Г

лава первая

Д

олгая заря

Тьма… Вокруг была только тьма, из которой я выплывал, как из глубины чёрного колодца — тяжело, медленно, рывками. Сознание возвращалось, заполняя беспомощное тело, одеваясь в него, как в изношенные одежды.

Я с трудом приоткрыл веки: перед мутным взором появилась серая плоскость, уходившая в бесконечность, на которой в луже крови неподвижно лежала Юли. Спутанные волосы её были сбиты на лицо, и я не мог его увидеть. Я видел только раскинутые в стороны руки любимой, словно, пытавшиеся ухватиться за гладкий пол застывшими в предсмертной судороге пальцами.

Моя щека лежала в её крови, и я чувствовал запах этой крови, но я не чувствовал её тепла — тепло ушло…

Душа моя была пустой и холодной, а сердце казалось тяжёлым куском льда, тяготившим грудь.

Кто-то ещё был рядом. Я с трудом оторвал голову от липкого пола и покосился вправо.

На своём подобии трона восседал Крода и терпеливо ждал. Его землисто-зелёные глаза под взъерошенными бровями насторожились, когда он заметил, что я пришёл в себя.

Чуть склонившись вперёд, он воскликнул с нескрываемой издёвкой:

— С возвращением, Камал! Или правильнее Максим?

Крода снова откинулся на спинку своего «трона», вальяжно закинул нога на ногу и, постукивая никелированным дулом пистолета о колено, погладил курчавую бороду.

— Ты мертвец… — прохрипел я, едва шевеля распухшими губами.

— Что?.. Мертвец?.. Я?..

Крода порывисто склонился в мою сторону, и глаза его наполнились жутковатым весельем.

— Брось, Максим! — отмахнулся он, скалясь в улыбке. — Оглянись вокруг: бескрайнее море мертвецов разлилось по всей планете! Нет, не тех мертвецов, что упокоятся в могилах, а тех, что всё ещё живы, но души их давно мертвы… Да, они и не были никогда живыми, они родились такими! Ты забыл о них?.. А?..

Он сел в прежнюю позу, продолжая поигрывать пистолетом.

— Ты же знаешь, сколько у нас, на Гивее накопилось всей этой человеческой дряни! Кто-то из них много веков творил здесь беззаконие и бесчестие, сеял ложь вокруг себя. Другие, просто молча, внимали этой лжи, покорно принимали это беззаконие, ставя выше чести сытую жизнь и кажущееся благополучие…

Эти были, пожалуй, куда страшнее первых, потому что своим бездействием и равнодушием усиливали власть скверных людей… Но и те, и другие по-своему умножали зло, копили его, все больше погружая эту планету во мрак безысходности. Поэтому и выживали в этом мире только мелкодушные приспособленцы, доносчики, палачи и угнетатели. А все хорошие люди сникали и умирали, как цветы в темноте. Мне снова приходится тебе рассказывать об этом! Зачем?

Крода сокрушённо покачал головой, словно учитель, наставляющий неразумного ученика.

— Значит, ты хочешь помочь хорошим? — сплюнув кровь, с безразличием спросил я. — Помочь одним, убивая других… тех, кого посчитаешь плохим?

— Именно! Зачем жалеть эту дрянь, этих ничтожных людишек с их мелкими чувствами? Что от них проку? Неужели ты так и не понял, чего я здесь добиваюсь?

Крода снова порывисто наклонился вперёд и, опершись локтями о колени, стал играючи помахивать пистолетом. Сейчас он казался мне излишне порывистым, даже нервозным, и это особенно отталкивало в нём.

— Вы же сами на своей Земле творите справедливость, действуя по закону немедленного противодействия любому злу: «Мне отмщение, и аз воздам!»… Так, кажется? — прищурился он и сплюнул в сторону прямо на мраморный пол. — И это правильно, это справедливо! Только так можно искоренить все подлости и мучения в этом мире! Палачи и всякая нечесть, которые необычайно размножились в последнее время, должны получать воздаяния всегда! — рассуждал он, потрясая в воздухе оружием. — Только террором можно изменить этот мир! Не единичными акциями против власти, нет — только массовым истреблением вредоносных и равнодушных людей! Так чего же ты воротишь от меня своё лицо, словно я говорю о чём-то сверхъестественном для тебя?

— Мы никого не убивали… Никогда!

Я с трудом повернулся на спину, и, опираясь на локти, попытался сесть.

— Искоренять вредоносных людей можно только подведя их к осознанию и раскаянию. Нельзя уничтожить зло механически. Просто глупо… Это борьба с призраками, которая сделает их только сильнее. Они создадут новых призраков: преступлений, материальных богатств и опасностей. Ложь и беззаконие будут плодиться нескончаемо. Равновесие… необходимо равновесие, а не террор с его слепыми нападениями.

Я сел и холодно посмотрел ему в глаза. Крода усмехнулся, но в глубине его зрачков затаилось любопытство и настороженность.

— Твой террор вызовет рост страдания народа Гивеи и ничего больше… Любая борьба должна быть сбалансирована… Я же говорил тебе об этом. Необходимо непрерывное движение к счастью, восхождение к добру. Иначе ты потеряешь путеводную нить, и заслуживающие наказания останутся жить и продолжать свою мерзкую деятельность… Так было всегда. Подобные тебе мстители предавали смерти совсем не тех, кого следовало бы наказать… Я сам едва не ступил на этот путь.

Я протянул руку и положил её на холодное запястье Юли, липкое от крови. Лёд в моей груди медленно растекался по всему телу. Хотелось убрать волосы, чтобы увидеть её лицо, но я страшился этого, боялся не увидеть в её глазах жизни.

Сказал с сожалением и печалью:

— Борьба вовсе не обязательно требует уничтожения. Если ты идёшь по пути Добра, нужны особые средства — безо лжи, мучений, убийства и озлобления. А иначе твоя победа будет означать для народа лишь смену угнетателей. И тогда тебя самого нужно будет уничтожить…

Я взглянул на него, борясь с застывшим в горле колючим комом. Крода облокотился на львиноголовый подлокотник и посмотрел на меня сквозь презрительный прищур.

— Мы могли бы разработать программу действий… такую, которую поймут все… Вам нужны справедливые законы… Не те, что установили здесь для охраны власти, собственности и привилегий… Законы для соблюдения чести и достоинства людей, для роста их духовного богатства, потому что психическое богатство человека — главная ценность, как и его жизнь!

Крода усмехнулся, но ничего не сказал, продолжая настороженно слушать меня.

— Вам нужны библиотеки, музеи, картинные галереи, скульптуры, музыка… И пресловутое неравенство распределения материальных вещей совсем не главная беда на пути к лучшей жизни… С законов… начинать нужно с законов, с подлинного общественного мнения и веры людей в себя…

— Но это не террор! — раздражённо бросил Крода, и в глазах его блеснул холодный огонь озлобленности.

— Да. Это революция.

— Знаешь, я тебе вот что скажу…

Он снова склонился вперед, помахивая пистолетом перед моим лицом.

— Ты хочешь, чтобы я слепо подражал вам?.. Нет, Максим, способы борьбы уж позволь выбирать мне самому! Я многому научился у вас, но это наш мир, и ты забыл об этом!..

— Хотя, конечно, ты можешь пойти со мной до конца, — щедро предложил он. — Твой ум, твои знания, твой авторитет бесценны. Вместе мы могли бы изменить этот мир, сделав его лучше. Из нас получился бы неплохой союз. — Крода пристально посмотрел мне в глаза сквозь презрительный прищур и покачал головой.

— Но ты так не считаешь. Верно?

— И что? Ты убьешь меня? Убьешь, как её…

Я кивнул на бездыханное тело Юли. В ответ Крода равнодушно пожал плечами.

— Выбор за тобой, Максим. Я не буду настаивать.

С холодной улыбкой он поднял свой пистолет и направил его мне в лицо, взводя курок.

Вот и всё… Сейчас он нажмёт на спусковой крючок и свет навсегда погаснет для меня… Жаль, что я так мало успел сделать для этого мира. Жаль, что больше никогда не увижу Земли…

* * *

— Камал!.. Проснись!..

Я с трудом очнулся ото сна, но глаза открывать совсем не хотелось. Наверное, было ещё очень рано. Я почти ощутимо чувствовал это.

— Камал!.. — снова позвал тихий женский голос.

Промелькнула радостная мысль: «Юли?.. Это же она!». И тут же пришло огорчение: «Нет, не может быть!». Юли сейчас далеко отсюда, в Шеньчжоу. Это в шестидесяти километрах на север, на берегу океана. И она не могла называть меня этим именем…

Похоже, я так и не проснулся до конца. Недовольно поморщившись, я попытался снова закутаться во влажную простыню, но журчащий, как горный ручеёк, женский голос не отпускал меня:

— Камал! Камал!

Я неохотно открыл веки. Надо мной склонилось смуглое, слегка вытянутое женское лицо: широкий лоб, высокие скулы, маленький твёрдый подбородок, пухлые губы. В чёрных миндалинах огромных глаз застыло любопытство, смешанное с ироничной весёлостью и лёгкой грустью.

Вибхá Дуян?.. Что она здесь делает?

Я порывисто сел на постели, недоумевающее глядя на девушку. Она пришла в Тяньгун полгода назад, как и многие здесь, услышав о землянах, стремящихся сделать жизнь гивейцев счастливой, и осталась, помогая нам в местной больнице.

Вибха подняла руку и провела тёплыми пальцами по моему лицу.

— Что ты делаешь? — изумился я.

— Ты был забавный, когда спал, — без тени смущения произнесла она нараспев.

— Что ты делаешь? — в замешательстве спросил я и пояснил, видя непонимание в её глазах: — Что ты делаешь здесь, в моём доме?

— Жарко. Ты весь вспотел. Я принесу воды, — вместо ответа, уверенно промолвила она и гибко поднялась, направляясь в дальний угол комнаты.

На ней была короткая серая блузка, оставлявшая открытыми живот и спину. Бёдра девушки прикрывала голубая свободная юбка, шелковисто шелестевшая от её плавных, словно танцующих, шагов.

Солнце в окне озаряло Вибху алой дымкой, и одежда на ней почти не скрывала её тела. Глядя на неё, я почувствовал невольную неловкость.

Остановившись около небольшого стола, грациозным движением моя незваная гостья собрала волосы с шеи и спины на левое плечо. Браслеты на её тонком запястье вспыхнули ослепительными гранатовыми искрами и погасли. Девушка взяла медный сосуд с водой, стоявший на столе, и так же неспешно вернулась ко мне, присела рядом на постель.

Обмакнув в воду пальцы, она отёрла моё лицо, вдохновенно следя за своими движениями. Поставила сосуд с водой на пол и стала медленно склоняться ко мне, продолжая неотрывно рассматривать моё лицо.

Я без труда угадал её намерения и осторожно, но решительно взял Вибху за плечи.

— Нет. Не стоит этого делать.

— Почему? — искренне удивилась Вибха. — Я тебе не нравлюсь?

— Дело совсем не в этом. У меня уже есть любимая, и я не могу… Это будет нечестно. Извини.

— Разве ты не можешь любить двоих? — изумилась девушка, выпрямляясь и кладя руки на колени.

В глазах её стояло неподдельное, почти детское, недоумение.

— У моего старшего брата четыре жены, а у другого брата три любимых! — сообщила Вибха. — Только младший пока один, — вздохнув, добавила она.

— А сколько всего у тебя братьев?

— Четверо.

— Большая семья… — понимающе кивнул я и тут же отрицательно покачал головой. — Нет. У нас не принято иметь много жён. У каждого может быть только одна жена… Хотя это скорее не жена в вашем понимании, а любимая и друг. На Земле давно нет обрядности и всех тех условностей, которые заставляют мужчину и женщину быть вместе, когда их чувства уже угасли.

— Одна? На всю жизнь? — ещё больше удивилась Вибха.

— Ну, это как кому повезёт, — пожал я плечами. — Всё зависит от чувств и привязанности друг к другу. Если душевная близость проходит, иссякая, как вода в колодце, зачем обременять друг друга взаимными обязательствами? Нужно идти вперёд самому и не мешать другому, раскрывать себя, совершенствовать свою душу.

— Странно, — промолвила девушка.

— Что странно? — не понял я.

— Странно всё у вас… У нас женщина должна принадлежать мужчине — всегда!

— Нет. Наши женщины свободны и независимы. Вместе с мужчинами они летят в космос, отправляются в рискованные экспедиции, строят города и совершают открытия. На Земле женщина равноправный партнёр мужчины в том грандиозном труде, которым охвачена вся планета. И это для неё самая увлекательная игра, которую только можно вообразить.

— А как же дети? — скорее не поняла, чем удивилась Вибха.

— Забота о детях с давних пор лежит на специальных людях, душевные качества которых позволяют им быть воспитателями и наставниками… Но это вовсе не означает, что у нас нет больше семьи, — добавил я. — Есть, только она шире традиционной, такой, как у вас. Наша семья — это всё человечество и в ней отношение с ребёнком прямое, не опосредуемое женой или мужем.

Некоторое время Вибха молчала, глядя в пространство перед собой и что-то обдумывая. Затем снова посмотрела на меня.

— Значит, ты отвергаешь меня?

— Почему бы тебе не найти себе другого избранника… свободного от чувств к женщине? — осторожно предложил я ей. — Кого-то из ваших, из местных.

— Но мне нравитесь вы, земляне, — откровенно призналась девушка. — Вы как боги: такие необыкновенные и такие далёкие от нас!

— Ты ошибаешься. Мы вовсе не боги. И в нас с тобой не так уж много различий.

— Нет. Я часто слышала, что Бог спускается на землю в облике человека, чтобы помочь кому-то. Здесь я увидела это своими глазами… Для меня вы боги! Я хотела бы иметь мужа-землянина, иметь от него много детей. Это было бы здорово и мне бы все завидовали, — мечтательно произнесла Вибха, глядя куда-то под потолок.

Я задумался. Полушутливо предложил:

— Ну, тогда ты можешь поискать свою любовь среди землян. Их много на Гивее и сердца некоторых свободны… Вот, например, Дев, — вспомнил я о своём друге. — Возможно, он нуждается в подруге, такой, как ты.

— Твой друг? — оживилась Вибха. После некоторого раздумья, подтвердила: — Он хороший… Да.

Глаза её загорелись радостным ожиданием.

— Хорошо, я пойду к нему. Спрошу, любит ли он меня, — сообщила она, порывисто вставая и направляясь к выходу. Уже на пороге, она обернулась и с грустью посмотрела на меня.

— Но ты для меня всё равно лучший. Я люблю тебя!

Вибха смутилась и, опустив глаза, быстро выбежала из комнаты.

Я откинулся на подушке, вздохнув с облегчением. Подумалось: «Наверное, зря я сказал ей о Деве. Будет жаль девушку, если он тоже ей откажет… Впрочем, как знать. Возможно…»

Я прикрыл глаза рукой. Ладно, не стоит больше фантазировать на эту тему. Дев Рошан сам во всём разберётся. Правда, ещё со времён нашей учёбы в Школе ОСО, он всегда любил сверять свои эмоции с моими эмоциями. Наверное, от того, что мы с ним стали тогда так близки, что чувствовали себя почти родными братьями…

Святое небо! Сколько же времени прошло с тех пор! Как давно были эти годы — годы нашей юности, полные радостных ожиданий и смелых надежд! Тогда, на выпускном мы все расставались навсегда, даже не подозревая, что судьба сведёт ещё не раз всех нас на нашем жизненном пути. И так действительно случалось. Но вот с Девом нам суждено было увидеться только сейчас, спустя пятнадцать лет с того памятного дня. Всего месяц назад я даже не подозревал, что случайно встречу его на одной из пыльных дорог отдалённой южной провинции Гивеи.

Заматеревший, потрёпанный судьбой, он совсем не был похож на того наивного светловолосого юношу, который стоял рядом со мной в одной шеренге, слушая последние напутственные слова наставников Школы. Но его глаза были прежними — тёмные, словно спелые вишни, они хранили в себе всё туже юношескую веру в непобедимую силу добра. Это были глаза мечтателя и романтика.

Оказалось, что он попал на эту планету почти в одно время со мной и работал, как и я, в ОЗАР, в одном из провинциальных отделов на Южном материке. Но за все эти годы нам так и не довелось, ни разу пересечься с ним по работе. И вот теперь случай или, может быть, судьба свели нас вместе, и он почти сразу стал моей «правой рукой». Казалось, прежние времена — времена нашей юношеской душевной близости — вернулись, хотя по дороге я и растерял большую долю своего романтизма и мечтательности.

* * *

Зайдя к Деву около полудня, я застал своего друга в его доме в полной растерянности.

— Представляешь, приходила эта девушка из больницы… Вибха! Предлагала стать моей возлюбленной. Сказала, что хочет от меня — землянина — родить ребёнка!

Дев смотрел на меня почти с отчаянием.

— Каково! У них здесь так принято: предлагать себя незнакомому мужчине?.. Я даже не знал, что ей на это ответить.

Он выглядел обескураженным и расстроенным.

— И что ты ей сказал?

— До того ли мне сейчас, Максим?! — В глазах Дева застыло почти детское удивление. — Нет, ты скажи! Как я могу предать тебя, наше дело, отдавшись чувствам, когда идёт такая битва за умы и сердца людей?!

— Разве это предательство? Любовь к женщине?

Я внимательно посмотрел на друга.

— Что может значить любовь к женщине по сравнению с нашей целью? — горячо возразил Дев. — Да, это предательство!.. Или, по крайней мере, преступная беспечность.

— Выходит, я тоже предатель? Ведь я люблю свою женщину. Люблю больше жизни!

Я снова взглянул во вспыхнувшие негодованием глаза Дева. Тот потупил взор, произнёс виновато:

— Ты… ты совсем другое дело! Я не видел более сильной женщины, чем твоя Юли. Только такая, как она, могла осознанно пойти за тобой в этот ад!.. Нет, это не предательство. Это совместный путь к общей цели, путь двух равных! Мне даже кажется, что без неё ты бы не стал тем, кем стал сейчас.

Дев открыто посмотрел на меня.

— А кем я стал?

Я слегка прищурился, глядя на друга. В его словах мне послышалась некоторая двусмысленность.

— Разве ты сам не знаешь? — спокойно пожал он плечами.

Да, он прав. И разве может быть какая-то двусмысленность в его словах? Это же Дев!

— Ты прав, — кивнул я. — Именно поэтому мы с ней сегодня вместе… Ладно, не будем об этом. Лучше скажи, как отнеслась к твоему отказу Вибха?

— Как… По-моему, она обиделась и даже разозлилась на меня, — пробурчал Дев, зябко передёргивая плечами. — Чувствую себя просто ужасно! Никогда мне не приходилось так обращаться с женщинами.

Я дружески похлопал его по плечу.

— Не расстраивайся. Хочешь, пойдём, поговорим с ней? Ведь она и ко мне сегодня приходила, утром.

— Как? — ещё больше удивился Дев. — Но ты же… у тебя же есть Юли!

— Видимо, её это обстоятельство не смутило… Да, точно, не смутило, — улыбнулся я. — Женщины — загадочные существа! Согласись. А женщины с чужой планеты тем более!

От моих слов Дев немного повеселел. Мы вышли из его дома под ослепительное полуденное солнце, пахнувшее в наши лица палящим душным жаром, и направились в сторону центра города, где в этот час шла оживлённая торговля на местном рынке.

Под холщёвыми навесами ютились заезжие рыбаки, рано утром вернувшиеся с промысла и к обеду добравшиеся до Тяньгуна со своим уловом. Торговцы овощами и фруктами пытались составить им конкуренцию, но их здесь было значительно меньше. Всё-таки сказывалась близость океана: простые люди добывали себе пропитание в основном за счёт рыболовства — доступного и не столь изнурительного и затратного в здешнем климате, как сельское хозяйство.

Правда, это было вынужденной необходимостью, так как с нашим приходом сюда общественные распределители Народного Фронта перестали снабжаться продуктами. Революционные власти во главе с Чой Чо Реном выставили кордоны на дорогах, ведших на Северный материк, к столице, откуда доставлялось продовольствие, устроив таким образом «мятежным» южанам настоящую блокаду.

Мы ожидали худшего, но части народно-революционной армии, ввиду их плохой организованности и оснащённости, в южные провинции пока не совались. Нас спасало и то, что у режима Чой Чо Рена были серьёзные проблемы с высокотехнологичной техникой. Большинство заводов, производивших такую технику при прежних режимах, были разрушены во время революционных боёв, а специалисты-земляне, способные восстановить это производство и поддерживать его на нужном уровне находились в опале и преследовались по всей планете. Поэтому каждый гравиплан, каждый магнитор, каждый излучатель были у народной власти на особом счету.

Основную угрозу для нас представляли каратели Чой Чо Рена, отряды которых регулярно совершали вылазки за пределы кордонов. Но всякий раз мы отбивали их атаки, пополняя свои запасы трофейным оружием, средствами связи, военной техникой и амуницией. Хотя я прекрасно понимал, что бесконечно так продолжаться не может.

Что-то зрело в глубинах неповоротливой административной машины, созданной Чой Чо Реном, — какие-то перемены, и эти перемены грозили нам серьёзными последствиями. Боязнь потерять власть над планетой толкала вождя ко всё большему ужесточению преследования инакомыслящих и оппозиционеров, желавших перемен для гивейского народа, обещанных ещё тридцать лет назад его предшественниками, когда революция всеразрушающим огнём прошлась по всей планете. Эти мои предчувствия подкреплялись и сведениями, получаемыми от наших людей в северной столице.

По слухам, несколько военных заводов в Шаолинсеу были восстановлены, и сейчас там активно производилось оружие, шедшее на перевооружение гивейской армии, которая к тому же активно пополнялась за счёт принудительного набора среди гражданского населения планеты. Всё это однозначно свидетельствовало о подготовке революционных властей к широкомасштабному наступлению на Юг. А к такому повороту событий мы пока были не готовы. В прямом столкновении мы бы заведомо проиграли битву с обновлённой армией Чой Чо Рена, случись она завтра.

Хотя численный перевес, скорее всего, был бы на нашей стороне, ведь по всему Южному материку действовали многочисленные боевые отряды повстанцев. Но главная наша проблема — отсутствие единства среди сопротивления — сводила это преимущество на нет. Во главе этих отрядов зачастую стояли амбициозные и малограмотные лидеры, взгляды и убеждения которых сильно отличались не только от наших планов, но и противоречили друг другу в своей основе. Каждый из таких лидеров стремился, как говорится, перетянуть одеяло на себя, порождая тем самым разрозненность, непонимание, и даже откровенную вражду среди повстанческих сил. И это беспокоило меня больше всего.

Даже в людях, стоявших на нашей стороне, я не был до конца уверен. Одни из них устали от войны и многочисленных невзгод, ведь многие участвовали ещё в революционных боях, и со временем потеряли веру в справедливость. Другие же были одурманены революционной пропагандой, представлявшей народного вождя Чой Чо Рена великим спасителем нации и борцом за Добро — единственным, кто может вывести Гивею из тьмы инферно. Борьба за умы и сердца этих — самых многочисленных — была особенно тяжёлой.

Здесь, на Южном материке, за последние три года нам удалось собрать сотни землян, кочевавших по планете ещё со времён революции или приехавших сюда уже после неё, по призыву Всеобщего Народного Совета и велению своего сердца. Именно из этих людей сформировалось мощное идейное ядро, возглавившее сопротивление режиму Чой Чо Рена, а так же занимавшееся просвещением и обучением населения планеты. И хотя в своей прошлой жизни эти земляне были в основном техническими специалистами, но смена сфер деятельности в течение жизни была для них обычным делом. Так что многим из них довелось поработать и воспитателями, и медиками, и учителями ещё на Земле, в бытность их стажёрства, когда каждый искал своё предназначение в этой жизни.

Во многих городах и посёлках мы открывали больницы и школы для местного населения, ведь медицина и образование были доступны здесь только в столице, а в остальных уголках планеты почти полностью уничтожены стараниями продажных сановников. Но школы были нужны не только маленьким детям. Взрослые куда больше них нуждались в просвещении и в духовном совершенствовании. Изменив себя и свою жизнь, они могли затем воспитать и своих детей, так, чтобы их будущее было достойным, а жизнь счастливой.

В заброшенных хранилищах южной столицы Линь-Шуй мы смогли отыскать фильмы о Земле и её людях, завезённые на Гивею ещё на заре революционных событий, но забытые или просто запрещённые в последние годы, когда установилась единоличная власть Чой Чо Рена. В провинциях, городах и посёлках, где нам удалось утвердить своё влияние, мы организовывали массовые просмотры этих фильмов, чтобы гивейцы искали в них силу, которая даст им убеждения и идеи, несовместимые с подчинением властям.

Для большинства из них картины нашей далёкой планеты и жизнь её людей — яркая, наполненная творческим трудом, жадным познанием тайн природы и человеческой сущности, терпеливым совершенствованием себя и отважным продвижением вглубь вселенной, куда земляне несли торжество Добра — казались сказкой: прекрасной, но совершенно недоступной.

Кто-то при виде этих фильмов был пленен ранящей печалью, кто-то испытывал недоверие или недоумение, но всепланетный масштаб зрелища не давал усомниться в подлинности наших фильмов. К тому же, мы ничего не скрывали от них. Любые специальные постановки были бы здесь не допустимы, потому что недоверие и недоумение может быть разрешено только познанием. И только знающие люди могут выбирать свой путь.

Вот почему в глазах зрителей, смотревших наши фильмы и слушавших наши рассказы о Земле, постепенно разгорался огонь страстного желания перемен и в своей жизни. Это заставило меня увериться в правильности избранного нами пути, хотя некоторые мои соратники изначально сомневались в необходимости подобных демонстраций: «Не нарушим ли мы исторического развития, если попытаемся соединить разорванные путеводные нити?» — спрашивали они.

Но я отвечал им всегда одинаково: «Нет, мы способны исправить злонамеренно приостановленное течение исторического процесса, способны вернуть его к нормальному пути, дающему каждому человеку право на знание и красоту. И тем важнее было показать как можно больше, и как можно большему количеству людей, задавленных неустроенной повседневностью и страхом перед будущим».

Поглощённый этими мыслями, я брёл среди торговых рядов. Под ногами бегали чумазые, полуголые дети, занятые своими играми и не обращавшие никакого внимания на взрослых. Худые собаки вяло трусили вдоль прилавков в поисках пищи. К детскому гомону и собачьему лаю, добавлялись громкие призывные возгласы торговцев, раздававшиеся отовсюду:

— Господин! Господин! Купите сакана! Очень свежие сакана!

— Идите сюда! Возьмите моих хайже! Это лучшие хайже на всём Южном побережье!

— Тако! Тако! Свежие тако и кани! Покупайте! Скорее! Не пожалеете!

На прилавках лежали распластанные груды пёстрых головоногих, комки разноцветной, скользкой на вид слизи, и, похожие на тонких чёрных змей, рыбы. Большие плетёные корзины были доверху наполнены какими-то ракообразными гадами, напоминавшими длинноногих крабов. Они шевелили красными клешнями и выпучивали округлые глаза на бегавших неподалёку детей и собак, словно, удивлялись тому, почему они лежат здесь, на этом солнцепёке, среди непонятных им существ.

Для детей эти «крабы» были предметом особого внимания. Из любопытства и забавы ради, каждый пробегавший мимо ребёнок пытался ухватить такого «краба» за клешню и громко смеялся, когда тот прищемлял ему пальцы. А вот собаки опасливо сторонились этих жутковатых созданий, явно не видя в них лакомой добычи. Они довольствовались рыбьей требухой, сваленной в кучи поодаль, которую охотно и жадно поедали вместе с жуками и мухами.

Многие из торговцев и рыбаков знали нас с Девом в лицо. Они почтенно склонялись в приветственных поклонах при нашем появлении или одобрительно кивали нам вслед:

— Добрый день, Камал!

— Здоровья тебе, Камал! Долгих лет жизни!

— Удачи, тебе, Камал и твоим друзьям!

Я отвечал на их приветствия, пожимая руки или склоняясь в ответных поклонах, как здесь было принято.

Миновав рынок, мы с другом вышли на боковую улочку, ведшую на западную окраину города, где располагалась единственная больница. Здесь же находилась и школа, в которой по утрам шли занятия для детей, а ближе к вечеру собирались их родители и все желающие, чтобы послушать рассказы о Земле и поговорить «за жизнь» с землянами. Жаркие споры и дискуссии затягивались порой до поздней ночи, а то и до утра.

В тени под развесистыми деревьями прямо на траве сидели малыши лет десяти и заворожено слушали своего учителя — женщину-землянку средних лет, вдохновенно объяснявшую что-то своим ученикам. Она держала в руках толстую раскрытую книгу и, когда мы проходили мимо, до меня донеслись обрывки её фраз. Учительница рассказывала гивейским детям о добре и сострадании, о жизни без бед и вражды, о жизни, где каждый человек наполнен заботой о других, а вместе такие люди становятся дружной счастливой семьёй, бесстрашно устремляющейся к самым сказочным целям.

Её слова разбудили во мне острую, небывалую тоску. Впервые я отчётливо осознал, что отрезан от родины невообразимой бездной пространства, впервые мне невыносимо захотелось домой. Я снова почувствовал, как сильно устал, смертельно устал от всего: от борьбы, от постоянного напряжения всех сил, от этой планеты, даже от жизни. Эта тяжёлая усталость копилась во мне давно. Она порой накатывала на меня, отнимала уверенность в себе, вызывала апатию и тоску. Всякий раз мне удавалось собрать волю в кулак и отогнать её прочь от себя. Но с каждым разом это давалось мне всё тяжелее и тяжелее. Теперь я начал понимать мою Юли: её метания, её частую грусть по дому, её мучительные сомнения.

— Что с тобой, Максим? — спросил Дев, внимательно наблюдая за мной.

Я заметил, что мы остановились на ступенях лестницы, ведшей к главному входу в больницу.

— Со мной? Да так, особого ничего… Просто устал… Эх, Дев! Разве не хочется тебе оказаться сейчас на Земле, лечь где-нибудь посреди её лугов, глядя в солнечное небо? Так, чтобы душа твоя наполнилась безбрежной радостью? Знаешь, той радостью, что рождается от чувства свободы — свободы от страха, от всех тревог и переживаний: о куске хлеба, о завтрашнем дне, о судьбе своих детей? Разве ты не хочешь этого, как я?

Я с жадностью всматривался в лицо друга.

— Максим, Максим! — тяжело вздохнул он и сокрушённо покачал головой. — Ты же знаешь, как далеко от нас сейчас Земля — гораздо дальше любой из планет или звёзд этой галактики! Ты же знаешь, что за нами никто не прилетит, не заберёт нас отсюда, пока что-то не изменится на этой планете. Трудовое Братство не станет совершать новых ошибок, пока мы не исправим прежние.

— Но это не наши с тобой ошибки! — жарко воскликнул я. — Мы искупаем здесь чужие грехи, Дев! Разве это справедливо? Разве тебе не обидно за себя?

— Нет, — снова покачал головой Дев. — Это и наши ошибки тоже! Это и наши грехи тоже! Иначе нас с тобой здесь попросту не было бы сейчас. Разве не так?

Он положил руку на моё плечо, заглядывая мне в глаза.

— Мы с тобой защищаем здесь честь Земли, друг!

— Да, ты прав, — уныло согласился я. — И я знаю, что так оно и должно быть… Но от этого не становится легче!

На крыльцо больницы вышли две женщины, с грудными детьми на руках. Я задержал на них свой взгляд: обветренные смуглые лица; волосы в тугих пучках; на тонких шеях невзрачные дешёвые украшения; натруженные руки, привыкшие к тяжёлой работе в поле, привычно прижимают младенцев к груди.

— Добрый день, Камал!

— Да, и вам добрый! — кивнул я, пытаясь улыбнуться в ответ на их приветствие.

Они спустились по лестнице, с интересом поглядывая на нас с Девом, и направились вниз по улице, о чём-то оживлённо беседуя.

— Ладно, пойдём уже.

Я взял Дева под руку и направился к дверям больницы.

Внутри было светло и на удивление прохладно. Красный солнечный свет, лившийся сквозь узкие высокие окна, превращал медицинскую утварь в музейную бронзу. Знакомые запахи больницы витали в воздухе, наполняя длинные коридоры, где сновали санитарки в серых медицинских одеждах и платках, покрывающих головы. Люди, нуждавшиеся в помощи, сидели тут же: кто-то на стульях, кто-то прямо на полу. На лицах у всех было одинаково тревожное ожидание. Только дети, не знавшие уныния, галдели, умудряясь даже больницу превратить в место для увлекательных игр.

Я остановил одну из санитарок, проходивших мимо нас, и спросил у неё, где сейчас главный врач. Невысокая смуглая девушка, явно из местных, застенчиво кивнула в дальний конец коридора и снова заспешила по своим делам.

Анджали Пашупата была землянкой, как и мы с Девом. Женщина лет сорока, статная и подтянутая, при первой встрече она производила впечатление суровой властительницы древности, не терпящей неповиновения. Но стоило заглянуть в её глубокие чёрные глаза, и ты сразу понимал, что за этой внешней строгостью кроется человек бесконечной доброты и мягкости, отзывчивый и чуткий к чужим бедам и горестям.

Едва я подумал о ней, как она неожиданно появилась перед нами в обычной медицинской одежде, выйдя из бокового помещения в сопровождении одной из санитарок. Заметив нас, Анджали Пашупата обрадовано вскинула руки:

— А, Максим! Рада вас видеть у нас! — Её грудное меццо-сопрано привлекло внимание окружающих, но земная речь осталась не понятной для них, как и для её помощницы, которая с любопытством поглядывала на нас.

Плотно уложенная причёска делала правильное лицо земной женщины, с характерной лепкой структуры сильного костяка, широким лбом, твёрдым вырезом губ и широко расставленными большими глазами, похожей на легендарную апасару. А едва уловимый оттенок той невыразимо завораживающей прелести, которая присуща только зрелой женской красоте, как бы ставил между ней и всем остальным миром непреодолимую преграду, едва приоткрывая завесу, за которой, казалось, таилась неизведанная пропасть безумных страстей и наслаждений.

— Мы к вам, за помощью, — улыбнулся я в ответ, приходя в её нежные материнские объятия. От неё исходил аромат свежести и сладкого цветочного нектара.

— Ты болен, дорогой мой? — удивилась и встревожилась Анджали Пашупата, слегка отстраняясь и пристально вглядываясь в моё лицо.

— Со мной всё в порядке, как и с Девом. Мы хотели справиться об одной из ваших помощниц.

— О ком же? — заинтересовалась врач.

— Нам бы повидать Вибху Дуян, — отозвался Дев, немного нервничая.

— Понимаю. Кажется, тут замешаны дела сердечные? — Анджали Пашупата лукаво взглянула на моего друга и развела руками: — Увы. Здесь я бессильна. Вам, мальчики, придётся решать свои проблемы самим.

— Мы, собственно, и пришли сюда за этим, — пожал плечами Дев. — Так, где можно найти Вибху?

Анджали Пашупата повернулась к своей помощнице. Странный цвет волос — чёрный с пепельной подцветкой — выделял эту девушку среди обычных чёрных с красноватым отливом голов гивейцев и гармонировал с её серыми глазами.

— Гае! Ты не видела Вибху?

— Она ушла… сегодня утром, — сообщила помощница высоким звонким голосом.

— Ушла? Куда? — удивилась Анджали Пашупата.

— Не знаю. Ушла из города. Забрала свои вещи и ушла. Она ничего не объясняла, а я… — смущаясь, стала объяснять Гае.

— Хорошо, хорошо, — остановила её Анджали Пашупата. — Будь добра, иди в хирургию. Я сейчас подойду.

Когда девушка ушла, врач обескуражено посмотрела на нас.

— Ничего не понимаю. Вот так вот, ни с того, ни с сего, уйти, не сказав никому ни слова… Ох, уж эти гивейцы! Никак я не могу привыкнуть к этой их поголовной дремучести, что ли…

Анджали Пашупата сокрушённо покачала головой, явно расстроенная полученным известием.

— Кажется, я догадываюсь, в чём причина её ухода, — медленно произнёс я, поглядывая на друга. — Ладно. Мы пойдём, пожалуй. Не будем больше отвлекать вас от работы.

— Эх, дорогой мой Камал! — вздохнула Анджали Пашупата. — К счастью, моей работы здесь гораздо меньше, чем вашей! Ребята! Я прекрасно понимаю, как вам тяжело приходится сейчас, но…

Она не договорила. Оглушительный грохот заставил её оборвать себя на полуслове, и всех нас вздрогнуть от неожиданности. Здание больницы содрогнулось, словно от страшного землетрясения. Со звоном посыпались разбитые стёкла окон, осыпая и раня осколками людей. Громкий детский плач разнёсся по коридорам больницы.

— Что происходит? — Анджали Пашупата с недоумением смотрела на меня.

Но если бы я знал это!

— Взрыв! — воскликнул Дев. — Это был взрыв! Совсем рядом!

— Школа! — тут же сообразил я и кинулся к дверям выхода.

В это мгновение снова раздался грохот, звон бьющегося стекла и испуганные крики — ещё один взрыв! Выскочив на крыльцо больницы, я остановился, бешено озираясь по сторонам. До конца не понимая, что происходит, я уже сожалел о том, что у нас с Девом нет с собой оружия. Прилив адреналина стремительной рекой наполнял меня, подстёгивая психическую энергию, мобилизуя все резервы моего организма и одновременно проясняя сознание, в глубины которого Модулятором Случайностей были когда-то заложены все мои боевые навыки.

Реакция обострилась до предела, а зрение сделалось панорамным, и я теперь видел сразу во всех направлениях. Вот трое вооружённых людей в чёрных одеждах перебегают улицу слева, метрах в двадцати от нас, как раз там, где только что прозвучали взрывы… Вот ещё двое уверенно двигаются им навстречу, в направлении школы со стороны узкого проулка… Мысль о детях, находившихся там, заставила меня максимально сконцентрироваться, и тогда время остановилось для меня.

Я закрыл глаза, глубоко дыша и мысленно возносясь над землёй: неясные психические сигналы, приходившие отовсюду, превратились в образы, из которых сложилась чёткая картина окружающего пространства.

— Трое справа! — над самым моим ухом прозвучал далёкий голос Дева Рошана.

— Вижу, — спокойно кивнул я, отмечая и этих троих на своей мысленной карте. — Они твои. Я беру тех, что у входа в школу.

— Понял.

Не произнося больше ни слова, Дев стремительной бесшумной тенью скользнул вдоль фасадов ближних домов, а я устремился в противоположную сторону, ни на мгновение, не упуская из вида свои цели. Через пару минут между нами уже осталось меньше пяти метров. Заметив моё приближение, один из неизвестных вскинул оружие, но тут же стал дико озираться по сторонам, не понимая куда я исчез.

Это была обычная психологическая игра в исчезновение, известная на Земле даже детям. Нужно было лишь отвлечь внимание противника, сосредоточив его на чём-нибудь постороннем, что я и сделал. Оказавшись за спиной бородача в чёрном, я несколько секунд оставался в секторе невидимости. Открытое пространство без труда позволяло сделать это, предугадывая все движения моего противника, тем более что тот был массивен и неповоротлив.

— Ага! Не уйдёшь! — завопил бородатый громила низким голосом, когда я снова появился в поле его зрения.

Его загорелое до черноты лицо с тёмными круглыми глазами засияло от радости. Он, было, вскинул оружие, но выстрелить так и не успел. Коротким стремительным движением я выкинул правую руку вперёд, и мои пальцы сомкнулись на шее врага, впиваясь в мышцы, передавливая сосуды и парализуя нервы. Колени громилы подогнулись. Задыхаясь и обезумев от боли, он бросил свой автомат, пытаясь освободиться от моего захвата. Но его схватила не человеческая рука, а стальная машина.

В эту секунду яростный зверь уже выполз наружу откуда-то из глубины моего нутра — не ведающий сострадания и сомнений, не знающий пощады — испугав меня, но отступать, было уже поздно.

Рванув теряющего сознание громилу на себя, я закрылся им и тут же ощутил содрогания его обмякшего тела, в которое ударил град пуль. Выстрелы прозвучали глухо и отрывисто. Пули пронзали плоть моего живого щита, рвали её на куски. Но это продолжалось пару мгновений, не больше.

Пихнув мёртвое тело на стрелявшего, я свалил своего ошарашенного противника на землю коротким ударом основания ладони в переносицу. Он упал, как подкошенный в горячую пыль, заливая её своей кровью.

Третий — такой же коренастый и широкоплечий, как остальные — кинулся на меня с ножом, злобно сверкая глазами и скрежеща зубами. Но он пронзил лишь воздух там, где только, что стоял я. Легко перехватив его руку, я позволил ему продолжить движение вперёд, развернулся на опорной ноге и сразу резко рванул его запястье обратным рычагом вниз. Грузное тело взлетело в воздух и глухо упало к моим ногам. Кости сустава нападавшего с хрустом переломились. Закричав от боли, он забился, как рыба, выброшенная на берег. Я навалился на него всем весом сверху, придавливая к земле коленом и ломая ему шейные позвонки.

В это мгновение за моей спиной послышался топот чьих-то тяжёлых ног. Резко развернувшись и поднимаясь с колен, я нанёс сдвоенный удар кулаками в грудь налетевшему на меня бородатому здоровяку с огромным тесаком в руках. Он споткнулся на ровном месте, выпучил глаза и стал хватать ртом воздух. Гримаса нестерпимой боли исказила угловатые черты его широкого обветренного лица.

Выхватив у него оружие, я нанёс по телу врага рассекающий удар сверху вниз и сразу же ещё один удар — секущий по дуге — в сторону, почувствовав запястьем, как острый металл разрубает чью-то плоть. Два тела повалились на пыльную землю навзничь, истекая горячей кровью.

За моей спиной раздались выстрелы. Я обернулся. В нескольких десятках шагов от меня Дев, с автоматом в руках стоял над поверженными противниками. Он уверенно поднял вверх руку, давая понять, что у него всё в порядке.

Горячка боя постепенно проходила. Я возвращался в себя, тяжело дыша и осматривая убитых мною людей. Душу наполняла холодная отчуждённость. Я всё ещё пытался поймать того самого внутреннего зверя, так удивившего и напугавшего меня, рассмотреть его получше, но он изворотливой змеёй уполз обратно в темноту моего подсознания.

Мне снова стало страшно за себя, страшно и неуютно в этом теле, так легко проливавшим чужую кровь, но непреложный закон зеркального отражения зла давал мне право противодействовать ему равной силой в критических обстоятельствах. Это не давало спокойствия душе, но снимало сомнения, избавляя на время от сожалений.

Внутренне встряхнувшись и окончательно придя в себя, я бросился вместе с Девом к зданию школы, в окнах которой всё ещё полыхал огонь. Боковая стена здания была полностью разрушена. На грудах камней и обгоревших деревянных балок лежали почерневшие тела: четверо детей и двое взрослых. Площадка перед школой была засыпана листами исписанной бумаги и обгоревшей, искореженной мебелью. В дальнем конце площадки, у невысокой каменной ограды, сбились перепуганные дети. Две женщины-воспитательницы с растрёпанными волосами и перепачканными сажей лицами старались прикрыть их своими телами, глядя на меня и моего друга широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Всё хорошо! — успокоил я их. — Всё уже позади! Не бойтесь. Мы защитим вас. Уводите детей в безопасное место… Вот туда, в больницу. Там вам окажут помощь.

Со всех сторон к зданию школы уже сбегались взволнованные, перепуганные люди. Кто-то пытался потушить пожар, другие помогали раненным, уводя их подальше от разрушенного здания.

— Кто это был? — спросил у меня Дев, казалось, ещё не пришедший в себя от адреналинового возбуждения. — Каратели?

— Нет, — покачал я головой, — это не каратели. Эти одеты не по форме и вооружены плохо… Но они пришли сюда с определённой целью. Это не обычные бандиты. И это беспокоит меня больше всего!

— Но как они прошли через наши посты? — недоумевал Дев.

— Вот это и надо выяснить! Займись этим немедленно! Проверь все посты, весь периметр охраны!

— И на Амено-Хоко?

— Да, и там тоже. Возможно, кому-то из этих «чёрных» бородачей удалось уйти от нас. А может кто-то из них всё ещё готовится напасть на город. Возьмите оружие и будьте готовы к бою!

— Хорошо, — решительно кивнул Дев.

— А я постараюсь поговорить с местными. Возможно, кто-то из них что-нибудь знает об этих людях, — сказал я.

Дев закинул автомат на плечо и торопливо зашагал вниз по улице. Проводив его взглядом, я вернулся к месту нашей схватки, где уже собралась большая разномастная толпа.

Моё внимание привлёк седой старик в широкополой плетёной шляпе с длинным посохом в сухих жилистых руках. Я хорошо знал его. Томбогори — так звали старика. Он был местным долгожителем и люди относились к нему с почтением, даже почитанием. Причиной тому была мудрость и рассудительность этого убелённого годами человека.

Некоторое время Томбогори задумчиво смотрел на трупы бандитов, затем сокрушённо покачал головой. Уверенно сказал:

— Это люди Кроды. Точно, его люди!

Голос у него был глухой и тягучий.

«Крода? — удивился я. Никогда раньше я не слышал этого имени. — О ком он говорит?»

Я посмотрел на Томбогори. Его по-старчески выцветшие глаза прятались в глубоких морщинах и были полны спокойного безразличия.

— Почему вы думаете, что это люди Кроды? — спросил я у него.

— Только они носят красные подошвы на обуви, — проникновенная убеждённость звучала в его словах. Он ткнул своим посохом в сапог одного из убитых. — Это их отличительный знак, чтобы узнавать своих.

— А кто такой этот Крода?

Щёлочки глаз Томбогори, казалось, сделались ещё уже.

— Он такой же отважный, как ты, — указал он на меня сухим узловатым пальцем. — Крода считает себя борцом за справедливость. Он и его братья.

— Борцом за справедливость? — невесело усмехнулся я. — Убивая людей?

— Они убивают солдат и чиновников из новой власти, за то, что те притесняют простых людей и потому что они обманули свой народ, захотев власти.

— А как же убитые его людьми дети и женщины?

Я пристально посмотрел на старика.

— Крода убивает всех, кого посчитает недостойными сожаления, — равнодушно пожал плечами Томбогори.

— Вот как? Выходит он простой бандит и разбойник?

Старик отрицательно покачал головой.

— Нет. Разбойники грабят, отнимая у людей их деньги и жизни. Они не задумываются. Крода не грабит. И у него есть цель. Он не слеп в своих поступках.

Собравшиеся вокруг нас люди одобрительно закивали в ответ на слова Томбогори, как будто знали что он прав.

— Цель? Какая цель у человека, который убивает других не испытывая сожаления? — нахмурился я.

— Сегодня ты убил одного из братьев Кроды. Разве ты испытываешь сожаление? — мудрая печаль светилась в глазах Томбогори.

— Брата? — изумился и заинтересовался я. — Кто… который из этих пятерых его брат?

— Вот этот, — указал своим посохом старик на лежащего подле моих ног человека, которому я рассёк тесаком грудь.

— Да, да! Это он, Гаддара! — с опаской на лицах, уверенно закивали другие.

Я нагнулся и заглянул в тёмное от загара одутловатое лицо мертвеца, застывшее в предсмертной судороге. Желтоватые зубы его были обнажены в хищном оскале и торчали из черной курчавой бороды острыми кинжалами.

— У Кроды есть и другие братья? — спросил я, выпрямляясь.

— Есть, — кивнул Томбогори. — Двое: Юн Хи и Мизу.

— А ещё я слышал о его сестре! — с важным видом воскликнул желтолицый человек в длинном синем одеянии. — Говорят, она чертовски хороша собой! И Крода любит её больше всех своих жён!

Человек в синем сложил руки на объёмистом животе, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Его маленькие глазки на круглом лице сально заблестели.

— А где можно найти этого Кроду? — спросил я, обращаясь к Томбогори, который казался мне более осведомлённым и заслуживающим доверия.

Старик задумчиво посмотрел вдаль. Сказал неспешно:

— Поговаривают, он живёт со своей семьёй на островах Южного побережья. Может быть, где-то в Чанчжен. Точно тебе не скажет никто. Крода скрывается от своих недругов.

— Я слышал, что он собрал большую армию и хочет пойти на Линь-Шуй, чтобы сделать его главной столицей Гивеи! — сообщил невысокий худощавый человек в кожаном фартуке рыбака, надетом поверх выгоревшей на солнце майки и широких по щиколотку штанов.

— Ого! А у этого Кроды большие планы! — невесело усмехнулся я. — Что ж. Пожалуй, настало время нам с ним познакомиться. Вдруг он окажется нам другом, а не врагом?

— Друзей не приводят издалека, — покачал головой Томбогори. — Крода может принимать разные облики. Тебе следует проявлять осторожность, ища в нём союзника!

— Спасибо за совет, отец! — Я благодарно положил руку на его плечо. — Ты действительно мудр, как многие здесь говорят.

— Мудрость не сестра старости, — пожал плечами Томбогори. — Если я стар, не думай, что я познал все истины на этом свете. Всё известно лишь Богу.

— Богу? — усмехнулся я. — Какому из богов? Ведь у каждого он свой.

— Какой нужен тебе решаешь ты сам.

Глаза Томбогори хитровато блеснули.

— Я не верю в богов. Я верю в людей. Только они способны стать выше богов.

— Тогда ты силён своей верой и не нуждаешься в чужих советах, — заключил Томбогори, одобрительно кивая в ответ на мои слова.

 

Глава вторая Тени из прошлого

Степное разнотравье мерно клонилось на ветру, разбегаясь золотистыми волнами по склонам редких холмов, похожих на уснувших в пологах трав исполинов. Глубокие чёрные тени отмечали каждую складку на их неподъёмных телах, словно, скрывая от глаз путника какие-то тайны.

Я взобрался на широкую спину одного из них, и остановился около покосившейся, изъеденной ветром и временем серой каменной плиты, вдыхая распалённого солнцем воздуха.

Пахло сухой травой, терпкими полевыми соцветиями и соленым океанским простором, который уже брезжил впереди зеленоватой дымкой, колыхавшейся в мареве жарких испарений. При виде её даже палящий полуденный жар уже не казался мне таким изнурительным, а спуск с холма стал приятной прогулкой, в отличие от долгого и утомительного подъёма.

Из-под моих ног тучи стрекочущих насекомых, похожих на земных кузнечиков или цикад, бросались врассыпную, повисая в недоумении на мохнатых метёлках трав. Сухие семена трескались и лопалась под моими подошвами. Назойливые жуки кружили над головой, норовя забраться в нос или уши, но я не обращал на это особого внимания, торопясь скорее добраться до воды. И только когда степной простор закончился обрывистым спуском в широкую бухту, я позволил себе отдых, усевшись в траву прямо на краю обрыва и любуясь открывшимся мне видом.

Внизу набегающие на берег пенные волны лениво колыхали лохматые водоросли, точили песок глубокими бороздами. Вдали, на морском просторе, маленькое рыбацкое суденышко, отважно разбивая водяные валы, медленно, но упорно двигалось в сторону тёмной земли, горбившейся унылыми склонами синих холмов на границе неба и океана. С вершины одного из этих холмов через всё небо протянулась к солнцу широкая полоса дымных облаков, словно, кто-то выстрелил оттуда светилом из невиданной пушки, и сейчас оно действительно походило на огромное, раскалённое докрасна пушечное ядро.

Громада океана выгибалась шершавой спиной навстречу небу, становясь густо-зелёной у самого горизонта; размеренно наваливалась на обрывистый берег, дробясь брызгами и обрывками пены. Нескончаемый шелест волн, резкие вскрики птиц и шум ветра — казалось, что больше ничего не существует в этом удивительном мире. Хотелось бесконечно долго сидеть вот так вот, на берегу и слушать эту вечную песнь природы, забыв обо всём на свете. И чем дольше я сидел здесь, тем явственнее чувствовал, как с каждым новым ударом волн о прибрежную гальку душа моя успокаивается, освобождаясь от всех печалей, от всех тревог и сомнений.

Но я знал, что это моё спокойствие не будет долгим. Случившееся два дня назад в Тяньгун — гибель ни в чём неповинных людей от рук наёмников какого-то Кроды — не могло быть простой случайностью. Теперь я понимал, что у нас на пути неожиданно появилась какая-то новая сила — неизведанная и жестокая, возможно, грозившая опасностью всему нашему делу. У этой силы были свои цели. Её действия были не слепы, и это особенно беспокоило меня. И осознание неожиданно изменившейся реальности омрачало всю мою радость от близости с природой.

Вместе с этим в душе появилась подспудная тревога за Юли. Хотя она и была сейчас в безопасности, в Шеньчжоу, под присмотром моих давних товарищей: Рэд Вана и бывших старателей, друзей Кулака, теперь можно было ожидать любых неожиданностей.

Мы с Девом до недавнего времени тоже думали, что находимся в безопасности, ожидая лишь открытого боя с врагом. Но кучка бандитов, тайно вырезав один из наших охранных постов, проникла в наш город, чтобы вершить своё чёрное дело. И мы оказались не готовы к этому. А ведь такое может повториться и в Шеньчжоу, может повториться в любом другом городе или посёлке! Что если Юли пострадает?

Мысль об этом была для меня самой тяжёлой. Я должен был находиться рядом с женой. Дев, конечно же, вызвался лететь со мной, но я убедил его в необходимости оставаться в Тяньгун и быть начеку. Друг согласился со мной, хотя я видел, как тяжело ему даётся это решение.

Преодолев большую часть пути по воздуху, я оставил свой гравиплан в безлюдной степи, в десяти километрах от Шеньчжоу. Осторожность никогда не помешает. Лучше появиться в городе под покровом ночи, ведь ищейки ОЗАР всё ещё снуют по селеньям Южного материка. В любом окрестном посёлке можно было наткнуться на доносчика, а цена за мою голову здесь была высока.

Я снова посмотрел на океан, плескавшийся внизу, под моими ногами.

«Искупаться? — промелькнула мысль. — Да, пожалуй, стоит!». До заката ещё несколько часов, и океаническая прохлада снимет усталость от пути по жаркой степи.

Я скинул с себя всю одежду, приборы и оружие, и стал спускаться по крутому берегу к воде. Ноги скользили по осыпающейся горячей гальке, порывы ветра обдували обнажённое тело, вновь заставляя почувствовать себя сливающимся с природой. Я зашёл в воду по пояс и бросился в набежавшую волну, отдаваясь воле всесильной стихии, чувствуя знакомый солёный вкус на губах.

Качаясь на волнах, то поднимавших меня к небу, то бросавших в пенные пропасти, я отплыл от берега метров на сто и повернулся на спину. Взгляд мой упёрся в низкое синее небо, подёрнутое прозрачной алой дымкой.

Нет, это было совсем не земное небо — бесконечно высокое, пронизанное солнечным светом, манящее своей ослепительной голубизной, за которой, казалось, скрываются далёкие неведомые страны и целые миры.

Небо Гивеи было чужим, тяжёлым и мрачным. Может быть потому, что сама жизнь у людей здесь была иной, чем у нас, на Земле?.. И эту жизнь нам необходимо исправить, нужно непременно помочь гивейцам изменить её к лучшему! Приложить все усилия, рвать жилы… а, возможно, и отдать свои жизни, но изменить!

И бунт против тирании не должен преследовать целью захват власти, ведь на смену старым всегда могут прийти новые проходимцы, у которых атрофировалась совесть, которые не испытывают сожалений и чувства вины… Пожалуй, одной веры в людей и воспитания здесь недостаточно. Гнилое человеческое нутро всегда может вырваться наружу. Уж это я знаю по собственному опыту!.. Значит, целью борьбы должен быть суд над провинившимися. Только так! Суд жестокий, но справедливый. А иначе не будет никакого воздаяния за прежнее, когда уже нельзя ничего исправить! Необходимо соблюдать равновесие, баланс сил. Недостойное действие всегда должно быть уравновешено противодействием…

Может быть, этот Крода не так уж далёк от истины? Ведь я, пожалуй, тоже мог бы убивать всех, кто причиняет страдания, всех, кто ложью ведёт людей в бездну жестокости, всех, кто учит убивать и разрушать, прикрываясь словами о человеческом благе. А таких за пятнадцать лет правления Чой Чо Рена скопилось безумно много.

Чой Чо Рен лишь усугубил моральную катастрофу, пережитую народом Гивеи за тридцать лет революции. Он лишь продолжил дело двух своих предшественников, не исправив их ошибки, а возведя ложь и лицемерие в норму, сделав их удобным инструментом для управления народом — массами, как здесь принято говорить.

Деморализовав, дезориентировав людей ложью, он превратил их в массу — в безликое множество. Спросите здесь любого можно ли воровать или убивать ближнего, и он не ответит вам, засомневается в выборе правильного ответа, потому что вопрос о добре и зле — самый очевидный вопрос для любого цивилизованного человеческого общества — здесь, на этой планете оказывается неразрешимым!

И вот это всё нужно было исправить… Но под силу ли такое кучке землян?.. Ведь здесь необходима длительная и тяжёлая работа по превращению того, чем является народ Гивеи сегодня в то, чем он должен стать завтра. И никакого «беспристрастного подхода», никакого «стороннего наблюдателя» здесь быть не может! Зло всегда и везде нужно принимать во внимание, не рассматривать его как «норму». Поэтому-то пять долгих лет мы вынуждены бороться здесь с ложью, жестокостью и безразличием, преследуемые властями, попадая за колючую проволоку лагерей, принимая смерть от рук агентов ОЗАР, лопаясь, как туго натянутые струны, неизбежно и быстро выгорая при любом столкновении со злом.

Мы вынуждены браться за оружие, вступая в кровавые битвы с армией и отрядами карателей, вынуждены переступать через все моральные и этические нормы земного общества, но главная битва — битва за умы и сердца гивейского народа — пока ещё не выиграна нами. Хотя знамя свободы и знания уже поднято. Оно уже развевается над пустынями духа и одинокими тайниками прекрасного, но ещё только предстоит сделать так, чтобы в душах и сердцах людей оно не было опущено, чтобы зёрна прозрения, брошенные нами, дали процветание этой пустыне. И только сами жители Гивеи смогут сделать это. А мы должны раскрыть им глаза на то, что все они — жертвы, находящиеся в незримой тюрьме, воображающие себя свободными и слепо влачащиеся за лживыми обещаниями материального успеха. Ведь все эти люди даже не знают, что такое истинная свобода, подкреплённая верой в здравую человеческую натуру и огромные её возможности!

До сих пор все неудачи революционных вождей здесь прямо или косвенно оплачивались народом, но уже давно стало ясно, что под новыми масками затаилась прежняя сущность угнетения, подавления и эксплуатации. Она умело прикрывалась пропагандой, внушая народу примитивные шаблоны восприятия действительности, завлекая его в цепкую паутину иллюзий. И теперь вопрос о том, кто должен отвечать за это у многих уже не вызывал никаких сомнений. Но заря новой жизни лишь разгоралась над этой планетой, а дорога из мрачной тьмы к свету по-прежнему была бесконечной…

Я перевернулся и поплыл обратно к берегу.

* * *

Ночь нахлынула неожиданно и стремительно, рассыпав по небу бескрайнее великолепие звёзд. Лишь едва заметная полоса оранжевого света у далёкого горизонта оставалась напоминанием о прошедшем дне. В прохладном мраке ожили новые звуки — таинственные шорохи и скрипы, глухие усмешки и приглушённые всхлипы. Широкая полоса редкого леса, стоявшая на восточной окраине города, была наполнена ими до краёв. Тёмные стволы деревьев неумолимыми стражами обступили меня со всех сторон.

Я вышел на знакомую мне широкую тропу и посмотрел на небо.

Над самой моей головой огромный звёздный Лебедь раскинул свои крылья, словно прикрывая ими две яркие звезды — Альтаир и Вегу. Чуть в стороне, ему навстречу нёсся мифический Кентавр, сверкая холодной голубой звездой — Хадар был как всегда далёк и бесстрастен. Но он указал мне путь к другой звезде, светившей знакомым жёлтым светом в изогнувшейся тонкой змеёй Кассиопее — Солнце. При виде его сердце моё снова сжалось тоскливой болью, но тепло родного светила, казалось, грело душу даже здесь.

— Стой на месте и не шевелись, а то башку снесу! — раздался за моей спиной тихий уверенный голос.

Я улыбнулся, узнав его. Поднял для убедительности руки и стал медленно поворачиваться к говорившему.

— Эй-эй! Ты глухой что ли?! Стой, не шевелись! — прикрикнул человек за моей спиной и ткнул мне в шею что-то твёрдое и холодное, наверное, ствол оружия.

— Ну, если тебе станет от этого легче, тогда стою, — пожал плечами я, окончательно повернувшись лицом к говорившему.

— Погоди-ка! — взволнованно воскликнул тот. — Неужто… Максим! То есть, Камал!

Обрадованный и обескураженный неожиданной встречей, Хрящ раскинул в стороны жилистые руки, крепко, по-дружески обнимая меня.

— Рад, что ты не снёс мне голову по ошибке! — весело рассмеялся я и серьёзно добавил: — Но за бдительность хвалю! Сейчас она очень даже кстати!

— Чего уж там! — насупился Хрящ. — Мы с ребятами службу свою знаем!

Из ближайших кустов вышли ещё три человека. Я плохо видел их лица в темноте, лишь оружие в их руках грозно поблёскивало в свете звёзд.

— Доброй ночи, Камал! — приветствовали они меня.

— И вам доброй!.. А она добрая?

Я снова взглянул на Хряща, который, видимо, был старшим в этом карауле.

— Да, у нас, вроде, всё спокойно пока, — пожал плечами он. — Чужих мы за версту чуем, а своих завсегда пропускаем.

— Это хорошо. Ладно, возвращайтесь на свой пост, а я пойду дальше, в город.

— К жене? — понимающе кивнул Хрящ.

— Ага.

Я ободряюще легонько стукнул его кулаком в грудь.

— Смотрите в оба!

— Не беспокойся! — заверил Хрящ и по-хозяйски посоветовал: — Ты края опушки держись. Скоро луна взойдёт. Тебе сподручнее идти будет.

— Хорошо.

Я махнул ему на прощание рукой и уверенно зашагал дальше.

Скоро деревья стали заметно редеть и впереди уже забрезжили одинокие огоньки окон домов с окраины города. Тут и луна показалась из-за облаков, залив всё вокруг мертвенным серым светом и превратив окружающее в подобие театральной декорации.

Одноэтажные домики с выгнутыми к небу черепичными крышами и узкими высокими окнами, как в большинстве провинциальных городов Гивеи, льнули друг к другу, выстраиваясь в короткие пыльные улицы, которые сходились к главной городской площади. Здесь обычно располагалось несколько административных зданий, а так же неизменный рынок с его дневной толчеёй и гамом.

Но в ночные часы маленькие городки Гивеи, словно, вымирали. Даже бродячих собак на их улицах было не встретить. Лишь изредка они оглашали окрестности своим заунывным лаем, о чём-то переговариваясь между собой в ночи.

Я легко отыскал нужный мне дом. Под деревом у входа, в обнимку с карабином, дремал утомлённый дневной жарой Стоян. Бесшумно приблизившись к нему почти вплотную, я осторожно взялся за ствол его оружия и легонько потянул на себя. Стоян тут же встрепенулся, вскочил на ноги, ошарашено озираясь по сторонам и передёргивая затвор.

— Кто здесь?!

Он вскинул оружие, уже готовый выстрелить, но я оказался быстрее, зажав его пальцы на спуске.

— Тише! Тише! Весь город разбудишь!

— Максим? — Стоян слепо щурясь, всматривался в моё затенённое листвой лицо.

— Максим! — обрадовался он, наконец, очухавшись ото сна, и шумно выдохнул воздух. — Максим! Как я рад тебя видеть, дружище!

— А ты спишь на посту! — укоризненно покачал я головой. — А ведь я доверил вам самое дорогое, что у меня есть!

— Ты думаешь я… Да что ты такое говоришь! Чтобы я проглядел твою Юли? Да никогда! — Стоян обиженно насупился.

— Стоян! Что там за шум? — послышался за дверью своеобразный женский голос, знакомый мне каждой своей ноткой. — Что происходит?

В туже секунду дверь распахнулась и на пороге дома появилась Юли: босая и растрёпанная со сна. Луна ещё резче углубила черноту её волос, рассыпанных по плечам, пронизала лёгкую длинную рубашку, надетую на ней. Несколько вьющихся прядок упали ей на лоб, мешая смотреть. Она недовольно убрала их и тут заметила меня, стоящего рядом со Стояном.

— Максим!

Юли бросилась мне на шею, переполненная счастливой радостью. Жадно прильнула к моим губам, не обращая внимания на слегка смущённого Стояна.

— Вы бы это… шли в дом что ли, — растерянно пробурчал он. — А то ещё дитя ненароком застудите!

Юли отстранилась от меня, несколько секунд всматривалась в моё лицо. А я не мог оторвать взгляда от её светящихся любовью глаз. Подхватив любимую подмышки, я отнёс её в дом, бросив напоследок Стояну:

— Иди, отдыхай. Сегодня я подежурю.

Стоян нехотя закинул карабин за плечо, опустил голову и побрёл прочь.

Я поставил Юли на пол посреди комнаты и плотно запер за нами дверь.

— А тебе идёт материнство! — осторожно погладив живот жены, я снова поцеловал её.

— Как и любой другой женщине, — прищурилась Юли, убирая с лица волосы. — А вот какой из тебя отец получится, скоро увидим!

— Надеюсь, хороший… Но я немного волнуюсь на этот счёт.

— Правда?

На лице Юли появилось умиление. Она положила руки мне на плечи и игриво наклонила голову.

— Не бойся! Мы справимся, — промолвила вкрадчиво, затем осторожно присела на край постели. Посмотрела на меня снизу вверх.

— Завтра в городе большой весенний праздник. Будет много гостей из окрестных посёлков… Ты вовремя приехал! У тебя тонкое чутьё!

— Да. Только причина не в празднике, про который я совсем забыл, а в тебе.

Я склонился к ней, окунул пальцы в волны её волос. Она притворно наморщила носик.

— Обманщик! Столько времени не вспоминал обо мне в этом своём Тяньгуне, а тут вдруг захотел меня увидеть?

Юли покачала головой.

— Разве такой Камал? Разве он может позволить себе слабость вот тут?

Она приложила ладонь к моему сердцу.

— Да, здесь у Камала почти ничего не осталось, — признался я и добавил: — Но у Максима тут — ты и только ты!

На этот раз Юли долго, без улыбки всматривалась в моё лицо. Наконец, спросила:

— Что-то случилось, Максим? — Голос её зазвучал лёгкой тревогой.

— Случилось, — вздохнул я. — В Тяньгуне погибли люди… несколько детей и женщин. На нас напали.

— Кто?

Глаза Юли наполнились болью.

— Какие-то наёмники. — Я присел рядом с ней на постель. — Говорят, что это были люди некого Кроды, который, как и мы, борется здесь с властью Чой Чо Рена… Вот только представление о справедливости и счастье у него весьма своеобразное.

Я невесело усмехнулся.

— И что? Что дальше? — Юли судорожно сжала пальцы. — Вы остановили этих людей?

— Мы убили их… вместе с Девом.

Юли помрачнела.

— А иначе… иначе было нельзя? Я помню о воздаянии за зло, но… Разве ты рождён убивать, Максим?

Она порывисто взяла меня за руку. Я снова усмехнулся, не решаясь заглянуть ей в глаза. Сказал с наигранной беспечностью:

— Ты же знаешь, я родился жаркой июньской ночью на девятый день после новолуния, когда Рак только-только восходил на небе. Мать даже хотела назвать меня санскритским именем «тьма», но отец решил, что не стоит искушать судьбу… Хотя что-то, видимо, всё же осталось во мне от этой материнской задумки. Какая-то зыбкая связь с темнотой… Может быть, она ещё тогда предугадала мою судьбу? Ведь эта «тьма», как оказалось, до сих пор сидит во мне!

Я посмотрел на Юли, словно она могла что-то знать об этом.

— Не нужно, Максим! Не говори так! — Моя любимая приложила тёплые пальцы к моим губам. — Не только тебе одному тяжело. Нам всем тяжело.

— Ты боишься? — удивился я.

— Нет. Я не боюсь, — мотнула она головой. — Но что проку от твоих сожалений? Прошлое не вернёшь и ничего в нём не исправишь!

— Вернуть нельзя. Но помнить-то надо! Чтобы исправить настоящее… Иначе, как я могу жить, как смогу идти дальше, забыв своё прошлое?.. Как ты можешь?

Я вопрошающе посмотрел на неё. Её янтарные глаза были широко раскрыты, зрачки расширились.

— Ты прав, — согласилась она. — Помнить надо, потому что сегодня у нас с тобой не лучшие дни…

— Хорошо, — глубоко вздохнув, словно, решившись, сказала она. — Давай поговорим об этом!

Я немного удивился неожиданной перемене в ней, но видя её решимость, продолжал:

— С детства мне говорили: прежде, чем сделать шаг, подумай, не наступишь ли ты на кого-то другого. В школе меня учили, что каждый человек свободен, но свобода это не вседозволенность. Истинно свободный человек всегда соотносит каждое своё желание, каждый свой поступок или действие с возможными последствиями для других людей. Свобода должна подпитываться стремлением обуздать своё собственное «Я» ради общего блага. Только так можно достичь гармонии и счастья в мире… А ведь это тяжёлая работа — обуздание своего эго! Но она совершенствует нас, очищает и возвышает нашу душу…

Я помолчал, глядя перед собой и вспоминая своё земное прошлое. Юли слушала меня с напряжённым вниманием.

— Мне всегда казалось, что я поступаю правильно, что мои мысли, мои действия и поступки верны, ведь я всей душой всегда стремился к утверждению в мире Добра и полному уничтожению Зла! Пока… пока я вдруг не понял, что слеп и не вижу вокруг других людей, а вижу только себя… А это значило, что я вовсе не свободен, как другие, что я раб своих амбиций, что я закован в свои иллюзии, как узник в кандалы. Понимаешь?..

Я посмотрел в тревожные глаза жены. Она кивнула, крепко сжала мою руку.

— Подобные мне люди всегда причиняли затруднения человечеству. По природе своей они обычно сильные и энергичные, но абсолютно безжалостные к чужим страданиям. Главная их цель — удовлетворение собственных потребностей. Поэтому-то они всегда провозглашают себя единственно знающими истину. Поэтому-то в различных обличиях они подавляют любые несогласные с ними мнения, стремятся искоренить отличные от них образы мышления и жизни. Такие люди не думают о будущем, потому что живут лишь настоящим моментом… И я должен был защищать от них общество, но сам стал таким же, как они! Уверовав в свою высшую и единственную правоту, я переступил черту, за которой ошибка становится преступлением…

Я помолчал, собираясь с мыслями. Юли не перебивала меня, терпеливо слушала мою исповедь.

— Ты же знаешь, чего стоило мне искупление, — продолжал я. — Но сегодня, здесь я вновь ощущаю себя в плену у майи, потому что любая моя попытка соотносить свои действия с их последствиями для остальных людей — и близких мне, и совсем незнакомых — не может привести ни к торжеству добра, ни к гармонии, ни к всеобщему счастью… Даже к всеобщему взаимопониманию и взаимному уважению не приведёт… Потому что здесь применим только один закон, единственно верный на этой планете — «Аз воздам!». Незамедлительное противодействие всякому злу равной силой и в равной степени — вот что здесь реально действует во благо и ничего другого не дано… пока здесь не искоренен главный источник Зла.

— Но ведь здесь есть и добро! — не согласилась со мной Юли, кладя руки на свой живот, словно защищаясь от моих слов. — Как ты можешь этого не видеть? Оглянись вокруг! Его не так уж мало. Искры любви, гуманности, знания хоть и изредка, но загораются в этой тьме! Они медленно, по чуть-чуть изменяют этот мир, создают основу для более частого проявления высших качеств в людях. И чтобы они не были уничтожены этой тьмой, добро это нужно множить, бережно взращивать его новые побеги!

Глаза Юли были переполнены горького сожаления и негодования.

— Хищники, люди со звериными качествами выигрывают только в короткой перспективе, — взволнованно продолжала она. — Да, они легко занимают вершину общественной пирамиды, но это же не означает проигрыш Добра на глобальном уровне! Выжирая всё вокруг, элита всегда обрушивает общественную систему и погибает вместе с ней… А затем приходит новая жизнь. Наступает рассвет! И если в этой новой жизни не будет таких людей, как мы, как наши друзья, эта заря никогда не разгорится новым, лучшим днём. Наступит снова ночь…

Юли болезненно поморщилась, словно, произнесённые ею слова причинили ей боль.

— Для того чтобы этого не произошло, мы и собрали всех этих людей. Для этого создали наши школы! Для этого нужны все наши усилия и труды! Разве не так?.. А, иначе, зачем мы сгораем в огне чужой для нас войны на чужой планете? Зачем эти жертвы? А, Максим?

Она требовательно и тревожно посмотрела на меня, напрягшись всем телом.

— Не ведая границ своему воздаянию, ты можешь, уничтожить то хрупкое добро, что есть здесь. Я всё больше пугаюсь за тебя. Ты становишься другим и снова можешь ступить на неверный путь. Ты взял себе чужое имя, словно спрятал за него свою совесть. Ты снова стал одержим своими идеями и беспощаден в их достижении. Твоя неумолимость с каждым днём растёт и всё больше страшит меня! Разве этого ты хотел пять лет назад… мы хотели?

— Глупенькая! Ну что ты напугалась? Я такой же, как и прежде. Поверь!

— Нет! — твёрдо и уверенно произнесла Юли. — Человек не может не меняться, оставаясь всю жизнь одним и тем же. И это зависит не только от обстоятельств, но и от его воли… прежде всего от неё. Сейчас ты другой и…

— И? — невольно я напрягся от её слов. — Ты больше не любишь меня… таким?

Сожаление и разочарование отразились в её глазах.

— Максим! О чём ты говоришь?! Если бы я не любила тебя, мне было бы всё равно. Разве меня интересовала бы твоя судьба? Разве стала бы я носить в себе твоего ребёнка?

Помолчав, она добавила:

— Я тоже меняюсь. Этого трудно избежать… особенно в таком мире, как этот… особенно сейчас, в моём положении… Все здесь зовут меня Бхуми, — мечтательная улыбка появилась на губах Юли. — Я рада этому, потому что это имя заставляет меня чувствовать себя настоящей дочерью Земли. А если я потеряю это чувство, то я потеряю сама себя…

Юли снова взяла меня за руку, тревожно заглядывая мне в глаза.

— Максим! Пожалуйста, не теряй себя! Вспомни, кто мы такие и почему пришли сюда. Иначе… иначе я не смогу оставаться с тобой до конца! — тихо, но твёрдо добавила она.

Я окунулся в её огромные молящие глаза и прижал любимую к своей груди.

— Обещаю! Я убью в себе этого зверя! Он никогда не сможет нас разлучить.

Она отстранилась от меня и несколько секунд всматривалась в моё лицо, словно, ища подтверждения каким-то своим мыслям. Затем уверенно сказала:

— Тебе нужно обязательно поговорить с Онами!

— Кто это? — удивился я.

— Один почтенный старик. Он появился здесь два дня назад и рассказывает удивительные вещи: о революции, о вожде Чой Чо Рене, о народе Гивеи. Может быть, вы найдёте с ним общий язык и ты даже научишься чему-то у него?

Юли с надеждой посмотрела на меня.

— Хорошо. Я поговорю с ним… Завтра.

— Да. А теперь давай спать. Я устала.

— Давай.

Я снова обнял жену, ложась рядом с ней на постель.

Подумалось: «Удивительно, но против силы зверя сила мужчин абсолютно бессмысленна. Выиграть битву с ним можно только полным пониманием того, как действует твой враг. Малейшее стремление вывести борьбу в «силовую сферу» неизбежно будет означать гибель. Именно поэтому диалектика состоит в том, чтобы выставить против зверя противника, которому даже бессознательно не придёт в голову мысль мериться с ним силой — то есть женщину».

* * *

С приходом утра Шеньчжоу ожил и преобразился. Дома украсились разноцветными фонариками; с крыши на крышу протянулись связки цветочных гирлянд, наполнивших улицы буйством живых красок и дурманящими запахами. Красный, оранжевый, жёлтый, белый, лиловый, синий — немыслимые сочетания и оттенки их в цветочной пудре усыпали землю и стены домов. От обычной монотонности и унылости не осталось и следа.

Со всех сторон слышалась музыка: гулкие барабаны отбивали стройный ритм; звонкие рассыпались в нём энергичной радостью, увлекая в круговерть безумного танца. Им вторили голосистые трубы и задиристые трещётки, звуки которых разбивали и дробили на мелкие кусочки безумные литавры.

Улыбки светились на лицах людей. И стар и млад, казалось, переполняло мимолётное счастье. Все радовались приходу весны, когда в Южном полушарии на короткое время устанавливалась прохладная дождливая погода. Особенно преобразились женщины. Невзрачные повседневные одежды сменились яркими нарядами сочных расцветок, искусно расшитыми золотыми и серебряными нитями. Украшения сверкали на солнце в высоких причёсках и на тонких шеях ослепительным разноцветьем поддельных драгоценных камней и дешёвого жемчуга.

Одни представительницы прекрасного пола степенно прогуливались под руку со своими важными мужьями. Другие — незамужние — сбивались в хихикающие стайки, озорно и кокетливо поглядывая на потенциальных женихов — серьёзных и чинных, как римские патриции, одетых в белые без ворота просторные рубахи, подпоясанные красными или чёрными поясами.

Пожилые женщины с широкими корзинами полными цветов сидели прямо на обочине и усердно плели венки и гирлянды, нанизывая оранжевые и белые бутоны на длинные тонкие нити. Дети носились по улицам, озорно крича и улюлюкая, запускали юрких воздушных змеев, или посыпали друг друга цветочной краской и заливаясь при этом радостным смехом.

Мы с Юли шли по городу, осыпаемые лепестками цветов и радостными приветствиями.

— Бхуми! Бхуми! Катеи де хару! Камал! Шиавасе то ясаши! — неслось со всех сторон.

Отвечая на приветственные поклоны и протягивая руки жаждущим прикоснуться к нам людям, мы направлялись в сторону городской площади. Компанию нам составили две местные девушки, с которыми успела подружиться Юли — Омэ и Мико. Невысокие и смуглые, они походили на двух сестёр — округлые лица, высокие скулы, узкие, светящиеся задором чёрные глаза. Пухлые губы маленьких ртов застыли в кротких улыбках.

В это утро Рэд Ван тоже был с нами. Он шёл чуть позади, кивая всем встречным:

— Тайё! Тайё!

Мой товарищ выглядел особенно торжественно в национальном одеянии, напоминавшем длинный, свободно сидящий сюртук пунцового цвета. Он был застёгнут до воротника-стойки на золотые пуговицы, и Рэд — высокий и сосредоточенный, с твёрдым точеным профилем — в нём чем-то походил на ведийского бога, только блестевшие волнением и радостью глаза выдавали в нём обычного человека.

Прислушавшись к его советам, я надел такое же одеяние, только нежного кремового цвета, расшитое по плечам и груди золотом. Юли решила одеться на праздник в свободную тунику с рукавами, по крою похожую на длинный расклешённый сарафан. Её наряд был заботливо сшит местными мастерицами из серебристого муслина с ярким набивным цветочным рисунком по подолу.

Такие наряды здесь обычно надевали на праздники городские жительницы Гивеи, которым не приходилось трудиться в поле или помогать мужьям во время рыбной ловли. Сейчас этот наряд был особенно удобен для неё. Моя любимая дополнила его палантином из яркой цветной ткани бандхни, который добавил её образу особой прелести.

— Максим! — неожиданно Юли стала теребить меня за рукав.

— Что любимая?

— Онами!

Она указала куда-то в сторону. Я посмотрел в указанном направлении.

На небольшом пятачке, в тени развесистых деревьев группа молодых людей — человек десять, пятнадцать — обступила какого-то старика, опиравшегося на иссохший посох: длинная седая борода, широкая плетённая шляпа, защищавшая лицо от палящих лучей солнца и любопытных взглядов. Издалека он напомнил мне Томбогори.

— Онами! — окликнула старика Юли, когда мы подошли ближе.

Тот повернул голову в нашу сторону, и на губах его появилась тонкая улыбка.

Сейчас я смог получше рассмотреть его. Одет он был в объёмный пыльный балахон, почти утративший на солнце свой первоначальный цвет. Это странное одеяние делало Онами похожим на старого монаха-отшельника или мудреца, но мне почему-то показалось, что оно лишь скрывает от посторонних глаз настоящий облик этого человека. Покатая спина и по-старчески опущенные плечи могли в любой момент распрямиться, и перед нами стоял бы мощный, сильный воин, а не чахлый старец. Это впечатление только усилилось, когда я взглянул в его глаза. На изборождённом морщинами лице они казались совершенно чужими — живые, пронзительные, полные скрытых страстей и холодного тёмного огня.

— А, Бхуми! — произнёс старик низким скрипучим голосом, отвешивая моей жене низкий поклон.

— Онами! Познакомься. Это мой муж, Камал, — представила меня Юли, и я заметил, что она слегка взволнована. Слабые пятна румянца проступили у неё на щеках.

— Тот самый Камал? — понимающе закивал старик, издав непонятный звук: то ли глухой кашель, то ли приглушённый смех.

— Да, тот самый, — улыбнулся я, протягивая ему руку.

Секунду он смотрел на неё, затем сложил ладони перед грудью в традиционном приветствии.

— Почему вы здесь, а не на празднике, вместе со всеми? — удивилась Юли.

— Да, вот, беседую с молодёжью.

Онами простёр руку в сторону, указывая на собравшихся около него людей.

— Пытаюсь научить их как жить в нашем жестоком мире.

— И как, получается?

Я внимательно посмотрел на него.

— Они мне верят, — покачал головой Онами и снова улыбнулся, одними губами.

— Вера это хорошо, — кивнул я. — Но она сильное оружие в умелых руках!.. Так чему же вы учите молодёжь? Надеюсь, тому, как стать честным и справедливым?

Онами от моих слов весь затрясся в беззвучном смехе.

— Сынок! Ей, богу, не смеши меня! Как можно быть честным и справедливым в мире, где правит подлый тиран? Слова о честности и справедливости вызывают у него только смех!

Я заметил, как Омэ и Мико боязливо поёжились от его слов. Уверенно сказал:

— Значит, нужно установить такие законы, которые возведут честь и равенство в норму.

— Все здешние законы принимаются и исполняются под полным и безусловным контролем Чой Чо Рена, — покачал головой Онами. — И всё равно даже эти законы не исполняются его сановниками до конца! Всякий раз возникают какие-то обстоятельства, которые оказываются выше любого закона. Воля нашего вождя всегда сильнее любого закона!

Старик насмешливо оглядел собравшуюся молодёжь. Его слова были встречены одобрительными возгласами.

— Вожди приходят и уходят, а народ остаётся, — спокойно возразил я.

— О, да! — кивнул Онами. — Но плохой вождь это лишь полбеды. Ведь его волю покорно и беспрекословно исполняют перепуганные государственные сановники, которые тоже часть народа, поэтому должны служить своему народу. Только заботятся они не о народе, а о сохранении насиженных мест и потому готовы на любые гнусности и даже преступления! К тому же волю Чой Чо Рена ревностно охраняют тысячи циников в погонах ОЗАР и в военной форме так называемой «народной» армии. И чем гибче будут хребты всех этих прислужников Чой Чо Рена, тем спокойнее будет его жизнь. Но для народа ровным счётом ничего не изменится. Наша жизнь будет становиться только хуже, изо дня в день!

— Верно! Правильно говорит! — послышалось со всех сторон.

— Так что, дорогой Камал, о законности на Гивее приходится только мечтать, — снова усмехнулся Онами, глядя мне в глаза. — Но и это можно было бы не принимать во внимание. Страшнее другое — кругом одна гниль! Люди, как труха истлевшего пня. Им не нужна законность. Они готовы сносить любое беззаконие.

— Разве в этом их вина? Они лишь жертвы, не способные протестовать, — вступил в разговор Рэд Ван. — Ведь для того, чтобы люди не выражали протеста, нужно не так уж много — всего лишь отучить их мыслить критически. Для этого необходимо, чтобы народ в основной своей массе был малообразованным. Ведь у малообразованных людей запросы к жизни довольно примитивные: наличие еды, мнимого комфорта и столь же мнимого ощущения защищённости.

И, конечно же, развлечения — столь же непритязательные и доступные, как и дешёвая еда. Всё это позволяет властям манипулировать общественным мнением, зомбировать людей, делая из них равнодушных тупых обывателей, безразличных ко всему на свете, кроме самих себя — любимых и дорогих.

— Ты прав, — согласился я с ним. — Вот почему здесь так много тех, кто любит порассуждать о том, что «главное внутри», что «бог у каждого свой». Для таких людей действительно главное — то, что внутри них. И бог у них свой, собственный — утроба! Вот их бог, и иного бога у них нет. Один древний земной писатель написал о таких людях: «Заметь, что не Богов я мясом угощаю, а сам себя. Утроба — вот наш бог, и главный бог при этом». Все эти люди — рабы существующей власти… даже хуже того — они почти животные, скоты, в головы которых вбита одна единственная мысль: мысль о том, что только существующая власть является источником всех благ и гарантом их безопасности, и смена этой власти приведет к всеобщему хаосу, к катастрофе всемирного масштаба.

И для полного и окончательного закрепления этой мысли власть старательно рождает уродливые образы мнимых врагов, выбрасывая их в окружающий мир, и они отравляют его, затмевая действительность и порождая иную — параллельную — реальность, не имеющую ничего общего с настоящей жизнью. С этими образами можно вести долгую и непримиримую борьбу, выставляя их страшными пугалами на всеобщее обозрение и таким образом до бесконечности растягивая иллюзорное покрывало майи над общественным сознанием.

Собравшиеся вокруг нас молодые люди притихли. Я заметил на их взволнованных лицах удивление и сомнение, словно они начали примерять сказанное мной на себя.

— Вот так вот для слабых, равнодушных ко всему людей иерархический мир становится самым привлекательным, — продолжил я. — Пока каждый из миллионов таких «маленьких людей» убеждён в возможности для себя подняться над остальными, отхватить лишний кусок благ и получить возможность повелевать теми, кто этого не смог сделать, ничто на этой планете не изменится к лучшему!

Но, как только всем станет ясно, что они живут иллюзиями, вся эта чудовищная система угнетения утеряет свою опору. И никакая репрессивная машина не сможет помешать этому. Она может некоторое время удерживать систему, но на штыках нельзя сидеть — никогда!

— И что же предлагаете вы? — спросил Онами, и я заметил в его глазах искренний интерес.

— Когда придёт освобождение от необходимости вырывать для себя место в иерархии, люди обретут неслыханную свободу и огромные возможности. Ваше общество неожиданно провалилось во тьму, когда люди, выгрызающие себе место в иерархии на этой планете, захватили всё и вся, пожирая и растаптывая всех остальных. Но это вовсе не норма исторического развития. Это временная флуктуация, ничтожное по историческим меркам отклонение от истинного пути. Настоящая история Гивеи начинается только сейчас, и она должна начинаться с истории свободных людей.

— А откуда возьмутся эти свободные люди, если кругом одна дрянь и нечесть? — усмехнулся Онами.

— Зачем вы так говорите?! — взволнованно воскликнула Юли. — Есть и другие, на кого не действует «сонное» зелье пропаганды и лжи. Пусть их не так уж много, пускай они выбиваются из общей массы, становясь изгоями, но они есть. Да, их преследуют, сажают в лагеря и тюрьмы, или попросту уничтожают. Они остаются непонятыми и отвергнутыми всеми остальными, потому что рабы всегда ненавидят тех, кто стал свободным, пускай это только свобода разума и суждений. Ненавидят даже больше, чем своих жестоких хозяев. Но эти люди не труха. Они — искры, искры пламенеющего духа и за ними будущее этой планеты!

— И если вы по-прежнему будите считать их изгоями, это приведёт к ещё большему разобщению гивейского народа, — добавил я. — А разобщённость народа только на руку преступной власти. Ведь любое объединение людей страшит её своей потенциальной возможностью протеста, и чтобы избежать революций и социальных потрясений, сохранить свой статус-кво такая власть пойдёт на всё, даже на тиранию. Потому-то, чтобы сломить тиранию, и необходимы новые справедливые законы — для защиты достоинства людей, их чести. Законы, дающие каждому веру в себя, возможность возвеличиться духом.

— Вы живёте в сказочных фантазиях, — сокрушённо покачал головой Онами. — Вы, как наши властители, которые изолировали себя в придуманном ими же самими мире, которые отгородились непроницаемой стеной от своего народа. Оглянитесь вокруг, Камал! Сановники, которых назначил Чой Чо Рен управлять провинциями, погрязли в стяжательстве и мздаимствовании. Он ставит к власти своих друзей, знакомых и даже бандитов, только лишь потому, что те лично преданы ему.

Между тем, народ получает от революционной власти лишь крохи, которых едва хватает, чтобы не умереть с голода. Избранные же тратят на себя миллионы — золото! Они скупают земли по всей планете, строят на ней дворцы себе и своим семьям. Таких дворцов не было даже у прежней власти, даже у самых богатых! Они погрязли в суеверии и мистицизме, превратившись в тоталитарную секту, в которой правит уголовная этика и мораль. Так какой закон их сможет излечить? И кто создаст эти законы?

— Вы сами должны создать такие законы и распространить их по всех планете, чтобы люди жили только по ним! Нужно развивать общественное мнение, опираться на него в принятии важных для общества решений, не подчиняясь правилам, установленным властью. Мы помогаем вам добиться этого, делаем всё возможное, чтобы помочь вам построить самим иную жизнь — без крови и убийств, без насилия и угнетения, и главное безо лжи! — горячо воскликнула Юли.

Онами взглянул на неё и снова покачал головой.

— Чой Чо Рену не нужны изменения на этой планете, поэтому он не допустит распространения влияния Земли повсеместно. Земли он страшиться больше всего, потому что Земля принесла сюда иные ценности, иную справедливость.

— Каков же, по-вашему, выход? — с интересом спросил я.

— Если бы я был всё ещё молод и силён, как ты, я бы убивал по десятку негодяев каждый день. Убивал бы всех подручных Чой Чо Рена. Их бесславная гибель отвадит у других желание занять высокое положение в государстве и стремление поддерживать тирана. А затем, собрав силы, я бы смёл с лица Гивеи и самого Чой Чо Рена, и установил бы свою власть — справедливую и честную, основанную на наших традициях. Только так можно очистить эту планету от любого зла!

Я пристально посмотрел ему в глаза.

— Вы говорите не как мудрец.

— А ты принял меня за мудреца?

В глазах Онами появилась холодная весёлость.

Откуда-то издалека раздались призывные звуки труб и бой барабанов.

— Представление начинается. Вам лучше вернуться на городскую площадь, — равнодушно сказал старик. Он поклонился нам на прощание и побрёл прочь, горбясь и опираясь на свой посох. Красные подошвы его стоптанных сапог тяжело взбивали дорожную пыль.

— Максим! Идём же!

Юли потянула меня за руку. Я в последний раз бросил взгляд на удаляющегося старика и послушно последовал за взволнованной женой.

— Какой-то он сегодня странный, — сообщила на ходу Юли, хмуря брови.

— Почему? — поинтересовался я.

— Раньше он никогда не говорил таких вещей, — объяснила она. — А сегодня он был похож на тебя, хотя ты был сегодня совсем другим… Не понимаю.

Юли наморщила лоб в напряжённом раздумье.

— Люди меняются, — пожал я плечами. — Ты сама мне вчера об этом говорила.

— Перестань! Здесь что-то серьёзное. Нужно обязательно с ним встретиться после праздника и поговорить.

— Хорошо. Надеюсь, твоя проницательность и ум помогут понять причину этих перемен и наши надежды не останутся пустыми. Без тебя я просто бессилен!

— О! Мой Камал! Я люблю тебя!

— Я тоже люблю тебя!

Я крепко обнял её за плечи, прижимая к себе.

Под сенью цветочных гирлянд, растянутых на высоких шестах над всей площадью, была выстроена круглая импровизированная сцена так, чтобы со всех сторон можно было увидеть представление. Вокруг неё собрались сотни людей в радостном предчувствии предстоящего действа.

С правой стороны от нас стоял высокий треножник с огромным барабаном, обтянутым тугой потемневшей кожей. Двое коренастых мужчин в набедренных повязках, со сплетёнными в пучки волосами синхронно ударили в барабан короткими деревянными стержнями и принялись выбивать глухой дробный ритм, пританцовывая под него на месте.

И тут же ожили два десятка танцоров и танцовщиц, неподвижно стоявших на сцене с опущенными головами. Они вытянулись широкой дугой, в центре которой неожиданно появились четыре артиста в страшных косматых масках, с шестами и палками в руках. Энергично притоптывая и подпрыгивая на месте, они стали отбивать новый слаженный ритм своими бесхитростными инструментами и ногами.

Я заметил, что на всех участниках этого представления была надета особая обувь — открытые сандалии с плоскими деревянными накладками на пятке и мыске. Чувствовалось, что незамысловатые па артистов в масках имеют какой-то свой, скрытый смысл, как и весь этот танец. В нём было что-то древнее, мистические, пробуждающее в душе давно забытые мотивы.

В слаженный ритм ударных влились громкие хлопки в ладоши и радостные выкрики танцоров массовки, простые движения которых казались удивительно гармоничными и красивыми. Люди в масках то сходились в центре сцены, то расходились в разные стороны, принимаясь безумно кружиться. Удары палок о шесты становились всё интенсивнее и быстрее, и вдруг все четверо замерли на самом краю помоста, и вместе с ними смолк большой барабан.

Юли взволнованно схватила меня за руку, поражённая и захваченная оборвавшимся зрелищем. Но уже в следующее мгновение слева от сцены важный невысокий бородач в зелёной накидке принялся отбивать новый ритм, не щадя тугие тела пяти пузатых барабанов. Ему на подмогу пришёл хор звонких труб и низких смычковых.

Ряды танцоров снова ожили. В центре сцены появились трое молодых мужчин, легко и непринуждённо извлекавших из своей необычной обуви дробную чечётку. Фоном им выступали танцовщицы в нарядных жёлтых одеяниях, подпоясанных широкими чёрными поясами. Причёски их были убраны цветами, а на губах и в раскосых глазах играли задорные улыбки. Слегка наклонившись вперёд, они отбивали ногами зажигательный ритм, при этом раскачиваясь из стороны в сторону и хлопая в ладоши.

Задор и веселость танцоров на сцене быстро передались зрителям, и первые ряды их тоже пустились в пляс, наполняя воздух радостными выкриками и смехом.

В это мгновение я заметил в толпе взволнованного и запыхавшегося Хряща. Он напористо пробирался к нам, интенсивно работая локтями. Наконец, остановился, переводя дух.

— Камал! Камал! Там тебя ищут… Трое! — выпалил он, пытаясь перекричать музыку и шум толпы.

Я в недоумении посмотрел на него.

— Кто ищет? Зачем?

— Говорят, давно ищут, — замотал головой Хрящ. — Я как услыхал, что они с Земли, так сразу же к тебе!

Хрящ бродил возбуждённым взглядом по сцене, переминаясь с ноги на ногу.

— С Земли?.. Что с Земли прилетел какой-то корабль? — ещё больше удивился я и посмотрел на стоявшего рядом Рэд Вана.

Он недоумённо пожал плечами и нетерпеливо спросил, обращаясь к Хрящу:

— Да говори же яснее! Откуда здесь эти земляне?

Хрящ слегка опешил, боязливо вжимая голову в плечи.

— Вроде шли сюда трое суток… Голодные, чумазые, просто жуть! Может в лагере в каком были, как остальные, да сбежали… А может… Кто ж их знает? Они не говорят, а я не знаю.

— Ладно, — махнул я рукой. — Посмотрим. Где они у тебя?

— Они не у меня, — снова растерянно пожал плечами Хрящ. — Они у Стояна сидят. Он их подкармливает там понемножку. Больно жалко на них смотреть, на таких!

— Что случилось? — удивилась Юли, захваченная представлением и сразу не заметившая появления Хряща.

— Ничего страшного, — успокоил я её. — Тебе нравится праздник?

— Да.

— Тогда ты оставайся здесь, вместе с Омэ и Мико, а мы с Рэдом отлучимся ненадолго. Хорошо?

— Хорошо.

Я крепко сжал её пальцы в своих руках, заглядывая в саму глубину её глаз, где увидел безграничное доверие и любовь.

— Идём! — кивнул я Хрящу и пошёл вслед за ним вместе с Рэдом.

 

Г

лава третья

З

намя цвета крови

В доме Стояна толпились люди, пришедшие поглядеть на незнакомцев, явившихся в город в самый разгар праздника. Мы с Рэдом протиснулись на свободное пространство и остановились около массивного стола, за которым сидели трое мужчин с небритыми, тёмными от загара и пыли лицами. Они жадно ели дымящуюся кашу из закоптелого котелка, заботливо поставленного перед ними Стояном, который сидел тут же, подле стола на деревянной лавке.

Этих троих вполне можно было бы принять за обычных гивейцев. И только приглядевшись повнимательнее, становилось ясно, что это земляне. Сила доброты, светившаяся в глазах, выдавала их.

При нашем появлении один из них — на вид самый старший по возрасту — поднял рыжеволосую голову и принялся внимательно рассматривать меня. Наконец, на его вытянутом лице появилось удовлетворение, словно, он узнал во мне старого знакомого.

Рыжеволосый мужчина взглянул на сидевших рядом товарищей, и все трое поднялись со своих мест, шагнув нам навстречу.

— Так ты и есть тот самый знаменитый Камал? — спросил рыжеволосый.

— Такой уж и знаменитый? — растерянно улыбнулся я.

— А он действительно похож! — с лёгким удивлением в голосе сказал второй мужчина. Его, казавшиеся выгоревшими на солнце, белёсые брови слегка приподнялись, словно от удивления, но серые глаза остались спокойными и внимательными.

— Похож на кого? — не понял я. — Может быть, вы объясните нам кто вы и зачем здесь?

— Не сердись, — улыбнулся первый и дружелюбно похлопал меня по плечу. — Ты похож на своего отца, конечно.

Я почувствовал, как ёкнуло сердце в моей груди.

— Отца? Вы знаете моего отца?!

— Знаем, — уверенно кивнул мужчина с белёсыми бровями. — Ведь ты — Максим? Максим Новак? Верно?

Я ощутил ещё большее волнение. Покосился на стоявших поблизости людей и, понизив голос, сказал:

— Да. Но вы…

— Моё имя Юлий Торрена, — охотно представился рыжеволосый, протягивая мне в приветствии руку.

— О! Я вас знаю! Слышал ваше имя… от друга моего отца, — взволнованно признался я, пожимая его обветренную узкую ладонь.

— Точно, — кивнул Торрена, улыбаясь. — От Влада Стива разумеется?

Высокий лоб, прямой крупноватый нос и морщинки в уголках глаз делали его походим на древнегреческого философа.

— Тогда тебе должны быть знакомы и имена моих товарищей. Это Тадеуш Сабуро, — представил Торрена сероглазого блондина. — А это Артур Порта — ещё один давнишний друг твоего отца.

Торрена указал на высокого сильного человека, всё ещё не утратившего былой стати и мощи атлета. Артур Порта протянул мне могучую руку, блестя зеленоватыми глазами и добродушно улыбаясь.

Признаться, я был ошеломлён. Передо мной стояли люди, ставшие знаменитыми в системе ОСО ещё до моего рождения, но о судьбе, которых давно никто ничего не знал. Для меня они всегда были лишь героями изустных легенд. И вот я вижу их здесь, так далеко от Земли — моих старших товарищей и коллег по общему делу, ставшему смыслом всей нашей жизни!

Волнение снова подкатило к моему горлу, и вместе с тем я ощутил радость и небывалый подъём сил.

— Но как вы оказались здесь, на Гивее? Как нашли меня? — задыхаясь от нахлынувших чувств, воскликнул я.

— Об этом-то мы и хотели с тобой поговорить, — сказал Юлий Торрена. — Но это разговор не для всех…

Он посмотрел через моё плечо на собравшихся в доме людей.

— Понимаю, — кивнул я и повернулся к Рэд Вану. Тот сразу же угадал в чём дело, хотя и не понял ни слова из нашего разговора.

— Так, друзья мои! Давайте-ка освободим помещение. Видите, людям нужно поесть и отдохнуть, а вы набились тут, как семена в спелом кьюре! Не продохнуть!

Собравшиеся любопытные зеваки стали неохотно расходится, обсуждая между собой увиденное.

Я поймал настороженный взгляд Стояна и сделал ему знак: ты тоже! Стоян неохотно, но послушно поднялся со своего места и вышел вместе с Рэдом.

Когда в доме остались только мы вчетвером, Торрена предложил:

— Присядем?

Я опустился на лавку, где до этого сидел Стоян. Торрена некоторое время ковырял ложкой в котелке, задумчиво глядя на поднимающийся из него пар. Все молчали.

— Так вот, — наконец, медленно произнёс Юлий Торрена. — Думаю, ты в курсе того, что происходит на этой планете?

— Разумеется, — кивнул я, удивлённый таким началом разговора. — Всё-таки я здесь уже пять лет и не просто наблюдаю за всем происходящим со стороны.

— Да, мы знаем, — закивал Торрена. — Мы много слышали о тебе и о твоих делах. Как говорили у нас в старину: земля слухом полнится. Тебе удалось распространить влияние Земли на многие города и посёлки Южного полушария этой планеты. Ты смог собрать вокруг себя многих землян, заброшенных долгом в этот мир. Просвещение и обучение масс великое дело, заслуживающее уважения и поддержки.

Нам до сих пор не понятно, как тебе так долго удаётся избегать масштабных столкновений с республиканской армией, сберегая жизни своих товарищей и простых гивейцев, доверившихся вам. Я знаю, что Чой Чо Рен многое отдал бы за твою жизнь и жизнь твоих соратников.

— Мы умеем себя защищать, — спокойно ответил я. — Их армия не настолько сильна и организована, чтобы вести сейчас серьёзные боевые действия против нас. Чжан Фэй бездарный генерал. Правительственные войска способны охранять только обе столицы, но за их пределами простираются провинции, где, по сути, правит даже не «революционная законность», а так называемое «местное самоуправление». На востоке от Линь-Шуй создана Южная Народная Республика, которая постоянно конфликтует с прилегающими территориями то на религиозной, то на идеологической почве. На севере есть самопровозглашённая «Приморская республика». На больших же территориях и вовсе процветает простой бандитизм и беззаконие.

Время от времени в эти районы заходит народная армия и пытается навести там порядок, но никакого реального эффекта их вылазки не имеют. А вот теперь есть основания полагать, что где-то у побережья, в островном районе Чанчжен появилась новая сила, цели которой мне ещё неясны… Нет, пока правительственным войскам не до нас, — уверенно покачал головой я. — Гораздо опаснее для нашего дела Мурамаса Иайто, который руководит действиями карательных отрядов. Сегодня они для нас самая реальная угроза: беспощадны и жестоки даже к женщинам и детям.

— А как же служба безопасности? — напомнил Тадеуш Сабуро.

— ОЗАР? Методы их работы известны мне изнутри. Так что мы, как правило, всегда на шаг впереди них. Хотя их ищейки порой доставляют нам немалое беспокойство… Нет, всё это не столь критично сейчас. Меня больше беспокоит именно разрозненность сил сопротивления, которые действуют несогласованно и хаотично, не имея ни общей стратегии, ни единых целей. Зачастую многие ограничиваются лишь силовыми акциями против представителей власти Чой Чо Рена… Думаю, это главная наша проблема. Необходимо объединить усилия всех недовольных этим режимом под одними знамёнами, и тогда победа станет возможной.

— Да, это правильно, — согласился Торрена. — И всё же сейчас намного важнее школы, организованные тобой и твоими людьми. Сила духа в людях всегда превыше просто силы, а понимание и осознание важнее слепого следования… К сожалению мы сами этого не поняли вовремя и рассвет высшего общества на этой планете стал слишком затяжным. В этом есть наша прямая вина.

— Ваша вина? — удивился я. — Но в чём ваша вина?

— Ты ведь знаешь, что несколько лет назад с Земли вдруг исчезли многие сотрудники Охранных Систем? — вступил в разговор Артур Потра.

— Да. Тогда я никак не мог понять, что же происходит. Мне даже показалось, что необходимость в людях — таких, как мы — отпала навсегда.

Юлий Торрена печально усмехнулся в ответ на мои слова.

— Видимо, я сильно ошибался на этот счёт…

— Ошибался, — согласно кивнул Торрена. — Никто тогда не собирался распускать Охранные Системы Общества. Просто возникли задачи, решение которых потребовало задействовать большую часть их ресурсов и задействовать за пределами Трудового Братства, но во благо Земле…

— Революция на Гивее? — догадался я. — Да, я давно подозревал, что мы, так или иначе причастны к происходящему здесь. Значит, я был прав в своих догадках?

— Прав, — подтвердил Тадеуш Сабуро. — Тогда нам поручили особое задание, которое потребовало от каждого из нас согласия покинуть надолго Землю с риском никогда не вернуться домой.

— И что же это было за задание? — мрачно спросил я.

— Это была масштабная операция, разработанная Советом ОСО и нашими учеными-генетиками из ПОТИ пятьдесят лет назад, — начал свой рассказ Артур Порта. — Суть её состояла в том, чтобы воздействовать на один из генов человека, который регулирует выработку гормона дофамина. Вызвав мутацию этого гена, нам удалось добиться его специфичной вариации, которая влияла на политические и мировоззренческие предпочтения человека. Как оказалось, особенно ярко это проявлялось на женщинах.

Я смотрел на него, и мог поверить своим ушам.

— Получив необходимые препараты, Совет организовал их доставку в Сообщество, где наши люди тайно распыляли их в общественных местах, — спокойно продолжил Юлий Торрена. — Как ты сам понимаешь, спустя некоторое время это дало желаемые результаты, которые послужили катализатором революции на Гивее — восстанию народа против правящего режима… Хотя само восстание тоже не было спонтанным, — добавил он.

— Но что-то пошло не так, — вмешался Тадеуш Сабуро. — Неосторожные манипуляции с генами — опасная вещь. А тогда всё делалось поспешно. Со стороны Сообщества исходила реальная угроза развязывания военного конфликта, в котором могли пострадать тысячи, миллионы наших людей! Вот почему Совет был склонен к принятию плохо продуманных решений, ведь ситуация большинству казалась безвыходной.

— Почему казалась? — удивился и нахмурился Юлий Торрена. — Она и была такой! Мы стояли на грани большой войны, не имея возможности защитить Трудовое Братство доступными нам средствами. Любой, на ком лежит ответственность за миллиарды жизней, может ошибиться, поддавшись минутной слабости в стрессовой ситуации… Не подумай, что я кого-то оправдываю, — предупредил он, взглянув на меня. — Вот твой отец был всегда против подобных решений, за что, можно сказать, и пострадал.

— Что вы имеете в виду? — насторожился я, окончательно запутавшись в своих чувствах.

— Я говорю о его отправке на Терру, — пояснил Юлий. — Хотя, я, наверное, неправильно выразился. Ты не пугайся… В действительности, это назначение было не наказанием для твоего отца… Скорее желанием уберечь его от него самого.

Я быстро взглянул на говорившего. Спросил:

— А что случилось здесь, на Гивее?

Торрена усмехнулся одними кончиками губ, даже не пытаясь скрыть печаль в глазах.

— Прошло время и родилось новое поколение от матерей с теми самыми изменёнными генами… Эти люди изменились и изменились не в лучшую сторону. Мне думается, именно они причастны к происходящим здесь сегодня бедствиям!

— Мы сами, своими руками открыли запретный «ящик Пандоры», — угрюмо вздохнул Артур Порта. — Это мы выпустили наружу отвратительных монстров, изувечивших жизнь и простым гивейцам, и нам самим… вернее, мы пострадали от своих же необдуманных действий.

— Преступных… преступных действий! — твёрдо произнёс я, холодно глядя ему в глаза.

Потра расправил крепкие плечи и спокойно выдержал мой взгляд.

— Что ж, ты прав… Хотя здесь и не было ни чьего злого умысла. Люди, принимавшие решения, хотели только блага для нашей Земли. И когда их ошибка стала очевидной, они поступили достойно: один погиб, защищая Трудовое Братство, другой покинул свой пост и отправился в добровольное изгнание.

— Всё это печально, — после некоторого молчания, сказал я. — Но всё это было в прошлом. А что же вы хотите сейчас? Что вы намерены делать?

— Мы пришли, чтобы помочь тебе, потому что путь, на который ты вступил, долог и труден, но это единственно верный путь.

Юлий Торрена посмотрел на меня открыто и уверенно.

— Хорошо. Я рад, что нашёл здесь друзей своего отца.

— И твоих друзей, Максим! — добавил Тадеуш Сабуро.

— Для всех здесь я — Камал. Зовите меня этим именем… Пока мы не победим и не вернёмся на Землю.

— Добро!

Мы пожали друг другу руки, как старые друзья.

— Позволь сделать тебе один подарок, — сказал Торрена, протягивая мне странную короткую трубку с замысловатым механизмом.

— Что это? — удивился я.

— Это такое оружие, — пояснил Торрена. — Им в своё время пользовались агенты спецслуб Сообщества. Тебе оно может пригодиться. Надевается на руку, вот так, под рукав одежды, — показал он. — Стреляет специальными стрелами с ядом. Достаточно лишь направить в нужную сторону и поднять ладонь к верху. Смерть мгновенная, от паралича сердца. Только осторожнее! Потренируйся, прежде чем использовать его.

— Хорошо. Спасибо!

Я с интересом рассматривал причудливое приспособление на своей ладони.

Дверь за нашими спинами с шумом распахнулась, и в дом вбежал взволнованный Стоян. За ним вошёл Рэд Ван, поддерживавший заплаканную Омэ. Жёлтое праздничное одеяние девушки было перепачкано кровью. Омэ взглянула на меня и разрыдалась.

Я подскочил к ним, чувствуя, как бешено колотится сердце в моей груди.

— Что случилось?

Я посмотрел на Стояна.

— Юли… Она пропала, — едва смог промолвить он.

— Что? Как? Когда?

— Она знает, — Рэд Ван указал на Омэ.

Я повернулся к девушке, встряхнул её за плечи. Она вся дрожала от нервного напряжения.

— Как это случилось? Говори!

— Максим! — Тадеуш Сабуро положил руку мне на плечо. — Успокойся! Ты же видишь, она едва держится на ногах.

Я усадил Омэ на лавку, дал ей воды. Немного успокоившись, та принялась рассказывать. После представления, по старинному обычаю незамужние девушки выпускали в лес аримасу — местного оленя, заранее отловленного взрослыми мужчинами и выкрашенного золотой краской. Юноши, желающие жениться, должны были отправиться в лес и тот из них, кто принесёт отпущенного оленя, получает право выбрать себе невесту.

— И что было дальше? — напряжённо спросил я.

— Бхуми понравился этот обычай, — глотая слёзы, продолжала Омэ. — Но, когда она узнала, что олень должен быть убит и съеден за праздничным столом, она пожалела животное и захотела сохранить ему жизнь. Мы с Мико отговаривали её, но она была непреклонна и отправилась в лес за мужчинами…

— Постой! А где Мико? — вдруг сообразил я.

Омэ поперхнулась слезами, опустила голову и снова зарыдала.

— Её… её… убил… — с трудом выдавила она из себя.

— Кто убил? — мрачно спросил Юлий Торрена.

— Онами… — всхлипнула девушка. — Это её кровь…

— Что? Этот старик? — удивился Стоян.

— Да. Он вызвался помочь твоей жене… — Омэ подняла залитые слезами глаза ко мне. — Мы пошли с ней, а когда зашли в лес, Онами что-то сделал с Бхуми. Она сразу потеряла сознание. Мико закричала и кинулась ей на помощь, но Онами перерезал ей горло… Он хотел убить и меня, но я смогла убежать от него…

— Что было дальше? — холодно спросил я.

— Последнее, что я видела — гравиплан… Он взлетел над лесом и исчез. Полетел на север…

— Кто этот Онами? — удивился Тадеуш Сабуро.

— Один старик, — растерянно промолвил Стоян. — Он пришёл в Шеньчжоу пару дней назад. Сказал, что на праздник весны. Твоя жена часто беседовала с ним, приглашала к себе в дом.

Стоян понуро посмотрел на меня, словно это он был повинен в случившемся.

— И вовсе никакой он не старик… — утирая слёзы, всхлипнула Омэ.

— Не старик? А кто же? — изумился Рэд Ван.

— Думаю, это был Крода, — уверенно сказал я.

— Крода? — переспросил Артур Порта. — А кто такой Крода?

— Пока не знаю. Позавчера я убил его брата и, по-моему, знаком с его сестрой…

 

Г

лава четвёртая

Д

а, возгорится пламя!

Весенний ливень обрушился неожиданно и стремительно. Порывы западного ветра нагнали лилово-серые тучи. Солнце померкло, и стена дождя пролилась на иссохшую почву, принося в этот изнывающий от жары мир живительную прохладу, наполняя его сочными красками тёмно-красных бутонов и оранжево-рдеющих соцветий. Пение птиц разносилось повсюду.

Но эти краски лишь досаждали мне своим блеском, казались неуместными, а несмолкающий птичий хор наполнял душу жестокой тоской, навевал не радость, а отчуждение. Мысли о Юли тяготили моё сердце тяжёлой тревогой.

Дождевые капли ударяли в оконное стекло, стекали вниз змеящимися ручейками. Я тоскливо наблюдал за ними и за тем, как на улице за окном промокшие до нитки дети прыгали по лужам, радуясь долгожданной влаге, как и вся природа вокруг. Я завидовал их искреннему веселью, потому что не мог, как они, беззаботно наслаждаться жизнью, хоть эта жизнь и была для этих гивейских детей тяжела и невзрачна.

На крыльце кто-то зашаркал ногами, отирая с ботинок налипшую грязь. Дверь распахнулась, и на пороге появился Дев. Он скинул с плеч промокший мешковатый плащ, бросил его на лавку, стоявшую около двери.

— Ну, и хлябь кругом! Всё никак не могу привыкнуть к тому, что здесь в провинциальных городках совершенно не мостят улицы? Казалось бы, чего проще: идет себе специальная дорожная машина, выравнивает грунт, проливает его связующим раствором и сразу же укладывает дренажную систему. А на песчаной почве обжигает её до состояния стекловидной массы. Быстро, безопасно и никакой тебе грязи.

— Такие здесь тоже были, до революции, — безразлично произнёс я. — Все, что осталось от прежнего режима, давно износилось и пришло в негодность. А нового никто давно не строит. Заводы разрушены. Опытные инженеры и механики за тридцать лет или повымерли, или потеряли всякий интерес к любой работе по принуждению. Некому больше передавать опыт и знания молодому поколению… Да, и не хочет здешняя молодёжь учиться.

— Это верно.

Дев выжидательно посмотрел на меня.

— Как ты, Максим?

— Никому здесь ничего не нужно, — не отвечая на его вопрос, печально вздохнул я. — Огонь полыхает повсюду, обжигая не только землю — сжигая самих людей, превращая их в бездушные головешки!

Мой друг потупил взор, разглядывая мыски своих ботинок. Неуверенно произнёс:

— Ты думаешь, Юли всё ещё жива?

— Конечно, жива! — вспыхнул я. — Что за мысли приходят тебе в голову?! Если бы Крода хотел её убить, то убил бы ещё там, в лесу, как Мико, но он забрал её с собой!

— Но тогда зачем… почему он похитил её? — искренне удивился мой друг.

— Не знаю. Возможно, ему нужна не она… может быть ему нужен я… Мне думается, что к этому похищению может быть причастна и Вибха.

— Вибха? — ещё больше удивился Дев. — Она-то здесь при чём?

— Эта девушка рассказывала мне о своих братьях. Их у неё четверо. Правда, имён она мне не называла. И у Кроды тоже есть братья — трое. Судя по всему, он старший среди них. А ещё, по слухам, у него есть красавица-сестра, в которой он души не чает… Совпадение? Может быть. Но слишком уж всё вяжется друг к другу. Подумай сам: Вибха неожиданно уходит из Тяньгун, и в Шеньчжоу почти сразу появляется старик по имени Онами. Он и есть Крода. Под видом мудрого старца он входит в доверие к моей жене разговорами о необходимости переустройства этого мира и о злодеяниях его правителя… Снова совпадение? Откуда тогда Крода мог узнать о моей жене и о том, где она находится?

Я вопрошающе посмотрел на Дева.

— Только Вибха могла сообщить ему о местонахождении Юли и её связи со мной! Она знала об этом!

— Ты думаешь, это обычная женская ревность?

Тень сомнения появилась на лице Дева.

— Как знать. Ведь мы с тобой оба отказали ей во внимании… А если серьёзно, то мне кажется, что причина здесь в борьбе за власть, за влияние на этой планете. Юли лишь инструмент в руках Кроды в этой борьбе.

— Чтобы манипулировать тобой? — понимающе закивал Дэв. — А для тебя?.. Что она для тебя?

Он проникновенно посмотрел мне в глаза. Я невесело усмехнулся.

— Ты это серьёзно? У него моя жена и мой сын! Что для меня может быть важнее этого?

Дев спокойно выдержал мой взгляд. Неопределённо пожал плечами.

— Долг… Желание истребить зло… любым путём. Помнишь: сливовое дерево жертвует собой ради растущего рядом с ним персикового дерева, отдав за него свои корни на съедение насекомым? Ты же знаешь об этом, не хуже меня!

— Да, нас обоих учили этому древнему искусству: с помощью обманного манёвра пожертвовать собой или другим, чтобы спасти кого-то третьего — пожертвовать малым, чтобы выиграть нечто ценное… Только Юли — не «малое»! Она и есть для меня самое ценное! Ясно?

Я грозно посмотрел на друга, но он не смутился.

— Но она сильная женщина, правда? — Дев, казалось, заглядывал в самую мою душу. — Она сильна своим духом, своей верой в добро. И ты знаешь об этом… Она могла бы победить зло?

— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — нахмурился я в ответ на его слова.

— Спрашиваю, — спокойно ответил Дев. — Мне почему-то кажется, что всё произошедшее — лишь исполнение твоей воли. Что всё было заранее известно тебе… Меня гложут сомнения на этот счёт. Мой разум противится этим мыслям. Но… Возможно ли, чтобы мои догадки были верны? Скажи мне правду, Максим! Скажи, как другу. Успокой мой разум и моё сердце!

Я почувствовал, как закипавший в груди гнев отпускает меня. Улыбнулся ему.

— Дев! Мы же с тобой, как братья. Разве я могу что-то скрыть от тебя? Ты прав и не обманулся в своих догадках.

— Но почему? — изумился Дев.

— Подумай сам, чтобы успокоить плачущего ребёнка, сделать его безмятежным и весёлым, нужно прибегнуть ко множеству уловок: уговоры, игры, песни, цветные игрушки, мягкая колыбель. Для этой цели они просто незаменимы. А что нужно, чтобы восстановить справедливость и уничтожить зло, чтобы накормить всех голодных и успокоить всех страждущих? Так же необходимо использовать всевозможные способы и игры! Только ход игры необходимо наметить заранее, чтобы выйти из неё полным победителем.

— Получается, Юли знает о своей роли? — догадался Дев. — Вы заранее договорились с ней?

— Да.

— Но это же огромный риск! Как ты мог пойти на него? — изумился Дев.

— Друг! — Я положил руку ему на плечо. — Поверь мне, происходящие события для меня не пустая забава! Я не нахожу себе места, всякий раз, когда думаю о жене… А думаю я о ней постоянно, с того дня, как она пропала. Но ты сам говорил мне, что долг должен быть превыше любви к женщине. И, наверное, ты был прав, ведь наша общая цель здесь — избавление людей от страданий и обретение ими счастья в новом мире. Что может быть превыше этого?..

Я грустно усмехнулся.

— Только все наши усилия по пути к этой цели пока что тщетны. Ты знаешь это не хуже меня. Где-то мы допустили просчёт, не поняли чего-то очень важного. И теперь я, кажется, начал понимать что именно. Подумай сам, простой народ здесь строит своё поведение, ориентируясь на идеалы, которые ему внушают его вожди. Гивейскому народу внушили, что его нынешний вождь — Чой Чо Рен — желает всем гивейцам только добра и благоденствия. Но даже слепцы однажды могут усомниться в правдивости картины мира, которую им поведал кто-то из зрячих. И тогда в среде самих слепцов появятся бунтари, которые в неистовом желании справедливости, волей неволей станут новыми вождями. Но они по-прежнему будут погружены в иллюзорные представления о мире, потому что так и останутся незрячими. И дорога всегда будет вести их к краю пропасти.

— Ты говоришь о Кроде?

— О нём. Но таких, как он, здесь могут быть десятки и даже сотни! Просто Крода на данном этапе гивейской истории, как мне кажется, является наиболее дееспособной силой. Но он не ведает истинного пути к всеобщему счастью. Его путь — это не путь праведника, как здесь говорят. Вот почему мы должны противостоять ему, не дать укрепить своё влияние на людей и стать сильнее нас! Когда появляются такие «вожди» и «учителя», недостойные зваться таковыми, и захватывают власть, справедливость приходит в упадок.

— Что же, по-твоему, теперь нужно делать? — спросил Дев.

— Мы всё время показывали себя здесь равными простым людям, пытались не выделяться среди них, надеясь, что так они скорее поверят нашей правде и пойдут за нами. Мы пытались убедить их поверить нам и доказывали им свою правоту… Мы поступали глупо!

— Почему? — удивился Дев.

— Потому что доказанная правда это не правда, а всего лишь сумма доказательств. Потому что поверить — это заменить одну веру другой. Вот почему нам так тяжело даётся борьба за сердца и души этих людей. Народу Гивеи жизненно необходима вера — вера в вождя! И нам нужно явить гивейцам образец такого вождя — нового лидера, если хочешь, нового наставника, авторитет которого будет нести людям самые высокие истины. Этот вождь должен быть способен продемонстрировать образец всего лучшего, к чему необходимо стремиться. Он должен открыть им глаза, показав на деле, что здесь есть Добро, а что Зло.

Но сделать это, — внушить им на практике эти истины, донести до них созданные нами нормы и нами же проповедуемые здесь, — можно только личным примером. Иначе мы не сможем помочь им уверовать в идеалы, которые мы провозглашаем. Нужно активно и искренне бороться с любым злом, прилюдно срывая с него маски даже ценой собственной жизни! Это единственный путь заслужить доверие этого народа. Доверие — это главное! И тогда доказанная правда станет не просто суммой доказательств, а суммой правд, к которым у них будет доверие, про которые они будут думать, что могут их проверить.

— Значит, ты думаешь, что череда разыгранных тобою сцен может привести нас к намеченной цели? — спросил Дев. — И Юли справится и поможет нам одолеть зло?

— Да, она справится… Она выдержит, пока я не приду за ней!

Глаза Дева снова загорелись огнём.

— Так что будем делать, друг?

— Исполним наш долг, друг!

— Хорошо. Но как нам сорвать маски со зла?

— Дать ему проявить свою истинную сущность, а затем нарушить его планы, показав всем его порочность и нашу силу.

Я положил руку на плечо Дева, распорядился:

— Собери наших инженеров — всех, кого сможешь здесь найти. Нам понадобится оборудование и оружие: много нашего оружия!

— Значит, идём в бой? До самого конца?

— До победы!.. Или до смерти.

— Разве может бесславная забота о жизни остановить нас? — усмехнулся Дев. — Если я паду в бою, моё имя не погибнет вместе со мной. Оно останется потомкам, пришедшим в Храм Славы!

Он гордо посмотрел на меня.

— Да, ты прав.

Дев ушёл, а через пару часов в моём доме уже собрались двое инженеров-землян и один гивеец. Землян я знал хорошо. Это были те самые инженер-электронщик и инженер-механик, работавшие на двадцать пятой энергостанции Шаолинсеу, которых однажды мы спасли вместе с Хо от верной смерти.

Артур Ларсон и Эон Талл приветствовали меня, как старого друга. Инженер-гивеец был хорошим знакомым Рэда Вана, поэтому не доверять ему у меня не было никаких причин. Он совсем недавно прибыл к нам из северной столицы, и оказался толковым специалистом, который был на «ты» с любой техникой. Таких здесь осталось совсем мало. К тому же он неплохо знал земной язык, что облегчало наше общение с ним. Звали инженера Хаято.

— Друзья! — обратился я к ним. — Перед нами сегодня стоит тяжёлая задача. Мы должны подготовиться к большой битве с нашим врагом, и от вас во многом зависит наш успех в предстоящем сражении.

Мои слова вызвали оживление на лице Хаято. Лица же землян после такого вступления сделались хмурыми и сосредоточенными.

— Что мы должны будем делать? — спокойно спросил Эон Талл.

— Прежде всего, мне необходимы «жуки» — автономные роботы-разведчики. Десяток штук. Половину из них нужно будет послать в Линь-Шуй. Нам необходима подробная ортофотографическая проекция местности в окрестностях города и эйдопластическая съёмка самой столицы.

— Какова необходимая ширина охвата картографирования и съёмки? — поинтересовался Эон Талл.

— Сто километров вокруг Линь-Шуй и километр вглубь столицы.

— Хорошо, — кивнул инженер-механик. — Куда послать оставшуюся половину «жуков»?

— Их необходимо отправить на север в режиме «поиск», настроив сенсоры на параметры биополя моей жены. Вы сможете это сделать?

Я посмотрел на Артура Ларсона.

— Думаю, да, — ответил тот. — Если у тебя имеется мнемозапись её «тензорного скрина».

— Они есть у каждого из нас, — напомнил я. — Без таких записей сюда никого просто не отпустили бы с Земли. Вот. — Я достал из-за пазухи висевший на шее плоский вольфрамовый медальон, в котором была скрыта крохотная кремниевая пластинка с записью. Протянул его инженеру-электронщику.

На лице того появилось лёгкое удивление.

— Мы обменялись своими записями сразу же по прибытии на Гивею, — пояснил я. Спросил:

— Сколько понадобится времени, чтобы сделать «жуков»?

— Дня три, — пожал плечами Эон Талл.

— Хорошо, — кивнул я и повернулся к Деву. — Тогда через неделю соберёмся здесь же и обсудим вопрос об оружии и нашей стратегии. Нужно поставить в известность Юлия Торрену и остальных.

— Да, я сообщу им, — кивнул Дев.

* * *

«Жуки» вернулись с подробной информацией о столице, но ни один из них не нашёл никаких следов Юли. Как такое могло случиться, я не понимал. Тревога больше не покидала меня ни на минуту, сдавливая сердце колючим холодком страха — страха за жизнь моей любимой. Неужели я просчитался в своих ожиданиях? Если рискуя двумя родными мне жизнями, я не спасу ни одной чужой, я больше не в праве буду жить сам! Но я не уйду из жизни так просто! Я разрушу этот мир, потоплю его в огне и крови, ибо, переполненный пороками и тёмными страстями, он недостоин, существовать в этой вселенной!..

Голос Юлия Торрены отвлёк меня от этих мыслей.

— Время ли сейчас для такого сражения? — засомневался он. — Может быть, стоит подождать и скопить сил, обучить больше людей?

— Нельзя полагаться на то, что противник не придёт, — уверенно сказал я. — Нужно думать о том, чем мы можем его встретить. Нельзя рассчитывать на то, что враг не нападёт. Разумнее полагаться на то, что мы сделаем такое нападение на себя невозможным для него.

— Допустим, — вступил в разговор Тадеуш Сабуро. — Но ведь там укреплённая линия обороны! Огневые точки по всей протяжённости. Мы попадём под прицельный обстрел и не сможем подойти достаточно близко. Будут огромные потери.

— А защитные поля? — Хаято с надеждой посмотрел на сидевшего рядом Эона Талла.

— Мы не сможем сгенерировать достаточно мощное и протяжённое поле, чтобы укрыть всех, — покачал головой тот. — У нас попросту не хватит для этого энергии. Пожалуй, мы могли бы создать отдельные локальные очаги защиты для небольших групп — по сорок-пятьдесят человек — но на непродолжительное время. Энергии хватит на полчаса, максимум на час.

— Ну, что же, это хотя бы что-то, — закивал Артур Порта, задумчиво потирая твёрдый подбородок.

— Что для этого понадобится? — спросил я, обращаясь к инженеру-механику.

— Несколько генераторов защитного поля… Но как их собрать — вот задача! — Эон Талл посмотрел сначала на Артура Ларсона, затем перевёл взгляд на Хаято.

— У нас нет всех необходимых компонентов, — покачал головой Ларсон. — И взять их негде! Здесь никто не производит ничего подобного уже давно.

— Действительно — задача! — озабоченно вздохнул Хаято.

— В ста километрах от Линь-Шуй есть заброшенный космодром, — размышляя, произнёс Дев. — Там стоят с десяток старых ракетопланов. Они хорошо видны на снимках, полученных «жуками». Это военные машины и, скорее всего, они были оборудованы защитой. Если это так, то можно снять с них генераторы защитного поля и установить на несколько наших бронемашин. Тогда мы получим подвижные защитные поля, с которыми можно будет маневрировать на поле боя.

— Отличная мысль! — похвалил я друга, радуясь его сметливости.

— Всё равно останется угроза прицельного обстрела, — покачал головой Юлий Торрена. — Часа явно будет недостаточно, чтобы выдвинуться на позиции атаки и преодолеть заграждения вокруг столицы. У нас не обученная армия — слаженный и манёвренный механизм. У нас ополченцы, ещё вчера не державшие в руках оружия. Чтобы управлять ими во время большого сражения, нужны огромные усилия!

— Мы выиграем время и преимущество другим путём, — уверенно сказал я. — Мы уничтожим всю переднюю линию их обороны и подавим все огневые точки!

— Но как? — Юлий Торрена с сомнением посмотрел на меня.

— Сокрушительным ударом по передовой линии их обороны!

Я повернулся к Эону Таллу и Ларсону.

— Что у нас есть из оружия для этого? Что мы сможем создать в короткий срок?

— Ультразвуковые или акустические излучатели? — размышлял инженер-механик. — Но их радиус действия не более двухсот метров. Слишком близко, если по вам будут стрелять из всех калибров…

— Может быть, вакуумные или термоболические заряды? — отозвался Хаято. — Облако распылённого метана способно затекать в сооружения и подземные укрытия, и тогда взрыв произойдёт не только вовне, но и внутри. Только нужны очень мощные заряды, чтобы создать давление порядка ста тысяч…

— Это слишком жестокое оружие! — покачал головой Ларсон.

— Нельзя устраивать резню и зверства, иначе наша война обратится нам же во вред! — твёрдо сказал Артур Порта.

— Даже не в жестокости дело. Нам не достать столько метана для реактивных снарядов, — отозвался Эон Талл. — Да и практическая польза от них будет незначительна. Мы будем иметь лишь вторичные разрушения, ведь бризантность у термоболических зарядов очень низкая. А при сильном ветре степень рассеивания будет очень высокой.

— У меня есть другое предложение.

Я подошёл к столу, где лежал мнемокристалл, создававший в пространстве перед нами эйдопластичекую проекцию окрестностей южной столицы Гивеи и самого Линь-Шуй, полученную по данным наших роботов-разведчиков.

— Вот здесь, в горах Кирокава, окаймляющих побережье с юга, есть старая КОРАСС (контрольно-распределительная станция связи), замаскированная под обычную метеорологическую станцию. А на орбите над Гивеей всё ещё летают два военных спутника, запущенные ещё во времена Сообщества. Они оснащены новейшей по тем временам военной разработкой: радонным излучателем большой мощности.

— Откуда тебе об этом известно? — удивился Юлий Торрена.

— Я видел данные об этих спутниках в архивах ОЗАР.

— Значит, для нашего противника это тоже не является тайной? — понимающе кивнул Тадеуш Сабуро. — Тогда станция должна охраняться.

— Скорее всего, — согласился я.

— И в чём твой план? — спросил Артур Порта.

— Мой план прост. Покорять войска противника нужно не сражаясь с ним, а крепости брать не осаждая. Побеждают те, кто знает, когда можно сражаться. Чтобы победить противника, превосходящего нас в живой силе, нам нужно подавить его психологически ещё до начала сражения. Поэтому я поведу небольшую группу в эти горы. Мы захватим станцию, активируем один из спутников и с помощью излучателя создадим последовательный каскад разрушительных смерчей, которые сметут переднюю линию оборонительных сооружений, разметают бронетехнику и уничтожат огневые точки. Наш противник будет повержен в хаос, и тогда мы сможем пойти в наступление без значительных потерь для себя.

— И мы сможем начать наступление под прикрытием силового поля, а ещё гравипланов, на которые можно установить излучатели! — обрадовано воскликнул Дев.

— Да, — согласно кивнул я и обратился к нашим старшим товарищам. — Вам лучше возглавить наступающие силы. Две группы могут нанести лобовой удар с юга, который будет одновременно отвлекающим манёвром. Основной же удар, думаю, следует наносить вот отсюда, с запада, тремя группами в обход флангов. Он отсечёт передовые силы противника от основного гарнизона, который расквартирован на окраине города. Если мы будем действовать быстро и слажено, то сможем взять их в кольцо. Главное — нарушить их средства коммуникации и захватить или уничтожить старших офицеров, без которых они потеряют управляемость и деморализуются ещё больше.

— Что ж, план с психологическим воздействием на противника вполне обоснован, — задумчиво закивал Артур Порта. — Люди в обществах с социальной организацией низкого уровня в большой степени подвержены стадному инстинкту. Если побежит один, побегут и остальные. Ты прав, если нам удастся вызвать панику и ужас у передовых частей, это будет хорошим залогом победы в целом.

— Но хватит ли у нас сил для столь масштабной операции? — засомневался Тадеуш Сабуро.

— По нашим данным, столичный гарнизон насчитывает около семи с половиной тысяч человек, — сказал я. — Непосредственно на демаркационной линии, где расположены заграждения и укрепления, постоянно находятся до двух с половиной тысяч наёмников — карателей Мурамаса Иайто. Если мы оперативно соберём все наши мобильные отряды, то наши силы составят около четырёх тысяч человек — почти по тысячи человек в каждой группе.

— Маловато, — покачал головой Тадеуш Сабуро. — Если они получат подкрепление, наша атака может захлебнуться. Будут потери — большие потери! Нужны союзники.

Я согласно кивнул.

— Да. Придётся искать союзников среди наших соседей, но так, чтобы не выдать им всех наших намерений. Необходимо соблюдать полную секретность, ради успеха предстоящей операции.

— А каковы наши намерения? — поинтересовался Артур Порта, хитровато прищурившись.

— Мощным упреждающим ударом отбить у Чой Чо Рена, да и у других, желание испытывать нас на прочность, — с готовностью ответил я. — К тому же захват южной столицы упрочит наше положение и влияние на всём Южном материке.

— Да, это стоит того, — согласно кивнул Юлий Торрена. Сказал задумчиво, рассматривая карту местности, висевшую в воздухе над столом: — Местоположение Линь-Шуй очень выгодно для проведения подобной операции. Столица расположена на обширном мысе, глубоко вдающемся в океан. Жилые кварталы практически выходят к воде. Океан окружает город с севера и востока.

— Недаром, его называют «Храм у воды»! — вставил Дев.

— Да. Подходящее название, — согласился Юлий, продолжая изучать карту. — На юго-востоке, вот здесь, побережье океана подпирает горная гряда — горы Кирокава. Она так же частично прикрывает подступы к столице с юга. Отсюда уходит и дорога, ведущая вглубь материка, к отдалённым южным провинциям. Здесь же начинается и линия оборонительных заграждений, которая тянется с южных окраин города на запад, снова выходя к побережью океана. До жилых кварталов пожалуй не больше двадцати километров… Получается, меньше всего город прикрыт именно со стороны воды. Может быть лучше нанести удар отсюда? — Торрена вопросительно взглянул на меня.

— Не получится, — отрицательно покачал головой я. — Для этого нужны быстроходные суда, способные перевозить тяжёлую технику и людей, а таких у нас нет. Всё, на что мы можем рассчитывать, — рыбацкие судёнышки, которые гарнизонная артиллерия потопит за полчаса.

— Да, он прав, — согласился Артур Порта.

— Что ж, — пожал плечами Юлий. — Тогда твой план выглядит самым рациональным.

— А если нам не удастся активировать спутник и взять управление им в свои руки? — задался вопросом Дев.

— А ведь он прав! — оживился Тадеуш Сабуро. — Что нам делать тогда?

Я посмотрел на Ларсона.

— Вероятность этого исключать нельзя, — хмуро кивнул инженер-электронщик. — Мы не знаем ни кодов запуска, ни паролей для активации каналов связи со спутником. Если это военные объекты, все данные наверняка зашифрованы. На расшифровку понадобится время — много времени — и оборудование… Но ничего гарантировать я не могу. Всё станет понятно только по месту.

— Хорошо. Тогда нам необходим запасной вариант… Мы должны будем создать смерчи с поверхности планеты.

— Да, такое возможно, — закивал Тадеуш Сабуро.

— Возможно, — согласился с ним Эон Талл. — Но для этого нам понадобятся метеотронные заряды ВПС. Если их взорвать над прибрежными областями океана, можно создать раскалённые воздушные купола насыщенные водяными парами. Соприкоснувшись с холодными поверхностями океана или суши эти купола начнут конденсировать ливневые потоки. Произойдёт ещё большее выделение тепла и энергии. Нагретый воздух устремится вверх, навстречу ниспадающему холодному воздуху, создавая мощную зону разрежения… Только это в теории. Мы никогда не использовали их в военных целях. Ведь мы ни с кем не воюем более шести веков! — добавил он.

— Я бы на вашем месте использовал свои знания и талант конструктора, чтобы подготовить всё необходимое для создания таких зарядов. Остальное же наша забота, — твёрдо сказал я. — Вы сможете сделать их мобильными, чтобы можно было произвести запуск с переносной установки?

— Вполне, — кивнул инженер. — Можно, например, использовать обычные метеорологические ракеты для их запуска.

— Прекрасно! Судя по снимкам, на станции как раз есть две стартовые площадки для запуска таких ракет и даже сами ракеты, — обрадовался я.

— Но как вы хотите управлять этими смерчами? — удивлённо спросил Хаято.

— Погода поможет нам. Ведь смерч всегда движется за образовавшим его грозовым облаком?

— Да, — кивнул Эон Талл.

— В это время года здесь устойчивые ветра дуют с востока, со стороны океана. Они и направят наше оружие в нужную сторону!

— А если не получится? — засомневался Артур Ларсон.

— Тогда будем принимать решения по обстановке, — сказал я. — Итак, у нас много работы! Нам нужны будут ещё и излучатели, заряды к ним, и исправные гравипланы. Это всё на вас, — обратился я к Ларсону и Хаято.

— Понятно.

— Дев. Ты возьмёшь небольшую группу для прикрытия и вместе с Эоном на гравипланах отправишься сюда, на космодром, за генераторами защитного поля.

— Хорошо, — кивнул Дев.

— Ну, а мы с Артуром Порта составим тебе компанию в поиске союзников на соседних территориях, — улыбнулся Юлий Торрена. — Тадеуш пускай займётся организацией и подготовкой людей здесь. Это не менее важная работа.

— Я не возражаю, — с готовностью кивнул Сабуро.

— Отлично. Тогда за дело!

 

Г

лава пятая

П

о лезвию бритвы

Две бронированные машины преграждали дорогу, обочины которой были засыпаны крупными каменными глыбами. За ними можно было рассмотреть каких-то людей с оружием, сидевших прямо на земле вокруг импровизированного очага и что-то варивших в дымящемся котелке.

Я взглянул на Юлия Торрену. Он уверенно кивнул: пошли! Мы приблизились к блок-посту, и нам навстречу сразу же вышло несколько человек.

Мрачные лица, словно, вырубленные топором из корявого дерева, ничего не выражающие глаза. Разнородная униформа: что-то от народной армии, что-то от карателей. В дополнение к этому на головах у всех были странные округлые приплюснутые шапки из шкур животных, верх которых был выделан грубой красной тканью.

— Кто у вас старший? — спросил Юлий Торрена.

— А что? — пренебрежительно сплюнул в пыль мордатый здоровяк с близко посаженными маленькими глазками на бритой голове.

— Нам нужно проехать в Сюйгжун, на переговоры, — спокойно сказал я. — Так кто главный на этом посту? Кто может провести нас в вашу столицу?

Мордатый обернулся к бронемашинам и лениво крикнул:

— Эй, Зуб! Кликни Чижа! Тут какие-то пришлые хотят проехать в Сюйгжун.

На его зов откуда-то прибежал суетливый человек с небритым лицом землистого цвета, нашивками сержанта и автоматом через плечо. Он принялся деловито расхаживать перед нами, задавая вопросы.

— А что, что такое тут?

— Мы хотели бы проехать в Сюйгжун, — повторил свою просьбу я.

— Проехать? А документы у вас есть, чтобы тут проезжать?

— Какие документы? — насмешливо спросил Артур Порта.

— Известно какие — обычные документы. Здесь так просто проезжать нельзя. Для этого документы нужны, — язвительно скривился человек, которого назвали Чижом, важно отирая усы под тонким крючковатым носом.

— Мы же ваши соседи, со «свободных территорий»! — дружелюбно улыбнулся Юлий Торрена. — Хотим встретиться с вашими вождями. Кто здесь у вас самый главный?

— Главных у нас нет, и вождей нет, — усмехнулся Чиж. — У нас все сообща решается. Совет решает: Гиря, Борода, Пурга и Болт.

— Вот с Советом-то нам и нужно поговорить! — обрадовался я.

— А они вас приглашали к себе? — прищурился Чиж.

— Нет.

— То-то! Без документов нельзя! — отрезал Чиж, важно поглаживая свой автомат.

— Да, поймите же, мы с Земли! У нас важное дело к вашим лидерам! — нетерпеливо воскликнул Артур Порта.

— Эва на! С Земли! Ты посмотри на них, Коряка! — повернулся Чиж к мордатому здоровяку. — Оказывается это знатные гости здесь у нас! И каким это ветром только их занесло в наши края?

— Таким это ветром! Зови старшего офицера! Пускай отведёт нас к самым главным! — грозно прикрикнул Артур Порта. — С тобой нам не пристало подобные вопросы обсуждать. Если не хочешь себе проблем нажить. Мы к вашему Совету по важному делу приехали, а не лясы тут с тобой точить!

Чиж немного пригорюнился.

— Да, ладно, ладно! Чего уж вы так? Ты это, Коряка, пропусти их. Пускай едут, — снова повернулся он к бритоголовому товарищу. — И сопровождающих им дай — Зуба дай и Юджина. Пускай дорогу им покажут, чтоб не заблудились! — Он ехидно хмыкнул.

Нас пропустили за заграждения, где стояли отслужившие свой век вездеходы с закрашенной армейской символикой. В компании двух вооружённых провожатых мы сели в один из них, на жёсткие металлические сидения, и нас повезли по пыльной дороге через неприметные селения, где на улицах небритые мужчины в изношенной одежде шатались без дела или распивали бродило, а полные женщины с красными мясистыми лицами курили на лавочках у своих домов, скалясь в щербатых ухмылках.

Сидевший за рулём ополченец в лихо сдвинутой на ухо меховой шапке гнал по ухабистой дороге так, что машина натужно ревела на поворотах, и её подбрасывало на каждой яме или бугре. Горячая пыль летела в кабину, лишённую стёкол, и мы едва могли дышать.

Чрез час нас привезли в небольшой городок, по дороге в который мы миновали ещё два поста, где дежурили такие же мутные личности, как и наши сопровождающие. Вездеход остановился около большого белого здания, фасад которого был украшен вычурными пузатыми колонами, а над входом развевался сине-чёрный флаг — символ Южной Народной Республики.

— Всё! Приехали! — сообщил ополченец, которого называли Юджином. — Вылазьте!

Мы вылезли из машины, разминая ноги. Я осмотрелся.

Чуть поодаль стоял деревянный помост с низкими стойками и поперечной перекладиной на них. К перекладине был привязан тщедушного вида человек, раздетый по пояс. Двое небритых молодцов секли его тонкими хлыстами, и человек извивался и громко кричал от нестерпимой боли, безвольно повиснув на державшей его верёвке. Угрюмая толпа собралась вокруг поглазеть на это зрелище.

— Что они делают? — изумился я, обращаясь к одному из ополченцев.

— Это вор, — безразлично бросил Зуб. — Они учат его, что красть нехорошо.

Ополченец презрительно сплюнул.

— У нас здесь тюрем нет! — ухмыльнулся Юджин. — Накладно содержать всякую мразь! Да и ни к чему это. Никто в тюрьмах всё равно ничему не учится.

Его колючие глаза под низкими бровями на приплюснутом лице презрительно смотрели на меня.

Торрена выглядел мрачным и сосредоточенным. Порта был спокоен и с виду даже холоден. Казалось, прилюдное издевательство над человеком не трогает его.

— А программа действий у вас имеется? — поинтересовался я у ополченца.

— А как же! — Юджин сдвинул стволом автомата шапку на затылок. — Что мы бандюги с большой дороги? У нас командиры идейные!

— И за кого же вы стоите?

— Все мы стоим за свободную личность! — гордо ответил ополченец.

«Значит, грабят», — подумал я и переглянулся со своими товарищами.

— Ладно, пошли что ли! — сказал Юджин, перекидывая через плечо автомат.

— Думаю, зря мы сюда приехали, — опустив голову, негромко сказал Торрена.

— Почему? — так же негромко спросил я.

— Ты видел военные грузовики на въезде в город? Как ты думаешь, откуда они здесь?

— Не знаю.

— Я уверен, что они приехали сюда из северной столицы. Это помощь от Чой Чо Рена! Он использует этих людей и эту территорию, как буферную зону. Ему выгодна дестабилизация в этих провинциях, чтобы сюда не пришли мы и не склонили местное население на свою сторону. Понимаешь?

— Да. Поэтому вести с ними какие-либо переговоры о поддержке военной операции против режима Чой Чо Рена бесполезно? Они останутся, преданы ему.

Торрена согласно кивнул.

— Что будем делать? — поинтересовался Порта.

— Нужно выбираться отсюда! — оглядываясь назад, сказал Торрена. — Но просто развернуться и уйти мы теперь не сможем. Будем предлагать им организовать здесь наши школы и больницы, как оказание гуманитарной помощи. Про военное сотрудничество ни слова!

— Хорошо.

За тяжёлыми входными дверями здания открывался просторный холл со стрельчатым крестовым сводом, в который выходило четыре высоких арочных проёма. Верхняя треть их была украшена полуистёртыми витражами. Судя по всему, когда-то здесь располагалось городское управление или резиденция городского бургомистра. Теперь же в этом здании обосновались новые хозяева, бряцавшие оружием на заплёванном мраморном полу.

В холле было душно и сильно накурено. Юджин уверенно подошёл к двери под одной из арок и осторожно постучал.

— Кто? — раздалось с той стороны.

Ополченец поправил ремень и автомат, распахнул дверь и по-солдатски вытянулся на пороге светлой комнаты. Отрапортовал:

— Прибыли гости со «свободных территорий»! Хотят видеть вас!

Минуту за дверью молчали, потом тот же уверенный голос с лёгкой хрипотцой сказал:

— Ладно, заводи!

Юджин отступил в сторону и сделал нам приглашающий жест. Я вместе с товарищами переступил через порог.

У стены справа, рядом с широким окном, в пирамиде стояли несколько автоматов и ящики с боеприпасами. В стене напротив входа располагалась ещё одна дверь, ведшая в соседнее помещение.

Половину комнаты занимал массивный деревянный стол, за которым сидело три человека — один в резном кресле и двое по бокам от него, прямо на крышке стола. С нескрываемым любопытством все трое принялись разглядывать нас. Я тоже не без интереса смотрел на них.

Сидевший за столом человек был одет в армейскую униформу с завёрнутыми до локтя рукавами и распахнутым воротом. На нём не было никаких знаков различия, но почему-то мне показалось, что его голос здесь решающий. Его вытянутое лицо с узким подбородком и тонким носом выглядело осунувшимся и усталым. Трёхдневная щетина серебрилась лёгкой сединой, а в глазах застыла какая-то безысходность.

Сидевший справа от него человек заставил меня сразу же насторожиться. Одутловатое небритое лицо его с пустыми плошками глаз производило странное впечатление, словно, этот человек был немного психически нездоров. Его, не выражающий ничего, взгляд скользил где-то поверх наших голов, а движения были нервозно резкими.

Второй, сидевший на крышке стола слева, был не менее примечательной на вид личностью. Его яйцеобразное лицо напоминало довольного своей сытостью грызуна. Мясистые щёки были отодвинуты в стороны тонкогубой улыбкой, а заплывшие щёлочки глаз светились шальным весельем. Короткая рыжеватая борода скрывала тяжеловатый подбородок и была хорошо ухожена. На груди у него висели орденские планки — то ли революционные, то ли местного изготовления.

Оба были так же в униформе народной армии без знаков отличия.

— Ну, рассказывайте, кто вы такие и зачем пожаловали? — наконец, сказал сидящий за столом.

— Может быть, вы для начала назовётесь сами? — предложил Юлий Торрена. — Чтобы мы знали, с кем беседуем. Потому что нам необходимо обсудить ряд вопросов с представителями местного Совета.

— Мы и есть Совет! — слегка раздражённо бросил человек справа. — Я Борода. Это Гиря, — указал он на сидящего за столом. — А вот он Пурга.

— Странные у вас имена для здешних мест, — заметил Артур Порта.

Борода упёр в него стеклянный взгляд.

— Это не имена. И для здешних мест как раз подходяще!

— Но нам сказали, что вас в Совете четверо, — засомневался я.

— Четверо, — кивнул человек, названный Гирей. — Болт сейчас в отлучке. Так что вас привело сюда?

Он поднялся со своего места и, опёршись кулаками о стол, слегка наклонился вперёд.

— Вы, должно быть, слышали о том, что мы занимаемся на Гивее организацией детских школ и открываем больницы для нуждающихся? — начал я. — Гивейские дети достойны хорошего образования, а народ медицинского обслуживания. Как нам известно, у вас здесь с этим тоже большие проблемы. Поэтому мы хотели предложить вам сотрудничество.

— Мы готовы открыть у вас свои школы, — подхватил Артур Порта, — а так же снабдить ваши больницы необходимым оборудованием, лекарствами и специалистами, если нужно.

Все трое переглянулись.

— А что взамен? — напряжённо спросил человек с псевдонимом Пурга, заботливо оглаживая короткими толстыми пальцами автомат у себя на коленях.

— Взамен? — не понял Порта.

— Ну, да! Что вы хотите от нас за своих медиков и учителей? — раздражённо спросил человек с псевдонимом Гиря.

— Ничего, — пожал плечами я. — Это будет безвозмездная помощь, в надежде на наши добрососедские отношения в будущем.

— А-а! — протянул Пурга, успокоившись и снова усаживаясь на крышку стола.

— Что скажите? — Гиря оглядел своих подельников.

— По мне, так ни к чему это нам, — пожал круглыми плечами Пурга. — Зачем нам эти школы? Что мы сами не выучим своих детей? Да ещё и неизвестно, чему там они их учить будут!

Он недружелюбно покосился на нас.

— Да, ты уж научишь! — устало вздохнул сидевший за столом. — Тебе бы новых детей настрогать от чужих жён. А учить — это не твоё.

— А что, настрогать я всегда «за», особенно с чужими жёнами! — развеселился толстяк с псевдонимом Пурга и заёрзал на столе.

— Ну, а ты что скажешь, Борода?

Тот соскочил со стола и принялся нервно прохаживаться по комнате.

— Мне думается, что здесь не всё так просто, Гиря! С чего бы такая забота о нас? А? Что-то им нужно от нас! Только что? Вот вопрос!

— Ладно, ладно! Не нагнетай! — одёрнул его товарищ. — Дружить они с нами хотят, вот что. Сказали же!

— А мы в друзья никому не набиваемся и друзей себе не ищем!

Борода почти вплотную приблизился ко мне и заглянул мутным взором в мои глаза. Но я даже не шелохнулся и спокойно выдержал его странный взгляд.

— Вот что! — наконец, сказал Гиря, словно, что-то окончательно решив для себя. — Мы, конечно, обдумаем это ваше предложение и дадим вам знать о своём решении. Такие вопросы не решаются вот так вот, с кондачка.

— Конечно, — согласился с ним Юлий Торрена. — Будем с нетерпением ждать вашего решения. А пока разрешите откланяться.

— Э, нет! — остановил его Пурга, снова неуклюже соскакивая со стола и беря автомат подмышку. — Пока мы будем кумекать, вы останетесь здесь, у нас! Таково наше правило. Мало ли чего.

Я переглянулся со своими товарищами. Это был плохой поворот событий.

— Не хотелось бы вас огорчать, — спокойно сказал Юлий. — Но нас ждёт ещё немало дел и дальняя дорога. Спасибо за ваше гостеприимство, но мы не можем принять его.

— Ты что, не понял, что он сказал, рыжий? — Борода остановился около Торрены. — Вы останетесь здесь! И точка! — Он наклонил голову набок, и на его лице появилось холодно-презрительное выражение.

Ни один мускул на лице Юлия не дрогнул. Я понял, что пора действовать.

Ближе всех ко мне был толстяк Пурга. Быстрым и точным движением я выбил из-под его руки автомат и оглушил его ударом приклада в затылок. Артур Порта, стоявший с боку от нервного Бороды, легко смял того и крепко прижал его к полу. Задыхающийся ополченец, быстро потерял сознание.

Я заметил, как замешкавшийся Гиря лезет в ящик стола за оружием. Одним прыжком преодолел разделявшее нас расстояние и двумя ногами пнул Гирю в грудь. Тот глухо охнул и повалился назад вместе с креслом. Я успел подхватить его, нанося противнику молниеносный парализующий удар в один из нервных узлов. Недвижимый, Гиря распростёрся на полу под столом. На всё про всё у нас ушло не больше минуты.

— Что теперь? — негромко спросил Порта.

Я взял один из автоматов, стоявших в пирамиде у окна, кинул ему. Другой подал Торрене. Осторожно выглянул в окно, выходившее на улицу с боковой части здания.

Вездеход, на котором мы приехали, стоял по-прежнему недалеко от входа. Внутри никого не было.

— Идём! — скомандовал я, распахивая створки окна.

Мы выбрались наружу и уверенно двинулись к вездеходу, держа в руках оружие. Экзекуция на площади закончилась. У входа в здание под сине-чёрным флагом курили несколько ополченцев. Чижа и Юджина среди них я не заметил. Это было нам на руку. Значит, нас никто не узнает.

Ополченцы проводили нас любопытными взглядами, о чём-то переговариваясь между собой. Мы, втроём не спеша забрались в пыльную машину. Торрена сел за руль. Порта сразу же перебрался назад к бойницам для стрельбы. Я сел на переднее сидение, рядом с Юлием, внимательно следя за происходящим на улице через боковое окно.

— Давай, трогай! — нетерпеливо поторопил Юлия Артур Пота, передёргивая затвор автомата.

— Не торопи! Дай сообразить, что здесь к чему. Эдакая древность! Я такие, пожалуй, только в музее техники и видел!

Я посмотрел на Торрену.

— Ага! Вот! Понял! — воскликнул он, запуская стартёр.

Бронированная машина закряхтела, задрожала и тронулась с места, быстро набирая ход по пыльной улице.

— Как там? Погони нет? — спросил Юлий.

— Пока не видно, — отозвался Порта. — Те трое очнутся ещё не скоро. Пока шум подымут, пока поймут куда мы подевались… Думаю, минут сорок — час у нас есть. Только съезжай с этой дороги, Юлий! Поедем через степь, в объезд всех постов. Максим! Ты место, где мы оставили гравиплан засёк по координатам?

— Уже загружаю поиск, — ответил я, нажимая крохотную кнопку на своих наручных часах. — Вот, есть! Сигнал датчика пойман! Нам строго на северо-восток.

— Эх, братцы! Ну и влипли же мы, не подумав хорошенько! — воскликнул Артур, продолжая всматриваться назад. — Не хотелось бы мне сложить здесь голову по глупости!

— Ничего, выберемся! — успокоил его Торрена, пуская вездеход по жаркой степи. — Эх! Сейчас бы хороший магнитор вместо этой развалюхи!

* * *

— Куда теперь? — спросил Торрена, усаживаясь в кресло пилота нашего гравиплана.

— На север, в Цзюньмынь — столицу «Прибрежной республики». Думаю, стоит попытать счастья там.

— Не боишься, что и там нас встретит всё тот же сброд — до конца не навоевавшиеся наёмники, бывшие уголовники или просто психически неуравновешенные искатели лёгкого счастья? — поинтересовался Артур Порта.

— Нет, не боюсь. Там контингент другой. В «Прибрежной» раньше находились промышленные территории, было много научных и технологических центров. Её население — это бывшие квалифицированные рабочие, инженеры, учёные, ну, и культурная прослойка.

— Что же они не поделили с Чой Чо Реном? — усмехнулся Порта.

— Сам подумай: на планете, где наука и промышленность пришли в упадок, где большинство населения отброшено чуть ли не в первобытную архаику, в которой царствует аграрное хозяйство и натуральный обмен, будут ли нужны кому-то люди, жизнь которых всегда была полностью привязана к научным и промышленным центрам?

Торрена посмотрел на Артура.

— Они-то здесь и пострадали больше всего! Максим прав, в «Прибрежной» можно найти союзников… А кто у них главный? — повернулся он ко мне.

— У них там нечто вроде коммуны, возглавляемой бургомистром Чэнь Хао, — сообщил я. — Мы наведывались к ним несколько раз, демонстрировали наши фильмы. В целом, приём был довольно тёплым.

— Значит, тебя там знают? — уточнил Торрена.

— Да.

— Это хорошо, — кивнул Юлий.

— Ребята! — окликнул нас Артур Порта. — Пора взлетать! Кажется, у нас гости!

Он указал за стекло бокового окна. Я увидел, как в полукилометре от нас по степи мчаться два вездехода. Вот и ожидаемая погоня! Они всё-таки догнали нас!

— А они упорные! — ухмыльнулся Торрена, запуская стартовые двигатели.

— Включи внешнее отражательное поле! — предупредил Артур Порта, перекрикивая однообразный рёв моторов.

Торрена щёлкнул тумблером на пульте управления. Гравиплан стремительно подпрыгнул вверх, поднимаясь над степью на добрую сотню метров. Я почувствовал лёгкую дурноту внизу живота и заложенность в ушах. Но неприятные ощущения от резкого манёвра быстро прошли. Юлий уже запустил дисперсионные диски на полные обороты, и наш гравиплан, словно, потеряв свой вес, бесшумно заскользил в воздухе, постепенно набирая высоту и скорость.

Неожиданно ослепительная вспышка рыжего огня блеснула за выпуклым стеклом пилотской кабины.

Гравиплан вздрогнул. Мы с Артуром мгновенно припали к боковому окну.

— Что? Нападение? — отрывисто спросил Торрена, сосредотачиваясь на управлении гравипланом.

— Да! Стреляют ручными ракетами! — сообщил я, наблюдая за тем, как чёрные точки людей, высыпавших из вездеходов, суетятся на фоне грязно-жёлтой степи под нами. — Внимание!

Новая вспышка озарила кабину. Мы почувствовали ещё одно лёгкое содрогание корпуса аппарата.

— Эх! Жахнуть бы по ним сейчас излучателем! — в сердцах воскликнул Артур Порта.

— Повреждений нет, — сообщил Торрена, бросая взгляд на приборы. — Мы оторвались от них! Оставим это недружелюбие на их совести. Не воевать же нам с ними, в самом деле?

— Боюсь, как бы они сами не пошли на нас войной! — засомневался Порта. — Раз это прихвостни Чой Чо Рена, они вполне могут исполнять любые его приказы.

— Когда мы возьмём Линь-Шуй, у них пропадёт всякое желание воевать с нами! — уверенно сказал я.

Артур Порта пристально посмотрел на меня.

— Посмотрим. Пока что об этом говорить рано.

Цзюньмынь встретил нас совершенно иначе, чем столица Южной Народной Республики. Хотя оборонительные сооружения и оберегали город от незваных гостей, на его улицах не было праздно шатающихся боевиков с оружием в руках. За соблюдением правопорядка здесь следили народные дружинники с жёлтыми повязками на рукавах. Они были единственными людьми, у кого я здесь увидел оружие, за исключением, конечно, ополченцев, охранявших подъезды к городу.

Аккуратные двухэтажные дома выглядели ухоженными, улицы были чистыми. Здесь было немало доброжелательных лиц и открытых улыбок, несмотря на то, что у продовольственных ларьков стояли длинные очереди, напоминавшие о том, что вокруг разруха и нехватка самого необходимого.

Молодой дружинник, вызвавшийся нас проводить до здания городского Совета, оказался разговорчивым. С неизменным энтузиазмом и юношеским задором в глазах он охотно рассказывал нам о своей жизни и планах на будущее.

Да, сейчас тяжело и многого нет. Продовольствие приходится привозить из соседних провинций, где люди занимаются сельским хозяйством или рыбной ловлей, обменивая его на различные технические изделия, металлы и всё, что когда-то в избытке производилось и использовалось на местных заводах и фабриках, а теперь пылится на многочисленных складах, не находя себе применения. Ведь денежный обмен давно прекратили, карточки Народного Фронта не имеют никакой ценности, а иных способов получить всё необходимое для жизни, пока нет.

Люди здесь все сплошь не богатые, золота и в былые времена мало кто видел. Но тогда, хотя бы государство было заинтересовано в квалифицированных рабочих руках, регулярно выплачивало им довольствие, давало жильё и предоставляло разные социальные льготы. Всего этого при новой власти нет и в помине. Забота о простых людях давно перестала волновать народных вождей. Вот и пытается каждый, кто живёт на этой планете, выжить любым способом. Только многие это делают в одиночку, а в одиночку сделать такое просто невозможно. Поэтому люди — те, что поумнее, кто не потерял ещё человеческий облик и совесть — стали объединяться в коммуны, заводя общее хозяйство, помогая друг другу и решая все проблемы сообща. Так и появилась их республика.

Конечно, они все слышали о землянах и не раз смотрели фильмы о прекрасной далёкой Земле. В общем-то, она и была для них во многом примером для подражания, той заветной мечтой, к которой хочется стремиться. Не следует думать, что их коммуна единственная на планете. Он знает ещё несколько коммун, которые расположены дальше, вглубь материка. Вот бы было здорово объединиться с ними и создать одну сильную республику, которая послужит примером всей планете!

— Представляете, — жарко говорил молодой дружинник, активно жестикулируя руками, — если всё Южное полушарие превратится в единую свободную территорию, где реально воплотятся в жизнь идеалы революции и чаяния людей?.. Пускай даже на севере всё и останется по-прежнему. Сообща мы могли бы возродить эту планету, подарив нашим детям надежду на лучшую жизнь!

— Необходимо объединение всей планеты, — покачал головой Артур Порта. — Нельзя оставлять на её теле незалеченные язвы. Иначе, рано или поздно, противоречия между вами снова обострятся, возникнет рецидив болезни, и все ваши усилия и надежды обернуться прахом.

— Но как это возможно? — нахмурился юноша. — На севере совсем другая жизнь! Все ресурсы планеты стекаются туда, от того там столько богатых, которые наживаются на горе гивейского народа.

— Решить это можно в борьбе! — сказал я, глядя в его глаза, наполнившиеся светлой грустью. — Нужны совместные усилия тех, кто не хочет жить по-старому. Вот зачем мы здесь.

— Вы говорите о новой революции? — догадался дружинник. — Но остались ли у народа для неё силы? — засомневался он.

— Если в народе будет силён дух, то и силы для борьбы найдутся, — уверенно произнёс Юлий Торрена. — А силу духа нужно подкреплять личным примером — героическими поступками и отвагой тех, кто всё ещё готов бороться с несправедливостью и любым угнетением. Вы не согласны со мной? — Он пристально посмотрел в глаза юноши.

— Нет, от чего же? — медленно произнёс тот. — По-моему, вы правы. Должно быть ядро, которое сплотит народ вокруг себя и поведёт в бой… Вот только у нас вы вряд ли найдёте столь сильные личности. Мы — мирные работяги, привыкшие к труду, а не к войне… Разве что вы?..

Его лицо озарилось неожиданной догадкой. Торрена молча кивнул в ответ на его немой вопрос.

— Тогда я и мои товарищи готовы идти с вами! — торжественно произнёс молодой дружинник, гордо поднимая твёрдый подбородок.

— Не боитесь смерти? — лукаво прищурился Артур Порта.

— Нет! — уверенно мотнул головой юноша и покраснел до кончиков ушей.

— И много здесь найдётся таких, как вы? — поинтересовался я.

— Думаю, немало.

— Это хорошо, — одобрил Юлий Торрена.

Оказалось, что бургомистр со своей семьёй живёт в том же здании, где располагался и городской Совет, на втором этаже в двух небольших комнатках с крохотной кухней и окнами, выходившими в уютный сад за низкой каменной оградой.

Чэнь Хао немало удивился нашему неожиданному визиту, но был приветлив и гостеприимен.

— Спасибо, Анару, что проводил этих людей, — поблагодарил он нашего провожатого. — Думаю, теперь ты можешь вернуться к исполнению своих обязанностей.

Молодой дружинник попрощался с нами и ушёл. Чэнь Хао сложил на животе руки и выжидательно посмотрел на нас.

— Итак. Чем могу быть вам полезен?

Он был не очень высокого роста, слегка полноват. Широкое лицо его, с глубокими складками около губ, морщинами на лбу и вдумчивым взглядом зеленоватых глаз под припухшими веками, походило больше на лицо старого университетского профессора, чем на лицо важного сановника.

— Хотелось бы обсудить с вами ряд вопросов, касающихся наших общих интересов и судеб гивейского народа, — начал Юлий Торрена.

— Ого! Какой серьёзный разговор! — сдержанно усмехнулся Чэнь Хао. — Может быть, чаю с дороги? — любезно предложил он.

— Если это не затруднит вас, — вежливо кивнул Торрена.

— Ну, что вы! Какие трудности? Мы всегда рады добрым гостям! Цю! — позвал он. — Выйди к нам, пожалуйста!

В соседней комнате послышалась негромкая возня и раздались шаркающие шаги.

— Это моя жена, Цю Хао, — пояснил бургомистр, подходя к добротному круглому столу, стоявшему возле окна. В движениях его тоже просматривалась сдержанная неторопливость и даже кошачья вкрадчивость.

В комнату вошла уже не молодая женщина с глубокой проседью в густых волосах, собранных на затылке в тугой пучок, и живым огоньком, светившимся в узких глазах.

— Дорогая! У нас гости с Земли. Приготовь нам, пожалуйста, чаю, — попросил Чэнь Хао и повернулся к нам. — Вы пьёте с молоком?

— На ваше усмотрение, — наклонил голову Юлий Торрена.

— Тогда с молоком! — улыбнулся Чэнь Хао. — Признаться, люблю такое сочетание.

Он снова посмотрел на жену.

— С молоком, дорогая!

Женщина ушла на кухню.

— Присаживайтесь! — любезно предложил Чэнь Хао, опускаясь на стул с высокой спинкой.

Мы расселись вокруг стола на таких же старинных стульях.

— Так что вы говорили о судьбах гивейского народа? — напомнил Чэнь Хао, переводя взгляд с меня на Торрену, а затем на Артура Порта.

— Их пора менять к лучшему, — твёрдо сказал Юлий.

— Это да, — вздохнул бургомистр и посмотрел в окно. — Вот только как это теперь сделать?

— Необходимо установление справедливых законов, которые бы защищали достоинство и жизнь людей, — вступил в разговор я. — Законы, опирающиеся на общественное мнение и ведущие к истинному общественному самоуправлению — без вождей, без царей и тиранов, узурпировавших власть во все времена.

— Вы предлагаете открыто вступить в борьбу с властью Чой Чо Рена? — прямо спросил Чэнь Хао. — Пойти на него войной?

— Вы правильно поняли наши намерения, — подтвердил я. — Хотя мы уже давно вступили в эту борьбу.

— Я знаю, что ваш Камал приложил много сил, проводя здесь просветительскую работу, — задумчиво произнёс Чэнь Хао. — Но я не слышал, чтобы он стремился к войне.

— Камал — это я!

Бургомистр посмотрел на меня с лёгким недоумением.

— Так вот вы какой? Тогда позвольте выразить вам моё почтение!

Мы обменялись крепкими рукопожатиями.

— Вы правы, раньше я не стремился к большой войне с режимом Чой Чо Рена. Но сейчас ситуация изменилась. По нашим данным, ваш вождь сам готовится к такой войне и вскоре может отправить свои войска сюда, на Южный материк, чтобы положить конец всем свободным территориям. Под его удар попадём не только мы, но и ваша республика в том числе.

Чой Чо Рену совсем не нужны ростки свободомыслия и неповиновения его воле, чудом сумевшие прорасти на этой планете. Поэтому он будет стремиться сделать всё, чтобы уничтожить их, уничтожить полностью и как можно скорее. Сейчас у него для этого недостаточно сил и средств. Его армия пока слаба. Но мы знаем, что богачи Севера готовы вложить большие средства в оснащение этой армии, сделав её максимально боеспособной.

Ведь Чой Чо Рен — всего лишь верхушка пирамиды, в основании которой стоит прослойка людей, сумевших за годы революции нажиться на беде народа, не только сохранив, но и преумножив свои прежние богатства. Именно их интересы защищает ваш вождь, топя в крови и унижении свой народ.

Чень Хао согласно закивал в ответ на мои слова.

— И вот пока его армия слаба, мы должны нанести Чой Чо Рену упреждающий удар, — продолжал я. — Такой удар, который заставит его поверить в нашу силу. Ведь мы пока что тоже слабы, слабы своей разобщённостью. Нанеся же поражение армии Чой Чо Рена, мы покажем и всем остальным нашу силу и побудим их к объединению под общими знамёнами. Это и будет началом пути к объединению всей планеты, к разрастанию отдельных мелких коммун до размеров всеобщего бесклассового мира, основанного на социальной справедливости и вере в людей.

— Я всегда считал, что противодействовать открыто силе врага не очень разумно в нашем положении, — размеренно произнёс Чэнь Хао, когда я закончил. — Разумнее ослаблять его опору постепенно. Если знаешь себя, а противника нет, один раз победить можно. В другой раз потеряешь много. Без опасности для себя можно сражаться лишь с противником, которого знаешь.

— А вы не знаете, с кем должны сражаться? — Торрена пристально посмотрел ему в глаза. — Вопрос в другом: знаете ли вы себя, уверены ли в своих силах, в своей решимости что-то изменить на этой планете? Если не знаешь ни себя, ни противника, всякий раз будешь терпеть поражение. Если знаешь противника и себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет.

— Но сможем ли мы победить? — засомневался Чэнь Хао. — Хватит ли у нас сил?

— Побеждают, когда умеют пользоваться и большими и малыми силами, — сказал я. — Непобедимость заключена в себе самом, а вот возможность победы в противнике. Когда он обороняется, значит, есть в чём-то недостаток. Тот, кто хочет обороняться, прячется в глубины преисподней, тот, кто хорошо нападает, действует с высоты небес. Когда поднимают лёгкое пёрышко, это не считается большой силой. Когда видят солнце и луну — это не острое зрение, а услышать раскаты грома не означает иметь тонкий слух. Хорошо сражается лишь тот, кто стоит на почве невозможности своего поражения и помнит о возможности поражения противника!

— Вы убедительны, — печально улыбнулся Чэнь Хао. — Поймите меня правильно. Мне не хотелось бы напрасно рисковать жизнями людей, доверившихся мне.

— Речь не идёт о принуждении, — покачал головой Артур Порта. — Люди должны идти на битву осознанно и по доброй воле. Поговорите с ними, расскажите о том, о чём мы беседовали с вами. Только выбирайте самых надёжных и обученных. Наши планы не должны стать известны нашему врагу. Помните об этом!

— Хорошо, — после некоторого раздумья, кивнул Чэнь Хао.

В комнату снова вошла его жена, неся на подносе чашки с чаем.

— А вот и наш чай! — обрадовался бургомистр. — Угощайтесь!

Чай действительно оказался вкусным, с лёгким оттенком ванили. Я пил его маленькими глотками, исподволь наблюдая за Чэнь Хао, который погрузился в глубокие раздумья, подолгу держа свою чашку около рта. Похоже, мы действительно нашли здесь союзника.

 

Глава шестая Обнажённый клинок

С каждым днём в Тяньгун прибывали всё новые бойцы, откликаясь на брошенный нами зов. Подготовка к предстоящему сражению за Южную столицу теперь шла полным ходом. Привезённые Девом генераторы защитного поля были установлены инженерами на тяжёлые бронемашины, которым предстояло идти впереди нашего наступления, защищая передовые отряды от пуль и снарядов. Этот авангард первым завяжет сражение и прикроет развёртывание главных сил для битвы.

Большое здание старого завода на окраине города было превращено нами в место для сборки излучателей и плазменных зарядов к ним, а также боевых экзоскелетов для командиров отрядов, которые поведут людей в сражение. Здесь же изготавливалась и защитная броня для наших бойцов — лёгкие антиинерционные жилеты шились из сверхпрочного волокна, по составу аналогичного обычной паутине. Ведь паутина — самое прочное природное волокно — давно применялась в промышленных технологиях на Земле. С помощью генной инженерии гены пауков вводились тутовым шелкопрядам, которые плели удивительные волокна, которые использовали для изготовления искусственных сухожилий и мышечных волокон. Но как оказалось, волокно, сотканное из таких нитей, было просто незаменимо и в изготовлении высокопрочной военной амуниции.

Его соединяли с плечевыми и нагрудными накладками из молекулярно перестроенного титана — тонкими и эластичными, как человеческая кожа, но не пробиваемыми для пуль и осколков. Такие жилеты делали солдат практически неуязвимым и позволяли активно маневрировать на поле боя без излишнего физического напряжения. Для нашей небольшой армии, состоявшей из простых людей, а не профессиональных военных, подобная амуниция была настоящей находкой.

Все необходимые материалы нам посчастливилось обнаружить на одном из складов в столице «Прибрежной республики». Оказывается, туда их завезли с Земли ещё два десятка лет назад в качестве помощи народной власти и оснащения сотрудников ОЗАР. Наш новый знакомый, бургомистр Чень Хао сообщил нам об этом и любезно предложил забрать все запасы себе, прекрасно понимая важность подобной находки в сложившихся обстоятельствах.

Давно заброшенные цеха вновь ожили, и в них закипела неустанная работа. Все имевшиеся у нас гравипланы были переоборудованы в боевые: на них установили выносные системы огня и усилили мощность отражательных полей.

Но главной нашей силой, конечно же, были люди. Со всех концов Гивеи не один год стекались к нам опальные земляне, среди которых были не только инженеры или учителя, но и бывшие сотрудники Охранных Систем Земли. Все эти люди оказались здесь, как и я, по зову своего сердца, и именно они составили теперь ударный костяк нашей небольшой армии — армии, которой предстояло большое сражение.

Делясь своим опытом и знаниями, мои товарищи обучали военному делу гивейцев, многие из которых впервые видели боевое оружие. В степи за городом для этих целей был оборудован специальный полигон, на котором денно и нощно проводились стрельбы и тактические учения. Основной задачей была отработка слаженных действий в бою. Необходимо было приучить людей к беспрекословному подчинению приказам своих командиров. Без этого на успех наступления рассчитывать было нельзя. Нам нужен был легко управляемый отлаженный механизм и усилия наши оказались не напрасными. К исходу третьей недели наши добровольцы превратились в четыре тысячи достаточно дисциплинированных, нацеленных на выполнение общей цели бойцов, уверенно державших в руках своё оружие.

— Ты же понимаешь, в сражении важен дух солдат, которые желают сражаться вопреки опасности, — говорил я Деву, когда мы проходили по полигону, наблюдая за обучением новобранцев.

— Да, только желание это должно быть искренним, — согласился он.

— Безусловно! Те, кто сражается за правое дело, обязательно победят, в отличие от тех, кто не готов сражаться. Поэтому-то нам и удалось так легко распространить своё влияние здесь, на Южном материке!

— Меня смущает лишь одно — вправе ли мы распоряжаться жизнями всех этих людей? — Дев с сомнением посмотрел на меня. — Ведь они не солдаты, Максим!

— Эта битва может стоить жизни каждому из нас, — нахмурился я. — Если они идут за нами по доброй воле, значит это их личный выбор, как и наш с тобой. Ведь мы тоже оказались здесь, не случайно, хотя с самого начала эта война была чужой для всех для нас.

— Что ж, спорить с тобой не буду, — мотнул головой Дев. — Возможности большинства на этой планете определяются системой, установленной одним человеком. Пожалуй, мы — земляне — первые, кто пытается вывести границы этих возможностей за пределы любой системы и дать каждому человеку почувствовать себя Человеком… За это можно и умереть!

— Ты прав! — Я положил руку на плечо друга. — Жизнь, нацеленная лишь на личное благополучие, не имеет никакой ценности. Только отдав жизнь за общее благо, понимаешь, что прожил её не зря.

Дев хотел сказать ещё что-то, но дорогу нам преградил один из командиров сводных отрядов Виктор Ордон. Сейчас он выглядел взволнованным и слегка растрёпанным из-за закатанных до локтя рукавов военной рубахи и распахнутого ворота.

— Максим! Прибыли люди из «Прибрежной республики»! — сообщил Виктор, отирая рукавом вспотевшее на жаре лицо. Его карие глаза смотрели на меня с неподдельной радостью.

— Наконец-то! — обрадовался я неожиданному известию. — Признаться, я уже начал сомневаться, что помощь от них придёт! Сколько их?

— Точно не могу сказать, — замялся Ордон. — Но не меньше пятисот! Сорок грузовиков стоят около нашего штаба.

— Хорошо. Пошли, посмотрим.

Втроём мы направились к штабу, который располагался неподалёку от заброшенного завода в одном из производственных помещений. Вскоре отсюда Торрена, Порта и Сабуро начнут руководить всей наступательной операцией, поддерживая связь с командирами сводных отрядов, которые будут отвечать за взаимодействие всех наших сил на поле боя.

Несколько десятков «жуков» зависнут над местом сражения, передавая в командный пункт ход битвы в режиме реального времени. Это позволит оперативно вносить необходимые коррективы в наступление наших отрядов. Те же роботы-разведчики создадут для нас мобильную сеть радиосвязи, через которую будут отдаваться все приказы командирам.

Ещё издалека я увидел десятки людей в зелёной рабочей униформе, неуклюже выпрыгивавших из кургузых грузовиков и неуверенно выстраивавшихся около здания штаба. Юркий молодой человек в рабочем комбинезоне с жёлтой повязкой на рукаве и капитанскими нашивками на плечах расхаживал перед ними, время от времени выкрикивая отрывистые команды. Вихрастая голова молодого командира была покрыта кепкой, изломанной на манер военной фуражки, которую он то и дело сдвигал на затылок, но она непокорно снова сползала ему на глаза.

Я окликнул командира дружинников «Прибрежной республики» и махнул ему рукой, подзывая к нам. Он приблизился бодрым шагом и неумело отдал честь, приложив пальцы к козырьку своей кепки.

— Вы здесь старший? — спросил я его.

— Так точно! Я — Сайго Райтаро, капитан добровольческой дружины «Прибрежной республики»! — представился молодой человек. — Чэнь Хао направил нас для оказания вам военной помощи!

Весь его вид сейчас выражал радостную мальчишескую гордость, которую он, должно быть, испытывал от осознания собственной значимости для революционного дела. Он был на вид совсем ещё юн и неопытен, но старался держаться уверенно и важно, чем вызвал мою улыбку. Мне почему-то вспомнилось, что я был в его годы почти таким же, и это заставило меня проникнуться к молодому капитану симпатией.

— Вы прибыли вовремя, — кивнул я, проходя вперёд и осматривая вновь прибывших бойцов. — Все с оружием?

— Так точно!

— Сколько вас?

— Восемьсот человек! — так же бодро отрапортовал Сайго Райтаро. — Все обучены и готовы сражаться!

— Это хорошо, — похвалил я. — Время нас поджимает. Капитан! Постройте своих людей. Я хочу поговорить с ними.

— Разумеется, — снова козырнул молодой доброволец и, повернувшись к своим товарищам, срывающимся фальцетом крикнул: — Всем строиться! Быстро!

Повинуясь его приказу, люди, уже успевшие рассесться на земле на отдых, стали торопливо подниматься и становиться в нестройные шеренги. Когда все, наконец, построились, я вышел вперёд и оглядел ряды дружинников.

— Я - Камал, — обратился я к ним. — Рядом со мной наши командиры: Дев Рошан и Виктор Ордон. Теперь они и ваши командиры! Для начала хочу сказать вам три вещи. Первое: теперь я единственный для вас, кто командует всеми повстанческими силами в этом регионе планеты! Второе: мы требуем от всех, и от вас, в том числе, суровой дисциплины и беспрекословного подчинения приказам назначенных вам командиров. Я не хочу проиграть эту войну из-за отсутствия дисциплины в ваших рядах! И третье: предстоящий бой будет для всех нас нелёгким и, возможно, не единственным в ближайшее время. Поэтому те, кто не готов жертвовать собой ради своего народа, может положить на землю оружие и выйти из строя. Сделайте это сейчас, потому что больше выбора не будет. Нужно быть честными перед собой и перед своими товарищами с самого начала.

Я внимательно осмотрел ряды дружинников. Немного встревоженные лица людей были обращены ко мне в напряжённом внимании. Но никто не осмелился покинуть своего места, никто не дрогнул от моих слов.

— Прекрасно! Рад, что мы друг друга поняли, — одобрил я. — Я хочу увидеть в вас настоящих мужчин, готовых идти до конца. Тех, кто вернётся домой только после общей победы. Некоторые из вас могут думать, что мы здесь собрались просто так. Нет. Мы на войне и поэтому вам нужно быть солдатами. Это главное! Нам необходимо быть единым целым. Скажу вам вот ещё что: никто из вас не должен бросать раненного товарища на поле боя! Если кто-то оставит где-то своё оружие, то вернётся за ним. Без оружия вы беспомощны в бою и бесполезны для нашего дела. Это всем понятно?

В ответ на мои слова люди понимающе закивали головами.

— Я хочу сказать вам ещё кое-что, чтобы вы меня полностью понимали. Мы уважаем право на жизнь каждого человека. Наш враг — правительственная армия Чой Чо Рена и каратели его верного пса Мурамасы Иайто. Мы не воюем с простыми горожанами или крестьянами и рыбаками. Поэтому никому из вас не позволено трогать их имущество, или их самих, или их семьи! Если кто-то осмелится сделать это, он будет изгнан из наших рядов. Всем понятно? Наказание за предательство, если оно повлечёт за собой страдания других людей — смерть!

Мои последние слова произвели должное впечатление на слушателей — лица добровольцев из «Прибрежной республики» помрачнели, но никто из них снова не осмелился возразить мне.

— Если всем всё понятно, тогда с сегодняшнего дня все вы поступаете под командование Виктора Ордона. Всем вам выдадут отличительные красные повязки, необходимые в бою вместо тех, что у вас сейчас. Отличительные знаки должны быть у всех одинаковыми. Так же вы получите продовольственный паёк на три дня. А теперь вольно и всем отдыхать с дороги! — закончил я.

— Разрешите обратиться? — поспешно приблизился к нам Сайго Райтаро, снова неуклюже козыряя.

— Обращайтесь, — благосклонно кивнул я.

— Вы всё правильно говорили про мародёрство, — волнуясь, начал молодой капитан. — Такое недопустимо даже на войне! Но разве горожане помогают вам в вашей борьбе?

— У нас не должно быть конфликтов с жителями столицы! — отрезал я. — Хотя мы и идём разными путями. Они так же, как и мы, сражаются против режима Чой Чо Рена, но только при помощи протестов и забастовок. Мы же будем биться с ним при помощи оружия. Наш путь более короткий и действенный. Но, несмотря на это, нас с этими людьми объединяет наш общий враг.

— Нет, это вы сражаетесь, а они ведут переговоры с режимом! — горячо возразил Сайго Райтаро.

— Не судите их так строго, — с укором покачал головой Дев. — Их путь тоже имеет право на существование. К тому же у них много последователей по всей планете и это нельзя сбрасывать со счетов. Нельзя идти против народа! Вы-то сами, почему решили прийти сюда?

Мой друг с интересом посмотрел на молодого человека.

— Меня ищет ОЗАР за организацию протестов в северной столице, — смело ответил доброволец, гордо подняв голову. — Мне некуда было идти, потому я и перебрался в «Прибрежную республику». Но их коммуна ведёт слишком осторожную политику в надежде, что когда-нибудь всё само собой образуется на этой планете и жизнь вернётся в прежнее русло. Я в это не верю! Да и жизнь наших отцов и дедов меня не привлекает. Что хорошего было у них? Ничего! Нам нужно строить свою жизнь по-другому, по-новому! Вот почему я хочу пойти с вами на Линь-Шуй. Я уверен, что вы можете принести на Гивею нечто иное, отличное от всего, что мы и наши родители знали раньше. Поэтому я не намерен отсиживаться в стороне, когда вокруг разгорается пламя новой революции! Я хочу быть в её первых рядах!

— И много среди вас таких же? — поинтересовался Дев.

— Много! — уверенно мотнул головой Сайго Райтаро.

— Вы мне нравитесь, Сайго! — улыбнулся я ему. — Я даже готов взять вас с собой для выполнения особо важного задания. Что скажите на это?

Молодой капитан невольно вытянулся во весь свой небольшой рост, взволнованно блестя загоревшимися радостью глазами. Щёки его от волнения покрылись пунцовыми пятнами.

— Почту за честь, командир Камал! — по-солдатски выпалил он, снова козыряя и лихо, пристукивая каблуками.

— Можешь называть меня просто Камал, — снисходительно разрешил я. — Ладно, Сайго!

Я положил руку ему на плечо.

— Пока отдыхай. Когда придёт время, мы найдём тебя в лагере.

— Слушаюсь! — снова козырнул молодой капитан и, развернувшись на каблуках, бодро зашагал прочь.

Проводив его взглядом, Дев посмотрел на меня.

— Что будем делать?

— Думаю, теперь нужно вплотную заняться подготовкой к операции по захвату горной КОРАСС.

Я повернулся к другу.

— Найди Стояна и Гвоздя. Возьми ещё пять человек — самых смышлёных и обученных.

— А нашего нового знакомого? — Дев кивнул в сторону удаляющегося Сайго Райтаро.

— И его тоже. Только пока никому ничего не говори: ни куда идём, ни зачем! Подготовь всё необходимое: снаряжение, боеприпасы, оружие и обязательно микрорации для связи! Заряды ВПС уже собраны?

— Да. Вчера закончили сборку последнего.

— Прекрасно! Тогда забирайте их, и будьте наготове. Я поговорю с Торреной, обсужу с ним детали операции. Потом найду Артура Ларсона. Узнаю готов ли он. А послезавтра мы вылетим на место.

— Идёт, — согласно кивнул Дев и попрощавшись, направился в лагерь.

Торрену я застал в штабе. Вместе с Тадеушем Сабуро они сосредоточенно изучали карту окрестностей южной столицы. Оба обменивались негромкими репликами и выглядели уставшими и хмурыми.

При моём появлении Юлий поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Спросил:

— Что? Прибыло пополнение?

Я утвердительно кивнул в ответ.

— Из «Прибрежной республики»? — задал вопрос Тадеуш Сабуро.

— Да, — снова кивнул я.

Оба моих товарища переглянулись.

— И сколько их? — спросил Юлий.

— Восемьсот человек.

— Неплохо, — одобрительно покачал головой Тадеуш.

— Что думаешь делать? — спокойно спросил Торрена, выпрямляясь.

— Пора вступать в бой! — отозвался я.

Юлий бросил беглый взгляд на висевшую в воздухе карту. Сказал серьёзно и печально:

— Да, пора. Оттягивать дольше нельзя, иначе кто-нибудь может проболтаться о наших планах, и тогда мы потеряем главное преимущество — неожиданность. Так, когда будем выступать?

Он пристально посмотрел на меня.

— Через четыре дня, — твёрдо сказал я. — Послезавтра мы отправимся в горы — я и Дев. На двух гравипланах. Возьмём с собой небольшую группу и вторую, для прикрытия.

Я подошёл к столу, над которым мерцала карта. Лёгким движением развернул проекцию и добавил увеличения в нужном месте.

— Сядем вот здесь, в предгорье, в квадрате пятьдесят семь. Мы с Девом двинемся на север, в горы. Вторая же группа вернётся назад и будет ждать нас в двадцати километрах южнее. Вот здесь, — показал я место на карте.

— Думаю, будут проблемы со связью, — отозвался Тадеуш Сабуро, с сомнением качая головой. — Здесь кругом горы, да к тому же лес! Как нам тогда согласовать свои действия?

Он задумчиво почесал правую бровь и проницательно посмотрел на меня.

— Для этого и нужен второй гравиплан. Как только мы закончим со спутником, один из нас спустится по восточному склону — он более крутой, но путь здесь значительно короче — и доберётся до второй группы. Они и сообщат вам о начале наступления.

— А если со спутником ничего не получится? — с сомненьем спросил Торрена. Он наморщил в раздумье лоб и потёр твёрдый подбородок.

— В этом случае мы запустим метеотронные заряды. Тогда вы и без радиосообщения поймёте, когда выдвигаться на исходные позиции для наступления. Две трети наших сил нужно направить в обход, на левый фланг их обороны, чтобы отрезать её от города. Остальные двинуться во фронтальную атаку здесь, ближе к горам Кирокава.

— Это понятно, — серьёзно сказал Тадеуш Сабуро. — А почему ты не хочешь высадиться тут, прямо на площадке около станции? К чему такие сложности с двумя группами?

— Так нельзя, — возразил я. — Нам важна скрытность нашей операции. Мы не можем до конца быть уверенными в том, что эта станция до сих пор не охраняется. А если там действительно есть охрана, то она, наверняка, имеет связь со столичным гарнизоном. Напади мы на них открыто, охранники смогут успеть сообщить о нас, как только мы «свалимся» на них с неба. К ним прибудет подкрепление, мы вынуждены будем ввязаться в бой, и потеряем время и людей, поставив под угрозу срыва всю операцию. Если же мы подойдём к станции скрытно, со стороны гор и леса, откуда нас никто не ждёт, у нас будет возможность изучить обстановку и больше шансов быстро обезвредить охрану, не привлекая к себе лишнего внимания.

— Что ж, толково! — похвалил меня Тадеуш Сабуро.

— Тогда так и поступим, — подытожил Юлий Торрена. — Желаю вам удачи, и берегите себя!

* * *

Чёрные базальтовые уступы, уположенные каменными осыпями — голые и безжизненные — постепенно переходили в поросшие густым лесом невысокие хребты, с вершин которых, стелясь над верхушками деревьев, спускались вниз белёсые туманы. Казалось, что само небо стекает на склоны гор, тая на жарком солнце, и превращается в бурные водные потоки в неглубоком сумрачном ущелье.

Толстые замшелые стволы деревьев тянулись к низкому небу, карабкаясь по широкой спине горы, усыпанной огромными, вросшими в почву валунами. Сочные стебли высокой травы и густой подлесок из колючих кустов, усыпанных мелкими бирюзовыми соцветиями, затрудняли наше передвижение вверх по склону. Растянувшись длинной цепочкой, мы упорно карабкались вверх, не обращая внимания на жару и жажду.

Я и Дев шли впереди, взяв на себя обязанности авангарда нашего небольшого отряда. Стоян с Гвоздём с автоматами наперевес, обливаясь потом, карабкались по камням вслед за нами, таща на себе метеотронные заряды. Время от времени я оглядывался назад и видел, как среди кустарника мелькают их тяжёлые рюкзаки. За ними следом, метрах в двадцати взбирался на гору Артур Ларсон, неся с собой алюминиевый чемоданчик дешифратора и перекинутый через правое плечо автомат. Хотя инженер и не хотел брать с собой оружие, убеждая меня в том, что у него в нашем походе чисто техническое предназначение, я настоял на том, чтобы он, как и остальные, был вооружён. Трудно было предвидеть, как обернуться для нас обстоятельства, поэтому каждый боец был у нас на счету. Замыкал нашу растянувшуюся по склону горы колонну молодой капитан добровольческой дружины Сайго Райтаро, которому я доверил роль радиста и арьергарда нашего отряда.

Бросив в очередной раз взгляд назад, на уставших товарищей, я остановился около потрескавшегося на солнце валуна, покрытого ржавыми проплешинами сухого мха, и сверился с данными курсового навигатора. Крохотный экран, вмонтированный в широкий эластичный браслет на моём левом запястье, спроецировал походную карту, замерцавшую зеленоватыми контурами окружающего рельефа. До цели оставалось меньше километра строго на север. Я поднял голову и бросил взгляд на вершину горы, по которой мы карабкались. Густой полог леса заметно редел там, отмечая начало открытой площадки, на которой, должна была располагаться та самая метеостанция.

Необходимо было передохнуть перед последним броском к вершине, сделать короткий привал. Я спрятал навигатор под защитную накладку рукава и нажал кнопку вызова своей микрорации. Микрофон её крепился прямо на моей шее.

— Дев! Остановись! Спускайся ко мне. Сделаем небольшой привал… Остальные меня слышат? Поднимайтесь на отметку полторы тысячи. Ждём всех здесь. Всё, конец связи!

Я отключил рацию и огляделся. Невысокие деревья с развесистыми кронами в десятке метров от меня расступались в стороны, образуя уютную полянку, на которой не было ни камней, ни колючего кустарника. Трава там была не такой высокой и жёсткой, как на остальном склоне. Отличное место для отдыха!

Я отстегнул магнитные защёлки защитного жилета, снял и бросил его под дерево. Автомат прислонил к стволу. Расстегнул ремень с обоймами и излучателем, положил его на траву рядом с защитным жилетом. Оставил только кобуру с пистолетом на правом бедре. Освободившись от оружия, я уселся в прохладной тени, прислонившись к шершавому стволу и поджидая своих товарищей.

Ноги гудели от долгой ходьбы по камням. Пот струился по лбу и шее, стекая за ворот рубахи. Я отёр рукавом лицо и услышал, как сверху шуршат камни, осыпающиеся под чьими-то тяжёлыми ногами. Через минуту, спустившийся с горы, Дев появился передо мной. Он тоже сбросил с себя оружие и амуницию и уселся рядом, разминая уставшие ноги.

Спустя некоторое время на поляну вышли наши товарищи-старатели. Оба выглядели утомлёнными. Рубахи на их спинах промокли насквозь от пота. Стоян тяжело опустился на траву под ближайшим деревом и жадно припал к своей фляге с водой.

Некоторое время я наблюдал за тем, как при каждом новом глотке ходит вверх-вниз кадык на его горле. Тонкие струйки воды стекали по его подбородку и загорелой шее на бугристую грудь в распахнутом вороте выгоревшей рубахи.

Гвоздь старался держаться бодро: пил воду из фляги небольшими глотками и с продолжительными перерывами. Глаза его светились обычной весёлостью на загорелом лице. Мы встретились с ним взглядами, и он устало улыбнулся мне.

— Давненько я не ходил в такие походы! Почитай, с самой школы!

— Что? Тяжело? Справитесь? — спросил я его и взглянул на Стояна.

— А то! — усмехнулся тот и громко хмыкнул, отирая рукавом губы и закручивая флягу с водой. — Ты за нас не переживай, Максим! Мы люди бывалые. Не молодые, правда, уже. Но силёнки-то ещё есть! О-го-го, сколько!

Он похлопал себя по крепким плечам и весело подмигнул мне. Лицо его, лоснящееся от пота, стало хитровато-лукавым.

— Это хорошо, — удовлетворённо кивнул я. — Вы мне нужны полные сил. Без вас я буду, как без рук!

Я посмотрел на Дева. Тот согласно кивнул и, сняв флягу с ремня, сделал несколько глотков. Протянул флягу мне. На поляну вышли мрачный Артур Ларсон, а вслед за ним появился и запыхавшийся Сайго Райтаро.

Помочив горло водой, я вопросительно посмотрел на инженера.

— Как ты?

— Тяжеловато по такой жаре да в горы! — признался он, усаживаясь в тень под крону дерева и ставя в ногах свой заветный чемоданчик. — Климат здесь, конечно, отвратительный! Не располагает к пешим подъёмам на такую высоту. Внизу, на равнине хотя бы воздух был сухой. А здесь такая влажность, что дышать просто невозможно при таких физических нагрузках! На мне одежду можно смело выжимать!

— Это от того, что сейчас дождливый сезон, да и океан близко. На этой высоте в горах почти субтропики. Ничего. Наверху полегче будет и значительно прохладнее. Осталось совсем немного — семьсот метров до вершины. Потерпите.

Я подбадривающее улыбнулся ему и посмотрел на нашего гостя из «Прибрежной республики».

— Ну, а вы как, капитан? Держитесь?

— Я в полном порядке! — заверил он, склонившись вперёд, опершись руками о колени и переводя дух.

— Тяжело она даётся — борьба за справедливость, за народ? — беззлобно усмехнулся Гвоздь, глядя на молодого дружинника сквозь весёлый прищур припухших от недосыпания век.

— Борьба никогда не бывает лёгкой, — серьёзно ответил тот, усаживаясь на примятую траву и заботливо обнимая свой автомат. — Но трудности закаляют настоящих бойцов!

— А ты настоящий боец, капитан? — спросил Стоян, с интересом поглядывая на него.

— Думаю, да, — уверенно мотнул головой Сайго Райтаро. — Жаль, что не многие, как я, готовы мириться с трудностями и лишениями ради борьбы за счастье народа.

— Ну, это ты брось! — отмахнулся Гвоздь. — Дай людям оружие, да растолкуй хорошенько, что к чему, любой пойдёт воевать за счастье для своих детей! Вот, к примеру, возьми нас! А, Стоян? Я прав?

Гвоздь посмотрел на своего товарища.

— Верно, говоришь! Самую суть! — согласно кивнул тот.

— К сожалению, это не так, — устало покачал головой Сайго Райтаро. — Даже если вы вооружите большую часть населения Гивеи, не все смогут воевать. Это же очевидно! Я думаю, что люди не хотят присоединяться к вам, потому что знают, что могут умереть, — убеждённо сказал он.

— Это понятно. Умирать никому не охота, — хмуро согласился Стоян. — Кто-то считает, что можно вернуться домой и спокойно доживать свои дни. Кому-то этого достаточно — поесть, поспать, девок потискать. Но кто-то же должен воевать за будущее! Ты-то сам чего взялся за оружие? Смерти, не боишься что ли? Храбрый такой?

Старатель насмешливо посмотрел на молодого добровольца.

— Да нет, я не герой. Но я и не глупец, — пожал плечами молодой человек. — Я с детства работал и уже тогда хотел изменить этот мир, положить конец несправедливости. А когда вырос, то понял, что нужно браться за оружие, потому что никто не поможет нам, кроме нас самих.

— А чем ты по жизни занимался? — спросил его Гвоздь. — Ну, до того, как стал таким идейным?

— Я учился, но школу так и не закончил, — охотно начал рассказывать Сайго Райтаро. — После трудился на земле, ещё развозил молоко. Потом работал механиком два или три года… А ещё я подрабатывал волшебником в цирке, — скромно добавил он.

— В цирке? Волшебником? — недоверчиво покосился на него Стоян. — Сколько ж тебе лет будет?

— Двадцать, — смело ответил Сайго.

— Ну, ты парень даёшь! — рассмеялся старатель. — Волшебник!

— А сам-то ты откуда будешь? — поинтересовался Гвоздь.

— Моя мать отсюда, с юга. А отец приехал с Северного материка. Когда он встретил маму, то жил на ферме землевладельца Чжан Фэя. Тот дал ему землю, чтобы родители выращивали на ней юми. Они должны были обрабатывать землю, сажать семена и отдавать Чжан Фэю треть своего урожая. Однажды Чжан Фэй решил выгнать нас со своей земли. Когда отец узнал об этом, он пришёл к нему и сказал: «Я уйду, если ты хочешь. Но ты должен заплатить мне за четыре года, когда я работал на тебя». И знаете, сколько Чжан Фэй заплатил отцу за четыре года работы? Сто биджей! Мой старик получил сто биджей за четыре года!

Сайго Райтаро оглядел присутствующих и горько усмехнулся.

— Да, твой отец получил сущие гроши за свою работу, — понимающе закивал Гвоздь.

— Что ж, таковы были правила — кто хозяин, тот и назначает цену, — философски заметил Стоян. — Правила всегда устанавливают те, у кого есть деньги или власть. А ты вынужден подчиняться им или умирать с голода и в нищете.

— Правила нужно создавать самим, а не подчиняться чужим правилам, — спокойно заметил я, наблюдая за их разговором. — Если необходимо, то нужно воевать за свои законные права с оружием в руках.

— Разве мы можем спасти весь мир? — засомневался Гвоздь. — Мне думается, Камал, ты замахиваешься на слишком многое.

— Есть разные виды войны. Наша война — справедливая война! Если хотите, это освободительная война от ваших поработителей. Только в этой войне нельзя полагаться на одну силу оружия. Нужно всегда верить в свои силы и тогда вы победите любого врага! Вот так вот.

Я посмотрел ему в глаза и поднялся на ноги.

— Ну, что отдохнули? Тогда в путь! Скоро начнёт темнеть, а нам ещё нужно преодолеть самый трудный участок пути.

Люди неохотно поднялись с земли, недружелюбно поглядывая на вершину горы.

С наступлением сумерек подул холодный ветер, нагнавший с востока стада лохматых облаков, сквозь которые уже начали проглядывать первые звёзды. Температура воздуха значительно упала, и идти стало легче. Теперь мы двигались плотной цепочкой, помогая друг другу карабкаться на серые каменные глыбы, торчавшие повсюду. Деревья совсем поредели и жались к скальным ярусам, походя на высохших, скрученных хворями старцев. Зато корявый колючий кустарник разросся здесь вдоволь, оплетая каменные уступы и преграждая дорогу не хуже ограды из колючей ленты, с которой мы столкнулись у самой вершины. Она тянулась вдоль склона в обе стороны от тропы, по которой мы шли, и терялась в ночи где-то среди камней и деревьев.

Я вместе с Девом взобрался на высокий плоский камень, нависавший над тропой. Видимо, когда-то он был срезан на вершине и затем сброшен вниз за ненадобностью. Отсюда открывался прекрасный вид на спрямлённую стараниями людей вершину, где располагалась метеорологическая станция. Вооружившись биноклями-термографами, мы принялись изучать местность впереди за оградой.

В зеленоватом поле окуляров отчётливо просматривалось округлое приземистое здание станции со сплошным остеклением стен и крышей похожей на перевёрнутую плоскую чашу. Оно прилепилось, словно ласточкино гнездо, на склоне горы над самым обрывом, опираясь на фундамент, сложенный из массивных неотёсанных камней. На приподнятой квадратной площадке в центре крыши на фоне звёзд вырисовывалась какая-то толстая цилиндрическая труба, торчавшая точно воткнутое в неё гигантское копьё.

За зданием станции, широко расставив коленчатые стальные ноги, возвышалась пирамидальная навигационная башня. На её усечённой вершине покоилось, похожее на тарелку, основание смотровой площадки и поста управления, который тоже был застеклён по периметру и накрыт чашеобразной крышей. На её плоской вершине был виден ограждающий барьер из металлических трубок, за которым топорщились приборные стойки и какие-то решётчатые конструкции.

Чуть поодаль от этой вышки располагалась обширная плоская площадка, скорее всего, предназначенная для посадки гравипланов. За ней я заметил несколько прямоугольных металлических боксов и ещё одну площадку, поменьше, на которой стояли две пусковые установки для запуска метеорологических ракет. Они представляли собой нацеленные в небо под небольшим углом вышки ферменной конструкции со спиральными направляющими. В стороне от них я даже разглядел стеллажи с ракетами, выкрашенными в жёлтый цвет. Ещё дальше, на самом краю обрыва возвышалась другая башня — круглая и каменная. На вершине её в сером свете взошедшей луны поблёскивал серебристый купол небольшой обсерватории.

— Что думаешь?

Дев опустил бинокль и посмотрел на меня.

— Вроде бы, всё чисто… Ни одного огонька… В инфракрасном диапазоне тоже никого не видно… — медленно произнёс я, продолжая изучать территорию станции в свой прибор. Оторвавшись от окуляров, повернулся к другу.

— До ближайшего здания сто шестьдесят метров. Одним броском мы с тобой успеем секунд за двадцать…

— Полминуты, не меньше, — покачал головой Дев и посмотрел на свои ноги. — После такого подъёма, мышцы просто одеревенели. Извини.

— Хорошо. Полминуты. Добираемся до главного здания. Всё тщательно осматриваем. Если там никого, значит, станция заброшена.

— А если они просто спят? — спросил Дев.

— Тогда вырубаем их электрошоковыми пулями. Перезаряжай оружие! Не хочу пока никого здесь убивать.

— Да.

Мы съехали с камня вниз, где притаившись за стволами деревьев, нас ожидали остальные.

— Ребята! Вы останетесь здесь, для прикрытия, — сообщил я им. — В случае тревоги, вы успеете отойти ко второй группе и привести сюда подмогу. Всем всё понятно?

Я осмотрел тёмные лица старателей. Взглянул на нашего инженера. Он кивнул.

— Ясно.

— А можно мне с вами? — вызвался Сайго Райтаро.

— Сиди здесь, с остальными! На тебе наша связь! — погрозил я ему пальцем.

— Понятно, — вздохнул доброволец и понуро опустил голову.

— Дев! Режь проволоку!

Я подтолкнул друга к ограде, на ходу меняя обойму в своём пистолете. Дев закинул за спину автомат и достал нож. Проржавевшая лента поддавалась с трудом, но нам всё-таки удалось проделать в заграждении отверстие, достаточное для того, чтобы в него пролез взрослый человек.

Пробравшись сквозь него на территорию станции, мы с Девом быстрыми перебежками двинулись к своей цели, держа оружие наготове и внимательно озираясь по сторонам. У главного здания станции мы остановились, не встретив по пути ни души. Я попытался заглянуть в тёмные окна, но ничего не увидел там. Дев, ушедший чуть вперёд, сделал мне призывный знак рукой. Я быстро приблизился к нему.

— Двери заперты! — сообщил он шёпотом.

Сейчас и я увидел, что сквозь массивные ручки продета цепь, замкнутая тяжёлым замком. Сомнений больше не оставалось — на станции никого нет кроме нас.

— Что будем делать? — так же шёпотом спросил Дев.

— А что ты шепчешь? — удивился я.

— Так, по привычке, — развёл руками он.

— Где-то здесь должна быть КОРАСС, откуда управляли спутниками! — нетерпеливо воскликнул я, оглядываясь по сторонам.

— Может она здесь? — Дев кивнул на двери, перед которыми мы стояли.

— Не похоже. Сам что ли не видишь? Всё вокруг действительно напоминает обычную метеостанцию!

— А там? — Дев указал на пирамидальную башню в отдалении.

— Вряд ли, — с сомнением покачал головой я. — Это тоже обычная навигационная башня. А вот обсерватория здесь неспроста! Зачем она на метеостанции? Но, чтобы наблюдать за положением спутников, без неё не обойтись! Значит, связь с космосом у этого места всё же есть!

— Связь есть, а вот КОРАСС я, хоть убей, не вижу! — проворчал Дев.

— Постой-ка! — перебил я его. — А это что такое?

Только сейчас я заметил чуть ниже по склону, метрах в двадцати от нас две торчащие над поверхностью горы подпорные стенки.

— Идём!

Я направился в ту сторону, чувствуя невольное волнение. Между выложенных из камня стенок вглубь горы опускался узкий тёмный пандус.

— Что? Что там такое? — нетерпеливо спросил Дев, выглядывая из-за моей спины.

Я посветил фонарём и увидел в конце короткого спуска металлическую дверь.

— Зови остальных! Мы нашли её! — обрадовано сообщил я другу.

Дев быстро выпрямился и включил свою микрорацию.

— Всем, всем! Двигайтесь к нам! Мы у нашей цели!

Спустя несколько минут в ночи послышалось топанье тяжёлых ног. Запыхавшиеся и взволнованные, наши товарищи остановились подле нас.

— Что? Что тут у вас такое? — с интересом спросил Стоян, осторожно заглядывая в тёмный подземный проход.

— Вход в волшебную пещеру с сокровищами! — пошутил Дев, радостно улыбаясь.

— Скажешь тоже — «волшебную пещеру»! — выпрямился Стоян, оценив его шутку, и глаза старателя заискрились возбуждённым весельем.

— Это здесь? — взволнованно поинтересовался Артур Ларсон. — Там вход в КОРАСС?

— Да, — утвердительно кивнул я и повернулся к остальным. — Вот что! Мы втроём спустимся вниз. А вы: Стоян, Гвоздь и Сайго останетесь здесь. Будите охранять вход и наблюдать за периметром. В случае опасности поднимайте тревогу. Ясно?

— Чего уж тут не ясного? — устало проворчал Гвоздь, усаживаясь на выступающие из земли камни.

— Хорошо. Пошли ребята!

Дверь внизу оказалась крепко запертой. Когда-то внутрь можно было попасть, только открыв электронный замок, но сейчас он не работал. Правда, у нас с собой был универсальный ключ от всех замков и дверей. Я снял с ремня на поясе излучатель и, добавив мощности, направил его на стальные створки. Раздался мощный хлопок. Темноту озарила ослепительная вспышка огня, и в воздухе запахло горелым железом. В туже секунду тяжёлая дверь с грохотом рухнула на каменный пол подземного коридора.

Мы включили фонари и двинулись дальше. Через десяток метров нас ждала ещё одна дверь, которую мы открыли тем же способом, что и первую. За дверью располагалось небольшое помещение доверху забитое аккумуляторами. Здесь же находился распределительный энергетический щит.

Дев включил подачу электричества, и на потолке низкого арочного коридора загорелись длинные продолговатые лампы, светившие мутным жёлтым светом. Оказалось, что коридор полого уходит ещё дальше вглубь скалы. Нам пришлось пройти не меньше полусотни метров, пока, наконец, мы не оказались в просторном овальном помещении.

В центре его размещался широкий подковообразный пульт с несколькими экранами визиофонной связи и мониторами следящей аппаратуры. Ряды кнопок и всевозможных тумблеров на нём были покрыты толстым слоем пыли. Два больших обзорных экрана свисали прямо за пультом с низкого каменного потолка, и, видимо, предназначались для вывода всей необходимой информации от работающей вычислительной техники, а так же карт и снимков из космоса.

Вдоль стен помещения стояли высокие металлические шкафы с аппаратурой, походившие на молчаливых стражей — всеми забытых и уснувших на своём неизменном посту под слоем пыли.

Оглядевшись, Артур Ларсон решительно подошёл к пульту и положил на него свой чемоданчик.

— Что ж, посмотрим, как у них здесь всё работает! — деловито сказал инженер, сосредоточенно осматривая запылённые панели и мониторы.

— Работает ли? — Дев с сомнением посмотрел на него.

— Если есть энергия, должно работать, — улыбнулся Ларсон.

Он щёлкнул несколькими тумблерами на выпуклом щитке в дальнем конце пульта и шкафы вдоль стен неожиданно ожили, засветились сотнями горящих жёлтым пламенем глазков; в узких шкалах нервно забегали алые трепетные цифры. Помещение наполнилось приглушённым низким рокотом включившихся охладителей мощных серверов ФВМ. Проснулись и шкалы на приборах пульта, забегали перебежки разноцветных огней, оповещая о готовности тех или иных систем навигации и связи.

— Ну, вот, кажется, всё работает! — с улыбкой сообщил наш инженер, продолжая манипулировать клавишами на пульте.

В проснувшихся мониторах побежали бесконечные строки каких-то цифр и наборы непонятных знаков и вместе с ними вспыхнули тонкие прозрачные экраны, свисавшие с потолка помещения. На одном из них появилось изображение какой-то эмблемы — зеленоватый шар планеты, окутанный светящимся белым ореолом и опоясанный надписью: «Левиафан».

— О! Я знаю это название! — обрадовался я, чувствуя, как волнение охватывает меня. — Это секретная программа Сообщества по выводу в открытый космос сверхмощного излучателя нового поколения! Значит, мы не ошиблись и пришли сюда не зря!

Я посмотрел на Дева. Он тоже выглядел взволнованным.

— Получается, мы близки к нашей цели, — напряжённо кивнул Артур Ларсон, продолжая изучать информацию на мониторах перед собой. — Посмотрим, насколько хорошо они умели охранять свои секреты.

Пальцы инженера, подобно пальцам виртуозного пианиста, замелькали над клавишами пульта управления.

— Триста тысяч страниц кодов… — пробурчал он себе под нос, почёсывая белёсую голову и хмуря брови. — Неплохо!

— Это займёт какое-то время, — сообщил он через минуту, поворачиваясь к нам. — Придётся повозиться… Хотя гарантировать ничего не могу.

Ларсон пододвинул к себе ближайший стул и, опустившись на него, углубился в изучение цифровых сообщений на мониторах.

Я повернулся к Деву.

— Оставайся здесь. А я поднимусь наверх и осмотрю пусковые установки. Если вдруг придётся ими воспользоваться, нужно быть уверенным в их исправности. Как только что-то прояснится, сразу же зови меня.

— Хорошо, — согласно кивнул Дев.

Снаружи было всё по-прежнему — тихо и спокойно. Это спокойствие разливалось внизу под горой в едва колыхающейся громаде океана, омывавшей далёкий невидимый горизонт. Этим извечным спокойствием дышал надо мной звёздный полог, раскинувшийся над тёмными водами. Даже огни близкой столицы, светившейся на западе тусклым заревом, казались мне сейчас мерцающим в ночи костром, около которого тебе будет тепло и уютно. Ничто не предвещало предстоящей грозной бури, и погружённый в это зыбкое спокойствие мир тихо дремал под равнодушными звёздами.

Стоян и Гвоздь в обнимку с автоматами сидели на камнях перед входом в подземный бункер. Оба тревожно озирались по сторонам, напряжённо всматриваясь в темноту на границе леса и защитного забора из колючей ленты. Нашего молодого капитана-добровольца нигде не было видно.

— А где Сайго? — спросил я, оглядываясь по сторонам.

— Он пошёл туда. — Стоян махнул рукой в сторону каменной башни обсерватории. — Любопытный мальчонка! Всё-то ему интересно, что здесь к чему! И не боится ведь ничего, чертяка!

Старатель по-доброму усмехнулся, мотая головой.

— Иди, приведи его, — обратился я к Гвоздю. — Нечего здесь шататься без дела! Мало ли чего там ещё натворит.

— Спокойно же всё кругом! — удивился Стоян.

— Не нравится мне это спокойствие.

— Иди, Гвоздь, приведи нашего «волшебника»!

— Я мигом, Максим! — сорвался с места тот и трусцой побежал к темнеющей на фоне звёзд башне.

— Ну, а мы с тобой осмотрим пусковые установки, — сообщил я Стояну. — И заряды с собой захвати.

— Угу! — мотнул головой старатель, взваливая на себя тяжёлые рюкзаки.

В это время за нашими спинами раздался приглушённый металлический скрежет. Я быстро обернулся и увидел, как на крыше станции медленно поднимается та самая цилиндрическая труба, назначение которой оставалось для меня загадкой. Её телескопические штанги выдвигались вверх, словно растение, тянущееся к небу. Вот последнее колено этой неведомой конструкции неожиданно развернулось наподобие веера сетчатыми сегментами и сомкнулось «соцветием» чёрного железного «цветка».

«Антенна! — обрадовался я. — Это же антенна для дальней связи!».

Ракет оказалось не так много — всего четыре. Но и этого нам было предостаточно. Я осмотрел две из них. Тонкие сигарообразные корпуса с аэродинамическими стабилизаторами по бокам и на хвосте выглядели совсем как новые. Разгонные блоки были исправны и заряжены топливом. А вот с головной частью ракет предстояло поработать.

Я вынул нож и быстро выкрутил винты, крепившие защитный колпак. Снял его и положил на землю. Под колпаком находились контейнеры с аппаратурой, которая нам сейчас была совсем не нужна. Я извлёк их оттуда и повернулся к Стояну.

— Давай свой рюкзак!

Старатель бережно поставил свою ношу к моим ногам. Я осторожно достал из рюкзака тяжёлый плотно запаянный цилиндр зеленоватого металла с блестящими золотом язычками контактов вдоль нижнего сферического раструба. Соединил их с разгонным блоком и так же осторожно закрепил метеотронный заряд в головной части ракеты. Затем прикрутил назад защитный колпак. Теперь одна ракета была готова к запуску.

В темноте послышались торопливые шаги, глухо ступавшие по бетонной площадке. Я обернулся и увидел запыхавшегося Гвоздя и раскрасневшегося от волнения Сайго Райтаро.

— Ну, и что там интересного в этой обсерватории? — строго спросил я.

— Так… особо ничего. Всё закрыто.

Молодой человек виновато потупил взор, разглядывая носки своих пыльных ботинок.

— Сайго! Хочу тебе напомнить, что мы здесь — одна команда! От нашей сплочённости и слаженности наших действий зависит успех всей операции. Если кто-то из нас будет, не подчиняясь приказам, поступать необдуманно, как ему захочется, он может поставить под угрозу жизни остальных. Тебе это понятно?

— Да.

— Тогда больше без моего разрешения никаких действий! Ни шагу без моего приказа! Так получилось, что я здесь главный. Если это кого-то напрягает…

— Извините меня, — поднял голову молодой капитан, и взгляд его сделался молящим. — Больше такое не повторится. Честное слово!

— Надеюсь, — кивнул я. — А теперь помогите нам перенести эту ракету к стартовой установке.

Вчетвером мы сняли тяжёлую пятиметровую ракету со стеллажа и отнесли её к ближайшему пусковому станку, где при помощи механического подъёмника установили в стартовое положение. Затем повторили те же операции и со второй ракетой, снарядив её метеотронным зарядом. Когда и вторая ракета заняла своё место на пусковой установке, я оставил двоих старателей охранять их, а сам вместе с капитаном добровольцев направился к навигационной вышке.

Мы поднялись наверх по винтовой лестнице и остановились около запертых дверей. Здесь должен был располагаться пост управления всем оборудованием, установленным на метеорологической станции. Не долго думая, я достал свой излучатель и срезал цепь и висевший на двери замок. Затем мы с Сайго вошли внутрь. В помещении было темно и тихо. В мутном свете луны за окнами угадывались очертания каких-то предметов и столов. Нащупав справа от входа на распределительном щитке рубильник, я включил его. Вспыхнул неяркий белый свет, и мы смогли осмотреться.

Внутри находился широкий пульт, занимавший почти половину округлой комнаты. Он очень походил на пульт в подземном бункере, только здесь не было больших экранов на потолке. Судя по всему, к этому пульту сходилась вся информация, получаемая от установленных снаружи приборов. Их экраны занимали всё пространство приборной панели. И приборов здесь было немало: соляриметры, барографы, аквинометры, гигрометры, гелиографы, лидары и даже погодный радар, который, скорее всего, был установлен прямо на крыше навигационной вышки. Кроме того, несколько столов с массивными самописцами стояли прямо вдоль высоких окон.

— Итак, посмотрим, как тут всё устроено!

Я подошёл к пульту и щёлкнул несколькими тумблерами на приборной панели. Вспыхнули экраны и ожили мониторы. Я внимательно осмотрел показания, появившиеся на них. Запуск всей системы требовал какого-то времени. Кажется, эту станцию давно не использовали по её прямому назначению.

— Для запуска ракет нам необходимы данные по текущему состоянию атмосферы — температура, давление и плотность, — между делом объяснял я своему спутнику цель нашего визита сюда. — Это позволит рассчитать нужную баллистическую траекторию.

— А как мы это сделаем? — осторожно спросил Сайго Райтаро, опасливо поглядывая на обилие экранов и шкал на управляющем пульте.

— Это не так сложно. Если отсюда метеорологические ракеты запускались и раньше, то в ФВМ обязательно должна быть заложена программа численного интегрирования дифференциальных уравнений движения снаряда в стандартной атмосфере. Без специальных таблиц нельзя осуществлять никакие запуски. Нам нужно будет лишь ввести реальные параметры атмосферы, чтобы скорректировать стандартные значения. Для этого необходимы барометрические данные с установленных здесь приборов. Если, конечно, они работают и всё здесь не ради маскировки подземной КОРАСС…

Я пробежался пальцами по клавиатуре, отыскивая необходимые данные.

— Ага! Вот! Оказывается, всё работает. Значит, что мы имеем: давление воздуха на среднем уровне океана семьсот двадцать единиц шкалы. Это при температуре в двадцать два градуса. Так, понятно… Плотность воздуха у поверхности воды чуть больше килограмма на кубический метр… Замечательно! Введём эти данные в программу…

Я выпрямился и бросил взгляд на стоявшего рядом добровольца. Он смотрел на меня с нескрываемым восторгом. Похоже, сейчас в его глазах я выглядел каким-то выдающимся учёным, объяснения которого он с трудом понимает.

— А зачем это всё? — наконец, осмелился спросить молодой капитан.

— Нам необходимо разогреть участок атмосферы над океаном ниже верхней границы образования кучевых облаков, где температура воздуха будет составлять примерно плюс шесть градусов. Температура атмосферы уменьшается по вертикали с увеличением высоты на семь градусов на каждый километр. Значит, высота апогея нашей ракеты, где должен произойти взрыв метеотронных зарядов должна составлять… — Я взглянул на ближайший монитор. — Две тысячи метров над уровнем океана! Теперь введём координаты нашей станции и координаты предполагаемой точки взрыва, чтобы машина смогла просчитать нужные параметры дуги эллипса для запуска наших ракет…

Сверившись с данными полевого курсографа на своей руке, я ввёл необходимые значения и запустил программу вычислений.

— Вот! И последнее: введём в память высотомера нужное значение… Теперь всё готово к пуску.

Бросив взгляд вниз, за прозрачную стену, я увидел, как две пусковые установки одновременно послушно развернулись в нужную сторону и изменили угол наклона стартовых направляющих.

— Извините, Камал! — робко позвал меня Сайго Райтаро. — Но я так и не понял, что нам всё это даст? К чему запускать эти ракеты?

Я приобнял молодого человека за плечи, подводя его к окну, за которым расстилался бескрайний океан и светился в ночи далёкий город.

— Понимаешь, Сайго. Эти ракеты выведут на нужную высоту специальные заряды высокотемпературной плазмы. Мы принесли их с собой. Сгустки этой плазмы в атмосфере спровоцируют определённые изменения, которые породят один или несколько мощных смерчей. И эти смерчи позволят нам разрушить оборонительные укрепления вокруг столицы. Вон она, видишь? Каратели, охраняющие её, даже не догадываются, что у нас есть такая возможность. Но она у нас, к счастью, есть. Так мы сможем спасти очень, очень много жизней наших с тобой товарищей, которые этой ночью пойдут в наступление на Линь-Шуй. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул юноша. — Значит, вы можете по своему желанию управлять смерчами? — Глаза его округлились от изумления, и в них появился благоговейный ужас.

— Отчасти. Если честно, то мы достоверно, не знаем, сработает ли наша затея. Ведь мы давно ни с кем не воевали. Но я надеюсь, что теория всё же нас не подведёт.

Молодой капитан в ответ на мои слова нервно сглотнул слюну. Наверное, в горле у него от волнения пересохло. Чтобы подбодрить его, я снова подвёл добровольца к пульту и строго сказал, пристально глядя ему в глаза:

— Так вот, Сайго! Теперь твоя первостепенная задача по моему сигналу, по моей команде — и только по моей команде! — нажать вот эту вот красную кнопку на пульте. Ты понял меня? Сайго?

Молодой доброволец растерянно закивал головой, заворожено глядя мне в глаза. Я слегка встряхнул его за плечи.

— Сайго! Ты меня понял?

— Так точно! — выкрикнул он, машинально вытягиваясь по струнке. — Вы отдаёте приказ — я нажимаю кнопку!

— Хорошо. Садись здесь и жди. Если нам удастся активизировать спутник, то никакие ракеты не понадобятся. Тебе не нужно будет ничего нажимать. Не выключай рацию и слушай радио!

— Да, я понял, — взволнованно кивнул молодой капитан, усаживаясь на стул возле пульта и кладя автомат себе на колени.

Я оставил его и спустился вниз, где меня поджидали старатели.

— Пошли!

Мы вернулись к поземному бункеру. Я оставил Стояна и Гвоздя около входа, а сам спустился вниз.

Озабоченное выражение лица Артура Ларсона мне сразу же не понравилось.

— Как у вас дела?

— Мы не сможем взломать их систему, — устало покачал головой инженер. На столе перед ним лежал раскрытый чемоданчик с дешифратором. На выдвинутой прозрачной панели экрана беспрерывно мелькали столбцы каких-то цифр.

— Единственное, что мне удалось, это активизировать передающую антенну.

— Да, я это видел.

— Но связаться со спутником не получится.

— Ты уверен?

— Здесь четыре составляющих кода, — объяснил Ларсон. — Их нужно вводить одновременно. Эти коды имеют по шесть знаков из десяти возможных — это миллионы комбинаций! Для такой системы шифрования должны быть предусмотрены специальные генераторы. Возможно даже, они располагаются в разных местах, а эта станция лишь одно из звеньев в этой цепи управления… Скорее всего, так и есть. Нам не хватит ни мощности, ни времени, чтобы перенастроить спутник.

— Почему?

— Потому что при ошибочном вводе одного из паролей, система автоматически перестраивается, меняя коды доступа. Это я теперь знаю точно.

Инженер отёр рукавом вспотевший лоб и бессильно опустил руки.

— Если существует такая сложная система шифрования, и она состоит из нескольких звеньев, значит, где-то должен существовать единый центр управления, — вслух подумал я. — Войдя в систему и допустив ошибку при вводе пароля, могли мы привлечь к себе внимание тех, кто отслеживает систему в этом центре управления?

Я внимательно посмотрел на Ларсона.

— Вполне, — закивал головой тот. — Если существуют каналы связи, идущее от этой станции, то они обязательно где-то сходятся.

— Значит, в скором времени мы можем ожидать здесь незваных гостей?

Я бросил взгляд на часы.

— Времени больше нет! До рассвета осталось всего три часа. Нужно запускать ракеты!

Я ринулся к выходу.

— Постой, Максим! — вслед за мной бросился Дев.

Он нагнал меня уже снаружи и остановил, дёрнув за плечо.

— Что ты намерен делать?

— Будем запускать метеотронные заряды! Разве ты не понял? Время уходит.

— Но там люди — мирные жители! Целые кварталы! Мы не сможем управлять смерчем, ты же знаешь! Погибнут тысячи! — воскликнул Дев.

— А вот там, на равнине пять тысяч наших товарищей по оружию — бывших крестьян, рабочих, рыбаков, которые поверили нам, решившись идти в бой за наши с тобой идеалы! И против них семь с лишним тысяч хорошо обученных и вооружённых головорезов, не знающих сострадания и жалости! Ты готов пожертвовать жизнями наших людей? А? Я не готов, потому что тогда мы проиграем эту битву, даже не начав её! А я пришёл сюда за победой! В ней наше прощение и искупление перед этой планетой!

— Нельзя получить прощения и искупления за одни ошибки и преступления, совершая другие, ещё большие злодеяния! — выкрикнул Дев. — Опомнись! Ты же хотел дать им нового вождя: справедливого и праведного, дарующего жизни, а не сеющего смерть! Что с тобой, Максим? Я не позволю тебе разрушить всё, что мы сделали здесь общими усилиями!

Он решительно встал у меня на пути, преграждая дорогу к пусковым установкам.

— Опомнись ты! Что такое происходит с тобой? — крикнул я другу. — Ты сам всегда мечтал, что выполнишь свой долг, даже если погибнешь при этом! Откуда теперь в тебе эти сантименты? Борьба за новое не может быть бескровной! Если не мы, то завтра они уничтожат нас без всякой жалости и сострадания. На войне жертвы неизбежны! Почему жертвовать должны только мы?

— Так нельзя! — твёрдо сказал Дев, опустив голову и стоя на моём пути, как скала.

— Отойди! — процедил я сквозь зубы. — Дев, ты мне друг, но это не остановит меня! Не заставляй меня забыть о нашей дружбе!

— Я всегда выполнял твою волю, Максим, — спокойно промолвил он, глядя на меня исподлобья. — Но только не в этот раз!

— Максим! Дев! Что с вами, ребята? — опасливо окликнул нас Стоян, не понимая, что происходит. — О чём вы спорите? Сейчас не время для ссор!

— Стойте там и не вмешивайтесь! — холодно отрезал я, предупредительно подняв руку, и оба старателя попятились под моим взглядом.

— И как ты всё объяснишь им? — спросил Дев, кивая в их сторону. — Потом, когда уже ничего нельзя будет исправить.

— Никак. Мы и так слишком долго втолковывали им прописные истины о добре и зле. Я пожертвовал самым дорогим для себя — женой и сыном — ради их спасения от зла. Чего же больше? А что отдали все они за свою свободу?.. Что они готовы отдать ради неё? Чем готовы пожертвовать, чтобы изменить этот мир и измениться самим?.. И ты будешь, говорит мне про жертвы?!

— На наших руках будет кровь невинных! Нельзя насильно делать людей счастливыми!

Дев рассёк воздух между нами решительным жестом.

— Можно! Только насилием! Если они хотят вечно жить в страхе и унижении, то пускай лучше боятся нашей силы! Может быть, так они, наконец, поймут, что это зло им же во благо. Не мы с тобой начали эту войну! Сколько наших братьев полегло в этой земле? Помнишь? И миллионы загубленных жизней гивейцев не на нашей с тобой совести!

— Так пускай так и остаётся! Навсегда! — твёрдо сказал Дев. — Лучше погибнуть самим, чем нарушить Закон!

— Только не сегодня! Наши законы здесь не действительны! — Я покачал головой и хлёстко ударил друга кулаком в челюсть.

Не ожидавший подобного, Дев рухнул на землю, выронив из рук оружие. Не теряя больше времени, я включил рацию и прокричал:

— Сайго! Нажимай кнопку! Слышишь меня? Жми её!

В ту же минуту одна из ракет стремительно взвилась в небо, оставляя за собой огненно-дымный след. За ней устремилась в небо и вторая, укрыв стартовую площадку клубами пыли и едкого дыма.

Стоян и Гвоздь тревожно наблюдали за полётом ракет. Лица старателей совсем перекосились от страха, когда над океаном высоко в небе вспыхнул огромный огненный шар, словно, кто-то зажёг там второе солнце. Следом за ним, чуть в стороне засверкал ещё один плазменный сгусток. Эти два «солнца» озарили мертвенным белым светом поднявшиеся над морской равниной высокие волны, а через несколько мгновений небо над океаном потемнело, сгустилось плотными чёрными тучами, скрывшими звёзды и луну. И тотчас тяжёлая стена дождя обрушилась на берег, затопляя улицы спящей столицы.

Я заворожено наблюдал за тем, как из чёрных туч, разрастаясь с каждой секундой, спускается к воде громадная белая воронка, при виде которой в груди у меня растёкся тревожный холодок. Навстречу этой чудовищной воронке с поверхности океана начал подниматься каскад бурлящей воды, который через мгновение уже охватил нижнюю часть воронки. Ураганный ветер ударил с боку, снося страшный разрушительный смерч, ставший одним целым с грозовым облаком, на набережные южной столицы, ломая стены домов, круша парапеты мостов и арки аллей.

Пройдя по касательной, этот смерч медленно двинулся в сторону окраинных кварталов, испуская из своего тела тонны воды и вздымая в воздух тучи обломков и пыли. А вслед за первой воронкой уже вытянулась и расширилась вторая, чуть поменьше. Она завертелась бешеным волчком совсем близко от береговой линии и кинулась на город голодным хищным зверем, разметая в стороны то, что не смог разрушить первый смерч.

Ураганный ветер теперь добрался и до вершины горы, на которой стояли мы. Он гнул деревья на её склонах, едва не вырывая их с корнями.

И тут над взлохмаченными кронами деревьев в свете далёкого зарева я увидел поднимающийся откуда-то снизу, из-под скалы одинокий гравиплан. Он завис над смотровой площадкой, и я отчётливо различил за стеклом кабины людей в жёлтой форме карателей. Два излучателя, прикреплённые на специальных шасси по бокам каплевидного корпуса, сейчас были угрожающе нацелены на меня и моих товарищей. У меня больше не оставалось никаких сомнений в том, что произойдёт в следующую минуту.

— В укрытие! Все в укрытие! — закричал я старателям, сам бросаясь к Деву, уже пришедшему в себя, и помогая ему подняться на ноги.

Стоян с Гвоздём кинулись назад, к пандусу, ведшему в подземный бункер, на ходу передёргивая затворы своего оружия. И в ту же секунду хлёсткий свистящий звук разрезал воздух совсем рядом от нас. Обжигающая струя огня ударила в скальную породу, превращая камни под моими ногами в раскалённые добела угли. Дев, не устояв на ногах, снова упал, таща за собой и меня. Падая, я выронил свой излучатель, но всё же успел перевернуться на спину и выхватить из кобуры пистолет.

Но выпущенные мной пули не достигли своей цели — гравиплан оказался защищённым отражательным полем, и лишь яркие искры разрывались вокруг него. Пули старателей, открывших из своего укрытия беспорядочный огонь, тоже не могли поразить наших врагов.

Расстреляв всю обойму, я откатился в сторону, поспешно перезаряжая оружие. Дев в десятке метров от меня, встав на одно колено, прицельно расстреливал нависающего сверху врага из своего автомата, словно хотел найти брешь в его защите. Когда патроны в обойме закончились, он отбросил в сторону бесполезное оружие и выхватил пистолет, продолжая отчаянные попытки найти слабое место в защитном поле.

Гравиплан с карателями завертелся на месте, стремясь накрыть огнём излучателей сразу всех своих противников. Уходя от убийственных огненных стрел, я катался по земле, ища защиту среди валявшихся повсюду валунов, но они плавились под неумолимым огнём, словно, восковые свечи.

В пылу боя, я совсем забыл про Сайго Райтаро, оставшегося в навигационной башне. А он помнил о нас: разбив окна поста управления, молодой капитан открыл отчаянную стрельбу по незваному гостю. Длинные очереди из его автомата свистящими огненными росчерками сыпались на юркую машину, висевшую в воздухе.

Быстро сообразив, что по ним стреляют ещё из одной огневой точки, каратели развернули гравиплан и выпустили по навигационной башне убийственный залп сразу из двух излучателей. Воздух наполнили звуки лопающегося стекла и глухие разрывы. Пламя на мгновение озарило ночь, слепящим шаром накрыло башню, не оставляя никакой надежды на спасение моему молодому товарищу.

— Нет! — в отчаянии выкрикнул я, вскакивая на ноги и расстреливая очередную обойму по неуязвимому для пуль аппарату. Как я сейчас жалел, что в руках у меня не смертоносный излучатель!

И вдруг ослепительный огненный шар взорвался прямо у меня под ногами. Невероятная сила подбросила меня в воздух и швырнула на кроны ближайших деревьев, толпившихся на краю обрыва. Обжигающая боль ударила в лицо, и я не смог сдержаться от крика, перешедшего в глухой хрип. Последнее, что я увидел — луч излучателя лижет землю под ногами у моего друга. В следующее мгновение Дев исчез в облаке белёсого дыма и жёлтого огня.

Моё падение под обрыв было стремительным и страшным. Броня защитного жилета не могла сдержать множественных ударов о толстые ветви деревьев и острые камни. С каждым новым ударом страшная боль пронзала моё тело, сковывала мышцы и волю к сопротивлению ей.

Наконец, я упал в белые кипящие буруны, несущиеся с вершины горы, выточившие ступеньки в твёрдой гранитной толще. Каскад ступенчато низвергающейся воды понёс меня по ревущему потоку, плюща о тёмные камни. Окружающий мир погрузился в мутную тёмную воду, и через мгновение моё сознание погасло, как угасшие надо мной звёзды.

 

Г

лава седьмая

С

кованная вера

Сознание вернулось неожиданно, как от резкого толчка, выбросившего меня на берег пылающей огненной реки, в которой я барахтался не знаю сколько времени. Я с трудом открыл глаза, но темнота, пышущая жаром, не отступила. На лице лежало что-то прохладное и влажное. Я поднял руку, чтобы убрать это и услышал приглушённый шорох совсем рядом с собой.

— Кто здесь?!

Ответа не последовало. Я сорвал с лица мокрую тряпку и порывисто сел на своём ложе. В глазах снова потемнело, на этот раз от нестерпимой боли. Всё тело пронзили тысячи раскаленных кинжалов. Я едва сдержался, чтобы не закричать. Лицо горело и казалось чужим, как будто это была деревянная маска, а не моя живая плоть. Моя правая нога, словно, превратилась в камень. Я с изумлением взглянул на неё и увидел некое подобие бандажа из полос грубой ткани и тонких деревянных палочек, туго перетягивавших моё бедро.

Оказалось, что я нахожусь в тесной комнатке с неровным деревянным полом, часть которой была отгорожена простой занавеской. Справа у стены стоял стол, грубо сколоченный из струганных досок и пара таких же лавок. На стене висели полки с металлической посудой. Под ними стояла примитивная плита для приготовления пищи.

Небольшое окно у входа было прикрыто деревянными жалюзи, зато сама дверь была распахнута настежь и из неё лился призрачный красный свет, делавший всю обстановку какой-то нереальной, похожей на театральную декорацию или музейную экспозицию.

У двери в красном мареве стоял щуплый человек невысокого роста, словно это был ребёнок. Я не видел его лица, но чувствовал, что сейчас он с интересом разглядывает меня.

— Кто здесь? — снова спросил я, и опять мой вопрос остался без ответа.

Неожиданно я сообразил, что говорю на земном языке и меня, скорее всего, не понимают. В это время снаружи раздались чьи-то неспешные шаги, и за спиной «малыша» появилась сгорбленная тень, превратилась в худощавого мужчину неопределённого возраста с редкими волосами на непокрытой голове и узком подбородке. Он погладил «малыша» по голове, спросил его глухим голосом, в котором зазвучали заботливые отцовские нотки:

— Чего же ты испугался Джиро? Это наш гость. Он болен и его не нужно бояться.

Малыш поднял голову, посмотрел на говорившего мужчину. Кивнул.

— Я знаю, отец. Я не боюсь его совсем. Просто смотрю.

Голос у него был тонкий и хрипловатый, как у простуженного ребёнка. Он подошёл ко мне, и я, наконец, увидел, что это действительно ребёнок — мальчик лет двенадцати. На нём были короткие рваные шорты и выгоревшая на солнце майка. Тонкие чумазые ручонки и такие же босые ноги, не раз сбитые на камнях и ободранные колючками, делали его слегка забавным и каким-то беззащитным. Но не это удивило меня в нём больше всего. В первый момент меня поразило его лицо, вернее та часть его головы, которая была сплюснута с правой стороны так, что на лбу образовывалась глубокая складка или впадина. Она как бы выдавливала надбровную дугу вперёд корявым наростом, который почти закрывал правый глаз мальчика, уродуя его невинное детское личико, делая его похожим на персонажа из страшных сказок прошлого.

Джиро осторожно приблизился ко мне почти вплотную и снова принялся пристально разглядывать моё лицо. Затем осторожно поднял руку, указывая пальцем на мою щёку.

— Что? Что там такое? — спросил я, не понимая, чем вызван его интерес.

— Аюми! — громко позвал отец Джиро, проходя в дом и садясь на лавку возле стола. — Аюми! Он пришёл в себя. Наконец-то!

Отец Джиро взглянул на меня и сокрушённо покачал головой. Неожиданно занавеска за моей спиной распахнулась и из-за неё порывисто появилась невысокая девушка, выглядевшая усталой и заспанной. Собрав с лица растрёпанные волосы и поправив помятую короткую блузку, открывавшую её плоский загорелый живот, она быстро взглянула на меня, и в глазах у неё появилось смущение.

— Это моя дочь, Аюми, — сообщил отец мальчика.

Девушка поспешно подошла к столу, промелькнув мимо меня лёгкой тенью (я уловил лишь легкий запах рыбы, исходивший от неё) и принялась торопливо искать что-то среди посуды на полках у плиты.

— Где я? — спросил я.

— Ты в Циньлио, рыбацком посёлке. Мы живём рядом с океаном, — сообщила Аюми, продолжая возиться с посудой. — Это мой отец, Лю Инь. Он рыбак, как и многие здесь. А это мой брат, Джиро.

Она погладила подошедшего к ней мальчика по голове, и тот крепко прижался к её бедру, продолжая с любопытством посматривать на меня.

«Так вот откуда этот запах рыбы! — догадался я. — Должно быть, здесь все так пахнут?». Спросил:

— А как я оказался здесь?

— Отец нашёл тебя в реке, когда возвращался с лова, — охотно ответила Аюми. — Тебя, наверное, принесло течением откуда-то с гор.

Я уловил некоторое напряжение в её голосе, словно, она чувствовала себя неуютно в моём присутствии. Снова спросил:

— Что со мной?

— У тебя лицо обожжено, — буднично сообщила Аюми, подходя ко мне с небольшим медным тазиком в руках. — Я делаю тебе примочки из отвара лечебной травы хэ. Она помогает заживить твои раны. Ложись. Я сделаю тебе новый компресс.

— Обожжено лицо?

Я быстро поднял руки к своему лицу, чувствуя под пальцами волнистые бугры на лбу и правой щеке. Так вот откуда эта ужасная боль!

— Зеркало… у вас есть зеркало? Я хочу посмотреть на себя.

Аюми подозвала своего брата. Тот принёс из-за занавески небольшое зеркальце, протянул его мне. Я заглянул в него не без волнения. Вся правая сторона моего лица была похожа на запекшийся кусок мяса, едва-едва затянувшейся молодой тонкой кожей.

О небо! Я с трудом узнавал самого себя. Вернул мальчику зеркало, лёг на постели. Хмуро усмехнулся:

— Ужасно выгляжу! Что же со мной произошло?

Я посмотрел на Аюми.

— Ты ничего не помнишь? — удивилась девушка, осторожно протирая мои раны смоченным в лечебном отваре куском мягкой ткани.

У неё были умелые и нежные руки. Я заметил, что она слегка поджимает пухлые губы маленького рта, словно опасается причинить мне боль. Искоса Аюми поглядывала на меня из-под упавших на лицо прядей, и всякий раз отводила взгляд.

Её нельзя было назвать красивой. Скорее милой. Высокие чёрные брови очерчивали широкий, слегка покатый лоб. Глаза у неё были пронзительно чёрные и глубокие, как речные омуты. Чуть раскосые, как у многих в южных провинциях. Она выглядела совсем юной — лет на шестнадцать-восемнадцать не больше. Наверное, поэтому лёгкий румянец смущения окрашивал её высокие скулы всякий раз, когда она невзначай касалась меня своей грудью, смело просматривавшейся в округлом вырезе её блузки.

— Кое что помню… Но смутно, — устало сказал я.

— На равнине под Линь-Шуй было большое сражение, — печально отозвался Лю Инь. — Может быть, тебя ранило там?

— Почему вы так решили? — удивился я.

— Твои вещи, — Лю Инь кивнул в тёмный угол комнаты, где я заметил сложенное на полу снаряжение и оружие. — Они похожи на вещи солдата.

— А сражение? Как оно закончилось? Вы не знаете, кто там победил?

— Точно не знаю, — пожал сухими плечами Лю Инь. — Люди говорят, там был страшный огонь с неба родивший ураганы. Они сломали много домов, и много людей погибло от них… Ещё говорят, что Линь-Шуй сейчас похож на обмелевший от зноя поток. Многие уезжают оттуда в северную столицу. Похоже, буря закончилась недобрым затишьем. Там, где бушевало пламя, улицы теперь покрыты мертвенной серостью пепла. Даже храмы покинуты жрецами! Наверное, это сами боги за что-то прогневились на нас. Только чем мы провинились перед ними я никак в толк не возьму…

Лю Инь сокрушённо покачал головой и развёл худыми руками. Аюми закончила процедуры со мной и вернулась к столу, где на лавке сидел Джиро. Теперь я начал догадываться, чем вызвал такой интерес у мальчика. Возможно, он увидел во мне товарища по несчастью, понял, что ни один он такой на свете — ни как все остальные.

Аюми снова погладила брата по голове, сказала с улыбкой:

— Иди, погуляй. Нечего тебе сидеть в доме. Интересного здесь ничего больше не будет.

Джиро неохотно сполз с лавки и, оглядываясь на меня, вышел из дома.

— Что это с ним такое? С его лицом? — осторожно поинтересовался я у Лю Иня и заметил, как тот помрачнел ещё больше. Глубокие морщины избороздили его лоб, залегли около губ.

— Родовая травма, — ответила за отца Аюми. — Отец очень любит Джиро и винит себя за его уродство. Но в этом совсем нет его вины.

— Аюми, Аюми! — снова сокрушённо покачал головой Лю Инь, стискивая на коленях узловатые пальцы.

— Да, отец! В этом нет ни чьей вины! Разве я не права? — Девушка взяла в руки тазик с примочками, быстро подошла к открытой двери и выплеснула воду прямо на улицу. — Хвать уже изводить себя! Скоро ты совсем высохнешь, как то сухое дерево возле реки!

Она вернулась на прежнее место, и её изогнутые тугим луком губы сжались в упрямой решимости.

Наступило тягостное молчание.

— И давно я здесь? — снова спросил я, пытаясь восстановить в памяти картину произошедших событий.

— Уже две луны, — сообщила Аюми. — Сегодня восьмой день шестого месяца.

— Две луны? — переспросил я, порывисто приподнимаясь на постели. — Это же больше двух месяцев!

— Да, так и есть, — спокойно пожала плечами девушка.

«Два месяца! — ужаснулся я про себя. — Так долго я лежу в бреду в каком-то рыбацком посёлке и ничего не знаю о судьбе Юли! Жива ли она?.. Если жива, то, что с нашим ребёнком? Ведь теперь он уже должен был родиться!.. Мне нужно спасать жену, а я даже не знаю, где она! И я ничего не могу поделать с этим! Я беспомощен и жалок!.. А что с моими товарищами, вступившими в бой?.. Жив ли Дев?.. Излучатель задел нас обоих, но возможно Деву удалось спастись, как и мне? Жив ли Стоян и другие?.. О небо! Как же мне быть? Что делать?».

— Вэйкурэн! — позвала меня Аюми, тревожно переглядываясь со своим отцом. — Что с тобой? Тебе снова плохо?

— Меня зовут… Моё имя Камал, — отозвался я.

Аюми задумчиво вытерла руки о подол длинной коричневой юбки. Сказала:

— Сначала ты был совсем плох. Мы даже думали: выживешь ли? У тебя было сломано много костей. Лицо обожжено. Сам видишь. Могло начаться заражение крови. Ты постоянно бредил и совсем не мог двигаться. Мы совсем не знали, что с тобой делать. Боялись, что умрёшь. Но потом из соседнего посёлка пришла тётушка Мэй. Она и помогла нам.

— Тётушка Мэй? — переспросил я.

— Да. Она собирает разные травы и лечит людей, — пояснила Аюми. — Совсем задаром. Ей нравится помогать людям. Её отвары помогли и тебе. И вот ты, наконец, пришёл в себя!

Аюми искренне улыбнулась, и лицо её на мгновение прояснилось.

— Вы правы, — печально произнёс я, — в том сражении под Линь-Шуй был и я… и я действительно чужеземец — прилетел сюда с Земли. Я не знаю, что случилось с моими друзьями… Живы ли они? И я не знаю, что с моей женой… Её похитил Крода.

— Крода? — удивился Лю Инь.

— Да. Вы слышали о нём? — встрепенулся я.

Лю Инь посмотрел на свою дочь, словно опасался говорить со мной об этом.

— Ну же, Лю! Ответьте мне! Это очень важно для меня!

— Здесь многие слышали о нём, — глухо сказал Лю Инь, опуская глаза. — Только никто тебе не скажет, где его найти. Крода появляется и исчезает, как ветер с гор — всякий раз, когда того захочет сам и где захочет…

— Значит, мне нужно уходить отсюда! Скорее!

Я попытался встать и снова стиснул зубы от обжигающей боли. Переполненный отчаянием, воскликнул:

— Неужели здесь нет больницы? Мне нужна квалифицированная медицинская помощь: биокерабиды, инъекции «конструктивных материалов», лекарства стимулирующие рост костной и мышечной тканей!

— Лекарства, чтобы срослись кости, и я мог встать на ноги, — пояснил я, видя непонимание на лицах отца и дочери.

— Больница была у нас в посёлке, — понуро опустил голову Лю Инь. — Но хагетама ещё год назад убили всех врачей. С тех пор здесь стало совсем некому лечить людей, — вздохнул он. — Только тётушка Мэй помогает нам, но она не всесильна. Ты же говоришь непонятные мне вещи.

— Хагетама? Кто это? — удивился я, всё ещё морщась от боли в ноге и правом боку.

— Это очень плохие люди! — с отвращением и гневом выпалила Аюми, и щёки её запылали. — Они приходят в наши селения, когда хотят, и забирают себе всё, что хотят — еду, женщин, скот. А тех, кто противится им, они убивают. Никого не щадят!

— Дикость какая! Почему же вы позволяете им делать это с вами? — недоумевал я. — Почему вы не объединитесь и не защитите себя от этих «хагетама»?

— Люди боятся, — печально вздохнул Лю Инь. — Они боятся теперь всего. Кому нас защищать, если даже наш староста Цао-гун ничего не может поделать с этим? Мы маленькие люди… совсем маленькие. До нас нет никому дела. Мы можем рассчитывать только на самих себя, но мы не солдаты и не воины. Мы умеем ловить рыбу или растить овощи, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи и не дать им умереть с голоду. Мы не умеем сражаться. Да, и нет ни у кого больше сил, чтобы бороться. У каждого здесь свой ад и каждый терпит его в одиночестве…

Лю Инь сокрушённо покачал седой головой.

— Но ведь такого не должно быть! — воскликнул я и твёрдо сказал: — Мне нужно поговорить с этим вашим старостой, Цао-гуном. Где его можно найти?

— Он живёт в своём доме, недалеко от храма. Только чем он поможет тебе? — удивился Лю Инь.

— Я хочу попросить его послать кого-нибудь в Шеньлун, предупредить моих друзей. Рассказать им, где я. Мне нужна помощь или хотя бы информация!

— В Шеньлун? — испугался Лю Инь. — Дорога туда лежит через земли хагетама… Нет-нет, никто не пойдёт туда, чтобы помочь чужеземцу!

Я взглянул на Аюми.

— Он говорит правду, — подтвердила девушка, скорбно сводя брови и стискивая пальцы. — Люди боятся ходить в те земли. Там нет законов. Любого там ждёт поругание или смерть. Рыбаки не станут помогать тебе даже за золото.

— У меня нет золота, — грустно усмехнулся я. — Мне даже нечего предложить вам за заботу обо мне, кроме своей благодарности.

— Как ты можешь говорить такие вещи?! — возмутилась Аюми, вскакивая со своего места. Щёки её запылали негодованием. — Разве мы заботились о тебе ради денег? Кто ты нам? Родня? Брат, сын, муж? — сверкала глазами девушка. — Но мой отец тащил тебя израненного на себе пять миль до посёлка, а я ночей не спала, залечивая твои раны!

— Прости. Я сказал глупость!

Я молитвенно сложил руки перед грудью.

— Вы хорошие люди, и я обязан вам своей жизнью. Но поймите и вы меня. Близкий мне человек сейчас находится в большой беде. Четыре месяца прошло с тех пор, как похитили мою жену, а я ничего не знаю о её судьбе! Она ждёт моей помощи, а я лежу здесь с переломанными костями, не имея возможности даже позвать на помощь своих друзей!

— Хорошо, — помолчав, сказал Лю Инь. — Я отведу тебя к Цао-гуну. Но это твоё желание, так что не обессудь, если он откажет тебе, вэйкурэн.

— Дочка, помоги мне поставить его на ноги! — обратился он к Аюми, подставляя мне своё острое плечо.

Девушка принесла с улицы самодельный костыль — корявую палку с рогатиной на конце. Лю Инь осторожно поддерживал меня с боку, пока я вставал с плетёной лежанки, служившей мне все эти месяцы постелью. В глазах у меня на мгновение потемнело, голова закружилась. Я схватил костыль из рук Аюми и крепко вцепился в него, чтобы не упасть на пол.

— Как ты? — спросила девушка, тревожно заглядывая мне в лицо.

— Нормально… сейчас… сейчас всё пройдёт. Мышцы затекли от долгого лежания, и кровь застоялась в жилах.

Я криво улыбнулся ей.

— Ты уверен, что сможешь идти? — засомневался Лю Инь, внимательно наблюдавший за мной.

— Попробую.

Приволакивая ногу, я сделал несколько неуверенных коротких шажков, отдававшихся острой болью во всём теле. Стиснув зубы, я с трудом доковылял до двери и, припав плечом к дверному косяку, выглянул наружу.

На улице было шумно и солнечно. Чумазые детишки постарше гонялись друг за другом, играя в озорные игры. Голые малыши возились в пыли на обочине, с любопытством взирая на окружающий мир и, казалось, не ведали никаких забот.

Квадратные домики с неизменными выгнутыми к небу черепичными крышами над тёмными деревянными балками сходились к пыльной площади. Там, в тени развесистого дерева стояла узкогорлая башня храма, составленная из повторяющихся прогрессивно сужающихся горизонтальных ярусов, придававших зданию приземистость. Башня была покрыта многогранным куполом, составленным из нескольких слоёв архитектурных элементов.

Когда-то белый камень храма пожелтел от времени, солнца и дождей, покрылся глубокими язвами и сколами. К воротам входа, за которыми скрывалось святилище, вела широкая лестница, на верхней площадке которой был установлен пьедестал для жертвенных приношений, усыпанный красным порошком и цветами. Рядом стояло несколько медных урн и флагшток, на котором развевался оранжевый флаг с грозной львиной мордой.

Жилые дома кое-где были огорожены невысокими оградами, сплетёнными из сухих корявых веток. Эти ограды походили на загоны для скота, но нигде не было видно никаких домашних животных. Вдоль площади на тонких шестах, крепко связанных в треножники, висели рыбацкие сети, большие, потемневшие от воды, поплавки и другие рыболовные снасти.

Смуглые женщины — в большинстве своём худые и низкорослые, с невзрачными обветренными лицами — были одеты в одинаковые серо-коричневые одежды, состоявшие из коротких блузок с рукавами и широких юбок до пят. Многие из женщин подворачивали эти юбки между ног, превращая их в свободные удобные шаровары. В таком виде селянки разделывали рыбу на шершавых досчатых столах, латали дырявые сети своих мужей, стирали одежду у колодца или возделывали землю на крохотных огородах.

В посёлке было много пожилых и совсем старых людей. Они сидели без дела в тени навесов возле своих домов или собирались небольшими группами, о чём-то беседуя и прикрываясь от солнца плётеными шляпами или плотными накидками. Сухие лица, обтянутые морщинистой кожей, сгорбленные немощные тела, цепляющиеся сухими костлявыми руками за самодельные посохи… От этих стариков ощутимо веяло безысходностью близкой смерти, которая станет для них избавлением от тяжёлой жизни, наполненной таким же безысходным страданием.

Молодых мужчин в посёлке не было видно. Наверное, в это время дня большинство из них были заняты рыбной ловлей где-то в океане. Шум его волн и солёные запахи доносились даже сюда.

Тяжело ступая, я шёл по улице к дому старосты посёлка, выделявшемуся среди остальных своими размерами и деревянными резными колоннами перед входом, на которые опирался широкий навес от солнца. Любопытные глаза смотрели на меня отовсюду, а моё появление вызывало оживлённые разговоры и жесты удивления.

Лю Инь не отходил от меня ни на шаг, готовый в любую минуту прийти мне на помощь.

— А почему в вашем посёлке совсем нет собак? — удивился я, всё ещё пытаясь приноровиться к ходьбе с костылём.

— Их давно съели, — печально объяснил Лю Инь. — Даже крыс ты здесь не найдёшь. Их тоже съели в годы большого голода, чтобы хоть как-то прокормиться… Когда еда закончилась, многие стали строить лодки. Выходили на них в океан и научились ловить рыбу. Страшно сказать, но только это и спасло нас от совсем уж ужасных вещей, которые творились в некоторых провинциях. Теперь наш улов, да ещё скудный урожай корнеплодов позволяют нам не умереть с голоду…

— Вот там, на поле мы совместно выращиваем рут и гэн, — Лю Инь указал рукой на восток, где за расступившимися домами открывалась залитая солнцем опушка леса. — Но урожай в здешних местах небогатый и его едва хватает, чтобы дотянуть до следующего. Хорошо бы возить рыбу в город и продавать там на рынке. На деньги, вырученные с продажи, можно было бы купить много другой еды, одежды и даже моторы для наших лодок! Раньше мы так и поступали, пока здесь не появились эти проклятые хагетама. Они захватили много окрестных посёлков, выгнали из своих домов людей, а кого-то просто убили… Теперь все дороги, ведущие в ближайший город и даже в столицу, проходят по их территориям, и никто не осмеливается проехать по ним. Они занимаются разбоем и насилием, и чувствуют себя здесь хозяевами…

— А правительство? — удивился я. — Неужели оно не может защитить вас? Ведь Линь-Шуй совсем рядом!

Лю Инь поднял на меня тоскливый взор и сгорбился ещё больше.

— Зачем мы им? Они сами боятся беззакония, творящегося вокруг. Окружили себя высокими стенами, отгородились от всей планеты… Будто бы эти стены и солдаты-наёмники спасут их! — печально усмехнулся рыбак. — Вот, Линь-Шуй уже пал, и никакая стена не спасла никого. Скоро и в Шаолинсеу придёт та же беда, и нашего дорого Чой Чо Рена разорвут в клочья. Если не вы это сделаете, то какие-нибудь хагетама доберутся до него. Этим ведь никакой человеческий закон не страшен, потому что они и не люди вовсе!.. Или найдётся ещё кто-то отчаянный и напористый, кто сумеет захватить здесь власть…

Лю Инь тяжело вздохнул.

— Раньше люди были другими, они были добрее, а теперь весь мир окутан мраком. Скоро останется только лечь и смиренно умереть, чтобы не видеть всего этого ужаса и не переносить всех этих унижений!

— Вы не верите в победу справедливости? — удивился я. — К чему все эти печальные мысли?

— Эх, вэйкурэн! — снова вздохнул Лю Инь, скорбно качая головой. — А где она, твоя справедливость? Разве не обещали нам её тридцать лет назад, когда повели народ под бело-синими знамёнами революции против прежней власти? И тогда полегло не мало!.. Но что это дало нам, простым гивейцам? Ничего! Ни Чой Чо Рен, ни его предшественник, старый пьяница Цин Бо, получив власть в свои руки, не сдержали данных ими обещаний. Всё разрушено, всё вокруг пришло в упадок… и ничего не изменилось на этой планете! Кто был богат, тот и остался богатым, как прежде, получив от новой власти намного больше, чем имел до революции. Богачи лишь сменили свою личину, чтобы не попасть под горячую руку новых вождей, но и эти вожди со временем сами превратилась в таких же бездушных богачей, алчущих выкачать из этой земли, из своего народа последнее! Наверное, даже сам Майкеру Горо, затеявший эту революцию по заветам легендарного Квой Сена, не думал, что всё так обернётся для народа Гивеи спустя годы…

Лю Инь остановился и тоскливо посмотрел назад, словно ища там подтверждения своих слов.

— Вы участвовали в тех событиях? — догадался я.

— Участвовал, — кивнул в ответ старый рыбак. — Даже был легко ранен в боях за Шаолинсеу. Но скоро я понял, что наши предводители не желают менять этот мир к лучшему — лучшему для народа Гивеи. Тогда я ушёл из армии и уехал в провинцию, на Южный материк, где жила моя семья… Тяжело было сознавать, что твои предчувствия с каждым днём всё больше становятся явью. Поэтому я перестал надеяться на лучшее, забыл обо всём. Посвятил себя жене и детям… Но и здесь мне не повезло. Похоже, боги за что-то гневаются на меня, только вот не пойму за что…

Лю Инь опустил глаза, потом добавил:

— Верно, сказал древний поэт:

У дома старосты в тени навеса сидели какие-то люди, в белых одеждах и оживлённо беседовали.

— Цао-гун! — Лю Инь обратился к одному из них — пожилому мужчине с седой головой и густыми белёсыми усами под тяжёлым мясистым носом.

Староста поселковой общины, восседавший на крепком резном стуле с высокой спинкой, не без интереса взглянул на Лю Иня, затем перевёл взгляд на меня. Его чёрные глаза, полу прикрытые опухшими веками, смотрели изучающее и холодно. Цао-гун был довольно тучен и, судя по всему, неповоротлив. Наверное, поэтому он носил просторную длинную рубаху на голое тело, которая совсем не сковывала движений, и свободные широкие шаровары.

— А! Это ты Лю Инь! — приветливо воскликнул староста. — Проходи, проходи к нам! Не стой там, как гость! Что привело тебя сюда в столь ранний час?

Лю Инь подошёл ближе, смиренно сложив руки и приветствуя собравшихся здесь людей.

— Достопочтенный Цао-гун! Я пришёл просить вашей помощи, — сказал он, останавливаясь подле старосты.

— Помощи? Ты же знаешь, уважаемый Лю Инь, что я мало что могу теперь, — развёл руками Цао-гун. — Разве под силу мне открыть здесь больницу или школу для твоих детей?

Он вполне искренне опечалился и покачал тяжёлой головой.

— Я знаю, что ты хочешь, чтобы твои дети получили хорошее образование. У тебя славная дочь… и сын. Но я не всесилен! Может быть, тебе перебраться на свободные территории или в столицу? Говорят, теперь там люди с Земли учат наших детей в своих школах и заботятся о больных.

Староста снова взглянул на меня, словно, последние его слова были обращены именно ко мне. Моё ухо даже уловило в его голосе лёгкую насмешку.

— Всё это так, достопочтенный Цао-гун. Но как я могу уехать отсюда? — печально развёл руками Лю Инь. — Да и не с этим я пришёл к вам сегодня.

— Чего же ты хочешь?

Цао-гун с интересом посмотрел на него.

— Мой гость… — Лю Инь обернулся ко мне. — Он был тяжело ранен. Я нашёл его на берегу реки, в сорока милях отсюда. Этот вэйкурен говорит, что попал в большую беду и хочет позвать на помощь своих друзей, так как сам ещё не здоров. Его друзья находятся сейчас в Шеньлун…

— И? — Цао-гун выжидательно посмотрел на Лю Иня.

Видя, что тот неловко переминается с ноги на ногу, я решил взять инициативу в свои руки и объяснить старосте чего хочу от него.

— Уважаемый Цао-гун! Мне необходимо дать знать о себе моим товарищам, которые, возможно, считают меня погибшим. Но я едва стою на своих ногах и не могу пойти к ним сам. Я хотел просить вас послать кого-нибудь в Шеньлун или в Линь-Шуй с весточкой от меня. Кого-то из ваших доверенных людей. Мне очень нужна ваша помощь, уважаемый Цао-гун! Мне больше не к кому обратиться здесь. Моя беременная жена попала в беду, и я должен спасти её.

— Всё это печально, вэйкурэн, но ты хочешь от меня невозможного! — снова покачал головой староста. — Как я могу помочь твоей беде, навлекая ещё большие бедствия на своих односельчан? Разве ты не знаешь, что все дороги вокруг нас находятся во власти безжалостных хагетама? Кто из нас отважится помогать тебе, рискуя собственной жизнью?

Он развёл руками и обвёл взглядом присутствующих людей. Те одобрительно закивали головами.

— Я знаю это, но я думал, что…

— Нет, нет! — перебил меня Цао-гун, решительно поднимая руку. — Разговаривать об этом бесполезно! Спроси у любого в посёлке, будут ли они рисковать ради тебя? У всех есть жёны, дети. Мы мирные люди, и твоя война — не наша война!

— Значит, вы не поможете мне?

Я в последний раз взглянул ему в глаза. Они сделались непроницаемыми.

— Нет.

Цао-гун перевёл взгляд на своих гостей, всем видом давая понять, что разговор на этом окончен. Охваченный ещё большим отчаянием и печалью, я развернулся и заковылял обратно к дому Лю Иня. Рыбак догнал меня на середине площади. Он тяжело дышал и стыдливо опускал глаза.

— Не обижайся на него, Камал, — промолвил он. — Цао-гун сказал правду.

— Неужели нет какой-нибудь лесной или горной тропы, по которой можно безопасно добраться до города? — в сердцах воскликнул я.

Лю Инь ничего не ответил, лишь беспомощно развёл руками.

 

Г

лава восьмая

Т

ропой мотылька

Дни потекли неспешной чередой — один походил на другой. Я метался в отчаянном бессилии, кляня себя за излишнюю самонадеянность. Засыпая с тревогой за Юли, я просыпался с мыслями о ней. Возбуждённое воображение рисовало самые мрачные картины, которые повергали меня в ещё большее уныние.

А вокруг меня проходила жизнь рыбацкого посёлка — размеренная, неторопливая, наполненная повседневными заботами, печалями и бесхитростными радостями. Время шло, и, присматриваясь к этой жизни, я стал замечать в её вынужденной архаике, казавшейся совсем неуместной среди современных достижений науки и полётов к звёздам, отдельные, выхваченные моим взглядом, яркие штрихи. Они вспыхивали в серой повседневности, наполненной усилиями борьбы за выживание, ослепительными искрами, заставляя меня взглянуть на этот мир, на этих людей совершенно по-иному.

Вот стоят у храма молодые женщины, принесшие цветочные воздаяния богам, и весёлая беседа, завязавшаяся между ними, заставляет светиться добрыми живыми эмоциями их загорелые лица. Тёмные глаза их поблёскивают лукавым огнём, скрывающим заветные мечты и неизбывные надежды. И я, вдруг, вижу как, на самом деле, эти женщины прекрасны — каждая по-особенному, по-своему, и нет среди них ни одной похожей, хотя раньше я даже не различал их лиц!

Вот одна из них будничным жестом поправляет волосы, и браслеты на её тонкой загорелой руке вспыхивают на солнце поддельным золотом, скатываясь к локтю, на миг, превращая простую селянку в чарующую богиню. Вот её подруга привычно поправляет низко сидящую на бёдрах юбку, и это незатейливое движение исполнено такой артистичной лёгкости и эротичной грации, что я начинаю сожалеть о том, что не способен выразить всё это в красках или в камне!

А вот суровые на вид рыбаки, кропотливо и усердно конопатящие свои утлые судёнышки на берегу океана, или же забрасывающие свои сети в воду, качаясь на волнах — сколько в них самозабвенной радости труда и вдохновенной увлечённости своим делом! И их лица… Они так похожи на лица землян: вдумчивые, умные, открытые, несмотря на всю кажущуюся неказистость черт!

Даже юный Джиро немало удивил меня. Вооружившись отцовским рыбацким ножом, этот мальчик самозабвенно вырезал из обычных деревяшек портреты своих друзей и односельчан. Эти поделки заботливо складывались им под кроватью, втайне от посторонних глаз, и лишь случайно однажды я застал его за этим занятием и попросил показать мне остальные его творения.

Сначала он отказывался, смущаясь моего присутствия, но потом не удержался и показал мне всю свою небольшую коллекцию, среди которой меня больше всего поразил вырезанный Джиро портрет сестры. Он сделал его из куска красноватой древесины, и миниатюрная головка Аюми выглядела совсем, как живая.

Оказалось, что за хрупким тельцем и изуродованной головой этого мальчика скрыт настоящий талант — дарование, наделённое тонким художественным вкусом, недюжинным мастерством резчика и отличной зрительной памятью!

Я не мог сдержать своего удивления и восхищения перед ним. В ответ Джиро скромно протянул мне свою поделку:

— Возьми! Она понравилась тебе больше остальных.

Мальчик смущённо улыбнулся.

— Нет, нет, что ты! — поспешно остановил я его руку. — Оставь её у себя!.. А ты показывал это своей сестре?

Джиро отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Почему? — ещё больше удивился я.

— Ей не понравится, — коротко сказал Джиро.

— Что ты! Как такое может не понравиться? — горячо воскликнул я. Предложил: — Хочешь, я поговорю с ней, и ты подаришь ей это сам?

Немного подумав, Джиро согласно закивал головой. Я обернулся, выискивая взглядом Аюми, которая возилась в огороде около дома. Громко позвал её:

— Аюми!

На мой оклик девушка быстро подняла голову и откинула назад чёрные косы. Я жестом попросил её подойти к нам. Она неохотно оставила свою работу и поспешно приблизилась, отирая тыльной стороной запястья капли пота со лба.

— Смотри, что твой брат сделал для тебя!

Я протянул ей деревянную камею. Изумлённая Аюми осторожно взяла в руки свой портрет, и я увидел, как на лице у девушки отразился калейдоскоп эмоций, а на глазах у неё навернулись слёзы. Аюми заботливо спрятала камею в карман своей юбки и привлекла к себе Джиро, крепко обнимая и гладя мальчика по волосам. Тот обхватил её бёдра своими ручонками, и на какое-то время оба безмолвно замерли так.

Не желая им мешать, я вернулся в дом.

Мои раны постепенно заживали, кости срослись, и чтобы хоть как-то отблагодарить Лю Иня и Аюми за их гостеприимство и помочь им добывать себе пропитание, я вызвался ходить с рыбаками в море. Отказывать мне Лю Инь не стал, прекрасно понимая, что лишние руки ему не помешают, хоть эти руки и не были такими же умелыми и ловкими, как у него.

Мы садились в лодку моего гостеприимного хозяина после полудня, уплывали подальше в океан и рыбачили обычно до самой темноты, когда стаи рыб поднимались к поверхности остывшей воды, и сети обычно приходили полными.

Часто Лю Инь брал с собой и Джиро, поручая ему сидеть на берегу и поддерживать огонь, на свет которого возвращалась наша лодка. Вот и в этот раз Джиро ожидал нас около потрескивающего костра, перебирая толстой палкой раскалённые угли и выпуская в небо снопы красных искр.

Тёмная громада океана лениво ударялась о песчаный берег, тая где-то в темноте за нашими спинами, где россыпи звёзд поднимались вверх, укрывая нас безграничным искрящимся пологом.

Мы с Лю Инем вытащили тяжёлую лодку на берег, забрали из неё вёсла и сети, и расселись вокруг огня, глядя на звёзды и слушая плеск волн, доносившийся из темноты за границей освещённого костром круга. Джиро уселся в ногах у своего отца и попросил:

— Отец! Расскажи мне сказку.

— Я давно рассказал тебе все, что знал, — неохотно ответил усталый Лю Инь.

— А ты расскажи новую! Пожалуйста! — снова попросил мальчик.

Лю Инь некоторое время задумчиво смотрел на огонь, потом тепло улыбнулся сыну.

— Хорошо. Пожалуй, ещё одну я знаю…

— Ну, так вот, слушай, — начал он свой рассказ, усаживая мальчика к себе на колено. — Только не спрашивай меня, когда и где это случилось! Может быть — на краю света, а может быть — рядом с нами. Жил-был красивый юноша по имени Виру Тамаши, и он очень страдал от того, что мир вокруг был так несовершенен. Люди в своей деревне казались ему такими некрасивыми, что он не мог долго находиться среди них. Вот почему он часто уходил к реке, чтобы остаться наедине с собой и полюбоваться своим отражением в воде. Только это одно и приносило ему успокоение. Однажды увидел Виру Тамаши на берегу реки старика. Тот удил рыбу и к нему подплывали самые крупные рыбы, словно сами хотели попасться на его крючок.

«Какой удачливый старик, — подумал юноша. — Наверное, он знает какой-то секрет? Вот бы и мне узнать его!». Он подошёл к старику и обратился к нему с такими словами: «Дед, научи меня удить, так же, как ты. Я во сто крат красивее и моложе тебя, но, ни одна рыба не попадалась мне, с такой же охотой, как отдаётся она твоему удилищу. А ведь ты некрасив, да к тому же немощен и стар. Зачем тебе такая удача? Неужели этот мир создан только для несправедливости и уродства, и таким, как я, в нём нет места? От этих мыслей моя жизнь становится просто невыносимой, ведь я красивее, любого из моих сородичей! Моим отражением в воде любуются даже облака и звёзды, но я так одинок в этом мире!».

«Зачем тебе, сынок, учиться у меня? — подняв голову, ответил ему старик. — Сдаётся мне, ты хороший парень. Послушай-ка: иди вдоль берега этой реки и встретишь своё счастье».

Говоря так, старик смотал свою удочку, по воде пошли большие круги и он исчез, словно и не было его вовсе. Удивился юноша и подумал: «Не иначе, как дух какой-то со мной разговаривал. Пойду-ка я вдоль реки, как он велел, и посмотрю, что получится!»…

— А что случилось потом? — нетерпеливо заёрзал на коленях у отца Джиро, и глаза мальчика загорелись ожиданием сказочного чуда.

Лю Инь улыбнулся, погладил сына по голове, и его освещённое костром лицо наполнилось безграничной любовью и нежностью.

— А случилось вот что, — неспешно продолжал он. — Долго шёл юноша по берегу — с полудня до вечера. Вот и ночь уже пришла и звёзды высыпали на небо. Вдруг откуда-то налетели светящиеся мотыльки, подул лёгкий ветерок, и мотыльки полетели в ту сторону, куда дул ветер. Юноша тоже решил пойти в этом направлении и вскоре он оказался около речного залива, заросшего лотосами. Над заливом ярко светила луна, и казалось юноше, что это не луна светит, а светятся цветы лотоса на воде.

А вокруг залива стояла густая роща. Мотыльки голубыми звёздочками поблёскивали в ветвях деревьев, как будто показывали дорогу, и юноша увидел, что в роще виднеется домик. К нему вела узкая тропа. Юноша пошёл по ней и вскоре увидел, что в окне дома мерцает огонёк. Он подошёл ближе и через приоткрытую дверь заметил в доме девушку, которая ткала шёлк при свете лампы, а в волосах у неё был свежий бутон лотоса…

— А что это за место такое и кто эта девушка? — снова нетерпеливо спросил Джиро, в мечтательном взгляде которого уже витали картины, рассказываемой отцом сказки.

— Ты слушай, не перебивай, — мягко одёрнул его Лю Инь. — Так вот, войдя в дом, юноша спросил: «Что это за место?». Девушка отложила в сторону свою работу и подняла голову. Она была так красива, как бывает красив только цветок лотоса в лунном сиянии.

«Это место зовётся деревня Лотоса, а моё имя Хэхуанюй, — ответила девушка. — Если ты устал с дороги, оставайся здесь и отдохни», — предложила она и снова склонилась над ткацким станком.

Она работала так быстро, что не было видно, как бегает челнок.

«Вот бы мне найти такую чудесную жену», — подумал Виру Тамаши. Не в силах больше терпеть своё одиночество, он обратился к Хэхуанюй с такими словами: «Я совсем одинок! Я готов жить где угодно — на высоких горах, или в дремучих лесах, лишь бы быть с тобой вместе!».

«Почему ты хочешь жениться на мне?» — спросила его Хэхуанюй.

«Потому что я не видел в своей жизни никого прекраснее тебя! — ответил ей юноша. — Все люди вокруг алчны, хитры и ужасны на вид. И только ты одна — само совершенство!».

«Я не могу пойти с тобой и жить, как твоя жена, — печально сказала Хэхуанюй. — Мой отец никогда не разрешит, чтобы я жила с простым смертным. Ведь я не обычная девушка — я лотосовая фея!».

Виру Тамаши обрадовался и огорчился от её слов, потому что он уже догадался, что Хэхуанюй не простая девушка.

«Но я могу дать тебе нечто большее, чем женитьба, — добавила лотосовая фея, видя, как опечален юноша. — Вот, возьми этот лотос, — сказала Хэхуанюй, вынимая из волос цветочный бутон и протягивая его Виру Тамаши. — Носи его всегда около своего сердца. Если ты поступишь так, то сможешь видеть в людях всю их красоту, какими бы ужасными на вид они тебе не казались. Потому что ты будешь видеть своим сердцем, а не глазами. Так ты сможешь различать добро, отсеивая его от зла. Это сделает тебя счастливым».

«А этот лотос — это ведь ты?» — догадался юноша.

«Да, это я, — согласно кивнула Хэхуанюй. — И я всегда буду находиться рядом с твоим сердцем, а это значит, мы будем вместе, как муж и жена. Наши сердца будут биться, как одно сердце и ты никогда не познаешь разлуки со мной».

Юноша послушался лотосовую фею, и вернулся в свою деревню. И на утро мир вокруг уже не казался ему таким мрачным и безрадостным. Люди улыбались ему и были милы и добры, потому что в его сердце теперь жила любовь…

Лю Инь замолчал, окончив свой рассказ.

— Хорошая сказка, — одобрил я. — Мудрая.

— Да, очень хорошая! — обрадовано воскликнул Джиро. — Я тоже когда-нибудь встречу лотосовую фею и тогда никто больше не будет смеяться надо мной!.. Вот только бы узнать, где она живёт! — досадливо добавил мальчик.

— Узнаешь, — улыбнулся Лю Инь, потрепав сына по волосам. — В своё время, когда станешь постарше… Ладно, — вздохнул он, поднимаясь со своего места. — Давайте возвращаться домой! А то Аюми будет беспокоиться о нас.

Затушив огонь и взвалив на себя улов, мы двинулись в сторону посёлка. Джиро шёл впереди, освещая нам дорогу тусклым фонарём, и поминутно поглядывал на звёзды, словно надеялся увидеть там загадочную и прекрасную фею, исполняющую заветные желания.

Аюми сидела у порога своего дома и задумчиво смотрела на выплывавшую из-за облаков серую луну. Девушка тихо напевала какую-то песню, и в ночной тишине её глубокий голос звучал тоской и призывом. Она пела о несбывшейся мечте.

Остановившись невдалеке, я невольно прислушался к словам.

Песня умолкла на высокой ноте, словно стихший в ночи лёгкий ветерок. Аюми заметила нас и поспешно поднялась на ноги, смущённо потупив взор.

— Что ты сидишь здесь одна, дочка? — удивился Лю Инь.

— Жду вас.

— Уже поздно. Девушке не безопасно оставаться здесь одной! — покачал головой Лю Инь. — Пойдём в дом. Мы принесли тебе славный улов!

— Хорошо отец.

Аюми бросила на меня быстрый взгляд и покорно последовала за своим отцом, взяв брата за руку.

* * *

В этот день шёл проливной дождь, и рыбная ловля была невозможна. Потоки воды обрушивались на землю серой стеной, стекали звенящими водопадами с крыш домов. Делать было особо нечего, и я сидел у окна, тоскливо взирая на промокший мир.

Лю Инь возился с прохудившейся сетью. Джиро пристроился под навесом у входа и что-то вырезал отцовским ножом. Аюми занималась готовкой у плиты.

Какой-то шум раздался снаружи, когда она проходила мимо меня, чтобы выплеснуть грязную воду в лужу на улице.

— Что там? — спросил я.

Аюми замерла на пороге дома, всматриваясь куда-то вдаль, и вдруг на лице её появилось напряжение.

Шум на улице усилился, послышались чьи-то отдалённые голоса, приближавшиеся с каждой минутой. Я быстро поднялся со своего места и вышел на крыльцо. Слева, со стороны храма, бежали двое мальчишек, испуганно вопя на всю улицу:

— Хагетама! Хагетама! Спасайтесь! Спасайтесь все!

— Хагетама? — Лю Инь вскочил с лавки, как ошпаренный, и подбежал к двери, высовываясь наружу и опасливо озираясь по сторонам.

Мальчишки пробежали мимо нас, не замечая луж, грязные и мокрые от дождя. Джиро посмотрел им вслед и нерешительно оглянулся на отца.

Лю Инь испуганно схватил Аюми за руку и торопливо заговорил:

— Дочка, дочка! Скорее прячься! Скорее за дом, в потайную яму, чтобы они не увидели тебя!

— Отец! Я не боюсь их! — презрительно воскликнула девушка.

— Родная! Ради Всевышнего, не противься мне! Ты и Джиро — это всё что осталось у меня в этом мире!

Лю Инь молитвенно сложил руки и на глазах у него появились слёзы.

По улице в рассыпную уже бежали испуганные люди, торопливо прятались по своим домам, поспешно запирая двери и ставни на окнах.

— Что происходит? — не понимал я.

— Это хагетама! — воскликнул Лю Инь. — Они снова пришли к нам! Камал! Умоляю! Убеди Аюми, спрятаться! Если они найдут её… — Губы его задрожали, и он замолчал, не в силах произнести больше ни слова.

Я посмотрел на девушку. Брови её нахмурились.

— Хорошо! Я спрячусь, отец. Не бойся за меня. Подумай лучше о Джиро.

Аюми решительно направилась за угол дома, а Лю Инь схватил сына за руку и увёл с его улицы.

В это время на площадь, перед храмом, грохоча, выехали две машины армейского типа. Из них выпрыгнули девять крепких молодцов. Все они были с обритыми наголо черепами, голыми мускулистыми торсами, разукрашенными устрашающими татуировками. У многих в ушах и носах блестели серьги или кольца. Потрясая широкими плоскими клинками с загнутыми книзу остриями, какими здесь обычно рубили хворост, и громко выкрикивая непристойные ругательства, они уверенно разбрелись по посёлку и принялись бесцеремонно вламываться в рыбацкие дома и избивать их жителей.

При виде происходящего в сердце моём начал закипать гнев и негодование. Я по-прежнему стоял на пороге дома Лю-Иня, раздумывая, как поступить, когда заметил появившуюся на ступенях храма сгорбленную старуху с палкой в руках. Казалось, она совсем не боится происходящего вокруг. Хромая, она спустилась на улицу и направилась в нашу сторону, не обращая внимания на двух наглых бандитов, бесцеремонно потрошивших храмовые урны для подаяний у неё за спиной.

Бритоголовые здоровяки сразу заметили старую женщину. Громко хохоча и отпуская непристойности в её адрес, они нагнали старуху метрах в двадцати от дома Лю Иня. Один из бандитов с силой пнул ногой её в спину. От его удара беспомощная женщина тяжело упала в грязную лужу, раскинув руки в стороны и выронив свою палку.

— Куда так спешишь, старая? Решила поиграть с нами в прятки? — выкрикнул другой бандит, скалясь в довольной наглой ухмылке.

Первый бандит встал подбоченившись над старухой, охавшей от боли, и спокойно наблюдал за тем, как она пытается подняться на ноги.

— Гнусный ублюдок! — прохрипела та, с трудом вставая на колени. — Твоя мать, должно быть, рожала тебя в сточной канаве рядом с червями и дохлыми собаками, раз ты не ведаешь уважения к людям!

Старуха замахнулась на бандита своей палкой, но он с лёгкостью выхватил её у неё из рук и переломил через колено. Презрительно и гневно бросил:

— Ах ты, мерзкая ведьма! Ты посмела коснуться своим поганым языком имени моей матери?! Да я отрежу тебе этот язык и заставлю его сожрать! А затем выпущу тебе кишки и брошу их на съедение здешним крысам!

— Правильно, Хэг! — поддержал его намерения второй бандит. — Давай, прикончи эту гадюку! Сдерём с неё мерзкую кожу и натянем на пугало в поле! Вот смеху то будет!

Оба громко и отрывисто рассмеялись. Тот, кого назвали Хэгом, выхватил из-за пояса свой тесак и замахнулся им на старуху.

Неожиданно около него появилась промокшая до нитки Аюми. Я даже не заметил, как она оказалась там.

— О, нет! — жалобно простонал у меня за спиной Лю Инь. — Я же велел ей спрятаться! Девочка моя…

Аюми бесстрашно бросилась на бритоголового здоровяка, пытаясь оттолкнуть его от немощной старой женщины.

— Не трогайте её! — гневно выкрикивала она, решительно закрывая собой старуху. — Она полоумная! Отпустите её!

Аюми быстро повернулась к старухе и крикнула:

— Уходи отсюда Мива! Скорее!

Старая женщина удивлённо взглянула на девушку, но спорить с ней не стала. Поспешно заковыляла прочь, произнося проклятия в адрес бандитов. Но те даже и не думали преследовать её. У них теперь появился новый объект для нападок, куда привлекательнее прежнего.

— Ого! Да тут у нас нарисовалась защитница обиженных и обездоленных! — ухмыльнулся второй бандит, бесцеремонно и грубо хватая Аюми за руки, и пытаясь обнять девушку, сопротивлявшуюся ему.

— Смотри Хэг, какая красотка!

— И то верно! Оказывается, от нас скрывали здесь настоящий бриллиант! Ты погляди, какая сочная! Хочешь её, Брут?

— Да!

— И я хочу! Держи её крепче, Брут! — скомандовал Хэг.

Его подельник заломил Аюми локти назад, так что девушка страдальчески выгнулась, вся пунцовая от гнева.

— Так что, милашка? Я у тебя буду первым или как? — развязно и нахально спросил Хэг, и резко разорвал блузку Аюми. Затем он жадно схватил девушку за грудь и сильно сдавил, громко смеясь в ответ на её крики и рыдания.

Аюми рванулась из последних сил, но бандит по имени Брут держал крепко. Сопротивление и слёзы девушки лишь раззадорили бритоголовых татуированных здоровяков.

Не в силах справится с ними, Аюми укусила за руку державшего её Брута. Грозно вскрикнув, тот с размаха ударил Аюми по лицу. Оглушённая, она упала на землю.

— Ах ты, дрянь! — злобно и раздосадовано завопил Хэг, снова хватаясь за свой тесак. — А ну-ка, держи эту суку Брут!

Его подельник вцепился девушке в волосы и заставил её подняться на ноги. Перепачканная грязью, испуганная, полная отчаяния Аюми схватилась за руку бандита, крича от боли и выкрикивая проклятия в адрес своих мучителей.

Теперь уже Джиро, не выдержав издевательств над своей сестрой, выбежал из дома, вопреки предостерегающим выкрикам своего отца. Мальчик подскочил к бандиту по имени Хэг, державшему наготове острый тесак. В руке Джиро блеснул отцовский нож. Отважный ребёнок со всей силы вонзил его в бедро бритоголового бандита, крича и захлёбываясь рыданиями:

— Пусти! Пусти мою сестру! Проклятый хагетама! Я убью тебя, если ты сделаешь ей больно! Я убью тебя!

Не ожидавший такого нападения, Хэг зарычал от боли, выдернул нож из своей ноги и отвесил Джиро увесистую затрещину, от которой мальчик упал ничком в грязь, рыдая и тряся головой от бессилья.

Разъярённый видом собственной крови, Хэг схватил Джиро за шиворот и поднял перед собой, разглядывая его, словно диковинного зверька.

— Ты посмотри, Брут, какой уродец! И что, эта красотка твоя сестра?

Он кивнул в сторону рыдающей Аюми.

— Неужто вы двое родились от одной матери?

— Хэг! Похоже, они неродные! — весело выкрикнул Брут. — Эта красуля, похоже, нашла его на помойке и решила пожалеть, как безродного пса!

Оба бандита громко загоготали, отпуская непристойные шуточки в адрес Аюми, её брата и их родителей.

— Камал! Умоляю! Спаси их! Умоляю! — раздался за моей спиной дрожащий голос Лю Иня.

Не в силах больше видеть, как издеваются над его детьми, он упал передо мной на колени и схватил мою руку, прижимая её к своему лбу.

— Моё оружие! — сквозь зубы коротко бросил я.

Лю Инь на ходу вытирая слёзы, послушно кинулся в дальний угол комнаты и поспешно подал мне жилет с кобурой и обоймами. Я выхватил тяжёлый «Вектор-Агрэ», быстро вставил обойму и передёрнул затвор.

— А что, Брут! — тем временем продолжал веселиться Хэг. — Эта красотка для нас будет славным трофеем! Правда? Заберём-ка её с собой! А ещё я, пожалуй, возьму себе голову этого уродца! — Он с садистским наслаждением на лице затряс телом Джиро, который беспомощно висел на его руке. — Я высушу её и поставлю у себя перед домом, чтобы она отпугивала от него злых духов! Знатный будет сувенир из этой поганой деревеньки!

— А девчонку мы поделим на всех, по-братски! — ему в тон воскликнул Брут.

— Верно!

Хэг снова загоготал, довольный своим остроумием. Затем легко перекинул Джиро через колено и с остервенелым выражением на лице вскинул тесак, уже намереваясь отрубить мальчику голову.

— Нет! — в отчаянии вскричала Аюми, пытаясь вырваться из рук, оскалившегося с ухмылке, Брута.

«Ну, всё, довольно!» — решил я и нажал на спуск.

Выстрел прозвучал, как глухой резкий хлопок. Пуля раскроила череп Хэга, словно спелую тыкву. Он рухнул, как подкошенный, в лужу грязи, наполняя её своей кровью. Опешивший Брут выпустил Аюми и схватился за свой тесак, испуганно озираясь по сторонам.

Моя вторая пуля поразила его в левый глаз. Бритоголовый здоровяк упал, как срубленное под корень дерево. Перепуганная, забрызганная его кровью Аюми схватила брата, прикрывая его своим телом. Она тоже не понимала, что происходит.

Я быстро сошёл с крыльца и вышел на улицу, держа оружие на изготовку и высматривая по сторонам остальных хагетама, шнырявших по окрестным домам. Теперь я не страшился таившегося во мне «зверя». Я жаждал его появления. И он не заставил себя ждать — осторожно показав свой омерзительный лик, он стремительно выпрыгнул наружу, безоговорочно завладев моей душой.

Зверь против зверей — это была схватка равных, но холодная ярость, овладевшая мной, придавала мне сил и уверенности в этой битве.

На шум стрельбы из соседнего дома выбежал один из бандитов. Я тут же уложил его выстрелом в голову, не дав сделать и двух шагов. В следующую минуту ещё двое выскочили из-за угла дома справа от меня. В руках их были всё те же остро отточенные грозные тесаки.

Струи дождя разделяли нас зыбкой завесой, но это совсем не мешало мне прицелиться. Я снова видел всё вокруг себя; психика моя была прозрачна и чиста, как хрустальный поток. Я чувствовал злобу и страх своих противников — они витали в воздухе, подобно зловонным запахам. Адреналин стучал в моих висках, наполняя мышцы силой, пробуждая в них память отточенных до автоматизма движений.

Время плыло, подобно неспешной реке, замедляя всё вокруг. Я уверенно двигался навстречу своим врагам и так же уверенно выпустил две пули точно в цель — в бритые головы, в перекошенные злобой и звериной яростью лица. Безжизненные тела моих врагов рухнули в грязь, окрашивая её своей кровью.

«Разрывные… это хорошо, что в обойме оказались разрывные! — вертелась в голове мысль. — Так значительно быстрее и проще! И никакой жалости!.. Ещё один, слева! Выстрел!.. Пуля разорвала бедренную артерию… Дать бы ему истечь кровью… Но нет, для этого поддонка такая смерть будет слишком гуманной!»

Раненный бандит, испуганно таращась на меня, завопил во всё горло, призывая на помощь своих друзей:

— Мол! Таш! Лони! Рэдж! Сюда! Меня убивают!.. Чёрт, как больно! Скорее, мать вашу!

Я не дал ему договорить: стремительно приблизившись, выстрелом в голову снёс ему полчерепа. Мёртвый хагетама завалился на бок, в ужасе выпучив остекленевшие глаза.

«Так, хорошо! Вас стало на пять меньше, — довольный, подумал я. — Осталось только четверо… Ну, где же вы, где вы прячетесь? Вам всё равно от меня не скрыться!..».

Я двинулся влево, опустив пистолет к поясу.

— Камал! Сзади! — вдруг крикнула у меня за спиной Аюми.

Она прижимала к груди голову брата, чтобы тот не видел происходящего, но Джиро не слушался её. Он вырывался, желая видеть, как я убиваю обидчиков его сестры.

Резко развернувшись, я припал на одно колено, вскидывая оружие. По лужам мне навстречу шлёпали чьи-то тяжёлые шаги — кто-то бежал ко мне, испуская мерзкий запах тупой злобы. Я успел заметить лишь перекошенное бородатое лицо с большим кольцом в носу.

Затвор незаметно отскочил назад, выбрасывая стреляную гильзу, и лицо свирепого хагетама в одно мгновение превратилось в кровавое месиво. Бородатый здоровяк подлетел над землёй, словно, на крыльях дракона, наколотого на его груди, и рухнул в грязную лужу, поднимая тучи брызг.

«Ещё один. Неплохо, для человека, едва вставшего с костылей!» — мысленно похвалил я себя.

Метрах в двадцати от меня за дождевыми струями уже суетились какие-то люди. Трое. Они двигались мне навстречу короткими перебежками, петляя, как зайцы, пытаясь обойти меня со всех сторон. Это меня даже позабавило. Взяв их на прицел, я выбирал с кого первого начать отстрел этой распоясавшейся мрази.

Первым выстрелом я сбил с ног ближнего ко мне бандита, а затем двумя выстрелами свалил на землю двух оставшихся. Но я не убил их сразу. Я только ранил их. Теперь мне тоже стало интересно почувствовать себя охотником на этом жестоком сафари. Безжалостные хищники, наводившие ужас на своих беспомощных жертв, теперь, поверженные, лежали в грязи, корчась от боли и истекали кровью. Из охотников за лёгкой добычей они сами превратились в добычу, и, в испуге за свою никчёмную жизнь, изрыгали проклятия в мой адрес, чувствуя, что близится их конец.

Я подошёл к ним, чтобы взглянуть в их глаза, но они были пустыми — за ними не было души, только страх смерти и бессильная звериная злоба.

— Что, скоты? — холодно крикнул я им. — Не ожидали такого? Да? Теперь я охотник, а вы — моя добыча!

— Не убивай нас! — испуганно взмолился один из них, но я не слышал его. Не целясь, расстрелял три патрона — по пуле каждому в грудь.

Всё. Теперь, кажется, всё…

Опустив пистолет, я огляделся по сторонам. Струи дождя стекали по лицу, мешали смотреть. Аюми, подхватив Джиро, бежала ко мне. Из своего дома, молитвенно сложив руки, вышел бледный Лю Инь. Створки окон в соседних домах и двери начали осторожно открываться, и испуганные люди стали выходить на улицу, опасливо косясь на мёртвые тела бандитов и тревожно переглядываясь между собой.

Многие недоумённо восклицали, словно удивляясь этому факту:

— Вэйкурэн убил их! Убил всех!

— Вэйкурэн убил всех хагетама!

— Слава Всевышнему! Хагетама больше нет!

— Вэйкурэн убил всех наших врагов!

Сгорбленные старики, мужчины, женщины, дети обступили меня со всех сторон и кланялись мне, словно, богу. Обескураженный этим неожиданным массовым проявлением благодарности, я невольно попятился назад, чувствуя себя неловко и неуютно под благоговейными взглядами десятков глаз.

Оружие всё ещё было в моих руках. Я поспешно спрятал его под рубаху.

Одна женщина отделилась от толпы и слёзно заговорила со мной:

— О вэйкурэн! Я простая женщина, и поэтому с трудом решилась обратиться к тебе со своей просьбой, боясь показаться излишне назойливой. Прошу, не гневайся на меня! Мы простые люди и не умеем произносить замысловатые речи. Твой облик, словно, озарён изнутри волшебным светом, похожим на блеск чистого золота. Милостиво просим тебя, скажи, кто ты такой и почему заступился за нас?

— Я - Камал, землянин. В вашем посёлке я по воле случая. Добрый Лю Инь и его семья на время приютили меня и вылечили мои раны. И хотя я здесь один, в других городах есть много таких же, как я. Мы пришли на эту планету, чтобы избавить вас от страданий и сделать вашу жизнь счастливой!

— Хвала Всевышнему! — низко поклонившись мне, воскликнула женщина. Она повернулась к остальным, вознося руки к струям дождя. — Небеса, наконец-то, обратили на нас свой взор! Прекрасный вэйкурэн — глава небесного воинства — спас нас от ужасных хагетама!

В толпе раздались восторженные крики, и она заколыхалась радостным возбуждением, как от налетевшего весеннего ветра.

Вдруг сзади кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулся и увидел Цао-гуна, старосту посёлка. Его намокшие от дождя усы уныло повисли на щеках. Цао-гун, как и остальные, молитвенно, сложил перед собой руки, и склонил передо мной седую голову.

— Камал! Хвала небу! Ты спас нас от этой напасти!

— Да, что вы кланяетесь мне, как богу? Я вовсе не бог! Я сделал лишь то, что сделал бы любой на моём месте.

— Нет, нет! — затряс головой Цао-гун. — Ты теперь для нас настоящий бог! Правильно сказала Амида: ты вождь воинства света! Кто ещё защитил бы нас от этих созданий тьмы?

— Но я не истребил их всех! И они снова могут прийти сюда, — напомнил я. — Вот о чём вам нужно думать и чего опасаться. Теперь вам необходимо искать сильную защиту или самим становиться сильнее!

— Но кто же нам даст такую защиту? — печально вздохнул Цао-гун. — Неужели Чой Чо Рен пошлёт сюда свои войска, чтобы охранять нас от этих проклятых хагетама? — Он сокрушённо покачал мокрой седой головой. — Нет, такого не будет, не будет никогда! Мы никому не нужны, кроме самих себя. И как нам стать сильнее, если мы простые люди?

Цао-гун развёл руками, показывая на своих односельчан, толпившихся вокруг.

— Ваша сила заключена в вашем объединении! Мы, земляне, можем помочь вам в этом. Пошлите своего человека в Шеньлун за моими товарищами, как я просил вас прежде, и тогда вы увидите, что помощь может прийти оттуда, откуда её совсем не ждёшь.

Цао-гун задумался. Затем смиренно опустил голову.

— Я это уже увидел, благородный вэйкурэн… Хорошо. Я пошлю гонца, как ты просишь. Но и ты не обмани нас!

— Даю вам слово!

* * *

Вечерело, когда на пороге дома Лю Иня раздались чьи-то осторожные шаги. В оконную створку негромко постучали. Хозяин дома с опаской взглянул на дверь и перевёл взгляд на меня. Я уверенно кивнул в ответ, но, на всякий случай, положил пистолет себе на колени. Хотя вряд незваные гости станут проявлять такую вежливость, желая вломиться в дом.

Лю Инь отодвинул засов и отошёл в сторону. В дверном проёме на фоне звёзд стояли двое: Хо и Кулак. На Хо была широкая плетёная шляпа и свободный плащ без рукавов, похожий на индейское пончо. Кулак по обыкновению носил коричневую холщёвую рубаху, подпоясанную ремнём и широкие чёрные шаровары. Но на этот раз правая штанина у них не была подвёрнута, как прежде — Эд уверенно стоял на двух ногах и растерянно улыбался мне.

Я знал, что наши медики сделали для него удобный биопротез, чему мой старый товарищ и бывалый старатель был несказанно рад. Порывисто встав им навстречу, я обнял Хо и по-дружески пожал крепкую руку Кулака.

— Эд! Хо! Рад вас видеть здесь, друзья мои! Вы даже не представляете, как я рад этому!

Кулак недоверчиво рассматривал меня и, казалось, не знал, что сказать. Наконец, промолвил:

— Эка, тебя потрепало-то! Еже ли бы не знал к кому иду, так и не узнал бы тебя, пожалуй! Вот какие дела…

Он озадаченно посмотрел на Хо.

— Перестань! — одёрнул его тот. — К чему сгущать краски там, где и без того темно? Здравствуй, Максим! Ну, давай, рассказывай, что с тобой стряслось?

— Что же вы стоите там? Присаживайтесь! — Аюми по-хозяйски заботливо протёрла лавки у стола. Спросила: — Может быть, вы голодны?

— Не стоит беспокоиться о нас! — остановил её жестом Хо. — А вот за заботу о нашем друге вам большое спасибо!

— Водички бы попить, — скромно попросил Кулак.

Аюми принесла ему воды. Эд пил жадно, но расчётливо, словно, отмерял каждый глоток. Наконец, утолив жажду, он отставил глиняную кружку в сторону и отёр рукавом рубахи губы. Наблюдавший за ним, Хо нетерпеливо постучал костяшками пальцев по крышке стола. Покачал головой, затем посмотрел на меня.

— А где твоя Юли? Почему она не с тобой?

Он огляделся по сторонам.

— Это долгая история, — вздохнул я.

— Мы так-то не торопимся никуда, — пожал плечами Кулак. — Валяй, рассказывай всё по порядку!

Я поведал им события последних месяцев, рассказал без утайки о своих сомнениях, душевных терзаниях и надеждах на будущее. Они слушали внимательно, не перебивая меня. Я видел, как Хо мрачнеет с каждой минутой всё больше. Кулак задумчиво почёсывал щетину на щеке и поминутно тяжело вздыхал.

— Опасную игру затеял ты, однако, — сказал он, сокрушённо качая головой, когда я закончил. — Не кого-то отдал в руки врага, а собственную жену! Почитай, как от сердца оторвал кусок!.. Эх, не смог бы я так, наверное, Максим, точно не смог!

— Иногда приходится погасить свет в своём доме, чтобы осветить тысячи чужих домов, — глухо произнёс Хо. — А свет надежды всегда подобен свету лампады в храме. И тот, кто во тьме зажигает эту лампаду, делает благое дело для каждого приходящего в храм… Твои намерения заслуживают похвалы, но готов ли ты взвалить на себя столь непосильную ношу?

Он пристально взглянул мне в глаза.

— Вы спрашиваете, готов ли я стать во главе новой революции, сделаться её вождём?

Я посмотрел на него.

— Не знаю… Я никогда не стремился к этому всерьёз. Я лишь желал разжечь в людях искры возмущения духа. Подать им пример жертвования личным во благо общего счастья. Я надеялся, что это пробудит их от благостного сна, в котором они пребывают долгие годы. И теперь я понимаю, что это действительно работает… Но цена моего успеха оказалась для меня, пожалуй, слишком высокой. Я боюсь за Юли, боюсь, что могу потерять её уже навсегда! Этот страх делает меня слабее с каждым днём, и я не могу ничего с этим поделать…

Я печально опустил голову.

— В твоём страхе нет ничего постыдного. — Хо положил руку мне на плечо. — Ты обычный человек, а не бог. Это боги не различают добра и зла, поэтому они безразличны к чужим страданиям и радостям. Мы — другие. Наши привязанности — наша слабость, но они и наша сила, которая делает человека выше всяких богов! Она вот здесь, в твоём сердце, в твоей душе! — Он приложил руку к моей груди. — И пока там горит живой огонь, ты остаёшься непобедим! Не гаси его, не страшись его, и ты осилишь любого врага, лишённого этого огня!

Хо выпрямился.

— А теперь расскажи, где можно найти твою жену?

— Мне известны только слухи о том, что Крода обитает где-то в Чанчжен. Не знаю, город ли это, или остров…

— Я знаю это место, — закивал Хо. — Но туда будет непросто попасть. Это старинный город на острове. Я думал, что там давно никто не живёт.

Он посмотрел на Кулака. Тот наморщил лоб. Сказал:

— Сколько себя помню, про этот остров ходили разные легенды. Говорят, люди ушли оттуда, почитай, лет сто назад. Почему ушли и зачем, никто теперь не знает, но на острове этом больше никто не жил с тех пор. Даже рыбаки его стороной обходят! А ещё поговаривают, что место там необычайно красивое. Я слышал, водопадов на том острове не счесть! Леса стоят зелёные, а дворцы и храмы все сплошь из белого камня, с вензелями и драконами разными, как в старину строили.

Он мечтательно поднял к потолку глаза.

— Утром я отправлюсь в дорогу, — решительно сказал Хо, выслушав друга. — Что бы там не случилось, я разыщу твою Юли и дам тебе об этом знать!

— А я? — расстроено воскликнул Кулак, поднимаясь со своего места. — Мне-то что делать? Какая моя задача будет? Оставаться здесь, с тобой?

Эд посмотрел на меня.

— Нет. Для тебя есть более важное дело, — сказал я. — Чтобы одолеть Кроду нас троих будет мало. Я слышал, что он собрал большую армию, собираясь, напасть на Линь-Шуй.

— Эва! Армию! — воскликнул Кулак. — Ты хочешь, чтобы я привёл тебе целую армию? Трудновато мне будет армию собрать!

— Нет. Ты должен будешь отправиться в столицу и найти там землян — Юлия Торрену, Тадеуша Сабуро или Артура Порта. Запомнил? Если они, конечно, там… Расскажи им про меня, что я жив и что мне нужна их помощь… Ну, а если не найдёшь моих товарищей в столице, тогда попробуй сам собрать отряд, хотя бы человек сто-сто пятьдесят, — добавил я, печально опуская глаза.

— Ты это, вот что, не переживай насчёт меня, Максим! — деловито сказал Кулак. — Я, знамо дело, не генерал, какой, но людей я тебе подходящих соберу. Обещаю! Об этом даже говорить нечего! Правда, недельки две подождать придётся. Ты только весточку мне с собой черкани, чтобы, значит, поверили мне товарищи твои. Не подумали, что я провокатор какой или лазутчик вражеский. Стало быть, так вернее будет.

— Хорошо. Напишу, — кивнул я.

— Ну что ж. А теперь давайте спать ложиться, — сказал Хо. — Завтра трудный день предстоит.

— И то верно, — согласился с ним Кулак. — Выспаться перед дальней дорогой было бы неплохо.

 

Г

лава девятая

Л

ебеди и вороны

Дожди прекратились. Пришло лето. Земля, пробуждённая влагой, засияла великолепием свежей зелени, чтобы спустя месяц снова изнывать от зноя и жажды — близился сезон Сарад.

Мой рассудок теперь был светел и ясен, как реки, вновь обретшие чистоту и прозрачность. Иллюзии давно исчезли. Теперь я видел свою цель, как никогда раньше, ясно и отчётливо. Сидя на окраине посёлка в сторожевой башне, специально сколоченной для меня по распоряжению старосты Цао-гуна и напряжённо всматриваясь в окрестности, я не переставал обдумывать возможные пути достижения этой цели с наименьшими потерями для себя и своих товарищей.

Очень скоро Кулак приведёт людей для решающей битвы. Эд молодец! У него действительно всё получится. Со дня на день должен был вернуться и Хо с известиями о Юли. Только бы рассказы о Чанчжен не оказались вымыслом! Если в этом Чанчжен действительно логово Кроды, то я обязательно доберусь до него, чего бы мне это не стоило, и спасу свою любимую!.. А если в Чанчжен никого нет?.. Тогда исчезнет последняя надежда на спасение Юли, ведь искать её по всей планете, всё равно, что искать иголку в стоге сена!

Есть правда один сомнительный путь, по которому мне совсем не хотелось идти. Но древняя мудрость гласила: «Когда мы стеснены в позиции и скованы в действиях, нужно извлекать выгоду из слабостей противника вблизи и избегать ведения войны против противника вдали». Ведь Крода угрожал не только нам. Он был опасен и для режима Чой Чо Рена. А ради спасения жены я был готов пойти даже на временный союз с «народным» вождём в борьбе против Кроды, хотя прекрасно осознавал, чем это может грозить лично мне. Но иного выхода я сейчас просто не видел. Когда будут исчерпаны все другие возможности, я, не задумываясь, пожертвую собой, ради спасения Юли.

Достав оружие, я проверил обойму, гоня от себя тяжёлые мысли.

— Вэйкурэн! — позвал меня снизу голос Аюми. — Спускайся! Я принесла тебе поесть.

Я посмотрел сверху на девушку.

— Лучше ты поднимайся сюда. Сможешь?

Аюми фыркнула и, ловко подвернув между ног юбку, принялась быстро карабкаться по шаткой лестнице. Оказавшись на верхней площадке башни, она довольная протянула мне завёрнутый в тряпку тёплый котелок.

— Вот. Это рыбный суп. Сегодня приготовила. И хлеба немного. Отец где-то раздобыл.

— Спасибо, Аюми! Должно быть он очень вкусный. Ты здорово готовишь, учитывая скудность здешнего рациона! — улыбнулся я ей.

Усевшись на краю площадки и распеленав котелок с супом, я снова посмотрел на девушку. Она села рядом, скрестив ноги. Кивнула мне:

— Ты ешь, ешь! Пока ещё не остыло. А то сидишь здесь целый день, как сторожевой пёс. Наверное, все глаза проглядел?

Аюми улыбнулась — лучисто и открыто.

Суп и в самом деле, оказался наваристым и ароматным, хотя кроме рыбы, корнеплодов и каких-то трав в нём не было ничего особенного. Я с аппетитом опустошил котелок и отставил его в сторону.

Аюми заботливо наблюдала за мной, подперев рукой подбородок. Когда я взглянул на неё, она смутилась и принялась поправлять блузку и разглаживать складки на своей юбке.

— Послушай, Аюми! Почему твой отец винит себя в недуге Джиро? — как бы невзначай спросил я её.

Брови девушки нахмурились, обозначив на лбу две вертикальные морщинки.

— Джиро родился в плохие времена, — неохотно ответила она. — В годы большого голода… Наша мать сильно болела и была очень слаба, чтобы родить ещё одного ребёнка. Никто тогда не думал о детях. Каждый хотел просто выжить и сохранить то, что имеет. Всем было тяжело…

Аюми задумчиво посмотрела вдаль.

— Наша мать умерла во время родов, — через некоторое время продолжала она. — Отцу самому пришлось спасать Джиро от смерти. Но он не был врачом или повитухой. А наши соседи отвернулись от него, обвиняя отца в беспечности.

Она взглянула на меня, и я прочёл в её глазах скорбный укор.

— Но Богу было угодно, чтобы Джиро остался жить, хотя он и не был таким, как все. Что мы могли с этим поделать? У отца после всего случившегося руки просто не поднялись, чтобы избавиться от такого сына, как это делали другие. Он полюбил его всей душой… Порой мне кажется, что он любит его даже больше меня.

Аюми замолчала, и губы её тронула печальная полуулыбка.

— Но в изъяне Джиро не было ни чьей вины! — уверенно добавила девушка. — На всё воля богов. Ведь каждый приходит в этот мир таким, каким его замыслил Всевышний.

— Ты, в самом деле, веришь в то, что некий Бог может быть как-то причастен к судьбам простых людей?

— А ты разве нет? — искренне удивилась девушка. Её миндалевидные глаза наполнились сомнением. — Ты не веришь в силу и могущество Всевышнего?

— Если честно, нет. На Земле люди давно верят только в науку и в способности самого человека стать равным любым богам. Мы знаем, что никакая абстрактная высшая сила не способна держать в повиновении целую Вселенную… Но это не означает, что ты должна перестать верить в это! — добавил я, видя, что девушку одолевают противоречивые чувства.

После долгого молчания, она, наконец, решительно сказала:

— Я хочу пойти с вами! — Она с надеждой посмотрела на меня. — Можно мне пойти с вами?

Её намерения немало удивили меня.

— Но ты девушка! Это будет военный, опасный и трудный поход. Зачем тебе рисковать собой?

Аюми гордо подняла голову. Щёки её пылали румянцем.

— Я видела, как ты сражался за нас — за жизнь Джиро и мою честь. И я хочу отплатить тебе за твою милость к нам!

— Это не было милостью, — покачал я головой. — Это был мой долг — защищать слабых и униженных, бороться со злом в любом его проявлении. Понимаешь ли ты, зачем мы пришли в ваш мир? Зачем я снова готов пойти на смерть?

— Чтобы спасти свою любимую? — с надеждой произнесла Аюми.

— Не только за этим. Главная беда вашего общества в том, что оно утеряло нравственность. Не ту, о которой здесь ещё можно услышать — нравственность в её примитивном толковании, основанную на слепом следовании ритуалам и традициям. Я говорю о подлинной нравственности, обязательным условием которой является осознанность. Если гивейский народ обретёт её и восстановит мораль, то он сможет остановить саморазрушение, которое длится последние десятилетия. Понимаешь?

— Да, — кивнула Аюми, заворожено глядя на меня.

— Но такое возрождение нравственности возможно лишь при изменениях самого общества — глубоких и кардинальных. Ни одно человеческое существо не может пребывать во благе при неблагополучии окружающей среды. Так или иначе, эта среда заставит человека ощутить на себе последствия своих проблем. Именно социальная среда порождает тиранов, с диким стремлением к власти над людьми, насильников, стремящихся возвысить себя через унижение других, людей с искривлённой психологией и архаическим пониманием доблести. А они в свою очередь рождают новых, подобных себе призраков. И так продолжается до бесконечности, пока кто-нибудь не разорвёт эту цепь зла.

Вот и Крода, похитивший мою жену, — он тоже один из таких призраков, одно из звеньев в этой цепи. Сам он ни есть абсолютное зло, нет. Он лишь порождение социальной системы, до краёв наполненной инферно. Именно инферно порождает людей, подобных Кроде или Чой Чо Рену, а они в свою очередь плодят и питают его страданиями других людей. И рождение инфернальных призраков здесь будет неизбежным и непрерывным, потому что общество, которое существует сегодня на Гивее, отрицает любовь. Вот почему оно неминуемо обречено на разрушение.

— Инферно? — удивилась Аюми. — Но что это?

— Это и есть абсолютное Зло — скопление безысходного страдания, ужаса и горя, делающее жизнь всего живого невыносимой и бессмысленной.

— Как же быть? — ужаснулась Аюми.

— Уничтожать инферно — безжалостно и неумолимо во всех его проявлениях, в любом уголке Вселенной! А для этого нужно построить у вас иное общество — общество, основанное на нравственности и прямом народовластии, общество безо лжи и лицемерия, общество дающее свободу для развития личности каждого жителя этой планеты, общество, наполненное добром, состраданием и открытостью.

Но только теперь я начинаю понимать, что такое общество можно создать здесь лишь через прямое вмешательство извне. Сами вы уже не в силах победить поработившее вас инферно. Поэтому вам необходимы учителя и наставники, которые поведут вас по верному пути, которые помогут разогнать тьму, чтобы долгожданная заря, наконец, воссияла над этой планетой. Сегодня я ясно вижу, как вы нуждаетесь в этом.

— Ты говоришь о Земле? — догадалась девушка.

— Да, о ней, — кивнул я. — И для таких грандиозных преобразований необходимо время — время для изменения ценностей и мышления масс. Нужно, чтобы критичность мышления и глубокая осознанность поведения стали массовым явлением на всей планете. А это очень и очень долгий путь! Того времени, что мы находимся здесь, для него совсем недостаточно. Нам приходится растрачивать свои силы на борьбу с инферно, и поэтому мы терпим, столько неудач, стремясь подстегнуть процесс переустройства на неподготовленной почве.

— Ты думаешь, что люди здесь когда-нибудь изменятся? — Аюми с сомнением посмотрела на меня.

— Да, но этот процесс нужно постоянно направлять, направлять с помощью тонкой инженерии! Мы лишь вначале пути, но до его завершения ещё далеко! Вот почему, чтобы история на этой планете снова не качнулась в сторону, процесс изменений должен сопровождаться строгим контролем, опять же, извне в течение всего переходного периода. И кроме Земли сделать это будет больше некому.

Вот почему здесь мы — земляне. Но мы лишь передовой отряд, форпост будущих преобразований. Когда-нибудь всё изменится, и сюда потекут полноводные реки добра и знания, смывая с лица этой планеты всю грязь. А пока мы вынуждены воевать с Чой Чо Реном и с людьми, подобными Кроде, которые несут разрушение этой планете, чтобы остановить их и расчистить дорогу для прихода других. В этом наш долг перед Гивеей — младшей сестрой Земли. И никакая смерть на этом пути не страшит нас. Но ты… Разве ты не боишься смерти?

Я проникновенно посмотрел в тёмные глаза Аюми.

— Нет, — твёрдо ответила девушка и отрицательно покачала головой. — За вами я готова идти даже на смерть!

— Но почему? — изумился я.

— Ты всё правильно говоришь про необходимость изменений. Возможно, я не очень умна, чтобы понять всё, что ты сказал, но я чувствую сердцем твою правоту! И люди не зря теперь говорят, что вы, земляне — живые боги, спустившиеся с небес, чтобы сеять здесь добро и вершить справедливость. Вы настоящие хикари-тенши, а ты — их предводитель!

Я посмотрел на девушку.

— И ты веришь в это?

— Если вы посланы защищать и направлять нас, — уверенно сказала Аюми, — то вас, должно быть, послал сам Всевышний — вы и есть его посланники!

От её слов мою душу наполнила невольная радость, и вместе с ним пришло смущение.

— Пусть будет так, — кивнул я в ответ на её наивное объяснение. — Но как же твой отец? Он вряд ли отпустит тебя с нами. Неужели ты ослушаешься отца?

— Отец не будет против, — покачала головой Аюми. — Он верит в вас, как и все остальные здесь… К тому же, у него останется Джиро, — тихо добавила девушка, опуская глаза.

— Хорошо, — помолчав, сказал я. — Я возьму тебя с собой. Только обещай мне, что будешь беспрекословно выполнять все мои приказы и не отходить от меня ни на шаг!

— Клянусь! — обрадовано воскликнула Аюми, хватая меня за руку. Глаза её сияли от счастья.

Неподвижный вечерний воздух вдруг ожил порывами ветра и наполнился тонким нарастающим свистом, заставившим меня обратить свой взор на запад. Там, на фоне тёмно-синего неба появились четыре серебристые точки — гравипланы. Через минуту они превратились в сверкающие на солнце крылатые каплевидные машины, которые стали не спеша заходить на посадку на окраине рыбацкого посёлка.

— Кто это? — взволнованно спросила Аюми, тревожно следя за посадкой четвёрки летательных, аппаратов, закручивавших высокое степное разнотравье крутыми водоворотами.

— Не бойся. Это мои товарищи! — успокоил я её, чувствуя, как волнение охватывает меня. — Идём со мной!

Мы быстро слезли со сторожевой башни и побежали навстречу садящимся гравипланам. Аюми, взволнованная не меньше меня, запыхалась от бега по высокой густой траве, но не отставала от меня, ни на шаг. Привлечённые рёвом посадочных двигателей, люди, жившие на окраине посёлка, выбегали из своих домов, возбуждённо жестикулируя и громко обсуждая прилёт неожиданных гостей.

Я увидел, как из ближнего к нам гравиплана с подножки трапа в траву спрыгнул радостно улыбающийся Кулак. Эд торопливо пошёл нам навстречу, разгребая траву широкими махами рук, словно воду в реке. Вслед за ним наружу вылезли Артур Порта и Тадеуш Сабуро. Последними из гравиплана появились два старателя — Стоян и Гвоздь, живые и здоровые. Радость вспыхнула в моём сердце при виде их. Я уже собирался броситься к ним, чтобы расспросить их о судьбе Дева, но Кулак первым подошёл к нам. Пожимая мне руку, он сказал не без гордости:

— Глянь, кого я тебе привёл! А? Что скажешь?

— Я всегда верил в тебя! — улыбнулся я ему, благодарно принимая в свои объятия и прижимаясь к его колючей щеке.

— Так-то это, конечно, не армия, — слегка смущаясь, пожал плечами Эд. — Но ребята твои собрали славный отряд. С ними будет дело!

— Ещё бы!

В это время к нам подошли Тадеуша Сабуро и Артура Порта. Я радостно обнял обоих. Взволнованно спросил:

— Сколько вас?

— Сорок человек, — буднично ответил Порта, отстраняясь и жадно всматриваясь в моё лицо. В глазах его светилась неподдельная радость от встречи со мной. — Это немного, но мы отобрали самых опытных и проверенных землян. Сам понимаешь, после взятия столицы, забот у нас через край и каждый человек теперь на счету.

— А где Юлий?

Я огляделся по сторонам, не находя Торрену среди прибывших землян. Все они были одеты в защитную броню и вооружены излучателями. Их возбуждённые лица светились радостными улыбками.

— Ему пришлось остаться в Линь-Шуй, — сообщил Тадеуш Сабуро. — Там теперь приходится налаживать новую жизнь. Восстанавливать разрушенное ураганом, оказывать помощь пострадавшим. Мы начали формировать комитеты общественного самоуправления из местных активистов. Устанавливаем потихоньку контакты с представителями местного протестного движения. Их поддержка поможет нам добиться доверия у простых горожан, которым замутили головы пропагандой, и которые готовы видеть в нас коварных захватчиков, желающих только зла этой планете. Мне даже страшно подумать, что творится в северной столице, раз уж в провинции всё так плачевно! — вздохнул он и сквозь прищур посмотрел на меня.

— Ты-то как? Вижу, что жив, но, кажется, тебя сильно потрепало? А мы-то уже были готовы оплакивать тебя!

— Разве я похож на мертвеца?.. Хотя часть меня всё же умерла. Но я не сожалею об этом! — уверенно покачал головой я.

Люди обступили нас со всех сторон. Многих ребят я знал ещё на Земле: Рича Остина, Тима Ларо, Ахмеда Кади, Яна Тайсона. С кем-то познакомился уже здесь: Рас Чадд и Тахей Ваташи прибыли к нам два года назад с Северного материка, сбежав из заключения; Виктор Ордон, Алан Харис и Винит Кумар встретились мне в южных провинциях несколько месяцев назад.

Загорелые почти до черна, небритые старатели выглядели на фоне бронзоволицых землян немного странно. Стоян с Гвоздём и сами чувствовали это, нерешительно переминаясь в стороне с ноги на ногу. Я подошёл к ним, по-дружески обнял старых товарищей.

— Ребята! Вы живы! Как я рад вас видеть! Но что с Девом? Где он? Ему удалось спастись?

На мои расспросы Стоян виновато опустил глаза.

— Погиб он… товарищ твой.

От этих слов сердце моё похолодело. Надежда, до сих пор теплившаяся в душе, сменилась безмерной печалью.

— Где его похоронили?

Я снова посмотрел на старателей.

— Да от него, почитай, ничего и не осталось, — неуверенно пожал плечами Стоян. — Так, горстка пепла… Про тебя-то мы тоже думали, что погиб! Разве среди огня такого разберёшь чего? А ты вот — жив-здоровёхонек!

— Вот. — Гвоздь протянул мне небольшую запаянную урну из меди. — Мы так посчитали, что тебе виднее будет, как упокоить своего друга.

— Спасибо.

Я принял урну из его рук, борясь с подкатившим к горлу комом.

— Спасибо, что не оставили его там. Он достоин лучшей участи. Надеюсь, этот прах когда-нибудь займёт достойное место в Храме Славы, как и имя Дева.

Я посмотрел на Артура Порта и Тадеуша Сабуро.

— Почтим его память! — печально наклонил голову Порта. — Дев Рошан был землянином, достойным звания героя!

Люди, стоявшие вокруг нас, скорбно склонили головы и приложили к сердцу правую ладонь. Почувствовав неладное, Аюми потянула меня за рукав. Тревожно заглянула в моё лицо.

— Мой друг умер, — объяснил я ей, борясь с накатившими чувствами.

Тревожное волнение на лице девушки сменилась горечью. В глазах у неё заблестели крупные детские слезы. Она опустила голову и украдкой смахнула их рукой.

— А как же удалось спастись вам? — обратился я к Стояну, который хмурил брови.

— Да, как вас с Девом накрыло огнём, те каратели посадили свой гравиплан. Хотели, видать, поглядеть остался кто живой или нет. Тут Гвоздь их гранатой и угостил! А тех, которым удалось выжить, мы потом уже добили.

— Этих гадов четверо осталось! — сообщил Гвоздь, играя желваками. — Только без защитного поля они против наших пуль, что юнцы супротив опытной девки! Мы их со Стояном там всех и положили, аккурат, на той самой горке!

— Ясно, — печально кивнул я.

— А потом, — продолжал рассказывать Гвоздь, — мы вместе с твоим товарищем-землянином, ну тем, который инженер, с гор спустились к запасному гравиплану, значит, где другая группа ожидала нас. Они нас всех в Тянгун и доставили!

— Мальчонку жалко… — ещё больше нахмурился Стоян и тяжко вздохнул. — Капитана нашего… Вишь ты, волшебником работал, а от смерти не спасся! Сильнее его волшебства, видать, смерть оказалась…

— Да, разве ж от неё убережёшься! — досадливо проворчал Гвоздь.

Оба понуро опустили головы. В это время я почувствовал, как кто-то положил мне на плечо тяжёлую руку. Обернулся и увидел Артура Порта.

— Итак. Каковы твои ближайшие планы? — задал он вопрос. — Я спрашиваю, потому что нам нужно будет где-то разместить людей. Если мы здесь надолго. Если же нет, мы, конечно, можем разбить лагерь прямо в степи.

— На какое-то время придётся задержаться, — сказал я. — Необходимо дождаться возвращения ещё одного моего гонца. Я жду от него вестей о моей жене. Но есть и ещё одно важное дело. Я обещал жителям этого посёлка защиту от жестоких бандитов в обмен на помощь мне. В окрестностях бесчинствуют банды законченных отморозков. Они нападают на местное население: убивают, насилуют, занимаются грабежом. В общем, наводят настоящий ужас на близлежащие посёлки. Эти подонки способны поднять руку даже детей и стариков! Нескольких таких нелюдей я уже отправил к их праотцам, но, думаю, таких здесь не один десяток, а, то и больше! Они в любое время могут снова нагрянуть сюда, чтобы отомстить за убитых мною дружков. Поэтому необходимо нанести им упреждающий удар и уничтожить всю эту мразь раз и навсегда!

— Понятно, — кивнул Артур Порта. — Значит, не зря мы захватили с собой одну из разработок наших инженеров. Её готовили для штурма Линь-Шуй, но там применить так и не решились. Теперь же, думаю, для неё самое время и место.

— О чём вы? — не понял я.

— Он говорит о «бомбочках» ИЗП, — пояснил Тадеуш Сабуро.

— Об акустическом оружии? — обрадовался я.

— Именно, — спокойно кивнул Порта. — Низкочастотные акустические колебания, насколько я понимаю, будут для нас в данном случае просто незаменимы.

Он взглянул на Сабуро.

— Это верно, — согласился тот. — Мы можем сбросить с воздуха несколько пьезоэлектрических кристаллов-преобразователей из титанита бария. Они превращают электрическую энергию в звуковые волны низкой частоты. Инфразвук при этом будет безопасен для нас самих. Думаю, при достаточно широкой диаграмме направленности, удельном звуковом давлении где-то в сто пятьдесят децибел и несущей частоте в восемнадцать-двадцать герц всё завершиться в считанные минуты. Их мозги просто закипят от неодолимого животного ужаса!

— А дифракция позволит инфразвуку проникать в помещения и преодолевать любые преграды, так что укрыться от возмездия им будет негде? — понимающе закивал я. — А что если увеличить мощность преобразователей до двухсот децибел?

— Зачем? — не понял Сабуро. — При такой мощности это будет однозначно летальный исход для любого оказавшегося в зоне действия инфразвука.

— Этого-то я и хочу! Ведь с этими нелюдями не стоит церемониться! Они не достойны жизни! Их нужно уничтожать, как мы уничтожаем опасных животных или ядовитые растения!

— Такие действия будут незаконными с нашей стороны! — покачал головой Артур Порта.

— Почему? — удивился я. — Разве может быть незаконным уничтожение зла?

— Воздаяние всегда должно быть отражательным! — убеждённо сказал Артур Порта. — Недостойное или преступное действие вызывает равное по силе противодействие, направляемое обратно виновнику такого действия. Так требует Закон! Ты же знаешь. Значит, эти, как ты говоришь, нелюди, порождающие в нормальных людях ужас, являющиеся источником страданий и мучений невинных, должны испытать на себе такие же страдания и такой же ужас. Если это закончится для них смертью, значит, так тому и быть! Только так наше воздаяние будет справедливым и законным!

Он спокойно посмотрел на меня.

— Да, вы правы, — согласился я с ним, опуская голову. — Хотя, если уж мы затеяли войну со злом, то говорить об аморальности методов борьбы с ним трудно. Идя по такому пути, мы можем навлечь на свою голову несчастья.

— Не забывай, что в любой ситуации мы должны оставаться людьми с Земли, — напомнил Артур Порта, уверенно глядя мне в глаза. — На нас должны равняться, а не страшиться нашего присутствия здесь. Всякое перегибание палки при выборе методов борьбы со злом одинаково опасно. Опасно наравне со слабостью или нерешительностью. Взятие нами южной столицы прекрасно доказало эту старую истину. На наше счастье, жители Линь-Шуй до конца так и не поняли, кто именно стал виновником всех этих разрушений и смертей ни в чём не повинных людей… Вот только как теперь нам смотреть всем им в глаза? Как вести их к свету, когда сами мы ступили одной ногой на «тёмную сторону»?

Артур Порта вздохнул и опечалено покачал головой.

— Мы давно ступили на эту «тёмную сторону» — пятьдесят лет назад, когда начали распылять здесь экзогенные мутагены, — напомнил я. — Но вы правы, в гибели мирных жителей была и моя вина, моя ошибка. Находясь в отчаянии, на самой грани, я позволил себе поспешность в принятии сложных решений. Чувства взяли во мне верх над рассудком… Но эта моя ошибка всего лишь одна из многих совершённых нами в этом мире!

— Не будем сейчас выносить никому окончательных вердиктов, — предупреждающе поднял руку Артур Порта. — Впереди у нас долгая и трудная дорога и всем нам сейчас нелегко… Хотя ты, пожалуй, больше остальных нуждаешься в помощи и поддержке. Именно поэтому все мы собрались здесь, с тобой!

— Спасибо!

Я смиренно склонил перед ним голову. Затем повернулся к Аюми.

— Как ты думаешь, Цао-гун сможет помочь моим товарищам разместится на время в посёлке? А то они собираются ночевать прямо в степи.

— Нет, нет! Что вы! — взволнованно встрепенулась Аюми, выступая вперёд и краснея от волнения. — После того, что сделал для нас Камал, любой в посёлке будет рад приютить землянина в своём доме! Наш староста — Цао-гун — всё организует, обещаю! Я сейчас же пойду и расскажу ему о вашем прилёте!

Она быстро посмотрела на меня и, смущённо опустив глаза, побежала в сторону дома Цао-гуна.

Проводив её взглядом, Артур Порта одобрительно наклонил голову:

— Славная девушка! Твоя знакомая?

Он с лёгкой лукавицей взглянул на меня.

— Я живу в их доме. Её семья спасла мне жизнь… Ну, а я спас жизнь её брату и защитил её от бандитов.

— Молодец! — Порта одобрительно похлопал меня по плечу. — Ну, а теперь рассказывай, что с тобой здесь ещё стряслось.

— Сначала вы! Я хочу знать, как прошло сражение, как вас встретили в городе? Много ли среди наших погибших?

— Тогда давай присядем, — предложил Артур.

Когда все расселись на траве, он неторопливо начал:

— Битву мы выиграли, хотя всё пошло совсем не так, как задумывалось сначала. Уже к концу ночи смерч, вместе с частью жилых кварталов, уничтожил и большой участок оборонительной стены на окраине города. В эту «дыру» мы и бросили все свои силы. Наш противник оказался настолько напуган и деморализован нежданным страшным ураганом, что практически не оказал нам серьёзного сопротивления.

Мы отсекли их передовые линии от столицы, а когда наши ударные отряды взяли в кольцо столичный гарнизон, наше появление там стало полной неожиданностью для командиров карателей. Они постыдно сдались нам без боя, сложив своё оружие. Хотя нашлись среди них и упорные фанатики. С небольшим отрядом они забаррикадировались в одной из казарм, и нам пришлось больше двух часов штурмовать её. Не обошлось и без потерь с нашей стороны. Раненных несколько сотен. Убитых два десятка. Когда наступило утро, мы уже заняли все ключевые точки в Линь-Шуй, коммуникации и связь были в наших руках. Думаю, это настоящий военный успех — неожиданно скорый и почти бескровный для нас. Вот дальше будет намного сложнее…

* * *

Посовещавшись, мы решили вылететь рано утром, чтобы застать хагетама врасплох. Прихватив с собой одного пилота, мы взяли курс на юго-запад, а спустя полчаса наш гравиплан уже подлетал к ближайшему посёлку, где со слов Лю Иня обосновалась одна из банд хагетама.

Редкие перелески, пересекавшие просёлочную дорогу, разрезали степные просторы на правильные квадраты и прямоугольники. Я быстро сообразил, что это заросшие, давно не возделываемые поля, на которых теперь не встретишь ни души. Лишь кое-где ещё попадались здесь на глаза полуразрушенные одинокие сельскохозяйственные постройки, приуроченные к бывшим угодьям, да брошенные навечно никому не нужные механизмы, торчали ржавыми скелетами среди степной травы. Эта удручающая картина упадка и разрухи встречалась повсюду, и лишь поблизости от нашей цели мы вдруг увидели вспаханное и засеянное чем-то поле.

— Что такое? — изумился Артур Порта, склоняясь к стеклу кабины и всматриваясь в местность, пролегавшую под нами.

— Это же плантации хемпа! — через минуту воскликнул он. — Это местная мутация конопли, когда-то завезённой сюда первыми поселенцами… Да здесь целые поля этой «дурман-травы»!

— Так вот кто снабжает наркотиками весь Северный континент! — сокрушённо покачал головой я и посмотрел на товарищей. — Нельзя оставлять здесь эти посадки! Нужно уничтожить их — выжечь всё излучателем!

— Смотрите! Вон и их логово! — Тадеуш Сабуро указал в сторону крохотных белых домиков, видневшихся на краю конопляного поля.

— Тормози! — Порта положил руку на плечо пилота.

Тот понимающе кивнул и заставил аппарат зависнуть над узким перелеском.

— Ну, что, подходящее место? — Артур посмотрел на Сабуро, который пересел за приборы.

— Вполне, — ответил тот. — До посёлка чуть больше двух километров. Место вполне безопасное. Сбросим на их головы наши «бомбочки», а потом сожжём это поле ко всем чертям!

— Да, хорошо, — согласился Порта.

— А как мы сбросим заряды? — спросил я.

— Пошлём туда «жука», — уверенно сказал Сабуро. — Его подъёмной мощности вполне хватит, чтобы перенести два преобразователя. А заодно и убедимся, что всё кончено: посмотрим прямую трансляцию с места праведного суда!

Тадеуш решительно мотнул головой.

— Идёт! — одобрил Порта и взглянул на пилота.

Тот понимающе кивнул и пробежался пальцами по кнопкам настройки.

— Заряды! Заряды не забудьте! — напомнил Сабуро, поворачиваясь к ним.

— Не забудем! — отозвался я.

Мы с Артуром закрепили спрятанные в цилиндрическую стальную оболочку кристаллы в корпусе «жука» и осторожно вложили робота-разведчика в отсек стартовой катапульты. Через минуту та бесшумно отстрелила «жука» от правого борта гравиплана — металлический шар, поблёскивающий на солнце белым глянцем, стремительно полетел в сторону виднеющегося вдалеке посёлка, проворно расправив свои острые «крылья» и «усы» антенн.

Сабуро пододвинул к себе пульт управляющего блока, внимательно следя за пустым монитором.

Прошло несколько тягучих минут.

— Есть картинка! — радостно сообщил Тадеуш. — Так! Посмотрим, что мы здесь имеем…

Мы с Артуром склонились к нему, заглядывая на экран передающего устройства.

Робот-разведчик, подчиняясь командам Сабуро, короткими плавными скачками набрал необходимую высоту, работая маневровыми моторами, и сфокусировал свою широкоугольную камеру, передавая нам кадры панорамы посёлка. На ожившем экране появились черепичные крыши домов, стоявших вдоль узких улочек, которые выходили к небольшой площади. На ней было видно скопление каких-то машин и шевелящихся тёмных точек.

— Добавь увеличения! — попросил Порта.

Сабуро покрутил крохотное колёсико на панели управления, и на экране стали отчётливо видны полуобнажённые сплошь бритоголовые люди. Несмотря на ранний час, их здесь было несколько десятков. Одни из них бесцельно бродили по улицам, другие сидели около дымных костров на площади, распивая хмельные напитки, и веселя друг друга примитивными забавами. Третьи окуривали себя наркотическим дымом, впадая в безвольное беспамятство. Много хагетама сидели по домам, развлекаясь там азартными играми и упиваясь всё тем же бродилом. Инфракрасный глаз камеры отыскивал их без труда по всему посёлку.

— Сколько их? — спросил Артур Порта.

— Судя по термографическому сканированию, около ста человек, — неторопливо сообщил Тадеуш Сабуро. — Точнее девяносто шесть.

— Женщины? Дети?

— Сейчас… Робот формирует данные… — отозвался Тадеуш и отрицательно покачал головой. — Нет, сканирование показывает наличие только особей мужского пола.

— Откуда там взяться детям! — недоумённо воскликнул я. — Теперь мне понятна их жестокость, их бездушие и тупое упорство: видимо, они постоянно находятся под воздействием психотропных веществ. Это же отъявленные наркоманы! Их мозг затуманен наркотиками, а психика давно разрушена, поэтому-то в них и не осталось ничего человеческого! Робот прав — это не люди, а всего лишь «особи» мужского пола!

— Чтобы понять их, нужно самому начать курить хотя бы лёгкие наркотики, — заметил Сабуро.

— Думаю, мы не станем этого делать, — в ответ на его слова, отрицательно покачал головой Артур Порта. — Давай, сбрасывай заряды! Нечего тянуть с этим! Нам ещё зачищать другие посёлки.

Тадеуш согласно кивнул и щёлкнул переключателем. Вслед за этим я увидел, как сверкающий цилиндр отделился от корпуса «жука» и полетел вниз, упав на одной из улиц посёлка. Затем робот-разведчик пролетел к центральной площади и сбросил там второй цилиндр акустического преобразователя.

А дальше нам открылась поистине страшная картина. Не прошло и нескольких секунд, как включился инфразвук, а обезумевшие бандиты уже выбегали из своих домов на улицы, не понимая, что происходит. Те, что уже находились там, в ужасе метались от дома к дому, хватаясь за бритые головы, словно, пытаясь сорвать их с плеч. Шатаясь, кто-то падал на пыльную землю в приступах неудержимой рвоты. Другие, корчась от нестерпимой боли, бились в судорогах, подобно зверям, охваченным предсмертной агонией.

Это мрачное видение продолжалось несколько минут. Затем многие из бандитов схватились за оружие и с безумной яростью и исступлением принялись набрасываться друг на друга. Вскоре улицы посёлка побагровели от пролитой крови. Кругом валялись отсечённые конечности и мёртвые изрубленные тела. Когда это безумие закончилось, оставшиеся в живых всё ещё бродили по округе, подобно призракам или слепцам, вытягивая перед собой руки.

— Довольно смотреть на это! — брезгливо сказал Тадеуш Сабуро. — Думаю, наше присутствие здесь больше не требуется. Теперь они получили по заслугам и сами довершат наше возмездие.

— Да, — согласился с ним Артур Порта. — А те, что ещё останутся в живых, уже не будут представлять ни для кого никакой угрозы. Если наше оружие и не убило всех, то однозначно повредило молекулы их ДНК, вызвав тем самым необратимые мутации в их организмах. Можно сказать, сейчас мы дистанционно уничтожили на корню весь их род.

Он посмотрел на меня.

— Сколько ещё здесь таких банд?

— Насколько я знаю, три или четыре. Хотя территории, где бесчинствует беззаконие, гораздо обширнее. Люди там поистине находятся, как в аду.

— Да, я знаю, — склонил голову Артур Порта. — Но ими займёмся позже. На этой планете придётся ещё не один год разгребать скопившееся за десятилетия человеческое дерьмо. Так куда теперь?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Если мы полетим вдоль дороги, ведущей в Линь-Шуй, думаю, не ошибёмся. Они контролируют всю прилегающую территорию километров на пятьдесят. Мирных жителей здесь совсем не осталось.

— Хорошо. Тогда спустимся вниз и завершим начатое. Берите излучатели! — скомандовал Артур Порта, делая знак пилоту опустить аппарат.

* * *

Ночь была наполнена тихим стрекотанием насекомых, прохладным дуновением восточного ветра и полной луной. Я сидел около дома Лю Иня и смотрел на яркие звёзды. Какая-то птица, а может летучий зверёк настойчиво билась в деревянные жалюзи на окне. Я рассеянно прислушивался к этим ночным звукам, погружённый в свои мысли.

Впервые за последнее время звёздный простор над головой манил меня своим извечным покоем, дразнил сердце своим безграничием и неизведанностью, рождая в душе давно забытые переживания.

Равнодушные ко всему звёзды, взиравшие на меня из неведомых глубин, не знали ни страхов, ни печалей, ни ненависти, ни любви. Эпоха за эпохой протекали у их подножья, а они оставались всё такими же безмолвными и холодными ко всем человеческим страстям…

Не от того ли пытливый человеческий разум испокон веков стремился постичь их величавую тайну, насладиться этим вечным покоем и неземной красотой, отводя в небесах место всем своим богам и оставляя его для своего посмертного существования, как величайшую награду за праведную жизнь на Земле?..

И теперь, изнывая от боли, истосковавшись по покою, моя душа тоже рвалась ввысь, желая обрести там долгожданную свободу… Может быть, это моё желание было лишь иллюзорной мечтой?.. Как я могу думать о покое, когда мир вокруг меня стонет в отчаянии?..

В ночи послышались чьи-то приближающиеся шаги, отвлекшие меня от этих мыслей. Я встрепенулся, а через минуту из-за угла дома уже появились две высокие фигуры. Они вышли в полосу лунного света, и я узнал в них Тима Ларо и Рича Остина. Они должны были стоять сегодня в карауле на окраине посёлка, поэтому их появление здесь среди ночи насторожило меня.

— Что случилось? — встревоженный, я быстро поднялся им навстречу, и тут же заметил за спинами товарищей ещё двух человек.

— Максим! Тут к тебе какие-то путники попасть хотят! — сообщил Ларо, постукивая пальцами по излучателю, который висел у него на шее. Титановые наплечники его защитного жилета слабо поблёскивали в сером свете луны. — Говорят, что ты их знаешь и давно ждёшь. Похоже, добирались они издалека.

— Кто там?

Я подошёл ближе, всматриваясь в тёмные фигуры. Ближний ко мне человек вышел на свет луны и я сразу же узнал в нём Хо.

— Заждался? — весело спросил он, снимая свою шляпу и оглаживая седую бороду.

Я взволнованно схватил его за руки. Эмоции переполняли меня до краёв.

— Хо! Вы нашли её?! Вы виделись с Юли?!

— Виделся, — спокойно кивнул Хо.

В призрачном свете луны шрам на его лице казался ещё глубже и ужаснее, но хитровато поблёскивавшие в глазах звёзды делали его похожим на доброго волшебника.

На мой молчаливый вопрос, Хо протянул мне круглый вольфрамовый медальон с моим именем на земном языке. Сердце моё вспыхнуло обжигающей радостью. Я снова взволнованно схватил старика за руки.

— Хо! Я не знаю, как выразить вам свою благодарность!

— Это не моя заслуга, — покачал головой он и указал на стоявшего за его спиной человека.

Тот был высок и статен, на вид, и, судя по всему, совсем ещё молод по здешним меркам. Его, казавшееся бледным в свете луны, лицо выглядело встревоженным и несло в себе что-то неуловимо знакомое. Возможно, его глаза напомнили мне кого-то? Я никак не мог понять этого и удивлённо посмотрел на Хо.

— За всё ты должен благодарить брата Мизу, — улыбнулся тот.

— Мизу? — услышав знакомое имя, я насторожился.

— Да. Это брат Кроды, — спокойно ответил Хо.

«Ну, конечно же! Брат Кроды! Я слышал его имя тем памятным утром от старика Томбогори!» — обрадовался я и насторожился ещё больше.

— Он брат Кроды?

— О! Не беспокойтесь! — вышел вперёд Мизу, жестом успокаивая меня. — Кроме кровного родства нас ничего не связывает с моим братом. Это наше родство — моя несчастливая судьба, преследующая меня с самого детства! Я вынужден быть рядом со своим братом, хотя сердце моё жаждет иных истин, которые Крода не приемлет. Вот почему, когда здесь появились вы, моё положение стало ещё более затруднительным и плачевным. Ведь всей душой я понимал, что именно с вашим приходом у нас появился шанс к реальным переменам на этой планете. Но долг перед семьёй и родственные узы крепко держали меня в своих объятиях.

— Похоже, вы друг друга знаете, — заключил Рич Остин, внимательно наблюдавший за нами. — Тогда мы, пожалуй, вернёмся на свой пост?

— Да, возвращайтесь, — кивнул я и снова повернулся к Хо и его спутнику. — Что же мы стоим на улице! Идёмте в дом. Только, пожалуйста, потише. Там все давно спят.

— Тогда сядем вот здесь, под звёздами, — предложил Хо.

Никто не стал возражать ему. Мы уселись на камни недалеко от дома Лю Иня, и я снова нетерпеливо воскликнул:

— Рассказывайте же, Хо! Рассказывайте! Как же вам удалось познакомиться с братом Кроды?

— Я встретил его в одном из прибрежных посёлков, в шестидесяти милях на север, — сообщил Хо, указывая в ночи направление на сверкающую змею Кассиопеи. — Там он утешался дешёвым бродилом, пытаясь успокоить свою метущуюся душу. Поначалу он принял меня за агента ОЗАР, но потом мы разговорились и я узнал, что он брат того самого Кроды, которого ищешь ты. Тогда мне показалось, что сам Всевышний благоволит ко мне! — Хо с благодарностью возвёл руки к тёмному небу.

— Мизу поведал мне, как он жаждет встречи с землянами и с их лидером Камалом, — продолжал свой рассказ старик. — Но у него нет для этого достаточной свободы. К тому же, будучи отпрыском своего рода, он боится, что не заслужил права на достойную судьбу и даже не может надеяться на подобную встречу. Он был уверен, что его встретят, как врага, особенно после того, как его брат Крода вероломно похитил жену Камала.

Я посмотрел на Мизу. Тот понуро опустил голову, страшась смотреть мне в глаза. Заметив это, Хо заговорил снова:

— Но я заверил его, что Камала заботит лишь то, что живёт в сердце у человека. Что ему безразличны родственные связи, религиозные убеждения или достижения в материальном мире. Я верно сказал?

Хо проникновенно посмотрел мне в глаза.

— Верно, — наклонил голову я и обратился к Мизу: — Если человек стремится к возвышенным идеалам, если душа его чиста, не важно, где и кем он родился. Важно лишь то, кто он есть на самом деле, и что несёт в себе другим людям.

Мизу с благодарностью пожал мою руку.

— Но зачем Крода похитил мою жену? — спросил я у него. — Он хочет принудить меня к чему-то или мстит мне за что-то?

— Нет, нет! — покачал головой Мизу. — Месть здесь ни при чём! Со стороны Кроды нет мести к тебе. Скорее во всём повинна мстительность нашей сестры Вибхи, рождённая обидой оскорблённой женщины. Она рассказала брату о том, как отвергли её земляне и посмеялись над её чувствами. Подвластная обиде и задетому самолюбию, она, желая навлечь беды на твою голову, разожгла в Кроде интерес к твоей жене, Бхуми. И мой брат тут же отправился в Шеньчжоу, чтобы увидеть её своими глазами. А когда увидел и поговорил с ней, то так воспылал страстью, что решил принудить её стать одной из его жён, несмотря на то, что Бхуми тогда носила твоего ребёнка.

— А ребёнок? Мой сын? Что с ним? — насторожился я, с тревогой глядя на Мизу.

— С ним всё хорошо, — успокоил меня он. — У тебя родился замечательный сын! О нём заботятся, как о наследнике трона — моя сестра, а так же жёны Кроды.

— Почему они? Почему не моя жена — его мать? С ней всё в порядке? Она жива?

Я взволнованно схватил Мизу за руку.

— Не волнуйся, — успокоил меня Хо. — Юли жива. Я видел её собственными глазами два дня назад. И даже разговаривал с ней.

— Но как вам это удалось? — изумился я.

— Во всём заслуга его, — Хо кивнул в сторону Мизу. — Именно он провёл меня в Чанчжен — город, который стоит на трёхглавом холме, на острове посреди океана. Втайне от его брата мы пробрались в один из его дворцов, где Крода держит твою жену. Если бы не статус Мизу, мне бы самому ни за что не попасть туда! В том дворце я и увидел Юли — худую и бледную, истощённую голодом и бессонными ночами.

— Её там мучают?! — Сердце моё наполнилось нестерпимой болью.

— Нет, — отрицательно покачал головой Мизу. — Она сама отказывается от еды, протестуя против домогательств моего брата. Хотя его телохранители, следуя приказу, постоянно угрожают и запугивают её, пытаясь сломить её волю и склонить к повиновению. Да и брат, потеряв надежду и терпение, зачатую устрашает её угрозами скорой расправы.

— Так оно и есть, — подтвердил Хо. — Я сам был тому свидетелем. Как раз, когда мы проникли во дворец, в покои, где держат твою жену, явился с визитом сам Крода. Мольбами и уговорами он пытался вырвать у Юли согласие и добиться её любви, при этом угрожая суровым наказанием, если она не подчиниться ему. Но твоя жена — эта хрупкая слабая женщина — даже не подняла на него глаз. Она не произнесла ни слова. Лишь когда Крода исчерпал всё своё красноречие, она сказала ему: «Глупец! Ты подлый и порочный человек! Неужели ты думаешь, что можешь после всего, что сделал, вызвать во мне ответные чувства? Только Камал, мой муж, имеет право прикасаться ко мне. Ни у кого больше нет такого права, пока я сама не захочу иного. Ты мнишь себя великим, но для меня ты не более велик, чем любой человек на этой планете! Я люблю только Камала! От разлуки с ним моё тело горит в пламени скорби! Я никогда не отступлюсь от своего решения! Помни об этом и берегись!». Так сказала она, — печально вздохнул Хо.

— Да, Бхуми сильная женщина! — восхищённо заметил Мизу, и его глаза наполнились грустью. — Я не встречал в своей жизни таких же, как она… Да и вряд ли на нашей планете найдётся кто-то равный ей.

Он опустил голову.

— Думаю, это и заводит твоего брата, Кроду больше всего — её непокорность, — наклонил голову Хо, задумчиво оглаживая бороду. — Я понял это, когда он пришёл в ещё большую ярость от её слов. Должно быть, ярость наполняет его силой. В ярости, как в бездонном источнике, он черпает энергию для своих недостойных дел.

— Вы правы, — согласился с ним Мизу. — Крода импульсивен и быстро выходит из себя, когда теряет над чем-то контроль. Это всегда шло ему не на пользу. Хотя, бывает Крода способен обуздать себя, и тогда он становится особенно опасен, ведь коварство и хитрость, на время укрощённые им, начинают сочиться из него в такие минуты, как яд из притаившейся змеи. Вот и в тот день он предупредил Бхуми, что даёт ей последний срок — один месяц, с тем, чтобы она одумалась и покорилась ему.

Мизу сокрушённо покачал головой.

— Однажды я пытался помочь Бхуми. Хотел вывести её из дворца под покровом ночи, но она, к моему удивлению, категорически отказалась идти со мной, сказав, что её муж скоро придёт за ней и освободит её. Тогда я пошёл к брату и пытался вразумить Кроду, вернуть Бхуми мужу. Но он остался глух к моим речам, ослеплённый своей гордыней и преступной страстью. Он назвал меня своим врагом и осыпал проклятиями. Тогда я ушёл из Чанчжен и несколько дней скитался по рыбацким посёлкам, обдумывая, как мне поступить дальше, пока не встретил уважаемого Хо.

Мизу с благодарностью посмотрел на старика.

— А почему Крода не возьмёт мою жену силой? — хмуро спросил я. — Ведь сила сейчас на его стороне.

— Он не может, — покачал головой Мизу. — Ни одной женщиной он не может овладеть помимо её воли, потому что в юности гадалка предрекла ему смерть, если он осмелится на это. Будучи чрезмерно впечатлительным, мой брат так проникся этим пророчеством, что долгое время вообще сторонился женщин. Мысль о смерти глубоко засела в его голове. Его честолюбие не допускало для него подобного исхода, ведь он всегда считал, что его ожидает великое будущее.

— Но что если твой брат всё же решится убить мою жену, не сумев сломить её непреклонность? — засомневался я, пристально глядя на Мизу.

— Нет, — покачал головой тот. — Скорее он захочет убить тебя, чтобы завладеть сердцем Бхуми.

— Любопытно, — в раздумье произнёс я, потирая подбородок. Затем снова обратился к Мизу:

— Расскажи мне о Кроде. До сих пор, твой брат остаётся для меня таинственным призраком, то и дело возникающем на моём пути, — призраком, цели которого для меня совершенно не ясны.

— Что ж, изволь, — пожал плечами Мизу. — Возможно для тебя это покажется странным, но в своё время мой брат был известным человеком на Гивее, почти таким же, как вождь Цин Бо. Пятнадцать лет назад они даже соперничали на выборах… Да, да! Тогда ещё у нас вождей выбирали на основе свободного волеизъявления народа, за их заслуги и достоинства, а не из страха или жажды денег. Люди тогда ещё не стали такими же безразличными и одурманенными ложью, как сейчас.

У нашей семьи было много сторонников, но Цин Бо хитростью и обманом назначил своим приемником никому тогда не известного Чой Чо Рена. Говорят, тот чем-то отличился перед революцией, служа в ОЗАР, и, возможно, даже однажды спас жизнь самому Цин Бо. Вот за это-то тот его и приветил, сделав главой народного правительства. Не знаю, как там было на самом деле, но так закончилась для Гивеи время свободы. Идеалы революции померкли. Настало время разочарований и утрат.

Мой брат, оскорблённый вероломностью Цин Бо, поклялся тогда до конца жизни бороться с любой властью на этой планете, пока сам не получит эту власть — власть над всеми остальными. Он перестал чтить и народ, потому что тот, поверив в ложь, не поддержал моего брата на выборах и тем самым предал его… Так считает Крода.

— Получается, его борьба с режимом всего лишь банальное столкновение амбиций? И никаких там идей? — усмехнулся я.

— В какой-то мере, да, — пожал плечами Мизу. — Но идеи у моего брата всё же есть. Крода считает, что богами на него возложена великая миссия преобразований на этой планете. Считая так, он упорно идёт к поставленной цели.

Мизу помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил:

— На нашу удачу или на наше несчастье, Крода имел в прежние времена доступ к древним историческим архивам. Там он вычитал историю о неком таинственном острове, куда сто лет назад якобы свозили свои богатства тайные заговорщики, намеревавшиеся свергнуть действовавшего тогда правителя Гивеи, властью которого они были недовольны.

Эти сокровища нужны были заговорщикам для того, чтобы собрать армию наёмников и пойти войной на обе столицы. Но тот давний заговор был раскрыт. Всех его участников показательно казнили, а вот спрятанных ими сокровищ так тогда и не нашли. С тех пор люди рассказывали друг другу истории о том, как город, в котором хранились сокровища — Чанчжен, а вместе с ним и весь остров, на котором этот город был построен, с помощью колдовских чар казнённые заговорщики сделали невидимыми. Сокровища же те бедолаги перед смертью навеки прокляли своей кровью, так чтобы они приносили людям, нашедшим их, одни несчастья. Мы с братьями потратили пять лет на поиски этого легендарного острова и клада, хотя в успех этой затеи верил только один из нас…

— Крода? — догадался я.

— Да, он, — кивнул Мизу.

— Получается, вы всё-таки нашли Чанчжен и спрятанные там сказочные богатства?

— Нашли, — снова кивнул брат Кроды. — Только оказалось, что никакого колдовства нет. Просто вблизи острова проходит разлом океанической коры, который порождает мощное электромагнитное излучение. Оно-то и выводит из строя все навигационные приборы. К тому же вокруг острова отмечаются особые природные явления — густой туман постоянно окутывает его плотной завесой, скрывая от глаз путников.

— Одним электричеством здесь не обходится, — хмуро покачал головой Хо. — Есть там что-то ещё, какая-то тёмная сила… Она тяготит душу людей, приближающихся к этому месту. Можешь мне поверить, я испытал это на себе. Когда мы приближались к острову, необъяснимая тревога угнетала меня, и страх объял мою душу. Такого со мной никогда прежде не было.

— Что верно, то верно, — согласился с ним Мизу. — Наверное, поэтому все рыбаки издавна обходят это место стороной.

— Если поблизости находится геологический разлом, то там наверняка происходят тектонические процессы, в ходе которых планетарная кора может генерировать инфразвук. Возможно, он и воздействует на всё живое вокруг. Такое явление называется инфразвуковым аэродинамическим шумом. Заслышав его, сухопутные и морские животные обычно спешат уйти подальше от источника инфразвука. Человек тоже испытывает синдром резко выраженного инфразвукового дискомфорта. Скорее всего, в случае с этим островом интенсивность кратковременного воздействия инфразвука не превышает предел переносимости. Это где-то сто пятьдесят четыре децибела. Отсюда и все неприятные ощущения, — объяснил я.

— Возможно так оно и есть, — согласился со мной Мизу.

— А что случилось с теми сокровищами? — поинтересовался я.

— Они находятся там и по сей день, — охотно ответил Мизу. — Не скажу, что я отказался от всего, что мы нашли. Нет. Богатство затягивает, подобно трясине, пьянит слабые души и умы неожиданными возможностями, даёт определённую власть над людьми. Особенно в таком мире, как наш. Вот и Кроду найденные нами сокровища опьянили надеждой исполнить, наконец, свою мечту о власти. Они замутили его рассудок, дав иллюзорное ощущение собственного всесилия и величия.

Уверовав в своё могущество, он устроил для себя, подобно царям древности, тайную резиденцию во дворцах Чанчжен, откуда и совершает набеги на остальной мир, лежащий за границей океана. Он заимел себе много красивых жён, падких до золота, драгоценностей и лживых похвал. Он собрал вокруг себя наёмников для охраны и совершения отмщения правительственным сановникам и всем, кто по его мнению, недостоин лучшей жизни. Ими руководит другой наш брат — Юн Хи. Этим наёмникам Крода платит золотом за их верность и они исправно служат ему уже не первый год.

— Говорят, у него там огромная армия. Это правда?

Я внимательно посмотрел на Мизу.

— Не скажу, что это настоящая армия, — пожал плечами тот. — Но в Чанчжен сейчас около пятисот наёмников находятся в услужении у моего брата. Все они вооружены до зубов и обучены военному делу. Кто-то из них пришёл туда из преступного мира, кто-то раньше был солдатом и кроме как убивать людей больше ничего не умеет в жизни.

— Понятно. Значит, выходит по десять человек на одного нашего бойца… Ты сможешь провести меня и моих людей в Чанчжен? — Я снова посмотрел на Мизу. — Только скрытно от своего брата и его наёмников!

— Это будет сложно, но я попробую, — неуверенно произнёс тот. Спросил: — А сколько вас будет?

— Около пятидесяти человек.

Мизу тяжело вздохнул.

— С уважаемым Хо было проще… Но столько человек не смогут высадиться незамеченными на острове. Вдоль берега полно караулов. Гравиплан тут не подойдёт. Нас сразу заметят и поднимут тревогу.

— Лишний шум нам ни к чему, — согласно кивнул я. — В моих планах попасть в город скрытно и нанести Кроде неожиданный удар. А что если рыбацкие лодки? Мы можем подойти к острову по воде?

— Это возможно, только не на рыбацких лодках, — покачал головой Мизу. — Остров находится в сорока километрах от берега и единственно возможный для вас путь туда лежит по узкой песчаной отмели. Она соединяет Чанчжен с материком. Глубина воды там не выше пояса, а ширина отмели всего десяток шагов. Под покровом ночи по этому «мосту» можно незамеченными добраться до берега.

— Прекрасно! — удовлетворённо мотнул головой я. — Значит, нужно идти налегке. Экзоскелеты и тяжёлое оружие придётся оставить на берегу… Это плохо, но иначе просто не получится. Сорок километров по пояс в воде преодолеть будет сложно. Думаю, понадобится около шестнадцати часов. Получается, что выдвигаться к месту нужно в полдень, чтобы с восходом солнца добраться до острова.

— Да, пожалуй так, — согласно кивнул Хо.

— Что ж, тогда необходимо хорошенько отдохнуть перед предстоящей дорогой, — поднялся я. — Идёмте спать!

 

Г

лава десятая

П

адение спящих

Утро выдалось на удивление прохладным и свежим. Птицы заливались радостной трелью, казалось, не ведая никаких забот, и мне оставалось только позавидовать им.

На пороге дома Лю Иня появился сам хозяин с перекинутой через плечо тугой связкой сетей. Наверное, он собирался на побережье и потому прихватил с собой Джиро. Ещё сонный мальчик путался у него под ногами, безразлично озираясь по сторонам, но, завидев меня, радостно побежал мне навстречу.

Улыбаясь, я потрепал его по голове и подошёл к его отцу.

— Где ваша дочь?

— Она пошла в храм поднести воздания богам, — сообщил Лю Инь.

Старый рыбак сильно изменился за последние дни: плечи его снова расправились, осанка сделалась более уверенной, а глаза наполнились надеждой.

— Да, вот и она идёт! — обрадовался Лю Инь.

Я посмотрел в сторону храма, со ступеней которого не спеша сходила Аюми, держа в руках поднос с цветочными гирляндами.

Лю Инь осторожно потянул меня за рукав.

— Я слышал ты покидаешь нас? Настало время?

— Да, — кивнул я. — Сегодня мы отправляемся в Чанчжен, на поиски моей жены.

Лю Инь порывисто схватил мою руку, взволнованно глядя мне в глаза.

— Камал! Я столь многим обязан тебе и твоим братьям-землянам! Не знаю смогу ли я когда-нибудь отплатить вам за то добро, что вы сделали для меня… для нас для всех. Ведь вы избавили нас от страха! Впервые за долгие годы мы смогли почувствовать себя свободными. Вы вселили в нас надежду, дали нам возможность снова стать людьми. Это великий дар, достойный богов! Поверь.

— Хорошо, — понимающе наклонил голову я и положил свою ладонь на шершавую руку рыбака. — Это хорошо. Значит, я не зря провёл эти месяцы в вашем посёлке, не зря ел ваш хлеб.

— Что ты! Что ты! — воскликнул Лю Инь, испуганно вскидывая руки, словно, отмахиваясь от моих слов.

— Увидимся ли мы ещё? — Он с надеждой посмотрел на меня.

— Не знаю, — покачал я головой. — Но у вас замечательные дети! Берегите их, Лю! Они достойны лучшего будущего, того, о котором когда-то мечтали и вы. Оно придёт, обязательно наступит на вашей планете! Это так же верно, как восход новой зари.

— Да, — кивнул Лю Инь, благодарно прикрывая веки. — Я всё ещё верю в это. Особенно теперь, после встречи с тобой.

— Папа?! — раздался у меня за спиной удивлённый голос Аюми. — Куда ты собрался в такую рань?

— Да вот, хочу подлатать нашу лодку, — ответил Лю Инь, опуская голову и украдкой смахивая с глаз навернувшиеся слёзы. — Ты бы простилась с нашим Камалом. Ведь он сегодня покидает нас. Свидимся ли мы с ним ещё одному Всевышнему известно!

— Да, я знаю, — ответила Аюми, бросив на меня быстрый взгляд. — Ладно. Иди уж, раз собрался. А то вон Джиро совсем заскучал.

Она погладила брата по волосам и ненадолго прижала его к себе. Я заметил, как глаза её блеснули слезами.

— Иду, иду, — вздохнул Лю Инь и, взяв сына за руку, направился прочь.

Когда они скрылись из вида, я посмотрел на Аюми. Щёки её зарделись радостным румянцем.

— Мне идти собираться? — взволнованно спросила девушка, одаряя на меня преданным взором.

Я осторожно взял её крохотную тёплую ладонь в свои руки.

— Аюми! Погиб мой друг и теперь я не могу допустить, чтобы пострадал кто-то ещё, доверившись мне. Идёт война — жестокая и кровавая. Женщине не место на этой войне. Когда-нибудь ты это поймёшь.

Я видел как меркнет взор девушки от моих слов, как начинают хмурится её брови, а кончики губ печально опускаются.

— И ты совсем не права, считая, что не нужна своему отцу, — продолжал я. — Он любит тебя не меньше, чем Джиро… Он любит вас обоих. Поэтому ты не можешь вот так вот покинуть его. Ты должна быть ему опорой. И тебе, как и Джиро, необходимо учится. Вам нужно устраивать свою жизнь по-новому. Теперь, когда дорога в столицу для вас открыта, это будет не так сложно сделать. И я надеюсь, что вскоре на этой планете многое измениться к лучшему. Так что тебе не стоит рисковать своей жизнью ради какого-то чужеземца. Не позволяй себе подобную роскошь. Ты должна жить — жить счастливо!

Девушка понуро потупилась и какое-то время молчала. Затем она упрямо вскинула голову и грустно усмехнулась.

— Ладно, вэйкурен! Не бойся больше за меня. Я с этим справлюсь. И не такое повидала. Ты всё верно сказал: у каждого человека своё место в жизни, назначенное ему свыше. Не правильно нарушать установленный порядок. Но нужно стараться самому сделать свою жизнь наполненной смыслом. Я права?

Она посмотрела на меня из-под упавшей на лицо прядки волос: открыто и смело.

— Правда, — согласно кивнул я и улыбнулся ей.

— Ты береги себя, Камал! — Аюми надела мне на шею цветочную гирлянду, осторожно погладила меня по щеке и смущённо опустила глаза.

В это утро я простился и со своими старыми друзьями: с Хо, с Эдом, со Стояном и Гвоздём. Я не мог им позволить идти со мной, как не позволил это Аюми. Теперь это была не их война. Они были нужны своему народу, своей планете. Мой отказ подействовал на них удручающе, и всё же они приняли его безоговорочно.

Я обнял каждого из них, как в последний раз, потому что не знал вернусь ли назад, встречу ли их снова. В глазах Эда даже блеснула скупая мужская слеза, а Хо провожал меня мудрым отцовским напутствием быть верным избранному пути Добра. Мне было тяжело покидать их всех, ведь они так много сделали для меня, но иначе теперь было нельзя. Я прекрасно понимал это, и они тоже понимали, потому и не стали противится моему решению.

В полдень четыре гравиплана поднялись в небо на окраине посёлка и взяли курс на север, к побережью океана, откуда должен был начаться наш путь к таинственному острову Чанчжен.

* * *

Простор океана, ещё несколько часов назад изумрудно-прозрачный и невесомый, превратился в непроглядную тяжёлую стекловидную массу, подёрнутую лёгкой рябью волн — молочно-белых и трепещущих от холодных ласканий ночного ветра. Волны выстилались длинной дорожкой, покрытой лунным светом в сторону взлохмаченной, дрожащей на ветру туманной завесы, просвеченной сверху тусклым фонарём луны. Стена тумана поднималась здесь над водой к темнеющему над нашими головами небу, скрывая собой висевшие над далёким горизонтом звёзды. На высоте примерно двадцати метров она опадала назад, заворачиваясь в бездонную воронку, в которой, казалось, таилась неведомая угроза.

Это впечатление подкреплялось и родившимся в душе ощущением смутного страха, перемешанного тревожным и тягостным волнением: необъяснимым, неподвластным воле, и от того ещё сильнее пугающим.

Я заметил, как шедший впереди меня, Юрас Тойво застыл на месте, исступленно озираясь по сторонам. Похоже, «зов океана» подействовал на него больше, чем на меня. Тяжело переставляя в воде ноги, я добрался до него и похлопал остановившегося товарища по плечу.

Кажется, это помогло привести его в чувства: Юрас энергично затряс головой и, зачерпнув пригоршню морской воды, размашисто плеснул её себе в лицо. Затем посмотрел на меня округлившимися глазами и шумно выдохнул.

— Чёрт знает, что такое! Из меня, словно, всё нутро наружу выворачивают, и страх такой, что колени трясутся! Не думал, что со мной такое возможно. Проклятый инфразвук! Ты-то как, Максим?

— Я в порядке… почти, — заверил я его, кисло улыбнувшись, и посмотрел назад.

Длинная цепочка людей, тёмными силуэтами двигавшихся по пояс в воде, растянулась на добрую сотню метров. Дальше, на границе тёмного неба и чернеющего океана тускло светились одинокие огоньки прибрежного посёлка, откуда мы начали свой путь несколько часов назад, которые сливались с такими же тусклыми звёздами.

Я щёлкнул переключателем микрорации:

— Внимание! Мы приближаемся к границе тумана о котором предупреждал Мизу. Инфразвуковой аэродинамический шум усиливается. Всем быть начеку и не терять над собой контроль!

На моё предупреждение отозвалось сразу несколько голосов:

— Всё понятно, Максим!

— Будем стараться!

— Наш провожатый говорит, что до берега осталось совсем немного!

Последним говорил Артура Порта. Его слова обнадёжили меня, ведь Мизу знал эту дорогу не понаслышке. Мы двинулись дальше и, быстро преодолев призрачную туманную стену и теснящий душу страх, снова оказались перед океаническим простором, посреди которого неожиданно вырос неведомый остров. Поросший густым тёмным лесом, он высился над водой угловатой громадой, похожей на горб на спине сказочного великана, уснувшего в полукилометре от нас.

Я хотел было рассмотреть его получше и уже поднёс к глазам бинокль, но луна, только что скользившая среди звёзд, словно, царственно бесстрастный лебедь по воде, скрылась в нутре лохматой чёрной тучи, погрузившей всё вокруг в кромешную тьму.

Спустя полчаса я и несколько человек, шедших вместе со мной впереди, под покровом мрака вышли на берег, всматриваясь в окружающую темноту, в которой был слышен только шелест волн о прибрежные скалы, да шуршание мокрого песка под нашими ногами.

Остановившись у кромки воды и переводя дух, я тут же встрепенулся. До моего уха донеслись какие-то посторонние звуки. Прислушавшись, я понял, что это была человеческая речь: кто-то приближался к нам с востока вдоль полосы прибоя, шурша камнями под тяжёлыми ногами и тихо бряцая оружием.

— Похоже, патруль? — прошептал над самым моим ухом Ахмед Кади.

— Все вышли на берег? — встревожено спросил я.

— Нет. Ещё не все, — тихо отозвался справа из темноты Тим Ларо. — Человек десять. Остальные на подходе.

— Внимание! — Я снова включил рацию и быстро заговорил, прикрывая рот рукой: — Мы наткнулись на вооружённый патруль! Всем оставаться на месте! Себя не выдавать. Мы разберёмся с ними сами.

Ребята, стоявшие рядом со мной, тут же вскинули своё оружие.

— Эх! Сейчас бы немного света! — с сожалением пробормотал Юрас Тойво.

— Да, где ж эта треклятая луна?! — в сердцах воскликнул Ахмед Кади.

— Рассредоточиться! — тихо скомандовал я.

— Приближаются! — сообщил Рич Остин.

— Сколько их? — спросил Лам Хонг.

— По голосам человек пять… — отозвался Алан Харис.

Ветер уже доносил до нас обрывки фраз нестройной гивейской речи.

— … А я ей тогда и говорю: «Да, я таких, как ты, в Шэнь-Цян сотнями имел!», — похвалялся грубый хрипловатый голос.

— О! Так-то её! — одобрительно отозвался второй патрульный и заискивающе поинтересовался: — Ну, а она чего?

— Она-то? Она мне в морду съездить хотела! — В голосе говорившего прозвучала холодная злоба.

— Да, ну! А ты? — изумился третий голос: сиплый, будто простуженный.

— А я ей… — начал было объяснять повеселевшим голосом первый и тут же оборвал себя на полуслове:

— Постой-ка! Кто это там впереди?

— Похоже люди какие-то! — отозвался ещё один патрульный.

— Нас обнаружили! — сквозь зубы процедил Ахмед Кади.

— Вижу. Готовьтесь! — скомандовал я, припадая на одно колено и поднимая излучатель. По звукам понял: ребята сделали то же самое.

— Да кто ж это может быть? — громко удивился один из патрульных.

— Какая разница! — оборвал его первый, видимо, старший среди них. — Нечего им здесь делать ночью! Чужие это! Вали этих гадов! Вали их!

Послышались звуки поспешно передёргиваемых затворов и ночную тишину разорвали беспорядочные выстрелы. В их вспышках нам стали видны сгорбленные тёмные фигуры в нескольких десятках шагов от нас.

— Огонь! — коротко скомандовал я.

В ответ десяток излучателей выстрелили разом, озаряя ночь молниями убийственного огня. В его свете стало видно, как падают на пенящийся песок обугленные тела. Кто-то из патрульных, бросив своё оружие, бросился наутёк в ночную темноту, громко голося от страха.

— Похоже один ушёл! — досадливо сообщил Ахмед Кади.

И тут же раздался тревожный выкрик Тима Ларо:

— У нас раненный! У нас раненный!

— Кто? — резко обернулся я, включая фонарь.

— Лам Хонг! — сообщил Тим, падая на колени около лежавшего на песке товарища.

К счастью, в эту минуту луна вырвалась из плена растаявшей тучи, и побережье озарилось её сероватым светом. Из воды уже выбегали остальные ребята, готовые к бою.

Я подскочил к Тиму и раненному Ламу Хонгу.

— Что?! Рана серьёзная?!

— Да. Шальная пуля кажется пробила сонную артерию! — Тим старался ладонью зажать рану на шее Лама Хонга, хлеставшую тёмной кровью, которая заливала песок у его ног.

Я поспешно расстегнул медицинский подсумок у себя на ремне, лихорадочно отыскивая в нём заветный тюбик СКРа.

— Всё… Он умер… — печально сообщил Тим.

Я поднял голову. Тело Лама Хонга обмякло, остекленевший взгляд упёрся в звёздное небо. Губы его замерли в беззвучных словах. Ребята взволнованно обступили нас со всех сторон. Наступило тягостное молчание.

Я выпустил из рук уже не нужный тюбик с жидким бинтом и взял ампулу с голубоватой криожидкостью. Склонился над мёртвым телом и осторожно раздавил ампулу на груди у Лама Хонга.

Криожидкость сохранит тело от разложения на несколько дней.

— Нужно похоронить его, — негромко произнёс Тадеуш Сабуро, задумчиво глядя на окровавленное тело погибшего товарища, уже начавшее покрываться синеватым инеем криозаморозки. — Нельзя оставлять его здесь, на берегу!

— Подождём рассвета, тогда и похороним, — предложил Артур Порта и посмотрел на стоявшего неподалёку Мизу.

— В какую сторону нам идти, чтобы попасть в Чанчжен?

— Похоже, что туда, — Мизу неуверенно махнул рукой куда-то в темноту. — Утром я сориентируюсь лучше… Здесь должна быть одна тропа. Она через лес прямиком приведёт нас к городу. До него не больше пяти миль.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнул Артур.

— А что если тот, что сбежал, приведёт сюда к утру подмогу? — засомневался Ахмед Кади.

— Ну, приведёт и приведёт! — ворчливо отозвался Ян Тайсон. — Что с того? Разделаемся с ними так же, как с этими! — Он кивнул в сторону обгоревших тел убитых нами патрульных Кроды.

— Ой ли? — с сомнением покачал головой Ахмед Кади. — Нас всего-то сорок с небольшим… — и покосившись на мёртвое тело Лама Хонга, поправился: — Теперь уже стало на одного меньше… А сколько их придёт к утру? Несколько сотен?.. На открытой местности, при свете дня нам туго придётся…

— Всё! Хватит! — оборвал я их спор. — Ждём утра, хороним Лама и отправляемся дальше! Мизу нас поведёт к городу, как проводник. А пока укроемся в лесу. В темноте нас никто не обнаружит, если сами себя не выдадим.

Со стихшим ночным ветром, смолк и неустанный говор лесных крон. Он сменился звонким птичьим разноголосьем, приветствовавшим наступление нового утра. Румяный бок солнца уже выполз из-за морского горизонта, налился густым багрянцем и задышал привычным жаром.

Заложив камнями могилу Лама Хонга, мы молча стояли вокруг, отдавая последние почести погибшему товарищу. Каждый в эту минуту, наверное, думал о своём, а я не мог отделаться от навязчивых мыслей о возможной неудаче нашего опасного похода. Мы ещё не достигли главной цели, а уже понесли потери в своих рядах. Сейчас я боролся с желанием оставить своих товарищей здесь, на берегу, и отправиться в логово Кроды в одиночку, прихватив с собой его брата Мизу.

Словно, угадав мои мысли, стоявший рядом Артур Порта положил тяжёлую руку мне на плечо. Негромко, но убеждённо сказал:

— Не думай об этом, как о своём поражении. Здесь не было ни чьей вины. Каждый из нас может сложить свою голову на этом острове… Но мы пришли сюда не горевать об этом, а спасти твою жену и победить то зло, что затаилось за этими лесами. Каждый из нас знает, что его ждёт, и потому мы сейчас, как один организм, не ведающий страха и усталости. Веди нас вперёд и будь уверен в нашей победе! Иначе никак нельзя. Иначе мы все погибнем в этих лесах напрасно!

Я благодарно пожал его руку и вдохнул полной грудью терпкого лесного воздуха.

— Да, вперёд! Время не ждёт!

Местность с каждым новым шагом становилась всё глуше и мрачнее. Казалось мы попали в самое сердце диких непроходимых джунглей. Вздымавшиеся вверх крутые скалистые склоны, сомкнувшаяся вокруг нас сплошная стена леса с густыми зарослями колючего кустарника, оглушительный рокот бурных потоков — всё было пронизано тревожным ожиданием близкой опасности. Пройдя пару километров, мы вышли на обширную прогалину и остановились, переводя дух и осматриваясь.

Чуть в стороне от тропы, в глубине леса затаился красивый водопад. Совсем невысокий, но шириной не менее семидесяти метров, он ниспадал вниз каскадом струй разной насыщенности и толщины, которые колебались на ветерке, создавая впечатление падающих с горы белых шёлковых нитей. Судя по всему, этот водопад был рождён грунтовыми водами, нашедшими выход из каменных трещин. Эти же воды образовывали в нижней части водопада небольшой водоём, который, растекаясь, превращался в речушку, крутые берега которой продолжали струиться игривыми водными потоками.

Мы перешли по небольшому мостику, проложенному через эту речку, и остановились, любуясь водяным пейзажем, навевавшим теплоту и умиротворённость.

— Какой красивый водопад! — восхитился Артур Порта.

— Да, — сказал Мизу. — Этот водопад называют Шираито — «Белые нити». Удивительное место! Из него вытекают две реки — эта и ещё одна впереди, метров через двести.

— Место удивительное, — согласился с ним Тадеуш Сабуро, поднимая голову и осматривая обилие сытой зелени леса, окружавшей водопад со всех сторон. — И просто идеальное место для засады! — добавил он, и проникновенно взглянул на меня.

Он оказался прав. Достигнув междуречья двух рек, мы неожиданно встретились с большим отрядом хорошо вооружённых бородатых людей, одетых во всё чёрное. Завидев нас, они открыли яростный огонь, и мы были вынуждены сходу вступить с ними в неравный бой.

К счастью, наша позиция оказалась более выгодной — мы находились на небольшой возвышенности, в то время, как наёмники Кроды наступали со стороны низины речной поймы.

Гром беспрерывных выстрелов огласил лес, пороховая гарь наполнила воздух, сушила горло и неприятно резала ноздри. Пули свистели у нас над головами, разбивали в щепки толстые стволы деревьев, за которыми мы находили укрытия, взрывали мшистую почву под нашими ногами, рикошетили от торчащих повсюду валунов.

Обстрел был столь плотным, что нам пришлось выжидать несколько минут, пока у нападавших не закончились патроны и они не принялись перезаряжать своё оружие. Тогда мы ответили им лавиной смертельного огня, плавившего камни и воспламенявшего деревья, словно, охапки сухого хвороста.

Стремительные жёлтые стрелы излучателей лились на головы наших противников неумолимой лавиной. Оглушительные разрывы плазменных зарядов вселяли в их души животный ужас. Пламя вспыхнувших пожаров охватило сумрачную чащу леса: горела трава, горели кусты и деревья, горели человеческие тела. Люди падали на землю с душераздирающими предсмертными криками и превращались в обугленные головешки.

Через полчаса всё было закончено. Вновь воцарившаяся тишина понемногу наполнилась голосами леса. Только повисший в воздухе неприятный запах сожжённой плоти, да мёртвые тела повсюду всё ещё напоминали о произошедшем здесь сражении. Оставшиеся в живых наёмники Кроды, перепуганные нашим сокрушительным натиском, позорно разбежались кто куда, как тучи разорванные океанским штормом, побросав оружие и трупы убитых товарищей.

Но этот бой принёс очередные потери и нам: семеро убитых и трое раненных землян — таков был итог этого скоротечного боя. Мы вынуждены были снова прерывать свой путь, чтобы похоронить убитых и помочь раненным залечить их раны. Разбив лагерь примерно в километре от Чанчжен и, выставив по периметру дозорных, я со своими товарищами принялся обсуждать план дальнейших действий.

— Нас осталось тридцать пять, — хмуро сказал Тадеуш Сабуро. — Ещё один такой бой, и тебе придётся в одиночку идти к этому Кроде!

— Что ж, если останусь в живых, пойду один, — тяжело вздохнул я.

— Ты это серьёзно? — Тадеуш внимательно посмотрел на меня.

— Вполне.

— При таком положении дел штурмовать город бессмысленно, — покачал головой Артур Порта. — Это верная смерть!

— Если штурмовать нельзя, нужно заставить их, тех что внутри, поверить в нашу силу, — неторопливо произнёс Рич Остин. — Так же, как мы это сделали в Линь-Шуй.

Он с надеждой оглядел остальных.

— Мы не сможем применить здесь метеотронные заряды, — покачал головой Сабуро. — Ситуация не та. Ведь так? — Он обернулся ко мне.

— Так, — согласно кивнул я. — Повторять прежние ошибки не стоит. Но Рич прав. Мы можем вызвать у них панику и страх, и принудить их сдаться без кровопролитного боя. Они уже почувствовали на себе силу нашего оружия и теперь должны бояться прямого столкновения с нами.

— Каким образом мы сможем напугать их ещё больше? — удивился Тадеуш.

— У нас ещё остались плазменные заряды! — напомнил я. — Мы обстреляем ими город, спровоцировав повсеместные пожары. В горящем городе люди Кроды, наверняка, запаникуют и начнут спасать свою жизнь за его стенами. Вот здесь мы их и встретим! Наше оружие сильнее во сто крат их автоматов и пулемётов. Мы сможем нанести им значительный урон и ещё больше ослабим их дух. Тогда оставшиеся в живых или сами сдадутся нам, или выдадут нам Кроду.

— Допустим, — наклонил голову Артур Порта. — Только ты не забывай, что его наёмники — в основном обученные и бывалые люди. Будет не так просто напугать их…

— Здесь я их бесстрашия что-то не заметил, — невесело усмехнулся я.

— Хорошо, — не стал со мной спорить Артур. — Конечно, воюют они не за идею, а за деньги, и менять их на жизнь вряд ли станут. Это нужно учитывать… Но новых жертв не избежать и нам! Что если погибнем мы все, как сказал Тадеуш? Тогда наша миссия останется не выполненной и попусту бессмысленной, ведь твоя жена так и останется в руках у Кроды!

— Нет, — покачал головой я. — Этого не будет, потому что в этом бою я сдамся им в плен. Назовусь Камалом, и сдамся!

— Ты не шутишь? — Артур Порта с сомнением посмотрел на меня.

— Отнюдь, — снова покачал я головой. — Только так я смогу попасть в логово Кроды и увидеть свою жену. И Мизу поможет мне в этом.

Я взглянул на взволнованного брата Кроды.

— Наёмники его знают в лицо, поэтому он сможет без труда провести меня в город под видом пленника. И подручные Кроды сами отведут меня к своему хозяину, ведь я нужен ему! А Мизу этим поступком снова заслужит доверие брата и тогда поможет мне спасти мою жену.

— Максим! Подумай хорошенько над своим решением! — призвал меня Тадеуш Сабуро. — Это очень рискованный план!

— Тут нечего думать, — улыбнулся я ему. — Другого способа у нас просто нет! Только так, хитростью обманув противника, можно заставить его самого привести в исполнение наш приговор!

— Что ж, — устало вздохнул Артур Порта. — Возможно, ты и прав. Попробовать можно. Пожалуй, это единственное, что мы сейчас можем сделать…

Он не договорил, потому что в это время из кустов вышли двое: Ахмед Кади и Рас Чадд. Они вели с собой какого-то незнакомого связанного человека.

— Максим! Мы тут лазутчика поймали! — сообщил Ахмед Кади, подталкивая пойманного стволом излучателя вперёд.

Человек сделал несколько неуверенных шагов и остановился. Он был невысокого роста, с лохматой, давно немытой головой, и смотрел на нас испуганными глазами, блестевшими на тёмном лице розоватыми белками.

При виде пленника, Мизу поспешно поднялся со своего места. Я с интересом посмотрел на него. Спросил, кивая на незнакомца:

— Ты знаешь его?

— Да. Это Шиу, человек Кроды, — охотно ответил Мизу и обратился к пленнику: — Зачем ты пришёл сюда, Шиу?

Темнолицый человек неожиданно бросился ко мне и простёрся у моих ног, сбивчиво моля не убивать его. Шокированный таким поведением, я отступил на шаг назад, обескуражено глядя на Мизу. Тот поспешил поднять на ноги молящего о пощаде Шиу, заверив того, что его жизни здесь ничто не угрожает. Тогда обрадованный этим известием Шиу стал страстно молить меня принять его, как был принят Мизу, и оставить под своей защитой.

— Так зачем ты пришёл в наш лагерь? — теперь уже я спросил у него.

— Крода послал меня разузнать сколько силы у пришедших сюда землян и зачем они пожаловали в Чанчжен, — доверительно сообщил Шиу.

— Понятно, — кивнул я и посмотрел на своих товарищей. Поразмыслив, сказал я, снова обращаясь к пойманному лазутчику:

— Вот что. Отправляйся назад и скажи Кроде, что все до одного земляне не имеют и тени сомнения насчёт своей победы. Все они готовы набросится на его город, ожидая лишь знака Камала — их предводителя и вождя, который пришёл сюда за своей женой и привёл с собой несметные силы землян, которые сметут его с лица этой планеты, не оставив даже памяти о нём! Камал — это я. Запомни!

При этих словах Шиу благоговейно склонил передо мной голову.

— И ещё в точности передай ему мои слова, которые я сейчас тебе скажу, — продолжал я. — «Ты разрушитель судеб своего народа ничем не лучше того, против кого ты борешься. Очисти своё сердце хотя бы сегодня и верни мне то, что подло украл у меня. Тогда я прощу тебя и уйду отсюда. Не допускай полного истребления своих людей только лишь ради потакания собственным прихотям. Знай, что у тебя нет иного способа спасти свою жизнь, как выполнить мою волю. Иначе твоя смерть будет неизбежной». Ступай, и скажи всё это своему хозяину и тогда мы примем тебя в свои ряды, как нашего брата. Я даю Кроде время до заката. Потом мы войдём в Чанчжен и уничтожим всех, кто там есть!

— Отпустите его! — приказал я Ахмеду Кади и Расу Чадду.

Они развязали своего пленника и тот, боязливо озираясь, бросился в ближайший кустарник, вскоре скрывшись из вида.

— Смело это ты: про «войдём и уничтожим»! — усмехнулся Тадеуш Сабуро, когда удаляющиеся шаги Шиу стихли в глубине леса.

— Это только хитрость, — пожал я плечами. — Пускай Крода думает, что нас много и страшится этого.

— Хороший способ! — одобрил Ян Тайсон. — А, может быть, есть какой-то потайной ход, ведущий в город? Тогда бы мы все могли проникнуть туда незамеченными. Сила против силы! Так лучше, чем в одиночку.

Он вопросительно посмотрел на Мизу. Тот отрицательно покачал головой.

— Нет. Я про такой не знаю. Чанчжен построен на берегу океана, на скалистом холме. Наверное, его строители и не собирались делать из города крепость. Хотя городские стены высоки и толсты, они не для защиты и не для войны. Да и какие стены теперь защитят от разрушительного оружия? — Он опасливо покосился на мой излучатель. — Но если наверху таких стен сидят стрелки с пулемётами и гранатами, то решившимся проникнуть внутрь придётся не сладко.

Мизу сокрушённо покачал головой.

— Верю, — кивнул я. — Потому и не собираюсь идти на штурм. Чанчжен это не Линь-Шуй.

— Медлить тоже нельзя, — размышляя, сказал Тадеуш Сабуро. — Вскоре они могут заподозрить, что твоё послание Кроде всего лишь блеф. Захотят проверить так ли нас много. Выйдут наружу, окружат наш отряд, и тогда…

— Тогда нам всем придётся туго! — закончил за него Артур Порта.

— Верно, — кивнул Сабуро.

— К заходу солнца станет ясно. А пока нужно выдвигаться ближе к Чанчжен, чтобы нас не застали врасплох, — подытожил я.

— Да, это дельная мысль, — согласился со мной Сабуро и решительно поднялся со своего места.

Громадный лесистый холм с двух сторон был окружён широким рукотворным рвом, на противоположном берегу которого из каменистого подножья вырастала толстая наклонная стена, зубчатой лентой уходившая вверх по спине холма и спирально опоясывавшая его тело с востока.

Прямо перед нами зиял тёмный провал квадратных ворот, увенчанных мощными перекрытиями с тяжёлыми ступенчатыми башнями по краям. Широкий мост, перекинутый через ров и отмеченный двумя белыми обелисками с острыми шпилями, на которых развевались полотнища с львиными головами, подходил к воротам, а за ними отчётливо просматривалась просторная площадь, отгороженная от остального города плотной стеной мрачных колоннад.

За колонами, как густые облака в осеннем небе, толпились невысокие многоярусные дома, тянувшиеся к небу узорными башнями и шатровыми крышами. Городские улицы поднимались к самой вершине холма, на которой среди крон деревьев возвышалось величественное здание — то ли храм, то ли дворец. Окружённое с трёх сторон мощной стеной, подпиравшей каменные уступы, оно главенствовало над городом, и его царственное величие подчёркивал ниспадавший вниз водопад, рокочущей стремниной врезавшийся в обширное озеро, чаша которого переливалась через край и стекала по склону холма игривой рекой, впадавшей в океан на юге.

— Вот там, в том дворце и держат твою жену, — сказал Мизу, заметив, что я осматриваю вершину холма в свой бинокль. — А этот водопад издавна считался божеством. Люди верили, что в нём обитает священный дух Хиро-гонгэн, а у подножья в древние времена был возведён храм Хиро-дзи.

— Вижу, — кивнул я и перевёл взгляд на крепостную стену, наверху которой суетились люди в чёрной униформе.

Среди них я заметил человека свирепого вида и мощного телосложения, который энергично размахивал руками, отдавая какие-то приказы.

— Кто это?

Я добавил увеличения и передал бинокль Мизу.

— Это мой брат, Юн Хи, — мрачно сказал Мизу, припадая к окулярам. — Смотри, как старается угодить Кроде! Похоже, они действительно не на шутку напуганы вашим появлением на острове.

— Да, похоже, — согласился я, принимая назад у него бинокль. — И, похоже, они напуганы.

Я снова заглянул в окуляры, осматривая приземистые башни, в которых были установлены пулемёты и сложены ящики с боеприпасами.

— Но вооружил их твой брат неплохо! — заметил я и посмотрел налево, где в укрытии за угловатыми каменными глыбами затаились мои товарищи, готовые к бою.

Там Артур Порта и Тадеуш Сабуро тоже изучали город через свои бинокли. Я включил рацию, спросил в эфир:

— Как? Начинаем?

— Да, — отозвался Артур. — Тянуть больше не имеет смысла.

— Тогда орудия к бою! — скомандовал я. — Огонь из всех стволов!

В ответ на мой приказ Тахей Ваташи, Винит Кумар и Илай Даян вскинули на плечи телескопические трубы ручных пусковых установок, и прозвучал первый залп. За ним последовал второй и третий. Плазменные заряды взрывались в воздухе, рассыпались десятками раскалённых сгустков-шаров, которые падали на город стремительными шипящими метеорами. Порождённый ими огонь разгорался всё яростнее. Страшный пожар охватил все дома, вспыхивавшие ярким пламенем. Пожар бушевал на каждой улице, переметаясь с крыши на крышу, и не было никакой надежды, что он погаснет.

В бинокль я видел, как люди в отчаянии мечутся по городу, покидая горящие дома, пытаясь спасти свою жизнь. Невольно подумалось: «Нет, никакой дождь не сможет погасить это пламя — разбушевавшееся пламя моего гнева!». И тут же я услышал, как Мизу, стоявший рядом со мной, сокрушённо шепчет:

— Это гнев против Кроды… Это проклятие в образе огня, через которое Кроде суждено пройти… Оно обратит оплот его силы в груду пепла…

Но наёмники его брата и не думали сдаваться. Подгоняемые командами рассвирепевшего Юн Хи, они открыли по нам ураганный пулемётный огонь. Их снаряды и гранаты рвались повсюду. Клубы едкого дыма и пыли заволокли всё пространство за городским рвом.

В оглушительном громе боя я не слышал собственного голоса, призывая Мизу укрыться за громадным валуном. Свирепые пули сразили Юраса Тойво. Он упал навзничь и больше не поднялся. Затем, истекая кровью, упали Рич Остин и Тим Ларо. Мои товарищи гибли один за другим у меня на глазах, отчаянно отвечая нашим врагам залпами излучателей, плавивших камень крепостных стен, с которых валились вниз обгоревшие тела.

Я понял, что пора действовать по задуманному плану. Схватив за руку оглушённого боем, напуганного Мизу, я потащил его к городским воротам, старательно прикрываясь валявшимися повсюду камнями и корягами. Когда до цели оставалось не больше полусотни метров, я отдал Мизу свой излучатель и смиренно сложил за спиной руки, чтобы наш спектакль выглядел достоверно.

Мизу отчаянно замахал руками, призывая людей в башнях над воротами не стрелять по нам. Те заметили нас и сразу же узнали его.

— Не стрелять! Не стрелять! — донеслось сверху. — Это брат Кроды, брат Мизу!

Мой провожатый почувствовал себя увереннее. Крикнул в ответ:

— Я взял в плен землянина! Пропустите меня к брату! Я веду ему Камала!

— Да, да, брат Мизу! Проходи! Скорее сюда, к нам!

Мы с Мизу переглянулись. В его глазах я увидел загоревшуюся радость. Но подбежав к воротам, мы остановились как вкопанные, потому что навстречу нам неожиданно вышел Юн Хи. Он встал пред нами, преграждая нам дорогу, широко расставив ноги и напрягая бугры мышц. Глаза его горели гневом и яростью.

— Мизу! Жалкий перебежчик! Как ты посмел снова появиться здесь? — гневно прокричал он, играя желваками.

— Я привёл нашему брату вожака землян, Камала! — дрожащим от волнения голосом произнёс Мизу.

— Что?! — презрительно прищурился Юн Хи. — Ты сумел пленить Камала?

Он громко расхохотался и быстро приблизился к нам, сверля меня пронзительным тёмным взором.

— Вот этот вот?.. Это и есть хвалёный Камал?

Юн Хи с ещё большим презрением посмотрел на брата.

— Так зачем ты привёл его сюда? Почему не убил? Что? Духу не хватило? Или решил похвастаться перед Кродой своей доблестью?

— Крода хотел видеть его живым, — сглотнув слюну, сказал Мизу, глядя в смеющиеся глаза брата.

— Живым! — пренебрежительно бросил тот. — Крода порой излишне мягкотел! Он должно быть забыл, как этот вот убил Гаддару? Так я сам воздам за его смерть смертью этого землянина!

Юн Хи быстро выхватил из-за пояса острый тесак и замахнулся им на меня. Но ударить не успел, потому что Мизу решительно отпихнул его моим излучателем, который всё ещё держал в руках. Обескураженный Юн Хи, пошатнувшись, отступил на шаг назад и его глаза налились ещё большей яростью.

— Ах ты, предатель!

Размашисто полоснув Мизу своим тесаком, Юн Хи рассёк ему шею и грудь. Громко охнув, Мизу рухнул к его ногам, выронив оружие. Безразлично переступив через его мёртвое тело, Юн Хи угрожающе двинулся на меня, снова замахиваясь тесаком.

Пригнувшись и уходя от этого удара, я успел выхватить из ножен свой нож и приготовился встретить новую атаку разъярённого, как бык, Юн Хи. Он накинулся на меня, нанося размашистые удары, один из которых достиг своей цели — острое лезвие резануло моё правое плечо, и из глубокой раны хлынула кровь.

Пересиливая боль, изловчившись, я выбил из рук нападавшего его оружие и тут же нанёс ему несколько стремительных ударов: в бедренную артерию, в пах, в шею и последний смертельный удар, рассекающий его тело от ключицы до пояса. Хрипя и захлёбываясь собственной кровью, Юн Хи грузно рухнул наземь.

Я выпустил из рук нож и упал на колени, тяжело дыша и зажимая рукой сочащуюся кровью рану. В это время из ворот выбежали трое вооружённых людей в чёрной униформе. Их недоумённые лица были черны от пороховой гари. Завидев мёртвые тела Мизу и Юн Хи, один из наёмников вскинул свой автомат, целясь мне в голову.

— Нет! — Я быстро поднял руку, пытаясь остановить его. — Не убивай меня! Я Камал! Крода ждёт меня! Если ты приведёшь меня к нему живым, он щедро вознаградит тебя. Поверь, это правда. Я сдаюсь в ваши руки… сам!

Я смотрел на бородатого громилу, тяжело дыша и морщась от боли. На лице у того появилось сомнение. Он неуверенно опустил автомат и обратился к одному из своих подельников:

— Вот что, Чэнь! Похоже, он говорит правду… Я пойду, доложу Кроде, что его братья мертвы и что мы взяли в плен самого Камала!

— Ага! Это ты здорово придумал, Акампа! — насупился наёмник по имени Чэнь. — Значит, награда одному тебе достанется? А мы?

— Болван! — беззлобно усмехнулся Акампа. — Вы поведёте его следом за мной, и награду мы поделим на троих! Понятно? Я друзей не обижаю!

— Ладно, так и быть! — согласился Чэнь.

Акампа поспешил в город, а оставшиеся наёмники грубо подхватили меня подмышки.

— Давай, вставай, землянин!

 

Г

лава одиннадцатая

И

нферно

Я поднял голову, всматриваясь в огненное зарево. От вздымавшихся вверх клубов дыма почернело всё небо. Куда бы не падал мой взгляд, повсюду плясали бешенные языки пламени. Пожар пожирал город. Меня вели среди пылающих домов по мощённой жёлтым камнем улице, поднимавшейся круто в гору, на вершине которой среди густой зелени высился тот самый дворец, до которого ещё не добрался всё пожирающий огонь.

Фасад дворца истрескался от солнца и солёного морского ветра, но всё же не потерял былого великолепия белоснежного мрамора, украшенного резными гирляндами каменных лотосов. Массивное прямоугольное основание дворца, украшенное по углам сводчатыми башенками, несло на себе верхние этажи, поднимавшиеся семью уступами к мрачному синему небу. Этажи венчались длинными, выдававшимися вперёд балконами и открытыми террасами. В проёмах высоких арочных окон виднелось золотое литьё и серебряная ковка, а за витражными стёклами таились дворцовые покои.

Стены дворца почти вплотную подходили к краю отвесной скалы, где бурлил тот самый водяной великан. Его поток был окружён десятками живописных струй, которые оттачивали огромные валуны, поросшие изумрудным мхом. Тучи водных брызг взлетали в небо, окрашиваясь багровым заревом пожара, и казалось, что это потоки крови обрушиваются вниз, вливаясь в бескрайнюю гладь океана.

Кровь сочилась из раны на моём плече, стекала по рукаву на каменные уличные плиты, и за мной тащился приметный след. Я брёл, не обращая на это внимания, подгоняемый бородатыми вооружёнными людьми, и думал лишь об одном: «Где-то здесь, в этом дворце Крода скрывает мою Юли. Только бы она была жива!». Надежда на её спасение не угасала в моём сердце.

Меня провели по широкой каменной лестнице между притаившихся каменных драконов и через высокие двери с резьбой завели во дворец. Широкий коридор венчался высоким расписным потолком, поддерживавшимся чёрными колонами с навершиями в виде позолоченных голов мифических гадов, и терялся где-то в глубине здания. По бокам в него выходили узкие аркады, ведшие в просторные залы, устланные мрамором, на котором валялись сотни обожжённых и истекающих кровью раненных бойцов из армии Кроды, оглашавших своды залов стонами и криками о помощи. Вид их заставил содрогнуться моё сердце. Послушные воле Кроды, они пошли за него на бой, не ведая последствий своего опрометчивого поступка.

Мои конвоиры остановились у входа в самый дальний зал, откуда доносились громкие голоса: мужчины и женщины. Я без труда догадался, что говорившими были Крода и, вероятно, одна из его жён.

Голос женщины звучал осуждением и обидой. Она громко восклицала:

— О, гора свирепости и злобы! Пока твои враги сжигают наш город и рушат его стены, ты восседаешь здесь, как последний трус, восхваляя сам себя и свою неуязвимость! Как ты можешь после этого садиться на свой излюбленный трон, который достоин только бесстрашных царей?! Ты думаешь, что твои сторонники не предадут тебя, видя всё это? Да, они разбегутся, когда стены Чанчжен падут под напором землян! Раз уж твой родной брат перешёл на сторону твоего врага, как ты можешь надеяться на верность своих подручных, думать, что они не предадут и не свергнут тебя? Где твоя мудрость, которая когда-то прельстила меня? Ты растерял её от жажды признания и славы! Ты потерял даже чувство стыда, возжелав чужую жену, приведя её сюда, в свой дом и поселив рядом со своими законными жёнами!

— Замолчи, Падма! — ответил ей раздражённый мужской голос. — Не заставляй меня потерять к тебе уважение! Ты глупая женщина и не знаешь о причинах моего поступка!

— Любые причины не способны оправдать твоего недостойного деяния! — горячо возразила жена Кроды. — Людская молва подобна ветру, разносящему опавшие листья. Вести о твоём гнусном поступке уже гуляют по материку. Когда они разрастутся до гигантских размеров, то нанесут тебе непоправимый вред! Ты с пренебрежением относился к своему врагу и напрасно! Даже огнём, или болезнью, или змеёй на земле нельзя пренебрегать! Земляне взяли столицу, и пришли сюда. Что теперь остаётся тебе?.. А ты по-прежнему сомневаешься и медлишь, и в этом твоё грядущее поражение!

— Поражение?! — грозно воскликнул Крода. — Мои враги повержены под стенами города! Даже мой брат сложил там голову за своё предательство! И ты говоришь о моём поражении?

— Битва ещё не закончилась, — возразила ему Падма. — И снаружи ещё слышны её раскаты, ещё полыхает огонь. Твой дворец переполнен раненными и умирающими солдатами! А, сколько полегло там, на берегу океана! И кто остался у тебя? Горстка твоих телохранителей?

— А, брось! — отмахнулся от жены Крода. — Судьба землян всё равно предрешена и погибших среди них не меньше. Теперь я уничтожу их всех и покажу всей Гивее свою силу! Мои люди захватили их лидера — Камала! Он теперь в моих руках, как и его жена! Что они могут после этого сделать мне? Сейчас его приведут ко мне, и ты увидишь, как он жалок и беспомощен. Вы все увидите!

— Я не собираюсь смотреть на это! — отрезала Падма. — Он пришёл сюда за своей женой, и справедливость на его стороне!.. Ах, как бы я хотела, чтобы он победил тебя — твою гордыню, твои безмерные амбиции и твою алчную спесь! — добавила она, и голос её наполнился нервным весельем.

— Ты смеешь желать мне смерти, Падма?! — крикнул, вскипая, Крода. — Мне, кто заботился о тебе все эти годы, кто привёл тебя в свой дом — в этот дворец, достойный богинь?! Это твоя благодарность? Прочь! Убирайся прочь с моих глаз! Я не желаю больше видеть тебя! Вон из моего дома! Иди туда, где ещё бушует битва, и пускай Всевышний решает твою судьбу!

Я услышал женский плач и лёгкое позвякивание браслетов от быстрых удаляющихся шагов. Затем раздался грозный окрик Кроды:

— Эй, вы! Кто там есть? Приведите ко мне Камала!

На его зов один из конвоиров сильно толкнул меня в спину. Я вошёл в зал, сводчатый потолок которого ещё не потерял своего великолепия.

Арочное окно занимало одну из стен зала, выходя на балкон и плоскую площадку на вершине скалы, и заглушало мерный шум падающей со склона воды. Справа на стене располагалось огромное мозаичное панно, изображавшее сцены какой-то древней битвы. Под ним на возвышении стояло глубокое деревянное кресло с золочёными подлокотниками в виде оскалившихся львиных голов. Оно действительно походило на царский или княжеский трон.

Около кресла остановился хмурый человек, квадратное лицо которого выглядело грозным из-за сдвинутых низких бровей и хищного крючковатого носа. Лицо это обрамляла курчавая борода больше похожая на многодневную щетину. Человек был широк в плечах, но ниже меня ростом. Тяжёлая голова его с большими отвислыми ушами покоилась на короткой мускулистой шее, а в широко расставленных узких глазах таился какой-то дьявольский огонь.

На нём была надета длинная чёрная рубаха армейского кроя с накладными карманами и оборванными погонами. Она была подпоясана кожаным ремнём с висевшей на нём кобурой и ножнами большого ножа. Сквозь распахнутый ворот просматривалась могучая волосатая грудь. Обут человек был в ботинки со шнуровкой на толстой рифлёной подошве.

Я видел этого человека впервые, но мне казалось, что я знаю его давно. Так вот он какой, Крода на самом деле! При моём появлении он раздражённо выкрикнул:

— Я сказал привести ко мне пленного Камала! А вы кого привели, ослы!

Он порывисто подошёл к бородатому наёмнику, тому, что поспешил к нему с известием о моей поимке, и, выхватив из кобуры увесистый пистолет, приставил ствол к виску бородача.

— Акампа! Неужели так сложно исполнять мои приказы?

Крода взвёл курок, скалясь в ехидной усмешке.

— Что там у тебя, в голове? А? Давай взглянем вместе!

— Господин! Это и есть Камал! — испуганно пролепетал бородач, покрываясь от страха испариной.

— Что? Что ты несёшь?!

Крода опустил пистолет и отступил на шаг, всматриваясь в моё лицо.

— Камал?.. А ведь и в правду, это ты! — обрадовался он, и грозное лицо его наполнилось весельем.

— Ужасно выглядишь! — сообщил Крода, оглядывая меня с головы до ног. — Снимите с него защитный жилет! — приказал он. — Почему наш пленник до сих пор в нём? Вы бы ему ещё оружие оставили!

Охранники поспешно сорвали с меня защитную броню, швырнули её на каменный пол. Морщась от боли, я схватился за раненную руку.

— Ну вот, так значительно лучше, — удовлетворённо кивнул Крода. — Как видишь, ты полностью в моей власти! — сообщил он, усаживаясь на свой импровизированный «трон» и оглаживая резные головы львов.

Лицо его светилось самодовольной радостью.

— Где моя жена? — скрежеща зубами от боли, грозно спросил я.

— Жена? — Крода приподнял одну бровь. — Бхуми? Она здесь, рядом, в покоях вместе с моими жёнами. Там и твой сын. За ним присматривает моя сестра, Вибха. Помнишь её?

Он пристально взглянул мне в глаза. Сообщил:

— У тебя родился славный мальчик, Камал! Настоящий красавец! Думаю, его ждёт большое будущее.

— О чём ты? — не понял я. — Разве ты не собирался убить их обоих?

— Убить? Ну, что ты!.. Хотя за жизни трёх моих братьев и оскорбление сестры это было бы неплохой ценой! А? Как ты считаешь?

Крода склонился ко мне, поигрывая пистолетом. Глаза его сузились и стали холодными.

— Но нет, я не так дик, как, наверное, думаешь ты. Разве можно убивать такую красоту? Её так мало в этом мире! Так мало! — повторил он с искренним сожалением. — Кругом одни ущербные уроды!

— Ошибаешься, — сквозь зубы процедил я. — И на этой планете, среди этих людей достаточно красоты. Нужно лишь суметь увидеть её.

— Брось, Камал! — презрительно отмахнулся Крода, вальяжно откидываясь в своём «троне» и закидывая нога на ногу. — Подумай, откуда ей здесь взяться? Уродство способно плодить только уродство! И оно размножается с невиданной быстротой. За последние сто лет людей на Гивее стало в семь раз больше, чем было раньше и они не стали лучше или красивее! Они только жрут и гадят, желая для себя лёгкой жизни и развлечений. Любая красота или совершенство воспринимается ими как угроза для себя. Они корчатся в гримасах отвращения и глотают слюни зависти, глядя на по-настоящему красивых людей, которые странным стечением обстоятельств иногда всё же появляются в этом мире.

Крода поморщился, словно, его мучила застарелая рана.

— Единственное желание, рождающиеся в их убогом мозгу при виде такой красоты — уничтожить, растоптать её, облить грязью, чтобы хоть как-то возвыситься над ней: через унижение, через боль и страдания, — продолжал он. — Красота им не нужна, потому что она требует сил и воли хоть как-то изменить самого себя. А это, самое страшное для них — осознать себя неполноценным и неспособным ни к каким переменам! Поэтому красота для них вредна, как заразная болезнь… Разве ты не заметил этого сам в своих школах, которые вы открыли по всему Южному материку?

— Я вижу возможность исправить их, раскрыть им глаза, заставить задуматься и увидеть прекрасное и в себе и в ближнем. Это тяжелый и долгий путь, но это путь к свету! Нет ничего важнее, чем сделать человека лучше!

Крода брезгливо усмехнулся, но в его усмешке снова проскользнула печаль сожаления.

— Перестань пороть чушь, Камал! Этого не будет никогда! — уверенно сказал он. — Увещеваниями и личным примером ничего и никого не изменишь! Ты не поверишь, но мне тошно жить в таком мире, — доверительно сообщил он, склоняясь вперёд. — Ведь Чой Чо Рен достал из людей всю мразь, всю ненависть, всю агрессию — самые поганые, самые низменные, самые чёрные черты человеческой натуры. И вместе с тем он свёл образованность этих людей до нуля, заставив их верить во всяких шарлатанов-знахарей и псевдо-провидцев. Вот почему они смотрят на него чуть ли не как на бога, внимая любой его лжи, произносимой с трибун или экранов, принимая её за откровение с небес, за истину в последней инстанции!

Губы Кроды снова скривились в брезгливой усмешке.

— Он говорит им, что еда, которую они ели последние десятилетия, вредна для их здоровья. Он говорит, что она вызывает смертельные болезни, и они верят ему! Они готовы смиренно поедать траву и коренья, или отправляться ловить рыбу и всякое зверьё, но верят всей этой лжи! Им даже невдомек, что на самом деле правительству просто нечем кормить свой народ. Ведь всё продовольствие после революции производилось из сырья, поставляемого с Земли и по земным технологиям.

А теперь, когда Чой Чо Рен твердит о том, что Земля хочет захватить эту проклятую планету, — планету, так и не ставшую искуплением за грехи наших предков, — твердит, что Земля и земляне стали для нас главными врагами, производить продовольствие стало не из чего и некому! А выращивать что-то самим, чтобы прокормить всё население, уже не получится: поля заросли травой, скот давно перебит и съеден. Но все эти людишки по-прежнему верят своему вождю! Они продолжают упорствовать в своих примитивных мечтаниях и устремлениях!.. И это их нужно жалеть и выводить за руку к свету?

— Они не виноваты в том, что они такие, — убеждённо сказал я. — Дай им устроенную, сытую жизнь, и они больше не станут тратить её на борьбу за выживание. Они начнут развиваться духовно, стремиться к новым целям, познавать мир и себя.

— Ты думаешь, сытая жизнь заставит их стремиться к высотам духовности? — Крода отрывисто расхохотался. — Да сколько ты не насыщай их ненасытные утробы, всё равно им будет мало! Ты сам прекрасно знаешь об этом, потому что осуждал их тогда, на празднике. Уже забыл?..

Он пристально посмотрел на меня.

— И ты думаешь, каждый из них способен приложить хоть каплю усилий для индивидуального роста? Как бы, не так!

— По отдельности нет, не приложат. Должно быть коллективное стремление, общие усилия, общее движение к единой цели! Только так возможны изменения в лучшую сторону.

— Камал! Ты сам загоняешь себя в тупик: нельзя дать благополучия всем, прежде чем люди изменятся в лучшую сторону, но и изменить людей невозможно, пока существует неравенство, нищета и голод! Где же выход? Это замкнутый круг! Так как же ты хочешь выводить этих людей за руку к свету?

Крода смотрел на меня смеющимися глазами.

— Да они отрубят тебе эту руку при любом удобном случае, если кто-то посулит им больше, чем сможешь обещать ты, и для достижения этого не нужно будет прикладывать никаких усилий, и не нужно будет менять самого себя — любимого и неповторимого! Вот почему такой народ, народ который позволил себя соблазнить сладкими речами своего правителя и стал таким, каким он стал сейчас, обязан нести ответственность наравне со своим вождём! И я очищу эту планету и дам ей новое будущее!

— Каким образом? — мрачно усмехнулся я.

— Ты напрасно смеёшься надо мной! — презрительно прищурился Крода. — Здесь нужно действовать по-другому, не так, как вы. Все эти школы, фильмы, разговоры о светлом будущем — всё пустое! Этот путь требует времени — тридцать-сорок лет потребуется, чтобы перевоспитать существующее поколение, приложив громадные усилия. И это без всякой гарантии успеха. У меня нет времени на всё это!

— Чего же хочешь ты?

— А! Стало интересно? — расплылся в довольной улыбке Крода и погрозил мне пистолетом. — Я не зря обратил свой взор к вам, к землянам! Вместе с тобой мы могли бы дать начало новым поколениям гивейцев, породить здесь новую жизнь — совершенную в своей красоте и гармонии, такую же, как у вас, на Земле. Даже лучше!.. Но ты отказал моей сестре: ты и твой друг отвергли её! — Он нахмурил брови. — А ведь она из тех немногих, кто может гордиться своей красотой и не бояться быть растоптанной завистниками!

— Твоё желание искусственно создать совершенных людей неизбежно приведёт к банальному отделению этих «совершенных» от всех остальных, к их замыканию в своём узком мирке, который, в конце концов, превратится в секту, где все «совершенные» неизбежно деградируют. Любое действие таких людей в несовершенном мире станет направлено не на улучшение этого мира, а на стремление занять более высокое положение в социальной иерархии пользуясь своими способностями. Змея снова укусит свой хвост и ничего не изменится.

Вот почему и необходимо вначале изменить социальные отношения в обществе. Необходимо добиться некого минимума, при котором появится возможность раскрытия самых высших качеств каждого человека. А этот минимум возможен только при наличии неотчуждённого труда, снимающего с человека давление конкурентной борьбы за выживание. Для этого и совершалась здесь революция, ради этого были принесены все жертвы… И раз эта революция не привела к желаемому результату, сейчас прежде всего необходимо объединение всех единомышленников, заинтересованных в усовершенствовании человека — его сознания и его тела, чтобы общими усилиями зародить и направлять коллективные устремления гивейцев в лучшее будущее. Только так и никак иначе.

— Все религии мира учат нас, что персональная победа над злом возможна! — убеждённо воскликнул Крода. — Каждый может достичь личного спасения и стать совершенным в любом несовершенном обществе! Я верю мудрецам древности, верю, что оптимальной стратегией для достижения всеобщего счастья является личное совершенствование! Только совершенные физически люди, способности которых неподвластны обычному человеку и кажутся ему чудом, размножившись и достигнув перевеса среди остальных по своему количеству, смогут создать совершенное общество… Да, оно тогда станет совершенным автоматически!

— Это не так, — покачал я головой. — Необходимы общие усилия по изменению этого мира, а не усилия одиночек, стремящихся вывести некую совершенную породу человека, создать сызнова новую по своей природе жизнь. Даже если твои усилия увенчаются успехом, что делать со старой жизнью? Как быть с ней?

— Уничтожать! — убеждённо и спокойно сказал Крода. — Выкашивать, как сорную траву, которая мешает цвести саду или убивает плодородные всходы. Сначала истребить самого Чой Чо Рена — если бьёшь змею, бей её по голове! Потом перебить всех его сановников и приспешников — потеряв своего вождя, они станут бессильны. А уж затем раздавить хвост самой змее!

Он посмотрел на меня и глаза его вспыхнули дьявольским огнём.

— И только я смогу это сделать! И только террор обеспечит успех преображению этой планеты — тотальное уничтожение всей этой мрази, чтобы раз и навсегда очистить здесь поток жизни! Три года назад у меня уже получилось подойти к Чой Чо Рену достаточно близко. Правда, тогда возмездию помешала моя дрогнувшая на мгновение рука, и нашему любимому вождю повезло остаться в живых. Но больше такого не будет!

— Так это был ты?! — воскликнул я. — То покушение на Чой Чо Рена, три года назад, после которого запустился весь этот ужасный маховик репрессий против землян и противников режима?

— Да, это был я и мои люди! — гордо сообщил Крода, снова разваливаясь на своём «троне». — Ваш идеализм меня жутко раздражал тогда… Да и сейчас тоже раздражает не меньше! Мне захотелось преподать вам урок, показав истинное лицо того, кого вы так заботливо опекали все эти годы. Надеюсь, мой урок пошёл вам на пользу?

— Ты не менее глуп, чем те, с кем хочешь бороться, раз говоришь и думаешь так! — покачал я головой, насмешливо глядя на него. — Настоящим революционером движет не ненависть, а чувство любви — любви к человечеству. А ещё желание справедливости и правды. Без этого невозможно устроить подлинную революцию.

Крода усмехнулся, выслушав меня, и надменно сдвинул брови.

— Тогда я приехал в Шеньчжоу, чтобы посмотреть, кого же ты предпочёл моей сестре, — медленно произнёс он, выпрямляясь. — Увидев твою жену и беседуя с ней, я понял, что она достойна такой верности. Бхуми достойна даже большего — почитания! Я бы дорожил такой женой, как самой большой драгоценностью на свете… А вот ты решил рискнуть её жизнью. Почему? Ведь ты тогда догадался, кто я такой на самом деле. Я хотел, чтобы ты догадался! Ты понял, и смело оставил жену одну, в опасности!

Крода пристально посмотрел мне в глаза, оглаживая свою бороду.

— Неужели твой долг перед кем-то превыше твоей любви к этой женщине?.. Или у тебя был какой-то план? А, Камал?.. В чём был твой план? Расскажи мне, расскажи сейчас! Мне интересно узнать это.

— Вначале я надеялся, что моя жена сможет убедить тебя.

— Убедить в чём? — не понял Крода.

— Присоединиться к нам.

— Присоединиться к вам? — Крода поднял одну бровь в искреннем удивлении. — Ты считаешь, что у меня и у вас есть что-то общее? Ты действительно так считаешь?

Его охватило неожиданное веселье.

— Тогда мне показалось, что есть. Мне казалось, что выбранный тобой путь террора единственно возможный на этой планете.

— А теперь ты так не думаешь? — Глаза Кроды вспыхнули недобрым огнём.

— Нет. Я ошибался… из-за своей слабости. Мне не хватило тогда терпения и духа, чтобы понять, что это дорога в никуда. Террор — это путь в пропасть, откуда уже не будет возврата! Тогда я захотел показать это всем, сорвав с тебя маску благочестия, показать опасность вступления на путь преступлений и убийства, избранный тобой!

— Значит, ты считаешь меня убийцей? И ты не такой, как я? Да? — с издёвкой спросил Крода и усмехнулся.

— Я - другой!

— Ей, Акампа! — неожиданно резко выкрикнул Крода. — Позови там кого-нибудь! Пускай приведут его жену! Быстро!

Гневно сверкая глазами, он вскочил со своего места и подошёл ко мне. Наёмник поспешно выбежал из зала.

— Что ж, сейчас мы выясним, кто из нас лучше! — с ехидством сказал Крода, прохаживаясь передо мной.

Я не слушал его. Сердце в моей груди неистово забилось в волнительном ожидании встречи с любимой. Наконец-то я увижу её после шести месяцев разлуки!

В коридоре раздались тяжёлые шаги нескольких человек и лёгкая поступь женских ног. Через минуту в зал вошёл всё тот же охранник, которого Крода послал за Юли. Он встал на прежнее место рядом со мной. Вслед за ним в зал вошли двое бородатых здоровяков, которые привели мою жену.

Сердце моё сжалось от боли при виде её осунувшегося, переполненного горькой печалью лица.

— Что тебе нужно от меня, Крода?! — с надрывом воскликнула она. — Когда ты перестанешь терзать меня своими домогательствами?! Неужели ты до сих пор не понял, что я люблю только своего мужа, и тебе нет места в моём сердце?!

— Бхуми! Бхуми! К чему эти стенания? Ты должна радоваться и быть счастлива, ведь я привёл к тебе твоего любимого мужа! — Крода подошёл к Юли, встал у неё за спиной и, крепко схватив её за плечи, развернул в мою сторону. — Вот, смотри сама!

Несколько мгновений в глазах Юли смятение мешалось с сочувствием и болью. Затем они наполнились радостью и засветились, как прежде.

— Максим! Ты пришёл за мной! Любимый!

Она попыталась броситься ко мне, но Крода держал её крепко. Видя это, я стиснул кулаки.

— Что? Что ты сказала? — не понял Крода. — А! Ты, наверное, думаешь, что твой муж явился сюда, чтобы спасти тебя? Нет, нет! — покачал он головой. Склоняясь к самому её уху, вкрадчиво произнёс: — Это не он пришёл к тебе! Это я привёл его сюда, чтобы ты увидела, как он слаб и беспомощен перед моей силой!

Юли бросила на него презрительный взгляд.

— Да, моя дорогая Бхуми! — тем же тоном продолжал Крода. — Твой муж мой пленник, как и ты!

— Это я пришёл к тебе! — сказал я, глядя на него. — Пришёл за своей женой!

Лицо Юли засияло радостью от моих слов.

— Что? — Крода надменно взглянул на меня.

— Он правду говорит, хозяин! — боязливо произнёс один из телохранителей Кроды. — Мы никогда не смогли бы пленить его, даже раненного! Но он сам сдался в наши руки, назвался Камалом и потребовал привести его сюда.

Крода грозно посмотрел на говорившего.

— А вы поспешили приписать себе заслугу его пленения! Жалкие ничтожества! Какая от вас польза, если вы не можете справиться даже с одним человеком?! За что я плачу вам деньги?

Мне показалось, что Крода сейчас взорвётся от негодования, но он сдержался и, взяв себя в руки, снова повернулся ко мне. Хмуро сказал:

— Пускай так. Но ваша жизнь сейчас зависит только от моей воли, как и жизнь вашего ребёнка… Но не бойтесь — я не убью его!

Он посмотрел на меня.

— Твой сын выполнит то, чего не захотели сделать ни ты, ни она.

— Нет! Мой сын никогда не будет служить чёрному делу! — гневно воскликнула Юли, снова пытаясь вырваться из его рук.

— Глупая женщина! — усмехнулся Крода, продолжая крепко держать её за плечи. — И ты, и твой сын, и твой муж — все вы в моих руках! И ты думаешь, что как-то сможешь повлиять на моё решение? Теперь настало моё время, и только я буду решать судьбы людей на этой планете! Любовь это проявление слабости, Камал. Слабые никогда не поднимут головы и не станут сильными! Лишь презирая слабых и убивая уродов, можно стать по-настоящему сильным и единым народом. И я сделаю народ Гивеи великим народом! А ваша Земля пускай завидует нам издалека!

— Глупец! Собственными руками ты прокладываешь путь к своей гибели! — презрительно бросила ему в ответ Юли, не переставая сопротивляться. — Сейчас ты торжествуешь временную победу, совершая злодейства, но эта победа — пустая иллюзия! Ты слеп и не видишь, как сам, по своей воле навсегда стираешь с лица Гивеи своё имя! Тебе придётся платить за свои злодеяния слезами, жалкое ничтожество! Твоя спесь обернётся для тебя же крахом всех твоих надежд. Похищение чужой жены — тягчайший грех на этой планете! Люди узнают, что твоё сердце изъедено пороком, что оно жаждет овладеть чужой женой! Кто тогда пойдёт за тобой? Только грубое животное, которое хуже трусливого пса, может пасть так низко!

— Заткнись! — озлобленно выкрикнул Крода, но это нисколько не смутило Юли.

— Не будь слепым безумцем, не ведающим, что его ждёт впереди! — продолжала она. — Всё, что у тебя есть сейчас, может сгореть в одночасье в жарком пламени мести, обратившись в горсть пепла! Мой муж вырвет меня из твоих рук и тогда тебе не жить! Подумай сам, как повёл бы ты себя, если бы кто-то похитил твоих жён и домогался бы их любви? Остался равнодушен?.. Лишь тот, кто чтит и уважает женщину, независимо от того, чья она жена, никогда бы не навлёк такой позор на свою голову!

— Крода! Отпусти её! — грозно сказал я.

— А то что? — усмехнулся он, и в глазах его появилось дьявольский огонь. — Что ты сделаешь?.. Что ты можешь сделать теперь?! — надменно спросил Крода, выпрямляясь.

Он рассмеялся — громко и отрывисто — и медленно достал из ножен нож. Так же медленно приложил его к горлу Юли.

— Нет! Стой! Не делай этого!

Я рванулся вперёд, собираясь броситься на него, но стоявшие рядом со мной головорезы крепко стиснули меня с обеих сторон. Один из них впился пальцами в рану на моём плече.

Жгучая боль захлестнула тело огненной лавой. Сквозь туман я видел только глаза Юли, в которых застыла безграничная тоска. Отчаяние охватило меня. Едва держась на ногах, я почувствовал себя беспомощным и слабым перед грозящей моей любимой смертельной опасностью.

«Нет, этого не может быть! Неужели всё снова повторяется? Неужели я опять потеряю её, но на этот раз навсегда?» — неустанно проносилось в моём мозгу.

Крода внимательно наблюдал за мной. Я видел, что моё замешательство доставляет ему несказанное удовольствие. Дьявольский огонь в его глазах разгорался всё сильнее. Он вкрадчиво произнёс:

— Ты думаешь, это я убиваю её?

Я не слышал его. Я видел только свою любимую.

— Максим! — позвала она, протягивая руку в мою сторону, словно в прощальном жесте.

— Нет, это ты убиваешь её! — холодно усмехнулся Крода и резко провёл рукой вниз. — Ни тебе и не мне!

— Нет!!!

Я рванулся из последних сил из рук державших меня охранников, пытаясь дотянуться до любимой. В это мгновение её горячая кровь брызнула мне в лицо. Помертвелый взор затуманился и спустя мгновение погас. Юли медленно осела на каменный пол, к ногам своего убийцы, который с нескрываемым торжеством смотрел на меня.

Сердце моё упало в какую-то тёмную пропасть, куда провалился и я, больше не видя ничего вокруг. Затем что-то тяжёлое ударило меня сзади в затылок, окончательно гася сознание. Потеряв равновесие, я полетел в беспросветную тьму…

 

Глава двенадцатая Десятая ступень

…Тьма. Вокруг была только тьма, из которой я выплывал, как из глубины чёрного колодца — тяжело, медленно, рывками. Сознание возвращалось, заполняя беспомощное тело, одеваясь в него, как в изношенные одежды.

Я с трудом приоткрыл веки: перед мутным взором появилась серая плоскость, уходившая в бесконечность, на которой в луже крови неподвижно лежала Юли. Спутанные волосы её были сбиты на лицо, и я не мог его увидеть. Я видел только раскинутые в стороны руки любимой, словно, пытавшиеся ухватиться за гладкий пол застывшими в предсмертной судороге пальцами.

Моя щека лежала в её крови, и я чувствовал запах этой крови, но я не чувствовал её тепла — тепло ушло…

Душа моя была пустой и холодной, а сердце казалось тяжёлым куском льда, тяготившим грудь.

Кто-то ещё был рядом. Я с трудом оторвал голову от липкого пола и покосился вправо.

На своём подобии трона прямо передо мной сидел Крода и терпеливо ждал. Его землисто-зелёные глаза под взъерошенными бровями насторожились, когда он заметил, что я пришёл в себя.

Чуть склонившись вперёд, он воскликнул с нескрываемой издёвкой:

— С возвращением, Камал! Или правильнее Максим?

Крода снова откинулся на спинку своего «трона», вальяжно закинул нога на ногу и, постукивая никелированным дулом пистолета о колено, погладил курчавую бороду.

— Ты мертвец… — прохрипел я, едва шевеля распухшими губами.

— Что?.. Мертвец?.. Я?..

Крода порывисто склонился в мою сторону, и глаза его наполнились жутковатым весельем.

— Брось, Максим! — отмахнулся он, скалясь в улыбке. — Оглянись вокруг: бескрайнее море мертвецов разлилось по всей планете! Нет, не тех мертвецов, что упокоятся в могилах, а тех, что всё ещё живы, но души их давно мертвы… Да, они и не были никогда живыми, они родились такими! Ты забыл о них?.. А?..

Он сел в прежнюю позу, продолжая поигрывать пистолетом.

— Ты же знаешь, сколько у нас, на Гивее накопилось всей этой человеческой дряни! Кто-то из них много веков творил здесь беззаконие и бесчестие, сеял ложь вокруг себя. Другие, просто молча, внимали этой лжи, покорно принимали это беззаконие, ставя выше чести сытую жизнь и кажущееся благополучие…

Эти были, пожалуй, куда страшнее первых, потому что своим бездействием и равнодушием усиливали власть скверных людей… Но и те, и другие по-своему умножали зло, копили его, все больше погружая эту планету во мрак безысходности. Поэтому и выживали в этом мире только мелкодушные приспособленцы, доносчики, палачи и угнетатели. А все хорошие люди сникали и умирали, как цветы в темноте. Мне снова приходится тебе рассказывать об этом! Зачем?

Крода сокрушённо покачал головой, словно учитель, наставляющий неразумного ученика.

— Значит, ты хочешь помочь хорошим? — сплюнув кровь, с безразличием спросил я. — Помочь одним, убивая других… тех, кого посчитаешь плохим?

— Именно! Зачем жалеть эту дрянь, этих ничтожных людишек с их мелкими чувствами? Что от них проку? Неужели ты так и не понял, чего я здесь добиваюсь?

Крода снова порывисто наклонился вперёд и, опершись локтями о колени, стал играючи помахивать пистолетом. Сейчас он казался мне излишне порывистым, даже нервозным, и это особенно отталкивало в нём.

— Вы же сами на своей Земле творите справедливость, действуя по закону немедленного противодействия любому злу: «Мне отмщение, и аз воздам!»… Так, кажется? — прищурился он и сплюнул в сторону прямо на мраморный пол. — И это правильно, это справедливо! Только так можно искоренить все подлости и мучения в этом мире! Палачи и всякая нечесть, которые необычайно размножились в последнее время, должны получать воздаяния всегда! — рассуждал он, потрясая в воздухе оружием. — Только террором можно изменить этот мир! Не единичными акциями против власти, нет — только массовым истреблением вредоносных и равнодушных людей! Так чего же ты воротишь от меня своё лицо, словно я говорю о чём-то сверхъестественном для тебя?

— Мы никого не убивали… Никогда!

Я с трудом повернулся на спину, и, опираясь на локти, попытался сесть.

— Искоренять вредоносных людей можно только подведя их к осознанию и раскаянию. Нельзя уничтожить зло механически. Просто глупо… Это борьба с призраками, которая сделает их только сильнее. Они создадут новых призраков: преступлений, материальных богатств и опасностей. Ложь и беззаконие будут плодиться нескончаемо. Равновесие… необходимо равновесие, а не террор с его слепыми нападениями.

Я сел и холодно посмотрел ему в глаза. Крода усмехнулся, но в глубине его зрачков затаилось любопытство и настороженность.

— Твой террор вызовет рост страдания народа Гивеи и ничего больше… Любая борьба должна быть сбалансирована… Я же говорил тебе об этом. Необходимо непрерывное движение к счастью, восхождение к добру. Иначе ты потеряешь путеводную нить, и заслуживающие наказания останутся жить и продолжать свою мерзкую деятельность… Так было всегда. Подобные тебе мстители предавали смерти совсем не тех, кого следовало бы наказать… Я сам едва не ступил на этот путь.

Я протянул руку и положил её на холодное запястье Юли, липкое от крови. Лёд в моей груди медленно растекался по всему телу. Хотелось убрать волосы, чтобы увидеть её лицо, но я страшился этого, боялся не увидеть в её глазах жизни.

Сказал с сожалением и печалью:

— Борьба вовсе не обязательно требует уничтожения. Если ты идёшь по пути Добра, нужны особые средства — безо лжи, мучений, убийства и озлобления. А иначе твоя победа будет означать для народа лишь смену угнетателей. И тогда тебя самого нужно будет уничтожить…

Я взглянул на него, борясь с застывшим в горле колючим комом. Крода облокотился на львиноголовый подлокотник и посмотрел на меня сквозь презрительный прищур.

— Мы могли бы разработать программу действий… такую, которую поймут все… Вам нужны справедливые законы… Не те, что установили здесь для охраны власти, собственности и привилегий… Законы для соблюдения чести и достоинства людей, для роста их духовного богатства, потому что психическое богатство человека — главная ценность, как и его жизнь!

Крода усмехнулся, но ничего не сказал, продолжая настороженно слушать меня.

— Вам нужны библиотеки, музеи, картинные галереи, скульптуры, музыка… И пресловутое неравенство распределения материальных вещей совсем не главная беда на пути к лучшей жизни… С законов… начинать нужно с законов, с подлинного общественного мнения и веры людей в себя…

— Но это не террор! — раздражённо бросил Крода, и в глазах его блеснул холодный огонь озлобленности.

— Да. Это революция.

— Знаешь, я тебе вот что скажу…

Он снова склонился вперед, помахивая пистолетом перед моим лицом.

— Ты хочешь, чтобы я слепо подражал вам?.. Нет, Максим, способы борьбы уж позволь выбирать мне самому! Я многому научился у вас, но это наш мир, и ты забыл об этом!..

— Хотя, конечно, ты можешь пойти со мной до конца, — щедро предложил он. — Твой ум, твои знания, твой авторитет бесценны. Вместе мы могли бы изменить этот мир, сделав его лучше. Из нас получился бы неплохой союз. — Крода пристально посмотрел мне в глаза сквозь презрительный прищур и покачал головой.

— Но ты так не считаешь. Верно?

— И что? Ты убьешь меня? Убьешь, как её…

Я кивнул на бездыханное тело Юли. В ответ Крода равнодушно пожал плечами.

— Выбор за тобой, Максим. Я не буду настаивать.

С холодной улыбкой он поднял свой пистолет и направил его мне в лицо, взводя курок.

Вот и всё… Сейчас он нажмёт на спусковой крючок и свет навсегда погаснет для меня… Жаль, что я так мало успел сделать для этого мира. Жаль, что больше никогда не увижу Земли.

— Стой! — пересиливая боль, я поднял окровавленную руку. — Стой!

В глазах Кроды появилась неподдельная заинтересованность. Он слегка опустил оружие и с любопытством посмотрел на меня.

— Передумал? Это правильное решение! Я знал, что ты совсем не глупый человек!

— Да… Пожалуй, я передумал… — медленно произнёс я. — Нельзя оставлять тебя здесь одного!

Я резко согнул запястье поднятой руки и тут же раздался глухой, едва слышный хлопок.

Пистолет выпал из рук Кроды и скатился к моим ногам. Выпучив от изумления и ужаса глаза, мой враг грузно повалился на позолоченный подлокотник своего «трона», издав тяжёлый предсмертный хрип. Голубая отравленная стрела в его горле на мгновение сверкнула ослепительной искрой.

«Вот и пригодился мне подарок Торрены!» — подумал я, снимая с руки не нужное уже приспособление.

На шум из коридора прибежали взволнованные телохранители Кроды. Подхватив с пола оружие, тремя выстрелами я свалил двоих из них на мраморный пол. Третий громила упал на колени около входа, схватившись за прострелянную грудь.

Стрелять с левой руки мне было не совсем удобно. Тяжело поднявшись на ноги, я приблизился к поверженному телохранителю Кроды и добил его выстрелом в упор. Прислушался: из коридора доносились лишь стоны и крики раненных солдат, но никто больше не бежал в сторону этого зала.

Я медленно вернулся к телу Юли, опустился рядом с ним на колени и осторожно убрал с лица жены слипшиеся кровью волосы. Её безжизненные глаза неподвижно смотрели в высокий потолок. Я провёл пальцами по лицу любимой, закрывая ей веки. Взяв на руки её неподвижное тело, поднял его с пола, чувствуя, как слабеют мои колени.

Шатаясь, я двинулся к выходу, но не успел сделать и нескольких шагов, как моё внимание привлёк негромкий детский плач, доносившийся со стороны боковой залы. Дверь в него располагалась прямо за «троном» Кроды, там, где заканчивалось мозаичное панно.

«Наш сын!» — вспыхнула в голове радостная мысль, и в туже минуту я услышал громкие женские голоса, доносившиеся из того зала. Оба голоса были мне знакомы.

— О, горе нам! — с печальным надрывом восклицала жена Кроды Падма. — Грядут несчастные дни! Глупое упрямство твоего брата приведёт к истреблению всей нашей семьи! Нам всем суждено будет погибнуть в пожаре этой битвы! Солдатам Кроды не удалось сломить духа землян и ослабить их упорства. В их сердцах нет и тени страха! Зато наши воины напуганы и беспомощны перед их смертоносным огнём. Пожар бушует над Чанчжен. Даже этот дворец уже захлёстывают волны невыносимого жара!

— Мы слабые женщины быстро сдаёмся, — возразил ей певучий голос, звучавший сейчас холодной уверенностью. — Это заложено в самой нашей природе. Наши слова, порождённые страхом, способны обратить удачу в злой рок! Ты, Падма, слаба и к тому же глупа!.. Вы все не верите в Кроду, хотя он ваш муж и повелитель! У меня же нет сомнений в том, что наши отважные воины справятся с кучкой землян. Даже боги содрогаются от смертельного ужаса, заслышав имя моего брата! Почему же ты, Падма, боишься? Устыдись своего страха!

— Это не я глупа, — возразила ей Падма. — Это ты слепа в своей мстительной обиде, Вибха! Даже если твой брат убьёт предводителя землян Камала, который не возжелал тебя, за ним придут другие и приведут с собой миллионы воинов! Нам ли тягаться с Землёй? Неужели ты не видишь, что над нами нависла злая судьба? Сколько раз я просила Кроду вернуть Бхуми её мужу, отправить её назад под охраной брата Мизу!

— Не упоминай при мне имя этого предателя! — пренебрежительно воскликнула Вибха. — Он сполна получил то, что заслужил!

— Мизу оказался умнее своего брата, — возразила ей Падма. — Он понял, что Бхуми необыкновенная женщина. Она чиста и добродетельна. Она — воплощение высшей духовности и праведности! Причинение вреда такому существу не приведёт тебя к добру!

— Ты пытаешься напугать меня? — изумилась Вибха. — Почему? Ты знаешь, что у нас их ребёнок. Вот он — их сын — лежит в этой колыбели и ждёт своего часа! Мой брат видит в нём наше будущее! Взгляни на это прекрасное дитя!

Снова раздался детский плач. Я шагнул через порог в высокий арочный проём, прикрытый тяжёлыми занавесями. За ними моему взору открылись просторные покои.

Высокий расписной потолок поддерживали колонны с крылообразными оглавьями. Казавшийся хрустальным пол с разноцветными вкраплениями был устлан коврами, а стены драпировками. Золотые светильники склонились в раздумье вокруг просторного, словно озеро, ложа, по изголовьям которого были разбросаны подвески из тёмно-зелёных камней, браслеты и ожерелья, слепившие лебединой белизной жемчуга. Тяжёлый шёлковый полог был украшен гирляндами благоухающих оранжево-рдяных цветов. Цветочное дыхание веяло в сонном воздухе, маня к сладостному отдохновению.

Три женщины возлежали на этом царском ложе. Поясные повязки их переливчатых, почти ничего не скрывавших одежд висели, подобно поводьям распряжённых, отпущенных на волю кобылиц. Их лица походили на благоухающие лотосы, к которым стремятся пчёлы, чтобы упиться нектаром и охмелеть их цветеньем. Но их красота сейчас была омрачена тревогой. Все трое обратили свои взоры к двум другим женщинам, стоявшим около высокого створчатого окна рядом с детской колыбелью.

Я без труда узнал в одной из них Вибху, хотя сейчас она и не походила на ту простую девушку из провинции — роскошный, шитый золотом наряд, массивные украшения на шее, в ушах и причёске делали её похожей скорее на сказочную принцессу или знатную княгиню древнего Востока.

Не менее выразительной и слепящей богатыми старинными украшениями была и молодая статная большеглазая женщина, стоявшая рядом с ней. Интуитивно я догадался, что это, должно быть, жена Кроды по имени Падма. Заметив моё неожиданное появление на пороге этого величавого зала, она испуганно вскрикнула, и взоры остальных женщин тоже обратились ко мне.

Но я больше не обращал на них внимания. Мой взор сейчас был прикован к шевелящемуся кулёчку из белоснежного шёлка в руках у Вибхи, из которого высовывались крохотные ручки и ножки.

Тяжело ступая по гладкому полу, я подошёл к ложу, на котором возлежали жёны Кроды, и осторожно положил на него мёртвое тело Юли. Женщины боязливо отпрянули от него, испуганно забившись в подушки у изголовья.

Я посмотрел на Вибху. В её глазах мешались изумление, тревога, отчаяние и гнев. Взгляд то останавливался на мне, то возвращался к бездвижному телу моей любимой, залитому кровью, которая стекала на шёлковые простыни и кружева этого порочного любовного ложа, где совсем ещё недавно развлекался поверженный мною несостоявшийся властитель Гивеи.

— Твой брат мёртв! — безразлично бросил я, холодно глядя в глаза Вибхе.

Жёны Кроды громко вскрикнули и залились рыданиями. Я заметил, как тонкие ноздри Падмы задрожали от волнения, а сузившиеся глаза Вибхи наполнились слезами.

Она инстинктивно прижала большую голову моего малыша, которого всё ещё держала на руках, к своей груди. Сказала:

— Мой брат защищал меня от вас! Это вы погрузили меня в необозримый океан скорби… Теперь же ты населил его крокодилами отчаяния и увенчал волнами ужаса!.. Это и есть выше добро, которое вы принесли нам?

— Я предупреждала тебя! — сдавленным голосом произнесла Падма, поворачиваясь к ней. — Всё должно было закончиться так! Всё к тому шло, и вот оно свершилось!

Падма прошла мимо меня, бросив в мою сторону взгляд полный скорби и отчаяния, и остановилась около тела Юли, страдальчески заломив руки.

— Мадхава, Наянтара, Пурнима! — дрожащим голосом воскликнула она, обращаясь к остальным жёнам Кроды. — Посмотрите, какого ангела погубил наш муж!

— В твоей груди сердце холодной змеи, Падма! — гневно воскликнула Вибха, сверкая глазами полными слёз. — Камал отнял жизни у трёх моих братьев и погубил твоего мужа, а ты заботишься о его мёртвой жене?

Раскинутые, словно крылья птицы, брови Падмы нахмурились, твёрдый подбородок задрожал. Она сорвала массивное золотое ожерелье, висевшее на её шее, и швырнула его к ногам девушки.

— Вот, возьми! Забирай своего брата! Он никогда не любил никого из нас. Мы все были для него только красивыми игрушками, тешившими его самолюбие. Даже той, к которой он воспылал преступной страстью, твой брат не дал ничего, кроме смерти! Поэтому не кори меня за моё равнодушие и холодность! Не кори!

— Смерть… — рассеянно, словно в забытьи, повторила Вибха, медленно отступая назад, к окну и продолжая прижимать к груди моего ребёнка. — Она бродит по этому дворцу, ещё вчера наполненному радостью и счастьем…

— Вибха! Отдай мне моего сына! — твёрдо сказал я, делая шаг в её сторону.

Опустошённый взгляд девушки остановился на мне, казалось, не замечая меня.

— Это вы принесли смерть в этот дворец! — медленно произнесла она. — Вы отняли у меня счастье!

— Вибха! — окликнула её взволнованная Падма, тоже почувствовавшая неладное. — Верни Камалу его сына! Слышишь?

Но в ответ девушка лишь отчаянно затрясла головой, словно защищаясь от её слов. Она продолжала пятиться назад, подходя всё ближе к распахнутой створке окна, за которым виднелся край обрыва, и глухо шелестела вода в невидимом водопаде.

— Вибха! — снова позвал я. — Не заставляй меня отнимать жизнь и у тебя! Я не хочу этого. Отдай мне сына, и я уйду отсюда.

Девушка взглянула на меня так, словно, мои слова пробудили её ото сна.

— Жизнь… — медленно выговорила она. — Жизнь твоего сына…

Она осторожно подняла ребёнка на руках перед собой.

— Теперь она не нужна моему брату… И мне она тоже ни к чему…

— Вибха! — вкрадчиво повторил я, делая в сторону девушки ещё несколько осторожных шагов. — Просто верни мне сына… Дай мне его… Ну же… Будь умницей…

Я протянул к ней свои руки, но она испуганно прижала ребёнка к своей груди и проворно выскочила в распахнутую створку окна.

— Нет, Вибха! Не делай этого! — крикнула ей вдогонку Падма, и её возглас подхватило сразу несколько испуганных женских голосов за моей спиной.

Я выпрыгнул в окно вслед за Вибхой, которая остановилась на краю обрыва. Выхватил из-за пояса оружие, направляя его на девушку.

— Стой! — предостерегающе воскликнула она, подняв плачущего малыша перед собой.

Сердце моё похолодело. Я взвёл курок, готовый выстрелить.

— Стой, Камал! — решительно повторила Вибха. — Стой, где стоишь! Иначе… иначе не станет его! Может, тогда ты почувствуешь боль, которая переполняет меня до краёв!

Она бросила быстрый взгляд вниз, под обрыв, где рокотал водопад. Затем посмотрела в сторону охваченного пожаром города. Сказала печально, с надрывом:

— Чанчжен сгорает… сгорает дотла! Что останется нам?.. Только пепел!

Она перевела взгляд на меня, и глаза её до краёв наполнились слезами. Глотая их, она произнесла дрожащим голосом:

— Вы отняли у меня всё! Но и я отниму у тебя последнее!

Девушка быстро вытянула руки над пропастью, держа в них плачущего малыша.

— Нет, Вибха! Нет! — предостерегающе поднял я руку. — Отдай мне ребёнка! Пожалуйста, отдай его!

— Возьми его… возьми, если сможешь! — Вибха развела в стороны руки и, закинув назад голову, разразилась громким нечеловеческим смехом.

Крохотный кулёчек из белоснежного шёлка стремительно полетел вниз. Всего лишь мгновение понадобилось мне, чтобы отбросить в сторону оружие и кинуться вниз, под грозный грохот водопада и надрывные рыдания Вибхи, упавшей на колени на краю обрыва. Ещё несколько мгновений головокружительного падения, и я подхватил драгоценный дар, который оставила мне Юли, и крепко прижал хрупкое тельце младенца к своей груди.

В следующий миг я с головой погрузился в белую кипень грохочущего потока, бросившего меня на скользкие скалы, а затем понёсшего вниз, к подножью горы, нещадно ударяя о торчащие из воды камни и бросая в лицо охапки клокочущей воды.

Тупая боль разлилась по всему телу, но я не обращал на неё внимания. Мой сын — моя душа — был со мной! Я держал его — живой, трепещущий, комочек родной плоти — на поднятой над головой руке, спасая от стремительной воды, и сердце моё наполняла светлая радость, пришедшая на смену тоскливой печали. Ничто другое сейчас уже не было важно. Даже то, что скорая смерть ожидала меня.

Я быстро терял силы, видя как вокруг нас, в воде растекается тёмное пятно моей крови, которое с каждой минутой становилось всё больше, превращая мутные воды в багровую пену. Ноги немели. Я с трудом удерживал своё тело над водой, с каждой минутой погружаясь в накатывавшую бурлящую пучину, захлёбываясь, но из последних сил стараясь сохранить в неприкосновенности свой бесценный груз.

«Не паниковать!.. Нельзя паниковать!.. Нужно, расслабиться… тогда я смогу продержаться в воде дольше… Моё тело станет опорой, живым плотом для моего ребёнка… Мой сын будет жить… Кто-нибудь спасёт его… Кто-нибудь придёт на помощь…».

Я замер, широко расставив ноги и закрыв глаза.

Последний глубокий вдох… Последний прощальный взгляд на мир вокруг…

— Не плачь мой мальчик!.. Твой отец с тобой!..

Набежавшая волна упала сверху холодной тяжёлой стеной. Я погрузился в призрачный голубой мир, пронизанный кровавыми солнечными бликами, и почувствовал, как мои лёгкие наполняются водой.

Дыхание остановилось. В глазах потемнело.

Я понял, что это конец, что я умираю…

Всё завертелось вокруг, как будто на волшебной карусели, испускающей яркий белый свет. Этот свет теперь заполнял всё вокруг — яркий, белый, но совсем не слепящий…

Сквозь его пелену прорывались какие-то звуки, проступали неясные контуры, выплывали из небытия невесомые образы…

Кто-то тихо звал меня из глубин светоносного океана, и я покорно поплыл на этот зов, больше не чувствуя своего искалеченного тела…

 

Г

лава тринадцатая

О

строва в океане

Я очнулся и понял, что лежу на чём-то мягком, и это нечто облегает моё тело со всех сторон. Световая пелена померкла и затем и вовсе спала с моих глаз. Я ясно увидел вокруг себя зеркальные стены, в которых медленно гасли картины бурлящего водопада и закатного неба над чужим мрачным пейзажем.

В следующее мгновение металлически звучащий голос произнёс, казалось, прямо в моей голове: «Оперативный сотрудник Максим Новак! Ваше испытание прервано из-за перегрузки системы генератора чувственных ощущений… Цепь передачи данных разомкнута… Происходит отсоединение от центрального процессора в соответствии со штатной процедурой… Оставайтесь на месте и соблюдайте спокойствие…».

Голос смолк. С трудом приподняв голову, я понял, что лежу на анатомическом белом ложе из пористой губки. Понадобилось усилие, чтобы сесть и опустить ноги на гладкий пол. Я всё ещё не понимал, где я нахожусь, и что со мной происходит. На мне совсем не было одежды, и это только усиливало ощущение беззащитности и беспомощности, переполнявшее меня.

Тонкие провода опутывали моё тело и голову, тянулись к каким-то пластиковым «кубам» с мигающими разноцветными огоньками внутри. Эти «кубы» были расставлены вокруг моего ложа на невысоких металлических подставках и толстые рифлёные трубки с проводами тянулись от них к молочно-белой колоне ФВМ, возвышавшейся посредине зеркального помещения. В окошках на корпусе вычислительной машины неярко светились какие-то шкалы, слышался едва различимый гул охладителя.

Я постепенно возвращался к реальности: «Жив… Неужели жив?.. Но как такое возможно?!»

В зеркальной стене напротив бесшумно открылась овальная дверь, и в помещение вошёл человек в серебристом комбинезоне с лицом полуприкрытым защитной маской. Он уверенно подошёл ко мне и, не говоря ни слова, стал со знанием дела отсоединять от меня провода и контакты нейро-электронной сети и медицинских датчиков.

Вдруг я вспомнил: «Моё лицо!». Поднял руки, чтобы ощупать его, но меня остановил взгляд человека в маске.

— Шрам от ожога? Его нет, и никогда не было, — спокойно сказал он. — Как и всех ранений с переломами. Всё было инсценировкой, виртуальным моделированием, совмещённым с воспроизведением тактильных ощущений… Впрочем, остальные четыре чувства были тоже не настоящими, — добавил человек в маске, и мне показалось, что он улыбается.

«Модулятор! Это же Модулятор Случайностей! — наконец, сообразил я, и всё сразу же встало на свои места. — Значит, я где-то на Учебном полигоне! Всё было только сном — тяжёлым, нескончаемым сном, но я, наконец, проснулся! Это было испытанием, испытанием психики через глубокое погружение в эйдопластическую ирреальность!».

И тут же, как вспышка молнии возникла в мозгу другая, радостная мысль: «Юли! Она жива! Ничего не было: ни смертей, ни боли, ни потерь, ни войны… Ничего?»

Я снова встретился взглядом человеком в медицинской одежде. Его глаза выражали лишь сосредоточенное внимание к своей работе.

— Значит, со мной ничего не происходило? — недоверчиво спросил я у него. — Всё было лишь виденьем?

— Разница между чем-то и ничем — лишь вопрос восприятия, — пожал плечами человек в одежде медика и добавил: — Ваши вещи в соседней комнате. Я бы посоветовал вам принять ионный душ. Плохо выглядите. Давление вот подскочило. В вашем-то возрасте и с вашим здоровьем!

Я усмехнулся. Хотел ему посоветовать самому пройти подобное испытание, но не стал. Спросил:

— Который сейчас час?

— Без четверти три, — бесцветным голосом сообщил медик, взглянув на часы.

— А день… какой сегодня день?

— Восьмое сентября. Год шестьсот семьдесят пятый, если запамятовали. Вы у нас пробыли пять дней.

Я почти не видел его лица, но по морщинкам вокруг глаз понял, что он снова улыбается.

— Мы с вами на Земле и здесь всё по-прежнему прекрасно, как и все последние шесть веков. Снаружи отличная погода, светит солнце, а в холле вас ожидают ваши друзья и коллеги.

— А как испытание? Я прошёл его? — насторожился я.

— Об этом судить не мне. Я лишь систематизирую показания приборов по вашим психо-физиологическим тестам и вывожу сводные данные. Принимать решение о вашей пригодности будет ваше руководство… Но вы держались молодцом! — искренне похвалил он меня и крепко пожал мою руку. — На моей памяти таких испытаний мы ещё не проводили. Это был самый сложный сценарий, который мы когда-либо моделировали здесь. Нам даже пришлось специально заглянуть в реальные исторические периоды Земли, чтобы сделать события более достоверными и реалистичными. Конечно, и без погружения в наше культурное наследие тоже не обошлось… Признаюсь, я вами по-настоящему восхищён!

— Спасибо.

Я улыбнулся в ответ на его похвалы и встал на ослабшие ноги.

— Тогда я пойду?

— Да, конечно. Надеюсь, больше вас здесь не увидеть!

— Я тоже на это надеюсь. Признаюсь, это был настоящий кошмар! Давно я не видел таких тягостных снов!

— И вам спасибо за похвалу! — Врач снова улыбнулся мне одними глазами.

В просторном холле со стеклянной стеной и лохматыми пальмами в пузатых горшках меня ожидали трое: Влад Стив, Юлий Торрена и Артур Порта. При моём появлении все трое почти одновременно поднялись с широкого надувного дивана, но первым ко мне подошёл отец Юли.

Он обнял меня и, отстранившись, заглянул мне в глаза. Его по-отечески заботливый взгляд, казалось, пытался проникнуть в самые глубины моей души.

Артур Порта смотрел на меня с интересом, так же, как и Юлий Торрена, но взгляд последнего, как мне показалось, был больше оценивающим.

— Ну как? Ты уже вернулся к реальности? — доброжелательно спросил Юлий.

— Пожалуй. Хотя, если честно, всё ещё не верится, что ничего в действительности так и не произошло… Гивея… Ведь я не был там?

— Пока что нет, — загадочно улыбнулся Торрена.

— Ещё не прошло и полгода, как ты вернулся на Землю из своего добровольного изгнания, — сообщил Влад Стив. — Все, кого ты знаешь, живы и здоровы.

— Да, все… почти все, — печально кивнул я, вспоминая о погибшей Тосико. — Некоторых уже не вернёшь никогда.

— Извини, но мы вынуждены были прибегнуть к подобному испытанию после всего случившегося с тобой. — Артур Порта положил тяжёлую руку мне на плечо. — Возможно, это покажется тебе жестоким, но такое прохождение через «десять ступеней инфернальности» совершенно неизбежно для каждого из нас. В нашем полностью деинфернальном мире это испытание такая же необходимость, как прививка от опасных болезней.

— Только не для всех, — поправил его Юлий Торрена. — Нет никакого смысла давать антиинфернальную подготовку всем членам общества. Невозможно поддерживать высокий уровень сопротивления злу в обществе, очищенном от этого зла. Это может привести к падению личностных способностей каждого жителя Трудового Братства и сократит их жизнь. За всё приходится платить и иногда высокую цену.

Он сокрушённо покачал головой и продолжал:

— Но нам, вынужденным в силу специфики нашей работы часто сталкиваться со злом, подобная подготовка просто необходима. Иначе мы не сможем выполнять свою главную задачу — защищать общество от высокоэнтропийного воздействия как извне, так и изнутри.

— И как? Я прошёл это испытание?

Я пристально посмотрел на него.

— Тебе необходимо было, прежде всего, победить самого себя, — отозвался Влад Стив, стоявший рядом. — Мы знаем, как тяжело тебе было это сделать.

— Несколько раз нам казалось, что ты проигрываешь эту битву с собой, — добавил Артур Порта.

— Да, мне пришлось позаимствовать свой труп, чтобы вернуть себе душу, — хмуро признался я. — Но возродив к жизни нечто, принадлежавшее моему прошлому, я, наконец, достиг своей цели… Да, достиг! Я освободился от тёмных оков, до сих пор сковывавших меня.

— Каждый, кто входит в тёмную пещеру, находит там лишь то, что несёт с собой, — заметил Влад Стив. — Одни страшатся увиденного, потому что слабы для борьбы с собой, другие перебарывают себя и выходят к свету с очищенной душой.

— Земля была для меня защитой и направляла мой путь!

Я посмотрел на отца своей любимой и увидел в его глазах одобрение.

— Сердце, которое хочет нанести вред другим, не подлежит прощению, — сказал он. — Но сердце, заботящееся о других, совершенно необходимо!

Влад Стив покосился на задумчивого Торрену.

— Что ж, насколько он готов к продолжению своей работы решать не нам, а Совету, — подытожил тот. — Завтра ты должен быть на заседании аттестационной комиссии, — сообщил Юлий, обращаясь ко мне и помолчав, добавил: — Но помни: все мы на твоей стороне!

Он положил руку мне на плечо и лицо его просветлилось.

— Спасибо, — поблагодарил я его за поддержку.

— А теперь мы больше не вправе задерживать тебя.

Я пожал руку Артуру Порта и повернулся к Владу Стиву. Он снова обнял меня, как родного сына. Негромко сказал, поблёскивая глазами:

— Поезжай! Она ждёт тебя!

* * *

Шелестя дисперсионными дисками, поезд остановился на тридцать пятой станции шестого вектора Общеконтинентальной Дороги. Опалесцирующая полусфера здания станции, светившаяся отражённым перламутровым сиянием, расположилась на срезанной вершине пологого холма в окружении разлапистых разнолистных араукарий.

Я вышел под невесомый стеклянный купол на многолюдный перрон. Солнечный свет без труда проникал сюда, ложась бесформенными янтарными разливами на шероховатые белые плиты пола. Двери вагона бесшумно закрылись за моей спиной, и поезд, набирая скорость, умчался прочь, скользя по извилистой эстакаде, опиравшейся на массивные стальные башни.

Подножье холма утопало в волнах густого кустарника, прорезанного прямыми синими лучами широких дорожек, расходившихся во всех направлениях. Разноцветные крыши коттеджей походили на прямоугольные паруса, плававшие в этом зелёном растительном море.

Я спустился на знакомую улицу и пошёл по шершавым фигурным плитам смальты между рядов низких акаций к заветному дому, укрывшемуся в глубине обширного сада. С каждой минутой я ускорял свой шаг, ловя себя на мысли, что готов побежать сломя голову, лишь бы поскорее увидеться с ней — с той единственной и неповторимой, которая никогда больше не покинет моего сердца!

Юли. Она стояла у широко распахнутого окна и снова не заметила моего появления в доме. Лишь моё отражение в оконном стекле заставило её улыбнуться и повернуться мне навстречу. Я принял её в свои объятия, подставляя разгорячённое лицо прохладному ветру, смело врывавшемуся в гостиную нашего коттеджа.

— О небо! Как долго тебя не было! — Её голос с лёгкой грудной хрипотцой прозвучал радостным волнением.

— Я вернулся… к тебе… насовсем!

Я уткнулся лицом в копну её густых волос, чувствуя на душе несказанное блаженство и спокойствие…

Мы лежали, обнявшись в гостиной, на широком диване. Прохладные сумерки лениво вползали в распахнутые окна, но верхние рамы всё ещё золотились от низкого закатного солнца, напоминая об уходящем дне.

— О чём ты думаешь, Максим?

Шёпот Юли защекотал теплом мою щёку.

— Знаешь, я хотел бы, чтобы мы с тобой оказались на каком-нибудь острове, далеко от всех… Чтобы кругом было море — синее-синее, тёплое и прозрачное, а вокруг тропический лес. Деревья стоят все в цветах, и в листве слышна разноголосица птиц… Мы были бы там совсем одни — только ты и я.

Я посмотрел на Юли. Она улыбнулась, уютно устроилась щекой на моём плече.

— Да, хорошо!

— А ещё я хочу, чтобы у нас родился сын, — продолжал я, чувствуя, как мерно бьётся её сердце, там, где гулко стучит моё.

— И дочка! — воскликнула Юли, приподнимаясь на локте. Глаза её наполнились тёплой нежностью.

— Да, и дочка, — согласился я. — Она будет такая же красивая и умная, как ты.

Я погладил её по тёплому плечу.

— Кажется, я знаю такое место. Что ты думаешь о Терре? Если нам с тобой полететь туда?.. Хотя можно выбрать и любую другую звёздную колонию.

— Нет, Терра хорошее место! — согласно кивнула Юли, и на лице у неё появилось мечтательное выражение.

— Ведь там твои родители! — напомнила она. — Представляешь, наши дети родятся в этом удивительном и далёком мире! Что может быть прекраснее для наших детей? Терра — это остров земной жизни в бескрайнем океане звёзд! Пускай она будет нашим островом. А, Максим?

Она снова прижалась горячей щекой к моему плечу.

— Да. Островом новой жизни, — согласился я. — А сколько ещё таких звёздных островов в океане вселенной!.. И никаких смертей, никакой войны, никаких страданий!

— О чём ты? — не поняла Юли.

— Так… ни о чём. Просто вспоминаю сон.

Я крепче обнял любимую.

Некоторое время Юли смотрела на меня потемневшими глазами изучающее. Затем в глубине её глаз вспыхнул и стал медленно разгораться жаркий огонь. Он поглощал меня, заставляя каждый нерв в моём теле напрячься. Я тонул в этом янтарном омуте, забыв о времени, забыв обо всём на свете. Жадно прильнул губами к губам любимой, и наши дыхания слились.

Я вдыхал аромат её кожи, прижимал к себе её горячее податливое тело, и мне казалось, что я растворяюсь в ней полностью и без остатка, как будто мы стали единым целым — не только наши тела, но и наши души. Это было невыразимо никакими словами. Я чувствовал себя вознёсшимся на самую вершину блаженства — острого, как бритва и одновременно наполненного безграничным духовным покоем и светлой радостью.

Подумалось: «Нет, Дев был не прав — любовь к женщине может стоять выше любых целей! Слепое следование предписанным нормам не всегда благо для конкретного человека!»…

* * *

Девятиметровые лохматые свечи лейкодендронов окаймляли слепящую отражённым солнцем пирамиду остова здания Совета, стояли стройными рядами вдоль проспекта Свободы, серебрясь на солнце своими удивительными листьями, покрытыми тысячами шелковистых волосков.

Весной, когда эти южноафриканские красавцы покрывались крупными цветами нежного абрикосового оттенка, площадь Совета и проспект наполнялись манящим ароматом ванили и сюда, словно мотыльки на огонь, устремлялись тысячи влюблённых парочек, предпочитая это место в Городе даже знаменитым Садам Любви.

За высокими дверями в большом круглом зале разноцветные витражи арочных окон искрились пёстрыми бликами, которые смешивались в центре зала с солнечным светом, лившимся сквозь большое отверстие в высоком куполе потолка.

Я погрузился в причудливое разноцветное марево, с любопытством заглядывая в ниши между витражей, где сгущался фиолетовый сумрак. Низкие мягкие кресла, расставленные вдоль стен, манили к ленивому отдыху, но отдыхать мне сейчас было некогда. Члены Совета должно быть уже собрались в зале совещаний на втором этаже, чтобы огласить мою дальнейшую судьбу.

Справа, по лестнице розового мрамора, украшенной перилами с золотым литьём, мне навстречу спустился Юлий Торрена. Он тоже входил в Совет и вызвался представить меня аттестационной комиссии.

Юлий радостно пожал мою руку, и повёл меня на просторную округлую площадку, куда выходили двери из матового волокнистого стекла. Торрена остановился около одной из них и придирчиво осмотрел меня с ног до головы.

— Ты только не волнуйся, Максим, — сдержанно сказал он. — Председателя Совета, Дана Эузу ты знаешь. С остальными членами Совета тебе, возможно, приходилось встречаться по работе. Во всяком случае, все они приехали сюда только ради встречи с тобой, и в их объективности можешь не сомневаться. Ну, удачи тебе!

Юлий похлопал меня по плечу, и я уверенно шагнул через порог.

Просторное светлое помещение было залито рассеянным белым светом, исходившим от наклонного высокого потолка, отлитого из волокнистого стекла молочного оттенка.

Мне навстречу вышел чернокожий гигант в свободной жёлтой накидке, наброшенной на мускулистые плечи. Дан Эузу протянул в приветствии громадную ладонь, улыбаясь мне белозубой улыбкой. Я пожал его руку и осмотрелся.

За подковообразным узким столом сидели пять человек. Они поднялись со своих мест, приветствуя меня традиционными жестами. На столе перед каждым были разложены листы электронных справочников. На их тонких гибких экранах высвечивались какие-то кривые и графики, сменялись голограммами и столбцами светящегося текста.

— Проходите, — широким жестом Дан Эузу предложил мне сесть в кресло у стола, и вернулся на своё место среди остальных членов Совета.

Торрена сел рядом с ним. Я опустился на предложенное место, ощущая себя школьником перед ответственным экзаменом. Юлий ободряюще улыбнулся мне. Я ответил ему коротким кивком и выжидательно посмотрел на председателя.

— Хочу представить вам членов Совета, которые вошли в комиссию, — сказал Дан Эузу. — Возможно, с кем-то вы уже знакомы. Кого-то, скорее всего, видите сегодня впервые.

Я не возражал.

— Справа от меня наши гости из Австрало-Азиатского жилого пояса: Фудо Ходери и Арджун Паллав, — председатель Совета представил широколицего, добродушного на вид азиата с коротко стриженным ёжиком волос на голове рядом с которым сидел смуглый серьёзный мужчина с проницательным взглядом карих глаз.

— Слева члены Совета от Афро-Американского жилого пояса — Госвит Лимме и Кэй Ласс, — продолжал Дан Эузу.

Я кивнул мулату с живым, слегка вытянутым лицом и атлетично сложенному человеку средних лет, красноватый оттенок кожи которого подчёркивал резкую черноту его глаз, выдавая в нём потомка мудрых индейских вождей.

— С Юлием Торреной вы, безусловно, знакомы, — улыбнулся председатель Совета. — Он здесь представляет Арктико-Европейскую жилую зону, как и Золтан Ковач.

Я кивнул золотоволосому человеку, с задумчивым синим взором.

— Итак, преступим? — предложил Дан Эузу, оглядев присутствующих.

Они одобрительно кивнули в ответ.

— Максим Новак! — председатель Совета посмотрел на меня. — Вам довелось пройти нелёгкое испытание в силу определённых обстоятельств, о которых мы все здесь знаем.

Он осмотрел присутствующих, и члены Совета утвердительно наклонили головы.

— Хотя в ходе этого испытания и были некоторые сбои в ваших психических реакциях, — продолжал Дан Эузу, — в целом, вы справились неплохо.

Он взглянул на экран своего справочника и одобрительно посмотрел на меня.

— Самое главное — вам удалось победить своё тёмное «альтер эго».

— Да. Это самое главное, — согласился я.

— Итак, по суммированным результатам ваших тестов мы можем судить о том, что вы пригодны для дальнейшей работы в Охранных Системах Общества, — деловито сообщил Кэй Ласс и дружелюбно улыбнулся мне.

— Я рад, — сдержанно улыбнулся в ответ я.

— Мы хотели бы предложить вам одну работу, — вдогонку сказал Дан Эузу. — Правда, она вдали от Земли…

— Как вы знаете, на Гивее произошли революционные события, которые поддерживаются Трудовым Братством, — подхватил Фудо Ходери. — Так вот, народное правительство Гивеи сегодня остро нуждается как в технических специалистах, учителях и медиках, так и в людях, имеющих опыт нашей специфики. Специалисты вашего уровня знаний и навыков очень необходимы народной службе безопасности этой планеты.

— Следуя решению Всеобщего Народного Совета, уже не первый год формируются группы добровольцев для отправки на Гивею, — сообщил Арджун Паллав. — Желающих оказалось настолько много, что пришлось ввести строгий психологический отбор через кабинеты совести, где всем обратившимся даётся возможность оценить свои прежние поступки и выяснить мотивы принятого ими важного решения. При необходимости, каждому даются советы, и предоставляется широкая информация о Гивее. Конечно, здесь не обходится и без привлечения работников ОРС, глубокая интуиция которых просто не заменима в подобном вопросе.

— Вам, как человеку, только что прошедшему через «десять ступеней инфернальности», подобные консультации не нужны, — добавил Кэй Ласс. — Можно сказать, вы полностью готовы и психологически, и физически к исполнению своего долга.

Я посмотрел на него и едва заметно усмехнулся.

— Так что вы нам скажите по этому поводу? — поинтересовался Дан Эузу.

— Мне бы не хотелось снова расставаться со своей любимой, — медленно произнёс я.

— Зачем же расставаться? — удивился Арджун Паллав и, улыбнувшись, добавил: — Вы всегда можете взять её собой на эту планету. Думаю, ей тоже будет интересно сменить обстановку и оказать посильную помощь в становлении нового братского общества.

Некоторое время я молчал, задумчиво изучая сосредоточенные лица собравшихся. Наверное, пауза, взятая мной, слишком затянулась, потому что Дан Эузу склонился в мою сторону и доверительно произнёс, глядя мне в глаза:

— Буду с вами откровенен до конца. На самом деле, революция на Гивее давно уже развивается несколько по-иному сценарию, чем мы когда-то ожидали. С Земли это может выглядеть не столь очевидным, но это так. Поверьте. За прошедшие двадцать пять лет на этой планете не достигнуто ни одной из декларируемых нами свобод, позволяющих каждому члену общества иметь равные права и возможности. Свобод, ведущих к братству, основанному на сознательном коллективном труде, взаимовыручке и уважении интересов других людей, к обузданию собственного «эго» во имя достижения гармонии с остальным миром, к духовному развитию каждого человека, как пути к внутренней гармонии и залогу благосостояния всего общества…

Ничего этого не было сделано на Гивее. Наоборот, с приходом к власти Чой Чо Рена неравенство на этой планете только углубилось, достоинство людей там попрано, а их духовность превращена в самый тяжкий порок. Всё, ради чего совершалась революция на Гивее, осталось лишь в содержании помпезных лозунгов и в пустых обещаниях вождей этой революции.

— Значит, то, что мне довелось увидеть и пережить во время моего испытания не просто инсценировка? — хмуро спросил я. — Всё так и есть на самом деле?

— Не всё, но многое, — вступил в разговор Юлий Торрена. — Теперь мы отчётливо осознаём свою главную ошибку — нельзя было выпускать процесс из-под нашего контроля с самого начала. По сути, мы взяли на себя роль прогрессоров для этого общества и, взвалив на свои плечи этот груз, не учли необходимость жёсткого и неумолимого регулирования запущенных нами социальных изменений.

Был необходим строгий контроль со стороны самих прогрессоров, то есть нас. Понимаешь? Он необходим хотя бы на начальных этапах, в переходный период. Без него нельзя было проводить столь глобальные изменения в обществе. Нам хорошо это было известно по нашей же истории — истории Мирового Воссоединения. Но мы проявили инфантильность в этом вопросе.

— Да, этот путь очень сложен, опасен и тонок, — согласился с ним Дан Эузу. — Его можно было бы сравнить с тонким лезвием ножа, перекинутого над глубокой пропастью инферно. И только контроль, а впоследствии и самоконтроль, помогут пройти по этой тонкой грани, не упав в пропасть. Вот почему теперь мы пытаемся предпринять все возможные меры, чтобы исправить сложившуюся на Гивее ситуацию.

— Но что можно сделать сейчас? — изумился я. — Спустя столько лет! Не слишком ли поздно? Время уже упущено.

— Попытаться усилиями таких людей, как вы — сотрудников наших охранных систем — удержать гивейское общество на тонком лезвии, спасти его от окончательного падения в пропасть инферно! — вкрадчиво сказал Дан Эузу. — Своими знаниями, навыками, силой, наконец, вы, возможно, сможете изменить историю на этой далёкой планете!

— Значит, снова война?

Я посмотрел ему в глаза.

— Если понадобится, да, — согласно прикрыл веки председатель Совета. — Но это будет праведная война. Война ради спасения миллионов и миллионов людей, братского нам народа! Это наш долг, наша обязанность. Так гласит главный земной Закон. Помните?

Я опустил голову, пытаясь привести в порядок свои мысли. Видя мои смонения, Юлий Торрена добродушно предложил:

— Если хочешь, можешь всё хорошенько обдумать, посоветоваться с Юли и её отцом. Мы тебя не торопим.

— Нет, спасибо, — выпрямился я. — Обдумывать здесь нечего. Я всё для себя решил. Я не могу принять вашего предложения.

Юлий пристально посмотрел мне в глаза. Остальные собравшиеся переглянулись между собой в лёгком замешательстве.

— Можно узнать причину вашего отказа? — любезно поинтересовался молчавший до сих пор Золтан Ковач.

— Разумеется. Я уже сражался по вашей воле и видел много смертей. Больше я не хочу брать в свои руки оружие. Нет, это не моё! — Я отрицательно покачал головой. — Мы с моей любимой планируем в скором времени перебраться на Терру. Там находится моя семья, там строится новый мир, где я смогу быть полезным.

— Но на Гивее тоже строится новый мир! — напомнил Фудо Ходери, узкие глаза которого внимательно изучали моё лицо.

— Нет. Это чужой для меня мир! Он порождён чужими ошибками, за которые я не хочу нести ответственности. В том мире слишком много горя и страданий. Он рождает в душе отчаяние, а не надежду. А я хотел бы, чтобы мои дети смотрели в будущее с надеждой и уверенностью. И, по-моему, Терра самое подходящее для этого место!.. Разве вы против моего выбора?

Я смело оглядел присутствующих.

— Нет, конечно, — печально покачал головой Дан Эузу. — Вы свободный человек и вольны выбирать свою судьбу сами. Мы не можем навязывать вам свою волю и настаивать на ином решении. Терра, так Терра! — Он сцепил на столе тёмные пальцы и добродушно улыбнулся. — Там тоже нужны напористые, сильные духом люди — такие, как вы. Колония на Терре пока что самая большая и обжитая из всех звёздных колоний Трудового Братства.

Председатель Совета повернулся в сторону сидевшего рядом Торрены.

— Что ж. Мы хотим пожелать тебе удачи и счастливого пути! — одобрительно кивнул Юлий.

— Спасибо, — благодарно склонил голову я.

* * *

Пассажирский межзвёздный лайнер «Земля-Терра» отправлялся с Орбитальной-12 к звезде Эпсилон Эридана через три недели, так что у нас ещё было время, чтобы в последний раз побывать в любимых уголках Земли и проститься с родной планетой.

Сев в вагон магнитной дороги, мы с Юли понеслись по просторам пяти континентов, чтобы через четыре дня, обогнув планету, прибыть в космопорт на плато Декан, где нас должен был встретить Влад Стив. Отсюда челночный ракетоплан «Земля-Орбитальная-12» доставит нас к отдалённым рубежам Солнечной системы для последнего прыжка к звёздам.

Поезд мчался через бескрайние степи, где мирно паслись огромные стада антилоп, оленей и бизонов, где в тихих озёрах бесчисленные стаи разномастных птиц наполняли первозданные пейзажи громким гомоном и криками. Заботливо сохранённые стараниями многих поколений людей, просторы дикой природы сменялись широкими лентами полей и поясами фруктовых садов, на окраинах которых располагались небольшие посёлки для операторов и механиков фруктосборочных машин и зерновых комбайнов. Крупные города, приуроченные к долинам больших рек, берегам озёр или побережью морей, казались естественным продолжением творений природы среди заповедных лесов.

Искусно вписанные в окружающий ландшафт, дома взбирались, подобно неутомимым путникам, на лесистые холмы или скалистые берега лёгкими округлыми конструкциями из плавленого камня, стекла и металла, открываясь небу и солнцу витринами широких опалесцирующих окон.

Другие возвышались над тенистыми парками и садами витыми титановыми каркасами, в которых помещались стеклянные сердцевины, напоминавшие раскрывшиеся солнцу громадные раковины или отлитые из волокнистого стекла китайские веера.

Приуроченные к воде, стояли гигантские «бутоны лотосов», скроенные смелой фантазией архитектора из ячеистых стеклянных лепестков и ажурных золотых конструкций, напоминавших высокие стебли, прорастающие среди густой зелени первозданных лесов.

Суша сменялась океаническим простором, над которым высились грандиозные опорные башни, поддерживавшие полотно магнитной дороги. Эти башни были не подвластны никакой стихии. Они выбирались из воды на цепочки островов, переходили на архипелаги, чтобы затем выйти на континенты, опоясывая планету могучей транспортной спиралью Общеконтинентальной Дороги, позволявшей достигнуть любой жилой зоны или обитаемого пояса в кратчайшие сроки.

Ночью прибрежные зоны светились яркой россыпью огней больших портов и обширных гаваней, куда приходили транспортные суда, развозившие грузы по всей планете. Улицы прибрежных городов и посёлков, освещённые люминесцентным свечением, исходившим от крон деревьев с синтезированным люциферином, с высоты Дороги походили на светящиеся жемчужные нити — бело-розовые или голубовато-фиолетовые — прорезавшие бездонную ночную мглу за стеклом большого овального окна вагона.

Уютно устроившись в мягком кресле возле него, Юли долго смотрела в темноту ночи. Приглушённое опаловое свечение, освещавшее вагон, оттеняло непроглядную тьму за окнами, отбрасывало на толстое стекло призрачное отражение профиля моей любимой. Я наблюдал за ней в стекле и не мог налюбоваться её лицом, сейчас наполненным вдохновенной грустью.

Она почувствовала мой взгляд, повернулась ко мне. Сказала негромко:

— Знаешь, Максим, я много думала о произошедшем с нами… Почему всё так случилось?.. Зачем?.. Могло ли быть иначе?..

Её задумчивый голос, казалось, проникал в самое моё сердце. Юли положила тёплые пальцы на мою руку.

— Наверное, не могло… Может быть, в этом и заключается судьба… наша с тобой судьба? А, Максим?

Она вопрошающе посмотрела мне в глаза.

— Может быть, нам нужно было пройти через всё это, чтобы, повзрослев, снова оказаться вместе?.. Это как испытание, как подвиги, совершаемые во время стажёрства…

— Ты права, — кивнул я. — Каждый ребёнок однажды должен покинуть мир детства, чтобы отправится в странствие через трудности, через время и через миры. Это странствие и становится для нас накоплением опыта через испытания: силы, воли и духа. И заканчивается оно, когда мы познаём пути этого мира. Само наше существование в нём становится для нас учителем, указывая дорогу к добру и злу — через труд, через взаимоотношения с другими людьми, через поиск себя в этой жизни.

— А ведь впереди ещё столько лет! — подхватила Юли. — Сколько всего нас ещё ожидает в будущем!

Её взгляд стал взволнованным и мечтательным.

— Да, — улыбнулся я. — В жизни вообще не бывает ничего случайного — ни людей, ни встреч, ни потерь, ни находок — все события так или иначе связаны с каждым из нас. Важно лишь внимательно прислушиваться к себе, чтобы из всех возможных путей выбирать единственно верный… Думаю, мы с тобой выбрали правильный путь. А будущее оно ведь не предопределено, также как прошлое неизменно. Каким мы захотим сделать своё будущее, таким оно и будет. Целый мир ждёт нас и от этой мысли у меня захватывает дух!

— Главное — мы с тобой снова вместе! — счастливо улыбаясь, сказала Юли.

— Главное — наши сердца бьются в унисон, — в тон ей ответил я. — А значит, никакие испытания в будущем нам с тобой не страшны.

Несколько секунд она всматривалась в моё лицо, затем порывисто обняла меня за шею и крепко поцеловала в губы.

Знойная равнина, поросшая серебристой травой, казалась бескрайним морем, омывавшим ярко-синюю полосу горизонта. Там, в окружении бегущих на восток, к океану, рек, вставала гряда древних ступенчатых гор, и начинались широкие полосы тиковых лесов. На западе, в дымке горячего сухого воздуха возвышалась кольцевая гряда пологих холмов, за которой виднелись золотистые шпили и широкие купола зданий космопорта.

Станция шестнадцатого сектора Австрало-Азиатского жилого пояса находилась в нескольких километрах от него, и лишь привычная обстановка Дороги скрадывала впечатление дикой пустынности и тоскливой безысходности, которое исходило от этой девственной равнины.

Мы вышли под полупрозрачный, изогнутый к небу козырёк входа, и я сразу увидел Влада Стива. Он сидел в тени навеса на одной из лавочек, плавные формы которой напомнили мне изогнутые лепестки орхидеи.

— Папа! — обрадовалась Юли и, по-детски, бросаясь к отцу на шею.

Стив обнял её сдержанно, но крепко. Посмотрел на меня. Я протянул ему в приветствии руку.

— Ну, как вы? Всё посмотрели? — поинтересовался он, жадно разглядывая дочь и меня.

— Да, было здорово! — сияя глазами, сообщила Юли. — Жаль, тебя не было с нами.

— Ничего. Меня теперь долго не будет рядом. Привыкай, — с лёгкой грустью в голосе отозвался Стив.

— Папа! Может быть, ты тоже полетишь с нами? — Юли с надеждой посмотрела на отца и порывисто взяла его за руку.

— Нет, — отрицательно покачал головой тот. — Есть важные дела, которые мне нужно обязательно закончить. Моё место здесь, на Земле… Возможно, когда-нибудь после… Я хотел бы увидеть своих внуков.

Глаза Стива заблестели радостной надеждой. Он ободряюще улыбнулся дочери. Лицо Юли слегка омрачилось, но её отец не дал ей долго печалиться. Бодро сказал:

— Космопорт не так уж далеко от станции! Чтобы добраться туда, нам не понадобится ничего, кроме собственных ног. До старта ещё два часа… — Он бросил взгляд на наручные часы и посмотрел на нас. — Вы как, готовы прогуляться?

— Папа!

Юли укоризненно склонила голову набок, снова обняла Стива за шею и прижалась щекой к его колючей щеке.

Мы спустились по одной из дорожек, выстланной красным базальтом, к белокаменной кольцевой дороге, отмечавшей границы станции, и вышли в степь. Душу наполнили светлые чувства. В беспорядочных зарослях высоких трав, в их смешанном и противоречивом — одновременно приятном и резком — запахе была особая прелесть, полная пламенной радости жизни и свободы.

Ветер обвевал наши спины сухим жаром, но путь до космопорта занял не больше часа, поэтому к остановке магнитобусов мы пришли ещё полные сил. Каплевидные машины выстроились на шестиугольных полимерных плитах обширной площадки у входа в космопорт. Робот-водитель ближайшей из них при нашем появлении остановил юркий магнитобус около нас, услужливо раскрыв прозрачные двери.

— Ну, вот и всё, — неестественно бодро сказал Влад Стив.

Я посмотрел на него.

— Вы не жалеете, что отпускаете дочь со мной? Ведь вас разлучат невообразимые пространства.

— Зачем ты спрашиваешь, Максим? Разве сам не знаешь? В каждом из нас живут две половинки. Одна из них непременно устремлена к новому, другая же упорно бережёт прежнее, мечтая вернуться к нему. Но возвращение никогда не оправдывает наших надежд.

— Хотя сожаление остаётся?

— Не будем сейчас тешить себя иллюзиями, — покачал головой Стив.

Глаза Юли заблестели.

— Поцелуй меня, папа, милый! — со слезами в голосе попросила она, протягивая руки к отцу.

На этот раз Стив с нежностью прижал дочь к груди, и крепко поцеловал её в щёку, совсем не скрывая своих чувств. Поспешно отвернулся и промолвил сдавленным голосом:

— Пора в путь! Передавай привет своим родителям!

Мы запрыгнули в магнитобус и остановились у прозрачной стенки, продолжая смотреть на неподвижно стоявшего Влада Стива. Смотрел и он на нас, пока машина не удалилась на приличное расстояние.

Магнитобус приближался к посадочной полосе, а мы всё ещё стояли у окна, крепко взявшись за полированные поручни. Души наши были наполнены светлой грустью, хотя сердца радостно бились в ожидании нового.

Ракетоплан сверкающей на солнце острокрылой птицей легко взлетел в слепящее бездонное небо и вскоре исчез из вида провожавших его людей. Лохматые облака за стёклами боковых иллюминаторов стремительно понеслись вниз, расстелились бескрайней белоснежной пустыней. Синева неба над ней померкла и сгустилась чёрнотой безграничной бездны, пронизанной острыми иглами разноцветных звёзд. Громадный сине-зелёный шар уплывал от нас всё дальше и дальше, подсвеченный по краям золотистой дымкой.

«Прощай Земля! Тон эона!». Я снова прощался с родной планетой, но на этот раз прощание это не было наполнено той безысходной тоской и печалью, что прежде. Всё теперь было по-иному, и предстоявший путь среди звёзд не казался мне таким тягостным и бесконечным.

* * *

Антрацитово-чёрная водная масса с лёгким золотистым отливом набегала на скалистый берег моря, зубчатой стеной тянувшийся к востоку, где низко над морским горизонтом висело голубоватое зеркало Нерея. Восходя от него к зениту, синий полог неба пронизывали белёсым светом два узких серпика — Гемера и Кекроп — луны родительской планеты-гиганта, такие же, как и Терра. Они медленно забегали за туманное «тело» Нерея, окунаясь в его густую сизую тень.

Закатное солнце ещё золотило верхушки первозданного леса, прорезанного лентами широких улиц и проспектов, которые тянулись на много километров вглубь террианских джунглей, раскрываясь обширными площадями, парками и скверами, органично вплетавшимися в окружающую природу.

Жёлтое солнце Терры — Аль-Садира — было чуть меньше нашего земного Солнца и светило не так ярко, но это с лихвой компенсировалось наличием на небе громады Нерея, который прогревал поверхность планеты не хуже главной звезды.

Широкие эскалаторы и эстакады поднимались вверх по залесённым склонам холмов к срезанным плоским вершинам, на которых расположились посадочные площадки для гравипланов, обзорные башни и купола энергостанций. По пластиковым плитам улиц сновали магниторы и магнитобусы, развозя людей и грузы.

Дома, подобные гигантским хрустальным деревьям, с лёгкими стеклянными сегментами этажей нанизанными на толстый несущий стержень, как ветви на ствол, высились среди тропического леса. Другие же взбирались со дна котловины на окружающие, заросшие лесом, холмы ступенями громадных лестниц, сверкая на солнце витринами окон, застеклённых листами волокнистого стекла, не уступавшего по прочности самому стойкому металлическому сплаву. Нижние этажи в таких домах служили для жителей верхних этажей открытыми террасами для прогулок и отдыха.

Мы с Юли вышли на такую террасу и остановились около ограждающей прозрачной стенки, любуясь открывшимся видом проспекта Юности, отмеченного жемчужно-розовыми гигантскими аркадами, по которым проходила магнитная дорога, соединявшая побережье с посёлками и исследовательскими базами в глубине материка. Лёгкий ветерок со стороны бухты и порта приносил сюда солёные запахи и морскую свежесть.

Я взглянул на Юли и обнял её за плечи. Она прижалась ко мне, заворожено глядя на садившееся в тёмное море солнце. При виде его и у меня в душе растекалось спокойствие и умиротворение. Хотелось стоять так бесконечно долго, вбирая в себя незнакомые краски, запахи и ощущения.

За нашими спинами раздались негромкие осторожные шаги. Я обернулся.

Из раздвинутых высоких створок окна, занимавшего всю стену, на террасу вышли мои родители.

Я жадно всматривался в их лица, которые не видел столько лет.

Слегка вытянутое, сужающееся к подбородку, лицо матери, обрамлённое золотом волос, казалось, было неподвластно времени. Мягкий очерк её губ тронула лёгкая улыбка, памятная мне с самого детства, делавшая её похожей на добрую фею древних сказок с огромными лучистыми глазами.

Лёгкая проседь в волосах отца и глубокая вертикальная складка, обозначившаяся между бровей, придавали суровости его лицу, но его глаза светились добродушием и радостным волнением. Во всём его теле чувствовалась прежняя богатырская стать и удаль.

Родители приблизились к нам, и я заметил, как наполнилось нежностью и заботой лицо моей матери при взгляде на Юли. Отец обнял меня и повернулся к матери.

— Смотри, как он возмужал, дорогая!

— Максим! Сынок!

Мать ласково провела ладонью по моей щеке. Её глаза жадно впитывали каждую чёрточку моего лица.

— Как долетели? — спросил отец, кладя руку мне на плечо.

— Это оказалось так тяжело… расстаться, оторвать своё тело от матери-Земли… — отозвалась Юли и голос её дрогнул.

Моя мать привлекла её к себе, прижимаясь своей щекой к её щеке.

— Дочка! Теперь вы с нами. Не стоит так печалиться.

Она посмотрела на меня.

— Послушай, Максим! Когда ты отправился в своё странствие, мы с отцом обсуждали с другими людьми испытанные тобой несчастия жизни, которые причинили многим боль. Как старшие, мы делали это из любви и сострадания к тебе. Мы ошибались, думая, что тебе вовсе не обязательно было мучить себя долгими странствиями, чтобы сделаться настоящим мужчиной. Теперь, когда ты вернулся к нам, я вижу, что ты, наконец, стал им. И я горжусь тобой!

Мать протянула ко мне руки, и я пришёл в её заботливые объятия, чувствуя, как нежные пальцы матери ерошат мои волосы, как лёгкие запахи сирени исходят от её волос. Сердце моё наполнилось несказанным покоем и умиротворением, словно, я вновь оказался в тёплом материнском лоне, где моя душа рождалась заново, стряхнув с себя пепел пережитых несчастий.

— Люди всё выше поднимаются над своей планетой, — доверительно сказал мой отец. — Рано или поздно Земля становится маленькой для каждого из нас. Но наши сердца и наши души навсегда остаются с ней. Мы все — насквозь Земля, чтобы там ни было впереди!

Он широко раскинул в стороны руки, обнимая нас с Юли. Губы моей любимой дрожали от волнения. Она не могла произнести больше ни слова. Да и могли ли слова передать те страстные порывы наших сердец, которые привели нас к началу новой главы в нашей жизни? Любые слова здесь были бессильны!

1998–2006

октябрь 2015 — февраль 2016