Весна 1986-го. В Афинах сбегает полковник КГБ Виктор Гундарев. Он сообщает американцам про важного агента в Мюнхене. Разоблачение Туманова — вопрос недель.

Туманов должен вернуться. Ему звонят, и тихий голос говорит, что заболел отец. Он не хочет возвращаться. Ему хорошо в Мюнхене. У него пятьсот тысяч марок на счету. Он любит китайский суп «ван-тан» и водку «Абсолют». Но нечто неумолимое нависает над ним: это приказ из Центра. Ему страшно. Он не может ослушаться.

Неподвижный крупный план: бисерные капли пота на лбу. Туманов курит: «Возвращаться или нет?» Но сам понимает, что этот вопрос излишен.

Он уходит с работы, говорит, что плохо себя чувствует. Идет в банк, снимает деньги. Потом заходит в китайский ресторан, набирает «весенних пирожков». Давится ими на ходу. Покупает авиабилет в Западный Берлин и вечером летит. Оставив в квартире все как есть — коллекцию икон, фотографии, библиотеку.

В Берлине он как всегда едет на эс-бане до «Фридрихштрассе». Через потайную дверь проходит в Восточный сектор. Там его ждут.

Вилла в Карлхорсте. Ночь. Бутылка «Корна». Приходит генерал Потапов. Садится, задирает ногу. Под брючиной — дешевый советский носок с распущенной резинкой. Ведет с ним беседу. Больше похоже на политинформацию. Благодарит за выполненное задание. Туманов немного разочарован. Его переправляют в Союз.

Кадр: апрель 1986-го, центр АПН в Москве. На сцене — столик. Сидит Туманов, он в бархатном пиджаке, на шее шелковый платочек, глаза скрыты за дымчатыми стеклами. На него с галерки наставляет проектор полковник Виталий Юрченко, сам недавно перебежавший и вернувшийся. Туманов говорит хриплым голосом: «Радио «Свобода» как было, так и осталось шпионско-пропагандистской радиостанцией. А русская служба радио — это сборище извращенцев и ублюдков!» Юрченко подмигивает ему, в зале аплодисменты.

Западная пресса оценивает выступление в духе «холодной войны»: Tumanov's sweaty, mumbling performance drew open disbelief and derision from the more than 100 Western reporters who had been summoned to the carefully scripted propaganda show. (Туманов потел и мямлил, его выступление вызвало недоверие и насмешки у более чем ста западных журналистов, которых созвали на это тщательно отрежиссированное пропагандистское шоу.)

Аплодисменты советских гостей в зале стихают. Следующий кадр: квартира на Цветном бульваре, которую ему дарят за службу. Друзья и кураторы празднуют возвращение блудного сына. На столе — закуска, бутылки водки. Туманов гуляет. Особым распоряжением органов ему позволяют оставить пятьсот тысяч марок, которые он накопил в Мюнхене. Этих денег хватит на несколько лет пьянки.

В Мюнхене его хватаются через несколько дней после бегства. Большой группой американские и немецкие следователи входят в квартиру, допрашивают жену. Проводят обыск. Она ничего не знает. А они не верят.

Уже после бегства Туманова, в октябре 1986 года Светлана получает записку от связного и едет в Берлин. Проходит привычным путем через потайную дверь на «Фридрихштрассе», получает инструкцию и возвращается в Мюнхен. Через сутки ее арестовывают. Обвинение — нелегальный переход границы. Она сидит в тюрьме полгода и получает пять лет условно.

1988 год, Светлана на свободе, приезжает с дочкой в Москву, разыскивает Туманова. Он встречает их помятый, заспанный, в засаленном халате. Не сразу узнал, потом увидел дочку, обрадовался. Провел в квартирку, на столе — остатки вчерашней трапезы. Светлана предъявляет претензии — как смеет он брать деньги с их общего счета, ведь это все — для образования дочери.

— Это — мой счет, — спокойно отвечает Туманов. — Не лезь в мои дела. — После этого они расстаются навсегда.

1992 год. Советского Союза больше нет. КГБ в кризисе, кураторы его покинули. Деньги тоже кончились. Он сидит в своей двухкомнатной квартирке на Цветном. На нем — все тот же засаленный халат, борода нечесаная, глаза слипаются. На столе — пустая поллитровка и засохший бутерброд. Не мешало бы сходить в ларек, но тело непослушно.

Он пишет: «Сейчас я очень редко покидаю свою квартиру. У меня нет работы, и я живу на пенсию, которую мне платит государство. Я провожу дни, читая книги и газеты. Я рано ложусь спать и встаю поздно. Мне сорок восемь лет, но иногда я чувствую себя очень старым».

Звонок в дверь. Приходит дядя Сережа. Как-то ссохся, поседел, сильно хромает. Они садятся за стол, опрокидывают по сто грамм. Дядя Сережа печален: его уволили в запас. В эти дни в органах увольняют всех. Дела идут неважно: дочка не вышла замуж, жена пилит. На пенсию прожить невозможно, а возраст не позволяет идти в охранные структуры. У него прогрессирует артрит, и требуется операция на бедре, но организация уже не берет на себя расходы. Они обнимаются на прощанье и расстаются навсегда.

Звонок. Еще звонок. Он не берет трубку. Он смотрит на фотографию. На ней — Ариадна, Перуанский и — он, Туманов.

Спирт. Алкоголь. Радужная оболочка искрится. Раздраженные веки. Чепуха. Он берет и вешает трубку.

Туманов умирает в Москве одинокий, спившийся, никому не нужный.

Ариадна тоже умирает в полном одиночестве, но в Мюнхене. Поговаривают о самоубийстве. Некролог не публикуют. В начале 90-х ее разоблачили как агента, но проявили снисхождение и оставили на свободе.

В истории Туманова Ивану не нравится то, что она звучит как вариация судьбы его самого и сотен других перебежчиков. Он будет делать все, чтобы такое не повторилось!