Добрынина Марина Владимировна

Про разных драконов и всяческих королей

 

Глава 1

Годам так к тридцати пяти необходимость жениться стала для Роланда, короля Миссонии, совсем уже насущной. Не то, чтобы ему этого хотелось, но… Вопрос престолонаследия чрезвычайно обострился. Короли, они, знаете ли, не всегда живут долго, поскольку желающих сократить срок их правления просто пруд пруди. Ведь всем не угодишь. Угодить большинству — вот основная задача. А среди меньшинства могут найтись ну очень неприятные и, к тому же, хорошо обученные, элементы. И вот, элемент сработал, несчастный случай на производстве, государство осиротело. И пусть большинство плачет горючими слезами, возможность жить в памяти вечно уж не утешит покойного монарха.

Следовательно, нужен ребенок, который впоследствии принял бы бразды правления. А лучше несколько детей, на всякий пожарный случай.

Помимо этого, так уж сложилось исторически, неженатый, и, соответственно, не имеющий законных детей мужчина, считался как бы чуть ниже по статусу, чем уже обзаведшийся потомством ровесник. Общество к неженатым и бездетным традиционно относилось с подозрением, предполагая наличие в них каких-то скрытых недостатков, препятствующих вступлению в брак. А для государя это уж совсем неприемлемо. Тем более для правителя Миссонии с ее весьма своеобразной политической обстановкой. Впрочем, об обстановке поговорим чуть позже.

Значит, опять-таки, нужен ребенок. Рожденный в браке, и никак иначе.

Потому Роланд, проводящий в работе часов по пятнадцать-шестнадцать в сутки, решил, что ему жизненно необходимо завести жену. Причем такую, чтобы этой самой работе она не мешала, а детей поставляла исправно. Жена нужна была молодая, здоровая и породистая (с родословной).

Роланд всегда походил к решению проблемы серьезно.

После составления детального плана и обсуждения сметы расходов самим с собой, король определил исполнителей и поставил перед ними цель — получение информации. Любой, пусть даже нелепой. Роланд всегда исходил из того, что сведения лишними не бывают. А король не собирался покупать кота в мешке.

Месяца через три после заказа королю официальными путями были доставлены пять портретов кандидаток в супруги. Пять принцесс из королевств разной степени захудалости. К портретам прилагались и списки обещаемого приданого, а также условия предполагаемого сотрудничества между государствами. Вполне понятно, ведь принцесс бесхозных — пруд пруди, а короли — они на дороге не валяются. И далеко не каждый день правящий монарх выбирает себе супругу. Так что пять портретов — это еще мало. Просто сказалась нехватка времени.

Приданое короля особо не интересовало. Миссония не бедствовала, и пополнять казну за счет сундука жены Роланд не собирался. Условия сотрудничества можно было обговорить и позже. В первую очередь следовало выяснить качества будущей жены.

И для этого у государя были свои интересные способы.

Когда-то, в юности, король, не будучи еще монархом, от нечего делать брал уроки у придворного живописца. Старик, передавая наследнику престола крупицы мастерства, обмолвился однажды об особенностях технологии написания портретов девиц на выданье. По словам живописца, правда в подобных изображениях была. От пятнадцати до двадцати процентов. Ну в самом же деле! Венценосный жених ведь может до свадьбы суженую свою вообще не увидеть! Так пусть ее легкая кривобокость, косоглазость, желтые зубы или плохая кожа останутся для него сюрпризом. Зачем жениха заранее расстраивать? Но, чтобы юный принц, к которому старый мастер благоволил, впоследствии не попал впросак, художник объяснил последнему некоторые любопытные нюансы…

У короля придворных портретов было пять. Девицы отличались друг от друга разве что цветом глаз, волос, да фасоном платья. Пять штук с ларца, одинаковых с лица. Можно подумать, где-то располагался инкубатор, выпускающий будущих королев с заранее оговоренными качествами.

Впрочем, если знать, что искать…

В частности, Роланд помнил, что если девушка изображена с пальчиком у губ, значит, с зубами у нее проблемы. Если прическа очень уж затейлива, видать волосиков почти нет. Воротник высокий — грудь практически отсутствует. Очень яркий макияж — ночью подушкой не отмашешься.

Было много, достаточно много намеков, позволяющих заранее вычислить, какой именно недостаток присущ внешности той или иной нимфе королевских кровей. И Роланд знал, где эти намеки можно обнаружить и как расшифровать.

В итоге кропотливого изучения трудов придворных живописцев номера 1 и 3 отпали в связи недостаточной привлекательностью высокородных претенденток. У первой, судя по положению ладони, зубов не было вообще. А вторая, с большой вероятностью, была покрыта прыщами с ног до головы. Впрочем, закономерно. Говорят, что в тех краях, откуда она родом, очень плохая вода.

Осталось три дамы.

Но помимо портретов, Роланд на тот момент имел уже и подробные перечни достоинств и недостатков выставленных на продажу девушек. Благо, исполнители честно отработали каждый грошик выделенных на них денег. Впрочем, у Роланда иначе и не бывало.

В результате изучения полученных данных практически сразу отпали и кандидатуры 2 и 5. В отношении номера два имелись обоснованные сомнения по поводу невинности. Номер 5 славилась своим дурным характером не только в собственном королевстве, но и в трех соседних. А Роланд скандалы не выносил.

В результате на первое место среди претенденток и вышла Лизандра Урийская. Неглупая, хозяйственная, грамоте обучена, владеет мечом. Последнее не обязательно, однако свидетельствовало о том, что девица приучена к дисциплине и неплохо физически развита. А это — плюс.

Рост у принцессы был чуть ниже среднего, телосложение среднее, рост средний. Двадцать четыре года. Девственница. Характер уравновешенный.

Роланд вновь вгляделся в портрет. Девица, на нем изображенная, могла поразить воображение поэта своей божественной красотой. Да и не только поэта. Даже суровый воин, покалеченный в боях, отложил бы в сторону свою секиру, или что там еще, и залился бы слезами умиления, глядя на картину. Потому что красота такая неземная присуща разве что ангелам небесным, спустившимся на землю исключительно для искупления чьих-нибудь грехов, а никак уж не девицам двадцати четырех лет отроду, владеющим мечом.

Король минут пятнадцать сосредоточенно рассматривал лицо Лизандры. А затем он заперся в кабинете и стал творить.

Два часа, пыхтя и время от времени высовывая язык, король писал картину. Почти с натуры. В смысле, с портрета. Однако по ходу пьесы Роланд вносил кой-какие изменения, необходимые на его взгляд.

Для начала щеки принцессы он сделал попухлее, глаза поменьше (и в самом деле, девица на портрете больше напоминала диковинного зверя лемура, чем нормального человека), губы покрупнее (нынче мода была на крохотные губки сердечком), шею покороче.

Как изменить цвет волос, Роланд не представлял, а потому оставил их такими, как нарисовано. В конце концов, волосы в женщине — не главное. А что в женщине — главное? Правильно!

Грудь король со вздохом уменьшил. Он понимал, что с такой грудью и с такой талией, как на присланном ему портрете, девушка просто не смогла бы передвигаться. Это ж как два мешка с картошкой на палке от швабры!

А потому талию пришлось расширить. А потом еще в полтора раза.

Так… Глаза. Что-то они слишком голубые. Чуть черной краски, немного белой, и вот уже цвет похож на нормальный. Ресницы… Ресницы тоже вряд ли могут доставать до бровей.

Затем, скорее по наитию, чем в результате полученной информации, Роланд облачил девушку в охотничью куртку вместо платья с кружевами.

Отошел в сторону, сощурил глаза, присмотрелся. Вот теперь Лизандра походила на человека. В принципе, даже учитывая внесенные правки, на вполне привлекательного человека. Пожалуй, на этой кандидатуре и следовало остановиться.

Плюсом был и возраст невесты. Все же двадцать четыре — это много. В девках-то она сильно засиделась. А потому будет благодарной и покладистой, без всякого там подросткового нигилизма.

Увидев девушку воочию, король подумал, что не ошибся. Она была практически такой, какой он себе ее вообразил. Мысленно Роланд погладил себя по шкурке за догадливость. Приятным сюрпризом (комплимент от шеф-повара!) был цвет глаз Лизандры — напрасно король разбавлял его васильковость серым.

К тому же, принцесса, и это было заметно, сама положила на Роланда глаз. Безусловно, ее согласие на брак мало кого интересовало, однако все же приятно было осознавать, что девушка пойдет под венец с улыбкой, а не пряча под фатой заплаканные глаза.

Она и пошла с улыбкой. Светло-голубое свадебное платье сделало девушку необычайно женственной, глаза ее сияли, и за время церемонии, а также на протяжении почти всего праздничного ужина Лизандра не сказала ни одного бранного слова.

Король поздравлял себя с удачным приобретением. Напрасно.

Он не сразу обратил внимание на то, что молодая жена краснеет и бледнеет, стоит кому-нибудь отпустить даже вполне невинную шутку на предмет брачной ночи. Не видел он, как она комкает платье под столом, и как поднимает плечи, будто стараясь спрятаться. А потом, когда заметил, списал все на волнение, на обычный свадебный мандраж.

Когда новоиспеченные супруги под руку шествовали в специально подготовленные для них покои, Лизандру трясло. Король решил, что это от усталости. Будь он чуть менее пьяным и чуть более внимательным, возможно, ситуация сложилась бы иначе. Но… что произошло, то и произошло.

 

Глава 2

Полупьяные по случаю свадьбы государя придворные помогли новобрачным разоблачиться и, тихо хихикая, удалились.

Новобрачная смотрела на супруга с волнением и надеждой.

Она ведь и в самом деле была девственницей. Девушкой весьма строгого, но своеобразного воспитания. Ей, как и прочим благородным девицам, с детства внушали тот факт, что до брака нужно дожить невинной. В том смысле, что и поцелуи — грех, а не то что там что-то иное.

Вместе с тем, дожидаться этого самого главного момента в жизни девицы она должна была у себя в светлице — окруженная мамками-няньками, с пяльцами в руках, и весьма лимитированным правом на общение. Будь Урия во времена младенчества принцессы чуть более богатой, а соседи ее чуть менее наглыми, возможно, так бы оно и было. Но…

А впрочем, может и не было бы. Король Миклуш, отец Лизандры, был интересным человеком. С весьма специфичными взглядами на жизнь. В частности, он считал, что детям должна быть предоставлена определенная свобода. Да и не только детям. Миклуш был весьма либеральным монархом. Все его правление строилось на принципе: пока я что-то не повелел, можете хоть на голове стоять. Повелевал же он редко, стараясь этим своим правом не злоупотреблять. Указанный выше принцип распространялся и на взаимоотношения с членами семьи.

В результате у маленькой Лизандры было лишь два ограничения: во-первых, до свадьбы нужно себя блюсти в чистоте (как мы уже говорили), во-вторых, за кого папа скажет, за того она замуж и пойдет. Это объяснялось тем, что, со временем, Миклуш намеревался выгодно сплавить Лизандру замуж и хотел, чтобы какие-либо претензии по поводу недостатков переданного товара ему не предъявлялись.

Остальное короля не касалось.

Вот и вышло так, что росла кроха Лизетт вместе с братьями, а вовсе не в этой, как ее там, светелке. И занималась практически тем же, что и юные принцы. Тренировки так тренировки, поход так поход, пьянка так пьянка. Но подпускать к себе кого-то? Ни-ни! И хотя братья ее давно уже перепробовали множество лиц женского пола, сама Лизандра оставалась прямо-таки, как первый снег — холодной и нетронутой.

Некое представление о происходящем в брачную ночь процессе она имела. То есть, в теории подкована была. И даже некоторые элементы практического воплощения наблюдала. Ну, понима

ете, в походе всякое бывает. И, вместе с тем, она ну очень плохо представляла себе, как это может произойти с ней. Ну как?! Как?!!

Ее собственная влюбленность в Роланда как-то пока не требовала воплотить себя в физическом контакте. Он нравился Лизандре как… как нравятся хорошие картины и породистые лошади. У него был приятный голос и нераздражающие манеры, он был умным и властным. Он хорошо выглядел, и не пытался объяснить будущей супруге, как ей следует жить. Он, похоже, воспринимал ее такую, какая она есть. И это очень-очень импонировало Лизандре.

Но это не значит, что она не боялась. И не надеялась на то, что Роланд сможет или захочет сделать так, чтобы страх отступил перед его лаской и ее желанием.

Ах, если бы король был чуть менее пьяным и чуть более внимательным и нежным.

Но Роланд искренне считал Лизандру всего лишь удачным приобретением. И его расположение к ней носило дружески-покровительственный характер, и не более того.

Без платья, облаченная в одну лишь полупрозрачную сорочку, Лизандра показалась Роланду не просто привлекательной, а даже соблазнительной. Похоже, процесс изготовления наследников обещал быть приятным и интересным.

Король переменил свое мнение, когда, вместо ласковой покорной кошечки обнаружил в своей постели сначала испуганную истеричку, а затем разъяренную кобру. Истеричка рыдала взахлеб, умоляя ее не трогать, кобра шипела и царапалась, щедро раздавая при этом обещания лишить тело короля целостности и исключить в дальнейшем возможность получения от него какого-либо потомства.

Роланд имел еще шанс все исправить, тем более, что и истеричка, и кобра в душе готовы были сдаться, но вместо этого король фыркнул и удалился.

В общем, фактическое исполнение брака в ту ночь так и не произошло.

И в следующий раз ситуация повторилась. Роланд занервничал. Считая себя, не без оснований, интересным мужчиной, государь исключал возможность применения насилия по отношению к жене. Меж тем последняя любую его попытку исполнить супружеский долг категорически отвергала, не в силах объяснить Роланду, что именно она от него ждет. А он, видимо, не задумывался о том, что собственность иногда нужно уговаривать. А может, может это просто не было для него первостепенной задачей. Работа ведь не будет ждать. Долг перед Родиной — превыше всего.

Ситуация явно вышла из-под контроля. Король страдал от бессилия, Лизандра рыдала, ожидающие традиционного выноса окровавленной простыни придворные уже и не знали, что подумать.

— И теперь я не знаю, что делать, — закончил свое повествование Роланд.

— Так значит, ты ее не любишь, — задумчиво проговорил дракон.

— Боже мой! — раздраженно воскликнул король, — мы же взрослые люди! Какая любовь?! Это сделка! Просто сделка. Одна из крупнейших сделок в моей жизни. И, как я сейчас понимаю, не слишком успешная.

Шарик косо ухмыльнулся.

— И сейчас ты хочешь расторгнуть контракт?

— Не знаю. Я не знаю!

Роланд помолчал немного, попинал носком сапога какой-то розовый кустик и тихо проговорил:

— Мне ее жаль. Но если ситуация не изменится, я буду вынужден это сделать.

Шарик нетерпеливо переступил с лапы на лапу.

— Поговори с ней, — насупившись, сказал король и сел в седло.

— Я? — изумился дракон, — ты не попутался? Ты всерьез считаешь, что именно я — ящер, и притом, прошу заметить, самец, должен обсудить с Вашей супругой, отчего она Вам, Ваше величество, не дает?!

— Ты перескакиваешь, — угрюмо заметил король.

— В смысле?

— С "ты" на "Вы". Определись уж. И я просто не знаю, к кому мне обратиться. Я вообще не знаю, что мне делать!

— Роланд, я тебя не узнаю.

— Мне плевать. Если ты считаешь себя ее другом, ты обязан с ней поговорить.

— Это шантаж, — прорычал дракон и для иллюстрации своего негодования пустил из ноздрей струйки дыма.

Ни Роланд, ни Пофигист не обратили на это ровно никакого внимания.

— Я на тебя рассчитываю, — проговорил король тусклым каким-то голосом и тронул поводья. Пофигист на удивление послушно потрусил в сторону города. До сих пор он оставался единственным копытным в стране, которого присутствие рядом огнедышащих ящеров совершенно не волновало.

А Шаррауданапалларамм остался пребывать в замешательстве. Но не зря дракон гордился присущей ему способностью быстро соображать. Ведь если сам не знаешь, как ответить на сложный вопрос, всегда можно переложить эту почетную обязанность на кого-то другого. И другой обитал неподалеку. Собственно, в столице.

На вопрос, а не желает ли она случайно, отправиться домой, принцесса Милисента всегда с достоинством отвечала, что не налюбовалась еще красотами прекрасной Миссонии. Впрочем, ни для кого не было секретом, что если чьими красотами Милли еще и не налюбовалась, то уже точно не страны. Недаром же при дворе Роланда значительное количество внешне привлекательных мужчин владело музыкальными инструментами. А Милли ну очень любила музыку. Настолько, что никак не могла ей вполне насладиться.

Шарик логично предположил, что если кто и может ему помочь, то только она.

Черный дракон мрачной тенью скользил над крышами столицы. Его широкие перепончатые крылья затмевали тусклое солнце.

И вот он приблизился к замку с самыми, между прочем, коварными намерениями.

Заспанный стражник на стене глянул на ящера безо всякого любопытства и отвернулся. За последние три месяца ящеров этих развелось, как ворон.

— Милли, Мииииллиии, мать твою, выходи! — заорал Шарик, совершая рискованное снижение.

Белокурая головка принцессы высунулась в окно.

— Что тебе?

— Жду тебя через сорок минут за стеной в двадцати метрах от северных ворот. Справа.

Милли через плечо бросила взгляд в собственную спальню.

— Я занята, — заявила она, — Шарик, давай позже.

— Нового найдешь! — рявкнул Шаррауданапалларамм и взмыл ввысь, довольный своей мелкой хулиганской выходкой. О том, что принцесса Милисента должна найти себе кого-то нового благодаря исключительным голосовым данным дракона уже знала вся столица. Впрочем, столицу это не волновало. Так же, как и Милисенту.

Милли задумчиво оглядела собственную постель, на которой, в качестве украшения, спал привлекательный светловолосый юноша. Помощник повара. Милли глубоко чужды были сословные предрассудки. Она вздохнула и отправилась одеваться. Чем только не пожертвуешь ради дружбы!

Появилась она, допустим, не через сорок минут, а часа так через полтора. Прекрасная принцесса никак не могла себе позволить выйти за пределы замка в неподобающем виде (макияж, прическа, новое платье и т. п.). Даже на встречу с ящерицей какой-то.

Дракон быстро, не особенно стесняясь в выражениях, объяснил даме сложность ситуации.

— Хм, — задумчиво произнесла Милисента и наморщила лоб, — я и не знала, что все так серьезно.

— А о чем ты знала? — поинтересовался дракон.

— Ну, она обмолвилась как-то, что слегка побаивается.

— Чего?

— Ну, этого….

Иногда в Милли не к месту прорезывалась девичья стеснительность.

— Чего?!

— Ну, ты понимаешь…

— Я? — изумился Шарик, — вы сговорились, да? Что я должен понимать? Что там такого в Роланде есть страшного, что его собственная жена кидается в него подсвечниками и орет?!

— А она кидалась? — немедленно заинтересовалась принцесса.

Шарик кивнул.

— Я слушаю, — мрачно проговорил он.

Милли всплеснула руками.

— Вы, мужчины, такие странные! Дожить девицей до двадцати четырех лет, привыкнуть, так сказать, о… ну ты понимаешь… ни сном, ни духом, а тут на тебе! Ни тебе обнять, ни поцеловать, и сразу брачная ночь! А он от нее, наверное, ждал порывов бурной страсти! Пусть скажет спасибо, что она вообще его не прирезала ненароком. А она может!

— Знаю. Что делать?

— Что делать… А он?

— Не… Он ничего больше делать не будет. Роланд сейчас размышляет, как бы ему бракованный товар обратно вернуть.

— Ах, бракованный!

Милли уперла руки в бока и злобно сощурила глаза. Дракон молчал.

— М-да, она этого не переживет, — наконец вздохнула Милисента.

— Или он, — грустно добавил Шарик, — потому что прибьет она его и забудет спросить, как звали.

— Не исключено.

— А у нас бизнес, — тихо проговорил дракон.

— Да ладно, Шарик! Не переживай! Я с ней поговорю! Иногда нам, женщинам, следует брать ситуацию в свои руки! — заявила Милисента, гордо задирая подбородок. Шарик поежился. У него появилось нехорошее предчувствие.

 

Глава 3

Государство Миссония, как было сказано ранее, граничило с Волшебным лесом. Вернее, сам Волшебный лес являлся рубежом между владениями людей и иных разумных рас. И, как всякая граница, он, конечно, охранялся стражниками. Однако, чтобы не портить отношения с несколько отличными от представителей человечества соседями, в стражники традиционно отправляли наиболее толерантно настроенных к чужакам воинов. Настолько толерантных, что пройти через Лес что в одну сторону, что в другую, не составляло никакого труда. В итоге население Миссонии уже примерно на треть состояло из этих самых иных рас, и соотношение продолжало изменяться.

Короли Миссонии традиционно против этого не возражали.

Гномы были искусными строителями, эльфы — музыкантами и артистами (также они монопольно изготавливали и продавали алкоголь), из орков получались замечательные воины. Пусть туповатые, зато исполнительные и бесстрашные. И всем другим иным тоже всегда находилась возможность устроиться в жизни.

Идея построить санаторий приобретала неожиданный размах. Первым делом Роланд со своим главным советником по данному вопросу — Шариком решили, что одним драконам это будет жирно. А гоблины? А баньши? А эльфы, наконец, и гномы даже? Почему они будут существовать без пансионата? Если уж строить, то строить. А горы, они для всех подойдут.

Но масштабы порождали и проблемы. В частности, теперь уже было не обойтись просто небольшим благоустройством и расширением пещер. Следовало возводить постройки. Ведь те же эльфы, к примеру, были бы очень требовательными постояльцами. А кто у нас самый квалифицированный строитель, особенно в сложных условиях, да еще и нетипичного объекта? Правильно, гномы.

Гильдия гномов была самой многочисленной и самой влиятельной в королевстве. Руководил гильдией, правильно, гном, один из старейшин. Мудрый Распишах начинал в молодости простым каменщиком, но, благодаря своей расторопности и умению вовремя и безошибочно рыкнуть или лизнуть, быстро продвинулся по служебной лестнице. Ну как быстро, лет так за двести.

К власти он традиционно относился лояльно, как и власть к нему. И подобное нежелание лезть в дела друг друга устраивало до поры до времени и Мудрого Распишаха и правящих представителей династии.

Король Роланд не бедствовал. То есть деньги в казне королевства и, попутно, в его личном кармане водились. Не то, чтобы в неограниченном, но во вполне достаточном для удовлетворения прихотей количестве. Однако это не означало, что король довольствовался имеющимся и не лез в инвестирование разного рода проектов. Еще как лез, особенно если ему удавалось при этом еще и поруководить. Ну такой вот он был король. Бизнесмен.

А поскольку войн в ближайшее время не предвиделось и народ, вроде как, тоже роптал в допустимых пределах, а личная жизнь короля не задалась, то и Роланд с головой ушел в вопросы строительства. Совсем с головой, забывая о том, что порой генеральному директору не стоит знать некоторые нюансы. Чтобы и самому не нервничать, и процессу не мешать.

Роланд задумчиво поглаживал пальцами эфес парадного клинка. Подрядчик хмурился. Подрядчику думалось, что король, лаская так вот железо, только и ждет повода, чтобы пустить его в ход. Неправда. Роланд думал совсем о другом. Да и клинок, действительно, был лишь парадным. Так что им можно было разве что пристукнуть слегка, а уж никак не покалечить серьезно.

Подрядчик, меж тем, гном, бородатый, как водится, и ростом королю едва достающий до груди, объяснял заказчику, насколько сложной предстоит работа.

Король молчал.

Гном развивался соловьем. Он рассказал о том, как дороги нынче строительные материалы, и как обнаглели проектировщики, и сколько следует нанять рабочих, и какие взятки кому нужно дать. На этом месте нежные движения рук короля затихли.

— Вы не о чем не забыли? — сухо поинтересовался Роланд.

Гном задумался.

— Ваше величество? — наконец неуверенно проговорил он, явно намекая, что с памятью у него все в порядке, но он готов выслушать версию заказчика на этот счет.

— Вот именно. Мое величество.

— И?

— Мое величество очень интересуется вопросом, кому оно должно сколько дать, чтобы построить что-то на своей земле, — объяснил король.

Гном смутился. Ненадолго.

— Понимаете, — начал он.

— Нет, — отрезал король.

— Ситуация такова…

— Какова?

— Есть разные люди…

— Назовите поименно.

Гном смутился. Быть может, впервые в жизни.

— Но это ведь не совсем Ваша земля, — осторожно произнес он.

Глаза короля гневно сверкнули. Гном, занятый построением сложной фразы, этого не заметил.

— Это ведь земля королевства, а в Миссонии…

— Вон, — вежливо предложил Роланд, вставая.

— Что? — удивился гном, мимоходом заметив, что, когда король стоит, с ним гораздо труднее разговаривать. Шея затекает.

— Пошел вон.

Возможно, если бы король находился в обычном для себя, то есть в достаточно спокойном расположении духа, он не стал бы выкидывать гнома из своей приемной и швырять ему вслед проекты документов. И уж скорее всего король, забрав у гнома техническую документацию, не стал бы вести переговоры с компаниями из соседнего королевства. Возможно, как обычно, они пошутили бы друг над другом, поиграли бы с цифрами и разошлись, взаимно удовлетворенные. Но король был зол и, как мы говорили, несчастен, и потому не склонен к компромиссам. А гном, к сожалению, не принял это во внимание.

Меж тем, Милисента поговорила с королевой. В свойственной ей манере, но поговорила. Забегая вперед, хотим сказать, что Милисента искренне желала добра своей непутевой подруге. Результатом же проведенной ею беседы было следующее.

Роланд лежал на постели. Одетый и в сапогах, потому что ему очень хотелось сделать гадость хоть кому-нибудь, пусть даже прислуге, которая будет потом отстирывать грязные пятна с дорогого белья.

Он просматривал смету на строительство (в пятый раз уже), силясь понять, что же именно ему в ней не нравится. Помимо завышенных цен. Что-то было в ней такое, подозрительное, где-то на заднем плане.

Король был раздражен, зол, несчастен. Впрочем, это состояние становилось для него уже привычным. Это и бесило монарха.

Дверь медленно открылась. На пороге, растрепанная, в ночной сорочке и шали, стояла Ее величество Лизандра. Глаза у Ее величества были красные, слезились. В левой руке она держала объемную бутыль с какой-то жидкостью. В правой — свечу. Уже потухшую.

— Привет, — сказала королева и икнула.

Роланд поморщился.

— А я к тебе. Можно?

Не дожидаясь приглашения, Лизандра бухнулась на кровать к супругу. Королева отхлебнула из бутыли, еще раз икнула, улыбнулась доброжелательно, но косо.

— Будешь?

Король молчал.

— Не будешь. — Констатировала королева, — Не вопрос. А меня?

Роланд недоуменно поднял левую бровь.

— Ну, ты что-то там хотел, — продолжила его супруга, — давай. Я готова.

Лизандра эффектным движением руки отбросила емкость с алкоголем в сторону. Бутыль глухо звякнула и откатилась. Из нее, тихонько булькая, полилось дорогое сфалийское вино.

Королева потянулась к супругу. Роланд отодвинулся.

Ее это не остановило.

— Поцелуй меня, — мурлыкнула Ее величество, — я, это, вся горю от страсти.

И игриво ткнула короля свечкой в живот. Король неловко дернулся и уронил на пол смету.

— Ты пьяна, — медленно проговорил он.

— Ага! — радостно подтвердила Лизандра, — и я вся твоя!

— Иди спать.

— Не-а!

— Лизандра, иди спать.

— Я пришла!

— Нет. Не надо.

— Но почему? Поцелуй меня!

Она в очередной раз потянулась к мужу, успела-таки приобнять его за плечи, но последний ухитрился скинуть с себя ее руки, каким-то слитным движением спрыгнул с кровати и буквально в ту же секунду очутился метрах так в четырех от "сгорающей от страсти" супруги.

— Ну что же ты? — удивилась Лизандра.

— Я не целую пьяных женщин, — жестко произнес Роланд.

Лизандра задумалась. Думала она минуты две.

— Да? — наконец произнесла она, — ну ладно.

И уснула.

 

Глава 4

Мудрый Распишах мог бы еще проигнорировать грубое вышвыривание своего любимого племянника из приемной короля, тем более, что племянник этот, действительно, обнаглел. Это надо же сказать такое властителю! Вопросы взяток никогда не обсуждаются с генеральным. Для этого совсем другие люди имеются.

Но вот простить государю наем бригад со стороны — никогда. И дело даже не в престиже. Дело, в общем-то, в том, что, рассчитывая на крупный государственный заказ, гномы приступили уже к работе, и вложили в строительство весьма крупные суммы. И вот король выгоняет их с объекта и платить, конечно же, не собирается. Грустно. И не просто грустно, а прямо-таки неприлично! Прямо-таки на нарушение устоев тянет. Тех, которые складывались веками.

Королю следовало намекнуть, что он поступает неправильно. Распишах подумал и нанял баньши.

С этого момента пятнадцать баньши кружили над замком и дикими воплями предвещали королю скорую погибель. В общем-то, они были безвредными туповатыми существами, и прогнозы их сбывались едва ли на треть, однако слушать безостановочно мерзкие завывания весьма утомительно.

Роланд тоже подумал, и вскоре все пятнадцать сирен были изловлены сетями и заперты в подземелье, где они могли стенать и орать, сколько им вздумается.

Баньши были дальними родственниками эльфов, традиционно им подчинялись, а потому король сделал выводы и, припомнив при этом пьяную выходку супруги, ввел ограничения на продажу спиртного. Эльфы удивились.

Гномы закидывали камнями новых рабочих, обзывая их странно и обидно штрейкбрехерами.

Король вызвал на объект орков, и гномы вынуждены были отступить. А орки всегда служили тому, кто платил им деньги. Вне зависимости от расовых и иных предпочтений.

Отнюдь не в подвале при свечах, а в парадном зале, за накрытым яствами столом, попивая янтарно-желтое вино из серебряных бокалов, сидели представители двух иных разумных рас — гномов и эльфов. Хозяин дома, старейшина эльфов, и по совместительству владелец сети ресторанов "Тихий дом" Тибальд Тихий принимал у себя делегацию строителей.

После обмена приветствиями, произнесения ряда дежурных фраз, после того, как гномы отдали должное отменно приготовленному ужину, Мудрый и Тихий решили-таки поговорить о главном.

— Я слышал, у вас проблемы с новым объектом, — произнес Тибальд, глядя в лицо Распишаху умными синими глазами.

— Небольшие, — ответил Распишах и погладил бороду, — а как Ваша выручка, сильно упала?

Эльф ласково улыбнулся и изящным, женственным движением заправил за острое ухо прядь волос.

— Слегка, — сказал он, — несущественно. Говорят, у короля проблемы в личной жизни?

— С головой у него проблемы, — пробурчал Распишах, угрюмо разглядывая вино в бокале.

— М-да, — задумчиво проговорил Тибальд, — идея с запретом продавать алкоголь после двенадцати ночи была не очень умным решением.

Гном пробормотал нечто неразборчивое и, скорее всего, нецензурное. Эльф усмехнулся и продолжил:

— Наш государь, как мне кажется, несколько злоупотребляет властью. Не находите?

Снова неразборчивое бурчание.

— Что?

— Оборзел мальчишка, — сказал мудрый Распишах, — думаю, надо бы поставить его на место.

И поставил на место бокал. С громким и решительным стуком.

Тибальд кивнул.

Проснувшись утром не в своей постели Лизандра озадачилась. Память упорно отказывалась подсказывать ей, чем закончился вчерашний поход. Лизандра осознавала, что, пытаясь расслабиться перед неизбежным, она слегка злоупотребила вином. Но, в то же время, она не вполне понимала — насколько.

Она огляделась, стараясь не делать резких движений. Похмелье еще не наступило, но, судя по ощущениям, лишь потому, что не весь алкоголь еще выветрился из организма. Однако королеве казалось, что стоит ей дернуть головой, и мир сразу рухнет.

Она была в спальне Роланда. Одна. Удалось или не удалось? Лизандра прислушалась к ощущениям организма. Ощущения подсказывали, что скорее, нет. Она вновь огляделась. Взгляд зацепился за ворох бумаг, мокнущих на полу в красной, остро пахнущей луже. Лужа пахла вином.

И тут она вспомнила.

Лизандра вылетела из комнаты мужа, будто та была битком набита привидениями. Путь королевы лежал к Милисенте.

Спустя десять минут (замок, все же, велик по размерам, и бежать из королевских опочивален до гостевых покоев нужно достаточно далеко) королева рыдала на груди подруги.

— Он меня не любит, — всхлипывала она, — он точно меня не любит.

Милисента рассеянно гладила королеву по спутанным волосам. Любит, не любит, какая разница? Милисента и в самом деле не понимала, почему брак и любовь должны совпадать во времени и пространстве.

Вскоре после разговора, а именно, часа так через три, Милисента вынуждена была срочно покинуть пределы гостеприимного государства. Дела, знаете ли, позвали. На самом деле, это были не столько дела, сколько необходимость спешно уносить ноги. Как выяснилось, некоторые из красивых владеющих музыкальными инструментами мужчин имели жен. А некоторые жены совершенно не имеют представления о прекрасной музыке, играемой в четыре руки. Так и норовят помешать искусству.

"Возлюбленный Государь наш!

Обращаемся к Вам с нижайшей просьбой.

Особенностью Вашего государства является то, что на его территории в мире и спокойствии живут представители многих разумных рас. И гномы, и эльфы, и гоблины, и даже орки, не уставая, восхваляют разумную внутреннюю политику Вашего величества.

Более четырехсот лет династия Мерован управляет Миссонией. Мудрое правление дома Мерован привело к тому, что Миссония сейчас является одной из богатейших, одной из влиятельнейших стран, к чьему мнению прислушиваются соседи.

И вместе с тем, с болью в душе мы вынуждены заметить, что в последнее время наблюдаются определенные тенденции, позволяющие предположить возможность снижения темпов экономического роста в нашем государстве.

Также не стоит обходить вниманием и то, что в Миссонии существенно изменился расовый состав населения.

Все это диктует необходимость корректировки внутренней политики государства.

Ведь только тесное сотрудничество власти с представителями всех рас сможет обеспечить Миссонии возможность дальнейшего развития на уровне других государств.

Мы полагаем, что единственным выходом в сложившейся ситуации было бы формирование некоего органа, куда могли бы войти наиболее достойные подданные. Мы не в коей мере не претендуем на ограничение власти Государя, но вместе с тем надеемся на то, что наши советы могли бы послужить для общего блага.

Мы смиренно предлагаем Вашему вниманию проект документа, в котором мы постарались изложить основные начала возможных взаимоотношений между Вашим величеством и этим выборным органом. Также мы взяли на себя смелость исключительно для того, чтобы избежать в дальнейшем возможных недоразумений, указать в вышепоименованном документе некоторые принципы, которых, как нам кажется, представители власти могли бы придерживаться при принятии ими решений.

Мы с надеждой и верой в Ваш разум ожидаем принятия Вами решения по данному вопросу.

Глава Гильдии строителей Р.Мудрый

Президент Алкогольной ассоциации Т.Тихий.

Резолюция короля: "Хрен вам, а не конституция. P.S. Парламент тоже".

— Ну, — прокомментировал Тибальд, — во всяком случае, он не написал "расстрелять немедленно". Это уже радует. Что предлагаете, коллега?

Гном с мрачным видом разглядывал резолюцию.

— Это оскорбление, — наконец, произнес он, — а оскорбления должны смываться кровью.

Король тоже думал, что подача подобной петиции — это оскорбление, и потому отдал приказ об аресте мятежников. К сожалению, процесс их поимки вследствие необычайной шустрости преступников и огромного количества желающих как-нибудь укрыть последних от недремлющего ока закона несколько подзатянулся.

 

Глава 5

В конце концов, короля можно и сменить. И уж совсем не обязательно, чтобы государь был представителем расового большинства. Где это написано, что королем Миссонии может быть только человек? А нигде! Ну и что, что об этом все знают. Познали немного, и забыли.

Приняв это судьбоносное решение Мудрый и Тихий стали собирать своих.

Давным-давно столица Миссонии — тогда еще крохотного пограничного княжества — вся состояла из королевского замка. Тогда еще даже не королевского, а княжеского. И все постройки умещались в его дворе, а толстые крепостные стены защищали всех жителей без исключения. Однако со временем Миссония подросла, присоединила к себе новые территории, народу стало больше. Плюс мы же еще помним о миграции со стороны Волшебного леса. А у мигрантов, конечно, были свои представления о том, как следует жить и где строить.

В результате столица выросла и выползла за пределы замка. А замок остался просто королевской резиденцией. Помимо четы властителей, их детей, внуков, гостей и обслуживающего персонала, в замке был расквартирован также королевский гвардейский полк в полном составе, и, естественно, королевская стража. Крепостные стены замка постоянно обновлялись силами все тех же гномов, но ров, окружавший ранее крепость, был засыпан еще лет так двести назад.

Иными словами, замок мог держать оборону. Некоторое время.

Сознательно унижая гномов и эльфов, король был готов к некоторому отпору с их стороны. Ну, к каким-нибудь гневным письмам, мелким пакостям и т. п. Однако он и предположить не мог, что его попытка поставить гильдии на место закончится их попыткой определить место ему. Хорошенькое такое местечко в семейном склепе.

В результате, проснувшись как-то утром, король обнаружил, что замок его королевский осажден. То есть, из него никого не выпускают, ну и не впускают, конечно же, тоже. Король поразмыслил и отправил стражу проверять подземные ходы. Вовремя, потому что по ходам этим уже ползли, как мыши, негодующие гномы. Гномов вымели, ходы взорвали. Гвардейцы вышли на стены.

В общем, гражданская война началась.

И тут король с удивлением обнаружил, что его собственные поданные верны скорее Миссонии в целом, чем ему лично. В том смысле, что он — наивный мальчик — полагал, что, только услышав про коварное наступление гномов и эльфов на королевский дворец, народ встанет в верноподданническом порыве и кинется на защиту законного властителя. А народ как-то не встал. Вернее, встал, пришел к замку, посмотрел, что там творится, постоял в сторонке и, грустный, ушел. Почему грустный? А потому что эльфы все винные магазины позакрывали. Эльфам было не до торговли — у них война, видите ли, шла.

Признаться честно, потери с обеих сторон были невелики. Возможно потому, что в Миссонии классовые и расовые предрассудки были как-то не развиты, возможно, из-за нежелания рушить собственный город, но редкие принимающие участие в боевых действиях жители столицы и сами как-то под удар не лезли, и попадать по врагам особенно не спешили.

Эльфы временами постреливали из луков в сторону башен. Орки со стен, как бы нехотя, швыряли камни и временами лили расплавленную смолу. Впрочем, смола скоро закончилась, а воды и так было мало. Так что и лить перестали.

Долгожители эльфы и гномы, подготовив лестницы для штурма стен, не спешили ими воспользоваться. Ведь рухнуть с семиметровой высоты всегда успеешь, и будет у тебя тогда очень долгая жизнь в инвалидной коляске. Практически, вечная жизнь по меркам человеков.

В общем, основные усилия осаждающих сводились к тому, чтобы не дать осажденным возможность выбраться из замка, это раз, и оставить их без воды и пищи, это два. И тогда страдающие от голода и жажды обитатели замка сами выползут из его стен и со слезами благодарности на глазах отдадут короля в руки желающих изменить династию. И к этому все и шло.

Лизандра же уверила себя в том, что именно она во всем виновата. Ведь если бы она не отправилась на охоту, дракон бы ее не поймал, она бы с ним не подружилась, идея с санаторием бы не возникла. А если бы она не испортила королю первую брачную ночь, он бы не разозлился и не разорвал отношения с гномами. В общем, как не крути, а по всему выходило, что именно Лизандра и должна все исправить. А как можно исправить то, что, по прикидкам, исправлению не поддается? Правильно, с помощью волшебства.

Но с волшебством в Миссонии было проблематично. Конечно, никто его не запрещал, однако отчего-то применение магии в пределах государства считалось дурным тоном. И тех, кого подозревали в подобных действиях, стража вежливо, но решительно выпроваживала за кордон с напутствием никогда не возвращаться, а то мало ли что.

Подобное ограничение не касалось только феи. Признаться честно, фею вообще трудно было чем-либо ограничить.

Миссония была влиятельным королевством. И не только из-за наличия полезных ископаемых, торговых маршрутов и хорошо обученной армии. В Миссонии, а именно на Седьмом холме, километрах в двадцати от столицы, жила фея Гертруда.

Лизандра имела о феях очень уж смутное представление. Мол нечто прекрасное, нечто волшебное, но как но действует — неизвестно. Ведь на территории Урии фей не было. Еще лет триста назад предок нашей героини король Барух подписал с соседями антифейскую конвенцию, согласно которой королевства обязались не только не прибегать к помощи фей, но даже не позволять последним селиться на своей территории. И нормы конвенции всегда неукоснительно соблюдались. Не присоединившиеся же к конвенции государства использовали живущих в своих пределах фей скорее как угрозу. Реально же правители знали, что сам факт того, что у них есть фея, делает государство сильнее, но применение феи может повлечь за собой самые страшные последствия, в первую очередь для просителя.

Феи, к сожалению, никому и никогда не отказывали в исполнении желания.

Шарик камнем упал с неба, лапами схватил королеву и немедленно взмыл в облака.

Дракон не произнес и слова, пока не опустил Ее величество на землю километрах так в пятнадцати от места битвы. И вот тогда он дал себе волю.

— Дура! — орал он, возмущенно хлопая крыльями, — жить тебе надоело?!

Лизандра поправила на себе помятую когтями одежду.

— Я должна была с тобой поговорить, — обиженно пробурчала она.

— А если бы меня там не было? А если бы в тебя попали? Ты о чем вообще думала, идиотка?

Идиотка думала на самом деле лишь о том, что ей жизненно необходимо попасть к фее, а единственное имеющееся у нее в распоряжении транспортное средство — дракон. А дракон, теоретически, должен был помогать Роланду оборонять замок. А Роланд, нехороший человек, категорически запретил супруге выходить на крепостную стену. А гномы, еще более нехорошие… существа, знали все подземные ходы, и потому Роланд велел их засыпать. И, в общем, потому королеве пришлось лезть на крышу и махать оттуда белым флагом, пытаясь привлечь внимание летучего ящера.

Привлекла.

Шарик был на стороне осажденных. Но использовался преимущественно в роли переносчика тяжестей. Ну, во-первых, Роланд справедливо полагал, что огненная мощь Шарика не является, так сказать, узконаправленной. Дракону было трудно прицелиться, и он легко мог зацепить как своих, так и чужих. А кроме того, по молчаливому уговору сражающиеся изо всех сил старались не вредить городу. Мало ли кто выиграет в споре, а победителю потом все сломанное восстанавливать. Потому король не просил дракона жечь нападавших.

Была и еще одна причина, почему Шаррауданапалларамм старался в боевых действиях не участвовать. Ему мама запретила. Ну да, у дракона была мама. Мама, естественно, тоже была драконицей. Старой, умной, сварливой драконицей раза в полтора крупнее относительно юного еще Шаррауданапалларамма. К тому же драконица была формальным лидером проживающих в той местности драконов, почти королевой, если по отношению к ящерам это применимо. Но если вы полагаете, что Шарик являлся наследным принцем, то ошибаетесь. У драконов был матриархат, и наследовать Шариковой маме должна была Шарикова же сестра. А потому Шаррауданапалларамм, мягко говоря, веса в драконьем сообществе не имел. И то, что он осмелился попросить у матери помощи для короля Роланда (а он осмелился!) — само по себе делом было неслыханным и свидетельствовало о некоторой туповатости, что ли, черного дракона.

Так вот, мама сказала Шарику, чтобы он не смел соваться в людские разборки. И если он, не дай бог, в кого-нибудь там огнем пыхнет, мамочка его любимая немедленно оторвет драгоценному сыночку его красивый черный хвостик. Шарик хвостиком дорожил. Решил не пыхать, и потому лишь летал туда-сюда, передавал сведения о передвижении противника и порой подбрасывал осажденным корову-другую, чтоб пожрать. Коров Роланд скармливал бойцам, рассудив, что им протеин нужнее.

— Мне нужно к фее Гертруде! — упрямо насупившись, заявила Лизандра.

Шарик удивился.

— Зачем?

— Хочу, чтобы она мне помогла.

— Фея? — недоверчиво переспросил дракон, — помогла? Серьезно?

Драконы фей не боялись. Совсем. Они искренне считали их абсолютно безвредными и изрядно переоцененными существами. Возможно потому, что магия фей совершенно не действовала на бронированных чудовищ, и потому последние волшебство это просто не замечали.

Конечно, кое-какая информация до драконов долетала, однако относились к ней крылатые с большим скепсисом.

— Да, — вздохнула Лизандра, — думаю, кроме нее, некому. Отвези меня к ней, Шарик, пожалуйста.

Она умоляюще поглядела на дракона. Тот кивнул.

— Отвезу, конечно, если ты хочешь.

Фея Гертруда жила, как вы помните, на Седьмом холме. В трехэтажном доме, облицованном розовым мрамором. В особняке, окруженном розовыми кустами, колючими, как облепиха и вонючими, как жасмин.

Она оказалась еще более волшебной и прекрасной, чем Лизандра воображала. В общем и целом фея больше всего походила на парадный портрет принцессы на выданье. То есть у нее в самом деле были громадные фиолетовые глаза с загнутыми вверх черными ресницами, маленькое фарфоровое личико с губками-вишенками, белые волосы аж до щиколоток, талия, которую можно было обхватить ладонями, и грудь, как альпийские горы. Очертания ног лишь угадывались под длинным струящимся балахоном, но можно было поспорить, что и ножки у феи тоже прелестные. Королева бросила завершающий взгляд на руки феи — конечно же, очаровательные ручки с безукоризненным маникюром — вздохнула и спрятала свои, с обгрызенными ногтями, за спину. Будь Лизандра хотя бы в половину такой, Роланд бы точно ее полюбил.

— Ах, дорогая, я так рада, что ты ко мне пожаловала! — взвизгнула фея.

Она и в самом деле была рада — ее редко навещали. Очень-очень редко. Конечно, время от времени она позволяла себе попутешествовать, пообщаться с простыми людьми, желания какие-нибудь поисполнять. Ей-то ведь и палочкой не нужно было взмахивать, просто захотеть, и опля, все счастливы. Но вот к ней народ как-то не спешил.

Лизандра неожиданно смутилась и опустила взгляд. Взгляд, как назло, упал на носки сапог. Ранее чищенных, но уже изрядно запыленных. И вообще — некрасивых. Хоть и практичных.

— Простите, что побеспокоила, — пробормотала она, забыв вдруг, что на самом деле фея — ее собственная поданная.

— Какое беспокойство! Чаю? Кофе? Пирожных? — пропищала фея.

Лизандра сглотнула слюну и кивнула. Хотя на самом деле она лучше бы слопала хороший такой кусок баранины. В последнее время в связи с боями королевская кухня стала, скажем так, бедноватой. А если уж совсем точно, то кроме капусты и перловки на королевском столе редко что бывало. И потому о мясе королеве оставалось лишь мечтать. С другой стороны, разве приличная леди может хотеть жареного мяса? Нет, пирожные и руккола какая-нибудь — вот то, что позволяют желать ей представления об истинной женственности.

В комнату, покачиваясь, вбежал столик, нагруженный пирожными и чашками с чаем. Так как столик торопился, часть жидкости выплеснулось на пирожные, и теперь все вместе это смотрелось не очень аппетитно. Впрочем, фея этого не заметила, а Лизандра промолчала.

Голос у феи был на редкость противным. Он то срывался в визг, то скрежетал, то пищал. Лизандра вздрагивала, но терпела. Но когда фея не произносила звуки, ее внешность просто завораживала, и о голосе как-то сразу забывалось. Нет, все же хотелось бы королеве выглядеть хотя бы приблизительно вот так. Чтобы Роланд, Роланд, который после ее неудачной попытки отдаться старательно избегал жену, чтобы Роланд, который сейчас, наверное, носится по стенам, раздавая приказы и подзатыльники, чтобы Роланд все-таки ее полюбил. Лизандра замечталась.

— Итак, девочка, что же ты хочешь? — спросила фея Гертруда.

И Лизандра тут же, не задумываясь, проговорила:

— Чтобы Роланд полюбил…

Фея подняла вверх левую руку, проскрипела:

— Ну…

И наваждение закончилось. А слова-то произнесены. И тогда Лизандра решительно и быстро, наступая на горло собственной мечте, закончила фразу:

— Мудрого Распишаха и Тихого Тибальда. А они его.

— Сделано, — сообщила фея и щелкнула пальцами.

 

Глава 6

Когда Лизандра вернулась в город, там уже вовсю шли восстановительные работы. И пьянка. Ну, то есть активно пьющие рабочие при этом пытались еще и мостовую ремонтировать, и стены белить.

Ворота замка были открыты, причем все. Что самое забавное, их никто не охранял. И вокруг вообще было как-то слишком пусто. Раньше хоть живность всякая бродила. И той нет — съели всю.

Королева прошла по дворику, так никого и не встретив, и, по наитию, поднялась в зал для пиршеств. Зал был полон. Соскучившиеся по нормальной пище люди яростно вгрызались в гусей, барашков, козликов и прочую жареную живность. Те, кто не вгрызался, с любопытством и некоторым удовлетворением на лицах наблюдал за происходящим в центре зала.

Там, в пыли, с рычанием и воплями, катались по полу Тибальд и Распишах. Тибальд при этом вцепился руками в роскошную бороду гнома, а Распишах так и норовил оставить красавца-эльфа без некоторой части шелковистых локонов. Эльф пинался и повизгивал, гном пытался аккуратно припечатать эльфа затылком в мраморные плиты.

Вокруг них с веселым лаем скакали две королевские борзые.

На королеву внимания никто так и не обратил.

— Что происходит? — спросила она.

— Я тебе его не отдам, мерзкий длинноухий! — орал гном, брызгая слюной.

— Ты его не получишь, — надрывался эльф, — он мой!

Глаза Лизандры все больше лезли на лоб. Происходящее как-то совсем в голове не укладывалось. Она обвела зал изумленным взглядом. Обнаружила среди присутствующих и гномов, и эльфов, и людей. И это помимо прочей нечисти. Пируют вместе, значит, война закончилась. Это хорошо. Но вот поведение двух лидеров…

Лизандра была в чем-то очень неискушенной девушкой, и потому явление в зале ясна солнышка — государя Миссонии потрясло ее до глубины неиспорченной души.

Роланд вплыл в помещение красивый весь до тошноты. В красном камзоле, желтых штанах, сапогах с загнутыми носками. На его аккуратно причесанной голове красовался парадный королевский венец с опалами и бриллиантами, который до сего момента был надеван королем лишь один раз — собственно, на коронацию. Ранее Роланд считал его слишком помпезным. Да и не принято это было как-то — в парадных венцах по пьянкам расхаживать.

Итак, Роланд вплыл, рассеянно оглядел присутствующих, и тут его взгляд упал на все еще выясняющих отношения представителей иных разумных рас.

— Боже мой! — вскричал король, — что же это такое делается?!

И всплеснул руками. Тут уже все перестали жевать.

Народ привстал. Король, как-никак. Положено, ежели монарх в помещении вдруг проявляется. Даже такой вот. Странный.

Роланд бросился к дерущимся.

— Ну что же вы, — причитал он, заламывая пальцы и пытаясь разобрать клубок на составляющие, — ну так же нельзя, ну ребята!

Лизандра наблюдала за сценой в недоумении. В ее понимании Роланд должен был сначала бросить какое-нибудь ехидное замечание на данный счет, а затем вызвать стражу. Или наоборот. Хотя, в ее понимании, опять-таки, данная сцена никогда бы не произошла. Королева недолго жила в Миссонии, но и она успела уяснить, что Тихий и Мудрый — чуть ли не самые выдержанные, да, пожалуй, и самые хитрые существа во Вселенной. А такие, извините, не дерутся. За таких всегда есть кому почесать кулаки.

Вскоре жизнь Лизандры, и до сего момента не радующая ее исполнением желаний (исключая прекращение военных действий), стала и вовсе невыносимой.

Король ее гордо игнорировал. Нет, не так. Чтобы нечто игнорировать, надо об этом помнить, надо знать, что это недостойно твоего внимания, и постоянно этому недостойному о том напоминать. Король о жене своей просто забыл. Как забывал он о прислуге. Ну, есть нечто, убирающее горшок и подметающее полы. Ну и ладно. Не будет убирать — задумаемся, а так… Вот и королева была сведена на позицию горшкоубирателя.

Король был поглощен интересными отношениями — с гномами и эльфами. Но, надо признать, новые фавориты свое особое положение тоже не использовали во вред государству. Не нужны были им ни почести, ни награды — одно лишь внимание со стороны обожаемого государя, пару слов в ответ — и вот оно, счастье. А бедный Роланд все не мог выбрать — кто из них ему более по сердцу — Тихий или Мудрый, и мучился, не зная, с кем бедой поделиться.

Но отчего же не с кем? А жена?!

Лизандра была почти счастлива, когда король пригласил ее к себе. Поболтать. Она надела лучшее платье из бирюзового бархата, велела волосы себе заплести особенно эффектным способом. Лизандра надеялась, что у Роланда, наконец-то, в голове шарики с роликами встали на место.

Роланд принимал ее в кабинете. Он сидел, в задумчивости облокотившись о стол и печально глядел на гобелен на стене. На картине изображена была сцена охоты — две гончие преследовали оленя. И государю казалось, что олень — это он. А потому он вздыхал протяжно и часто.

Едва Лизандра появилась на пороге, Роланд оживился.

— Милая, — сказал он, — мне нужно посоветоваться с кем-то. Такая дилемма.

Королева радостно улыбнулась. Ей вспомнились времена, когда с ней вот так вот советовался отец ее Миклуш.

— Конечно! — воскликнула она, — в чем проблема?

— Ах, — томно произнес король, — Я не могу выбрать. Тибальд, он такой красивый. Ты обращала внимание на то, как светятся его глаза в сумерках? У него такой мелодичный голос, он такой гибкий и изящный. А Риспишах — он сдержанный, мужественный. Он такой сильный и смелый. А плечи… Какие у него плечи — широкие, мощные. Ах!

Ее величество побледнела.

— И что ты хочешь от меня? — тихо спросила она.

— Так помоги мне! — капризно воскликнул король, — это же ненормально, если я буду сразу с двумя!

Лизандра, путаясь в подоле, выбежала из кабинета.

Роланд открыл глаза, но поднять голову от подушки не смог. У него чудовищно болело все тело, а в виски, казалось, кто-то вколачивал гвозди.

— Где я? — простонал он.

— У меня в гостях, — услышал король и дернулся. Мерзкий скрипучий голос усилил боль, хотя, казалось, это невозможно. Роланд с трудом повернул голову и обнаружил рядом с собой божественно-прекрасную женщину. Король поморщился.

— Я ничего не помню, — признался он.

— И не должен! — радостно ответила дама.

— А Вы кто?

— Я?!

Дама изобразила на лице негодование. Ее длинные черные ресницы так и затрепетали.

— Ах, Ваше величество, Вам должно быть стыдно за такое невнимание.

Король прикрыл глаза. Ее голос, казалось, ввинчивался прямо в мозг.

— Но я Вас прощаю, — игриво добавила дама, — меня зовут фея Гертруда.

Роланд, не сдержавшись, застонал.

Признаться честно, в детстве его пугали феей Гертрудой, когда он не хотел засыпать вовремя или чуть-чуть хулиганил.

"Вот, отдадим тебя фее Гертруде", — говорила ему нянька, и мальчик тут же становился милым и послушным. Пусть ненадолго, однако, действовало ведь. И теперь сбывались его детские кошмары.

— Вам больно? — равнодушно спросила фея, — это скоро пройдет. Если Вас это утешит, Тибальд и Распишах тоже себя плохо чувствуют. Так всегда бывает.

— Почему меня должно это утешить? — поинтересовался король.

— Ну, они же Ваши враги!

Король с трудом сполз с украшенной рюшами кровати.

— Они мне не враги, — сквозь зубы проговорил он, — они — государственные преступники.

Фея спокойно наблюдала за тем, как Роланд Мерован, шатаясь, бредет к двери. Не дошел. Упал. Лицом вниз.

— Что со мной? — прошептал он, когда фея, нисколько не напрягаясь, перевернула его на спину.

— Все в порядке, — холодно отметила Гертруда и удалилась, взметнув пыль подолом. Пыли было предостаточно, да и подол длинный. Но все равно это движение выглядело слишком уж картинным. А Роланд фальши не терпел. К сожалению, мнение его никого не интересовало.

Чуть оклемавшись, он выполз в коридор. Длинный такой коридор. Слишком длинный для такого относительно небольшого здания. Роланд подумал о волшебстве и вновь поморщился. Волшебство было глубоко чуждо его рациональной натуре.

За ближайшей дверью обнаружились Тибальд и Распишах.

— А, привет, Ваше Величество, — сказал гном, впрочем, тон его речи не звучал слишком уж приветственно. Скорее наоборот — шли бы Вы, дорогой, пока Вам по шее не наваляли. Но король, на то уж он и король, гордо не обратил на это внимание.

Ни гном, ни эльф не спешили приподнять седалища с места, чтобы поприветствовать своего монарха. Роланд оказался перед сложным выбором — либо проигнорировать данный факт, либо гордо фыркнуть, а, может, даже удалиться в знак протеста. Он — правитель, он — мог. Более того, он должен был поступить подобным образом, поскольку негоже государю с правонарушителями всякими общаться. Вне судопроизводства, конечно. Однако, сделав это, бедный Роланд лишился бы шикарной возможности придумать какую-нибудь гадость сообща. А, учитывая личность находящихся перед ним субъектов, эта возможность была, да еще какая.

А потому Роланд Мерован вынужден был сделать вид, будто подобное пренебрежение его статусом — нечто самой собой разумеющееся. В данных обстоятельствах, естественно. После подобных умозаключений Роланд спокойно прошествовал в комнату и мило (насколько мог) поинтересовался:

— Что делаем?

Ну и что они могли делать? В карты играть, естественно. Огрызок карандаша нашелся в сапоге Распишаха. Бумага… А, где только бумага на дороге не валяется. Ну, продешевила фея. Следовало обои заказать из шелка.

Роланд гордо отверг предложение играть на деньги. Во-первых, денег у него (наличных) не было. Во-вторых, король, играя на деньги, может проиграть нечто более существенное. Власть, к примеру, или что еще.

Так прошло дней десять. Фея Гертруда, меж тем, не возражала против их совместного времяпровождения. Дни шли за днями, похожие друг на друга, как две капли воды. Их кормили три раза в день, как положено. И даже поили вином.

Еда появлялась сама собой. Вино приносила сама Гертруда.

 

Глава 7

Даже мимо внимания короля (почему даже, а потому что его мысли пока были заняты чем-то иным) не ускользнул один странный факт — его сокамерники худели. Физиономии их удлинялись, и скулы обрисовывались четче, и глаза, горящие праведным желанием отомстить, горели ярче. К чему бы это?

Да, кстати, и желудки у них всех пели практически в унисон. Причем исключительно песни военных лет — бравурные марши.

Вы думаете, все эти десять дней они так и сидели, не пытаясь вернуться домой? Да как бы не так! Уж в чем этих троих, ну ладно, назовем их мужчинами (поскольку как еще назвать гуманоидов мужского пола?), так вот, в чем этих мужчин нельзя было обвинить — так это в покорности и безволии.

В первый же день, не дожидаясь появления государя, представители бизнеса обследовали здание на предмет выхода. Последних обнаружилось целых три — один парадный и два черных. Двери — открывай, не хочу. А выйти нельзя. Как будто между домом и окружающим его пространством была некая перегородка — прозрачная, но непроницаемая для живых существ. С окнами — та же ситуация. Со всеми иными отверстиями вроде дымохода, в который низкорослый гном честно пытался протиснуться, — аналогично.

Попытки убедить фею, что она поступает нехорошо, к положительному результату не привели. Гертруда смеялась, издавая противные режущие слух звуки, и исчезала. Попытки придушить фею или каким иным образом лишить ее жизни также не удались. Не придушивалась, зараза, и не лишалась. И более того, похоже. Даже не подозревала о том что подобные попытки предпринимались. Настолько далеки они были от успеха.

В итоге пленники продолжали играть в карты и мрачно обдумывать планы побега.

И худели при этом.

— Она морит нас голодом, — предположил Роланд, выкладывая на стол три дамы, одна из которых, конечно же, была пиковой.

— Знаю, — согласился Тибальд.

— В смысле? — вмешался Распишах, — а ели-то мы что?

— Это — волшебная пища, — задумчиво разглядывая веер карт у себя в руках, проговорил Тибальд, — она только заставляет чувствовать насыщение. На самом деле с того момента, как мы сюда попали, ты и крошки не съел.

— А вино?

— А вот вино — настоящее.

— Нам надо что-то делать. Причем срочно. — Решительно заявил король и обвел присутствующих мрачным взглядом.

Карты у него на руках были плохие.

— Надо, — вновь согласился Тибальд, поглаживая рубашки карт тонкими длинными пальцами, — но что?

— Да, что? — повторил Распишах.

— Когда она должна появиться?

— Ну, — ответил гном, — сейчас бутылку допьем и появится. Она очень внимательно следит, чтобы мы не трезвели.

— Хм, — сказал король, — а зачем?

Лизандре казалось, что она медленно сходит с ума. И еще — что она ненавидит своего супруга. Настолько, что готова лишить его жизни каким-нибудь особенно жестоким способом. И даже логичное продолжение в виде плахи ее уже не пугает.

Все свое свободное время (а оно теперь все было свободным) король проводил вместе с лучшими друзьями. Догадайтесь — с кем. Нет, Роланд не забыл о том, что он король. Вернее, его забывчивость стала какой-то избирательной. То есть о том, что его все должны слушать и выполнять его указания — он помнил, а то, что он и сам что-то должен делать для государства, да хотя бы должность верховного судьи исполнять, или так указы всякие подписывать, а не то, что прочее — забыл.

Эта таинственная забывчивость того и гляди грозила выйти ему боком. Народ Миссонии был избалован качественными управляющими и четко знал, что должен, а что не должен делать король. Так вот, он должен работать. И не должен заниматься черт знает чем с кем попало. Особенно если эти кто попало — государственные преступники, приказ о поимке которых каких-то пару дней назад был оглашен на площади Трех Храмов.

И потому Лизандра нежно отстранила государя от дел. Вернее, он сам отстранился, а она заняла его место. Всем желающим королева ласково, но, при этом как-то кровожадно улыбаясь, говорила, что Роланд отдыхает, в отъезде, болен, занят и т. п. Тем, кто продолжал упорствовать в поисках, т. п. короля грозило вылиться в отдых в прохладной и несколько мрачноватой, но, зато располагающей к раздумьям, атмосфере замковых подземелий.

Лизандра, проявив неожиданную для нее самой мудрость, не пыталась Роланда как-нибудь дискредитировать. Она просто делала его работу. От его имени. И, вроде как, по его поручению. Но сказать, что ее это очень радовало — значило бы сильно соврать. Хотя… С одной стороны, власть — это приятно. С другой… Принимая на себя бремя власти, берешь ведь и ответственность. И как бы пошло не звучала эта фраза, она правдива. Лизандра привыкла помогать отцу, но видеть себя чем-то большим, чем помощник, советник, серый кардинал, если хотите, она не желала. И потому, да, власть ее тяготила, а странные увлечения супруга нервировали.

Тем временем Шарик напрасно ждал продолжения строительства. Наемным бригадам перестали платить, и они разбежались сами собой. Такое бывает порою. Нет денег — нет людей. Да какое порою! Это общее правило ведения дел. И дракон об этом догадывался. Смущало его то, что он, по саркастичному выражению собственной матери, успел всему миру растрепать о своих успехах и о том, какой, в конце концов, чудный санаторий с его помощью скоро выстроится.

А санаторий не строился. И, что самое странное, партнеры дракона тоже не давали о себе знать. А Шаррауданапалларамм почему-то сам вкладывать средства не собирался. Привык он к роли менеджера-то. И что ему, бедняге, оставалось? Правильно! Спросить инвесторов — долго ли они собираются Ваньку валять.

Поскольку ни Роланд, ни Лизандра, судя по всему, почтить своим внимание дракона не собирались, пришлось бедному крылатому самому лететь в замок. А он очень это не любил. Из соображений безопасности. Во-первых, во дворе так просто и не сядешь, а если и приземлишься, то взлететь сложновато. Места мало. А во-вторых, мало ли какой нехороший человек захочет пальнуть в бедную ящерку. Люди — они ведь разные бывают. Некоторые — очень нервные.

Но куда деваться?

И опять громадный черный дракон планировал над замком, заслоняя собой солнце. И снова, вот дежавю, на крыше замка сидела грустная королева. Платком, правда, она не махала, но прилету приятеля явно обрадовалась.

— Шарик, давай еще раз к фее слетаем, — предложила она.

Шаррауданапалларамм, естественно, согласился, поскольку намеревался заодно обсудить возникшие в связи с реализацией проекта проблемы.

Королева по прилету на место клятвенно пообещала, что деньги будут, но от дальнейшего обсуждения отказалась, сославшись на необходимость решения более насущного вопроса.

В воздухе возникло мерцающее розовое облачко. Оно издавало отчетливый аромат жасмина, смешанный с запахом озона и слегка искрило. Интересное, в общем-то, зрелище, когда наблюдаешь его в первый раз. Но Гертруда была очень постоянной дамой, и свои появления она обставляла именно таким образом. Менялся лишь оттенок облака и аромат. А потому, простите, слега поднадоела наблюдателям.

Вот перед бедными узниками возникла и сама прекрасная дама, нежно прижимающая к полной груди объемную бутыль с вином.

— Соскучились? — игриво поинтересовалась она.

Сидящий за столом Роланд живо обернулся.

— Конечно! — радостно воскликнул он.

Тибальд встал и учтиво поклонился.

— Миледи.

Распишах молча забрал у феи бутыль, потом криво улыбнулся и с трудом проговорил:

— Вам же тяжело, наверное, держать такую тяжесть.

Гертруда растерянно захлопала ресницами. Уже несколько дней данные господа делали вид, что ее в природе не существует, а алкоголь на столе появляется сам собой. Игривый тон фея выдавала автоматически.

— Может, присядете с нами! — предложил король, скалясь на все имеющиеся в наличии зубы.

Фея кивнула, щелкнула пальцами, и на столе появились легкие закуски.

Гертруда грациозно опустилось в кресло, которое стало возникать само собой в процессе уменьшения расстояния между полом и ягодицами прекрасной дамы. Этот фокус пленники еще не видели, и потому наблюдали за ним с интересом, тая в душе желание, чтобы кресло материализоваться до конца не успело. Желание не сбылось.

— А Вы не могли бы принести нам нормальную пищу? — поинтересовался Тибальд, грустно разглядывая волшебные персики, — магическая на вкус, безусловно, хороша, но хотелось бы и чего-нибудь более приземленного. Ради разнообразия.

— Что значит нормальная пища?

— Ну такая, — попытался объяснить гном, — которая растет, бегает. Которую готовить надо.

— Вы что! — возмутилась фея, — от нее же толстеют!

Ее и без того огромные глаза, казалось, почти соединились с ушами.

— От нее живут! — возразил Распишах.

Король продолжал, пусть и несколько натянуто, но улыбаться.

— Не знаю, я не нуждаюсь в пище, и понятия не имею, откуда ее берут. Поэтому ешьте это, — капризным тоном заявила фея.

— Конечно-конечно, — вмешался Роланд, Вы выпьете с нами?

На лице феи появилось растерянное выражение.

— Я не уверена в том, что мне стоит, — ответила она и бросила вожделеющий взгляд на бутылку.

— Конечно, стоит! — Возразил король, вновь показывая зубы.

Фея пила. Нет, фея пила!!! Ее сомнения по поводу того, стоит ли ей употреблять алкоголь, стали понятны уже минут через десять, когда она один за другим осушила три бокала, и лицо ее озарилось радостной, хоть и несколько бессмысленной улыбкой.

Господа заговорщики, а их уже можно так называть, работали четко и слаженно. Тибальд отвешивал даме комплименты, гном подливал, а король выпытывал информацию.

— Зачем мы Вам нужны?

Фея пожала плечиками с очаровательной неуклюжестью.

— Не нужны, — ответила она, — вернее, наверное, зачем-то нужны, только зачем — я не помню. Да какая разница! Вы все равно отсюда не выйдете.

— Но почему?

— Барьер. Он пропускает только просителей и меня. Вас не выпустит.

— А кто устанавливал барьер?

— Кажется, я. Но я не помню, зачем. И как его снять, тоже не помню. Еще налейте!

— Но почему мы здесь?! — вскричал Роланд, не надеясь, в то же время, на внятный ответ. Так вскричал, на всякий случай, тщательно дозируя издаваемые им децибелы.

Гертруда высокомерно подняла брови.

— Это элементарно, — ответила он, — Ваша супруга загадала желание. Чтобы Вы полюбили Тибальда Тихого и Распишаха Мудрого. А они Вас.

Король, как существо гораздо более испорченное, чем его жена, побелел, представив себе некоторые особенности этой вот любви.

— Но, — пробормотал он, — я не…

— Вы ошибаетесь, — отрезала фея.

— Но я…

— Нет. Хотя, не переживайте так, она еще придет. Они все приходят.

Фея вздохнула, и к королю пришло осознание того, что этой юной деве очень много лет. Слишком много для того, чтобы чувствовать себя человеком.

Не понимал он лишь одно — кто к нему должен прийти? Жена или любовь? Возможный приход последней его несколько нервировал.

Тибальд и Распишах глядели на монарха с испугом.

 

Глава 8

— О! — вдруг сказала фея, — а вот и она.

Король вздрогнул.

— Вы можете остаться и посмотреть, если хотите, — предложила Гертруда, — она все равно Вас не увидит и не услышит.

Роланд неуверенно кивнул.

В комнату медленно вошла Лизандра.

Лицо ее было бледным. Под глазами круги. Исхудавшие пальцы дрожали.

— Я не знаю, что делать, — повторяла она, — это чудовищно. Я его не узнаю. Он забросил дела, он… все время с ними. Он теряет остатки уважения. И совершенно не обращает на меня внимание. А я устала. То, что он делает, это… противоестественно. Помогите мне, я так больше не могу. Он разрушит государство.

Гертруда равнодушно смотрела в окно.

— И что ты от меня хочешь? Вернуть все, как было?

— Нет! — отшатнулась Лизандра, — я не хочу, чтобы снова была война. Но он…

— Сформулируй желание, — проскрипела фея, — и я его исполню.

— Я хочу…

Лизандра задумалась.

Роланд же смотрел на нее, и понимал, что божественная красота — это уж слишком. Даже такая вот замученная, растерянная, больная Лизандра нравилась ему гораздо больше идеальной Гертруды. Лизандра была живой и чувствующей, и это ее красило. Королю впервые в голову стала закрадываться мысль о том, что он сделал что-то не то.

— Я хочу… — продолжила Лизандра, — чтобы он любил меня, а не их.

И вымученно улыбнулась.

Гертруда щелкнула пальцами.

— Сделано.

Король внезапно ощутил, как что-то сдавливает ему грудь. Он нервно сглотнул. Боль не ушла. Роланд быстренько проанализировал свои ощущения и с ужасом осознал, как называется эта боль. А он уж и забыл, что это такое — ревность. Лизандра просила, чтобы кто-то ее полюбил. Его Лизандра. Его жена. Просила. Чтобы ее любил кто-то, кто в состоянии разрушить государство. Стоп, а это кто?

Как и было обещано, королева ушла, так и не увидев ни своего супруга, ни его сотоварищей. Хотя последние честно пытались привлечь ее внимание криками и жестами.

— Вот видите? — спросила Гертруда, — я же говорила, она вас не заметит. Налейте мне еще, а то как-то грустно.

И вновь Лизандра возвращалась в замок. Но в этот раз все было иначе. Не успела она появиться у ворот, как навстречу ей метнулся Роланд.

— Где ты была?! — кричал он, задыхаясь от волнения, — я так переживал! Любимая!!!

Лизандра уставилась на супруга широко распахнутыми глазами. Сбылась мечта. Сбылась! Он назвал ее любимой. Ее, а не всяких там гномов с эльфами. Она радостно улыбнулась и протянула к супругу руки.

— Роланд!

Король обнял жену и прижался лицом к ее волосам. Надо сказать, ему пришлось прилично согнуться для этого. Все же она была гораздо ниже ростом.

— Все в порядке? — спрашивал он, — я так ждал, так ждал! Я так переживал за тебя!

— Да, все в порядке, — ответила Лизандра, отстраняясь, — я же была с Шариком.

— С Шариком?! — воскликнул король, — но это же дракон! Мало ли что могло случиться? Он мог… Он мог тебя поцарапать!

Лизандра вздрогнула и уставилась в лицо супругу.

— Я умоляю тебя, — меж тем, продолжал последний, — прекрати ты свое общение с этим чудовищем, мало ли, что он может с тобой сделать! Я так волнуюсь.

С этого дня Роланд забыл про былые увлечения. В смысле, про Тибальда и Распишаха. Последние бродили несчастные вдоль стен замка и издавали время от времени горестные вопли. Племянник Распишаха спихнул дядюшку на почетную и ничего не значащую должность председателя совета директоров. Ресторанный бизнес Тибальда без руководства тихо чахнул.

Роланд же ходил тенью за супругой, задавая время от времени мало что значащие вопросы:

— А ты покушала? А как ты себя чувствуешь? А солнышко так пригревает, видела? А ты знаешь, что ты самая красивая? А ты знаешь, как я тебя люблю? Ты в курсе, что я умру, если ты меня оставишь?

Попытки вернуть Роланда к делам претерпели полнейший крах. Он отмахивался от придворных, как от мух, не пытаясь даже вникнуть в то, что ему говорят. У него был один свет в окошке — Лизандра.

К концу недели терпение у королевы иссякло. К этому моменту она уже твердо знала, что влюбилась она не в этого человека. И если вот эта слюнявая гадость — Роланд, то она… гоблин, наверное. Она пыталась избегать короля. Безуспешно. Он находил ее везде, и припадал к ее ногам. В прямом смысле этого слова. Роланд вздыхал, когда она отлучалась в туалет, и начинал безутешно плакать, если ее не было рядом больший период времени. Это становилось невыносимым.

Лизочка, Лизетточка, Лизенок, Лисуля, Лизончик, кисочка, заинька, белочка, рыбонька, Лизулечка-лапотулечка — далеко не полный перечень наименований, присвоенных ей любвеобильным супругом. От некоторых ее тошнило, от большинства бросало в дрожь.

В итоге бедная Лизандра никак не могла найти баланс между двумя, скажем так вещами — как ей время от времени прикрывать короля, не желающего управлять государством, и как при этом на глаза этому самому королю не попадаться. И все свое свободное время, если таковое оставалось, она старалась проводить в каком-нибудь особенно глухом месте. Порою даже в подземелье с баньши, которых просто забыли выпустить. Последним, впрочем, там даже нравилось — тихо, темно, страшно и орать можно, сколько угодно.

— Ну, и что мы теперь будем с ней делать? — меланхолично произнес Тибальд, рассматривая лежащую грудью на столе и слегка похрапывающую фею. Надо сказать, что и в таком вот виде она оставалась божественно прекрасной, и даже пятна вина на ее платье образовывали сложный геометрический узор, вплетающийся в рисунок на корсаже.

— Думаете, она правду сказала про барьер? — поинтересовался Роланд.

— Врет! — убежденно заявил гном, — точно врет! Не может такого быть, чтобы устанавливала и не могла снять.

— Я тоже сомневаюсь, — проговорил Тибальд, глядя на фею со странной смесью сочувствия и раздражения на лице.

— И что вы предлагаете? — спросил король, — связать и допросить?

Гном энергично закивал.

Эльф задумчиво закусил нижнюю губу, помолчал немного и лишь затем медленно проговорил:

— Она практически всесильна, мы ее не удержим.

— Она щелкает пальцами, — прошипел Распишах, — если она не будет щелкать пальцами, мы сможем с ней поговорить.

В качестве иллюстрации данного тезиса он тоже попытался издать с помощью пальцев характерный звук. Не получилось, отчего настроение гнома только ухудшилось.

— Мы и так разговаривали с ней последние несколько дней, — возмутился король, — я просто столько пить не могу. Я уже даже есть не хочу. Мне просто плохо.

— Вы предлагаете ее убить? — с сомнением в голосе произнес Тибальд, но…

— Все! — сказал гном, — заканчиваем. Давайте, сначала ее свяжем, и так, чтобы руки замотаны были. Чтобы не щелкала.

Минут через пять пьяная фея лежала на полу, спеленутая, как мумия, с тесно примотанными к телу руками. Уставшие пленники сидели неподалеку и рассматривали творение своих рук. Признаться честно, брать на себя почетную миссию по уничтожению феи никто из них не хотел.

И тут Гертруда распахнула глаза. Совершенно трезвые очи. И почти в ту же секунду она оказалась стоящей на полу, совершенно без каких-либо следов от пут, страшно разгневанная.

— Как вы могли?! — закричала фея Гертруда, — я думала, хоть с вами можно общаться! Я щелкаю пальцами, потому что мне так нравится, потому что это… это эффектно! Как вы могли? Я вам доверяла! Я… Я… я носила вам вино, чтобы вам было весело! Я старалась ради вас, а вы…

Она подняла руку и хотела было сделать свой фирменный жест, но удержалась и просто ткнула пальцем в стену.

Король, гном и эльф перевели взгляд в указанном направлении. Фрагмент стены отъехал в сторону. За ним обнаружилась ниша, вернее даже небольшая комната.

— Вот! — воскликнула фея Гертруда и хлюпнула носом, — вот, смотрите!

Вся комната была забита аккуратно сложенными скелетиками каких-то человекообразных.

Пленники нервно дернулись.

Фея, меж тем, продолжала речь:

— Ваша глупая жена, Роланд, не понимает, да куда ей, и не должна понимать одну вещь. Нельзя заставить рожденное существо любить кого-то с помощью волшебства. У рожденных к этому — иммунитет. Получают, когда выползают из утробы матери. Что угодно можно с ними делать, а заставить чувствовать — нельзя. Но я всегда исполняю желания. Она хотела, чтобы Роланд полюбил эльфа и гнома, он и любил их, теперь он любит Лизандру. Но любите не Вы, король, а Ваш двойник, который занял Ваше место. Каждый раз, когда меня просят сделать так, чтобы кто-то кого-то полюбил, возненавидел, забыл, я исполняю желание. Я не вправе отказать. И каждый раз у меня появляются новые люди, гномы, да кто угодно. А потом они умирают, потому что нельзя в мой дом пронести пищу, а вино, вино можно. И я не помню, почему!

Фея плакала, а пленники смотрели на нее, разинув рот, потому что плачущая фея — все равно, что бьющийся в истерике дракон — нечто немыслимое. Ну еще и потому, что ситуация получилась больно уж дурацкая.

— Вы хотели скрасить нам оставшиеся дни, — грустно произнес Роланд.

— Да! — выкрикнула фея, — да! А Вы… Вы думали о том, как убить меня. Вы хотели…

— Мы… — неуверенно проговорил Тибальд Тихий и протянул к Гертруде левую руку.

— Нет, — сказала фея, — нет. Больше я возиться с вами не буду.

Шаррауданапалларамм напрасно ждал финансы. Королева сгинула, набросав напоследок кучу обещаний, король на связь так и не выходил. Другие ответственные за организацию мероприятий лица, если таковые в природе и существовали, также не появлялись в поле зрения дракона.

Ну а поскольку ящер наш был достаточно мобильной животинкой, вот и решил он посетить замок самостоятельно. Кто его знает, может там опять по крышам грустные монархи бродят.

Монархи по крышам не бродили. И вообще было тихо, что само по себе подозрительно. В замке бывало тихо только в минуты особенных потрясений, в мор и так далее, в общем, в какие-то особенно плохие моменты, и то ненадолго.

А тут тишина. И пустота. И никого, кто бы ситуацию прояснил.

Пришлось в итоге дракону садиться по дворе. А не любил он это дело страшно по причинам, которые мы ранее объясняли. Самая основная — тесно.

И вот только он умостил свое упитанное тело на брусчатке, как на него сверху упало что-то тяжелое и какое-то липкое, что ли. Дракон коварства не ожидал, дергаться не стал, а лишь приподнял голову, чтобы поглядеть, что там за недоразумение такое образовалось.

Недоразумение выглядело точь-в-точь, как Роланд Мерован. Оно бегало по открытому переходу вдоль стены здания и орало:

— Крылья, крылья у него самое слабое место!

— Что происходит? — недоуменно произнес Шаррауданапалларамм.

— И ррраз!

Шарик попытался пошевелить крыльями. На всякий случай. И тут понял, что пора начинать паниковать. Он извернулся, чтобы посмотреть, что там такое мешается и с ужасом обнаружил, что крылья его запутались в сетях. К сетям же были привязаны камни, которые тянули вниз. Сам по себе дискомфорт булыжники доставляли небольшой, но вот вместе с веревками…. К сожалении, спалить Шарик их не мог, потому что строение дракона не позволяет ему самому себе спину обжигать, а лапами не дотягивался. В итоге крылышки запутывались все больше и больше.

— РРРРоланд! — прорычал дракон, — это что за дурацкие шутки?!

— Смолу несите! — закричал Роланд, и его многочисленные помощники так и забегали туда и сюда.

Дракон нервно дернул хвостом. Ему совершенно не хотелось поверх веревок быть облитым еще и смолой. Эта ж зараза еще и застыть может!

В результате его резкого движения в сторону полетели камни с мостовой.

— Роланд, прекрати, что ты делаешь?! — рыкнул дракон. Король его возгласы гордо игнорировал.

Шарик сделал предупредительный выдох огнем в сторону. На морду ему тут же был вылит бочонок воды. Не смертельно, но чрезвычайно противно. Дракон чихнул и ударил хвостом в стену замка. Раздался тихий гул, как при землетрясении, и в стороны полетели уже гораздо более крупные элементы архитектуры.

Но тут раздался торжествующий вопль короля:

— Ага!

И на спину дракону упали первые капли черной тягучей жидкости.

И сразу произошло две вещи. Сначала Шарик понял, что вот теперь он окончательно разозлился и готов причинить замку и находящимся внутри него постройкам гораздо большие повреждения. А потом к нему метнулась женская фигурка, одетая, почему-то, в мужской охотничий костюм.

— Стоять! — кричала фигурка и размахивала руками.

— Милая! — в ужасе выкрикнул король.

— Стоять! — повторила Лизандра, конечно же, это была она, — или я за себя не ручаюсь!

— Дорогая, — надрывался Роланд, — отойди от этого чудовища!

— Я — чудовище? — возмутился Шарик.

— Роланд, — пригрозила королева, — прекрати, или я сделаю что-нибудь ужасное.

Она медленно достала меч из ножен.

— Нет, — сказал король, — если ты убьешь себя, я этого не переживу.

Шарик и Лизандра недоуменно переглянулись. Надо признать, королеве мысль о суициде в голову не приходила. Никогда, даже в самые противные минуты, которых в последнее время было предостаточно. Меч она достала, чтобы веревки перерезать. Но, видя отчаяние государя, она решила его не переубеждать.

— А я сделаю это, — пригрозила королева, — если моего дракона сейчас же не освободят.

Меч был коротким, и его острие вполне можно было эффектным жестом приставить к своей груди, что Ее величество тут же и проделала.

— Немедленно его освободите, — волнуясь, сказал король, — немедленно! О, Боже мой, дорогая! Ну зачем ты так? Я же ради тебя стараюсь! Это ведь гнусный монстр, он ест людей!

— Я? — удивился дракон и тут же опустил голову в смущении. Ну, было пару раз. Так то ж были не люди, а рыцари. И они сами нарывались.

Тем временем стражники уже распутывали веревки и снимали сети. Правда, с гораздо меньшим энтузиазмом, чем ранее они их набрасывали. Все же, близость плотоядного ящера несколько нервировала.

— Так, — тихо сказала королева, — сейчас я дам команду, ты быстро меня хватаешь, и летим. На счет три.

Дракон прикрыл глаза в знак согласия.

— Один, два, три!

Он взмахнул освобожденными крыльями, сцапал лапой королеву и неуклюже поднялся в воздух.

Король наблюдал за этой сценой со слезами на глазах. Отдать команду стрелять он не решился. Любовь всей его жизни улетала в неведомые дали, уносимая страшным чудищем, которому она предпочла несчастного влюбленного. Есть, от чего расстроиться.

— Ну вот, — грустно сказал дракон, удаляясь от замка, — сейчас на меня пол-Миссонии охотится будет.

— Не будет, — твердо произнесла королева, — летим к фее. Пора разобраться с ситуацией.

 

Глава 9

— Вы будете стоять здесь! — верещала фея, топая ножками, обутыми в крохотные, украшенные стеклярусом туфельки, — пока не умрете! Вы не сможете шевелиться! Вы не сможете говорить! Вы…

Король поморщился. Ее голос действовал, все-таки, ему на нервы.

— Что такое?! — взвизгнула фея.

— Ну, хоть возможность говорить нам оставьте, — попросил Роланд.

— Ладно, — неожиданно легко согласилась Гертруда, — разговаривайте.

Она щелкнула пальцами на правой руке, потом на левой, потом повернулась вокруг своей оси и исчезла, оставив пленников наслаждаться компанией друг друга.

— А вот теперь, — сказал Роланд, убедившись в том, что он и в самом деле не может и пальцем пошевелить, — давайте обсудим с вами петицию, которую вы недавно мне присылали.

Лизандра прошла уже привычным путем в приемные покои феи Гертруды.

— Муж мой, Роланд Мерован, король Миссонии, у тебя? — поинтересовалась она.

Гертруда меж тем возлежала на маленьком полукруглом диванчике. Элегантно так возлежала, и, вместе с тем, напряженно, отчего ее элегантность выглядела неестественной.

— Во-первых, здравствуй, — холодно ответила она.

— Не здравствуй, — перебила Лизандра, — а здравствуйте. И встань, ты разговариваешь с королевой Миссонии.

— И что? — поинтересовалась фея, — если я не встану, что ты со мной сделаешь?

— Что-нибудь придумаю, — обнадежила Лизандра, — ты не представляешь, как за последнее время развилась моя фантазия. Повторяю, он у тебя?

Фея задумалась. И нашла компромисс. Она села.

— У меня. И что?

— Отпусти его.

— Это что? Просьба? — оживилась Гертруда, — желание?

— Нет, — ответила королева, — приказ.

— Ах, приказ! Ну так ищи. Найдешь, забирай. Удачи тебе.

Фея криво ухмыльнулась, и Лизандре тут же захотелось въехать ей по физиономии. Ну просто очень. Однако, Ее величество сдержалась. Осознавая, что большая часть имеющихся у нее неприятностей произошла, действительно, по ее вине, королева решила пока не применять грубую силу, а выйти и посоветоваться с драконом. А потому она молча развернулась и направилась к двери. И вот… Короче, барьер.

Фея пронзительно расхохоталась.

— В чем дело? — сухо спросила королева.

— Ты не загадала желание! — выкрикнула фея, — ты не сможешь выйти!

И продолжила смеяться.

— Хорошо, — тут же заявила Лизандра, — не проблема. Чаю хочу. С малиновым вареньем. Срочно.

Фея сделала большие глаза. Но… Желание было загадано, и перед Ее величеством тут же оказался столик с чашкой чая на нем. И баночка варенья в придачу. Правда, коварная фея забыла ложечку положить, но подобные мелочи нашу героиню никогда не смущали. Гордо пнув столик сапогом, Лизандра вышла из здания.

— Ну что? — поинтересовался Шарик, — Роланд там?

— Говорит, там, — задумчиво произнесла Лизандра, — предлагает самой мне его поискать. Но что-то слишком активно предлагает. Чувствую, здесь что-то не то.

— Не то, не то, — проворчал дракон, — а никто тебя не заставлял сразу к ней ходить и желания дурацкие загадывать!

— Знаю, — отрезала королева, — что будем делать?

— Хочешь, я домик ее по кирпичикам раскатаю? — с воодушевлением в голосе предложил дракон, — я в замке попробовал, мне понравилось!

— А Роланд? А если ты ему повредишь?

— А я аккуратно раскатаю! Нежненько!

Королева в раздумьях наморщила лоб.

— Точно нежненько?

— Обижаешь! — оскорбился Шарик, — мне король, между прочем, и самом еще дорог. Как память.

— Ну тогда давай так.

Лизандра оглядела здание критическим взглядом.

— Снеси фасад, чтобы было видно, что внутри. Это, вообще, реально?

Дракон сосредоточенно кивнул.

— Тогда давай! — велела королева и, на всякий случай, отошла подальше.

Дракон действовал, как профессиональный строитель. Несколько точных ударов хвостом, чуть поправил мордой, и вот уже внутренности дома видны, как в кукольном домике, и Гертруда бегает туда-сюда будто хомяк в клетке и что-то верещит.

— Ну вот, — сказал дракон, — всего то навсего. Вот он твой муж стоит. Забирай.

— Где? — с воодушевлением в голосе воскликнула королева.

— Ну вот! — удивился дракон, — вместе с Тихим и Мудрым. Ты что, не видишь?

Королева растерянно захлопала ресницами.

— Где? — грустно переспросила она.

Шарик удивился.

— Серьезно, не видишь? Ну вот же, Гертруда только что мимо них пробежала. Хотя, ты знаешь, странно как-то. Она бегает, а они нет.

— Заколдовала, — с угрозой в голосе произнесла Лизандра. Рука ее потянулась к мечу.

— Стоять! — приказал дракон, — мы его нашли. Не дергайся. И железяками не размахивай. Ей твой меч, как… как мне стрела, к примеру.

— А что ж ты от них уворачиваешься?!

— А вдруг?!

— Вот и я вдруг!

— Не надо никаких "вдругов". Сейчас я еще одну стену снесу, посмотрим, что получится.

— Только аккуратнее!

— Да я, как бабочка!

Шаррауданапалларамм продолжил "нежненько", как он и хотел, разрушать здание. Пленники остались стоять. Гертруда выбежала наружу, но близко подходить к дракону не решилась.

— Что ты делаешь?! — закричала она и замахала ручками, — да как ты смеешь, животное!

Дракон на минутку отвлекся.

— Как она меня назвала? — поинтересовался он.

— Животное, — тут же с готовностью подсказала Лизандра.

— Вот сейчас, — задумчиво произнес Шарик, — я не удержусь, и как дыхну на некоторых пламенем. И посмотрим, что фейская магия может сделать с драконом.

Гертруда попятилась. Вероятно, у нее были некоторые познания о предмете разговора.

— Слышь, ты, — заявила Лизандра, — отпусти моего мужа и этих тоже по-хорошему.

Фея всхлипнула. Шарик заметил, что фигуры короля, эльфа и гнома задвигались.

— Я больше ничего не могу сделать, — жалобно произнесла фея, — барьер цел. Они не выйдут.

— А ты подумай, — жестко сказала королева, — хорошо подумай, а то ведь домом мы не ограничимся.

— Только если желание загадать…

— Знаешь, — рявкнула Лизандра, — я желаниями этим по горло уже сыта! Как мне его сформулировать, чтобы без фокусов?!

На личике Гертруды отразился сложный мыслительный процесс. Прошла минут, две, пять…

— Скажи так, — наконец, несколько неуверенно предложила она, — я хочу, чтобы все магические последствия моих желаний, загаданных фее Гертруде, исчезли.

— Последствия? — возмутилась Лизандра, — это значит, опять война начнется?!

— Магические последствия, — обиделась фея, — а последствия волшебных последствий — это уже не по моей части. Они уже сами происходили.

Лизандра обернулась к Шарику.

— Ну что? Как на твой взгляд, пойдет?

Шарик энергично закивал.

— Хорошо, — сказала королева, — я попробую. Но если опять какой-нибудь фокус… я за себя не ручаюсь. Правда, Шарик?

Шарик ехидно ухмыльнулся. Фея зябко поежилась.

Лизандра на пару секунд прикрыла глаза, вздохнула.

— Я желаю, — произнесла она, стараясь четко артикулировать, — чтобы все магические последствия моих желаний, загаданных фее Гертруде, исчезли.

Ничего не произошло.

Гертруда недоуменно оглянулась. Дракон угрожающе сморщил нос. Лизандра решительно направилась внутрь полуразрушенного здания.

— Роланд, — на выдохе произнесла она.

— Лизандра! — ответил ее муж и бросился навстречу супруге.

Он обнял ее, и королева всхлипнула. Привычно так всхлипнула, но слезы так и не полились. Роланд Мерован, король Миссонии, обнял Лизандру, прижал ее к своей груди и ласково произнес:

— Ну что ж ты у меня такая дура?

— Не знаю, — прошептала Лизандра.

 

Эпилог

— Ты знаешь, — задумчиво проговорил Распишах, глядя на обнимающуюся парочку, — а что странно. Фея ведь, действительно, исполнила все пожелания королевы. Реально исполнила, а не с помощью волшебства.

Тибальд Тихий загадочно ухмыльнулся.

— Ну, конституции нам не видать, как собственных ушей, — улыбаясь, произнес он.

Распишах фыркнул.

— Ну и что? Зато мне заказ вернули. Да и твои ограничения скоро отменят. А что? Роланд неплохой, в общем-то мужик. Хоть и король.

Тибальд тихо рассмеялся.

Поодаль, дрожа, стояла фея Гертруда и наблюдала за тем, как ветерок играет со шторами на окнах ее дома, с покрывалами на кроватях в ее доме, с пылью, оседающей на мебели, стоящей в ее полуразрушенном доме.

— Гертруда, — позвал Тибальд.

— Да? — грустно отозвалась фея, не отрывая взгляд от руин.

— Пойдем со мной, — продолжил Тихий, — пойдем, ну нельзя же такой красивой женщине всю жизнь прожить на одном месте. Пойдем!

Фея растерянно кивнула.

И вскоре все пятеро бодрым шагом направились к столице. Идти им было долго, впрочем, за разговором дорога двигалась быстрее. А обсудить им было что. Над ними кружил, временами заслоняя солнце, громадный дракон. Черный, с серебристым пузиком.