Громкий жесткий щелчок разнесся через усилители по всему ракетодрому, расположившемуся в степной равнине на плоскогорье Декан в Центральной зоне Австрало-Азиатского жилого пояса, и приятный женский голос объявил посадку на ракетоплан рейса 5500-АЗ-82 «Земля — Орбитальная-12».

Я посмотрел в большой овальный иллюминатор.

По широкой бетонной дорожке маленький юркий магнитобус подвозил к челночному ракетоплану, курсировавшему между Землей и Орбитальной-12, последних пассажиров, отбывающих в Сообщество. Через несколько минут все переборки были задраены, и тревожная перебежка красных огней по потолку пассажирского салона возвестила о полной готовности к старту.

В этот момент в кресло рядом со мной опустился, тяжело кряхтя, пожилой мужчина в светло-сером костюме — фасон одежды, к которому я никак не мог привыкнуть и чувствовал себя в нем очень неуютно. Он подозрительно посмотрел на меня и достал огромный носовой платок, собираясь вытереть им круглую, с большими залысинами, голову. Пот градом катился по его красным щекам, несмотря на то, что салон ракетоплана был оборудован микроклиматом и хорошо проветривался.

Промокнув платком начинающий лысеть затылок, краснощекий принялся приноравливаться к своему креслу, долго ерзая и кряхтя, пытаясь разместить между подлокотниками свой объемистый живот.

Я снова посмотрел в иллюминатор.

Небольшие пыльные смерчи поднимались над равниной. Ракетоплан мягко дернулся, отрываясь от стартовой площадки, взлетел над землей на несколько сот метров, где замер на секунду, и вдруг стремительной стрелой помчался вверх, пронизывая атмосферу и устремляясь навстречу звездам.

Я смотрел на удаляющуюся Землю, и тоскливое чувство жгло мне сердце.

Легкие крылья белых облаков неслись с востока на запад над бескрайним зелено-голубым простором океана, словно огромное зеркало отражавшим свет солнца. Матово-бурые контуры материков подступали вплотную к воде.

Отсюда, с высоты в четыреста километров, я видел огромные города, сверкавшие на солнце миллионами зеркальных окон; на ночной стороне горели огни маяков в прибрежных портовых зонах и тонкие светящиеся линии освещенных городских проспектов и улиц.

С каждой секундой я все дальше улетал от всего этого, и щемящая тоска на сердце становилась все сильнее.

— Вы тоже на Гивею?

Я вздрогнул от неожиданности, оторвал взгляд от иллюминатора и посмотрел на своего соседа.

Он внимательно наблюдал за мной. Минуту спустя тонкие губы его рта растянулись в слегка удивленной и растерянной улыбке, отодвинувшей полные щеки к маленьким мясистым ушам. И сразу он стал похож на добродушного волшебника из какой-то древней сказки. Маленькие глазки его любознательно светились.

Я улыбнулся ему в ответ, испытывая при этом совершенно незнакомые ощущения в мышцах лица — результат несложной операции по наращиванию искусственной плоти, которая несколько изменила мой облик. Чисто инстинктивно я ощупал свой подбородок, но тут же опомнился. Вживаться в чужой образ было делом не простым.

Так о чем же он меня спросил?

— Вы из Сообщества или же?.. — видя вопрос в моих глазах, повторил краснощекий.

— Из Сообщества, — кивнул я и опять посмотрел в иллюминатор.

Пространство за толстым стеклом пронизывали иглы звезд, затмеваемые трепетным крылом золотистого солнечного света, лившегося откуда-то с кормы корабля.

Мы стремительно и неуклонно отдалялись от родной планеты в направлении астероидного пояса, лежавшего грохочущим кольцом между орбитами Марса и Юпитера, строго выдерживая курс, заданный службой «Купол». Теперь можно было на некоторое время расслабиться и отдохнуть, и я закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла, услужливо принявшего форму моего тела…

* * *

Громов сидел за столом в своем кабинете, закрыв лицо руками, и, казалось, дремал. Но, как только я вошел, он поднял голову, кивнул:

— А, Влад, добрый день! Садись.

— Добрый день, Иван Вениаминович.

Я сел в предложенное кресло, посмотрел на Громова. Он хотел что-то сказать, но вместо этого стал доставать из ящика стола какие-то документы.

— Вот, взгляни, — протянул мне стереоснимок.

Я посмотрел на фотографию и даже привстал от неожиданности.

— Так ведь это!..

— Что? — насторожился Громов.

— Это же Тим-О-Лис, коммерческий служащий компании «Лидер»! Тридцать восемь лет, женат, двое детей. На Землю прибыл с целью закупки патента в области космических исследований… и так далее…

Громов быстро сверился с документами, лежавшими на столе; посмотрел на меня удивленно и немного строго.

— Откуда у тебя такие сведения?

— Понимаете, Иван Вениаминович, — начал объяснять я, — в последний день моего пребывания на Орбитальной-12 произошло ЧП — был обнаружен труп патрульного Торкали с явными признаками насильственной смерти…

— Так, так! — заинтересовался Громов.

— Мы с Сабуро, — продолжал я, — начали расследование этого трагического случая. Нам удалось установить свидетелей, которые показали, что накануне убийства Торкали разговаривал с одним из пассажиров ракетоплана, прибывшего на Орбитальную из Сообщества в тот день. Правда, о чем был разговор, установить так и не удалось, но после него Торкали сразу же заторопился на Землю. Все это выглядело очень странно. Возникало множество вопросов, ответов на которые я не находил.

— И тем пассажиром был Тим-О-Лис? — спросил Громов, задумчиво разглядывая фотографию.

— Да, — утвердительно кивнул я.

— Чем же закончилось ваше расследование?

— Не знаю… Торрена срочно вызвал меня на Землю, и мне пришлось оставить Сабуро, так и не завершив дело. Разве он не присылал отчет?

— Возможно, — Громов неопределенно пожал плечами. — Я не в курсе этого дела. Может быть, оно еще не завершено. Но я обязательно поинтересуюсь у Торрены.

— Но почему Тим-О-Лис заинтересовал вас? — посмотрев в глаза Громову, спросил я. — Случилось что-нибудь серьезное? Он как-то связан с их спецслужбами?

— Не думаю, чтобы он работал на них, но какая-то связь все-таки есть. Дело в том, что две недели назад его нашли мертвым в Городе, в номере гостиницы для гостей Земли. И это в первый же день пребывания его на Земле!

— От чего он умер?

— По первым данным — паралич сердца. Но наши врачи высказали предположение о возможности применения сильнодействующего яда, следы которого, правда, не удалось обнаружить в организме.

— Откуда же такая уверенность?

— Понимаешь, — Громов прищурился, глядя поверх распахнутых оконных рам на далекие облака, — по всем медицинским данным, Тим-О-Лис был абсолютно здоров… Вот так-то. Плохи дела. — Громов вздохнул. — Ты же знаешь, что насильственная смерть у нас явление экстраординарное, а тут еще и гость с другой планеты.

— Может быть, в этом все и дело? — предположил я.

— Что ты имеешь в виду? — Громов пристально посмотрел на меня.

— Просто я все больше склоняюсь к мысли о связи всех этих смертей с Гивеей. Согласитесь, случаи исключительные, совсем не типичные для Трудового Братства, а связь с Сообществом прослеживается очень уж явственно.

Громов помолчал, потом с сожалением вздохнул:

— Жаль, что у нас нет данных о результатах расследования, проведенного Сабуро!

— Можно связаться с Орбитальной и поговорить с Тадеушем. Он еще там.

— М-да… — Громов потер длинными сухими пальцами подбородок. Несколько минут молчал, что-то обдумывая. Потом посмотрел на меня. — Не будем подгонять события. Пожалуй, ты прав, и я начинаю понимать, в чем тут дело. Если взглянуть на все в свете событий последних дней, то становится совершенно ясно, что Тим-О-Лис, являясь служащим компании «Лидер», которая, по нашим данным, занимается в Сообществе стратегическими разработками, имеет какое-то отношение к созданию нового оружия. Можно также предположить, что, попав на Землю, Тим-О-Лис хотел сообщить нам какие-то важные сведения, иначе, зачем ему так настойчиво искать контакта с нашими людьми? Вопрос: какими именно сведениями располагал Тим-О-Лис?..

Громов посмотрел на меня. Встал.

— Я все больше склоняюсь к мысли, что сведения эти касаются нового оружия! Не исключено, что именно для того, чтобы сообщить их нам, Тим-О-Лис и отправился в эту командировку, но, видимо, почувствовал за собой слежку спецслужб. Поэтому он и рассказал обо всем первому встречному — патрульному Торкали, — опасаясь за свою жизнь и не надеясь долететь до Земли… И, как оказалось, не без основания.

Громов замолчал, прохаживаясь по кабинету от окна к столу.

— Вы полагаете, что за Тим-О-Лисом была установлена постоянная слежка? — Я взял со стола стереоснимок, задумчиво вглядываясь в изображенного на нем человека.

— Скорее всего, — кивнул Громов. — Видимо, спецслужбы Сообщества пронюхали об утечке информации и постарались убрать всех свидетелей. Их агент был постоянно рядом с Тим-О-Лисом и безжалостно убил его, когда представился удобный случай. Он же расправился с Торкали… Теперь ты понимаешь, с кем тебе предстоит работать?

Начальник Особого отдела пристально посмотрел на меня, словно желая убедиться, все ли я понял из сказанного им.

— Все эти события, — продолжал он, — наводят меня еще на одну, немаловажную для нас мысль — в Сообществе существуют какие-то силы, которые противостоят диктатуре, и тебе нужно будет обязательно попытаться установить с ними связь… Нужно спешить, спешить, Влад! Нас пытаются предупредить о грозящей опасности, и это лишний раз убеждает меня в ее реальности.

Громов помолчал, обдумывая что-то. Затем, тяжело вздохнув, положил сцепленные пальцы на крышку стола; печально посмотрел на меня.

— Влад! Меня все больше беспокоят тучи, сгущающиеся вокруг нового оружия. Если они добьются в этом значительных успехов, — это будет величайшая трагедия для человечества и для Вселенной в целом. Ты понимаешь меня?.. Нам просто нечего будет противопоставить им. Я не говорю об оружии столь разрушительной силы — об этом не может быть и речи! Но у нас нет и защитных средств, способных противостоять ему, — все наши защитные поля слишком слабы для этого, а создать новые, не зная самого оружия, мы не можем. В руках Сообщества этот излучатель (или что-то там еще!) подобен ядовитому зубу кобры, затаившейся в коварном ожидании броска. Имея его в достаточных количествах, они пойдут на все ради господства в космосе, ради порабощения других миров. Влад! Мы не вправе дать им такую возможность! Мы стоим на страже не только Земли и ее колоний — за нами Вселенная, в которой, возможно, тысячи, миллионы населенных миров! Мы просто обязаны вырвать этот ядовитый зуб, любой ценой обезопасить мир от надвигающейся катастрофы…

Словно в подтверждение важности своих слов, Громов порывисто выпрямился и, оперевшись ладонями о край стола, склонился ко мне, сверля меня пронзительным орлиным взором зеленовато-серых глаз.

От его слов я почувствовал невольное волнение, живо представив себе, как за моей спиной стоят сотни тысяч обитаемых миров — миллиарды людей, похожих и непохожих на нас! — с надеждой и трепетом вопрошая о защите. Пускай мы пока не ведаем об их существовании и не знаем путей, ведущих в их миры, но мы не вправе выпустить на просторы космоса смертоносную гидру, порожденную когда-то нашей же Землей!

— Теперь ты понимаешь, почему возникла необходимость отправки тебя в Сообщество и всей нашей операции? — Громов пристально посмотрел мне в глаза. — Вижу, что понимаешь. Нужны любые официальные документы, подтверждающие наши опасения, и добыть их надо любым путем. Я подчеркиваю — любым! Задача сверхтрудная еще и потому, что мы не можем дать тебе никаких определенных наводок, ничего конкретного. Где, как и что искать, ты должен решать сам. Помни одно: трудные задачи иногда решаются на удивление просто. Главное — быть уверенным в себе и не терять выдержки в любой ситуации. Я верю в тебя, Влад! Не забывай, что вся наша операция может быть заранее обречена на провал. Не исключено, что убийство Тим-О-Лиса, статья в «Звездном Орле», а еще раньше «Хартумский конфликт» — все это звенья одной цепи, этапы широкомасштабной операции, специально разработанной и организованной разведслужбой Сообщества, чтобы получить возможность пересмотра Договора и дальнейшего беспрепятственного проникновения гивейцев в Глубокий космос. Тогда я заведомо посылаю тебя в ловушку и обрекаю на верную смерть…

Я хотел было возразить ему, но Громов предупреждающе поднял руку:

— Вполне может быть, что все это так и есть, и вся наша операция заранее обречена на провал. Но мы вынуждены пойти на такой риск, и он, без сомнения, оправдан. Поэтому будь предельно осторожен. Эта операция потребует от тебя полной мобилизации всех твоих умений, способностей и знаний… И вот еще что, — помедлив, добавил он. — Теперь ты больше не Влад Стив — сотрудник Особого отдела, землянин и член Трудового Братства. Теперь твое имя Миран Бедаро, и ты агент по внешним связям одной солидной фармакологической компании Сообщества, именуемой «Кирон Делукс». Можешь быть спокоен, легенда вполне надежная. Настоящий Бедаро три дня назад погиб — трагическая случайность, неисправность привода магнитного активатора в его магниторе, повлекшая за собой аварию и гибель человека. Печальный случай, но он нам только на руку.

По возрасту вы с ним схожи, да и внешность у вас одного типа. Правда, здесь придется немного потрудиться нашим специалистам в области пластической хирургии. Надеюсь, ты не против нарастить немного пластиплоти на свое лицо для полного внешнего сходства?.. Ну, вот и замечательно! На въездных документах мы вкодировали твой генный спектр, совместив его со спектром самого Бедаро, так что для их таможенной службы ты абсолютно «чист».

Громов внимательно посмотрел на меня, словно желая лично удостовериться в этом.

— У Мерано была жена и сын, — продолжал он, — но они погибли два года назад в автокатастрофе. Других родственников, как нам удалось установить, у него нет. Остаются возможные друзья и сослуживцы по работе, но все они, скорее всего, в южной столице Сообщества, где расположена фирма «Кирон Делукс» и где он сам проживал. Туда тебе пока возвращаться не за чем. По прибытии на Гивею тебя ожидает двухнедельный отпуск, как «пострадавшего от разлагающего воздействия Земли». Поэтому тебе целесообразнее всего остановиться в северной столице Шаолинсеу — центре культурного и экономического процветания Сообщества. Поселишься в гостинице, не очень дорогой, чтобы не вызвать подозрения, но и достаточно престижной по их меркам, чтобы иметь возможность контакта с нужными тебе людьми. А интересовать тебя должны, прежде всего, те, кто хоть как-то связан с «Лидером». Посещай бары при гостиницах, хорошие рестораны, театры, клубы, — в общем, все те места, где обычно проводят время состоятельные и влиятельные люди Сообщества, — прислушивайся к разговорам, наблюдай, собирай информацию по крохам. Любой, самый незначимый разговор может нести в себе ценные для нас сведения. Каких-то определенных наводок я тебе дать не могу, но, по отдельным данным, некоторые служащие «Лидера» часто посещают ресторан «Волшебный Гарем». Имей это в виду.

— Иван Вениаминович, вы меня, как ученика, инструктируете! — слегка обиделся я. — Все-таки я не первый день работаю в Отделе.

Громов строго посмотрел на меня.

— Все это я говорю только затем, чтобы подчеркнуть важность предстоящего дела. Надеюсь, образ жизни, манеры поведения людей Сообщества ты изучил достаточно хорошо?.. Думаю, что так. Это должно помочь тебе там. Здесь важны самые тонкие и мельчайшие оттенки, на которых легче всего провалиться.

От его слов мое волнение только усилилось.

— Вот, возьми. — Громов протянул мне небольшой пластиковый чемодан, который достал из стенного шкафа. Зеркально полированная панель его отбрасывала яркий солнечный свет, словно огромное зеркало. — Здесь все, что тебе может понадобиться на Гивее: документы, личные вещи, деньги. Вот это, — он протянул мне небольшой циркониевый диск, напоминающий обычную мемонограмму, — твой отчет о проделанной на Земле работе. По прибытии в Сообщество, отправь информацию, хранящуюся на нем, электронной почтой в компанию «Кирон Делукс». Это необходимо сделать без задержек для твоей же пользы и для всей нашей операции. Не забывай, что Сообщество — это тоталитарное государство, примеры которого не раз встречались в нашей земной истории. Система подавления, слежки и контроля над людьми развита там чрезвычайно широко, поэтому малейший неверный шаг, противоречащий установленным нормам поведения, может стоить тебе жизни. И запомни главное — никакого оружия с собой не брать! Считай это моим личным приказом…

Он помолчал, словно припоминая что-то. Затем извлек из ящика своего стола какой-то прибор, очень напоминающий обычные наручные часы; протянул его мне.

— Вот, возьми.

— Что это? — Я вопросительно посмотрел на своего начальника. В руках у меня действительно были простые часы в гибком браслете.

— Пускай тебя не смущает их невзрачный вид, — сказал Громов с легкой насмешкой в голосе, видя мое недоумение. — Это не просто часы, как ты мог подумать. В корпусе скрыто специальное сканирующее устройство, позволяющее считывать информацию со стандартных мемонограмм — памятных информационных дискет. Сюда может войти практически неограниченный цифровой объем, способный вместить, скажем, всю библиотеку нашего Информационного Центра — миллиарды томов научной и художественной литературы. Вот, нажми на эту кнопку…

Я надавил на небольшой выступ на корпусе часов, и крышка циферблата легко и бесшумно открылась, обнажив нутро сложного электронного механизма, совмещенного с миниатюрной ФВМ (фотонной вычислительной машиной).

— Все это на всякий случай, — продолжал Громов, — если тебе повезет и удастся получить доступ к необходимой информации. Часы, в случае удачи, передашь через нашего резидента, работающего в Сообществе. Он будет ждать тебя каждую среду в течение трех недель в одиннадцать часов в ресторане отеля «Голубая Лагуна» за столиком, выходящим к морю (такой там один). Резервный день — пятница. Пароль-отзыв: «Я здесь случайно» — «Значит, случай счастливый». При резиденте будет свежий номер «Звездного Орла».

Мне захотелось спросить Громова, кто этот резидент. Еще бы! Ведь я буду в Сообществе, на чужой планете не один. Одна мысль об этом придавала мне уверенности. Но я сдержался и не стал задавать лишних вопросов, прекрасно понимая необходимость конспирации в предстоящей операции.

— И вот еще что, — Громов протянул мне изящную цепочку со странным медальоном.

— Что это?

— «Зуб Кобры» — древний символ власти у тугов. По нему наш человек узнает тебя. И можешь считать это условным названием всей нашей операции…

Тревожный звонок и мерцание красных огней на потолке отвлекли меня от размышлений. Открыв глаза, я посмотрел в иллюминатор.

Впереди, в беспросветной мгле, мерцал крохотный синевато-зеленый шарик Нептуна. Намного ближе к нам, обгоняя восьмую планету, медленно двигалась среди звезд огромная космическая станция Орбитальная-12, описывавшая свою исполинскую дугу по орбите на окраинах Солнечной системы.

Мой сосед снова заерзал и закряхтел в своем кресле. Я взглянул на него, и он заискивающе улыбнулся мне.

— Чувствуете себя неуютно? — вежливо поинтересовался я.

— Да, не очень, — сознался Краснощекий и болезненно поморщился. Спросил: — А вы давно на Земле?

— Всего три дня. Коммерческие дела. Понимаете?

— Конечно, конечно! — оживился Краснощекий. — Хотя правительство и не одобряет широких связей с Землей, товарообмен с Трудовым Братством чрезвычайно выгодное дело.

Я согласно кивнул, давая понять, что целиком разделяю его мнение в этом вопросе.

— У вас интересный акцент, — мой собеседник задумчиво посмотрел на меня. — Вы, должно быть, с Южного материка?

— Да, вы правы. Я живу и работаю в южной столице. Фармацевтическая фирма «Кирон Делукс». Может быть, слышали?

— Как же, как же! Наслышан! — обрадовался Краснощекий. — «Лучшие лекарства в мире»?.. А я всего лишь мелкий торговец: женские украшения, кулоны, медальоны и прочее. Моя продукция интересует землян, как они сами говорят, с точки зрения истории ремесленничества прошлых времен. — Он вздохнул, покосился на меня и вдруг, с ловкостью фокусника, извлек из кармана пиджака цепочку с медальоном в виде обнаженной девушки, расчесывающей длинные распущенные волосы. Протянул его мне:

— Интересуетесь?

Я взял у него медальон и повертел его в руках. Вещица была весьма искусно сработана из серебра, и юная Афродита выглядела совсем как живая. Усмехнувшись, я вернул ее владельцу.

— Что вы, что вы! — воскликнул он, останавливая мою руку и возбужденно блестя глазами. — Примите это от меня… в подарок. Маленький сувенир по случаю нашего знакомства.

Я пожал плечами и спрятал вещицу в карман. Краснощекий остался доволен собой, развалившись в кресле и наблюдая за движением звезд в иллюминаторе.

Причалив на Орбитальной без особых происшествий, мы покинули челночный корабль, чтобы перейти на пассажирский ракетоплан коммерческой фирмы «Трансгалактик», корабли которой составляли половину Звездного Флота Сообщества. Он стоял на восьмой причальной полосе Стартовой, предназначенной для гостевых кораблей, окрашенный в темно-синий цвет, с широкими продольными полосами лазури, и был похож на громадную хищную птицу.

Впрочем, внутри салон оказался весьма уютным, с тремя рядами удобных кресел, кондиционерами и микроклиматом.

Я отыскал свое место в ряду других кресел, как раз у широкого овального иллюминатора, и тут обнаружил, что моим соседом снова оказался Краснощекий. Это обстоятельство, видимо, весьма обрадовало его. Он улыбнулся мне, как старому знакомому, и с явным облегчением опустился в свое кресло, отирая лицо безразмерным платком.

Овальная дверь в начале салона открылась, и из штурманской рубки появилась хорошенькая стюардесса, сразу же привлекшая внимание Краснощекого. Она была в серой, на молниях, полурасстегнутой униформе «Трансгалактика», туго обтягивавшей ее рельефную фигуру.

Краснощекий проглотил слюну.

Стюардесса объявила, что ракетоплан готовится к старту и пассажиров просят пристегнуть ремни.

Все, как по команде, принялись выполнять ее просьбу, излишне суетясь и спеша. Стюардесса танцующей походкой расхаживала между креслами, помогая менее расторопным и одаряя всех обворожительными улыбками. Когда она проходила мимо нас, Краснощекий шумно вздохнул и, склонясь ко мне, доверительно признался:

— Терпеть не могу летать! У меня все время болит голова и тошнит так, что сил нет.

Я протянул ему небольшую коробку с лекарством, предусмотрительно положенную Громовым в мой багаж.

— Универсальное средство нашей фирмы. Гарантирует полное отсутствие отрицательных ощущений во время полета.

Краснощекий трепетно взял коробочку из моих рук и вынул из нее стеклянный пузырек с таблетками.

— А как оно действует? — поинтересовался он, высыпав содержимое пузырька на ладонь.

— Очень просто. Вы принимаете таблетку этого снотворного и спите весь полет, испытывая при этом приятные ощущения и красочные видения.

— И только? — воскликнул Краснощекий. — Признаться, я ожидал чего-то необычного. Знаете, эти современные препараты, типа амолина или наркотики?

— Нет, ничего подобного мы не производим. Это дешевый ширпотреб. — Я брезгливо поморщился. — А тут универсальное средство, одобренное всеми медиками и Академией здоровья. Удобно и надежно!

— Действительно, — согласился Краснощекий, — что может быть надежнее сна?! И сколько их нужно съесть? — Он кивнул на горсть оранжевых пилюль у себя на ладони.

— Одну.

— Всего-то! — Краснощекий довольно хмыкнул; аккуратно пересыпал таблетки обратно в пузырек. Взяв одну в рот, долго и осторожно рассасывал ее, пока его нижняя челюсть не отвисла и он не повалился на спинку кресла в глубоком сне.

Я посмотрел на него и усмехнулся: все-таки, как иногда падки некоторые люди до дешевых эффектов, будь то красочное, но до глупости примитивное зрелище, или же какое-нибудь всемогущее лекарство от всех болезней.

В это время раздался сигнал предупреждения перехода в открытое космическое пространство. Открылись наружные перегородки станции; раздался басистый рокот кормовых двигателей; по корпусу корабля пробежала слабая дрожь, и он плавно соскользнул в черную бездонную пропасть, навстречу ослепительным иглам звезд.

Перегрузок почти не ощущалось, и первые минуты полета проходили легко и быстро. Ракетоплан был оборудован отличной антиинерционной системой и мощным аппаратом искусственной гравитации.

Я нажал кнопку — стекло иллюминатора прояснилось. Бескрайний звездный простор предстал передо мной во всей своей холодной красоте и грозном величии, в сравнении с которым хрупкий аппарат, созданный руками человека, казался ничтожной песчинкой, уносимой в безмерные глубины Вселенной стремительным солнечным ветром.

Я выбрал бледную звездочку в самом углу окна и не сводил с нее глаз. Если она дрогнет…

Звездочка дрогнула и медленно — очень медленно — поплыла в сторону.

«Поворот вокруг большой оси в сторону созвездия Центавра», — подумал я, радуясь, что не ошибся в своих догадках. Теперь мне даже не надо было смотреть на звездное небо — я всем телом чувствовал, как корабль делает разворот. Это продолжалось уже четыре минуты, следовательно, аппарат повернул почти на сорок пять градусов.

Звездные трассы проходили вне плоскости эклиптики, как бы над ней, где не было ничего — ни пыли, ни метеоритов, — ничего, кроме пустоты. Путь был абсолютно свободен.

Звезда остановилась. Корабль пошел прямым курсом по гигантской дуге, перпендикулярной к плоскости эклиптики, и теперь уже ничто не выдавало его движения в пустоте. Стремительно и неуклонно мы удалялись от родной системы.

Наставал момент перехода в нуль-пространство и включения мощных энергетических защитных полей, оберегавших хрупкий человеческий организм от разрушительного воздействия вихревых гравитационных полей на границе Вселенной Света и Мрака.

Я явственно представил себе, как наш ракетоплан в одно мгновение превратился в ярчайшую вспышку света, как пространство перед ним словно прогнулось и разорвалось, обнажив угрожающие пропасти неведомой Темной Вселенной. Звезды погасли, и мир вокруг нас перестал существовать, погрузившись в зыбкую пучину серого мрака.

В следующую секунду, попав под воздействие щадящего гипнотизатора своего кресла, я потерял сознание и погрузился в тяжелое забытье, балансируя на грани жизни и смерти, совсем как наш корабль, отважно ринувшийся в неизведанное, где любое отклонение от заданного курса, любой сбой могли превратить его в глыбу застывшей холодной материи…

— Уважаемые пассажиры! Только что наш ракетоплан преодолел в точке перехода границу нуль-пространства. Теперь наш полет проходит в окрестностях созвездия Центавра. До конечной цели нашего полета осталась одна десятитысячная парсека. Скорость полета равна 4/6 абсолютной единицы — скорости света.

Внимание! Примерно через пять часов наш корабль достигнет Гивеи. Просьба соблюдать все меры предосторожности. Через полчаса мы начинаем торможение и снижаем скорость до трех тысяч километров в секунду. «Трансгалактик» поздравляет вас со счастливым возвращением!..

Я очнулся от забытья со свинцовой тяжестью в голове и туманной пеленой перед глазами.

Взгляд стюардессы, стоявшей в проходе между креслами, на секунду остановился на мне. Я улыбнулся ей. Она ответила мне мимолетной улыбкой и скрылась в штурманском отсеке.

Мой сосед, как и большинство пассажиров, спал, уронив голову на грудь. Чтобы отвлечься от назойливой головной боли, обычной в таких ситуациях, я прильнул к толстому стеклу иллюминатора.

Черная пустота впереди была прорезана острыми огнями разноцветных звезд. Огни эти были настолько яркими, что свет их буквально впивался в сетчатку глаз, вызывая болезненную резь.

Я поморщился и опустил поляризующий фильтр — иглы света сразу же притупились, померкли, и сами звезды словно отодвинулись куда-то непомерно далеко. Только впереди, ярче всех звезд сверкал крохотный диск красного солнца… Так ведь это же сама «Ближайшая» — солнце Гивеи!

Проксима Центавра представляла собой холодный красный карлик спектрального класса К5, обладавший планетной системой — одной из первых, которой достигли когда-то автоматические разведывательные станции Земли. В ней не было широкого пояса метеоритов и астероидов, поэтому наш ракетоплан, уже вступивший в стадию торможения, смело двигался в плоскости орбит двух ее планет, не опасаясь подвергнуться смертельной опасности.

Через полчаса мы миновали крайнюю — самую удаленную и большую — планету системы, отстоявшую от своего светила на семьсот миллионов километров и чем-то похожую на наш Сатурн. Туманный серовато-желтый диск, по которому заметно бежала тень единственного спутника, быстро удалялся, теряясь на фоне звезд.

Красное солнце неуклонно приближалось. Свет его, ослабленный фильтрами иллюминаторов, приобрел зловещий кроваво-красный оттенок. Чуть правее и выше него были видны две близкие яркие звезды — Альфа Центавра А и Альфа Центавра В, — входившие в состав этой странной звездной тройки. Спустя полчаса стала видна и крохотная блестящая точка Гивеи. Планета находилась на расстоянии в семьдесят миллионов километров от своего светила — гораздо ближе, чем наша Земля от своего, — благодаря чему климат на ней был жарким и сухим. По своим массе и размеру она несколько уступала Земле, а близость к центральному светилу заставляла планету стремительно нестись по своей орбите, и год на Гивее длился всего сто три земных дня.

Кто-то легонько толкнул меня в бок. Я обернулся и встретился взглядом с Краснощеким. Кровавый отблеск выраставшего за иллюминаторами солнца лежал на его лице, придавая ему зловещий вид, словно он был сказочным колдуном. Наверное, я сейчас тоже так выгляжу.

— Смотрите! — негромко сказал он, указывая куда-то в иллюминатор. Фильтры с этого борта уже заметно жужжали, словно там вился рой пчел.

Я взглянул в указанном направлении. Ракетоплан уже повернул градусов на двадцать от прежнего курса, и теперь впереди, в глубине космоса, была видна коричневато-зеленая планета в покрове серебристо-палевых облаков. Хотя до планеты было еще довольно далеко — по меньшей мере, пятьсот тысяч километров — на фоне белесых облаков отчетливо читалась светящаяся надпись на языке Гивеи: «Добро пожаловать в сообщество равных!».

В первую секунду я был сильно поражен увиденным. Без сомнения, чтобы создать надпись, видимую с такого расстояния, нужно было использовать буквы громадных размеров, но и этого было бы не достаточно. Необходимо было каким-то образом усилить и преломить сам свет.

«Лазерные маяки, выведенные на высокую геостационарную орбиту!» — догадался я. Что ж, довольно оригинально и с размахом. Задумано, как неоспоримое свидетельство космического могущества Сообщества в глазах обыкновенного обывателя.

— Правда, отличная реклама для нас в масштабах всей Вселенной? — обратился ко мне Краснощекий, еще больше сверкая глазами.

— Да, — кивнул я и тут же спохватился: — Вы что же, впервые видите все это?

Насмешка в моем голосе заставила его смутиться.

— Нет, конечно, нет… — виновато произнес он. — Но всякий раз, когда я вижу это, меня охватывает гордость… Вы будете смеяться, но еще в детстве, по вечерам, когда родители уже ложились спать, я, втайне от них, выбирался из дома в наш сад (у нас был замечательный сад в предместье южной столицы Линь-Шуй), ложился там на траву и подолгу смотрел на небо, где среди звезд плыла эта надпись… Мне мечталось тогда о неведомых мирах, тайну которых мы должны открыть, о том, как я обязательно полечу к ним, когда вырасту, я и видел себя героем…

Он тяжело вздохнул и с грустью посмотрел в иллюминатор.

— Но годы идут слишком быстро, и звезды отодвигаются все дальше и дальше, в недоступные для нас глубины. Теперь мне уже почти шестьдесят, и я уже, конечно же, не гожусь в герои! А жаль. Почему-то всегда возможность осуществить свою мечту приходит слишком поздно, когда ты уже стар и болен и у тебя семья и тысячи других забот. Правительство сейчас готовится к освоению новых миров, но мне уже никогда не ступить на неизведанные земли ногой первопроходца… — Он снова вздохнул.

Я внимательно посмотрел на него. Мне, жителю Земли, казались странными его рассуждения о старости и невозможности исполнить свою заветную мечту.

Срок жизни людей в Трудовом Братстве уже давно перевалил вековой рубеж — и это была еще далеко не старость! Люди, полные энергии, задора и безграничного вдохновения, были вольны воплощать любые свои мечтания, любые, самые сложные и опасные дела, которые могут принести неоценимую пользу обществу, вознести человечество на еще более высокую ступень процветания и могущества. Не было предела творческой мысли и дерзкому гению человека, ступившего уверенной ногой исследователя на звездную дорогу.

Сотни Академий Искусств, Научных Центров, музеев, Домов литературы и живописи ждали каждого жителя Земли в любом ее уголке; тысячи работ и дел на необъятных просторах нашей планеты и за ее пределами, в безграничном многообразии вселенских миров, требовавших творческого полета мысли или простого физического труда, ожидали любого, кто искал применения своим силам и знаниям. Понятия скука, одинокая и убогая старость, страх о будущем — своем и своих детей — давно канули в лету, уступив место радостной уверенности в своих силах, опиравшейся на могучую поддержку Трудового Братства в любом уголке Вселенной.

Я попытался представить своего соседа маленьким мальчиком — босоногим, загорелым, в шортах и майке, — тайком от родителей пробирающимся в свой сад, чтобы поглазеть на звездное небо — заветную мечту, которой так и не суждено было сбыться, — и не смог. Его последние слова насторожили меня, сбив ход мыслей. Сразу же припомнилась прочитанная мною фраза в журнале, в кабинете Громова: «… В настоящее время у Сообщества появились новые возможности проникновения в Глубокий космос, поддержанные нашими учеными…»

Нет, не беспричинны опасения Громова и не напрасен мой полет сквозь бездну пространства. Угроза действительно существует — угроза вполне реальная, если о ней говорит даже такой обыватель, как мой новый знакомый. Мне захотелось осторожно выведать у него, что он еще знает о планах правительства, но вместо этого я меланхолически заметил:

— Да, и я тоже когда-то мечтал о звездах, но все обернулось для меня иначе…

— О! — воскликнул Краснощекий. — Вы еще совсем молодой человек! У вас еще все впереди. Нужно только захотеть приблизить свою мечту. Мир скоро совсем изменится, поверьте мне… Не знаю, к лучшему ли это? Но перемены неизбежно грядут, хотим мы того или нет. Для кого-то это будет потерей всего, а кто-то, наверное, обретет свое счастье, поймает свою жар-птицу… Дай-то бог! — сокрушенно качая головой, он замолчал.

Жужжание фильтров на иллюминаторах стало мешать разговору. Разраставшееся багровое светило бросало в пространство огненные стрелы, достигавшие планеты и тонувшие в ее атмосфере блеклой розоватой зарей.

— Вообще-то, — снова заговорил мой сосед, — я не столь часто покидаю Гивею, как вы, например. У вас ведь это связано с вашей работой, а я всего лишь мелкий торговец, «археологический реликт» для наших соседей с Земли!

Я внимательно посмотрел на него. В его словах послышались нотки уважения ко мне, как к представителю крупной торговой компании, что, видимо, считалось у них весьма престижным и почетным. Неожиданно я вспомнил, что не знаю его имени. Шутливое прозвище, мысленно данное ему мной, явно не подходило для человека его возраста, считавшегося на Земле зрелым и уважаемым.

— Послушайте! Мы летим с вами уже добрых десять часов и до сих пор не знаем, как друг друга зовут!

— Неужели? — изумился Краснощекий. — Мне казалось, что мы познакомились?.. Нет? Извините! — спохватился он, протягивая мне руку. — Меня зовут Уко Уллоу.

— Миран Бедаро, — представился я.

— О! — уважительно протянул он. — Звучит замечательно! Сразу чувствуется благородство и древняя кровь.

— Пустое! — отмахнулся я.

* * *

Ветер гнал по степи клубы пыли, застилавшие горизонт, трепетавший в мареве жарких испарений, поднимавшихся от раскаленной почвы.

Рыжий цвет по краям небосвода переходил в золотисто-бурый. С запада плыли низкие грязно-синие тучи. Заливавший все вокруг красный свет резал глаза, но довольно скоро я привык к нему, хотя ощущение, что смотришь на мир через цветное стекло, не исчезло.

Кожа людей казалась в этом свете бронзовой с глубоким фиолетовым оттенком. Листва деревьев была словно отлита из меди, а пустынные пески вокруг Космопорта, где приземлился наш ракетоплан, приобрели сверкающий жемчужный оттенок.

Посадочная площадка напоминала шахматную доску, исчерченную вдоль и поперек бело-голубыми квадратами разделительных знаков.

Едва спустили трап, как пассажиры, не слушая просьб пилотов и стюардессы соблюдать порядок и очередность при высадке, устремились к выходу, толкая и пиная друг друга, сдержанно ругаясь при этом. Кто-то еще стаскивал с полок свои чемоданы и сумки, а в это время самые проворные и напористые уже спускались по трапу, ужасно гордые собой, и довольно улыбались.

Я взглянул на Краснощекого, и мы улыбнулись, как старые друзья, понимающие друг друга без слов. Он тоже следил за толкавшимися пассажирами, но если для него, по-видимому, это было вполне знакомым и привычным зрелищем, то я смотрел на всю эту дикость с немалым удивлением, хотя и не выдавал своих чувств.

Наконец, когда последний пассажир, спотыкаясь и задевая в спешке подлокотники кресел, пробрался к выходу, мы с моим спутником тоже поднялись со своих мест. Я помог Краснощекому снять с полки его вещи, взял свой чемодан, и мы направились к выходу.

В проходе между креслами появилась слегка растрепанная стюардесса. Озабоченно осмотрев салон, она сокрушенно покачала головой и приложила ладони к пылающим щекам жестом перепуганной насмерть девочки.

Уко Уллоу неуклюже попятился, давая ей пройти. В ответ она поправила пилотку, кокетливо сдвинутую на правое ухо, и обворожительно улыбнулась моему спутнику. Одаренный улыбкой девушки, тот покраснел еще больше, а когда она слегка задела его высокой грудью, протискиваясь между нами, он и вовсе обмяк.

Как только стюардесса скрылась за дверью штурманской рубки, мой спутник, отирая со лба испарину, шепнул мне на ухо:

— Для чего все-таки женщины красят волосы в такой цвет? У нормального человека он вызывает… Впрочем, этой, пожалуй, такой цвет к лицу. Какая женщина! Будь я помоложе лет на тридцать, клянусь, бросил бы все и уехал с ней в Сан-Хормо!.. Но я стар и к тому же люблю свою жену. Вот вы совсем другое дело! Такая женщина для вас.

Я усмехнулся. Уко Уллоу внимательно посмотрел на меня.

— Понимаю. Вы тоже женаты?

— Был… — помедлив, ответил я. — Жена и сын погибли два года назад…

— Какое несчастье! — воскликнул Уллоу, сокрушенно качая головой. — Какое несчастье! — повторил он. — Это большое горе для вас. Я знаю, такие раны быстро не излечиваются. Потеря близкого человека всегда огромная трагедия.

— У вас есть дети? — поинтересовался я.

— К сожалению, — вздохнул он, — Бог остался глух к нашим с женой молитвам. Единственно, кто у меня еще есть, — это моя старая и больная мать, которая живет на Южном материке…

Он посмотрел в пространство перед собой, сказал:

— Дети — это лучшее, что есть в жизни! По-моему, не любить их нельзя. Когда я вижу плачущего малыша, мне хочется подарить ему весь мир… Если бы я только мог это сделать, я был бы счастливейшим человеком на свете! — добавил он и замолчал, глядя себе под ноги, словно опасаясь упасть с трапа.

«А он не плохой человек, этот Уко Уллоу!» — подумал я, украдкой рассматривая его потное лицо с неказистыми, словно небрежно вылепленными из глины, чертами. Странно, но я начал проникаться к нему симпатией. Из всего, что я знал о Сообществе, я никак не мог предположить, что здесь встречаются столь душевные и добрые люди.

Бетон на посадочной площадке, казалось, прилипал к подошвам ботинок. После приятной прохлады в кондиционированном салоне ракетоплана, жар, поднимавшийся от земли, сушил горло.

В здании Космопорта, горевшем в лучах беспощадного солнца всеми оттенками пурпура и багрянца, нас ждала длинная очередь — проводилась таможенная проверка. Высокие аркады окон были затемнены поляроидными фильтрами, и внутри царил приятный полумрак, не раздражавший глаза. В фиолетовой тени вдоль бетонных стен стояли ряды жестких диванов, предназначенных для отдыха пассажиров, на которых, впрочем, никто не сидел: люди спешили пройти таможенный досмотр, чтобы поскорее вернуться к своим делам и семьям.

Все вновь прибывшие послушно выстроились вдоль оградительного барьера, готовя документы и багаж к осмотру. Мы с Уко Уллоу тоже встали в очередь.

Офицер таможенной службы, не обращая внимания на людей, брал их вещи и машинально совал их в рентген-аппарат. Экран вспыхивал, показывая содержимое чемодана или сумки. Если ничего подозрительного, с точки зрения таможенника, там не было, то он возвращал вещи владельцу и брал другие. Казалось, это будет длиться до бесконечности.

Неожиданно, когда уже подходила наша очередь, Уко Уллоу вздрогнул и покрылся испариной. Я и до этого заметил в нем какую-то перемену, но не мог понять, чем он так обеспокоен. Глаза его забегали еще больше, когда перед нами оставалось три человека. Мне показалось, он хочет убежать отсюда и ищет подходящий путь к отступлению.

— Вам плохо? — поинтересовался я у него.

Он с мольбой посмотрел на меня; вытер со лба пот своим безразмерным платком.

— Там… — Уко Уллоу указал на свой чемоданчик, очень похожий на мой.

— Что у вас там? Недозволенный товар?

— Тише, умоляю вас! — зашипел Уллоу и весь съежился, словно от зубной боли.

Мне стало жаль его. Подумав, я взял у него чемодан и вовремя — подошла моя очередь.

Офицер сунул мои вещи в проверочную камеру и, не найдя ничего подозрительного, вернул их мне, снова протягивая руку.

Я развернулся другим боком и с невозмутимым видом сунул ему все тот же чемодан. Таможенник, словно автомат, вновь сунул его в прибор и, конечно же, ничего недозволенного для ввоза на Гивею там не обнаружил. Какое-то мгновение он смотрел на меня стеклянным взором, словно удивляясь, почему я все еще здесь стою. Затем неожиданно изрек басом:

— Следующий!

Я взял оба чемодана и отошел в сторону. Вскоре ко мне присоединился запыхавшийся Уко Уллоу.

— Здорово это у вас получилось! — воскликнул он, восхищенно блестя глазами. — А если бы он догадался о подмене?

— Этот? Нет, этот не заметит никогда, ведь он не человек, а узкозапрограммированный робот! А обмануть машину, пускай даже самую умную, всегда возможно. Идемте же!

Уко Уллоу замялся.

— Я не еду в столицу… Нужно навестить маму. Она совсем одна.

— А чем больна ваша мать? — участливо поинтересовался я. — Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?

— О! Что вы, что вы?! Большое спасибо, но у нее есть все необходимое. Врачи обещали, что скоро она совсем поправится.

— И все же, если вам что-нибудь понадобится, имейте меня в виду. Кстати, я хотел бы как-нибудь заглянуть в ваш магазин. Где он находится?

— На Поломей-роуд, номер четыре… Это, конечно, не центр, но вполне приличный район. Очень буду рад видеть вас у себя в любое время! Скажу больше — вы всегда будете желанным гостем в моем доме… — Он слегка замялся. — У меня никогда не было настоящих друзей, а вы стали для меня, как хороший друг. Я не шучу. Хотя мы мало знакомы, вы кажетесь мне замечательным человеком, на которого можно положиться.

Я улыбнулся и протянул ему руку.

— Что ж, я не против! Считайте меня своим другом.

На лице Уко Уллоу отразилась радостная благодарность. Он осторожно, но крепко пожал мою руку.

Космопорт находился в пустынной степи, в ста километрах восточнее северной столицы Сообщества Шаолинсеу, и добираться до нее нужно было на магнитобусе. Более короткий путь можно было проделать на пассажирском гравиплане, но лететь по воздуху мне не посоветовал один из рабочих Космопорта, явно намекая на небезопасность такого полета.

Отправив сообщение о своем прибытии в компанию «Кирон Делукс», в точности, как меня инструктировал Громов, я направился на стоянку магнитобусов, расположенную неподалеку от взлетной полосы.

Салон был уже порядком набит пассажирами, и я с трудом отыскал свободное место в ряду низких жестких кресел, за которое пришлось заплатить розовой бумажкой. Такими бумажками жители Сообщества производили расчет с государством за предоставляемые им материальные блага. Подобная система существовала и на Земле много веков назад, но я знал о ней лишь по учебникам истории. В Трудовом Братстве распределение материальных и духовных благ не ставилось в зависимость от достатка людей, выраженного определенным количеством бумажных или металлических знаков, именовавшихся на Гивее деньгами. Любой житель Земли мог получить все необходимое в любое время и в любом уголке планеты. Могучая ресурсоориентированная экономика Трудового Братства, опиравшаяся на самые последние достижения науки и техники, благодаря разумному распределению материальных благ, а также с детства воспитываемому, осознанному ограничению желаний и потребностей каждого, освобождавшему людей от рабской зависимости от ненужных вещей и предметов быта, так ценившихся в прошлом, обеспечивала практически полное изобилие пищи, одежды и жилья, даря землянам возможность свободного труда и радостного творчества, не омраченного тревожными заботами о будущем.

После нескольких перебранок между водителем магнитобуса и пассажирами, вызванных отсутствием в салоне элементарных удобств, мы наконец двинулись в путь.

Как ни странно мне было слышать все эти склоки, видимо, неотъемлемые в жизни людей на Гивее, я, неожиданно для себя, открыл большой пробел в своих знаниях диалекта Сообщества. Оказывается, в нем присутствовало множество слов, являвшихся обычной бранью, о существовании которых я и не подозревал. Мои учителя не могли предвидеть, что знание бранных слов сможет когда-нибудь мне пригодиться. Теперь же, стараясь восполнить это упущение, я внимательно прислушивался к разговорам окружавших меня людей, стараясь уловить смысл и значение непонятных мне слов.

Дорога через степь была ужасающей. Вернее, не сама дорога — магнитобус, как и все машины этого класса, двигался над поверхностью почвы, не касаясь ее, скользя в плоскости взаимодействующих полей — магнитного поля планеты, многократно усиленного специальным активатором, и антиполя, создаваемого самим аппаратом. Ужасным было само движение не вполне исправной машины, сопровождавшееся резкими рывками и встрясками.

После каждой такой встряски на водителя обрушивалась буря негодования пассажиров, но, так как он мало реагировал на все замечания, все быстро успокаивались, переходя на обсуждение испортившейся погоды и стоявшей который день жары.

Несмотря на все неполадки, машина развивала довольно приличную скорость, и одинокие степные контуры за окнами салона сливались в однообразную грязно-бурую полосу, покрытую расплывчатыми рыжими пятнами.

В салоне было душно и жарко. Кондиционеры здесь не работали. Время от времени кто-то из пассажиров пытался открыть окно, но все окна были наглухо заделаны. Люди ругались, и все на этом кончалось.

Через полчаса езды налетевший ветер разогнал облака пыли и на горизонте, словно мираж в пустыне, показалась узкая полоса леса. Степь была красной от солнца, а деревья казались густо-фиолетовыми, обратившими широкие опрокинутые чаши крон к жаркому синему небу. В воздухе появился новый, удивительно знакомый запах — соленый запах моря.

Люди в салоне притихли, как по команде, обратившись к окнам. Даже встряски магнитобуса, кажется, прекратились. Скорость его замедлилась.

Я тоже взглянул в окно. Далеко на востоке вся степь была изрыта воронками, бороздами и трещинами; почерневшая земля по краям воронок осыпалась под напором ветра пластами пепла, крутившимися по всей степи маленькими пыльными смерчами.

Не сразу до меня дошел зловещий смысл открывшейся картины. Лишь позже вспомнились события ушедшей истории Гивеи — последнее, решающее сражение между восставшим народом и его угнетателями, произошедшее в этой степи восемьдесят лет назад. Сражение, в котором войска Квой Сена потерпели поражение, и Республика для Народа перестала существовать. Сейчас я явственно увидел, как среди дыма и гари, заглушая предсмертные крики людей и разрезая землю лучами излучателей, ползли тогда по степи боевые машины, как море огня и крови заливало эту выжженную землю…

Я посмотрел на людей, сидевших рядом. На лицах одних я увидел любопытство; другие выражали осуждение или кривились от неприязни; третьи были полны равнодушия. И вдруг среди них промелькнуло одно лицо, вернее даже не лицо — уверенность в правоте тех, кто сражался и погиб здесь восемьдесят лет назад, сквозила только в глубине глаз. Но этот человек был, он сидел в одном салоне со мной! Значит, могли существовать и другие, похожие на него, может быть, тысячи не смирившихся с диктатурой борцов за справедливость и счастье народа!

Я начал понимать, что на Гивее происходит какая-то своя жизнь, совершенно неизвестная нам на Земле. Вот только какая?.. Пока что разобраться в этом я не мог.

Магнитобус с неожиданной стремительностью ворвался в широкую лесополосу. За окном замелькали ровные ряды деревьев с хвоей, отливавшей медью, очень похожие на земные сибирские кедры. Стало прохладнее, но лес быстро начал редеть; впереди, среди листвы вспыхнуло что-то ослепительно-яркое. Я еще не успел понять, в чем дело, как перед моими глазами раскинулась бескрайняя водная гладь — океан! Был полнейший штиль, и вода громадным зеркалом отбрасывала в небо потоки красного света, висевшего в воздухе призрачным алым заревом.

Берег полого спускался к воде, образуя далеко вдававшийся в океан протяженный мыс, на котором вытянутой подковой раскинулся белокаменный город.

Я никогда не думал, что первая встреча с Шаолинсеу произведет на меня такое сильное впечатление. Город действительно был красив. Пожалуй, его можно было сравнить с огромной белой птицей, раскрывшей крылья навстречу заходящему солнцу и океану. Солнце стояло низко над горизонтом, и «крылья птицы» были подрумянены, став нежно-розовыми. Тяжелая, лениво движущаяся чернота бесконечной равнины океана отвечала на нежное сияние мягким буро-фиолетовым отблеском. По низкому синему небу медленно плыли на запад крылатые рыжие облака, сбиваясь на горизонте плотной белесой массой, словно отроги далеких гор.

Ни один из виденных мною до этого электронных снимков поверхности Гивеи не передавал этого захватывающего, неповторимого вида заката над океаном.

* * *

Ветер врывался в распахнутые окна, приводил в движение легкие занавеси, но духота не проходила. В залитой красным светом комнате не было ни малейшего движения воздуха. Снаружи доносился несмолкающий шум океана и крики птиц.

Я включил вентилятор и повернулся на спину, уставившись в потолок. Подушка была плохо надута, но я не обращал на это внимания. Единственным желанием было залезть в холодильник и заснуть там.

Вот уже неделя, как я на Гивее, а результатов никаких. Интересно, что сказал бы сейчас Громов, увидев, как я развалился на постели в одних плавках, вместо того, чтобы выполнять поставленную задачу?.. Выполнять поставленную задачу… как легко это казалось на Земле!

Я поселился в одной из лучших столичных гостиниц — в «Хрустальном лебеде» — на берегу океана, вдали от крупных предприятий и шумных автострад. Помня наставления Громова, я не стал терять времени. Отдыхающий служащий, праздно шатающийся по городу в поисках развлечений, — что может быть лучше для заведения случайных знакомств? Случайных на первый взгляд, но так необходимых мне.

Я бродил по городу: по его центральной части и по менее богатым кварталам, с узкими улочками и двухэтажными домиками за невысокими оградами. Такие кварталы привлекали меня больше, чем центральные площади и проспекты, застроенные похожими на гребни волн домами из стекла, алюминия и белого ноздреватого камня, кричавшие рекламой и забитые магниторами. Но искать необходимых мне встреч нужно было именно здесь, в центральной части Шаолинсеу.

Ежедневно мне приходилось читать множество местных газет и журналов, просматривать сотни телепередач, в надежде выудить из них хотя бы малую толику нужной мне информации. Но ничего существенного во всем этом обилии не было, ничего, что могло бы хоть намеком подтвердить или опровергнуть наши опасения. Это отсутствие нужной информации удручало меня больше всего.

Слабый щелчок заставил меня посмотреть в угол комнаты, где стоял ячеистый купол теледатчика, казавшийся розовым в лучах красного заката.

Экран вспыхнул, замерцал голубоватым свечением; на нем возник громадный, дрожащий и переливающийся всеми цветами радуги, шар, очень похожий на обычный мыльный пузырь. Пузырь повисел в воздухе несколько секунд и вдруг с шумом лопнул, выпуская наружу с десяток полуодетых визжащих девиц, — это начался показ рекламной программы, прерываемый информационными выпусками последних новостей.

Ветер за окном стих. Автоматически включились лампы на потолке — короткие сутки Гивеи закончились; пришла ночь, как всегда, неожиданно и стремительно затопив все вокруг липким непроницаемым мраком. Легкая пелена серых облаков закрыла звезды — призрачные тени земных звезд. Сплошной, хотя и тонкий, слой облаков стоял очень высоко; из глубины неба, из-за горизонта, солнце окрашивало его чуть заметным серебристо-розовым сиянием.

Я закрыл окно и отправился умываться, краем глаза взглянув на теледатчик. Там атлетического сложения мужчина и молодая симпатичная женщина демонстрировали всю прелесть полетов на воздушных аппаратах, представлявших собой нечто среднее между гравипланом и парашютом. Это было лучшим семейным отдыхом, как сообщил автоматический голос диктора.

На людях были полупрозрачные шорты и такие же куртки с коротким рукавом, почти не скрывавшие очертаний их тел. Мужчина играл могучими мускулами, исполняя сложные акробатические номера на тонкой алюминиевой перекладине аппарата, служившей ему опорой; женщина обворожительно улыбалась зрителям, принимая соблазнительные, на ее взгляд, позы…

Подобного рода «творения» от искусства встречались на Гивее на каждом шагу. Производители не очень качественных товаров стремились любыми способами сбыть обывателю свою продукцию, частенько прибегая для этого к откровенной лжи. Насколько я успел понять, здесь считалось главным облачить свое изделие в красочную упаковку, о содержании же ее мало кто беспокоился. Подобные поделки не вызывали у меня ничего, кроме пренебрежительных насмешек.

Еще с детства я привык совсем к другим представлениям — грандиозным театральным постановкам и утонченным художественным действам, наполненным чудесной музыкой, танцами, песнями и замечательной игрой талантливых актеров, — воспевавшим возвышенные человеческие чувства и вдохновлявшим на великие подвиги во имя процветания Земли и всего человечества. К тому же все, что производилось земными заводами и фабриками, не нуждалось в лживом расхваливании — любой предмет, предназначенный для пользования людьми, был изначально качественным и надежным.

Освежившись под душем и одевшись, я вернулся в комнату. По теледатчику шли вечерние новости; мелькали смутные кадры ночной съемки.

— Вчера ночью полиция арестовала еще одну крупную шайку бандитов, — бодро прокомментировал сдержанно-ликующий голос. — По заявлению главаря банды, его люди занимались тайной поставкой наркотиков из южной столицы и заработали на этом кучу денег. При задержании полиция изъяла шестьдесят пять килограммов наркотика, общей стоимостью в тридцать миллионов биджей…

Кадры на экране сменились. Появилось тесное помещение с зарешеченными окнами. Три человека со связанными руками сидели спина к спине; рядом с ними стоял вооруженный полицейский.

— Наряд полиции был вызван по тревоге на Мерион-лейн, в ювелирный магазин фирмы «Чжинь Шинь и сыновья», — сообщил все тот же голос. — Когда блюстители порядка ворвались в помещение, четыре вооруженных налетчика держали под прицелом нескольких покупателей и хозяина магазина. Полицейских они встретили залпом выстрелов. Офицер полиции был убит наповал, а его напарник серьезно ранен. Один из грабителей погиб, остальные арестованы и доставлены в ближайший полицейский участок. После допросов подтвердились первоначальные предположения детективов о том, что гангстеры связаны с одной из печально известных банд южной столицы…

Я выключил прибор и вышел из номера в широкий, хорошо освещенный коридор гостиницы.

Шаолинсеу жил как бы двойной жизнью. Одна проходила днем — жизнь, наполненная постоянной спешкой, боязнью быть уволенным с работы и оказаться выброшенным на улицу без средств к существованию, страхом перед более могущественными и власть имущими и их мощным аппаратом подавления всякого инакомыслия. И ночная жизнь, в которой люди стремились забыться в шуме и хмельном веселье ночных ресторанов, баров и дансингов, давая отдых своим напряженным нервам.

Все это так не вязалось с привычной жизнью Трудового Братства, где работа и отдых переплетались столь естественно и органично, превращаясь в радость постоянного творчества, что поначалу я никак не мог привыкнуть к столь разительному контрасту. Но постепенно во мне пробудился интерес исследователя, изучающего быт чужого общества не по фильмам и книгам, а непосредственно изнутри его, на своем собственном опыте.

Я словно перенесся на машине времени в темное прошлое Земли, задолго до Мирового Воссоединения, получив уникальную возможность взглянуть на неустроенные общества тех времен своими глазами.

Подобный исторический экскурс вызывал во мне противоречивые чувства. С одной стороны, страсть исследователя, способного в любой момент вернуться в свое время, подхлестывала меня, будила во мне ненасытное желание увидеть как можно больше, узнать, прочувствовать и понять те побудительные мотивы, те кирпичики, из которых складывалась грандиозная иерархическая пирамида Сообщества. И в то же время осознание того, что тысячи и тысячи людей в этом обществе незаслуженно унижены, исполнены страданий и горя, будило в моей душе страстный протест против царящей здесь несправедливости и жестокого деспотизма.

Прямо у входа в гостиницу располагалась остановка поезда магнитной дороги. Спустившись на лифте на несколько этажей, я вышел на обширный балкон, обегавший здание гостиницы на высоте двадцати метров. Широкая полоса магнитной дороги петляла в воздухе между зданиями и исчезала из вида через несколько кварталов.

Подъехал поезд; раскрылись и закрылись створки дверей вагона, пропуская меня внутрь. Едва слышно шелестя, заработали дисперсионные диски под днищем вагона, нагнетая магнитное поле, и поезд мягко тронулся с места, быстро набирая скорость. Мелькнули, сливаясь, контуры зданий. Проехав две остановки, я вышел из вагона и спустился по тонкой серебристой башне, внутри которой скользил скоростной лифт, на широкий проспект Свободы, залитый огнями лазерной рекламы, затмевавшими далекие звезды и узкий серый серп луны.

Со стен и крыш домов на меня смотрели красавицы и атлеты рекламных плакатов, предлагавшие выкурить сигарет «Линто» или же выпить лучших на Гивее спиртных напитков марки «Золотой Бык».

На Земле алкоголь и табак давно вышли из употребления, и я не понимал, как можно было променять здоровую жизнь и занятия спортом на эти сомнительные удовольствия.

В красочных витринах многочисленных магазинов, торгующих одеждой, обувью и украшениями, манекены в виде женщин призывно обнажали бедра и ягодицы, улыбаясь пластиковыми улыбками и демонстрируя преимущества туфель фирмы «Строк» или вечерних платьев от «АДК». Эти магазины тянулись сплошной стеной вдоль всего проспекта, вспыхивая разноцветной вязью иероглифических вывесок: «Покупайте!..» «Только у нас!..» «Самое лучшее!..» «Самое красивое!..» «Самое надежное!..» «Самое дешевое!..»

Между магазинами располагались рестораны, бары, игральные залы и дансинги, снабженные множеством электронных устройств для примитивных игр и развлечений и не менее кричащей рекламой. С афиш Домов зрелищ, где демонстрировались электронные стереофильмы, на меня смотрели мускулистые герои в «историческом» стиле, бесстрашно крушащие направо и налево коварных врагов, магов и колдунов, и их гиперсексуальные полногрудые подруги, порой едва прикрытые одеждой, — прекрасные принцессы и сказочные красавицы, которых в реальной жизни было почти невозможно встретить.

Эта приверженность ко всему псевдоисторическому сразу бросалась в глаза. Видимо, жители Гивеи, история которой насчитывала немногим более шести веков и не имела столь глубоких тысячелетних корней, как история земного общества, тянувшаяся от первобытных общин и темных веков феодализма к светлым векам всепланетного братства, чувствовали свою ущербность и пытались восполнить нехватку исторических событий перенесением на свою землю древних традиций, колорита и преданий Земли, придавая им соответствующую окраску.

Из ближайшего бара вывалилась шумная группа подвыпивших юнцов, стала приставать к прохожим, потом затеяла драку между собой. Тут же откуда-то появился наряд полиции, утихомирил распоясавшихся хулиганов, распихал их по фургонам с зарешеченными окнами и быстро уехал.

«Да, это у них поставлено не плохо», — подумал я, подходя к ресторану «Волшебный Гарем». Я уже несколько раз бывал здесь, помня наставления Громова. Вполне приличное, в отличие от многих других, место, где собиралась богатая и воспитанная публика. Но пока нужных мне людей я здесь не встретил.

Царивший в зале полумрак придавал некоторую интимность обстановке. Со сцены лился красноватый свет, смешивался с рассеянным фиолетовым освещением, исходившим от потолка, создавая вокруг столиков таинственные лиловые сумерки. Посетителей было не много — в основном, пожилые пары, лениво жевавшие какие-то легкие закуски и обсуждавшие наряды сидевших за соседними столиками.

Выбрав себе столик поближе к импровизированной сцене, я уселся в удобное кресло. Заказав в голубой шар в центре стола немного фруктов и молочный коктейль, стал присматриваться к посетителям. Вполне возможно, что сегодня среди них есть и люди из «Лидера». Вот только, как их распознать, отличить от всех остальных, не вызывавших у меня совершенно никакого интереса?

Музыка со стороны сцены усилилась, и это заставило меня посмотреть туда.

На прозрачном стеклянном полу цвета раскаленного чугуна появилась молодая танцовщица — довольно стройная, с ладной, хорошо развитой фигурой и длинными ногами, что считалось здесь особым достоинством. Тонкую талию ее охватывал широкий пояс красной кожи, поддерживавший короткую юбку из золотой и серебристой бахромы. Сверху наряд девушки состоял из узкой полоски малиновой ткани, прикрывавшей высокую, упругую грудь и державшейся только на серебряной цепочке, сцепленной на шее и спине золотыми застежками. Венок искусственных белых цветов оттенял черноту волос и медный загар танцовщицы. Она исполняла жаркий страстный танец, с множеством поворотов и гибких изгибов, основа которого, несомненно, крылась в древних восточных танцах Земли.

Я сидел слишком близко от сцены, и взгляд танцовщицы, казалось, был устремлен прямо на меня, словно она проделывает все эти движения животом и бедрами только для моей услады.

Я спокойно потягивал из высокого стеклянного бокала коктейль, следя за экзотическим танцем, когда прозрачные двери ресторана отворились, пропуская внутрь троих посетителей. Оторвавшись от сцены, я бросил мимолетный взгляд в их сторону, но эта тройка оказалась столь колоритной, что мне захотелось повнимательней присмотреться к ним. Вошедшие остановились у входа, и у меня появилась прекрасная возможность рассмотреть их.

Пожилой, лет шестидесяти на вид, мужчина, с волевым лицом, проницательными темными глазами и совершенно седой головой, держал под руку совсем еще юную девушку восточного типа, одетую в сильно открытое вечернее платье густого аметистового цвета, отороченное по рукавам и вороту серебристым мехом. На изящной шее девушки, подчеркнутой зачесанными наверх и собранными в тугой узел волосами, красовалось сверкающее ожерелье из крупных темно-пунцовых камней. Серьги из таких же камней были в ее маленьких ушах и вспыхивали время от времени крохотными гранатовыми искрами.

Взгляд мой невольно задержался на этой девушке. Я покривил бы душой, назвав ее некрасивой.

Темный взор слегка раскосых глаз незнакомки, в котором плясали насмешливые искорки, быстро обежал зал. Кокетливо пожав плечами на вопросительный взгляд Пожилого, она указала ему твердым подбородком на свободный столик рядом с моим и слегка приподняла тонкую крылатую бровь.

Ее спутник невозмутимо двинулся в указанном направлении, все еще держа ее под руку. И тут у меня появилась возможность как следует рассмотреть третьего, стоявшего за их спинами. Это был довольно старый, похожий на китайца, невысокий человек в строгом недорогом костюме особого покроя, который встречался здесь в основном у прислуги. Сильно поредевшие волосы его были тщательно сплетены в небольшую косичку.

Я не обратил бы на него особого внимания, если бы не глаза этого человека — ясные и удивительно живые, они светились затаенным огнем бесстрашия и воли.

«Телохранитель!» — догадался я.

Пожилой пододвинул девушке кресло, а сам сел напротив. Китаец остался стоять у него за спиной. Откуда-то появился официант, учтиво подал пожилому красочный конверт с перечнем блюд. Тот даже не заглянул в него, кивнул в сторону своей спутницы. Официант покорно передал конверт ей. Девушка раскрыла меню, бросив на Пожилого странный взгляд, и углубилась в чтение. Ее спутник терпеливо ждал, стараясь оставаться невозмутимым, но от меня не ускользнуло некоторое его напряжение, словно он ждал от этой девушки какого-то подвоха.

Интересно, кто она ему? Дочь?.. Или, может быть?..

Я не успел додумать этого, потому что девушка отложила в сторону конверт и пристально посмотрела на Пожилого. На губах у нее появилась легкая насмешка.

Сделав знак официанту наклониться, она шепнула ему несколько слов, от которых бедняга сначала побледнел, затем покраснел и, беспомощно взглянув на Пожилого, бросился выполнять заказ. А девушка, словно все дальнейшее ее не касалось, отвернулась к сцене и, положив подбородок на сцепленные пальцы опертых локтями о стол рук, принялась с интересом наблюдать за страстным танцем танцовщицы.

Ей все-таки удалось пробить чопорную невозмутимость Пожилого. В лице его что-то дрогнуло, и, достав носовой платок, он отер вспотевший лоб; посмотрел вслед удаляющемуся официанту.

Теперь я, наконец, сделал выбор между дочерью и любовницей. Эта прелестная девушка, бесспорно, была дочерью этому важному господину. Вряд ли любовница позволила бы себе подобные выходки по отношению к своему покровителю, который был богат и знатен. А то, что это было так, у меня не вызывало сомнений. Об этом говорил хотя бы тот факт, что их обслуживал живой официант, а не автомат-раздатчик… И все же, кем они могут быть?

В зале послышался возбужденный гул голосов и аплодисменты. Я взглянул в сторону сцены, где появилась прежняя танцовщица. Теперь на ней были только туфли и узкая набедренная повязка. Волосы ее были распущены. Мужчины из зала приветствовали ее появление одобрительными возгласами. Их жены взирали на юную артистку с холодным высокомерием и затаенной завистью.

Совсем по-другому восприняла появление полуобнаженной танцовщицы спутница Пожилого. Она смотрела на нее с интересом и нескрываемым восхищением, потому что сама была молода и красива, а значит, не завидовала красоте чужого тела, а просто любовалась им.

Вдруг ее лицо застыло, словно гипсовая маска. С секунду она не шевелилась, потом медленно повернула голову в мою сторону. Наши глаза встретились. Я спокойно выдержал ее глубокий темный взгляд, пристально изучавший меня. Секунду спустя в ее глазах появилась насмешка, и она повернулась навстречу подходившему официанту.

Мне самому стало интересно, что же все-таки заказала эта проказница. На подносе было несколько тарелок с каким-то блюдом из тертого мяса, напитки и большой кремовый торт в виде человеческой головы, густо политый шоколадом. Присмотревшись, я с изумлением отметил некоторое сходство торта с головой Пожилого. Ай да девчонка! Молодец! Вместо глаз у торта-головы были две золотые монеты.

Сам Пожилой на удивление спокойно отнесся к выходке своей дочери, только слегка побледнел при появлении этого произведения кулинарного искусства. Но, когда девушка с победоносно блестящими глазами принялась резать шоколадную голову, он не выдержал и отвернулся к сцене.

Мне захотелось сочувственно улыбнуться ему, но я удержался от этого необдуманного поступка. Взглянул на часы: прошел уже почти час, как эти трое появились здесь. Была середина короткой гивейской ночи, и я решил вернуться в гостиницу, чтобы немного поспать. Для земного человека было трудно привыкнуть к суткам, длившимся чуть больше двадцати часов. И тут я заметил, как дочь Пожилого подзывает официанта.

— Это совершенно невозможно есть! — донеслось до меня (она, конечно же, имела в виду торт). — Отдайте его собакам! Может быть, они доедят.

Официант стоял, ни жив ни мертв.

Я заметил, как побледнел Пожилой. Он залпом осушил полный бокал вина и принялся рассчитываться с официантом. Китаец за его спиной остался, как и прежде, невозмутим.

Несколько секунд дочь Пожилого наблюдала за тем, как ее отец отсчитывает деньги. Затем молча встала и направилась к выходу. Китаец немного растерялся, не зная, как поступить: то ли остаться с хозяином, то ли пойти с молодой хозяйкой. И все же отдал предпочтение первому.

Я поднялся и не спеша двинулся к выходу. Уже подходя к дверям, увидел ее. Она стояла на ступенях лестницы, подставляя лицо ночному ветру, и смотрела куда-то в темноту. Неожиданно около нее появились трое подвыпивших парней; остановились, бесцеремонно разглядывая ее и усмехаясь. Она отвернулась от них, но они не отошли, а наоборот, осмелели. Один из них грубо схватил ее за руку, пытаясь обнять. Она влепила ему пощечину. Двое других схватили ее с боков. Медлить было нельзя.

Выскочив на улицу, я коротким взмахом руки сбил с ног одного из нападавших. Развернувшись, молниеносным движением ноги нанес другому удар в пах и тут же в челюсть. Парень отлетел к дверям ресторана. Третий, замахиваясь, подскочил ко мне сбоку. Я пригнулся, схватил его за брючину, резко рванул вверх — нападавший покатился по ступеням лестницы.

Двери ресторана распахнулись, и на улицу мягко, словно кошка, выпрыгнул китаец. За ним спешил Пожилой. Парни, прихрамывая и осыпая меня ругательствами, бросились наутек. Но я больше не обращал на них внимания. Я смотрел в глаза китайцу, который, казалось, готов был напасть на меня. Дочь Пожилого вовремя положила руку ему на плечо. Некоторое время мы с ней смотрели друг другу в глаза.

Подъехал неизвестно откуда взявшийся магнитор. Пожилой, даже не взглянув на меня, взял дочь за руку и почти силой втолкнул ее в машину. Сел следом. Китаец сел на переднее сидение рядом с водителем, и магнитор тут же умчался, исчезнув в ночном городе.

Посмотрев себе под ноги, я увидел что-то блестящее на ступенях лестницы. Нагнулся, поднял серьгу с красным камнем, оброненную дочерью Пожилого. Она еще хранила приятный сладковатый аромат ее духов. Что ж, неплохой сувенир на память!

* * *

… Таня! Мы летели с ней прямо на закат, подобный туннелю из радуг. На выходе из туннеля было слепящее белое солнце. Под нами — расплавленное закатом спокойное море, колыхавшее медленные аметистовые волны.

— Прощай, закатный мир!.. — почти поет Таня. Хорошо знакомым мне движением она отбросила назад волосы, откинулась на поручень гравиплана.

При взгляде на нее теплеет сердце. Глаза Тани следят за мной спокойно, с любопытством. Мне очень многое хочется сказать ей сейчас, но она молчит, молчу и я.

Под прозрачным, почти невесомым крылом гравиплана расстилается море, а сам аппарат похож на многоцветную бабочку в лучах заката…

И вдруг все исчезло. Я открыл глаза и увидел голубой шар над головой. Шар слабо мерцал, но главное — нет больше Тани! Или это был только сон?..

Я закрыл глаза: снова виделось прозрачное зеленое море, звонко плескавшее волнами на белый и легкий, как пена, берег, радужный закат… Видение длилось секунду, после чего я окончательно проснулся.

Шар над головой вспыхнул, замигал и погас. Только сейчас, ощутив, что лежу на широком диване совсем без одежды, я понял, что это реальность, а море и Таня — только сон. Отбросил простыню, сел на постели, попав ногой на халат, валявшийся на полу.

Сумеречный красный свет заливал комнату. На удивление, здесь было прохладно и приятно, как бывает только ранним утром, когда солнце еще не взошло и лишь слабая заря освещает восточный горизонт. Именно поэтому фотоэлемент потушил светильник на потолке.

Я провел ладонями по лицу, пытаясь стереть остатки сна, вспоминая вчерашний день во всех подробностях и в особенности встречу в ресторане «Волшебный Гарем». Вдруг совершенно неожиданная мысль пришла мне в голову: у меня сейчас, наверное, очень глупый вид — сижу голый, свесив ноги с дивана, взлохмаченный и сонный. Эта мысль почему-то заставила меня суетливо натянуть на себя халат, хотя в номере никого, кроме меня, не было.

На приемной панели визиофона замигал вызов, сменился зуммером. Я подошел к щитку, нажал кнопку. Дежурная предложила мне завтрак и освежающую прогулку по океану. Отказавшись от последнего, я заказал ей фруктовое пюре и бутылку сока. Дежурная ослепительно улыбнулась и исчезла с экрана. Снова зуммер. На этот раз он исходил от теледатчика. Я сообразил, что наступило время утреннего рекламного выпуска. Значит, уже шесть часов по земному времени.

Экран вспыхнул, развернулся глубиной космоса, со слишком яркими и крупными звездами, чтобы все это было натуральной съемкой. Из глубины экрана появилась яркая голубая точка, быстро увеличилась в размерах, обретя очертания загадочного космического корабля с крыльями летучей мыши. Общий план сменился показом выпуклой стеклянной кабины и сидевшего в ней человека.

Было трудно разобрать — женщина это или мужчина. Присмотревшись, я решил, что все-таки женщина. Лицо ее было сильно разрисовано: глаза и веки были вырисованы, как крылья все той же летучей мыши; губы покрашены в яркий синий цвет и сильно удлинены; волосы зачесаны назад и собраны на затылке фиолетовой искрящейся лентой. Темные зрачки загадочной инопланетянки устремлены вдаль.

Тут же камера оператора показала объект, вызвавший ее столь живой интерес: маленькую желтоватую планету около красного солнца, в которой я без труда узнал Гивею.

Планета стремительно приближалась. Поплыли рыжие облака, и корабль мягко приземлился на объект, очень напоминавший театральную декорацию. Черный зеркальный пол; невдалеке «растет» раскидистое дерево с крупными сочными плодами; позади него — пылающее алое «солнце».

Крышка прозрачной кабины открылась, и инопланетянка вышла из своего странного аппарата. На ней плотно облегающий черный костюм, лоснящийся в лучах «солнца». Длинные худые ноги затянуты в сапоги с серебряными пряжками на высоких широких каблуках. Плечи незнакомки сильно расширены и заострены кверху, с них спадает плащ — «летучая мышь». Загадочная гостья Гивеи подходит к дереву: на экране легко ступающие ноги, снятые снизу. Тонкая рука тянется к сочному плоду, срывает его. Острые белые зубы откусывают от плода большой кусок… Кадр замирает.

— Если вы хотите ощутить всю прелесть сочных плодов Гивеи вдали от дома, — комментирует восторженный голос за кадром, — покупайте натуральный фруктовый джем от фирмы «Амия». Полный витаминов, он необычайно вкусен и полезен. Где бы вы ни находились, съев его, вы почувствуете себя на родной планете!..

Дальше смотреть было не интересно. Мне уже порядком поднадоела вся эта рекламная шумиха, занимавшая почти все экранное время и не оставлявшая места для настоящего искусства. Я включил авторедактора и отправился умываться.

Комнату наполнили нестройные звуки музыки, громкие голоса — памятная машина переключала каналы теледатчика с интервалом в несколько минут.

Из глубины зеркала на меня посмотрело незнакомое лицо с желтоватой кожей и спутанными волосами, и только глаза скрадывали ощущение присутствия рядом чужого человека. Пластиплоть была лишена жестких волос, поэтому необходимости в бритье не было. Я отодвинул стеклянную дверцу душевой кабины и встал под колючие струи воды, с удовольствием впитывая в себя приятную прохладу.

Когда я уже вышел из-под душа и сушился в горячих потоках воздуха, сильный мужской голос диктора читал в теледатчике выпуск последних новостей. Заинтересовавшись, я заглянул в комнату.

«… Вчера, — сообщал диктор, — во время проведения очередного эксперимента по программе „Левиафан“ произошла авария на одной из передающих энергетических установок, уничтожившая лабораторию в лесах Южного полушария. В результате взрыва лаборатории погибло двести человек, сто сорок пять пропало без вести. Лаборатории нанесен значительный ущерб».

На экране замелькали кадры: съемка велась с гравиплана. Аппарат летел над лесом — зеленая стена внизу мерно качалась под напором воздушного потока, плавно наваливалась на лобовое стекло кабины. Вот гравиплан завис над одной точкой. «Глаз» камеры опустился вниз. Чуть поодаль, километрах в десяти, горел лес: над кронами деревьев стелились клубы серо-черного дыма, изредка прорывалось желтое пламя. На выжженной пожаром пустоши догорали деревья, трещали и вспыхивали головешки. Внизу, среди сплошной зелени, чернело пятно овальной формы. Стволы вокруг повалены так, будто их снесло ураганом.

Вдруг меня осенило: ведь совсем недавно здесь произошел направленный удар боевым излучением. Поэтому и повалены стволы, ведь боевой луч срезает, как спички, самые толстые деревья. Но здесь излучатель определенно обладал гораздо большей мощностью, а этот выгоревший овал — не что иное, как воздушная мишень. Без сомнения, излучатель находился за пределами атмосферы, скорее всего на спутнике.

Авторедактор переключил канал: снова побежали кадры рекламы. Я продолжал смотреть на экран, не замечая происходящего на нем.

Что это было? Неужели то самое оружие, о котором столько говорят?.. Очень похоже на то. Значит, оружие действительно существует, и они испытывают его! Как он сказал? Программа «Левиафан»?.. Что это за программа? Почему они сообщают о секретных испытаниях по телевидению?.. Хотя причина есть — погибли люди, а они этого не ожидали. Кто были эти люди? Возможно, какая-то экспедиция или жилой поселок?.. Главное для меня сейчас то, что они были вынуждены признать существование секретного проекта, который был целью моего прилета на Гивею.

«… Взрыв лабораторной установки…»? Я усмехнулся. Так, что я теперь знаю?.. Только то, что это излучатель необычной мощности, что они его испытывают, а значит, проект находится в стадии практических разработок… Мало!

Вдруг меня осенило: ведь телепередача могла быть, хотя и косвенным, но доказательством! Я подскочил к теледатчику, остановил беготню по пляжу полуголых девиц, исполнявших какой-то сумасшедший танец; нажал на щитке управления клавишу «Память», отыскивая нужный канал. Вот! Теперь кнопка «Запись», и через пять минут у меня в руках лежала памят-кассета с записью нужной информации. Я поискал глазами, куда бы ее спрятать. Не найдя ничего подходящего, сунул кассету в свой чемодан.

Это была первая удача за прошедшую неделю. Теперь снова в город, искать необходимых мне встреч. Сегодня можно будет прогуляться по общественным паркам, где я еще ни разу не был. Происшествие в ресторане «Волшебный Гарем» странным образом заинтересовало меня. Интуиция подсказывала мне, что случившееся имеет для меня большую важность, но ощущения эти были столь неопределенными и зыбкими, что осознать и оценить их до конца я не мог. Всю дорогу до столичного парка отдыха меня не покидало тревожное предчувствие каких-то грядущих событий.

В парке было тихо и спокойно. Близость природы всегда приносила большую радость на Земле. Здешняя природа во многом была похожа на земную, потому что была перевезена сюда с Земли, поэтому я с удовольствием бродил по широким аллеям, сидел на берегах маленьких искусственных водоемов и у аккуратных фонтанчиков. Плоские сизые кроны кедров отбрасывали длинные черные полосы прохладной тени, в которой укрывались уютные беседки и лавочки. Толчея и спешка большого города, казалось, была где-то далеко, и туда не хотелось возвращаться.

На обширной поляне в центре парка была оборудована спортивная площадка. Там шла какая-то игра. Многочисленные зрители — в основном молодежь — обступили барьер из металлической сетки.

Я подошел ближе.

Две команды девушек в майках, шортах и полосатых гетрах гоняли по площадке небольшой каучуковый мяч, поддевая его чем-то вроде прямых плоских клюшек с желобком внизу. Игра была в самом разгаре, страсти накалялись, болельщики оглушительно свистели, подзадоривая игроков.

Я протиснулся к самому барьеру и стал с интересом наблюдать за ходом игры, стараясь понять ее смысл. Вдруг среди остальных игроков заметил черноволосую девушку. Дочь Пожилого? Пригляделся — так и есть! В майке и шортах, как и все остальные, она выглядела проще и моложе, чем в дорогом вечернем платье, — обычная студентка, даже подросток, с лицом, полным задора и открытой радости юности. На голове солнцезащитный козырек.

Вот она ловко поддела клюшкой мяч и, коротко взмахнув, послала его в сторону противника. Бросилась следом, ловко обходя других игроков.

Я наблюдал за ее стремительными движениями, размышляя над тем, как бы возобновить с ней знакомство, когда в игре наступил перерыв. Черноволосая направилась к скамейке, где лежала ее сумка, взяла полотенце.

Она заметила меня быстрее, чем я успел что-либо предпринять для этого. На ее лице появилось выражение напряженного раздумья, но секунду спустя оно прояснилось и стало радостным. Она быстро вышла за ограду, подбежала ко мне; чуть было не схватила меня за руку, но вовремя опомнилась.

— Это вы?! — Глаза у нее блестели. — Я так рада!

— Странно, что вы запомнили меня, — улыбнулся я, осторожно пожимая протянутую мне руку. Ладонь у нее была теплая и мягкая, как у ребенка.

— Что вы! — воскликнула она. — Я все время думала о вас! Мы тогда так быстро уехали, и я ничего не успела о вас узнать… Вы такой храбрый, как Сакумаса!

Ого! Обо мне, оказывается, думали! Вот уж не ожидал, что она запомнит меня.

— Сакумаса? Кто это? — Я смотрел в ее сверкающие глаза, дивясь самому себе: она начинала всерьез мне нравиться! Трудно было остаться равнодушным к такой девушке.

— Это телохранитель папы, — пояснила она, улыбнувшись, и мне показалось, что она догадалась о моих мыслях.

«Значит, китаец действительно телохранитель!» — подумал я и тоже улыбнулся.

— Чему вы улыбаетесь? — спросила она, и я заметил, что на щеках у нее появился легкий румянец.

— Вы сказали, что думали обо мне, а ведь мы с вами даже не знакомы.

— Действительно, — согласилась она. Добавила радостно: — Но это не трудно исправить. Меня зовут Кунти. А вас?

— Миран Бедаро, — представился я. — Коммерсант, если угодно. Компания «Кирон Делукс» к вашим услугам! — Я учтиво поклонился ей.

— Очень приятно, — она тоже слегка склонила голову. — Мой отец тоже в некотором роде занимается бизнесом. Он владеет компанией «Лидер». Крес Садор… Наверное, вы что-то слышали о нем?

Все это было произнесено ею как бы между прочим, словно речь шла о совершенно незначимых вещах. Было ясно, что она не придавала этому особого значения. Но вот меня от ее слов словно громом поразило. Еще бы! Мог ли Громов или Менгеша, готовя операцию, даже предположить, что мне посчастливится завязать здесь подобное знакомство?! Да и мог ли я сам ожидать для себя такой удачи? Все вышло, словно в сказке, по мановению чьей-то волшебной палочки. Может быть, это и есть та самая судьба, в которую так верили наши далекие предки?

Тяжело вздохнув, я отер вспотевший лоб.

— Что с вами? Вам плохо? — встревожилась Кунти.

— Нет, нет! Ничего такого… Это просто от избытка чувств. Я очень рад встрече с вами. Признаться, я давно мечтал познакомиться с такой именитой семьей не по газетным статьям и фотографиям, а лично. Мне всегда хотелось походить на главу такой солидной компании, как «Лидер». А теперь я познакомился с его очаровательной дочерью! — Я улыбнулся ей.

— Нет ничего более простого. Ваша мечта может исполниться уже сегодня, — она взглянула на часы. — Сейчас отец занят делами, а вечером я с удовольствием представлю вас ему… Если, конечно, вы свободны вечером? — Она внимательно посмотрела на меня, словно опасаясь моего отказа.

Я согласно кивнул, и это обрадовало ее.

— Идемте! — решительно сказала она, беря меня за руку.

— Кунти! Кунти! Иди же скорее играть! — позвали ее с площадки подруги.

— Играйте без меня! Я ухожу! — Девушка махнула им рукой и, подхватив сумку, легко побежала по дорожке в глубь парка. Я последовал за ней.

В тенистой аллее, под кронами раскидистых деревьев стоял роскошный двухместный магнитор без шофера. Охраны тоже нигде не было видно. Я вопросительно взглянул на девушку.

— Вы сегодня одна? Не страшно без охраны?

Она беспечно пожала плечами:

— Здесь некого бояться. И потом, я никогда не посещаю подозрительных мест, а этот парк хорошо охраняется. Вы не возражаете, если мы съездим в какой-нибудь бар? Я немного устала и хотела бы выпить чего-нибудь прохладительного.

Конечно же, я не возражал. Я готов был отправиться с ней хоть в мифический ад, в гости к дьяволу (если ей вдруг вздумалось бы пригласить меня туда), лишь бы не потерять уникальную возможность познакомиться с ее отцом и постараться войти к нему в доверие.

— Вот и прекрасно! Отвернитесь-ка, я переоденусь! — потребовала она и юркнула в машину.

Неподалеку от магнитора рос куст, густо усыпанный гроздями каких-то необычайно красивых бледно-розовых цветов. Мне захотелось сорвать их для Кунти, но я не знал, принято ли на Гивее рвать цветы в общественных парках (этот нюанс почему-то выпал из общего плана моей подготовки; видимо, никто не предполагал, что мне вдруг вздумается дарить здесь девушкам цветы).

В эту минуту Кунти негромко позвала меня. Я обернулся. Она пристально смотрела на меня, прислонившись к тонкому стволу невысокого дерева с сотнями красных цветов среди листвы. На ней легкое сиреневое платье с коротким рукавом; красный пояс с серебряной пряжкой в виде полумесяца туго стягивает тонкую талию, еще больше подчеркивая стройность фигуры. Кажется, что алые лампады цветов светятся на солнце над головой девушки, играя красными бликами на ее загорелой коже.

Заметив восхищение в моих глазах, она слегка смутилась. Откинув назад распущенные до плеч волосы, спросила:

— Ну что же вы?! Мы едем?

Во всем ее облике было столько трогательной детской растерянности, что я невольно улыбнулся.

— Конечно!

Плачущий вой сирены, донесшийся откуда-то из-за деревьев, заставил меня вздрогнуть. Я посмотрел на Кунти. Она напряженно вглядывалась в заросли кустарника справа, и на лице ее отчетливо читалось недовольство. Порывисто подойдя к магнитору, она открыла дверцу, пропуская меня. Сказала:

— Садитесь!

Я послушно сел рядом в глубокое удобное кресло.

Кунти тут же включила стартер; произнесла с нескрываемым раздражением:

— Опять эти полицейские ищейки вылавливают мятежников! Даже здесь от них нет покоя! — повернулась ко мне: — Надеюсь, документы у вас при себе?

Я кивнул. Девушка включила магнитный активатор, и машина бесшумно заскользила над бетонной дорожкой.

Аллея плавно поворачивала вправо, потом был еще один поворот, более крутой. Кунти вела машину осторожно, постоянно всматриваясь в густую зелень деревьев по обеим сторонам от дорожки. Мы ехали молча минут пять, пока путь нам не преградила выехавшая на середину дорожки полицейская машина. Кунти нажала на тормоза.

Навстречу нам вышли трое полицейских — один офицер и двое рядовых — и подошли к нашему магнитору. Офицер козырнул моей спутнице.

— Простите, мисс, проверка документов!

Кунти вынула из сумочки личную карточку, спокойно протянула ему. На холодном лице офицера появилось благоговейное почтение. Козырнув, он вернул девушке документ и пристально посмотрел на меня. Я протянул ему свою карточку, которая не произвела на него решительно никакого впечатления.

Вернув мне документы с той же холодной безразличностью, он заискивающе улыбнулся Кунти:

— Еще раз прошу прощения, мэм, за то, что я был вынужден прервать ваш отдых. Но положение на планете требует особой бдительности. Сами понимаете, мятежники…

— Конечно, лейтенант, — перебила его Кунти. — Зачем извиняться? Вы же на службе. Желаю удачи в поиске мятежников! — Она мило улыбнулась полицейскому и нажала кнопку на щитке управления.

Магнитор двинулся с места, плавно набирая скорость.

— И вам удачи, мэм! — вдогонку крикнул полицейский офицер, весь сияя от счастья.

Откинувшись на сидении и расслабившись, я украдкой наблюдал за девушкой. Определенно, она странно ведет себя. Зачем это ей вдруг понадобилось издеваться над полицейскими? Ведь она открыто насмехалась над ними, хотя никто из них и не заметил этого!.. Странно.

Кунти посмотрела на меня. На губах ее заиграла улыбка, но совсем не такая, какой она «одарила» полицейского офицера, — в этой было несравненно больше искренности и симпатии.

— Вас что-то расстроило? — спросила она. — Вы такой хмурый.

— Вовсе нет. Просто почему-то стало вдруг душно.

— Тогда проедемся немного? — предложила она. — Хотите на побережье?

— Замечательно! — Я согласно кивнул.

— Вы недавно с Земли? — спросила девушка, когда мы уже выехали из города и мчались по Магистрали — основной дороге на Гивее, связывавшей северную столицу Шаолинсеу и южную — Линь-Шуй.

— Как вы догадались? — удивился я.

— Очень просто, — пожала плечами девушка. — Вы деловой человек, а разгуливаете по парку в разгар рабочей недели, да еще можете провести время в обществе девушки. Вы не очень богаты, чтобы позволить себе жить, не работая, а время отпусков еще не подошло. Следовательно, вы находитесь на краткосрочном отдыхе, который полагается только после посещения Земли.

«А она довольно умна!» — подумал я, а вслух сказал:

— Вы совершенно правы. Я действительно неделю назад прилетел с Земли. Дела фирмы, знаете ли, вынуждают иногда посещать Трудовое Братство…

— Как вы говорите об этом! — возмутилась Кунти.

— Как? — Мне показалось, в ее голосе прозвучала обида и осуждение.

— Как наш обыватель, ненавидящий Трудовое Братство только потому, что оно есть и люди там не такие, как мы!

Я внимательно посмотрел на девушку. Что это? Блажь капризной, избалованной богатством и вседозволенностью девчонки или твердое убеждение? И почему она говорит мне все это? Неужели не боится?..

Хотя она, конечно же, права. Таня не раз возмущенно отчитывала меня еще там, на Земле, за мои взгляды на Сообщество как на опасного и коварного врага.

«Как ты можешь считать Сообщество нашим врагом, — говорила она, — когда там живут такие же труженики, как и у нас на Земле? Ведь они тоже хотят лучшей жизни для себя, и не их вина в том, что у власти там стоят подлые и лживые люди! И ты можешь называть их врагами?.. Я никогда не думала, что ты можешь быть таким жестоким, Влад!»

— Миран!.. Миран!..

Я очнулся от воспоминаний, с удивлением заметив, что машина стоит у оградительного барьера на обочине пустынной дороги. Крутой каменистый берег уходил вниз, к пенистым водяным языкам густо-аметистового цвета, лизавшим подножия прибрежных скал. Воспаленный солнечный диск стоял высоко над горизонтом, и река пурпурного огня пересекала гладь океана, вспыхивая алой рябью на гребешках пологих медленных волн.

— Миран! Вы о чем-то задумались?

Я посмотрел на Кунти. Она сидела, откинувшись на сидении, и внимательно следила за мной. Я поглядел на спину Кунти, переходящую под тонким платьем в линию бедра. Она повернулась ко мне; положила правую руку на спинку моего сидения. Широкие браслеты на ее руке съехали к локтю. В глазах застыло ожидание.

— Так… Ни о чем, — ответил я.

— Не хотите говорить? — Она по-прежнему пристально смотрела мне в глаза.

— Нет. Правда, это пустяки… Вам будет не интересно.

— А все-таки? — в голосе Кунти прозвучала властная нотка. Будь я менее внимателен, я бы не заметил этого: так мимолетно было изменение в ее интонации.

— Просто я вспомнил свою молодость. Тогда я тоже возмущался узостью и жестокостью нашего обывателя…

— И что же потом?

— Потом это прошло.

Мысленно я проклинал себя за то, что ввязался в этот разговор. Кто знает, что на уме у этой девчонки? Лучше уж пусть считает меня закоренелым обывателем, чем сочувствующим Квой Сену.

— Вы ведь из южной столицы, не так ли? — спросила она, глядя на морской простор.

— Как вы догадались? — удивился я.

— По акценту. На Южном материке все так говорят.

Я и не подозревал, что у меня столь выраженный акцент. С сомнением посмотрел на нее.

— Вы поразительно проницательны для своих лет, — улыбнулся я ей. — Действительно, компания, в которой я имею честь служить, находится в Линь-Шуй.

— Вы знаете, здесь недалеко есть старый храм? — неожиданно спросила она, меняя тему разговора.

Я покосился на девушку. Э! Да она, похоже, проверяет меня?

— Да. За поворотом, метров сто — сто пятьдесят, — беспечно ответил я, отлично помня топографию окрестностей северной столицы. К тому же я подробно читал об этом храме. — Ему уже более тысячи лет, — продолжал я. — Первый президент Сообщества (хотя Сообщества тогда еще, по сути, не было и население Гивеи делилось на живущих в Северном и Южном полушариях) приказал воздвигнуть его на месте будущей столицы объединенной планеты, дабы приплывающие с юга переселенцы могли издалека видеть символ новой власти… Так и стоит он на базальтовой скале, вдающейся далеко в океан.

— Вы не плохо знаете историю, — произнесла Кунти, задумчиво глядя на меня. — Это похвально! Нынешняя молодежь мало интересуется историей своей планеты, предпочитая убивать время в танцзалах или игорных клубах.

— Мне кажется, это не ваши слова, — заметил я.

— Так говорит мой отец. Разве он не прав? — Она взглянула на меня из-под черной пряди волос.

— Прав, конечно. Просто я подумал о другом…

— О чем?

— Вы говорили о молодежи, а я бы не отнес себя к этой категории.

Кунти удивленно подняла брови и вдруг звонко рассмеялась.

— Простите, — все еще давясь от смеха, извинилась она. — Я, наверное, веду себя крайне неприлично, но мне ваши слова показались смешными… И все же этот храм привлекает меня, — добавила она, став задумчивой и серьезной. — Вам, наверное, будет не интересно?

— Напротив! Я тоже, к своему стыду, никогда не был там.

— Тогда едем! — Она загадочно взглянула на меня и потянула ручку активатора.

* * *

Магнитор двинулся с места. Свежий океанский ветер ворвался в салон, разметал волосы Кунти. Дорога начала постепенно изгибаться, и вскоре магнитор оказался на абсолютно свободном пространстве. Все, что мы видели до этого, исчезло — остался только огромный сверкающий простор океана и бесконечная полоса песчаного пляжа, отполированного прибоем.

Вдалеке, на небольшом скалистом мысу, на фоне пронзительно синего неба вырисовывался белокаменный пирамидальный храм, удивительно гармонировавший с окружающим пейзажем и поражавший стройностью и величием форм. Не раз виденный на многих снимках в книгах и журналах Сообщества, храм воспринимался мною как нечто знакомое и осязаемое, но реальность увиденного сейчас, неподдельность красок, воздуха и света заставили еще раз сказать про себя: «Чудо!»

Оставив машину на обочине дороги, мы стали спускаться вниз. Добраться до храма было делом нелегким: узкая тропа, на которой едва могли разойтись два человека, петляла между скалами на головокружительной высоте. Набегавшие волны с грохотом обрушивались на каменные уступы, дробясь в миллионы брызг. На самой середине тропа разрывалась широкой трещиной, образованной то ли землетрясе-нием, то ли сильным прибоем.

Я подошел к самому ее краю и посмотрел вниз.

Клокочущие волны, в гребнях мутной пены, яростно пытались достать до моих ног, и только неприступные скалы сдерживали их натиск, взбивая новые пенные валы и отбрасывая их назад, в океан.

Я взглянул на Кунти. Девушка опасливо поглядывала вниз, но, перехватив мой взгляд, нетерпеливо воскликнула:

— Ну, что же вы?! Прыгайте! Вот же он — храм!

Грохот волн заглушал ее голос. Я усмехнулся и прыгнул вперед. Полет длился секунду, не больше, но принес неповторимое ощущение радости и риска. Теперь настала очередь Кунти.

Она стояла на краю обрыва, одной рукой придерживая волосы, другой подол платья, которое рвал неукротимый ветер. Мне показалось, что она ни за что не прыгнет, но в глазах девушки сверкнула отважная искорка, совсем, как у хищной кошки. В ту же секунду она оторвалась от скалы и прыгнула в мою сторону.

Я стоял на другом конце расщелины, готовый к любым неожиданностям. Кунти не хватило каких-нибудь сантиметров до края обрыва. Она оступилась, готовая упасть в клокочущую пучину внизу. Не знаю, как я успел подхватить ее, как сумел сохранить равновесие и не упасть вместе с ней!

Мы стояли на краю расщелины, крепко обнявшись и замерев. Я чувствовал тревожное биение сердца девушки там, где гулко стучало мое собственное. Под тонкой тканью ее платья ясно прощупывалось горячее и влекущее тело, вздрагивавшее при каждом ударе волн под обрывом. Что-то шевельнулось у меня в душе, затуманило на мгновение голову.

Осторожно коснувшись щекой шеи Кунти, я ощутил бьющиеся там жилки. Она вздрогнула и подняла ко мне пылающее лицо. Полураскрытые губы ее дрожали, почти касаясь моих губ. Сумасшедшее желание коснуться их охватило меня, и я не в силах был противостоять ему. Девушка не противилась моему порыву, и я почувствовал, как ее тело еще сильнее прижалось к моему.

Ветер свистел в ушах, и от этого все происходящее казалось нереальным сном. Стоит лишь открыть глаза, и все исчезнет… Я приподнял веки и увидел лицо Кунти. Глаза у нее были закрыты; плотно смеженные ресницы слегка дрожали. Губы у Кунти были мягкие и влажные; за ними ощущалась твердость зубов.

Нет, так нельзя! Я оторвался от ее рта. Она потянулась за мной и открыла глаза. Я все еще обнимал ее. Окончательно придя в себя, она отстранилась; не говоря ни слова, быстро зашагала вверх по тропе. Я послушно пошел за ней. С минуту мы шли молча. Кунти заговорила первой. Ветер заглушал ее слова, и мне приходилось напрягать слух, чтобы расслышать их.

— Забудьте об этом! — твердо сказала она, не оборачиваясь. — Обещаете забыть?.. Как будто ничего не было?..

— Вы боитесь? — спросил я.

— Дело совсем не в этом. Но дайте слово, что забудете о случившемся!

— Совсем вычеркнуть из памяти это я не могу, да и не хочу, потому что вы удивительная девушка. Но больше не напоминать об этом вам я обещаю.

— Спасибо, — сказала Кунти, опустив голову.

Вдруг она остановилась, обернулась ко мне.

— А ведь вы во второй раз спасли мне жизнь! — воскликнула она, словно только что догадалась об этом. — Теперь я у вас в неоплатном долгу… Пускай случившееся будет хотя бы небольшой платой за вашу смелость, — подумав, добавила девушка. — Хорошо?

— Хорошо, Кунти, — кивнул я.

Сорок ступеней, высеченных в скале, вели к подножию храма. Количество ступеней соответствовало количеству правителей, сменившихся на Гивее к моменту возведения храма.

Кунти легко взбежала по каменной лестнице и остановилась у квадратной в сечении белокаменной колонны, над которой висел небольшой колокол из почерневшего на морском ветру металла. Подняв перед собой сложенные ладонями руки и прикрыв глаза, девушка стала читать не то молитву, не то заклинание, беззвучно шевеля губами. Закончив, она трижды ударила в колокол и вошла в храм. Я последовал за ней.

Тенистый пантеон, сложенный из трещиноватых, грубо отесанных камней, был пуст. Каменные плиты пола от постоянного соприкосновения с влажным морским ветром покрылись зеленоватым налетом и отзывались гулким эхом на наши шаги. Во главе центрального зала возвышалась величественная фигура неведомого мне божества, взиравшего на нас с холодной бесстрастностью черного камня. Правая рука бога была поднята, словно призывая задуматься над сутью бытия; левая сжимала грозный трезубец, грозивший всем заблудшим беспощадной карой.

Кунти в задумчивости остановилась перед статуей бога. Я осторожно подошел к ней сзади и замер, взирая на изъеденный сыростью камень, к которому приходило не одно поколение гивейцев, принося свои надежды, мольбы и восхваления.

— Раньше люди приносили сюда цветы, чтобы боги делали их жизнь счастливой, — после продолжительного молчания произнесла девушка. — Они верили в непоколебимость нравственных и моральных устоев своих предков… Видите эту надпись? — Кунти осторожно провела пальцами по шершавой каменной плите у ног божества, стирая зеленую накипь. Прочла: «Каждый, кто рядом с тобой, — не враг твой, но твой брат!»

Она взглянула на меня. Я склонился над камнем, читая полуистертую надпись, выпрямился.

— Так думали наши предки, — снова заговорила Кунти. — Они верили, что у них будет счастливое будущее, в котором нет места для страдания и унижения. Ведь не зря же они понесли столь суровую кару за содеянное на Земле зло? — Девушка пристально посмотрела мне в глаза, словно ожидая подтверждения своих слов, но я промолчал.

— Но все так быстро забывается! — вздохнув, продолжала она. — Прав Сакумаса, когда говорит: «Время — это песок, который течет сквозь пальцы. Память о нем жива до тех пор, пока последняя песчинка не упадет на землю и не сольется с тысячами других…»

Она замолчала, глядя на статую бога. А я искоса наблюдал за ней. Странная девушка. Чего она хочет? К чему все эти разговоры?

— А вы не боитесь говорить мне все это? — осторожно спросил я.

Кунти быстро повернулась. Глаза ее блестели. Она пристально всматривалась в мое лицо.

— Чего мне бояться?

— Вы же меня совсем не знаете. Вдруг я пойду в полицию или спецслужбу и…

— Я не боюсь полиции! — отрезала она. — Мой отец богат и влиятелен на обоих континентах. К тому же полиция продажна, как и все в этом обществе! А вы… Я не думаю, что вы способны на такое.

— Почему? — удивился я.

— Ну, хотя бы потому, что человек, дважды спасший жизнь другому человеку, не задумываясь при этом о своей собственной жизни, не способен совершить такую подлость. Таких людей, как вы, сейчас очень мало… Очень!

Кунти в упор смотрела на меня. Я замолчал.

— Вы загрустили? — Девушка положила руку мне на плечо. — А я обещала развлекать вас!

— По-моему, развлекать вас должен я, как истинный мужчина?

— Знаете что? — воскликнула Кунти. — Едемте в танцзал «Альтаир»? Это очень хороший танцзал! Не то, что эти кабаки на проспекте Свободы. Ручаюсь, в таких вы еще никогда не бывали. Только не отказывайтесь, пожалуйста!

В ее глазах появилось выражение трогательной детской мольбы. А я и не думал отказываться, тем более что настроение у моей спутницы снова поднялось. Взявшись за руки, мы вернулись к машине, на этот раз более удачно преодолев опасный участок тропы.

* * *

Магнитор остановился в аллее раскидистых низкорослых деревьев перед особняком Креса Садора. Удивительно красивый закат освещал застекленную веранду перед домом, горевшую ослепительным малиновым пламенем. Это не был обычный — мрачный и кроваво-красный — свет закатного солнца. Сейчас небо переливалось всеми оттенками синего цвета, слегка приглушенного дымкой серебристо-розовых облаков. Только в зените оно оставалось по-прежнему пронзительно-синим и темным. Но лучи заходящего за горизонт солнца быстро гасли, уступая надвигающейся темноте, в которой загорались первые звезды.

На дорожку парка легли острые блики света, лившегося из окон виллы, отодвигая стену мрака за границу деревьев. На пересечении со стволами полосы света надламывались и искривлялись, образуя длинные, широкие тени.

В машине было темно. Только на приборном щитке горели тревожным гранатовым огнем сигнальные глазки, в свете которых я мог видеть темный силуэт девушки, сидевшей рядом.

Вилла Садора находилась вдали от шумных городских улиц, в предместье столицы, где протянулись широкие лесные полосы, отделявшие Шаолинсеу от жаркой, высушенной солнцем степи, раскинувшейся далеко за побережьем океана. Здесь едва ли насчитывалось с десяток небольших поселков и городков, в которых жила местная знать.

Сегодняшний день, проведенный с девушкой, отложил в моей душе неизгладимый отпечаток, и во многом это было связано с Кунти. Чем больше я узнавал эту девушку, тем больше она восхищала меня своей простотой, искренностью, глубоким умом и искрометной жизнерадостностью. Но ум в ней был, пожалуй, главным качеством. Рядом с этой девушкой мне было удивительно легко, и в то же время меня не покидало странное чувство тревоги, словно я ждал от нее чего-то непредвиденного.

Мы танцевали в уютном полумраке танцзала, наверное, самого шикарного в столице. Потом долго бродили по городу. Реклама шумно зазывала посетить Дома зрелищ, где шла премьера нового фильма, и я предложил Кунти сходить в кино, обоснованно полагая, что именно так следует ухаживать за гивейской девушкой. Не выразив особой заинтересованности, она все же согласилась, и мы вошли с ней в темный и душный зал, заплатив перед этим несколько розовых бумажек человеку на входе.

Сюжет фильма был до смешного примитивен. Мы с Кунти сидели в жестких креслах, глядя на большой экран, где мелькали иллюзорные картины в объемной трехмерной пластике. Действие фильма происходило задолго до создания Сообщества — фильм по всем канонам считался «историческим».

Главный герой — спортивного склада парень — по ходу действия спасал свою любимую — девушку из богатой семьи, попавшую в руки коварных разбойников, и попутно вершил правосудие, как мог.

Старинные костюмы, экзотика интерьеров и давно забытых обычаев придавали фильму красочность, но не более того. Искать какой-то глубокий смысл в поступках и репликах действующих лиц не имело смысла. Молодой герой то и дело вступал в единоборство с бандитами, неизменно одетыми в красное. Мелькали руки, отбивая и нанося удары; воздух разрезали гортанные боевые кличи и шлепки ударов. Бесстрашный рыцарь, владевший приемами старинной борьбы, в высоких прыжках крушил головы своих противников, наносил страшной силы удары, от которых ломались кости и оружие. Поверженные разбойники падали прямо в зрительный зал (каждый раз, когда происходил этот обманный эффект эйдопластического фильма, Кунти вздрагивала и сжимала мою руку).

После многочисленных поединков шли сцены жаркой любви — героиня вознаграждала своего любимого в постели, смело демонстрируя свое обнаженное тело. В финале фильма герой увозил спасенную и счастливую героиню навстречу пылающему солнцу…

Все это представление было лишь жалким подобием тех голографических постановок, к которым я привык с детства на Земле и в которых зрителя погружали в прекрасный мир реальных звуков, запахов и ощущений, делая непосредственным участником действия.

Кунти посмотрела на меня. Я не видел ее лица, но чувствовал, что сейчас она смотрит именно на меня. Ее негромкий голос прозвучал в тишине, словно дуновение ночного ветерка:

— Мы ехали сейчас по городу, залитому огнями рекламы, а мне казалось, что я сижу не в машине, а в волшебной колеснице счастья, которая увозит меня в прекрасную сказку…

Она замолчала, и мне показалось, что на губах у нее заиграла улыбка. Затем ее голос зазвучал снова — так же тихо и мечтательно:

— С детства я мечтала о такой колеснице, про которую мне рассказывала мама. Она увозит людей в далекую страну любви и счастья, где люди живут в мире и дружбе…

Слушая ее, я подумал, что на такую колесницу должен быть похож ракетоплан, летящий из глубин космоса к родной Земле.

Кунти негромко рассмеялась; нашла в темноте мою руку и сильно сжала пальцы. Я посмотрел в ее темное лицо, удивляясь столь неожиданному порыву девушки.

— Идемте же! — сказала она, порывисто открывая дверцу магнитора и выпархивая наружу. — Сакумаса очень не любит, когда нарушается установленный в нашем доме распорядок. А мы с вами уже опаздываем на ужин!

Я вылез из машины вслед за ней.

— Он нянчился со мной, когда я была еще совсем маленькая, — продолжала Кунти, беря меня под руку и направляясь по дорожке к дому. — Наверное, поэтому он до сих пор считает меня ребенком.

Застекленный, нависающий над нижней частью дома, второй этаж виллы медленно выплывал из-за деревьев. В темных стеклах арочных окон мерцали огоньки далеких звезд и изредка пробегал серый шлейф одинокой луны, появлявшейся из-за вереницы облаков, шедших с востока.

Мы поднялись по ступеням лестницы из плавленого, казавшегося черным камня на широкую веранду.

Из темноты неприметной бесшумной тенью появился какой-то человек и замер в смиренной позе в двух шагах от нас.

— Добрый день, Саку! — весело приветствовала его Кунти.

— Простите, госпожа, но давно уже вечер! — Китаец склонил голову в почтенном поклоне.

Он был на голову ниже меня. Голос глухой, но внятный. Почему-то я ожидал от его голоса чего-то необычного и звучного.

— Действительно, — как ни в чем не бывало, воскликнула Кунти, посмотрев на небо, — уже стемнело! Мы немного погуляли и не заметили, как наступил вечер. — Она весело рассмеялась, быстро взглянув на меня.

— Госпожа часто не замечает, как наступает вечер, — бесстрастно произнес китаец, по-прежнему горбясь в почтенном поклоне. Добавил: — Очень часто!

— Ну хватит! — нетерпеливо воскликнула Кунти. — Опять эти твои нравоучения? — В ее голосе зазвучали повелительные нотки.

— Как будет угодно госпоже! — Китаец поклонился еще ниже.

— Все меня учат! — недовольно проворчала Кунти. — Идемте, Миран! — Она взяла меня за руку, направляясь в дом.

— Господин пришел в гости к госпоже? — спросил китаец, выпрямившись.

Он, не отрываясь, глядел на девушку, но я ясно ощущал его пристальный взгляд на себе. Мне были хорошо знакомы подобные возможности.

— Да, это мой гость! Ты должен относиться к нему с таким же почтением, как и ко мне! — более повелительно сказала Кунти.

Мне показалось: еще секунда, и она топнет ножкой от возмущения.

Китаец снова поклонился, на этот раз мне.

Кунти фыркнула и крепче сжала мои пальцы. Стеклянные двери отворились, и мы вошли в дом. Хотя в темноте наружные габариты здания и выглядели весьма внушительно, я не предполагал, что внутри помещения могут быть такими большими.

Мы оказались в просторном зале. Стены его были в опаловых, жемчужных и оранжевых разводах, складывавшихся в образующие перспективу узоры. Пол и потолок из прекрасного полированного камня отливали мягким жемчужным блеском в розоватом свете больших, продолговатых, похожих на морские раковины, плафонов. Над залом выступал балкон с двумя широкими боковыми лестницами.

По одной из них нам навстречу спускался сам хозяин дома, попыхивая сигарой. Садор был одет в дорогой, элегантный костюм из светло-серой материи и строгую черную сорочку.

У меня сложилось впечатление, будто он только что приехал с какого-то званого приема, где весь вечер обхаживал глуповатых светских дам.

Кунти обрадованно заулыбалась ему:

— Ой, папа! Ты уже дома? А мне казалось, что ты задержишься на этом обеде до вечера!

Садор остановился около нас. Выпустив облачко горьковатого дыма, иронично произнес:

— А мне казалось, что вечер давно уже наступил! Ты опять удрала в город без охраны?! — в голосе его сквозило недовольство. — Сколько раз я говорил…

— Папа! — оборвала его Кунти. На лице ее появилось насмешливо-холодное выражение, как тогда, в ресторане «Волшебный Гарем».

Садор моментально почувствовал нависшую над ним опасность и нервно задымил сигарой.

— И перестань курить! — поморщилась Кунти. — Ты прекрасно знаешь, что я не выношу, когда при мне курят!

Садор, после минутного раздумья, бросил окурок прямо на пол и затушил его каблуком ботинка.

Кунти сменила гнев на милость. Улыбнувшись, повернулась ко мне:

— Миран! Познакомься, это мой отец. Пап, это Миран. Помнишь тот вечер в ресторане? Это он тогда спас мне жизнь… и не только тогда, — смущенно добавила она, бросив на меня быстрый взгляд.

— Кто это такой, Миран? — казалось, Садор не слышал ее слов. Он даже не взглянул на меня.

Кунти тут же нахмурилась.

— Миран служащий компании «Кирон Делукс» и мой хороший друг!

Садор молча окинул меня оценивающим взглядом.

Я поклонился ему и, стараясь отчетливо произнести каждую букву, представился:

— Меня зовут Миран Бедаро. Агент по внешним связям «Кирон Делукс», если угодно.

Мои слова не произвели на него особого впечатления. Кунти выступила вперед. Терпение ее, видимо, лопнуло.

— Папа! В конце концов, я могу рассердиться на тебя по-настоящему! — Глаза девушки сузились еще больше; взгляд стал холодноватым и властным.

Это произвело должное впечатление на Садора — он встрепенулся, словно ожил. Быстро произнес:

— Да, да! Дочь, кажется, говорила мне о вас что-то. Могу сказать, что ваш поступок заслуживает похвалы. Нынешняя молодежь не очень утруждает себя подобным проявлением благородства… Не правда ли, Саку? — Он обернулся к китайцу, неслышно подошедшему к нам и остановившемуся за моей спиной.

Я понял, что хозяин «Лидера» скуп на похвалы. Он слишком осторожен и умен, чтобы вот так вот заводить знакомства со случайными людьми с улицы, пускай даже и спасшими жизнь его дочери. Вот Кунти совсем другое дело, и в своей игре мне нужно делать ставку именно на нее.

— Сегодня чудесный вечер, не правда ли? — вздохнул Садор.

— Замечательный, — согласилась с ним Кунти и прищурилась, что означало, видимо, многое.

Заметив это, Садор болезненно поморщился и предложил пройти в гостиную.

Откуда-то появилось несколько слуг, а в гостиной оказался богато накрытый стол, с множеством изысканных блюд. Хозяин дома пригласил меня отужинать с ними, на что я, конечно же, не стал возражать. Садор уселся во главе стола, а мы с Кунти расположились по обе стороны от него.

Как и в ресторане, китаец-телохранитель остался стоять за спиной своего хозяина и лично ухаживал за ним во время ужина. Остальные слуги стояли в отдалении, не смея подойти к столу, и только по незаметным знакам Кунти время от времени кто-то из них подкладывал мне в тарелки какого-нибудь деликатеса.

Кунти, казалось, была в восторге при виде того, как я ем, хотя и старалась это скрыть.

Беседа за столом не шла. Крес Садор изредка задавал односложные вопросы о моей работе, но сам слушал невнимательно и, казалось, был полностью поглощен едой. Его обманчивое безразличие вначале чуть не ввело меня в заблуждение, но я вовремя спохватился и понял, что равнодушие это деланное. На самом же деле он внимательно наблюдает за мной — за тем, как я ем, что говорю, как улыбаюсь, — словно хочет поймать меня на какой-то оплошности. Все это очень напоминало строгий экзамен.

Я слушал Кунти, которая болтала всякие пустяки, ухаживал за ней, стараясь выглядеть беспечным и спокойным и в то же время подкрепить свои подозрения, изредка бросая быстрые взгляды на отца девушки. Но он по-прежнему не обращал на меня никакого внимания, хотя ощущение пристального взгляда, остановившегося на мне, не проходило, а только усиливалось.

Какую игру он затевает? Пока я размышлял над этим вопросом, ситуация резко переменилась. Неожиданно, в конце ужина, Садор с улыбкой на лице предложил мне выкурить с ним сигару в курительной комнате и сыграть на бильярде.

Я отказался от сигары и сказал, что в бильярд играю весьма посредственно, поэтому буду неважным партнером (эта древняя игра действительно была мне мало знакома).

Мой отказ не смутил Садора. Напротив, он миролюбиво предложил мне прогуляться с его дочерью по парку и даже потребовал, чтобы она проводила меня до гостиницы. Я вспотел от усилий что-либо понять. Признаться, я был почти уверен, что уже провалил всю операцию. А Кунти, обрадованная предложением отца, потянула меня в парк.

— Ты не пугайся, — торопливо шептала она, держа меня под руку, пока мы пересекали гостиную. — Отец на первый взгляд странный, но вообще он ничего. Главное — ты ему понравился. Я так рада!

Еще бы! А как был рад я, если она права!

За стеклянными дверьми оранжереи, ведшими в парк, в лицо ударил свежий ночной ветер, и я облегченно вдохнул полной грудью прохладного ночного воздуха. На минуту остановился на ступенях лестницы, привыкая к темноте. Прислушался: из парка доносятся приглушенные шорохи и крики ночных птиц. Задрал голову: все небо усыпано звездами. Какие они сегодня!

— У тебя там кто-нибудь остался? — спросила Кунти, наблюдавшая за мной.

Я едва не свалился с лестницы. Вот так, не раскисай! Она поймала меня! Дело даже не в том, что любой мой ответ мог выдать правду. Откуда такая уверенность в ее голосе?

— Что ты имеешь в виду? — Мне стоило большого труда сохранить спокойствие и не подать вида, что я взволнован.

Кунти смотрела мне прямо в глаза, и я видел в ее зрачках тусклые огоньки отраженных звезд. Темное лицо ее казалось таинственным и загадочным.

— Я подумала, что на Земле у тебя остался твой друг из Сообщества… — медленно произнесла она. — Но, наверное, я ошиблась? Так?

— Тебе показалось, — я уже взял себя в руки.

Она ничего не ответила. Посмотрела на небо, потом проговорила:

— Какие сегодня звезды, по-особенному теплые и манящие…

* * *

Взяв ключ у дежурного, я шагнул к лифту, собираясь подняться в номер, но человек в форменной фуражке гостиничного рассыльного остановил меня торопливым жестом:

— Господин! Вам письмо.

— Письмо? — Я изумленно посмотрел на него, лихорадочно соображая, кто же на Гивее мог написать мне письмо. Неужели объявился кто-то из родственников или друзей настоящего Бедаро? Но, взглянув на небольшой конверт, сразу все понял, и от сердца отлегло.

Хотя я никогда не видел почерка Кунти, но это письмо было, без сомнения, от нее — интуиция подсказывала мне это. Но что могло случиться? Что заставило ее написать мне? Ведь мы расстались с ней только вчера.

Поборов соблазн тут же распечатать конверт, я поспешил в свой номер. Нараставшее нетерпение заставило меня преодолеть коридор в три прыжка, чем я очень удивил пожилую даму с собачкой на руках. Закрыв за собой дверь номера, я бросил куртку в кресло; дрожащими от нетерпения пальцами надорвал конверт. Поискал глазами нож для бумаги. Его нигде не было видно, и я полез в стол.

И тут я заметил удивительную вещь. Уж не ошибся ли я? Да нет, так и есть! У меня в номере был обыск и очень профессиональный! Мне удалось обнаружить его только по незначительным деталям. Ящик стола был плотно задвинут, хотя, уходя, я оставил его не закрытым на полсантиметра. К тому же на поверхности стола, где за день успела осесть пыль, был заметен небольшой чистый след: кто-то слегка задел здесь рукавом стол. Электронная записная книжка лежала развернутой чуть-чуть по-другому.

Я внимательно осмотрел весь номер и обнаружил еще несколько примет, по которым было ясно, что в мое отсутствие у меня в номере с определенной целью побывали непрошеные гости.

Раскрыв окно, я опустился в кресло, обдумывая случившееся. Неужели Кунти проговорилась кому-то о своих догадках? Недаром же она так странно вела себя вчера. Может, мы что-то упустили с Громовым, не предусмотрели? Что если секретные службы Сообщества всем, вновь прибывшим с Земли, подставляют для проверки своих агентов?.. Возможно, так оно и есть, но чтобы в качестве «подсадной утки» использовали дочь крупного промышленника?.. Нет, это вряд ли! Здесь что-то не так, какой-то подвох. Но какой?..

Понять этого я не мог. Но ведь есть Громов — умница, светлая голова! Разрабатывая операцию, он наверняка все продумал! В любом случае, вряд ли он пошел бы на такой риск.

Я блуждал глазами по номеру, лихорадочно обдумывая случившееся и возможные последствия, ожидавшие меня. И тут я вспомнил про письмо. Где оно? Ощупал карманы; вспомнил, что оставил его на столе. О чем пишет Кунти? Я подскочил к столу, схватил конверт.

В дверь постучали. Машинально спрятав конверт в карман, я обернулся.

— Кто там?

Ответа не последовало. В дверь с силой пихнули ногой, и в комнату ввалились три человека: высокие, стриженые, в одинаковых темных костюмах и с абсолютно одинаковыми квадратными лицами.

Я шагнул им навстречу, внутренне собравшись. Видя мой решительный вид, передний из вошедших остановил меня жестом руки:

— Спокойно! Служба безопасности! — Он предъявил удостоверение.

— Очень приятно! — осклабился я. — Чем могу быть полезен?

— Тебе придется пройти с нами! — гаркнул второй.

— А в чем дело? И почему я должен…

— Там все узнаешь! — оборвал мои возражения передний и подтолкнул меня к выходу.

Ничего не оставалось, как подчиниться.

— Могу я хотя бы одеться?

Один из вошедших подозрительно покосился на меня; ощупал мою куртку и швырнул ее мне. Двое других подхватили меня под руки и вытолкнули в коридор.

Теперь я уже не сомневался в том, что раскрыт окончательно. Вот только в чем же была моя ошибка?.. На каком этапе операции я выдал себя?.. Все нити сходились на Кунти… Эх, девочка, девочка! А я-то, глупец, думал, что встретил человека, на которого можно положиться на этой планете!..

Пока я терзался от сомнений, двое верзил вывели меня на задний двор гостиницы, заставленный контейнерами с мусором. Здесь стояло две машины, в одну из которых и втолкнули меня. Чьи-то сильные руки потянулись ко мне, и я оказался стиснутым с двух сторон плечистыми здоровяками. Двери захлопнулись, и магнитор резко взял с места, быстро набирая скорость.

Стараясь держаться спокойно, я пытался рассмотреть дорогу сквозь затемненные окна, но вскоре понял, что это напрасное занятие.

Мы ехали по городу около получаса, часто петляя. Наконец магнитор остановился. Дверца салона открылась, и сидевшие рядом сотрудники службы безопасности, не говоря ни слова, вытолкнули меня наружу. Там меня уже ждали другие. Они подхватили меня с боков и чуть ли не бегом поволокли к подъезду какого-то высокого серого здания, которое я увидел лишь мельком.

За толстыми металлическими дверьми подъезда тянулся бесконечный лабиринт узких, ярко освещенных коридоров, по которым меня вели молчаливые сотрудники службы безопасности. Конечной целью этого похода была дверь, покрытая звукоизолирующим материалом.

Дверь распахнулась, и я оказался в просторной комнате. Сопровождавшие меня люди остались снаружи.

В помещении царил полумрак. После ярко освещенного коридора я почти ничего не видел здесь. Постепенно глаза привыкли, и я различил высокое окно, задернутое плотными шторами, и письменный стол около него. За столом сидел какой-то человек: узкие полосы красного света, проникавшие в комнату, падали на него сзади, создавая призрачный ореол над его гладкой, лишенной волос головой.

Я пригляделся повнимательнее: круглое лицо человека светилось радостью и было изборождено продольными складками, наподобие перезрелого плода.

— Рад, очень рад! — тонкий, как у женщины, голос его звучал отеческой заботой.

Можно было подумать, что он знает меня очень давно. Я ущипнул себя, чтобы убедиться, что не сплю.

— Нет, нет! Это не сон. Вы напрасно не доверяете своему зрению, — поспешно сказал человек за столом, заметив мое движение.

Меня начало бесить происходящее.

— Кто вы?

— Я? — Мне показалось, что он искренне удивился. — Вы когда-нибудь слышали о Тадо Икэда?

— Нет. Я не знаю, кто такой Тадо Икэда, — я почти говорил правду.

— Тадо Икэда — это я, — сказал человек.

— Где я? — Я все еще не понимал, что происходит.

Икэда широко улыбнулся:

— Это здание — храм, где люди обретают успокоение своей грешной душе, избавляются от пороков и терзающих их сомнений, — высокопарно произнес он. — Сюда приходят заблудшие, чтобы обрести покой и познать истину.

— Почему я здесь? — Его напыщенный тон раздражал меня.

— Вы тоже заблудший. — Икэда поднялся из-за стола, подходя ко мне и беря меня под руку. — И как всякий заблудший, стоите на неверном пути. Я хочу помочь вам, но для этого вы должны помочь мне.

Он доверительно заглянул мне в глаза. Лицо у него было желтое, как перезрелый лимон. Мелкие черты и тонкогубый рот делали его еще более неприятным и отталкивающим.

— Помочь мне? Я вас не понимаю.

Губы Икэды вытянулись в тонкую линию. Он сухо выдавил:

— Отвечай коротко: кто ты такой?

— Миран. — Я решил подстраховаться. — Миран Бедаро.

Икэда покачал головой:

— Неправильно! Начнем сначала. Сколько вас сюда прилетело? Когда? С какой целью? Ваши условные фразы и места встреч?

Вопросы профессиональные, но в данной ситуации лишенные всякого смысла. Если он знает кто я, зачем весь этот спектакль?

Я посмотрел в лицо Икэды; в глазах у него играла самодовольная улыбка. Похоже, он действительно ни о чем не догадывается. Все это какая-то проверка. Но какая? С какой целью?

Икэда сказал, улыбаясь:

— Итак? Ты будешь говорить?

— Я не понимаю вас. — Я спокойно выдержал его взгляд.

— Хочешь казаться наивным? — Икэда подошел к окну. Минуту стоял молча, спиной ко мне. Потом заговорил снова: — Четырнадцатого августа коммерческим рейсом ты прилетел с Земли в Сообщество. Что ты делал в Трудовом Братстве? — Он быстро повернулся.

— Я был там по делам фирмы «Кирон Делукс», сотрудником которой я являюсь.

— Что это за дела?

— Руководство фирмы ведет переговоры с Трудовым Братством о заключении контракта на поставку нам природных компонентов лекарственного назначения. Больше я сказать не могу. Эта информация является коммерческой тайной. Обо всем остальном подробно написано в моей въездной визе и в реестре таможенного досмотра. Вы можете запросить руководство фирмы и таможню…

— Не считай себя умнее других, — перебил меня Икэда. — Ты впервые был на Земле?

— Да, это была моя первая командировка.

— Сколько она длилась?

— Пять дней: с десятого по четырнадцатое августа.

Икэда усмехнулся:

— И ты не просрочил время?

— Если бы я задержался на несколько часов, фирма заработала бы штраф. Это не выгодно ни мне, ни фирме.

— Неплохо придумано! — Икэда в упор смотрел на меня. — Одного не могу понять, когда тебя успели завербовать? Тебя готовили неплохие специалисты!

Я встал.

— Предупреждаю, вы ответите за все это самоуправство! Я считаю мой арест незаконным!

— Молчать! — истерический крик Икэды заставил меня вздрогнуть. Узкие глаза его округлились.

Справившись с собой, он нажал кнопку на крышке стола. Появился охранник в зеленой форме.

— Господин Бедаро! — неожиданно учтиво обратился ко мне Икэда. — Я даю вам возможность подумать над нашим разговором. Я даю вам время! Надеюсь, отдохнув в наших тихих и уютных камерах, вы найдете правильные ответы на мои вопросы? Прошу вас, будьте благоразумны и не упрямьтесь.

Икэда почти добродушно улыбнулся мне тонкогубым ртом; кивнул охраннику:

— Проводите господина.

Я посмотрел на улыбающегося Икэду и вышел. Охранник провел меня через длинный, пустой, сверкающий металлом коридор. Замелькали ряды дверей с номерами. В конце коридора была решетчатая дверь. С другой стороны решетки — два робота-караульных.

Сопровождавший меня охранник достал электронный ключ; вставил его в кодовый замок — решетка сдвинулась в сторону, уходя в стену. Роботы остались стоять неподвижно.

Мы поднялись по каменным ступеням на пол-этажа выше и остановились у других дверей, стальных. «Вход только для персонала», — было написано на табличке. Ого! Что же там такое?

Двери были без ручки и открывались специальным ключом, который был у охранника. За дверьми оказалась обычная кабина лифта. Охранник слегка подтолкнул меня, закрыл за собой двери и нажал кнопку на стене кабины. Лифт стал плавно опускаться.

Почему-то ожидая подъема, я схватился за поручень на стене, чтобы не упасть. Охранник опасливо потянулся к кобуре с пистолетом, косясь на меня, но потом передумал. Успокоившись, я расслабился и стал изучать бесстрастное лицо охранника.

«Что ж, последуем совету Икэды и обдумаем свое дальнейшее поведение. Что же все-таки произошло? Вот уже девять дней, как я в Сообществе, и вдруг этот арест. В том, что это проверка, я уже не сомневался. Но чем она вызвана?.. Секретные службы Сообщества заинтересовались мной в тот самый момент, когда я почти вплотную подошел к выполнению поставленной задачи… Постой! А нет ли здесь связи? Ведь до встречи с Кунти все было спокойно».

Я тяжело вздохнул. Опять все сходится на этой девушке! А мне так не хотелось думать о ней плохо.

Кабина лифта остановилась. За открывшимися дверцами снова тянулся длинный коридор с нумерованными дверьми. Охранник провел меня по нему и остановился в самом конце. Открыл железную дверь.

Я вошел в камеру, и дверь за мной сразу же закрылась. Да, влип же я в историю! Интересно, что бы сказал Громов, узнай он сейчас, что со мной произошло?

Я осмотрелся. Белые, крашеные стены и каменный пол производили угнетающее впечатление. Высоко под потолком — зарешеченная отдушина. Над дверью горит люминесцентная лампа без плафона.

Я был здесь не один. В дальнем углу камеры, прямо на полу, сидели три человека. Видимо, они играли в какую-то игру, но при моем появлении все трое обернулись в мою сторону. Теперь я мог рассмотреть их лучше.

В центре сидел обнаженный по пояс и босой здоровяк. На нем были только широкие черные, засаленные штаны, подпоясанные обыкновенной веревкой. Кожа его казалась оранжевой от загара, а глаза были узкими и темными. Сейчас они стали непроницаемыми — человек смотрел не моргая. Грудь его была густо покрыта замысловатыми татуировками, а лицо волосами.

Двое других оказались не менее примечательными личностями.

Один — невысокого роста, коренастый, с гладкой, как куриное яйцо, головой, на макушке которой красовалась экзотическая татуировка в виде дракона, и маленькими бегающими глазами на беличьем лице.

Другой — худенький, как мальчик, с распухшим лицом и темными отечными кругами вокруг глаз. Одет он был в рваную майку неопределенного цвета, подвернутые до колен штаны и неизвестно зачем понадобившийся ему здесь солнцезащитный козырек.

Наблюдая за сидящими в камере, я вдруг уловил в их позах беспокойство. Поймал тревожный взгляд щуплого.

Верзила почесал бритую голову; ухмыльнулся, показав пожелтевшие зубы. Подмигнул мне. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Потом я поискал взглядом, где бы расположиться. Не найдя ничего подходящего, растянулся прямо на полу у входа, подстелив под себя куртку.

Я лежал на спине так, что мне было видно моих соседей по камере. Они продолжили игру, длившуюся еще с полчаса, после чего проигравший Щуплый вынужден был, по правилам игры, подставлять свои бока под удары и пинки развеселившихся дружков.

Это мне не совсем понравилось, но я решил не вмешиваться в тюремные правила чужой планеты и промолчал.

Видимо, насладившись побоями, Верзила поиграл мышцами торса, втянул голову в плечи и кивнул в мою сторону.

— Эй, парень! Не желаешь сыграть в «ложку»?

Я не ответил, продолжая молча лежать на полу. Сейчас меня заботили совсем другие мысли.

Щуплый, до этого терпеливо сносивший побои, боязливо покосился на меня.

— Ты что, не слышишь? — гаркнул Верзила. — Я тебе говорю!

Я устало посмотрел на его оплывшее, небритое лицо и повернулся на бок, отворачиваясь к стене.

— По-моему, он брезгует нами? — еще больше взъелся Верзила. — Эй, приятель! А ты случаем не «наседка»? А?

Я не понял, о чем это он, и продолжал лежать, глядя в стену.

— Может быть, он глухой? — язвительно заметил ломкий басок, видимо принадлежавший Щуплому.

— А мы это сейчас проверим! — мрачно усмехнулся Верзила. — Ну-ка, Зеленый! Пощупай этого фраера! Я селезенкой чувствую, что в карманах у него полно «розовеньких»! Ведь несправедливо получается: Щуплый проигрался вконец, а этот толстосум не хочет делиться с нами.

Послышался шорох, затем шаги. Я по-прежнему лежал, отвернувшись к стене. Подошедший остановился у меня за спиной и, судя по всему, наклонился ко мне. В следующую секунду я ощутил у себя на горле холод металла. Зеленый развернул нож острием вверх, и мне пришлось повернуться на спину.

— Ну что? — ухмыльнулся стоящий надо мной бандит. — Тун! По-моему, он не такой уж и глухой! — обратился он к Верзиле.

— Деньги у него есть? — спросил тот из угла камеры. — Если не хочет отдавать, покрась ему рубаху красненьким. Может быть, тогда он раздобрится! — Верзила громко загоготал, довольный своим остроумием.

— Ты слышал? — Зеленый поводил ножом по моему горлу.

Медлить больше было нельзя. Я быстро перехватил его руку, отводя в сторону нож, и тут же подбил его ногой под колено, одновременно нанося удар ботинком в подбородок. Зеленый отлетел в угол камеры, а я сразу же вскочил на ноги.

Верзила медленно поднялся со своего места. Глаза его налились кровью. Сейчас он стал похож на разъяренного быка. Пришедший в себя Зеленый тоже вскочил с пола и, сплюнув, стал обходить меня сбоку, перекидывая нож из руки в руку. В глазах его появился азарт. Щуплый остался сидеть в углу камеры, тревожно следя за происходящим.

Губы Верзилы сжались. Он сухо выдавил:

— Ну, «пестрый»! Нашел же ты себе склеп!

В это мгновение Зеленый ринулся на меня сбоку, нанося удар ножом снизу, но я был готов к этому.

Отступив на шаг и развернувшись на опорной ноге, я перехватил его руку, продолжая круговое движение вверх; резко изменил положение своего тела и рванул руку нападавшего в противоположную его движению сторону. Зеленый, взлетев на мгновение в воздух, рухнул мешком на каменный пол, тяжело охнув и глядя на меня изумленными глазами. Не давая ему опомниться, я провел болевой прием на его запястье и отбросил выпавший нож в сторону.

За спиной у меня раздался тяжелый топот. Я обернулся и тут же получил страшной силы удар в живот. Бил подскочивший ко мне Верзила. Удар был точно рассчитанным и безжалостным, в солнечное сплетение. Я упал на пол, задыхаясь и собирая все силы, чтобы быстрее прийти в себя.

Верзила занес ногу, собираясь раздавить меня, но я уже откатился к стене. Рывок всем телом — и я снова на ногах! Тут же отбил руку нападавшего; развернулся, нанося удар ногой ему в челюсть.

Верзила пошатнулся, но не упал. Я подпрыгнул и ударил его ногой в лицо. Он отлетел к стене, обливаясь кровью, но тут же снова ринулся на меня, скрежеща зубами. Казалось, он был непробиваемым.

Яростно блестя глазами, он, словно булыжник, послал в мою сторону кулак. Но тот не достиг своей цели: перехватив его руку, я взял ее на излом и, чувствуя сопротивление, с силой надавил на его локоть. В суставе что-то хрустнуло, и Верзила, закатив от боли глаза, с громким криком повалился на пол.

Возбужденно дыша, я стоял над истошно вопящим бандитом, катавшимся по полу и державшимся за сломанную руку. Было неприятно причинять ему боль, но иного выхода у меня не было. Или он, или я — по таким законам жили здесь люди. Моя душа противилась этому; растерянность и смятение наполняли ее. И чтобы избавиться от неприятных ощущений, я громко произнес:

— Джиу-джитсу — древняя борьба! Запомните это, олухи!

Верзила, надрывая глотку, пялился на меня полными слез глазами. Очнувшийся Зеленый сидел в углу камеры, тупо мотая головой и озираясь по сторонам ошалелыми глазами. Щуплый испуганно жался к стене.

Я почувствовал отвращение к этим людям.

Неожиданно заскрипели засовы, и железная дверь медленно открылась. На пороге камеры стоял все тот же охранник. Обведя бесстрастным взором камеру, он монотонно пробубнил, обращаясь ко мне:

— Миран Бедаро! Вы можете выйти!

Подняв с пола свою куртку, я стряхнул с нее пыль, оглянулся на Щуплого и вышел из камеры.

В уже знакомом кабинете навстречу мне вышел сам Икэда. На лице у него играла лучезарная улыбка, но глаза смотрели настороженно и внимательно, словно он искал подтверждение каким-то своим догадкам. Я сразу понял, что стычка в камере — его рук дело. Тем не менее, от меня не ускользнула его озабоченность.

— Господин Бедаро! Я должен принести вам свои извинения за произошедшее недоразумение…

— За издевательство! — гневно оборвал его излияния знакомый женский голос.

Икэда вздрогнул и отступил в сторону. Только тут я увидел сидящую в кресле Кунти.

С минуту мы смотрели друг другу в глаза. Потом девушка порывисто встала и быстро подошла ко мне. На ней было открытое легкое платье изумрудного цвета, слегка шуршавшее при каждом движении и переливавшееся лучистыми красноватыми огоньками. В волосах, свободно ниспадавших на плечи девушки, горела алмазная заколка.

— Дорогой! — Она обняла меня за шею, прижалась горячей щекой к моей щеке. — Я так волновалась за тебя! Ты здоров?

Она слегка отстранилась, оглядывая меня тревожным взором.

— Вполне. — Я покосился на Икэду.

— Простите, господин Бедаро, — поспешно заговорил тот, суетливо снуя около нас. — Произошла досадная ошибка. Я понятия не имел, что госпожа Садор ваша невеста. Разве я позволил бы себе устроить эту глупую проверку, знай я все заранее?! Ради бога, простите!

Кунти метнула в его сторону гневный взгляд, от которого Икэда весь сжался, словно от удара хлыстом. Его желтое лицо сделалось бледным, как полотно.

— Это свинство! — раздельно произнесла девушка.

Я совершенно ничего не понимал. Что здесь происходит? Откуда Кунти узнала, что я здесь? Почему назвалась моей невестой? Что вообще означает весь этот спектакль?

Видя мое замешательство, Кунти снова прижалась ко мне, шепнула:

— Я все объясню тебе потом!

Тут же отстранилась; держа меня за руки, озабоченно произнесла:

— Ты плохо выглядишь, милый! Похудел… Что это? Кровь?! — В глазах ее мелькнул ужас. — Тебя что, здесь били?!

— Это не моя кровь! — Я посмотрел на Икэду.

Он усмехнулся. Кунти властно взглянула на него.

— Господин Икэда! Я вижу, вам доставляет удовольствие причинять людям страдания?

— Нет, что вы!

— Надеюсь, вы сделаете надлежащие выводы из нашего разговора?.. Иначе я буду вынуждена поставить перед квалификационной комиссией вопрос о вашей профессиональной пригодности!

Икэда побледнел еще сильнее. А я не знал, радоваться мне или огорчаться происходящему. Взяв руку Кунти, осторожно поцеловал ее теплые пальцы.

Она вздрогнула, но руки не убрала; ласково погладила меня по щеке.

— Идем отсюда, любимый! Здешнее общество вредно для твоего здоровья! Эти костоломы совсем не умеют разбираться в людях. И за что только правительство платит им такое жалование!

Она явно стремилась унизить Икэду, и ей это, видимо, удалось: он побагровел до кончиков ушей, но не осмелился перечить девушке.

Я обнял Кунти за талию, и мы вышли в коридор.

У подъезда ждал ее магнитор без водителя. В последний момент я оглянулся на мрачное здание, где провел несколько тревожных часов. Оно громоздилось над всем остальным городом серой безмолвной скалой, загораживавшей пылавшее на раскаленном небе солнце.

* * *

Машина остановилась у обрывистого откоса. Внизу шумел океан. Волны в барашках пены набегали на отлогий берег. Их шум напоминал аккорды величественной симфонии, воспевающей уверенное восхождение человека на вершины познания. Совсем, как на Земле!

Я взглянул на Кунти.

— Что все это значит? Ты можешь мне объяснить?

— Разве ты не читал моего письма? — Девушка грустно посмотрела на меня.

Только сейчас я вспомнил про ее письмо. Поискал в карманах; достал слегка помятый конверт. Из него выпал сложенный вчетверо листок желтой бумаги. Крупный, немного детский, ровный почерк:

«Опасайся моего отца. Он тебе не совсем доверяет».

Внизу стояло всего две буквы: «К.С.»

Я посмотрел на девушку.

— Как же так? Ты же сама мне вчера сказала, что я понравился ему?!

— Понравился, — согласилась Кунти. — Но ты не знаешь моего отца. Он не доверяет никому и ничему, кроме, разве что, себя. Это человек, привыкший перепроверять все и всех, прежде чем допустить их в свою жизнь. Если бы ты знал, сколько это доставляет мне хлопот! Стоит мне только познакомиться с кем-нибудь вне поля его зрения, как тут же начинаются подобные проверки и слежка за этим человеком. Отец держит большой штат охраны и секретной службы, платит им огромные деньги. К тому же у него много связей в правительстве, поэтому от него ничего не может ускользнуть. Одну мою подругу это довело до истерики, и она на месяц слегла в больницу.

Кунти немного помолчала. Потом заговорила снова.

— Я предвидела эту проверку, но не предполагала, что отец на сей раз решит воспользоваться услугами секретной правительственной службы.

Я задумался, слушая ее. Вряд ли служба безопасности Сообщества стала бы оказывать Кресу Садору содействие только потому, что он богат и влиятелен. Несомненно, за всем этим стоит какой-то государственный интерес. Но какой? Возможно, наши предположения о связи «Лидера» с секретной программой правительства Сообщества не так уж безосновательны? Если вдуматься, то все говорит именно за эту версию.

— Как же тебе удалось освободить меня? — удивился я, посмотрев на девушку.

— Это было не так трудно сделать, — грустно усмехнулась она. — Такие люди, как Икэда, всегда зависят от богатых и сильных мира сего. Это только в фильмах они благородны и неподкупны, а в жизни ради денег готовы на любую подлость. Нужно лишь назначить цену побольше, и они тут же сменят хозяев… Разве тебе подобное незнакомо?..

Она внимательно посмотрела на меня.

— Я далеко не богат и не знатен. Вряд ли кто-то будет в угоду мне продавать своих хозяев… И сколько же ты заплатила за мою свободу?

— Разве это имеет какое-то значение? — отмахнулась Кунти. — Для меня это ровным счетом ничего не стоило.

Она замолчала. Некоторое время я смотрел на нее, потом спросил:

— Кунти! Почему ты мне говоришь все это?

— Потому, что ты… — Она замялась. — Ты мне симпатичен… — Девушка опустила глаза. Затем с надеждой выпалила: — Ведь ты из Трудового Братства? Правда?

На меня словно выплеснули ушат холодной воды.

— С чего ты взяла?.. Что за чушь?!

Кунти нахмурилась.

— Не знаю… Мне трудно объяснить… Я поняла это еще тогда, у ресторана. Твой поступок… когда ты спас меня от этих негодяев… У нас бы никто так не поступил. Ну, понимаешь? Не стал бы рисковать жизнью из-за какой-то там девчонки.

Я молчал. Теперь я, наконец, понял, где допустил ошибку. Кунти искала моего взгляда, но я избегал смотреть ей в глаза.

— Миран, не обманывай меня! Я же чувствую, вижу, что ты какой-то странный…

— Почему это «странный»?

Она посмотрела мне в глаза очень серьезно. В зрачках мелькнуло сожаление.

— Неужели… неужели я ошиблась? Или ты просто не доверяешь мне?.. Хорошо! — Она выпрямилась, как перед решительным испытанием. — Я открою тебе одну тайну. Я дала слово чести не выдавать этого, но тебе я скажу. Может быть, тогда ты начнешь доверять мне? Ты когда-нибудь слышал о повстанцах?

— Повстанцах? Кто это такие?

— Возможно, тебе более привычно именовать нас мятежниками? Да, да! Мы те самые мятежники, которых постоянно ищет полиция, устраивая повсюду облавы! Мы и есть несмирившиеся.

— Не смирившиеся с чем?

— С режимом угнетения! С жестокостью и произволом правителей Гивеи! С несправедливостью, царящей повсюду!

Кажется, я начал понимать ее.

— Значит, ты действуешь с ними заодно?

— Да. Нас не так уж много, но наши отряды есть по всей планете, и мы боремся! Мы верим в то, что наша борьба рано или поздно завершится победой… Правда, мы пока мало что смогли сделать. У правительства есть все, чтобы остановить нас: армия, полиция, секретная служба. Они хорошо вооружены и обучены, поэтому мы можем пока лишь давать им понять, что они не безнаказанны в своих злодеяниях, что народ не спит и готов подняться снова!

Кунти тревожно смотрела мне в глаза: верю ли я? Я колебался, и она заговорила снова:

— Поверь, это имеет для меня… для нас огромное значение! Если только мы будем знать, что и Земля на нашей стороне, это придаст нашему движению новые силы, окрылит многих и многих новых борцов.

Я вглядывался в ее лицо, и мне казалось, что я вижу его впервые. Куда подевалась та маленькая, слегка взбалмошная девочка из богатой семьи, которая ради собственного удовольствия могла запросто поддеть своего именитого отца? Передо мной сидела юная женщина, полная решимости бороться за свободу своего народа, принеся в жертву свое благосостояние, спокойствие и положение в этом обществе.

И я верил ей. Может быть, еще и потому, что у меня не было выбора?

— Что ты молчишь? — Кунти все еще смотрела мне в глаза, взволнованно покусывая губы.

— Скажи, а твой отец тоже догадывается, кто я?

— Нет. Он считает, что ты преследуешь свою выгоду.

— То есть?

— Хочешь обогатиться, женившись на мне, — пояснила Кунти.

— Ерунда какая-то!

— Да. Но так уж он устроен. Он судит людей старыми мерками.

— А ты?

Она посмотрела мне в глаза.

— Я уже сказала тебе. Неужели ты ничего не понял?

— Ну хорошо, — взяв ее за руку, я придвинулся ближе.

— Ты можешь мне помочь в одном деле?

Она зажмурилась, обрадованно кивнула головой.

— Только это дело касается твоего отца.

— Отца? — Кунти удивленно посмотрела на меня. — Но он не плохой человек. Поверь, все, что ты мог подумать о нем, это лишь показное…

— Дело совсем не в этом, — перебил я ее, понимая, что, открывшись, теперь должен действовать решительно. — Твой отец занимается разработками секретного оружия нового поколения, способного уничтожить все человечество.

— Оружия?.. Мой отец?! — Кунти испуганно смотрела на меня.

— Ну, не совсем он… Этим занимаются ученые Сообщества, нанятые вашим правительством, а твой отец и его фирма выступают послушными исполнителями их воли, производя опытные образцы нового оружия. Пока пробные! Если дело дойдет до промышленного производства, то ваше правительство не остановится ни перед чем ради завоевания господства во Вселенной. Разразится катастрофа, равной которой не было ни в истории Земли, ни в вашей истории, ни в истории мира вообще. От этого оружия уже погибли три пилота Трудового Братства, но жертв может быть гораздо больше — миллиарды! Ты что-нибудь слышала о программе «Левиафан»? Нет?.. Так вот, это программа покорения других планет, разработанная вашим правительством, которая может обернуться самой страшной войной, и в нее будем втянуты не только мы, но и другие, еще не известные нам миры. Тогда вся наша Вселенная перевернется, вся Галактика полетит в тартарары… Если это произойдет, то твой отец будет стоять в ряду прямых виновников этой вселенской трагедии.

Кунти была в шоке. Я даже пожалел, что завел с ней этот разговор. Наверное, она считала своего отца порядочным человеком и совсем не догадывалась о его темных делах.

— Кунти! — Я слегка встряхнул ее за плечи.

— Нет, нет!.. Подожди… Не трогай меня сейчас.

Я видел, что внутри у нее происходит какая-то борьба. Наконец, она овладела собой. Решительно взглянула на меня.

— Что я должна сделать?

— Если я не ошибаюсь, у твоего отца должны быть документы, чертежи, расчеты — одним словом, техническая документация, характеризующая это оружие.

— У отца есть какие-то важные бумаги, — подумав, сказала Кунти. — Он хранит их в сейфе у себя в кабинете. Но почему ты думаешь, что среди них есть нужные тебе?

— Понимаешь, при всей своей подозрительности твой отец хотя бы один экземпляр этих документов должен держать при себе. А иначе, зачем ему столько охраны?

Я сжал пальцы девушки. Она опустила глаза.

— Я не могу взять их, Миран. Пойми, это выше моих сил!

Кунти замолчала, но потом, видимо что-то решив для себя, заговорила снова:

— Миран! Я могу помочь тебе получить их. Послушай меня, не перебивая! Послезавтра отец устраивает грандиозный прием по случаю своего дня рождения. На этом приеме будет много знатных гостей, компаньонов отца, а после начнется праздничный ужин и бал. Наверняка отец будет все время занят с гостями… По-моему, это самый подходящий момент, чтобы взять нужные тебе документы. Как ты считаешь? А я постараюсь достать код от сейфа и отключить сигнализацию.

Она снова замялась.

— Кунти! Ты замечательная девушка! — воскликнул я.

Она грустно улыбнулась мне.

— Я люблю тебя, Миран!

Ее неожиданное признание застало меня врасплох. Конечно, я заметил, что она проявляет ко мне интерес, но чтобы такое…

— Нет, ты не думай, я не требую от тебя взаимности… Я все понимаю. У тебя на Земле наверняка есть девушка… К тому же, ты так далек от меня в своем прекрасном, справедливом обществе. Я совсем, совсем чужая для тебя!..

— Кунти! — Я сжал ее локоть.

— Это правда! Не спорь со мной! Я же прекрасно все понимаю, хотя мне и очень жаль… Я мечтала быть твоим другом.

— Ты для меня сейчас лучший друг! И только ты можешь мне помочь!

Она недоверчиво покосилась на меня.

— Это правда, поверь! — заверил ее я.

Кунти быстро придвинулась ко мне и, зажмурившись, поцеловала меня в губы. Тут же отодвинулась и отвернулась к океану. Минуту я молчал, собираясь с мыслями. Потом спросил ее:

— Давно ты у повстанцев?

— Три года, — охотно ответила она. — Поначалу они не доверяли мне, как и ты. Думали, что я подослана полицией. Но постепенно убедились, что это не так. Поняли, что им выгодно иметь своего человека из богатой среды. Я брала у отца деньги для них, а ему говорила, что на подарки и всякую ерунду. На эти деньги мы покупали оружие, продовольствие, медикаменты. Ведь наших отрядов очень много, они разбросаны по всей планете. Чаще всего им приходится скрываться от полиции и секретной службы в лесах или в заброшенных горных поселках. Иногда взгляды их руководителей на борьбу не совсем совпадают, но мы всеми силами стремимся к объединению, чтобы нанести властям решающий удар. Великий вождь народа Квой Сен завещал нам это.

— А как вы поддерживаете связь между собой?

— По радио, конечно, хотя и с этим иногда тоже возникают проблемы. Последний раз наш отряд захватил большую партию микрораций с блокировкой от подслушивания. Их заказал мой отец для своей охраны. Я узнала об этом и сообщила товарищам. Они организовали нападение…

Я слушал ее очень внимательно. Кунти рассказывала непринужденно, с интересом, во всех подробностях, не утаивая даже мелочей. Когда она замолчала, я спросил:

— А твой отец, он знает об этом? Ты пробовала когда-нибудь затронуть с ним эту тему?

Кунти откинула назад волосы.

— Что ты?! — Она усмехнулась, словно удивляясь моей мысли. — Когда мне было восемнадцать лет, об этом и говорить было нечего, отца бы сразу хватил удар. А теперь… Ты не думай, он у меня хороший, но, боюсь, он не поймет меня или не захочет понять. Он всегда слишком усложняет мир… Для него это будет равносильно измене самому себе.

* * *

Я не почувствовал, как заснул. Казалось, я только прилег на постель, а сладкие волны сна уже понесли меня по причудливому лабиринту сновидений, в которых перемешались картины давно прошедшего и еще не наступившего настоящего. Я барахтался в этих волнах, когда чей-то настойчивый шепот добрался сквозь все преграды до моего сознания, заставив проснуться.

— Миран! Миран, проснись! Слышишь, Миран?

Сначала мне показалось, что этот таинственный шепот лишь продолжение сна, в котором я был далеко на Земле, в объятиях Тани, и что это она зовет меня, протягивая ко мне руки. Но потом мной овладела досада. Таня не могла звать меня чужим именем, значит, все происходило наяву.

— Миран! Миран, проснись! — повторял настойчивый голос.

Я неохотно открыл глаза; привстал на постели, прислушиваясь. В темноте кто-то сидел рядом. Я даже чувствовал его взволнованное дыхание. Но этого уже и вовсе не может быть!

— Кто здесь?

— Тише! — Чьи-то теплые пальцы прикрыли мои губы. — Это я, Кунти. Не пугайся.

— Кунти? Как ты оказалась здесь?

— Очень просто — вошла через дверь. Ты забыл запереть ее. — Она взяла меня за руку. — Миран!

— Постой, постой! Который сейчас час?

Я взглянул на светящийся циферблат часов: два часа ночи по земному времени.

— Сейчас же середина ночи!

— Ну и что? — беспечно ответила она.

— И ты сидишь здесь одна, в моем гостиничном номере?

— Да. Потому что мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

— Ночью? Как ты вообще попала сюда?

— Не беспокойся, меня никто не видел. И не удивляйся. Ведь ты не верил мне? Разве не так?

Действительно, я ей не верил и именно поэтому не назвал своего настоящего имени.

— Помнишь, я говорила тебе о повстанцах? — продолжала она, еще больше понизив голос. — Я была с тобой откровенна, хотя я дала клятву. Но я рада, что не ошиблась в тебе. Миран…

— Мое настоящее имя — Влад.

Кунти дотронулась до меня в темноте. Кажется, она оценила, как это было рискованно сразу называть свое настоящее имя. Спросила шепотом:

— Ты недавно прилетел на Гивею?

— Недавно. — Я хорошо помнил наставления Громова, но сейчас совершенно не знал, как говорить с девушкой. — Ты хотела мне что-то рассказать?

— Да. Вернее, показать. Идем! — Она встала: в темноте раздался легкий шелест ее платья.

— Куда? — удивился я.

— Не спрашивай. Это очень важно. Говорить об этом здесь не стоит. Нас могут подслушивать. Ты все увидишь сам.

Я не стал спорить с ней. Решимость в голосе девушки говорила о важности задуманного ею. Нащупывая в темноте одежду, я принялся быстро одеваться. Кунти стояла у окна, я видел только ее темный силуэт, рисовавшийся на фоне звезд. Длинные волосы были распущены и спадали ей на плечи, сливаясь с темнотой.

Спустя несколько минут мы незаметно вышли из гостиницы на задний двор и, стараясь не привлекать ничьего внимания, быстро пошли пешком вдоль пестрящей рекламой улицы. Кунти оставила свой магнитор за два квартала отсюда, и я только порадовался ее сообразительности.

Когда мы свернули в какую-то подворотню, из темноты неожиданно появились два мрачных силуэта и остановились, преграждая нам дорогу. Свет одинокого фонаря, раскачивающегося на ветру, достиг этого безлюдного закоулка, и загадочные силуэты обрели очертания сутулых, слегка покачивающихся фигур: два молодых парня, явно подвыпивших, подошли к нам вплотную. Один, увидев Кунти, присвистнул и, с трудом ворочая языком, попросил закурить.

Девушка протянула ему пачку сигарет. Он потянулся к ней, но я перехватил его руку.

— Не надо, Влад! — попросила Кунти.

Парень попытался вырваться, но я держал крепко. Его дружок хотел прийти ему на помощь. Я отстранил его плечом так, что он не удержался на ногах и упал на землю.

— Подумаешь, парочка! — обиженно воскликнул он, поднимаясь и отряхиваясь. — Видали мы таких!

Они обнялись и зашагали прочь, исчезнув в темноте.

Кунти улыбнулась мне.

— Я думала, что это полиция! — смущенно сказала она.

— Разве ты куришь? — удивился я.

— Что ты! Просто держу для таких вот случаев.

Она крепко взяла меня под руку, и мы двинулись дальше, вскоре достигнув заветного магнитора.

Дорога по ночному городу казалась сплошной рекой разноцветных огней, но скоро дорогие кварталы остались позади и вдоль шоссе замелькали небольшие магазинчики; приземистые дома с плоскими крышами стояли в окружении кривых, запыленных деревьев; ставшие редкими, фонари уже не могли бороться с ночной темнотой.

Кунти включила наружное освещение: две толстые колонны яркого желтого света прорезали горячий ночной воздух; уперлись в казавшуюся ощутимо вязкой темноту впереди. Моя спутница посмотрела на меня.

— Расскажи мне, чем ты занимаешься… Я имею в виду, вообще, что ты делаешь в жизни? — попросила она.

В салоне было темно, только на пульте управления светились шкалы, циферблаты и сигнальные огоньки приборов.

— Я работаю в ОСО.

— ОСО?

— Да. Это очень сложная и в то же время очень необходимая система всеземной безопасности, призванная оберегать покой и целостность Трудового Братства. Я и многие другие, такие же, как я, сотрудники Охранных Систем Общества — стражи законности, хранители жизней людей Земли в любом уголке Вселенной. Тебе трудно будет это понять, ведь ты привыкла к другой жизни, но то, чего мы достигли на Земле, далось нам очень большим трудом, ценой невероятных усилий и трагических потерь.

Извечно человек стремился к справедливому, хорошо устроенному обществу, где нет места войнам, политическим потрясениям, голоду и неравенству. Тысячи философов и мыслителей всех времен и народов мечтали об этом, сотни религий пытались внедрить в повседневную жизнь свои догматы, твердившие о необходимости равенства: духовного и плотского. Но никто не представлял, какая это кропотливая, долгая, сложная работа. Все стремились исправить внешние причины происходящего, но никто не пытался изменить человека внутри — его душу, его понимание окружающего мира, его отношение к себе.

Величайший эгоизм человека, доставшийся ему по наследству еще с первобытных времен, — вот главный и самый опасный его враг. Именно победа над эгоизмом — самая важная необходимость в любом обществе. Только когда мы поняли это, когда создали продуманную, высокодуховную систему воспитания человека с самых ранних лет, только тогда мы сумели добиться существенных успехов в построении нового земного общества.

Кунти слушала меня внимательно, не перебивая, как завороженная, и молча следила за дорогой.

— Это был долгий и трудный путь, — продолжал я. — Не окончен он и сейчас. Вот почему еще не отпала необходимость в нас — людях в лиловых мундирах. Ведь всегда возможно появление у людей, объединенных всепланетным обществом, впитавшим в себя множество рас и народов прежних времен, самых неожиданных и пагубных черт характера далеких предков, самых невероятных отклонений психики. Все мы еще находимся в пути, и путь этот пройти до конца очень и очень нелегко…

Я помолчал, потом спросил:

— А ты? Что ты думаешь обо всем этом?

Кунти вздохнула.

— Я не знаю… Все это так сложно и в то же время манит меня… Я, наверное, очень глупая, раз так говорю? Хотя мой отец убежден, что я создана для науки.

— А ты сама? В чем ты убеждена?

— Мне хочется, чтобы все в жизни было хорошо. Никто не вправе заставлять людей страдать безвинно!

Она помолчала, потом спросила меня:

— Тебе что-нибудь угрожает?

— Все, что может мне угрожать, не имеет никакого значения в сравнении с заданием, возложенным на меня.

— Я же обещала помочь тебе!

— Я помню. И все же, куда мы едем?

— Терпение, Влад. Скоро ты все узнаешь.

Я посмотрел сквозь ветровое стекло. Мы наконец-то выехали за пределы столицы и помчались по Магистрали по направлению на восток.

Кунти теперь все время молчала, сосредоточенно следя за дорогой. Красноватый свет от приборной доски падал на ее лицо снизу, делая его таинственным и немного суровым. Я изредка посматривал на нее, потом снова глядел в сумрак ночи за окном.

Мы ехали по бескрайней степи. Низкое темное небо над нами казалось гигантским шатром, раскинутым над безлюдным простором. Огоньки звезд миллионами внимательных глаз следили за нами из непомерных глубин, слабо вспыхивая, как затухающие угли костра.

Справа, сливаясь с ночным небом, замаячила какая-то темная полоса, стремительно надвигавшаяся на нас.

Кунти резко свернула в эту сторону, и что-то большое и черное надвинулось на лобовое стекло; послышался хруст ломаемых веток. Я понял, что мы въехали в лес.

Кунти выключила магнитное поле: машина мягко осела на грунт. Посмотрела на меня. Взгляд ее был по-особенному сосредоточен. Не говоря ни слова, она вылезла из машины, давая понять, что я должен следовать за ней.

Выйдя из магнитора, я заметил следы старой тропинки, ведшей к крутым утесам у берега небольшого залива, заросшим каким-то колючим кустарником.

Моя спутница оглянулась на меня, как бы приглашая следовать за ней, и уверенно направилась в глубину узкого ущелья, открывшегося за низкорослыми деревьями и заваленного каменными глыбами.

Мы долго пробирались через скалы, промоины и кусты колючек. Лунный свет ложился серыми пыльными полосами на тропу, усыпанную камнями. Иногда я задирал голову, чтобы свериться со звездами, но видел только верхушки кривых, раскидистых деревьев, загораживавших небо. Наконец стены ущелья разошлись, открывая зажатую среди высоких скал поляну.

Я снова услышал шум прибоя и почувствовал соленый запах морского ветра. Значит, океан был где-то совсем близко. Направо, среди стволов перед нами возвышалась серая, поросшая деревьями скала.

Кунти направилась прямо к ней, и вскоре я увидел рассекавшую камень узкую вертикальную трещину. Кунти остановилась, строго посмотрела на меня.

— Место, которое я тебе сейчас покажу, знают только несколько человек. Видишь, мы доверяем тебе! Сейчас ты встретишься с моими товарищами. Это костяк нашего отряда, можно сказать, его руководство.

Она замолчала, обдумывая что-то. Затем знаком показала, что я должен идти за ней.

Спустившись вниз, мы очутились в прохладной темноте. Я протянул руку, нащупывая боковую стену, и ощутил мокрый камень. Кунти включила небольшой фонарик, который заранее прихватила с собой, и мы двинулись вперед по узкому ходу, стены которого метров через сто расширились, образовав галерею с низким сводом. Где-то вдалеке капала вода, пахло сыростью.

Кунти неожиданно остановилась, знаком приказала ждать ее тут. Сама прошла вперед и через секунду скрылась из виду.

С ее уходом я оказался в полнейшей темноте. Огляделся по сторонам, прислушался. Кругом было тихо, только откуда-то сверху послышался странный шорох. Я поднял голову, но не успел отпрянуть, — прямо из темноты на меня обрушилось что-то большое и тяжелое…

Когда я очнулся, Кунти сидела рядом, заботливо отирая мне голову смоченным в воде платком. Заметив, что я пришел в себя, она облегченно вздохнула и улыбнулась.

— Ну как ты? В порядке?

— Пожалуй… — Я приподнялся на локте, потирая ушибленную шею. — Что это было?

— Не что, а кто! — раздался чей-то басистый голос у меня за спиной.

Я обернулся и увидел человека в черном заплатанном комбинезоне, лицо которого густо заросло рыжей бородой, а непокорные жесткие пряди волос спадали на самые брови, от чего взгляд темных, как вишни, глаз казался еще более пронзительным. Человек этот сидел на каком-то металлическом ящике, но, заметив мой интерес, подошел ближе, присел рядом на корточки; улыбнулся мне так, словно мы были давно знакомы.

Только сейчас я заметил, что мы находимся в небольшой, хорошо освещенной пещере. Здесь было сухо и прохладно. В дальнем углу стояли какие-то ящики, поверх которых на разложенном брезенте была оборудована импровизированная кровать. Чуть дальше находилось нечто вроде кухни, снабженной компактной электрической плитой и всей необходимой посудой. Там же, прямо на ящике, стояла телеустановка и переносная рация.

Я снова посмотрел на Кунти. Она осторожно потрогала мою разбитую губу и недовольно обернулась к бородачу:

— Ты же мог его убить!

Тот усмехнулся:

— Ничего! По всему видно, он парень крепкий… И потом, ты сама во всем виновата! Если бы ты только предупредила нас, что приведешь сегодня друга, ничего бы этого не случилось.

Он снова посмотрел на меня. Улыбнулся виновато и смущенно.

— Извини, но мы должны быть предельно осторожны, особенно сейчас! — почесав бороду, он протянул мне руку:

— Кад Лайт.

— Влад Стив. — Я пожал его жесткую, в рубцах и буграх ладонь. — Так значит, вы и есть «повстанец»?

— Только не думай, что я выступаю в единственном лице, — поспешил заверить меня он. — Нас очень много по всей планете: и здесь, в столице, и на Южном материке! То, что ты видишь, это костяк, наш штаб здесь, в Северном полушарии… вернее, штаб нашего отряда. Обстоятельства вынуждают нас вести разрозненную борьбу.

Он помолчал, затем сложил пальцы и пронзительно свистнул. На звук его свиста из темноты узкого прохода в дальнем углу пещеры вышли три человека. Все они так же, как и Лайт, были одеты в черные комбинезоны. В остальном эти трое были совершенно разными.

Один — курчавый высокий блондин; второй, грузный и темноволосый, был чем-то похож на Лайта, с такой же окладистой бородой и живыми, умными глазами; третий был невысокого роста, коротко стриженный крепыш с монголоидными чертами лица.

Блондин представился как Альк, бородача звали Вэн, монгол носил имя Тарб.

Лайт придирчиво оглядел товарищей и с важным видом обратился ко мне:

— Это часть нашей группы, ее, если хотите, ударное ядро. Остальные сейчас находятся в столице.

Он снова посмотрел на товарищей, как бы приглашая их сесть. Те не заставили себя долго ждать. Когда все расселись, Лайт взглянул на меня.

— Кунти рассказала нам, что ты прилетел с Земли?

— Да, это так.

— И ты нуждаешься в помощи?

Я утвердительно кивнул.

— Ну что ж, — вздохнул бородач. — Это уже разговор серьезный. Но не хотел бы ты сначала услышать о нашей деятельности на этой планете?

Я понимал, как важно для них сейчас мнение такого человека, как я, и, тем не менее, в мои обязанности совсем не входила поддержка и оказание помощи повстанцам. Да и чем я мог им помочь? Я здесь находился совсем для другого и твердо помнил об этом. Поэтому на выжидательный взгляд Лайта я лишь отрицательно покачал головой.

— Поймите меня правильно, я здесь не для того, чтобы давать вам советы, как вести вашу борьбу, и, к сожалению, ничем не могу помочь вам в этом. Для этого я недостаточно владею ситуацией. Можно сказать, я, как и многие на Земле, вообще не в курсе происходящих на Гивее событий.

В глазах бородача мелькнуло сожаление, даже обида.

— Что же привело тебя сюда? — немного резковато спросил он.

— Скорее, ни «что», а «кто»… — Я посмотрел на Кунти.

Лайт тоже взглянул на девушку. Во взгляде его я заметил снисходительно-покровительственное выражение.

— Я же все рассказала тебе! — нетерпеливо воскликнула она.

— Да, да! Я помню, — ответил Лайт, строго хмуря брови и качая головой. Затем снова взглянул на меня, на этот раз выжидательно.

— Чем же мы можем помочь тебе?

— Вы что-нибудь слышали о программе «Левиафан»?

Лайт переглянулся с товарищами.

— Н-нет… А что это за программа?

Я кратко рассказал им о тайных разработках нового оружия и о планах его использования правителями Сообщества. Повстанцы встретили мое сообщение бурными возгласами. Упомянул я и о нашем с Кунти плане похищения так необходимой мне секретной документации из сейфа Креса Садора.

— Что конкретно мы можем сделать для тебя? — наконец спросил Лайт, когда страсти немного улеглись.

— Я думаю, вы могли бы отвлечь охрану, — вмешалась Кунти. — Папа наверняка усилит в этот день наблюдение за домом.

— Она права, — согласился с девушкой Вэн. — Одному Владу не справиться. Дело очень серьезное.

— Ну что ж, — Лайт почесал бороду. — Пожалуй, мы могли бы организовать небольшое нападение на виллу Садора.

— Правильно! — Альк хлопнул широкой ладонью о колено. — Поднимем шум, отвлечем внимание охраны на себя, а Влад в это время сделает свое дело и незаметно исчезнет.

— Нет. Я должен буду остаться там, чтобы не вызвать подозрений. Но на всякий случай неплохо было бы достать машину.

— Это не проблема, — сказал Лайт. — Альк у нас работает механиком в гараже.

— Да, машина будет, — согласился блондин. — Один мой богатый клиент оставил для ремонта свой новехонький магнитор, а сам укатил на неделю на южное побережье. Я обещал закончить починку через неделю, но раз такое дело… Завтра ночью машина будет готова! — уверенно заявил он.

— Хорошо, — сказал я. — Теперь о главном: мне нужно будет как-то покинуть Гивею. Какой-то пассажирский рейс или частный ракетоплан?

— С этим сложнее… — Лайт снова почесал бороду, задумался. Потом насторожился.

Я тоже прислушался. Снаружи едва слышно урчал мотор судна.

— Полиция! — воскликнул Тарб, вскакивая и выхватывая оружие.

Кунти схватила меня за рукав, неуверенно озираясь по сторонам.

— Черт возьми! Как они нашли нас? — недоумевал Альк.

— Сейчас не время думать об этом! — оборвал его Лайт. — Они давно шли по нашему следу. Нужно уходить! Проводи Влада и Кунти. Они не должны увидеть их здесь. А мы пока задержим полицейских! — Он достал из-за пояса пистолет и кивнул Вэну и Тарбу: пошли!

Мы: я, Кунти и Альк, нырнули в узкий темный проход у дальней стены пещеры. В последний момент я услышал, как лязгают затворы оружия за моей спиной.

Спустя несколько минут мы выбрались из пещеры и стали пробираться по глубокой траншее к карнизу. Я посмотрел вниз. На невидимой поверхности океана белесые пятна света двигались вместе с волнами. В свете их я различил темный абрис большого катера, качавшегося на волнах.

Кунти крепко сжала мою ладонь. Я взглянул на Алька. Тот показал рукой: пригнитесь.

На катере вспыхнул мощный прожектор, обшаривая лучом прибрежные скалы. Тут же я заметил цепочку вооруженных людей, одетых в желтую полицейскую форму, карабкающихся по откосу скалы. Пришлось быстро свернуть в низкий кустарник, но полицейские уже окружили узкий проход в скалах.

Прямо перед нами на дорожку выскочил офицер и несколько солдат. Альк быстро вытащил из-за пояса длинный, остро отточенный нож; коротко взмахнув рукой, метнул его. Клинок вонзился в грудь офицера.

Я схватил в охапку девушку и прыгнул с ней в густые заросли можжевельника. Послышалась короткая автоматная очередь. Сразу на нее отозвалось несколько одиночных выстрелов где-то в стороне. Я сообразил, что это Лайт, Вэн и Тарб отвлекают солдат на себя, давая нам возможность уйти.

Не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки, я бежал через кусты, волоча за собой Кунти.

— Влад! — взмолилась она.

Я обернулся и увидел у нее на глазах слезы — крупные, словно жемчужины, они катились по щекам, оставляя две бороздки.

— Что случилось? Перестань! Кунти!

— Я… я больше не могу! — простонала она, вздрагивая всем телом. — Прости. Если ты можешь… Брось меня.

— Кунти! Ты что? Не говори ерунды!

Я подхватил ее на руки. Она попыталась сопротивляться, но силы оставили ее. Раздвинув кусты, я спрыгнул в глубокий овраг, изо всех сил прижимая девушку к себе. Вдоль лощины, заваленной сухими ветками и листвой, густо рос папоротник. Здесь было темно и пахло гнилью. Через некоторое время я выбрался на небольшую поляну.

Сквозь широкие кроны деревьев откуда-то сверху падал серебристо-серый свет луны, плыл зыбким туманом над низкими зарослями папоротника. В прогалах листвы виднелись далекие звезды в чернеющем над лесом небе.

Вдруг заросли на другом конце поляны пошевелились. Может быть, ветер? Я прислушался, но ни единого дуновения не чувствовалось в ночном лесу. Осторожно опустил Кунти на траву. Она поняла все без слов; протянула мне неизвестно откуда взявшийся у нее пистолет.

Быстро осмотрев оружие, — удивляться было некогда — я сделал несколько шагов в сторону, показывая, что бегу. Тотчас из-за кустов выскочил солдат с автоматом на изготовку. Остальное заняло несколько секунд: стремительно прыгнув в сторону, я успел выстрелить первым. Тут же прижался к сырой земле. Секунду вслушивался в шум леса, потом резко вскочил, держа наготове оружие.

Нет. Больше здесь никого не было. Солдат лежал в кустах, широко раскинув руки. Пулей ему разнесло почти половину черепа. Я взял у него оружие, сунул пистолет за пояс и вернулся к Кунти. Она сидела на траве, обхватив руками колени, с заплаканным лицом, едва живая от страха и усталости. Я присел рядом, положил автомат на землю. Достал из-за пояса ее пистолет; прикинул его на ладони — неплохая игрушка! Металл слабо поблескивал в лунном свете.

— Откуда у тебя это?

Она посмотрела на меня, словно не поняла, о чем я. И вдруг зарыдала, бросилась мне на грудь.

— Ну, ну! — Я ласково погладил ее по спине. — Ты просто устала. Успокойся. Сейчас мы немного отдохнем, и все будет в порядке. Вот увидишь…

Я сгреб в кучу сухие листья, сбил их у дерева и буквально повалился на это самодельное ложе рядом с Кунти. Чуть повернул голову: сквозь листья папоротника видна почти вся поляна, освещенная луной. Деревья толпятся вокруг нее; стволы их лоснятся в лунном свете. Воздух здесь сырой и терпкий, совсем как в земном лесу.

Неожиданно усталость овладела мной. Захотелось лежать так долго-долго, ни о чем не думая, и смотреть на звезды.

Прямо надо мной, изогнувшись тонкой змеей, висела Кассиопея с несколько необычно горевшей в ней яркой желтой звездой. Солнце! Теплая нежность наполнила мое сердце при одной мысли о нем и родной, прекрасной Земле. Все лучшее в моей жизни было связано с ней.

Я перевел взгляд в другую, противоположную от Солнца сторону неба и увидел там столь же яркую голубую звезду. Несмотря на яркость, казалось, что свет ее на пути сюда преодолевает громадные глубины пространства и от того становится холодным и бесстрастным. Это был Хадар — Бетта Кентавра — отстоящий от Земли на пятьсот световых лет.

Я прислушался. Кунти, кажется, уснула. Вдруг над поляной разнесся треск ломаемых кем-то веток. Я вскинул автомат, передергивая затвор, и тут же из кустов вышел Альк. Облегченно вздохнув, я поднялся ему навстречу. Кунти уже сидела на траве.

Блондин, пошатываясь, сделал несколько шагов и упал лицом в землю. Я подскочил к нему, не обращая внимания на испуганный крик Кунти; перевернул его на спину и только теперь заметил страшную рану на его животе. Комбинезон Алька был весь залит кровью. Я склонился над его бледным лицом.

Он едва дышал. Невидящие глаза смотрели прямо в звездное небо.

— Альк, дружище! — Я слегка приподнял его голову.

Губы его пошевелились. Я нагнулся еще ниже, чтобы расслышать слова.

— Видишь, как… глупо все… нельзя… глупо…

Он попытался улыбнуться, но силы оставили его. Голова безвольно повисла на моей руке. Я услышал над собой плач. Повернулся, увидел стоящую рядом девушку. Она закрыла руками лицо и отвернулась, вздрагивая и всхлипывая. Сердце мое сжалось от боли.

— Что же теперь будет, Влад? Что?.. — едва слышно, сквозь слезы спросила она.

Какое-то время я сидел над умершим товарищем в странном оцепенении. Мысли путались в голове, все рушилось — окончательно и бесповоротно. Человек умер у меня на руках, и я ничем не мог ему помочь. Что же это за мир, где так просто и легко лишают жизни?!

Взяв, наконец, себя в руки, я медленно поднялся.

— Его нельзя оставлять здесь так.

Я огляделся по сторонам, заметил заросшую папоротником ложбину. Подтащил к ней мертвое тело. Кунти в оцепенении наблюдала за мной, потом сказала, закусив губу:

— Это жестоко, Влад!

— Я знаю. А ты хочешь похоронить его со всеми почестями? У нас нет на это времени!

Кунти отвернулась. Я накрыл Алька сухими ветками, присыпал сверху листьями. Подумав, вытащил из пистолета обойму, поднял его над головой и несколько раз нажал на спуск. Сухие щелчки разнеслись над пустынной поляной, болью отзываясь в сердце. Так в древности провожали в последний путь храбрых воинов, и мой новый друг заслуживал этой небольшой почести.

Взяв всхлипывающую Кунти за руку, я двинулся по лесу, навстречу луне. Девушка не сопротивлялась, а казалась отрешенной; молча смотрела в пространство перед собой, изредка всхлипывая.

Между деревьями повисли серые клочья тумана. Значит, скоро рассвет и нужно спешить вернуться в город. Ноги путались в длинных стеблях мха и травы, в побегах кустарника. После получасового пути по широкой дороге лунного света, мы вышли к океану.

Пляж был безлюден. Океан тихо рокотал, невидимый в темноте — скрывшаяся за облаками луна погрузила все вокруг в плотную пелену мрака.

Кунти подошла к самой кромке воды и села на большой камень, поджав под себя колени и опустив голову. Швырнув в темноту уже не нужный автомат, я сел рядом с ней. Она повернула ко мне темное лицо. Ее глаза показались мне тлеющими углями догорающего костра.

Я задумчиво посмотрел вдаль, туда, где тонул во тьме конец серебристой полосы Млечного Пути. Бесшумными, стремительными стрелами падали звезды, вспыхивая напоследок ослепительно-яркими искрами, гасшими в мрачной пучине океана.

— Влад! Как же нам теперь быть?

Я вздрогнул от тихого голоса девушки, в котором звучала растерянность и боль.

— Не знаю… В любом случае, я должен добыть эти бумаги! Ты поможешь мне? — Я с надеждой посмотрел на нее.

— Да, — помолчав, тихо ответила она.

* * *

К вилле Садора мы подъехали после полудня. Слухи о ночном столкновении морской полиции с мятежниками разнеслись по всей столице, и по радио дикторы наперебой комментировали это событие, восхваляя доблестных полицейских и обливая грязью ненавистных мятежников.

Не в силах больше слушать это, Кунти выключила приемник и тревожно посмотрела на меня. Я успокаивающе положил свои пальцы на ее ладонь.

Въехав в парк, под тень раскидистых широколиственных деревьев, мы остановились. Невдалеке, на небольшой, хорошо утрамбованной песчаной площадке я заметил большую группу людей.

— Что это?

— Саку тренирует ликторов, — нехотя ответила Кунти.

— «Ликторов»?

— Ну да! Охранников, — пояснила девушка.

Я вспомнил, что так называли служителей, охранявших высших особ у этрусков — древнего народа Земли. Вот они, земные корни, хотя они все время пытаются отрицать свое родство с Землей!

— Если можно, я посмотрю?

Кунти безразлично пожала плечами. Было видно, что она настолько устала, что ей сейчас все равно. Я вылез из машины и подошел поближе.

Сакумаса стоял обособленно, у края площадки. Остальные — человек двадцать в белых, на старинный манер, кимоно — выстроились несколькими шеренгами в центре. Видимо, телохранитель Садора только начал свой урок, и я подошел вовремя.

Сам он, в черном, застиранном кимоно, скрестив ноги, сел на песок. Губы старика шевелились, словно он читал какую-то молитву; руки были сложены ладонями перед грудью.

Я внимательно наблюдал за ним. Но ритуальная часть была закончена, и Сакумаса легко и непринужденно вскочил на ноги, встав во фронтальную стойку. Ноги его пружинисто напряглись под весом тела, взгляд сделался глубоким и всеобъемлющим. Быстро разведя в стороны локти, китаец нанес молниеносный удар кулаком по невидимому противнику и резко выдохнул:

— Йи Хао!

Мгновенно все его ученики, до этого остававшиеся абсолютно неподвижными, отступили на шаг и сделали защитное движение рукой вверх и вправо.

Быстро перегруппировавшись, Сакумаса начал молотить воздух сокрушительными ударами, так что было трудно уследить за его движениями: два удара левым кулаком, шаг в сторону, два удара правым кулаком, отступление на два шага назад.

«Дорожки» шагов и «связки» всевозможных ударов постепенно удлинялись и усложнялись, но ликторы послушно повторяли каждое движение своего учителя. А он демонстрировал поистине удивительную гибкость и пластичность, сочетавшуюся с несокрушимой силой и мощью.

«Наноси удар, как молния. Исчезай быстрее ветра», — вспомнились мне слова учителя, обучавшего меня искусству боя в Школе ОСО. Да, искусство древней борьбы было известно не только на Земле, но и жило на Гивее. Теперь я мог убедиться в этом воочию.

Неожиданно Сакумаса поднял руку, и движения людей в белом замерли.

— Кумите! — коротко сказал он.

Все, участвовавшие в уроке, сели по краю площадки, поджав под себя ноги. Китаец выбрал из них четверых, и они послушно вышли на середину. Сакумаса, не спеша, подошел к ним. Показав два пальца, произнес:

— Уд Хао!

Я понял, что сейчас должно произойти самое интересное, но недовольный голос Кунти заставил меня обернуться.

— Неужели тебе это интересно?

Ей было явно не по себе. Она подняла на меня глаза и тут же опустила их.

— Идем в дом!

Заметив нас, китаец почтенно поклонился, но Кунти прошла мимо, словно не заметила его. Я не узнавал девушку. Она стала холодной и решительной, но когда на ступенях лестницы у парадного входа появился Садор, Кунти улыбнулась ему заискивающе.

Крес Садор показался мне слишком взволнованным. Еще не доходя до нас, он крикнул каким-то капризным, резким голосом:

— Кунти! Ты зачем уехала из дому ночью? Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда делается что-то без спросу!

Садор остановился за спиной Кунти, всматриваясь в меня и близоруко щуря глаза. Красное солнце стояло прямо над его головой, и пурпурный отблеск горел в его седых волосах. Ослепленный солнцем, я плохо видел выражение его лица.

— Вот что, молодой человек! Мне кажется, вы начинаете переходить рамки дозволенного. Не хочу на вас сердиться. Вы мне понравились в прошлый раз. Ну и… — Садор помолчал. — По-моему, моя дочь к вам неравнодушна. И все же…

Кунти возмущенно повернулась к нему.

— Миран здесь ни при чем! И потом, почему ты решил, что я не ночевала дома?

— Тебя не видели в твоей комнате.

— Ага! За мной уже шпионят?! — Кунти нахмурила брови.

— Нет, нет! Что ты? — поспешно сказал Садор и тут же быстро спросил: — А где ты была?

— Мы гуляли с Мираном на океане, — беспечно ответила девушка. — Мне захотелось посмотреть на восход, и Миран любезно согласился проводить меня.

— На океане?

Мне показалось, что Садор искренне испугался за дочь.

— Да. А что случилось? Почему ты воспринимаешь это так серьезно?

— Ты не читала утренних газет? — еще больше изумился Садор.

Кунти обиженно надула губы.

— Папа! Ты же знаешь, что я никогда не читаю газет.

— Ах, да! Прости, — спохватился Садор. — Но радио ты, надеюсь, слушала?

— Извини, но мне было не до того! — слегка развязно отрезала девушка и метнула на меня призывный взгляд. — Что случилось, наконец?!

— Сегодня ночью на побережье была разгромлена банда мятежников! Произошла жуткая перестрелка. Погибло много полицейских. Это произошло у Скалистой бухты, на востоке от столицы. А где гуляли вы?

— К югу, — неохотно ответила Кунти, на минуту о чем-то задумавшись. — На Лазурном пляже. Так что ты зря беспокоился. Только и слышно, что разговоров об этих мятежниках!

— Напрасно ты иронизируешь, — перебил ее Садор. — Все гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд! А вы что думаете об этом, молодой человек?

Он пристально посмотрел на меня.

— Думаю, вы правы. Правительство сильно недооценивает их возможности.

Садор довольно кивнул. Было видно, что он рад был услышать мнение, совпадающее с его собственным.

— Ну папочка! Давай не будем больше об этом? — Кунти повисла у него на шее, чмокая его в щеку. — Сегодня такой день, а ты все о делах и о делах!

Садор слегка смутился, отстранил дочь.

— Перестань! Ты, как маленькая, Кунти, в самом деле!.. Постой. Что это с твоим платьем?

Кунти удивленно осмотрела себя с ног до головы: ее легкое платье действительно было порвано в нескольких местах; руки и колени были исцарапаны колючками.

— Ой, пап! Там такие ужасные колючки! — без тени смущения воскликнула она, делая круглые глаза. — Смотри, и Мирану досталось!

Я понял, что идти в таком виде на именины к Садору будет не прилично, и решил вернуться в гостиницу, но хозяин дома остановил меня.

— Бросьте! Право, не стоит так беспокоиться, молодой человек. Все это не трудно исправить. — Он повернулся к дочери. — Покажи ему, где можно переодеться, а то вид у него действительно неважный.

Поручив меня Кунти, он развернулся на каблуках и направился в глубь аллеи.

Кунти взяла меня под руку.

— Ты знаешь, я почему-то боюсь. — Она зябко передернула плечами.

Я не сразу понял, о чем она.

— Чего?

— Н-не знаю… Раньше я не боялась ничего на свете, а сегодня на душе как-то неспокойно, нехорошо… Мне кажется, что случится какая-то беда.

— Перестань!

Я осторожно обнял ее за плечи. Она вздрогнула, посмотрела мне в глаза. На губах ее появилась задумчивая улыбка.

Мы поднялись на второй этаж виллы, где располагались жилые комнаты, библиотека и кабинет Садора. Кунти остановилась у бокового коридора.

— Это кабинет отца, — указала она на открытую дверь из голубоватого волокнистого стекла. Оттуда вглубь коридора падала длинная полоса красного света.

Я прикинул в уме: отсюда, чтобы добраться до гостиной, нужно пересечь обширный холл, просматривающийся со всех сторон. Неважный путь к отступлению!

— Из кабинета отца, через окно, можно выбраться на крышу, — угадав мои мысли, сообщила Кунти. — Ты спустишься в парк и вернешься к гостям. Я буду ждать тебя там, чтобы никто ничего не заподозрил.

Я благодарно сжал ее ладонь. Она проявила большую сообразительность и находчивость.

Широкую солнечную полосу, надломленную на стене коридора, заслонила тень человека. Сакумаса стоял у двери и глядел на нас.

Кунти потянула меня за рукав, заводя к себе в комнату. Закрыв дверь, она достала из столика с зеркалом, стоявшего у открытого окна, микропеленгатор; протянула мне.

— Вот, возьми. По нему ты найдешь мою машину. Я оставила ее в лесу, сразу за парком, недалеко от виллы.

Я взял из ее рук прибор, положил в карман. Как ни странно, но сейчас мне было не до предстоящих событий. В голову лезли мысли о Кунти, о неизбежном разговоре с ней. Кажется, сейчас она думала о том же.

Отвернувшись от меня, она подошла к окну, долго стояла молча, глядя в сад. Наконец, повернулась ко мне. На губах ее мелькнула печальная улыбка.

— Ты можешь посчитать меня глупой… Никогда со мной такого еще не было… Знаешь, Влад, я ведь не смогу без тебя! — неожиданно призналась она, произнеся последние слова совсем тихо.

Я подошел к ней. Взял ее за плечи, повернул к себе лицом. Долго смотрел в ее печальные, полные надежды глаза. Мысли путались. Хотелось сказать что-то ободряющее, что-то важное, чтобы она сразу поняла, но, как на зло, не находилось нужных слов.

— Ты хочешь, чтобы я улетела с тобой? — каким-то чудом догадалась она, и надежда на мгновение вспыхнула в ее глазах яркой искрой.

Я молча кивнул. Действительно, она должна улететь со мной на Землю! Там ее место, там ее предназначение. Она создана для иного, лучшего мира, а здесь она чужая, как прекрасный нежный цветок, зачем-то распустившийся среди полярных льдов. Неожиданно для самого себя я ухватился за эту безумную мысль, подыскивая нужные слова, чтобы убедить девушку в своей правоте. Все будет хорошо. Кунти станет жить в Трудовом Братстве и расцветет еще краше под солнцем свободы и счастья, под чистым земным небом…

Я снова посмотрел на девушку. Она еще колебалась, но потом решительно посмотрела мне в глаза.

— Но это невозможно!.. — в ее голосе прозвучала трогательная растерянность.

— Почему? Подумай…

— Нет, нет! — оборвала она меня, даже отступила на шаг, словно защищаясь от моих слов. — Влад, пойми меня, я не могу бросить отца, друзей… Они нуждаются в моей помощи! А на Земле я чужая, и не спорь со мной!.. Ты же тоже не можешь остаться здесь? Тебя там ждут, и я буду тебе не нужна.

— Дело совсем не в этом! Ты должна жить другой жизнью, ты достойна этого! Подумай, на Земле…

— А как же все остальные? — снова прервала она меня. — Все мои друзья, другие хорошие люди на этой планете? Ты же не можешь забрать их всех с собой на Землю?

Она испытующе смотрела на меня.

— Нет, конечно.

— Тогда это похоже на простое бегство. А я не хочу бежать от своей судьбы! Я хочу, чтобы жизнь устроилась и на моей планете, так же, как на Земле.

Я хотел было сказать ей еще несколько слов, но она взяла меня за локоть. Твердо, как о чем-то окончательно решенном, сказала:

— Не будем больше об этом! Отвернись-ка! Мне нужно переодеться.

Кунти отошла вглубь комнаты, открыла дверцы шкафа, скрытого в глубокой нише. Я остался стоять у окна, задумчиво глядя в сад.

Низкие деревца с множеством кривых ветвей бросали густые фиолетовые тени на казавшуюся медной траву. Одна из теней показалась мне человеком, стоящим у дерева. Пригляделся — так и есть! Посмотрел правее: между деревьями ясно видны еще три человека, по теням, похоже, вооруженные. Значит, не только вилла, но и сад охраняются людьми Садора… Впрочем, этого и следовало ожидать. Кунти предупреждала, что ее отец сегодня усилит охрану.

За спиной у меня послышался слабый шум. Через минуту Кунти позвала:

— Влад!

Я обернулся, посмотрел на девушку. На ней черное платье, расшитое на груди серебром. Плечи и спина открыты. По левому боку длинный, искрящийся вышивкой разрез, при каждом шаге обнажающий загорелое бедро девушки. На ней почти не было украшений, только в волосы была вплетена сверкающая на солнце лента, да в уши были вдеты звездчатые серьги.

Она подошла ко мне, немного смущенная моим вниманием, улыбнулась.

— Ну как?

— Ты замечательно выглядишь в этом платье!

— Ты не понял! — нетерпеливо воскликнула она, сморщив носик. — Как ты находишь наш сад?

— Там эти люди… Это охрана?

— Ты заметил их? — Кунти вздохнула, опустила глаза.

Мне показалось, что она плачет. Я взял ее за плечи, заглянул в глаза.

— Не думай, я не плачу, — покачала она головой. — Просто вспомнила погибших товарищей… Они могли бы помочь тебе сейчас…

В дверь постучали. Кунти почему-то испуганно сжала мою ладонь. Спросила:

— Кто там?

— Дочка! Вы готовы? Скоро начнут собираться гости, — узнал я голос Садора. — Мне хотелось бы, чтобы ты со своим другом была поблизости.

— Да, папа! Мы уже скоро, — отозвалась Кунти. — Миран никак не может подобрать себе костюм.

— Надеюсь, он произведет на моих друзей хорошее впечатление?

— Конечно! Не беспокойся, папа!

Стоящий за дверью помедлил. Потом повторил:

— Гости уже собираются!

Послышались удаляющиеся шаги, постепенно затихшие в тишине дома.

Коснувшись стены, Кунти раскрыла нишу с одеждой. Я заглянул внутрь и, к своему удивлению, обнаружил там полный набор мужской одежды, как оказалось, моего размера.

— Такое впечатление, как будто меня давно ждали в этом доме! — растерянно пробурчал я.

Кунти усмехнулась.

— К сожалению, ждали не тебя… Это вещи одного моего друга. Он часто бывает у нас, и папа очень симпатизирует ему. На удивление, ваши размеры совпадают.

— Да? — Я взглянул на нее.

— Поспеши, Влад! — Она слегка подтолкнула меня к шкафу. — Ты же слышал, нас ждут!

— Действительно.

Осмотрев вещи, я выбрал строгий черный костюм и белую сорочку. Кунти с сомнением посмотрела на меня. Предложила:

— Нет. Возьми лучше вот этот. Серый цвет тебе к лицу.

— Но я думал, что для официального приема будет неприлично…

— Перестань, Влад! Тебе пора прекратить играть в свою дурацкую игру! Ведь я давно знаю, кто ты.

— Тем не менее, мне бы не хотелось, чтобы об этом узнал еще кто-нибудь. — Я посмотрел ей в глаза.

— Успокойся, — улыбнулась Кунти. — Положись на меня. Все будет хорошо. Одевайся.

Красное зарево горело в стеклах окна, делило комнату на две части. Мы были в фиолетовой тени. За границей тени все выглядело, словно отлитым из меди. Казалось, если книга упадет с полки, то обязательно зазвенит.

Некоторое время Кунти бесстрастно разглядывала облака на небе, сбившиеся к горизонту кудлатой рыжей массой. Затем повернулась ко мне.

— Ты готов? Тогда пошли!

Гостей собралось очень много. Признаться, такое я видел только в исторических фильмах да читал в книгах. Настоящий светский раут! У дам длинные платья и обнаженные спины, изысканные прически и слепящий блеск дорогих украшений. Их кавалеры — в строгих костюмах и мундирах, начищенной до блеска обуви, в орденах и нашивках, отражавших то место, которое занимал их хозяин на иерархической лестнице гивейского общества. И всюду море обворожительных, во весь рот, улыбок, хорошо отрепетированных перед зеркалом. Во всем этом сквозило столько притворства и лести, что мне стало противно.

Наше появление привлекло общее внимание. Садор, стоявший с какими-то солидными господами, заметив нас, улыбнулся.

— Ну-ка, ну-ка, Миран! — Он впервые назвал меня по имени. — Ну-ка, покажитесь! Как вы выглядите?

Я пожал ему руку. Он представил меня своим гостям.

— Господа! Это новый друг моей дочери. И я рад сегодня представить его вам. Знакомьтесь — Миран Бедаро!

Я учтиво поклонился.

— Господин Бедаро! Я хочу познакомить вас со своими друзьями. — Садор взял меня под руку, подводя к стоявшим невдалеке трем мужчинам и даме. — Знакомьтесь. Это господин Ли Чен Зи, мой компаньон и давний товарищ.

Я пожал руку круглолицему толстяку с монголоидными чертами лица и маленькими, проворными глазками.

— А это, — продолжал Садор, указывая на высокую брюнетку без возраста с птичьим носом и рыбьими глазами под тонкими, выщипанными бровями. — Это госпожа Холден и господин Холден, ее муж.

Я поклонился обоим. Господин Холден производил впечатление человека обходительного и малоразговорчивого, во всем полагающегося на мнение жены.

— И наконец, — Садор подвел меня к лысоватому человеку с желтым лицом, на котором резко выделялись круглые черные глаза и по-женски пухлые губы, — мистер Кендзо Имамура! Это все мои лучшие друзья. Правда, с господином Имамурой мы не виделись добрых пять лет, но он приехал с другого конца планеты, узнав о моем юбилее. Так что наша долгая разлука не имеет никакого значения. Все они замечательные люди и отличные компаньоны!

Садор поручил меня заботам Кунти, а сам взобрался на сцену, сооруженную у парадного входа. Придвинул стоявший здесь же микрофон.

— Господа! Прошу внимания! Сегодня, как вы все, наверное, знаете, мой юбилей. Хотя я еще не очень стар, неумолимое время летит с головокружительной быстротой, особенно на этой планете, и годы постепенно берут свое. Многое уже сделано, но многое еще предстоит сделать! Поэтому иногда мне становится грустно. Я понимаю, что могу не успеть всего, что я уже не увижу новых миров, куда в скором времени устремится наша цивилизация. Но у меня растет дочь! — Он повернулся в сторону Кунти, указывая на нее рукой. — Она умная и замечательная девушка, в которой все мое будущее. Поэтому я больше не грущу на своих юбилеях и хочу, чтобы не грустили и вы. Пускай сегодняшний день запомнится вам надолго. Мой дом пусть покажется вам волшебным замком, где сбываются любые желания, а сегодняшний вечер — прекрасной сказкой. Прошу вас, веселитесь, танцуйте, отдыхайте! Моя вилла полностью в вашем распоряжении…

— Кунти! Познакомь меня со своим кавалером, — попросила подошедшая к нам молодая блондинка и обещающе улыбнулась мне.

— Что ж, знакомьтесь. Миран Бедаро, мой новый друг. А это моя давняя подруга Джина Чэн.

— Можно просто Джун! — снова улыбнулась блондинка, протягивая мне руку.

Кунти, державшая меня под руку, пристально посмотрела на нее.

— Как вам нравится на этом вечере? — поинтересовалась блондинка.

— Очень неплохо! Признаться, я впервые на подобном приеме, и он не обманул моих ожиданий.

— Вы хотите сказать, впервые на приеме в этом доме? — лукаво улыбнулась Джун.

Я взглянул на Кунти.

— Да. Мы недавно знакомы, — кивнула она в ответ на любопытствующий взгляд подруги.

— Я это заметила, — снова улыбнулась та. Она хотела еще что-то сказать, но тут зазвучала музыка — протяжная и немного тоскливая, приглашая к медленному танцу.

— Вам не хочется пригласить меня потанцевать? — Джун положила руку мне на плечо, слегка коснувшись меня высокой грудью. От нее исходил терпкий, душный аромат каких-то дорогих духов.

Я мягко убрал ее руку со своего плеча; покосился на Кунти.

— Извините, но я при даме.

— Да? — Джун посмотрела на Кунти так, словно только сейчас заметила ее присутствие. — Ах, дорогая! Прости! Ты позволишь?

Глаза Кунти слегка сузились. Секунду она о чем-то размышляла, потом холодно бросила:

— Ладно, танцуйте! Я оставлю вас ненадолго. Только учти: он мой! Не строй на этот счет никаких планов.

Джун пожала плечами. Улыбнулась.

— А как же твой Олаф? По-моему, раньше ты считала…

— Олаф? — Кунти хотела сказать что-то обидное, но сдержалась. Произнесла раздельно и твердо: — Олаф — делец и скряга! Такой же, как и многие здесь.

Джун иронически улыбнулась.

— И ты сказала ему об этом?

— Скажу, как только он вернется в столицу. И вот что, Джу! Ты прекрасно знаешь, что я не люблю шуток на подобные темы. Я, кажется, разрешила тебе танцевать с Мираном? Вот и танцуй! Об остальном мы поговорим после, в более удобной обстановке.

Джун не обратила внимания на слегка раздраженный тон подруги. Она обняла меня за шею в первом движении танца, выходя на середину площадки, где уже кружились танцующие пары. Кунти развернулась на каблуках и решительно пошла прочь, через минуту скрывшись среди гостей. Я поискал ее взглядом, но не увидел.

Уже давно стемнело, и бал в честь дня рождения Садора был в самом разгаре. На веранде разноцветные фонарики в форме больших шаров отбрасывали радужные блики прямо в сад, где среди деревьев были расставлены небольшие столики со всевозможными яствами и напитками.

Я почувствовал на себе пристальный взгляд Джун и посмотрел на нее. Девушка и впрямь была не дурна собой, из тех, про которых здесь говорят «сексуальна».

— У вас красивое имя, — загадочно произнесла она. — И очень необычное — Миран. Мне еще ни разу не встречались мужчины с таким именем.

— А много вы встречали мужчин в своей жизни?

— О! Очень-очень много, даже слишком! — Она поморщилась в притворном отвращении. — Но все они были такими…

— Какими?

— Малозначимыми, — уточнила она. — И слабыми. Я не имею в виду физическую силу. Вы понимаете меня?

Джун слегка подалась вперед, заглядывая мне в глаза.

— Вот вы совсем другое дело! В вас сразу чувствуется такая глубинная мощь и энергия!

— Разве? Впрочем, со стороны, наверное, виднее.

Я принял правила ее игры и крепче обнял девушку за талию. Под полупрозрачным сиреневым платьем было отчетливо видно, как поднимается и опускается от частого дыхания ее грудь.

— Не скромничайте, Миран! Многие из присутствующих здесь дам почли бы за честь находиться от вас так же близко, как сейчас я. Вы только посмотрите на них! Пресыщенные, довольные собой, они давно устали от своих потрепанных, старых мужей. Им хочется горячей, молодой плоти! — Она презрительно обвела взглядом стоявших невдалеке и занятых светской беседой дам.

— И вам тоже, Джун? — На мгновение я погрузился в ее темные зрачки.

Сузившиеся глаза, длинные и раскосые, посмотрели на меня искоса, обещающе остро и призывно.

— О! Пожалуй, я была бы первой в этой длинной очереди! — весело рассмеялась она.

Я не ответил ей. Девушка повисла на моей шее с закрытыми глазами, мечтательно улыбаясь и часто касаясь губами моей щеки. Потом она положила голову мне на плечо, медленно двигаясь в танце под звучавшую грустную мелодию.

Невдалеке от нас стояли несколько гостей и вполголоса переговаривались между собой. Когда музыка затихала, до меня доносились обрывки их разговора, и он заинтересовал меня. Я стал прислушиваться к нему внимательнее.

— В последнее время стало очень сложно добыть новые земли под строительство, — сетовал один из говоривших.

— О чем вы говорите? — воскликнул другой. — На Южном материке земли сколько угодно! Пустуют сотни акров!

— Бросьте! Кому нужны эти выжженные степи? — возмутился первый. — Я говорю о плодородной земле, которая есть только вдоль побережья. Но там она облагается такими громадными налогами, что я давно оставил мысли о большом и прибыльном строительстве в этом районе.

— Не расстраивайтесь, дорогой Фаат! — вступил в разговор третий. — Скоро недостатка в таких землях не будет. Мы получим доступ к новым территориям, гораздо лучшим, чем все эти участки вдоль побережья.

— Что вы имеете в виду? Не понимаю вас!

— Я говорю о новой правительственной программе колонизации, разработанной на ближайшие пятьдесят лет.

— Да, да! — поддержал разговор второй. — Я тоже слышал, что в Шэнь-Цян открылось государственное акционерное общество, которое продает участки всем желающим и за очень умеренную плату. Всего два миллиона биджей, и вы можете стать хозяином земли площадью в квадратную милю. И заметьте, никаких налогов на собственность!

— Невероятно! — изумился первый. — Ведь это же выгодное дело! Но откуда правительство возьмет все эти земли?

— Вы что-нибудь слышали о программе «Левиафан»?

— Что-то несущественное, какие-то слухи. Что это за программа? Вы в курсе?

— Разумеется! — подтвердил третий собеседник. — Хотя это и является государствен-ной тайной, но вам я могу сказать. В ближайшее время мы сможем получить неограниченные возможности проникновения в Глубокий космос. И первая наша цель — это цветущая и плодородная планета Терра!

— Да, но там, насколько я знаю, расположена колония Трудового Братства, — засомневался первый. — И потом, как же Договор?

— Все это ерунда! — оборвал его третий. — Никакой Договор теперь не свяжет нам руки. И вообще, вскоре мы пересмотрим все договоры с Трудовым Братством и отодвинем закрытую зону беспредельно далеко.

— Каким же образом? — еще больше изумился первый.

— Все очень просто, мой дорогой, — оружие! У нас появилось новое сокрушительное оружие, которое, как огненный меч, проложит нам дорогу к звездам… Кстати, наш милый юбиляр и его компания имеют самое прямое отношение к этому проекту.

— Да что вы говорите?!.

— Мира-ан!.. О чем вы так глубоко задумались, милый? — Джун слегка потрясла меня за плечо.

Я посмотрел на нее. Значит, они уже торгуют землями на других планетах! И первая их цель — Терра! Но ведь там наши люди — тысячи колонистов, осваивающих новый, цветущий мир, создающих в нем кропотливым трудом островки земной жизни и ничего не подозревающих о нависшей над ними угрозе! Прав Громов, бесконечно прав! Надо спешить обезвредить змею, подло выжидающую момента, чтобы пустить в ход свой ядовитый зуб. Только тогда можно будет вздохнуть спокойно. Оружие должно быть уничтожено еще на стадии теоретических разработок и пробных образцов. Только сейчас я по-настоящему понял, какой тяжкий груз лег мне на плечи, что только от меня зависят судьбы миллиардов людей Земли и всех ее звездных колоний.

— Так о чем же вы думали? — снова спросила Джун.

— О вас.

Она пристально посмотрела на меня.

— Лжете!

Я улыбнулся.

— Разве не похоже?.. Ну хорошо, хорошо! Сознаюсь. О ком это вы говорили с Кунти перед ее уходом? Кто этот Олаф?

— Ах, вот что вас так взволновало? Разве вы не знали, что у Кунти есть жених? А? — Она наклонила голову набок.

— Догадывался.

— Он сын одного промышленника, компаньона отца Кунти. Они знают друг друга с детства и обручены почти столько же.

— Почему же она так резко говорила о нем?

— Олаф всегда не нравился Кунти. Еще в детстве они часто ссорились по пустякам. И вообще… Но он нравится ее отцу. Крес Садор видит в нем возможность укрепления своих финансовых дел и ужасно хочет породниться с семьей Олафа.

— Понятно, почему он так скептически отнесся к нашему знакомству. Но Кунти… Почему же она не рассказала мне все сразу?

Джун прищурилась.

— А вы не догадливы… Да потому, что она любит вас, а не его!

— Вы находите?

Я оглянулся. Среди гостей по-прежнему не было видно Кунти. Ее отсутствие начинало меня беспокоить.

— А вы плохо воспитаны! — едко заметила Джун. — Танцуете с одной, а высматриваете другую! Я бы на ее месте ни за что не позволила бы вам танцевать с другой.

Она подмигнула мне и громко рассмеялась.

— Я вижу вам весело вдвоем? — раздался у меня за спиной знакомый голос.

Я обернулся и увидел Кунти, стоящую рядом. Сердце мое радостно стукнуло.

— Ну хватит! — Она взяла меня за руку. — Теперь он будет танцевать со мной!

Джун равнодушно пожала плечами и, послав мне на прощание воздушный поцелуй, отошла в сторону.

— До встречи, милый!

— «Милый»? — Кунти возмущенно посмотрела на меня. — О чем вы тут говорили? Не хочешь ли ты сказать, что она тебе нравится?

— Вовсе нет. Ты мне нравишься больше. А говорили мы об Олафе. Кто это?

— Тот самый друг, костюм которого ты сейчас носишь.

— Он тебе нравится?

— Пустомеля и ветрогон! Он нравится моему отцу, вернее, его деньги и связи. — Она внимательно посмотрела на меня. — Постой-ка! А ты никак ревнуешь меня?

— Чуть-чуть, — улыбнулся я. — Но если серьезно, все это пустое. Дела обстоят значительно серьезнее, чем я думал.

— Случилось что-то еще? — встревожилась девушка.

— Да. Только что я узнал, что опасность уничтожения грозит одной из колоний Трудового Братства. Правительство Сообщества уже разрабатывает планы вторжения на планету Терра. На карту поставлены жизни тысяч и тысяч людей!

Кунти опустила голову.

— Что с тобой? — Я попытался заглянуть ей в глаза.

— Не знаю… — Она еще ниже опустила голову. — Мне страшно!

— Успокойся. Все будет нормально. Теперь все зависит только от меня… Ты достала?

— Да, вот.

Девушка незаметно положила что-то мне в карман.

— Это код от сейфа в кабинете отца, — пояснила она. — Сейф находится за большим зеркалом на стене. Ты увидишь сразу. В левом нижнем углу рамы — резная роза. Это замок. Нужно повернуть три раза против часовой стрелки и выдвинуть на себя. Отец сейчас в бильярдной с друзьями. Он довольно много выпил спиртного, так что самое время воспользоваться этим. Идем! — Она потянула меня за руку.

Мы прошли между танцующими парами, поднялись на веранду. Неожиданно из дома нам навстречу вышел Садор. Он был уже порядком пьян, но на ногах держался неплохо.

Я переглянулся с Кунти. Заметив нас, Садор широко улыбнулся и раскинул в стороны руки, словно собирался обнять всех гостей сразу.

— А-а! Дочка! Милая моя доченька! — шатаясь, он подошел к Кунти, обнял ее и поцеловал в щеку.

Девушка отстранилась.

— Папа! Зачем ты столько пьешь? Тебе же нельзя столько пить!

— Ты что, считаешь меня пьяным? А? Пьяным?.. А почему бы и нет? Неужели человек не может выпить в день своего рождения? Не может?.. Почему? — Садор покачивался на каблуках, морщился, громко причмокивал.

Мне показалось, что он только притворяется пьяным. Почему он притворяется?

— Иди, пожалуйста, к себе, — попросила Кунти. — Не удобно перед гостями!

— Гостями? При чем тут гости?! Я встретил сегодня друга, с которым не виделся пять лет! Естественно, мы выпили за встречу… А ты говоришь «гости»! Неужели они не поймут меня? Эй, господа!

Он шагнул в сторону танцующих и натолкнулся на меня. Его глаза в щелочках опухших век уперлись в мое лицо.

— А! Это вы, Миран! Очень рад вас видеть… Послушайте, вы мне очень нравитесь, Миран! Как вы тогда держались, а?.. О-о! — Он засмеялся, погрозил мне пальцем. — Но примите один совет старого человека. — Садор оперся на меня, дыхнул в лицо перегаром, сказал: — Никогда не слушайтесь моей дочери. Слышите? Ни-ког-да!..

Он покосился на Кунти, растерянно переминавшуюся с ноги на ногу.

— Потому, что она у меня умная… Но она женщина. Понимаете, Миран? Она жен-щи-на!.. — произнес он последнее слово по слогам. Пошатнулся, поцеловал Кунти.

— Ни-и-и! — снова погрозил мне пальцем.

— Иди спать, папа! — сказала Кунти.

— Спать? Нет! Я пойду к своим друзьям!.. А вы гуляйте, гуляйте! А я пойду… — Он медленно повернулся и пошел в дом, схватившись на пороге за стеклянную дверь, чтобы не упасть.

Я старался не смотреть на Кунти, но неожиданно глаза наши встретились, и в ее взгляде я прочел столько отчаяния, недоумения и горечи, что мне стало ее жалко.

Мы вошли в дом через боковой вход. Холл был пуст. Со стороны бильярдной доносились громкие голоса и смех. Быстро переступая по ступеням, Кунти поднялась на второй этаж; за несколько шагов до двери кабинета отца остановилась в нерешительности. Посмотрела на меня. Я хотел было ободрить ее, но она подтолкнула меня вперед: иди!

Открыв дверь, я вошел внутрь и остановился, прислушиваясь. Здесь царил полумрак. Легкие шаги девушки быстро удалились и вскоре затихли. Кругом стояла полнейшая тишина. Даже голоса с улицы сюда не долетали. Кунти, как и обещала, отключила сигнализацию, и робот-охранник застыл у двери бесполезным истуканом. Покосившись на него, я вышел на середину кабинета.

Внутренняя обстановка помещения смутно рисовалась в темноте, но она сейчас меня не интересовала. Мне нужен был сейф. Обежав взглядом все вокруг, я заметил слева от входа, на стене слабо мерцавшее стекло. Вот то, что мне нужно!

Осторожно ступая по мягкому ковру, устилавшему пол кабинета, я приблизился к зеркалу. Ощупал деревянную раму; резная роза в левом нижнем углу послушно поддалась моим усилиям, и, издав слабый щелчок, зеркало плавно отошло от стены. В открывшейся нише показалась дверь сейфа. Сняв с руки часы, я нажал одну из кнопок, и из небольшого отверстия в центре циферблата ударил тонкий луч света. Полированная нейтридная броня, не поддающаяся никакому боевому излучению, слабо замерцала.

Аккуратно вставив пластину с кодом в электронный замок на дверце сейфа, я нажал клавишу. Ответом был едва слышный зуммер, и дверь легко открылась, обнажив внутренности сейфа. Я направил туда луч света: груды золотых украшений, переливавшихся разноцветными минералами, золотые монеты, какие-то шкатулки и безделушки; поверх всего этого лежал излучатель с полным зарядом. И это все!

Я отер со лба холодный пот. Неужели так промахнулся? Единственной надеждой оставался небольшой запертый отсек вверху сейфа. Я осмотрел замок: восемь цифровых окошек электронного запирающего устройства и неизвестный мне набор чисел! Что же делать?..

Опустившись на стоявший рядом стул, я обвел растерянным взглядом кабинет. Время неумолимо летело, с каждой секундой уменьшая мои шансы. Нужно было торопиться, чтобы не провалить всю операцию. Садор, хоть и кажется пьяным, но может в любой момент вернуться к себе в кабинет. Мало ли что ему взбредет в голову в день своего юбилея? Может быть, захочется похвастаться перед друзьями своими богатствами…

Стоп! Неожиданная, почти безнадежная мысль пронеслась в моем мозгу: юбилей! Сколько Садору сегодня стукнуло? Шестьдесят? Ага! Значит, он родился двадцать пятого августа две тысячи девяностого года по летоисчислению Сообщества с пересчетом на земное время. Короткий гивейский год давал более чем троекратное увеличение счета времени по сравнению с земным. Восемь цифр — и в кодовом устройстве тоже восемь!

Я уцепился за это «почти», как утопающий за соломинку. Коснулся первой кнопки и почувствовал, как дрожат пальцы.

Два… пять… ноль… восемь… два… ноль… девять… ноль…

Каждое нажатие кнопки отзывалось тихим зуммером, напоминающим комариный писк. Я потянул за ручку дверцы, и сердце мое радостно стукнуло — не ошибся! Быстро осмотрел содержимое отсека. Так и есть: внутри лежат крохотные кремниевые диски — мемонограммы. Но что на них?

Я вставил одну в часы: на оборотной стороне циферблата вспыхнул крохотный экран, сфокусировал визуальный луч, проецируя изображение в пространстве.

«Документ РК-01/333. Сведения о поставках сернистого ангидрида на завод в Шоуй-Хэ в срок…»  — быстро прочел я светящийся текст, висящий в воздухе перед моими глазами. Не то!

Я взял следующую пластину.

«Документ ГР-23/156. Договор с фирмой „НКР“ о поставке лазерных сварочных агрегатов…»

Опять мимо! Вот! Сердце мое радостно стукнуло в груди.

«Директива N 785. Гриф — ВИ. Строго секретно. Предписание правительства Сообщества об охране информации высшего уровня…»  — прочел я.

Так, что тут дальше?

«…Сигнальный экземпляр. Передан под личную ответственность коммерческого директора фирмы „Лидер“ Креса Садора на предмет технической разработки программы „Левиафан“.

Отчет научной правительственной комиссии о проведенных практических испытаниях в рамках программы „Левиафан“ и сопутствующей ей программы „Геката“.

На основании научных исследований по программе „Геката“ нами установлено, что предложенная пробная модель радонного усилителя микроволн высокой энергии отвечает всем необходимым техническим требованиям и может рассматриваться как новый вид боевого оружия.

Принцип действия нового излучателя основан на распаде F-частиц, в процессе которого происходит образование потока положительно заряженных тау-частиц, способных разрушать защитные энергетические поля и дробить твердые тела на их молекулярные компоненты. Одновременно, благодаря вторичному эффекту, образуется ударная волна отрицательно заряженных пи-частиц (антивещества) при взаимодействии с веществом атакуемого объекта аннигилирующих. Процесс связан с выделением огромной энергии (порядка десятка миллионов электронвольт) и температуры (свыше десяти миллиардов градусов К), то есть сопряжен с активным фотонным распадом.

Пробные испытания нового излучателя произведены в режимах открытого космоса по движущейся мишени и в условиях планетарного режима по стационарной мишени. В обоих случаях показаны отличные результаты, на основании чего мы решаем поручить фирме „Лидер“ разработку серийного образца излучателя.

Технические характеристики, рабочие чертежи и конструкции прилагаются.

Срок выполнения заказа определить не позднее ноября 2152 года Сообщества.

Комиссия в составе:

Президент Сообщества — Ден-Цзеи Ли.

Министр промышленного развития Сообщества — Хо Гуо Ланг.

Министр воздушной обороны Гивеи — Тэн Зин Цои.»

Я вытер со лба холодный пот. Вот оно, неоспоримое доказательство преступных замыслов Сообщества теперь в моих руках. Оставалось занести в память микрокомпьютера, скрытого в часах, всю остальную информацию по проекту «Левиафан». Это поможет нашим ученым найти действенную защиту от смертоносного оружия.

Я взял еще одну мемонограмму из той же серии, вставил ее в часы. В воздухе появились призрачные контуры каких-то чертежей, сложные цифровые обозначения и расчеты.

Я попытался вникнуть в смысл всего этого, но мало что понял. Пусть этим занимаются специалисты. Вся операция перезаписи заняла не более двух минут. Оставались еще три диска, последние.

Я прислушался. Может быть, показалось?.. Нет. Без сомнения, кто-то тихо подошел к двери кабинета и остановился. Кто это может быть?.. Кунти?..

Я быстро, стараясь действовать бесшумно, закрыл отсек с документами, сунув оставшиеся мемонограммы в карман. В это время за дверью послышался слабый шум. Нет, закрыть сейф я уже не успею!

Я подскочил к двери, прижался к стене. Прислушался. Тот, за дверью, стоял тихо. Тоже прислушивается или не решается войти?..

Я сосредоточился, стараясь до предела обострить нервную чувствительность. Гулко стучащее в груди сердце мешало этому. Я даже испугался, что стоящий за дверью может услышать его биение. Закрыв глаза, я глубоко вздохнул и в какой-то момент понял, что это Сакумаса…

Помедлив, китаец открыл дверь и вошел в кабинет. В этот момент он стоял боком ко мне, и первый мой удар, попавший ему в плечо, отбросил его назад, к двери.

Не удержавшись на ногах, Сакумаса упал на ковер. Решив, что с ним покончено, я опрометчиво наклонился вперед. Хотя китаец и был ошеломлен, но не настолько, чтобы отказаться от борьбы.

Сдвоенным ударом ног он отбросил меня к противоположной стене и, легко поднявшись с пола, перешел в наступление. Ребро ладони, твердое, как камень, обрушилось на меня сверху — удар, от которого грудная клетка взрослого человека трескалась, как яичная скорлупа.

С большим трудом мне удалось уйти от этого удара, и тут же я парировал следующий удар, направленный в солнечное сплетение. Ноги китайца молниеносно поднимались в воздух; он порхал легко и стремительно, словно бабочка. Я увертывался от его сокрушительных ударов, отступая вглубь кабинета.

Моя ловкость и умение защищаться вызвали у Сакумасы недоумение и легкое замешательство. Сделав стремительное обманное движение, он развернулся, нанося удар ногой на уровне моей груди, и тут же взвился в воздух, собираясь обрушиться на меня всем своим весом. Но я снова благополучно ушел от его атаки, и нога китайца разбила стоявшее сзади кресло. Я ринулся на старика, но он встретил меня в защитной стойке жестким блоком.

Острая, нестерпимая боль пронзила мою ногу. Мне стоило больших усилий, чтобы сосредоточиться и не пропустить следующий удар противника — твердая, как дерево, рука его молниеносно устремилась вперед, целя мне в горло. Я чуть наклонил голову, и китаец промахнулся, наткнувшись на мой ответный удар кулаком.

Старик пошатнулся, сбиваясь с дыхания. Не давая ему прийти в себя, я резко взмахнул ногой — Сакумаса отлетел к сейфу, опрокинув небольшой инкрустированный столик. Я подскочил к противнику, нанося ему сокрушительные удары в голову, сердце и печень, от которых он осел, теряя сознание. Не желая его убивать, я довершил свою атаку ударом ребра ладони в шею, вложив в него всю свою силу.

Старик грузно повалился на сейф, рассыпал монеты и драгоценности. Но тут же в его руке блеснул раструб излучателя. С громким криком он ринулся на меня.

Быстро подпрыгнув, я ударил его каблуком в переносицу. Луч излучателя прошел мимо, прошив каменную стену кабинета, словно картон; несколько кресел вспыхнули ослепительными факелами. Брызнувшая из раны кровь залила китайцу лицо. Он потерял меня из виду, и тогда я сбил его с ног.

Медлить больше было нельзя. Шум, поднятый борьбой, без сомнения услышали внизу. Я подскочил к окну, открыл створки рамы. В последний момент оглянулся. Сакумаса лежал без сознания, в луже крови. Рядом догорали остатки кресел. Чувство сожаления шевельнулось в душе, но предаваться самотерзанию было некогда, и я быстро вскочил на подоконник.

Сад и парк в рассеянном свете высокой луны казались пустынными, призрачными и не реальными, словно это была только театральная декорация. Справа, на стене, металлическая лестница вела на крышу дома.

Я ухватился за нижнюю ступеньку и стал взбираться наверх. Внизу, где-то в стороне послышались громкие голоса, топот шагов. Тут же из-за угла дома выскочили несколько вооруженных человек, увидели меня и бросились к лестнице.

Быстро подтянувшись на последней ступеньке, я оказался на плоской крыше виллы.

— Спокойно! Не двигаться!

Я резко обернулся: в десяти шагах от меня стоит человек. Одной рукой он держится за оградительный барьер, другая с самого начала направила на меня излучатель. На человеке — черный спортивный костюм и легкие туфли.

Приглядевшись, я узнал в нем одного из помощников Сакумасы.

— К твоему счастью, — покачал головой охранник, — ты еще можешь понадобиться хозяину. А то бы… — Он угрожающе поднял излучатель, и у меня не осталось ни малейших сомнений в грозившей мне участи.

— Иди вперед! Только без шуток! — скомандовал охранник.

Я был безоружен, и мне пришлось подчиниться. «Если он нажмет кнопку, от меня останется обгоревшая головешка», — мелькнуло в голове.

Уже в двух шагах от него я неожиданно упал и, перекатившись по крыше, тут же вскочил, оказавшись за спиной охранника. Он опоздал на какую-то долю секунды: луч излучателя, мелькнув над моей головой, с треском ударил в ствол стоящего у дома дерева, воспламенив его крону. Все остальное произошло за считанные секунды: удар, подсечка, и я оглушил охранника рукояткой излучателя.

Разбежавшись, я прыгнул с крыши прямо на ветви одного из высоких деревьев; повис на толстом суку и спрыгнул прямо на землю, но не удержался на ногах и упал, больно ударившись коленом.

На веранде виллы царила суматоха. Гости, испуганные стрельбой, сбились у ступеней лестницы плотной толпой. Садор, яростно размахивая руками, кричал на охранников, пиная их ногами. На мгновение в пятне света около веранды показалась Кунти. Она попыталась успокоить своего отца, но он грубо отмахнулся от нее. Девушка отошла в сторону, пристально всматриваясь в темноту сада за освещенной площадкой…

Мысленно простившись с ней, я откатился к густому кустарнику; вскочил на ноги и, продираясь сквозь колючки, побежал в глубь парка.

Ветки низкорослых деревьев больно хлестали по лицу, но я не обращал на это внимания, в стремительном беге пытаясь уйти от погони. За моей спиной уже слышался топот шагов и громкие крики моих преследователей — меня догоняли.

Наконец заросли кончились, и я оказался на обширной поляне, окруженной со всех сторон плотной стеной цветущего кустарника. Душный аромат цветов, висевший в воздухе, ударил в лицо, и на мгновение я задохнулся; остановился, переводя дыхание.

В это время из-за деревьев выбежали трое охранников в черном. Со своего места я видел только их абрисы в скудном сером свете луны. Заметив меня, они бросились мне наперерез.

Выхватив излучатель, я, не целясь, выстрелил поверх стоявших на краю опушки деревьев. Ослепительный луч огня разрезал темноту, на мгновение осветив поляну. Несколько пылающих стволов с треском упали на землю, преграждая путь моим преследователям.

Продолжая сжимать в руке излучатель, я стоял в напряжении, ожидая нападения. Что-то черное и бесформенное, объятое огнем, с ужасными воплями метнулось в темноту, упало в траву на краю поляны. Вздрогнув, я отступил на несколько шагов назад, и в это время со стоявшего рядом дерева спрыгнул человек.

Его появление было для меня полнейшей неожиданностью. Воспользовавшись этим, охранник перешел в наступление. Ловко выбив из моих рук оружие, он высоко выпрыгнул вверх с громким боевым кличем, собираясь нанести мне сокрушительный удар ногой.

Я отлетел в сторону, чувствуя давящую боль в легких. Оскалив зубы, охранник кинулся на меня, но я уже вскочил на ноги. Перехватив его руку, я молниеносно провел его по дуге в направлении движения, а затем резко рванул в другую сторону, заламывая его руку назад. Ликтор подлетел в воздух, словно подброшенный невидимой силой, и грузно упал на спину. Не дав ему опомниться, я оглушил его мощным ударом в челюсть.

Подхватив излучатель, я поспешил покинуть поляну, пока сюда не подоспели остальные охранники. Сейчас необходимо было как можно скорее добраться до машины. Хотя я смутно представлял себе свои дальнейшие действия, инстинкт самосохранения гнал меня из этого сада, где меня поджидала смерть.

Не обращая внимания на все возрастающую боль в правом боку (у меня, по-видимому, было сломано ребро), я стремительно бежал навстречу луне, мерцавшей среди кривых ветвей, пока, наконец, не достиг высокой каменной ограды. С разбега перемахнул через трехметровую стену и оказался в ночном лесу.

Темные стволы толпились вокруг меня молчаливыми гигантами; ночная мгла вилась вокруг них, сгущаясь в глубине леса непроницаемым мраком, с которым были не в силах бороться тусклые звезды, мерцавшие в чернеющем над головой небе.

Я взглянул на пеленгатор — до магнитора, оставленного для меня Кунти, около ста метров. Хорошо. Только бы успеть!

Я пошел вглубь леса, прорываясь сквозь заросли, обламывая ветки. Время от времени сверялся с датчиком — поле магнитора там же, где и было. Миновав кусты, я оказался на поляне и почти сразу же увидел машину — она стояла метрах в десяти от меня, укрытая в густых зарослях колючего кустарника. Забравшись в кабину, я включил приборы и магнитный активатор; поднял аппарат над землей.

До Магистрали я добирался не больше получаса. Мелькнули, сливаясь, верхушки деревьев, звезды пронзили высокое, чернеющее небо призрачными стрелами, и мой магнитор завис над оживленной дорогой, ведшей в столицу.

Я выключил управляющее поле — магнитор мягко опустился на пыльную обочину. Голубые огни встречных машин слепили глаза. Сердце бешено колотилось в груди. Я оперся локтями о приборную доску и закрыл глаза. На секунду перед моим мысленным взором возникло взволнованное лицо Кунти, каким я увидел его в последний момент… Ждать помощи больше было неоткуда, а мне сейчас так нужна была чья-нибудь поддержка или подсказка… хотя бы подсказка! Ведь я совершенно не представлял, как действовать дальше, как покинуть Сообщество и доставить добытые сведения на Землю…

Я снова взглянул на дорогу. Надо собраться, собраться и оставаться спокойным и, прежде всего, выполнить приказ Громова! Идти на встречу с резидентом самому теперь нельзя, это ясно. После всего случившегося на вилле Садора, меня наверняка будут искать по всей планете… если уже не ищут.

Я взглянул на часы: до рассвета остается два часа. А сколько у меня времени?.. И того меньше! Отсидеться где-нибудь, переждать, пока все утихнет? Так нет же, не утихнет, не уляжется само собой! Меня загонят в ловушку, как зверя, и тогда все пропало. Что я могу на чужой планете, среди чужих людей? «Мстители», возможно, могли бы помочь мне на время укрыться, но все, кого я знаю, убиты или арестованы. Ведь Кунти успела познакомить меня лишь с небольшой группой повстанцев. Конечно, есть и другие, но где и как их искать?.. Нет, это не выход из положения.

Представляю, как отреагируют в правительстве Сообщества, когда узнают о пропаже секретных документов государственной важности! Вся полиция и служба безопасности будут подняты на ноги… или уже подняты… Хотя, что это я? Нет, Садор не решится сразу же сообщить о пропаже и случившемся, это не в его интересах. Как он все представит? Знакомый дочери выкрадывает данные о секретном оружии из его личного сейфа, будучи приглашенным на семейное торжество, да еще и при помощи родной дочери? Если об этом узнают в правительстве, то для Садора это будет полным крахом.

Нет, он не станет оповещать полицию и секретную службу! Он попытается найти меня своими собственными силами, ведь он, скорее всего, не догадывается, кто я на самом деле. Мне это только на руку. Можно попробовать переиграть противника с большими шансами на успех. Ведь они прежде всего будут искать Мирана Бедаро, а не меня. Хорошо бы изменить внешность… вернее, вернуть себе свое прежнее лицо, но без посторонней помощи это у меня не получится.

Остается только открытым вопрос о передаче информации. Сегодня как раз пятница — резервный день для встречи с резидентом!

Я задумался, и неожиданно в голове у меня созрел вполне определенный план. Вспомнился мой прилет на Гивею и знакомство с торговцем по имени Уко Уллоу. Вот кто поможет мне! Ведь он у меня в долгу. Кажется, он приглашал меня в гости? Поломей-роуд, четыре? Это не в центре, и тем лучше! Пожалуй, стоит воспользоваться приглашением.

Это была смелая мысль, но иного выхода я не видел, и приходилось рисковать. Мысленно поблагодарив судьбу, я включил магнитный активатор.

* * *

Уко Уллоу сидел перед входом в неказистый двухэтажный дом с плоской серой крышей, окруженный пыльным садом, и, блаженно щурясь под первыми лучами солнца, мерно покачивался в выгнутом, плетеном кресле. Завидев меня около калитки, он расплылся в радостной улыбке и поспешно вскочил мне навстречу.

— Господин Бедаро! Неужели это вы? Как я рад вас видеть!

— Я тоже очень рад видеть вас в полном здравии! — улыбнулся я, пожимая его протянутую руку.

— Признаться, я и не думал, что вы когда-нибудь воспользуетесь моим приглашением и заглянете ко мне в гости.

— И напрасно, — возразил я. — Все это время я помнил о вашем приглашении. Но вы ведь уезжали к матери… Кстати, как ее здоровье? Она поправилась?

— Вы даже это помните! — улыбнулся Уллоу. — Спасибо, ей уже лучше. Климат Южного полушария хорошо влияет на ее организм. Господин Бедаро…

— Зовите меня просто Миран.

— Ну что вы! — воскликнул толстяк. — Как-то неудобно.

— Ерунда, — отмахнулся я, — ничего особенного. Мне будет даже приятно. Ведь по возрасту я вполне гожусь вам в сыновья.

— Это верно, — согласился Уллоу. — Но тогда и вы зовите меня по имени. — Он снова сконфуженно улыбнулся, засуетился, позвал жену и велел ей собирать на стол.

— Сейчас будем завтракать, — сообщил он, беря меня под руку и вводя в дом. — Правда, у нас не то, что в дорогих ресторанах проспекта Свободы, и все же, моя жена очень неплохо готовит.

— Вот и хорошо. Ужасно не люблю дорогих ресторанов.

Я улыбнулся Уллоу. Его добродушие и гостеприимство тронули меня. К тому же, после всех передряг, я был не прочь чего-нибудь съесть. Вдобавок ко всему стал сильно болеть бок, и при каждом резком движении я невольно морщился от боли.

— Как вы себя чувствуете, господин Бедаро? — уже за столом спросил Уллоу, заметив мои гримасы.

— Спасибо, вполне сносно. По дороге к вам я попал в небольшую аварию. Теперь что-то болит в боку.

— О! Я вызову врача! — испугался Уллоу. — У вас может быть перелом, а это опасно.

— Не стоит беспокоиться из-за пустяков, — остановил я его. — Право же, на мне все раны заживают, как на собаке.

Уллоу недоверчиво посмотрел на меня, позвал жену:

— Хэри! Ну что же ты? Неси скорее жаркое!.. Хэри — моя жена, — пояснил он. — Замечательная женщина и отличная хозяйка.

Появилась женщина, неся тарелки с едой. Трудно было понять, сколько ей лет. Довольно полная на вид, в легком платье василькового цвета; пышные длинные волосы ярко-медного оттенка собраны на затылке в плотный, тяжелый узел.

— Хэри, познакомься. Это господин Бедаро! Я тебе о нем много рассказывал. Помнишь?

Женщина смущенно заулыбалась; протянула мне пухлую ручку.

— Миран, — представился я и предложил: — Садитесь с нами.

— Что вы! — воскликнула женщина, смущаясь еще больше. — У меня столько дел по хозяйству… пирог подгорит… Я ведь пирог пеку!

— Ну что ты в самом деле, Хэри! — остановил ее Уллоу. — Садись, посиди с нами. Не сгорит твой пирог! Смотри, какой молодой человек пришел к нам в гости. А? Когда еще тебе представится такой случай?

Он рассмеялся. Его жена покраснела до кончиков ушей, махнула на него рукой и, закрыв ладонями лицо, убежала в соседнюю комнату.

— Засмущалась! Надо же, — покачал головой Уллоу и добродушно хмыкнул.

— У вас действительно хорошая жена, — сказал я. — Уко! Я могу вас попросить об одном одолжении?

— Об одолжении? — Уллоу отложил в сторону вилку и внимательно посмотрел на меня. — О чем вы говорите? С удовольствием выполню любое ваше поручение. Но что я могу для вас сделать?

— Пустяк. Просто нужно передать одну вещь моему товарищу.

— Только-то? — удивился Уллоу. — Конечно, я передам. Но почему вы сами… Хотя это уже не мое дело. Что это за вещь?

Я снял с руки браслет с часами:

— Вот.

— Часы? — Уллоу повертел их в руках. — Не плохой механизм!

— Я обещал другу достать именно такие, — сказал я, внимательно наблюдая за собеседником.

— А как я найду вашего товарища? — поинтересовался Уллоу.

— Он будет ждать меня сегодня в одиннадцать часов в ресторане отеля «Голубая Лагуна». Вы знаете, где это? Найдете его за столиком у окна, выходящего к океану. Насколько я знаю, там только один такой, так что не ошибетесь.

— А как я должен представиться ему?

— Никак. Он спросит у вас, как вы попали в этот ресторан, на что вы ответите: «Я здесь случайно». Если он скажет: «Значит, случай счастливый», вы передадите ему часы и сразу же уйдете.

Уко Уллоу отодвинул тарелку; испуганно посмотрел на меня.

— Господин Бедаро! Я вас очень уважаю, но скажите… это контрабанда?

— Почему вы так подумали? Разве я похож на контрабандиста, а часы могут быть запрещенным товаром?

Уллоу пристально смотрел на меня. Он явно боялся вступать со мной в сделку.

— Не надо, господин Бедаро! Я достаточно пожил на этом свете и неплохо знаю людей. К чему все эти условные фразы? Все, как в фильмах про шпионов и убийц… Конечно, часы не контрабанда, но в них могут быть спрятаны наркотики или, еще хуже, — алмазы!

— Послушайте, Уко! Я скажу вам одну вещь. Поверьте, я не сказал бы этого никому другому, но вы произвели на меня хорошее впечатление… Так сложились обстоятельства, что меня разыскивает полиция. Вы правы, эти часы действительно контрабанда, но, передав их, вы не будете иметь никаких осложнений с властями. Даю вам слово чести, что вас никто не заподозрит…

Я повертел в руках вилку.

— Жизнь сложная штука, Уко. Еще сложнее бизнес, и законы его не всегда являются законными, если так можно выразиться. Вы должны меня понять, потому что сами в какой-то мере бизнесмен…

Я понимал, что в эту минуту рискую многим. Ведь я совсем не знал этого человека, и только интуиция подсказывала мне, что на него можно положиться. Другого выхода в сложившейся ситуации у меня просто не было. Передать добытую информацию на Землю нужно было любой ценой и приходилось идти на большой риск ради этого.

Уллоу все еще колебался, и мне пришлось пойти на небольшую уловку, чтобы склонить его на свою сторону.

— Я понимаю ваши сомнения, — снова заговорил я. — Но еще раз вам говорю, что в моей просьбе нет ничего незаконного. Просто сам я сейчас не могу этого сделать… Уко! Вы же опытный человек в подобных делах. Разве не так?

Я умышленно надавил на слабую струну своего знакомого, давая ему понять, что он у меня в долгу за услугу, оказанную мною ему тогда, в Космопорту. Это оказалось действенным средством.

— Хорошо! — сказал Уллоу, беря у меня часы. — Я сделаю все, как вы сказали… Вы мне нравитесь, Миран! — Он широко улыбнулся.

— Ну вот и прекрасно! — хлопнул я его по плечу. — Вы тоже мне симпатичны, Уко. Только не забудьте условную фразу.

— Я все запомнил, — уверенно кивнул он. — Ресторан «Голубая Лагуна», столик, выходящий к океану…

— Да, вот еще что! — спохватился я, доставая медальон «Зуб Кобры». — Вот это наденьте на шею так, чтобы его было видно. По нему мой товарищ сразу узнает вас. В руках у него должен быть свежий номер «Звездного Орла».

В дверях комнаты появилась жена Уллоу, неся на подносе еще дымящийся пирог.

— Только ни о чем не говорите своей жене, — шепнул я. — Сейчас почти девять. Через час вы должны выехать. Возьмите мою машину.

— Можете быть спокойны, — кивнул Уллоу, — никто, кроме меня, не узнает об этом.

* * *

Я лежал на диване в маленькой комнате для гостей и глядел в потолок. Пластиковые шторы на окне, в виде узких продольных полос, были опущены, и на потолке бегали длинные блики красного света.

Два часа назад Уллоу уехал на встречу с моим резидентом, и теперь я томился в ожидании, терзаясь сомнениями. За стеной мыла посуду госпожа Уллоу и что-то тихонько напевала.

Я прислушался, стараясь уловить смысл слов песни, но женщина пела очень тихо и невнятно, что называется для себя. В конце концов я перестал прислушиваться. Но мелодия была приятная, убаюкивающая. К тому же жара действовала на меня угнетающе. Я уже начал дремать, когда с улицы донесся непонятный шум, затем отрывисто и резко прозвучала сирена.

Я вскочил с надувного дивана, прислушиваясь. В комнату вошла Хэри Уллоу с полотенцем через плечо.

— Что это за странный шум на улице? — поинтересовался я.

— Трудно сказать, — женщина пожала плечами. — Если хотите, я схожу, посмотрю?

Она вышла, но через минуту вернулась снова.

— Это у соседей. Полицейская облава. Кого-то ищут. Я не стала расспрашивать. Они не любят, когда задают много вопросов.

Женщина говорила совершенно спокойно, буднично, как о само собой разумеющихся, привычных вещах.

Я прошелся по комнате, подошел к окну.

— Да вы не беспокойтесь, — сказала Хэри Уллоу, следя за мной. — У нас такое часто бывает. Поищут-поищут и уезжают ни с чем… Вы, конечно, к такому не привыкли.

— А кого они ищут?

— Говорят, что мятежников, а там… Одному богу известно, что им нужно! Вчера вот забрали сына у соседей, что живут через улицу. Совсем еще мальчик, а они обвинили его в сочувствии мятежникам. А какой из него мятежник? — Она горько усмехнулась.

— Как звали вашего соседа?

— Крис… Крис Наат.

Нет, такого имени я не знал. Впрочем, Кунти говорила, что «мстителей» очень много в разных уголках планеты.

— Ваш муж еще не вернулся?

— Пока нет. Он сказал, что поехал в центр города за овощами… а какие в центре могут быть овощи? — Она сокрушенно покачала головой и вышла в соседнюю комнату.

Я снова лег на диван, прислушиваясь к шуму на улице. На всякий случай достал из пиджака излучатель, проверил боезаряд. Положил излучатель рядом: кто знает, зачем здесь полиция?

Через полчаса на дорожке сада послышались шаги. Я привстал с постели. Человек быстро поднялся по ступеням крыльца, вошел в дом. Раздались приглушенные голоса, и я узнал голос Уллоу. В следующую минуту он порывисто вошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

Я выжидательно посмотрел на него. Он тяжело дышал; на лице и шее у него были красные пятна.

— За вами гнались, Уко?

— Нет, что вы, — облизнул он пересохшие губы и плюхнулся в стоящее рядом кресло. — Все в порядке, господин Бедаро.

Я пристально посмотрел на него.

— Вы, наверное, не доверяете мне? — понял он мой взгляд, и в голосе его послышалась растерянность. — Поверьте, я сделал все, как вы сказали!

— Хорошо. — Я встал, подошел к окну. — Опишите мне, как выглядел тот человек.

— Как выглядел?.. Ну, высокий такой, плотный… нос такой, знаете, с горбинкой небольшой… Глаза?.. Глаза голубые, прозрачные. Волосы темные, слегка вьющиеся… Что еще?.. Ах, да! На правой щеке, у самого рта, складка такая… знаете?

Голос Уллоу звучал по-ученически неуверенно, просительно, будто он уговаривал меня согласиться с ним. Это придало мне уверенности: правду говорит, не лукавит. Обмануть в такой ситуации очень сложно.

Я задумался. Что-то очень знакомое было в описании Уллоу. Уж не Артур Порта ли прибыл сюда в качестве резидента? Старый наш с Сидом друг, перешедший теперь на работу в ПОТИ, был всегда отчаянным парнем и вполне мог рискнуть на подобное задание.

— А родинку у него вы, что же, не заметили? — повернулся я к Уллоу. — Вот здесь, на щеке, около уха.

— Родинку? — Уллоу отвел взгляд в сторону, мучительно вспоминая что-то. Вытер со лба выступивший пот. Сказал: — Нет, родинки не было.

— Вы уверены?

— Да, господин Бедаро. Родинки у него не было, это я хорошо помню.

Я облегченно улыбнулся. Теперь оснований не доверять ему у меня не было вовсе.

— Ладно, Уко! Спасибо вам за все. Вы оказали мне неоценимую услугу, и теперь я перед вами в неоплатном долгу.

— Уф-ф!.. — Уллоу отер вспотевший лоб своим огромным платком. Вдруг поднял на меня встревоженный взгляд. — Знаете, в центре города делается что-то непонятное. Полиция перекрыла все большие улицы, ведущие из города, и у всех проезжающих проверяет документы. Люди даже поговаривают… — Он неожиданно замолчал.

— Что люди поговаривают? — Я сел на диван, напротив него.

— Вы, конечно, можете считать это сплетнями… — Он снова замялся. — Говорят, что полиция ищет какого-то молодца, который обчистил отца своей невесты, очень богатого и влиятельного человека.

Так, значит, началось! Завертелась «карусель», и теперь с каждым часом мои шансы покинуть эту планету будут уменьшаться все больше. Я усмехнулся и встал.

— Вот что, Уко! Еще раз спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Вряд ли мы с вами когда-нибудь увидимся еще. Поэтому говорю вам: прощайте! Теперь я должен идти.

— Господин Бедаро! А что мне делать с этим? — Он протянул мне медальон «Зуб Кобры».

Я повертел в руках вещицу. На какое-то мгновение перед глазами встали грозные картины вздымающихся над поверхностью океана волн, храм на краю скалистой гряды — высоко-высоко над океаном. Я держу за руки девушку. Ветер лихо расправляется с ее пышными волосами, забивает пряди в рот, мешает говорить. В темных, глубоких-глубоких, как омуты, глазах девушки стоит печаль и укор…

— Если можно, последняя просьба, Уко? Может быть, вы сможете передать этот медальон моей… моему… В общем, отошлите его вот по этому адресу! — Я быстро написал на клочке бумаги несколько строк и протянул ему.

— Я хочу, чтобы это осталось ей на память, — словно оправдываясь, сказал я.

Уллоу понимающе кивнул.

— Не беспокойтесь. Я все сделаю. Но куда же вы теперь?

— О! Мой путь лежит далеко отсюда, но я не надеюсь… — Я замолчал, прислушиваясь.

С улицы донесся вой сирены, затем послышался топот тяжелых шагов, остановившихся у дома Уллоу. Через секунду раздался громкий стук в дверь и властный приказ: «Откройте!»

Я переглянулся с Уллоу.

— Это полиция! — негромко сказал он. — В нашем квартале опять облава на мятежников.

Я лихорадочно обдумывал, как поступить. Стук в дверь повторился еще более настойчиво.

— Иду, иду! — крикнула из соседней комнаты госпожа Уллоу, направляясь к двери.

— Скорее! — Уко Уллоу подтолкнул меня, затаскивая на кухню. Распахнул окно выходящее в сад. — Полезайе! Вашу машину я осавил с другой сороны сада. Они ничего не замеят.

Я благодарно пожал ему руку. Он, чуть ли не силой, вытолкнул меня в окно. В последний момент я услышал топот тяжелых шагов уже в доме и громкие голоса.

Пригнувшись, побежал через сад. У ограды остановился, осторожно выглянул на улицу. Сразу же увидел свой магнитор: он стоял около дальнего угла ограды, в тени корявого, пыльного дерева. Только бы не было случайных прохожих!

Я перемахнул через каменную стену. Еще минута — и я сидел в кабине. Включил приборы. Магнитный активатор едва слышно заурчал где-то под днищем магнитора, плавно поднимая его над землей. Не раздумывая, я резко взял с места, быстро набирая скорость.

Узкие, петлявшие между домами улочки были на удивление пустынны для этого часа. Я осторожно вел магнитор, протискиваясь между белесыми, лишенными окон, стенами домов, подступавших почти вплотную один к другому. Неожиданно явственно почувствовал: кто-то следит за мной! Взглянув на экран заднего обзора, понял, что не ошибся — на небольшом отдалении за мной ехал какой-то магнитор, но явно не полицейский.

Я прибавил увеличения. Теперь на экране можно было разглядеть, что в машине сидят четыре человека. Что это? Слежка или простая случайность?

Я слегка увеличил скорость и резко свернул налево, в узкий проход между домами, которые здесь стояли особенно близко друг к другу, так что магнитор едва не касался их стен бортами. Выехав на соседнюю улицу, я снова свернул, теперь уже направо, и, через несколько сот метров, снова налево.

Посмотрел на экран. Мои преследователи не отставали, повторив за мной все маневры. Значит, действительно это «хвост»! Люди Садора? Скорее всего. Быстро же они нашли меня! И облава эта не случайная — меня ищут. Вот только как они догадались, что я здесь? Ведь никто не знал о моем знакомстве с Уллоу…

Я ломал голову над этим вопросом, неуклонно пробираясь к окраине города. Наконец, лабиринты узких улочек закончились, и я вырвался на пустынные пространства, постепенно переходившие в изнывающую от жары бескрайнюю степь, тянувшуюся на юг и запад, вдоль всего побережья океана. Отсюда, на несколько сот километров, не было никакого жилья, ведь города и мелкие поселки были разбросаны по всей планете отдельными островками-оазисами, только там, где росли леса из завезенных с Земли деревьев, и была вода.

Я гнал свою машину по пыльной дороге, на предельной скорости, стараясь оторваться от своих преследователей. Сейчас мне необходимо было добраться до Магистрали, чтобы кратчайшим путем достигнуть Космопорта. План дальнейших действий уже созрел в моем мозгу.

Я бросил быстрый взгляд на экран. Магнитор моих преследователей двигался следом, не отставая ни на метр. Вдруг он резко повернул вправо, съезжая с дороги в степь, и, поднимая тучи пыли, помчался по обочине. Похоже, они решили ехать мне наперерез?

В следующую минуту запыленная машина людей Садора выскочила на дорогу прямо передо мной. Я едва успел схватиться за штурвал, задавая вертикальное ускорение, — мой магнитор совершил резкий «прыжок» через заросшую кустарником канаву и, ломая колючие ветки, пролетел несколько метров, плюхнувшись в горячую пыль на обочине Магистрали. Я снова крутанул штурвал; выехал на проезжую часть дороги, но мои преследователи опять попытались подрезать меня. Мне пришлось «перескочить» через них, но на этот раз я немного не рассчитал ускорение. Магнитор сильно тряхнуло и бросило в сторону. Поднимая тучи пыли, он помчался по наклонной насыпи, оказавшись на несколько метров ниже полотна дороги.

Теперь выстрелом им меня не взять. Успокоившись, я включил автопилот и достал излучатель. Впереди, метрах в пятидесяти, на обочине росло несколько толстых деревьев. Локационная система магнитора мгновенно среагировала на возникшее препятствие, и машина снова выскочила на дорогу. В этот момент я резко развернул ее поперек дороги и прицельно выстрелил.

Тонкий огненный луч пронзил разделявшее нас пространство, и ехавший сзади магнитор превратился в клубящийся черным дымом огненный шар, закрутившийся по дороге. Инстинктивно я пригнулся, и в эту секунду пламенный смерч пронесся над моей машиной, стекая к деревьям у обочины.

Вот и все! Я бросил излучатель на сидение и снова взялся за штурвал. Магнитор послушно развернулся и плавно тронулся с места.

На востоке, далеко у горизонта, белым призраком плавился в горячих потоках воздуха Шаолинсеу. В стороне от него и немного левее кровавым отблеском мерцала узкая полоса океана. Солнце висело низко над горизонтом, поливая землю красным дождем жарких лучей, которые застревали в пыльных смерчах, носившихся по степи, гасли и вспыхивали снова, дробясь тысячами красноватых искр.

Я взглянул на шкалу скорости. Магнитор двигался максимально быстро, почти на пределе своих возможностей — совсем неплохо для такой местности. Тем не менее, нужно было быть предельно внимательным, ведь пылевые волчки-воронки, достигавшие в высоту почти шести метров, сильно затрудняли движение, лишая меня видимости. Несколько раз пылевые смерчи полностью поглощали мой магнитор, и я оказывался в самой сердцевине облака из бешено крутящихся пыли, песка, сухой травы и сломанных веток.

Едва очередной смерч остался позади и ослепительное красное солнце выплеснуло на ветровое стекло потоки иссушающего жара, далеко впереди замаячили темные контуры деревьев. А спустя несколько минут я уже мчался сквозь ровные ряды атласских кедров с плоскими сизыми кронами. Деревья вокруг почти сливались в сплошную стену, сквозь которую сиял алым пламенем солнечный диск.

Лес закончился так же быстро и неожиданно, как и начался. Магнитор снова вырвался на бескрайние просторы жаркой равнины, где пыльных смерчей стало еще больше.

Неожиданно мое внимание привлекла ослепительная молния, сверкнувшая на горизонте, где горбились ряды низких сопок. Через секунду что-то снова зарделось там яркой алой искрой, и я понял, что это стеклянный купол Космопорта горит нестерпимым огнем в лучах заходящего солнца. Значит, до цели моего пути осталось совсем немного. Поэтому и смерчей на равнине стало больше — почва, подверженная искусственной эрозии, выдувалась здесь ветрами легче.

Мои руки невольно потянули штурвал на себя, и магнитор рванулся вперед с еще большей скоростью. На щитке управления загорелся красный сигнал тревоги; жалобно и надрывно запел зуммер, предупреждая об опасности перегрузки магнитного активатора. Но я не обращал на него внимания. Мои глаза были устремлены вдаль, где с каждой минутой, разворачиваясь громадным зеркалом, вырастало огромное поле космодрома, расчерченное посадочными знаками, словно шахматная доска.

Уже можно было различить прямоугольные корпуса ангаров, аккуратные кубики складских помещений, заправочные цистерны в ряд. В стороне от них белые посадочные полосы уходили к самому горизонту. Там, поблескивая на солнце обшивкой, стояли ракетопланы, готовые в любую минуту покинуть эту обожженную солнцем планету.

Я снизил скорость — начался пологий спуск в котловину, на дне которой, километрах в десяти, располагалась первая площадка со вспомогательными помещениями Космопорта.

Магнитор снова въехал в широкую лесополосу, окружавшую ракетодром с востока. Слабое гудение активатора, работавшего до этого на предельной мощности, стихло. Машина двигалась плавно и бесшумно, не нарушая девственного спокойствия леса. Впервые находясь здесь, я почувствовал себя, словно на родной планете, в земном лесу, чуть тронутом ранней осенью, но еще не потерявшем свежести листвы и напоенном терпкими лесными запахами.

Спокойствие, пришедшее в душу, было нарушено слабым жужжащим звуком, исходившим откуда-то сверху и показавшимся мне вначале слабым порывом налетевшего ветра. Я задрал голову и понял, что это не ветер.

Звук стал тоньше и протяжнее. В следующую минуту громадная тень заслонила солнце, легла на землю черной кляксой. Гравиплан — большая, блестящая металлом птица — пролетел в стороне, направляясь на юг. За прозрачным куполом кабины, под треугольником острых крыльев, я успел заметить человека, напряженно всматривающегося в землю внизу. Какие-то смутные тени (не то люди, не то спинки соседних кресел) стояли за его спиной.

Я поспешил спрятать магнитор в густом кустарнике, и вовремя, — сразу же за первым летел второй гравиплан, пересекавший лесополосу с востока на запад. За стеклом кабины сидели двое людей и всматривались в лес. На одном был шлемофон, как у радиста. На людях песочного цвета форма, какую обычно носят в полиции.

Сомнений больше не оставалось: ищут меня. Как только оба скрылись из вида, я осторожно покинул свое укрытие и выехал из леса. Вдалеке блестящие точки воздушных аппаратов делали круг над космодромом, заходя на посадку. Дождавшись, пока они сядут, я на полной скорости пересек открытый участок местности и сходу «перескочил» через заградительный барьер из каменных надолбов, окружавший космодром со всех сторон, в том месте, где стояли складские помещения и начиналась взлетная полоса.

Охранные фотоэлементы, установленные на тонких металлических мачтах вдоль всего поля, даже не успели сработать, настолько вызывающе-наглым был мой прорыв на территорию Космопорта.

Я вылез из машины, зарывшейся носом в красноватый песок (ширина барьера была предельной для возможностей магнитора), и огляделся.

Рядом со мной высилась стена ангара из рифленой, прочной, как сталь, пластмассы угрюмого серого цвета. Кругом не было ни души. Только автоматическая тележка-тягач в нескольких метрах от меня везла заправочные блоки к ближайшему ангару. Правее, там, где начиналась взлетная полоса, стоял одинокий ракетоплан, поставленный в страховочный сектор, видимо, для ремонта или дозаправки. Судя по обшарпанному зеленому борту с жирно намалеванными в нескольких местах красной краской кругами, ракетоплан военный. Входной люк был открыт, трап спущен. Оглядевшись, я двинулся к нему. Каменные плиты под ногами были раскалены настолько, что подошвы ботинок, казалось, прилипали к ним. Через несколько секунд я до конца ощутил, как жестоко печет вечернее солнце.

Миновав ряд ангаров, выстроившихся в одну линию, как солдаты в строю, я увидел, что по боковой дорожке прямо ко мне идут два человека в желтых комбинезонах. Вид их мне сразу же не понравился. Достав излучатель, я прикинул: до ракетоплана бежать секунд десять, а эти двое будут здесь минуты через две… Стоило рискнуть.

Зажав в правой руке излучатель, я побежал к спущенному трапу. Тут же посмотрел в сторону: заметив мой маневр, полицейские кинулись вдогонку. Один из них вскинул руку с оружием. Прыгнув вперед, я покатился по раскаленному камню взлетной полосы, уходя от визжащих пуль. Оказавшись снова на ногах, выстрелил в ответ. Вспучившийся пузырями бетон заставил полицейских поспешно отпрыгнуть под прикрытие ближайшего ангара.

Достигнув, наконец, спасительного ракетоплана, я в два прыжка преодолел алюминиевые ступени трапа и забрался в аппарат, плотно задраив за собой люк.

Два пилота в кабине обернулись, удивленно разглядывая меня. Один — молодой и смуглый. Второй был постарше, с сединой в волосах и хмуро сдвинутыми бровями.

Бросив взгляд на включенный обзорный экран над главным пультом, я поднял излучатель. Приказал обоим:

— Выходите! Быстро!

Седовласый внимательно посмотрел на меня, переглянулся с товарищем. Тот растерянно уставился на меня.

Я, облизнув ссохшиеся губы, глухо повторил:

— Выходите, ну!

Пожилой пилот вздрогнул, снял наушники; не глядя, положил их на приборную панель. Медленно встал. Вслед за ним поспешно поднялся и молодой. Они неловко протиснулись через узкий проход к выходу. Открыв люк, седовласый в последний раз посмотрел мне в глаза, и мне показалось, что он хочет что-то сказать. Но молодой пилот одернул товарища за рукав, и они стали быстро спускаться по ступеням трапа.

Я сбросил лестницу и снова задраил люк. Осмотрел все отсеки — пусто. Сел к управлению, проверил топливо, двигатели: все было в норме. Включил защиту. Теперь им меня не взять!

Через боковой иллюминатор увидел, как к ракетоплану бегут вооруженные люди; несколько тягачей вывозят на взлетную полосу огромные заправочные блоки, пытаясь преградить мне дорогу. Я быстро осмотрел наличие на борту оружия и, развернув правое орудие, дал парализующий луч, доведя радиус рассеивания до максимума. Снова выглянул в иллюминатор. Так и есть: все живое в ста метрах от ракетоплана было временно обездвижено. Тягачи беспомощно застыли на месте, не пройдя и полпути. Вот так-то лучше!

Я отыскал в грузовом отсеке скафандр, подходящий по размеру, быстро влез в него. Для верности привинтил шлем. Сев в кресло, закрепил привязные ремни. Нажал кнопку, включая режим подготовки к старту. Взглянул на передний экран.

Там два военных ракетолета выруливали на взлетную полосу из резервных ангаров. Что такое? Я включил внешнюю связь.

Хриплый голос истошно прокричал в наушниках:

— Внимание! Говорит «Ипсилон»! Всем кораблям охраны Космопорта! Немедленно в воздух! Экстренный взлет всем кораблям! Перехватить ракетоплан РК-204, стартующий в восьмом секторе!..

Я включил носовые излучатели. Индикаторы нервно замигали. Скорректировав вправо, нажал педаль парализующего излучения. Сначала мне показалось, что действия нет, но вскоре счетчики радара отметили: правый корабль, потеряв управление, медленно отклоняется к кромке поля. Теперь у меня есть время, чтобы взлететь первым.

Включив антигравитатор, я нажал стартовую кнопку. Ракетоплан плавно поднялся над землей, завис на несколько секунд и стремительно ринулся вверх, рассекая темно-синий купол неба.

Быстро и смазанно мелькнули всклокоченные рыжие облака. Экраны и иллюминаторы заволокло белесым туманом — корабль проходил сквозь атмосферу. По корпусу аппарата пробежала мелкая дрожь и заструились змейки голубоватого пламени — это остаточные токи стекали по обшивке корабля. Вибрация нарастала с каждой секундой.

Я дал полный разгон. Клочья тумана на передних экранах разорвались, провалившись вниз, и их место занял сверкающий звездный купол. Бархатная чернота космоса окутала корабль, и только снизу, от планеты, поднималось матовое свечение. Громадный, размытый внутри, тускло-багровый шар ее быстро уменьшался в размерах. А за ним, разбрасывая в пространство огненные струи, пылал алый диск «Ближайшей», но смотреть в ту сторону без опущенного поляризующего фильтра было нельзя.

Я наслаждался полетом, паря среди звезд. В душе появилась и окрепла неопределенная радость, словно от предвкушения долгожданной встречи. Подумалось: «Ну, вот и все! Конец!..»

В этот миг я заметил, как две огненные полосы оторвались от серпика планеты, слились с блеском звезд позади меня. Так стартуют только ракетопланы! По пульсирующему полю радара я понял, что не ошибся: действительно, секунду назад с планеты стартовало два корабля, и теперь они стремительно нагоняли меня.

Выглянув в боковой иллюминатор, я увидел, как у левой части горизонта среди звезд появился большой трехсекционный ракетолет. А где же второй? Я быстро поискал лучом — вот! Он шел прямо надо мной, в какой-то тысяче километров. Поспешно включив защитное поле и дав круговой парализующий луч, я ввел свой аппарат в крутой вираж, пытаясь уйти от погони.

Звезды бешено закружились перед глазами в каком-то сумасшедшем хороводе. Я следил за тем, как постепенно растет нагрузка, напряженно пытаясь поймать далекую желтую звездочку в перекрестье курсового фотоэлемента на дисплее навигационного пульта.

Вдруг все чувства и переживания отошли куда-то на второй план, и тело затопила острая, почти нестерпимая боль, заглушая мысли о спасении и настойчиво добираясь до сознания. Звезды почему-то оказались прямо под ногами, и ощущение не то падения, не то невесомости охватило меня. Небо в одно мгновение словно раскололось надвое и стало ослепительно белым; звезды померкли, исчезли вовсе.

С ужасом я увидел, как впереди возникла и расширилась радужная арка-туннель, медленно выдвигаясь с левой части горизонта. В самом центре и в глубине ее распускал прожекторные секторы света, пылал электросварочной дугой огненный шар.

Животный ужас, охвативший меня, сковал волю; мышцы словно одеревенели, отказываясь слушаться. А таинственный шар тем временем стал почти фиолетовым, затем голубым, и из него вырвались длинные пламенные стрелы, устремляясь в мою сторону. Еще миг — и река огня затопила все вокруг.

Удар! Режущая, рвущая тело боль затопила сознание.

Вспышка памяти: я бегу по склону холма навстречу ветру; внизу — цветущие сады сирени колышут на ветру волны белоснежных гроздей; быстрая река несет к далекому горизонту гребешки расплавленного золота. Рядом со мной бежит девушка с серыми глубокими глазами. Мы смеемся. Нам весело и мы счастливы с ней… Где это было? Когда?..

Удар! Все кружится, смешивается. Таня!.. Я кричу ее имя и не слышу своего голоса. Самой последней искоркой сознания понимаю, что моя голова в гермошлеме легко, словно мыльный пузырь, лопается и разлетается в разные стороны, навстречу кружащимся звездам.

Красная тьма…

… Из тьмы медленно, как фотография в растворе, появилось круглое лицо с внимательно расширенными зелеными глазами.

Я встретился взглядом с незнакомым человеком, понял вопрос его зеленых глаз: «Ну, как ты?»

«Ничего, — ответил я немо. — Вроде жив…»

Лицо так же медленно удалилось. Только теперь я заметил, что лежу на широком белом ложе, опутанный паутиной тонких проводов. Надо мной, за прозрачным куполом стеклянного потолка, холодное сероватое небо, подернутое пеленой вспененных облаков. Сквозь облака просвечивает необычно белое солнце, висящее над самой головой. Другое солнце — желтое и далекое — стоит низко над горизонтом, раскрытым простору аметистового океана. Прямо от скалистого берега, взбираясь по пологому, чугунно-серому склону плоской горы, начинается роща низкорослых, раскидистых сосен, шелестящих на порывистом ветру бронзовой хвоей.

По чуть уловимой свежести и ясности красок можно было понять, что сейчас утро.

— Где я? — Я почти не слышал собственного голоса.

Вновь появились внимательные зеленые глаза.

— Успокойся. Ты на Земле, в Антарктическом санатории восстановительной хирургии и ревитации. Над тобой пришлось здорово потрудиться, но все уже позади… Тебя подобрали патрульные три месяца назад, но об этом потом, хотя нам тоже не терпится. Здесь твои друзья и жена. Скоро ты их увидишь, а пока тебе необходим отдых, чтобы восстановить силы. Спи! Все пройдет и забудется. Теперь ты среди своих и твоя жизнь вне опасности…

Я закрыл глаза. На голове, в области правого виска, что-то саднило и зудело — что-то заживало там.

Жив! Неужели действительно жив, и на Земле? Или это еще бред?..

Я прислушался. Нет. За окном тихо шумят сосны, поют птицы. Теплые солнечные лучи приятно щекочут кожу на лице, и где-то, совсем рядом, глухо рокочет море. Значит, все это не сон. И даже два солнца на небе — творение человеческих рук, созданное три века назад, чтобы растопить антарктические льды и улучшить климат на планете.

Я дома! Все позади. Остался только этот успокаивающий шум соснового бора, плеск волн могучего океана, и покой…

Апрель — сентябрь, 1985.

Переработано и дополнено — 1998.