Не знаю, сколько я брела в темноте, прячась от проезжающих машин и шарахаясь от случайных редких прохожих. Отчего-то пятьсот рублей, сунутых мне в злости Андреем, не хотелось тратить. Наверное, километров шесть прошла пешком, а потом, когда начало светать и появился первый общественный транспорт, доехала на автобусе к центру города, выбежав на нужной мне остановке, так и не заплатив. В спину неслась ругань водителя. Только мне отчего-то не было стыдно. Формально живые не способны чувствовать стыд, смущение и другие эмоции.

А вот и наш старый дом… Хотя, надо признать, выглядел он вполне себе прилично, за время, пока я отсутствовала, сделали ремонт фасада, во дворе положили плитку и реконструировали детскую площадку. Почти центр города, вот и нашему дому перепало обновление. Заглянула в окна на третьем этаже, там когда-то жила семья Нестеровых, моя семья…

«Лина, Данька, вот же чертята, бегите скорее домой!» — звал дедушка Митя в моих воспоминаниях.

А мы с братом, конечно, делали вид, что не слышим, пытаясь по полной насладиться теплым летним вечером, набегаться, напрыгаться, наиграться с друзьями и подружками. Но когда на балкон выходила бабушка, что означало последнее китайское предупреждение, сразу же бросали свои ребячества и неслись домой, где нас ждали теплый ужин, водные процедуры да интересная сказка на ночь.

Жалко, не осталось нашей с Варькой любимой качели. Мы на ней часами могли раскачиваться туда-сюда, делясь своими маленькими девчачьими тайнами. От моей прежней счастливой жизни ничего не осталось… Как, впрочем, и от меня. Переломанные, перетоптанные, поруганные остатки некогда светлой девушки. Как я еще живу?! Зачем?!

Железная дверь подъезда открылась, из дома вышла моя подружка детства.

Варька, Варенька, милая моя подруженька! Она похорошела за то время, что я отсутствовала, выглядела очень стильно в ладно охватывающем ее стройную фигуру темно-зеленом жакете и строгой черной юбке. Интересно, а Варя узнает меня в этой бледной повзрослевшей тени былой Ангелины Нестеровой. Прошло четыре года, а кажется, словно полвека, целая пропасть отделяет меня от прежней жизни. Её не перепрыгнуть, даже разбежавшись со всей силы.

— Варя, — позвала тихонько я, приподнявшись со скамейки.

— Лина!

Подружка подошла ближе, внимательно вгляделась в мое осунувшееся лицо. Выгляжу я, наверное, ужасно, краше в гроб кладут.

— Варь, как ты живешь, замуж еще не вышла?

— Да ну их, парней, одни мамочкины сыночки попадаются. А как ты, Лина?

А я никак… меня нет, есть бьющийся в постоянной душевной боли комочек человеческой плоти.

Слезы побежали по щекам.

— Варя, мне очень-очень плохо и некуда идти.

— Да что с тобой случилось такое?

— Знаешь, я хочу к нему…

— Кому, Лина?

— Моему Андрею, но он меня прогнал.

— Линка, любовная трагедия, как я тебя понимаю, сама совсем недавно с одним ослом рассталась. Ничего, помиритесь еще.

Если бы всё было так просто…

— Он считает меня очень плохой.

— Лин, как можно считать тебе плохой. Ты же Ангел.

Горькая улыбка скривила мои губы. И вспомнились слова одной песни.

«А мы не ангелы, парень!

Нет, мы не ангелы.

Темные твари, и сорваны планки нам.

Если нас спросят,

Чего мы хотели бы?

Мы бы взлетели,

Мы бы взлетели…

Мы не ангелы, парень!

Нет, мы не ангелы.»

— Он поймет, что ошибался, и вы помиритесь.

Если бы всё было так просто… Уж сама не знаю, плохая я или хорошая.

— Ты, наверное, на работу спешишь, Варь?

Подруга детства посмотрела на часы в своём мобильном телефоне, скривилась.

— Если честно, уже опаздываю.

— Варь, а можно я у тебя поживу немного.

Конечно, моя просьба выглядела навязчивой, совершенно беспардонной, мы ведь не виделись четыре года, я безжалостно прервала любое общение со всеми знакомыми мне людьми, просто не хотела, чтобы они видели, кем я стала, точнее, во что меня превратили. И теперь такая неуместная просьба. Слезы еще сильнее побежали по щекам.

— Лин, Линочка, не плачь. В чем вопрос, живи, сколько хочешь. Я сейчас позвоню на работу, отпрошусь, меня заменят.

Варька немного отошла, чтобы спокойно поговорить с начальством.

А я подняла вверх глаза, кажется, день обещает быть хорошим, солнечным и безоблачным. Странно, у меня на душе такой непроглядный мрак, а тут такая яркость, с буйством весенних красок.

— Всё, пойдем, Линка-Перелинка! Расскажешь мне про своего Андрея, что за нахал посмел обидеть Ангела.

— С-сначала я его обидела.

Смертельно, навсегда, с его принципиальностью разве он сможет простить.

«Скажи мне его имя, и я все прощу тебе: свою поломанную жизнь, четыре года и почти шесть месяцев, проведенных в тюрьме, ровно одна тысяча шестьсот тридцать девять дней и ночей, когда я скучал по своим родным, все миллионы, которые потерял».

Как мне хотелось тогда поверить Андрею. Но я побоялась… Ведь правда так фантастически звучит, а самое главное, может привести к тяжелым, даже смертельным последствиям.

В нашем доме не было лифта, пришлось подниматься по лестничной площадке пешком. На третьем этаже невольно приостановилась. Тут давно уже живут другие люди, Лина, только дверь осталась прежней — коричневая с красивыми, выпуклыми на металле, классическими линиями. Сейчас, кажется, достанешь ключи и…

— Там живет очень хорошая семья: мама, папа и трое очаровательных детишек, — прервала мои размышления Варька.

— Они, наверно, сделали ремонт.

Смирись, Ангел, ничего не осталось от твоей прежней жизни.

— Наверно, я не заходила к ним в гости. Лин, а помнишь соседа с квартиры напротив?

Тело мгновенно напряглось, скрутилось в сильнейшем приступе отвращения. Тошнота подступила к горлу.

— П-помню.

— Вот так живешь и не знаешь, что рядом такая сволочь обитает. Представляешь, он изнасиловал девчонку шестнадцатилетнюю из соседнего подъезда. Белобрысенькая такая, худенькая, на тебя чем-то неуловимо похожа. Заманил её к себе в квартиру, да издевался почти целый день… Его посадили на восемь лет, а на зоне он повесился. Люди говорят, что его там опустили, вот и не выдержал мужик.

— Он не мужик, — зло прошипела я. — Гнида, таким надо сразу яйца отрезать.

— Ой, Лина, прости… — замялась Варька. — Я понимаю, для тебя любые упоминания о таком мучительны.

— Н-ничего…

Ничего-то ты, Варька, не понимаешь.

* * *

— Дмитрий Константинович, нужно срочно установить наблюдение за Нестеровым Даниилом, а еще, на всякий случай, подружкой Ангелины Варей Кабловой.

Частный детектив нахмурился.

— Я думал, вы уже нашли ту девушку.

Смущенно опустил глаза. Нашел, а потом потерял, точнее, сам прогнал своего Ангела. Слепой неуравновешенный кретин.

— Это неважно, — отрезал я, — установите наблюдение. Также желательно узнать, где похоронены её родственники, она может объявиться там.

— Андрей Тимурович, вы предлагаете моим ребятам постоянно торчать на кладбище?

— Нет, не постоянно, а только в часы его работы. На ночь, кажется, кладбища закрывают.

— А что по расследованию дела банкротства вашей компании? Вы обещали изучить собранный материал и сказать, в каком направлении двигаться дальше.

— Пока мне это неинтересно, — соврал я детективу, — еще даже не ознакомился с вашими бумагами. Просто свояк предложил мне начать с ним новое дело, думаю, надо бизнесом заняться, а не выискивать причины прежних неудач.

* * *

Признаться, обманул я Дмитрия Константиновича с умыслом, не хотел, чтобы он связывал мое имя с Моргуновым. А пока ребята детектива пытались отыскать голубоглазого Ангела, я занялся слежкой за ублюдком, решившим, что имеет право играть в пинг-понг жизнями других людей.

Вот уже почти неделю я вел за Глебом Георгиевичем наблюдение, досконально изучая места, где он бывает, и основные маршруты его передвижений. А для того, чтобы меня не засекли, практически каждый день менял машины. Благо, это сейчас просто, надо всего лишь обратиться в фирму, сдающую автомобили напрокат. Оказывается, ресторан «Соната», где я разыскал Лину, принадлежит Моргунову. Глеб Георгиевич частенько ужинает в этом заведении. Но убрать его там не представлялось возможным — много людей, постоянная охрана и куча камер. Н-да, до Моргунова добраться очень сложно, он практически не находится один, его постоянно сопровождают дюжие молодчики. Вот они основная проблема. Однако тот, кто ищет, всегда найдет. Теперь я знаю, где убью этого гада. Моргунов построил себе дом, тихая гавань на четыреста квадратных метров около речки и леса. Прекрасное дорогое место. И камеры, насколько я мог заметить, только по периметру центрального входа. Значит, задняя часть и бока коттеджа остаются без надзора. Конечно, они обнесены высоким ограждением, но кого в наше время напугает забор. Соседи с правого бока еще не построились, там частенько бывают строители, а вот слева да со стороны леса, в принципе, можно было пробраться не замеченным.

— Алло, Хорек, тебя Тимур беспокоит.

— О, привет, Тимур! Давно откинулся?

— Нет, совсем недавно. Хорек, мне нужна твоя помощь, надо подобрать отмычку к одной двери, ты, помнится, хвалился, что у тебя есть знакомые, которые могут открыть любой замочек.

— Тимур, удивляюсь тебе! Неужто ты решил уголовщиной заняться?

— Это неважно. Найди умельца, я заплачу более чем щедро.

— Конечно, Тимур, я ведь твой должник и помню добро.

— Хорек, только никому не болтай лишнего.

— Обижаешь, я могила.

— И еще, Хорек, мне нужен ствол и маслята к нему.

Мой собеседник обескураженно присвистнул в трубку.

— Тимур, Тимур, я тебе удивляюсь. Думал, выйдешь из тюрьмы и будешь вести законопослушный образ жизни, даже дорогу переходить только на зеленый свет.

— Буду, Виталик, — вспомнил я настоящее имя своего сокамерника, с которым более-менее сдружился в местах не столь отдаленных. Хотя, конечно, я старался держаться волком-одиночкой, но четыре с половиной года — довольно долгий срок, прожить их без общения довольно сложно. — Когда-нибудь обязательно буду, но сейчас мне очень нужен ствол. Причем желательно нигде не засвеченный.

— Я попробую раздобыть контакты людей, которые могут помочь в этом деле, ну а дальше сам договаривайся. Я ведь тоже, Тимур, решил начать жить честно. Даже жениться вот подумываю, только её родители не очень рады уголовнику, отговаривают.

— Женитьба — дело хорошее. Убеди родителей, что костьми ляжешь, но сделаешь эту девушку счастливой.

— Не узнаю тебя, Тимур, ты ж говорил, что больше никогда не поверишь бабе.

— Говорил, только знаешь, иногда всё не так, как кажется. И еще, я встретил настоящего Ангела, — не знаю, к чему, зачем сорвалось с моих губ это ненужное признание.

— Во как тебя проняло, Андрюха! — надо же, бывший сокамерник тоже вспомнил мое настоящее имя. — Тогда какого фига ты ищешь пушку и умельца по ключикам?

Все очень просто. Мне нужно освободить своего Ангела из ловушки, жестокой западни, состоящей из ржавых гвоздей вечной боли. И я костьми лягу, но сделаю её счастливой.

Закончив разговор, мстительно улыбнулся, зря Глеб Георгиевич посадил меня в тюрягу, там я обзавелся кое-какими полезными знакомствами. Не только его мордовороты могут действовать бандитскими методами.

На время я почти переехал на крышу недостроенного дома, который был практически напротив «скромненького» жилища Моргунова. Домик этот находился на другой стороне улицы, далековато, чтобы меня засекли камеры, зато я с чердака, вооружившись мощнейшим биноклем, мог свободно видеть все передвижения в коттедже напротив. Благо, там практически не было занавесок. Выбрав место убийства, я перестал постоянно таскаться за Глебом Георгиевичем, поскольку даже несмотря на сменные машины такое пристальное наблюдение была чревато разоблачением. Это ничего не подозревающему человеку трудно заметить слежку, а такой «всеми уважаемый» бандюга, как Глеб Георгиевич, наверняка должен держать ухо востро. Ночь с субботы на воскресенье Моргунов провел в доме с какой-то сисястой блондинкой… в это время его парни, наверное, чтобы не мешать любовным утехам главного, уехали. Хороший момент для осуществления замысла, который я придумал, был бы… Да вот только блондинка мешала. Убивать еще кого-нибудь, кроме этого ублюдка, не входило в мои планы. Конечно, меня теперь сложно назвать нормальным, эта история навсегда переменила, но не маньяк же я, в самом деле, чтобы без разбора палить по людям. Мне нужна только жесткосердечная скотина, поломавшая жизнь моего персонального Ангела, сделавшая из домашней, романтичной девочки послушную для себя шлюху. Глеб Георгиевич, безусловно, достоин смерти, достоин, чтобы его потихоньку резали на кусочки, а еще лучше долго-долго каждодневно опускали, как делал это он с голубоглазкой-Линой. Но увы, от планов страшной мести стоит отказаться… Я тоже решил сыграть с ним одну злую шутку.