Анатолий Днепров

Смешной баобаб

- А сейчас мы пройдем пампасы и начнем пробираться сквозь южноамериканскую сельву... Это так у них называются джунгли. А пампасы вроде нашей степи. Правда, здесь, в Аджарии, нет степей. А рядом, на Украине, есть... Джунгли у нас тоже есть. И здесь, на Кавказе, и в Уссурийском крае. Это рядом с Владивостоком...

Каро, наш гид по Батумскому ботаническому саду, не умолкал ни на минуту. Он знал в этом саду, или, лучше сказать, заповеднике, каждый уголок, каждое деревце или куст. И не только знал по имени, но и всю родословную. Он был высокого роста, широкоплечий, с тонкими белыми усами и острой бородкой, которая делала его чем-то похожим на Дон-Кихота.

Мы были очень удивлены, когда узнали, что Каро из своих шестидесяти пяти лет двадцать гонял в горы отары овец. Позже я узнал, как удивилось руководство Батумского ботанического сада, когда в отдел кадров к ним, прихрамывая, пришел старик и сказал, что хочет работать здесь. В горах он сломал ногу и теперь не может больше оставаться в пастухах.

- А что вы, собственно, сможете у нас делать?

- Ухаживать за этими прекрасными деревьями и цветами. Они всегда стоят на месте, не то что мои овцы. А уж я их полюблю, как родных, хотя большинство из них и чужие.

Сначала он был садовником. А после стал гидом.

Дирекция сада была потрясена памятью и понятливостью Каро, который за год впитал в себя все, что рассказывали профессиональные гиды экскурсантам.

Сейчас ему нельзя было дать и шестидесяти. Да и вообще здесь, в Аджарии, старики безвременны. Того и гляди столетнего гражданина окликнешь: "Молодой человек!"

Мы пробрались сквозь опутанную лианами сельву, где царил полумрак и влажная, мшистая земля дышала горячим терпким паром, и выбрались на залитую солнцем поляну.

- Здесь, товарищи, начинается Экваториальная Африка. Начинается она с саванны.

- Чего, чего? - переспросил кто-то.

- Саванна. Это по-африкански тоже степь.

Наша экскурсионная группа пробиралась по узкой тропинке к вершине холма. Причудливые травы и кустарники окружали нас со всех сторон; и иногда, на поворотах, мы видели только высоко поднятую голову Каро, который оживленно что-то рассказывал тем, кто шел рядом с ним.

- С вершины холма очень хорошо видно море. Там мы отдохнем. В тени вон того замечательного дерева.

Экскурсанты расположились на траве и залюбовались видом на море. Солнце склонялось к вечеру, воздух светился серебристым светом, и море было не голубым, как обычно, а серебристым, с гофрированной солнечной дорожкой, теряющейся в дымке.

- Аве маре, моритури те салютант, - мечтательно произнес инженер из Ленинграда. - Все мы умрем, и сюда придут другие люди и будут любоваться этим волшебным зрелищем...

- Зачем умирать? - воскликнул Каро. - Жить надо! Долго-долго, как это дерево!

Он повернулся к стволу зеленого гиганта и любовно погладил мощную морщинистую кору.

- А что это за дерево, Каро?

- Замечательное дерево. Вечный страж африканских саванн. Это баобаб. Живет пять тысяч лет!

- Сколько? - взвизгнула молодая курортница в шортах.

- Пять тысяч. Может быть, даже больше. Его привезли сюда уже в очень солидном возрасте.

Каро встал, вытащил из кармана выцветшей сатиновой куртки клеенчатый сантиметр и стал обмерять ствол. Закончив обмер, он достал записную книжку, посмотрел на столбик цифр и записал следующую.

Никто не заметил, как он поднял голову, посмотрел на могучую крону дерева, глубоко вздохнул и укоризненно покачал головой.

Когда он попрощался с нами у выхода из сада, я взял его за руку и отвел в сторону.

- Каро, а почему вы обмерили ствол баобаба, а после печально вздохнули?

- Сохнет. Понимаете, сохнет на глазах. Это будет такая потеря. Сначала обхват был десять метров семьдесят сантиметров. После - девять метров тридцать сантиметров. А сейчас уже пять метров, - гибнет не по дням, а по часам. Делаю все. Не отхожу от него. Ученые подкормку придумали. А он сохнет...

Последние слова он произнес с сильным акцентом, темпераментно махнул рукой и скрылся среди олеандров, прихрамывая пуще прежнего.

Года через три я снова оказался в Батуми, на конференции по проблеме долголетия, и вспомнил Каро и его погибающий баобаб. В перерыве между заседаниями я отправился в ботанический сад.

- Где Каро?

- Как обычно, - безразлично ответила голубоглазая лаборантка. Она переливала какую-то жидкость из одной колбы в другую.

- Что значит "как обычно"?

Она подняла на меня большие глаза.

- Возле своего баобаба.

- Он по-прежнему работает гидом?

- Нет, сейчас не работает.

- На пенсии, значит?

Девушка криво улыбнулась.

- Здесь, в Батуми, проходит конференция по долголетию. Читала я в газете, как местные физиологи расхваливают здешний климат и здешних стариков. А вот то, что некоторые с возрастом впадают в детство, об этом почему-то не говорят.

Но я уже не слушал ворчливую белоснежную лаборантку.

Я прошел уссурийские джунгли, сибирскую тайгу, альпийские луга, спустился в пампасы, пересек сельву - и вот саванна!

Я почему-то очень волновался, и мне не терпелось скорее увидеть Каро.

Он лежал у самого стола на спине и курил трубку. Когда я подошел, он повернул голову, а после снова отвернулся и уставился вверх.

- Каро, вы меня не узнаете?

Он молча покачал головой.

- Я был здесь с экскурсией. Вы тогда опасались за это дерево, а оно воя какое роскошное, более пышное, чем прежде, и, конечно, проживет еще пять тысяч лет!

Он снова посмотрел на меня печальными, задумчивыми глазами. Его усы и бородка, казалось, потемнели, а глубокая тень под деревом сглаживала морщины на загорелом лице.

- Я никогда не верил, что дерево погибает. - Он встал и облокотился о ствол спиной. - Я этим ученым с самого начала твердил: "Не так сохнут деревья. Я ничего не знаю про другие баобабы, которые растут в Африке, но этот баобаб какой-то другой. Ну, как бы вам сказать..."

- Какой же он, Каро?

- Смешной. Странный. Очень смешной.

Я вспомнил ворчливую лаборантку.

- Смотрите! - Каро горячился. - Смотрите на кору. Стала гладкая. Смотрите на листья. Стали зелеными и нежными. Разве так погибают баобабы?

Я не знал, как погибают баобабы, но мне стало очень грустно ад Каро...

- Он смешной, потому что растет обратно.

- Обратно?

- Конечно. Был старый. А сейчас становится моложе и моложе. Ничего тут удивительного нет.

"Бедный, бедный Каро..."

- Нет, вы только посмотрите!

Я вместе со стариком обошел вокруг дерева и действительно заметил, что оно как будто помолодело. Но разве можно говорить о деревьях, что они постарели, помолодели? Старый клен кажется "помолодевшим" после дождя, а тоненькая пыльная акация напоминает крохотного сморщенного старичка. Это дело воображения.

Я похлопал Каро по плечу.

- Я очень рад, что дерево продолжает жить. Но еще больше я рад за вас, Каро. Выглядите вы прекрасно. До свидания!

- Эти ученые думают, что я сошел с ума!! - крикнул он мне вслед.

Прошли годы, и я забыл про Каро и про растущий "обратно" баобаб. Я усиленно занимался геронтологией и пытался вникнуть в страшную тайну старения и деградации человека, и в этом моем увлечении тоже была своя логика. Когда однажды моя жена спросила меня, почему я оставил нормальную физиологию и переключился на изучение стариков и старух, я, не думая, ответил:

- Потому что я и сам старею, а не расту обратно...

Жена подумала и сказала:

- Я как-то слушала лекцию одного математика, специалиста по теории колебаний. Он утверждал, что если будет постигнута тайна биологического регулирования в человеке, то его, человека, можно будет ввести в режим автоколебаний. Это значит, сначала он стареет, после молодеет, а в определенный момент времени начинает опять стареть; и так без конца...

- Болван твой математик! Старение и смерть - прогрессивные факторы биологической эволюции. Да и вообще о вечной жизни могут мечтать только заскорузлые эгоисты...

"Расти обратно, расти обратно..." Где и когда я слышал эти слова?

И тогда я вспомнил Каро и смешной баобаб.

В лаборатории Батумского ботанического сада сидели новые, совсем молодые люди, а старые ученые ушли на покой: построили в пригородах дачи и разводили сады.

- Как ваш баобаб? - спросил я ведущего научного сотрудника.

- Что?

- В вашем саду рос баобаб из Африки.

- Что-то не помню.

Он вытащил из книжного шкафа толстую книгу и долго ее листал.

- В каталоге не числится, - наконец сказал он.

- Как же так? Я лично сидел в тени этого великолепного дерева.

- Когда, простите за нескромный вопрос, это было?

- Лет... лет пятнадцать-двадцать тому назад...

Молодой человек присвистнул:

- За это время мы так часто меняли растения, удаляли погибшие, подсаживали новые. Может быть, когда-то и был баобаб, а сейчас нет.

Действительно, теперь холм был пустынным, и только море у его подножья серебрилось, как прежде.

Там, где раньше росло дерево, осталось небольшое, поросшее травой углубление, и в самом его центре торчала тоненькая, высохшая веточка. Она легко сломалась у меня в руках, и я сунул кусочек в карман.

О Каро в ботаническом саду тоже никто ничего не знал, и я решил всю эту странную историю выбросить из головы, как вдруг совеет неожиданно она вновь воскресла во всех самых мельчайших подробностях.

Из очередной экспедиции в Аджарию возвратилась шумная ватага моих аспирантов. Они наперебой рассказывали о стариках, которым по сто, сто двадцать и даже сто пятьдесят лет.

- Но самая любопытная история произошла в одном ауле, километрах в сорока к востоку от Батуми! Представляете, приходим с рюкзаками, в коротких штанах, с палками, а на нас никто не обращает внимания. Даже ребятишки! Такого еще никогда не бывало. Не аул, а потревоженный людской муравейник. Мужчины а одном краю базарной площади, женщины - на другом. И все говорят, говорят, кричат, размахивают руками и так далее. Выясняем, в чем дело. Оказывается, ничего необычного. "У тетушки Валии откуда-то взялся ребенок". - "Ну и что здесь удивительного?" - "Тетушке сто восемнадцать лет". - "А где тетушка Валия живет?" - "Вон в том доме, но она никого не принимает". Мы - к дому. Двери на запоре. Стучим. Показывается старуха. Сразу видим - слепая. "Как здоровье, бабушка?" "Уходите прочь! Вы разбудите ребенка!" - "Но мы, сами знаете, не из тех". Представляемся. Академия наук и так далее. Специалисты. Врачи. "Ах, врачи? Тогда заходите. Мне нужен врач". Заходим. В постельке хныкает малыш, около годика; может, чуть-чуть побольше. "Славный малыш, - говорим, - давно родился?" - "Нет, он пришел". - "Как так - пришел?" - "Ножками. Только вот хромает. Ножку в горах сломал". Осматриваем. Действительно, ножка сломана. Кладем гипс. Повторяем вопрос, теперь более строго. "Давно родился?" "Пришел, говорю я вам". - "Значит, он вам чужой, тетушка Валия?" - "Нет, не чужой. Это мой сын". Чокнутая старуха! Как мы ни бились, твердит: "Пришел, и это мой сын..." Вот так история!

- А она не называла малыша по имени?

- Называла.

- Как?

- Каро. Кажется, Каро...

...У меня на рабочем столе в институте геронтологии стоит небольшая прозрачная коробочка. На белоснежной салфетке покоится кусочек сухого желтого дерева, и под ним надпись: "Смешной баобаб".

Конечно, это, может быть, и не тот баобаб, а маленький Каро у тетушки Валии, может быть, совсем другой Каро...