– Александр Андреевич! Мне очень нужен ваш совет. Очень. Мы можем встретиться на часик-другой? Завтра? Послезавтра?

– Но у меня все расписано на ближайшую неделю. А потом я уезжаю. Это так срочно? А что случилось: «Жэ и Пэ»?

– В смысле?

– «Попа и Конец»…

– Похоже на то. Все расскажу. Знаете, есть идея. Как вы относитесь к Стасу Михайлову? У меня приглашения в ВИП-ложу на его концерт. Пойдемте? Там и поговорим.

Как я отношусь к Михайлову? Хорошо отношусь. Он бывал у меня в офисе. И вообще симпатичный, милый человек. Чудная, красивая жена Инна. Концерт? Пуркуа бы не па? Кроме того, будет предлог смыться с одной дурацкой тусовки в субботу.

И мы договорились.

В субботу днем я открыл пригласительный билет и понял, что с положительным ответом Лиле я слегка погорячился: ни время, ни место действия меня не устраивало.

Концерт начинался в поздний «файф-о-клок», или, по-нашему, в «полдник», то есть в шесть вечера, что для меня не совсем привычно, и проходил в «Олимпийском» на Олимпийском, куда подъехать на машине было довольно сложно. Пришлось чапать в замшевых туфлях по весенним декабрьским лужам в толпе с народом имени Стаса Михайлова. Кстати, и сам концерт назывался в тон происходящему: «Народный корпоратив». Увидев и оценив идущих на концерт фанатов, я переложил крокодиловый бумажник и израильский паспорт из заднего кармана брюк во внутренний – пиджака (в большой семье народов лицом «щелкать» не рекомендуется) и присоединился к движению.

«Олимпийский масс-старт» вывел меня через проход третьего подъезда к пятой ВИПоватой трибуне. Собственно, это была вполне нормальная себе трибуна, в которой наблюдалось два главных отличия от обычных сидячих нар. Первое – она все-таки располагалась хоть и далеко, но по центру, и второе естественное отличие: в ней сидели ВИПо-завсегдатаи.

Для начала я поздоровался с Клорисой Африканской. Клора – это та знаменитая рижанка, которая в начале семидесятых ушла в Заире, не очень сильно одетая, в джунгли и вышла через две недели, ведя с собой на поводке местного черненького вождя и мешок с алмазами. Вождя с тех пор прозвали Ти-Бон, потому что когда он смотрел на белую женщину, то есть на Клору, то приходил в такое состояние души и тела, что напоминал эту перевернутую букву и одноименный стейк. Ну а Африканская Клора стала легендой эмиграции. Рядом с легендой сидели всеобщая любимица Нелли Кобзон, которая обычно редко ходит на московские концерты (жалкие двадцать четыре раза за прошлый месяц) и Белла Купсина (продюсер Александра Розенбаума, которая по причине частых полетов в Лондон ходит на тусовки на пару раз меньше, чем г-жа Кобзон). Дамы расточали вокруг себя шарм, красоту и улыбки. Рядом целовались легенда отечественного хоккея Алексей Яшин с секси-юристом Катей. Катя была с подругой – самым привлекательным московским риелтором – красивой Некрасовой.

Наконец на стадионе потух свет. Лиля опаздывала на час. Стас Михайлов мог обидеться, если б знал, но от сцены до нас был почти весь стадион, а бинокля у певца не было.

По моей голове два раза прошуршало что-то тяжелое. По следующему ряду пробиралась на свое место Анна Семенович. Она тоже опаздывала.

Первая песня заявила себя достаточно ярко и громко. Народный певец что-то пел, а я ошарашенно смотрел клип на экране задника сцены. Там разыгрывался следующий сюжет. Сексапильная, холеная и ухоженная барышня уныло взирала на мотор своей «вскипевшей» красной машины. В это время по этой же живописной проселочной дороге в тени платанов на спортивно-«зафаршированном» «Астон Мартине» ехал сам народный принц – Михайлов. Он, естественно, тормозит, Она показывает на свою горячую «краснушку», герой тут же пытается исправить настроение девушке, всунув целиком свою головку с бородкой во взбудораженную «внутрь». И пока Он там держит эту важнейшую часть тела, расследуя кипучую деятельность мотора, Она втихаря обходит героя сзади и садится за руль Его кабриолета с откинутой как у кастрюли крышкой. И вот Он, уже «по уши», сидит рядом «с вулканом страстей» на правом сиденье. Влюбленные бросают девичью машину «на чай» крестьянам и уезжают под сенью мопассановских платанов вдаль, в светлое и сексуальное будущее «Астон Мартина».

Я думал, это все. Но тут пошел четвертый рефрен второго припева, и действие продолжилось. В это время появилась Лиля. Музыка гремела. По поцелую в щеку я понял, что со мной поздоровались и сказали «спасибо», но оторвать меня от экрана было нереально.

На нем вовсю развивалась история из обыденной российской жизни.

Влюбленные с места аварии быстро доехали на «телкосъемном» народно-спортивном авто за полмиллиона баксов до частного авиаангара с демократическим частным самолетом. По-моему, «Гольфстрим» за сорок два млн. долларов. Молодые юркнули в джет и взлетели на седьмое небо. Там-то все и началось… Все? Фигушки.

Лиля пыталась перекричать музыку и пятый рефрен. Я слышал урывками процентов сорок вылетавшего из шершавых губ.

– …А потом ничего. Два или три раза. Только.

– И все? – ответил я, чтобы поддержать разговор. О чем шла речь, пока было непонятно.

На экране герой Стаса в Михайловском замке восемнадцатого века думал, по всей видимости, про «пипл» и корпоратив, одновременно лениво перебирая (как крупу) очень народные бриллианты карат по десять – пятнадцать каждый. В общей сложности где-то миллиардов на восемь рублей по курсу ЦБ на день платежа. ВИП-ложа бесновалась от смеха, остальной стадион подбирал слюни умиления и сопричастности к происходящему.

– …Ну не легла… Дом красивый… Надо? – Лилек выглядела очень серьезно.

– Да? Почему нет… Какая интересная история… – продолжал я захватывающий диалог.

На экране же события разворачивались со страшной силой. После французского «Шато» и шампанского к герою, видно, зашел небольшой такой, но довольно въедливый бельчонок. Другим способом объяснить интригу происходящего мне было трудно: дело в том, что режиссерская разработка почему-то пропустила для нас свадьбу, измену барышни, скандалы, мордобой, развод и раздел имущества. Однако теперь уже эта гнусная тварь, чем-то обидевшая нашего Стасика (что осталось за кадром), шлепала в свой личный самолет, а оскорбленный непонятно чем герой кидал горстями в ее наглую рожу только что отсортированные бриллианты народных промыслов Якутии и Южной Африки. Телка на такой мусор не реагировала. Видно, белочка ей тоже «здрасьте» сказала…

– …Ресторан, дети… Все звонят…

– Много детей? – задал я напрашивающийся вопрос.

– Да, денег много, – тут же отреагировала Лиля. Видимо, меня тоже было слышно как-то не очень.

Между тем лесной зверек продолжал свою работу: Михайлов открыл глаза и оказался все в том же самолете. Стюардессой у него работала девушка из сна. Но тут, совершенно ни к селу ни к городу, наш герой вытащил наружу все свое и начал с улыбочкой перебирать это дело двумя стасовскими руками… Бриллианты кучками сверкали и завораживающе перекатывались из ладони в ладонь. Наяву кидаться бриллиантами в обслуживающий персонал совершенно не хотелось. Девушка в форме мило улыбалась, абсолютно не подозревая, как ее только что и так, и эдак в чужом сне. И все. Конец фильма. То есть клипа. Четвертый припев. Шестой рефрен.

В возникшей тишине неожиданно проревел голос Лили, которая привыкла уже перекрикивать динамики:

– А что, надо все-таки переспать?!

ВИП с интересом посмотрел в нашу сторону. Я поздоровался со знакомым депутатом шестого созыва и застенчиво потупил глаза. Депутат почему-то согласно Лиле кивнул. Похоже, вспомнил, кто за него голосовал. На сцене в это время подул ветер, и фалды певца начали романтически развеваться под новую песню.

– …Институт, бизнес, репутация… А он – козел… Красный диплом… Бывшая… Вумен…

Слова клиентки никак не складывались ни в «Лего», ни в пазл. В это время на сцене объявили что-то про Зару. Я думал, что Михайлов благодарит сеть магазинов за предоставленную одежду, но шмотки оказались миловидной певицей, которую знали в зале все, кроме меня.

– …Журналисты. Что делать? – продолжала гнуть свою непонятную линию соседка по деревянной скамейке в ВИП-ложе.

Потихоньку я начинал сходить с ума.

Между тем на заднике творческого певческого подиума возникло довольно странное явление наподобие мультяшки. В центре экрана с периодичностью секунд в сорок появлялся переливающийся шар, из которого во все стороны разбегались сотни «сперматозоидов». Ребята добегали до конца экрана, и на их место быстро вставали другие. Под эту нескончаемую эвакуацию будущих певцов, спортсменов, космонавтов и артистов появилась обожаемая мной LV (рижская звезда отечественной эстрады) с вновь приобретенным лицом и влилась ненадолго в дуэт к Стасу.

– …И вот я спрашиваю вас, Александр …еич, …ать или что?

– Очень, – заметил я уклончиво, слегка растерявшись от вопроса.

После Лаймы Вайкуле на сцену выстроилась длиннющая очередь из желающих возложить венки, цветы и букеты на пока еще живого певца. Обнаглевшие фанаты еще умудрялись по пути сделать селфик с кумиром.

Очевидно, в их честь, когда поток вручивших и прикоснувшихся слегка увял, зазвучала песня «Посланница небес», и на экране выросли надгробные серые памятники с легкой «сексуалинкой».

В антракте я решил, что в тишине можно будет все как следует выслушать и таким образом понять, что случилось. Но тут подошла девушка, забраслетила нам запястья зеленой ленточкой и сообщила, что это и есть пароль и пропуск для входа в спецбуфет народных избранников. Начиная с Великого Новгорода, на всех народных вече, собраниях, партийных и профсоюзных съездах и сходках, концертах и фестивалях всегда был плохой буфет для народа за деньги и бесплатный, но хороший, для «Всероссийско-Известного Пипла», то есть для ВИПов. Так было и в этот раз. Еду в закрытом буфете обеспечил народный и самый недорогой ресторан столицы «Ла Маре».

Поговорить не удалось. Лиля встретила знакомую и болтала с ней. А я и Клора вспоминали еще один эпизод ее бурной биографии. Однажды в зимней Германии, в начале восьмидесятых, «заводняшка» загуляла с подругами на карнавале. Девчонки выпили как не положено и пошли в русский разнос в оккупированной праздником зоне. Это был женский карнавальный день в Кельне, когда дамы имеют право отрезать ножницами мужчинам галстук в знак призыва… У нашей красавицы к одиннадцати вечера в кармане собралось штук сорок отрезков. Некоторые – с кровью и локонами. А дальше… дальше подруги ее потеряли…

Дозвониться до Клоры никто не мог почти сутки. Наконец нашли. На вопрос: «Что случилось?» внятного ответа подруги не услышали. Но последняя фраза рассказа рижанки останется в веках: «Вечер закончился трагически: я проснулась оттого, что меня “камасутрит” собственный муж…»

Лиля передала меня на попечение подруги, которую я немного знал, и удалилась постоять в очереди в дамском отсеке. Это был шанс.

– А что-то Лилечка какая-то не такая… – начал я подбираться к сути знаний.

– А вы что, не знаете? Все знают, кроме вас. – И чеканя слова, объяснила мне сокровенное: – Оба-лдеть! Ли-ля не мо-жет вы-брать ме-жду Дэ-ном и Зу-ри-ком! И она хо-чет, чтобы один из них жил с ней! Вы ее квар-ти-ру ви-де-ли?

«Ничего себе! – подумал я. – Кажется, я знаю, о ком идет речь… Дэн – это симпатичный брокер, женат, двое детей. Супруга, конечно, могла быть и другая… Но это не мое дело: спать с ней ему, а не мне. И все равно – ничего не предвещало… Хотя кто другой, а я-то точно должен держать руку на пульсе семейного быта. А вот потенциальных Зурабов два. У одного тоже жена и два ресторана. Второй – гуляющий “никчемник”. Смешной, конечно. Но бабник и нищеброд. Нет! Не верю. Если Зурик, то с рестораном. Так вот о чем она мне пилит мозг пол-Стаса Михайлова… Теперь все ясно!»

– Да был я в этой квартире много раз, – ответил я подруге. – Красивая квартира. Антиквариат. Ар-деко. А при чем здесь квартира?

– Так эта дура хочет туда Зурика взять! Она совсем с ума сошла. Зурика? В антиквариат? Там через две недели ничего не останется! Кстати, Дэн не лучше… – И добавила: – И Светка через месяц уезжает.

Неизвестная Светка была мне «до звезды». Утренней или вечерней. Не имеет значения. Но Зурик… Или Даниил… Мысли разбегались по сторонам «Олимпийского».

Вернулась Лиля. Мы успели выпить по бокалу вполне приличного шампанского и под третий звонок, доедая бутерброды с икрой, покидали гостеприимный буфет, в который только заходила и располагалась на второе отделение обворожительная Алика Смехова.

Окрыленный знаниями, теперь я спокойно мог поддержать разговор и не выглядеть идиотом.

Но не тут-то было. Поговорить все равно не получалось. Второе отделение состояло целиком из шлягеров, и шум с песнями шел не только со сцены, но и обратно из зала. Туда, взад к музыкантам. На экране же твердо укрепились «олимпийские игры сперматозоидов», но теперь они, подчиняясь коллективному разуму, дружно неслись в сторону зала. Видно, оператор поменял камере позицию. «Оплодотворенный» зал стадиона, неистовствуя, выделывал что хотел. В левом и правом крыле вовсю танцевали, партер трясся в экстазе, а в проходах шла присядка, смахивающая на лезгинку и тарантеллу одновременно. У пожарного выхода кого-то «любили». Тот, кого «любили», явно старался попасть в такт припеву песни «Все для тебя». Молодые люди начали только с третьего куплета и поэтому между песнями тактично замирали. Влюбленным было труднее во время исполнения лирических мелодий, но что делать – магия Стаса Михайлова побеждала все.

Под практически есенинские образы с изящной тютчевской ритмикой удивительно тонких романтических стихов шлягера «Мое сердце из чистого золота. Я спасу тебя от холода…» зал начал помахивать включенными телефонами а-ля Вудсток шестидесятых.

Между тем разговор надо было кончать – «сперматозоиды» на экране могли наконец иссякнуть.

– Лилечка! Идея с Зуриком мне не нравится.

Реакция девушки была неожиданной:

– Откуда вы знаете про Зурика?!

Я дрогнул. «О чем же тогда мы говорили весь вечер?» – подумал я про себя.

– Зурик – это пока секрет. Вы знаете Светлану Тубину? Ее мужа должны скоро объявить в розыск. По крайней мере, они так думают. Светка все-таки решила закрыть квартиру и переехать к нему в Лондон. Двух немецких догов – Зурика и Дэна – надо, согласно их закону, оставить в карантине на английской границе на три месяца. Они такой разлуки не выдержат, бедняжки. Вот она их и раздает друзьям. Просто у меня антикварная мебель. А они от стресса могут все сгрызть, заразы. Слушайте, Александр Андреевич, я ничего не слышала из того, что вы мне советовали: там было очень громко. Простите. Поехали ужинать в «Воронеж», там и поговорим. Я вам все расскажу с самого начала, а вы мне посоветуете, что делать. Извините, что так вышло.

Делать было нечего, и я согласился.

Мы уходили под завораживающую балладу «Я голодный на любовь». Наверное, в это время в пожарном проходе шептали: «Теперь это будет наша песня, дорогой!»…