Саши уже нет в живых. В июне 2002-го, чуть не дотянув до 51 года, он умер от остановки сердца. Его жизненная линия причудливой спиралью взвилась стремительно вверх и еще быстрее — вниз.

Алкоголь начал сказываться уже на первом курсе ИВЯ. Саша мог сесть верхом на лавку и засосать из горла, не отрываясь, бутылку красного. Глаза его загорались магическим блеском, и он принимался декламировать стихи либо пел песни Битлов и других кумиров поп-музыки.

Саша успел стать одним из лучших арабистов Страны Советов и незаметно соскользнуть в небытие. В конце короткого жизненного пути он уже не хотел ни работать, ни путешествовать. Его единственным хобби в последние годы жизни стал компьютер. Он садился за него с батареей крепленого голландского пива «Навигатор» и поглощал одну банку за другой, сочиняя стихи на английском и переписываясь в чате с группой единоверцев под ником ЗаМ.

Саша обладал гениальной памятью: в Каир прилетел лишь на месяц раньше меня и успел освоить египетский диалект.

Он ржал над моими неловкими фразами, которые я с трудом артикулировал на книжном арабском, типа:

— О продавец, не найдется ли у тебя пачка сигарет?

Своим смехом Саша поставил меня в невозможное положение. Это был вызов. И теперь, после трех лет ленивого изучения языка в институте, я рьяно взялся за арабский разговорный.

Через месяц-полтора я лопотал почти так же бегло, как Саша. Продавцы удивленно раскрывали рты, советские генералы брали на переговоры, а египетские офицеры засыпали прибаутками.

Египетская народная мова стала для меня родной и до сих пор звучит в ушах, хотя я лет тридцать не говорю на ней.

Нет случайных встреч. И наша встреча в юности не была случайной. Студенческая дружба продолжалась пять лет, потом мы с Сашей виделись редко. Но я всегда чувствовал его присутствие — и при его жизни, и после его смерти.

В чем секрет его магнетизма и влияния на других? Почему человек пьющий и безответственный так притягивал? Наверное, потому, что он был сделан из иного, более легкого и воспламеняющегося материала. Наша тяжелая земная атмосфера была не для него.

Он был, конечно же, ленив. И не мудрено, ведь ему так просто все давалось. Много позже, когда он работал в «Росвооружении», его неоднократно хотели уволить — за прогулы и пьянство, но в последний момент вспоминали, что такого арабиста им не найти. Он производил магическое впечатление на арабских генералов, и каждые переговоры с его участием заканчивались подписанием контракта.

Человек стремился к высшему, но в него крепко вцепилась система. Он сделал карьеру не потому, что хотел, а потому, что так получилось.

В Каире я написал один из своих первых рассказов — о молодежной попойке конца 60-х. Там были выражения типа: «Никита вошел в комнату, тяжело передвигая слоновьи ноги, медленно достал из кармана ратинового пальто бутылку и начал наливать по стаканам, стараясь не пролить ни капли…»

Саша тут же сказал категорически:

— Отставить, это никуда не годится. Чистый соцреализм!

И я послушался: убрал текст подальше и больше никогда не давал тягучих физиологических описаний.

Я впервые увидел Сашу 1 сентября 67-го. Площадка перед главным зданием МГУ на Ленинских горах: ребята и девчонки с рюкзаками и гитарами.

Всех поступивших в Институт восточных языков при МГУ отправляют на картошку. Среди ребят выделяется один. Ему 16 лет, живые карие глаза, прядь темных волос, сигарета во рту. Он поет песни Битлов, абсолютно точно имитируя Пола, Джона и Джорджа. Его зовут Саша. Он — центр притяжения для этих по-походному одетых советских ребят и с ним самая красивая девушка факультета — Таня.

Детство и юность Саши прошли в районе Смоленской, в большом сталинском доме, в типовой двухкомнатной квартире. Отец — мелкий служащий, мать — учительница. Советская скудость жизни, вечная нехватка денег.

Когда я приходил к ним домой, они всегда приглашали за стол. Ели тогда даже по советским меркам перенасыщенную холестерином пищу. На стол ставили громадную миску пельменей, в которую заливали две банки майонеза, обильно перчили и солили.

Мать Саши была полной, нервной женщиной. Отец Саши женился на ней, несмотря на то что она была дочь политзаключенного, и это поломало ему карьеру. Его, фронтовика, не взяли на хорошую работу и направили в жалкую маленькую контору, где он угас как личность.

Я помню фотографии в комнате Саши, в которых отразилось убогое советское детство 50-х годов: стоят дети послевоенных лет — в белых панамках, чулочках на резинках, сандалиях и с флажками в руках. Такие же стандартные фото — из его школьно-пионерской жизни.

Битлы вошли в его жизнь, выражаясь словами Добролюбова, как луч света в темное царство. Он услышал у местного фарцовщика на Смоленской Love me do. И тут же подхватил песню на английском, без акцента.

Фантазия у Саши была исключительной во всем: он расстелил в своей маленькой комнате шкуру медведя, ввинтил красную лампу из домашней фотолаборатории, развесил портреты Битлов по стенам и поставил магнитофонную приставку «Нота-2».

На стенах покачивались красноватые тени, на полу лежал, оскалив клыки, бурый медведь, а он целовался с девушками, курил сигарету за сигаретой и как бы растворялся в своих мирах.

Весь 71-й год, не считая моей командировки в Асуан, мы жили в соседних домах для хабиров: Саша — в Наср-сити, 3, а я — в Наср-сити, 6. Он ездил каждый день с майором Зябловым на Суэцкий канал, а я — в штаб ПВО «Гюши», что на горе Мукаттам.

По вечерам он декламировал стихи на английском и мечтал о Тане, которая осталась главной любовью его жизни.

Мы как-то решили — больше о Советском Союзе не говорить. Эта тема была неинтересна. Говорили только о личном и об искусстве.

Советская система находилась в другом измерении, с комсомольцами, генсеками и пятилетними планами. Свобода была внутри нас.

Саше было наплевать, кто правит нами — Брежнев, Устинов или Гришин. Он глядел на все это каким-то буддийским, нереальным взглядом. Для него главное было — музыка Битлов, девушка Таня с серыми глазами и маленькой грудью, стакан портвейна, после которого он мог глубоко затянуться сигаретой, выпустить кольцо дыма и сказать:

— Я всем доволен!

Когда Саша вернулся в Москву в январе 72-го, его невеста Таня уже была с другим. Она выбрала однокурсника — осетина Казика. Казик оказался неплохим мужем, что еще сильнее угнетало Сашу. Он стал больше пить. В пьяном виде фантазировал, вспоминал Таню и входил в состояние транса. Это его свойство — под воздействием алкоголя проявлять сверхчувственные способности — было отмечено многими.

Прошли годы, десятилетия. Женитьба, развод, еще женитьба. Что не мешало его карьере: он рос по службе, работал с арабскими генералами, продавал оружие. Но внутри него нарастали пустота и невозможность выразить себя. Я уже сказал, дорогой читатель, что в 90-е, с началом компьютерного бума, Саша весь ушел в виртуал и стал ЗаМом. Внешний мир перестал существовать. Он стал равнодушен к семье и работе, а настоящие друзья были у него в чате «Кроватка».

ЗаМ умер внезапно. Прилег под утро после бессонной ночи за компьютером, а утром лежал уже холодный, с улыбкой на губах.