Санкт-Петербург, наши дни

– Я уезжаю в круэз! – гордо сообщила бабушка.

Так и было сказано – в круэз.

– Куда?! – вытаращила глаза Вера.

Разговор происходил в душной прихожей, заставленной бесчисленными коробками со всяким ненужным хламом. Хлам именовался "памятью о дорогих сердцу временах" и лишь по этой причине еще не обрел заслуженного места на здешней помойке.

Вера потерлась щекой о плечо, как всегда в подобные минуты жалея об отсутствии у людей третьей руки, которая очень бы пригодилась в тот момент, когда две другие заняты битком набитыми пакетами. Она только что вошла, еще не успела отдышаться, а на улице такая жара…

– У тебя, что, проблемы со слухом? Я ясно сказала. Анатоль взял две путевки, мы с ним едем в круэз по Ладожскому озеру – на неделю на большом белом теплоходе.

– Ааа… эээ… ну, ладно… хорошо… Значит, Анатолий Васильевич взял путевки, – пробормотала девушка, по-прежнему мало что понимая.

Пергаментные щеки бабушки слегка порозовели.

– Старый развратник! Думает, я не знаю всех его штучек. Разумеется, он решил снова пойти на приступ…

– И ты согласилась?

– Вера, мы уже в таком возрасте, что нашей репутации ничто не повредит… и это меня раздражает! К тому же, мне кажется, намерения Анатоля вполне серьезны…

Девушка задумчиво кивнула. Что ж, серьезные намерения давнего ухажера – это, конечно, повод. Ей следует порадоваться за бабушку, которая в кои веки решилась выбраться из своей пропыленной квартиры, да еще и с перспективой устройства личной жизни. И все-таки странно… Ядвига Станиславовна была такой домоседкой, что за последнее десятилетие выходила из дома только на похороны двух своих подруг детства (одна умерла семь, другая – пять лет назад), и еще один раз ее саму увозила скорая с подозрением на инфаркт. И вдруг – романтическое путешествие!

– Когда вы едете?

– Завтра, – ответила бабушка, с удовольствием оглядывая себя в облезлом зеркале стенного шкафа. В ее речи прорезался отчетливый французский прононс. – Теплоход отходит в час пополудни.

– Я тебя провожу.

– Не надо, Анатоль заедет за мной на такси. Я вызвала тебя, чтобы ты помогла мне собраться. Надеюсь, ты принесла все, о чем я просила?

– Конечно, только лучше я все-таки провожу…

– Не вздумай! – Ядвига Станиславовна обернулась так резко, что высокий кок ее жестких как проволока медно-рыжих волос, украшенный черной атласной розой, подпрыгнул словно живой. – Ты нужна мне здесь. Будешь смотреть за апартаментами в мое отсутствие.

Вера ушам своим не поверила.

– Зачем?! Бабуля, глупости какие!

– Кто-то должен кормить Барса!

Толстый полосатый кот, сидящий у бабушкиных ног, благодушно мурлыкнул, отсвечивая топазовыми глазищами.

– Барса я возьму к себе.

– И поливать цветы!

– У тебя нет никаких цветов!

– Есть! Анатоль подарил мне диффенбахию, – с нескрываемым торжеством произнесла бабушка.

Внучка кивнула.

– Хорошо, ее я тоже заберу…

– Я тебе запрещаю! Мне нужно, чтобы ты осталась здесь. Это не обсуждается! Я не хочу думать, что меня ограбят, пока я буду в круэзе. Ты видела, что случилось с парадным?

Вера посмотрела на бабушку с нескрываемым удивлением. Действительно, заходя в подъезд, она заметила, что железная дверь снята с петель и стоит аккуратно прислоненная к стене, лишь символически прикрывая вход. Примерно полгода назад по инициативе самих жильцов все подъезды бабушкиного дома оснастили новыми домофонами, на которые опять-таки скинулись сами жильцы… все, кроме бабушки. Та с самого начала приняла идею модернизации в штыки, называя ее не иначе, как "происками дьявола", и уверяя – мол, она (бабушка) потому и прожила столь долгую плодотворную жизнь, что нечистый с его штучками никогда не мог к ней подобраться. И впредь пусть не надеется.

Удивительное дело! Оказалось, что воля одного человека вполне может возобладать над мнением коллектива, и с момента установки домофоны соседних подъездов работали, как часы, а бабушкин ломался с завидной регулярностью, приблизительно раз в две недели.

– Я-то видела, а вот ты откуда об этом знаешь?

– Утром я ходила в булочную…

Внучка вскинула брови.

– Софья с третьего этажа ходила и рассказала мне, – поправилась Ядвига Станиславовна и, чуть поколебавшись, схватилась за сердце. – Боже, ты хочешь моей смерти…

– Бабуля!

– Тогда пообещай, нет, поклянись всем, что еще для тебя дорого, что ни на минуту не оставишь этот дом, пока я буду в отъезде…

– Бабуля!!

– Поклянись! – неожиданно глубоким голосом воскликнула бабушка, устремив на внучку пронзительный взгляд темных глаз.

В коробках что-то зазвенело, и Вера внезапно ощутила приступ головокружения.

– Ладно, клянусь, – устало отмахнулась она, проходя на кухню.

Настоявшая на своем Ядвига Станиславовна мгновенно повеселела и выглядела теперь чрезвычайно довольной.

– Вот и отлично! Смотри, Вера, ты поклялась. А теперь вставай и помоги мне собраться. Осталось так мало времени, а у меня еще столько дел…

На следующий день, проводив бабушку до такси, благополучно загрузив ее, два чемодана и сафьяновый несессер в машину, Вера выслушала искренние заверения Анатолия Васильевича в том, что "с дражайшей Ядвиги не упадет и волоса" и втайне от бабушки выудила у него обещание отзвониться, как только окажутся на теплоходе. Потом она вернулась в квартиру, забралась с ногами в любимое кресло-качалку и задумалась.

Хорошо, что бабушка будет под присмотром. На Анатолия Васильевича вполне можно положиться – несмотря на возраст, он еще довольно крепок и к тому же не испытывает отвращения к таким достижениям цивилизации, как мобильный телефон. Безусловно, хорошо, что в такую жару бабушка сможет развеяться. Молодец она, что решилась на эту поездку… Плохо одно – теперь внучке придется целую неделю торчать в этом скопище пыльного старья без горячей воды, кондиционера и компьютера!

"Ну, почему так, а?… Как всегда… Все друзья-приятели кайфуют на море, а я…" – Вера страдальчески закатила глаза и, не удержавшись, чихнула пять раз подряд.

Ну, кто бы подумал, что в их северных широтах может быть такое невыносимо жаркое лето! Столбик термометра вторую неделю держится на отметке 35 градусов и ниже падать не собирается. Метеорологи и предсказатели погоды делают большие глаза и обещают циклоны, грозовые фронты, ветра с Северного Ледовитого океана, только все это, видимо, предпочитает обходить родной город стороной…

Выглянув в окно, девушка снова вздохнула. Над гранитными парапетами поднимались волны жара, заставляя невскую панораму колыхаться, как мираж в пустыне. Свинцово-серые речные воды блестели, словно облитые маслом. Сквозь рассохшиеся рамы просачивался мерзкий душок паленой резины, смешиваясь с запахом лекарств и старого белья – запаха, типичного для квартиры, в которой живет одинокий пожилой человек.

Кошмар! И ей сидеть в этой душегубке безвылазно целую неделю. Собственная маленькая двушка показалась Вере недостижимым раем. Будь ее воля, она бы ни минуты здесь не задержалась, прихватила бы Барса и адье, бон шанс! А все клятва, будь оно неладно… Если внучка ее нарушит, бабушка тут же об этом узнает, и даже не спрашивайте, откуда. Узнает и все! Ой, что тогда будет…

Вера зажмурилась и попыталась убедить саму себя, что даже в таком положении могут найтись свои преимущества. Ну, положим, от компьютера ей не мешало бы отдохнуть, горячая вода в такую жару совершенно не нужна, а вот отсутствие кондиционера – это большой жирный минус. Бабушка почему-то негативно относилась к бытовой электронике в любом виде, даже свет предпочитала лишний раз не включать. Как лишнее тому подтверждение – на кухонном столе стоял старинный литой подсвечник с тремя оплавившимися свечками, а длинная клетчатая скатерть была сплошь заляпана воском. Убедившись, что с электричеством в доме все в порядке, Вера сделала попытку приоткрыть окно, чтобы пустить немного свежего воздуха, но вместо этого впустила волну гари и облако пыли.

– Нет, – произнесла девушка, глядя на закоптелый потолок. – Неделю я не выдержу. Генеральная уборка – вот, что нужно этому дому… А это идея!

Именно этим она и займется – это ли не хороший повод разобрать, наконец, все мешки и коробки, десятилетиями пылящиеся в коридоре! Честно говоря, у Веры давно руки чесались это сделать, но Ядвига Станиславовна так не любила перемен… К тому же у бабушки не было пылесоса, а на все предложения внучки приобрести таковой пожилая дама отвечала гневным сопением и клятвенными обещаниями лечь костьми, но не пустить "сатанинское орудие" на порог. Зато теперь, когда ее нет…

Вера довольно улыбнулась и решила немедленно взяться за дело. Часть коробок девушка перетащила в кухню и, устроившись прямо на полу, принялась их разбирать. Первая коробка оказалась набита старыми стеклянными банками, большинство из которых было треснуто или вовсе разбито, поэтому ее решительно отодвинули в сторону – на выброс. Туда же отправились еще две – с остатками каких-то деревянных конструкций и изъеденным молью тряпьем. А вот четвертая…

Вера с пониманием присвистнула, извлекая из нее массивную бронзовую статуэтку, изображающую орла, сидящего на камне и держащего в когтях извивающуюся змею. Неизвестно, антикварная ли это вещь или нет, но работы очень тонкой, просто филигранной: у птицы видно каждое перышко, у змеи – каждая чешуйка. Для столь массивной вещи статуэтка весила совсем немного, наверное, была полой изнутри. Интересно, почему бабушка держит в коробке такую красоту? Ведь она, кажется, любит подобные вещи… Воодушевившись, точно золотоискатель при виде крохотной блестящей крупинке в куче песка, Вера быстро перебрала еще десяток коробок, но к сожалению крупинка так и осталась единственной. Правда девушка нашла старый-престарый настольный вентилятор, который, на ее удивление, оказался вполне исправным и довольно мощным. В остальном же попадался лишь ненужный хлам, от которого даже Барс с презрением воротил нос: старые истлевшие газеты, банки, сломанные игрушки, перегоревшие лампочки и все прочее в том же роде. Разочарованная девушка недрогнувшей рукой перетаскала разобранные коробки на помойку, а, вернувшись, взялась за одолженный у соседки пылесос.

К концу дня кухня и часть коридора, ведущая к ванной, перестали напоминать заброшенные катакомбы и приобрели вполне обжитой вид.

Вера сдернула с лица повязку, сделанную из старой косынки, вытерла пот и рассеянно поглядела в окно. Над Невой загорались редкие огни, почти полностью тонувшие в свинцово-серой дымке. Атмосфера, кажется, еще сильней сгустилась, хотя в белесом небе появились какие-то странные облачка, ничего, впрочем, не обещавшие. Уф…

"Когда-нибудь этот кошмар должен прекратиться… У нас же город дождей и туманов, вот пусть и оправдывает свою репутацию", – Вера поморщилась, потерла лоб и с помощью маленького веничка принялась разбрызгивать по кухне холодную воду, чтобы прибить пыль. По крайней мере, теперь здесь стало возможным находиться без маски.

Голодный кот, жалобно мяуча, терся об ее ноги.

– Сейчас будем ужинать, – ободрила его девушка.

Ее взгляд невольно задержался на статуэтке. Какая все-таки интересная вещь! И никакой это не новодел, слишком она изыскана, в ней чувствуется стиль и класс. Откуда это у бабушки? Неужели давний подарок какого-нибудь поклонника? Тогда почему она хранила статуэтку в коробке?

Вера заварила чай, поставила рядом вентилятор и принялась внимательно разглядывать свою находку.

По всей видимости, человек, создавший эту статуэтку, был прекрасным художником, может быть даже великим, а, кроме того, виртуозно владел техникой обработки металла. В этом девушка не сомневалась, потому что сама имела художественное образование и могла оценить такую работу. Потемневшая от времени бронза была гладкой и приятной на ощупь. Тончайшая проработка деталей создавала на ее поверхности прихотливую игру света и тени. Орел раскинул крылья и раскрыл клюв, и Вера почти вживую слышала его победный клекот, а змея только что не шипела от злости. Казалось, с ее оскаленных клыков вот-вот закапает яд. Единственным недостатком статуэтки как произведения искусства была явная масштабная диспропорция между фигурками и камнем, на котором происходило их сражение. Несмотря на то, что по низу шла довольно широкая полоса затейливого орнамента, это сразу бросалось в глаза.

В Вере проснулся профессиональный дизайнер. Покрутив статуэтку из стороны в сторону, она заметила врезанное в основание камня клеймо: в овальной рамке – пылающий меч, направленный острием вверх, и равносторонний крест под ним. Это больше было похоже на эмблему, чем на авторский знак.

"Обязательно покажу Юльке!" – решила девушка, задумчиво водя пальцем по еле заметному контуру. Юлька была ее подругой и менеджером-оценщиком в арт-галерее "Ван Гог", с которой Вера сотрудничала время от времени.

Кот запрыгнул на стол и принялся с урчанием тереться об орла.

– Фу, Барс, пошел отсюда!

Тот сделал вид, что не понимает.

– Брысь, кому сказала!

Вера потянулась за веничком, но в этот момент заискрил вентилятор. От неожиданности девушка дернулась, опрокидывая стоявшую на столе банку с водой.

– Черт! – вода попала на вентилятор, и тот, злобно кудахтнув, запрыгал по столу.

Барс зашипел, сердито дергая хвостом, по его полосатой шерсти проскочила длинная голубая искра.

– Вот черт! – Вера растерянно ухватилась за статуэтку, и ее саму дернуло током.

Девушка попыталась отдернуть руку, но та словно прилипла к металлической поверхности, попыталась закричать, но горло перехватил спазм. Воздух перестал поступать в легкие.

Это было похоже на кошмарный сон.

Искры с треском бежали по мокрой скатерти, вспыхивали на кошачьей шкуре, плясали на кончиках орлиных перьев и змеиной голове подобно огням святого Эльма. Барс отчаянно вопил, а исходящая мелкой припадочной дрожью девушка никак не могла оторваться от статуэтки. Когда она окончательно решила, что сейчас умрет – если не от электрического разряда, то от удушья точно – все вдруг прекратилось. Сломанный вентилятор с грохотом рухнул на пол, а кот, разом перестав выть, пулей вылетел из кухни.

Всхлипнув, Вера рухнула в кресло и сжалась в комок.

Господи, что творится?! Права была бабушка в своей ненависти ко всему электрическому, похоже, в этом доме иначе нельзя. Ничего больше трогать не буду, мысленно пообещала она, осторожно разглядывая травмированную конечность. Вроде бы обошлось, только ладонь слегка припухла… А статуэтку лучше вообще убрать с глаз долой, в смысле, хорошенько припрятать – так, чтобы потом можно было легко найти. И надо узнать, как там кот, ему, похоже, тоже сильно досталось… а впрочем, удирал он шустро, значит, его травма – скорее психологического свойства.

Девушка еще немного посидела, приходя в себя, потом поднялась.

Через минуту обнаружилась новая неприятность – в квартире вырубился свет, видимо, недавний перепад напряжения выбил пробки. Подергав выключатели, Вера вынужденно констатировала сей прискорбный факт и, мысленно простонав, взялась за подсвечник. Так, с чего бы начать: посмотреть пробки или найти кота? Звонок на мобильном телефоне заставил ее подскочить. Да что ж сегодня за день-то за такой?!

– Верочка, это я, – интимным шепотом отрапортовал Анатолий Васильевич. – У нас все хорошо, наслаждаемся водной прогулкой. Дражайшая Ядвига сейчас спит, а я вот решил вам позвонить…

– Да-да, спасибо, – рассеянно отозвалась Вера, зажигая свечи в подсвечнике.

– Верочка, я узнал – мы несколько дней будем вне доступа, вы не пугайтесь. Как только будет возможность, я вам обязательно позвоню. И вот еще… Ядвига просила вас ни в коем случае не включать свет и быть очень осторожной с электричеством. У нее, кажется, неисправная проводка…

– Я поняла.

– Тогда всего доброго и спокойной вам ночи!

– Спокойной… – договорить она не успела.

Резкий порыв ветра ударил в кухонное окно. Громко стукнула неплотно закрытая форточка, где-то в глубине квартиры захлопали двери. Промчавшийся сквозняк загасил свечи.

Вздувшиеся парусами занавески открыли глазам девушки потрясающую в своей жути картину: огромная аспидно-черная туча заволокла все небо и словно стеной закрыла противоположный берег Невы. Из нее совершенно бесшумно прямо в воду били белые слепящие молнии. Вода кипела, точно ведьмин котел, клочья пены летели на гранитный парапет, а над всем этим, медленно поднимаясь вверх, закручивался спиралью толстый серый столб водяного смерча.

Вера отшатнулась и, уронив подсвечник, выскочила в коридор.

Ее сердце чуть не выпрыгивало из груди. Где-то впереди в темной глубине коридора раздавались тонкие жалобные стоны и слышались еле уловимые шорохи. Над головой девушки с методичностью маятника раскачивалась старая двухрожковая люстра на длинной цепочке.

– Барс, Барсюша, – как Вера ни старалась, а голос все-таки дрогнул. Она ощупью двинулась вперед, старательно тараща глаза в темноту. Давний, почти забытый страх перед темнотой уверенно выбрался на поверхность сознания. Девушка с трудом перевела дыхание и вытерла вспотевшие ладони о футболку.

Куда мог спрятаться этот паршивый кот?

– Барсик, ко мне…

Новый порыв ветра взъерошил ей волосы и, точно издеваясь, негромко хлопнул входной дверью.

– О, нет! – Вера быстро перебежала в прихожую. Так и есть – дверь оказалась незаперта, в замке торчали ключи. Видимо она забыла ее закрыть после того, как вынесла коробки… Вот, черт! Если Барс выскочил на лестницу, найти его будет проблематично. И тогда бабушка предаст ее проклятью… Не думая ни о чем другом, девушка вышла на слабо освещенную площадку и стала спускаться вниз, внимательно глядя под ноги.

Дом был старый, построенный еще в конце XVIII века, и хотя его фасад, обращенный к реке, по-прежнему сохранял некоторое благородство облика, все остальные части давным-давно дышали на ладан. Лепнина осыпалась, выщербленные каменные ступени угрожающе потрескивали под ногами. А в отсутствии двери некоторые несознательные граждане приноровились использовать подъезд в качестве бесплатного туалета… Фу!

Вера скривилась, обходя свежую лужу, и в этот момент, мазнув ее по ногам, мимо проскочила черная тень.

– Барс! Ах ты, негодник!

– Мяу, – недовольно отозвалась тень, останавливаясь на самом краю лужи.

Девушка медленно наклонилась, намереваясь подхватить беглеца, пока он еще куда-нибудь не удрал.

– Молодец, Барсик, хороший котик… – пробормотала она, осторожно вытягивая вперед руку. – Иди ко мне.

Головокружение возникло внезапно. Широкий полукруг окна вдруг раздвинулся, немногие уцелевшие стекла на нем задрожали. Темный лестничный пролет резко рванулся в сторону, а замызганный пол – прямо в лицо. Вера попыталась ухватиться за перила, но мокрая ладонь соскользнула, и лишь в последний момент ей удалось слегка изменить траекторию своего падения и не оказаться в луже. Едва не придавленный ею кот оскорблено взвыл и метнулся к выходу, но в последний момент был перехвачен за шкирку.

– Вот так, – еле слышно прошептала девушка. Под ложечкой что-то противно екало, болело ушибленное плечо… но Барс, слава Богу, пойман.

Наверху снова хлопнула дверь. Цепляясь за перила, Вера кое-как поднялась на ноги и прижала извивающегося и орущего кота к груди.

Страшный удар грома сотряс дом до основания. Перепуганная девушка пулей влетела обратно в квартиру, трясущимися руками дважды провернула ключ в замке и мелко закрестилась, бормоча что-то бессвязно-молитвенное. Барс тряпичной игрушкой висел у нее на локте и негромко тягуче подвывал, мешая сосредоточиться.

Необъяснимый страх никак не проходил.

Невольно затаив дыхание, Вера осторожно заглянула в кухню и завизжала во весь голос – напротив окна кто-то стоял. Свободная рука сама собой метнулась к выключателю, но замерла на полпути. Неожиданно зажегся свет, являя ее испуганному взору опрокинутое кресло, съехавшую скатерть и сломанный вентилятор на полу.

И незнакомого мужчину, застывшего у стола в странной позе: голова наклонена вниз, спина выгнута, локти разведены в стороны, ноги согнуты – то ли прыгать собрался, то ли убегать.

Незнакомец был высок, худощав и абсолютно гол.

При виде девушки он еще больше напрягся, ощерился и прохрипел:

– Отдай резонатор…

– Что? – пискнула та.

– Отдай резонатор.

"Псих! – обреченно подумала Вера, чувствуя, как ноги в буквальном смысле прирастают к полу. – Как он здесь оказался? И что теперь делать?"

– Отдай резонатор!!!

– Да-да, хорошо, я отдам! – как известно с психами, тем более агрессивно настроенными, лучше не спорить. Знать бы еще, что он имеет в виду? Вера растерянно поглядела на Барса, которого по-прежнему прижимала к груди. Интересно, кот может сойти за резонатор? Словно угадав ее мысли, Барс возмущенно мявкнул и, вырвавшись из ее рук, одним прыжком очутился на столе.

С незнакомцем вдруг стали происходить разительные перемены. В его глазах, и до той поры глядящих не слишком осмысленно, зажегся красный огонек. Короткие светлые волосы встали дыбом. Буравя взглядом замершего на столе кота, мужчина вскинул голову и оскалился, издав угрожающее горловое рычание. Барс тут же выгнулся, прижал уши и зашипел в ответ. Некоторое время под аккомпанемент шипения, рычания и завываний человек и животное напряженно держались друг против друга, а потом, словно получив невидимую отмашку, сцепились в клубок и покатились по полу.

Этого Вера вынести не смогла. Выскочив из кухни сломя голову, она бросилась прочь из дома.

В себя она пришла уже во дворе, сидя на сломанных качелях под старым скрипящим тополем.

Гроза уже кончилась – также внезапно, как и началась. Ветер отгонял тающие на глазах облака, а мокрые следы, оставленные дождем на пыльной земле, понемногу начинали подсыхать. Жара так и не спала.

Прижавшись щекой к железной перекладине, Вера смотрела на редкие прямоугольники освещенных окон и чувствовала, как глаза наполняются слезами. Нормальные люди сидят у себя дома, пьют чай, смотрят телевизор, и им невдомек, что мир вокруг полон опасных сумасшедших, которые почему-то предпочитают забираться в квартиры к одиноким девушкам. Господи, что же теперь делать? Она никогда не попадала в такую идиотскую ситуацию. Уйти нельзя, а возвращаться страшно. Хорошо хоть телефон остался в кармане. Только куда ей сейчас звонить? В милицию? В скорую помощь?…

Всхлипнув, Вера принялась давить на кнопки. Вместо гудка в трубке зазвучала сладкая мелодия Стиви Уандера "I just call to say I love you".

– Да-а! – весело отозвалась Юлька.

– Юль, помоги! Ко мне в квартиру забрался какой-то мужик… – усилием воли Вера попыталась убрать из голоса жалобные нотки, но не слишком в этом преуспела.

– Вор? Звони в милицию!

– Да! Нет! Я не знаю… Не похож на вора. Он какой-то странный… Рычит, воет, чего-то требует…

– Что-о?! Звони в дурку!

Вера снова всхлипнула.

– Юль, мне страшно.

– Не бойся, я с тобой! – ободрила ее подруга. – Звони в дурку, пусть высылают санитаров со смирительной рубашкой. Что этот псих сейчас делает?

– Не знаю… Когда я убегала, он дрался с моим котом.

– С каким котом? Постой, ты вообще где?

– Во дворе… В смысле, я сейчас у бабушки живу, она уехала в круиз, попросила приглядеть за квартирой… Я хотела порядок навести, а потом свет погас, кот удрал, я пошла его искать, возвращаюсь – а на кухне мужик. Голый.

– Голый? – в Юлькином голосе появилась неприкрытая заинтересованность. – А каков он из себя?

– Думаешь, у меня было время его разглядывать?! Да я чуть с ума не сошла от страха!

– Да, ладно… Хоть молодой?

– Вроде…

– Пивного живота нет?

– Юлька!

– Что? Мне интересно!

– Раз интересно, то приезжай и смотри сама!

– Рада бы, да не могу, – подруга тяжело вздохнула. – Я сейчас на даче у друзей и не настолько трезва, чтобы садиться за руль…

– Может, тебя кто-нибудь привезет? – с надеждой спросила Вера.

– Остальные еще хуже… Вот что! Ты еще во дворе?

– Да…

– Тогда пока никуда не звони, а сама возвращайся в квартиру и посмотри, что там твой гость делает. Потом мне все подробно обскажешь.

– Я боюсь. Юль, может лучше в милицию?…

– Сдурела?! Так они и прискакали тебя защищать. А потом, даже если и прискачут, то мужика твоего приберут, а ты его даже толком не разглядела!

– А…

– Бэ! Сначала присмотрись – может он еще и ничего… И вообще, мужиками в наше время не разбрасываются! Господи, мне бы кто чего подкинул, а тебе прямо в руки такое счастье…

– Да ты пьяна! – возмутилась Вера, давая отбой. Счастье, тоже мне! Будь подружка в ясном уме и обнаружь она такое у себя на кухне – по-другому заговорила бы.

Однако беседа с Юлькой имела и положительные стороны: Вера незаметно перестала трястись и теперь была полна здоровой злости на всех маньяков, шляющихся где попало и выгоняющих из дома беззащитных девушек. Покрутившись по двору, она подобрала около помойки кусок старого плинтуса с угрожающе торчавшими гвоздями и решительной поступью вошла в подъезд. У самой квартиры обретенное мужество чуть было ее не покинуло, но Вера напомнила себе про клятву, данную бабушке, и брошенного на произвол судьбы кота, толкнула дверь и с сильно бьющимся сердцем проникла внутрь.

На кухне по-прежнему горел свет. Скатерть лежала на полу вместе с осколками сахарницы, статуэткой и подсвечником. Чашка и блюдце закатились под мойку, а, судя по редким заунывным стенаниям, там же в настоящий момент сидел и Барс, переживающий свое поражение. Поле боя осталось за пришельцем, сам он, вольготно раскинувшись в кресле-качалке, медленно зализывал глубокую царапину у себя на плече.

При виде девушки, возникшей на пороге с вытаращенными глазами и зажатой в руках деревяшкой, незнакомец мгновенно подобрался и негромко зашипел. Боевой настрой Веры разом куда-то испарился.

– Это я, я! – торопливо отбросив плинтус, она замахала руками. – Я здесь живу!

Мужчина смолк, однако вид у него был по-прежнему настороженный. Впрочем, через минуту он снова расслабился и, глядя на девушку более осмысленным взглядом, через силу произнес:

– Извини, я сейчас не совсем адекватен… На адаптацию мне нужно от полутора до двух часов… Постарайся не делать резких движений, лучше вообще не двигайся… Понятно?

Девушка испуганно кивнула, падая на стул. Незнакомец закрыл глаза. Его руки свободно вытянулись по обе стороны туловища, грудная клетка начала ритмично подниматься и опускаться, чередуя глубокие и короткие вдохи-выдохи. Вера в некоторой растерянности понаблюдала за этим процессом, а потом вдруг успокоилась.

"Что ж, подождем, – решила она про себя, незаметно стараясь принять более удобную позу. – Как он там сказал – часа полтора-два? Ладно. Надеюсь, по истечении этого времени мне будут даны соответствующие разъяснения. Интересно, что за адаптация такая?"

Девушка вдруг усмехнулась. Надо же, все получается прямо по Юлькиному плану – она дома и имеет полную возможность как следует разглядеть этого… вторженца. А что еще делать? Те же два часа нужно как-то пережить… За это время можно было бы навести в кухне порядок, но раз ей настоятельно советовали не делать резких движений, то лучше внять предупреждению. Даже умница Барс это понял и теперь сидит под мойкой, не высовывая носа. Досталось ему сегодня, бедняжке…

Вера тихонько перевела дыхание, внимательней приглядевшись к незнакомцу.

Молод. Когда вот так сидит с закрытыми глазами, кажется совсем мальчишкой. Довольно высок, худощав. Никакого тебе пивного живота. Длинные руки и неожиданно крупные кисти. Крупные, но красивой формы – профессионально отметила девушка. Не блондин, хотя волосы довольно светлые. Скорее русый. Она посмотрела на его плечо и поежилась. А Барс его сильно подрал, кожа просто свисает лохмотьями. И на лице царапины, правда, не такие глубокие. А лицо такое мягкое, и вид у мужчины такой беззащитный, как у ребенка…

Стоп, стоп, стоп. Какого еще ребенка?! Что за дурацкие мысли лезут в голову? Надо прекращать этот глупый осмотр, пока еще до чего-нибудь ни додумалась. Вера поспешно перевела взгляд на потолок. Некоторое время она отстраненно наблюдала за ползающей по нему мухой, потом незаметно задремала.

Ее разбудило движение напротив. Девушка резко подалась вперед, бессмысленно тараща глаза, и тут же замерла, натолкнувшись на внимательный и серьезный взгляд незнакомца.

– Эм… Привет, – что еще можно было сказать в такой ситуации, она не знала.

Тот кивнул.

– Привет.

И, чуть подумав, потянул ей сложенную лодочкой ладонь. Чуть поколебавшись, Вера осторожно коснулась ее рукой, чем вызвала у мужчины кривоватую ухмылку.

– Меня зовут Кирилл, – представился он. – Я тебя сильно напугал?

– Скорее моего кота, – через силу улыбнулась девушка. – Вера. В смысле меня так зовут – Вера.

– Хорошее имя! – на полном серьезе одобрил мужчина, чем заставил ее слегка покраснеть. – Извини, Вера, но у меня очень мало времени…

– Да?

– Ты не против?… – поинтересовался он, после чего встал и, ухватившись обеими руками за плечи, принялся стягивать с себя кожу.

Вера молча следила за этим процессом, изо всех сил сдерживая рвотные позывы. Когда же она твердо решила упасть в обморок, чтобы не быть свидетельницей подобного непотребства, кожный покров на теле мужчины с треском лопнул и сполз до пояса, обнажив ряд светлых металлических пластин.

– Да ты робот! – охнула девушка, мгновенно передумав терять сознание. – Терминатор!

– Нет, – Кирилл быстро отлеплял пластины от торса, раскладывая их на столе, точно карты в пасьянсе. Под ними у него оказалась еще одна кожа – обычная, загорелая, покрытая каким-то склизким веществом. – Дай, пожалуйста, полотенце!

Вера швырнула ему салфетку, после чего полезла в стенной шкафчик за коньяком.

Кирилл между тем сложил вместе две пластины, похлопал их о ладонь и положил прямо на воздух перед собой, где они и зависли, даже не думая падать. Одна из пластин, стала почти прозрачной и тихо гудела, вторая выпустила вверх пучок лучей, сложившихся в объемный график, по которому шустро забегали светлые полоски непонятных для девушки значков. Из оставшихся пластин Кирилл сноровисто собрал странное сооружение, напоминавшее башню Татлина в миниатюре. В его верхушку он воткнул несколько тонких стержней, как с перепугу почудилось Вере – вынутых прямо из руки. От этих стержней к гудящей пластине тут же протянулись тонкие как волос проводочки, и голографическое изображение изменилось – теперь оно представляло множество разноцветных кубов, поставленных друг на друга, и напоминало детский конструктор. Кирилл задумчиво морщил лоб, время от времени тыча в них короткой прозрачной палочкой-стилосом. Выбранный им куб на пару секунд увеличивался в размерах и разворачивался, но тут же складывался обратно, возвращаясь на свое место в "конструкторе".

Не найдя стопки, девушка налила коньяк прямо в чашку и, подняв ее, предложила Кириллу:

– Будешь?

– Нет, спасибо, – рассеянно отозвался тот, не сводя глаз с кубиков.

– Тогда – твое здоровье! – коньяк теплой волной прокатился до самого желудка и устроил там маленький пожар. Новая порция, прошедшая сразу за первой, не вернула Вере утраченного душевного равновесия, зато придала смелости.

– А ты вообще кто? – поинтересовалась она, устраиваясь напротив гостя с бутылкой в руках. – Я имею в виду, во-обще…

– Долго объяснять.

– А я никуда не тороплюсь!

– Я тороплюсь.

– Ну-ну… – поведение Кирилла начинало ее раздражать.

Да что он о себе воображает!

Словно прочитав ее мысли, мужчина на миг оторвал взгляд от кубов и вдруг улыбнулся. Вера застыла, приоткрыв рот, ладони у нее вспотели, а сердце застучало быстро-быстро – гораздо быстрее, чем ей хотелось.

"Тьфу ты, черт! Только этого мне не хватало… – чего именно, она не стала уточнять даже про себя. – Нет, милый, улыбкой ты от меня не отделаешься, даже такой потрясающей".

– Ну, вот что! – Девушка решительно стукнула бутылкой по столу. – Я, конечно, не любопытна, и мне совершенно неинтересно, чем ты там занимаешься, почему у тебя под кожей какие-то пластинки, почему ты ее снимаешь так спокойно, есть ли у тебя нормальная одежда и чем тебе не угодил Барс… Но все-таки это странно… Ты у меня дома, а я о тебе ничего не знаю, кроме имени! И ты ничего не хочешь объяснять… Ты меня вообще слушаешь?!

– Да. Извини. Я все объясню, но не сейчас.

– А когда? – логично поинтересовалась Вера.

– Когда… – Кирилл вдруг замер, пристально глядя в голограмму. По его лицу пробежало странное выражение, нос сморщился, а из горла вырвалось знакомое Вере рычание. Резко отодвинувшись вместе с креслом, мужчина пригнулся, поводя головой из стороны в сторону и явно к чему-то принюхиваясь. Приподнявшись, он сделал несколько осторожных шагов и замер, слегка касаясь кончиками пальцев пола. Еще пара шагов – и снова неподвижность. Глядя на него, Вера невольно затаила дыхание.

Внезапно Кирилл отмер и резко скакнул вперед, руками и зубами вцепившись в лежащую на полу скатерть. В течение нескольких минут ее изрядно потрепали, после чего с призрением отшвырнули в сторону. Радостно ухая, победитель схватил лежащую тут же статуэтку и, гордо выпятив грудь, вернулся за стол.

"Все-таки он псих", – с грустью подумала Вера, глядя, как мужчина вертит в руках свой приз, обнюхивая его и пробуя на вкус. Время от времени статуэтка с гневным фырканьем швырялась на стол, а сам Кирилл начинал яростно стучать кулаками и дергать себя за волосы.

Когда измученная этим зрелищем девушка медленно потянулась к телефону, чтобы вызвать таки милицию, мужчина радостно и вполне по-человечески выкрикнул:

– Есть! – и от статуэтки с легким щелчком отскочила часть камня-основания, открывая овальную полость внутри. В полости, отбрасывая неяркие блики на металлическую поверхность, лежал полупрозрачный камень величиной с два Вериных кулака – желтый в зеленых и коричневых прожилках. Девушка подумала, что он похож на жженый янтарь, браслет из которого ей недавно подарила Юлька. Однако, извлеченный из статуэтки, камень стал выглядеть совсем по-другому. Теперь он не просто отсвечивал, он сам светился приятным желтоватым светом – так, словно внутри у него горела свеча.

– Ух, ты! – вздохнула Вера, против воли завороженная необычайным зрелищем.

– Красиво? – с пониманием отозвался Кирилл, обкручивая камень тонкими проволочками и приспосабливая на него одну из пластинок. – Шсс!

– Чего? – не поняла девушка.

– Черт, говорю! – раздраженно пояснил тот, встряхивая камнем. – Это не весь резонатор!

Вера открыла рот.

– Так это и есть то, что ты искал?!

– Ну да! Почти…

– А почему резонатор?

– Потому что это темпоральный резонатор, точнее, его часть.

Понятней девушке не стало.

– Послушай, может, наконец, настало время все объяснить?

– Да вот времени как раз и нет! И может вовсе не настать… Шсс! В смысле, черт! Ну, ладно… Надо же… – бормоча это себе под нос, мужчина быстро разобрал "башню Татлина", соединил пластины в широкую полосу и намотал себе на запястье, заткнув за нее стерженьки. – Ладно, с чего начать?

– С начала, – махнула рукой Вера.

Кирилл поморщился.

– Слишком долго.

– Хорошо. Тогда просто объясни, кто ты такой и откуда взялся у меня дома?

– Меня зовут Кирилл, это ты уже знаешь. Фамилия моя Снот, я – сотрудник научно-исследовательской группы при темпологическом факультете Международного евразийского университета, а в твоем доме появился для того, чтобы найти и дезактивировать темпоральный резонатор класса А, то есть вот этот камень.

– Ага! – Вера сосредоточенно покивала. – Значит, сотрудник… Угу. Ну, теперь почти все понятно. Ты – пришелец? Из другого мира или с другой планеты?

– Нет, – покачал головой Кирилл. – Из другого времени.

– Ага… – повторила Вера, поднимаясь и отставляя в сторону бутылку с коньяком. – Извини, я на минутку…

На подламывающихся ногах она проковыляла в ванную, где долго плескала в лицо холодную воду, периодически поднимая голову и глядя на себя в зеркало с выражением "да, подруга, ну ты и попала". Телефон, как назло, остался на кухонном столе, вызвать подмогу не представлялось возможным. Возвращаться самой было страшно.

"Псих, окончательный и бесповоротный! Только психи могут утверждать, что они пришли из другого времени и обзывать обычный камень каким-то там резонатором. А ведь он симпатичный, жаль… И откуда догадался, что в статуэтке есть тайник? Впрочем, у психов голова по другому устроена, это точно. И все его заскоки вполне объяснимы с точки зрения психиатрии. А я-то дура… А все-таки жаль!" – чего именно ей было жалко, Вера и сама не могла объяснить. Ей хотелось плакать.

В дверь аккуратно постучали.

– Вера, ты хорошо себя чувствуешь?

– Лучше всех… – поворчала девушка.

– Тебе звонит Юлиана.

– Что? А откуда ты знаешь?… – дверь деликатно приотворилась, в образовавшуюся щель просунулась рука Кирилла с надрывающимся телефоном. На дисплее высвечивалось указанное имя. – Спасибо.

– Жива? Господи, я тут вся извелась! Ну, как ты? – выпалила Юлька, напряженно дыша в трубку.

– Юлька, мне срочно нужна помощь! – зашептала Вера, косясь на дверь. – Я так попала…

– Я так и знала! Я прямо чувствовала! Он тебя изнасиловал, да?

– Что?! Кто?

– Ну, тот мужик! Господи, я прямо сердцем чуяла…

Вера внезапно разозлилась.

– Что ты болтаешь?! Никто меня даже пальцем не тронул!

– Значит, обычный вор? – в голосе Юльки послышалось явное разочарование.

– Никаких воров, просто сосед за солью приходил…

– Голяком?

– Он нудист. Все, Юлька, отстань, надоела. Что за привычка звонить среди ночи!

– А чего помочь-то просила?

– А… Э… Ну… Возможно, понадобиться твоя консультация, я тут у бабушки нашла одну вещь, хочу, чтобы ты посмотрела.

– Антиквариат?

– Не исключено.

– Ладно, завтра с утра я в городе, могу заехать.

– Отлично. Тогда до завтра!

– До завтра… Верунь?

– Что еще?

– С соседом познакомишь?…

– Пока! – прорычала Вера, давая отбой.

Потом она задумчиво поглядела на себя в зеркало, пригладила волосы и пошла на кухню.

Ее незваный гость, обмотавшись бабушкиным фартуком, сноровисто работал ножом, сооружая себе огромный многоярусный бутерброд. Рядом в самой большой бабушкиной кружке дымился свежезаваренный чай с половинкой лимона.

– Допустим, я тебе верю, – заявила девушка, уперев руки в бока. – Хотя путешествия во времени – это ближе к фантастике, чем к реальности. Значит, ты – гость из будущего…

Кирилл помотал головой.

– Не из будущего.

– Ладно, из прошлого…

– И не из прошлого.

– Тогда откуда?

– Я же сказал – из другого времени.

Вера плюхнулась на стул.

– Объясни!

– Шсс… – Кирилл с тоской глянул на бутерброд. – Ладно, попробую. Ты знаешь, что такое время?

– Ну… Секунды, минуты, часы… Дни, месяцы, годы…

– Время – это цепочки событий, порядок непрерывно сменяющих друг друга явлений, порядок постоянных изменений состояний физических тел, – назидательно произнес мужчина. – По сути, для нас самих это всего лишь показатель определенных процессов, каждый из которых имеет свое протяжение, то есть начало, развитие, кульминацию и конец. Именно потому, что мы сами являемся свидетелями и участниками этих процессов, время для нас представляется однонаправленным потоком, текущим от прошлого через настоящее к будущему…

– А что, это не так?

– Так. Для нас – потому что мы сами находимся внутри этого потока. Но суть в том, что время не растягивается в линию, потому что прошлого уже нет, а будущего еще нет. Мы живем только лишь в настоящем, в этот миг, и кроме него больше ничего не существует. Субъективно, да – мы не мыслим себя без прошлого и без будущего, но объективно время не является протяженностью, оно – импульс, задающий связанному с ним пространству определенную форму существования. В темпологии такой импульс называется временным вектором.

Вера сосредоточенно переваривала услышанное.

– Ты сказал: есть и другое время, – наконец заметила она.

– Представь, что векторов может быть множество. Тысячи! Миллионы! Слышала о многомерной Вселенной? Так вот, каждое такое измерение – это отдельный временной импульс. Вселенная пульсирует временем, понимаешь?

– Не очень.

– Ну как тебе еще объяснить… У нас это в школах проходят.

– А у нас – нет.

– Я догадался. Хорошо, представь, как расходятся круги по воде от брошенного камня. Представила? Так вот, камень – это Большой Взрыв, а круги – импульсы времени. Только круги все одинаковые, а временные векторы, образно говоря, имеют каждый свое направление, задаваемое определенной хроночастотой. Физическое пространство одно, а время – нет. Все материальные объекты Вселенной, от мельчайших частиц до звездных систем, имеют разновременную природу, поскольку и сама Вселенная в любой своей точке разновременна. Соответственно, такая разновременность задает разный характер взаимодействий объектов и как следствие – различие сиюмгновенных процессов. Насколько это различие будет проявляться – зависит от хроночастоты. Если хроночастоты различных временных векторов близки или почти совпадают, значит, и события в них будут сходных. Если отличаются – то события в них бесполезно сравнивать.

– О, – понимающе выдохнула Вера. – Ну, теперь мне все ясно. Я уже практически во всем разобралась, еще чуть-чуть стану этим… как ты говоришь… темпологом?

– Не станешь, – заметил Кирилл. – Как я понял, у вас даже такого понятия нет, а о науке с таким названием и говорить не приходится. Вот, кстати, наглядный пример параллельного развития событий. Наш и ваш временный векторы родственны, их хроночастота различается очень незначительно, но у нас время идет немного быстрее.

– Да? И какой же у вас теперь год?

– Две тысячи семьдесят третий от Рождества Христова.

– Значит, ты все-таки из будущего.

– А вот и нет. Я из настоящего, только другого. И в прошлом моего временного вектора все события развивались по-другому. Достаточно сказать, что у нас темпология как самостоятельная наука появилась в начале двадцатого века, а у вас о ней даже не слышали.

– Все равно, – упрямо возразила девушка. – Это еще ни о чем не говорит! И ты… Почему ты так уверен, что попал в другое время, а не переместился в прошлое?

– Понимаешь, Вера, переместиться в прошлое или будущее теоретически можно…

– Вот видишь!

– … но практически – неосуществимо. Для этого нужно стать как бы вне временного вектора, а это невозможно. Вне времени существования для материальных объектов нет и быть не может, ибо вне временного импульса все процессы прекращаются. Это стасис или, говоря языком философии – небытие. А перемещаться по временным векторам достаточно просто, на уровне элементарных частиц это происходит постоянно. Для человека, конечно, такое перемещение связано с определенным риском, но, если векторы родственные, то и оно возможно. Достаточно слегка изменить хроночастоту на организменном уровне, и ты как бы выпадаешь из своего времени, одновременно появляясь там, где хроночастота вектора совпадает с твоей. Технически это вполне осуществимо: нужна только пусковая установка и мощный электрический разряд, желательно природного происхождения…

Вера кивнула.

Гроза.

Ну, конечно! Теперь понятно, как он тут появился. Она сочувственно поглядела на уплетающего второй бутерброд мужчину и вздрогнула, когда глаза наткнулись на свисающую лохмотьями кожу.

– Это, наверное, больно…

Кирилл перехватил ее взгляд и усмехнулся.

– Вообще-то нет… Это защитная биопленка из водорослей. Неживые объекты, к сожалению, обладают слишком большой темпоральной инерцией. Чтобы их перебросить, требуются очень большие затраты энергии. Поэтому набор вещей, которые можно взять с собой, очень ограничен. Предпочтение отдается научной аппаратуре, ибо одежду-то я всегда смогу раздобыть или, на худой конец, сам смастерю, а вот без моего МК будет сложновато сориентироваться в незнакомой обстановке.

– МК – это что такое?

– Мобильный компьютер, – Кирилл кивнул на гудящую пластинку. – Модель ИИ-3000, последняя разработка с голографическим дисплеем и функцией квазимануального управления. Сам считывает необходимые данные из информационных полей данной местности.

– Обалдеть! – искренне восхитилась Вера. – А это что такое?

Она кивнула на "браслет" на руке мужчины.

– Универсальные модули. В различных комбинациях они представляют различные устройства. Сейчас это хроностабилизатор, поддерживает во мне нужную временную частоту, чтобы я случайно не вылетел обратно в свое время. А делать это придется до тех пор, пока я не найду и не дезактивирую резонатор… черт бы его побрал!

Вера перевела взгляд на светящийся камень. По его тонким зеленым и коричневым прожилкам пробегали легкие золотистые искорки, тут же гаснувшие на гладкой матовой поверхности. В сумеречном помещении он казался живым сгустком неяркого огня, и свет его, теплый, уютный, приглушенный, напоминал свет керосиновой лампы, с которой так хорошо сидится поздним вечером где-нибудь на веранде старенького загородного дома. Меньше всего камень был похож на резонатор, который нужно дезактивировать.

Именно так девушка Кириллу и сказала.

– Ну да! – темполог нахмурился, с явным неодобрением глядя на камень. – В природе яркая и привлекательная раскраска обычно служит сигналом опасности. У глубоководного удильщика, я тебе скажу, тоже очень привлекательный огонек, которым он подманивает всякую глупую рыбешку. А за огоньком – очень зубастая пасть!

– И чем же этот камень так опасен?

– Тем, что в активном состоянии он подхватывает и усиливает любые случайные темпоральные возмущения, которые затем преобразуются в особые хроночастоты, постепенно изменяющие временную частоту не только этого вектора, но и, так сказать, соседних или родственных ему. А когда это происходит, возникает эффект резонанса, в данном случае темпорального. Пространственно-временной континуум теряет устойчивость и распадается. Наступает временной коллапс. Все.

– Все?

– Ну, еще к числу возможных последствий можно отнести возникновение антиматерии, и как следствие – постепенное разрушение Вселенной. Произойдет это, конечно, не очень быстро, за пару миллионов условных лет…

– Хоть одно утешение.

– Да, – серьезно кивнул Кирилл. – Но нам в любом случае не повезет, потому что задолго до этого наши векторы просто перестанут существовать.

– Поверить не могу! – Вера встряхнула головой. – Не может быть, чтобы все это произошло из-за одного камешка…

Кирилл ткнул стилосом в один из кубиков на голографическом дисплее своего МК. Тот немедленно развернулся, явив глазам девушки нечто вроде вихревого потока разноцветных бусинок.

– Вообще-то это не совсем камень. Точнее, совсем не камень, хотя выглядит похоже. Обрати внимание на его молекулярную структуру: у твердых тел она образует кристаллическую решетку и характеризуется высокой степенью упорядоченности. А здесь, ты только погляди – небольшие группы молекул в состоянии равновесия почти не взаимодействуют друг с другом и движутся свободно, как частицы в газовой среде, но одновременно они постоянно меняются, распадаются и образуют новые связи. Это даже не похоже на аморфное состояние вещества, как у обсидиана, янтаря или природных смол. В природе такого просто быть не может! – раскрасневшийся Кирилл раздраженно рыкнул и принялся ожесточенно хлопать ладонями по столу.

Вера бросила на него настороженный взгляд, потом перевела глаза, сосредоточенно вгляделась в объемную картинку, ничего в ней не поняла, но на всякий случай кивнула и осторожно поинтересовалась:

– Значит, из-за этого он изменяет время?

– Что? Нет… В нем… в нем самом… фазовый переход… происходит на тем… темпоральном уровне… шсс… – мужчина затряс головой, издавая при этом короткие хрипящие звуки. – Вера… погладь меня, пожалуйста…

Девушка посмотрела на него в легком замешательстве. Кирилл заметно побледнел и дышал часто-часто, его короткие волосы стояли дыбом.

– Мне сейчас… это очень нужно… Ну, что тебе трудно, что ли?!

– Нет, не трудно, – Вера поспешно вытянула руку, несколько раз проведя по его подергивающейся голове. – Так сойдет?

– Да, еще… еще… еще… – он закрыл глаза и негромко заурчал.

Девушка вздохнула. Ну что с ним поделаешь? Будь она поумнее, давно бы вызвала представителей соответствующих органов и передала бы им этого пришельца с рук на руки. Вместо этого она сидит с ним на бабушкиной кухне, развесив уши, слушает всякую ахинею о необходимости спасти мир, нет – миры! – от жуткой катастрофы, позволяет ему хозяйничать в холодильнике, гладит по волосам… Кстати, волосы у него очень приятные на ощупь, такие мягкие и хорошо пахнут. Вера ласково почесала Кириллу макушку и, не удержавшись, придвинулась ближе…

– Спасибо, достаточно! – Тот внезапно открыл глаза и выпрямился, с удовольствием потягиваясь. – Ты чего?

– Ничего! – Девушка резко отстранилась вместе со стулом. – Ты что-то говорил о какой-то там структуре…

Кирилл как ни в чем ни бывало продолжил свои объяснения, для наглядности демонстрируя то одну, то другую картинку, таблицы и графики, и совсем не замечал, что она его не слушает и даже не глядит в его сторону.

– …а хуже всего то, что резонатор разделен на части, и я не представляю, сколько их может быть! Чтобы повести дезактивацию нужно собрать их вместе, иначе процесс будет самопроизвольно возобновляться. И сканирование местности тут не поможет, потому что я не знаю, какой предмет нужно искать… А хроноанализатор можно вообще не задействовать, потому что сигнал будет считываться с объекта, который находится ближе. Шсс! Вера! Ты слышишь, что я говорю?!

Та перевела на него отсутствующий взгляд. Кирилл насторожился.

– Ты что?

– Ничего, – она слегка улыбнулась. – Все в порядке. Я вот тут подумала: зачем было прятать камень в статуэтку? Почему бы просто не сделать каменную подставку, а на ней бронзовые фигурки?

Темполог нахмурился, а потом просиял.

– Вера, да ты умница! Думаешь, камень специально убрали с глаз долой, потому что… А вот почему – это вопрос! Приборы у нас в лаборатории засекли сильное темпоральное возмущение буквально сразу, как только резонатор был активирован. Класс А – это тебе не лысый ежик, тут такие всплески пошли, аж счетчик зашкалило… Вера, это ты его активировала?

– Не знаю, – честно сказала девушка. – Может и я. Меня ударило током, когда статуэтка и Барс были рядом.

– Да, так оно и бывает. Резонатор начинает работать от электрического разряда определенной мощности. Какой – не известно. И теперь уже вряд ли удастся узнать. Но ты не расстраивайся, "погасить" я его сумею, главное – остальные части найти, – сказав это, Кирилл ободряюще похлопал девушку по спине.

Вера машинально отстранилась. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала и очень хочет спать. Тело, ставшее каменно-тяжелым, так и норовило завалиться в сторону, слова собеседника доходили до нее, словно сквозь толстый слой ваты на ушах. Тяжело опираясь о стол, девушка поднялась, с трудом удерживаясь на ногах.

– Поищи… Там в коробках много всякого хлама… – она вяло махнула рукой в неопределенном направлении и чуть не упала. – В общем, будь как дома… А я, извини…

Качаясь от стены к стене, Вера еле добралась до спальни и, как была в испачканной футболке и старых шортах, кулем повалилась на кровать. Раздеваться и умываться уже не было сил.

Едва ее голова коснулась покрывала, как она мгновенно провалилась в тяжелый мутный сон, похожий на бред.

Утро началось несладко. С трудом открыв глаза, Вера долго лежала в душном полумраке, пытаясь сообразить, что же вчера произошло. Память упорно отказывалась помогать ей в этом нелегком деле, вместо четкой и связной картины событий подсовывая невнятные фрагменты непонятных картин: бабушка и Анатолий Васильевич, взявшись за руки, бегут по пляжу; она сама в виде бронзовой статуэтки и Юлька в очках, с важным видом расхваливающая ее перед невидимым покупателем; светловолосый мужчина, пьющий с Барсом на брудершафт; и над всем этим отчетливо вырисовывалась пузатая бутылка с надписью "Армянский коньяк".

Все ясно. Вера закряхтела, приводя себя в вертикальное положение. Голова раскалывается, тело затекло от неудобного положения, под веки словно насыпали песку… Вчера она напилась, очевидно, с горя, и ей приснился кошмар. Девушка уныло поплелась в ванную, по дороге столкнувшись с бодрым до отвращения Кириллом.

Нет, к сожалению, не приснился…

– Доброе утро! – вежливо поприветствовал ее гость, придерживая дверь.

– Доброе… – буркнула Вера.

При виде заполненной до краев ванны ее мысли приняли другое направление. Полежать в приятной прохладной водичке, понежиться, а потом – под холодный душ. Безусловно, это было лучшим средством для восстановления организма, находящегося под непрерывным стрессом. Так, кажется, и бабушка говорила… Или не она? А, впрочем, какая разница! Вера вдруг почувствовала, что если сию же секунду не смоет с себя вчерашнюю пыль, то умрет на месте.

Скинув одежду прямо на пол, девушка погрузилась в чуть тепловатую воду по самую шею и чуть было не застонала от удовольствия. Вода мягко поплескивала о затертые эмалированные бортики. По коже пробежала щекочущая волна воздушных пузырьков. Ах, хорошо… Вера неспешно провела рукой по телу и замерла, ощутив на себе что-то непонятное и чужеродное. Задержав дыхание, девушка медленно поднялась из ванны, так же медленно опустила глаза и тут же заорала от ужаса: всю ее, от ног до самой шеи, покрывала сероватая склизкая шевелящаяся пленка.

– Мама, мамочка! – она заметалась между раковиной и огромной бельевой корзиной, дрожа от отвращения и пытаясь соскрести этот кошмар. Куда там! На воздухе пленка сразу застыла и уплотнилась. Одновременно с этим она посветлела и перестала шевелиться, но ощущения приятнее не сделались.

– Кири-и-илл!

– Что? – откликнулся тот из-за двери.

– Помоги! Помоги! Сними с меня это! Господи!

– Что снять? – мужчина деликатно просунул голову внутрь. – Шисс! Стой спокойно!

– Мама, мама…

– Стой, не дергайся! – он резко дернул ее за плечи и стянул пленку вниз. – Забыл тебя предупредить…

– Сними это с меня…

– Сейчас сниму… Да не бойся ты так! Ничего страшного, обычная биопленка. Кожа от нее, кстати, становится только лучше, чище и здоровее. Все, снял.

Веру затрясло. Не глядя, девушка сдернула с вешалки полотенце и что есть силы треснула им своего спасителя.

– Идиот! Я чуть не умерла от страха! Что эта дрянь делает в моей ванне?!

Тот только рассмеялся, перехватывая ее руку, занесенную для нового удара.

– Извини, я правда забыл… Не надо драться!

– Немедленно выброси эту гадость!

– Не выброшу, она мне еще понадобиться. А в ванне ее хранить лучше всего, самая подходящая емкость. Вера, успокойся, она тебя не съест, это просто модифицированные водоросли, им нужна водная среда…

– А мне нужна моя ванна!

– Хорошо, хорошо, сегодня же я их куда-нибудь перелью. Только найду подходящий бак.

– Вот и займись этим! – прошипела девушка, поспешно обматываясь полотенцем. – И вообще… Иди отсюда!

Тот снова рассмеялся, вызывая у Веры желание треснуть его чем-то потяжелее. Кирилл мгновенно уловил ее настроение и благоразумно ретировался. Когда девушка наконец появилась на кухне, он как ни в чем не бывало резал колбасу, одновременно поглядывая на плиту, где уже вовсю шипела и плевалась огромная сковородка с яичницей.

– Ты вовремя! – весело поприветствовал ее темполог. – Завтракать будешь?

Не ответил, Вера опустилась в кресло и принялась усиленно раскачиваться. Следом за ней неслышной тенью в кухню прокрался Барс. Пристроился рядом со своей миской и быстро заработал челюстями, пугливо оглядываясь и прижимая уши. Вера посмотрела на него с состраданием: "Бедненький… И тебе житья нет в собственном доме. А некоторые поразительно быстро умеют осваиваться на новом месте".

Она перевела взгляд и насупилась.

– Что это на тебе такое?

– Вчера по твоему совету я стал искать недостающие части резонатора, но их в доме не оказалось. Зато нашел кое-что из одежды. – Ловко орудуя вилкой, Кирилл разделил яичницу на две неравные части, разложил по тарелкам, одну из них придвинув девушке. – Не знаю, насколько она соответствует местной моде…

– А тебе не все ли равно? – съязвила Вера. – Ты ведь сюда не красоваться прибыл, у тебя миссия.

– Да, ты права. Просто мне не хотелось бы выделяться. Ни к чему привлекать ненужное внимание, это может помешать работе.

Девушка проглотила очередную колкость, уткнувшись взглядом в тарелку. Рубашка навыпуск и старые рабочие брюки ее покойного дедушки смотрелись на мужчине несколько странновато, делая его похожим на стриженого хиппи, но в целом выглядел он вполне нормально. По крайней мере, гораздо нормальней, чем вчера. Если не особенно приглядываться, вполне сойдет.

Вера покрутила вилку.

– Что собираешься делать сегодня? – кашлянув, спросила она сосредоточенно жующего Кирилла.

Темполог пожал плечами.

– Искать.

– Уже решил, где и как?

– Да, отчасти. Я все-таки задействовал с утра хроноанализатор, и он выдал интересный рисунок темпоральных возмущений. Зона их влияния представляет практически ровную окружность радиусом примерно двести километров, и прирост продолжается, довольно быстро, но равномерно. О чем это говорит?

– О чем? – хлопнула глазами Вера.

– О том, что все части резонатора территориально должны находиться близко друг от друга. В противном случай характер возмущений был иным, и приращение зоны влияния фиксировалось бы как скачкообразное. Да, и еще вот что… Я запустил программу сопоставления и анализа данных, полученных еще в нашей лаборатории, с параметрами найденного куска. Исходя из его физических характеристик, времени активизации и характера временных колебаний программа определила примерное количество частей резонатора. Получилось не меньше трех, но не больше четырех.

– То есть три или четыре, – подытожила Вера.

– Да.

– А где их искать, программа не сказала?

– Нет.

Кирилл задумчиво посмотрел на свой МК и добавил с ноткой оптимизма:

– В принципе можно пойти старым добрым "путем зерна" – фиксировать все помехи временного поля и оттискивать их источники. Это займет больше времени, но приведет к нужному результату. Да и площадь поиска не слишком большая, всего тысяча двести, тысяча триста квадратных километров. Справлюсь!

Девушка кивнула.

– Знаешь, вчера мне в голову пришла одна мысль… Твой резонатор могли разбить на куски неслучайно, к тому же, видишь – этот кусок был спрятан в статуэтке, значит, его хотели скрыть от посторонних глаз. От посторонних, но не от своих. Возможно, человек, который это сделал, специально изготовил тайники и как-то их отметил… Возможно, существует несколько предметов… В общем, я попросила свою подругу Юльку – она работает с предметами искусства, хотя сама не искусствовед – придти глянуть на статуэтку. Может, подскажет что-нибудь дельное. Это поможет твоим поискам?

Кирилл пристально посмотрел на девушку, и та вдруг почувствовала себя неуютно. Она только сейчас заметила, что у него совершенно кошачьи глаза – ярко-желтые с темной точкой зрачка посередине. "Наверное, поэтому он сцепился с Барсом…" – неожиданно мелькнуло у нее в голове. Два хищника на одной территории…

– Что ты так смотришь? – переборов неловкость, спросила она как можно небрежней. – У меня крошка на носу?

– Нет, все в порядке, – Кирилл подвинул к себе чашку и зачем-то в нее заглянул. – Спасибо тебе за подсказку. И вообще, Вера, немногие люди на твоем месте стали бы помогать незнакомому человеку, свалившемуся ниоткуда. Хотя поиск резонатора – наше общее дело.

Девушка покраснела, словно ее подловили на чем-то неприличном. Слова Кирилла вызвали у нее противоречивые чувства, главным из которых было глухое раздражение.

– А ведь я еще не решила, верить тебе или нет! – произнесла она с вызовом, но его это не смутило.

– Знаю. Все равно я очень благодарен тебе за помощь.

После завтрака темполог закрылся в бабушкиной спальне, заявив, что ему нужно снять показания с хроноанализатора и отметить на карте места возможного поиска. Карта была переснята с "Желтых страниц", и после внимательнейшего ее изучения Кирилл с самым серьезным видом попросил девушку находиться поблизости и быть готовой в любой момент дать ему необходимые разъяснения – мол, у него у самого с детства топографический кретинизм.

– Я, конечно, смогу разобраться… постепенно, но это отнимет время, а его и так мало, – точно оправдываясь, заметил он, прежде чем захлопнуть дверь перед Вериным носом.

Не зная, радоваться или огорчаться сему обстоятельству, Вера прошлась по квартире, отметила про себя, что коробки, раньше загромождавшие проход, теперь аккуратно составлены в глубине коридора, вернулась на кухню и привычно устроилась в кресле, поглядывая в окно. Это уже стало ее любимым местом для размышлений, однако, на этот раз размышления носили слишком сумбурный характер. Если бы девушку попросили описать свои ощущения, она без колебаний ответила бы, что все происходящее кажется ей похожим на сон. Очень реальный, очень правдоподобный сон, в котором ей отведена роль одновременно и наблюдателя, и главного действующего лица. Появление Кирилла и его объяснения этому появлению по-прежнему вызывали у нее недоверие, но и согласие помогать было дано ею без всякого принуждения и даже с охотой – так, словно по-другому не могло и быть. Объяснить данное обстоятельство девушка могла только той самой непонятной, иррациональной логикой сновидений, в которой значение имеют лишь скрытые глубоко в подсознании мотивации и стремления. К сожалению, Фрейд с его психоанализом был от нее так же далек, как и загадочная наука темпология, а потому ничего другого не оставалось, как молча покориться неизбежному. То есть с головой влезть в поиски загадочного камня-резонатора и молиться про себя, чтобы эти поиски не завели… в общем, понятно куда.

Смирившись с таким положением дел, Вера еще раз созвонилась с Юлькой, а через пару часов объявилась и та, влетев в прихожую подобно растрепанному метеору, распространяя вокруг себя запах перегара, смешанного с цитрусовым ароматом жевательной резинки. Провожая подругу на кухню, Вера заметила, что выглядит она неважно: черные волосы всклокочены, глаза в красных прожилках, лицо бледное, отекшее.

Перехватив ее взгляд, Юлька страдальчески сморщилась и попросила воды. Вера молча придвинула ей кувшин, а за ним статуэтку. Подруга, просияв, мигом схватила и то, и другое.

– Ох, спасибо, дорогая, тебе за это воздастся на небесах! – одним глотком вытянув половину кувшина, она с долгим блаженным вздохом откинулась на спинку стула и приложила статуэтку ко лбу. – Ооох, счастье… Веруша, ты себе не представляешь! Ну скажи, какими нужно быть идиотами, чтобы пить водку в такую жару?! Просто кошмар! Нет, я, конечно, была умней и пила текилу, но результат один… Ох!

Вера наблюдала за ней без особого сочувствия, постукивая пальцами по столешнице.

– А ведь вчера, когда ты позвонила, мне было так хорошо! Так хорошо, так хорошо… как сейчас фигово. Голова раскалывается… – Юлька жалобно сморщилась, глядя на подругу взглядом побитой собаки. – Верунь… У тебя ничего такого нет подлечиться?

– Таблетка аспирина тебя устроит?

– У, безжалостная женщина! – Юлька набычилась, но тут же сдулась и снова потянулась за кувшином.

– Нет? Я так и думала…- Вера сделала паузу и продолжила уже мягче. – Юль, я тебе очень сочувствую, правда, но давай ближе к делу.

– Ладно, давай, – неохотно согласилась та, с сожалением вытряхивая последние капли. – Так что ты показать хотела?

– Оно у тебя в руках.

Подруга с некоторым недоумением посмотрела на статуэтку, потом выражение ее лица изменилось.

– Ага.

В Юлькиных глазах зажегся знакомый Вере огонек. Уточнять, что значит подружкино "ага", девушка не стала и молча ждала результатов. Юлькин профессионализм никогда не вызывал сомнений. Даже в состоянии жестокого похмелья она по-прежнему оставалась высококлассным оценщиком, единственное, что требовалось – это не мешать ее мыслительному процессу. Минут через десять томительной тишины, нарушаемой только сосредоточенным Юлькиным сопением, она, наконец, вынырнула из потока своих мыслей, и взгляд ее приобрел более осмысленное выражение. Теперь Вера воочию видела, как в подружкиной голове складывается упорядоченная таблица полученных данных: размер, вес, материалы, работа, стоимость…

– Ну, подруга, я тебе скажу… – почтительно затаив дыхание, Юлиана поставила статуэтку на стол и некоторое время восторженно ее созерцала. – Это, безусловно, вещь! Натуральный антиквариат! Оловянная бронза, конечно, не серебро, но как образец мелкой пластики она стоит… в общем, прилично. Это на тот случай, если ты хочешь ее продать. Прибавь к этому возможную историческую ценность… Я в этом не эксперт, но даже на беглый взгляд ее можно датировать веком шестнадцатым, может, началом семнадцатого. Если хочешь, могу уточнить по каталогу…

– Уточни, – кивнула Вера. – А можно узнать, кто ее изготовил?

Юлька покачала головой.

– Не ведаю. Вряд ли… Но можно попробовать! Сюжет, конечно, распространенный: орел со змеей в когтях часто встречается. Но вот стиль вполне узнаваем – Германия XV-XVII века, скорей всего Нюрнбергская школа. Это для них характерна такая высокая техника и богатый декор, – девушка снова придвинула к себе статуэтку, воодушевляясь все больше и больше. – Слушай, а вдруг это кто-то из Ямнитцеров?! Боже, настоящий раритет! Честно сказать, я подобное видела только в музее, а уж ты знаешь, сколько через мои руки всякого прошло…

– Знаю, – задумчиво кивнула Вера.

Подруга между тем перевернула статуэтку и обнаружила клеймо.

– Ух ты, а это что такое? Интересненько… – ее тонкие пальцы быстро пробежались по затертым линиям рисунка. – Веруша, похоже на печать. Смотри, тут изображение врезано вглубь, как в интальо…

– В чем?

– В интальо, дубина. Резной камень такого же типа, чаще всего использовался как печать. Господи, чему тебя в универе учили?! Неясно, правда, зачем приспосабливать под это дело статуэтку, но у богатых во все времена свои причуды…

– А можно узнать, чья это печать?

– Можно, можно – вот заладила! Чего это тебя вдруг потянуло на знания? Ты же не искусствовед.

– Интересно.

– Ну, скорей всего какой-нибудь граф или барон тиснул. Скорей всего, это было сделано гораздо позже… Глупость какая! – Юлька сокрушенно покачала головой – Такую вещь испоганили! Настоящее произведение искусства… Или очень качественная подделка – что, в принципе, одно и то же. Говоришь, у бабули своей нашла? Обалдеть! Вот так взяла и нашла? Ну, ты, Верка, везучая! Сначала мужика нашла, потом статуэтку…

– Наоборот, – мрачно отозвалась Вера, совершенно не разделявшая Юлькиных восторгов.

– Что наоборот?

– Сначала статуэтку, потом мужика.

– Ой, да какая разница! Мне бы хоть в половину так повезло, как тебе, я бы по потолку от радости бегала… Кстати, как твой сосед поживает? Он действительно нудист?

Как обычно, любой разговор с участием Юлианы плавно перетек на мужскую половину человечества. То была любимая и никогда не теряющая актуальности тема, которую подруга готова была обсуждать до бесконечности. В другое время Вера и сама не отказалась бы об этом поболтать, но сейчас момент был явно неподходящий.

Девушка решительно мотнула головой и развернула Юльку носом к предмету их разговора.

– Юль, посмотри внимательней! Скажи, где или у кого я могу точно узнать, когда и кто сделал эту статуэтку? Мне это очень нужно, пойми!

– Да уж понимаю, что нужно… Не понимаю – зачем. Ладно, не зыркай глазищами… Я бы сама этим занялась с удовольствием, но своих дел невпроворот. Но тебе повезло, у меня есть один знакомый. Он вообще-то не искусствовед, но очень интересуется разными историческими ценностями и историей в целом. Большой умница! Я у него иногда беру консультацию, хотя он их обычно не дает. Но для меня, как ты понимаешь, может сделать исключение, – Юлька с намеком улыбнулась. – Могу попросить, чтобы и для тебя сделал. Ты у нас девушка видная, он таких любит…

– Юлька!

– Что?! Говорю, как есть! Можешь хоть сегодня с этой статуэткой к нему отправляться, он почти всегда дома, адрес я дам. Здесь, кстати, недалеко, дойдешь пешком, ты же это любишь. Если наденешь свой голубенький сарафанчик, он напоит тебя кофе и такого понараскажет, что в энциклопедиях и справочниках просто отпадет всякая надобность. Я же говорю, умник, каких поискать! А при виде симпатичной интеллигентной молодой девушки просто соловьем разольется – сама век бы слушала.

Вера поглядела на подругу и невольно улыбнулась. В Юльке всегда присутствовал неистребимый природный оптимизм, которым она умела заражать всех окружающих. После недолгого разговора с ней даже заядлый меланхолик поневоле начинал смотреть на жизнь веселей… А вот долгого разговора никто, кроме самых близких друзей, не выдерживал. Юлиана знала о такой своей особенности, поэтому деловые встречи проводила в предельно сжатые сроки, все насущные вопросы решала мгновенно, а консультации ее отличались краткостью и максимальной информационной насыщенностью. Впрочем, для близких друзей программу можно было слегка изменить с тем, чтобы после серьезного разговора перейти к более приятной и животрепещущей теме…

– Так познакомишь меня с соседом?

– С кем? – не сразу поняла Вера, старательно записывая адрес чудо-консультанта на салфетке.

– С тем, который вчера пришел к тебе в голом виде, – томно потягиваясь, пояснила подруга. – Который тебя так напугал, хи-хи-хи.

Вера оторвалась от записи, глядя на Юлиану с искренним недоумением. Потом до нее дошло.

– Юлька! Ну что ты болтаешь?! – возмущенно воскликнула она, одновременно пытаясь решить, стоит ли знакомить подругу с Кириллом или же сохранить присутствие темполога в тайне.

Юлька сама разрешила ее сомнения.

– Это случайно не он? – промурлыкала она, мягким движением отбрасывая волосы назад и одновременно как бы невзначай позволяя бретельке соскользнуть с плеча.

Вера стремительно обернулась, ожидая самого худшего. В дверном проеме стоял Кирилл – к счастью, полностью одетый. Правда, брючины его были закатаны до колен, а рубашка криво застегнута всего на две пуговицы – это придавало мужчине слегка расхристанный, но в то же время живописный вид.

А вот выражение его лица Вере совершенно не понравилось.

Желтые глаза темполога с таким плотоядным выражением смотрели на Юльку, что девушке стало неудобно. Вдобавок он еще и принюхивался.

Вера нахмурилась. Появление Кирилла было совершенно некстати. Сейчас девушка явно склонялась к мысли, что знакомить темполога со своими друзьями ей как-то не хочется и неплохо было бы ему вовсе не выходить из бабушкиной спальни, занимаясь там своими научными изысканиями. Как бы ему об этом намекнуть?…

Юлиана, которую затянувшееся молчание уже начало раздражать, громко кашлянула. Все вздрогнули.

Вера спохватилась:

– Это…эээ… родственник…

– Твой? – Юлька облокотилась о стол, изгибаясь как кошка.

– Нет. Это родственник давних бабушкиных знакомых. Приехал вчера из… другого города. Поживет пока здесь.

Кирилл наклонил голову, разглядывая Юльку исподлобья.

– Ты мне о нем не рассказывала, – снова мурлыкнула та, томно опуская ресницы. Похоже, взгляды темполога ей только льстили. – Познакомь же нас скорей!

Вера обреченно вздохнула.

– Юля, это Кирилл. Кирилл, это…

– Юлиана! – с придыханием представилась подруга, протягивая ему руку ладонью вниз. – Очень, очень рада познакомиться!

Кирилл даже не пошевелился. Юлька смотрела на него с улыбкой, не меняя позы, однако, ее вытянутая рука начала мелко подрагивать. Вера снова вздохнула:

– Кирилл.

Тот внезапно дернулся, словно собираясь отпрыгнуть, но сразу остановился, вытянулся в струну и заложил руки за спину. Юлька неуверенно хихикнула.

Передвигаясь короткими скачками, Кирилл приблизился к столу, отбарабанил на нем непонятный ритм, довольно ухмыльнулся, демонстрируя все тридцать два зуба, и сильно дернул Юльку за волосы. Та визгливо ойкнула. Довольный темполог, словно и ожидал такой реакции, издал несколько резких горловых звуков, отскочил, пригнулся и хлопнул девушку по оттопыренному заду.

– Хватит! – Вера резко поднялась, вставая между ними. – Будем считать, что вы познакомились!

Она попыталась оттереть разошедшегося темполога в сторону и тут же чертыхнулась – изловчившись, он успел хлопнуть Юльку еще раз по тому же месту. И сразу выпрямился, улыбаясь как ни в чем не бывало и не обращая никакого внимания на Верины попытки вытеснить его из кухни.

– Меня зовут Кирилл. А вы очень симпатичная девушка, Юлиана.

Юлька, с недовольным видом потирающая ушибленную попу, мгновенно расцвела и заулыбалась в ответ.

– О, спасибо! Так приятно слышать это от такого милого человека, как вы. Вы к нам надолго?

– Как позволят дела.

– Я надеюсь, они позволят…

– Я тоже…

– У вас такие необычные глаза. Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на льва?

Вместо ответа Кирилл громко зарычал.

– Какой вы смешной! – Юлька, призывно улыбаясь, медленно провела языком по губам.

Кирилл рыкнул еще пару раз и склонил голову, повизгивая, как напрашивающийся на ласку щенок.

– Я думаю, для первого раза достаточно! – Вера схватила мужчину за рукав и потянула за собой, преодолевая вялое сопротивление. – У нас масса дел. Кирилл, мне, что, надо тебе напоминать, зачем ты сюда пожаловал?

– Нет! – отозвался тот, отведя взгляд от Юльки и сразу становясь серьезным. – Спасибо, Вера, я все помню. Я хотел тебя позвать, чтобы ты мне кое-что объяснила…

– А может, я могу помочь? – Юлька змейкой ввернулась между ними. Так просто отпускать долгожданного мужчину она не собиралась.

Кирилл вздрогнул, но сумел взять себя в руки.

– Спасибо, Юлиана, но это наши с Верой дела. Тебе будет не интересно.

– Что ты! Мне будет очень, очень интересно!

– Нет, не будет! – решительно возразила Вера, отпихивая подругу в сторону. – И вообще, мы сейчас уходим. Надо навестить твоего консультанта. Как ты сказала, его зовут?…

– Костика? – обрадовалась Юлька. – В смысле, Константина Ивановича? Ой, тогда я с вами!

Вера притворно вздохнула.

– Не получится! Кто-то должен остаться в доме. Я бабушке пообещала, даже поклялась, что квартиру без присмотра не оставлю. Она, видишь ли, очень боится воров. Поэтому, Юль, ты до нашего возвращения побудь здесь, ладно?

– Да что тут красть?! – пренебрежительно отмахнулась та и осеклась, бросив взгляд на статуэтку.

– Вот-вот, я тоже думала, что нечего… – Вера с намеком повела глазами в сторону коридора. – Кстати, пока мы с Кириллом отсутствуем, ты можешь порыться в тех коробках. Вдруг еще что-нибудь ценное найдешь?

– Но я же… – удивленно начал темполог, но тут же получил локтем в бок.

– А ты пойдешь со мной! Для тебя это тоже важно. Заодно город посмотришь, договорились?

– Договорились! – радостно кивнул мужчина. – Погоди, только МК возьму…

Не обращая внимание на погрустневшую Юльку, он одним прыжком скрылся в спальне и сразу выскочил оттуда, прилаживая знакомые Вере пластины к своему "браслету".

– Я готов. Идем?

– Стой! – спохватилась Вера. – Надень хотя бы шлепанцы… Вот балбес! Подожди меня!

Она критически оглядела собственную мятую футболку, мысленно махнула рукой, сунула статуэтку в сумку и быстро чмокнула слегка ошарашенную подругу.

– Пока, Юль! Мы быстро, не скучай! Дверь за нами закроешь, хорошо?… – последние слова донеслись уже с лестничной площадки.

Дверь захлопнулась.

Юлиана, вздохнув, покрутила пальцем у виска. Немного подумав, она решила, что порыться в коробках Вериной бабки все же не помешает, и отправилась на поиски фартука и перчаток. Накануне девушка сделала свежий маникюр и рисковать им не хотела.

Кирилла Вера догнала уже на улице – приплясывая от нетерпения, тот поджидал ее у подъезда. Дверь по-прежнему стояла, прислоненная к стене, а вчерашняя лужа дополнилась двумя новыми.

Девушка молча швырнула к ногам темполога старые дедушкины сандалеты без задников, в которых ходила выносить мусор.

– О, спасибо! – мужчина с радостной улыбкой напялил обновку. – Интересный фасон… У вас все такое носят?

Веру его замечание почему-то задело.

– Знаешь, что… У нас, по крайней мере, не носят живую гадость вместо одежды. Бери, что дают!

– Я взял.

– Вот и носи! – повысила голос девушка. – И поблагодарить не забудь!

– Я не забыл.

Последнее невинное замечание окончательно вывело Веру из себя. Уперев руки в бока, она окинула Кирилла возмущенным взглядом и, заикаясь, произнесла:

– Т-ты что себе п-позволяешь?!

– Что? – удивился тот, настороженно оглядывая двор. – Вера, что с тобой?

– Со мной?… – девушка едва не задохнулась от праведного гнева. – Со мной-то как раз все в порядке. А вот что с тобой?! Или у вас в вашем времени все такие, как ты?

Кирилл сделал недоумевающие глаза и честно признался:

– Я не понимаю.

– Да-а-а? А как ты перед Юлькой выделывался?! Что это за ужимки и прыжки?! Зачем ты ее укусил?!!

– А… ну это… – темполог слегка смутился. – А что такого?

– Не отвечай вопросом на вопрос!

Кирилл аккуратно высвободил часть своей одежды из тонких девичьих пальчиков.

– Видишь ли, Вера… – начал он осторожно. – Темпоральные перемещения – вещь еще мало изученная, наверняка тут ничего сказать нельзя. Когда пусковая установка испытывалась на микроскачках, у подопытных животных наблюдались небольшие кратковременные расстройства вегетативной нервной системы. Люди же такие микроскачки вообще переносят спокойно, у них все реакции остаются в норме…

Вера нервически хмыкнула.

– Замечательно! Значит, для тебя это норма?

– Я не договорил, – спокойно ответил Кирилл. – В моем случае все не так просто. Во-первых, я совершил макроскачок, во-вторых, испытываю постоянное влияние чужой хроночастоты, на которую вдобавок накладываются помехи от резонатора. Возможно, из-за этого в моем мозгу произошла перегруппировка нейронных связей – поэтому иногда сознательный контроль ослабевает, и в какие-то моменты я начинаю действовать инстинктивно.

– Инстинктивно? Это… как животное? – Вера непроизвольно отступила на шаг назад и покрепче вцепилась в сумку.

– Ну да, а что в этом такого? Мою работу это не затрагивает, здесь разум полностью контролирует ситуацию, а прочие моменты… Уверяю тебя, ничего страшного в этом нет, разве что некоторое неудобство.

– Ну да, конечно! – девушка отодвинулась еще дальше. – А на улицу тебя выводить нужно на поводке и в наморднике.

Кирилл внезапно разозлился.

– Шссс, Вера! Ты сама понимаешь, что говоришь? Тебя, что, так пугает слово "инстинкт"? Это же не заразная болезнь!

– Да, но… – Вера смутилась, пытаясь подобрать нужные слова. – У нас так не принято. В смысле, это же… Ну, в общем, неприлично… То есть вести себя так, как ты ведешь… вел…

– У человека множество инстинктов, которые он унаследовал от своих предков – и тех, что сидели на деревьях, и тех, что уже ходили на двух ногах. Инстинкты – это не кошмар обывателя, а врожденные программы поведения. Избавиться от них мы все равно никогда не сможем, потому что они нам нужны, и наше так сказать "разумное" поведение в любом случае основывается именно на них. К примеру, у тебя есть друзья-коллекционеры?

– Ну… да.

– И ты не считаешь их увлечение неприличным? А между тем, в нем проявляется один из древнейших инстинктов – инстинкт собирателя. Новорожденный ребенок сосет молоко – а это сложный инстинктивный акт. Если дашь ему палец, он за него уцепится так, что его можно будет поднять. Это тоже инстинкт, древний инстинкт приматов – найти мать и уцепиться за ее шерсть. И кстати, остается на всю жизнь, потому что сигнализирует о защищенности – если мама рядом, все в порядке. Ты вот, когда волнуешься, начинаешь теребить волосы, собственную шерсть, которая всегда под рукой…

– Хватит! – в конце его пылкой речи Веру начал разбирать смех. – Я все поняла. Мы все – рабы инстинктов, так? Разум тут бессилен и все такое…

Но разошедшегося темполога было не остановить.

– Неправда! Врожденные программы поведения нам необходимы просто для того, чтобы выжить, разум же существует не для борьбы с ними, а для сотрудничества. Мы не автоматы, в конце концов! Сознание позволяет нам оценивать возможные варианты наших действий, давая возможность анализировать и делать выбор…

– Да, да, да… Только очень тебя прошу, будь так добр, пожалуйста, пусть это сотрудничество будет у тебя непрерывным. Если ты опять начнешь наскакивать на какую-нибудь девушку… В общем, держи свои инстинкты при себе!

– Хорошо, постараюсь. Только твоя подруга сама была не против, ты же видела, она сразу включилась в процесс токования…

– О, Господи!

– Нет, правда. Может, у нее…

– Замолчи, или надену намордник!

– Агрессивность к себе подобным – врожденная программа, служащая для замены физических стычек стычками психологическими.

– Хочешь проверить? – Вера выразительно покачала сумкой.

– Пожалуй, не стоит.

Несмотря на Юлькины заверения, идти было не так уж и близко. Невыносимая жара после вчерашней мимолетной грозы с удвоенной силой навалилась на город, превращая его центр в раскаленную духовку. Воздух был липким и вязким, казалось, сквозь него тяжело даже идти, не то что дышать.

Минут через пятнадцать Вера уже раскаялась в том, что решила отправиться пешком, но делать было нечего. Кирилл спокойно вышагивал рядом, посматривая вокруг – без чрезмерного, однако, любопытства. Поначалу девушка честно пыталась выполнять обязанности экскурсовода, периодически делая отмашки: "Посмотри направо… А теперь налево…", но вскоре убедилась, что во-первых – по такой погоде даже языком лишний раз ворочать не хочется, а во-вторых – ее "турист" основные достопримечательности знал не хуже ее самой и, пожалуй, сам мог бы проводить здесь экскурсии.

Причина подобной осведомленности выяснилась быстро: практически все родственники Кирилла жили в Петербурге – Петербурге его времени, разумеется. По словам темполога, различались города весьма незначительно, а уж центры и вовсе были точно срисованы под копирку.

– У нас на Кутузовской набережной раньше стояло колесо обозрения, потом его убрали, чтобы вид не портило. А у вас?

– А у нас нет… – вяло ответила Вера.

– И Летний дворец Петра у нас подмыло еще полвека назад, – заметил Кирилл, когда они проходили мимо Летнего сада. – А памятник Суворову стоит в центре Марсова поля.

Девушка попыталась изобразить интерес, но ничего не вышло. Сил хватило только на кривую улыбку. Она в очередной раз приложила руку к быстро нагревающемуся темечку и тяжко вздохнула, досадуя, что не сообразила надеть одну из бабушкиных летних шляп. Ядвига Станиславовна была большой любительницей головных уборов, и раньше, и теперь все свою свободной время посвящая переделке и украшению купленных в магазине шляп.

– А мост как называется? – поинтересовался Кирилл, разглядывая морских коней на решетке ограды.

– Троицкий, а что?

– А у нас – Старший Крепостной, – весело пояснил тот и помахал кому-то внизу.

Проследив за его взглядом, Вера увидела медленно выползающий из-под моста туристический теплоходик. Немногочисленные разомлевшие от жары туристы, полулежащие на верхней палубе, даже не пошевелились. Только один, сидящий у самой кормы, вдруг обернулся и вскинул руку козырьком ко лбу.

Вера машинально повторила его жест. Внезапно во рту у нее пересохло, а голова закружилась так сильно, что потемнело в глазах.

– А Большая Нева у нас пошире, и Стрелка больше выдается, – словно издалека донесся до нее голос Кирилла. – Вера?… Вера, что с тобой?

Девушка разом обмякла, почти повиснув на встревоженном темпологе. Уже почти теряя сознание, она увидела, как человек на теплоходе встал на скамейку и, не отводя от нее взгляда, шагнул за борт.

И исчез.

Вера закатила глаза.

"Солнечный удар… – подумала она обреченно, слыша, как кровь стучит в ушах. – Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это был солнечный удар".

Глядя в ее бледное лицо с катящимися по нему капельками пота, Кирилл не на шутку испугался.

– Вера, Вера, ты что? Очнись! – он растерянно оглянулся.

Взвизгнув покрышками, рядом в нарушение всех правил дорожного движения затормозил вишневый джип. Тонированное стекло мягко опустилось.

– Эй, парень, помощь нужна?

Кирилл напрягся. От помощи он сейчас бы не отказался, но ни так кстати появившийся джип, ни его владелец доверия почему-то не вызывали. Висящая кулем у него на руках Вера пошевелилась, повернула голову, с трудом разлепив сначала один, потом второй глаз.

– Помощь нужна? – с нажимом повторил незнакомец. Невзирая на возмущенные гудки со всех сторон, он открыл дверь и намеревался выйти.

Кирилл осторожно прислонил медленно приходящую в себя девушку к ограждению моста и развернулся.

– Ну, так что, по… – мужчина из джипа осекся.

На него с самым угрожающим видом двигалось нечто. Короткие светлые волосы темполога стояли дыбом, в глазах зажегся недобрый огонек, верхняя губа подрагивала, обнажая оскаленные зубы. Из горла вырывалось глухое рычание. Мужчина едва успел отшатнуться и захлопнуть дверь – одним прыжком Кирилл очутился рядом, брызгая слюной и захлебываясь разъяренным рыком. Скрипнули ногти, царапая вишневое крыло.

– Псих долбанный… – выплюнул добрый самаритянин, давая по газам.

Кирилл еще немного порычал ему вслед, а затем повернулся к Вере. Под устремленным на него взглядом он слегка поежился и неловко дотронулся до ее плеча.

– Ты как?

– Нормально, – отозвалась девушка. Головокружение и вправду прошло, оставив после себя легкий туман в мыслях. – Ты зачем на дядьку набросился?

– Он мне не понравился! – честно ответил темполог, проведя рукой по волосам.

Вера устало вздохнула.

– Мне тоже… – пробормотала она себе под нос.

Недавнее видение снова встало перед глазами. Девушка обернулась: теплоход неторопливо разворачивался, намереваясь пройти под Прачечным мостом в Фонтанку. Туристы на верхней палубе лежали в тех же позах, пара из них, преодолев истому, фотографировала решетку Летнего сада, еще один, облокотившись о борт, лениво поплевывал в воду. Никакой паники, суеты, криков "Человек за бортом!". Все вели себя так, словно ничего и не случилось.

А случилось ли вообще?…

Девушка стиснула пальцы на рубашке темполога.

– Ты видел?… Там на корабле…

– Что?

– Ничего.

Дрожащей рукой Вера вытерла пот с лица и строго-настрого запретила себе думать о случившемся. Сейчас, по крайней мере. Подумать можно будет вечером или даже завтра… Если всерьез начать размышлять обо всем, что с ней происходит в последнее время, можно Бог знает до чего дойти! Главное – сохранять уверенность в здравости собственного рассудка. Странным событием больше или меньше – на ситуацию в целом это уже не влияет.

Дальше они двигались уже без приключений.

При виде мечети Кирилл замедлил шаг и вытаращил глаза.

– Настоящая мечеть?! – изумился он. – Что, правда?

– Правда, – кивнула Вера. – А у вас нет?

– Нет. Никогда бы не подумал, что здесь может такое быть. Неужели в Петербурге существуют мусульмане?

Настал Верин черед удивляться.

– Да, конечно. А почему в Питере их не может быть?

– Да хотя бы потому, что… – Кирилл осекся. – Ладно, проскочили.

Девушка пожала плечами.

– Как хочешь… Кстати, а почему ты так хорошо говоришь по-русски?

– Потому что я русский! – отрезал темполог.

– А фамилия у тебя – Снот.

– Нормальная русская фамилия… Нам еще долго идти?

– Почти пришли.

Они свернули в переулок, миновали маленький аккуратный скверик и через узкий проход между домами прошли во внутренний двор, глухой и темный, как дно высохшего колодца. Далее в соответствии с Юлькиными указаниями надлежало заходить в первую же дверь, но тут их ждал сюрприз – дверь оказалась заперта. Сверяться с записью на салфетке не имело смысла, но Вера добросовестно проделала данную процедуру и еще больше загрустила. Все правильно, они пришли по указанному адресу, что касается нужных дверей, то здесь их было всего лишь две: возле первой, собственно, и стояли молодые люди, а вторая – низкая, полуоткрытая, явно вела в подвал. Ее можно было сразу отмести. В самом деле, не будет же уважаемый человек ютиться в подвале?

Девушка вздохнула и, мысленно обругав себя за то, что не догадалась предварительно позвонить и условиться о встрече, постучалась.

Нет, бесполезно.

– Можно попробовать открыть самим, – смерив дверь взглядом профессионального взломщика, предложил Кирилл.

– С ума сошел?!

– Ну почему же…

Темполог извлек из-за "браслета" тонкий стержень и наклонился к замочной скважине.

– Прекрати немедленно… – зашипела Вера, хватая его за руку. – А если кто-нибудь увидит?

– Никого же нет.

Словно в насмешку над его словами в проходе тут же послышались шаги приближающегося человека. Девушка мигом вырвала у темполога стержень, бросила его в сумку и многозначительно постучала напарника по лбу.

– Совсем, да? Нам же нужен хозяин, а не его дом…

Из прохода вышел человек, насвистывая что-то себе под нос и сосредоточенно роясь в карманах. Из одного он извлек огромную бренчащую связку ключей, из другого – тонкий фонарик, поднял голову и длинно присвистнул, заметив таращившихся на него молодых людей.

– Здрасте! – растерянно пробормотала Вера.

– Привет! – мужчина склонил голову на бок, с любопытством оглядывая неожиданных гостей. – Чего стоим, кого ждем?

– Константина Ивановича Водлянова… – еще больше растерялась девушка.

– Ну, господа, вам повезло, вы его дождались. Я и есть Константин Иванович Водлянов. А с кем имею честь?…

– Вера.

– Кирилл.

– Информативно, – подытожил мужчина, проходя мимо них и открывая дверь самым длинным ключом. – Ладно, проходите. Осторожно, здесь ступеньки…

Гости переглянулись и после некоторой заминки последовали за ним. Света не было ни в подъезде, ни на лестнице, ни в длинном узком коридоре, по которому их провел Константин. Ориентироваться приходилось на скупой хозяйский комментарий да на тонкий голубоватый луч фонарика, пляшущий впереди.

Ключ еще раз проскрежетал в замке, скрипнула еще одна дверь, и голос Константина серьезно предупредил:

– А здесь еще осторожней, у меня тут книги…

Книги действительно были! Некоторое время Вера шла, чувствуя себя карликом на дне горного ущелья. Книги, бесконечные стопки книг темными кручами поднимались слева и справа. Сложенные одна на другую, они образовывали настоящие пики, взмывающие к скрытому в темноте потолку и грозящие обрушиться лавиной на головы посетителей при любом неловком движении. Впрочем, насколько знала девушка, посетители бывали здесь редко.

– Сюда! – голос Водлянова прервал ее размышления.

Впереди обнаружился длинный белый прямоугольник, в который девушка и нырнула, заморгав от резкого перехода от темноты к свету. За ней плавным кошачьим движением проследовал Кирилл.

Комната, в которой они оказались, напоминала библиотечный зал: два длинных стола, стеллажи, тоже заставленные книгами… Общее впечатление нарушала только газовая мини-плита на две конфорки и ютящийся в углу холодильник. Присмотревшись, девушка заметила выглядывающий из-за стеллажей край застеленной пледом тахты. Очевидно, для хозяина эта комната служила и спальней, и кухней, и кабинетом, и библиотекой.

Сам хозяин, скинув с плеч рюкзак, ногой выдвинул из-под стола две табуретки.

– Ну-с, господа, присаживайтесь. Чем могу служить?

Господа послушно сели. Сам Водлянов пристроился на краю стола напротив них, привычно склонив голову к плечу, всем своим видом демонстрируя готовность слушать. В глазах у него плясали веселые чертики.

Вере он определенно понравился. Конечно, она не так представляла себе искусствоведа-интеллектуала, но сравнение было явно в его пользу. Немолод, зато обаятелен. Волосы и усы щеткой – что называется, соль с перцем. Под темными бровями – неожиданно светлые глаза. Сам невысокий, жилистый, облачен в футболку и спортивные штаны, закатанные до колен. Руки спокойно сложены перед собой – красивые крупные кисти, длинные пальцы.

Вера привыкла оценивать мужчин по рукам. Возможно, в ней говорила художница, но человеческие руки в ее представлении значили очень много, почти столько же, сколько и лицо, а может даже и больше. Руки Водлянова притягивали ее как магнит, на них хотелось смотреть, а еще лучше – немедленно зарисовать. Возможно, потом она именно так и сделает…

– Господа, не тратьте попусту свое и мое время. Излагайте свои обстоятельства!

– Какие? – не поняла девушка.

– Те, что привели вас ко мне.

Кирилл усмехнулся. Вера незаметно толкнула его в бок.

– Понимаете, – начала она. – Нам нужно консультация специалиста. Мне сказали, что вы интересуетесь историческими ценностями и можете в этом отношении нас просветить…

– А кто, простите, сказал? – полюбопытствовал хозяин.

– Э… Юля. То есть Юлиана Шанова, вы с ней знакомы…

– Ах, Юленька! Ну, конечно, знаком.

Вера приободрилась.

– Вот! Понимаете, я недавно нашла одну вещь и хотела бы узнать ваше мнение.

Она вынула из сумки статуэтку и протянула ее Водлянову. Тот, сохраняя предельно серьезное выражение лица, повертел вещицу в руках, поставил рядом с собой и перевел взгляд на молодых людей.

Их напряженно-сосредоточенные физиономии явно его позабавили.

– Хорошая работа, – вежливо заметил он.

Вера молчала, ожидая, что за этим последует. Кирилл нахмурился.

– И все? – спросила наконец девушка.

– А что вас еще интересует?

– Я бы хотела знать, кто ее сделал. Юлька, то есть Юлиана говорит, что, возможно, кто-то из Ямнитцеров.

Водлянов кивнул.

– Возможно, но маловероятно. Ямнитцеры работали в основном с драгоценными металлами, золотом, серебром… Бронза – не их стиль. Хотя техника очень похожа. Я бы сказал, что это кто-то из учеников. Старший из Ямнитцеров прожил долгую по тем временам жизнь, восемьдесят лет, и оставил после себя целую школу. Думаю, это какой-нибудь малоизвестный мастер. Если есть желание, а также время и средства, можно провести исследование…

– Времени нет, – сказал Кирилл.

– Что ж, тогда не знаю, чем еще могу вам помочь.

– Мы думаем, что это один предмет из целой серии. Что, возможно, есть еще два или три таких же, – осторожно заметила Вера. – Можно ли это узнать наверняка?

Водлянов снова присвистнул.

– Ну, господа, вы хотите знать все и сразу! Такие вещи быстро не делаются…

– Я понимаю, – торопливо кивнула девушка. – Ну, хотя бы приблизительно можно сказать? Вы же такой специалист!

– Кто вам сказал? – деланно удивился тот. – Неужели Юленька? Ах, болтунья!…

– Может быть, это изображение – орел со змеей – оно что-то значит?

– Безусловно. Можно даже сказать, что именно. Орел – весьма распространенный символ, в любой мифологии вы так или иначе с ним столкнетесь. Обычно, это символ всех богов Солнца, духовное начало, вознесение, вдохновение, освобождение от уз. А еще победа, гордость, царственное происхождение, власть, сила, высота… и так далее. Орел, держащий в когтях змею, олицетворяет победу над грехом. В схватке орел олицетворяет свет неявленный, а змея – неявленную тьму. Вместе они составляют космическое целое, соединение духа и материи. Как видите, господа, толкований может быть много, и все они в чем-то похожи… Думаю, в вашем случае мы имеем дело с распространенной аллегорией.

– А печать? – после небольшой паузы спросила девушка. – Печать что означает?

– Печать?

– Да. Там на основании есть еще печать.

Водлянов перевернул статуэтку. Некоторое время он недоуменно разглядывал полустертое изображение, потом его лицо прояснилось.

– Да, в самом деле, печать, – согласился он и хохотнул. – Весьма необычный способ использования декоративной пластической композиции. Ну а что касается принадлежности данного знака, то и здесь далеко ходить не надо: равносторонний крест и меч под ним – эмблема военно-монашеского ордена Братьев воинства Христова, больше известного как орден меченосцев.

– Меченосцев? – переспросил Кирилл.

– Их самых, прекрасно нам известных.

"Нам – это он себя имеет в виду?" – мрачно подумала Вера. Ее собственные отношения с историей были весьма прохладными, и знания по данному предмету в основном ограничивались рамками школьной программы. Впрочем, и ее девушка уже успела подзабыть. Но признаваться в своем невежестве категорически не хотелось, тем более что Кириллу явно было все понятно – не зря же он кивал с умным видом.

Немного подумав, девушка радостно воскликнула:

– Да, знаю! Ледовое побоище!

– 1245 год, – добавил темполог.

– 1242, господа, – педантично поправил Водлянов. – И к тому времени орден меченосцев уже приказал долго жить, а его остатки слились с орденом Тевтонских рыцарей и стали именоваться Ливонским ландмейстерством Тевтонского ордена. Но это уже не существенно. В целом вы правы.

Вера закусила губу.

– А почему вы сказали – крест, а под ним меч? Там же все наоборот: сверху меч, вокруг него языки пламени, а под ним крест.

– Это зависит от того, с какой стороны поглядеть, – возразил компетентный специалист. – А языки пламени больше похожи на арабески, их часто изображали на печатях. Хотя существует одна средневековая побасенка, документально не подтвержденная, разумеется… так, из области слухов и сплетен…

Мужчина оттолкнулся от стола, прошелся вдоль стеллажей, на секунду задержавшись у одного из них. Его рука выдернула из книжного ряда небольшой томик в темном затертом переплете.

– "Ливонские хроники" Генриха Латвийского, издание 1734 года! – почтительно проведя пальцем по корешку, сообщил он и поставил книгу на место. – А это – "Ливонская хроника" Германа фон Вартберга, издание 1864 года. Настоящее сокровище, но для вас интереса не представляет. Так о чем я? Ага! Так вот, господа, орден меченосцев, как и все средневековые рыцарские ордена, создавался с сугубо благородной целью – защита христианской Церкви от разных врагов и обращение в христианство языческих прибалтийских племен. Тут, как водится, без перегибов не обошлось, да и с благородной целью не все так гладко, но ни это главное. То была присказка, господа, а сказка заключается в следующем – на деле так называемые рыцарские ордена в Прибалтике возникали постоянно, особенно с тех пор, как меченосцы начали свое успешное продвижение на восток. Собиралась такая шайка, заручалась покровительством какого-нибудь князька или епископа, обзывалась громким именем, зачитывала вслух устав (его обычно заимствовали у тамплиеров) и отправлялась грабить эстонские, русские или литовские деревеньки – пожалуйте, господа, "орден" готов. Официального статуса такие сборища не имели и держались, как правило, недолго, иногда меньше года. Названия и эмблемы зачастую слизывались у более удачливых собратьев. К примеру, орден Братства воинства Христова существовал еще и в Пруссии, а его члены были известны под прозвищем "добжинские братья" и тоже носили белые плащи с изображением креста и меча.

Водлянов немного помолчал, думая о чем-то своем, затем продолжил.

– Так вот, господа, согласно легенде, остатки нескольких таких, с позволения сказать, орденов в Ливонии после 1237 года также предложили себя Тевтонскому ордену, но получили отворот поворот. Оно и понятно – кому нужны лишние проблемы? Тевтонские рыцари всегда блюли свое реноме и подобного сброда всячески чурались. Тогда отвергнутые ими братья обратились к Рижскому епископу, с Орденом не очень-то ладившему, тот принял их более благосклонно и даже пообещал свое покровительство. С его подачи рыцари обосновались в Риге и образовали там тайное общество, названное Братством карающего меча. В качестве эмблемы они взяли знак меченосцев, только перевернутый. Получилось – меч сверху, крест снизу. И еще добавили огненные языки, как символ того меча, что держит карающий ангел Господень. Поскольку крестоносная практика не слишком им удавалась, они так сказать сменили квалификацию. С тех пор деятельность Братства была засекреченной, но достаточно банальной – устранение неугодных, или неудобных, или любых, за кого платили. По сути, общество наемных убийц. Но повторяю, господа, это все слухи… Я вас не очень утомил?

– Нет! – в один голос отозвались Вера и Кирилл.

– Не желаете ли кофе? У меня, к сожалению, кофеварка сломалась, поэтому только растворимый…

– Я выпью, – кивнул темполог. – Значит, вы полагаете, что статуэтка принадлежала кому-то из этого Братства?

Прежде чем ответить, Водлянов достал из-под стола несколько чашек и заглянул в них с некоторым сомнением.

– Я ничего не полагаю! – досадливо поморщился он, решив, что посуда достаточно чистая, чтобы из нее можно было пить. – Я просто пересказываю легенду. Кому-то, видимо, она пришлась сильно по вкусу, вот этот кто-то и отметил ни в чем не повинную вещь. Сюжетец подходящий – орел, змея, борьба и победа, а если датировать ее шестнадцатым веком… Шестнадцатый век, господа, – время драматических событий, и для Тевтонского ордена тоже. Но слухи о Братстве карающего меча возникли гораздо раньше, еще в средине XV века и продолжили ходить по Ливонии вплоть до окончательного завоевания ее шведским королем Густавом II Адольфом. Последние члены братства якобы были казнены в Дерпте в 1630 году после того, как Ливония полностью перешла к Швеции.

– А что это были за слухи? – не сводя с рассказчика горящих глаз, Вера машинально взяла кружку у Кирилла, отхлебнула и раскашлялась. – Господи, что это?!

– Кофе… – несколько неуверенно ответил Водлянов. – Вроде бы.

Кирилл сочувственно похлопал девушку по спине. Не спрашивая разрешения, он щедро насыпал себе кофейных гранул и долил кипятка.

– И мне, пожалуйста, – не глядя, протянул ему кружку Водлянов. – Что за слухи? Да самые разные. Говорили, что их тайное убежище, старый замок, находится в непроходимых болотах, что сам замок может по желанию хозяев становиться невидимым, поэтому его до сих пор никто не нашел. Еще говорили, что братья-каратели умеют проходить сквозь стены, что среди них есть такие, кто может за очень короткое время преодолевать огромные расстояния, и такие, кто может находиться в двух местах одновременно. Что командор Братства не признает христианских святынь, а предпочитает собирать языческие амулеты, и что у него есть много магических реликвий, дающих огромную власть над людьми. Еще говорили о таинственной чаше – если налить в нее воду с вечера, а утром ее выпить, можно продлить жизнь на несколько сотен лет. Потому, мол, командор и не стариться… Кстати, у Лихтенберга в "Магических предметах" дано подробное описание этой чаши…

Снова развернувшись к ближайшей полке, Водлянов снял с оттуда покрытый пылью ноутбук. Пощелкав миниатюрной мышкой, он развернул экран к слушателям.

– Вот, будьте любезны, фотография старинной гравюры, сделанной по описанию Лихтенберга.

Молодые люди с готовностью подались вперед и сильно стукнулись лбами. Пока Вера, морщась, растирала ушибленное место, а хозяин, озабоченно цокая языком, предлагал ей лед из холодильника, Кирилл, незаметно вытянув один из своих универсальных стержней, быстро скрутил из него спиралеобразное нечто и воткнул в USB-порт. Через полминуты он, как ни в чем не бывало, засовывал стержень обратно. При этом вид у темполога был очень довольный.

Вера, наконец, подняла голову.

– Может эта чаша быть как-то связана с нашей статуэткой?

– Понимаю ваши надежды, но вынужден разочаровать, – усмехнулся Водлянов. – Понимаете, ливонское Братство карающего меча – это всего лишь миф. Люди во все времена любили страшные сказки. А когда в государстве начинается смута: католики режутся с протестантами, орденские рыцари с епископатом, города с дворянством – и все друг с другом, а соседи только этого и ждут, чтобы накинуться и оттяпать по куску, тогда эти страшилки приобретают особое, почти мистическое значение. Что до чаши, то точно такая из массивной позолоченной бронзы была подарена первому курляндскому герцогу Готхарду Кеттлеру по случаю его бракосочетания с мекленбургской принцессой в 1566 году. Существует документально оформленный список подарков городского магистрата Митавы, и там эта чаша особо выделена. Я так думаю, что свое описание Лихтенберг взял именно из этого списка – уж слишком они совпадают.

– Значит, чаша все-таки существует! – обрадовано воскликнула девушка.

– Существует, почему бы ей не существовать? Только это не магическая чаша братьев-карателей. Та чаша, о которой мы говорим, в конце концов попала к одному из наших русских дворян-коллекционеров, предположительно к Николаю Петровичу Румянцеву, возможно она и сейчас где-то в запасниках музея в его особняке…

Вера и Кирилл многозначительно переглянулись. Темполог со стуком поставил кружку на стол.

– Большое вам спасибо! – искренне поблагодарила консультанта девушка, прижимая руки к груди и глядя ему в лицо блестящими взволнованными глазами. – Вы нам очень помогли, просто очень!

– Да пожалуйста! – расплылся тот в ответной улыбке. – Всегда рад помочь такой очаровательной молодой даме. Если будут еще какие-то вопросы, обращайтесь, не стесняйтесь. Буду очень рад вас видеть!

"И голубой сарафанчик не понадобился", – отметила про себя Вера, улыбаясь и раскланиваясь с радушным хозяином. Кирилл, притоптывая, как жеребец у коновязи, стоял у двери, всем своим видом выражая нетерпение.

– Я могу поискать какие-нибудь сведения о вашей статуэтке, если есть такое желание, – предложил Водлянов, провожая их по темному коридору до выхода. – Я, конечно, не гарантирую, что много удастся накопать, но вам, кажется, все интересно?

– Да, да, большое спасибо! Если вас не затруднит…

– Не затруднит. Мне самому уже любопытно… Осторожно, ступеньки!

– Спасибо, Константин Иванович, мы вам так благодарны!

– О, да что вы! Мне только в удовольствие. Кстати, зовите меня просто Константином. Вас, Верочка, всегда буду рад видеть…

– И мне было очень приятно познакомиться.

– Обязательно заходите еще! Я вас нормальным кофе напою, не этой бурдой…

– Спасибо, спасибо…

– До свиданья! – громко произнес Кирилл, за локоть выдергивая Веру на свет Божий. – Мы обязательно придем!

Дверь захлопнулась.

– Да, до свиданья… – девушка еще улыбалась и кивала, не в силах остановиться.

– Фу-у-ух! – с облегчением выдохнул темполог. – Я думал, это никогда не кончиться.

– Человек с нас даже денег не взял… – Вера укоризненно покачала головой, неодобрительно поглядывая на компаньона.

– Зато всю душу вымотал своими расшаркиваниями.

– Ну что ты болтаешь!

Она досадливо охнула.

– Ой, а статуэтку забыли!

– Не будем терять времени! – непреклонно заявил темполог, увлекая девушку прочь со двора. – Пусть пока остается там, нам она сейчас не нужна, камень все равно у меня.

– Ну и куда мы теперь? – Вера едва успевала перебирать ногами, спеша за стремительно вышагивающим мужчиной. – В особняк Румянцева? У меня там, кажется, знакомая, экскурсоводом работает…

– Нет. Есть идея получше.

Восточная Ливония, замок Зегельс, 1508 год

Дорога серой лентой вилась между пологих холмов, то ныряя в болотистые низины, то выскальзывая вверх по склонам. Конские копыта с глухим стуков впечатывались в утоптанную землю, лошади фыркали и потряхивали головами, выпуская белый пар из ноздрей.

Всадников было трое: орденский рыцарь в плаще с черным крестом и некогда пышным, а теперь уже изрядно потрепанным павлиньим султаном на шлеме, молодой мужчина, так же в светлом плаще, но без креста, и угрюмый кнехт в длинном кожаном жилете, обшитом стальными пластинами, с секирой, притороченной к седлу. Все трое направлялись к замку, чьи угловатые контуры резко выделялись на фоне вечернего неба. Стены с зубчатыми парапетами и башнями и донжон – массивный, квадратный – отбрасывали на холмы длинные синеватые тени.

– Вот, мессир Жульен, говорил же я вам, что мы прибудем в Зегельс к вечернему колоколу! – заметил рыцарь, звучно сморкаясь в ладонь и вытирая ее о штаны. – А вы сомневались.

– Для этого у меня был повод! – буркнул его спутник, с нетерпением поглядывая на замок. Рыцарь хохотнул, широко раскрывая рот, чем вызвал на лице молодого мужчины гримасу недовольства.

– Да что за повод?! Шайка грязных селян с их вилами… Такого сброда в здешних лесах хватает. Живут со зверьем и сами на зверье похожи. Чего от них еще ждать? Уж без малого три сотни лет благословенное владычество Ордена на этих землях, а извести разбойников до сих пор не могут. Впрочем, беда невелика. Любой из братьев шутя обратит в бегство всю эту шайку, стоит лишь прикрикнуть погромче…

– Однако сегодня они не убежали, а насадили на вилы вашу лошадь и едва ли ни вас вместе с ней, мессир фон Тротта.

Рыцарь снова высморкался.

– Проклятое племя! – пробурчал он. – Я и не ждал, что они кинутся на нас всем скопом. Бешеные волки, не люди! Что за времена пошли, когда благородный рыцарь не может свободно проехать по земле, принадлежащей его Ордену, и не наткнуться на чертовы шайки! А в городах, в городах что творится? Подумать только, магистрат в Дерпте посмел утвердить смертный приговор рыцарю Бруно фон Фишеру всего лишь за то, что он случайно придавил конем какого-то горожанина, не уступившего ему дорогу! Каково? А епископ дерптский, вместо того, чтобы примерно наказать зажравшихся купчишек, поддержал жалобу на бесчинства местных братьев, что они направили фогту в Мариенбург. Да что за бесчинства-то?! Разве мы не в своем праве и не на своей земле?

– Разве это не земли епископства? – сухо заметил Жульен.

– Так-то оно и есть, но клянусь Святым Крестом, как подумаю о том, что кучка разжиревших бюргеров осмелилась судить благородного рыцаря, начинаю скрипеть зубами. Эх, будь на месте фогта сам магистр Волтер, не миновать Дерпту участи Риги… Вы ведь были в Риге, сир Жульен, и видели замок, который магистр повелел отстроить его жителям взамен разрушенного ими же? Теперь над замковыми воротами висит его портрет с крестом и мечом, дабы мятежники всегда пребывали в страхе.

Оба собеседника помолчали, потом молодой человек спросил:

– Зачем вы направляетесь в Зегельс?

– Да и не только в Зегельс, а еще в Сесвеген, Ландау и Крейцбург. Сказать по правде, в Сесвеген-то путь был бы прямей, а теперь придется делать крюк в десять миль… Но фогт приказал сначала ехать к барону, вот и еду, – рыцарь слегка поерзал в седле. – Десять миль проехать не сложно, только ляжка саднит в том месте, куда ткнул вилами проклятый лэтт. Не зря с последнего ландтага крестьянам запрещено носит всякое оружие, а я бы им еще и руки поотрубал… Зачем, спрашиваете? Да, наверное, и сами уже слыхали! Наш благословенный магистр наконец-то выхлопотал у императора то право, что избавляет ливонских магистров от ленной зависимости великим магистрам прусским. Таковы вести пришли из Вендена к нам в Мариенбург. Так-то вот. А теперь, кто, как ни Бог, милостивый и милосердный, знает, чем дело обернется? Покуда с московитами у нас мир, а короли польский и шведский благоволят нам, самое время покончить с раздорами и сообща вернуть Ордену былую славу и могущество.

– Вот как? – заметил Жульен, иронически улыбаясь.

Рыцарь фон Трота, заметив его гримасу, добродушно качнул головой:

– Смейтесь, смейтесь, мессир де Мерикур! Что вам до наших бед, в самом деле? Но коли так говорить, то и вправду лучшего времени не будет, чтобы покончить с внутренними раздорами. Недаром наш фогт решил собрать в Мариенбурге малый конвент, куда приглашает всех владетельных сеньоров и ленников Ордена в Латгалии, дабы рассмотреть все неотложные дела, разрешить все тяжбы, а также решить, кто будет представлять Орден на следующем ландтаге. Говорят, епископ в Дерпте также собирает своих прелатов, а магистрат – всех бюргеров…

– Что же, барон фон Зегельс – ленник вашего Ордена?

– Барон-то? Нет. Он из Унгернов, а те всегда были ленниками архиепископа. Слыхали, может, про Унгернов из Пюркеля? То его родственники, правда, дальние, да к тому же и бедны они, как церковные мыши. Сам барон так богат, что, говорят, богаче его нет в здешних местах, а, может, и во всей ливонской земле. Ну да я так не думаю, но богат он и вправду. Отец его, Вернер Унгерн, был бургграфом в Дерпте и имел надзор и право осматривать все корабли, и возы, приезжавшие и отъезжавшие зимой и летом, а еще имел надзор за подвозом рыбы и взимал десятину. Сам барон очень отличился в войну с московитами, что велась при магистре Бернхарде фон дер Борхе, а магистру фон Лоринкгофену оказывал всяческие услуги, за что тот помог ему выкупить эти земли и замок Зегельс, бывшие леном его дяди, Фридриха Унгерна, и сосватал барону жену из рода Тизенгаузенов с большим приданным. Теперь барон живет в своем замке и мало выезжает, но по-прежнему имеет большой вес среди местного дворянства. Наш фогт в Мариенбурге очень его почитает, они с бароном в большой дружбе…

Жульен, внимательно слушая рыцаря фон Тротта, внезапно закусил губу. По его лицу скользнуло странное выражение, и он произнес, стараясь говорить как можно небрежней:

– Барон фон Зегельс, наверное, немало услуг оказал вашему Ордену?

– О да! – кивнул его собеседник. – Что правда, то правда. В последней войне с Московским князем сам он не участвовал, но ополчение выставил знатное – пятнадцать всадников в полной броне и пятьдесят человек пехоты. Так-то! Говорили даже, что тогда он даже держал у себя в замке орденскую казну, и именно его великий магистр уполномочил вести переговоры о выкупе, если бы под Магольмом дело пошло худо… Впрочем, Господь и святая Мария до того не допустили!

Путники между тем миновали холмы и выехали на открытое пространство, заросшее порыжевшим вереском и колючим терновником. Дорога тянулась наискось к замку, стоявшему уже совсем близко. Едва они проехали несколько шагов, как дорогу им пересекла старуха-крестьянка с огромной вязанкой хвороста на спине. Седые космы падали из-под замызганного чепца прямо на лицо, делая ее похожей на ведьму. Увидев всадников, она приостановилась и скорее по привычке протянула им скрученную ревматизмом руку. Рыцари проехали мимо, не удостоив ее и взглядом, а кнехт так же привычно отпихнул старуху в сторону. Та злобно сплюнула, бормоча им вслед проклятья, и поплелась дальше.

Оглянувшись, фон Тротта успел заметить, как она исчезла за холмом, и снова ощутил боль в раненной ноге.

– Проклятая ведьма! Видали, мессир Жульен, как она на вас глянула? – перекрестившись, спросил он. – Когда вернетесь в Мариенбург, не худо бы вам было отстоять молебен в церкви Святой Марии, нашей покровительницы, да пожертвовать десять серебряных марок, дабы уберегла вас от колдовства. Эх, будь я на месте барона, велел бы перетопить этих ведьм, всех сколько ни есть… Виданное ли дело…

– Есть ли у барона дети? – Жульен, казалось, совсем его не слышал, погруженный в свои мысли. Старый рыцарь поглядел на него с удивлением.

– Есть, как не быть. Сыновья умерли в младенчестве, остались две дочери, фрейлейн Элиза и фрейлейн Мартина. Обе красотки, каких поискать. Да вы сами увидите, когда приедем. Уже недолго осталось…

За холмами раздался волчий вой, тоскливо растекшийся по округе, и рыцарь снова перекрестился.

– Помилуй нас Господь и святой Николай… Вот уж поистине сатанинское семя упало на эту землю! Говорят, здесь вервольфы живут целыми деревнями и ходят в церковь, не боясь креста. Спаси и сохрани, святая Мария! Слышали ли вы, мессир Жульен, о волчьем пастухе? Говорят, его встречали в этих краях – хромоногий мальчишка с желтыми глазами и железным кнутом. Эй, Феринг, правда ли? – окликнул он кнехта.

Тот угрюмо дернул головой и отвернулся.

– Вот, вот… А на прошлое Рождество волчьего пастуха видели в окрестностях Кирремпе – там он бродил повсюду, созывая сторонников дьявола на тайное сборище. Говорят, их собрались многие тысячи, и все они стали волками. Они набрасывались на стада коров и овец, но не имели власти умерщвлять людей. Они пробыли волками двенадцать дней, по истечении которых волчьи шкуры исчезли, и к ним вернулся человеческий облик.

– Бабские россказни! – презрительно ответил Жульен.

Дорога резко вильнула вправо, и они подъехали к замку.

Мост над замковым рвом был опущен и тяжелые створки ворот отворены, но вход преграждала решетка, и бдительная стража на верхней площадке надворотной башни еще на подходе осведомилась, кого это принесло в замок на ночь глядя.

Потом гости еще долго стояли, спешившись, в маленьком прямоугольном дворе, сыром и темном, ожидая, пока их пустят внутрь. Рыцарь фон Тротта, отдуваясь, потирал раненую ногу, Жульен с недовольным лицом бормотал что-то под нос, кнехт угрюмо глядел прямо перед собой. Наконец со скрипом открылись дубовые ворота, пропуская их во внутренний двор. Конюх-латыш принял у них лошадей.

Молодой человек с любопытством оглядывался по сторонам. Замок Зегельс, почти разрушенный при прежних владельцах, теперь был отстроен заново. Из старых построек сохранилась лишь часть крепостной стены и донжон из серого, изъеденного временем камня. Старая башня, массивная и угрюмая, сейчас была нежилой и использовалась как склад. Для себя и своих домочадцев барон выстроил новый палас в три этажа из красного кирпича под черепичной крышей. По углам его располагались четыре легкие башенки с резными фигурами на тонких шпилях. Окна нижних этажей, забранные свинцовыми переплетами, призывно светились, навевая мысли о горячей еде и мягкой постели.

Едва гости оказались внутри, как раздался звон колокола, призывающего к вечерней трапезе. Дворецкий, выглянувший из дверей паласа, церемонно склонился перед рыцарем фон Тротта, после чего сделал гостям знак следовать за собой.

Ливонец довольно потирал руки.

– Ну, что я вам говорил, мессир Жульен? К самому вечернему колоколу! Ох, я уже чувствую запах жаркого и соусов, вдыхаю аромат рейнвейна… Если бы не моя ляжка, в которой латгальские вилы оставили дырки, я одним махом взлетел бы по этой лестнице, дабы припасть к благословенным истокам сих кухонных благовоний. Не понимаю вас, мессир де Мерикур… Вы-то чего плететесь нога за ногу?

Жульен, ничего не ответив, бросил на ковыляющего за ним рыцаря надменный взгляд. Они миновали нижний зал, еле освещенный светом двух больших очагов, где за длинными столами ужинали слуги и стражники, и стали подниматься наверх по узкой лестнице. Сопровождающий их кнехт остался внизу.

Рыцарь фон Тротта, громко сопя, грузно припадал на правую ногу – она то и дело немела, приходилось двигать ее руками. Рядом с ним Жульен, уверенно шагающий со ступеньки на ступеньку, казался легконогим оленем. Он неосознанно расправил плечи и выпрямился, гордо вскинув подбородок, вся его осанка в тот момент являла собой образец подлинного благородства. Они вошли в верхний зал, и молодой человек заметил, что взгляды всех присутствующих сразу сошлись на нем.

Трапезная представляла собой помещение прямоугольной формы, стены которого были обшиты дубовыми досками и украшены несколько топорной резьбой. Высокие стрельчатые окна с цветными стеклами в свинцовых переплетах придавали ему вид торжественный и нарядный. В трапезной было светло и тепло, даже душно – в камине с навесным колпаком, украшенном фамильным гербом Унгернов, ровно гудело пламя, а по углам стояли железные корзины с горячими углями. Два напольных подсвечника, по десятку свечей в каждом, стояли перед громоздким дубовым столом, за которым сидел хозяин со своими домочадцами. Кроме самого барона, здесь были две его дочери, дальняя незамужняя родственница покойной баронессы, исполняющая при них роль дуэньи и капеллан. Ближе к краю сидел высокий немолодой мужчина в темно-синей мантии, с лицом аскета и отстраненным взглядом черных миндалевидных глаз – он единственный из всех держал в руках вилку с двумя зубцами на длинной ручке.

– Слава Господу Иисусу Христу! – отдуваясь, произнес рыцарь фон Тротта.

– Слава Господу, – кивнул барон. – Милости прошу, любезный брат Вильгельм, вы как раз к ужину, впрочем, как и всегда. Воистину, нюх у вас, как у моих легавых, он вас и приводит в Зегельс всякий раз, как подают на стол… Кто это с вами?

– Благородный французский дворянин, гость нашего Ордена. Звать его Жульен де Бре де Мерикур, он приходится родственником самому герцогу Савойскому, а в Ливонии находится по делам своей фамилии. Вместе мы прибыли в ваш замок, господин барон, ибо в каком еще месте иностранцу покажут, что есть настоящее ливонское гостеприимство? Я же к вам с вестями от фогта.

– Понимаю, понимаю, – одобрительно улыбнулся барон, внимательно разглядывая молодого француза. – О делах мы поговорим после ужина. Думаю, сейчас вы не откажетесь от жареной ветчины и старого вина из моих подвалов, хоть это и противно вашему обряду. А вы, господин де Мерикур, садитесь подле капеллана.

Жульен, поклонившись в ответ на эту любезность, не говоря ни слова, занял указанное ему место. Рыцарь фон Тротта собрался было сесть рядом, но раненная нога снова подвернулась, заставив его всей тяжестью навалиться на стол.

– Что это, брат Вильгельм? Паралич вас разбил, что ли? Да вы никак охромели? – насмешливо осведомился хозяин, стряхивая с манжет расплескавшееся вино.

– Пустяки! – Рыцарь сделал попытку махнуть рукой и едва не повалился на бок. – В Шраском лесу на нас напали разбойники, один из них вспорол брюхо моей лошади и оставил на мне три дырки. Кабы ни это, мы бы с мессиром Жульеном и моим Ферингом порубили бы всю их шайку… Их и было то не более десятка. Троим Феринг снес головы, еще одного проткнул своим мечом мессир Жульен, остальные сбежали. Мы думали добраться до Зегельса после полудня, но вышло так, что пришлось мне пересесть на лошадь Феринга, а ему идти пешком. Только в двух милях от замка он взял лошадь у какого-то крестьянина.

Барон снова кивнул

– Разбойников и вправду нынче много развелось. Все беглые крестьяне, хотя, говорят, в той шайке, что неделю назад разогнал рыцарь Хорф в болотах Айсне, главой был сын венденского эльтермана. В моих землях их не видели, слава Всевышнему, но под Сесвегеном их бродит не менее четырех десятков. Сам господин Тауберн фон Сесвеген на днях просил у меня помощи. Я послал к нему Альберта Хорфа с его людьми.

– Хорфа? – сдвинул брови ливонец. – Знакомое имя… Не родственник ли он старому Хорфу, что был зарублен под Магольмом?

– Это его младший сын. Старшему достался Крейцбург, а младший собрал отряд настоящих сорвиголов и ходит с ними вдоль границы, следя, чтобы московиты не делали набегов. Клянусь своими шпорами, вот это рубака. Выдели бы вы его, брат Вильгельм! Силен, как тур, двуручным мечом орудует, как легкой шпагой, а встань у него на дороге – кулаком загонит тебе голову со шлемом по самые плечи, как он на моих глазах проделал со слугой одного прелата, наговорившего ему дерзостей…

Барон еще долго мог бы распространяться о достоинствах рыцаря Хорфа, но в этот момент одна из дочерей, перегнувшись через стол, что-то тихо ему сказала. Жульен бросил на нее заинтересованный взгляд и отметил про себя, что рыцарь фон Тротта не ошибся с определением "красотка". Нежное лицо девушки словно светилось в ярком сиянии свечей, огромные глаза поблескивали сквозь пушистые ресницы подобно кусочкам янтаря. Мягкие белокурые волосы были перевиты черными и серебряными нитями, а зеленое шерстяное платье с отделкой из серебряного шнура скрывало, насколько успел рассмотреть Жульен, приятно округлые формы.

Молодой человек слегка улыбнулся и в ту же секунду поймал на себе взгляд второй дочери барона. Девушка, по-видимому, уже довольно долго его разглядывала – заметив, что он смотрит на нее, она покраснела, но глаз не отвела. Они с сестрой были очень похожи, но у этой во всем облике проглядывало что-то особенно нежное и томное, как у разоспавшегося ребенка. Улыбаясь молодому французу, девушка, казалось, улыбается кому-то еще.

Между тем барон стукнул кулаком по столу и, во всеуслышание поклявшись содрать кожу с латгальских лесников, осмелившихся напасть на благородного рыцаря, велел сидящему с краю мужчине в мантии заняться раненной рыцарской ляжкой. При упоминании места ранения женская половина не удержалась от улыбок, а названный лекарь тотчас отложил вилку и нож, вытер пальцы салфеткой и поднялся, готовый без всяких слов оказать ливонцу необходимую помощь. Встав на ноги, он оказался еще выше, чем думал Жульен. Широкое одеяние болталось на нем как на пугале, длинные полы мантии шевелились сами собой, словно крылья огромной летучей мыши. В отличие от светлокожих немцев он был очень смугл, а седые коротко подстриженные волосы его и курчавая борода странно контрастировали с темными, как маслины глазами и широкими черными бровями.

Глянув на лекаря, отважный рыцарь фон Тротта невольно перекрестился.

– Господь Всеблагой и святая Мария! Откуда взялся этот черномазый язычник?

В глазах лекаря промелькнула насмешка, и он ответил на правильном немецком, слегка растягивая слова:

– Как, достославный рыцарь, вы меня не узнали? А это ведь я лечил вас в праздник Преображения Господня, когда вы вусмерть упились рейнвейном.

– В день Преображения Господня? – неуверенно переспросил рыцарь.

– Ну же, брат Вильгельм! – воскликнул барон. – Неужели вы не помните почтенного доктора Порциуса Гиммеля? Ведь это он влил вам в глотку одну из своих настоек, после которой весь выпитый рейнвейн вы, точно кит, фонтаном извергли наружу. Не помните?

– Помню! – просветлел лицом рыцарь. – Помню! Вкус его поганой настойки до сих пор так и стоит у меня во рту.

Доктор Порциус слегка поклонился.

– Officium medici est, ut tuto, ut celeriter, ut jucundo sanet*, – заметил он. – Если благородный рыцарь не побоится вновь отдать себя в мои руки, я, как велит нам христианский долг, окажу ему помощь и забуду о том, что он назвал меня язычником. Идемте, господин фон Тротта, пока в вашей ране еще не завелись черви. А я, так и быть, угощу вас своей полынной настойкой, от которой вы воочию узрите поющих ангелов небесных…

Когда оба вышли из трапезной, барон махнул слуге, и тот поставил перед Жульеном прибор, сразу наполнив же вином высокий кубок.

– Попробуйте старого рейнвейна, господин де Мерикур. До сего дня он хранился в моем погребе в бутылке под зеленой печатью. Брат Вильгельм, несмотря на свои обеты, знает толк в хорошем вине, а от этого – правду сказал доктор Порциус – его и вовсе не оторвать, пока сам не отвалится… Куда это вы встали, фрейлейн Мартина? – вдруг резко спросил он дочь, которая действительно поднялась и явно собиралась потихоньку уйти.

Девушка на миг опустила глаза, но тотчас же снова без всякого смущения взглянула на отца.

– Я хочу помочь доктору Порциусу, батюшка.

– Сядь на место. Дырка в рыцарской ноге – не дело благородной девицы. Почтенный лекарь справится без тебя.

– Но я…

– Сядь, я сказал! – прикрикнул барон и, когда девушка с надутым видом опустилась в кресло, громко стукнул кубком о стол. – Что за манера перечить отцу?! Порциус Гиммель, хоть он и доктор богословия, а не медицины, знает о ранах побольше тебя. Так то, фрейлейн Мартина. И не смей глядеть так сердито, а то, видит Бог, не сдержусь и оттаскаю тебя за косы, непокорная девчонка!

– А я и раньше говорила тебе, Клаус, что девицам следует получать воспитание в монастыре, а не в глухом замке, где их окружает одна лишь грубая солдатня, – подала голос дальняя родственница.

Барон побагровел.

– Замолчи, Текла! От твоего карканья, ворона, у меня просто екает печенка! Лучше бы приглядывала за племянницами, а то повадились шастать в лекарскую башню невесть зачем. То одна прошмыгнет, то вторая, будто им там медом намазано!

Вторая сестра, не обращая внимание на разбушевавшегося отца, как ни в чем не бывало, продолжала поглядывать на молодого француза. Ее взгляды, а также легкая улыбка, прикрываемая нежной ладошкой, были весьма приятны Жульену, и он в свою очередь принялся отвечать ей тем же, бросая на девушку страстные взгляды и дыша через раз.

– Какие дела привели вас в Ливонию, мессир де Мерикур? – спросила вдруг девушка на корявом французском и, подавшись вперед, оперлась подбородком на сплетенные пальцы.

Прежде чем Жульен успел ответить, барон с гневным изумлением дернул дочь за рукав.

– Что такое?! Что я слышу, фрейлейн Элиза? Так то ты показываешь свое воспитание? Кто, позволь узнать, разрешил тебе первой заговаривать с мужчиной? На каком языке ты с ним говоришь?

– Это французский, батюшка, – спокойно пояснила Элиза.

– Чтоб я больше не слышал его в своем доме! Хочешь показать ученость, говори по-шведски, или по-польски, или по-немецки, да хотя бы и на той же латыни, да так, чтобы тебя понимал твой отец!

– Хорошо, батюшка, – кивнула послушная дочь, пряча усмешку под ресницами.

– Так то. Так что ты там говорила?

– Я спросила господина де Мерикура, по каким делам он прибыл к нам в Ливонию…

– Господь всемогущий! Нет, эти девчонки сговорились свести меня с ума! Тебе-то что за дело до этого? А и правда, господин де Мерикур, чего это вам у нас понадобилось?

Жульен с видимым сожалением перевел взгляд с нежного лица Элизы на обрюзгшую багровую от жара и вина физиономию ее отца.

– Семейные дела, господин барон, – сухо ответил он.

Хозяина замка его слова явно не удовлетворили.

– Вот как? А какие же дела могут быть у вашей фамилии с нашими местами? Что-то я не слыхал о Мерикурах, хотя, видит Бог, здесь всякого народу побывало… И поляки, и шведы, и датчане, и германцы… Да и ваших соотечественников встречать приходилось… Нет, о Мерикурах я ничего не слышал! – решительно заключил барон, исподлобья оглядывая гостя.

Молодой человек с немного скучающим видом распустил шнуровку своего колета и неторопливо извлек из-за пазухи завернутый в тонкую кожу пакет.

– Что до моих дел, – заметил он небрежно, – то, полагаю, гораздо лучше меня о них расскажет вам господин фон Гойер в этом послании, которое он написал по моей просьбе для вас, господин барон. Надеюсь, ваши дочки простят меня за то, что не смогу удовлетворить их любопытства. Увы, дела эти столь скучны, что о них не подобает говорить в присутствии прекрасных дам.

Барон с ошарашенным видом взял пакет, растерянно переводя взгляд с него на Жульена и обратно. Эта растерянность весьма позабавила француза, но он по-прежнему сохранял невозмутимый вид.

Барон внезапно очнулся.

– Фон Гойер? Дитрих фон Гойер? Орденский казначей? – недоверчиво переспросил он.

– Да, кажется, именно эту должность он занимает.

– С чего это казначею писать мне?

– Ах, господин барон, полагаю, вам нужно прочесть послание… Впрочем, вы можете это сделать и после, мне не к спеху. Пока же я вынужден буду воспользоваться вашим гостеприимством…

– Ну, конечно же, мессир де Мерикур! – хором пропели обе барышни фон Зегельс, многозначительно переглянувшись между собой. – Разумеется, вы погостите у нас! Правда, батюшка?

– Да, да… – угрюмо отозвался тот, теребя в руках послание.

За столом воцарилось неловкое молчание.

– Мессир де Мерикур, вы много путешествовали? – спросила, наконец, Мартина. Ее сестра, словно утратившая к гостю всякий интерес, сидела с опущенными глазами и водила ладонями по коленям, разглаживая складки своего синего платья.

– Немного, мадемуазель, – учтиво ответил Жульен. – Моя семья, увы, ни на столько богата… Пока был жив отец, я находился при нем в нашем поместье в Савойе, но два года назад он умер и дела пришли в упадок. Милостивый герцог, помня о нашем родстве, не оставил мою мать, назначив ей пенсию, что до меня, то я, наконец, получил возможность исполнить давнее обещание, которое дал себе десяти лет от роду.

– Какое? – Теперь уже обе девицы смотрели на него во все глаза.

Жульен загадочно улыбнулся.

– О, ничего особенного! Сто лет назад мои родственники де Бре прибыли в Пруссию, дабы сражаться с литовскими язычниками. Один из них, мой прапрадед Гийом де Бре, даже участвовал в Танненбергском сражении и был там ранен и взят в плен. Оправившись от ран, он остался в Мазовии, ожидая выкупа, и, пока ждал, успел жениться на красавице польке. Ее звали Анна Елизавета. Говорят, ее сосватала моему прапрадеду сама мазовецкая княгиня.

– Так значит и в ваших жилах, мессир де Мерикур, течет польская кровь? – проскрипела родственница барона.

– Увы, мадам, Анна Елизавета умерла спустя год, и Гийом де Бре вернулся во Францию вдовцом…

– Какая жалость, – прошептала Мартина.

– Что вы, мадемуазель, не стоит расстраиваться. Мой прапрадед женился еще не раз и оставил после себя семь сыновей и три дочери. Это всего лишь эпизод, которым я хотел показать, что ваши северные края для меня не совсем чужие… Мои предки были людьми неугомонными. Пожалуй, не было ни одного крестового похода, в котором бы они ни поучаствовали. Больше всего я горжусь тем, чье имя ношу – Жульен, сир Сидонский, ходил в крестовый поход, седьмой по счету, и сражался рядом с самим Людовиком Святым. Он был владетелем одного из прекраснейших городов Иерусалимского королевства и воистину храбрейшим рыцарем того времени. О его военных походах и удачливости в бою ходили легенды. В ту страшную пору несметные полчища татар хлынули с востока, опустошая земли, подобно саранче. Часть их дошла до Египта, по дороге заняв Сирию. Однажды сир Жульен сделал набег на захваченные татарами территории и вернулся с большой добычей и пленными. Татары послали за ним большой отряд, но он всех их убил. Тогда татарский военачальник привел свои полчища к Сидону и осадил его. Много дней длилась осада. Часть города была уже разрушена. Сир Жульен проявил воистину французскую доблесть – он защищал стены до тех пор, пока все христиане Сидона не перебрались на маленький островок, куда татары, не имея кораблей, попасть не могли. Только потом он сам уплыл туда на генуэзской галере…

Сидящие за столом в молчании смотрели на молодого француза, вслушиваясь в бархатные интонации его негромкого голоса.

Элиза, сама того не замечая, перестала улыбаться и закусила губу. Ее пальцы судорожно стиснули скатерть. Лицо Жульена в ровном сиянии свечей казалось ей чудесным ликом героя рыцарских романов, сейчас вживую представшего перед ней. За его спиной она видела уходящую в глубь веков вереницу отважных воинов, сражавшихся за имя Христово. Потрясая копьями и щитами, они испускали воинственные кличи, вызывая на бой своих врагов, язычников и сарацин – их клинки были покрыты дымящейся кровью, латы погнуты, а плащи изодраны. Рука Создателя словно высекла их лица из твердого гранита – там, далеко в конце рядов, почти теряясь во тьме небытия, они были похожи на пустые безглазые маски. Но чем ближе, тем тоньше и изящнее становились их черты, тем благородней выглядела их осанка и изысканней манеры.

И девушка вдруг подумала, что вся эта воинская мощь и пыл потомственных крестоносцев были пронесены сквозь века лишь для того, чтобы в конце концов воплотиться в законченной, подлинно совершенной форме, в этом молодом потомке рыцарских родом – Жульене де Мерикуре, сидящем напротив нее. Глядя на его гладкое матово-смуглое лицо и блестящие волосы, ровным полукругом спускающиеся на лоб и уши, на прямую шею и разворот плеч, но больше всего – на изящные длинные пальцы, небрежно держащие кубок, она вдруг почувствовала, что хочет опуститься перед ним на колени, как перед статуей святого Георгия в церкви.

Задыхаясь, она прижимала руки к груди. Ее сердце билось тяжелыми неровными толчками, причиняющими боль. В одночасье он занял все ее мысли.

* Долг врача – лечить безопасно, быстро, приятно.

Позже, когда дамы удалились на свою половину, а следом серой тенью ускользнул капеллан, барон фон Зегельс, резко разодрав пакет, принялся читать послание казначея Ливонского ордена. В зал на минуту заглянул доктор Порциус с сообщением, что раненному брату Вильгельму была оказана всесторонняя помощью, от избытка которой рыцарь теперь спит сном младенца, но, получив в ответ от хозяина лишь угрюмый взгляд и сердитое ворчание, почел за благо сразу удалиться. Длинные полы его мантии прошуршали по каменным ступеням, и в трапезной воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине и тяжелым сопением барона.

Жульен, прищурившись, глядел на огонь. Сейчас он уже не выглядел таким изысканно-светским кавалером, да и не перед кем было любезничать. Молодой человек поморщился и принялся незаметно потирать поясницу. Несколько дней, проведенных в седле, изрядно его утомили, и в настоящий момент Жульен охотно променял бы улыбки всех дам на свете на горячую ванну и мягкую постель. Но, к сожалению, у него оставалось еще одно незаконченное дело…

Барон закончил читать и задумчиво пошевелил лоснящимися губами.

– Не пойму, зачем брат Дитрих стал мне писать… – сказал он, наконец. – Мы же с ним договорились много лет назад…

– Рыцарь фон Гойер сделал это по моей просьбе, – негромко ответил Жульен.

Барон хмыкнул.

– По просьбе? По вашей просьбе? А что, он вас так хорошо знает, господин де Мерикур? С чего бы это орденскому казначею выполнять ваши просьбы, а?

– Моя просьба была поддержана герцогом Савойским.

– Ах, вот оно что! Ваш родственник! Хорошо иметь родственниками герцогов, господин де Мерикур? Стало быть, вы знаете, что в этом письме?

– Полагаю, рыцарь фон Гойер просит вас отдать мне одну вещь из тех, что были оставлены вам… хм, на хранение, господин барон.

– Не просто вещь! – в раздражении отбросив письмо, прорычал хозяин замка. – Любую вещь! Любую по вашему выбору! Святые угодники, с каких это пор брат Дитрих сделался так щедр?!

Жульен через силу улыбнулся.

– Он знал, что его щедрость не пойдет во вред ордену. Право, господин барон, ваши заботы об орденском имуществе достойны восхищения. Будь это ваша собственная казна, вы бы и то не пеклись о ней с таким усердием… Не беспокойтесь, я не собираюсь вас ограбить! Я ведь рассказывал вам сегодня о своем прапрадеде, Гийоме де Бре – в свое время, нуждаясь в деньгах, он оставил в залог ордену некоторые из фамильных ценностей, бывших при нем… Его внук, а мой двоюродный дед Этьен де Бре сумел выкупить эти ценности, но, на свою беду решив отправиться домой морем, у берегов Швеции был захвачен пиратами. Посредниками в переговорах о выкупе стали ливонские рыцари, а в залог пошли все те же ценности, выкупленные у тевтонцев. Теперь же, когда мужская линия рода де Бре со смертью моего дяди Гийома прервалась, я как единственный наследник, выполняя волю моей несчастной матушки, собираю осколки былого величия…

– Сказочник из вас превосходный, господин де Мерикур! Вы за один вечер рассказали, как говорят в Польше, целый мешок да еще с верхом…

Француз оскорблено вскинул голову, взгляд его сделался надменным.

– Ваш немецкий юмор несколько грубоват, господин барон фон Зегельс. При французском королевском дворе, как и при дворе моего родственника герцога Савойского в ходу более тонкое обращение. Если вы желаете меня оскорбить, делайте это изящно, помня о том, что говорите с дворянином!

– Да вы вспыхиваете, точно порох! Но-но, уймитесь! – барон примирительно похлопал пухлой ладонью по столу и снова взял письмо. – Экий обидчивый… Ни вы один имеете благородных предков, господин де Мерикур, наш род Унгернов тоже куда как знатен! Вот увидите, да что там… Все скоро увидят, если только доктор Порциус сподобится, наконец, закончить наше родословное древо, для коего дела я его и нанял… Впрочем, сейчас речь не об этом! Поговорим лучше о вас. Стало быть, вещица, о которой вы просите – ваше фамильное достояние… Ну-ну… Что ж, вопрос о залоге вы, вероятно, обговорили с братом Дитрихом?

Жульен еле слышно скрипнул зубами.

– Совершенно верно.

– Тогда и беспокоиться не о чем… Мы говорим об одной вещи, так ведь? По вашему выбору, если вы, конечно, знаете, что выбирать…

Француз пристально вгляделся в лицо немца и внезапно понял, что больше всего на свете ему хочется разбить в кровь эту красную лоснящуюся рожу. Как смеет этот жирный бюргер называть себя дворянином! Претендовать на древность и знатность рода! У него же на лбу написано, что его предки только-только выбрались из своих лавок, пропахших пылью и специями, да и сам барон выглядел как отошедший от дел торгаш.

Подумать только, что от него сейчас зависит будущее Жульена! Нет, эта мысль была просто невыносима… Он вспомнил орденского казначея – как тот юлил, бормотал что-то о необходимости проверки старых счетов, о поиске нужных архивов, о пересчете процентов, о вмешательстве поручителей, а глаза его, выпуклые, водянистые, рыбьи, все время бегали из угла в угол. С каким наслаждением Жульен бросил в его плоскую физиономию фразу о том, кто именно является его поручителем – сам великий герцог Шарль Савойский, князь германской империи…

Молодой человек незаметно вздохнул и медленно расслабил стиснутые на подлокотниках руки. Барон наблюдал за ним, задумчиво шевеля губами.

– Когда вы желаете получить свое наследство, господин де Мерикур? – осведомился он, наконец.

– Сейчас, – процедил Жульен. – Немедленно.

– Что ж, воля ваша. Пойдемте!

Они поднялись. Барон запахнул полы своего старомодного коричневого упелянда и зашагал вниз по лестнице, тяжело печатая шаг. Широкие башмаки нелепого фасона, что зовется "медвежья лапа", звучно шлепали по каменным плитам. Жульен, чуть помедлив, проследовал за ним. Теперь, когда хозяин не мог видеть его лица, он позволил себе презрительно ухмыльнуться. Варварская страна, что и говорить! Наверное, у них тут принято донашивать дедовские одеяния. Он перевел взгляд на узкие, аккуратно закругленные носы своих дорожных сапог, и улыбка сделалась еще шире. Пусть он пока не может себе позволить одеваться по последней моде, пусть… Скоро это будет в прошлом.

Они снова миновали нижний зал, теперь уже почти пустой и вышли во двор. Барон вынул два новых факела из стоящей у входа железной корзины, зажег их и передал один Жульену. В полном молчании они пересекли двор и поднялись на галерею, а оттуда к входу в донжон, располагавшемуся на высоте второго этажа.

Здесь барон остановился.

– Вы ведь не из болтливых, господин де Мерикур? – спросил он, испытующе глядя на молодого человека. – В моем замке есть свои тайны, не хотелось бы посвящать в них всех подряд…

– Даю вам слово чести рыцаря и дворянина, господин фон Зегельс! – высокомерно ответил тот.

– Ладно, ладно…

Барон отпер низкую дверь. Светя перед собой, он стал осторожно подниматься по высоким ступенькам, прорубленным прямо в толще стены. Жульен по-прежнему следовал за ним. Казалось, их подъем будет длиться вечно. Молодой человек на мгновение замер, проводя рукой по внезапно вспотевшему лбу. В затхлом воздухе прохода было трудно дышать. Старые стены источали сырость, а на ступеньках лежал толстый слой грязи, как будто по ним лет сто никто не ходил. Когда они внезапно очутились под открытым небом, Жульен не сразу этому поверил и несколько минут ошарашено моргал, приходя в себя.

Они стояли на широкой площадке, опоясанной ровным каменным парапетом без зубцов. Редкие факелы в железных подставках еле освещали дощатую караулку и рядом с ней на длинном шесте – болтающийся тряпкой баронский штандарт.

– Янцель, – негромко позвал барон.

В дальнем углу что-то завозилось, черной тенью выкатываясь вперед. Перед ними появился человек – невысокого роста, но невероятно широкий в плечах, отчего он казался квадратным, с такими длинными руками, что они, казалось, задевали пальцами пол.

– Я спускаюсь, – коротко бросил барон.

Стражник, не говоря ни слова, не меняя угрюмого выражения лица, наклонился и забрякал железом. Только теперь Жульен заметил большое прямоугольное отверстие в центре площадки с массивным деревянным воротом на краю. Хекнув, Янцель приподнял и откинул прикрывающую отверстие решетку и выжидательно уставился на хозяина.

Барон грузно соскочил на платформу, висевшую чуть ниже уровня площадки.

– Ну же, господин де Мерикур! Вы уже раздумали получать свое добро?

"Он мне за это ответит… За все ответит…" – как молитву твердил про себя Жульен, пока они спускались в шахту на содрогающейся всеми частями платформе под пронзительный скрип невидимых тросов.

– Надо сказать Янцелю, чтобы проверил смазку на колесах… – озабоченно пробормотал себе под нос хозяин замка. Его гость, запрокинув голову, наблюдал за тем, как уменьшается наверху отверстие лаза. Когда платформа, дрогнув последний раз, резко остановилась, от него оставался лоскуток не больше ладони – ярко-синий с отчетливо различимыми сверкающими точками звезд.

Барон грубо оттеснил Жульена, шагнув в темноту.

– Ждите меня здесь. Я сам вынесу, что вам нужно.

– Мне нужна… – горло молодого человека перехватил спазм. Он откашлялся и снова произнес, уже спокойней. – Мне нужна шкатулка красного дерева, простая, без украшений, длиной в локоть, высотой и шириной в пол-локтя. На ее крышке вырезано изречение на латыни: "Spica in aeternitium manus ad occidentem vergit".

– Ждите здесь, – повторил барон, не оборачиваясь. В тусклом свете факела Жульен успел разглядеть низкий свод, контуры тяжелой железной двери и массивный замок, на которым тот склонился. Створка отошла совсем чуть-чуть, но барон с неожиданной ловкостью протиснулся в узкую щель и исчез. Дверь за ним тут же захлопнулась. Жульен остался в одиночестве.

Некоторое время он стоял неподвижно, глядя прямо перед собой и стараясь не слишком глубоко вдыхать подземную вонь. Потом по его ногам что-то пробежало. Вздрогнув от неожиданности, он взмахнул факелом и успел заметить хвостатую тень, исчезнувшую под платформой.

"Крысы, – брезгливо подумал Жульен, проводя факелом вдоль стены. – Какая мерзость!"

В следующее мгновение у него перехватило дыхание, а волосы буквально встали дыбом. Прямо ему в лицо скалился редкими зубами желтоватый, покрытый плесенью череп. И не один. Их было много – целая стена черепов, сложенных друг на друга. Старых, полурассыпавшихся, изъеденных сыростью черепов. На тех из них, где еще можно было что-то разглядеть, Жульен заметил небольшие круглые отверстия. Движимый каким-то болезненным любопытством, он подошел ближе и поднял факел…

– Раньше на этом месте было древнее капище, – негромкий голос за спиной заставил Жульена вздрогнуть.

Француз резко обернулся – в одном шаге от него стоял барон, прикрывающий темный продолговатый предмет полой упелянда. Словно и не замечая вспыхнувших глаз молодого человека, он подошел вплотную к стене и провел вдоль нее факелом, поджигая расползающихся во все стороны мокриц.

– Здесь, где мы с вами стоим, господин де Мерикур, на этом самом месте язычники-латгалы приносили кровавые жертвы своему богу, повелителю гроз и молний. Сюда они приводили своих пленников и пробивали им головы – вот так! – он слегка взмахнул факелом. – А потом головы отрезали и складывали одну на другую, а за ними бросали безголовые тела… Да… Уж сколько лет прошло, а эти кости все лежат так, как их положила рука языческого жреца… Удивительно, не правда ли? Ничего им не делается! Может и правда, над ними витает тень того бога, во славу которого их убивали?

– Удивительно, как вы можете спокойно есть и спать, когда под вашим домой лежат неупокоенные кости! – еле выдавил побледневший Жульен, осеняя себя крестным знамением.

Барон усмехнулся.

– Ну-ну, господин де Мерикур, где же ваша хваленая французская храбрость? Клянусь святым Бонифацием, братья-меченосцы, первыми прибывшие сюда по велению рижского архиепископа, были похрабрее вас. Это они разорили здешние поселения, казнили жрецов, а капище освятили и возвели на нем башню и замок. Без малого три сотни лет уже прошло с тех благословенных пор, замок сколько раз уж разрушали, а башня все стоит и ничего ей не делается, как и этим костям… Вы спрашиваете, как я могу спокойно спать? Да видит Бог, мне нигде так хорошо не спиться, как здесь, когда я знаю, что мои подземелья охраняют эти надежные стражи… – он негромко рассмеялся.

Жульен снова перекрестился, пробормотав молитву.

– Вы сами не лучше язычника, господин фон Зегельс, – произнес он с отвращением.

– А вы, достойный рыцарь, такой ли уж верный христианин? – отозвался барон, кривя толстые губы. – Скажите мне, что находится в этой шкатулке?

Француз побледнел.

– Не ваше дело!

Барон вдруг навалился на него, хватая толстыми пальцами за ворот колета. Молодой человек, потеряв равновесие, со всей силы впечатался спиной в стену черепов, а старый рыцарь, прижав его животом, зашипел, брызгая слюной ему в лицо:

– Мальчишка! Мозгляк! Ты мне все скажешь, или, клянусь памятью моих предков, я оставлю тебя здесь, в моем подземелье!

– Так-то вы чтите законы гостеприимства…

– На незваных гостей они не распространяются! Хочешь испытать судьбу, галльский петушок? Вижу, тебе глянулись мои черепа, значит, не будешь против побыть в их обществе еще немного, а?

Жульен неловко взмахнул факелом, точно желая огреть им барона, но тот с легкостью перехватил его занесенную руку. В следующую секунду старому рыцарю в живот уперлось острие кинжала.

– Я убью вас без сожалений, и Господь простит мне этот грех! – еле выдавил молодой человек: рука барона по-прежнему держала его за горло.

– О, кто-то вдруг вздумал клеваться… – язвительно ухмыльнулся хозяин, даже не делая попытки отстраниться. – Что это вы задумали? Неужели и вправду убьете? Что ж, тогда придется нам с вами остаться здесь вдвоем – Янцелю дан приказ, и он поднимет нас только по моему сигналу.

– Так дайте же его, если вам дорога жизнь! Сейчас! Немедленно!

Барон даже не пошевелился.

– Если вы взялись за оружие, то не стоит медлить… Ну же! – он снова дернул Жульена за ворот так, что затрещала шнуровка. – Что в этой шкатулке?!

Француз вздрогнул, глухо ударившись затылком о стену, по его перекошенному лицу пробежала судорога. Воспользовавшись моментом, барон стиснул его запястье, с силой выкручивая на себя. Оба застыли, тяжело дыша – каждый старался завладеть оружием. Наконец онемевшие пальцы Жульена медленно разжались, и кинжал со звоном упал на пол. Барон тут же отпихнул его в сторону носком башмака.

– Будьте вы прокляты! – срывающимся голосом произнес Жульен, отступая.

– Что в шкатулке? – повторил старый рыцарь. – Что в ней такое? Она слишком легкая, чтобы в ней было золото… Что там? Что значит "Spica in aeternitium manus ad occidentem vergit"?

– Я полагал, вы знаете латынь! – огрызнулся француз.

– Колос в руках вечности клониться к западу… Да, знаю. Что это значит?

– Понятия не имею! Мой прапрадед сделал эту надпись! После себя он оставил разрозненные записки, я прочел их и нашел там эту фразу!

– Хорошо, – барон внезапно успокоился. – Откройте ее, господин де Мерикур.

– Открывайте сами!

– Ну нет, она ваша. Откройте же! Неужели вам не хочется заглянуть внутрь?

Жульен нехотя взял в руки протянутую бароном шкатулку. Подумав, он слегка встряхнул ее вверх-вниз, перевернул, внимательно осмотрел днище, потом со вздохом вернул в первоначальное положение. Его длинные пальцы пробежались по выступам крышки, немного помедлив, подцепили край… К удивлению Жульена, шкатулка открылась без всяких затруднений, словно была и вовсе не заперта. Внутри, в гнезде из грязно-белого бархата, сияя точно гигантский светляк, лежал полупрозрачный желтый в прожилках камень неправильной формы.

Теплые отблески легли на застывшие лица людей.

– Что это? – в который раз повторил барон, разевая рот.

Жульен, точно завороженный, не мог отвести от камня глаз. Даже сквозь плотное дерево шкатулки он чувствовал испускаемое им тепло и сильнее стиснул руки. Горло на секунду сжало спазмом, и, прежде чем он опомнился, слова начали сами собой соскакивать с губ, точно кто-то тянул его за язык.

– Мой прапрадед назвал этот камень Спикой – Колосом… В семейных преданиях говорится, что один из наших предков триста лет назад привез его из захваченного Константинополя, Никто не знал, что это за камень, имеет ли он какую-нибудь ценность… Никто им не интересовался… Гийом де Бре увлекался алхимией, почитал Трисмегиста, а его настольной книгой был трактат Виллановы. Он вообразил, что в его руках оказался недозревший философский камень, и попытался определить его природу: растительная ли она, минеральная или животная… Он сумел отколоть от камня три маленьких куска и проводил с ними опыты. Один растер в порошок и прокаливал на медленном огне, потом, смешав с купоросом, процеживал сквозь золу и песок – на следующий день смесь испарилась, а в фильтрующей смеси появились древесные ростки и панцири мелких моллюсков. Второй кусок Гийом де Бре зашил во внутренности мертвого щенка, а через час плоть собаки полностью разложилась, и камешек исчез…

– И что это значит? – Барон недоверчиво сощурился.

– Я не договорил. Еще через неделю он увидел у себя во дворе молодого здорового пса, рыжего с белой отметиной на носу. Точно такой же масти был и мертвый щенок. Пса умертвили и вспороли ему брюхо, но ничего там не нашли… Третий кусок мой прапрадед клал в воду вместе с куском серебра, настаивал до полной луны и пил. Все знающие его нашли, что он поразительно поздоровел за несколько месяцев, и в свои семьдесят выглядел едва ли сорокалетним. Но когда Гийом пытался той же водой вылечить своего племянника, мальчишка умер на следующий же день…

– Значит, это не философский камень?

– Нет, это он. Мой прапрадед сумел определить точно – это панацея животной разновидности, обостряющая и обновляющая чувства и органы человека, но бессильная перед болезнью. Этот камень подобен тому, что находят в головах у жаб, только еще сильнее и могущественней. В Константинополе его держали в храме и поклонялись ему, как священному амулету.

– Но он не превращает свинец в золото, не так ли? Тогда зачем он вам, господин де Мерикур?

Жульен перевел на барона отстраненный взгляд, открыв было рот, но тут же снова стиснул зубы. Этот камень теперь принадлежал ему, только ему, целиком, со всеми своими тайнами и магическими свойствами! Это сокровище, на поиски которого сотни людей затрачивали жизнь, лежало у него в руках, легкое словно кусок пробки – Жульену даже показалось, что оно сейчас совсем утратит вес и вознесется в воздух как перышко. Он еще крепче прижал к себе шкатулку и упрямо выдвинул подбородок.

– Делайте со мной, что хотите – больше я ничего не скажу!

Барон медленно поднял руку и осторожно дотронулся до камня. Между его пальцами и гладкой поверхностью проскочила искра. Барон, вскрикнув, отдернул руку, и даже в тусклом свете факелов стало заметно, как резко он побледнел. Его тяжелое одутловатое лицо вдруг разом осунулось, под глазами и вдоль щек пролегли глубокие тени. Тяжело вздохнув, старый рыцарь медленно перекрестился и поднял голову.

– Да простит мне Господь, Всемилостивейший и Всеблагой… Воистину это дьявольское наваждение, и тот, кто презрев Божью волю, дерзнет связаться с ним, будет проклят во веки веков. Не зря же святая церковь учит остерегаться этих языческих подделок, ибо они создаются колдунами, продавшими души дьяволу. Христианин, связавшийся с ними, безусловно, гибнет, и его душе будет отказано в посмертном прощении. Видит Бог, я и сам чуть не поддался этому соблазну…

– Теперь вы запели, точно поп на воскресной проповеди, господин фон Зегельс! – язвительно поддел его Жульен. – А где же ваша немецкая храбрость? Неужели мой камень страшнее ваших черепов?

– Я сказал то, что думаю. Мои черепа никому не приносят вреда, а ваш камень – орудие людской погибели… Закройте шкатулку, господин де Мерикур, я не хочу его больше видеть.

Плечи барона поникли, он с явным трудом протянул руку в темноту и несколько раз дернул за невидимый шнурок. Наверху послышался еле уловимый стук деревянной колотушки. Через минуту платформа со скрежетом начала подниматься.

Больше никто не проронил ни слова.

Порциус Гиммель, доктор богословия, сидел у себя в комнате, которую сам он именовал библиотекой, внимательно вчитываясь в лежащую перед ним старинную немецкую рукопись. Делать это было нелегко – широкие поля были вдоль и поперек исчерканы многочисленными комментариями, отчасти наползающими и на сам текст. Вдобавок неизвестные редакторы снабдили оригинал многочисленными правками, из-за которых и вовсе нельзя было разобрать, что к чему. Наконец почтенный доктор сдался, отложил в сторону лупу и с силой надавил на уголки глаз. Проведя мысленную беседу со всеми, кто не умеет обращаться с книгами и не ценит наследия прошлого, он немного успокоился. В сущности, рукопись была бесполезна для его дела, а читал он ее только из любви к самому процессу чтения.

Немного подумав, Гиммель придвинул к себе испещренный пометками лист и с увлечением принялся вырисовывать на нем различные геометрические конфигурации.

Тихо стукнула дверь. Доктор скосил глаза на посетителя, не прерывая своего занятия.

– Я вам не мешаю? – спросила вошедшая Элиза, неслышно перемещаясь к столу и с любопытством глядя на мешанину знаков на листе.

– Нет, фрейлейн.

– Что это вы делаете?

– Всего лишь работу, ради которой меня нанял ваш отец и к которой я, sine dubio*, буду прикован ad vitam** – составляю родословную славного семейства Унгернов фон Зегельс.

– Когда вы так говорите, доктор Порциус, даже я начинаю сомневаться, что наше семейство настолько уж славное. А ведь это совсем не так!

Доктор не ответил.

– Нет, скажите, скажите мне, – настойчиво затеребила его девушка. – Неужели наш род может быть менее почитаем, чем род господина де Мерикура?

– О Мерикурах мне ничего неизвестно, – сухо заметил Гиммель.

Элиза недовольно надула губы. Однако когда почтенный доктор пребывал в таком настроении, приставать к нему было бесполезно – в этом дочери барона успели убедиться на собственном опыте – поэтому, понаблюдав, как бегает по бумаге гусиное перо, девушка быстро заскучала. Подавив зевок, она без особого любопытства огляделась по сторонам, прошлась вдоль полки с книгами, по большей части принадлежавшими самому доктору, привычно понюхала пучки сухих трав, висящие на перекладинах в углу. Потом, наткнувшись на окровавленные тряпки в тазу, брезгливо сморщила нос, подергала маленькие чашечки весов и томительно вздохнула.

Доктор покосился на нее и отложил перо в сторону.

– Ну, фрейлейн, что еще у вас за беда? – спросил он добродушно, смягчая тоном некоторую резкость слов.

Но в этот момент внимание Элизы привлек новый, незамеченный сразу предмет – нечто, стоявшее на низкой деревянной подставке около стола и закрытое куском темной материи. Голубые глаза девушки радостно вспыхнули.

– Ой, вы его все-таки сделали! Это он, правда ведь? Он? Наш святой Грааль?

Доктор мягко перехватил ее нетерпеливо протянутые руки, помедлил немного, поцеловал и отпустил.

– Я бы назвал это просто сосудом, моя госпожа, – сказал он, слегка растягивая по своему обыкновению слова. – На святой Грааль сие мало похоже, и будет еще меньше, когда я его закончу. Зато вы и ваша сестра сможете настаивать в нем серебряную воду.

– Нет, это Грааль, наш Грааль! – упрямо возразила девушка, норовя заглянуть под покрывало. – Я хочу на него посмотреть!

– Помилуйте, фрейлейн, не могу же я показать вам половину работы… Нет, нет, я не для того пожертвовал бронзовым треножником! Когда чаша сия или, если уж вам так угодно, Грааль, будет закончена, я сам преподнесу ее вам на бархатной подушке. А сейчас будьте умницей и идите к себе.

– Нет, я хочу…

– Терпение, моя госпожа, терпение. Patientia virtus est***, – доктор притворно нахмурился, подталкивая девушку к выходу. – Ну же, идите… Пусть ангелы реют над вашей постелью, охраняя ваш сон. Да, именно ангелы… Идите же!

Насупившаяся Элиза с неохотой взялась за дверную ручку, но, помедлив, вдруг улыбнулась и с любопытством взглянула на Гиммеля.

– А вы видели ангелов, доктор Порциус?

– С тех пор, как я в вашем замке, я вижу их каждый день, – заверил тот девушку, возвращая ей улыбку.

Элиза, очаровательно раскрасневшись, хихикнула и выскочила за дверь. Продолжая смеяться, она сбежала вниз по ступенькам, миновала узкий переход и оказалась в закрытой галерее, идущей вдоль южной стороны паласа. Здесь Элиза остановилась и с тихим вздохом прижалась лбом к холодным оконным переплетам. Перед ее затуманившимся взором нарисовался ангельский лик, постепенно приобретающий знакомые, уже ставшие дорогими черты: удлиненный овал, гладкие светлые волосы, ровно спускающиеся на лоб, четко очерченный рот с припухлой нижней губой. Девушка мечтательно улыбнулась, но вместе с тем ей почему-то хотелось плакать, а в груди разливалась томительная истома, от которой тело как будто таяло.

– Матерь Божья, что со мной такое? – испуганно прошептала Элиза, невольно оглядываясь. В дальнем конце галереи ей послышались чьи-то шаги, и, внезапно смутившись оттого, что ее могут застать здесь с пылающим лицом и взволнованно блестящими глазами, она бросилась на женскую половину.

Здесь было гораздо теплей, чем в других частях здания, а в коридоре горели масляные светильники. К покоям дочерей барона и их старой тетки вели три одинаковые двери с бронзовыми фигурными ручками. Уже совсем было собиравшись открыть первую из них, Элиза вдруг передумала, на цыпочках прокралась по коридору и юркнула в последнюю, неслышно прикрыв ее за собой.

– Ты еще не спишь? Я так и думала… – выдохнула она, падая в низкое деревянное кресло с плетеной спинкой.

Ее младшая сестра в полотняной, собранной у горла рубашке и толстой шали, наброшенной на плечи, сидя перед зеркалом, переплетала волосы ко сну. Около кровати суетилась молоденькая служанка-латышка, водя грелкой под одеялом.

– Я собиралась ложиться, – ответила Мартина сестре, прикрывая ладонью зевок. – Завтра иду с девушками в лес за клюквой, вставать надо будет засветло.

При этих словах Элиза выпрямилась, недовольно поджав губы.

– Хороша же ты будешь, ей-богу! Ну никак не могу понять, что за радость благородной девице, ведущей свой род от Генриха Льва и императора Оттона, шастать по лесам и болотам, точно простой крестьянке! К лицу ли это тебе? Опомнись! Ведешь себя так, словно и не дворянская в тебе кровь!

– Что это ты вдруг вспомнила об императоре Оттоне? – насмешливо откликнулась Мартина и тут же обернулась, едва не свалившись со стула. – Ты ходила к доктору Порциусу?!

Элиза закусила губу, потом кивнула и радостно засмеялась, разом отбросив вид оскорбленной добродетели:

– Да, была! Дождалась, пока батюшка покинет трапезную, и проскользнула незаметно. Ох, Тине, представь: он почти готов!

– Наш Святой Грааль! – воскликнула Мартина. – Ты его видела?

– Нет, доктор запретил смотреть, пока он незакончен. Я видела только чуть-чуть, самый краешек, выглядывавший из-под покрывала… Мне кажется, там непременно будет изображен ангел. Что ты смеешься? Представляешь, доктор сказал, что мы сможем настаивать в ней серебряную воду!

Мартина сделала большие глаза и тоже рассмеялась.

– Что ж, об этом мы не читали у Вольфрама фон Эшенбаха, но серебряная вода – это тоже не плохо. Уверена, Парцифаль до такого бы не додумался…

– Тине!

– Я шучу!

– Ну, как ты вообще можешь так говорить?! Ведь когда мы вместе читали "Парцифаля", я видела – у тебя на глазах тоже были слезы. А теперь ты смеешься! Как ты можешь?

– Прости, Лизель… Ты права, я почти плакала, но это от жалости к несчастному королю Анфортасу. Что до Парцифаля, то мне он совсем не понравился. Не хотела бы я, чтобы мой рыцарь был таким… А ты? Лизель, что с тобой?

Элиза резко отвернулась, ее щеки горели. Слова Мартины о рыцаре из романа Эшенбаха причиняли ей странную боль, точно та по неведению жестоко посмеялась над ней самой. Мартина в недоумении тронула сестру за плечо, и Элиза отбросила ее руку. Смотреть на сестру сейчас было выше ее сил.

Томительное молчание прервал ворчливый голос служанки.

– Да будете вы ложиться, наконец? Постель вон стынет. Что же это, мне опять придется идти за углями?

– Сходишь, не развалишься! – прикрикнула на нее Элиза. Вспыхнувшая латышка выдернула грелку из постели и вышла из комнаты, стукнув дверью. – Как ты ее только терпишь! Она просто невыносима, дерзит в лицо, а ты ей потакаешь!

Мартина, пожав плечами, быстро перебежала к кровати и юркнула под одеяло, отбросив шаль к ногам.

– Ничего, – невнятно пробормотала она, зарываясь по самую макушку. – Кристина – хорошая служанка.

– Она осмеливается тебя поучать!

– Ну и что? Я ее не слушаю, а дело свое она знает. Что это ты вдруг на нее взъелась?

Поежившись, Элиза обхватила плечи руками. В комнатах женщин каминов не было – за их стенами проходили дымоходы из нижних залов, дававшие достаточно тепла. Но сейчас девушку вдруг охватил озноб. Жизнь, еще недавно казавшаяся такой яркой и сулящей в будущем одни радости, теперь словно утратила перспективу. Их славный род, их богатый благоустроенный замок, их отец – могущественный ливонский дворянин – все это ровным счетом ничего не значило! Они не жили, нет, они просто прозябали здесь, в этом прибалтийском захолустье, а настоящая жизнь проходила где-то далеко мимо них… Там изящные кавалеры в расшитых золотом камзолах клали головы побежденных в бою чудовищ к ногам своих дам, там бесстрашные рыцари преломляли копья на турнирах во славу любви и чести, там совершались великие подвиги, там из ничего созидались могущественные королевства… И оттого, что она всегда была и будет лишена права участвовать в этом прекрасном действе, Элизе хотелось кричать.

– Я… я подумала о нашем госте, – немного невпопад произнесла она. – Он тебе понравился?

Мартина высунула нос из-под одеяла.

– Понравился? Даже не знаю. По-моему, он настоящий Парцифаль! Тебе так не показалось? Наверное, таким и должен быть настоящий рыцарь… Да, и мессир де Мерикур, конечно, очень красив. И, наверное, он бывал при королевском и императорском дворах. Надо будет его об этом порасспросить, если отец позволит…

– Ты слышала, как он говорил о своем предке, Жульене Сидонском? – тихо спросила Элиза.

– Да, говорил он много.

– Ты видела, как у него горели глаза? Пресвятая дева, мне казалось, что я воочию вижу его самого в доспехах, с крестом на плече под палящим солнцем Палестины!

– Да, да, – скептически выгнула бровь Мартина. – А мне почему-то вспомнилась сказка о гаммельнском крысолове…

Ее сестра недоуменно моргнула.

– Что?

– Ну, ты же знаешь мое отношение к музыке… Никак не могу понять, что же такого в этих звуках, что заставляет бедных животных и детей бежать за ними, позабыв про все на свете?

– Что? – бледнея, повторила Элиза.

– Не сердись, Лизель. Я просто хотела сказать, что такие песни не для меня.

Элиза вскочила, опрокинув кресло.

– Ты!… С тобой просто невозможно разговаривать! – выкрикнула она, бросаясь прочь из комнаты.

Выглянувшая в коридор растревоженная тетушка окликнула ее, но девушка, не останавливаясь, проскочила мимо и побежала, куда глаза глядят.

Постепенно ее возбуждение улеглось, а отнюдь не тепличная атмосфера коридором остудила ее пылающую голову. Вновь оказавшись в галерее, она несколько минут постояла там, заново прокручивая в памяти разговор с сестрой, и в конце концов сделала для себя неутешительный вывод о том, что никто в замке не в силах ее понять. Как ни странно, эта мысль девушку почему-то успокоила. Повернувшись, чтобы снова идти к себе, она увидела выходящего на галерею Жульена.

Элиза вздрогнула, мысли ее смешались. Сама того не осознавая, она шагнула навстречу французу. Поглощенный своими мыслями Жульен не сразу заметил возникшую перед ним девушку – его лицо было хмуро, уголки губ капризно опущены. Поняв, что он здесь не один, молодой человек остановился и поднял повыше факел.

– Мадемуазель фон Зегельс? – удивленно проронил он и вдруг улыбнулся.

Элиза не сводила с него глаз.

– Мессир де Мерикур…

– О, вы – ангел, посланный мне в минуту отчаяния. Я совсем заблудился в этих переходах, брожу здесь, как путник в безлюдном лесу. Где все? Где рыцарь фон Тротта? Только вы одна можете меня спасти!

– Вам и брату Вильгельму приготовили комнаты в угловой башне, – девушка точно задохнулась и еле слышно добавила. – Наверное, доктор Порциус уже отвел его туда… Там тепло и чисто. Слугам дано распоряжение согреть для вас воду…

Пристально глядя на Элизу, Жульен медленно взял ее руку и поднес к губам.

– Моя святая Елизавета… – прошептал он, чувствуя, как дрожат в его ладони горячие девичьи пальчики.

"Барон ответит за все!" – подумал он, торжествуя.

* Без сомнений.

** До конца жизни.

*** Терпение – это добродетель.