Социал-амт Мюнхена оплачивает Ивану не только жилье, но и курсы немецкого на Ландверштрассе. Все получившие убежище (азиль) имеют такое право. Он с удивлением замечает, что в его группе из пятнадцати учащихся не меньше половины — русские. Это дезертиры из Западной группы войск и члены их семей, перебежчики и просто перекати-поле. Те, кого прибило в Мюнхен бурными волнами перестройки.

Среди дезертиров — жилистый, нервный Виталик, младший лейтенант спецназа с нездоровым блеском в глазах. В курилке на Ландверштрассе он рассказывает свою историю. Когда их часть эвакуировали из-под Эрфурта, замполит почуял, что Виталик хочет смыться. Определил по косвенным приметам: как он копил дойчемарки, откладывал вещички в стопку. И не спускал с него глаз. Лично сопроводил в самолет. Когда же их почти загрузили с техникой в «Антей» — в Россию, Виталик спрыгнул. Он оттолкнул замполита, кубарем выкатился из трюма, как настоящий спецназовец, петляя, добежал до ограды, перемахнул через колючую проволоку и скрылся в роще. Те охренели, отдали приказ искать, но было поздно. Он добежал до автобана, взял попутку, добрался до Карл-Маркс-Штадта и дальше, автостопами, до Мюнхена. Его заочно приговорили к вышке.

В их группе — Саша, рослый красавец-капитан с соболиными бровями, и его пышногрудая жена. Саше везет: после курсов немецкого, допросов и клиринга его распределяют в Гармиш — в разведшколу. Здесь он год спустя бросит жену, начнет пить, сойдется с немкой и ночью повесится.

Что будет потом? Пышногрудая Татьяна, вдова Саши, будет маяться с двумя детьми, работать продавщицей в Альди, Лидле, Норме и других немецких супермаркетах. Выйдет замуж за пожилого грузного немца. Но ей с ним скучно, она ищет приключений и находит их. Последствия печальны, не будем о них. То же и у других. Эмиграция — не развлечение.

Андрей Орел с женой бежали из части под Магдебургом. Андрей служил в бригаде ПВО, Регина работала в буфете, в гарнизоне, нещадно воровала. Ревизия вскрыла недостачу. Они всю ночь совещались, нервно курили, а утром приняли решение мотать, иначе в лучшем случае их ждала командировка на Крайний Север, а в худшем — трибунал.

Орел говорит ему, что месяц провел с семьей на вилле БНД. Целый месяц немецкие спецслужбы выколачивали из него информацию о ЗГВ, а он, с его фотографической памятью, немало знал. «Теперь мне все по барабану, — озорно улыбаясь, говорит он, — пускай со своим ненаглядным Горби и генералом Бурлаковым сами разбираются. Вон как они поступили с ЗГВ. Они и есть предатели, а не мы, стрелочники».

В дальнейшем жизнь Орла пошла по странной траектории. Он связался с Казбеком, связным питерской мафии, и убедил его вложить общаковые деньги в дискотеку «Калинка», где тусовались бы мюнхенские русские. Дело прибыльное, уверял Орел. Они купили подвал в Перлахе, отремонтировали собственными силами, устроили танцпол, бар и светомузыку.

В «Калинку» набивалось всякого роду-племени из Совка: кавказцы, русские, хохлы, евреи. Под звуки советских хитов клиенты напивались и отплясывали с украинскими девчатами, их даже поили в кредит. Место стало популярно, но вышла незадача. Наверное, Орел проворовался. Спутал чужой карман со своим. Ему пришлось пуститься в бега. Но штемпель дезертира не позволяет бежать за границу. Где-то в глухом уголке Германии его и застукала полиция. Его посадят в тюрьму Ландсберг, ту самую, где в начале 20-х сидел Адольф Алоизыч после неудачного путча в Мюнхене и писал «Майн Кампф». И дочка Орла не выйдет замуж за миллионера, а будет продавать бигмаки в Макдональдсе.

Орел — украинец из Днепропетровска, но считает себя русским. На вопрос об украинском языке говорит: «У нас на нем только звери деревенские говорят. В армейских библиотеках было полно литературы на украинском, но даже самому щирому западенцу западло такое читать».

Иван задает такой же вопрос скрипачу Геннадию, русскому из Киева, прибывшему в Германию по непонятной линии. Геннадий уклончиво отвечает: «Украинский — красивый язык, в нем много от польского».

Любовь к украинскому языку у Геннадия потому, что он воспитывался в интернате под Киевом и говорит на мове не хуже щирого хохла. Иван чувствует, что это — нарушенная психология, что Геннадий — уже не русский человек, а малоросс. Бунт хохлов против России для Ивана то же, что бунт баварцев против великой Германии.

Полгода их обучают немецкому и компьютерной грамоте. Это самое спокойное время в мюнхенской жизни Ивана. В паузах они спускаются в немецкие кнайпы, пьют ароматный фильтр-кофе с буттер-бреценом, болтают о перестройке и германском объединении. Настроение — бодрое. Всех их наполняет беспричинная эйфория, у всех запредельные ожидания. Они верят, что на Западе у них все сложится великолепно. Орел выгодно продаст дискотеку, выдаст дочь за миллионера и будет ездить на БМВ по просторам Баварщины. Виталик со временем переберется в Америку, где станет автодилером. А музыкант Геннадий — он будет ни много ни мало солистом Гамбургской филармонии.

Что касается Ивана, то он пока не строит планов. У него свой особый, сложный сюжет.

Их преподаватель компьютерной грамоты — сорокалетний кудрявый немец Хольгер, в душе анархист. Он жалуется на буржуазную культуру, на нехватку денег, на одиночество. Типичный представитель поколения 1968 года. Он приносит на занятия брецен и грустно грызет его, пока ученики познают компьютерную грамоту.

Потом он ведет всю группу на «серьезное» кино. Иван помнит как сейчас этот фильм: «Малина». По роману Ингеборг Бахман. Надрыв послевоенной культуры Германии. Немецкие студенты обычно смеются: «Достала нас дурацкая Deutsche Nachkriegslitteratur!»

— А мы, думает Иван, — дети брежневского безвременья. Нас этими смешными проблемами, надуманными конфликтами сытой Европы не удивишь. Мы пропитаны водкой и портвейном, просвечены анкетами и пропитаны ядом безверия. Являемся ли мы подопытными кроликами чьей-то злой воли? Нет ответа.

Ночью Иван видит сон. Далекий гудок паровоза, дымок растворяется в таежной дали, нисходит на землю тьма, а он стоит в кирзачах на платформе станции «Сыч». В кармане ватника недопитая бутылка портвейна, в уголке рта тлеет «Беломор». Как долго продлится эта жизнь?

Это он или не он? Он не знает. Вспышка. Стоп-кадр. Он удаляется.