Антенское шоссе протянулось за улицей Сент-Оноре. Жан с отцом пришли туда на следующий день в полдень. Но часовой, охранявший вход в казарму, не пропустил их.
— Кто такие? — сурово спросил он.
— Я Симон Левассер, столяр, член секции Кенз-Вен, что в Сент-Антуанском предместье. А это сын мой Жан… Я санкюлот, брал Бастилию…
— Что из того? Пускать посторонних не велено.
— Послушай, товарищ, нам очень нужно. Понимаешь? Нужно…
— Да что вы хотите?
— Надо поговорить с солдатами, с командиром Муассоном…
— Нашего командира сейчас здесь нет.
— А помощник?
— Гарнье на месте.
— Ну вот видишь… Помоги, брат! Здесь, в Париже, затерялась одна девочка из Марселя. Мы хотим узнать об ее отце. Ты сам из Марселя или из селения?
— Я горожанин, — ответил солдат. — Кровельщик я. Такое у меня ремесло…
— Может, ты ненароком слыхал о человеке, которого зовут Мишель Леблан?
— Нет, не приходилось.
— Он нотариус.
— Мы кровельщики. Нотариусов не знаем… Но я могу позвать Гарнье…
Пришел помощник командира батальона, молча выслушал столяра.
— Как зовут отца девочки? — переспросил он.
— Мишель Леблан.
— Мишель Леблан… Знакомая фамилия… Где-то я ее слышал. У нас больше пятисот солдат, и я, конечно, не могу всех знать по фамилии. Пойдемте со мной…
Жан и его отец вошли вместе с Гарнье в помещение казармы. Они увидели федератов в мундирах и белых нательных рубахах, койки, покрытые серыми одеялами, солдатские ранцы, ружья. Кто неумело, по-мужски орудуя иглой, чинил одежду, кто чистил шомполом дуло, кто перебирал, разглядывал кремни, кто складывал в лядунку патроны…
Гарнье вызвал писаря и велел ему принести списки батальона. Жан затаив дыхание смотрел, как командир водит пальцем, сверху вниз, по ротным спискам добровольцев. Неожиданно палец Гарнье остановился, замер.
— Вот, — сказал он. — Леблан Мишель — вторая рота… Ведь я вам говорил, что эта фамилия мне знакома. Ну, а уж в лицо я этого Леблана непременно знаю…
— Покажите, — попросил Жан, все еще не веря, что им сразу так повезло. Ведь они и не предполагали даже, что отец Николетты окажется в числе прибывших в Париж марсельцев. Возможно ли такое?
Да, черным по белому, красивым писарским почерком выведены эта фамилия и имя.
Жан все еще сомневался:
— А если все же это не тот человек, который нас интересует?
— В самом деле! — сказал столяр. — Вот, например, я… Моя фамилия Левассер. И конечно, в Париже очень много Левассеров. Думаю, что и Лебланов в Марселе немало…
— Сейчас вы поговорите с ним и узнаете, тот это Леблан, который вам нужен, или не тот.
И вот подошел высокий сухощавый человек в солдатском мундире. Он с удивлением посмотрел на Двух штатских — немолодого мужчину и похожего на него подростка.
— Вы Мишель Леблан? — спросил его Симон.
— Да, это я. Что вам угодно?
— Мы хотим кое-что сообщить…
Жан заметил: какая-то тревога промелькнула в темных глазах марсельца.
— Слушаю вас.
— Но прежде скажите: у вас есть дочь?
— Да! Да!.. — Леблан шагнул к столяру и в волнении схватил его за руку. — Вам что-то известно о моей дочери? Уже полгода, как она исчезла, пропала… Где она? Что с ней? Что вы знаете о ее судьбе? Да говорите, говорите, ради бога!.. Умоляю вас!
— Ее зовут…
— Николетта…
— Все правильно! Значит, вы и есть тот самый человек, о котором мы спрашивали. Успокойтесь, гражданин Леблан… Ваша Николетта жива и здорова, она в Париже и живет в моем доме. И вы скоро, надеюсь сегодня же, ее увидите!
— О небо! — вскричал марселец и бросился обнимать Симона и Жана. — Какое счастье! Какую радостную весть вы принесли!..
Гарнье поздравил солдата. Скоро вся казарма, все, кто здесь находился, узнали, что произошло. Товарищи окружили Мишеля, кто-то сказал, что это доброе предзнаменование — счастливое событие, случившееся на следующий же день после вступления батальона в Париж, — сулит им удачу… Возвратившийся из города командир батальона Франсуа Муассон тоже поздравил Леблана и разрешил ему тотчас же отправиться к дочери.
Симон Левассер был человек предусмотрительный и решил воспользоваться благоприятным моментом для того, чтобы обратиться к командиру марсельцев с просьбой:
— Гражданин Муассон, раз уж так все хорошо получилось: ваш солдат нашел свою дочку, то разрешите ему остановиться у меня, хоть на несколько дней. Он будет ночевать, а все остальное время проводить здесь, среди товарищей, выполнять свой солдатский долг. Пусть побудет с дочерью. Столько времени не видел!
Муассон разрешил.
По дороге в предместье Мишель Леблан успел все узнать о Николетте. Он горячо благодарил Жана…
— Нам помог негр Доминик. — Левассер-младший не стал преувеличивать свою роль в спасении девочки. — Если бы не он, неизвестно еще, как бы все обернулось…
Они уже приближались к дому.
— Надо подготовить Николетту, — сказал Симон, — внезапная встреча может сильно взволновать ее. Ты, сынок, иди вперед, поговори со своей подружкой…
Увидев Жана, Николетта кинулась к нему с вопросом:
— Ну как?
— Мы разговаривали с помощником командира батальона Гарнье… — начал осторожно, издалека Левассер.
— И что он сказал? Не знает отца?
— Не совсем так…
— Что все-таки сказал этот Гарнье? Отец в Марселе? Он здоров? С ним ничего не случилось? Почему не ответил на письмо?
— Успокойся, Николетта. Не задавай сразу столько вопросов. Я расскажу все, как было.
— Тогда рассказывай. Чего ты тянешь?
— Так вот… Пришли мы на Антенское шоссе, что за улицей Сент-Оноре. Ты знаешь эту улицу, там гостиница «Прованс», где живут Памела и Доминик, мы там были…
— При чем тут гостиница?
— Слушай дальше. Подходим мы с отцом к казарме, а часовой нас не пускает. Мы стали его уговаривать, просить. Тогда он позвал Гарнье…
— Того самого?
— Да. Гарнье велел часовому пропустить нас в казарму…
— А дальше? Дальше что было? Ты, Жан, рассказываешь все по капельке… Это на тебя не похоже. Ты скрываешь от меня что-то?
— Говорю чистую правду. Одним словом, Николетта, Гарнье приказал принести списки батальона и нашел в них Мишеля Леблана!
— Не может быть!..
— Представь себе…
— Однофамилец?
— Нет, Николетта. Ты только не волнуйся. Это твой отец!..
— Жан! Жан! Как тебе не стыдно! Ты смеешься надо мной? Разыгрываешь меня?..
— Что ты, глупенькая… Как я могу смеяться над тобой? Разве с этим шутят?
— Но ведь мой отец не солдат и никогда не был солдатом…
— Ты права, но не совсем. Нотариус Мишель Леблан месяц назад в Марселе вступил добровольцем в батальон федератов, и теперь он вместе с батальоном в Париже. Понимаешь, в Париже! Он здесь, и скоро ты увидишь его…
— Когда?
— Через несколько минут!
Мишель Леблан не вошел — он вбежал, ворвался в комнату. Схватил Николетту, приподнял и стал целовать в лицо, в волосы, в шею…
— Николетта!.. Дочка!.. Николетта!
Они оба плакали от счастья, а в углу на табуретке плакала Франсуаза. Ведь не всегда плохо, когда люди плачут. Разные бывают слезы… Навсегда запомнилась Жану эта сцена: марселец, обняв Николетту, прижал ее к себе, мать улыбается сквозь слезы, отец стоит, держа погасшую трубку, Поль, воспользовавшись общим смятением, прикасается ручонкой к сабле Мишеля, а проворная Маркиза бегает, носится по комнате, и лишь один рыжий Капет спокойно и невозмутимо лежит на плетеном стуле с видом мудреца, который все видел, все знает и уже ничему-ничему не удивляется.