Добравшись утром до дома, я попытался лечь спать, но все ворочался в постели – был слишком взбудоражен, чтобы уснуть. Мало того, что в голове постоянно крутились картинки последних событий, весь я был словно лошадь перед скачками или как мальчик перед свиданием: сердце стучало часто, кровь не бежала, а буквально неслась по жилам. Наконец я задремал, а может, просто задумался о своем сумасшедшем плане, но буквально через четверть часа постучалась Маша и сказала, что в гостиной меня ждет сыщик Архипов. Я тут же вскочил с постели, натянул поверх пижамы свой халат и быстро вышел в гостиную.

– Захар Борисович, вы уже вернулись? Со щитом или на щите? – буквально завопил я.

– Со щитом, со щитом, – улыбнулся Архипов. Он все еще был в дорожном платье – мятом и несвежем – вероятно, даже не успел заехать домой переодеться.

– Новости? Чаю? Позавтракать?

– И то, и другое, и третье.

Маша уже пошла на кухню – готовить. Я сел за стол напротив Архипова.

– Начинаю привыкать, что вы у меня завтракаете, Захар Борисович. Пожалуй, надо сказать Маше, чтобы теперь каждое утро ставила еще один прибор. Захар Борисович явно смутился.

– Простите ради бога, Владимир Алексеевич! Это я не нарочно.

– Полно. У меня есть что вам рассказать. А у вас?

– И у меня есть что, – сказал Архипов, принимая от Маши чашку чая. – Хотя я и не знаю пока, насколько это важно.

– Тогда начинайте вы, – предложил я.

– Хорошо.

Он аккуратно отпил исходящий паром чай и начал:

– Я был в Дубках под Можайском. Помните – это родная деревня Ренарда?

– Да.

– Для начала посетил можайское уездное управление полиции и попросил поднять мне архивные дела по Дубкам за последние двадцать лет.

– Ого, – удивился я. – А как же вам это удалось? Вы ведь в отпуске, не на службе? Архипов вздохнул:

– Ну… я не сообщил им этой подробности.

– И много набралось? – поинтересовался я. Архипов удивленно посмотрел на меня.

– За двадцать лет? Всего три дела.

– Тихо живут…

– Да нет, – пожал плечами Захар Борисович. – Просто по мелочам местные в полицию не обращаются – разбираются сами. Так что три дела за двадцать лет – это нормально. Два дела – сущая ерунда – поджог и побои. Все по пьяному делу. А вот одно – убийство. Пятнадцать лет назад обнаружено тело местной крестьянки Пелагеи Смирновой, шестнадцати лет, со следами издевательств. Девушка была изнасилована и задушена.

– А Ренард в то время еще был в деревне? Архипов кивнул.

– Так-так. Убийцу не нашли?

– Почему? Нашли. Осудили и сослали на каторгу. Это – родной брат-близнец Ренарда, Лисицын Антон Игнатьевич.

– Брат-близнец? – спросил я задумчиво. Архипов погрозил мне пальцем.

– Э-э-э, Владимир Алексеевич! Ну-ка перестаньте! – Что?

– Вы уже пытаетесь встроить брата-близнеца в ваши теории?

– Как вы догадались? Вернее, я только начал думать в этом направлении.

– Не стоит, – покачал головой Архипов. – Хотя они и братья-близнецы, но при этом совершенно не схожи друг с другом.

– Как это? – удивился я.

– Они действительно родились одновременно, однако Антон, в отличие от Павла, появился на свет с деформированной головой. Он слабоумный.

– Змеюка! – воскликнул я. – Змеюка – брат Ренарда?

– Похоже на то, – согласился Захар Борисович. – Но это не все. Я поехал в сами Дубки и встретился с отцом Ренарда. К сожалению, безрезультатно. Он не захотел со мной говорить. – Так.

– Зато мне удалось поговорить с соседями. И похоже, что в этом деле все не так просто. Они намекают, что полиция схватила не того брата. – Не того?

– Не того. Соседи указали мне дом матери погибшей пятнадцать лет назад девушки. Она уверена, что ее убил сам Ренард. Но чтобы оставить его на свободе, полиции отдали второго брата – слабоумного.

– Что же, логично, – сказал я. – Их понять можно. Хотя… родного сына, пусть и слабоумного – в Сибирь невинным послать… Что за люди!

– Впрочем, – продолжил Архипов. – Сам Павел Игнатьевич, то есть наш Ренард, после этого долго в деревне не задержался. Сначала отец прятал его дома, сказав, что сын болеет. А потом, вероятно, отправил в Москву – с глаз подальше. Он вообще суровый старик – даже сейчас, пятнадцать лет спустя. – А мать Ренарда?

– Нет. Ее не существует. Говорят, умерла от оспы через три года после родов.

– Понятно, – сказал я, задумчиво вертя в руках свою табакерку. – Но может ли это как-то помочь нам? Возможно ли провести теперь еще одно расследование и доказать причастность Ренарда к тогдашнему убийству? Можно ли доказать подмену обвиняемого?

– Нет, – спокойно сказал Архипов. – Я же говорил вам, Владимир Алексеевич, я еще не понимаю, как распорядиться этими знаниями. Что нам с того, что Змеюка – родной брат Ренарда? Зато теперь понятно, что их связывает… Ну, ладно, я с вами поделился своими новостями. Теперь расскажите и вы мне, что случилось за то время, пока я уезжал?

– Ха! – сказал я. – У меня новостей больше. Да что новостей – кажется, мы нашли способ прищучить этого мерзавца.

Я прикрыл дверь на кухню, чтобы Маша не услышала, потом подробно рассказал Архипову о произошедших событиях и изложил свой план. Когда я закончил, Захар Борисович смотрел на меня, прямо скажем, оторопело.

– Вы представляете себе всю степень риска, Владимир Алексеевич? – Да… – промямлил я.

– А как вы собираетесь приманить Ренарда в Марьину Рощу?

– Один из людей Арцакова переоделся в одежду захваченного в бане бандита и поехал к Ренарду. Он должен представиться членом шайки – подручным, который сторожил эту самую баню. Он передаст Ренарду или Змеюке послание от Болдохи. Описать место и назначить время. В полночь.

– Ага, – кивнул Архипов, – в полночь. Как же иначе. – Если все пройдет чисто, – продолжил я, – Петр Петрович пришлет мне своего человека, предупредить. Надеюсь, что Ренард клюнет. Уж слишком крупную рыбу мы ему предлагаем.

– Куда крупнее, – задумчиво сказал Архипов, – не какую-нибудь портниху из ателье, а самого Гиляровского!

– Да, – согласился я.

Действительно, план мой состоял в том, что «бандиты» дадут знать Ренарду, будто им попался я сам. Помня, с какой ненавистью Змеюка с братом изуродовали несчастного Митю Березкина, я не сомневался: Ренард непременно воспользуется случаем, чтобы «побеседовать» со мной лично, связанным и беспомощным. Правда, во что именно может вылиться эта беседа, я предпочитал не фантазировать, благо баня на тот момент будет окружена «ангелами», которые должны ворваться по моему сигналу.

– Это неправильно, – сказал вдруг Архипов. – Гораздо проще обратиться в полицию. Тем более что дело уже идет не о госпоже Ламановой, а о вас. Если Ренарда задержат в бане при вашем допросе, ему можно будет предъявить официальное обвинение в похищении человека. К тому же вы известный человек, журналист. Ренарда точно осудят.

– Не верю я полиции.

– Позвольте! – вскипел Архипов.

– Захар Борисович! – выставил я вперед руки. – Посмотрите на себя! Ведь вас отстранили именно от этого дела! И именно из-за связи «сестер» с адъютантом великого князя. Если выяснится, что Ренард и этот самый адъютант состояли в одной шайке «сестер» – что будет? Архипов надолго задумался, помешивая ложечкой остывший чай в чашке.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Провести эту операцию силами одной только полиции мы, вероятно, не сможем. Однако там должен быть хоть один полицейский при исполнении, чтобы официально запротоколировать происшествие и арестовать Ренарда. Я, к сожалению, сейчас не при деле. Но, кажется, смогу организовать такое присутствие. Вот только, как я узнаю, удалось ли вам заставить Ренарда клюнуть на уловку?

– Подождите у меня, – предложил я. – Вы спали сегодня ночью? – Крайне мало.

– Вот вам диван. Ложитесь. Отдохните. Как только приедет гонец, я вас разбужу.

– Это не очень удобно, – с сомнением сказал Архипов.

– Наоборот, – возразил я. – Это гостевой диван. Вы не представляете, в какой компании окажетесь – на этом диване спала половина литературной и сценической Москвы! – Ну, если так…

– Вот как раз в этом углу сиживал Лев Николаевич Толстой, – сказал я, указывая на диван.

– Толстой? Граф?

– Он самый.

– Пожалуй, тогда я лягу туда головой, – сказал Архипов.

– А в другом – Антон Павлович Чехов.

Курьер от Арцакова постучался через полтора часа. Это был один из тех «ангелов», с которыми мы ночью врывались в баню в Марьиной Роще.

– Ну как, братец? – спросил я.

– Приедет.

– Хорошо. Петр Петрович мне еще что-то передавал?

– Говорит, делаем, как условились.

– Спасибо.

Это означало, что я должен был появиться в марьинорощинской бане за два часа до полуночи, чтобы успеть подготовиться.

Я вернулся в гостиную и разбудил Архипова, посапывавшего на диване.

– Что? – спросил он спросонья.

– Клюнул.

Архипов кивнул, встал и начал надевать пиджак.

– Понятно, – сказал он наконец. – Значит, договорились. Когда я приеду со своим человеком, «ангелы» должны исчезнуть. Иначе придется им объяснять свое появление в этом месте.

Я пожал плечами. Зная, как ненавидит Петр Петрович Ренарда после случая с Митей Березкиным и как хочет посчитаться, я не представлял себе, можно ли будет вытащить модельера из его рук. Впрочем, я все же надеялся уговорить Арцакова отдать негодяя в руки закона.

Иван в сумерках живо домчал меня до Шереметьевской и подкатил к условленному месту, где ждал Степаныч. Прошлой ночью в темноте я не слишком хорошо запомнил дорогу к бане и теперь пошел к ней в сопровождении бывшего филера.

Несмотря на то что оделся я тепло, все равно меня слегка потряхивало изнутри – пусть план и был обговорен тщательно, все-таки я никогда не видел плана, который исполнялся в точности. А вернее, любой тщательно составленный план был только двигателем хаоса и беспорядка. Конечно, проще всего было бы остаться в кровати и, лежа под теплым ватным одеялом, ждать, когда ситуация разрешится сама собой. Впрочем, не такой я человек, увы.

В бане все оставалось в точности, как вчера. Только Болдоха больше не был связан – он сидел на одном из табуретов и курил махорку. Арцаков сидел напротив, положив револьвер на стол – дулом к Болдохе.

– А, здоров! – встретил меня Петр Петрович, обернувшись. – Ну что, не отказался еще от своей идеи?

– Нет! – сказал я бодро. Вернее, я надеялся, что это звучало бодро.

– Ладно. Тогда давай еще раз проговорим.

– Сколько уже можно? – с досадой спросил я. – Вчера все утро проговаривали.

– Ничего, – осадил меня Арцаков. – Не помешает. Повторенье – мать ученья. Он повернулся к Болдохе.

– Значит, так. Гиляя я связываю. Сажаю в угол. А ты встречаешь Ренарда. Так? Болдоха кивнул и сплюнул на пол.

– Ренард со Змеюкой заходят. А что делаешь ты?

– Ну, говорю – так и так, пойду на шухере постою, – ответил лениво громила.

– А чего на шухере? – спросил строго Арцаков. – Разве место не проверенное? Лучше скажи, что пойдешь отольешь. Мол, засиделся тут сторожить. Невмочь тебе. Понял? Болдоха опять кивнул.

– Дальше. Ты просто выходишь, и все. И мотай на все четыре стороны.

– Ага, – возразил Болдоха вяло. – Тут твои меня снова и повяжут. Петр Петрович ударил по столу кулаком.

– Я тебе, идиоту, уже обещал – никто тебя вязать не будет. У нас уговор – помнишь? Ты нам сдаешь Ренарда, а мы к тебе больше претензий не имеем. Вали куда хочешь – никто тебя не тронет. Усек? – Усек. Арцаков повернулся ко мне.

– Теперь еще раз с тобой, Владимир Алексеевич. Руки и ноги я тебе свяжу. Но так, что освободиться ты сможешь без проблем – я тебе покажу как. Узелок хитрый – с виду крепко связано, а на самом деле – ерунда. Понял?

Теперь кивнул и я.

– Твое дело, – продолжил старший «ангел», – дождаться, когда Болдоха выйдет. Как только он выйдет, тут и мы влетаем.

– А если он не выйдет? Если продаст? – спросил я. Арцаков пожал плечами.

– Что же с того! Дверь мы обратно прибили к косяку, но держится она хлипко. Десять минут подождем и все равно ворвемся. Только… – он, недобро прищурившись повернулся к Болдохе, – тогда уже не серчай, дядя. В неразберихе и пристрелить можем.

Громила дернул щекой и затянулся своей «козьей ножкой».

– Хорошо, – согласился я. – Предположим, что все так и будет. А дальше?

– А дальше я с Ренардом в чулане немного потолкую. Без свидетелей, – спокойно ответил Арцаков. – Думаю, у него вся охота пакостничать после этого пройдет. – Нет, – сказал я, – дальше будет не так. Арцаков молча посмотрел на меня.

– Дальше, – продолжил я, – с вами пойдут два полицейских, оформят поимку Ренарда с поличным и увезут с собой. А вы, как только они начнут оформлять протокол, исчезнете, чтобы не подставляться.

– Мы так не договаривались, – сказал Арцаков, – мне Ренард самому нужен – расквитаться за Митю Березкина.

– Вряд ли сам Ренард твоего Митю уродовал, – ответил я на это. – Возьми себе Змеюку. С него и весь спрос, как я понимаю. Но Ренард пойдет под суд за мое похищение. Так будет надежнее. Он, конечно, будет все отрицать, но его же возьмут с поличным – так что…

– Не нравится мне это, – мотнул головой Арцаков. – Зря ты, Алексеич полицию позвал.

– Так надо, Петр Петрович, – ответил я. – Чувства твои мне понятны, однако это я рискую шкурой, так что я и буду правила устанавливать. Согласен?

– Полиция? – спросил Болдоха. – Тогда я точно смотаюсь.

– Ладно, – тяжело согласился Арцаков, – только уж тогда я Змеюку точно с собой забираю.

– Забирай!

– Кто хоть из легавых приедет? – спросил Арцаков. – Знакомые твои?

– Архипов Захар Борисович. Из Сыскного. И с ним еще кто-то.

– Архипов? – переспросил Петр Петрович. – Такой, с усиками?

– Он.

– Знаю. Ну что, посидим еще немного, и я пойду в засаду садиться.

Арцаков вынул из кармана свою сигарку, потом посмотрел на нее и сунул обратно.

– Учуют запах. Ни к чему это.

Минут через десять Арцаков поднялся, вынул из кармана два куска веревки и, усадив меня в угол, где прошлой ночью сидел Болдоха, связал мне руки и ноги, показав, как можно одним движением освободиться от пут. Потом, повернувшись к Болдохе, он погрозил ему пальцем и вышел.

Мы остались вдвоем с громилой. Тот сидел, облокотясь на стол и свесив свою кудлатую голову.

– Ну, Ляксеич, снова мы с тобой вдвоем остались, – сказал он наконец. – Не страшно?

Я поерзал на полу, устраиваясь поудобнее.

– Нет, – ответил я. – Чего бояться? Вокруг наши.

– Так-то так, – ответил громила. – А что, если я тебя прирежу и спокойно уйду? Меня же выпустят – сам слышал. Вот дождусь, как Ренард приедет, чик тебя по горлу и – на все четыре? «Ага, – подумал я, – этот вариант мы как-то не продумали…»

– Арцаков тебя все равно найдет. Из-под земли достанет.

– Может, достанет, – согласился Болдоха, – а может, и нет. Уеду в Рязань или на Урал подамся. Кто меня там разыщет? А? – А ты попробуй, – предложил я спокойно. – Одно дело было там, под землей, – никто и не знал, что мы с тобой там встретимся. Ну, пошел человек под Хитровку и пропал там – дело обычное. Другое дело сейчас – когда все знают, что ты тут, со мной. Тебя не только Арцаков искать будет, но и вся полиция. И на Урале, и в Рязани, и в царстве Польском.

– Это – да, – согласился Болдоха. – Зря я вообще в это дело полез. Вот как чуял! Да и Ренард этот – та еще сволочь! Ты его знаешь? – Разговаривали как-то один раз.

– Ну… Это не считается. Ладно, сейчас сам увидишь.

– А ты знаешь, что Змеюка – его родной брат? Болдоха пожал плечами.

– Этот? Ну и что?

Я хотел расспросить Болдоху про телохранителя Ренарда, но не успел – входная дверь скрипнула, в предбанник ворвался холодный ноябрьский воздух и на пороге появился Ренард собственной персоной – в короткой шубе, с тростью в руках. За его спиной мелькнула маленькая голова Змеюки.

– Так-так – так! – сказал Ренард своим высоким голосом. – Какая приятная встреча, господин Гиляровский! Просто подарок!