Темнота. Тьма. Темно как… Впрочем, я там никогда не был. Но здесь, по-моему, еще темнее. Потому, как темнее быть просто не может. Впечатление такое, что, пройдя меж-фазовый переход, я нырнул на дно танкера с мазутом. Да и запашок соответствующий. Нет, не мазутный. Но какая-то химия явно присутствует. Причем не из безобидных.
— Ой! — слышу я голос Наташи. — Андрей, где ты?
— Здесь, — отвечаю я и протягиваю на голос руку. Рука попадает Наташе прямо в лицо. Она хватается за нее и прижимается ко мне.
— Андрей! Куда мы попали?
— Тише, Наташенька. Не надо нервничать. Сейчас разберемся.
Опускаю ночные очки и включаю ноктовизор. Какой-то тоннель. Тянется в обе стороны, и концов не видно. Стены каменные и, кажется, оплавленные. На природное образование непохоже. Слишком уж гладкие стены, да и тоннель слишком прямой. К тому же стены и потолок образуют полукруглый свод, а пол плоский.
Один за другим через переход в этот тоннель входят все наши. Последним проходит Анатолий и тут же закрывает переход. Все в недоумении.
— Тихо, — говорю я, хотя все и без того молчат. — Слушаем.
Минут пятнадцать мы вслушиваемся в тишину. Но в этом тоннеле тихо, как до Сотворения Мира. Хоть бы мяукнул кто! Зато Вир, единственный из нас, улавливает едва заметный ток воздуха.
— Тянет, Андрей. Туда тянет.
— Точно? Я что-то ничего не ощущаю.
— Я ощущаю, я же охотник. И запах. Очень плохой запах.
— Ну, пахнет здесь явно не цветами.
— Нет. Не то. Опасно пахнет. Ты его не чуешь. Я чую.
— Понятно, что ничего не понятно. Включаем свет. Вспыхивают фонари-прожекторы. И опять Вир, и опять единственный из нас, слышит слабый шорох. Он показывает рукой в сторону, откуда тянет, по его словам, воздух.
— Там что-то шевельнулось.
Все прожекторы направляем, куда показал Вир. Но там ничего и никого нет. Свет рассеивается в бесконечном тоннеле, играет бликами на гладких стенах. Но Виру, конечно же, не померещилось. Он — прирожденный охотник. Инстинкт его не подводит. Куда же идти? Туда, где что-то шевелилось, или в другую сторону? Впрочем, никакой разницы нет. Если шевельнулось здесь, шевельнется и в другом месте. Лучше идти туда, куда тянет воздух. Раз его тянет, значит, что-то его засасывает. Посмотрим, что именно.
Часа два мы идем по тоннелю. Время от времени, метров через пятьсот, то в одну, то в другую сторону под разными углами уходят ответвления. Мы туда не сворачиваем, продолжаем идти по «главному» коридору. Местами стены и пол выполнены из железобетона. Но в основном это природный камень, оплавленный неведомым жаром.
Изредка я оглядываюсь на Вира. Но он спокоен. Он больше не слышит и не ощущает ничего подозрительного. Вдруг луч прожектора высвечивает впереди на полу нечто желтовато-серое. Это кости. Ребра. Человеческие ребра. Судя по цвету и по хрупкости, они лежат здесь очень и очень давно. Но где все остальное? Внимательно осматриваем кости и замечаем, что кое-где они как бы тронуты напильником.
Идем дальше. Еще через полкилометра находим берцовые кости, а чуть дальше — остатки черепа. Вряд ли этот человек, умирая, отстегивал один свой член за другим и разбрасывал все это по тоннелю. Лена показывает мне отверстие в лобной кости. На пулю не похоже, на луч лазера — тем более. Впечатление такое, что голову этого человека пробили копьем с длинным узким наконечником или шпагой. Но никак не клыком или когтем. Лена держит череп в руках и задумчиво смотрит на него. Почти как Гамлет. Я догадываюсь, что ее посетили такие же мысли, что и меня.
В течение следующего часа нам попадается еще множество ответвлений и несколько разрозненных комплектов человеческих костей. Мы уже не рассматриваем их. Нам и так все ясно. Ясно, что живых людей мы здесь не встретим. Но можем встретить тех, кто сделал этих людей мертвыми или лакомился их останками. Недаром Вир что-то услышал своим чутким ухом охотника.
Делаем небольшой привал, чтобы перекусить и передохнуть. Лена не теряет даром времени, она открывает ноутбук и начинает обрабатывать полученную информацию. Время от времени она хмыкает и качает головой. А мне не дает покоя то, что Герасимов сказал мне о целях «затейников». Абракадабра какая-то. Векторы, скаляры, потенциалы и вампиры. Все перемешалось в голове. Хотя я ясно чувствую, что в словах Герасимова прозвучала какая-то несообразность, нелепица, которая и является, видимо, ключом к этому ларчику. Надо же! Когда он говорил, мне это сразу резануло слух. Я тогда сразу обратил на это внимание. А сейчас, после всего, что произошло, никак не могу вспомнить, что именно.
Обращаю внимание на Сергея с Дмитрием. Они выглядят подавленно. Еще бы! Путешествие по иным Мирам началось с такой, мягко говоря, неприятной Фазы, что мне тоже не по себе. Я вспоминаю тот безмолвный белесый «аквариум», в который мы попали, едва покинув «свою» Фазу вместе с Наташей и Анатолием. Мы тогда тоже были готовы ко всему, но только не к такому. А здесь все же полегче. Понятнее. Впрочем, понятнее это только для нас с Леной, но никак не для Сергея с Дмитрием. Думали, их ожидают романтические путешествия. Вот и получили романтику. Кости и подземный лабиринт.
— Что приуныли, орлы? Не нравится вам здесь? Честно скажу, мне здесь еще меньше нравится. Понимаю. Ждали вы всякого, но к такому варианту явно были не готовы. Впереди нас ждет еще не одна Фаза. Всякое будет. И, должен сказать, что это — еще далеко не худший вариант. Ну, я вам говорил, если помните.
Мы снова идем вперед, и через несколько минут путь нам преграждает стальная дверь со штурвалом посередине. Как на подводных лодках. По углам двери видны четыре отдушины, забранные решетками. Теперь и я ощущаю, как в них затягивается воздух.
Пытаюсь провернуть штурвал. Он, со скрипом, но поддается. Несколько оборотов, и дверь открывается. Мы попадаем в многогранный зал. В каждой грани — такая же дверь со штурвалом. И у каждой двери, прислонившись к ней спиной, сидит мумия, усохший до последней степени труп человека. Картина не для слабонервных. Осматриваем несколько мумий. От неосторожного прикосновения Анатолия одна из них рассыпается. Но на других мы не находим никаких видимых повреждений. Кроме мумий и дверей, в зале больше ничего нет.
Решаем двигаться дальше в том же направлении. Крутим штурвал, открываем дверь, и перед нами открывается иллюстрация к «Руслану и Людмиле». «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» Разрозненные кости буквально устилают пол. Некуда ступить. Поколебавшись, иду прямо по костям. Они жутко хрустят под ногами. Пройдя под этот аккомпанемент шагов десять, оборачиваюсь. За мной решились идти пока только Лена и Вир. Остальные замерли на пороге.
— Вы что, решили составить компанию этим мумиям? Что ж, вольному воля.
И иду дальше. Я знаю, что они все равно пойдут. Нелегко решиться на такое. Здесь надо нервы зажать в кулак и спрятать в карман, поглубже. Но надо. Как бы ни было страшно и жутко идти по этим останкам, но оставаться в этом зале еще страшнее и жутче.
А впереди нас ждет картина еще более «жизнерадостная». Тоннель кончается, и завершается он стальной, окрашенной суриком лестницей в несколько пролетов. Лестница ведет вверх по вертикальному колодцу на высоту около десяти метров. У основания лестницы кости лежат многослойными пластами, скрывая лестницу на несколько ступенек.
Останавливаюсь и закуриваю. Через несколько минут собирается вся наша компания (решились-таки) и молча взирают на этот могильник.
— Время мое! — шепчет Наташа. — Куда же это мы попали, Андрей?
— Сам не пойму, Наташенька. Знаю только одно: чтобы разобраться в этой чертовщине, надо идти дальше.
— Как?
— Будем разбирать завал.
Перспектива, конечно, малопривлекательная, но другого выхода просто нет. Начинаю отбрасывать кости, убеждая себя, что это обычный хворост. Вскоре ко мне присоединяются остальные. Через пятнадцать минут мы уже поднимаемся по лестнице. Лучше бы мы выбрали другое направление. Хотя, кто знает, что было бы там?
Пройдя еще сто метров по хрустящим под ногами костям, мы оказываемся в обширном помещении. Трясу головой, отгоняя наваждение. Где-то я это уже видел. Ну, конечно! В концентрационных лагерях.
Вдоль стен тянутся многоярусные ряды пластиковых ячеек, наподобие пчелиных сот. Прикидываю, что только здесь могло поместиться около шести тысяч человек. И везде кости. Мы уже присмотрелись к ним. Кости и на полу, и в ячейках, и на длинном столе, тянущемся по центральной оси вдоль всего помещения.
Петр трогает меня за рукав и тихо спрашивает:
— Что это, Андрей? Концлагерь?
— Возможно, Петро. Но окончательные выводы делать рано. Надо идти дальше.
Дальше нам попадаются еще два таких же «барака», и мы снова разгребаем завал из костей, и снова поднимаемся по лестнице. Замечаю, что теперь все уже делают эту работу спокойно и не содрогаются, когда кости трещат под ногами. Даже Сергей с Дмитрием. Это, как на войне. От первого трупа шарахаются; первый убитый тобой противник — переживание. А потом втягиваются и привыкают. Так и здесь. Если бы скелетов было десятка два, другое дело. А когда сталкиваешься с такой гекатомбой, это уже не воспринимается как отдельная трагедия.
Проходим еще несколько «бараков», поднимаемся еще на два яруса. Странно, но я не вижу ни производственных помещений, ни заведений типа газовых камер или крематориев. Раза два нам попадаются залы, заполненные варочными котлами и оснащенные мощной вентиляцией. Это были кухни. Во время привала Наташа высказывает мысль:
— Нет. На концлагерь это непохоже. Нет главных атрибутов. Если это был рабочий лагерь, где производство? Если это был лагерь смерти, где средства массового уничтожения?
— Тогда, что же это? — спрашивает Лена.
— У меня складывается впечатление, что это было какое-то грандиозное укрытие. Вроде бомбоубежища.
— Убежища, в которое можно спрятать население целого мегаполиса? — с сомнением спрашивает Лена.
— А почему бы и нет? — вступает в разговор Петр. — Как во времена «холодной войны» готовились к войне «горячей»? Не исключено, что здесь могли вбухать в строительство убежищ колоссальные средства.
Я смотрю на каменный монолитный потолок и прикидываю толщину перекрытий. Да, такое убежище вполне может выдержать прямое попадание мегатонного заряда.
— Но почему здесь все погибли? — задаю я вопрос. — Повышенная радиация отсутствует, химического и бактериологического заражения тоже нет.
— Это сейчас ничего нет, — возражает Лена. — А что было лет сто назад? Эти кости лежат здесь никак не меньше.
— Пойдем дальше, может быть, что и выясним.
Разгадка не заставляет себя ждать. В конце этого тоннеля мы поднимаемся на верхний ярус и упираемся в мощную задраенную дверь. Здесь штурвал отсутствует. Что-то говорит мне, что самое интересное мы увидим за этой дверью.
— Толя, попробуй лазером.
Луч довольно легко режет сталь. Внезапно дверь с лязгом проваливается в пол. Видимо, Анатолий задел лучом какой-то механизм и привел его в действие. Входим в открывшееся помещение.
Вдоль стен тянутся пульты, над ними сереют мертвые мониторы. Вдоль пультов стоят вращающиеся кресла, в которых сидят высохшие мумии. Рядом с каждым креслом валяется автомат. В центре зала — большой подковообразный стол, на котором стоят три монитора и еще какие-то приборы. В кресле также сидит мумия. Рядом валяется пистолет.
— Да, ребята оставались на боевом посту до конца, — констатирует Анатолий.
Мы невольно обнажаем головы, отдавая должное мужеству и профессиональному долгу этих солдат. Я внимательно всматриваюсь в приборы, вмонтированные в центральный пульт, Мне кажется, что они еще работают. Точно. Стрелки трех из них не на нулях. Подхожу ближе и вижу, что это дозиметры. Разбираюсь со шкалами и прихожу к выводу, что они показывают не такой уж высокий уровень радиоактивности. Только вот откуда они получают эту информацию? Оглядываюсь и замечаю над центральным пультом что-то вроде перископа. Понятно. Это пункт наблюдения за обстановкой вне убежища. Забираюсь на пульт и берусь за ручки перископа. Он неожиданно легко идет вниз. Я спрыгиваю и приникаю к окулярам.
Безжизненная, покрытая серым снегом пустыня. Свинцовое небо без единого просвета. Ни строений, ни развалин, ни малейших следов живых существ. Все ясно: здесь последняя стадия Ядерной Зимы.
Передаю перископ другим, чтобы они могли полюбоваться этим редкостным, незабываемым зрелищем последствий человеческого безумия. А Лена выдвигает один за другим ящики стола. Там ничего нет, кроме трухи. Но ее упорные поиски все-таки увенчиваются успехом. В одном из ящиков она находит пять журналов с пластиковыми страницами. Они пронумерованы и заполнены от руки. Судя по всему, это вахтенные журналы, заполняемые дежурным. Язык напоминает французский. Можно разобрать. Читаю вслух, сразу переводя на русский.
«12 ноября 1864 года, в 8.00, я, полковник Дюваль, принял командование над противоатомным убежищем № 116/24.
15.11.1864, в 12.30 убежище заполнено до нормы. Двери закрыты. Убежище № 116/24 переведено на автономный режим.
16.11.1864, в 5.15 по Клинсбергу нанесен термоядерный удар. Мощность взрыва 750 Km. Город уничтожен. Обстановка в убежище нормальная, уровень радиации в пределах допустимого фона. Связь с внешним миром и другими убежищами отсутствует».
Дальше идут однообразные записи о радиационной обстановке снаружи и внутри убежища, о расходовании продовольствия. По этим записям я устанавливаю, что первоначально в убежище находилось примерно миллион двести тысяч человек. Идут записи о болезнях, смертях. Снаружи наблюдаются интенсивные пожары и сильное задымление. Внутри убежища ничего чрезвычайного не происходит. Так проходит около трех месяцев.
«8.2.1865. 6.30. Зафиксировано повышение радиационного фона внутри убежища. В 9.00 при осмотре выявлено повреждение воздушных фильтров: прогрызены крысами или мышами. Фильтры заменены. 21.00 радиационный фон в убежище в пределах нормы.»
24.3.1865; 12.4.1865; 18.4.1865 и 23.4.1865 вновь и вновь крысы прогрызают фильтры. Полковник Дюваль отмечает, что отверстия становятся все крупнее. Дальше фильтры начинают выходить из строя все чаще. Фиксируются случаи лучевой болезни и смерти от нее. Но все это, как отмечает в журнале полковник, в пределах нормы. Его беспокоит другое.
«18.8.1865; 9.00. Уровень радиоактивности на поверхности снизился в 4 раза. Отмечается неестественно темный фон неба и необычное для этого времени года понижение температуры. 3-й день температура воздуха на поверхности не превышает 60 °C».
В октябре запас штатных фильтров кончается. Инженер службы безопасности предлагает заменить их блоками из пористого камня, в обилии имеющегося в недостроенных галереях четырнадцатого яруса. Разрушения фильтров крысами прекращаются, но появляется другая опасность.
«16.12.1865; 10.00. Уровень радиации на поверхности снизился в 6 раз. Температура воздуха — 42 °C. Небо полностью черное. Патруль службы безопасности докладывает о высокой концентрации радона от 8 яруса и ниже. Отдал приказ: населению ярусов с 7 по 13 переселиться наверх».
Радон постепенно заполняет убежище вплоть до четвертого яруса. Лучевая болезнь становится обычным явлением. Смертность резко возрастает. На поверхности устанавливается Ядерная Зима.
«26.5.1866; 8.00. Уровень радиации на поверхности снизился до безопасного уровня. Но покидать убежище нельзя. Температура воздуха — 62 °C. Концентрация радона не повышается, но и не снижается. За прошедший день отмечено 68 случаев смерти от лучевой болезни. Связь с другими убежищами по-прежнему отсутствует».
Еще через два месяца появляется следующая запись:
«21.7.1866; 10.00. Патруль докладывает, что на 4 ярусе замечены крысы необычайно большого размера. Патрульные открыли огонь, и крысы скрылись на нижние ярусы, заполненные радоном. Два крысиных трупа доставлены на КП. Это действительно огромные звери. Длина тела (без хвоста) 62 см».
Крысы появляются все чаще. Стаи их становятся все больше. Они ведут себя все агрессивнее.
«28.9.1866; 8.00. Этой ночью большая стая крыс атаковала госпиталь. 8 больных загрызено насмерть».
Крысы увеличиваются в размерах и достигают в длину уже до метра. Они начинают нападать и на здоровых людей.
«4.1.1867; 8.00. Я установил круглосуточное дежурство в разделительных камерах. При появлении крысиных стай двери камер должны перекрываться, невзирая на то, остались снаружи люди или нет».
И еще одна весьма настораживающая запись:
«12.6.1867; 8.00. Этой ночью из 12 блока на 3 ярусе бесследно исчезло 6 человек. Следов крыс не обнаружено. Причина исчезновения неизвестна. Дежурные ничего не видели и не слышали.
21.8.1867; 8.00. Ночной патруль не вернулся из выхода на 5 ярус. В 3.30 отмечалась интенсивная автоматная стрельба. В 3.35 она прекратилась. Взвод особого назначения обнаружил на 5 ярусе стреляные гильзы и 2 автомата. Людей не нашли. Следов крыс не обнаружено».
Случаи исчезновения людей учащаются. Немногие очевидцы дают противоречивые и несуразные показания. Кто-то говорит о гигантских пауках, кто-то — об осьминогах, кто-то — о каких-то ходячих на четвереньках человеческих скелетах.
Людей косит лучевая болезнь, они становятся жертвами набегов крыс-мутантов. По ночам их похищают невидимые монстры. Продовольствие кончается. А наружу выйти невозможно, там свирепствует Ядерная Зима.
«2.2.1868; 10.00 Уровень радиации на поверхности в пределах нормы. Температура воздуха — 66 °C. В убежище осталось в живых 846 человек. Все больны лучевой болезнью в разной стадии. Здоровых нет. Я поселил всех людей в 1 блоке на 1 ярусе. За прошедшие сутки отбито 4 атаки крысиных стай. Погибло 14 человек. За ночь исчезло 37 человек. Связи с внешним миром и другими убежищами нет. Если это испытание ниспослано нам свыше, то мы уже искупили грехи не только своих предков, но и еще не родившихся поколений.
10.30. Только что умерли двое дежурных на КП. Не знаю, сколько еще протянут остальные и я сам. Как бы то ни было, свой долг коменданта убежища я выполню до конца. Полковник Дюваль».
Несколько минут мы смотрим на усохшую мумию того, кто был полковником Дювалем. Я поднимаю с пола пистолет. Он стоит на предохранителе. Полковник действительно выполнил свой долг до конца.
— Теперь все ясно, — говорю я. — Ни наши «затейники», ни ЧВП здесь свои руки не прикладывали. Эту Фазу погубили сами ее обитатели. Делать нам здесь нечего, надо идти дальше. В какую сторону идти, Толя?
Анатолий сверяется со своим прибором и показывает куда-то вниз.
— Относительно недалеко. Километра три, не больше.
— Постой, Андрей! — останавливает нас Наташа. — А кто все-таки нападал здесь на них?
— Тебе это очень интересно? Они тут за год в этом не разобрались, а ты за несколько часов хочешь. Да и зачем нам это? Мы здесь уже никому и ничем помочь не сможем. Пойдем дальше. Нечего здесь оставаться.
Все соглашаются со мной, и мы пускаемся в путь. Впереди идет Анатолий. Мы спускаемся на второй ярус, потом на третий. Анатолий ведет нас к лестнице, чтобы спуститься на четвертый ярус. В этот момент меня за плечо трогает Вир.
— Когти. Скребут по камню. Скребут и визжат. Много когтей.
Прислушиваюсь. Точно! Похоже, что нас преследует крысиная стая.
— К бою!
Приводим в готовность оружие и располагаемся в два ряда во всю ширину тоннеля. Крысы не заставляют себя ждать. Сплошной массой они вываливаются из бокового прохода и, не обращая внимания на слепящие их лучи прожекторов, бросаются на нас. Ну и твари! Каждая размером не меньше хорошего дикого кабана. Жесткая бурая шерсть, как у тех же диких кабанов, и горящие в ярости глаза.
— Огонь!
Гремят очереди. В тоннеле быстро растет баррикада из крысиных трупов. Она шевелится. Задним не терпится попасть под наши пули. Они прут и прут на нас. Так может и патронов не хватить. Время знает, сколько здесь этих жутких тварей?
Но крысиная атака скоро захлебывается. Гора тел закупоривает тоннель до самого потолка. По ту сторону завала визжат живые крысы. Кажется, они начали терзать тела своих сородичей.
— Уходим! Быстро! Пока они не прогрызлись к нам.
Мы спускаемся на четвертый ярус, и тут Вир тихо говорит мне:
— Зря мы так нашумели. Вот, оно, там ждет нас, — он показывает в темноту.
— Что, «оно»? — спрашиваю я.
— Не знаю, я не вижу их. Но чувствую и слышу. Они хуже крыс. Опаснее.
— Выключить свет! — командую я.
Опускаю очки и включаю ноктовизор. Из боковых проходов появляются… Схлопка их знает, кто! Теперь мне понятно, почему очевидцы не могли даже приблизительно описать этих существ. Первое, что приходит в голову: пауки. Но у этих «пауков» по двенадцать конечностей. Длинных, тонких, сужающихся к концу, как иглы, отливающих металлом и необычайно гибких, как щупальца. Неслучайно некоторые очевидцы назвали их «осьминогами». Эти конечности-щупальца исходят из продолговатого остова, напоминающего оголенный позвоночник. Этот остов переходит в каплеобразный серовато-розовый мешок, свисающий сзади конечностей. Но самое жуткое впечатление производит голова чудовища. Она напоминает голый конский череп. Упрятанные под низким лбом глазищи светятся недобрым синим светом. В полной тишине чудовище приближается к нам, как призрак. А из проходов появляются все новые и новые «красавцы» и тоже устремляются к нам. Поднимаю пулемет и даю длинную очередь. Пули с визгом рикошетят от черепа и костяка, прошивают насквозь бурдюк, свисающий сзади, не причиняя чудищу ни малейшего вреда.
— Свет! — кричу я.
Вспыхивают прожекторы, и монстры стремительно исчезают в боковых проходах. Их словно сдувает. Но кое-что мои товарищи успевают заметить. С минуту мы обмениваемся впечатлениями. Потом я спрашиваю Анатолия:
— В каком направлении мы должны двигаться?
— Туда, — он показывает вдоль основного тоннеля.
А в боковых проходах засели эти «милые» создания. Нет, здесь нам просто так не пройти. Надо пробиваться с боем. Но как? Пули их не берут.
— Толя, дай мне твой лазер, — говорю я, — и выключите свет.
Сразу же появляются «паучки». Каждый из них размером… Ну, с лошадь, пожалуй, не будет, а вот на осла вполне потянет. На этот раз я не рассматриваю их, а сразу открываю огонь.
Луч лазера отхватывает конечности, которые начинают судорожно извиваться и дергаться. От бурдюка отлетают бесформенные куски. Мне никак не удается поразить «паука» в хребтину или в голову. Он быстро маневрирует, бросаясь из стороны в сторону, и приближается ко мне. Наконец, я перерезаю его лучом пополам. Тварь падает на пол, и его щупальца беспорядочно дергаются. Но пока я возился с одним, другие приблизились на опасное расстояние. Приходится снова включать свет. Это единственное, чего они боятся.
При свете мои друзья рассматривают поверженное чудище. Мне это неинтересно, я достаточно насмотрелся на него в ноктовизор. Да, без бластера здесь не пройти. Отдаю Анатолию лазер, достаю бластер и привожу его к бою.
— Всем назад!
Сам я тоже отхожу на приличную дистанцию. Только я собираюсь дать команду гасить свет, как Вир говорит:
— Крысы прорвались!
Точно. Сзади доносится многоголосый визг и скрежет когтей по камням. В Схлопку! Мы между двух огней. Времени терять нельзя.
— Прикройте тыл! Гасите свет! И крепче держитесь за стены!
«Пауки» появляются сразу, как только гаснет свет. Выжидаю, пока они заполнят весь тоннель. Когда до первых двух тварей остается чуть меньше ста метров, нажимаю на спуск. Лиловая вспышка озаряет подземелье. Жаркая волна ударяет меня в грудь и швыряет назад. Успеваю заметить, как «пауки», раскалившись до голубого свечения, стремительно сгорают в лиловом пламени, поглотившем тоннель.
Не успеваю я подняться на ноги, как сзади вспыхивает такое же лиловое пламя, и ударная волна швыряет меня на пол. Теперь уже лицом вниз. Это Лена уничтожила из бластера первую волну крыс, прорвавшихся в тоннель. Но сзади снова доносится визг и царапанье когтей. Идет вторая волна.
— Уходим! Быстро! Лена с Виром — вперед! Я — замыкающий.
Быстро минуем опасные боковые проходы. Вир показывает в них рукой и говорит:
— Они там! Много!
Отбежав метров сто, я задерживаюсь и включаю ноктовизор. Из боковых проходов появляются «пауки». На них сразу накатывается волна крыс, и начинается бой. Зрелище, достойное Апокалипсиса. На каждого «паука» набрасывается по пять, шесть крыс. Они откусывают щупальца, рвут на части бурдюк и пытаются добраться до костяка. «Пауки» не остаются в долгу. Ударами гибких острых щупалец-ног они пронзают крыс насквозь, как копьем, и со страшной силой отбрасывают их в сторону. Вот какая-то крыса неосторожно атаковала «паука» в лоб. Лязгают костяные челюсти, и крыса перекушена пополам.
Хватит любоваться. Отбегаю еще на сто метров, стреляю в эту свалку из бластера и бегу догонять своих друзей. Они уже в точке перехода.
Анатолий настраивает аппаратуру, а Лена с Виром перекрывают тоннель от возможного нападения. Я занимаю позицию с бластером с другой стороны. Вир говорит:
— Опять идут. За тем поворотом, — он показывает рукой. — И их очень много.
Лена подбегает к боковому проходу, стреляет в него из бластера и тут же бежит назад. А с моей стороны вновь доносится визг и царапанье. То ли крысы задавили «пауков» массой, то ли прорвались по боковым проходам. Анатолий кричит:
— Есть переход!
— Уходите! Все уходите! Я прикрою! Установку возьму с собой.
Товарищи один за другим исчезают в сиреневом мареве. Когда в нем исчезает Лена, я стреляю в уже близкую стаю крыс, подхватываю установку и тоже ухожу в переход, подальше от этого мрачного подземелья.