А. В. Добрякова

ВЕРСИИ СТРАХА

В МИРАХ СТИВЕНА КИНГА

Фобии исходно присутствовали в мышлении человека, насколько мы можем о том судить на историческом материале. Современник мамонтов боялся пещерного льва, а нынешняя эпоха добавила к этому множество как реальных, так и иллюзорных страхов. Психологи их изучают, классифицируют, а писатели — используют. Ибо страх вроде занозы, — нет-нет, да и проявится. Человек это ощущает как беспокойство, депрессивное состояние, даже физическое расстройство (даже раковая опухоль может явиться следствием пережитого стресса, вызванного сильным страхом). Видимость разрешения, выхода подавленной подкорке дают произведения, построенные на инстинктах страха, в чем, возможно, и таится секрет их популярности.

Стивена Кинга традиционно относят к мистическим писателям. Прямой литературный потомок Хораса Уолпола, Анны Радклиф, Льюиса и Бекфорда, авторов «готических» романов об ужасном и непостижимом, и, как и они, представитель европейской цивилизации, Стивен Кинг является наследником фобий, заимствованных западной традицией из христианского религиозного мистицизма. Психологическая фрустрация прямо вытекала из догматов монотеистической религии. Верующие постоянно испытывали «страх божий», т. е. боязнь не угодить своему небесному властелину и попасть под его карающую длань, и вместе с тем, страх перед его противником, не менее беспощадным, чем Господь Бог, перед «дьявольскими кознями».

Это чисто средневековое сознание блестяще описано Стивеном Кингом в его повести «Кэрри», где фанатичная христианка-мать сначала калечит жизнь себе, а затем жизнь своей талантливой дочери. Дар Кэрри, ее способности к телекинезу, будучи, по-существу, от природы ни плохими, ни хорошими, оказываются употреблены на уничтожение людей и самое себя. Истязания, которыми ее мать пытается добиться «духовного развития» дочери, хотя и напоминают поведение мазохистов времен раннего христианства, еще больше смахивают на натаску щенка на злобность, когда животное сажают под медный таз и колотят по нему, пока собака не остервенеет. Провозглашая Христа «богом любви», сектантка в повествовании Кинга полагает любовь в ее физическом выражении полового общения «смертным грехом» и вслед церковным догматикам Средневековья борется с инстинктом размножения путем подавления, что, само собой, в точности по Зигмунду Фрейду, приводит к извращению его до садомазохизма и человеконенавистничества.

Это произведение, в значительной степени, могло быть навеяно религиозно-сектантскими общинами, в которых для достижения «божьей благодати» не гнушаются никакими физическими или психическими средствами, включая истязания, наркотики, подмешанные в «священное вино» (для эффекта «мистического озарения») и откровенный гипноз. Прямо следуя христианской мистике, Кинг выводит образ «черного священника» («Поселение Иерусалим»). «Джеймс Бун постоянно имел связь с несколькими женщинами, уверяя каждую из них в том, что он выполняет тем самым волю Господа и что они должны неукоснительно поддерживать его в этом» Потомок Джеймса Буна кончает жизнь самоубийством, поскольку это оказывается единственным способом прекратить проклятие его рода, тянущееся почти столетие. С психологической точки зрения обыгрывается драма инверсии понятий, когда то, что почитается благом (христианская догма и ее миссионер) превращается в свою чудовищную противоположность, уничтожая своих последователей и всех, до кого может дотянуться «рука проклятия».

Одним из атрибутов культовой распри всегда является создание «образа врага». На ранних этапах становления христианства религиозная вражда между назареями (последователями Христа) и фарисеями (традиционными иудеями) приводила к взаимным обвинениям в общении с темными силами. Например, в еврейской книге того времени, трактате Сота 47а написано: «А учитель сказал: «Иисус Назарянин занимался чародейством и свел Израиля с пути». Даже в канонических текстах слышны отголоски этой вражды: «Фарисеи же, услышавши сие, сказали: Он изгоняет бесов не иначе, как силою Вельзевула, князя бесовского» (Матф., гл. 12, ст. 24).

Это обвинение в связях с демоническими силами породило важные следствия в историческом поведении христианства как религии, не терпящей конкурентов. Агрессивный догматизм, породивший воинствующую христианскую церковь, питался двойственным отношением к магии и волшебству. С одной стороны, «именем бога» священник был обязан выполнять функции жреца древности и совершать чудеса исцеления, кормления голодных. С другой стороны, те же самые действия, совершаемые без благословения церкви, считались порочными и опасными, вне зависимости от благих или же неблагих результатов для страждущих. Ибо здесь, согласно официальной доктрине, могла проявиться сила других богов, которых монотеизм объявил своими противниками: «Ибо все боги народов — бесы, Господь же небеса сотворил» (Пс., 95, 5). По-видимому, то, что чудеса неоднократно совершались в древности безо всякой христианской религии, а также могли спонтанно проявляться у людей, более всего раздражало и озадачивало церковных схоластов. Сформировалась система «табу» на проявление психических способностей без благословления церкви (сам Стивен Кинг упоминает только одно из этих табу: «Ворожеи не оставляй в живых»).

Для Джона Смита из «Мертвой зоны» его ясновидение является как следствием несчастья (травм головы и длительной комы), так и причиной немалых бед в дальнейшем, как дар Кассандры. Сам герой испытывает скорее страх перед «мертвой зоной» — участком мозга, где гнездятся его сверхъестественные способности, чем гордость и удовлетворение собой. Телепатическое видение делает его опасным для общества, несмотря на то, что он сам стремится употребить его исключительно во благо.

Как говорили индусские мудрецы: «Самое большое несчастье — это сила без разума». Но если, например, в учениях Индии или Северном Китае ясновидение — это одна из нормальных способностей, которую, после более менее долгой практики, может развить в себе человек, то в европейской мистической традиции это дар небес или дар преисподней.

В западной фантастике одним из традиционных персонажей является «безумный ученый» — т. е. человек, делающий открытия ради целей господства над миром. Человек с развитым интеллектом, но без способности оценить моральную ответственность за использования своего ума. Пожалуй, «Франкенштейн» Мэри Шелли положил начало галерее образов знания во имя зла при исходных благих намерениях. Традиционная христианская догма ограничивала исследовательский инстинкт рамками теософской схоластики и поисками подтверждения «бытия божьего». Плоды от древа познания изначально считались отравленными ядом диавольским. Рациональное начало как производное от мирового зла — это тот подсознательный культурный слой, на котором зиждятся произведения об открытиях, способных погубить мир.

Стивен Кинг блестяще воспользовался этим архетипическим пластом в своем произведении «Несущая огонь» («Воспламеняющая взглядом»). Роль «безумного ученого», готового расшевелить стихию и неспособного ею управлять, выполняют спецслужбы США в тандеме с военным ведомством, не знающим уж что еще придумать для истребления ближнего. «Вы пытаетесь контролировать силы, которыми владеет только Всевышний…», — прямо говорит один из персонажей, справедливо считая это безумием. По традиционному мифологическому сценарию, непосредственные виновники нарушения табу: психиатр — экспериментатор, чиновники, прямые исполнители, пробудившие демона, — погибают. Мировое равновесие восстановлено, гордецы, возомнившие подчинить себе Провидение, наказаны: Чудовище убивает Франкенштейна. Правда, Чарли, как и Кэрри, вовсе не исчадие Ада, а, скорее, жертва своих собственных возможностей. Играя на стереотипном страхе, Кинг в этом романе с симпатией рисует современную девочку, попавшуюся в тенета страшного мира взрослых.

Роман «Темная половина» представляется автобиографичным для Стивена Кинга. В этом произведении он пытается решить для себя и читателя проблему ответственности автора за свое творение:

«Но писатели ПРИГЛАШАЮТ призраков, это вполне возможно; наряду с актерами и художниками, они, наверное, единственно приемлемые в сегодняшней нашей жизни медиумы. Они создают миры, которые никогда не существовали, населяют их людьми, никогда не жившими, а затем приглашают нас присоединяться к ним в их фантазиях И мы так и делаем Да Мы ПЛАТИМ, чтобы делать это».

При этом используется мотив «черного двойника», немного модифицированный биологическими подробностями истории недоразвившегося еще в утробе матери брата-близнеца. Герой «Темной половины» безуспешно пытается «похоронить» (предать земле — архетипический образ забвения, обращения во прах) свое темное начало, но отвергнутое подсознание хищника становится навязчивым вампиром-убийцей, борясь за свое существование в мире людей.

Любопытное мнение по этому вопросу бытует среди оккультистов. Они полагают, что монстры в самом деле могут быть «призраками» существ, обитающих не на Земле, а в других мирах. Стивен Кинг, бесспорно, или знает эту версию или пришел к ней самостоятельно. Она довольно подробно изложена в рассказе «Я — дверной проем», где персонаж становится проводником на Землю чудовищных, злобных тварей Сгустки злобной энергии находят себе посредника (от простого любителя ужасов до маньяка — убийцы, сеющего страх) и начинают эксплуатировать его творческие способности. При этом автор романов ужаса как бы освобождается от вампира, но тот, через его произведения, подселяется к другим людям. Начинает являться им ночами, или извращает их отношения с близкими, незаметно для самого человека, делая его орудием разрушения. А существо, питаемое энергией распада и страха, процветает там, где ему быть не положено, т. е. на Земле.

Но оккультисты также полагают, что мы, наши мысли, являемся проводниками не чего попало, а именно тех сущностей, что соответствуют нашей природе. То есть наши злобные, агрессивные мысли приводят к нам из просторов мирозданья плотоядных чудовищ, а миролюбивые и доброжелательные — покровителей и помощников. Ибо Космос велик и разнообразен, но в нем действует линейный закон отражения: подобное к подобному. Поэтому оккультисты считают фантастов — породителей фильмов и романов ужасов проводниками из «темных миров». Вместе с тем, эзотерические исследователи убеждены, что творчество названных фантастов является предупреждением технологическому разуму, охваченному «экспансионистской паранойей», т. е. идеями «завоевания космоса». В самом деле, если человечество не способно нормально существовать в гармонии с собственной природой, то тем меньше шанс достичь положительного результата на других планетах.

В конце концов, используя свои психические силы, Тад, герой «Темной половины», изгоняет свое порождение в Ад, откуда он его извлек, и это относительно редкий у Стивена Кинга счастливый конец. Чаще, как в «Тумане», «Нечто в сером», монстры остаются непобежденными, торжествуя над всеми попытками от них избавиться.

Отметим, что Стивен Кинг не пропустил в своих творениях зоофобию (боязнь животных) — «Ночная смена», «Адова кошка», и такой сравнительно редкий психоз, как хронофобия («Лангольеры»), где проступает архетипический пласт, связанный с образом «всепожираюхцего времени». Но если в греко-римской мифологии он был представлен Хроносом. поглощающим своих детей, то у Стивена Кинга роль злобного и беспощадного божества выполняют шары неизвестного происхождения, истребляющие прошлое и обращающие материю в пустоту.

Если проследить становление этого пласта в мистической традиции Запада, то страх перед смертью как бы усилился в обществе в христианское время, и образ мимолетности жизни и полного торжества распада и смерти очень характерен для западной традиции. Отчасти он проявляется и в некрофобии (боязни мертвецов, также активно эксплуатируемой Стивеном Кингом, например, в «Сиянии»). Европейская философия полагает жизнь человека единственной, чем заметно отличается от трактовки соотношения жизни и смерти в языческой традиции и на Востоке (реинкарнация). Ощущение скоротечности и невозвратимости жизни — один из основных мотивов западной культуры. «Лангольеры» полны этим чувством неизбежности обращения в ничто.

Самый распространенный и многообразный страх человечества — это страх перед неведомым, вернее, перед теми опасностями, которые неведомое может в себе таить. В известной степени, технологическая цивилизация в ее сегодняшнем состоянии, расплачивается за использование понятия «черный ящик». Простота модели мира — это опасное удобство. Изготовляя вещи и употребляя их, люди пользуются свойствами, им известными, и зачастую не желают ничего знать, кроме необходимых в данном случае качеств. Но при этом можно столкнуться с побочными эффектами, ибо «неведение пагубно». Черный ящик может превратиться в Ящик Пандоры. Обычная машина — в робота-убийцу, одушевленного неким невидимым злым духом («Кристина»). Вещь может поглотить душу и поработить человека, сделав его орудием тьмы («Необходимые вещи»).

Когда читаешь Стивена Кинга, возникает двойственное ощущение. Прямо скажем, торговля страхом и насилием не вызывает особого сочувствия. С другой стороны — это объективное отражение архетипических пластов нашей цивилизации в яркой и талантливой форме. Хотелось бы, однако, чтобы литература о кошмарах давала только положительный эффект для психики.

Литература

1. Кинг С. Избранные произведения в 3 томах. СПб.: Нева-Лад, 1992.

2. Кинг С. Мизери. СПб.: ИМА-пресс-реклама, 1992,

3. Кинг С. Кэрри. М.: ТОО «С. Зяблов и сын», 1993.

4. Кинг С. Темная половина. Жуковский: КЭДМЭН, 1993.

5. Кинг С. Необходимые вещи. Хронос, 1993.

6. Кинг С. Лангольеры. Жуковский: КЭДМЭН, 1993.

7. Кинг С. Кладбище домашних животных. СПб.: «Татьяна»,1993.