Тебя не зря зовут корявою. Зовут колючей недотрогою. Холодной техникой корябают; Я – приласкать тебя попробую. Приглажу я рукой шершавые Твои скалистые пролысины. Фиордов серых зубы старые Ты на меня зачем окрысила? Не по моей вине когда-то мы Пришли к тебе, того не ведая. Что, покорившись людям, атомы Не станут нашею победою, И не дано самой Историей Нам стать с тобой сильнее сильного, А над тобой – лабораторией — Висит судьба холма могильного. Пройду с утра губой Белушьей я. Что фонарями окантована — Лежишь, обманчиво послушная. Снегами плотно забинтована. И вида твоего покорного Непредсказуемость шокирует — Так дикий зверь в плену снотворного Ни на кого не реагирует.

Забываются мелочи быта. Отступая под натиском лет. Только песня пурги не забыта — Белой стужи далёкий куплет. Словно кто-то струной потаённой За кулисами жизни моей Всё звенит и звенит, упоённый Тихим голосом песни своей. Бесконечность её, безначальность. Тонкий крик одинокой души. Давней жизни холодная дальность В запредельной пустынной глуши. Треск торосов суровей аккорда В белой пене безмолвных полей, и седеет от инея хорда Траектории жизни моей.

Безукоризненна бетонка — Трамплином в небо. А мысль моя – струною тонкой: Взлететь и мне бы. Две пары крыльев серебрятся В моих петлицах — Но от земли не оторваться. Подобно птице. Инверсионная дорожка Моей не станет — На полосе и на рулёжках Мой след истает. Как океанским грезит бризом Речной паромщик. Мечтой несбыточной пронизан Аэродромщик. Зачем тогда ему неймётся? Не жди ответа — В душе он вечно остаётся Чуть-чуть поэтом.

Идти вперёд, туда, где блики фонаря. Заметны лишь едва сквозь снежный смерч кипящий. То пропадут во мгле, то выплывут, горя Обманчиво близки, почти ненастоящи. Идти, когда тропы запутанная нить Ныряет из-под ног, с тобой играя в прятки, И некому вокруг ни слова обронить. Ни отвести со лба заснеженные прядки. Идти, когда зверьё в округе залегло — В ложбине, под кустом, за камнем притаилось. Встречая худшее, что только быть могло. Когда пространства нет и время прекратилось. Идти вперёд, когда снегами отлучён От света и тепла, от говора людского. Идти и рассекать валы пурги плечом. Идти и спорить с ней, бросая на морского… Добраться до тепла, поверить: не умру. Хоть в бешенстве мороз и ветер свищет жутко, и по-ахматовски: «Не стой, брат, на ветру» — Сказать себе и рассмеяться… Ну-тка?

Оглянись… Прощальным взором Обведи родной причал. Поклонись немым дозорам Окончаний и начал. Миражи неверной хлябью Неисполненных надежд — Над ленивой водной рябью В полыньях ледовых вежд. Ты – не чайка, криком вслух ты Не растаешь в синеве. Но об острых кромках бухты Будешь грезить на Неве.

Клубами белыми, как белыми губами. До боли синь небес целована взасос И проткнута насквозь погаными грибами И пущена, как жизнь беспутная, вразнос. И мертвенно бела безжизненная сфера На сотни вёрст вокруг, и на десятки лет Обречена молчать в святое чувство вера — Невыигрышный вновь достался ей билет. Эффектом новизны так сладко истязанье Кого или чего – не всё ли нам равно. Но как на эшафот на круги состязанья С невидимым врагом ступили мы давно. Не белая пурга до белого каленья В бессилии своём себя изводит вновь То в жилах моего бушует поколенья От белого гриба белеющая кровь.

Вино ли тайна, чтоб её хранить. До градуса выдерживая сроки. Когда событий прерванную нить Во тьме – наощупь – вызнают пророки?.. Кому считать поверженных вождей И тех, кто с ними роем вился близко… Историю не личностей – дождей — Строчит ночами Клио-скандалистка. На суд веков готовятся тома И о дождях, принёсших жизнь и радость, И о дождях, упавших на дома. Где жизнь была и жизни не осталось. Синоптики, Синдбады облаков. Арканя интегралами циклоны. Вы знали и тогда – без дураков — Как из дождей рождаются циклопы. Когда дождит, так сладко спят в ночи. Склонив головки, монстры-иммортели, и дети спят, но лишь не спят лучи и счётчик излучений в колыбели.

Земля, где нет земли, бесплодная пустышка. Ни взору, ни душе в тебе отрады нет. Побыть с тобою миг – и мига станете лишком. Чтоб не стремиться вновь увидеть здесь рассвет. Земля, где нет земли, чтоб смог проворный корень Приют свой отыскать, когда бы он искал. Холодные валы накатывает море На хмурый берег твой, на складки мёртвых скал. Зима, где нет зимы с розовощёким смехом. Где с вербой нет весны и лето не гудит Работницей пчелой и лесоустым эхом, И где осенний лист души не бередит. О, Новая Земля, в колючем и косматом Твоём пейзаже мне увидеть привелось Тот сатанинский гриб, чей расщеплённый атом Распятие Христа не раз пронзал насквозь.

Твои не дрогнут каменные скулы И в час, когда безумствует метель, И в час, когда волшебные посулы Шлёт царственных сияний канитель. Твоим челом не властвует дремота — Тебе вовек не знать её оков: Кипит вокруг вселенская работа И межпланетен дрейф материков. Трещат впотьмах космические снасти. Зашкаливают стрелки на табло… Но кто бы знал, какие в людях страсти И что бы страсти усмирить могло!.. Щелчком бича короткий хруст тороса — Так рвутся льды, сосуды и сердца, И над неразрешимостью вопроса Свой крест несёт пытливость до конца: Над прихотью пустого наслажденья. Над кокаином призрачных затей… О, сладок хмель земного постиженья Детьми земными неземных идей… И ты впервые смотришь нумизматом На кольца жизни, впаянные в лёд. Где человеком расщеплённый атом О цельности Вселенной вопиет.

Над Уральским хребтом – апостроф… Не над строчкой стиха – над судьбой — В колыхании звёздных костров Ищет тайное сходство с собой. В сходстве – повод звезде подражать: Блики вспышек на ней – и на нём… Вот бы снова на кнопку нажать. Полыхнуть над планетой огнём… С этой манией тысячи лет Бумерангом кружит апостроф. И кричит сумасшедший поэт В белой камере сполохом строф. Прилетает к нему по ночам. Зауральский покинувший лес, Беспощадным сродни палачам На поэта натравленный бес.