– А я тебе говорил, не трогай ты этот корабль! – не переставал сокрушаться Семёныч.

– Он нарушил правила, – парировал Прокофьев.

– Он нарушил наш отпуск! И ты ему в этом помог! Я вообще думаю, почему за порчу чужого имущества есть уголовная ответственность, а за порчу чужого отпуска – нет? Должна быть! Нужно наказывать! Жестоко и беспощадно!

– Лишением свободы?

– Лишением жизненно важных органов!

Антон дождался, пока Семёныч немного остынет, и примирительно сказал:

– Да ладно. Ну, задержимся на денёк. Нам же потом компенсируют переработку!

– Да! Но на работе делать почти ничего не нужно, а в конвое придётся!

Прокофьеву не хотелось продолжать спор. Хоть отпуск и был отложен, но в душе сержант ликовал. На корабле, который он остановил, когда до окончания их двухмесячной вахты и прибытия сменщиков было ещё два часа, летел опасный экотеррорист Фридрих Клипс. Не каждый день такой улов! Для желающего отличиться по службе сержанта это всё равно что выиграть джек-пот в жулианскую безвыигрышную лотерею.

Как только о задержании стало известно в штабе, Семёнычу с Прокофьевым приказали взять Клипса под стражу, дождаться инспектора Гинапана, представителя Службы Экологического Контроля, и конвоировать с ним заключённого на планету Форесту для суда.

Сейчас гаишники ждали в ангаре, пока к станции пристыкуется корабль Гинапана «Целомудренный пестик». К удивлению гаишников, это был не скоростной катер, а крупный пассажирский транспорт. Как оказалось, узнав о поимке Клипса, Служба Экологического Контроля приказала ближайшему к посту ГАИ кораблю отправляться за арестованным. Пилот корабля, инспектор Гинапан, спешно высадил учёных-экологов, которых вёз, на ближайшем астероиде с атмосферой и рванул выполнять приказ.

– Они бы ещё линкор пригнали за одним заключённым, – недовольно проговорил Семёныч.

Прокофьев задумался над тем, что же такого натворил Фридрих Клипс, что заставило Экоконтроль пойти на такие меры для его скорейшей транспортировки.

Наконец-то над шлюзом засветилась зелёная лампочка, дверь открылась, и в ангар ворвался инспектор.

– Спасибо вам! Спасибо! – с порога заголосил Гинапан и бросился обниматься с гаишниками. – Вы поймали этого Беспощадного инквизитора зелёных насаждений! Мы гонялись за ним шесть лет!

Вырвавшись из крепких объятий и придя в себя от такого неожиданного выплеска инспекторских чувств, Прокофьев смог разглядеть гостя.

Гинапан был упакован в полный костюм экологической защиты, а потому передвигался с грацией страдающей от ожирения черепахи. На груди оливкового скафандра красовался стилизованный четырёхлистник клевера, символ Службы Экологического Контроля Сектора. Через забрало шлема виднелось лицо инспектора, относящегося к полурастительной расе иггтри. Зеленоватое, покрытое похожими на крупные чешуйки листьями.

Перестав тискать Семёныча, инспектор повернулся к Прокофьеву и заявил:

– От имени нашего фонда выражаю благодарность и хочу наградить вас орденом Дятла первой степени!

– Каким орденом? – переспросил Прокофьев.

– Дятла! Лесного санитара! Его орденом награждают только за величайшие достижения в сфере защиты экологии! Вы будете почётно награждены, как только мы доставим этого Ужасного Нарушителя Спокойствия Мирных Инфузорий на суд! – Гинапан заозирался. – Кстати, а где он?

– В камере. Где же ещё?

– Вы оставили его без надзора? – заорал инспектор. – Как вы могли!

– Представьте себе, камеры для того и существуют, чтобы там можно было оставить преступника, – буркнул Семёныч, разминая плечи после крепких объятий.

Инспектор всплеснул руками.

– Вы даже не представляете себе последствий! Он же мастер по локальным экологическим катастрофам! – Гинапан увидел отсутствие реакции на лицах гаишников и заголосил пуще прежнего: – Да вы хоть знаете, что такое локальная экологическая катастрофа?

– Это когда в переполненном лифте кто-то воздух портит? – спокойно спросил Семёныч.

– Очень смешно! Из-за этого деструктора неповинных крестоцветов на двенадцати планетах уничтожены условия для процветавшей там промышленности! На восьми планетах настолько нарушилась экосистема, что большинство природных видов на грани вымирания! Десятки видов флоры и фауны бесследно исчезли! – Инспектор вдруг замолк, его глаза испуганно округлились. – А что, если, пока мы здесь разговариваем, на станции уже начинается цепная реакция климатических изменений! Вода в ваших баках начинает цвести; продукты в холодильнике протухают; система жизнеобеспечения ничего не обеспечивает…

– Ага, – усмехнулся Семёныч. – У некоторых мозги плесенью покрываются, и они несут всякий бред.

– Да-да! И такое может быть! – не поняв намёка, согласился Гинапан.

– Ну, это вы загнули, – настороженно предположил Антон.

– Загнул? ЗАГНУЛ? Быстрее ведите меня к нему!

Прокофьев пожал плечами и указал на нужную дверь. Инспектор бросился к ней. Правда, из-за тяжёлого защитного костюма, даже пытаясь бежать со всех ног, он перемещался с той же скоростью, что и спокойно шагающие рядом гаишники.

Вскоре они добрались до тюремного отсека. Гинапан заглянул в первую камеру и застыл.

– Вот! – заорал он через миг, указывая на скелет за решёткой. – Я же говорил! Мы опоздали! Немедленное обеззараживание! Тревога первой степени!

– Тихо-тихо, – старшина похлопал инспектора по плечу. – Всё нормально. Это Бабайка. Наш местный усмиритель буйных заключённых. Конфисковали у задержанного за нарушение ПДД учителя биологии лет десять назад. Не знали, куда деть, вот и запихнули в камеру. Там он и «прижился». – Семёныч поглядел на скелет чуть ли не с любовью. – Вы даже не представляете, насколько тихими становятся самые буйные заключённые, когда видят в соседней камере Бабайку.

Инспектор задумался, потом настороженно спросил:

– А вы уверены, что ему не стало хуже с того момента, как тут появился этот Беспощадный Уничтожитель Трепетных Насекомых?

Семёныч прищурился и посмотрел на скелет.

– Вы правы. Что-то мне его цвет лица не нравится.

– Вот! Я же говорил! – в панике заорал Гинапан.

– Нет-нет! Он такой и был, – поспешно встрял в разговор Антон. – Я уверен.

– Да? Ну, раз вы уверены… Но я бы всё равно рекомендовал продезинфицировать весь отсек.

– Обязательно! – успокоил инспектора Прокофьев.

Они приблизились к камере заключённого. Тот лежал на койке, заложив руки под голову, и, казалось, спал.

Вообще, с момента ареста Фридрих Клипс не произнёс ни единого слова. Когда к нему обращались, он не реагировал. Даже предпринятая Семёнычем от скуки попытка напугать террориста корабельной сиреной, которую он каким-то чудом сам дотащил до камеры, не увенчалась успехом.

– Попался, Мерзкий Осквернитель Девственных Водоёмов! – заорал Гинапан. – Тебя ждёт суд! Ответишь за свои преступления по всей строгости!

Заключённый даже не открыл глаз.

– Твоё тело пойдёт на удобрение священным древесам! – уже не так уверенно добавил инспектор.

Снова никакой реакции.

Гинапан сник и повернулся к гаишникам:

– Проведите его на мой корабль!

Он демонстративно вскинул голову и направился надменной походкой в обратном направлении.

Террорист открыл глаза, лишь когда Семёныч с Прокофьвым вошли в камеру. Он сел на кровати, дёрнул себя за мочку уха и молча посмотрел на гаишников.

– На выход! – скомандовал старшина.

Заключённый потянулся, хрустнул суставами и спокойно пошел к двери.

– Намучаемся же мы с ним, – задумчиво проговорил Семёныч.

– Он вроде не буйный, – ответил Антон, глядя на заключённого.

– Я про инспектора.

Правоту Семёныча Антон осознал, как только они добрались до переходного шлюза на «Целомудренный пестик». Гаишники тащили рюкзаки с вещами, всё-таки сразу после окончания конвоирования у них начинался отпуск.

– Запрещённые предметы в рюкзаках есть? – спросил инспектор.

– Чего? – спросил Семёныч.

– Мы гаишники. У нас не может быть запрещённых предметов! – с гордостью и достоинством заявил Антон.

– Я имею в виду предметы, олицетворяющие издевательство над природой. Кожа, мех, шерсть? Деревянные изделия? Сувениры из кишечника велианских берилётов? Счастливые амулеты из остриженных когтей мерисских марзюков? Украшения из затылочных перьев крачинского корбуза? – При каждом слове инспектора передёргивало от омерзения так, словно его било током.

– Нет. – Семёныч резко оборвал инспектора, готового ещё не один час перечислять запрещённые предметы. – И если ты сейчас заявишь, что собираешься нас обыскать, я квалифицирую это как нападение на инспектора ГАИ при исполнении.

Старшина повернулся к Прокофьеву:

– Антоха, напомни-ка, что случилось с последним напавшим на меня?

– С тем беднягой, который разлил кофе на газету с нерешённым кроссвордом?

– Именно.

– Вы хотели отправить его домой пешком. С поста ГАИ до планеты, находящейся в другой системе.

– Точно! – Семёныч улыбнулся, потом разочарованно покачал головой. – Только ты мне помешал.

– Зачем же так кардинально? – Гинапан отступил на пару шагов. – Я вам верю. А теперь вас нужно стерилизовать!

Повисла напряженная тишина.

– Что с нами нужно сделать? – медленно спросил Семёныч.

Хорошо знающий своего напарника Прокофьев прикусил губу. Раздражение старшины уже почти достигло критической массы, а значит, далее со стороны Семёныча последуют действия, которые мог посчитать адекватными и логичными только… Да только сам Семёныч и мог их к таковым отнести.

– На моём корабле всё должно быть чисто и стерильно! – безапелляционно ответил инспектор.

Семёныч хмыкнул и захрустел пальцами.

– То есть мы должны пройти обеззараживание? – быстро встрял Антон, пока Семёныч ничего не успел натворить. – Конечно-конечно! Без проблем! Стандартная процедура! Правда, товарищ старшина?

– Правда, – ответил Семёныч и добавил, когда инспектор отошёл: – Не знаю как на корабле, но в мозгу у него точно чисто и стерильно.

Выйдя из стерилизационного отсека, чистенькие и благоухающие лавандой гаишники ступили на борт корабля Службы Экологического Контроля. Насчёт стерильности пилот не шутил. Всё сверкало и блестело, воздух чист и приятен, свет мягкий и спокойный. Антону такая обстановка была по вкусу, Семёныч же чуть ли не брезгливо оглядывался.

– Что вам не нравится-то? – настороженно спросил Антон, уже научившийся читать эмоции старшины по лицу. – Чистенько, красивенько.

– Эх, Антоха… – вздохнул Семёныч. – Идеалист ты. Ну не сможет человек русский выжить в обстановке, где на полу нет места, отведённого для скинутых после рабочего дня носков!

Все материалы, использованные в интерьере, были искусственного происхождения. Корабль сверкал голым металлом, переливался стеклом, отсвечивал шлифованным пластиком, матово поблёскивал синтетическими тканями. Ни дерева, ни кожи, ни меха. Всё это освещалось лампами дневного света, воздух очищался и увлажнялся новейшей системой атмосферной регуляции и был наполнен запахом хвои. В общем, интерьер и атмосфера идеально подходили для полурастительной формы жизни, к коей относился инспектор, и очень слабо соответствовали пожеланиям обычных людей, не привыкших ночевать в лесу.

Гаишники отвели чистенького заключённого в оборудованную для него чистенькую камеру. Это было небольшое помещение с минимальными и абсолютно стерильными удобствами. Комната два на три, с койкой, санузлом, отгороженным не испохабленной философскими надписями стеночкой, да окном из армированного стекла, занимавшего половину стены. Окно выходило в просторное помещение с двумя койками, столом и металлическими шкафчиками для вещей.

– Вы будете жить здесь, – заявил Гинапан. – Кто-то из вас должен всегда бодрствовать и следить за этим Костоломом Хрупких Плодоножек!

– Зачем? – спросил старшина. – Куда он денется?

– Так принято с особо опасными преступниками!

– Так, может, вы и подежурите? – спросил Семёныч, стянув ботинки и закинув их под стол.

– Нет! Я не могу! Я должен вести корабль! – ответил Гинапан, неодобрительно глядя на испоганившие подстольный образец чистоты и порядка берцы.

– Вообще-то в гиперпространстве даже автопилот не нужен, – начал было Семёныч, но Антон поспешил перебить его.

– А где у вас душ? – спросил инспектора сержант.

– Что?

– Душ. Помыться.

– Вы же только что прошли полную очистку, – с недоумением произнёс Гинапан. – Но если нужно – пройдите ещё раз.

– Нет, мне бы водичкой.

Листья на лице инспектора зашевелились, словно в шлеме скафандра включился вентилятор. Антон знал, что подобные признаки обозначают крайнюю степень раздражения.

– Водичкой? Да вы в своём уме? – закричал Гинапан. – Мыться пищевыми продуктами?

Инспектор хотел ещё что-то добавить, но Антон остановил его:

– Всё-всё. Я понял. Простите меня, пожалуйста. Такое больше не повторится.

Гинапан смерил сержанта презрительным взглядом и вышел из каюты. Расстроенный Антон уселся в кресло.

Старшина пробурчал что-то о прогулке по кораблю и вышел вслед за инспектором. Прокофьев тяжело вздохнул и принялся раскладывать свои вещи в отведённом для них шкафчике.

Приблизительно через полчаса вернулся Семёныч. Прокофьев повернулся к нему, чтобы спросить насчёт расписания дежурств, но не смог проговорить ни слова.

Семёныч стоял посреди каюты в одних штанах и вытирал полотенцем мокрую голову.

Антон оторопело глядел на него.

– Товарищ старшина, а вы где были?

– Душ принимал. Там на верхнем ярусе оранжерея есть, такой себе небольшой лесочек. Справа на стене есть кнопочка, включающая поливочную систему. Рекомендую. Правда, мыло и шампунь там не предусмотрены.

Пока Антон переваривал услышанное, старшина бросил мокрое полотенце на спинку стула и, развалившись на кровати, уснул.

Всё как обычно. Никаких графиков дежурств. Смена Антона начинается с этого момента и закончится лишь тогда, когда они прибудут к пункту назначения.

С момента входа через Врата в гиперпространство прошло два дня.

Старшина полностью игнорировал свои смены, потому, чтобы получить хоть немного времени для отдыха, Прокофьев во время своих дежурств рисовал на стекле кроссворды. Благодаря этому занятый их решением Семёныч следил и за пленником, а Антон мог немного поспать.

Заключенный проблем не создавал, он сидел в камере, ел приносимую ему синтетическую пищу и вёл себя на редкость тихо и смирно. Инспектор на глаза гаишникам не показывался, и правильно делал. Настроение Семёныча с момента отлёта не улучшилось.

Ели они на своём посту, вдвоём. Гинапан принимал свои удобрения в одиночестве, в своей каюте.

Естественно, никакой органической пищи на корабле быть не могло. Был робоповар, готовящий довольно мерзкую синтетическую белковую кашу.

Когда Прокофьев впервые принёс тарелки и поставил на стол, Семёныч долго рассматривал бледную комковатую массу, так и не решаясь попробовать.

– Это что?

– Каша. Идеальный органический заменитель белка. По крайней мере, так написано в инструкции к робоповару.

Прокофьев взял ложку и без особого удовольствия попробовал это «блюдо».

– И как? – подозрительно спросил старшина.

Антон, поморщившись, проглотил комок.

– По вкусу похоже на смесь резины со сметаной, но съедобно.

Семёныч ещё немного поразглядывал тарелку, потом зачерпнул жижу кончиком ложки, попробовал и скривился.

– Есть-то что-нибудь всё равно нужно, – рассудительно проговорил Антон, зачерпывая ещё ложку жижи.

Семёныч сочувственно поглядел на него и сказал:

– Я вот что думаю, кашу маслом не испортишь. Так ведь?

– Каким ещё маслом? – озадаченно спросил Антон.

– Машинным, блин! – воскликнул старшина и направился к своей сумке. Покопался там, извлёк пачку сливочного масла, бросил кусочек в тарелку, перемешал, и, довольный собой, зачерпнул первую ложку.

С трудом проглотив пищу, Семёныч в сердцах грохнул ложкой о стол.

– М-да… Кашу маслом не испортишь, зато масло кашей – запросто.

Семёныч снова поднялся, взял стул и подпёр им дверь. На глазах ошарашенного Антона снова подошёл к рюкзаку, достал оттуда банку тушёнки и раскрыл её.

– Тебе не предлагаю, – спокойно констатировал старшина, с удовольствием почавкивая. – У меня запасы маленькие, а тебе и каша съедобной показалась.

В общем, всё шло тихо и спокойно.

Инспектор почти не выходил из рубки управления, побаиваясь Семёныча, а старшина игнорировал всё происходящее вокруг в пользу пасьянсов, потому первым растение заметил Прокофьев. Он как раз возвращался из «душа», когда заметил в углу серебристо-зелёные побеги, похожие на проводки. Тогда он не обратил на них внимания. А зря. Наутро маленькие побеги превратились в сплошную сеть и оплели целую стену.

Семёныч, Прокофьев и Гинапан стояли и чесали головы, глядя на эти заросли.

– Это откуда? – спросил старшина, глядя на пилота.

– Не знаю. – Инспектор пожал плечами. – Нужно поставить вокруг него ограждение.

– Зачем?

– Как это зачем? Чтобы никто не повредил случайно! Это же растение! Я обязан его защитить! Растения – моя семья! Братья и сёстры мои меньшие!

– Правду говорят, в семье не без урода, – тихонько произнёс Семёныч.

– Я так понимаю, вы сейчас не про растение? – уточнил Антон.

– Само собой.

Сержант не стал спорить. Чем дальше, тем больше он соглашался с данной Семёнычем оценкой умственных способностей инспектора. Но сейчас были дела поважнее.

– А это только меня смущает, что здесь нет почвы? – спросил Антон. – Как оно растёт?

Старшина протянул руку сквозь заросли к стене.

– Вы что делаете! – заорал Гинапан. – У вас нет лицензии на работу с растениями!

Игнорируя инспектора, старшина вытянул руку и продемонстрировал коричневую пыль на пальцах.

– Ржавчина? – спросил Антон.

Семёныч молча отряхнул пальцы и повернулся к Гинапану:

– Как вы думаете, откуда здесь взялось это растение и как оно растёт?

– Как только прилетим на Форесту, специалисты выяснят происхождение данного, крайне любопытного экземпляра флоры.

– А вы сами определить не можете? – спросил Семёныч. – Вы же вроде как специалист.

– К сожалению, я не могу дать полноценный анализ. Слишком быстро меняются классификации, видовые различия, групповые принадлежности. Каждый день на дальних планетах открываются всё новые виды и подвиды. Вы хоть представляете, сколько растений появляется ежедневно? Мой… коллега Пулькус… – Прокофьев заметил, что имя своего коллеги Гинапан произнёс с отвращением и ненавистью. – За последний месяц обнаружил аж четыре новых вида! Микрофиал Пулькуса – растение размером в два миллиметра и с цветком в три микрона; флоразит Пулькуса – растение, растущее внутри стеблей других растений; хлорезея Пулькуса – водоросли, живущие лишь в нашатырном спирте, и плесень Пулькуса, растущая почему-то исключительно на футбольных мячах! Так что я затрудняюсь ответить, что это за растение.

Семёныч, хитро улыбающийся с того момента, как услышал про Пулькуса, заговорщически наклонился к инспектору и сказал:

– А что, если это что-то новое? Может, вы покопаетесь в справочниках? Ведь если вы установите вид этого растения, его точно назовут вашим именем.

Глаза инспектора засияли.

– Да! Это то, что мне нужно! Теперь мой коллега будет знать, как хвастаться своей плесенью Пулькуса! Я собью с него спесь!

Семёныч помахал рукой в спину быстро удаляющемуся инспектору и повернулся к Прокофьеву:

– А тебя эти растения тоже радуют?

Сержант пошевелил пальцем один из ростков; на пальцах остались следы какой-то густой прозрачной жидкости.

– Они меня пугают, – честно признался Антон.

– Меня тоже.

Старшина постарался приглядеться между стволами.

– Вся стена проржавела.

– Но как это могло случиться? При той стерильности, которая здесь… Была.

– Вот и я о том же.

Семёныч сунул руку в глубь зарослей и выдернул из стены небольшой побег. На маленьких влажных корешках налипли куски ржавчины.

Прокофьев разглядывал густую растительную слизь на пальцах, потом провёл пальцами по стене и пригляделся. Очень скоро металл, покрытый слизью, потерял свой блеск, потускнел и начал приобретать рыжеватый цвет.

– По-моему, это растение окисляет стену, – задумчиво проговорил старшина. – Видимо, именно из продуктов окисления оно и получает питательные вещества.

– Что ж получается?

– Ну, если говорить по-научному, то эта хрень пожирает стены корабля?

Семёныч пригляделся к участку стены, замазанной слизью, выделяемой растением.

– Быстро ржавеет. Это растение до добра не доведёт. Нужно его уничтожить.

– Я тоже так думаю.

Они не заметили, когда Гинапан появился в каюте.

– Уничтожить? Растение? Да вы такие же, как этот Безумный Деморализатор Вольномыслящих Насекомых!

Инспектор выхватил пистолет и направил его на гаишников.

– Сдать оружие!

Семёныч с Прокофьевым переглянулись и решили, что в героическом порыве бросаться на вооружённого фанатика не стоит.

Оба аккуратно, чтобы не раздражать ненормального инспектора, достали стазис-пистолеты и бросили их на пол перед Гинапаном.

Инспектор оттолкнул их ногой к увитой растением стене.

– Спокойно, – Семёныч поднял руки. – Сначала нужно во всём разобраться.

– Долетим до места назначения – суд разберётся!

– Да мы можем не долететь! – сорвался Семёныч. – Эта хрень пожирает перекрытия! Если оно доберётся до внешней обшивки…

– Ну и пусть! Если выживет растение – наша смерть не будет напрасной! О вьюнке Гинапана узнают все! Я впишу своё имя во все справочники по ботанике!

– Ты впишешь своё имя в надгробную плиту!

– Молчать! – рявкнул Гинапан. – И шагайте в камеру!

Заключённый спал, когда в камеру под конвоем вошли гаишники. Он открыл глаза, подёргал себя за мочку уха и сел на кушетке.

– Добро пожаловать в мою скромную обитель. А вас сюда за что? – спросил заключённый, когда дверь камеры закрылась за гаишниками.

– Заткнись, – буркнул Семёныч и повернулся к Прокофьеву: – У нас большие проблемы. Даже если мы долетим до Форестии, мне не улыбается оказаться на скамье подсудимых.

– И вы тоже? – спросил Фридрих Клипс. – И что же вы сделали? Наступили на любимого тараканчика инспектора? Сели на его любимый кактус? Закусили его любимым фикусом?

– Да ладно вам, – ответил Антон Семёнычу, игнорируя заключённого. – Главное – долететь. А там нас кто угодно признает невиновными!

– А вот на это я бы не надеялся, – снова встрял террорист. – Вы видели эмблему на груди Гинапана? Он принадлежит к воинственной касте «Крестоносцы хлорофилла». Они верят, что после смерти их душа перемещается в растение и даёт толчок к его эволюции в разумную форму жизни. Так что, если эти фанатики хотя бы заподозрят вас во вредительстве природе – вам не избежать казни через спасение микрофлоры.

– А это ещё что такое устрашающе звучащее? – спросил старшина.

– После этого процесса от человека остаётся только микрофлора кишечника. – Клипс полюбовался на недоверчивые лица гаишников и пояснил: – А чего вы ждали? Они по уставу не могут истреблять флору. А остальное – без проблем.

– Думаю, вы преувеличиваете, – недоверчиво заметил Антон.

– Это вы ещё не слышали, что они делают с курильщиками.

Прокофьев не стал уточнять, какое именно наказание имелось в виду. Если их отправляют на суд только за намерение уничтожить растение, что же будет с теми, кто курит сухие перемолотые листья?

– Если этот придурок не одумается, то никакой микрофлоры уже не останется, – пробормотал Семёныч и повернулся к заключённому: – Рассказывай, как ты хотел выбраться.

– Выбраться? – переспросил Клипс.

– Не корчь из себя дурачка! Третий день полёта – и на корабле появляется растение, пожирающее металл! Идея, стоит признать, хорошая. Ситуация аварийная, корабль обязан выйти из гиперпространства, где наверняка нас поджидали бы твои дружки. Вот только неувязочка получилась! Этот идиот, – Семёныч ткнул пальцем куда-то в стену, – не собирается менять курс! И если растение будет разрастаться такими темпами, то из гиперпространства выйдет только изъеденный ржавчиной остов!

Террорист недоуменно переводил взгляд с одного гаишника на другого.

– Что оно делает? – снова переспросил Клипс.

– Говорю же, жрёт металл! Превращает в ржавчину и поглощает её!

Семёныч заскрипел зубами, видя ошеломлённый взгляд заключённого.

– Ты что, правда не имеешь к этому никакого отношения?

Террорист некоторое время молчал, задумчиво постукивая пальцами по металлической раме койки.

– Думаю, косвенное отношение к этому я всё-таки имею, – сдавленно сказал он. – Как я понимаю, на этом же корабле перевозятся улики по моему делу?

– Само собой.

Террорист провёл ладонью по лицу.

– Идиоты, – тихо сказал он. – Какие же они идиоты!

Прокофьева это тихое замечание испугало намного больше, чем арест и предстоящий суд. Несмотря на замечания Семёныча, только сейчас сержант понял, что они действительно могут и не дожить до выхода из гиперпространства.

– Рассказывай, – скомандовал старшина.

– Откуда, по-вашему, взялось это растение на стерильном корабле? Я выводил его для Вариаты. Это планета-свалка. Его задача – освободить площади для посевов, поэтому оно питается продуктами разложения всяческого мусора – металла, пластика, химикатов и прочего хлама.

– Вы наконец-то решили завязать с терроризмом и совершить доброе дело? – ехидно спросил Антон, не слишком-то верящий в перевоспитание преступников.

– Завязать? Ха! Мои действия, как обычно, нарушат экосистему! – ухмыляясь, воскликнул Клипс. – Поставят под угрозу уникальную флору планеты! Могут быть уничтожены такие уникальные виды, как слизевые грибы, кислотная плесень, аллергический мох, гнилевые кочерыжки и даже, представьте себе, зловонные папоротники!

– А что с другими планетами? Теми, на которых вы устраивали экологические катастрофы? – подозрительно спросил Антон. – Там вы тоже помогали людям?

– Давай подумаем: на Мерлине уничтожил болота, чтобы оттуда на ближайшие деревни не нападали радужнокрылые комары-кровопийцы. На Зимулане аннигилировал посевы двадцатисемилистника смердящего и филамении вязкокукожистой, растений с обратным фотосинтезом, то есть поглощающих кислород и выделяющих сероводород. На Фазе выжег морские плантации мазутного мокреца, покрывавшего водоёмы плёнкой, не пропускающей в воду кислород и солнечный свет, от чего моря там были похожи на болота. Мне продолжать? – Террорист посмотрел на молчащих гаишников, потом добавил: – И, кстати, да. Все эти виды были занесены в Красную книгу. Так как раньше их уничтожали безжалостно, пока Экоконтроль не наложил запрет.

– Что-то я не пойму. – Антон нахмурился. – Крупные межгалактические организации занимаются тем же! Уничтожение неблагоприятных условий, терраформирование, изменение климата. Если вы делаете то же, что и они, почему считаетесь опасным террористом?

– Вот именно. КРУПНЫЕ корпорации, получающие за это от местного населения КРУПНЫЕ деньги. К ним никакой Экоконтроль не прикопается. А платить такие суммы не все могут. Вот тогда эти люди и идут ко мне.

– Это всё, конечно, интересно, но что там с растением? – напомнил Семёныч. – Что делать с этим сорняком?

Клипс пожал плечами.

– Не знаю.

– Как не знаете? Это же ваше растение!

– Уже не моё. Как и говорил, я вырастил его для того, чтобы оно очистило свалку на Вариате. Там тройная сила тяжести, разреженная атмосфера, перепады температуры в день колеблются от семидесяти до минус пятидесяти, день длится пять часов, ночь – тридцать два часа…

– И в таких условиях могут выжить растения?

– Это – может. Оно адаптируется к внешней среде.

Прокофьев, как и любой житель вселенной, слышал об адаптоидах. На заре заселения космоса, чтобы избежать проблем с доставкой пищи на далёкие колонии, были созданы растения, способные приспосабливаться к самым разным климатическим условиям, не меняя своих питательных свойств. Например, именно благодаря адаптоидам сейчас было возможно наслаждаться такими продуктами, как кукуруза для высокотемпературных планет, дающая плоды сразу в виде попкорна; чипсошка – картошка, выращенная при пятикратной силе тяжести, из-за чего она была плоской и тонкой; собрал с грядки, бросил на сковородку – получил чипсы; помидоры и огурцы, которые сами заквашивались на некоторых планетах.

Размышления Антона прервал тяжёлый вздох террориста.

– На корабле стараниями нашего тюремщика созданы идеальные условия для развития растений. Свет, влажность, атмосфера, сила тяжести… – продолжил объяснять Клипс. – Внешнее воздействие кардинально отличается от заданных параметров. Так что степень изменений, произошедших с адаптоидом за время полёта, я даже приблизительно оценить не могу.

Семёныч почесал макушку.

– Остаётся надеяться, что наш тюремщик окажется достаточно умным, чтобы не допускать растение до внешней обшивки, пока мы не прибудем в пункт назначения, – отметил старшина, уселся на кровать и достал колоду карт. – В дурачка?

Утром их разбудила доносящаяся из-за стены музыка. Гаишники подошли к стеклу и обомлели. Пока они спали, растение перебралось из коридора в караулку и уже оплело полстены. Перед растением инспектор установил проигрыватель, из которого и доносилась какая-то симфония. Отдалённо мелодия напоминала классическую музыку древних композиторов, но исполнялась на инструментах, явно не предназначенных для человеческого уха. Да, можно было разлить нечто похожее на орган, тромбон, виолончель, но помимо этого присутствовали звуки, похожие на скрип пенопласта по стеклу, визг тормозов и кваканье лягушек. Гинапан стоял посреди комнаты, закрыв глаза, и блаженно покачивался в такт музыке.

Семёныч забарабанил кулаком по стеклу.

– Дай поспать!

Инспектор его проигнорировал.

– На хрена ты вообще врубил эту шарманку?

На этот раз Гинапан соизволил обратить своё внимание на старшину.

– Научно доказано, что растения лучше растут, если для них играет симфоническая музыка. Лично я после прослушивания чувствую себя бодрым и готовым к великим свершениям!

– Лучше растёт? – спросил Семёныч и вдруг заорал: – ЛУЧШЕ РАСТЁТ? Идиот! Это растение уничтожает корабль!

Но Гинапан демонстративно отвернулся и вышел.

Ещё через пару часов магнитофон замолчал. После визга, скрипа и прочего пирлиликанья тишина показалась сущим блаженством.

Прокофьев подошёл к окну и прокомментировал:

– Растение сожрало проигрыватель.

– Одно радует, мы больше не услышим этой музыки.

Однако их надеждам не суждено было сбыться. Буквально через пять минут из комнаты раздались визги похуже прежних.

Бросившийся к окну Прокофьев увидел, что инспектор стоит перед растениями и извлекает эту какофонию из какого-то смычкового инструмента, отдалённо похожего на скрипку, сделанную из пластика и металлолома.

– Угомонись ты уже! – крикнул Семёныч.

– Проигрыватель повреждён. Вот я и пытаюсь сам воссоздать идеальную музыку для растения. По-моему, неплохо получается. А вы как думаете?

– А вам он не мешает? – спросил Прокофьев у террориста, спокойно лежащего на койке.

Клипс его проигнорировал.

– Эй! Вы меня слышите?

– Оглох, бедняга, – констатировал Семёныч.

Прокофьев помахал рукой перед глазами террориста. Тот наконец-то обратил на него внимание, дёрнул себя за мочку уха и спросил:

– Чего?

– Спрашиваю, как ты можешь спокойно переносить такие вопли.

– А, это. Искусственные барабанные перепонки. Пришлось поменять после происшествия на планете Скент. Зато теперь могу в любой момент включать и выключать звук, у меня в ушах встроенный плеер и переводчик с сорока языков. Ну и когда таксисты свою музыку включают – тоже штука незаменимая.

– А что за происшествие-то? – спросил Антон, надеясь, что рассказ отвлечёт его от мерзких звуков.

Клипс сел на кровати, потянулся и начал рассказывать:

– Меня наняли роботы, давным-давно захватившие власть на Скенте. Слишком большая влажность на планете приводила к постоянному ржавению и, как следствие, необходимости тратить очень большие объёмы природных ресурсов на изготовление смазочных веществ.

– И как вы решили данную проблему?

– Создал губчатый организм, способный вбирать объём воды, в сотни раз превышающий объём самой губки.

– Растительный памперс придумал, что ли? – подытожил Семёныч.

– Ну-у-у… Можно и так сказать.

– А влажность воздуха как понизил?

– Та же самая губка, только с крылышками.

Семёныч хмыкнул, скривился от очередной «трели», донёсшейся из-за стекла, и заткнул уши пальцами.

– А слух как потеряли? – спросил заинтригованный Антон.

Клипс досадливо махнул рукой.

– Да всему виной благодарность. Когда я улетал, все роботы планеты пришли меня провожать и начали хлопать в свои металлические ладоши. От этого звона я и оглох.

К этому моменту Гинапан закончил музицировать, и все вздохнули с облегчением. Но ненадолго.

Через час инспектор снова привлёк внимание заключённых.

– Ух ты ж, моя пупусечка! – доносился из-за стекла его голос. – Ух ты ж, моя красотулечка!

Прокофьев подошёл к окну и присвистнул. Возле стены стоял накрытый на две персоны обеденный столик. В тарелке Гинапана находилась какая-то жижа, рядом стоял стакан, на второй же тарелке стоял распылитель. Инспектор сидел лицом к растению и беседовал с ним.

– Что он там делает? – спросил развалившийся на койке Семёныч.

Как раз в этот момент инспектор поднял свой стакан, второй рукой взял распылитель, чокнулся сосудами, отпил сам и пшикнул из распылителя на растение.

– Водой растение опрыскивает, – буркнул Антон. – Поливает.

– Идиот, – ответил Семёныч.

Клипс тоже подошёл к окну.

– Это не вода. Удобрения. – Он прищурился. – Для ускорения роста и укрепления корневой системы.

– Дважды идиот, – вздохнул Семёныч.

– А с чего вы взяли, что это не просто вода? – поинтересовался Антон.

– На этикетке прочитал.

– Да ладно!

Террорист подмигнул.

– Искусственная сетчатка. Как-то меня наняли для работы на планете Флут, разрушенной несколько веков назад ядерным апокалипсисом.

– А кто же тогда нанял?

– Как кто? Крысы и тараканы! За три века под воздействием радиации они быстро эволюционировали до разумных существ. Но появилась проблема, у них практически закончилась еда. Грозил голод.

– И что же вы сделали?

Террорист пожал плечами.

– Очистил планету от остаточной радиации и завёз туда людей. Все довольны. Людям есть где жить, а крысам и тараканам есть у кого воровать жратву. На радостях они устроили салют в мою честь… Тараканы тараканами, а фейерверки у них раз в десять покруче слеповых гранат нашего спецназа. Зато теперь вижу в темноте, мне не нужен бинокль, по желанию смотрю в тепловом и рентгеновском режиме. А ещё могу с балкона подглядывать за женщинами на нудистском пляже в семи километрах от моего дома.

Прошло несколько часов с тех пор, как Гинапан ужинал с адаптоидом. Прокофьев прислонился щекой к стеклу, пытаясь рассмотреть стену рядом с окном.

– Что видно? – спросил Семёныч.

– Адаптоид почти добрался до нашей стенки. Думаю, через пару часиков мы сможем выбраться. Главное, чтоб до этого момента не появился инспектор.

Однако этому сбыться было не суждено. Дверь в караулку открылась, и вошёл Гинапан с оружием наперевес.

– Выходите, мерзопакостные отравители хрустальных подземных водоёмов! – заявил он, открыв дверь и взяв заключённых на мушку. – И без фокусов.

– Нам и тут неплохо, – ответил Семёныч.

– Ваше присутствие здесь неуместно. Малыш ещё недоросший, неумный. Он может по наивности своей выпустить вас, даже не догадываясь о вашем коварстве и жестокости.

– Вот и поумнеет сразу, – раздражённо ответил Семёныч.

Инспектор тяжело вздохнул:

– Несмотря на то что обязан доставить вас на суд, я с удовольствием пущу вас на удобрения.

Клипс поднялся.

– Идёмте. Не стоит злить его.

Гинапан провёл их к двери с голосовым замком.

– Инспектор Гинапан, – произнёс он в динамик. Дверь скользнула в сторону.

Инспектор махнул стволом пистолета в направлении каюты.

Заключённые вошли внутрь. Дверь скользнула на место, и гаишники с террористом снова оказались взаперти.

Снаружи послышались удаляющиеся шаги.

Прокофьев огляделся. Каюта действительно выглядела неприступной. Без окон и иллюминаторов, вентиляционная решётка совсем маленькая, дверь с голосовым замком. Сбежать отсюда невозможно.

И стоило Антону сделать такое умозаключение, как террорист спросил:

– Ну что? Выбираемся? Пока этот фанатик не вернулся.

– И как ты себе это представляешь? – буркнул Семёныч.

– Очень даже хорошо представляю, – ответил Клипс голосом старшины.

– Но как… – закончить вопрос Антон не успел.

– Искусственные голосовые связки, – ответил террорист голосом Прокофьева и продолжил уже своим: – Поменял после дела на Лисдее. Теперь могу менять голоса, пою лучше любой звезды. Могу повысить громкость голоса до ста двадцати децибел, что очень помогает, не поднимаясь с кровати, объяснить соседям через несколько этажей, что включать дрель, пока люди спят, – нехорошо.

На этот раз Клипс начал рассказ сразу, без дополнительных просьб:

– Одной из составляющих атмосферы Лисдеи был газ, по воздействию похожий на земной ЛСД, только слабее. Под его влиянием люди были всегда довольны своей жизнью, усердно работали, а уж отдыхали как! Но об этой планете прознали торговцы наркотиками из соседней звёздной системы. Они начали выкачивать наркотик из атмосферы. В результате люди стали озлобленными, их уже не устраивали условия жизни. Вдобавок ко всему началась ломка. Немного подумав, я ввёл в их экосистему растения, выделяющие при фотосинтезе не кислород, а оксид азота.

– Веселящий газ?

– Именно. В результате – все всегда довольны, жизнь наладилась, и наркокартелям планета неинтересна.

– А голосовые связки?

– Ну, из-за особенностей организма на местное население оксид азота подействовал слабее, чем на меня. А я от радости так ржал, что напрочь сорвал голосовые связки.

Клипс хлопнул ладонями по коленям и поднялся со стула.

– Ладно. Пора выбираться.

Террорист наклонился к двери и голосом инспектора произнёс:

– Инспектор Гинапан. Сим-сим, откройся.

Дверь скользнула в сторону.

Выбравшись из камеры, они сразу же направились обратно в караулку, где в шкафчиках хранились вещи гаишников. За недолгое время их отсутствия растение уже перебросило побеги на стену камеры.

– Теперь нам нужно обезвредить инспектора, – сказал Семёныч.

– Ну, уж втроём-то справимся! – с энтузиазмом заявил Антон.

– Ага, только, чур, я на него нападаю сразу после тебя, – хмуро заметил старшина.

– А я следом за вами, – добавил Клипс.

– Ну, и пока ты думаешь, откуда такое отсутствие энтузиазма, – хмуро пояснил Семёныч, – я напомню: у него не только защитный костюм, но ещё и оружие.

Прокофьев, конечно же, был готов идти на риск ради общего дела, но только в том случае, если всё делалось сообща, а не по принципу «Кого убили первым – тот дурак».

– Тогда нужно его сначала как-то отвлечь, – предложил сержант.

– Именно об этом я сейчас и думаю, – сообщил Семёныч, доставая из кармана чёрный маркер, которым он заполнял кроссворды, и направляясь к растениям. Он присмотрелся к листьям с одной стороны, с другой, сделал из пальцев рамку а-ля оператор и посмотрел сквозь неё. Прокофьеву все эти действия были непонятны, пока старшина не подошёл к растению и не начал рисовать маркером на листьях всяческих букашек и таракашек.

– Вы думаете, сработает? – скептически спросил Антон.

Старшина его проигнорировал. Антон взглянул через плечо старшины на его «художества».

– А вы правда считаете, что показывающий язык смайлик похож на букашку?

– Не придирайся! Если есть бабочка «мёртвая голова» с черепом на крыльях, почему не может быть насекомого со смайликом?

– Эй! – прозвучал со стороны голос Клипса. – Я нашёл оружие!

Гаишники повернулись с надеждой, которая угасла, как только они увидели находку террориста. Он добрался до кладовой и сейчас, улыбаясь, держал в руках ведро и швабру.

– А чего вы хмуритесь? – обиженно спросил он. – Другого-то всё равно нет!

Семёныч покачал головой.

– Антоха, покопайся в наших вещах, найди что-то поопаснее инвентаря для уборщиц.

Прокофьев открыл свой шкафчик, до которого уже добрались стебли, и негодующе заорал:

– Эта хрень сожрала кокарду на моей фуражке!

– Вот, – тихонько сказал Семёныч, наклонившись к террористу. – Теперь Прокофьев это растение зубами из стен повыгрызает.

Террорист недоверчиво поглядел на старшину. Семёныч пояснил:

– Ну, если наш инспектор из «Крестоносцев хлорофилла», то Прокофьева смело можно называть «крестоносцем Устава». Так что…

Фридрих Клипс резко вскинул вверх указательный палец, призывая всех к тишине, и прислушался.

– Он идёт.

– Прячемся! – прошептал Семёныч.

Прокофьев схватил первый тяжёлый предмет, попавшийся под руку, и метнулся к остальным.

Они лишь успели вжаться в угол за шкафчиком, что втроём было сделать довольно тяжело, когда дверь открылась и вошёл инспектор.

Он на миг застыл, поле чего с воплем «Мои бусинки!» бросился к растениям. Взволнованный появлением неожиданной заразы, он даже не заметил, что к нему со спины подобрались трое. Семёныч надел ему на голову ведро, Клипс саданул по нему шваброй, а Прокофьев схватил инспектора за шею и прижал своё оружие к его горлу.

– Не двигайся, – грозно заявил Антон. – У меня…

Только теперь он разглядел, что схватил из шкафа.

– У меня дезодорант, – севшим голосом закончил фразу Прокофьев.

– Ах вы невменяемые дыроколы озоновых дыр! – заорал Гинапан, пытаясь вырваться. – А говорили – ничего запрещённого не везёте!

На помощь растерявшемуся Антону пришёл террорист:

– Ты бы рот закрыл, инспектор! Если дезодоранты делают дыры в озоновом шаре, ты хоть представляешь, что они с твоим фотосинтезом сделают?

Инспектор перестал дёргаться.

Антон невольно улыбнулся. Ему говорили, что запах этого дезодоранта «не очень», но использовать как оружие…

– Вяжи его, – скомандовал Семёныч.

Террорист принялся оглядываться в поисках какой-нибудь верёвки.

– В моём шкафчике есть запасной ремень, – посоветовал Прокофьев. – Возле…

Договорить Антон не успел. Стоило ему отвлечься, как Гинапан боднул головой и врезал ведром сержанту прямо в нос. Прокофьев попятился и отпустил инспектора.

Семёныч бросился к Гинапану, но инспектор успел сдёрнуть с головы ведро и со всего маху огрел им старшину по макушке. Семёныч повалился на колени, держась за голову. Инспектор отпихнул его ногой и схватился за пистолет.

Прокофьев видел, как рванулся к инспектору террорист, и понимал, что не успеет.

Клипс практически достал инспектора, когда тот выстрелил.

Пуля попала террористу точно посреди лба.

И с металлическим звоном срикошетила в сторону.

Клипс левой рукой отбил пистолет в сторону, правой схватил инспектора за горло и со всей силы ударил его лбом. По каюте разнёсся гул, словно террорист ударил Гинапана не лбом, а металлической трубой.

Инспектор обмяк и кулем повалился на пол.

Клипс рукой стёр кровь со лба и повернулся к ошарашенным гаишникам.

– Титановая пластина в черепе. – Клипс постучал костяшками пальцев по лбу, раздался глухой металлический звук. – Поступил мне как-то заказ с планеты Ликасо.

– Это не там живут самые красивые по заключению всех мужских журналов Вселенной женщины-амазонки? – заинтересованно спросил Семёныч.

– Именно там. Меня попросили вывести новые сорта цветов, ароматы которых можно было бы использовать для создания новых линеек духов.

Антон с сочувствием поглядел на террориста и резюмировал все его рассказы:

– Да, экология – жестокая штука.

– Ага, жестокая, – согласился Клипс. – А жена со сковородкой наперевес – вообще беспощадная. Как только она узнала, куда я собрался лететь, так уклепала, что я месяц в больнице провалялся и никуда не полетел. Зато теперь могу стенку лбом пробить. Если нет под рукой молотка – могу гвозди лбом забивать. Ну и особенно помогает, когда домой пьяный прихожу. Жена уже все сковородки погнула и несколько скалок сломала.

Бесчувственного инспектора перетащили в свободную от вещей и растений камеру и заблокировали дверь.

– И что теперь? – спросил Семёныч террориста.

Прокофьев не стал ждать ответа и схватил с пожарного стенда топор. Подошёл к стене, замахнулся и с силой опустил топор на стебель. Лезвие крепко засело в древесине. Антон дёрнул топорище раз, другой.

– Скажи, Антоха, – с демонстративным любопытством спросил Семёныч, – а ты хлеб маслом резать не пробовал?

– Нет, – дёргая топор, ответил Антон. – А к чему этот вопрос?

Прокофьев ещё раз потянул топорище и чуть не сел на пол, потому как топор легко поддался. Правда, половины лезвия у него уже не было. Вместо него во все стороны торчали ошмётки ржавчины.

– Ты правда думал, что сможешь сделать что-то топором растению, которое жрёт металл? – хмыкнул старшина.

– Разрубить его нельзя, – пояснил Клипс. – Адаптоид поглощает любую субстанцию и если сразу же не умирает – включает её в свой обмен веществ и вырабатывает к ней иммунитет.

– Это как ловцы ядовитых животных с детства поглощают в малых дозах яд, чтобы выработать к нему иммунитет?

– Да. Что-то подобное. Наша основная проблема состоит в том, что у меня нет нужных инструментов, реагентов, биологических образцов… Да и времени у нас нет. Так что сейчас проблема состоит в другом. Каким бы способом мы ни пытались уничтожить растение, оно очень быстро приспособится. Мы уничтожим один отросток, другой, но новые ростки появятся уже с иммунитетом против наших действий. Да и старые ростки перестроятся, и мы ничего не сможем с ними сделать.

– То есть единственная возможность уничтожить растение – это убить его одним ударом? Пока оно не адаптируется?

– Именно. Вот только с учётом того, как оно уже разрослось, вместе с растением мы уничтожим корабль или его экосистему, необходимую нам для жизни. Мы могли бы заморозить его, но тогда придётся понизить температуру во всём корабле. Могли бы залить кислотой – но пришлось бы заполнить ею половину отсеков. Могли бы сжечь – но поджарились бы и сами. Кроме того, мы крайне стеснены в средствах.

– И что же ты предлагаешь?

Террорист сложил руки домиком.

– Нам нужно разделить его.

– Разделяй и властвуй? – процитировал Антон.

– Скорее, разделяй и уничтожай, – исправил Клипс. – Нам нужно добраться до отсека, в котором хранились вещдоки, откуда всё началось, и уничтожить луковицу, из которой оно изначально растёт.

– Точно! – Прокофьев хлопнул кулаком по ладони. – Уберём источник бед – и оно сдохнет!

Террорист поднял указательный палец и покачал им из стороны в сторону.

– Отростки не умрут. Но мы их разделим и сможем уничтожить по отдельности. При этом одни ростки не смогут адаптироваться к способам, которыми мы будем уничтожать другие.

Прокофьев понурился. Он-то надеялся, что всё окажется намного проще. Ну не мог он привыкнуть к тому, что какое-то растение может их уничтожить!

– Допустим, мы доберёмся к луковице. Как мы её уничтожим? – спросил Антон.

– Взорвём, – предположил Семёныч.

– Чем? – спросил сержант. – Выстрелом из пальца и криком «Ба-бах!»?

Старшина поднял за ствол пистолет Гинапана.

– Здесь полная обойма. Ещё я вытянул у инспектора запасную. Сделаем из патронов взрывчатку.

– А откуда вы знаете, как делать взрывчатку? – спросил Антон, впрочем, даже не удивившись наличию таких знаний у старшины.

– Летел когда-то с сапёрами в командировку. Мои кроссворды закончились, пришлось решать те, что попадались в их специализированных газетах.

Чем ближе они приближались к отсеку с вещдоками, тем больше становилось ростков. Антон даже не догадывался о масштабах постигшей их трагедии. Растение уже захватило центральную часть корабля, прогрызло стены, укоренилось в перекрытиях, источило перегородки.

Когда они добрались до лестницы, ведущей вниз к отсеку с конфискатом, выяснилось, что пролёт полностью увит стеблями растений. Зелёные стебли оплели перила, пробились между ступеней, свисали с потолка. Пробравшись сквозь эти джунгли, столкнулись с совсем уж непролазными зарослями. Проход перекрывали лианы толщиной с руку Прокофьева. Хорошо, что удалось найти газовую горелку в запасах инспектора.

– Дальше будем прорезать путь, – скомандовал террорист. – Действовать нужно быстро.

– Успеем, – отмахнулся Семёныч, включая горелку и передавая её Прокофьеву.

Антон продвигался вперёд с горелкой, за ним шёл террорист, подсказывая, какие именно стебли лучше резать. Замыкал шествие Семёныч с бомбой.

Для Прокофьева все стебли выглядели абсолютно одинаково, однако террористу как-то удавалось разобраться в этом зелёном хитросплетении, и с каждым перерезанным отростком заросли на довольно больших участках пути опадали и освобождали дорогу.

До каюты с вещдоками оставалось всего ничего, когда Прокофьев провалился. Металлические плиты перекрытия просто рассыпались под его весом в ржавую пыль, и Антон рухнул вниз.

Обычного в таких ситуациях вопроса «Ты там живой?» ни Семёныч, ни Клипс не задали. Ответ и без того был ясен по доносящимся из дыры в полу воплям и мату.

Впрочем, ничего опасного для жизни сержанта не случилось. Прокофьев, словно в гамаке, завис в сплетении ростков.

Он огляделся. Вокруг почти ничего не было видно за зелёной пеленой. Лишь кое-где среди зарослей просматривались изгрызенные ржавчиной панели.

– Ты видишь луковицу? – крикнул сверху Клипс.

– А как она выглядит? – спросил Антон.

– Это должен быть большой пурпурный клубень! Думаю, сейчас он должен быть диаметром метра в полтора! Постарайся найти его.

Антон сначала осмотрел места, которые видел, не двигая телом. Очень уж ему не хотелось вывалиться из растительного гамака и проделать путь вниз, к металлическим плитам, которые ещё не тронула ржавчина. Но цели так и не увидел.

Он решил пошевелиться и, ухватившись за один из самых толстых ростков, попробовал перевернуться. Только теперь Антон заметил, что на его гимнастёрке нет одного рукава. Причём он не оторвался! Проклятое растение жрало синтетическую одежду прямо на Прокофьеве! Это заставило сержанта поторопиться. Почему-то ему было не настолько страшно провалиться вниз, как оказаться голым.

Антон закрутил головой и вроде бы заметил что-то фиолетовое вверху, среди самых густых зарослей. Он перевернулся на другой бок, при этом лишившись второго рукава, и действительно увидел клубень.

– Вижу! – крикнул Антон.

Вверху в дыре появилось лицо Семёныча.

– Сейчас мы спустим тебе на тросе бомбу! Я поставил задержку на полминуты! Бросай её в центр, и мы тебя сразу вытащим!

Не дожидаясь ответа Антона, старшина с террористом спустили самодельную взрывчатку. Семёныч обмотал её проволокой, скрутив множество торчащих во все стороны крючков, чтобы она наверняка зацепилась за ростки, а не провалилась сквозь них.

Прокофьев снял бомбу, обмотал трос вокруг левой руки и прицелился в клубень.

Он пытался оставаться спокойным, несмотря на то что растение уже сожрало его правый ботинок и штанину до колена.

Антон прикинул вес бомбы на руке, расстояние, силу броска…

И швырнул бомбу точно в цель.

Взрывчатка зацепилась за ростки под клубнем.

– Вытаскивайте меня! – заорал Антон, и в тот же момент трос рванул его вверх, оставляя на съедение растению второй ботинок.

Они успели отбежать метров на двадцать, когда из-под пола донёсся глухой звук взрыва, и в тот же миг подточенный растением пол начал проседать.

Гаишники с террористом рванули по коридору со всех ног. Они успели взлететь по ступенькам на верхний этаж, когда лестница развалилась и рухнула вниз.

Прокофьев уселся на пол и опёрся головой о стену.

– Получилось, – выдохнул он. – Теперь всё будет намного проще. Так ведь?

Антон повернулся к террористу, который вглядывался в дыру в полу, пытаясь что-то рассмотреть.

– Так ведь? – повторил вопрос сержант.

Террорист не отвечал. В следующий момент раздался грохот, и из отверстия в полу взлетел клуб ржавчины. Обвалился ещё один кусок перекрытия. Клипс наконец-то повернулся к гаишникам.

– Не так, – мрачно ответил он. – Похоже, бомба не повредила растение.

– То есть как не повредила? – спросил Антон, когда прошло онемение от услышанного. – Я же попал!

– Попал, – кивнул Клипс. – Только растение успело адаптироваться к огню. Мы же пробирались к нему, используя горелку. Чем ближе к луковице повреждения, тем быстрее происходит адаптация. Если бы мы двигались быстрее… Ударной волной пообрывало мелкие стебли, и только. Вдобавок взрыв вызвал обвал перегородок, и теперь мы просто не доберёмся до центрального клубня.

– И что теперь? – обречённо спросил Прокофьев.

– Для начала нужно отправить сигнал SOS, чтобы нас ждали на выходе из гиперпространства. А потом будем воевать с, так сказать, превосходящими силами противника. Отсекать ростки по одному. Но мне нужно время, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Пока что нужно замедлить рост растения, попробовать ограничить его в пище.

Немного посовещавшись, Прокофьев с Семёнычем разошлись по отсекам. Сначала они действовали самым примитивным, но действенным способом: просто хватали стебли, пытаясь не прикасаться к кислоте, и разворачивали их туда, откуда они росли.

Прокофьев метался по отсекам, сгибая, заворачивая, подвязывая и прижимая стебли. Кроме того, Антон обрывал самые крупные ростки, чтобы предотвратить расширение зоны покрытия.

Приблизительно через час Антон вдруг столкнулся с длинным ростком, который он просто не смог оторвать. Сержант дёрнул раз, другой, упёрся покрепче ногами и потянул всей массой. Руки заскользили по стеблю, и Антон, ободрав ладони, растянулся на полу.

В каюту вошёл Семёныч.

– Отдыхаешь?

Прокофьев запыхтел, поднялся и снова схватился за корень.

– Оставь, – сказал Семёныч. – Не надрывайся.

– Да что я, сорняк какой-то не оторву, – краснея от натуги, выдавил Антон.

– Не оторвёшь, – спокойно сказал старшина, и Антон, от неожиданности ослабив хватку, снова уселся на пол.

– Оно адаптировалось, – пояснил старшина. – Стебли стали крепче. Я вообще удивлён, что ты их до сих пор умудрялся обрывать. Я уже минут двадцать как оставил это занятие.

Антон недовольно поднялся, отряхнул остатки одежды и со злостью пнул стебель ногой.

– Пошли. – Семёныч махнул рукой и вышел из комнаты. По пути на капитанский мостик Антон смог оценить масштаб работы, проделанной Семёнычем. Старшина времени зря не терял. Корни были перекручены и переплетены в направлении внутренних отсеков корабля. Ростки оборваны, но из основного корня уже пробивались новые крепкие побеги. Чуть дальше сержант рассмотрел весьма интересную картину: ростки перевязаны узлами, иногда сплетены в причудливые фигуры. В одном месте Антон заметил что-то похожее на сову, в другом нечто вроде бегемота.

Поймав его взгляд, Семёныч заметил:

– И макраме не действует. Ростки пружинят, гнутся, принимают старую форму и не дают связать себя.

Они собрались на капитанском мостике.

– Итак, что мы имеем? – начал Клипс. – Нам повезло, что инспектор содержал улики в самом центре корабля. Если бы адаптоид начал развиваться ближе к обшивке…

– …мы были бы первыми космонавтами, вышедшими в открытое гиперпространство без скафандра, – закончил фразу Семёныч.

– Наша главная задача, – продолжил террорист, – не дать растениям добраться до двигательного отсека, системы жизнеобеспечения, пульта управления и внешней обшивки. Как вы могли заметить, сначала в помещение пробирается главный стебель, а потом уже он пускает побеги, пожирающие всё вокруг. Значит, нам нужно заблокировать движение основных стеблей и по возможности максимально повредить. Их сейчас не больше десятка, точнее сказать не могу.

– И как же нам это сделать? – спросил Антон.

– Корабль – это замкнутая экосистема, в которой растёт наш адаптоид. Изменение какого-либо из экологических факторов приведёт к тому, что растению придётся приспосабливаться, и, пока это будет происходить, рост будет замедляться. Это даст нам необходимое для выхода из гиперпространства время.

Террорист откинулся на спинку кресла и поглядел на гаишников.

– Ну что? Устроим этому сорняку парочку экологических потрясений?

– Звучит заманчиво, – ответил Семёныч. – Но что конкретно ты предлагаешь?

Террорист разложил на столе план корабля.

– Я отметил основные маршруты, по которым движутся стебли. Как вы видите, пока что ситуация не так плоха, как казалось. К основным системам и отсекам они ещё не добрались, а значит, время у нас есть. Нам нужно по мере возможности заворачивать стебли к центральной части корабля.

– Они уже адаптировались к физическому воздействию, – напомнил Семёныч. – Как мы их развернём?

Клипс кивнул.

– Знаю. Но я тут осмотрелся и обнаружил любопытный факт. Стебель направляется туда, где ростки находят пищу, так сказать, повкуснее. Это пластик, различная синтетика и тому подобное. Нужно будет собрать на корабле всё, что адаптоид сочтёт деликатесом. Теперь будем приманивать его «едой». Но это не основная проблема.

Клипс указал на четыре красные линии, пересекающие план корабля.

– Корни. Очень крепкие, очень быстрорастущие и очень прожорливые. Развернуть их вряд ли получится, разве что немножечко подкорректировать путь.

По спине Прокофьева прошёл озноб, когда он осознал, что два из четырёх корней направляются в сторону реактора, а два других при таком темпе роста вскоре доберутся до обшивки.

– Я отметил на карте находящиеся поблизости от маршрута корней отсеки, в которых можно как-то им навредить. Я займусь устройством ловушек, а вам придётся сделать так, чтобы корни попали в них. Сначала займитесь поиском еды для адаптоида. Ищите всё искусственное. Это растение химию жрёт с бо́льшим удовольствием, чем мажор-подросток в ночном клубе. В общем, чем ближе будут ваши находки к определению «мусор», – тем лучше.

– Легко сказать, – буркнул Антон. – Здесь же стерильно!

– Загляните в отсек, на двери которого череп с костями и куча заградительных ленточек с надписями «Не входить» на разных языках. Там как минимум есть краска, ацетон и солидол. Думаю, есть там и прочее, к чему наш чистоплюй-инспектор брезговал прикасаться.

Антон удивлённо посмотрел на Клипса.

– Откуда такая осведомлённость?

Террорист постучал себя пальцем по носу.

– Фильтры в носоглотке. Установил после того, как мне выжгло слизистую. Теперь могу дышать практически любой атмосферой, плюс – определить её состав. Могу идти по следу не хуже ищейки. В магазинах испорченные продукты сразу чую. Ну и в общественных туалетах штука незаменимая.

– И куда же ты свой нос сунул, что тебя по нему так щёлкнули?

– На Марсонке назревала трагедия поистине глобальных социальных масштабов. Раньше планета отличалась повышенной сыростью, болотами и джунглями, что при заселении вызвало большие проблемы. Переселенцы страдали хронической простудой, постоянно чихали, однако на другую планету перебраться не могли. В конце концов это привело к тому, что поселенцы адаптировались к такой погоде не только физически, но и социально. Постоянное чихание, которые очень сильно мешало поселенцам при общении на стадиях заселения, в конце концов адаптировалось в новый язык. Да-да. Жители Марсонка общались чихами. – Клипс ухмыльнулся, что-то вспомнив. – Правда, из-за того, что чихание – процесс слабо контролируемый, самый распространённый чих у них значит: «Я ничего не сказал». Однако недавно из-за грозящей проблемы перенаселения возникла проблема с недостатком питания. Марсонкийцы обратились в одну из корпораций, занимающихся решением экологических проблем. И что сделали эти бестолочи? Они осушили болота, чтобы создать новые участки для посевов. Вот только они даже не задумались над тем, что, избавив жителей планеты от постоянной сырости, они избавили их и от хронической простуды. Жители перестали чихать! А другие способы вербального общения они просто забыли! Жители были вынуждены общаться исключительно письменно. Думаю, вы понимаете, насколько большой проблемой для марсонкийцев это стало. Руководство же корпорации, проводившей осушение, отказалось признать свою ошибку и за её исправление требовало огромную сумму. Тогда-то руководство планеты и вышло на меня. Проблема была в том, что возвращение сырости снова вернуло бы проблему отсутствия посевных земель. Так что мне пришлось зайти с другой стороны. Я вывел цветущее круглый год растение, пыльца которого вызывала аллергию у ста процентов жителей планеты. С какой же благодарностью они чихали, когда я покидал планету!

– А нос?

– Ну… Перед отлётом мне вручили огромный букет очень красивых, редких цветов. Я решил их понюхать… И сжёг себе слизистую. Запах был как у нашатырного спирта, только раз в сто мощнее. Из-за постоянного насморка у жителей планеты практически атрофировались органы обоняния, потому они и не подозревали, насколько вонючи эти самые цветы.

Антон вошёл в отсек, неся набитый рюкзак, и увидел, что Семёныч уже в полную силу взялся за работу. Помещение было увито толстыми мотками старой ржавой проволоки. Она занимала всю центральную часть отсека и упиралась в левую стену, куда и нужно было завернуть росток. Один край сейчас просто валялся на полу в ожидании появления корня.

– Думаете, оно полезет по проволоке? – спросил Антон.

– Наверняка, – ответил Семёныч. – Старая изоляция, ржавый металл.

– Я не люблю гречневую кашу. Просто на станции ничего другого не было.

– Ну так и адаптоиду перебирать особо нечего!

Прокофьев понимающе кивнул. Он некоторое время смотрел на проволоку под разными углами, потом отошёл к стенке, окинул взглядом всю панораму и спросил:

– ХРЕН ТЕБЕ?

Семёныч с гордостью оглядел своё творение. Громадную проволочную надпись.

– Нам же нужно его задержать, вот я и решил, что чем больше проволока будет извиваться, тем дольше растение по ней будет ползти.

Старшина задумчиво почесал щетину.

– Я, правда, более витиеватую фразу хотел изобразить, но проволоки не хватило.

Семёныч отряхнул ладони от ржавчины и обратил внимание на сумку в руках Антона.

– Показывай, что у тебя есть.

Антон расстегнул «молнию» и начал доставать из сумки предметы:

– Так. Из личных запасов. Пена для бритья. Крем после бритья. Мыло. Шампунь. Крем для обуви. Полироль для кокарды.

– Нужно было ещё расчёску принести и фен, – хмыкнул старшина.

– Зачем?

– Судя по тому, что ты достал из сумки, ты решил не уничтожить адаптоида, а создать здесь салон красоты для безумных растений.

– А что я могу сделать, если у меня больше нет ничего вредного для растений?

Семёныч задумчиво перебирал флаконы, потом кивнул.

– Ладно. Сойдёт поперву. Тут я закончил, а теперь… – Старшина сверился с картой. – Теперь в 24-й отсек, а ты беги ищи ещё что-нибудь.

За следующий час Прокофьев пробежался по кораблю, но практически ничего не нашёл. Пару банок краски, банку солидола, канистру машинного масла да несколько проржавевших панелей. Всё это сержант отнёс Семёнычу и отправился на новые поиски. Забежал в отсек с проволокой, убедился, что растение вело себя именно так, как рассчитывал Семёныч. Оно полезло по проволоке и уже обвило первые три буквы надписи. Заскочил к террористу спросить, не нужна ли помощь. Клипс, не отвлекаясь от работы, покачал головой, и Антон снова отправился на поиски еды для адаптоида. Однако больше ничего пригодного для употребления растением найти не удалось.

Устав гонять по отсекам, Антон сел в кресло и задумался. Чем же ещё можно прикормить эту гадину? Минут пять он сидел и бесплодно ломал голову, изучая свои голые ступни. И только потом его осенило.

Конечно же! Одежда! Когда они пытались взорвать растение, ростки с удовольствием полакомились его одеждой! Ткань! На корабле она только синтетическая!

Антон вскочил и побежал по отсекам, срывая простыни, вспарывая обшивки кресел и наполняя скрученные из наволочек мешки мебельной тканью и набивкой.

Через полчаса довольный собой Антон отправился в 24-й отсек, где трудился Семёныч.

– Стой! – заорал Семёныч, как только Антон вошёл в отсек. – Не шевелись!

Антон завертел головой в поисках опасности, но ничего не увидел.

– Теперь спокойно сделай шаг назад.

Сержант послушно выполнил приказ, всё ещё не наблюдая опасности.

– Ну только погляди, что ты наделал! – расстроенно заявил Семёныч, указывая на пол.

Только сейчас Антон заметил, что пол разрисован непрерывной извилистой линией, которую он в одном месте перервал ногой.

– Что ж вы так пугаете! Делов-то!

Антон схватил кисть из стоящей на полу банки с краской и широким взмахом соединил разорванную линию.

Семёныч подозрительно посмотрел на Антона.

– Ты действительно хочешь сообщить о своей непреодолимой страсти к… – Старшина ещё раз взглянул на пол, повернул голову и так, и эдак и продолжил: – Да. Именно к чайникам. Если так, то на кухню я тебя больше не пущу.

– Чего? – спросил ошалевший Антон.

– Ну, именно это сейчас обозначает текст после твоей правки.

Антон покраснел и оглядел каракули, которые он принял за обычную линию.

– А тут что-то было написано?

– А то! Стал бы я марать пол без смысла! Тем более тут я не был так ограничен в ресурсе, как с проволокой!

Прокофьев покраснел ещё больше и передал кисть старшине.

Только сейчас Семёныч соизволил обратить внимание на мешки в руках Антона.

– Ого! Плодотворненько. – Старшина заглянул в наволочку. – Только вот думаю, надолго этого не хватит.

Прокофьев развёл руками.

– Больше ничего нет. Я уже весь корабль обрыскал. Только в реактор и не заглядывал.

– Плохо. – Семёныч почесал макушку. – Ну, покопайся ещё в моих вещах, мож, что-то полезное найдёшь. Хотя ума не приложу, что там может найтись.

Когда Клипс вызвал гаишников, Прокофьев бросил работу и помчался на мостик. На бегу его посещали самые страшные предположения о причине вызова. Что ещё могло случиться?

Перед дверью на мостик Антон чуть не столкнулся с Семёнычем, и гаишники спешно протиснулись в командный отсек. Террорист сидел за пультом, уставившись в экран, на котором преобладала зелень.

– Что-то случилось? – спросил Антон.

– С минуты на минуту случится. Сейчас испытаем первую ловушку. Я решил, что и вам будет интересно это видеть.

Гаишники пристроились за спиной террориста, глядя через его плечи на экран.

Сначала террорист включил изображение с камеры в отсеке с проволокой. Растение оплело её настолько, что надпись уже не просматривалась. Да и откуда? Там и проволоки-то уже, наверное, не осталось. Однако задумка Семёныча удалась. Адаптоид свернул в нужную сторону.

Клипс переключил изображение на соседний отсек. Стебель давно прогрыз стену и уже добрался до середины комнаты. Ростки расползлись по полу, опутали его зелёным покрывалом.

– Ну-с… – Клипс захрустел пальцами. – Поехали.

Он нажал какую-то кнопку на пульте и наклонился поближе к экрану, наблюдая за происходящим.

Сначала Антон ничего не видел.

– И что? – спросил он встревоженно. – Не получилось?

– Сейчас-сейчас…

И в этот момент откуда-то из-под потолка повалил белый туман, а на пол полилась дымящаяся жидкость.

Террорист довольно откинулся на спинку стула и пояснил:

– В этом отсеке проходит труба для рециркуляции хладагента. Я немного поигрался с ней, установил клапан с дистанционным управлением.

Тем временем туман заполонил почти всю комнату, перекрывая гаишникам обзор. Антон успел рассмотреть, как покрываются инеем стебли, как трескаются и отваливаются мелкие ростки, а потом объектив камеры покрылся изморозью, и изображение пропало.

Прокофьев ещё некоторое время глядел в пустой экран, довольно улыбаясь, потом заявил:

– Так и хочется сказать что-то героическое! Как в фильмах! Вроде: «Ну что, отморозок! Получил?»

– Скажи лучше, Антоха, что там с твоим 46-м отсеком? Сделал?

– Эх, не умеете вы ценить моменты радости! – наигранно возмутился сержант, но столкнувшись взглядами со старшиной, поспешил добавить: – Да сделал я! Сделал!

Террорист пощёлкал клавиатурой, и на экране отобразился 46-й.

В помещении, к которому приближался очередной стебель, пол был залит водой.

– А чем вода поможет? – спросил Семёныч.

– Это не вода. Это спирт. Там градусов девяносто.

– Спирт?

– Ну да, я туда высыпал тюбик дегидрованного спирта. У вас в рюкзаке нашёл. Теперь там концентрация.

– Что ты сделал? – заорал Семёныч.

– Но вы же сами разрешили брать ваши вещи!

– Это были мои запасы на весь отпуск!

– Ладно вам! – остановил перебранку террорист. – Идея-то хороша. А что со стенами? Нам же нужно, чтобы стебель завернул налево.

– А к стенам я подвёл электричество. Ко всем, кроме левой.

– Хорошо. – Террорист кивнул.

– Хорошо? – спросил Семёныч. – ХОРОШО??? А к воде ты не мог электричество подвести вместо спирта?

Прокофьев потупился.

– Я сначала про спирт придумал, и только потом ток провёл.

– С тебя бутылка, – буркнул Семёныч, сложив руки на груди. – А если выживем – то ящик.

– Не отвлекайтесь. Это только первый из корней. Ещё работы и работы, – прервал их Клипс, пощёлкал кнопками на пульте и показал поочерёдно на два увитых корнями помещения. – 45-й и 34-й отсеки. Действовать нужно быстро. Один заворачиваем к отсеку очистки, второй к котельной.

– На него же огонь не действует!

– Я там кой-чего присмотрел в приборах, там можно сделать отличный аналог микроволновой печи. Адаптоиду это явно не понравится.

Прокофьев осторожно приоткрыл дверь в каюту, где содержался Гинапан. Инспектор сидел на полу и, похоже, медитировал.

– Обед, – сообщил Антон.

Инспектор не отреагировал, даже глаза не открыл.

Антон пожал плечами, оставил удобрения и воду на полу и закрыл дверь.

Как только щёлкнул замок, Гинапан открыл глаза и порывисто поднялся. Он растворил удобрения в воде и, став на корточки, принялся пшикать питательную смесь сквозь решётку вентиляции. Когда запасы закончились, он вернулся в центр комнаты и снова уселся. Теперь ему оставалось только ждать и надеяться, что Великая Богиня Флора оценит замысел по достоинству и поможет ему осуществиться.

Дальше действия происходили будто в каком-то очень нудном, затянутом, но очень жутком триллере. Антон понимал, что им грозит опасность, однако она надвигалась настолько неспешно, что перестала ощущаться как нечто неотвратимое. Один корень пойман, ещё три вроде бы начали сворачивать в нужных направлениях.

К концу первого дня адреналин выветрился, а после этого поиск мусора и перенаправление меньших стеблей превратились в нечто рутинное.

Во многих отсеках адаптоид настолько искромсал стены, что находиться там стало попросту опасно. В некоторых отсеках растение повредило проводку, оставив их без света.

Больше всего неудобства Антону принёс разрушенный пол в санузле. Воспитанный сержант очень неуютно чувствовал себя, направляясь при необходимости в ближайшие заросли адаптоида.

Самые большие проблемы мог доставить корень, находящийся на самом нижнем ярусе корабля.

– Если он проест пол и уйдёт вниз, нам несдобровать, – констатировал Клипс.

– Антоха, что у нас осталось из полезных вещей? – задумчиво спросил Семёныч.

– Немного красной краски, банка зелёной. Немного мазута…

– Всё это не подходит, – перебил Антона Клипс. – Нам некуда его выводить. Нужно думать, как его уничтожить. Вот только…

– Почему же некуда? – задумчиво спросил Семёныч, глядя на потолок. – Что у нас вверху?

Террорист сверился с планом корабля.

– Коридор, два спальных отсека и оранжерея… – Клипс хлопнул себя ладонью по лбу. – Оранжерея! Нужно завести росток туда!

Антон недоуменно поглядел на террориста.

– А какая нам от неё польза?

– Адаптоид не ест органику! Мы зациклились на том, что он ест и что его убивает! Но ведь можно ещё и останавливать его тем, что он не может съесть! Пусть он и проберётся сквозь оранжерею, в конце концов, но задержится там, пока будет кружить по зарослям!

– Ага. Нам только осталось убедить корень в том, что он полноценное дерево и должен расти вертикально вверх, а не стелиться по земле.

– Нужно создать для него какую-то шахту, – проговорил Семёныч, задумчиво постукивая себя указательным пальцем по скуле. – Можно для этого использовать трубу. Или шланг.

– Не получится. Корень сожрёт низ и не станет лезть выше. А если и полезет, то всё равно в конце концов сожрёт трубу, и ростки вырвутся.

Семёныч некоторое время стоял, сложив руки на груди, потом вдруг заявил:

– Ищите трубу! – сорвался с места и выскочил из щитовой.

После недолгих поисков Прокофьев с Клипсом остановили свой выбор на водопроводной металлопластиковой трубе, по которой подавалась вода для полива в оранжерею. Диаметром она была в полметра, так что её должно было хватить и для корня, и для жгутиков.

Они притащили трубу и надели её одним концом на подросший корень. Террорист как раз прикрепил второй конец трубы к потолку, когда вернулся старшина.

– Вот! – гордо заявил Семёныч и показал женские кожаные туфли размера эдак двадцатого.

– Что вот? – спросил Антон.

– Туфли из кожи пуруальского квырна!

Об этих легендарных животных Прокофьев, конечно же, слышал, и об их коже тоже. Существа, представляющие собой что-то вроде воздушного шарика, способные для полёта набирать газ и раздуваться с естественного размера (в котором они были с лягушку величиной) чуть ли не до дирижабля. Кожа ценилась за то, что обувь можно было шить безразмерную. Она в любом случае растягивалась и облегала ногу по размеру.

Откуда у старшины такая дорогая обувь, Прокофьев решил не спрашивать. Впрочем, он давно перестал задавать подобные вопросы. Это было всё равно что решать кроссворд, где на все вопросы один ответ: «Конфискат».

– Оно сожрёт трубу и доберётся до кожи, которую не сможет съесть! И тут нам на руку, что растение стало таким прочным. Каким стебель вырастет – таким и останется! А расти он будет вертикально!

Семёныч распорол туфли, и гаишники начали обматывать кожей трубу. Кожи хватило с избытком, даже осталось немного.

Террорист осмотрелся и, отряхнув руки, заявил:

– Пока вроде всё. Идите поспите немного. Я разбужу, если будет нужно.

Инспектор сидел у себя в камере спокойно. Он не шумел, не пытался выбраться, знал, что из этого ничего не получится. Он верил, что всё будет так, как должно. Верил, что природа возьмёт верх. Верил, что Святой Хлорофилл не оставит его. И потому он ждал.

Прошло очень много времени, и он нервничал. Он знал, что сейчас его растение сражается за жизнь с тремя варварами, и ничем не мог помочь.

Он сидел, уставившись в одну точку.

Сверху что-то посыпалось. Мелкая рыжая пыль, кружась в воздухе, оседала на его оливкового цвета комбинезоне.

Гинапан поднял глаза и улыбнулся.

– Я знал, что ты не оставишь меня, – прошептал он. – Знал, что придёшь на помощь и вызволишь меня из этой темницы.

На потолке каюты расползалось пятно ржавчины, в которое местами уже начали проникать белые корешки.

Сон у Антона был беспокойный и крайне бредовый. Сначала он сражался с насекомыми, пытавшимися избить его скрипками; потом беседовал о смысле жизни с разумной картофелиной; после этого за ним начали гоняться гигантские четырёхлистники клевера с лопатами, желающие посадить его на вскопанной грядке. Убегая от них, Прокофьев споткнулся и провалился в какую-то яму. Он съезжал по пологому склону, пытаясь схватиться за торчащие со всех сторон корни. Нет! Это корни пытались схватить его!

Прокофьев закричал и проснулся.

И снова закричал. Съезжал он наяву. Пока сержант спал, две ножки кровати провалились в проржавевший пол, и сейчас Антон сползал с кровати в ощетинившуюся бурыми балками и зелёными побегами дыру.

Он скатился с кровати и быстро отполз к дальней стене, откуда и наблюдал, как кровать со скрипом проваливается сквозь пол.

Дверь открылась, и в каюту влетел Семёныч. Увидев дыру в полу, он бросился к ней, но вовремя заметил Антона и осторожно, вдоль стены, подошёл к нему. Старшина успокаивающе похлопал сержанта по плечу и повёл его на кухню.

Там Семёныч сразу же вручил Антону кружку с коньяком и, пока тот приходил в себя, направился к робоповару что-нибудь состряпать.

Антон отхлебнул коньяка, поморщился и отставил кружку.

– Долго я спал? – спросил Антон.

– Часа четыре. Сорняк наш разрастается, да ты это и сам заметил. Террорист закончил все ловушки. Одна из них сработала, пока ты спал. Микроволновка, которую Клипс смастерил в котельной. Почти начисто высушила корень, пока тот не адаптировался. Я сначала хотел тебя разбудить, но решил все-таки дать отоспаться.

Повар пискнул, и Семёныч достал из приёмника две тарелки с уже опостылевшей белковой жижей.

– Ещё я обработал 172-й и 36-й отсеки. Туда побеги от замороженного корня полезли. Но ничего, завернул. Вот только материалы закончились. Нечем его уже заманивать. Щас перекусим и снова на поиски чего-то грязно-гадкого.

Антон зачерпнул жижу ложкой и, морщась, проглотил. С таким же отвращением ел и Семёныч.

– Гадость, – в сердцах гаркнул старшина и бросил ложку на стол. – Кто такое вообще есть может?

– Никто, – мрачно ответил Антон и тоже отодвинул свою тарелку.

Они на миг замолкли и переглянулись.

– Точно! – воскликнул старшина. – Никто и ничто! Что там говорил Клипс? Растение не ест органику?

Семёныч долго изучал робоповара.

– Интересно, много этой гадости он может сделать? – задумчиво спросил старшина. – Антоха, неси-ка ведро, будем кулинарить!

Как оказалось, запас робоповара был довольно велик. Прежде чем ресурсы исчерпались, они успели наполнить белковой массой полтора десятка вёдер.

После того как кровать Прокофьева провалилась, гаишники и террорист ходили по кораблю как по болоту, проверяя крепость пола металлическими арматурами, которые где-то откопал Семёныч.

Несколько часов гаишники бегали по каютам, обмазывая жижей пол вокруг стеблей, создавая несъедобный коридор для растения.

Как оказалось чуть позже, данная белковая масса растение не остановила. И проблема была не в том, что она пробиралась под ней или шла в обход. Нет! Она жрала белковую массу с намного большим удовольствием, чем краску и мазут.

После этого они просто выкладывали из белка направляющие дорожки так же, как делали с краской и мазутом. То есть Антон просто извилистые, а Семёныч – матерные.

Пока они возились с белком, один из стеблей добрался до стерилизационного отсека. Клипс подождал, пока корень закрепится на стене, и лишь после этого включил систему очистки. С потолка повалила пенная жидкость.

Растение застопорилось. Оно росло, ширилось, но ничего не могло поделать. Кислота, которая выделялась из ростков, тут же смывалась очищающей жидкостью, и корешки не могли закрепиться на металлических поверхностях.

Антон как раз заканчивал обустройство 53-го отсека, когда на связь вышел Семёныч.

Голос у него был обеспокоенный. Не обеспокоенный как «А вдруг сегодня дождь пойдёт», а как «Я сижу на бомбе с часовым механизмом, у которого спешат часы».

– Прокофьев! Галопом в щитовую! Это 133-й.

– Что случилось? – уже на бегу спросил Антон.

– Шестой корень!

Антон влетел в щитовую. Старшина и террорист стояли посреди комнаты, стены которой были увиты силовыми кабелями и увешаны распределительными щитами, и о чём-то спорили.

– Что случилось? – спросил запыхавшийся сержант и увидел торчащий посреди комнаты из пола стебель. В стороны уже начали расползаться зелёные жгутики.

– Откуда оно взялось? Я же только что был этажом ниже! Там нету корней!

– Вот именно. И если бы мы не зашли сюда, чтобы перенаправить силовые поля, то и не знали бы о нём.

– Но откуда?

– Видимо, этот росток шёл между перекрытиями, потому мы его не видели, – пояснил Клипс. – Почему он добрался аж сюда, а не вылез раньше и как он умудрился не задеть ни одного кабеля – я не знаю. Но факт остаётся фактом. Он здесь.

– Нужно его убить! – воскликнул Антон. – Давайте его током долбанём!

– А ничего, что дерево электричество не проводит? – мрачно спросил старшина.

– Его нужно уводить отсюда, – констатировал террорист.

Прокофьев огляделся.

– Единственное место на стене, которое не занято проводами, – дверь. Но пока до неё доберётся центральный корень, жгутики всё равно уничтожат электронику.

– Ну, давай подумаем, – сказал старшина, почёсывая макушку. – Самый простой способ – сделать стены несъедобными. Так? Так.

Семёныч повернулся к террористу.

– Значит, нам нужно обклеить стены органикой! – Семёныч поглядел в сторону Антона. – Нам нужно обклеить стену бумагой. Она ведь сделана из дерева.

Прокофьев сначала не понял, к чему клонит Семёныч, а когда понял – ужаснулся.

Из бумаги у него с собой был только паспорт и… Вручённый ему на выпускном в Академии ГАИ как лучшему курсанту Устав! Коллекционный экземпляр!

– Нет! – запротестовал он. – Только не это! Только не Устав! Это запрещено! Это непрофессионально! Это неэтично! Это…

– …спасёт нам жизнь, – закончил старшина.

Семёныч с Клипсом вышли из щитовой, а Прокофьев, ещё раз осмотревшись и убедившись, что другого выхода нет, пригорюнившись, отправился за Уставом.

Со слезами на глазах сержант выдёргивал страницу за страницей из книги, которую получил лично из рук генерала, и клеил их на стены. Однако Семёныч был прав. Устав, который неоднократно защищал Антона по службе, теперь защитит их всех от смерти. Что может быть лучше?

Злой Антон вошёл в рубку.

– Обклеил? – спросил Семёныч.

– Почти.

– В каком смысле почти?

– Совсем чуть-чуть не хватило.

Семёныч задумчиво нахмурился.

– Значит, нужно искать что-то ещё.

– Больше мы бумагу здесь не найдём, – сказал Клипс.

– Почему же не найдём? – мрачно заметил Антон, глядя на Семёныча, и достал из-за спины запакованную в целлофан старую бумажную газету с заполненным кроссвордом. – Нашёл у старшины в рюкзаке. Как раз хватит на недостающий участок.

Семёныч с ненавистью поглядел на сержанта.

– Это… Ты… Это первый из составленных мной кроссвордов, который был опубликован! Это…

– …спасёт нам жизнь, – закончил Антон.

Семёныч испепелил взглядом сержанта, выхватил кроссворд и быстро вышел из рубки.

Избегая камер, Гинапан добрался до своей каюты и ползком, чтобы не попасть в зону действия датчиков слежения, пролез вовнутрь.

Только здесь инспектор мог расслабиться, не боясь быть обнаруженным. Но ему было не до того.

Он подошёл к стене, в необходимой очерёдности нажал на несколько заклёпок, и в стене открылась ниша.

В ней на железном манекене висел плащ и оружие крестоносцев ордена Святого Хлорофилла.

Помолившись божественным Корням и Ветвям, потом всепрощающим Почкам и Листикам, не забыв также благословенные Пестики и Тычинки, Гинапан начал вооружаться для похода на неверных во славу Солнца, Хлорофилла и сына их Фотосинтеза.

Подождав полчаса и так и не дождавшись Семёныча, Антон решил проверить, всё ли хорошо. Мало ли что могло случиться на этом ржавом корыте.

С Семёнычем Антон столкнулся на выходе из щитовой. Старшина был явно доволен и… нежно прижимал к груди упакованный в целлофан кроссворд.

Прокофьев редко выходил из себя. Но сейчас он почувствовал, что закипает. Кулаки сжались сами собой, зубы заскрипели, кровь прилила к лицу.

– Это как понимать? – спросил Антон, впервые в жизни забыв о субординации.

Семёныч непонимающе поглядел на разъярённого сержанта, потом на кроссворд и отмахнулся.

– Да заклеил я, заклеил. Не кипи.

Антон отодвинул Семёныча и шагнул в щитовую, ожидая увидеть голый кусок стены, до которого адаптоиду удастся добраться. Однако когда Прокофьев нашёл глазами участок, на который не хватило страниц Устава, злость мгновенно улетучилась и сменилась недоумением.

– Вы… обклеили стену страницами своего паспорта? – оторопело спросил он.

Старшина пожал плечами.

– Мне никогда не нравилось, как я получился на фотографии.

До выхода из гиперпространства оставалось меньше дня, почти все крупные корни были заблокированы или уничтожены, а молодые стебли ещё не настолько окрепли и подросли, чтобы успеть нанести кораблю большой вред.

Последний из корней продвигался точно по заданному гаишниками маршруту в сторону ядерного реактора. К этому моменту адаптоид разросся настолько, что корень удлинялся до нескольких сантиметров в минуту. Он уже прогрыз перегородку и сейчас добрался до середины отсека, в котором Клипс установил генераторы направленного силового поля.

Террорист нажал кнопку. По обмоткам, украшающим стену, прошёл разряд, и невидимые глазу плоскости сорвались со всех четырёх стен, пола и потолка, сжимая корень с побегами в воздухе, в центре камеры.

Клипс довольно потёр руки.

Прокофьев, напряженно сжимавший кулаки, наконец-то расслабился и перестал шагать по капитанскому мостику из стороны в сторону.

Семёныч сразу же потерял интерес к происходящему и задумался, где бы взять выпивку.

А в следующий миг они все снова дёрнулись к экрану. Там происходило кое-что, никак не входящее в их планы.

Инспектор ногой высадил преграждающую путь стену. Стена, конечно же, была проржавевшей насквозь, однако выглядело это весьма эффектно.

Сквозь пролом в перегородке он шагнул в камеру и увидел извивающийся в воздухе посреди каюты корень.

Сначала он не понял, что же происходит, и лишь спустя полминуты сообразил, откуда взялись и что обозначают кабели, обвившие стену.

С воплем «Бонсай!» он рубанул мечом один из кабелей.

Посыпались искры, Гинапана отбросило к дальней стене, а корень упал на пол и пополз к стене, ведущей в реакторный отсек.

Прокофьев рванулся к выходу.

– Куда! – заорал Семёныч и схватил Прокофьева за плечо. – Пока ты доберёшься, там радиации столько будет, что твоё тело потом на новогоднюю ёлочку вместо гирлянды цеплять можно будет!

– Если ничего не сделать – реактор может взорваться! – крикнул Прокофьев и повернулся за поддержкой к террористу.

Клипс в кресле поник, ссутулился.

– Мы проиграли.

Полковник Рыков с отвращением глядел на снующие возле Врат корабли. Они слетелись как стервятники, как только стало известно о том, что находящемуся в гиперпространстве кораблю грозит опасность.

Возле Врат собралась целая космическая эскадрилья. Кого тут только не было. Медики. Пожарные. Военные, считающие, что гиперпространству грозит опасность. Учёные, решившие, что открываются новые возможности в изучении гиперпространства. Экологи, жаждущие заполучить новый вид растений и тут же внести его в Красную книгу Вселенной. Репортёры, надеющиеся, что из Врат выйдет лишь обгоревший остов корабля. Торговцы, перелетающие от корабля к кораблю и предлагающие пищу быстрого приготовления, но долгого переваривания.

Рыков нервничал. Корабль должен был появиться с минуты на минуту. А это самые ужасные мгновения. Когда одновременно хочешь, чтобы всё закончилось, и надеешься оттянуть миг, который может принести неприятные известия.

Полковнику очень хотелось выпить, но он никогда не позволял себе этого на работе.

Наконец-то Врата засияли, оповещая о скором появлении корабля.

«Целомудренный пестик» вышел из врат точно по графику. На первый взгляд выглядел он целым. В тот же миг корабль подхватило силовое поле и потащило к ангару военного авианосца «Скорпион». Вроде бы обошлось.

Однако все попытки выйти с кораблём на связь заканчивались неудачей. Корабль не отвечал.

Рыков не сдержался и бросился в ангар.

Как только входной люк был срезан, внутрь корабля бросились спасатели и медики. Рыков в лёгком защитном скафандре побежал следом за ними.

Открывшаяся внутри корабля картина не поддавалась никаким описаниям. Все стены были увиты стеблями похожего на плющ растения, перегородки и перекрытия крошились от ржавчины.

Осторожно ступая за спасателями, которые проверяли безопасную дорогу, Рыков шёл к командному мостику. Добрались без происшествий, но потратили больше часа времени на поиск безопасного пути.

– Тов-вариш-щ плковн-ник! – крайне радостным и крайне пьяным голосом заорал Прокофьев, постарался подняться на трясущиеся ноги и козырнуть, но вместо этого зарядил себе ладонью в лоб и повалился на пол под хохот двух других.

Одним из них был Семёныч, а второго Рыков не знал. Теоретически это мог быть террорист, но почему он тогда не в наручниках?

Рыков подбежал к Семёнычу.

– Старшина! Доложить ситуацию!

Семёныч тяжело поднял голову, прищурился, рассмотрел наконец-то Рыкова.

Взял со стола фиолетовый фрукт и протянул его полковнику. Рыков недоуменно взял фрукт. Семёныч взял ещё один, с размаху ударил своим о фрукт Рыкова.

– Ваш-ш здровье, – с трудом выговорил он, откусил от фрукта, повалился на пол и захрапел.

– Да что здесь происходит? – заорал Рыков.

– Зацвьло, – не поднимаясь с пола, промямлил Прокофьев. – Мы д-думли, будьт, – дальше он попытался издать звук взрыва, но не вовремя икнул. Так что он, всё так же лёжа, развёл руками и добавил: – А оно взяло – и зацвьло.

До сути произошедшего Рыков смог докопаться через пару часов, когда гаишников и незнакомца накачали всевозможными антиалкогольными препаратами и привели в более-менее божеский вид. Сейчас они сидели в кают-компании «Скорпиона». Рыков в кресле, Семёныч развалился за столом, Прокофьев сидел рядом, обхватив руками похмельную голову. Заключённый сидел в углу комнаты в наручниках и под стражей. Инспектора пришлось накачать снотворным и уложить в лазарет. Когда его нашли, он бегал по трюму от стебля к стеблю и при помощи ватной палочки опылял цветы, ещё не превратившиеся в фрукты. Он категорически отказался уходить с корабля, орал что-то о вьюнке Гинапана и сопротивлялся. Пришлось его усыпить.

Семёныч уже заканчивал рассказ о злоключениях в гиперпространстве:

– Ну вот. А потом оно добралось до реактора. Мы думали, ну всё. Кирдык. Загерметизировали все помещения, надеясь, что реактор не взорвётся. Сели ждать. А всё оказалось намного проще. Как только растение добралось до радиации, оно приостановило свой рост. А через пару часов начало цвести.

– Ничего не понимаю, – насупился Рыков.

– Всё просто, – подал из своего угла голос Клипс. – Это растение выращено, чтобы жить на свалке, где полным-полно отходов, постоянные перепады температуры, токсические отходы и довольно большой уровень радиации. Пытаясь его уничтожить, мы случайно умудрились воссоздать почти все факторы среды, в которой оно должно расти. Вот оно и зацвело. А потом ещё и фрукты вырастило.

– Кстати, – Семёныч кивнул в сторону заключенного. – Этого человека можете отпустить. Он не террорист. Произошла ошибка. Просто однофамилец.

Рыков подозрительно посмотрел в сторону террориста.

– Вы уверены?

– На все сто.

– Есть одна проблема – инспектор его опознал.

– Этот ненормальный, который чуть нас не угробил?

Рыков некоторое время смотрел в глаза Семёнычу. Тот не отводил взгляда.

– Хорошо, – наконец-то произнёс он. – Думаю, мы сможем доказать, что слову человека, прикинувшегося пчёлкой-опылителем, можно не верить.

– И я так думаю, – улыбнулся Семёныч.

Рыков жестом отпустил стражу и отключил наручники.

– У меня только один вопрос. Как вы умудрились так нажраться?

– А это всё Прокофьев, – заявил старшина, не потрудившись ничего объяснить.

На помощь ему снова пришёл Фридрих Клипс:

– Сержант умудрился напоить растение спиртом в период роста. Адаптоид включил его в свой обмен веществ. Вот и получились такие замечательные фрукты. Одновременно и выпивка, и закуска. А главное, вполне съедобные и безвредные.

Семёныч воровато оглянулся по сторонам, достал из кармана фиолетовый фрукт и подмигнул полковнику.

– Ну что? По пятьдесят?