– Это твои знакомые? – спросила любимая. – Потому что они точно не мои.
Я отрицательно покачал головой и продолжал мирно разрывать третий круассан на немелкие части с помощью одной руки и одной головы.
Напротив нашего стола стояли четыре человека и, не отрываясь, смотрели на наш завтрак. Иногда они перешептывались, но глаз от объекта вожделения не отводили.
На всякий случай я проверил сохранность гульфика, хотя он и так находился под столом, обнаружил, что все по-прежнему на месте под домашним арестом, и посмотрел по сторонам.
Утопающий в цветах и гобеленах зал отеля George V мне ничего толком не объяснил. Смотреть, кроме как на нас, было не на кого.
Поняв это, я почувствовал себя бегемотом с самкой в зоопарке, но, ввиду отсутствия умиления в глазах толпы за оградой, переквалифицировал свои ощущения на Мацуева на сцене Московской консерватории во время клинча с инструментом. Любимая тихо предложила мне угостить козловатых зрителей недоеденным омлетом с сыром.
Наконец, от стоячего квартета отделился объект мужского пола в бирюзовых штанах и сопровождающая его бледная моль лет двадцати – двадцати пяти.
– Я извиняюсь, конечно, – начали, заикаясь по-русски, бирюзовые брюки. – Вы, случайно, не тот самый адвокат?
– Из «Татлера»… – подвякнула моль.
– Да. Это Александр Андреевич! – недобро ответил в ре-бемоле мацуевский рояль, одетый в те же цвета, что и знаменитый классический Steinway.
– А вы, наверное, супруга? Или подруга?
Если бы любимая могла поманить бирюзовые штаны к себе указательным пальцем, лежащим на курке какой-нибудь «беретты», после такой фразы она бы это сделала, не задумываясь.
– Мы тут вас увидели и решили, что это судьба.
«А она решила по-другому…» – читалось в глазах любимой.
– Я – бывший муж. А это – Наташа, моя бывшая дочь. То есть, извините, это дочь моей жены, которая нас бросила. Можно я расскажу все с самого начала?
– Ты не будешь портить нам романтический weekend этими клоунами? – спросила любимая, когда квартет отошел, договорившись встретиться с нами через пятнадцать минут в гостиной.
Я начал что-то блеять про трудности бытия, о том, что клиентами не разбрасываются, что надо помогать людям «в биде», но любимая стояла на романтическом своем, пропуская мои туманные обещания визитов «Булгари» и «Картье» мимо и так весьма бриллиантовых ушей.
К моему удивлению, квартет попросил именно нас двоих выслушать их историю. Суженая, интуитивно понимая, что процессом можно в случае чего поуправлять, безоговорочно приглашение приняла.
История же оказалась довольно необычной.
Семья «газовых нефтяников» потеряла папу несколько лет назад. Инфаркт. Сгорел на работе или на модели – история умалчивает. Хотя, в общем, при больших деньгах для наследников это «рояля не играет». Но человек был вроде более-менее нормальный. И практически все нажитое вовремя переписал на жену. Поэтому в завещании был только всем привет с того света. И несколько дач с квартирами.
Казалось бы, хорошо? Ничего подобного. Все плохо. Вдова через пару лет вышла замуж за идиотика в бирюзовых слаксах (бывший папин помощник), который сидел напротив нас, но вскоре послала его и уехала за границу.
Дети (дочь – 22 и сын – 20), супруг/несупруг и муж дочери объединились в поисках беглой мамаши с целью отъема папиных денег, хотя бы в жалкой пятидесятипроцентной части. Что составляет «от трех ярдов»… уже особого значения не имеет, сколько составляет. Хотя хочется отнять все, потому что мама – «издевательская жадина» (а где-то, по большому счету, и «говядина», не говоря уже про «турецкий барабан»). Связи с ней никакой нет, а есть только выставленные линией Маннергейма две школьные подруги («твари и суки»), которые к ней не допускают («мама болеет, никого видеть не хочет» – полное вранье) и переводят детям какие-то жалкие подачки («просто мерзкая наглость при таких деньгах!»). Мало того. Пару месяцев назад она развелась по доверенности, оставив «голубоватые штаны» с… Вообще ни с чем. Общие знакомые сказали, что она прилетает откуда-то завтра, остановится в этой гостинице, и тут-то они ее и накроют. Но когда «смычковый квартет нытиков-стонотиков» увидел лицо с бабочкой, да еще в очках, то они решили, что лучше всего доверить эту миссию мне (помните: «Судьба!»). Мамашу надо уговорить, запугать, умолить, покусать или просто съесть, ну, в общем, как я захочу, но чтобы деньги были. А то, что я здесь с любимой, так это еще и совсем здорово, потому что мамахен еще баба в расцвете сил, и перед такой красотой (думаю, что имелся в виду счет в швейцарском банке) никто не устоит, «а ваша ненаглядная разгуляться не даст и только поможет уговорить родственницу на мировую».
– Даже внуков видеть не хочет! – вдруг заорала на весь салон дочь.
– А сколько внукам лет? – поинтересовалась моя новая помощница.
– Ну, их еще нет, но ведь когда-то будут. А она вообще не захочет их увидеть. Я точно знаю, – c железной логикой проговорила скороговоркой застенчивая моль.
Мужемоль изобразил китайского болванчика (благо, было нетрудно) и закивал эллипсоидной головой с ушами от сахарницы в знак согласия.
Адвокатская поговорка «Гонорар не гонорея, получи его скорее» была не к месту. Дела пока не было и в помине. Мы договорились, что я, если удастся, переговорю с Зинаидой Павловной, а затем мы все решим. Любимая успокоилась, так как романтический Шаббат оставался нетронутым, и вся капелла, воодушевленная прибавкой тяжелой адвокатской артиллерии, пошла нас провожать до дверей.
Напоследок бывший муж отвел меня в сторону и шепотом попросил дать ему наводку на хороших проституток, так как он первый раз в Париже.
Объяснение убитого горем брошенного супруга впечатлило, и я дал ему адрес посольства одной страны, объявившей нам санкции:
– Там полный дом б…ей. На вывеску не обращайте внимания. Камуфляж. У вас будет большой выбор, – добавил я, и мы отправились с любимой на антикварное биеннале.
В прошлый парижский раз я провез в Москву контрабанду из двадцати четырех устриц, и таможня полностью лоханулась, ничего не заметив, так как после обеда они были все во мне вместе с таким же нелегальным сыром.
Несостоявшиеся жемчужные мамы, сыры бри, и шевр, и бокал «Сансер» ожили в каком-то виде уже сутки спустя на Арбате, где ни красного, ни зеленого коридора не было.
На этот раз до пересечения границы было еще далеко, но устриц хотелось, как тогда, и мы пошли ужинать в потрясающий La Coupole – торжество морских гадов и ар-деко.
Когда я выковыривал не желающую умирать пятую беспозвоночную моллюску, в сидящей на отдельной табуретке «Шанели» «забурдыкал» телефон. Чужие разговоры я никогда не слушаю и поэтому с удовольствием углубился в гугловые новости.
– Ты можешь хоть на один вечер оторваться от телефона? – спросила любимая, закончив разговор. – Между прочим, я тут для тебя работала.
И действительно, оказалось, что ужин был потревожен одной из двух «стервозных подруг», которые не подпускают близко «спиногрызов» к Зинаиде Павловне. Мир тесен: и подруга посещала или еще посещает курсы искусствоведения, успешно возглавляемые моей любимой. В то же время не́кто из утренней бригады нытиков потихоньку (в надежде на отдельный валютный паек) стучит мамане через ее подруг. ЗэПэ (Зинаида Павловна) же, узнав, что в битву пригласили адвокатскую «бабочку», совместила в голове курсы, подругу Лену, владелицу искусствоведческих курсов и исходящую от «бабочки» опасность, попросила подругу связаться и поговорить с моей любимой. Мало того, в телефонном разговоре была уже назначена встреча на сегодняшний вечер в составе: Зинаида Павловна (вдова, мать, разведенка и «редкая жадюга» по версии марамоев из утреннего квартета), Лена («подруга-стерва», слушательница курсов, звонившая пять минут назад) и любимая (без комментариев). ЗэПэ и «Лена-стерва» остановились совсем не в George V, а в отеле Le Meurice (штаб-квартира гестапо во время войны, между прочим), куда срочно моя мадам намерена выехать.
Мы довысасывали устриц по ускоренной программе, испортили мне настроение, обгадив впечатление от ресторана моей юности, и уехали с верным парижским водителем Васей по направлению к гестапо.
Заявившись в свой отель, я заскучал и решил выпить в баре ирландский кофе, от которого я обычно хорошо сплю. В дальнем углу сидела та же капелла марамоев, которым пришлось сообщить о возможных новостях завтрашнего дня. Капелла воодушевилась и пригласила меня на выпивку. Этого занудства я вытерпеть уже не мог и, сославшись на то, что мне надо написать пару важных писем, присел за свободный столик невдалеке. Кстати, бывший муж успел шепнуть, что я дал отличный адрес и все прошло очень хорошо. Я не удивился.
За соседним столиком сидели две русскоговорящие барышни, которые после пяти минут легкого трепа предложили мне временные и (на мой взгляд) сомнительные услуги в моем же номере, но за такие деньги, что даже я в самые наглые моменты ценообразования не смел бы анонсировать ни одному клиенту такой сумасшедший тариф за час работы.
Я решил пересмотреть прейскурант по возвращении в Москву, допил кельтский напиток и пошел в номер. Естественно, один.
Булькая шампанскими газами из ушей и из красивых прозрачных глаз, в половине третьего ночи в комнату ввалилось тело ненаглядной:
– Завтра у тебя встреча с Зинулей. Молись на меня… – сказала любимая и тут же, совершенно не стесняясь, можно сказать, при живом муже, отдалась дедушке Морфею… Я дочитал Paris Match и присоединился к дедушке и любимой.
– Таким образом, в том, что дочка выросла клинической дурой, а сын – «голубым» болваном, виноваты мы оба. И Алексей, мой покойный муж, и, конечно, я. Все разрешали, всему потакали. Так ничего и не получилось. Леша был все время занят на работе, строил империю. Построил. Но семью практически развалил. Его бесконечные девки сводили меня с ума. А он, в общем-то, порядочный человек, и передо мной из-за этого комплексовал. Напокупал детям домов, квартир, денег давал, не считая. А толку? Как говорит одна моя знакомая: мои дети – уроды. Но это же мои уроды, я все равно их никогда не брошу и буду любить. Просто как-то хотелось их проучить. А они… Не учатся. Никак. Не знаю, что делать. Помогите. Посоветуйте.
Она действительно была хороша в свои сорок с чем-то. Статная, синеглазая, с красивой фигурой, ухоженная, классная и… очень несчастная, несмотря на впечатляющее и вполне натуральное декольте.
– А вот этот, в штанах?
– Это так, Александр Андреевич, от безысходности. Не обращайте внимания.
Честно говоря, я и до этого не обращал.
Потом, за обедом, мы еще долго обсуждали траст в Лихтенштейне, обязательное высшее образование, работу для детей, условия получения ежемесячного, не очень большого дохода, благотворительность и тому подобные детали и вещи. Она решила, что я буду одним из директоров фонда и траста, вместе с ее довольно милыми подругами и лихтенштейнскими адвокатами.
Ближе к вечеру, уже в нашей гостинице, мы с любимой оставили троих когда-то очень близких людей реветь на плечах друг у друга. Бывший муж куда-то делся. Наверное, пошел еще раз по вчерашнему адресу. Видно, понравилось.
Уходя, мы, чуть улыбаясь, лишь помахали им на прощание. Я пока был не нужен.
Любимая была уверена, что все теперь в этой семье будет хорошо.
Через час мы выбирали в «Картье» кольцо, как заслуженный подарок для любимой. Я прибавил к полученному гонорару еще столько же и с удовольствием пошел платить за ювелирный шедевр. Она сразу достала его из красной коробочки и надела на безымянный палец. Кольцо действительно было очень красивым. Неожиданно, поравнявшись с Вандомской колонной, любимая остановилась.
– Кстати, дорогой, а где половина гонорара, который ты сегодня получил? И вообще, что ты сделал? Ну лицо с экрана, ну бабочка, ну узнали тебя. И что? Всю работу сделала я!
Нет, все-таки с коллегами работать как-то спокойней. И не так дорого. Хотя и не так душевно.
