Часы в углу кабинета ударили два раза. Засиделся. Глаза слипаются. Рубио тоже сидит на своем диванчике и клюет носом. Спать пора. Денек выдался не из легких. А вспомнить особенно нечего — обычная производственная рутина. Где-то некачественно поставили заклепки (что такое сварка, здесь понятия не имели), металл пришел не тех характеристик, некоторые комплектующие еще не готовы, да и смежники опаздывают… Проблемы выматывают, но решать-то их все равно нужно. Но уже не сегодня. Будет день — будет пища. Во всяком случае, надеюсь на это.

— Все, Руби, я — баиньки. И тебе советую.

Мой друг потянулся, зевнул и стал подниматься с грациозностью медведя покидающего берлогу после зимней спячки.

И в это время раздался стук в дверь.

В одно мгновение сонный медведь преобразился в готового к прыжку тигра. Взгляд метнулся в сторону двери, рука нырнула под пиджак.

— Господин Ройд, — в приоткрытую дверь просунулся длинный нос начальника ночного караула. — Извините, я бы вас не беспокоил, но вижу, окно светится… Решил, наверное, не спите…

— Ну что там еще, — спросил Рубио, становясь между дверью и моим столом.

— Тут посетитель… — запинаясь, проговорил охранник. — Говорит: «Предупредить. Очень важно. Опасность вам угрожает».

— И именно сег-о-о-дня? — протянул я, прикрывая ладонью раздираемый зевотой рот. — До завтра мои враги не потерпят?

— Он говорит, что до утра не доживет, что его могут убить в любой момент. Я думал, важно… Но, если вы не хотите, я его отправлю восвояси.

— Подожди, — сказал Рубио. — Он хоть представился?

— Сказал, что господин Гарвер его знает, но имя не назвал.

— Ладно, веди этого доброжелателя, — сказал я, окончательно отгоняя наваливающуюся сонливость. — Видно, сегодня поспать не удастся. Извини, Руби.

И я оказался прав на все сто.

Дверь отворилась, и в кабинет вошел доктор Маргус Прастель.

— Черт возьми, — вырвалось у меня. — Это снова вы! Что вам от меня нужно? Я не собираюсь лечиться у вас, Прастель, даже если помирать буду! Руби, убери этого…

— Успокойтесь, господин Гарвер, — Прастель не среагировал на мою вспышку гнева и спокойно продолжал. — Это в ваших интересах. Может быть, еще благодарить будете. Во всяком случае, выгнать меня никогда не поздно, а если не выслушать, то можно потом уже не восполнить. Не пришлось бы локти кусать. Ну что, может, все-таки поговорим?

— О чем? О лечении в вашем центре?

— Нет. Поверьте, господин Ройд, мне есть что вам сказать. Выслушайте, не пожалеете.

— Ладно, — смилостивился я. — Руби, оставь его. Поговорим, но не долго. Глаза слипаются, спать хочу. Ну, что там у вас такое важное?

— Много чего, — вздохнул доктор, усаживаясь на неудобный стул у стены (к столу его Рубио не подпустил). — Только, знаете, я три дня ничего не ел. Да и почти не спал две ночи кряду. Может, хоть бутерброд и глоток кофе?

Я только сейчас обратил внимание на вид доктора. Он действительно был какой-то вымотанный, усталый и испуганный. Взгляд его все время прыгал с меня на Рубио, с двери на окно. Лицо удлинилось, щеки ввалились и покрылись седоватой щетиной. Добротный костюм, отмеченный мною еще в первый визит, был измят, грязен и порван на локте. А ведь, действительно, нежданный гость производит впечатление голодного и не выспавшегося беглеца. Только вот от кого бежит доктор Прастель? И куда?

Рубио достал из книжного шкафа тарелку с остатками принесенного Вергой обеда — хлеб, сыр, пара кусков копченого мяса. На спиртовку поставил медную турку с кофе.

— Ну что, начнем, господин доктор? — нетерпеливо сказал я, когда мне надоело смотреть, как мой гость, подкрепившись, тщательно вытирает губы и пальцы грязным носовым платком.

— Да…, - замялся Прастель, очевидно собираясь с мыслями. — Да, пожалуй. Спасибо за угощение, господин Ройд. Да… Так вот… Вообще-то, я думал поговорить с вами с глазу на глаз.

— Даже не надейтесь! — сказал, как отрезал Рубио.

— Я так и думал. Но, не знаю, как вы, господин Тарлен, воспримете то, что я скажу. Гарвер — понятно. Ему сам Бог велел, а вот вы…

Меня изрядно раздражали эти его ахи-охи-экивоки. Я уже хотел было прикрикнуть на гостя, как вдруг он произнес фразу, заставившую меня застыть с открытым ртом, как античная мраморная статуя.

— Я, господин Гарвер… кхм, кхм, как лучше сказать?.. Я, как и вы человек из другого мира.

То, о чем я боялся даже думать, самым неожиданным образом оказалось озвученным. Нет, конечно, проклятые вопросы все время мучили меня, не давали спать ночами, вгоняли в состояние, подобное ступору в самый неподходящий момент днем. И все же… В глубине души я не воспринимал свою теперешнюю жизнь реально. Может быть сон, может, провалы в памяти… Даже версию колдовства не отбрасывал, как невозможную по определению. И вот ключевое слово произнесено. Другой мир! Как это может быть?

— Что такое? — осклабился доктор. — А вы что, не догадывались? Да, господин Ройд, другой мир, параллельное пространство, временной сдвиг, иная реальность. Выбирайте на свое усмотрение.

Я продолжал, как рыба, выброшенная на берег, хватать ртом воздух и пытаться что-то сказать, но у меня ничего не получалось. А Прастель, наслаждаясь произведенным эффектом, окончательно успокоился, закинул ногу на ногу и продолжал с ехидной улыбочкой на лице:

— Каюсь, в вашей беде винить нужно только меня. Благодаря мне вы оказались в шкуре молодого богатого шалопая. Скажите спасибо. А ведь могли, как, например, я оказаться переселенным в тело крестьянина. Или, вообще, в женщину, старика или ребенка. Ну что, не пропало желание меня выслушать?

— Продолжайте, — сказал я, с трудом сглатывая слюну.

— Рассказ будет довольно длинным, но без него вы ничего не поймете. А главное, не поймете своего теперешнего положения. Готовы слушать? Что же, начнем.

В моем родном мире меня звали… Но, хотя, зачем вам это знать? Ваше прошлое имя меня так же не интересует. Все это уже неважно. А важно то, кем я был. А был я очень неглупым молодым человеком. У меня был первый результат по факультету. Мои работы по волновой электронике… Знаете, что такое электроника? Прекрасно. Это я к тому, что в этом мире не существует даже такого термина. Посмотрите на вашего друга. Он не понимает ни слова из того, что я сейчас говорю. Так вот, мои работы по волновой электронике были опубликованы еще на предпоследнем курсе университета и сразу привлекли внимание научной общественности. А, защитив диплом, а потом и диссертацию, я и вовсе стал уважаемым ученым. У меня была уйма предложений от лучших лабораторий страны и даже из-за границы. А я на свою голову принял предложение профессора Раста Беннегга из Лаборатории волновых исследований Академии Наук.

Мы занимались исследованием всевозможных полей и излучений. Не буду вдаваться в подробности — все равно не поймете. Это были фундаментальные исследования. Ну, такие, с помощью которых пытаются определить природу мира, космоса, жизни…

— Да хватит, в конце концов! — не выдержал я. — Не такой я уже и дурак. Может, в вашей области я и не специалист, но в элементарных вещах как-нибудь разберусь. Прекратите ликбез, и ближе к делу!

— Хорошо, хорошо… «Ликбез». Интересное словечко… Так вот… Этот эффект мы обнаружили случайно. Не стыковался энергетический баланс. Вроде как, кто-то подкачивал установку энергией. Но, бывало и наоборот — тот же «кто-то» часть энергии у нас подворовывал. Мы сели за столы и занялись теоретическими изысканиями. Наш шеф — Беннегг первым предположил, что мы нащупали коридор в параллельный мир.

Интересный он человек, Раст Беннегг. Ученый с большой буквы. Патриарх старой научной школы. Видели бы вы его! Высокий, представительный, всегда одет с иголочки при всех атрибутах — галстук с заколкой, антикварные часы с цепочкой, значок элитного научного сообщества на лацкане. Высокий лоб, седая грива волос, что у того льва. В свои восемьдесят очками не пользовался, да и зубы, скорее всего, были еще родные, а не вживленные. Представляете? Гуманист, черт бы его побрал! Этот его гуманизм мне дорого обошелся.

Короче, мы три года жгли энергию и катушки генераторов, исписали тонны бумаги, стерли километры карандашей, прежде чем профессор Беннегг представил на суд общественности свою… нашу теорию. Что вы так недоверчиво смотрите? Карандаши смущают? Я ведь просто стараюсь более понятно вам рассказать свою историю. Во мне, наверное, умер поэт — тянет на метафоры и гиперболы. Какая вам разница, на чем мы производили расчеты — на бумажке в столбик или на электронных машинах! Конечно, на машинах, на сверхмощных машинах, способных выполнять миллионы операций за доли секунд. Но в моей истории это, по большому счету не важно.

Суть теории сводилась к тому, что с помощью направленного пучка волновой энергии можно пробить перегородку между двумя реалиями. Если таковые существуют, конечно.

Тут мне, наверное, следует кое-что разъяснить. В наших научных кругах гипотеза о многомерности вселенной и наличии параллельных миров отнюдь не считалась лженаучной. Целые лаборатории только тем и занимались, что исследовали странные факты в истории. И таковые были. То в человека неожиданно «вселяется дьявол», он начинает говорить на неизвестном языке, не узнает близких. То странные летательные аппараты зависают над крышами ферм, до смерти пугая обывателей, то невиданные доселе животные нападают на скот. Разве в вашем мире такое не происходило? Ну и фольклор… Сказки, легенды и тому подобное… Как ни странно звучит, но у человека воображение совсем не безграничное, даже скорее, наоборот. Придумать что-либо абстрактное и в природе не существующее он не способен. Но, увидев нечто странное, обязательно распишет и додумает детали. Так они и появляются, сказки. Была, например, у нас легенда о многоглавом драконе, которого не убить, отсекая головы. Сказка? Но был найден его окаменелый скелет. И действительно — крупная рептилия, три головы! А одна голова существенно недоразвита, будто начала развиваться значительно позже. Так что, и к фольклору у нас отношение очень серьезное.

Сообщение Беннегга вызвало изрядный интерес, собрало большую аудиторию. Шеф наш был замечательным оратором. Уж как разрисовал картину — художник позавидует! Для более наглядного разъяснения своих выкладок профессор привел пример. Если в зоне энергетического прорыва окажется человек, то его энергетическая составляющая — не знаю, как у вас, но здесь это называется душой — может переместиться в другой мир и даже занять новую телесную оболочку. Чисто гипотетические измышления, вроде полета на сверхсветовом звездолете к краю видимой Вселенной. Для ученых подобные бредни — не более, чем красочное растолкование своих выводов. Но были и другие слушатели.

Вскоре нашу группу пригласили в одно очень серьезное учреждение и предложили сказать «Б», раз уж было сказано «А». Иными словами, от нас потребовали продолжить эксперимент именно в направлении перемещения души в параллельные миры. Ну, не совсем так, конечно. Было предложено нащупать, насколько реальны эти миры и какова их природа. Для этого нам обещали многократно увеличить финансирование, кроме того, предоставить материал для практических экспериментов. Я не очень ясно выражаюсь или вы поняли? Да, нам обещали в качестве экспериментального материала выделить людей. Бедный Беннегг чуть со стула не грохнулся, услышав, что от него требуют. Начал объяснять, что его сообщение — не более, чем физическая абстракция, что душа есть категория скорее религиозная, чем физическая, и даже ученые-медики не уверены в ее реальном существовании. Говорил, что наша установка — не новый вид орудия казни, что совесть никогда не позволит ему заниматься подобной дикостью. Предупреждал, что эксперимент сам по себе уже опасен — прорыв эфирной перегородки влечет фоновые возмущения и т. д. и т. п. Разъясняю, при эксперименте всегда возникали природные катаклизмы — землетрясения, извержения вулканов, цунами, вспышки эпидемий и прочие ужасы. И чем больше мощность, тем страшнее бедствия. Побочные эффекты, так сказать, или прямые следствия нарушения граничных слоев — кто знает? Шеф так расходился, что чуть сердце не прихватило. Неброские серые собеседники переждали этот взрыв эмоций, а потом напомнили, что все наши эксперименты производятся на их денежки. А, как говорится, кто платит — тот и музыку заказывает. Так что, они будут решать, чем нам заниматься в дальнейшем, если, конечно, не улицы мести. А все аргументы уважаемого мэтра — чепуха. Люди, которые будут участвовать в экспериментах — и не люди вовсе, а преступники — убийцы, насильники, воры. Они уже отпахали по несколько лет в урановых шахтах, так что наши опыты для них — благо, эвтаназия, акт высокой гуманности. Об их душе и вовсе волноваться незачем — пусть святые отцы беспокоятся, это их сфера интересов. Планету же трусило все время. Подумаешь — толчком больше, толчком меньше. Да и не доказано еще, что из-за энергетического прорыва. Мало ли что там цифры расчетов показывают. Лучше бы посмотреть на цифры, которые скоро образуются на наших банковских счетах. Вот это цифры — так цифры! Короче, предложили нам все хорошо обдумать в течение недели.

— Зачем им это? — я с трудом шевелил языком. Рассказ Прастеля меня настолько поразил, что буквально вызвал шок.

— Зачем? Что тут непонятного? Информация — всегда оружие. Владеешь информацией — значит, вооружен. Владеешь в большей степени, чем противник, значит, и вооружен лучше. Мало ли, какие горизонты знаний откроют параллельные миры. Может быть, это будет оружие на основе смещения времени. Как заманчиво нанести удар раньше, чем твой враг начнет только планировать нападение. Или климатическое оружие. Захочет противник сконцентрировать войска, скажем, в горной долине, а там вдруг — бац! Землетрясение в 12 баллов. Или вулкан извергнулся. А атака из другого мира в самый неожиданный момент? Мало ли… Даже местные вояки выгоду поняли. Правда, масштаб помельче. Им бы пулемет — и то за счастье! Я продолжу, если не возражаете?

Ну, начали мы советоваться. Кто-то был за, кто-то против. Ладно, чего там ломать комедию. «За» был только я. Шеф вовсе хотел закрыть тему, разобрать оборудование и уничтожить документацию. Наивный парень! Ему бы это никогда не простили бы. Да, наверное, и не сошло с рук. После истории со мной и он, и все его прихлебатели наверняка уже уран в шахте копают.

Я в то время был молод, красив и влюблен. А моя избранница была самой красивой дамой в мире. В нашем мире. Поверьте, я совсем не преувеличиваю. Хотя, все это и субъективно…

Прастель задумался, обхватив голову руками. Снова начались ахи и вздохи. Но у меня не повернулся язык вернуть доктора к действительности.

— Да… Увы… Эх… Видели бы вы ее. Высокая, почти с меня ростом — Прастель поймал удивленный взгляд Рубио и дополнил. — Моего тогдашнего роста. Я был парнем довольно высоким, не то, что сейчас. Ноги у нее были длинные и ровные, эталонные ноги королевы красоты. И грудь всем на загляденье. Как выйдет в свет в коротком платье с глубоким декольте, все мужчины глаз оторвать не могут. При мне одна министерша в театре своему муженьку такую затрещину влепила, когда он своим носом чуть не уткнулся в еле прикрытые соски моей подруги! Об этом даже новости сообщали. Но и фигура — далеко не все. Был водопад черных, как смоль волос, были огромные зеленые, как у кошки глазищи, крупные чувственные губы… А! Да что там говорить! Вы представляете, сколько стоило содержать такую красоту? Брошенный ею муженек был далеко не бедным человеком. И она привыкла к обеспеченной жизни. Я, конечно, был гораздо привлекательней ее бывшего своей молодостью, смазливой рожей и мужской силой. Но даже этого было мало. Нужно было иметь деньги. Много денег. Один поход в ресторан обходился мне в двухмесячный оклад. И так уже у моей милой проскальзывали презрительные нотки в мой адрес. Мол, красивый, но ничего в жизни не достигший, кроме темперамента — за душой ничего. Кар — так себе, квартира бедновата и расположена черт-те-где… И так далее в том же духе. Сами понимаете, предложение вояк было как нельзя более кстати.

Но как возразить Беннеггу? Этот, несмотря на свой преклонный возраст, придушит в два счета. А уж его свита и вовсе на куски разорвет. Увидел я, что убедить никого не удастся, и пошел на хитрость. Тайно вступил в переговоры с ребятами из учреждения. Хотел сам возглавить лабораторию. Или новую основать. Все равно Беннегг не станет с ними сотрудничать — идеалист еще тот. На плаху готов пойти ради своих убеждений. Сукин сын! Да видно, где-то произошла утечка. Пронюхали мои друзья-коллеги. Или предал кто-то…

В то утро шеф так вежливенько сообщил мне, что разрядная камера что-то барахлит. А через час должны инспектора из учреждения приехать. Неплохо бы проверить, в чем там дело, чтобы в грязь лицом не ударить перед спонсорами. Я удивился такой перемене, но не более. Какой я был идиот! Ведь знал же, что Раст Беннегг другим не станет, но все равно обрадовался. Я не очень честолюбив. Меня в тот момент интересовали не почести и научные лавры, а только деньги. И даже не столько деньги, сколько Она. Та, которую без этих проклятых денег не удержать. А под руководством мэтра дела пошли бы гораздо лучше, и гонорары потекли бы более полноводной рекой. Короче говоря, схватил я приборы, инструмент и ринулся прямо под разрядник. Не успел зайти, какой-то ушлый паренек люк за мной — клац! А через мгновение…

— Молния? — грустно спросил я. Неприятные воспоминания нахлынули и на меня.

— Какая там молния! — вдруг взвился доктор. — Это здесь без молнии не обойтись. Потому что энергия нужна колоссальная. А там в нашем распоряжении был сверхмощный термоядерный реактор. Вы, небось, о таковом и не слышали. Молния! Кстати, молния, вернее, подкачка молнией высокочастотного разряда — это мое изобретение. Но теперь и без нее можно обойтись — эту проблему я решил. Об этом позже.

— Так мне на деле удалось убедиться в гениальности моего шефа Раста Беннегга, — продолжал доктор Прастель, допив третью чашку кофе. — Открыл глаза и ничего не понял. Что за деревья вокруг? Что за серость над головой? Что за вспышки? Грозовое небо? Откуда небо, и где делся потолок разрядной камеры? Что за доски подо мной, откуда солома? Что за скотина фыркает и храпит впереди?

От этих вопросов впору было с ума сойти. И я сошел бы, не знай о теории своего шефа. Но, все равно, было очень страшно. Чего скрывать, я и сейчас нормально спать не могу. Кошмары снятся. Если бы не пара бокалов вина перед сном, вообще до нервного истощения дотянул бы. Кстати, не найдется ли немного чего-нибудь более крепкого, чем кофе? Не отказался бы…

Ну, ладно. С большим трудом сообразил, что нахожусь в телеге запряженной лошадью. Знаете, никогда не думал, что лошади могут таскать повозки. В моем мире эти твари только наперегонки бегали. И стоили огромных денег. Нет, читал, конечно, что раньше их крестьяне использовали как тягловую силу. Но самому оказаться в настоящей телеге с настоящей лошадью!.. Ужас! Самый настоящий кошмар! Упал я на дно телеги и опять сознания лишился.

Снова очнулся уже, когда лошаденка дотащилась до крестьянского подворья. Вокруг меня суетились какие-то люди — мужчины, женщины, дети. Подняли на руки, в дом отнесли, в жесткую кровать положили, рядном каким-то грязным укрыли…

Приходил в себя долго, с полгода, наверное. Да сами, наверное, знаете, каково это в чужом теле очутиться. Люди вокруг меня все время суетились, священников с амулетами, лекарей с клизмами приглашали, горькое пойло в глотку заливали, горшки за мной выносили, с ложки кормили. А я все боялся из своей кровати подняться, под одеялом, будто в бункере прятался. Но со временем кое-как отошел, говорить научился. Даже грамоту немного освоил со своим младшим — оказывается — сыном. И стал думать. Думать о своем положении, о перспективах на будущее. Ни к чему не пришел, ни до чего не додумался. Выходило — до конца жизни мне конюшню чистить и навоз на поле возить. Чуть не повесился. Не дали. Из петли вынули в последний момент… И опять началось — кровать, еда с ложки, горшки.

Вот так валялся я, валялся, и, наконец, пришел к выводу, что не место мне на этой ферме, среди этих людей, да и вообще, в этом мире. А выхода только два — или в петлю, когда домашние отлучатся, или попытаться назад вернуться. Теперь-то я знал, что теория Беннегга в основном правильная. И душа — не выдумка, и параллельные миры — не абстракция. Значит, если изготовить установку, то можно вернуться назад, откуда пришел. Вернуться в любом качестве — как я уже говорил, женщины, старика, ребенка. Все равно, лишь бы очутиться там, дома. Как сделать установку — мне ли этого не знать! Она целиком и полностью была моим детищем. Даже сам шеф, кроме теоретических выкладок ничего в нее не вложил. Все я. От первого пикселя, первого штриха на экране проектировочной машины до окончательной наладки и пуска. Воссоздать прототип можно, вопрос только в материалах и, самое главное, в деньгах.

И я решил, не откладывая в долгий ящик приступить к выполнению своего плана. Прежде всего, необходимо было выяснить уровень развития техники в этом мире, о политической ситуации так же не мешало бы узнать. Ну, это было просто. Заставил домашних приносить мне газеты. Бурчали, что денежки им приходится тратить, но все равно, ослушаться не посмели. Читал, вникал. Сложилась, в конце концов, картина, да и план обрел более четкие формы.

В один прекрасный день сбежал я с фермы в ближайший город. И сбережения, что в кубышке в подвале были припрятаны, каюсь, прихватил. Очень мне эти денежки на первых порах пригодились.

— Не смотрите на меня с таким осуждением, — улыбнулся Прастель. — Не такой уж я и негодяй. Разбогател — все вернул, даже накинул за переживания бедной семейке.

И пришлось же мне побегать! Но, в конце концов, удалось выйти на нужных людей. После первой с ними беседы едва не угодил в желтый дом. Оно и понятно. Я и сам себе не очень-то верил. И вы, Гарвер, мне, как я посмотрю, не очень доверяете, хотя все на своей шкуре ощутили. А что говорить о людях, совершенно посторонних в этом вопросе? Но я был готов к подобному повороту событий. Порассказывал им кое-что, обрисовал перспективы… Не поверили, но пригласили нескольких известных математиков, устроили мне экзамены. Математика — не совсем моя область, но и профаном в ней меня назвать нельзя. Доказал им пару-тройку теорем, о которых они и не подозревали. Убедил, короче говоря. Тогда вояки математиков выставили за двери, а у нас начался серьезный разговор.

Сначала от меня потребовали изготовить какую-нибудь вещицу военно-прикладного характера. Пришлось подчиниться. Сделал им полевой телефон. Думаете, это так просто в этих-то условиях? Это дома все в твоих руках, от токопроводящего лака до наносхем. А тут приходилось все лепить самому — быть и лудильщиком, и стеклодувом. Сам радиолампочки изобретал, сам соединял аноды-катоды, сам в колбу запаивал. Но в итоге получалось неплохо. «Ай да я!» — скажу без ложной скромности.

Тогда мои хозяева по-настоящему развязали кошельки.

Установку я делал целых три года. И это при чертовой уйме помощников и неограниченном кредите! Не буду эту эпопею пересказывать. Скажу только, что проблем было выше крыши. И одна из них — недостаток энергии. Тут-то молния и пригодилась. В зоне направленного луча всегда происходила ионизация. И конечно, молния била именно в это место, усиливая действие установки. Я подозреваю, да и расчеты показывают, что и этого было недостаточно. Прорыв происходил там, где тонко. Судя по всему, в параллельном мире так же происходил грозовой разряд. Но вы об этом должны знать лучше. Просветите, я прав или нет?

— Допустим, — буркнул я. Открывать свои секреты этому человеку мне совершенно не хотелось. С каждым его словом я испытывал к доктору все большую неприязнь. Но говорил Прастель интересные вещи, и прерывать его вспышкой гнева было нежелательно.

— Ладно, и без вас я уже все понял, — продолжил гость. — Были и удачные результаты. Беда только в том, что человеческий материал выделять опасались. Весь проект был строго засекречен. А родственники участников эксперимента могли поднять шум. Так, во всяком случае, мне объяснили. Да, в моем мире с преступниками так не церемонятся. У нас вообще, все значительно жестче. Меньше либерализма, больше порядка.

Короче говоря, пришлось нам ловить в фокус луча случайных прохожих. Здесь, как вы понимаете, начинается уже непосредственно ваша история, господин Гарвер Ройд.