Две ночи после этого непрерывно лил дождь. Из-за дождя и из-за того, что местный комитет Вьетминя не разрешал теперь ночную торговлю — в темноте шпионам и лазутчикам легче всего было бы проникнуть сюда и затеряться в густой толпе, — теперь у Трех Каналов с наступлением вечера становилось совсем тоскливо. Только в кофейне под деревом бадау да еще в харчевне Толстухи горели лампы, и у входа изредка мелькали фигурки людей.

На рынке людно бывало только днем, да и то собирались редкими маленькими группками. Многие готовились к эвакуации в Тхойбинь. Уже несколько дней как в тихую погоду сюда долетал дальний протяжный гул орудий. А сегодня утром было даже слышно, как ухают орудия с кораблей в стороне Пяти Каналов. Толстуха закрыла харчевню на целый день: надо было подсчитать кассу и собрать долги.

Оказавшись без дела, я пошел на рынок разузнать новости. Раньше больше всего народу толпилось у досок, вывешенных перед отделом информации. Но сегодня там было безлюдно, потому что сводки все были старые. В нескольких строчках, торопливо, от руки приписанных внизу, тоже не было ничего интересного. Во всяком случае, этим сведениям было далеко до слухов, которые носились вокруг, хотя слухи и оказывались чаще всего ложными. Какие-то девушки-торговки притащили сюда свои корзины. Покупателей не было, и они от нечего делать бросали друг в друга кожурой от фруктов и сахарного тростника, кричали и беззлобно переругивались. Ссор, однако, здесь никто не затевал.

Мне было скучно, я ушел и стал бесцельно бродить по берегу канала. Неожиданно под высоким деревом у самой воды я увидел Ба Нгу.

— Вы давно вернулись? — обрадованно бросился я к нему.

— Когда вернулся, тогда и вернулся! — хохотнул Ба Нгу, он был немного навеселе. — А где же твоя хозяйка? Что ты разгуливаешь, как от оков освобожденный?

— Пошла долги собирать. Только вечером обещала вернуться…

— Ну, пойдем тогда ко мне, угощу змеиным мясом.

— Змеиным мясом? Вы поймали змею? — спросил я, а у самого мурашки по спине побежали.

— Да нет же! — Ба Нгу хлопнул меня по плечу и показал на канал: — Вон видишь, из Уминя пришла лодка со змеями!

Я посмотрел в ту сторону. Небольшая лодка с навесом из пальмовых листьев, разрезая волны, подходила к берегу. На носу стоял мальчик лет четырнадцати, в одних трусах, и длинным шестом отталкивался от дна. У ног его прыгала серая охотничья собака. Высокий и крепкий пожилой мужчина, в красной головной повязке и расстегнутой черной крестьянской рубашке, стоял, чуть наклонившись вперед, на рулевом весле.

— Разве змей едят? — спросил я у Ба Нгу.

— Вот чудной парень! Ты что, никогда не пробовал? Их мясо вкусное и самое полезное. Да у нас здесь каждый ребенок знает его запах.

— А я не пробовал даже…

— Это очень вкусно! Например, суп из кобры с зеленой фасолью. Если его еще кокосовым соусом приправить, так и в семьдесят лет такой суп съешь и сразу себя семнадцатилетним почувствуешь. Ужей и зеленых змей тоже едят, только их тушат целиком в соевом соусе. Змеиное мясо очень вкусное, никакое с ним не сравнится. Из кобры еще приготовляют лекарство под названием «смесь дракона с тигром».

— Змеиное мясо, наверно, плохо пахнет?

— Попробуй — тогда узнаешь. Оно ароматнее куриного да еще более нежное и не волокнистое, как у курицы. Его даже просто без приправ можно варить. Сначала обдашь кипятком и снимешь верхнюю шкурку, потом режешь на куски, складываешь в кастрюлю с водой, ставишь на огонь и варишь. Потом вынимаешь, рубишь еще мельче, приправляешь луком, перцем, рыбным соусом и все это бросаешь в чугунок с кипящим жиром. Когда готово, разливаешь бульон и в него кладешь змеиное мясо из чугунка, размешиваешь и добавляешь перцу… Хм, ладно, сам все увидишь. Вон уже лодка к берегу пристала.

— Пошли змей смотреть! — раздался неподалеку знакомый голос.

И, обернувшись, я увидел того самого толстого мальчишку, с которым мы тогда смотрели цирк. Он бежал к берегу впереди целой ватаги ребят.

— Привет вам! Не найдется ли для меня кобры? — обратился Ба Нгу к мужчине в красном тюрбане, который стоял сейчас на носу лодки.

— На этот раз нет. Все только пестрые змеи, — охотно отозвался тот. — Но есть очень крупные! — Он повернулся к мальчику с шестом: — Ко, сынок, принеси-ка мне корзины.

Мальчик юркнул под навес, вытолкнул оттуда две закрытые корзины из бамбука с высоким узким горлом. Мужчина, откашлявшись, засучил рукава, приподнял две доски над трюмом и засунул туда руку. Кто-то из ребят испуганно вскрикнул, и все поспешно отступили назад.

Мужчина не торопясь, одну за другой, стал вытаскивать из трюма змей, бросая их в корзины. Змеи были толщиной с его руку, а одна, самая толстая, все никак не давалась и выскальзывала. Мужчина нагнулся, запустил руку поглубже и, ухватив змею за горло, вытащил наверх. Мальчишки зашумели.

— Как колдун!

— Смотрите, вокруг руки обвилась!

— Дядя, а вдруг укусит?

— Не укусит, у нее уже все зубы выдраны!

Самые смелые зашли в воду и теперь заглядывали через оторванные доски в трюм, другие, побледнев от страха, нерешительно топтались у воды, но все же не уходили.

Мужчина, поднатужившись, поставил тяжелую корзину на плечо. Пес тут же залаял и прыгнул на берег. Ребята бросились врассыпную, подняв со дна ил и замутив всю воду.

Мужчина перенес корзины одну за другой на берег и поставил под деревом. Вокруг уже толпились покупатели. Каждый выбирал змею какая понравится, и продавец змей запускал руку в корзину и вытаскивал ее. Платили не торгуясь. Веревкой из бамбукового лыка мужчина прочно перетягивал змею пониже головы и передавал покупателю.

Ба Нгу выбирал долго и наконец взял такую, что на нее было просто страшно взглянуть. Она была, правда, не очень длинная, всего около метра, но с непомерно раздутым брюхом и с крошечной головкой. Ба Нгу повесил ее на шею и понес, одной рукой крепко держа за горло, другой за кончик хвоста. Змея подняла дыбом все чешуйки и, не переставая извиваться, пыталась освободиться.

— Пошли ко мне, научу готовить змеиный суп! — позвал меня Ба Нгу.

— В другой раз! Мне пора в харчевню… — постарался я найти повод, чтобы удрать.

— Ха-ха-ха! Испугался! Чего тебе там делать, небось пойдешь по рынку слоняться. Ладно, не хочешь — не надо, никто тебя силком не тянет.

Он сделал несколько шагов и снова обернулся, смеясь:

— Только боюсь, что сам скоро с плошкой да с ложкой прибежишь!

Я вернулся в харчевню, наскоро проглотил остывшего риса, заглянул в кастрюли — нет ли еще чего поесть, — натянул куртку и снова пошел на рынок.

Солнце садилось. Сейчас оно висело над самыми верхушками деревьев на том берегу канала. Я увидел, что продавец змей все еще сидит под большим деревом. Ребята, чумазые и потные, расположились полукругом перед корзинами. Одни сидели молча, обхватив руками коленки и уставившись на змей, пытавшихся высунуть головы между прутьями корзины, другие о чем-то со смехом спорили.

Продавец змей неторопливо набивал трубку табаком. Чубук у трубки был необычный — очень длинный и изогнутый. У мужчины было открытое, симпатичное лицо. Потемневшая от загара кожа была гладкой, как у молодого, только в уголках глаз и на высоком лбу виднелись морщины. Борода у него была не очень длинная, но густая, черная и блестящая. Из-под густых бровей весело смотрели живые и умные глаза. Тяжелая трубка чуть оттопырила нижнюю губу, и лицо мужчины от этого стало как будто немного сердитым.

Я подошел и сел на землю рядом с этим так понравившимся мне человеком. Его черная рубашка вылиняла под солнцем, дождями и ветром и пахла лесными травами и немного гарью.

Толстый мальчишка подскочил ко мне, ткнул в бок и показал на корзины со змеями:

— Боишься?

Я смущенно засмеялся и промолчал.

— Ага, боится! — обрадованно крикнул кто-то из ребят.

Продавец змей как будто не замечал сидящих вокруг мальчишек. Большие глаза его пристально смотрели вдаль.

Ребята, видя, что он не гонит их, совсем осмелели. Им, наверное, очень хотелось показать свою смелость перед новеньким, то есть передо мной, и они то корчили рожи и показывали язык, то делали вид, что собираются вытащить из корзины змею и бросить в меня. Когда кто-нибудь, совсем расхрабрившись, подбирался чересчур близко к корзинам, пес, дремавший у ног хозяина, оскаливал пасть и рычал. Змеи, свернувшиеся в один большой клубок, просовывали головы между прутьями корзины. Услышав рычание пса, они тут же прятались. Самые отчаянные из ребят старались толкнуть ногой высунувшихся змей и, когда это удавалось, удовлетворенно смеялись. Толстый мальчишка больше других крутился возле корзин, размахивая палкой.

К берегу подошло несколько лодок, начинал собираться вечерний рынок. Какие-то люди, с переброшенными через плечо рубашками, подошли к нам и остановились в прохладной тени.

Было очень душно. Несмотря на предвечернюю пору, солнце сильно припекало, к тому же не было ни ветерка. Ветви дерева, под которым мы сидели, казались приклеенными на небе. Я всматривался в них до боли в глазах и все же не мог увидеть ни одного дрожащего листика.

— Самолет! — вдруг испуганно крикнул кто-то из подошедших.

— Тихо! Дайте послушать!

Все замерли. Продавец змей, вынув изо рта трубку, опустил ее и улыбнулся. Большая оса кружилась в густой листве; ее жужжание в точности походило на отдаленный гул самолета.

— Ах, черт тебя! Испугала! — пристыженно хмурясь, сказал тот, кто кричал.

Со стороны моря донесся дальний протяжный гул.

— Это с кораблей стреляют!

— Да нет, вроде бомбят…

— А мне показалось — гром…

— И точно, гром!

— Дайте же послушать сначала! Чего орать-то, словно враги уже подходят?

Замолчали. Одни присели под деревом, обмахиваясь снятыми рубашками, другие бродили взад и вперед тут же в тени.

Вдруг мой знакомый толстый мальчишка вскочил:

— Это корабли, дяденьки! Вон, слышите!

— Помолчи-ка! Откуда такой взялся, что все знаешь?

Неожиданно раздались оглушительные раскаты. Это было так близко, что мальчишки закричали и бросились со всех ног кто куда. Кое-кто из взрослых тоже засуетился было, намереваясь бежать, но остальные стояли спокойно и прислушивались.

За эти несколько месяцев я уже настолько привык к выстрелам и бомбежкам, что теперь по привычке только пригнулся пониже, а когда все затихло, встал и огляделся. Если это стреляли, то прежде нужно было узнать откуда, с какой стороны, а уж потом бежать.

От пристани наперегонки отчаливали стоявшие там многочисленные джонки, плоскодонки, долбленки и ялики, в суматохе сталкиваясь бортами и веслами. Несколько легких двухвесельных яликов уже успели отойти довольно далеко.

Продавец змей с невозмутимым видом попыхивал трубкой. Он посмотрел на небо и вдруг спросил меня:

— А ты почему не идешь домой?

— Да мне недалеко. Вон до той харчевни! — весело ответил я, обрадовавшись, что он обратил на меня внимание.

Он неторопливо поднялся и щелкнул пальцами. Пес завилял хвостом, подскочил на задние лапы и с лаем помчался к каналу. Через минуту он вернулся, следом за ним шел мальчик.

— Ну что, нашел Дерзкого? — спросил продавец змей.

— Сказали, что он ушел прошлой ночью. Леопард потаскал кур в соседней деревне, он выследил его и убил. Теперь, наверно, пошел продавать его в Семиречье…

Я хотел уже возвращаться, но, услышав последние слова мальчика, задержался.

— Ко, отнеси корзину в лодку.

— Разве больше не будем продавать?

— Хватит! Неси…

— Что, враги уже близко?

— Какие там враги! Это гроза идет, большая гроза!

— Только что гремело — это гром?

— Да, гром, ты поторапливайся, сынок.

Ветер стал заметно крепчать, повеяло прохладой. Пес прыгнул в лодку и задрал морду к небу. Отец и сын едва успели перенести корзины, как подошла гроза. Ветер пригнал из-за леса тучи, черные, как горы, и они быстро окутали небо. Потемневший канал зашумел и покрылся белыми гребешками. Стая за стаей летели куда-то аисты. Я задрал голову, но они летели так быстро, что я не успевал их разглядеть. Селение и рынок у Трех Каналов точно съежились, пригнулись к земле. Долбленки и ялики местных жителей, привязанные внизу к мосткам, подпрыгивали на волнах, задирая носы, как кони, норовившие порвать узду.

Лодка продавца змей пересекла канал и, отойдя вниз по течению, вошла в один из узких боковых каналов, густо поросших по обоим берегам белокорыми каепутовыми деревьями.

Я собрался бежать и вдруг заметил под деревом забытый маленький мешочек из леопардовой шкуры. Это был мешочек продавца змей. Я схватил мешочек и бросился со всех ног за их лодкой, стараясь докричать до того берега. Но они меня, конечно, не услышали.

Ветер завывал так, словно тысячи гигантских рисорушек крутились в небе. В том месте на берегу канала, где я сейчас очутился, далеко кругом не было видно ни деревца, ни кустика. Мне показалось, что ветер вот-вот подхватит меня и унесет. В домах, смотрящих на канал, скрипели и раскачивались деревянные столбы веранд. С крыш со зловещим треском срывало черепицу. Мне было уже не успеть добежать до харчевни. Тяжело дыша и пригибаясь, я побежал к храму поминовения усопших, стоявшему наискосок от рынка, под огромным вековым баньяном с густыми, спутанными ветвями, которые сейчас шумели и волновались, как волны.

Небо темнело с каждой минутой. Скоро все закружилось в сильном вихре ветра. Сполохи молний то и дело разрывали почерневший небосвод, и страшные раскаты уже сотрясали землю вокруг храма.

Я съежился и спрятался под жертвенником. Стены храма были сложены из прочного пористого камня, а крыша покрыта черепицей, обмазанной известкой; все было очень надежно, и все же я не чувствовал себя в безопасности. В такую грозу я как последний дурак выбрал укрытие под самым высоким деревом. Я всегда смеялся над россказнями о привидениях и не верил в чертей, но сейчас весь дрожал. Статуя демона с разрисованным разноцветными полосами лицом, тремя рогами и высунутым красным языком приходилась как раз над моей головой. При вспышке молнии я задирал голову и с невольным ужасом смотрел на это страшилище. Потом, набравшись храбрости, я вышел и устроился у входа в храм. Несколько капель дождя, холодные как лед, упали на лицо. Вдруг у самых ног я заметил большое муравьиное гнездо. Муравьи вели себя совсем не так, как им полагалось бы перед большим дождем. Вместо того чтобы в панике прятаться в гнездо, они деловито сновали взад и вперед.

В мешочке из леопардовой шкуры, который я положил в карман куртки, было что-то тяжелое. Наверно, нож, потому что мне в бок воткнулась твердая рукоятка. Я решил развязать мешочек и посмотреть, что там, но тут же остановился — ведь мешочек был чужой. Но руки уже сами мяли его, и любопытство скоро победило.

Кинжал!

Я осторожно вытащил острый клинок из кожаных ножен, залосненных долгими прикосновениями. Голубоватая сталь сверкала при каждой вспышке молнии, рукоятка была сделана из рога и инкрустирована красной медью, по которой красиво были вырезаны буквы. Что же еще прячется в этом таинственном мешочке? Я решил, что раз уж все равно развязал его, то теперь могу посмотреть. Кроме кинжала, там оказалась целая связка крючков для рыбы разных размеров, всего двенадцать штук, — они были завернуты в клочок промасленной бумаги, — осколок какого-то камня, плоская стальная пластинка, не больше спичечного коробка, и в бумажке немного какой-то темно-желтой мази, густой и вязкой, с едким запахом. Я побросал все вещи обратно в мешочек, все, кроме кинжала, и крепко затянул мешочек скользким жгутом из воловьих жил.

С кинжалом в руке я почувствовал себя гораздо смелее.

Я заглянул внутрь храма. Страшная статуя все так же высовывала далеко вперед красный как кровь язык и скалила четыре белых клыка, но теперь она совсем не пугала меня.

Немного погодя ветер стал постепенно стихать, а вскоре и совсем перестал. На темной верхушке баньяна, где только что так страшно завывал ветер, теперь весело прыгали и пели удоды. Все вокруг уже было залито прозрачным, колеблющимся светом.

Я вернулся к каналу и пошел вдоль пристани в надежде снова встретить лодку продавца змей. Но сколько я ни смотрел, я так нигде и не увидел ни лодки, ни ее хозяина.

Косые лучи заката уже бросали на гладь канала тень от деревьев. Вспомнив о том, что Толстуха должна вот-вот вернуться, я свернул к харчевне и прибавил шагу, чтобы до ее прихода успеть приготовить ужин.