«Вниманию пассажиров! Электропоезд Москва —

В Студены отправится с четвертого пути в семь часов двадцать минут. Повторяю!»

Пассажиры быстро заполняли электричку, с привычной ловкостью закидывая наверх огромные, пыльные, обвязанные ремнями сумки, мешки и клеенчатые котомки. Остальной багаж они ставили под сиденья, под ноги и куда придется. Народ все прибывал, и Вера порадовалась, что она уже сидит у окна. Вскоре почти все места были заняты крепкими тетками с обветренными лицами. Похоже, что они приезжали торговать на рынке, и сейчас, довольные результатом, возвращались домой. Женщины перекликались, подкалывали друг друга, вспоминали, как шла торговля. «Расскажи, расскажи, как ты ему сдачу с полтинника сотнями дала». «А ко мне тут одна подходит, почем, говорит, грудиночка. Я говорю – это лопатка с хрящом. А она мне – я не первый год мясо покупаю, знаю, наверное, что такое грудинка и лопатка». «А я, смотри, какой халат купила. У этого, как его, ну Ахмед такой, бритый. Ух, какой. Цветастый! И почем? А че ж мне не сказала, я б тоже купила. – А у него только один был». В вагоне было шумно, и пахло многолюдьем.

Электричка, наконец, вздрогнула, дернулась и, медленно набирая ход, отправилась в путь. Мало-помалу пассажирки унялись. Одни достали из сумок хлеб, колбасу, термосы с чаем и завтракали; другие дремали, прислонив головы к окну или к плечу соседки, третьи тихо разговаривали.

Вера отвернулась к окну. Там тянулся обычный придорожный пейзаж – массивные промышленные грязновато-бетонные блоки с редкими вертикальными прорезями вместо окон, про которые даже не хотелось знать – склады это или что-то другое; отцепленные вагоны с какими-то отметками на боках, груженые пыльным углем; потемневшие от старости, осевшие деревянные дома, серые пятиэтажки, розоватые «продмаги», стекляшки «булочных» и «трикотажа».

Последнее время Вера пребывала в смутном настроении. Она была недовольна собой и всем, что ее окружало. Хотя толком сформулировать, что именно было плохо в ее жизни, у Веры не получалось. И это тоже ее раздражало. Но что-то было не так, и это «что-то» перевешивало все плюсы и преимущества ее стабильного существования. Как-то все надоело. Ничто не радует. Все одно и то же каждый день, жизнь проходит, ничего не случается, а то, что случается – абсолютно не трогает, не задевает, не волнует, ну, может быть, ненадолго. Но если честно, то – нет, не волнует. Все по инерции. Надо что-то менять. Уехать куда-нибудь. Куда? Не знаю. Куда-нибудь. Вырваться из этого затхлого круга. Бросить все. Начать сначала. Иначе. Не знаю, как. Но по-другому.

Такие внутренние монологи постоянно звучали в Вериной голове. Стоило ей перестать думать о делах, как между мыслями появлялся некий свободный промежуточек, который тут же заполнялся этим назойливым «Все надоело, надо что-то менять». Настроение от этого еще больше портилось, потому что она никуда ни уезжала, ничего не предпринимала, и никаких перемен не происходило.

И вот теперь Вера сидела в переполненной электричке, которая везла ее в некий – четыре часа езды, потом сорок минут на автобусе и сколько-то километров пешком – городишко на Оке. Этот городишко давно уже отошел в область воспоминаний, из которых Вера сотворила себе легенду. Там был закат в яблоневом саду, взгляды, руки, губы, падающие звезды – весь романтический набор первой студенческой летней «практики». И хотя известно, что поздняя явь губительна для легенд, Вера уже около двух часов пребывала в необычном состоянии – сознательного совершения безрассудства, единственным объяснением которого служат слова – так надо.

За время пути состав пассажиров немного сменился. Вместо дородной тетки рядом с Верой теперь сидел худой старик с впалыми щеками, заросшими седой щетиной. От его брезентового плаща пахло дождем и землей. На коленях у него стояла старая потертая черная сумка, которая время от времени сползала то в одну то в другую сторону, и он ее поправлял и устанавливал поудобнее. Напротив Веры у окна оказался мужчина лет сорока. «Ничего особенного. Хотя… Нет, не мой тип. Но что-то в нем есть…» Рукава его фланелевой в синюю клетку рубашки были закатаны до локтя, открывая сильные предплечья с легким загаром, как у человека, загоравшего не специально. Он сидел, спрятав ладони подмышками. «Наверно у него въевшееся машинное масло под ногтями и один палец деформирован», – принялась фантазировать Вера. – «Например, его зажало станком». Мужчина взглянул на часы, и обнаружилось, что ладони у него опрятные, ногти в порядке, пальцы все на месте. «Ладно, значит ты не механик по моторам. Тогда кто? Инженер какой-нибудь. Господи, чем я занимаюсь» – мысленно рассмеялась Вера. Мужчина, очевидно, заметил ее интерес, хотя не понял, чем он вызван. Он с легким недоумением взглянул на свои ладони и не найдя ничего стоящего внимания, снова скрестил руки на груди. Вера смутилась и отвернулась к окну.

Вдруг ее левой руки коснулось что-то холодное и одновременно пушистое. Из черной сумки, стоявшей на коленях у старика, высунулась черная мордочка щенка и ткнулась Вере в руку.

– Ах ты какой славненький, ты мой хороший песик!

Щенок тут же попытался целиком выбраться из сумки и забраться к Вере на руки. Старик запихнул щенка обратно в сумку, но Вера протянула руку и стала гладить пушистую большелобую голову с чуть опущенными на концах ушками. Мужчина тоже наклонился к сумке.

Хорошая псинка. Сколько ему? Месяца два?

– Два и неделя. У меня дочка в Москве. У них Жулька ощенилась. А внучка сейчас у меня. Со старухой. Обрадуется. А потом я его себе оставлю. А то моя-то Альма сдохла, мать ихней Жульки. Вот так вот. Такие дела.

Старик скупо – не привык много говорить, а тут – вишь! – разговорился, погладил щенка по голове. – Ну, хватит, полезай. Давай, давай.

– А у моих ребят тоже пес. Дворняга, – одобрительно сказал мужчина. – Нашли его щенком, зимой. Кто – то его выкинул, он уж даже не пищал. Мы его выходили, вон какой пес стал. Ему уж пять лет скоро.

– А сколько твоим? – спросил старик.

– Старшему будет двенадцать. Младшему девять.

– Большие. А моей внучке еще четырех нет, три годочка вон в апреле стукнуло.

– Маленькая еще.

– Да-к, маленькая. Хорошая, – старик опять скупо улыбнулся.

Во время этой беседы Вера как следует разглядела своего попутчика напротив. Нет, не интересный. Без затей. Обычный. И голос никакой, в толпе не различишь. Глаза серые или голубые? Скорее серые. Губы… да, не бесформенные. Наверно мягкие и теплые. Как у коня. Она представила, что дает ему пучок травы и он мягкими и теплыми губами берет ее с Вериной ладони. Она чуть не рассмеялась вслух. В общем, заурядный, простой мужик. Не урод. По-своему даже красив, расщедрилась Вера, но…грубоват, остановила она себя. Наверно, он Коля.

Старик поднялся – «ну, будьте здоровы», направился к выходу. Теперь они остались вдвоем друг напротив друга.

– Куда вы едете?

– А, так, – Вера махнула рукой. – А вы?

– А я еду…Дед звал. Огород… вообще по хозяйству. Ему трудно.

– A-а. Понятно.

– Вы до Студен?

– Да, до Студен.

– Я тоже. А потом на автобусе. А может на попутке. Если долго не будет.

– Мне тоже надо на автобус. Не помню какой. Но найду.

– Найдем! Я помогу.

Вера улыбнулась.

– А как зовут – то вас? – неожиданно спросил мужчина.

– Вера, – ответила она просто.

– Вера, – повторил он. – Вроде и ни к чему, да? А захотелось узнать ваше имя.

«Ну а тебя-то как зовут? Спросить? Или не спрашивать?». И только она открыла рот, чтобы спросить его, как он сказал:

– А я Николай, Коля.

– Правда? – ахнула Вера.

– Да. А что? – удивился он.

– Да нет, ничего («не объяснять же ему…а то еще решит, что я всю дорогу только об этом…»). И тут же вопреки себе сказала:

– Просто я почему-то подумала, что вас зовут Коля.

Она ждала, что он скажет «Здорово, неужели. Надо же». Но он помолчал, посмотрел на нее и произнес:

– Значит, угадали.

Вере понравилось, как он это сказал. Мелькнула мысль, что этот момент запомнится. Какое-то время они ехали молча. Вскоре бабки стали суетиться, доставать свои мешки и тюки, и выстроились в проходе.

– Вот и Студены, – сказал Николай. – Приехали.

На пыльной привокзальной площади стояло несколько автобусов.

– Вот моя «тройка». Ну, пойдемте искать ваш.

– Знаете, Николай, не надо. А то уйдет ваша тройка, и как вы будете добираться?

– Пойдем, пойдем, вам куда надо?

– До Соснянки. Знаете такую?

– Слышал. Сейчас найдем.

– Спасибо, Николай, – твердо сказала Вера. – Я сама. Езжайте.

Он поставил рюкзак на землю, не торопясь расслабил туго стянутый шнур, достал из рюкзака большое зеленое яблоко с красным боком. Подбросил его. Поймал.

– Это вам.

– Ой, что вы, спасибо!

Яблоко с трудом уместилось на Вериной ладони.

Они постояли, глядя друг на друга.

– Ну что вам сказать? Поехали со мной, а?

Это было настолько неожиданно, что у Веры запершило в горле. Он это в шутку? Или всерьез? И почему? И что ответить? Сколько раз она слышала «девушка, давайте познакомимся!» или просто даже «Вы мне понравились, как вам позвонить?» и всегда находила, что сказать в ответ, как отшутиться, поставить на место слишком развязного типа или же действительно дать свой телефон, если парень был симпатичный. Но сейчас она растерялась. Пытаясь откашляться и засмеяться одновременно, она повторила пересохшим голосом – «езжайте, езжайте» и с напряженной спиной двинулась к автобусной стоянке.

Посадка уже началась. Толстая тетка из местных, собиравшая с пассажиров деньги за проезд, похоже, знала всех по именам. «Здорово, Степановна, что это ты такое тащишь? Привет, Марусь. Проходи, проходи, не задерживай. Лешк, ты что ли? Во, вымахал! Бате привет, скажи, от меня. Куда ты, Кузьмич, прешь со своим мешком!» Стоя в очереди, Вера смотрела, как «тройка» тоже заполняется пассажирами. «Почему я не обернулась? Шла, как истуканша. Он пошутил, а я не смогла даже нормально отреагировать. Интересно, где он? Уже в автобусе?»

– Никола-ай! – вдруг неожиданно для себя самой громко позвала Вера. Тетка-кондукторша с недовольным любопытством тут же отреагировала на ее возглас.

– Чего орешь! Потише, разоралась тут!

Николай, очевидно, услышал, как она позвала его. Протиснувшись сквозь толпу пассажиров, он оказался около открытого окна.

– Счастливой прополки! Спасибо за яблоко! – изо всех сил закричала Вера и замахала рукой. Он улыбнулся и помахал в ответ. В этот момент тройка развернулась и, тяжело нагруженная пассажирами, пыля, отправилась по маршруту.

– Все, уехал твой Николай! Не догонишь! Сама-то будешь садиться? Докуда тебе?

– До Соснянки.

– Доедешь. Залезай, давай. Отправляемся.

Вера тряслась в старом автобусе, прижавшись к окну, узнавая и не узнавая места, которым ее память придала романтическую легендарность. «Вот здесь должен быть поворот. Точно! А здесь недалеко был старый колодец. Странно, нет.»

– Девушка, это ты про Соснянку спрашивала? Вот сейчас мост переедем, и выйдешь. А там пройдешь с пару километров по дороге. Спросишь в случае чего.

– Да-да, спасибо. Я помню. Там еще поля кукурузные были.

– Да какие теперь поля! Но вообще да, были когда-то. Ты к кому там?

– Да нет, ни к кому. Я просто…

– A-а, ну давай.

* * *

Два дня спустя Алла, Верина подруга, с вниманием следователя слушала ее рассказ.

– И что было потом? Ты нашла эту свою Соснянку?

– Да, ты знаешь, нашла довольно легко. А потом ничего особенного не было. Бродила по тем местам, вспоминала, думала о разных вещах.

– Что, дома нельзя думать? И все-таки ты мне объясни, зачем нужен был весь этот спектакль? Уехала неизвестно куда, никому ничего не сказала.

– Во-первых, не спектакль. Я уехала, потому что мне так было нужно.

– А зачем?!

– Ну, если ты не понимаешь, то я не смогу тебе объяснить. Просто поверь и все. А никому ничего не сказала – да. А зачем вам говорить? Вы бы стали меня отговаривать, я бы должна была спорить. В общем, все было бы испорчено.

– Что испорчено, я не пойму?

– Ну, чувство новизны, свободы…

– Тоже мне, новизна! Села на какую-то зашмыганную электричку, ехала полдня с грязными потными тетками, приехала в захолустье и два дня там околачивалась! Я понимаю, улетела бы на два дня в Париж… Между прочим, ты где там ночевала?

– В местной гостинице.

– Отель «Соснянка» – Рэдисон?

Вера рассмеялась.

– Нет, я вернулась в город Студены и там…

– А как же ты туда вернулась? На чем?

– На попутной машине.

– Ой, Верка, – с сомнением в голосе сказала Алла. – Чудная ты, ей – богу. Зачем эти все приключения? Сейчас столько маньяков. То и дело слышишь.

Вера не ответила, только пожала плечами.

– Или здесь что-то не то. Ты мне, наверное, не все рассказываешь. Да, подруга? Но меня не проведешь, я чую… Кстати, что это за мужик был в электричке?

– Нормальный, обычный.

– И что?

– Ничего.

– Ничего-ничего?

– Алл, не придумывай, пожалуйста. Мне действительно просто хотелось побыть одной, вдали от всех, подумать, поразмышлять…И не в Париже – это как раз банально, а в местах моей молодости.

– Ну ладно, притворюсь, что поверила. И как только Макс тебя отпустил!

– А он меня не отпускал. Он не знает ничего.

– То есть как? Он не знает, что ты уезжала?

– Я же сказала – никто не знает. И он тоже. И я тебя очень прошу: ничего ему не говори. Обещаешь?

– Не понимаю. Почему ты не хочешь…

– Потому что не хочу. Алл, извини, но это мое дело, и я очень тебя прошу ничего Максу не рассказывать.

– Но почему?

– Потому что я хочу сама с ним поговорить, а не чтоб он обо мне узнал что-то от тебя. Или от кого-то. Поэтому, пожалуйста, никому ни слова. Я сама.

– Ну, хорошо.

Вера видела поджатые губы и похолодевшие глаза подруги.

– Ладно, Вер, я пойду.

– Алл, ты что, обиделась?

– Да нет, с чего это? Дела! Пока.

– Пока.

* * *

Вера вышла из ванной, встряхнула расчесанными мокрыми волосами – пусть сохнут, уселась на диван и набрала номер подруги.

– Викуля?

– Ой, Веруньчик, привет! А я тебе звонила, но ты куда-то пропала.

– Все расскажу. Только не по телефону.

– Да-а? Ой, как интересно! Берусь, я надеюсь, все хорошо?

– Не волнуйся, ничего плохого! Ты сегодня можешь? После работы?

– Да, я даже могу уйти пораньше.

– Отлично, приезжай ко мне. Жду.

* * *

«Почему я не обернулась? Шла, как истуканша. Он пошутил, а я не смогла даже нормально отреагировать. Надо было сказать что-нибудь вроде «счастливой прополки!». Как-то нелепо все получилось, неправильно, некрасиво. По-глупому!» Вера чувствовала досаду, словно она запорола важную сцену спектакля, и переиграть уже не получится. Она представила себе, что видит его в окне переполненного автобуса, кричит ему – «Счастливой прополки! Спасибо за яблоко!» А он не слышит. Автобусы разъезжаются, пыля, и Вера отчетливо понимает, что уже больше никогда…

Все это так явно пронеслось в Вериной голове, словно она и в самом деле только что прожила эти мгновения. Вера обернулась – «тройка» еще стояла и принимала пассажиров – и поискала глазами Николая. Нет, не видно. Она вздохнула и в тот же момент увидела его около здания автобусной станции. Он курил и слегка нахмурившись наблюдал за посадкой соснянского автобуса. Его рюкзак стоял на ступеньке рядом.

Из всех решений, принятых Верой за всю ее жизнь, это было самое быстрое, самое необдуманное и самое необъяснимое. Рванувшись вспять очереди, не слыша всех этих «Ты куда, девка? Ты че тут растолкала всех, иттить тебя. Сами не знают, че им надо. Городские, мать их. Стояла, стояла, надумалась! Раньше думать надо», она в несколько шагов оказалась около него.

– Знаете, Николай… Мне вообще-то… не очень надо в Соснянку. Надо, но не обязательно. Если хотите… я могу действительно поехать с вами и помочь…

Он рассмеялся, как мальчишка.

– Ах ты, Вера-невера! Едем!

* * *

Ехать надо было всего полчаса, а потом километра три идти полями, пролесками, улицами. Вера не запоминала дороги. Она шла то с ним рядом, то за ним по узкой тропинке, то через какую-то канаву по мостику. Вера почти не слышала, о чем они говорили, то «на ты», то снова «на вы», смеясь и замолкая. В ее голове сквозь ликование безрассудности нет-нет да и прорывалось глубоко запрятанное осторожное опасеньице – куда я иду? Кто он? Что будет?

– Ну, вот мы и на месте.

Николай привычно просунул руку между досок невысокой калитки, отодвинул засов.

– Заходи.

Справа недалеко от забора стояла пустая собачья конура. Рядом с ней валялась опрокинутая вверх дном эмалированная миска и небольшой прокушенный синий мяч с вмятиной на боку.

– Не спрашивай деда о собаке, ладно?

– Хорошо, не буду.

Дом был старый, неприглядный, одноэтажный, ничем не отличающийся от других деревянных домов.

– Дед-Мить, ты где?

– Иду, иду, слышу.

Вере поручили прополоть огород. Несколько грядок почти полностью заросли высокими сорняками, которые цвели симпатичными лиловатыми цветочками, и Вере жаль было вырывать их из земли. Очень скоро выяснилось, что это вовсе не сорняки, а будущая картошка. И Вера мысленно ужаснулась – вот бы я ему всю картошку повыдергала! Она скоро распознала настоящие сорняки и старательно вытаскивала их вместе с корнями.

Нагнувшись над грядкой, Вера поймала себя на мысли, что никто из ее знакомых не знает, где она находится в данный момент и чем она занимается. Она себе представила разговор с подругами. «Ну, и дальше что? – Ничего, полола огород. И все? И все. А что еще? Ну, пообедали, помыла посуду, подмела дорожки, потом уже дело к вечеру – пора домой собираться, пока доберешься до станции… Ладно Верка, не морочь нам голову. Неужели мы поверим, что ты поехала с мужиком, чтобы полоть огород у его деда. Да правда же, больше ничего не было. Ну не хочешь – не говори.» Вера словно наяву увидела Алкины поджатые губы и похолодевшие глаза. Но поскольку эта невероятность была абсолютной правдой, Вера рассмеялась вслух. «Может, он меня и вправду пригласил помочь? А что, увидел – девка здоровая, молодая, городская, к физическому труду годная, но непривычная.

Пусть поработает. Кстати, где они? Забыли про меня, что ли?»

Вера выпрямилась и огляделась. Николай со стариком около сарая измеряли рулеткой и распиливали какие-то деревянные рейки.

«Интересно, о чем они говорят? И что ему Николай сказал про меня?»

Николай словно почувствовав Верин взгляд, вдруг обернулся и помахал ей рукой.

– Устала? Сейчас, еще две досочки осталось.

Вера подошла к ним поближе.

– А что вы делаете?

– Да вот хочу деду Мите перила починить, а то, видишь, тут сломано, и они качаются. А надо, чтоб на них можно было опираться. Понимаешь?

– Понимаю. Может, я пока хоть чайник поставлю?

– Это хорошая мысль, правда, дед-Мить? Давай-ка, Веруня, похозяйничай. Выгрузи мой рюкзак, там еда всякая. А то есть сильно хочется!

– Хорошо, я пошла.

Вера быстро освоилась на небольшой закрытой террасе, оборудованной под кухню. Она почему-то чувствовала себя необъяснимо окрыленной, ей было легко и свободно. «Веруня, похозяйничай» звучало у нее в душе как песня. Ей вдруг представилось, что она в самом деле хозяйка, которой надо накормить голодных, усталых от работы мужчин, «своих мужчин», и где-то глубоко-глубоко мелькнула тень мысли, что женское счастье в том и состоит, чтобы кормить своего усталого мужчину. Доставая из рюкзака продукты, она нашла там швейцарский перочинный нож с множеством лезвий, пачку сигарет, газету «Спорт» и журнал «Шахматы» с разбором лучших мировых партий. Вере так явно показалось, что она знает его уже давно, что ей с трудом удалось отогнать мираж каждодневной семейной жизни.

* * *

– Ой, Веруся, как интересно ты рассказываешь. Но как же ты не побоялась! Поехала неизвестно куда неизвестно с кем, и никто на свете не знал, где ты. И даже дорогу не запоминала! Я бы так не смогла!

– Ты права! Я и сама не могу объяснить, как я вдруг решилась. Второй раз я бы так не поступила!

– Ну давай, рассказывай дальше!

– В общем, после обеда…

– А что вы ели?

– Ну, ничего особенного. Картошку сварили, сосиски молочные, какие-то консервы типа шпрот. Овощи всякие, хлеб. Настойка была клюквенная. Чай с печеньем.

– Понятно.

– Ну так вот, после обеда дед-Митя сказал, что будет отдыхать, а мы с Николаем пошли гулять по окрестностям. Мы наверно часа три или даже больше ходили по полям и лугам, разговаривали обо всем на свете. Я ему рассказала, почему я оказалась в поезде, что мне захотелось изменить что-то в жизни, что мне все надоело и так далее. Он тоже мне рассказывал о себе, о своих проблемах. И ты знаешь, мне он уже не казался заурядным и неинтересным. Наоборот, чем дальше, тем больше он мне нравился, и главное, у меня было ощущение, что я его всю жизнь знаю, что он понимает меня как никто. Представляешь? Самое интересное, он тоже мне говорит – неужели мы только сегодня встретились? Мне кажется, мы сто лет уже знакомы. В общем, гуляли мы, гуляли. А уже темнеет. Я думаю, как же я обратно буду добираться?

А Николай говорит – никуда сегодня не поедешь, куда же я тебя на ночь глядя отпущу! И автобусов нет, и на попутку неизвестно к кому не сядешь. Переночуешь у деда Мити. А завтра днем я тебя провожу. Ну я согласилась, конечно. Честно скажу, что мне так уезжать не хотелось, что если б он сказал – давай– ка собирайся, пора домой, я бы сама попросилась еще хоть денек у деда Мити пожить.

* * *

– Спать будешь на террасе. Не замерзнешь?

– Что вы, дед-Митя! Конечно, нет. Здесь так тепло!

– Ну, ночью-то попрохладней будет, вот одеялко лишнее, если что.

– Спасибо, дед-Митя, не беспокойтесь, все замечательно!

– Ну и хорошо. Отдыхай. А ты где будешь? – обратился он к Николаю.

– Я – там, – Николай махнул рукой в сторону сарая.

– Ну ладно, Коль. Утречком тогда еще мне поможешь. А сейчас, пойду, может, посплю пару часов.

Вера лежала на узкой железной кровати, и стук сердца мешал ей вслушиваться в темноту. Листья шелестят под ветром, касаясь друг друга. Звук такой, как будто они говорят все разом, но только шепотом. Вдруг какое-то щелканье, фырканье, урчание. Волны непонятных шорохов, похожих на замедленные взмахи крыльев. Легкий треск ветки под отяжелевшей во сне птицей. Тихие, почти неслышные шаги под окном. Дверь не заперта. Николай присел на край кровати.

– Не спишь?

– Не сплю.

– Почему?

– Не спится.

– Ты когда-нибудь ночевала на сеновале?

– Нет, никогда.

– Так в чем же дело? Почему ты еще здесь?

– Одеяло брать?

– Не надо, там есть.

* * *

Они лежали рядом, касаясь и не касаясь друг друга, словно их разделяла полоска в одну сухую травинку. Сквозь крохотное окошко был виден черно-синий квадратик августовского неба, усыпанный звездами.

– Боже мой, как красиво!

– Да, очень красиво.

– Слышишь? Слышишь?

– Что?

– Поезд проехал. Мог бы меня увозить сейчас в Москву.

– Нет. Это дальний поезд. Электрички по ночам не ходят. Так что не торопись.

– Что ты! Я даже думать не могу о том, что я вернусь…

– Я тоже.

Они помолчали.

– Николай!

– Да?

– Неужели это на самом деле сейчас с нами происходит? Мы лежим тут с тобой, и это не сон?

– Это совсем не сон. Сна ни в одном глазу.

– Ну, Николай, я же серьезно!

– Я тоже серьезно. Знаешь, потом, когда-нибудь, а может уже завтра, мы будем думать, что это нам приснилось. А сейчас мы знаем точно, что это явь.

– И что же делать, чтобы это не превратилось в сон?

Николай приподнялся на локте и склонился над Верой. Она обняла его за шею и притянула к себе.

– Поцелуй меня, – беззвучно шепнула она.

Никогда еще Вера так не ощущала вкус поцелуев, и наверно, не ощутит ни с кем. Она поняла, почему говорят «сладко целует», ей было сладко, сладостно, она никак не могла насытиться его мягким, сильным и упругим ртом, который то легонько касался ее губ, заставляя их раскрываться ему навстречу, то властно вбирал их в себя, словно вытягивая из них сок, и это тоже было сладко до боли, но он смягчал эту боль, проводя по ним языком, увлажняя, вновь наполняя соком и готовя к новому поцелую.

Внезапно Вера почувствовала, что он отстранился от нее, и по ее груди и плечам сразу пробежал зябкий холодок. Несколько секунд она пыталась понять, что произошло. Николай, опираясь на локти, смотрел на нее.

– Ты не хочешь? – с отчаянием спросила Вера.

Николай провел пальцем по ее щеке, очертил губы.

– Послушай, что я тебе скажу, – очень серьезно произнес он. – Я никогда ни одну женщину так не хотел, как тебя сейчас. И знаю, что ни с какой другой мне бы не было так хорошо, как с тобой. Запомни это. Но, понимаешь, я женат. И у меня двое сыновей. Я не могу себе позволить… я не могу их бросить, понимаешь? А если сейчас мы с тобой перейдем черту, я не смогу без тебя, но и сделать выбор тоже не смогу. Я говорю тебе как есть. Прости меня, пожалуйста. Пойми.

– А если я все это понимаю, но говорю тебе, что не буду заставлять тебя делать выбор?

– Ты не должна приносить свою жизнь в жертву.

– Это для меня не жертва.

– Это ты сейчас так говоришь. А пройдут годы, ты изменишь свое отношение, ты будешь укорять меня, и будешь права.

– А так я буду всю жизнь помнить, что ты меня отверг.

– Не отверг я тебя, глупая! Я тебя полюбил, понимаешь! И всю жизнь буду любить и вспоминать эту ночь, и с ума сходить по тебе. И я не хочу, чтобы ты возвращалась в Москву с чувством – вот, мол, все как обычно, он мною воспользовался…

– Неужели ты думаешь, что я так бы…

– Ну, может, не так, но некая горечь у тебя могла бы остаться поутру. Так часто бывает, что-то типа отрезвления. Поверь, мне сейчас очень нелегко от тебя отказываться. Но я мужчина. И я принимаю решение.

– Вот так это и кончилось.

– И что – ничего не было?!

– Да, представь себе.

– Это невероятно, потрясающе!

– Да. Я там пробыла еще полдня, а потом он проводил меня до Студен. Посадил на электричку, и я вернулась в Москву. И пока я ехала, я поняла, что, конечно, он был прав. Это было прекрасное сумасшествие, на всю жизнь лучшее воспоминание. Но могло превратиться в рутинный банальный треугольник, и кому от этого было бы легче? Так что все правильно. Вот такие дела, Викуля!

– Слушай, я под таким впечатлением! Прямо как фильм посмотрела!

– Да ладно тебе!

– Нет, правда! Даже самой захотелось куда-то уехать. Конечно, не факт, что мне кто-то встретится по пути. И уж точно это будет не Николай! Берусь, а что насчет Макса?

– Насчет Макса – никак. Он ничего не знает про мою поездку. Я ему расскажу, конечно, но пока не знаю, как это будет. Так что, Вик, я тебя очень прошу, никому ни слова! Обещаешь?

– Ой, как тяжело будет молчать! Но раз ты просишь, то конечно…

* * *

– Ир, привет!

– A-а, Верка! Ну привет, привет! Как ты, где ты?

– Давай встретимся. Я тебе кое-что расскажу.

– Ну, давай! Когда?

* * *

– Ир, только я тебя сразу хочу предупредить – никому ничего не рассказывай. Ни девчонкам, ни мальчишкам. Ни также их родителям.

– Хорошо, хорошо, я все поняла. Поставь сюда пепельницу и давай уже, не томи.

* * *

—…И я представила себе, что мы смотрим друг на друга из окон своих переполненных автобусов, я кричу – «Счастливой прополки! Спасибо за яблоко!» А он ничего не слышит. И я отчетливо понимаю, что мы с этим человеком больше никогда не встретимся, и этот эпизод так и останется оборванным, и какие бы варианты концовки я потом ни выдумывала, я так и не узнаю, что могло бы быть на самом деле, если бы… Ну если бы я повела себя как-то иначе. А вдруг это начало чего-то нового, тот самый шанс, ради которого я затеяла это путешествие? А я его сейчас упускаю…

И тут я увидела Николая, стоявшего в стороне и наблюдавшего за посадкой моего соснянского автобуса. Из всех решений, принятых мной за всю мою жизнь, это было самое быстрое, самое необдуманное и самое необъяснимое. Рванувшись вспять очереди, я в несколько шагов оказалась около него.

– Знаете, Николай… Мне вообще-то… не очень надо в Соснянку. Надо, но не обязательно. Если хотите… я могу действительно поехать с вами и помочь…

Он рассмеялся, как мальчишка.

– Ах ты, Вера-невера! Едем!

* * *

– Ну и что дальше было?

– Ты знаешь, ничего такого особенного. Он действительно приехал помогать деду.

– А как Николай объяснил ему, кто ты такая?

– Он сказал: «Вот дед-Мить, я приехал тебе помочь, а Вера будет мне помогать». А тот говорит: «Помощница, стало быть. А я думал, гостья». А мне неудобно, я говорю: «Нет, нет, я не в гости. Я действительно приехала помогать». «А что ты делать умеешь? Ты ж городская?» «Да, я из Москвы. А что нужно делать?» «Ладно, найду тебе занятие». Короче говоря, они с Николаем стали что-то чинить, пилить…

– Ну, это неинтересно. Ты-то что делала?

– Я обедом занималась.

– Правильно. Бабу – к плите.

– Ир! А ты хотела, чтобы я там грядки копала?

– Я ничего не хотела. Меня там не было.

– А если б была?

– Если бы да кабы…Что дальше-то было?

– Да, так вот. После обеда дед-Митя решил поспать, а мы с Николаем… Мы гуляли по лугу, ходили и разговаривали, о себе, о жизни, все как есть.

– Целовались?

Вера усмехнулась.

– Да. Целовались. Но это было потом, ночью. Когда гуляли, не целовались. Просто общались. Пока общались – я думала, ну все, пропадай моя головушка. Вот насколько мне он в поезде не показался, настолько в полях я уже влюблена была, как кошка последняя.

– А он?

– Ну, он тоже так, поглядывал, но по нему было трудно понять. Это еще больше меня заводило.

– Так, понятно. Ну и?

– Домой уже ехать было поздно, и Николай мне предложил переночевать у деда-Мити, и обещал, что на следующий день проводит меня до автобуса.

– Что ж, вполне грамотно. Естественно, ты согласилась.

– Ну конечно, уже действительно было поздно возвращаться. Мне было постелено на террасе. А Николай ушел в сарай на сеновал. Я думала – придет или не придет. Слышу шаги – он. Он предложил мне пойти с ним на сеновал, потому что я, мол, не знаю, как ароматно пахнет сено ночью.

– Остроумно!

– Ты знаешь, Ир, по крайней мере, не пошло! Он вообще такой оказался, ты даже не представляешь!

– Расскажи, тогда представлю.

– Сначала мы лежали просто рядом. Потом он наклонился надо мной. Ну, думаю, сейчас умру. Погибну, и не жаль себя. Как мы целовались, Ирка-а! Я даже в мечтах не могла себе такого вообразить!

– Знаешь, я тебя понимаю. У меня был такой Мигель, целовался как бог. Помнишь, я рассказывала, когда я была в Испании…

– Помню. Но подожди, дай теперь я расскажу.

– Ну, давай, давай, рассказывай.

– И вот все так замечательно, роскошно, и вдруг я чувствую, что он отстраняется от меня.

– Перегорел?

– Да нет, какое там перегорел! Я его спрашиваю – ты не хочешь? Расхотел? А он мне отвечает: я никогда ни одну женщину так не хотел, как тебя сейчас. И знаю, что ни с какой другой мне бы не было так хорошо, как с тобой. Запомни это. Но, понимаешь, я женат. И у меня двое сыновей. А если сейчас мы с тобой перейдем черту, я не смогу без тебя жить, но и их оставить тоже не смогу.

– Тоже мне, рыцарь нашелся! Что ж он раньше-то думал, когда тебя с собой звал? И когда на сеновал приглашал?

– Ир, подожди, не перебивай. А я как раз и говорю – зачем же ты меня с собой позвал? Или думал, я не поеду? А он говорит – я не думал ни о чем. Я голову потерял. Я знал только, что не могу тебе дать уйти. – Так ведь я же сама вернулась и сказала, что поеду с тобой. А он говорит – да я уж собрался с тобой до Соснянки ехать. А тут ты и подошла ко мне».

– Знаешь, Вер, ты меня прости, все равно он должен был подумать – что дальше будет. А то – поехали со мной! Он за кого тебя принимает?

– Ир, ну что ты как бабка прямо. Уж ты-то…Ты, когда влюбляешься, о чем-то думаешь?

– Ой, что ты! Я абсолютно голову теряю. Как в омут! Помнишь Армана? Это был сумасшедший роман, мы тогда вообще…

– Вот видишь! И он тоже ни о чем сначала не думал.

– Ну да, конечно! Сначала не думал – хотел. А о жене вспомнил и сразу перехотел.

– Да не перехотел он! Он просто до меня не изменял ей. А тут как затмение на него нашло – понравилась я ему очень!

– Если понравилась – тогда не рассуждают!

– Ну, подожди. Слушай дальше. Он говорит: «Я всю жизнь буду вспоминать эту ночь и с ума по тебе сходить». А я ему говорю: «А я всю жизнь буду помнить, что ты меня отверг». «Да не отверг, я тебя, глупая», – говорит. – «Я тебя полюбил. Но я мужчина. И я принимаю решение».

И когда он так сказал, я поняла, что не могу от него оторваться. Не могу и все тут. Я говорю – хорошо, наверно ты прав. Но уже скоро утро, а потом я уеду. Давай просто полежим рядом, ну хоть немножко. Он говорит – ладно, давай. Я говорю – можно я тебя чуть-чуть обниму, мне так нравится тебя чувствовать. Ты лежи, я просто тебя обниму. Я его обняла и прижалась к нему немножко. Я на левом боку, он на правом, лицом друг к другу. Лежим, он тоже меня обнял, сначала легонько, потом крепче. Мои глаза на уровне его подбородка оказались. Я несколько раз его ресницами пощекотала. «Чувствуешь? – спрашиваю. – Чувствую». «Поцелуй меня один раз. Последний». Ну и…в общем… короче говоря, ничего подобного у меня никогда не было и не будет. И я ему сказала, что раз так получилось, значит – все было правильно, и я счастлива, что это было. И я буду всегда вспоминать нашу встречу от первого до последнего мгновения. И еще я спросила его, что он чувствует. Он сказал, что это лучшее, что было в его жизни, что встреча со мной – это подарок судьбы, от которого нельзя отказываться. И что теперь надо заставить себя вернуться с небес на землю. И жить как жил, а это очень трудно. Но он тоже будет вспоминать, как я ему сразу понравилась еще в вагоне, и он не знал, как со мной заговорить, а потом понял, что не хочет меня отпускать. Ну вот, а потом я уехала на чертовой электричке в Москву. И всю дорогу думала, вспоминала. В общем, я ни о чем не жалею. Что скажешь?

– Да-а, подруга, я от тебя не ожидала…

– Почему?

– Ну, ты у нас вроде тихоня. А тут такие страсти. Но, я тебе хочу сказать, из своего опыта, когда у меня был роман с одним деятелем… он тоже был женат, дети, все то же самое, плюс еще положение в обществе… очень похожая была ситуация, он сходил с ума, звонил без конца, «жить без тебя не могу», ревновал, но при этом… от нее не уходил… В общем, ты все правильно сделала, я тебя одобряю и понимаю. Завари мне по этому поводу еще кофе.

– Сейчас заварю. Ир, только, пожалуйста, никому не рассказывай.

– Послушай, ты это уже говорила.

* * *

– Представляешь, он выступал полчаса, вместо двадцати минут! Ему несколько раз напоминали, что время истекло, а он – «да-да, сейчас». И еще на десять минут. В результате не осталось времени на вопросы. Это он специально! Знал, собака, что вопросы будут, не хотел отвечать. Потом Шмитт говорит – а теперь мы послушаем доклад нашего уважаемого коллеги Максима Федорова, представляешь? Я встаю и говорю…

Вера сидела у себя на кухне за столом, в халате, и слушала Максима. Он приехал к ней накануне вечером «Ты дома? Я заеду. Буду минут через сорок». Они поужинали. Посмотрели телевизор, легли в постель, позанимались сексом, заснули. Утром Вера встала первая, приняла душ. Пока Максим был в ванной, она приготовила завтрак, и вот они сидели на кухне и разговаривали. Максим увлеченно пересказывал Вере подробности заседания. «Но я-то понял, в чем дело. И я так спокойненько, без нажима, спрашиваю: а скажите, Виталий Семенович…» «Мы прямо как семейная пара. Со стороны посмотришь – идиллия. А что? Все об этом мечтают. А у меня это есть. Вот оно, семейное счастье. И что еще надо? Спим вместе. Вполне сносно. Я в курсе его дел. Приглашают нас везде вдвоем. Может, не так уж все и плохо?»

Вера почувствовала угрызение за свое недавнее недовольство. Ей вспомнился Николай из электрички. Как он сказал «Поехали со мной, а?» Алла, стерва, что-то почуяла. Интересно, а если б я согласилась? Вот ответила бы – хорошо, еду. И что?»

–…А потом встает Васильев: «Я тоже полностью согласен с Максимом Михайловичем…

«Ведь я ему понравилась. Явно. Значит, могу еще понравиться. А собственно, почему нет? Мне тридцать два года. А ему, наверное, под сорок. Самое оно. Ну, ладно. Чего говорить зря. У него жена, дети. Максим бы узнал – ушел бы. Мне это надо? Пожалуй, нет.»

Вера посмотрела на Максима. Чуть располневший от сидячего образа жизни, с бородкой, маскирующей слишком маленький подбородок, несильные руки с коротковатыми пальцами…«Да, не Ален Делон». Но разве дело в этом? А в чем? Что не так? Что?

– Слушай, Макс, я сейчас пойду что-нибудь куплю и вернусь. Ладно? А то у нас ничего нет к обеду. У тебя есть какие-то пожелания на эту тему?

– Не знаю. Что хочешь. Может, рыбу…

– Хорошо. Будет тебе рыба.

– Много не тащи.

– Ладно. Не больше тонны. А что ты будешь делать?

– Может, посплю… Хотя мне надо сделать несколько звонков. Посмотрю телевизор… буду тебя ждать. А если ты задержишься, позову девочек. Скажу – давайте девочки, налетайте. Пока она там бродит неизвестно где и с кем…

– Да. Налетайте, у нас есть полчаса…

Макс рассмеялся.

– А что? Полчаса вполне хороший срок…

– Все, Казанова, я пошла. Смотри у меня!

– Пока, детка.

Вера ходила по магазину, и ее тележка постепенно заполнялась продуктами.

«В самом деле, чего я хочу? Чего мне не хватает?» размышляла Вера, разглядывая срок годности творога и кефира. «Мама скажет – не гневи бога. Мы с Максом уже вместе четыре года. Подумать только!». Она положила в тележку багет и хлеб с отрубями. «Привыкли уже друг к другу. Я ему, вроде, нравлюсь. Мне он не противен. Любви нет бурной? А у кого она есть? И вообще, у кого она есть хоть какая-нибудь?» В тележке прибавились куриные грудки, маслины, кетчуп и пакетики со специями. «Ну, так. Овощи дома есть, фрукты бы надо. Но тяжело будет тащить. Перебьемся. Зелень! Вот зелень как раз нужна! Рыбу надо не забыть!» Выбрав два больших куска свежей семги, Вера направилась к кассе. «А как другие живут? Можно подумать, что во всех семьях…»

– Простите, а вы рыбу как готовите – жарите? – внедрилась в Верины мысли женщина, ставшая за ней в кассу.

– По-разному, – не сразу вошла в диалог Вера. – Чаще всего в духовке. Это и быстрее и полезнее.

– А вы в фольгу заворачиваете? – не отставала женщина.

– Иногда в фольгу, а иногда просто крышкой прикрываю.

– А моему-то запретили все мясное, а рыбу разрешили. А я ее редко готовлю.

– Ну, если у него диета, то надо, конечно, в духовке. А еще лучше – отварную.

– Да он и смотреть не будет на отварную.

– А вы знаете, из семги очень вкусная уха получается. Надо только жир снять.

– Ой, повезло вашему мужу с хозяйкой, как вы его балуете, наверно.

– Семгу еще и засолить можно, – расщедрилась Вера.

– Нет, куда ему соленую! Ему теперь только все диетическое.

Подошла Верина очередь в кассу. Вера расплатилась и повернулась к женщине:

– Всего хорошего.

– Всего вам тоже хорошего! Спасибо за совет!

– Да не за что!

«Ну вот, меня приняли за жену». Вера представила, как лет через десять она будет готовить Максу диетические блюда. «Мой-то на диете». Вера усмехнулась и почему-то без всякой видимой связи с текущим моментом ей опять вспомнился Николай из электрички. «Поехали со мной, а?» «Интересно, какая у него жена? Наверно, симпатичная. И детей двое. Вот где любовь. Хотя…тоже неизвестно. А Макс все-таки свой, родной, на работе его ценят. Он перспективный, карьеру себе сделает. И где гарантия, что кто-то другой будет лучше? И вообще, где гарантия, что кто-то другой – будет?». Вера попыталась представить себе, что она рассталась с Максом. «Да, свободна. Делай, что хочешь. А сейчас – что, мало свободы? Да я и сейчас могу делать почти все, что захочу. Но без него будет все-таки хуже, чем с ним. Надо прекратить ныть. По крайней мере, надо прекратить при подругах говорить, что все надоело. А Максу я сейчас сготовлю рыбу. Рассказать ему, как тетка решила, что ему повезло с женой? Или лучше не рассказывать? Посмотрим по ситуации».

Макс валялся на диване и смотрел телевизор.

– Ну что, поход удался?

– Вполне. Через полчаса сможешь вкусить рыбку, большую и маленькую.

– Первая рыбка моя. Помнишь мультик?

– Помню. Как-то мы уж слишком рассюсюкались. Что-то не то. Фальшь.

Вера включила духовку «пусть разогреется» и стала распаковывать сумки.

– Кто-нибудь звонил?

– Слушай, Веруша, чего-то я не понял. Ты, что, разве уезжала куда-то на два дня?

«Та-ак. Алка!»

– Звонит Алка – «Ой, Макс, ты здесь, привет, как дела, где Верка?» В магазин пошла, говорю. Будет через полчаса. А ты, говорит, уже все знаешь? – Что я должен знать? – Ну, про ее авантюру. – Какую авантюру? – Ой, говорит, значит, она тебе решила не говорить, а я, дура, ее выдала.

«Не дура, а дрянь подколодная. Мне наука».

– Нет уж, говорю, давай колись. Ну вот, она мне и сказала, что ты куда-то умахнула, никому ничего не сказав. И куда же ты ездила? И к кому? И зачем?

«Спокойно. Только не надо суетиться. Мне нечего скрывать, не в чем оправдываться».

– Макс, тут нет никакой тайны и никакой авантюры. У меня действительно было плохое настроение, знаешь – все надоело, все плохо, а что плохо – сама не знаю.

– У вас перед месячными такое бывает. Только я этого не понимаю. Чего вам надо? Что за капризы? Хорошо, все надоело, и что дальше?

– И тут я вспомнила деревню, в которой мы студентами были на картошке, это на Оке. И я подумала – а почему нет? Что здесь невозможного? Я знала, что ты несколько дней плотно занят. Вот и решила, что в один из этих дней съезжу.

– Зачем? Что там делать?

– Просто так. Ни зачем.

– Там у тебя кто-то есть?

– Кто у меня есть?

– Не знаю. Это я у тебя спрашиваю.

– Да нет там никого. Просто мне захотелось поехать, чтобы доказать…

– Кому доказать?

– Себе, Макс, себе. Что можно вырваться из повседневности, из рутины…Жизнь очень однообразная, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Мне моя жизнь не кажется однообразной.

– Макс, речь не о тебе, а обо мне.

– Тем более не понимаю. Мы ходим куда-то, бываем. Я был занят – ну, сходи на выставку без меня. Или с той же Алкой. Нет, я не понимаю.

Они помолчали.

– Ну, хорошо. И что дальше было?

– Встала пораньше, села на электричку и поехала. Нашла там автобус до Соснянки. Потом немного пешком – и вот он, родной бывший совхоз. Я там бродила-ходила, а потом выяснилось, что автобус обратный я пропустила. Пришлось на попутке до районного центра добраться, там я переночевала в гостинице. И на следующий день вернулась. Вот и все приключение.

– Ну, Вера Алексеевна, я тебе скажу, это все-таки настоящая авантюра! Алла права. А если б с тобой что-нибудь случилось? Где тебя искать?

– Но ведь не случилось!

– Вера! Это не аргумент. Как можно было уехать, никому ничего не сказав?

«По сути он прав. Но как он любуется своей правотой!».

– Макс, ты прав. Я уже сама это поняла. Вернее, я сама не понимаю, как я вдруг сорвалась.

– Почему мы должны все о тебе волноваться, беспокоиться?

«Ну, хватит уже! Никто обо мне и не беспокоился. Вы все даже не заметили, что меня два дня нет»

– Никто не должен. Никто никому ничего не должен.

– А почему ты мне ничего не сказала?

– Потому и не сказала. Чтоб не беспокоились. И к тому же ты бы мне запретил. «Не факт. Скорей всего, сказал бы – ну, поезжай, если уж так хочется».

– Это правда. А почему девицы твои ничего не знали?

– Я была не уверена, что они меня поймут. Они бы стали отговаривать, помешали бы мне.

– Да, конечно, они бы не позволили тебе уехать.

– А с какой стати я должна спрашивать их позволения? Они моего разрешения не спрашивают.

– Да-а, как у вас, женщин, все непросто, все с какими-то вывертами. Какие-то настроения…Как вы живете?

– Женщинам сложнее, чем мужчинам. Это известно.

– Ну, ты съездила, и что?

– И ничего.

– Ты довольна хоть поездкой?

– Знаешь, я довольна, что съездила. Самим фактом. А то до сих пор бы маялась. Но в общем-то ничего мне эта поездка не дала.

– А почему же ты мне не хотела рассказать об этой поездке?

– Макс, ну ты же такой умница «правильный ход», зачем же ты так безоговорочно веришь Алке? Она сказала, что я просила не рассказывать тебе об этом? Правильно?

– Допустим.

«Что – допустим?! Именно так она и сказала. Все-таки он глуп!»

– Не «допустим», а именно так она и сказала. Но она не все мои слова тебе передала. Когда она спросила меня, почему я не хочу, чтобы она тебе рассказывала, я ответила – я сама ему расскажу, я не хочу, чтобы он узнавал обо мне от кого-то другого. Не веришь? Давай я ей сама сейчас позвоню и спрошу, почему она искажает правду? А она скажет: ну какая разница. Я же не запоминаю твоих слов наизусть, это мелочь, не придавай значения… Ты же не первый год Алку знаешь.

Вера чувствовало, что ее переполняет раздражение. Она была, конечно, почти уверена, что Алка попытается поговорить с Максом, но убеждаться в этом было неприятно. И Макс тоже хорош! Готов подставить уши для всякой лапши! А я должна оправдываться и выкручиваться!

Рационально-позитивный настрой, с таким трудом налаженный во время работы над собой в магазине, вот-вот готов был сдать свои позиции под натиском негативных эмоций.

– Ладно, Вера, съездила и хорошо. Но больше, пожалуйста, не уезжай никуда, по крайней мере, тайно.

– Больше не уеду. Тайно. Уеду открыто.

– Ну-ну-ну.

Макс подошел к Вере и подставил щеку.

– Целуй. Проси прощения.

– Не буду.

Он потянулся к ее губам.

Испугался, что я могу его променять на кого-то?

– Макс! Ну я же у плиты!.

Вера все еще злилась.

– Ну, один разок!

Господи, ну целуй уже!

Вера повернула к нему лицо и подставила губы.

Ладно! Кажется, проехали! Надо перестать злиться.

– Сейчас уже рыба будет готова, – примирительно сказала Вера.

– Рыба немного подождет…, – Макс увлек ее в комнату на постель.

Вот так-то, Аллочка, наша взяла!

Часа через два после обеда, просматривая газету, Макс вдруг спросил:

– Ты действительно ни к кому там не ездила?

«А яд-то все-таки действует, уже начал проникать в мозг».

– Макс, милый, ну ты что говоришь? Ты как это сам представляешь? Я вдруг сорвусь с места, поеду к какому-то деревенскому мужику? Поехали со мной, а? У меня есть такие знакомые? Ты их знаешь? Я лично – нет. И вообще – это на меня похоже? Полный абсурд! Я сбегаю от тебя, хочу это скрыть – но при этом рассказываю Алке и прошу тебе не говорить! Это стопроцентная гарантия испорченного телефона, что мы и наблюдаем в действительности. «Интересно, зачем Алка это делает? Может, она хочет нас рассорить? Чтобы потом его утешить? Дудки, номер не пройдет!» Тем более, что я ей ничего такого не рассказывала осторожнее! потому что рассказывать-то нечего! Я не хотела, чтобы ты узнал о моей поездке от нее, в ее интерпретации. Вот и все. В атаку! Ты знаешь, мне на самом деле очень обидно, что ты доверяешь Алке, а не мне. Ты должен был ей сказать – замолчи, я не хочу тебя слушать! Мне Вера сама все расскажет. И дождаться, пока я тебе сама расскажу. Интересно, а если бы он куда-то вдруг уехал на два дня и мне не сказал, как бы я реагировала?

– Слушай, но ведь Алла – твоя подруга.

– Да, и это – типичное проявление женской дружбы.

– Все женщины такие?

– Может, не все, но многие. Мужики, даже когда есть что-то, друг друга не выдают, а женщины, даже когда нет ничего, готовы заложить подругу.

– Тяжело с вами!

– Не с нами тяжело, а нам тяжело. Вперед! И между прочим, когда я сказала, что у меня плохое настроение – тут дело не только в месячных. Ты должен был заметить сам, что мне грустно, спросить, в чем дело. И если уж ты узнал, что я сорвалась и уехала черте-куда, в места моей молодости – то тебе должно было в первую очередь прийти в голову – не ты ли виноват в том, что мне хочется куда-то бежать. Ты меня хоть когда-нибудь спрашивал, какое у меня настроение, как мои дела? Вообще – обо мне думал? Стоп, достаточно! Хорошо, что все ему высказала, но хватит. Слезу? Нет. Отвернусь к окну.

Молчаливая пауза.

– Вера!

Она не оборачиваясь, молча продолжала стоять у окна.

Макс подождал, потом подошел к ней.

– Вер, ну прости! Я эгоист, я глупец!

Вера повернулась к нему лицом. Все как по нотам! Как в тысячном спектакле.

– Ты эгоист, но не глупец!

– Просто когда она мне это сказала…знаешь, я вообще…Я готов был…не знаю…придушить… Станиславский, ау, где ты? Не верю! Но хочу верить.

– Ее или меня?

– Тебя!

– Тоже мне Отелло нашелся!

Вера положила руки ему на плечи.

– Ладно, Максик, все плохое уже позади.

В этот момент Вера увидела на столе огрызок яблока.

– Макс! Это что?

– Слушай, я хотел тебе сказать. Я пока тебя ждал, нашел в холодильнике яблоко и вот…Прости, съел. А что, нельзя было? Надо было тебе оставить кусочек, но оно было такое вкусное… Я возмещу тебе ущерб. Куплю другое…

«Сейчас скажет «не золотое, а простое».

– Не золотое, а простое.

– Ты что говоришь глупости! Просто огрызок на стол не надо класть. А то пятно будет.

– Понял. Больше не буду. Слушай, Веруш, а если я уже поеду? Мне надо поработать, почитать кое-что.

– Ладно. Иди, поработай.

– Не грусти.

– Не буду.

– Тогда я пошел?

– Давай.

Привычный «супружеский» поцелуй на прощание.

– До завтра. Я позвоню.

– Звони.

Вера закрыла дверь. Повернула рычажок замка. «Ну надо же! Он съел то яблоко. И все. И нет ничего. Поехали со мной, а? Николай… «Значит, угадали». Все. Хватит об этом. Смешно – Максим съел то яблоко…»

* * *

Вера сидела у себя на кухне за столом, в халате, и слушала Максима. Он увлеченно пересказывал ей подробности вчерашнего заседания. «Но я-то понял, в чем дело. И я так спокойненько, без нажима, спрашиваю: а скажите, Виталий Семенович…»

«Мы прямо как семейная пара. Со стороны посмотришь – идиллия. А что? Все об этом мечтают. А у меня это есть. Вот оно, семейное счастье. И что еще надо? Спим вместе. Вполне сносно. Я в курсе его дел. Приглашают нас везде вдвоем. Может, не так уж все и плохо?»

Вера посмотрела на Максима. Чуть располневший, с бородкой, маскирующей слишком маленький подбородок, несильные руки с коротковатыми пальцами…«Да, не Ален Делон». Но разве дело в этом? А в чем? Что не так? Что?»

– Слушай, Макс, я сейчас пойду что-нибудь куплю и вернусь. Ладно? А то у нас ничего нет к обеду. У тебя есть какие-нибудь пожелания на эту тему?

– Не знаю. Что хочешь. Может, рыбы какой-нибудь…

– Хорошо. Будет тебе рыба. А что ты будешь делать?

– Может быть, посплю… Хотя мне надо сделать несколько звонков. Посмотрю телевизор… А если ты задержишься, позову девочек. Скажу – давайте девочки. Налетайте. Пока она там бродит неизвестно где и с кем…

– Да. Налетайте, у нас есть полчаса…

Макс рассмеялся.

– А что? Полчаса вполне хороший срок…

– Все, Казанова, я пошла. Смотри у меня!

– Пока, детка.

* * *

На улице Вера несколько раз набрала полные легкие прохладного городского ветра, словно она вышла не из дома, а из душного чулана. «Пока, детка» – мысленно передразнила она Максима. Как он иногда раздражал ее своим самодовольством! Веру выводили из себя его однообразные шутки на тему «девочек», которые только и ждут счастливой возможности провести с ним, Максом, хоть несколько минут. Еще больше ее бесило, что она должна постоянно подыгрывать ему, изображая ревнивую жену. Ей иногда хотелось сказать ему злым, сварливым голосом – да иди ты куда хочешь. Спи с кем угодно, отстань только от меня со своей самодовольной рожей. Но житейское благоразумие удерживало ее от этого – ведь после такой выходки разрыв был бы неминуем, а оставаться одной, не имея никаких вариантов замены, все-таки не хотелось. Кроме того, в глубине души она понимала, что если она уже больше четырех лет мирилась со всеми чертами Макса, которые ей стали очевидны уже вскоре после знакомства, то нет никаких видимых причин вдруг резко прекращать эти отношения. И если уж совсем честно, то никто ее насильно не заставлял быть с ним. А может быть он чувствует какую-то Верину отчужденность и хочет своими шутками просто возбудить в ней ревность, то есть – заставить ее больше дорожить им?

Размышляя таким образом, Вера ходила по магазину и машинально наполняла тележку продуктами. В тележке уже лежали куриные грудки, маслины, кетчуп и пакетики со специями. «Ну, так. Овощи дома есть, фрукты бы надо. Но тяжело будет тащить. Перебьемся. Зелень! Вот зелень как раз нужна! Рыбу надо не забыть!» Вера почувствовала, что ее непримиримость немного улеглась. Выбрав два больших куска свежей семги, Вера направилась к кассе. «А как другие живут? Можно подумать, что у всех прямо такая любовь…» Вера вздохнула – ей вспомнилась электричка, пыльная привокзальная площадь… «Интересно, какая у него жена? Наверно, симпатичная. Двое детей. Вот где, казалось бы любовь. Но даже он – «поехали со мной, а?» Вот, мужики…

Внезапно ее мысли опять перескочили на Максима – а вдруг он тоже готов ей изменить с какими-то девками? Вслед за этой мыслью тут же, как волна, набежала другая – а если он и вправду мне изменяет? Вера содрогнулась, но не от ревности, а от брезгливости – она вдруг представила, что он мог придти к ней, не успев принять душ.

«А с чего я решила, что это невозможно? Вполне возможно! Я же не слежу за ним, – делай, что хочешь». Она стала вспоминать некоторые моменты – то звонит Дина-лаборантка, и они по часу разговаривают. То вдруг появилась какая-то Лера, с которой он трое суток денно и нощно готовил слайды к совместному докладу. То он целую неделю занимался устройством гостиницы и досуга некой приезжей особы, которую он называл Катрина. И просил Веру не говорить Дине и Лере про эту Катрину, а если те будут звонить – «ты не знаешь, где я». Господи, какая же я дура! Конечно, он спал со всеми этими девицами. И наверняка еще и с другими. И когда он говорит про «девочек», он вовсе не шутит – просто он уверен, что я приму это за шутку. А если я узнаю, что все это правда, он скажет – я же тебе говорил открыто, не скрывал ничего, я думал, что ты нормально это воспринимаешь. Интересно тогда знать, а я-то ему зачем? Ну, он мне понятно, зачем – у меня никого нет другого. А я ему для чего нужна? Ему нравится, как я готовлю? Поели – можно и поспать?

Вера действительно умела вкусно готовить. Подруги часто просили ее – «Вер, сготовь свой супчик овощной», или «заказывали» котлеты из индейки.

В Вериной памяти вдруг отчетливо всплыл эпизод – она возвращается домой, а за столом в большой комнате сидят Алла с Максимом и, оживленно беседуя, едят жаркое, которое Вера приготовила с утра. Алла тогда сказала: «Вер, будешь жаркое? Садись с нами». Все трое засмеялись, хотя Вере было не очень смешно. Она ответила: «Вообще-то ты в гостях у меня, а я у себя дома. Надеюсь, что вы сообразили оставить мне что-нибудь». Максим тогда сказал – «фу, Веруш. Ну ты что, шуток не понимаешь! Что ты такая злая!» А Алла залилась смехом: «Ве-ерка-а. Мы чуть-чуть тебе оставили, извини, что мало. Такая вкуснотища». «Вы, что, выпили?» – спросила Вера. «Чуть-чуть, мы нашли та-акой ликер!» Алла сидела раскрасневшаяся и хохотала без умолку. «Мой ликер! Ну это уже слишком!» – возмутилась Вера, увидев пустую бутылку. «Ну ладно тебе, Верунчик, – сказал Максим, – не будь жадиной!» – «Да. С друзьями надо делиться», – подхватила Алла. – И с подругами». И опять захохотала. Вера тогда решила, что на Аллу подействовал ликер. Но сейчас она почти не сомневалась в том, что именно произошло между ними в ее отсутствие.

«Да-а, подруга-подруга, какая же ты гадина!» – подумала Вера и в ту же минуту увидела недалеко от входа в магазин Аллу.

– Легка на помине! – Вера попыталась так встать, чтобы Алла ее не увидела. Но та разговаривала с кем-то по телефону и, похоже, в магазин заходить не собиралась. Вера все-таки решила не рисковать и побродить по торговым секциям – ей не хотелось сейчас встретить Аллу.

* * *

Вера открыла ключом дверь и уже собралась крикнуть Максу – «я вернулась», как вдруг услышала, что он не один – в комнате звучали женские голоса. «Ничего себе, да он и впрямь девочек пригласил».

Вера прислушалась. Через несколько минут она уже знала, что это были за девочки. Она узнала голоса своих подруг – Аллы, Вики и Иры. Особенно громко звучал Ирин голос.

Вера немного постояла в прихожей, потом тихонько прошла на кухню и стала разбирать сумки.

– Ну где же она, – вдруг услышала Вера. – Сколько можно шляться.

– Не знаю, сказала, пойдет в магазин за продуктами. Рыбу обещала купить.

– Давно она зоила?

– Да уж часа два.

– Мы уже час тут сидим.

– И неплохо сидим, должна вам сказать.

Вся компания рассмеялась.

– Это конечно. Но все же куда она делась-то?

– Может, чего случилось?

– Да ладно тебе, Вик, что там могло случиться? Наверняка встретила кого-то.

– Может она с этим, – со своим любовником встретилась?

– Верка? С любовником? Ир, я тебя умоляю!

– А почему нет?

– Да откуда у нее любовник!

– Стоп, стоп, девочки, поподробнее! О чем речь?

– Ну, Макс, ты, что, не знаешь? Верка ездила куда-то в деревню, непонятно зачем…

– Когда это?

– Да несколько дней назад. По дороге она познакомилась с каким-то мужиком, поехала к нему домой.

– Да ты что?!!

– А вот то! Там они переспали, и она вернулась. Вот я и говорю – может, она с ним встретилась.

– Ир, твои фантазии… Послушайте, никакого мужика не было. Вернее, в поезде действительно к ней один клеился, но она его отшила. И все. Верка не способна на пересып с незнакомым мужиком.

– Откуда ты знаешь?

– Она мне сама рассказала все, как было. Она поехала в свое селение, а он в свое.

– «Сама рассказала!» Алла! Не морочь мне голову! И другим тоже. Она ни в какое свое селение не поехала, а поехала с этим парнем, помогать ему в огороде. А потом они переспали. И не спорь со мной.

– С чего ты это все взяла?

– Она мне, как ты говоришь, «сама рассказала», да еще с такими подробностями!

– Верка?!

– Да, Верка, кто же еще! И еще просила никому ничего… Но раз вы все равно уже в курсе…

– Подождите, девочки, я-то вообще не в курсе. О чем речь? Какой мужик? В каком поезде?

– Ой, ребята, послушайте, давайте я вам все объясню. Я, правда, обещала Верунчику ничего не говорить, но вы совсем не то рассказываете. Понимаешь, Макс, она поехала в деревню на Оке, там когда-то в молодости она была на картошке. Ну, студентов посылали на картошку.

– Это понятно. Но зачем она сейчас-то туда поехала?

– Этого я что-то не поняла. От тоски, кажется.

– От какой тоски?

– Ну, я не знаю. Она сказала – от тоски. Села на электричку. Там еще был старик с собачкой. А потом она познакомилась с мужчиной. И он действительно пригласил ее поехать с ним. И она сначала отказалась, а потом согласилась. Они гуляли, разговаривали, все было очень романтично, потом на звезды смотрели, но ничего не было. Абсолютно. И они договорились больше никогда не встречаться. А потом она уехала обратно в Москву. Вот как было. Мне Верунчик когда это рассказала, я еще говорю – ну прямо кино!

Вера слушала их разговор, затаив дыхание. Сердце ее колотилось как бешеное. Что делать? Вдруг они сейчас обнаружат, что она дома и… как себя повести? Что будет? Сделать вид, что только пришла? Не смогу. По мне видно, что я все слышала. И что теперь? Куда мне деваться? Так, спокойно. Собственно, почему я должна куда-то деваться? Чего я боюсь? Я у себя дома. Они пришли – я их не звала, они сидят у меня в квартире, за моим столом и обсуждают меня же. Почему я должна бояться, что они узнают, что я все слышала? Почему я должна им что-то объяснять? Кто они мне? Я разве у них спрашиваю отчета? Как мне это все надоело! Даже забавно – я каждую просила никому ничего не рассказывать. И что? Все трое меня предали. Обнаружат меня – что ж. Хорошо. Я, пожалуй, знаю, что им сказать. Вера успокоилась, даже повеселела. Она погрела чайник – на одну чашку, налила себе кофе и взяла какой-то журнальчик. Но читать не смогла, потому что ей было интересно слушать.

– Так все-таки, я ничего не понял – поехала или нет, спала или не спала? И что за мужик? Старый знакомый с картошки?

– Мне она сказала, что никакого мужика вообще не было.

– Прямо так и никакого! А мне рассказывала подробно, как они трахались в сарае.

– Да ничего подобного! Они просто лежали рядом!

– Вика! Тебе сколько лет, что ты в сказки веришь?

– Но она очень все правдиво рассказала, видно было, что она не обманывает.

– Девчонки, я так и не понял – спала или не спала?

– Макс, неужели ты ничего не знал?

– А откуда я мог знать?

– А ты ничего не почувствовал?

– А что я должен был почувствовать?

– Ну, перемену в ней какую-нибудь. Может она холоднее стала. Или наоборот, ласковей.

– Вообще-то она какая-то раздраженная последнее время.

– Вот видишь!

– Но, по-моему, это уже длится дольше, чем два-три дня.

– Это значит, что она давно задумала туда поехать. А ты, дурень, не видишь ни черта.

– Почему это я дурень?

– Потому что тебя дурят.

– Неужели она и меня, старую черепаху, обвела вокруг пальца? – Алла затянулась сигаретой и выпустила дым из ноздрей. – Ведь я чувствовала, что она мне врет.

– Аллочка, ну поверь, не стала бы я придумывать. Она мне во всех подробностях рассказала – как и что они делали.

– С ума сойти! Я ей этого не прощу!

– Не знаю, девочки, мне она рассказывала, что у них ничего не было, потому что он не хотел изменять жене.

– Викуля, крошка моя, пора перестать быть наивной – в твои-то годы! Ну как ты себе представляешь – они лежат ночью в сарае, и он говорит – я не могу изменить жене?

– Да, она мне именно так и сказала.

– А как она с ним в сарае-то оказалась? И для чего, как ты думаешь?

– Ну… вообще-то да… как-то нелепо получается…

– Вот именно! Поверьте, что я не стала бы говорить просто так…

– Слушайте, получается, что мне она сказала одно, Вике другое, а тебе, Ир, третье?

– Да. Всем разное.

– Но зачем? Почему? Девочки, милые! Я ничего не понимаю!

– Да она просто поиздевалась над нами! Надо мной – точно. Представляю, как она веселилась. Правда, я особенно-то не поверила. Я ей сказала – придется верить, раз ты молчишь, не хочешь рассказывать. Но что-то здесь не то. Вот ей-богу, именно так и сказала.

– Макс! А ты что молчишь?

– Я просто ошарашен. Не понимаю, как я мог это пропустить.

– Макс, ты очень доверчивый. Я не подстрекатель, но я всегда говорила – она тебя дурит.

– Не могу поверить. Вера мне изменила! Это невозможно!

– Почему невозможно? Что она, по-твоему, святая? Особенная?

– Но она так со мной… ну как обычно… как ни в чем ни бывало…

– А ты хотел, чтоб она пришла и сказала все как есть?

– Кстати, когда она придет-то?

– Сейчас я ей позвоню.

Вера срочно выключила телефон, чтоб они не услышали звона.

– Вне зоны. Может, не будем ее дожидаться?

– Действительно, сколько можно ее ждать?

– Но она же не знает, что мы здесь!

– Да, но Максу она обещала прийти через полчаса, да Макс?

– Неужели она мне изменила?

– Ладно, Максик. Не переживай. Спросишь у нее, когда придет. Потом нам расскажешь.

– Но неужели все-таки это правда? С другим мужчиной – Вера!

– Дошло наконец! Макс, ну, если она тебя не ценит…

– Давайте, может, чаю попьем.

– Нет, давайте, пойдем уже.

– Вообще-то, я бы чайку выпила. А есть с чем?

– Пойди, посмотри на кухне. Может, найдешь у Верки в закромах что-нибудь сладенькое.

* * *

Через полминуты Вика влетела в комнату вся пунцовая, с выпученными глазами и открытым ртом.

– Вик! Ты что?

Вместо ответа Вика кивала головой в сторону кухни и делала руками какие-то непонятные знаки.

– Да что с тобой, ты можешь нормально объяснить?

– Она! Она там!

– Кто там?

– Да тише вы! Она там! Вера!

– Где?

– На кухне!

– Вера? На кухне? Каким образом?

– Не знаю! Я захожу, а она там! Сидит, кофе пьет. – И давно?

– Откуда я знаю?

– Она что-нибудь сказала?

– Нет. Она только на меня посмотрела, а я сразу выскочила – и сюда, к вам.

Все переглянулись.

– Слушайте, а почему она там сидит? Почему не пришла сюда?

– А когда же она вернулась? Почему мы не заметили?

– Она все слышала? Все наши разговоры?

– Я говорила – пошли отсюда. Надо было уходить вовремя.

– Какой кошмар! Что делать теперь?

– Никакого кошмара нет. Мы ничего такого не говорили.

– Ну как же. Очень даже говорили. Как неудобно получилось!

– Вика, перестань! Пойдемте на кухню и все выясним.

* * *

Вера сидела на кухне и читала журнал. Взглянув на сгрудившихся в дверях подруг и Макса, она не произнесла ни слова и перевернула страницу. Возникла тягостная напряженная пауза.

– Вера, почему ты здесь сидишь? – наконец нарушила молчание Алла.

Вера пожала плечами.

– Кофе пью. Читаю.

– А…почему здесь?

– То есть? – Вера удивленно подняла брови.

– Ну… почему ты не пришла к нам?

– К вам? Я вообще-то пришла не к вам, а к себе домой.

– Ты когда вернулась? Мы тебя ждали, ждали…

– А разве мы договаривались, что вы придете? Я лично вас не ждала.

– Но нас Макс позвал, мы пришли…

– «Не виноватая я, он сам пришел», – Макс сделал слабую попытку дежурно пошутить.

Вера пропустила его слова мимо ушей.

– Ну, если вас Макс позвал, то я тут при чем? Хотя я не понимаю, почему он вас зовет не к себе, а ко мне. И почему я ничего не знала о том, что он собирается вас пригласить? Но наверно у вас были темы, которые вы хотели обсудить с ним без меня.

– Слушай, Вер, – взорвалась подруга Ира. – Ты что себе позволяешь? Ты почему над нами издеваешься? Ты всех нас держишь за дураков, да?

– Ира, во-первых успокойся. Что за истерика? Объясни, пожалуйста, только нормальным тоном, что ты имеешь в виду?

– Что я имею в виду? А ты не понимаешь, да?

– Не понимаю.

– Ты почему Алке одно говоришь, Вике другое, мне третье? А Макса вообще ни во что не ставишь? То поехала. То не поехала. То спала. То не спала.

Вера рассмеялась.

– Ира, о чем ты?

– Верунчик, прости пожалуйста! Я им пыталась втолковать, что все было очень романтично, но у меня ничего не получилось.

– Вика. Прекрати скулить, – Ира сурово посмотрела на Вику.

– Вот что, – открыла наконец рот Алла – объясни ты нам, что было на самом деле. И для чего понадобился обман и эта издевательская ситуация.

– Да, Вера, – обрел дар речи Максим, – мне бы тоже хотелось узнать правду.

– Я что-то не пойму, что здесь происходит. Вы что следователи, судьи? Что за тон? Что за претензии? Что вы от меня хотите услышать?

– Все как было. Все о твоей поездке. Почему ты мне сказала, что поехала в свою Сосновку или как там ее… А Вике наплела какую-то романтическую небылицу. А Ирке – подробности про то, как ты переспала с этим парнем.

– Во-первых, я не должна никому ничего объяснять. Во-вторых, о себе самой я могу рассказывать, что хочу и кому хочу. В третьих, я убедилась, что на вас нельзя полагаться, потому что вы не умеете хранить чужие тайны и держать слово. В-четвертых, я не понимаю, почему это вас так сильно интересует. А в-пятых… – Вера помолчала, – я никуда не ездила.

– Как? Как это не ездила?

– Что значит не ездила?

– Ну как – очень просто – никуда не ездила.

– А как же Николай, грядки?

– Какой Николай? Какие грядки? Девушки, вы здоровы?

– И ты в сарае с ним не ночевала?

– С кем?!

– С этим своим… Николаем?

Вера с изумлением смотрела на них.

– Вера. Ответь правдиво. Ты где была в среду и четверг?

– Дома, где же еще!

– А почему тебя на работе не было?

– Я отпросилась. Сказала, что неважно себя чувствую.

– И что, никуда не ездила?

– Никуда не ездила. А куда я должна была ездить? Алла нервно курила одну сигарету за другой. Ира, казалось, готова вцепиться Вере в волосы. Вика сидела с глазами, полными слез и непонимания происходящего. Максим трусливо молчал, предпочитая не вмешиваться и предоставляя женщинам выяснять, что, как и когда.

– Нет, мне сейчас плохо станет! – Алла смяла пустую пачку сигарет.

– Алл, хватит курить! Тут уже дышать нечем. – Ира встала и подошла к Вере вплотную.

– Ты затеяла плохую игру, поняла? Ты… ты… это подлость, ты понимаешь это?

– Ир, отойди от меня, пожалуйста. А то я боюсь, что ты меня укусишь. В чем подлость? В том, что я рассказала вам разные истории? И что тут подлого? Подлость с вашей стороны, что вы все растрепали, хотя обещали ни с кем меня не обсуждать. А если б я вправду вам доверила что-то важное? Было бы точно так же. Я, между прочим, не болтаю, когда меня просят молчать. И вам это прекрасно известно. Я слышала все ваши разговоры. И вы еще говорите о подлости?

– Но если б ты сразу сказала правду…

– Правду? Я могу сейчас сказать вам всю правду. Вот ты, Макс, не очень-то был честен по отношению ко мне! Это первая правда.

– Вер, я… ты что имеешь в виду?

– Ты не знаешь? Я имею в виду, что ты спал с разными девками, лаборантками и прочими. Изменял мне, попросту говоря. Теперь понятно?

– Ну, видишь ли…Я…

– Что ты мямлишь! Вы все об этом знали, но почему-то никого это не волновало, не возмущало. Больше того! Ты, Алла, когда меня не было дома…

– Замолчи ты!

– Почему же? Правду так правду! Ты приходила, вы быстренько, похотливенько имели друг друга, а потом как ни в чем не бывало со мной общались, подленько так, злорадненько, думая, что я ничего не вижу и не замечаю. А я думала – ну любишь его – приди, скажи мне – мол, так и так, как есть. Ведь мы же вроде подруги. Но вы ведь не любите. Вы просто спаривались, как мухи, и тебе, Алл, нравилось думать, что ты мне с ним рога наставляешь. И намекать об этом всем знакомым с улыбочкой. А меня тошнит от этого, понимаешь? Я после тебя брезгаю. Мне не нужно это место общего пользования. И ты еще смела меня расспрашивать! И говорить тут в мое отсутствие всякие гадости! Да пошли вы все!

Вера вдруг увидела на столе огрызок яблока.

– Это что такое?

– Тут лежало яблоко, и мы его съели, пока тебя не было.

– Вы съели мое яблоко! И мне ни кусочка не оставили!

– Да подумаешь, яблоко съели!

– А откуда у тебя оно? – прищурилась Ира.

– Какая разница? Соседка угостила. С дачи привезла…

Все замолчали. Первой нарушила паузу Ира.

– Так, ладно. Я ухожу. Алл, ты как?

Алла не успела ответить – Вера опередила ее, дав, наконец, волю эмоциям:

– Что значит «ты как»? Она тоже уходит! Уходят все! Быстро! Что вы стоите? Уходите все поскорей! Чтоб духу вашего не было! Видеть вас не могу! Ничего тут не отставляйте, чтоб ничего вашего тут не осталось! Что найду – выкину. Все! Кончился этот балаган. Двери закрываются! Забудьте этот адрес! И больше никогда сюда не возвращайтесь! Все! Давайте, давайте, поторапливайтесь!

Хлопнула дверь. Вера подождала немного, подошла к двери, раскрыла, выглянула на площадку, прислушалась. Закрыла дверь и повернула замок.

Все. Закончился этап жизни. Довольно бездарно закончился. Но было бы еще бездарней, если б это все продолжалось. Вера чувствовала пустоту и гулкость. Но вместе с тем – какую-то незнакомую легкость, робкое ощущение еще до конца не понятой свободы. Неужели это правда? Невероятно!

Она посмотрела на ржавый огрызок.

«Мое яблоко! Надо же! Они съели мое яблоко!»

Она взяла огрызок за хвостик. Покрутила в руке. Вот и все что осталось от прекрасной сказки. Как будто ничего и не было.

А что было-то на самом деле? Вера села за стол, задумалась и не заметила, как прошло время.

* * *

Вера проснулась за пять минут до будильника. Вставать не хотелось. Не зажигая свет, чтобы не разогнать сон, она наощупь нашла халат и, стараясь не натыкаться на стену, отправилась будить дочь.

– Мам, чего? – раздалось недовольное мычание.

– Ты просила тебя разбудить.

– Я хочу спать.

– Я тоже.

– Ну и иди, спи.

– Маш, не дерзи. Ты, что, никуда не идешь?

– Я могу когда-нибудь выспаться?

– Послушай, ты мне вчера сказала…

– Я передумала.

– Когда это случилось?

– Ночью.

– И ты мне не могла сообщить?

– Что ж, мне надо было тебя разбудить для этого? Я, в отличие от тебя, дорожу покоем ближних.

– Я поздно легла. Кстати, у тебя в три еще горел свет.

– Да. И в четыре тоже. Поэтому я и хочу спать.

– А почему отменилась тренировка?

– А кто сказал, что она отменилась Вера постояла, помолчала. Потом решительно уселась на край тахты.

– Так, давай, колись.

– Ма-ам!

– Давай-давай! Все равно, ты уже разгулялась, да и я не усну.

– Знаешь, все довольно сложно…

– Давай разберемся.

– Ну, вот смотри. Я уже была с ними в пяти походах. Все было прекрасно, весело, дружно. И тут на последней тренировке, – когда это было? Во вторник – Маринка говорит «Что мы все по равнинам! Давайте попробуем что-нибудь посерьезнее, например, на байдарках, или конный поход. Все загорелись – шикарная идея! Сашка сказал, что он выяснит насчет байдарочного маршрута, чтоб был средней сложности для начала. А Маринка сказала, что ее знакомые ходили в конный поход, и они в таком восторге! И она обещала все подробно узнать – какие там сроки, условия – и вообще. И все наперебой стали обсуждать – когда, что, как. А я сижу и молчу. Маринка мне говорит: «Маш, ты что, уснула?» «Нет», – говорю, – «не уснула. Просто я думаю, что не смогу на байдарке, и на лошади я ездить тоже не умею. И учиться негде и некогда. И я боюсь, вообще-то, если честно». То есть, мам, я им все, как есть, откровенно высказала. Да, и еще я добавила, что не хочу быть им помехой и создавать дополнительные проблемы.

– Ну, ты все правильно сказала. И они как отреагировали?

– В том-то и дело! Все практически сразу согласились. Маринка, правда, что-то промямлила, что всему можно научиться. Но это скорее, из вежливости. А девчонки говорят: «Да она и палатку-то ставить с трудом научилась, а уж на байдарке или на лошади…»

– А Саша что?

– А Сашка посмотрел на меня многозначительно и говорит: «Ну, если человек от нас откалывается, то заставлять и уговаривать мы не будем». Я потом к нему подошла и спрашиваю: «Зачем ты так выступил? Ведь я от вас не откалываюсь, а объясняю, почему не смогу с вами пойти. У меня нет подготовки. И все это правильно поняли». А он говорит: «Я думал, ты ради меня захочешь рискнуть». А я ему отвечаю: «Чем рискнуть? Вдруг что-нибудь со мной случится? Или с кем-то из-за меня?» «Нельзя быть такой рассудительной, как будто тебе сорок лет». «А по-моему, в двадцать лет нельзя быть бездумным, как в десять». «Ладно, проехали. Насильно мил не будешь». Вот, собственно говоря, и все. Вопросы есть?

– Ну что я могу сказать, Машуля? Ты в этой ситуации повела себя правильно.

– Да, я знаю. Толку-то что?

– Что значит «толку что»? Толк есть и немалый. Во-первых, ты сумела правильно оценить свои возможности, это даже не все взрослые умеют. Особенно когда приходится признать какие-то свои минусы. Во-вторых…

– Во-вторых, собственными руками отдала парня, который мне нравился, другим девчонкам.

– Минутку, минутку! Что значит «отдала»? Разве он был у тебя в руках? И почему ради него надо рисковать? Я поняла бы, если б нужно было спасать, выручать, но рисковать собой ради сашиной благосклонности? Зарабатывать его внимание к себе? Если бы ему была важна ты, он бы сказал, что без тебя не пойдет. Но так ведь вопрос не стоял, правда? Он даже не поддержал тебя. Так что, Машка, не переживай из-за этого. Ты своего еще не встретила.

Маша заметно повеселела.

– Да, мам, ты, наверно, права. Но знаешь, что мне еще обидно? Уж слишком легко они восприняли, что я с ними не пойду. Я-то думала, что мы сдружились, а получается, что им без меня даже лучше.

– Маш, послушай. Ты попробовала, чему-то научилась – это замечательно. Но походы – разве это твое? По-моему, нет. Как бы ты отнеслась к человеку, который с трудом научившись держать в руках карандаш, отказался бы осваивать акварель, масло и так далее? Ты бы сказала – да, он не художник, пусть занимается чем-то другим. Так и здесь. У вас разные жизни…Да, разные жизни, – помолчав, задумчиво повторила она.

– Мам, ты о чем сейчас думаешь?

– Я вспомнила один эпизод из своей молодости. Правда, я была постарше тебя…

– Расскажи мне.

– Однажды мне все в моей жизни показалось настолько неинтересным, ненастоящим и убогим, что я никому ничего не сказала, села на электричку и поехала в городок на Оке…

* * *

– А что было дальше?

– А почему ты решила, что что-то было?

– Потому что то, что ты рассказала, – не эпизод. Ну, пожалуйста, мам!

– Ладно, расскажу.

… я представила себе, что вижу его в окне переполненного автобуса, кричу ему – «Счастливой прополки! Спасибо за яблоко!» А он не слышит. Автобусы разъезжаются, и я отчетливо понимаю, что больше никогда… Все это так явно пронеслось в моей голове, словно я и в самом деле только что прожила эти мгновения. Я обернулась и стала выискивать глазами Николая. Он стоял около здания автобусной станции, курил и слегка нахмурившись наблюдал за посадкой соснянского автобуса. Его рюкзак лежал на ступеньке рядом.

Из всех решений, принятых мной за всю жизнь, это было самое быстрое, самое необдуманное и самое необъяснимое. Я в несколько шагов оказалась около него.

– Знаете, Николай… Мне вообще-то… не очень надо в Соснянку. Надо, но не обязательно. Если хотите… я могу действительно поехать с вами и помочь…

Он рассмеялся, как мальчишка.

– Ах ты Вера-Невера! Едем!…

– Мам, ну что ты замолчала!

– Да так, вспоминаю. Сама не верю, что все это было со мной.

– Вообще это действительно невероятно! Как ты решилась!

– Не знаю! Не могу объяснить!

– Представляешь, я вот так сяду на поезд и уеду с незнакомым человеком…

– Маш, даже не произноси такое! Сейчас столько маньяков, бандитов и всяких проходимцев. Девушек насилуют, убивают, продают в рабство… Не надо было мне рассказывать…

– Мам, мам, успокойся! Я-то никуда бы не поехала, поверь. Я существо разумное, я даже от похода на байдарках отказалась. А вот мамочка-то у меня авантюристка!

– Была! Сейчас бы я так не поступила!

– Мам, рассказывай дальше. Вот вы прибыли и?..

– Николай сказал правду. Он действительно приехал помогать деду.

– А дед удивился, когда тебя увидел?

– Ну, конечно, удивился. Он-то ждал Николая.

– А как Николай объяснил ему, кто ты такая?

– Он сказал: «Вот дед-Мить, я приехал тебе помочь, а Вера будет мне помогать». А тот говорит: «Помощница, стало быть. А я думал, гостья». А мне неудобно, я говорю: «Нет, нет, я не в гости. Я действительно приехала помогать». «А что ты делать умеешь? Ты ж городская?» «Да, я из Москвы. Но я могу прополоть огород, или убрать что-то. А что нужно делать?» «Ладно, найду тебе занятие». Знаешь, такой дед оказался хороший…

– С бородой?

– Нет, без бороды

– Толстый? Низенький?

– Да нет, скорее худой, не очень высокий, крепкий. Опрятный. Видно, что привык жить один. Но уже трудновато. Оказалось, что он дружил с отцом Николая, и Николай знает его с самого детства. Родители Николая и жена деда-Мити рядом похоронены.

– А дети его где?

– Я подробности не выясняла. Кажется, дочь жила где-то на севере с мужем. Но это неважно. Короче говоря, они с Николаем стали что-то чинить, пилить. А мне дали полоть грядки в огороде.

– И ты полола?

– Ну да, полола.

– А ты умеешь полоть?

– Ты бы тоже сумела. Что там такого особенного? Выдергиваешь сорняки с корнями, вот и все. Потом стали мы со стариком картошку чистить – на обед. Я честно рассказала деду, как мы познакомились в поезде, как я оказалась здесь. «Так что вы не думайте…» «А я и не думаю. Да только если б он тебе не понравился, разве б ты поехала вот так, незнамо куда?» И вот как он это сказал – я вдруг поняла, что влюбилась в Николая как сумасшедшая. Никогда со мной такого не было, сижу, щеки горят. Сердце раскалывается. И думать ни о чем не могу. А старик говорит: «Я Кольку-то с малолетства знаю. Он парень верный. Семья у него, детки, все ладно. А тут он мне сейчас как на духу признался – запала, говорит в душу, сил нет, не мог ее из виду упустить. Это он о тебе, тебя не мог упустить». Машка, я даже дышать перестала, веришь? «Что ж теперь делать, дед-Мить?» «Э-эх, что делать? Вот и он мне – что делать? Привел тебя ко мне, а дальше-то как? Если б я знал, что делать… Я вот жизнь прожил, а что вам делать – не скажу. Не знаю я».

– Мам, не замолкай, пожалуйста.

– Я не замолкаю. После обеда дед-Митя решил поспать, а мы с Николаем… Мы гуляли по лугу, ходили и разговаривали, о себе, о своей жизни, все как есть. Я рассказала ему, почему оказалась в поезде, как решила убежать от обыденности, от рутины. Он мне знаешь что ответил?…Машуль, ты спишь?

– Нет, нет, не сплю. Мам, скажи, а вы целовались? Вера усмехнулась.

– Да. Целовались.

– Как?

– Ну, что значит – «как»? Как целуются?

– Как в кино?

– Дурашка ты, Машка. Вроде взрослая дочь, а вопросы, как в первом классе. Нет, не как в кино. Как в жизни.

– Мам, а скажи… только, честно…

– Ну?

– Я случайно не его дочь?

– Что-о?!

– А что такого, допустим, ты с ним провела ночь, потом вы расстались, потому что у него семья. И тут ты узнаешь, что у тебя будет ребенок. Ты не хочешь делать аборт и собираешься воспитывать ребенка одна. Потом ты выходишь замуж за папу, и он думает, что я его дочь. Вера судорожно глотнула.

– Да-а, Машуля, сюжет твой, прямо скажем… банальный… Но… должна тебя разочаровать – ты моя и папина.

– И больше ничья?

– Тебе мало?

– Нет, мне вполне достаточно. А вы не изменяете друг другу?

– Честно говоря, обсуждать это с ребенком… Помнишь, ты была маленькая. И кто-то из гостей сказал «при Машке не рассказывайте. Она же ребенок». А ты спросила – «почему я жеребенок?»

– Мам! Я помню. Ты мне сто раз уже это рассказывала. Но я давно уже не ребенок!

– Да. Ты давно уже не жеребенок! Понимаешь, у нас с папой такие отношения… я его так долго искала… я его люблю, короче говоря. Очень. А почему ты спрашиваешь?

– Ну, на него всякие тетки так смотрят…

– Какие тетки?

– Ну, например, эта коза крашеная.

– Жанна? – рассмеялась Вера. – Она и правда похожа на козу.

– И еще эта…как ее… Ксюша.

– А она на кого похожа?

– На маленькую блоху.

– Понятно. Какие еще представительницы животного мира посягают на нашего папу?

– Между прочим, папа очень интересный мужчина.

– Да что ты? И кто же?

– Еще есть две облезлые курицы, корова…

– Машка, да тут целая ферма. А он на кого смотрит?

– Он смотрит на тебя.

– То есть если выбирать между блохой и облезлой курицей…

– Да. Ты лучше.

– Ну, спасибо тебе, дочь. Значит, пока держимся. Ладно, Машка, давай-ка поспи немного.

– А ты?

– Я тоже посплю.

– Хорошо, мам, тогда ровно полчасика, ладно?

Вера поцеловала дочь и вышла, прикрыв дверь.

За окном уже было совсем светло, но задернутые шторы сохраняли мягкий сумрак. Вера улеглась, не снимая халата, прикрыла ноги уголком пледа, и…вернулась в прошлое…

* * *

Вера закрыла дверь и повернула замок.

Все. Закончился этап жизни. Вера чувствовала пустоту и гулкость. Но вместе с тем – какую-то незнакомую легкость, несмелое ощущение еще не осознанной свободы. Вся история ее отношений с Максимом укладывалась в одну спокойную строчку – мы встречались несколько лет, а потом расстались. Вере было удивительно, что она не испытывает ни угрызений, ни сожалений, ни ревности. Жалеть не о чем. Вера подошла к зеркалу и всмотрелась в себя. Неужели я смогла? Я сделала этот шаг! Я сумела принять решение!

Она посмотрела на ржавый огрызок.

– Прости, яблоко! Я тебя не уберегла!

На кухне она обнаружила полный холодильник еды – рыба, кефир, куриные грудки. Ей вдруг показалось, что все это куплено давным-давно, в другой жизни, и срок годности истек. Понимая, что еда тут совершенно ни при чем, что куриные грудки ни в чем не виноваты, она, тем не менее, быстро выгрузила все из холодильника в пакет, оделась и выбежала на улицу. Пройдя метров двадцать, она прислонила пакет к дереву и быстро отошла. Не прошло и пяти минут, как какая-то бабка увидела пакет, остановилась. Повертела головой – никого нет, подошла ближе, нагнулась – вроде не бомба. Развязала ручки, порылась – не помойка! Хорошие продукты! Достала что-то, понюхала – прекрасные продукты! Она еще несколько секунд постояла в нерешительности, потом посмотрела на небо, перекрестилась, взяла пакет и заковыляла домой.

Вера ясно представила, как бабка будет рассказывать о своей находке. Невестка скажет – «мама, зачем вы это взяли? Кто-то выбросил, а вы подбираете!»

А бабка будет с ней спорить:

– Да как же выбросил! Все свежайшее! Посмотри сама.

– Может кто-то забыл. А вы стащили!

– Да тебе все не так. Все поперек. Я ж говорю, никого там не было, я ж так бы не стала брать!

– Да, правда. Вроде все свежее. Странно…

– Ну вот, убедилась. Странно-не странно, а все свежее. Тут, небось, на тыщу рублей продуктов, еды на неделю.

А потом бабка будет своим соседкам рассказывать «представляешь, Нюр, иду я давеча…»

Вера рассмеялась вслух. Она зашла в кофейню. Заказала салат и блинчики с мясом. И коктейль. И кофе.

Посидев минут сорок в кафе, Вера решила прогуляться по улицам. Ей вдруг пришло в голову, что ее никто не ждет. И это было непривычно, но не огорчительно. «Ты ни о чем не жалеешь?» – спросила она себя. – «Ты ведь теперь одна».

Вера решила быть честной с собой. И минутку подумав, она уверенно ответила себе же – «нет, не жалею. Все правильно».

Она вспомнила, как последние месяцы в ее голове вертелась фраза – «надо что-то делать. Надо что-то менять.» Вот оно и случилось. Она поменяла все. И теперь надо начинать все с начала. И она начнет. Страшно? Ничего страшного. Дорога открыта. И по ней надо идти и идти, искать свой случай. И она найдет! Все будет! Получится!

Вера решительно шагала по улице и чуть не налетела на пожилую женщину.

– Ты куда ж так разогналась!

– Ой! Извините. Извините, пожалуйста!

– Идет-летит, ничего не замечает! Влюбилась, что ли?

Вера рассмеялась.

– Нет, не влюбилась. Просто задумалась.

– Думать-то думай, а все-таки смотри, куда идешь.

– Обязательно буду! Спасибо вам большое!

Женщина покачала головой «да за что спасибо-то?», а Вера поняла, что именно этой установки не хватало ее новой жизненной программе. А теперь она полностью определена: искать, думать, но на дорогу все же смотреть! Потрясающе законченная формулировка! Вера окрыленно продолжала шагать, не заметив, что прошла уже пять троллейбусных остановок и оказалась у станции метро.

Около закрытого журнального киоска на складной табуретке сидела тетка и продавала яблоки. Вера остановилась. Большие зеленые, с красным бочком!

– Это ваши яблоки?

– Ну, а чьи ж? Мои! Все распродала. Вот пять штук, последние остались. Ты не смотри, что зеленые. Они спелые. Сочные. Забирай!

Она сложила яблоки в пакет и положила на весы.

– Кило четыреста. Ладно. Давай как за килограмм.

– Нет, ну что вы. Зачем!

– Давай, давай, последнему покупателю скидка! А то за мной уж зять приехал. Ко-оль! – замахала она рукой. – Я сейчас!

У нее зазвонил телефон.

– Во. Это он звонит.

– Але, Коль! Я все. Подходи. Жду тебя.

– Сейчас на дачу поеду, к внукам, – обратилась она к Вере.

– А где у вас дача? – охрипшим вдруг голосом спросила Вера.

– По Павелецкой. На Оке. От Студен полчаса на автобусе.

– Знаю. Я там когда-то была. На картошке…

– У нас места хорошие.

Вера никак не могла себя заставить уйти. Она стояла и стояла.

– Ты приходи, если понравятся. Я еще яблок привезу. Побольше возьмешь.

– Спасибо! Приду обязательно! До свиданья!

Вера медленно пошла и, дойдя до угла, обернулась. Высокий мужчина в синей клетчатой рубашке с закатанными до локтя рукавами шел рядом с теткой, неся в руке ее сумку с безменом и складной табуреткой. Видно было, что тетка ему что-то говорит, а он слушает и кивает. Они дошли до стоящей на парковке светлой «девятки», тетка залезла на переднее сиденье. Мужчина открыл багажник. Положил туда теткину сумку. Постоял. Посмотрел по сторонам. Взгляд его прошелся по дому, словно пытаясь проникнуть за угол, где с бьющимся сердцем стояла Вера. Потом сел в машину, захлопнул дверь, и уже через минуту «девятка» безлико затерялась в общем потоке.

Вера некоторое время еще смотрела на осиротевшее место на стоянке. Потом она, сразу как-то погаснув, направилась домой. И вот тут-то, дома, едва захлопнув дверь, Вера кинула пакет с яблоками на постель и дала волю слезам. Она плакала навзрыд, громко, вслух. Ей не надо было бояться, что кто-то придет, позвонит, будет допытываться, что случилось, помешает ей выплакаться всласть. Через час, а может, полтора, слезы, наконец, сами собой иссякли. Судорожно вздохнув, как в детстве после плача, Вера почувствовала страшную усталость и провалилась в сон. Когда она открыла глаза, был уже глубокий вечер. На кровати лежали яблоки. Вера взяла одно, пошла в ванную, умыла лицо холодной водой и ополоснула яблоко под краном.

Да, – сказала она себе. – Все заново. Все сначала. Еще раз. С самого начала. – И с хрустом надкусила брызнувшее соком яблоко.