только она. Она одна! Конечно, я долго не продержался и выстрелил бурной струей спермы прямо в сосущий, высасывающий силы, развратно причмокивающий рот. Лина проглотила всё до капельки, опаляя лазоревой синевой своих глаз, а потом даже замурчала, словно добравшись до вкусного лакомства. Какая горячая похотливая киска.
Потолкался еще несколько секунд во влажном податливом ротике, а затем резко поднырнул вниз, опрокинув Ангела на матрас, вызвав своими действиями её удивленный вскрик. Развел в сторону стройные ноги, жадно мацая по ним своими ручищами, уткнулся ртом в липкую, истекающую соками промежность. Волосики на её лобке за время вынужденного заточения немного отросли и щекотали мой нос. Начал голодным зверем вылизывать женское лоно, а ведь чуть ли не поклялся себе никогда этого больше не делать. Всосался губами в солоноватый мед её суперкрасивой пизды, балдея, хмелея, от протяжных эротичных завываний Ангела. Стройные ноги с двух сторон прихлопнули мою голову в капкан. Кажется, похотливый Ангелочек жаждет получить наслаждение. Язык с бешеной скоростью начал выписывать узоры на женском клиторе. Лина выгнулась, приподнялась от поверхности матраса, словно собираясь взлететь. Нет, Ангел, не улетишь, ты теперь будешь моя, поскольку я собираюсь убить твоего хозяина, чтобы навсегда забрать голубоглазку себе. Пальцы правой руки тоже добрались до женского лона, ввел сразу два в активно текущую щелку и, стараясь касаться внутренней стенки влагалища, начал там теребить, словно быстро перебирая невидимые струны, не переставая при этом яростно ласкать налитый столбиком клитор. Кажется, это стало последней каплей, женские руки намертво вцепились мне в волосы. Наверное, Лина боится, что я остановлюсь в самый неподходящий момент. Не бойся, девочка, я теперь не смогу удержаться, хочу выпить, снова ощутить на своем языке подзабытый вкус ангельского оргазма… Женское тело затряслось, Лина взвыла, разбросала по матрасу ноги, а промежность запульсировала под натиском моего языка и пальцев. Девичьи ляжки с громких хлопком снова стиснули голову. Который раз поразился, как же проникновенно кончают ангелы.
* * *
— Андрей, ты знаешь, что до сих пор идет спор, кто же изобрел мороженое? Большинство считает, что древние китайцы первыми сообразили смешивать фруктовый сок со льдом и снегом. А некоторые высказывают предположение, что родина мороженого — наша страна, ведь на Руси издревле замораживали молоко и сливки.
— Нет, не знаю, Лина, зато я дока в системах охлаждения, кондиционирования и вентиляции. Каким же бредом забита твоя голова. Ты хочешь мороженого?
— Хочу, — призналась Лина.
— Почему бы сразу не сказать?
— Говорить прямолинейно — мужская прерогатива.
Улыбнулся, видимо, мне теперь постоянно придётся выслушивать витиеватые фразы и ломать голову, догадываясь, зачем они были произнесены. От этого «постоянно» что-то приятно сжалось в груди. Хочу! Хочу постоянно слышать из её уст чуть певучее «Андрей», бесконечно смотреть в синь прекрасных глазок, всегда трахать идеальное скульптурное тело. Боже мой, кажется, игра зашла слишком далеко, ведь помнится, я хотел лишь мести. Но где месть, и где это появившееся желание постоянства?
Размягченный, потерявшийся в шквале эмоций, вызываемых моим Ангелом, я, конечно же, купил это чертово мороженое, нежась счастливой улыбкой, осветившей девичье лицо. Сейчас, в простеньких джинсах, футболке и кроссовках, которые я на всякий случай захватил с её квартиры, Лина выглядела такой восхитительно домашней, реальной, родной. Потом мы гуляли по окрестностям, ели до безумия вкусное мороженное, и я чувствовал себя подозрительно счастливым. Только неимоверным усилием воли удавалось сдерживаться, чтобы постоянно не чмокать Лину в пухлые губки и круглые щечки. А внутри зрело осознание — мама права, я влюблен по самые уши, до одури, даже не думал, что в моем возрасте такое возможно, и плевать, сколько горя Лина причинила мне в прошлом, лишь бы Ангел улыбалась, да была рядом. Трындец, Евдокимов, полный трындец.
* * *
Я не знала, что бывает так хорошо с мужчиной, не догадывалась, что способна ощущать себя такой чувственной, окрыленной и по-настоящему счастливой только оттого что мой Андрей купил стаканчик мороженого. Даже страх, постоянно сидящий внутри, сейчас убрал свои удушающие когти, позволив мне радоваться, быть самой собой, смеяться, говорить глупости и просто наслаждаться этим весенним вечером.
— Знаешь, как познакомились мои родители. Мама в коротенькой юбке гуляла с собачкой. Боська убежала, маленькая вредина, и мама в панике металась по парку, пытаясь отыскать непоседу. Папа, добрая душа, решил помочь ей с поисками. Боську они нашли, а вот телефон хозяйки пушистой вредины папа взять забыл или постеснялся. Поэтому на следующий день отец опять пришел в парк, уж очень ему понравилась девушка. И она пришла — Боську ведь надо было выгуливать, ну и, кроме того, как позже призналась мамуля, папка ей тоже сразу приглянулся. Только в этот раз мама надела футболку и расклешенные джинсы. Отец при виде мамы не смог сдержать своего разочарования. Спросил: «А где же юбка?» Еще через день мама снова пришла в парк, и снова в брюках, а подошедшему папе лукаво объявила: «Вот, я вам юбку принесла, ведь, помнится, она вам очень сильно понравилась». Пришлось папе признаваться, что его совсем не юбка впечатлила, а красивые стройные ножки, которые она, в силу своей минимальной длины, показывала. «Извините, — сказала мама, — ножки отдельно от себя не могу принести». Тут папе стало совсем неловко, и он поспешил успокоить девушку, признавшись, что мама ему понравилась вся в совокупности, вместе с ногами, миленькими ушками, светловолосой сообразительной головкой и острым язычком.
— Понимаю его, я тоже перво-наперво обратил внимание на твои ноги. Только ты упала на меня со стула, — Андрей неловко замолчал.
И мне тоже стало как-то не по себе, поскольку многое вспомнилось, я в короткой юбке, тянувшаяся, чтобы вытереть пыль, темные обжигающие глаза, рассматривающие моё алеющее смущением лицо, я, застывавшая на одной ноге в магазине обуви, я, танцующая в коротком золотистом платье в ночном клубе «Часы», я, вся в пене плескающаяся в ванне дорогой квартиры Евдокимова. Потом вспомнились все последующие события и по коже побежали холодные противные мурашки. Как жаль, что все сложилось так, а не иначе. Разве Андрей сможет меня простить. Нет, невозможно. И эта невозможность сжала, обернула колючей проволокой сердце.
Мужское лицо тоже стало мрачным. И я напрасно теперь робко заглядывала в его темные шоколадные глаза, Андрей казался полностью погруженным в свои мысли, и, судя по углубившейся хмурой складке между черными бровями, его одолевали довольно безрадостные воспоминания. Воспоминания, которые появились в жизни Евдокимова, прежде всего, из-за меня.
— А Боську я немного помню, такой пушистый тоненько гавкающий белый комочек. Папа называл его «исчадием ада» за то, что она постоянно будила всех ровно в шесть часов утра. С ней никаких будильников не нужно было. Ко мне с братом она относилась, словно мы её щенки. Постоянно нас пыталась вылизывать и рычала на всех чужих, кто осмеливался подойти к нам ближе, чем на один метр.
— У нас тоже была собака, — рассеянно вступил в разговор Евдокимов, — черный пудель Атос. Помню, он отчего-то считал, что моей сестре Татьяне достается самое вкусное в семье. Из её тарелки он мог съесть совсем уж не собачью пищу: огурцы, помидоры, апельсины, и даже кофе пил из сестрёнкиной чашки, будто это жирные сливки. Ты когда-нибудь видела, чтобы собаки пили кофе?
— Нет, не видела, — натянуто засмеялась я, — но в интернете часто можно встретить ролики, в которых коты и собаки едят дыни и арбузы.
Несмотря на реплику про собак, угрюмая складка не сходила с лица Евдокимова. Я еще продолжала болтать о том, о сем, а по телу уже бежал холодок отчаянья, руки стали, как у лягушки, хотя мороженое уже давно было съедено, и вафельный стаканчик больше не студил мои пальцы. Не знаю, какие слова следует сказать и что сделать, чтобы вернуть померещившееся на миг ощущение влюбленности и счастья. Боюсь, уже ничего невозможно исправить, прошлое навсегда непробиваемой стеной останется между нами.