10 ноября 1982 года помню очень хорошо.

 Эпоха пышных похорон, продолжавшаяся в сысысэре почти три года, началась именно тогда.

 Обычное утро, я спешу в школу - занятия начинаются в восемь утра, и я привычно марширую по бордюру - ну, что поделаешь? любил я по бордюру ходить...

 - Эй, пацан! - это меня окликнул вынырнувший из подворотни субъект, который, несмотря на ранний час, был уже, что называется, "на рогах", - в школу путь держишь?

 Вопрос - идиотский: ну куда ещё может спешить десятилетний мальчишка с портфелем в руках в восьмом часу утра?

 - Можешь домой идти! - радостно продолжает дядька, - сегодня в школе уроков не будет - Лёнька скопытился!...

 Повторяю: десятое ноября 1982 года, восьмой час утра. Откуда мой утренний vis-a-vis мог узнать о смерти Брежнева в этот день и этот час - для меня остаётся загадкой до сих пор...

 ...А в школе было всё, как обычно: уроки, перемены, опять уроки... Никаких тебе линеек, никаких портретов в траурных рамках. День, как день.

 После уроков иду в парикмахерскую - мамина подруга работала тогда парикмахером в гостинице "Ангара", в двух шагах от школы. Сижу в кресле, она меня подстригает - и я слышу эти шепотки между парикмахерами и клиентами:

 - Говорят, Брежнев - того... перекинулся, - вполголоса говорит сидящий в соседнем кресле дядька.

 - Да не может быть! - возражает ему мастер.

 - Ну почему не может? - отвечает клиент, - он же старый, больной... Да вот, и по радио весь день классику наяривают...

 По радио, действительно, в этот момент наяривали классическую музыку.

 Дома - те же разговоры: пришедшая на обед мама убеждает дедушку, что не иначе, как Ильич - того... дуба дал. Дед не верит, берёт свой любимый радиоприёмник, пытается настроить его на какие-нибудь "вражьи голоса" - "Свободу", "ВВС", "Голос Америки" какой-нибудь... Свистят гебешные глушилки, эфир трещит и свистит - и тогда дед говорит мне:

 - Ну что? Поехали, что-ли, за город?...

 Мы с дедом выехали на Байкальский тракт. Где-то, километре на двадцатом или двадцать первом. дед свернул на какую-то боковую дорогу, потом - на заростающую просеку, остановил своего "москвичонка", вытащил приёмник. Едва настроился на волну - и мы услышали заветное:

 - Вы слушаете "Голос Америки" из Вашингтона! Главная новость сегодняшнего дня - смерть совецкого лидера Леонида Брежнева!...

 Дальше шло официальное сообщение.

 - Тэк-с, - усмехнулся дед, - а что нам Лондон скажет? - и принялся возиться с рукояткой настройки, ловить свою любимую "ВВС"...

 Домой мы приехали, где-то, через час - полностью информированными людьми.

 - Умер, - кратко ответил на вопросы бабушки и мамы дед, - только умоляю вас: никому не звоните сейчас, и ничего не сообщайте. Без вас сообщат, по телевизору. И ты, Роман, тоже, - повернулся ко мне дед, - сильно не распространяйся, зачем мы с тобой в лес с радиоприёмником ездим...

 ...Я сейчас не помню, в тот ли вечер по центральному телевидению Игорь Кириллов сообщил о "...тяжёлой, невосполнимой утрате", которую куда-то "понёс совецкий народ" - помню только, что моя маленькая сестрёнка очень расстроилась: из-за траура на телевидении отменили её любимую передачу "Спокойной ничи, малыши!" - и прерванную сказку про путешествие мальчика Нильса на диких гусях мне пришлось на ночь читать ей из книжки.  Зато, я очень хорошо помню следующий день в школе: и траурную линейку, и портрет в траурной раме, который повесили в школьном вестибюле, и "почётный караул" из пионеров-отличников, который выставили возле этого портрета. Бедняги-отличники должны были стоять там, под портретом, с поднятой в пионерском салюте рукой - а возле них постоянно вертелись наши школьные хулиганы, хлопавшие у них перед лицами самодельными бумажными хлопушками. Буду честен до конца: не смотря на свой хулиганский характер, я в этом безобразии не участвовал - наверное, потому, что ребят было, объективно, очень жаль.

 Ну, а ещё помню двоих весёлых десятиклассников, которые орали на весь школьный коридор: " - Радуйтесь, жители города! Умер, умер проклятый метельщик!...". Если кто помнит детский фильм "Город мастеров", то и эту фразу без труда вспомнит.

 ...Ну, а потом имело со мной имело место произойти Приключение. Настоящее, серьёзное Приключение, в результате которого я, десятилетний мальчишка-школьник, оказался ни где-нибудь, а в приёмной Управления Комитета Государственной Безопасности по Иркутской области. И доставлен туда я был какими-то гебешными офицерами, да на их же гебешной "Волге".

 А произошло следующее: в годы моей учёбы в младших классах школы был у меня старший друг и коллега Лёша Теряхин. Коллега - потому, что всё школьное детство и его, и меня регулярно дёргали для участия во всяческих праздничных приветствиях: во время районных партконференций и прочих подобных мероприятий мы выходили на сцену, и читали всякую торжественную стихотворную муть:

 ...Бей, барабан!  Трубите сбор, горнисты!  И пучсть знамёна алые  Над залом расцветут!  Любимой нашей партии,  Районной конференции коммунистов -  Наш пионерский  Пламенный  Салют!!!

 - и прочую подобную фигню, которую мы заучивали наизусть. Перед этими выступлениями нас регулярно собирали на репетиции, и мы прогоняли этот стихотворный монтаж раз по двадцать - а так как с Алёшкой мы учились в одной школе, на него, как на старшего, была ещё возложена обязанность снимать меня с уроков и водить на эти репетиции. Поэтому, в школе все уже давно привыкли к тому, что посреди урока дверь класса открывалась, и вежливый Теряхин забирал меня с уроков. Ага, это называлось: "на выход, с вещами!"

 Вот и в тот день, 11 ноября 1982 года Лёшкина плотная фигура возникла на пороге кабинета - и нашей математичке ничего не оставалось, как отпустить меня с урока на очередную "репетицию".

 Едва я оказался в коридоре, Теряхин заговорщицким шёпотом спросил меня:

 - Деньги у тебя с собой есть?

 - Есть, - говорю, - рубля три с мелочью. А что?

 - Отлично! - говорит Лёшка, - у меня ещё полтора рубля, и сейчас ещё у старшего брата возьму! И - скорее в "Родник"!

 "Родник" - это название одного из центральных иркутских книжных магазинов. Культовое, можно сказать, место - здесь, возле входа в магазин, многие годы собирались "фарисеи и книжники" - иркутские букинисты, у которых за хорошие деньги можно было разжиться практически любой литературой - от Камасутры до "Книги Борьбы" старика Алоизыча, включительно...

 - Ты, - говорю я Лёшке, - объясни толком, что за спешка? Что ты там, в "Роднике", брать собираешься?

 - Портреты Брежнева, конечно! - объясняет мне, непонятливому, Теряхин, - ты разве не понимаешь, что уже через два-три дня их из продажи изымут, и больше их будет нигде не достать?! Успевать надо!... - и мы на всех парусах стартуем в "Родник".

 Портреты Ильича и прочих "вождей" племени красножопых - pardon, компартии - на прилавках "Родника" лежали годами, и годами же их никто не брал. Но когда мы зашли в магазин, то сразу же упёрлись в хвост длинной очереди, которая стояла к тому самому прилавку с портретами - видимо, ни один Теряхин был таким умным и ушлым... Мужественно отстояв очередь - а мы ещё, помню, тихонечко переговаривались на тему "дорогого покойника" - Лёшка начал скупать всё подряд: портреты Ильича побольше и поменьше, цветные и чёрно-белые, в штатском и в маршальском мундире, и репродукции с глазуновского портрета, и коллективные портреты  членов  Политбюро с Ильичом во главе - да не по одному, а по несколько экземпляров каждой разновидности. Набрав огромный тубус всевозможных брежневских портретов, мы двинулись, было, к выходу - и здесь-то к нам и подошёл архангел:

 - Управление КГБ СССР по Иркутской области, - хмурый дядька демонстрировал Лёшке свою ксиву, - пройдёмте-ка, ребята, со мной...

 Когда я рассказывал эту историю позже, спустя годы, все в один голос твердили мне, что надо было, мол, послать этого чекиста по всем известному адресу - да и дело с концом! Ну что ж, может, и надо было... По крайней мере, я всегда отвечал и отвечаю таким советчикам, чтобы они сами, как-нибудь при случае, совершили такой "подвиг Гастелло" - послали находящегося "при исполнении" фэйса по матери - а потом поделились впечатлениями. Ну, а я - не хочу...

 Чекист вывел нас на улицу, где его уже поджидал коллега. Нам велели грузиться в чёрную "Волгу"...

 Здесь нужно сделать небольшое топографическое пояснение - специально для тех, кто никогда не бывал в моём родном городе: книжный магазин "Родник" находится на углу улиц имени Карлы Марлы и Литвинова, а Контора Гнусного Беспредела расположена на той же улице Литвинова, и до неё от крыльца магазина - метров триста, если не меньше. Но так, как движение по улице Литвинова - одностороннее, то чекистская "Волга" повезла нас по улице имени Карлы-Ммарлы, потом свернула на улицу имени Сифи-ленина, затем - на бывшую Арсенальную, до сих пор носящую имя чекистского пахана Дзерджинского - и наконец, свернула на ту же Литвинова, аккуратно подкатила к комитетскому подъезду, и наши архангелы повели нас вовнутрь.

 Что это за Контора такая, в свои десять лет я уже имел представление - но никак не думал, что попаду в её железные объятия в столь нежном возрасте. Ан, нет - попал!... Допрыгался. Говорила мне моя мама, что Лёшка Теряхин, рано или поздно, доумничается - и я вместе с ним, за компанию. Эх, права была мама...

 А нас, тем временем, провели в приёмную - в большой и светлый кабинет, находящийся рядом с комитетской вахтой - велели положить на стол наш тубус, и ушли, заперев дверь на ключ.

 - Пугают! - говорит мне Лёшка, - теперь, может, через десять минут за нами придут, а может - через два-три часа...

 Мне, если честно, хотелось реветь. Можете попытаться отгадать с трёх попыток, почему...

 Но нас не стали мариновать несколько часов в этой приёмной: как Теряхин и сказал, где-то, минут через десять-пятнадцать раздался скрежет ключа, и на пороге появился улыбчивый комитетчик - как мне показалось, какой-то цыганистой внешности.

 - Ну что, - весело обратился он к нам, - давайте знакомиться! Я - майор КГБ Худоногов, Виктор Александрович - а вы кто такие будете?

 Мы назвались.

 - Так! - весело продолжал майор КГБ Худоногов - а для чего, позвольте узнать, вы скупали в магазине "Родник" портреты Леонида Ильича Брежнева?

 И здесь, можно сказать, настал мой "звёздный час". Не знаю, может быть, от волнения, но я выпалил первое, что пришло в голову:

 - А нам в школе велели купить! Специально послали...

 - Очень хорошо! - продолжал излучать дружелюбие майор КГБ Худоногов, - а вот мы сейчас проверим это! - и потянулся к стоявшему тут же телефонному аппарату. Через минуту он уже разговаривал с нашей школьной директрисой:

 - Управление КГБ СССР по Иркутской области, майор Худоногов! - вещал он в трубку, - скажите, у Вас есть такие ученики, - здесь он назвал наши фамилии, - очень хорошо! А им поручалось купить для школы портреты Леонида Ильича Брежнева?... Да?... Замечательно! Всего доброго!... - майор положил трубку.

 Ответов с другого конца провода мы не слышали. Но, надо полагать, своим ужасным представлением майор вверг директрису в такой шок, что на все его вопросы она отвечала исключительно утвердительно и односложно. А может, я её недооцениваю - может быть, директриса догадалась, что мы вляпались в Кучу Говна Берии по самые уши, и пришла к нам на помощь... Не знаю. А, забегая вперёд, скажу ещё, что ни на следующий день, и ни в какие другие дни в школе, почему-то, никто ни единым словом не обмолвился с нами об этом звонке. Нас не вызывали в директорский кабинет, и классные руководители нас ни о чём не спрашивали. Почему - ещё одна загадка для меня...

 Но - вернёмся к нашему лучезарному майору. Строго посмотрев на нас, он понёс ставшую уже привычной в те дни казённую ахинею - о "тяжёлой утрате", о "скорби всего прогрессивного человечества" - и даже о возможности начала третьей мiровой войны - и мне до сих пор интересно: неужели он и сам верил в то, что эта самая третья мiровая может начаться после смерти Брежнева?... Впрочем, может быть, и верил - про то, что "американцы теперь нападут на сысысэр" в те дни судачили многие...

 - Так! А сколько в вашей школе кабинетов? - вдруг, ни к селу, ни к городу, поинтересовался чекист.

 - Т-тридцать девять, кажется, - отвечает Теряхин, - да, тридцать девять.

 - Замечательно! - отвечает чекист, продолжая излучать радость - вот сейчас мы отсчитаем вам тридцать девять портретов! - и начинает отсчитывать портреты из нашей пачки.

 - А в школе ещё буфет есть, и спортзал! - вставляю я свои пять копеек.

 - Ну, - отвечает комитетчик, - я так думаю, что спортзал и буфет обойдутся... Впрочем, вот вам - для ровного счёта - сорок штук. Идите в школу!

 И, веря и не веря в то, что мы вырвались из лап кровавой гебни, мы выходим, сопровождаемые майором, на улицу.

 Конечно же, тубус наш сильно уменьшился - наполовину, наверное. Но - ничего: сорок брежневских морд у нас с Лёшкой осталось - по двадцатке на брата. Потом, уже в юношеские годы, я продавал эти портреты иностранным туристам - за зелёные американские рубли. Последние несколько портретов "жили" у меня на даче - пока не сгорели вместе с дачей... Но я вот всё думаю: куда же чекисты дели те портреты, которые изъяли у нас с Лёшкой? Не иностранцам же загоняли...