— Для дачи показаний приглашается подсудимый Евдокимов Андрей Тимурович.

Еще раз впился глазами в подрагивающую от постоянных всхлипываний белокурую голову. Ангел так правдоподобно плакала, прямо хотелось бежать к ней со всех ног и прижимать к груди, успокаивая. Сучка. Что же она задумала? К чему этот слезливый спектакль, безжалостно ломающий мою жизнь, словно домик из спичечных коробков? Не могу понять. И оттого бешусь еще сильнее. Схватить бы её за плечи, да потрясти хорошенько. Какого лешего происходит, Ангел?! Зачем ты так со мной?!

— Расскажите, пожалуйста, что же произошло между вами и потерпевшей третьего июля 2011 года?

— Когда мы встретились в клубе «Часы», Ангел…Лина вообще не вела со мной никаких разговоров о работе. Сначала терлась в танце, как похотливая блядь.

Белокурая голова вздрогнула от такого эпитета. Но голубенькие глазки не подняла на меня, не посмела… сучка.

— Пожалуйста, не забывайте, что мы находимся в суде, — одернула судья.

Жаль, на языке крутились еще более хлесткие определения.

— Поясните, пожалуйста, суду, почему вы уволили Ангелину Нестерову в первый же рабочий день?

В самом деле, почему? Она мне показалась излишне наглой, слишком красивой, совсем не такой, какой по моим представлением должна быть хорошая секретарша.

— Просто уволил и всё.

— То есть не было никаких серьезных причин? Обычное проявление деспотизма начальника с вашей стороны? — недобро, ох, недобро, спросила судья.

Начал злиться.

— Не понимаю, какое отношение увольнение Ангелины имеет к делу? На тот момент компания не нуждалась в её услугах. Да и мой заместитель нанимал помощницами сплошных дур, которые могли только мило улыбаться да расставлять ножки перед своим руководителем. Игра у него такая была, «Секретарша для удовольствия». Меня это достало до чертиков, вот и выгнал очередную игрушку Лихолетова, и его вместе с ней в придачу. Всему свое время и не на работе уж точно.

— Понятно, — закачала неодобрительно головой судья. — Излагайте дальше.

— Когда мы вышли в коридор ночного клуба «Часы», так называемая потерпевшая сразу же повисла на моей шее. Как я должен был реагировать на такую сексуальную провокацию, скажите, пожалуйста? Конечно, я ответил. Она практически сразу же объявила, что хочет заняться со мной любовью и предложила поехать ко мне домой, чтобы продолжить вечер. Я согласился. Только в зале произошло недоразумение, наш друг подрался, мне необходимо было уйти, и мы договорились встретиться позже. Точнее, я обещал, что позвоню ей… Но еще раз обращаю внимание, никаких разговоров о работе между нами в тот вечер совершенно не происходило. Абсолютно. Следующим утром я действительно позвонил Лине. Что греха таить, зацепила она меня своим танцем, ангельской внешностью, и поцелуями, всем… Ангелина очень красивая девушка.

Голубые глаза наконец-то посмотрели на меня… Что в них? Мне чудится сожаление… Тогда какого фига?! Создавалась полное ощущение кошмарного сна. Знать бы только, где себя нужно ущипнуть, чтобы он наконец-то закончился. Ангел снова опустила взгляд и зашлась в плаче. Бедная девочка… Бессердечная гадина. Прокурор заботливо протянул ей стакан с водой, который Лина взяла чуть подрагивающими пальчиками. Сука, плохи мои дела, до чего же играет убедительно.

— Продолжайте дальше.

— Мы договорились встретиться. Причем я назначил ей именно свидание, в месте, идеальном для таких случаев, и лишь полная идиотка могла принять мое предложение за что-то иное.

На этот эпитет Ангелина никаким образом не отреагировала, а вот судья снова одернула:

— Андрей Тимурович, следите, пожалуйста, за выражениями!

И в этом тоже не повезло, тётка попалась. К Ангелине обращалась ласково, словно заботливая мамаша, а на меня волком глядит. Блин, засадят тебя, Андрюха.

— Если бы я хотел поговорить с ней о работе, то пригласил бы прийти в офис и уж тем более не стал бы посылать за шикарным букетом роз. Только день тогда выдался уж очень напряженным, мне назначили важную встречу, которую никак нельзя было перенести, и она немного затянулась, но уйти не получалось. Поэтому я позвонил Ангелине, попросил подождать меня около дома. Предупредил охрану, чтобы её впустили на территорию двора. Но я всё никак не мог вырваться, а телефон как на грех разрядился. Когда приехал домой, думал, Ангелина уже отправилась восвояси, дождь лил как из ведра, и было довольно холодно. Любая нормальная девушка ушла бы. Розы, которые я ей купил, завяли, выбросил их в мусорный контейнер по пути. Раздраженный, подошел к дому, в беседке около подъезда сидела Лина, мокрая и прекрасная, как дивная русалка. Мы сразу начали целоваться, я подхватил её на руки, потащив к подъезду. Все, что происходило дальше, было чудесно и по взаимному согласию.

Ангел снова подняла на меня взгляд… Что за хрень?! Лицо бледное, а в глазах мука, словно мои слова доставляют ей боль.

— У меня всё.

— То есть вы хотите сказать, что она дала согласие на изнасилование и жестокое избиение?! — подскочил с вопросами прокурор. — Напоминаю, в деле есть заключение судмедэкспертизы, в котором зафиксированы многочисленные гематомы от ваших кулаков на теле подсудимой. Вы ей сломали ключицу и чуть глаз не выбили. Вот, полюбуйтесь на фото!

Прокурор продемонстрировал изображение потерпевшей не только мне, но и еще практически всему залу, чем сразу же вызвал взволнованно-возмущенный людской гул. На фото Ангел выглядела ужасно, вместо чудесного голубого, как небо, глазика в обрамлении пушистых темных ресниц — тонкая щелочка между розово-багровыми набухшими веками. Бедная девочка. Внутри разрасталось негодование. Кто же мог так ужасно поступить с моим Ангелом?! Я? Нет, не сходи с ума, Андрей.

— Я не трогал её и пальцем. Точнее… трогал, конечно, к ней невозможно было не прикоснуться, но не избивал. Никогда не поднимал на женщин руку.

— А кто тогда? Не будете же вы утверждать, что Ангелина Нестерова сама себе избила вашими руками? — ёрничал прокурор.

— Повторяю еще раз, я её не бил, — непонятно зачем включил командный голос. Тут тебе некем командовать, Евдокимов. — Сразу после секса, подчеркиваю, добровольного, я отрубился и больше ничего не помню. Думаю, потерпевшая мне что-то подсыпала в кофе.

— А как вы объясните тот факт, что в вашей крови не нашли никаких посторонних веществ?! А вот количество алкоголя, судя по анализам судмедэкспертизы, было довольно приличным.

— Значит, плохо искали, — угрюмо ответил я. — И кстати, я в тот вечер не пил ни капли спиртного.

— Когда приехала полиция, пустая бутылка бренди с вашими отпечатками пальцев стояла на самом видном месте? Как такое может быть, Андрей Тимурович?! — продолжал наседать прокурор.

Черт, в самом деле, как?!

— Н-не знаю, я вообще мало пью. А бутылка бренди из бара, и поэтому совершенно естественно, что на ней мои отпечатки пальцы. Я наливал в тот вечер немного бренди Ангелине, чтобы она согрелась.

— Может, именно алкоголь и чувство мнимого могущества превратили вас в зверя?

Как же меня бесит этот седовласый представитель обвинения, и мамаша судья, да вообще, все. Терпи, Андрей, терпи.

— Я ничего не пил тем вечером, — постарался сказать твердым голосом, однако, даже мне эти оправдания казались малоубедительными.

Ведь я прагматик до мозга костей и всегда верил только цифрам и фактам. Поэтому на фоне таких неопровержимых доказательств мои слова выглядели лишь неумелым враньем.

Черт, Ангел, что же там происходило? Зачем ты устроила эту смертельную ловушку для меня?!

— Не пил, не бил, не насиловал! Однако все улики говорят об обратном, — озвучил мои мысли прокурор. — Алкоголь в крови, костяшки ваших рук разбиты. Вы же не со стенкой бодались? Нет, потому что под вашими ногтями потожировые и в том числе кровь потерпевшей. Также её кровь обнаружена на кровати и ковре в гостиной. Как вы можете объяснить происхождение этих улик?!

Устало, протер лоб. Никак… у меня нет объяснений даже для самого себя. Только уверенность — я не мог этого сделать. Что же на самом деле случилось той чертовой ночью? Впился требовательным взглядом в светловолосую девушку. Только Лина больше не поднимала глаз, сидела несколько отрешенная, зареванная, но все равно прекрасная, и крутила в руке носовой платочек.

— Возможно, у Нестеровой был сообщник, который помог организовать инсценировку изнасилования.

Зал опять взволнованно загудел. Я же ни на секунду не выпускал из своего внимания красавицу со светлыми волосами, боясь пропустить её реакцию на эти слова. Она рассеяно взглянула в мою сторону, а потом жадно вдохнула, словно ей стало не хватать воздуха. Никакого детектора лжи не надо, чтобы понять — Ангел врет. Конечно же… в одиночку Лина не смогла бы организовать эту западню. Только вот все остальные в зале, скорее всего, подумали, что возмущение моими словами вызвало её приступ удушья. Бедная девочка… Ха. Маленькая безжалостная врушка!

— Напоминаю вам, что следствие не нашло никаких доказательств того, что в доме был кто-то посторонний. Отпечатки пальцев принадлежат вам, потерпевшей и домработнице.

— Значит, плохо искали, — отчеканил я опять-таки начальствующим тоном.

Чем только вызвал раздражение у судьи, прокурора, да и всех присутствующих тоже. Мне полагается быть жалким? Не дождетесь!

Впрочем, и наши с адвокатом попытки найти следы кого-то другого оказались безрезультатными. Камера у подъезда не зафиксировала никаких посторонних людей, соседи по площадке тоже ничего не видели и не слышали. Это только доказывает, что западня была тщательнейшим образом продумана. Руки, в желании придушить эту лживую гадину, невольно хищно сжались на прутьях решетки. Эх, Ангел, мне бы только добраться до твоего прекрасного тела, а потом я вытрясу, выебу из тебя всю правду.

— Подсудимая говорила вам, что она девственница?

— Нет.

— Вы же взрослый опытный мужчина, могли бы догадаться и без слов.

— Как?! На лбу у Ангелины этого не написано. Да и танцы, которые демонстрировала потерпевшая в клубе, нельзя назвать невинными. Она же не просто танцевала, а словно трахалась с музыкой.

— Подсудимый, подбирайте выражения, — в который раз сделала мне замечание судья. — Еще парочка подобных реплик и вы будете удалены из зала судебного заседания.

Ангелина, лицо которой я ни на секунду не выпускал из своего поля зрения, посмотрела в мою сторону, голубые глаза удивленно расширились. Взять бы эту белокурую головку ангела, обхватить руками и давить, пока мысли, что там роятся, не вылетят наружу, показывая всем собравшимся, и мне в том числе, правду.

— Ну а потом, вы должны были почувствовать?

Должен… но я, осел, не так трактовал сигналы её тела. Слёзы боли принял за слёзы удовольствия. Впрочем, понимание этого факта вряд ли бы помогло мне выбраться из ангельской ловушки. Ведь я уже выпил заколдованный кофе.

— Я никогда раньше не трахал… не был с девственницами.

— Это доказывает только тот факт, что вы на самом деле много выпили, и вам было наплевать, первый ли это опыт у потерпевшей с мужчинами.

— Протестую, ваша честь, давайте не будем апеллировать предположениями, — вскочил адвокат.

— Ничего это не доказывает, — раздраженно начал я. — Еще раз напоминаю, вела Ангелина себя совсем не как девственница.

— Вы имеете в виду танец?

— Не только, я имею в виду всё, что помню за тот вечер. Лина была очень сексуальной и горячей, откликалась практически на каждое моё прикосновение. А как она дышала, хрипло звала меня по имени. Может, конечно, играла, — вряд ли это было лицедейство, Андрей, вспомни пульсацию на твоих пальцах и члене, её стоны оргазма. — Нет, не играла, такое не сыграет даже самая опытная шлюха.

Ангел больше не поднимала голову, а так хотелось увидеть, понять, помнит ли она наш вечер, как дрожала в моих объятьях, заглядывала умоляюще и потрясенно в лицо, а потом дергалась в оргазме, раскидывая в стороны обалденно стройные ноги. Сейчас голубые глаза смотрели в пол. Не хочешь вспоминать, жестокосердная гадина? Неумолима в своем желании меня засадить? Что ж, когда-нибудь я тоже буду неумолимым.

— То есть вы хотите сказать, что подсудимая испытывала удовольствие от избиения и ваших насильственных действий сексуального характера? — ёрничал прокурор.

— Нет, я совсем другое пытаюсь сказать — никакого насилия не было. И Ангел…Лина, безусловно, испытала наслаждение в моих объятьях, причем, насколько я помню, даже не один раз.

Потерпевшая опять зашлась в плаче, но глаз поднять не посмела, сволочь… А мне так хотелось заглянуть в её бесстыжие прекрасные очи.

— Кажется, вы даже не раскаиваетесь в содеянном?!

— Мне не в чем раскаиваться! Все, что было между нами тогда, я бы повторил с превеликим удовольствием, — хрупкие девичьи плечи вздрогнули после моего признания. Ну же, Лина, подними глаза, отдай мне свои глаза. — А вся дальнейшая инсценировка — дело рук этой милой девушки. Что, Ангел, совесть мучает, поэтому ты постоянно ревешь, словно принцесса Несмеяна?! Поэтому тебе так трудно дышать?!

Белокурая головка поднялась, требовательно впился в неё взглядом, на бледном лице ясно виделись опять-таки смятение и боль. Или я принимаю желаемое за действительность?!

— То ли еще будет, Лина, то ли еще будет.

— Вы угрожаете потерпевшей?!

— Угрожаю, — покладисто согласился я. — Муки совести съедят поедом её душу.

В голубых глазах боли стало ещё больше, впервые с того памятного вечера почувствовал хоть какое-то удовлетворение. Да, Ангел, ты будешь гореть в аду все время, пока я буду валяться на нарах.