Прокофьев сидел на посту и читал «Выживание в чёрных дырах для чайников». Причиной такой тяги к знаниям являлся голод. Не информационный, а самый что ни на есть физический. Оказалось, Семёныч перепрограммировал в робоповаре стандартную систему кодировки блюд. Чтобы получить нормальную, не гречневую еду, нужно было ввести название одного из многочисленных справочников и за тридцать секунд ответить на вопрос по теме. Если ответ был неверным – в течение следующих восьми часов робоповар выдавал только гречневые блюда. Так что теперь Антон вынужден был зубрить всю литературу, которой его снабжал старшина.

За четыре часа вахты мимо поста ГАИ прошло всего два корабля. Не густо. Впрочем, Антон уже привык к такому положению дел. В 376-м секторе, находящемся вдали от основных маршрутов, движение оживлённым никогда не было.

Многих бы такое положение дел порадовало, только не сержанта Прокофьева. За месяц стажировки ему не выпало ни одной возможности отличиться. Хорошо хоть Семёныч перестал его донимать и допустил к самостоятельной работе на посту. Правда, перед этим убедился, что сержант понимает, кого останавливать можно, кого нужно, а кого, если уж остановил, напоить чаем и угостить пирожинками.

Вообще-то Антон был против такого разделения нарушителей, но альтернативой было лишь просиживание штанов вдали от пульта под тотальным контролем старшины. Чтоб не напортачил.

А так хоть не мешает. Но и не помогает. Хуже того, осознав, что Антон может справляться с работой на посту и без него, Семёныч ушел в полный пофигизм и безделье.

С каждым днём Прокофьев всё больше понимал, что отличиться на стажировке ему не удастся. Если не считать произошедшей три недели назад ситуации с поиском контрабанды, ничего сверхординарного не было. Кстати, после той самой истории мимо их поста регулярно пролетал готианский контрабандист-неудачник Вантиар. Видимо, решил, что этот маршрут самый простой, раз уж его в первый раз отпустили. И действительно, гаишники его останавливали, находили «контрабанду» и с улыбкой отпускали.

Чего только не пытался провезти Вантиар! И рассаду папоротника (в надежде, что он зацветёт на Ивана Купалу и исполнит желания готианца), и груз ржавого антикварного оружия (оказавшегося дешёвыми китайскими ножами, ржавеющими после первой мойки), и даже три ящика уксуса (шарлатаны воспользовались тем, что вино со временем превращается в уксус, и убедили Вантиара, что этому напитку несколько тысяч лет).

Дверь на пост скользнула в сторону, и вошёл Семёныч.

– Антоха, у тебя были домашние животные? – невинно спросил старшина.

– И не надейтесь, – спокойно ответил сержант. – Я не дурак, чтобы ставить паролем на телефон кличку своей собаки.

– А при чём тут телефон?

– Звоните со своего, – отрезал сержант.

– Не могу, – сдался старшина. – В Большой Викторине все мои номера заблокированы.

Антон отвлёкся от экрана, показывающего пустое звёздное небо.

– Что ещё за Викторина?

– Галактическая телевикторина, проводится два раза в год. Передача длится четыре часа. Дозвонившийся в студию и ответивший на все вопросы получает приз – десять тысяч кредов.

– А в чём проблема?

Семёныч пожал плечами.

– После того как я победил в трёх передачах подряд, они заблокировали мой номер и номер станции. После того как я победил в четвёртой, заблокировали все номера, зарегистрированные в этой системе. После того как я победил в пятой, установили проверку голоса, так что меня разъединяли, как только я что-то говорил. Я хочу победить в шестой раз. Твой новый телефон идеально подходит для обхода их системы защиты. Естественно, после некоторых модификаций.

– Каких ещё модификаций?

– Да, в общем-то, никаких… Я просто подключу к нему несколько приборчиков…

Прокофьев подозрительно посмотрел на старшину.

– Каких ещё приборчиков?

Семёныч подмигнул.

– Конфискованных у пролетавших здесь неделю назад контрабандистов, торгующих высокими технологиями. Подозреваю, это были новейшие военные разработки.

– Вы конфисковали секретную технику и не доложили об этом в штаб? – заорал Антон.

– Завтра же сообщу! – с искренней невинностью младенца заявил старшина. – Как только выиграю.

Прокофьев скрипнул зубами.

– Нет. Категорическое, окончательное, безусловное нет.

Семёныч пожал плечами. Похоже, он не расстроился.

– Ну и ладно. Пора заняться делом. Через полчаса начинается.

– И вы думаете, что сможете обойти их защиту?

– А если и не получится, – беззаботно ответил старшина, – то хоть поржу. Там, кроме звонков, ещё текстовые сообщения приходят с ответами. Такие кретины попадаются! Представляешь, в прошлый раз на элементарный вопрос «Кто изобрёл нейтронный измельчитель волос» ответили: «Краиалит»!

Семёныч захохотал так, что аж слёзы выступили, но, увидев недоумённое лицо Антона, лишь махнул рукой и заявил:

– Бестолочь!

После чего вышел с поста.

Прокофьев заскрипел зубами. Семёныч в своём репертуаре. Антон уставился на экран, надеясь, что сейчас появится какой-нибудь нарушитель. Лишь работа позволяла ему забыть о выходках старшины.

И, как по щучьему велению, из Врат вышел корабль, тут же на пульте замигал сигнал, извещающий о превышении скорости.

Это был довольно крупный грузовоз. По раскраске Антон определил, что корабль принадлежит расе крагианцев. А значит, температура на корабле ниже нуля.

Прокофьев вдавил кнопку гравитационного захвата в пульт и поднялся из кресла. Лишь приблизившись к двери, он осознал, что злорадно потирает ладони.

Антон опустил руки, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул.

– Только не превращаться в Семёныча, – тихо проговорил он сам себе. – Лучше уж в… Да во что угодно. Только не превращаться в Семёныча.

Прежде чем идти в ангар, Антон заглянул в комнату отдыха.

– Семёныч, я нарушителя остановил.

– Угу, – буркнул старшина, не отвлекаясь от кучи аппаратуры, которую он подключал к телевизору. На экране шла реклама Большой Викторины:

– Через двадцать минут вы станете свидетелем поединка разумов со всех концов Вселенной! Хотите доказать, что вы умнейший человек во Вселенной? Звоните нам! Номер простой: тридцать две единицы! Дозвонитесь и заработайте своим интеллектом десять тысяч!

Антон отвлёкся от рекламы и снова повернулся к старшине.

– Я иду к нарушителю. Кто-то должен сидеть на посту!

– Ага. Я посижу. – По тону Семёныча было абсолютно ясно, что из комнаты отдыха он не выйдет, пока не закончится викторина.

Прокофьев ещё раз скрипнул зубами и отправился к шлюзу, к которому автоматика должна пристыковать корабль-нарушитель.

Антон торопливо надел скафандр. Шлем пока пристёгивать не стал, атмосфера на корабле крагианцев сродни земной, так что тратить кислород не было необходимости. Да и не любил он беседовать в шлеме. Из-за технологической оплошности земных инженеров сферическое забрало шлема искажало лицо не хуже кривого зеркала. Ну разве скорчишь устрашающую мину, бросающую в дрожь нарушителя, когда он видит перед собой нечто похожее на лицо мартышки под воздействием ЛСД?

Нетерпеливо притопывая ногой, Прокофьев ждал, пока в переходном коридоре выровняется давление. За это время Антон успел пригладить волосы, повернуть перекрутившийся рукав, чтобы нашивки были хорошо видны, и размять мимические мышцы.

Прокофьев считал, что гаишник должен выглядеть уверенным, но не наглым; солидным, но не вычурным; проницательным, но без лишней хитрости на лице, которая может быть воспринята неверно.

Во время учёбы Антон даже придумал тренировку, которая должна была помочь ему контролировать эмоции. Он попросил сокомнатника записать несколько сотен различных звуков. Когда рядом никого не было, Прокофьев запускал программу, которая с разными промежутками воспроизводила всякие звуки. Это было рассчитано на то, чтобы научиться контролировать себя в любой ситуации. Зато на момент выпуска Антон был уверен, что даже не моргнёт при звуке взрыва, не улыбнётся, заслышав смех капатянина, похожий на икоту, доносящуюся из бидона. И не удивится, если кто-то крикнет ему прямо в ухо: «А лошадь-то фиолетовая!» Почему сокомнатник записал именно эту фразу, Антон так и не узнал.

Однако тренированной невозмутимости пришёл конец, когда Прокофьев познакомился с Семёнычем. Поступки старшины невозможно было объяснить или предугадать ни с точки зрения теории вероятности, ни даже с точки зрения психиатрии.

Над дверью мигнула зелёная лампочка, и створки поехали в стороны. Двигались они медленно, словно нехотя. В образовавшуюся щель повалил пар. Сквозь белые клубы Антон рассмотрел антураж корабля. Все внутренние стены и перегородки были покрыты таким слоем льда, что за ним не просматривался металл.

Дверь вдруг заскрежетала и замедлила движение. Потом и вовсе остановилась. Похоже, примёрзла.

Антон примерился к открывшемуся проёму; он мог пройти лишь боком, да ещё и подогнув колени. Нет! Не так нужно появляться доблестному сотруднику ГАИ на корабле-нарушителе!

Прокофьев попробовал подтолкнуть створку рукой – безрезультатно. Тогда он саданул пару раз ногой, с двери посыпался иней, и она таки скользнула в сторону.

Пригнувшись, чтобы пройти в полутораметровый проём, Антон шагнул на корабль.

И в этот момент расшатавшийся от удара по двери пласт снега рухнул сержанту прямо за шиворот.

«Свалившиеся» на него ощущения Антон озвучил громко и эмоционально. В минутной тираде был упомянут пол Каштанки, обиходное название древнейшей профессии, все элементы репродуктивной системы человека и самые гнусные по Фрейду фантазии Антона о том, что он сделал бы с существом, спроектировавшим такую конструкцию.

Лишь когда нецензурный лексикон сержанта начал исчерпываться, Антон заметил, что перед ним стоит пилот.

Полутораметрового роста крагианец, покрытый длинной серебристой шерстью, с блестящими чёрными глазами, пилот был похож на ожившую плюшевую игрушку.

– Корабль размораживать нужно, хоть изредка! – гаркнул Прокофьев.

Пилот втянул голову в плечи, но Антон этого не видел. Его намётанный взгляд сразу же отметил, как рука инопланетянина медленно скользнула в карман.

Сержант оказался быстрее. Он выхватил стазис-пистолет и навёл его на пилота.

– Руки! Медленно вытащи руку из кармана!

Пилот втянул голову ещё глубже и медленно вытащил руку. В ней оказался свёрнутый вчетверо лист бумаги.

– Это что?

– Бумага.

– Я вижу, что не дохлая кошка! Что в ней?

– Не знаю. Я никогда не интересовался, из чего делается бумага и что в ней.

– Зачем она тебе?

– Видите ли, – руки пилота пришли в движение и запорхали над листом бумаги, сгибая его, сминая, распрямляя, – я, когда нервничаю… – пальцы комкали и сворачивали лист, придавая ему определённую форму. – В общем, вот.

Пилот протянул Антону сложенную из бумаги фигурку жармаглота.

– Это оригами, – констатировал Антон. Ему всегда нравились бумажные фигурки, и он даже пытался изучать это искусство, но дальше стандартных кораблика и самолётика так и не продвинулся. Здесь же была видна рука мастера.

– Ну да.

Пальцы пилота, словно живущие независимо от остального тела, вынули из кармана следующий лист и приступили к новой фигурке.

Антон взял себя в руки.

– Ладно. Как-то у нас сразу не заладилось. Давайте сначала.

Он выпрямился и козырнул.

– Сержант Прокофьев, – отрекомендовался Антон, пытаясь игнорировать бегущую по позвоночнику холодную струйку тающего снега.

– Перион Вампиокуодизоматикус, – представился крагианец и отвесил грациозный почтительный поклон, сопровождающийся множественными пассами рук и шарканьями ног. Антон дождался, пока глаза пилота упрутся в пол, и быстро хлопнул себя по спине, чтобы назойливая капелька впиталась в одежду.

– Почему нарушаем? – спросил Антон голосом, в котором, по его мнению, должен был прозвенеть металл, но в этот самый момент очередная холодная капля поползла по спине, и прозвучал взвизг ржавой пилы.

– Приношу свои глубочайшие извинения за доставленные неудобства. – Руки пилота снова вернулись к оригами, работа над которым прервалась на момент поклона. – Мне очень жаль, что прервал ваше спокойное несение службы своей поспешностью. Готов понести справедливое наказание и исчезнуть с глаз ваших восвояси, не нарушая больше правил.

Прокофьев с подозрением поглядел на крагианца. Уж чего-чего, а такой вежливости от задержанного он не ожидал. Был здесь какой-то подвох.

– Господин Вампоку… за… ус… – Прокофьев споткнулся на заковыристой фамилии и покраснел от стыда.

– Можно просто Перион, – услужливо подсказал крагианец.

– Вы что-то употребляли, Перион?

– Смею вас заверить – ничего выходящего за рамки стандартного рациона нашей расы.

На всякий случай Антон проверил крагианца анализатором. Мало ли, что у них входит в стандартный рацион! Прибор не показал ничего противозаконного. Вдобавок от холода ладонь Антона чуть не примёрзла к металлическому корпусу. Прокофьев, нарушая все правила, сунул руки в карманы и потребовал предъявить документы.

Пилот достал из кармана стопку бумаг, разложил их, как картёжник карты, зажав в левой руке нижний уголок, а правую руку занёс над ними. Он даже вытянул кончик языка.

– Ваши права, – сказал Антон.

– Права! – повторил Перион и, выхватив из стопки документ, ткнул его Антону под нос. Сержант еле сдержался, чтоб не отпрыгнуть от неожиданности. Потом аккуратно взял права, демонстративно медленно открыл их и принялся изучать. На первый взгляд всё было в порядке.

– Техпаспорт…

– Техпаспорт!

С резвостью киноманьяка, бросающегося на свою жертву, у Прокофьева перед носом возник очередной документ. Мельком глянув на техпаспорт, Антон потребовал:

– Страховка.

– Страховка!

На этот раз Антон был готов и выхватил документ из пальцев крагианца с такой же скоростью, с которой тот их подал.

– Аптечка.

– Права!

Мысли Антона, понёсшиеся следом за действиями пилота галопом, резко ударили по тормозам.

– Что?

– С другой стороны, – подсказал пилот.

Прокофьев перевернул документ и обнаружил приклеенную скотчем купюру в 100 кредов.

– Это что? – холодно спросил он.

– Аптечка.

– Вы предлагаете мне взятку? – возмутился сержант.

– Почему взятку? – искренне изумился пилот. – Это гуманитарная помощь!

– Вы мне зубы не заговаривайте! Так и скажите, аптечки нет! И нечего мне деньги тыкать!

– Почему нет аптечки? Вот она, на стенке.

Антон оторопело уставился на крагианца.

– Так чего деньги давал?

– А разве по вашим законам под задней обложкой не должна лежать купюра? Мне так говорили на других постах…

Прокофьев ткнул купюру пилоту.

– Заберите!

Пока Антон сверлил Периона взглядом, тот, смущённо потупив взгляд, сложил из купюры ещё какую-то зверушку.

– Ладно, – хмуро сказал Антон. – Спишем это на недоразумение.

Антон сделал отметку в правах нарушителя, достал штрафной бланк, вписал полагающуюся за превышение скорости сумму и протянул пилоту.

– Ознакомьтесь и поставьте подпись.

Перион растерянно взял квитанцию, осмотрел и начал складывать из неё новое оригами. Когда ошарашенным глазам Антона предстала почти законченная фигурка змеи, пилот остановился, виновато улыбнулся и принялся разбирать её.

– Извините. Нервничаю.

– Почему? Вам есть что скрывать?

– Нет, просто я опаздываю.

Прокофьев подозрительно поглядел на крагианца.

Нет, неспроста он так нервничает! Что-то тут не так! Нельзя его так сразу отпускать, нужно посмотреть повнимательнее.

– Успеете, – отрезал Антон. – А теперь давайте-ка осмотрим корабль.

Перион смущённо переминался с ноги на ногу и явно хотел что-то сказать, но не осмеливался.

Прокофьев шумно выдохнул клуб пара.

– Что на этот раз?

– Хотелось бы узнать дозволенную степень помощи и максимально возможный коэффициент ответной агрессии, – промямлил пилот.

– Что?

– Я однажды две недели в реанимации пролежал за то, что уступил место в общественном транспорте женщине с маленьким ребёнком неизвестной мне расы.

– Да, слышал о расах, в которых женщины являются сильным полом и не терпят снисходительного отношения.

– Ладно бы женщина! Меня ребёнок через окно выбросил!

Прокофьев уставился себе под ноги, чтобы скрыть невольную улыбку.

– Ну так… – начал крагианец.

– Содействие зачтётся, – уверил пилота Антон.

– А…

– Бить точно не буду.

Крагианец радостно сорвался с места и снял панель с ближней стены. Она явно была предварительно отвинчена.

– Вы что делаете? – удивился Прокофьев.

– Ну как? Вы же контрабанду ищете? Я подготовился к осмотру и освободил доступ к тем местам, которые меня обычно просят продемонстрировать другие сотрудники ГАИ.

Прокофьев прищурился.

– Вы мне голову не морочьте! Знаю я ваши уловки для отвода глаз!

– При чём тут уловки? Вы делаете свою работу, а я спешу. Поэтому пытаюсь как можно больше ускорить процесс осмотра. Простая логика.

Прокофьев кивнул и оглядел открывшуюся нишу.

– Нормально. Пройдёмте… – Он поискал пилота и увидел того в конце коридора отвинчивающим решётку вентиляции. На полу уже валялись три снятые приборные панели и разобранная лампа.

Перион справился с решёткой, а теперь лез по трубам к потолку, чтобы добраться до потолочных панелей.

В школе ГАИ перед сдачей практики по обыскам Прокофьев с одногруппниками потратили несколько недель на тренировку внимания. Один человек выходил из комнаты, а остальные что-то прятали. Потом первый возвращался и искал это.

Антону всегда удавалось найти спрятанную вещь. Другие тоже справлялись на «отлично», но у них были свои недостатки. Один, принадлежащий к иклиданской расе, мог найти что угодно по запаху. Проблемы возникали только с поиском денег. У него была ужасная аллергия на запах денежной краски. Иклиданин чихал возле банкоматов, а когда впервые вошёл в банк – покрылся зелёной сыпью. Можно сказать, он опроверг фразу «деньги не пахнут».

Другой постоянный соперник Прокофьева мог найти любые спрятанные вещи, но не мог найти свои носки или ключи.

Однако сейчас обыск проходил абсолютно не по учебнику. Может, вся эта помощь для отвода глаз? Их преподаватель говорил: «Найти иголку в стоге сена не так уж сложно. Намного хуже – соломинка в куче иголок». Тяжело найти вещь, если она на виду. Хотя иногда, по его словам, нарушители доходили до полнейшего маразма. Например, гигантская конопля, украшенная новогодними игрушками и гирляндами, или ядерная бомба, перекрашенная в гигантский лимон.

В первую очередь Антон осматривал верхнюю часть стен и потолки, потому что рост крагианца едва достигал метра с четвертью. Чаще всего контрабандисты прятали товар исходя из своей физиологии и психологии. Например, если инопланетянин физически не может посмотреть вверх – значит, там и нужно искать. Если раса обладает тонким обонянием, – искать нужно там, где больше всего воняет. Если физические силы расы очень низкие – искать нужно под самыми тяжёлыми панелями. По крайней мере, это хорошо звучит в теории.

Антон передвигался от одного тайника к другому, тщательно их осматривая. Ноги тонули в поскрипывающем мягком полу. Как обьяснил крагианец, «покрытие, идентичное натуральному снегу. Как настоящее, только самовыравнивающееся».

Крагианец справился со всеми известными ему тайниками и теперь шагал за сержантом с выражением услужливости на мордочке. Он постоянно поглядывал на часы, но не торопил сержанта и даже иногда задерживал.

– Кофе не желаете? – спросил он, пока Антон изучал очередную нишу.

– Нет, спасибо.

Продрогший Прокофьев не отказался бы от чашечки горячего напитка, но не от пилота досматриваемого корабля.

– А я себе приготовлю.

Перион подошёл к настенной панели, чем-то пощёлкал. Раздался тихий звон, и Прокофьев повернулся к пилоту. Крагианец держал в руках стакан, наполненный коричневыми ледяными кубиками.

– Точно не хотите? – снова предложил пилот.

Прокофьев помотал головой. Он и холодный кофе считал редкой гадостью, так какой же на вкус может быть кофе замороженный? Вот ещё что интересно: если люди кидают в напитки лёд, чтобы охладить, то что кидают в напитки крагианцы, если хотят подогреть? Тлеющие угольки?

На самом деле, если бы пилот сам не показывал все тайники, то осмотр закончился бы намного быстрее. К стыду Антона, он бы даже не додумался заглянуть как минимум в половину мест.

Последней в списке жилых помещений значилась комната отдыха.

Это оказалось помещение десять на десять метров, с катком по центру. Вся мебель здесь была вытесана изо льда. В одном углу комнаты свалена куча снега, из которой пилот, видимо, в свободное время лепил снеговиков. Сейчас их было три. Изображающие крагианцев фигуры выглядели как живые. Лёд, покрывающий все стены толстым слоем, был сделан из воды с примесью красителей, что создавало эффект ледяных обоев с разноцветными разводами.

Чем дальше, тем больше Прокофьев приходил к мысли, что ничего противозаконного на корабле нет. Ещё и от мороза начали подмерзать уши. Однако осмотр нужно было закончить. Таковы правила. Антон повернулся уже к двери, собираясь выйти из комнаты отдыха, когда его взгляд упал на стену возле входа.

– А это ещё что такое! – воскликнул Прокофьев. Сквозь полупрозрачную поверхность просматривались несколько десятков вмороженных в лёд бутылок. – Вы же говорили, ничего контрабандного?

– Нет-нет! Что вы! Это же деталь интерьера!

– А я бы сказал – бар.

Перион смутился и скрутил из листа бумаги бутылку шампанского.

– Я, когда подарки доставляю, меня нередко пытаются усадить за стол. Я, конечно же, отказываюсь, сами понимаете, график. Ну и подарки я самым разным расам доставляю, и еда на столах попадается самая специфическая. От такой, что для меня смертельно ядовита, до блюд, которые сами могут меня сожрать. Иногда мне за доставку дают бутылку, чтоб распил попозже за здоровье именинника. А я не пью вообще-то. Вот и решил, не пропадать же добру! Использую в качестве интерьера. Бумаги, кстати, на всё это у меня есть.

Прокофьев хмыкнул. Коллекция действительно была впечатляющей. От бутылок привычной формы до сосудов кубических, пирамидальных, шарообразных. Да и сделаны они были из самых разнообразных материалов. Среди стеклянных, пластиковых и жестяных бутылок виднелись деревянные, каменные, кристаллические, даже тряпичные.

– А чего не продали, раз сами не пьёте?

Перион посмотрел на Антона как на полоумного.

– Подарки же. От чистого сердца… Или что там у них было…

Прокофьев смущённо кашлянул. Хорошо, что этот корабль не осматривает Семёныч. Он бы нашёл предлог конфисковать бутылки вместе со стеной.

От замороженного бара Антона отвлёк Перион.

– Надеюсь, каток размораживать не нужно? – с надеждой спросил крагианец. – Я специально использую чистейшую воду, чтобы сквозь лёд было всё видно, но пару раз при проверке приходилось растапливать.

Прокофьев помотал головой.

– Нет, спасибо. Думаю, теперь можно взглянуть на ваш груз.

Грузовой трюм занимал почти две трети корабля. Все жилые помещения находились над ним. Из корабля попасть сюда можно было только на лифте. Громадная дверь для погрузки занимала одну стену. Она закрывалась и герметизировалась при погрузке и открывалась только после посадки.

Они добрались до лифта и спустились на самый низ грузовоза. Дверь скользнула в сторону, и они оказались в темноте. В следующий момент автомат включил питание.

Лампы дневного света замигали, прогреваясь, включаясь одна за другой, по очереди отвоёвывая куски пространства у темноты. Попутно давая Антону возможность приготовиться к увиденному.

В трюме было теплее, чем на корабле, нигде не видно снега и льда. Однако Прокофьев, ещё минуту назад мечтавший оказаться поскорее в тепле, сейчас совсем забыл о холоде.

Огромное помещение, служащее для грузоперевозок, было завалено коробочками, коробчонками, коробками, коробищами и тем, что Антон назвал бы (продолжая ряд) как минимум коробобищищами. А ещё были пакеты, свёртки, упаковки и прочее, прочее, прочее. Посреди трюма вообще стояла украшенная громадным розовым бантом бронзовая пятиметровая статуя, изображающая нечто квадратно-угловато-непонятное. Чтобы избежать повреждений при взлёте и посадке, она была закреплена тремя разноцветными металлическими тросами.

Всё это великолепие сверкало всеми возможными цветами упаковочной бумаги, целлофана, пластика и даже листового металла. Украшены они были узорами и картинками, которые хоть как-нибудь ассоциировались у разных рас с праздником. Здесь были привычные глазу цветы, фейерверки, игрушки, украшения, автомобили; не совсем привычные пистолеты, микросхемы, радиотехника; ну и совсем уж непривычные скелеты, виселицы с гильотинами и даже предметы сантехники. В общем, наглядный пример того, насколько непохожи расы в таком одинаковом порыве подарить ближнему подарок. На некоторых коробках вместо упаковки вообще стояли плазменные панели, демонстрирующие поздравительные ролики.

Прокофьев присвистнул. Других цензурных способов выразить свой восторженный шок (или шокированный восторг) он не знал. Его захлестнул совсем детский, непередаваемый восторг. Он вспомнил, как ждал новогодней полуночи, поглядывая на упакованные коробки под ёлкой.

– Я вам завидую, – в порыве благодушия сказал Антон. – Вы доставляете людям хорошее настроение!

– Э нет! – всполошился Перион. – Никаких наркотиков! Все подарки проверялись таможенной службой! У меня и декларация имеется!

Прокофьев сверился с документами на перевозку, на которых красовались многочисленные штампы проверочных, таможенных и карантинных служб, и вернул документы пилоту.

На всякий случай прошёлся по ангару, позаглядывал за упаковки. Впрочем, что он там мог разглядеть? Лишь другие упаковки.

Прокофьев задумчиво пожевал губу. Можно заканчивать. С одной стороны, он имел право потребовать вскрыть груз для досмотра. Но ведь это не просто ящики! Это подарки!

Антон остановился возле упакованного в коробку из прозрачного пластика аквариума. Вода в нём кипела, однако плавающие там рыбки чувствовали себя превосходно. Мало того, вокруг них постоянно появлялись кристаллики льда, из-за чего за рыбками постоянно появлялся быстро тающий ледяной шлейф. Зрелище было просто потрясающим!

– Ледяные карпы, – пояснил Перион. – У нас тоже такие в горячих источниках водятся. Как видите, у них очень высокий коэффициент теплоёмкости. Если выключить подогрев аквариума – вода полностью заледенеет за пару минут.

Пока сержант бегло осматривал трюм, крагианец успел смастерить десяток бумажных фигурок, выстроить их на коробке и сейчас заканчивал ещё одну. В ней без труда угадывалась упрощённая бумажная версия самого Периона.

– Похож, – резюмировал Антон.

Пилот кивнул, взглянул на часы и горестно вздохнул. После чего принялся прилаживать свою уменьшенную копию к другой фигурке. Это была гильотина. Каркас был сложен из бумаги, а взведённое лезвие – из куска невесть откуда взявшегося картона.

Антон поцокал языком.

– Ну зачем же так мрачно?

– Приблизительно так поступит со мной шеф за опоздание.

«На жалость давит», – подумал Антон.

– Не нужно было нарушать. Кроме того, не так уж я вас и задержал.

Перион закончил с моделькой, уложил свою копию в гильотину и взглянул на часы, после чего перевёл взгляд на Антона.

– Наша фирма отвечает за своевременную доставку. Видите этот подарок? – Крагианец указал пальцем на небольшую коробку в салатовой обёртке с изображениями всевозможных часов. – Её я должен вручить виновнику торжества… – Он снова поднял руку с часами к глазам. – Через три… две… одну… Сейчас.

Перион выбил из оригами какую-то незаметную бумажную подпорку, и картонное лезвие опустилось. Отрубило оно голову фигурке или нет, Прокофьев не увидел.

Он услышал хлопок, и в ангаре погас свет. Запахло озоном.

– Ни фига себе сила искусства, – ошарашенно проговорил сержант.

– Это не я! – так же удивлённо ответил крагианец.

Говорят, «темнота – друг молодёжи». Вот только не стоит думать, что это аксиома. При обычной ситуации в тёмной подворотне темнота окажется другом того молодого человека, который стоит за углом с дубинкой, а не того, который, весело насвистывая, сворачивает в эту подворотню, играя с новеньким коммуникатором. Антон усвоил это правило очень давно, потому первым делом тихонько отошёл в сторонку и достал фонарик.

Луч упёрся в пилота, тот прикрыл глаза рукой. Всё нормально. Вроде не агрессивен. Сержант повёл фонариком со стороны в сторону и остановил луч света на одной из подарочных упаковок. Той самой, которую Перион должен был вручить получателю минуту назад. Точнее, на том, что от неё осталось. Её разворотило в клочья. Ошмётки салатовой упаковочной бумаги ещё не успели опуститься на пол.

– Что здесь было? – мрачно спросил Антон.

– Подарок. Тут везде подарки.

– И много ещё у вас таких взрывоопасных гостинцев?

– Не знаю.

Антон подошёл к коробке и заглянул в дыру. Какие-то механические остатки, среди них можно было различить проводки и схемы.

– Бомба, – констатировал Прокофьев.

– Слабоватая, – задумчиво заявил крагианец. – У меня даже ушки не заложило.

С нехорошим предчувствием Прокофьев перевёл луч на дверь.

Лампочка на пульте не горела. На всякий случай Антон подошёл и ткнул кнопку. Ничего. Дверь была обесточена.

Сержант достал рацию. Нажал кнопку вызова. Тишина. Его догадка подтверждалась.

– Ой! У меня часы сломались! – подал голос пилот, чем подтвердил догадку Антона. Вся электроника, работавшая в момент, когда сработала бомба, перегорела.

– Электромагнитный импульс, – уверенно заявил Антон.

– И что это значит?

– Это значит, что мы заперты в ангаре, как шпроты в консервной банке. Только места очень много.

– То есть нам остаётся ждать, когда кто-то вскроет банку?

– Именно! – Прокофьев щёлкнул пальцами. – Семёныч! Он забеспокоится, когда меня слишком долго не будет и… – Антон задумался, и рука безвольно повисла. – Наверное…

– В каком смысле?

– В самом прямом. Вы не знаете моего шефа. Сейчас он смотрит Большую Викторину. А потом он может лечь спать. Может закрыться в сортире со сборником кроссвордов. Может отключить рацию, чтоб его не отвлекали.

Перион погрустнел, но, кажется, не слишком. Он пожал плечами и уселся на пол, прислонившись спиной к ящикам.

Антон присмотрелся к двери. Без электричества не открыть. Ручного механизма открытия не предусмотрено. А створки подогнаны настолько плотно, что, будь у них лом, они не смогли бы им воспользоваться.

Прокофьев нашёл фонариком решётку вентиляции. Его худшие опасения подтвердились. Из решётки не шёл воздух, значит, система жизнеобеспечения при взрыве Э.М.И. отключилась. Однако сейчас он ничего не мог поделать. Оставалось лишь надеяться, что Семёныч рано или поздно заметит отсутствие напарника и пойдёт проверить, куда же он запропастился.

– Этот отсек экранирован? – спросил Прокофьев.

– Нет, – ответил пилот. – Я только недавно этот грузовоз купил. Думал после этого рейса заняться модернизацией корабля.

– На самом деле всё не так плохо, как могло быть, – попытался успокоить крагианца, а заодно и самого себя Антон. – Невесомость не наступила – искусственная гравитация работает. Значит, не все системы вышли из строя. Возможно, задело только грузовой трюм!

– Я бы сильно на это не надеялся, – грустно ответил Перион. – Если продавец меня не обманул, то экранирован только реакторный отсек. Там же находится основной блок искусственной гравитации. Запасной источник питания должен включиться в случае поломки, но его мощности хватает лишь на освещение и минимальное обеспечение системы жизнеобеспечения жилых отсеков. Остальная электроника на корабле сосредоточена на капитанском мостике, почти прямо над нами.

Антон не стал комментировать услышанное. Он пошёл по периметру трюма, надеясь найти какой-то выход, однако его не было. Двери заблокированы, вентиляционные решётки слишком малы даже для невысокого Периона.

Прокофьев некоторое время подумал, потом подошёл к вентиляционной решётке и принялся отстукивать по ней рукояткой стазис-пистолета сигнал SOS. Как и следовало ожидать, результата это не принесло. Если не считать звон в ушах.

– Вы не могли бы посветить? – попросил крагианец.

Прокофьев перевёл фонарик на Периона. Тот поблагодарил, достал лист бумаги, ручку и что-то принялся писать.

– Что вы пишете? – поинтересовался Прокофьев.

– Приказ о своём увольнении и долговую расписку за не доставленный вовремя груз.

– Зачем?

– Когда мы выберемся и я вернусь в офис, это сделает мой начальник. Так почему бы не помочь ему, раз уж я сейчас ничем не занят?

– Успеете. А сейчас нам лучше поберечь заряд батареи. Будем ждать в темноте.

Он присел рядом с крагианцем, опёрся на коробки и выключил фонарик.

В темноте людям нередко мерещатся чудовища, но к Прокофьеву сейчас приходили другие страшилки. Кроссворды. Викторины. Головоломки. Пасьянсы. Он никогда не думал, что будет бояться пасьянсов. Но сейчас боялся именно таких вещей. Вещей, которые помешают Семёнычу заметить отсутствие сержанта.

Антон не знал, сколько прошло времени. С одной стороны, отсутствие часов плохо тем, что, потеряв ощущение времени, можно запаниковать слишком быстро. А с другой – наоборот. Можно и не заметить, как пролетело несколько часов, которые в другой ситуации ползли бы, как улитка под гору, когда стрелки на часах будто замедляются. Вроде смотришь на часы с одинаковыми промежутками, а прошло то две минуты, то двадцать. Всё зависит от того, насколько интересные мысли посещают голову и насколько они способны выстраиваться в длинные цепочки. Иначе говоря, управляя своими мыслями, можно управлять временем. Ускорять его или замедлять. Темнота – концентрат временных парадоксов.

Эти мысли понравились Прокофьеву. Он попытался сосредоточиться на каких-то интересных философских мыслях, но в голову больше ничего не лезло. Да ещё и отвлекали непрерывные шорохи, доносящиеся со стороны пилота. Похоже, он складывал оригами даже в темноте.

Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей, Антон решил завязать беседу с пилотом.

– Чем займёшься после того, как мы выберемся? – спросил Прокофьев.

– После того, как меня уволят? Не знаю. Денег у меня скопилось немало. Если что-то останется после штрафов – гульну. Найду девок – и в криокамеру.

– А я на рыбалку. Только не на зимнюю. Холодов мне, уж извини, и здесь хватило.

– Рыбалка – это тоже хорошо. А что такое зимняя рыбалка?

– Ты не знаешь? Во льду пробивается лунка, закидывается удочка – и ловишь рыбу. А вы разве рыбу не ловите?

– Нет. Мы занимаемся подлёдной охотой.

– Это как?

– Зимой у нас озёра замерзают до самого дна, а рыбы впадают в анабиоз. Тогда мы берём буры, кирки и копаем во льду тоннель, попутно выковыривая изо льда рыбу. Некоторые мухлюют, подкармливают рыбу всю осень на одном месте, чтобы зимой точно знать, где бить тоннель. Но где же тут спортивный интерес? – Перион замолчал, потом попросил: – Вы не могли бы свет включить?

– Зачем?

– У меня бумага закончилась. Пополнить бы запасы…

Антон хотел напомнить про экономию, потом решил плюнуть и включил фонарик.

На полу выстроилась шеренга бумажных фигур. Антон разглядывал их молча. Чудовища, оружие, боевая техника. Похоже, несмотря на спокойный голос, пилота посещали самые мрачные мысли. Но, возможно, разговор пошёл на пользу.

Сейчас перед крагианцем стоял цветок. Перион покрутил головой, махнул рукой и сорвал с ближайшего ящика кусок обёрточной бумаги и сложил из него бабочку.

Фигурка получилась как настоящая. Перион осторожно взял её за крылышки, посадил на уже готовый цветок и, умилённо сложив руки, полюбовался на своё творение.

– Правильно! – заявил Антон. – Не нужно отчаиваться! А то всё гильотины да чудовища!

Крагианец кисло улыбнулся и нажал пальцем на стебель растения. Цветочные лепестки тут же со щелчком закрылись, как у росянки, сжирающей комара. Перион смахнул со столешницы ошмётки крыльев бабочки и оторвал кусок обёртки с очередной коробки.

Прокофьев повернулся на звук рвущейся бумаги и застыл. Они переглянулись с пилотом и одновременно потянулись за коробкой, на которой в образовавшейся в упаковке дыре виднелось: «…зерный реза…».

В четыре руки выдернули коробку, на них обвалилась целая гора стоявших выше. Не обращая внимания на завал, они начали разрывать обёртку в клочья.

Когда коробка опустела, сержант с пилотом лыбились, как дети, которым подарили чупа-чупс размером с луну. На боку коробки сияло голографическое изображение лазерного резака.

Дрожащими руками Антон принялся срывать скотч, чтобы побыстрее добраться до вожделенного… Набор бигуди. Именно они оказались упакованы в коробку из-под резака.

Прокофьев проклял упаковщиков подарков, использующих первую попавшуюся коробку вместо оригинальной.

Однако неудача лишь вызвала злость и решимость узников грузового трюма. Они накинулись на подарки, как гиены на мясо. Во все стороны полетели ошмётки обёрточной бумаги, пенопласта, ваты, а вслед за ними летели и сами бесполезные подарки.

Они распаковывали всё, что могли. А могли далеко не всё. Некоторые коробки были завёрнуты в цельные листы жести, другие упаковки были сделаны в форме тессеракта, который открывать могли лишь существа, обладающие четырёхмерным пространственным воображением. Также не тронули коробку из ртути, заключённую в силовое поле.

Через полчаса они выдохлись и осмотрели свои трофеи: 456 фотоальбомов, 389 наборов для бритья, 3234 блокнота, 234 ручки, 578 чашек, книга «Ограбление банков для чайников», брендовые спортивные костюмы «Реабок» и «Абибас», первый с семью рукавами, второй вообще без рукавов, а также подделку кроссовок Пууууаммммпмммааааа, в названии которой была лишняя буква «А».

– Ну что за хрень люди дарят друг другу? – устало спросил Антон.

– Это ещё что. Я в прошлой ходке вёз подаренную футбольную команду. Сорок человек, обмотанных бантами. А перед этим 32D кинотеатр с полным эффектом присутствия.

– Это как?

Перион пожал плечами.

– Да я толком и не понял. Хотел посмотреть, оценить, но голубь, появившийся в первом кадре, нагадил мне на голову.

– Ну, будем надеяться, что нам ничего такого не попадётся, – пробурчал Антон, отбрасывая очередной фотоальбом и принимаясь за новую коробку. – Что там у тебя?

– Цветы.

– Ищи дальше.

Антон распаковал ещё одну коробку, но не успел в неё заглянуть.

– Фу! – заорал Перион и отбросил от себя содержимое.

Антон подошёл к пилоту, который остервенело вытирал руку о комбинезон.

– Что там?

– Рука!

– Чего-чего? – недоверчиво спросил Антон и достал из развороченной коробки открытку.

– «Помнишь, когда у тебя в детстве забрали телефон и я пообещал, что верну его тебе вместе с рукой урода, сделавшего это? – прочитал Антон. – Я слов на ветер не бросаю. С днём рождения, братишка».

Антон поморщился.

– И правда, фу, – поддержал он крагианца и отбросил открытку. – Ладно уж, продолжай. Думаю, больше таких сюрпризов не будет.

Антон схватил следующую коробку и принялся возиться с ней, пытаясь понять, как снять цельный бант в форме петли Мёбиуса. Вдруг он отбросил коробку и рванулся к пилоту.

– Рука! – заорал Антон.

– Ещё одна? – испугался пилот.

– Нет! Где рука, которую ты нашёл?

Перион настороженно попятился. На его лице читалась уверенность в том, что Антон окончательно спятил. Отойдя за гранитную коробку, он ткнул пальцем в кучу обёрточной бумаги.

– Туда бросил.

Антон упал возле кучи на колени и начал разгребать её. Крагианец спрятался за ящик, только испуганные глаза блестели из-за гранитной кромки.

– А вы уверены, что хорошо меня расслышали? – неуверенно спросил пилот. – Там была мумифицированная рука.

– Телефон! – ответил Антон из-под кучи бумаги. – В поздравлении упоминался телефон! Вот он!

Перион выбрался из-за ящиков и подошёл к сержанту. Тот сидел возле иссохшей трёхпалой лапы, действительно сжимающей старый телефон, и пытался заставить себя прикоснуться к этой мерзости.

Наконец Антон закрыл глаза и, схватив руку, попытался вырвать из окостеневших пальцев трубку. Что-то мерзко захрустело, и пальцы ослабили свою в прямом смысле мёртвую хватку.

Антон отбросил руку и принялся вытирать телефон о штанину.

– Только бы включился! – попросил Антон, глядя в потолок и обращаясь к Богу, хотя и не догадывался, в какую сторону смотреть, если он не на Земле.

Сержант вдавил кнопку и открыл глаза лишь тогда, когда телефон пискнул. Протяжный вздох облегчения сорвался с губ Антона.

Прокофьев дрожащими пальцами набрал номер Семёныча и приложил трубку к уху.

Оттуда зазвучали короткие гудки. Занято.

Прокофьев скрипнул зубами и отключил связь. Подождал немного. Набрал снова. Тот же результат. И так раз за разом.

Это могло обозначать только одно: старшина засел смотреть свою дурацкую телевикторину и звонит в студию, пытаясь обойти их антисемёнычевскую защиту.

Антон прикинул время. Если он правильно посчитал, викторина началась примерно час назад, а закончится… Через четыре часа.

Четыре часа, которые Семёныч потратит на то, чтобы потешить своё самолюбие, пока его напарник будет умирать от недостатка кислорода.

Прокофьев еле сдержался, чтоб не запустить телефоном в стену.

Вместо надежды на спасение телефон лишь развеял её. Даже если Семёныч перестанет наяривать на телевидение, он не перезвонит, увидев в пропущенных звонках незнакомый номер. Впрочем, чего уж там, он не перезвонит, даже если увидит номер Прокофьева.

Прокофьев схватился за голову, соображая, как бы привлечь внимание Семёныча. Но сколько он ни ломал голову – ответ был один: никак!

Сейчас Семёныча интересует только то, что происходит на экране. Даже если по всей станции запищит сирена, оповещающая о приближающемся метеорите, старшина не отвлечётся. Только вопросы, только ответы. Дурацкая викторина! Дурацкий ведущий! Дурацкие ответы на экране, которые присылают дураки, не знающие, куда деть деньги! И Семёныч, читающий их, чтобы посмеяться над этими дураками, тоже дурак! Нашёл чем заняться!

Стоп!

От пришедшей в голову мысли Прокофьев вскочил на ноги и зашагал по трюму кругами.

Семёныч читает всю эту чушь, приходящую на викторину!

Антон схватил телефон и принялся лихорадочно набирать сообщение: «Семёныч, у нас проблемы! Срочно перезвоните на этот номер! У нас авария! Прокофьев». Палец Антона завис над кнопкой «Отправить», потом переместился к кнопке «Удалить» и нажал её. Нет. Так ничего не получится.

Пальцы снова застучали по клавиатуре. «Семёныч, вы выиграли викторину! Перезвоните по этому номеру, чтобы получить приз!»

Отправить!

Старшина перезвонил меньше чем через минуту. Прокофьев заорал в трубку прежде, чем Семёныч успел бы нажать сброс, услышав голос сержанта.

– Товарищ старшина! У нас авария! Мы заперты в трюме! Вызовите спасателей!

Прокофьев надеялся лишь на то, что Семёныч не сочтёт это шуткой и не отключится. Старшина удивил Антона:

– Не ори на ухо. Что у вас случилось?

– Я не знаю! Похоже, сработало что-то вроде электромагнитного импульса!

– Так Э.М.И. или что-то вроде?

Прокофьев растерялся:

– Я не знаю. Да какая разница! Вытащите нас отсюда, пока воздух не закончился!

– Ты осмотрел остатки устройства?

– Я… Нет! К чёрту устройство! Вы будете нас вытаскивать отсюда? Или вам я уже настолько надоел, что несчастный случай на производстве вас вполне устроит?

Прокофьев орал ещё пару минут, пока не сообразил, что ему не отвечают.

– Семёныч? – нет ответа. – Вы здесь? Семёныч!

Молчок.

Прокофьев чуть не раздавил трубку рукой. Похоже, старшина и не планирует их вытаскивать! Похоже…

– Выкричался? – раздался голос из трубки. – Хорошо.

– Вы где были?

– Кофе готовил.

– Что? Мы тут сидим взаперти, а вы кофе готовите?

– Если ты ещё не успокоился, то я пойду бутерброд сделаю.

Прокофьев заткнулся.

– Так ты осмотрел остатки бомбы?

– Зачем?

– Затем, что она может быть рассчитана на мучительную смерть. Например, Э.М.И. рассчитан на то, чтоб запереть вас, а потом пойдёт газ. Как тебе такой вариант? Погляди, нет ли там баллонов.

Антон ломанулся к ящику.

– Нет, – облегчённо произнёс он. – Нет баллонов. Здесь только остатки бомбы.

– Само собой. Какой дурак будет так изгаляться? – спокойно сказал старшина.

– Так на кой чёрт вы заставили меня осматривать бомбу? – заорал Антон.

– А чтоб ты понял, что может быть и хуже.

Антон задержал дыхание и досчитал в уме до тридцати. Это немного помогло справиться с яростью.

– Понял. Осознал. Усёк. Могло быть и хуже.

– Не могло, а может быть. И будет.

– Не понял.

– Во-первых, система жизнеобеспечения наверняка отключилась, а значит, у вас ограничен запас кислорода. Так? Так. Во-вторых, Э.М.И. зацепил не только ваш корабль, но и задел внешнюю обшивку станции. Как результат – выведена из строя передающая антенна. Так что спасателей я вызвать не могу. – Семёныч ненадолго замолчал. – В-четвёртых…

– А куда делось в-третьих? – спросил Антон. – Вы пропустили третье.

– Про третье тебе пока лучше не знать, – спокойно ответил старшина. – А в-четвёртых, при том оборудовании, что у нас есть, даже с максимальной скоростью я не успею прорезать пять перегородок до того, как у вас закончится воздух.

У сержанта чуть не подкосились ноги, и он был вынужден опереться рукой на ближайший ящик.

– Вы сейчас шутите?

– А тебе смешно?

На риторический вопрос Прокофьев отвечать не стал.

– И… что теперь? – спросил сержант.

– Выбирайтесь из трюма, и пусть пилот ведёт в помещение, где он возит контрабанду.

– Я осмотрел весь корабль, тут нет контрабанды.

– Не будь наивным. И он пусть не ломается. Иначе вам не выбраться.

– Хорошо. Это куда?

– Он знает.

Прокофьев повернулся к пилоту.

– Где вы возите контрабанду?

– Нигде.

– Либо он врёт, либо дурак, – заявил Семёныч, услышав ответ пилота.

– Точно не возишь? – спросил Прокофьев.

– Точно!

В трубке прозвучал вздох старшины.

– Значит, всё-таки дурак, – констатировал Семёныч. – Плохо, но не критично. Это корабль конструкции тритонитов. На самом верху у них есть инкубатор. Яйца они кладут в одиночестве, так что туда ведёт только одна вертикальная труба. Зато там нет перегородок. Вход в неё расположен в помещении, служащем тритонитам оранжереей. Что там у вас – не знаю. Это большое помещение приблизительно десять на десять.

– Комната отдыха, – сообразил Антон.

– Обычно пилоты закрывают трубу фальшпанелью и используют для контрабанды. Так вот, до инкубатора мне нужно прорезать только две стены. Я успею. Пробирайтесь туда.

– Хорошо. Мы попытаемся взломать дверь лифта и взобраться по шахте.

– Можете попробовать. Но учти, как я уже говорил, корабль конструировали тритониты. Они ящерообразные и без проблем передвигаются по вертикальным плоскостям. Так что скобы в шахте лифта наверняка не предусмотрены.

– А что вы предлагаете?

– В идеале вам бы выбраться через противоположную от двери стену. Там, впритык к трюму, находятся служебные помещения, поэтому лестницы наверняка установлены.

– В идеале? – возмутился Антон. – Как, по-вашему, мы пройдём сквозь стену?

– Думайте, пробуйте, выбирайтесь. Буду ждать вас в инкубаторе.

Слова Семёныча, мягко говоря, оптимизма сержанту не добавили. Надежды на спасателей нет. Значит, других вариантов, кроме предложенного Семёнычем, не было. Необходимо найти способ выбраться из трюма.

Антон переглянулся с Перионом, и, словно сговорившись, они бросились распаковывать остальные подарки. Единственную надежду им могли подарить только они. Вдруг кто-то кому-то действительно подарил резак?

В этот момент Прокофьев мог порадоваться тому, что не слишком хорошо изучал теорию вероятности. Он понимал, что шансы на успех малы, но хотя бы не знал, насколько они ничтожны.

Однако с каждым распакованным подарком надежда на достойную внимания находку неуклонно уменьшалась.

Куча распотрошённых коробок и обёрточной бумаги смешивалась с ненужными подарками.

Спустя полчаса Прокофьев отбросил очередную коробку и стёр пот со лба.

– Стой, – скомандовал Антон крагианцу, продолжающему копаться в коробках. – Время идёт, а мы максимум двадцатую часть распаковали. Нужно как-то систематизировать наш поиск.

– Как будем систематизировать? Вы предлагайте, а я помогу!

– А давай попробуем по очереди! Раз я предлагаю – раз ты.

– Хорошо. – Перион ненадолго задумался. – Думаю, можно отмести подарки с цветочками на обёртках. Вряд ли женщинам дарят инструменты. А при помощи маникюрного набора или бижутерии мы отсюда не выберемся.

– Логично. Коробки с детскими обёртками тоже можно не трогать. – Антон толкнул ногой ближайшую коробку с трёхколёсными велосипедами на обёртке. – Хватит с нас пластмассового «набора юного патологоанатома».

– Согласен. Слишком лёгкие подарки тоже можно исключить.

– Так же, как и мелкие… – Прокофьев задумчиво осмотрелся, и его взгляд остановился на одной из огромных, в человеческий рост, коробке. Такие они не вскрывали. – Погоди-ка! А почему мы зациклились только на инструментах? Ты говорил, что уже перевозил самые разные подарки! А что было в самых больших коробках?

– Ну, я-то их не вскрывал, но иногда видел, как подарок распаковывали при мне. Были там мебель, гигантские деревья в кадках, трактор…

– Вот! – Прокофьев ткнул пальцем в пилота. – Может, получится взломать дверь каким-то другим способом!

Они прошлись по трюму и обнаружили восемь огромных коробок. Две из них вскрыть без инструмента было невозможно, потому Антон с пилотом взялись за оставшиеся.

Но и тут их ждало разочарование в виде антикварного гардероба, акустической системы, громкость которой, судя по размеру колонок, сравнилась бы с ядерным взрывом, чучела мамонта, ботинок размера эдак 960-го. В огромном свёртке, завёрнутом в бумагу с изображением каких-то кустарников, оказался рояль. Он им точно помочь не мог. Шестую коробку можно было и не вскрывать. На упаковке красовались надписи на разных языках: «Без ГМО», «Без сои», «Без искусственных жиров», «Без антибелков», «Без КРПТ», «Без ЛКН», – и ещё полторы сотни надписей, которые можно было прочитать почти на любых продуктах. Однако, уже столкнувшись с проблемой несоответствия содержимого картинкам на упаковке, Антон с Перионом распечатали и её. В коробке оказался громадный поднос, на котором красовался трёхметровый торт, украшенный несколькими сотнями свечей.

– Ну хоть будет чем перекусить, если проголодаемся, – без особой радости заметил Антон. – Есть ещё что-то большое?

– Только это. – Пилот кивнул головой в сторону закреплённой тросами статуи.

Антон снова обратил на неё внимание. Посмотрел и так, и эдак, но не смог понять, что же изображено. Нет, не понимал он такого искусства.

– Дебилизм, – подытожил он своё отношение к статуе.

– Вы разбираетесь в искусстве? – удивился пилот. – Я немного разбираюсь, но о стиле дебилизма узнал только недавно!

– Да? И что же это за стиль? – равнодушно спросил Антон.

– Смешение абстракционизма и сюрреализма с лёгкой примесью неокретинизма и постидиотизма!

Антон отмахнулся от пилота и подошёл поближе к статуе.

От неё к стене – метра три. Её высота – в полтора раза больше.

– А если уронить статую на стену… – задумчиво предложил Антон. – Чем чёрт не шутит? Может, и пробьёт.

– Ага. Только как мы её сдвинем с места? Чтобы уронить статую, её нужно наклонить. А это не так легко!

Прокофьев поднял фонарик и подошёл к тросу. Крепление снять не составит труда. Но повалить статую? Это уже тяжелее. Разве что они с пилотом повиснут на тросе, закреплённом у противоположной стены, и попробуют её раскачать. Но где гарантии, что они успеют убраться из-под падающей статуи?

Антон раскрутил крепежи тросов и подозвал Периона. Вдвоём они построили из ящиков баррикаду, по которой взобрались к плечам статуи и навалились на неё. Ничего не получилось. Вместо того чтобы сдвинуть статую, они задели баррикаду и повалились вниз. Хорошо хоть ящики смягчили падение.

– Ничего из этого не получится, – буркнул Антон. – Нужно что-то другое. Возвращаемся к подаркам?

Крагианец кивнул.

Антон повернул фонарик к ящикам и обратил внимание, что круг света заметно сузился. В фонаре садился аккумулятор! Но ведь он должен при полной зарядке работать почти месяц! А положено после каждого использования фонарь заряжать! Но тут вступала в силу поправка на Семёныча. Заряжал ли он фонарь? Да и использовал ли вообще?

Как бы то ни было, аккумулятор садился!

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил пилот.

– Через пару минут в фонаре сядет аккумулятор, и мы останемся в темноте. Ты в темноте видишь?

– Нет. А вы?

– И я нет, – вздохнул Антон. – Нам нужен свет.

Прокофьев огляделся.

– В подарках ничего не попадалось подходящего? Новый фонарик? Зажигалка? Хоть спички?

Перион задумался, попутно сделав из куска обёрточной бумаги маяк.

– Свечи, – сказал он. – У нас есть торт со свечами.

Прокофьев кивнул.

– Для начала сойдёт.

В этот момент фонарик мигнул, и, когда снова засветился, то луч был намного слабее.

– Эх, была не была. Включай.

Перион ткнул пальцем в кнопку на подносе, и в тот же момент все свечи вспыхнули, ярко осветив ангар.

– Я думал… – начал Прокофьев, но в следующий миг всё, что он думал, вылетело из головы.

Загремела музыка, верхушка торта разлетелась в стороны, и из него показалась женщина.

Из одежды на ней было лишь нижнее бельё и взбитые сливки с верхушки торта.

Она начала танцевать.

– Гражданочка… Вы что это делаете? – оторопело спросил Антон.

Вместо ответа танцовщица приблизилась к нему, игриво покачивая бёдрами.

Попятившись, Антон споткнулся и уселся на пол.

– Что вы себе позволяете! Немедленно прекратите!

– Впервые слышу от клиентов такую странную просьбу, – томным голосом сказала танцовщица.

– Я не клиент! Я сотрудник ГАИ при исполнении!

– Хочешь меня обыскать? – Стриптизёрша подмигнула.

– Оденьтесь, говорю! Вы замёрзнете!

– Вот уж вряд ли.

Стриптизёрша повела бедром перед лицом Прокофьева.

– Отойдите от меня! – возмутился сержант. – Не буду я давать вам деньги!

Танцовщица наклонилась к нему и шепнула на ухо:

– Жмот.

От её голоса у Прокофьева побежали мурашки и, несмотря на холод, по всему телу выступил пот. Он даже не представлял, что можно так отреагировать на обвинение в жадности.

– Если вы не прекратите, я вас арестую!

– Арестуете киборга-стриптизёршу? – Танцовщица хихикнула. – У вас что, совсем план раскрываемости горит?

Только сейчас сержант заметил неестественное сияние глаз у девушки. Создатели, конечно, могли использовать и более дорогие имплантаты, неотличимые от настоящих, однако в этом не было особой необходимости. Кто же стриптизёрше в глаза смотрит? Вот и Антон заметил это только потому, что пытался игнорировать соблазнительную женскую фигурку.

– Да прекратите вы танцевать! – заорал краснеющий Прокофьев.

– Аванс проплачен, и, пока я его не оттанцую, остановиться не могу.

Антон понимал, что не может сейчас отвлекаться. Им грозит опасность! Нужно как-то выбираться из трюма!

В борьбе за внимание сержанта столкнулись два сильнейших инстинкта: выживания и размножения. И выживание бессовестно проигрывало.

А что мог сделать Прокофьев? Это киборг, в которого заложена программа. И программе абсолютно всё равно. Антон даже не мог взять стриптизёршу в стазис. На киборгов он не действует. И если бы он попробовал как-то повредить киборга, его бы потом затаскали по судам за порчу чужого имущества.

Прокофьев пытался отвлечься и подумать, что же делать дальше, но ему это не удавалось.

Вы пробовали говорить или думать, когда перед глазами колышутся два четвёртых размера? Даже не пробуйте. Сломаете либо мозг, либо глаза.

Единственной возможностью вернуться к размышлениям о насущных проблемах было играть по чужим правилам, которые диктовала программа стриптизёрши-киборга.

Прокофьев вытащил кошелёк и протянул стриптизёрше десятку.

– Станцуй для него. – Антон ткнул пальцем в Периона. Танцовщица улыбнулась и переключилась на крагианца. Когда руки стриптизёрши потянулись к застёжке лифчика, Прокофьев отвернулся и попробовал поразмышлять. Это ему удавалось плохо.

– Вы что-то уронили, – проговорил Перион, у которого земная киберстриптизёрша могла вызвать разве что любопытство и непонимание. – Не беспокойтесь, я подниму.

Прокофьеву не нужно было объяснять, что именно могла уронить стриптизёрша.

– Какое интересное функциональное приспособление! – заинтересованно проговорил крагианец. – Это у вас две встроенные подушки безопасности?

Прокофьев закрыл уши, чтобы не отвлекаться, и уставился на статую. Как же её свалить? Мысль пришла очень быстро. Ведь киборги намного сильнее человека! Сержант повернулся к стриптизёрше.

Танцовщица уже закончила танец для крагианца.

– Мадам…

– Зови меня Микси.

– Хорошо. Микси, а вы… принимаете спецзаказы?

– Смотря что вы имеете в виду.

Прокофьев ухмыльнулся и, с трудом подбирая слова, сформулировал:

– Видите ли… У меня есть одна… Фантазия. Я хотел бы, чтобы вы станцевали для меня вон на той статуе.

Стриптизёрша осмотрела пятиметровую громадину.

– Интересные у вас вкусы.

– Да. Они у меня очень… специфические. И вот ещё что… Вот в моей фантазии… Эта статуя не стояла, а лежала. Вот так чтобы… Голова в том направлении. – Антон ткнул пальцем на стену, которую они с пилотом намеревались пробить.

Антон достал из бумажника две сотни и протянул стриптизёрше.

Микси хмыкнула, подошла к статуе, упёрлась в неё руками… И статуя с грохотом повалилась на стену.

Куб, служивший статуе то ли головой, то ли горбом, при ударе о стену откололся, и по аккуратной дуге полетел прямо в сторону Прокофьева. Сержант успел отпрыгнуть, и кусок камня пролетел мимо, врезавшись в кучу подарков, и развалил её, словно шар в кегельбане, выбивающий страйк.

Замысел Прокофьева сработал. Раздался скрежет разрываемого металла, щелчки лопающихся проводов, треск камня. В образовавшемся проёме забрезжил тусклый свет, питаемый маломощным резервным генератором.

Прокофьев с Перионом бросились к новообразованной бреши, отталкивая друг друга.

– Эй! Куда! – закричала стриптизёрша, уже взобравшаяся на разбитую статую. – А танец кто смотреть будет?

– Спасибо, Микси, уже не нужно! – радостно крикнул Антон.

– Шустрый, – хмыкнула танцовщица. – Может, сигаретку дать?

Прокофьев лишь отмахнулся, уже пролезая в образовавшуюся брешь.

Конвульсивно мигающий светильник принёс им огромную радость. Прокофьев схватился за телефон и вызвал Семёныча.

– Мы выбрались!

– Неправда, – парировал старшина.

– То есть как неправда?

– Вы всё ещё на корабле.

– Да мы из ангара выбрались! Вы даже не представляете, что мы сделали! Мы…

– Это неинтересно.

Антон перевёл дух.

– Ладно. Неинтересно – так неинтересно. Как у вас дела?

– Нормально. Добирайтесь до инкубатора.

Антон тяжело вздохнул.

– Вы напоминаете моего преподавателя по криминалистике.

– Чем?

– Вас я тоже хочу придушить.

Впервые за день Прокофьев положил трубку нерасстроенный. Самое сложное позади.

Они топали по коридору, ведущему к ступенькам на следующий ярус, когда Прокофьев услышал какое-то потрескивание. Он поднял руку, чтобы остальные остановились. Нет, показалось. Или не показалось? Снова прозвучал тихий треск.

И вдруг пошёл снег. Мелкие снежинки падали сверху, Прокофьев поймал парочку на перчатку и смотрел на них, когда прозвучал треск погромче. Перед Антоном с потолка рухнул пласт снега. А следом за ним – глыба льда.

Прокофьев поднял голову и увидел, как по покрывающему потолок пласту намёрзшего льда бегут трещины.

– Назад! – крикнул Антон Периону и бросился в обратном направлении.

Они успели добежать до грузового трюма, из которого с таким трудом выбрались, прежде чем весь потолок пластом рухнул вниз. Окажись кто-то под ним – без травм бы не обошлось.

– Вернулся танец досмотреть? – спросила сидящая на разрушенной статуе стриптизёрша. – Поздно. Придётся снова платить.

Антон отмахнулся и снова схватился за телефон.

– Семёныч, похоже, у нас проблемы.

– Какие?

– Обвал. Нас чуть не пришибло льдиной! Теперь нужно разгребать завал. Надеюсь, что воздуха хватит.

– Завал можно не разбирать. Достаточно немного подождать, сам растает. И воздуха вам точно хватит.

– Откуда такая уверенность?

– Реактор взорвётся быстрее.

– Что?

– Система охлаждения отключена. Реактор перегревается. Потому тает лёд на корабле. Критической массы достигнет через час.

Только сейчас Прокофьев сообразил, что он давно уже не мёрзнет. Мало того, на лбу выступили капельки пота. Он списывал это на температуру в трюме и физический труд. Ну и стриптизёрша температуры его телу добавила. Оказывается, всё намного хуже.

– Я так понимаю, это и было то самое «третье», о котором вы сразу не сказали? И вы молчали?

– Ну, вот сказал. Тебе легче?

– Нет!

– Вот и я о том же. Кстати, не поворачивайся к крагианцу спиной.

– Не понял.

– Он опасен.

– Да вы что? Милее существа я не встречал!

– Ты что, вообще ничего об этой расе не знаешь?

– Нет.

– И считаешь, что у тебя сейчас есть время слушать лекцию по ксенологии?

– Хоть вкратце.

– Хорошо. Крагианцы живут на очень холодной планете с очень нестабильной тектоникой. Разверзающиеся вулканы случаются очень часто. Выжить и развиться они смогли лишь благодаря взаимопомощи. Это у них в крови. Но когда наступает извержение, у них включается защитный рефлекс. Выбросы адреналина и тому подобного в кровь повышают силу и скорость этих существ. Кроме того, у них отключается соображалка. Каждый за себя. Так что как только его припечёт и он решит, что ты ему мешаешь или что у тебя есть что-то, что поможет ему, – он всадит тебе нож в спину.

– Кто всадит нож в спину? Перион? Да вы смеётесь!

В трубке раздался тяжёлый вздох старшины.

– Вот скажи, блаженный ты мой, тебе обязательно было это вслух произносить?

– Да что он может… – начал Антон, поворачиваясь к Периону, и осёкся.

Вежливого, постоянно стремящегося помочь крагианца словно подменили. Сейчас он стоял, опустив голову, мрачно глядя исподлобья на сержанта. Но испугал Антона вовсе не взгляд, а то, что находившиеся в непрерывном движении руки Периона застыли. В руках крагианец держал так и не ставший очередной фигуркой бумажный шар размером с волейбольный мяч. За пару часов Антон так привык к шороху бумаги, сгибаемой Перионом, что сейчас отсутствие этого звука навалилось на сержанта пятитонной тишиной.

Почему-то Антону вспомнились фильмы об истории старой Земли, где орудовали револьверами герои в широкополых шляпах. Иногда сходились в дуэли и вот именно так, застыв, смотрели друг на друга, прежде чем начать стрелять. «Не хватает только зубочистки и перекати-поля на заднем плане», – подумал сержант.

– Я перезвоню, – как можно беззаботнее сказал сержант.

Антон нажал кнопку отбоя и схватился за стазис. Как только его рука рванула пистолет из кобуры, застывший крагианец сорвался с места. Двумя руками, от груди, как баскетболисты бросают мяч при передаче, Перион метнул бумажный шар в Прокофьева.

В тот же миг шар словно лопнул и рассыпался тучей бумажных ошмётков, которые полностью закрыли Антону обзор. Похоже, Перион и не собирался делать новую фигурку, а целенаправленно создавал такой вот бумажный аналог дымовой гранаты.

Прокофьев выстрелил сквозь бумагу, надеясь, что крагианец ещё остался на месте, но в следующий же миг понял: промахнулся. Из облака конфетти, пригнувшись, выскочил крагианец.

Двигался он с поразительной скоростью, он его неваляшной походки не осталось и следа.

Перион перемещался прыжками из стороны в сторону. Антон выстрелил ещё дважды, но попасть так и не смог.

А в следующий миг крагианец был уже рядом. Он подхватил с пола брошенную куклу и со всего маху саданул по стазису.

Пистолет улетел в сторону, чуть не вывихнув Антону указательный палец. Упал он в ближайшей куче распотрошённых подарочных упаковок.

Следующий удар куклой пришёлся Антону точно в лоб. Голова полетела в сторону. К счастью – голова куклы.

– Задай ему, Пушистик! – сквозь звон в ушах донёсся до Антона крик стриптизёрши.

Оглушённый Прокофьев повалился на спину, Перион бросился на него. Почти ничего не видя, Антон боднул ногой и попал во что-то мягкое. Только по сдавленному возгласу он понял, что это крагианец, а не валяющийся рядом метрового роста плюшевый медведь.

– Молодчага, длинный! – поддержала на этот раз Антона танцовщица. – Вали мохнатого!

Прокофьев вскочил на ноги, всё ещё не полностью оклемавшись от удара по голове. В глазах плыло и двоилось, однако он смог разглядеть, как Перион поднимает с пола чучело морского ежа и замахивается им для броска.

Антон дёрнулся назад, но наткнулся на открытую коробку из плотного картона и повалился в неё задом, застряв в ней, согнутый пополам. Он сделал единственное, что оставалось возможным в таком положении, чтобы спастись от ежа. Рванувшись спиной назад, Антон перевернул коробку днищем к Периону. Он почувствовал, как ёж врезался в днище коробки, иглы пробили картон и впились ему в мягкое место. Что, впрочем, задало Прокофьеву необходимый импульс, чтобы выбраться из коробки.

– Вот это бросок! – пищала стриптизёрша. – Давай ещё раз!

Снова вскочив на ноги, Антон обернулся и увидел несущегося к нему крагианца. Он схватился за упаковочную ленточку на одной из коробок и обрушил всю эту груду из картона, дерева, пластика и целлулоида на Периона.

Не дожидаясь, пока крагианец выберется, Антон бросился к той куче коробок, в которую угодил его стазис.

– Урой его, красавчик! – не переставала бесноваться стриптизёрша.

– Ты за кого вообще болеешь? – крикнул танцовщице Антон, разбрасывая в стороны коробки в поисках оружия.

– А мне всё равно, я запрограммирована на поддержание веселья, даже если весельем является пьяная драка, – абсолютно спокойно ответила танцовщица и тут же заорала: – Крови! Кровищи! Покромсай его, Мишутка!

Прокофьев бросил взгляд через плечо. Перион уже выбрался из-под завала. Мало того, где-то в коробках он нашёл старинный меч! В этот миг Антон проклял всех и каждого, кому хоть раз приходило в голову или придёт в будущем, что оружие в подарок – это хорошая идея. Плохая! Очень плохая!

Крагианец уже нёсся к сержанту, замахиваясь мечом, когда рука Антона наткнулась на рукоять пистолета.

Антон выдернул оружие, развернулся к Периону и спустил курок.

Вместо сиреневого луча стазиса в глаза крагианца ударила струя воды. Временно ослеплённый Перион проскочил мимо Антона и рубанул мечом пол. В стороны полетели искры.

Сержант развернулся и со всего маху опустил рукоять игрушечного пистолета на затылок замешкавшегося крагианца. Тот кулём повалился на пол.

Антон уставился на пистолет. Вместо табельного оружия он сжимал в руке игрушечный водяной пистолет.

Стриптизёрша захлопала в ладоши. Не обращая на неё внимания, Антон расшвырял ящики ногой и нашёл-таки своё оружие. Не дожидаясь, пока Перион очнётся, Антон выстрелил в него. Крагианца окутало сиреневое сияние. Теперь не скоро очнётся. И то хорошо.

Антон уселся на пол и привалился к какой-то коробке. Немного посидел, приходя в себя, потом дрожащей рукой вынул телефон и вызвал Семёныча.

– Жив? – первым делом спросил старшина.

– Да, спасибо. Он меня только помял немного.

– Да не ты! Крагианец жив? Мне только не хватало бумажной волокиты с объяснениями причины его смерти!

Антон заскрипел зубами, но сдержался.

– Жив. В стазисе.

– Постарайся, чтобы он живым и на станцию к нам попал, – заявил старшина и отключился.

Антону захотелось от злости разбить телефон о стену, но он сдержался. Вот вернётся на станцию и разобьёт его Семёнычу о голову.

– Мы выбираемся, – заявил Антон, лелея несбыточные мечты о жестокой расправе над старшиной.

– Как? – спокойно спросил Семёныч.

– Что как? Пешком! Дотащу его как-то.

– Пилот в скафандре?

– Нет.

– Я же сказал, температура повышается. Ты в скафандре, тебе не страшно. А он изжарится, пока ты дотащишь его наверх. Скафандр пилота – на капитанском мостике. Тебе туда не добраться. Или ты думаешь, что в стазисе ему ничего не станется? Тогда вот тебе задачка для раздумий: если тебя взять в стазис и облить жидким азотом, ты сможешь прийти в себя?

– Вот вам отгадка, – заявил Антон, глядя на аквариум с ледяными карпами. – Я уже знаю, как его уберечь. Осталось продумать детали.

Сунув телефон в карман, Прокофьев вскрыл ближайший металлический ящик, вытряхнул содержимое и сунул туда крагианца. Потом Антон схватил аквариум и перелил из него воду вместе с рыбками. В тот же миг от них под водой во все стороны побежали кристаллики льда, и вскоре вся внутренняя часть коробки заледенела. В стазисе жизнедеятельность Периона практически остановилась, так что утопление или удушение ему не угрожало.

Когда Антон закончил, сквозь дыру в стене уже начали течь ручейки талой воды. Семёныч был прав, завал растаскивать не нужно. Это хорошо. А вот скорость, с которой вода растаяла, Прокофьева беспокоила. Реактор перегревался быстрее, чем надеялся сержант.

Осталось придумать, как дотащить этот псевдоскафандр к инкубатору. Антон его даже поднять не сможет. Если бы не потепление, его можно было бы катить по льду. Но как быть со ступеньками?

Прокофьев подозвал танцовщицу и потянулся за бумажником.

– Хочу увидеть танец с коробкой, – заявил он, протягивая танцовщице купюры.

– Это что?

– Вот коробка, ты будешь идти передо мной и танцевать с коробкой.

Танцовщица спрятала деньги.

– Я много извращенцев повидала, но ты взрываешь мой электронный мозг.

Прокофьев натянуто улыбнулся:

– Это вы ещё с Семёнычем не беседовали… – Он поднялся. – Идём.

Микси подняла ящик и пошла перед Антоном, пританцовывая.

Нужно признать, Прокофьеву такой вариант побега с корабля нравился. И ящик нести не нужно, да ещё и танцовщица от грустных мыслей отвлекает.

В соседнем с трюмом помещении воды было уже по колено, и она прибывала, стекая по ступенькам, стенам, сквозь вентиляционные решётки. На поверхности плавали быстро тающие куски льда.

Ничего! Скоро они выберутся! Скоро…

Антон чуть не налетел на неожиданно застывшую стриптизёршу.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил сержант.

– Блок программы. Если мой танец не вызывает… реакции у заказчика, я обязана что-то в нём изменить. Ты просто идёшь следом, физиологическая реакция не видна. Думаю, лучше оставить эту коробку здесь и попробовать обычный танец.

Прокофьев запаниковал. Только этого не хватало! Сам он ни за что не дотащит ящик с крагианцем.

– Я реагирую! – закричал от отчаяния Антон. – Ещё как реагирую! Да! О да! Неси этот ящик! Мне это так нравится!

Прокофьев чувствовал себя полнейшим идиотом, но это подействовало. Микси снова начала пританцовывать и пошла вперёд, так и не оставив ящик. Стриптизёрша несла груз, движимая вздохами и стонами Прокофьева.

Хорошо хоть танцовщица была изготовлена на Земле. Некоторые расы от возбуждения начинают выделять определенный запах или бьются в конвульсиях. Магмиты, как слышал Прокофьев, от возбуждения вообще воспламеняются. Симулировать такое было бы намного труднее. Заниматься самосожжением даже ради спасения крагианца было бы слишком.

…Чем больше они приближались к верхним уровням корабля – тем меньше становилось снега. Под ногами хлюпало, на полу валялись полурастаявшие глыбы льда, по коридорам струились потоки воды.

Наконец-то они добрались до лестницы, ведущей в комнату отдыха. И тут их ждал неприятный сюрприз.

Вода заливала низ лестницы и закрывала треть дверного проёма. Прокофьев открыл дверь и шагнул в комнату отдыха. Ледяные стены, каток, снеговики, мебель – всё растаяло.

Вода добиралась Антону до пояса. На поверхности колыхались разноцветные бутылки из настенного бара.

Антон снова связался с Семёнычем.

– Я в комнате отдыха. Где люк?

– Левый верхний угол. По метру от стен.

Он осмотрел потолок и увидел решётку, слишком большую для вентиляции; да и металл явно был поновее, чем покрывающие потолок и стены панели.

– Верхний угол? Как я туда доберусь? Тут вся мебель была ледяная! Растаяла! А летать я не умею!

– Антоха, ты в космосе! Здесь не то что люди, здесь даже бегемоты летают!

Прокофьеву от досады захотелось удариться головой о стену. Ну конечно! Гравитация! Осталось только её отключить.

Он подошёл поближе к стене и увидел панель, под которой должен был скрываться кабель, обеспечивающий гравитацию. Осталось только вскрыть панель.

Он повернулся к танцовщице, однако не успел ничего произнести.

– Э нет! Вот тут ты никак не сможешь убедить меня, что срывание плит как-то относится к моей профессии. Кроме того, я не хочу портить маникюр.

От досады Прокофьев зажмурился. Да сколько же можно! Почему всё так сложно? Антону захотелось выпить. Может, алкоголь хоть немного прочистит мозги. А если нет… Будь что будет! Он всё равно опрокинет пять капель.

Антон подхватил проплывавший мимо кусок льда со вмёрзшей в него кристаллической бутылкой. Сбил лёд, покрутил в руках бутылку. Она была сделана из цельного кристалла. Причём, судя по форме, кристалл не обрабатывался, а рос в такой форме. И горлышко было не закрыто. Просто сразу переходило в крышку. Насколько Антон разбирался в камнях, – это был алмаз. Как же туда залили жидкость? Иной вариант, кроме как тот, при котором кристалл рос внутри жидкости в форме бутылки, – Антон придумать не смог. И уж тем более он не смог придумать, как её открыть.

– Да где ж у неё пробка? – буркнул Антон.

– Ты это пить собрался, сладенький? – спросила Микси.

– Допустим.

– Не рекомендую. Если ты не каменный. Это магминский шрот. Разъедает даже металл.

Прокофьев ошарашенно поглядел на танцовщицу, а потом захохотал. Ну надо же! Он с самого начала таскал с собой кислоту, которая могла вызволить их из грузового трюма!

– Именно это мне сейчас и нужно, – перестав смеяться, ответил Антон. – Ты случайно не знаешь, как она открывается?

Микси взяла бутылку и лёгким движением руки сорвала часть горлышка.

– Тут молекулярная связь ослаблена. Правда, даже с учётом этого силёнок у тебя не хватило бы.

Прокофьев взял бутылку и аккуратно, по капельке, начал лить напиток на приборную панель. Металл задымился и потёк, обнажая проводку.

Когда стал виден зелёный провод, отвечающий за искусственную гравитацию, Антон плюхнул на него напиток.

В следующий момент он почувствовал, как его тело теряет вес.

Окружающая их вода пошла рябью. В центре образовавшегося в комнате отдыха «бассейна» медленно начал вздуваться водяной холм. Капельки, собравшиеся на неровных поверхностях, потянулись вверх и стали похожи на шарообразные цветы на прозрачных стебельках, тянущиеся к солнцу. Водяные стебельки рвались, и капельки, дрожа, взмывали вверх.

Не теряя времени и не дожидаясь, пока его ступни потеряют соприкосновение с опорой, Антон медленно оттолкнулся от палубы и взмыл в воздух. Вместе с ним в воздух взмыли капельки, капли и каплищи воды. Они дрожали в невесомости, плясали в воздухе, сталкивались и сливались воедино или же, столкнувшись с жёсткими предметами, разлетались на множество мелких сверкающих искорок.

Поднимаясь вверх, Прокофьев задевал капли, и они растекались по его лицу, скафандру. Антон обернулся к танцовщице. Она разглядывала капельки как нечто необычное. Антону показалось, что киборг не может настолько интересоваться красотой. Однако он видел это воочию.

Танцовщица засмеялась и крутанулась вокруг оси, разбрызгивая капли, образовывающие вокруг неё сверкающую спираль.

Антон залюбовался этим зрелищем, на миг даже забыв о ситуации, в которой они находятся. Забыв о грозящем взорваться реакторе, о недостатке воздуха.

Глядя на эту красоту, даже не верилось, насколько опасной она является. Когда поверхностное натяжение перестанет сдерживать основную массу воды, она поднимется и станет чрезвычайно опасной. Утонуть в космосе – что может быть глупее!

Вспомнив об этом, Антон задраил шлем скафандра.

Закрепив последние зажимы и проверив герметичность, Антон огляделся. Он уже приближался к потолку. К счастью, по нему проходил силовой кабель, за который можно будет ухватиться и передвигаться в невесомости без проблем.

Антон вытянул правую руку и схватился за кабель. Всё. Теперь пробраться в инкубатор не составляло труда. Антон повернулся к танцовщице и увидел нечто странное.

К радостно резвящейся среди водяных капель стриптизёрше приближался дрожащий, мутный, грязно-зелёный шар. Антон некоторое время глядел на него, не понимая, что это такое и откуда взялось. И лишь когда разглядел вращающуюся неподалёку в воздухе алмазную бутылку, разбрасывающую вокруг такие же зеленоватые капли, до него дошло. Кислота!

– Стой! – крикнул он. – Не двигайся!

И тут же сообразил, какую глупость несёт. Как можно вот так запросто остановиться в невесомости?

Прокофьев понимал, что поступает глупо. Ему нужно было поскорее добираться до люка, а не спасать стриптизершу-робота! Но не мог он так поступить! Не мог!

Перевернувшись, Антон упёрся ногами в потолок и что было сил оттолкнулся в направлении танцовщицы. Всё ещё не замечая опасности, она удивлённо повернулась к сержанту, и в следующий миг он врезался в неё, сшибая с опасной траектории. Подняв в воздух массу воды, они врезались в пол, отскочили от него, срикошетили от стены.

– Хватайся за что-нибудь! – крикнул Антон, чувствуя, как относит его от твёрдой поверхности, и в тот же миг танцовщица отреагировала мгновенно. Одной рукой она уцепилась за скобу на стене, другой схватила его за лодыжку, и движение сержанта остановилось. Правда, чтобы поймать Прокофьева, ей пришлось отпустить ящик-скафандр, но далеко он уплыть не успел, и Антон без проблем ухватил его.

Стриптизёрша наконец-то разглядела шар кислоты. Она подмигнула Антону:

– Спасибо.

Антон огляделся. Теперь комната не выглядела такой уж красивой. Столкнувшись с поднятой с пола тучей воды, шар слился с ней и сейчас висел посреди комнаты: громадный и расплёскивающий вокруг смертельно опасные капли. Пусть кислота и была разбавлена, но Антон не сомневался, что если даже самая маленькая капелька коснётся его скафандра… Дальше он предпочёл мысль не продолжать.

Отливающие зеленью капли висели в воздухе почти везде.

Одна плыла к Прокофьеву, он медленно убрал голову, и капля прошла мимо его головы, не задев.

Простой подъём от пола к потолку, каких-то три метра, теперь превращался в довольно сложное и опасное задание.

– Давай пока без танцев, – ответил он наконец стриптизёрше. – Нужно думать, как нам теперь добраться до потолка.

Танцовщица огляделась.

– Всего лишь? – спросила она.

И пока Антон собирался возмутиться по поводу этого самого «всего лишь», танцовщица схватила его в охапку, сказала: «Не дёргайся» – и оттолкнулась от пола.

Толчок был такой силы, что расстояние до соседней стены они преодолели в доли секунды. Не хватаясь ни за что, танцовщица оттолкнулась от металла, и они понеслись в другую сторону.

– Кабздец, – успел сдавленно выговорить Антон и невольно закрыл глаза. Похоже, танцовщица так и не осознала опасности, подстерегающей их вокруг.

«Вот и всё», – подумал Антон, чувствуя встряску в моменты, когда танцовщица отталкивалась от очередной поверхности. За пару секунд таких толчков было шесть.

А больше он ничего подумать не успел. Его ещё раз тряхнуло, и полёт остановился.

– Хватайся, – сказала танцовщица, и Антон открыл глаза. Они находились под потолком, стриптизёрша держалась за тот самый силовой кабель, к которому изначально стремился Антон. Скафандр был цел.

Прокофьев ухватился за кабель, глядя на колышущуюся под ним зеленоватую муть. Стриптизёрша тем временем просунула ногу под кабель, одной рукой схватилась за решётку, преграждающую путь к инкубатору, второй упёрлась в потолок.

– Это… Это ты как? – наконец-то смог выдавить что-то связное Антон.

– Пустяки, – ответила танцовщица. Одно из креплений решётки со скрипом вылетело из паза. – Ты ещё не знаешь, что такое приват-танец на лианах, закреплённых над озером лавы. Я же говорила – любой танец могу.

Раздался скрип, и решётка окончательно сорвалась с креплений. Стриптизёрша медленно толкнула её в сторону, подальше от кислоты, и снова повернулась к Антону.

– Кстати, за экстрим-танец в невесомости среди кислоты – с тебя пятьсот кредов.

Оказавшись в инкубаторе, Антон вызвал Семёныча:

– Всё. Я на месте. Вы где?

– Уже совсем близко. Справа от люка есть вентиль, поверни его, открой купол и полюбуйся на звёзды.

– Не хочу я никаких звёзд! Я хочу на станцию!

– А я сказал, открой купол!

Антон сдержал поток речи, упёрся ногой в скобу и начал крутить вентиль в стене. Металлическая пластина поехала в сторону. В открывающемся проёме он и увидел обещанные звёзды.

А когда купол сдвинулся дальше, появился висящий прямо за куполом катер ГАИ. Сквозь лобовое стекло Прокофьев без труда рассмотрел сидящего в кабине Семёныча. Тот помахал рукой. Антон махнул в ответ.

– Гляжу, у тебя компания, а ты жаловался.

– Какого чёрта вы там делаете! Вы же должны резать стену!

– Не ори. А сейчас…

– Вы почему не режете стену?!

– Да нету у нас горелки на станции! Нету! Я её в прошлом году на годовую подписку «Лучших кроссвордов галактики» поменял! А теперь замолкни и слушай меня! Закрывай скафандр и покрепче уцепись за что-нибудь. Сейчас будет разгерметизация. Как выберешься с корабля – направляйся к аварийному люку поста. Я открыл его.

– Что… Как… Вы собрались таранить купол? Вы с ума сошли! Вы без скафандра!

– Ухватился? – спросил Семёныч, игнорируя вопли Прокофьева. – Держись крепче.

За катером вспыхнул выхлоп, и катер начал двигаться в сторону купола.

Прокофьев ухватился за скобу. Он не отрываясь глядел на Семёныча. Неужели старшина надеется, что при столкновении выдержит лобовое стекло? Оно же разлетится вдребезги! И старшина задохнётся.

Когда катер почти упёрся в купол, Семёныч вытащил стазис и выстрелил в себя. Пурпурное сияние окутало старшину, а в следующий миг катер врезался в купол. Стекло, полетевшее во все стороны, не повредило старшину, так как из-за разгерметизации его сразу же вытащило в космос.

Когда тряска прошла, Прокофьев направился к кабине пилота. Нужно освободить Семёныча и поскорее доставить на станцию! Хоть он и в стазисе, но сильного переохлаждения не выдержит.

Крепления пристяжных ремней покорёжило, так что Прокофьеву пришлось поймать пролетающий мимо кусок стекла и перерезать ремни.

Антон вынул бесчувственного старшину из кабины и оглянулся. Громада станции висела сразу перед кораблём. Промахнуться мимо неё было бы очень тяжело. Вся поверхность была покрыта скобами для ремонтных работ, так что добраться до входа можно было без труда.

Антон махнул танцовщице рукой в сторону станции и потащил Семёныча к выходу. Придерживаясь рукой за крыло катера, он глубоко вдохнул, присел и оттолкнулся от борта.

– Ну, прими, Боже, за лекарство!

Семёныч опрокинул рюмку коньяка и сморщился.

– У вас же не похмелье, – заметил Антон. – Голова после стазиса болит.

Старшина отмахнулся и закусил долькой лимона. На его небритом лице появилось выражение блаженства.

– А теперь рассказывай, – скомандовал Семёныч, поудобнее устраиваясь в кресле. – Для начала, сколько я был в отключке?

– Почти сутки. За это время уже всё выяснилось, решилось, и я даже отправил отчёт в штаб. Так что всё сложилось как нельзя лучше.

– А поподробнее?

– Ну, если поподробнее, то дело было так. После того как мы вернулись на станцию, первым делом я отстыковал грузовик и включил вокруг станции защитное поле. Оно оттолкнуло корабль и защитило станцию от осколков. Почти сразу после этого прибыли спасатели.

– А они откуда взялись? Передающая антенна же отключилась.

– Полковник Рыков прислал. Оказывается, вы ему ещё с утра отчёт должны были отправить, он пытался связаться со станцией, чтобы устроить вам взбучку, но не смог. Он-то и послал спасателей.

– Ясно. Про взбучку он, конечно же, не забыл, несмотря на случившееся у нас?

– Нет, не забыл. Пообещал снова связаться с нами завтра утром. Чтобы вы наверняка вышли из стазиса.

Семёныч довольно улыбнулся.

– Как хорошо, что у нас не работает антенна!

– Уже работает. Со спасателями и ремонтники прилетели. Они починили поломки на нашей станции, убрали обломки грузовика и забрали пилота со стриптизёршей.

– Тут ещё и стриптизёрша была?

– Ага. Киборг.

– То есть попросить её задержаться у нас на денёк ты не додумался… – Старшина скривился. – А хорошие новости есть?

– Мы живы! Разве это не хорошая новость?

Семёныч хмыкнул, вдруг скривился и обхватил голову руками.

– Да уж… Хорошая… – Семёныч взял бутылку с коньяком и приложил её ко лбу. – А что с пилотом сталось?

– О! Тут вообще всё отлично сложилось! Мы даже выяснили, кто заложил в подарок бомбу с электромагнитным импульсом! Сыночек одного очень престарелого мультимиллиардера. Алекса Кресса. Может, слышали? В общем, старику уже за полторы сотни завалило, половина органов заменена искусственными. Сынку надоело ждать наследства, и он послал папеньке такой вот подарок. В надежде, что Э.М.И. отключит старику сердце и сынок сразу же унаследует всё состояние. Но из-за задержки корабля бомба взорвалась до того, как подарок доставили. Узнав об этом, старик пообещал за свой счёт купить новые подарки всем, кому они не достались из-за взрыва, да ещё и покрыть все возможные неустойки. Так что пилота даже не уволили.

– Я счастлив за него! А нам-то он что-то пообещал?

– Ну… – Прокофьев потупился. – Вам нет. Он посчитал, что спасли его я с пилотом.

– Ясно. И что же ты запросил в подарок? – спросил старшина обречённо. – Грузовик полироля для кокарды? Позолоченную обложку для Устава? Или мне повезло и ты себе заказал новый мозг?

– Вообще-то я заказал вот это. – Прокофьев достал из-за спины упакованный в пластик лист пожелтевшей бумаги и протянул его Семёнычу. – Это вам. Спасибо.

Семёныч безразлично взял подарок и поглядел на него. Это была газетная страница. Очень-очень старая.

– Двадцать первое декабря тысяча девятьсот тринадцатого года, – шёпотом прочитал Семёныч.

Видя реакцию старшины, Прокофьев довольно кивнул.

– Мне сказали, что именно в этой газете впервые появился кроссворд. Я даже не знаю, как она сохранилась до сих пор и где мистер Кресс её достал, но… – Антон осёкся, увидев, что старшина его не слышит. – Семёныч, – позвал он. – Семёныч!

Старшина безмолвствовал. Он всё так же пялился на подарок широко открытыми сияющими глазами. Антон помахал перед лицом старшины ладонью. Безрезультатно. Ткнул пальцем в плечо. То же.

Прокофьев улыбнулся, встал и тихонько вышел из комнаты.