Алё, пытаюсь вспомнить.

База. Бригада. Под Асуаном. Нечипоренко. Апрель 71-го. Люля-кебаб. Лекарства…

Зашевелился центр длинной памяти и неизживаемых воспоминаний, что находится под гипоталамусом.

Ну все блин, вспомнил!

Завхоз Нечипоренко едет закупать лекарства. Садимся в «козлик», за рулем — лопоухий солдатик Гена. Египетского шофера не берем — опасный свидетель.

Нечипоренко закуривает и важно говорит:

— Нам нужен военный госпиталь.

— Чо-чо?

— Через плечо! Лекарство надо забрать!

У местных патрулей я узнаю, где расположен военный госпиталь. Едем в Асуан.

По пути на склад заезжаем в отель «Новый Катаракт». С ним рядом — «Старый Катаракт». Британский колониальный отель. Агата Кристи писала там «Смерть на Ниле». За это на входе взимают дополнительную мзду. Оно нам надо?

Садимся за стойкой в «Новом Катаракте». Под нами — остров Элефантин, фелюки на Ниле, прекрасный вид! Неизменный с фараоновских времен.

Нам приносят «Стеллу», а к пиву — наструганную морковку. Советскому человеку это очень непривычно. Не вобла, а морковка.

Сидим в песочной защитной форме, в прохладе кондиционера, закуриваем «Килубатру». И чувствуем себя Джеймсами Бондами.

Едем дальше. На дороге пробка. У въезда в Асуан — на обочине — в крови лежит египетский солдатик. В чем дело? Да под машину попал. Советский гигантский самосвал перевозил гравий для Асуанской плотины. Солдатика просто не заметили. Тут таких случаев не счесть. Даже не заводят дело: «Похороните быстро и сообщите семье». Проблемы нет, ма фиш мушкиля. Кормильца быстро забудут.

Особых проблем с жизнью и смертью нет под небом Востока.

А по дороге грохочут русские грузовики. Они везут на Асуанскую плотину щебенку и арматуру — там дорабатывают последние блоки.

Многим русская техника не нравится.

На КПП гнусный антисоветчик капитан Хильми шепнул мне на ухо:

— Ваши турбины — очень плохие. Лучше бы мы заказали у немцев.

Но вот и больничка. Большой бетонный корпус.

Показываем накладные. Солдатик ведет меня и Нечипоренко на склад. Там нас встречает маленький пузатенький майор Фаузи.

Нечипоренко входит на склад, присвистывает. Здесь громоздятся на полках медикаменты с западными этикетками. Египет строит социализм, но все лекарства традиционно — английские либо сделанные по западным патентам. Советский пирамидон здесь не увидишь.

Нечипоренко достает бумажку: антибиотики, лекарства от простуды, антисептики, спирт, бинты и — витамины! Уже тогда, в 71-м, я узнал, что западные специалисты два раза в год делают себе инъекции мультивитаминов: местные фрукты не компенсируют их нехватки.

Список велик, и майор Фаузи насторожен. Он внимательно изучает накладные, ставит галочки, но медлит ставить печать.

Египетский майор: глаза ворюги. Нечипоренко: глаза ворюги. Они смотрят друг на друга. Всё понимают.

Египтянин говорит:

— Я дам вам это количество, но вы поставьте мне подпись вот здесь!

Нечипоренко согласно кивает, и Фаузи дает добро.

Египетский солдатик грузит медикаменты на тележку. Неловко снимает коробку, склянки катятся по полу.

Майор Фаузи подходит и резко бьет его в скулу:

— Яхраб бейтак!(Раздолбай твой дом!)

Глаза солдатика испуганно распахнуты, струйкой стекает кровь.

Нечипоренко тянет меня за рукав: «Не суйся!»

Всё! Загрузка в «газик» завершена, мы жмем друг другу руки, клянемся в вечной египетско-советской дружбе и покидаем госпиталь.

— Вот какой здесь, брат, феодализм! — вздыхает Нечипоренко.

Совсем как боцман в «Максимке». Мы сразу ощущаем преимущество нашего, советского строя. У нас солдат по морде пока не бьют.

Переезжаем плотину. На въезде в Сахари-сити палатка. В окошке — башка продавца, замотана в чалму, кривые зубы врастопырку, курносый, щелки глаз. Разбойник Хаджадж, ему шестнадцать лет. Он промышляет для всей своей большой нубийской семьи.

Нечипоренко подходит вразвалку и просит меня перевести:

— Хаджадж, почем сегодня ты берешь блок «Килубатры»?

Хаджадж изображает пальцами: два фунта — блок.

Реально он стоит три. А шоколад? Хаджадж называет цену. Затем торгуются консервы, пенициллин, спирт. Короче, выходит сумма за триста фунтов.

Нечипоренко бьет меня в бок: «Торгуйся, Жора!»

Я робко говорю:

— Лязим зияда (добавь еще)!

Хаджадж мотает головой, он не согласен.

Торг идет на пальцах. Так, в анонимности и тайне, происходит трансакция: Нечипоренко получает фунты, их много. Эти общаковые фунты будут незамедлительно переведены в сертификаты с желтой полосой и положены в бухгалтерию офиса в Каире.

Довольный, Нечипоренко садится в «козла», и мы уносимся, взметая тучи пыли.

И снова хозчасть. Массивный бетонный забор. Ряды колючей проволоки. Царство советской армейской коррупции. Здесь же — Первый отдел и все хозяйство бригады ПВО, скрытое от посторонних глаз.

Палящее солнце. Парит гриф. В центре плаца натянута парусина, и под ней установлен длинный стол — подобно тем, что в фильмах про колхозы. Здесь накрывают обед.

Я осторожно сажусь с краю. В центре — командир бригады подполковник Мордовин, замполит майор Свиблис, завхоз Нечипоренко, особисты Агапов и Шацкий и еще пара офицеров.

Несут обед: люля-кебаб, помидоры с луком, борщ, макароны.

Нечипоренко подмигнул, и всем разлили спирт.

Мордовин встал, в руке алюминиевая кружка:

— Ну что, товарищи, обустраиваемся? Доложим в центр, что к боевому дежурству приступили!

Мы выпиваем залпом спирт и уминаем люля-кебабы. Затем закуриваем «Килубатру».

Над нами — все так же висит, раскрывши крылья, гриф, похожий на тех, что на египетских наскальных изображениях.

Нечипоренко хлопает меня по плечу:

— Ну, Жора, ты молодец!

— Эх, египтянку бы, — молвил пожилой низкорослый сержант, отупев от спиртоколы и докуривая сигарету до самого фильтра. — Когда вошли мы в Европу в 45-м, то раком поставили всех. Независимо от национальной принадлежности. Была у нас частушка: «Хочешь — польку, хочешь — чешку. Хочешь — сзади, хочешь — сверху». Победителей не судят!

Начинается разговор о бабах. Он длится долго.

Потом мы с Нечипоренко едем в пустыню, на батарею ПВО. Нечипоренко привез солдатам плов — вязкий рис, в котором попадались кусочки курдючного сала. Сигареты и шоколад он предусмотрительно оставил на складе.

Солдаты ковыряли ложками в мисках, ругались:

— Мясо, гады, где?

— Погодь трошки, будет тебе мясо! — ухмылялся Нечипоренко.

Солдаты на позиции сидят, зарывшись в блиндажи у РЛС, и жрут жирный плов, не получая сигарет и шоколада. Они находят выход — торгуют вещами и собой и проклинают командиров.