Мы минуем несколько безлюдных, а иногда и просто пустынных Фаз. Переходы там везде были расположены недалеко друг от друга, и мы нигде не задерживались, за исключением гористой бесплодной местности, по которой мы шли более трех суток. Слава Времени, бесплодной она оказалась в том смысле, что там абсолютно отсутствовала какая-либо растительность. Зато она изобиловала источниками воды. Правда, вода была насыщена различными минеральными элементами, что придавало ей своеобразный вкус. Но Лена заявила, что пить эту воду не только можно, но и полезно. «Ну, может быть, пронесет кого-нибудь. А так, несмертельно», — заявила она. Пусть полезно, но мы были очень рады, когда покидали эту Фазу Минеральной Воды.

Мы уже начинаем скучать в этих пустынных Фазах и ворчим на Анатолия, что он якобы специально водит нас по таким глухим местам. Но вот очередной переход выводит нас на берег реки. Вдоль него накатана полевая дорога. А в ста метрах от нее мы видим какую-то непонятную ржавую конструкцию огромных размеров. При ближайшем рассмотрении мы убеждаемся, что перед нами останки океанского танкера приличного водоизмещения. Озадаченно переглядываемся. Кто это здесь решил строить танкер? «Подводная лодка в степях Украины!» — вспоминается старая шутка. Никто не может высказать никакого разумного предположения о том, как этот танкер здесь оказался. Самую разумную мысль высказал Сергей. Здесь когда-то был берег моря и была верфь. Потом море обмелело, ушло, а недостроенный танкер остался. Но такие процессы происходят десятилетиями даже, веками, а корпус танкера ржавеет здесь не более десяти лет.

Мы не задерживаемся долго у останков этого монстра, а идем дальше по дороге. Дорога должна привести нас к людям. В эфире регулярной работы не наблюдается. Время от времени прослушиваются короткие сигналы, напоминающие помехи от мощного не экранированного генератора. Вскоре нам попадаются возделанные поля: гречиха, просо, ячмень, овес. Поля сменяются виноградниками. Мы приближаемся к селению. Как нас там встретят? Кто там живет?

Слышится лай собаки и стук копыт. На вершине небольшого холма, на который поднимается дорога, появляется всадник. Завидев нас, он несколько секунд присматривается, затем разворачивает коня и быстро исчезает. Его собака, тявкнув на нас для порядка два раза, убегает за хозяином. Все происходит так быстро, что мы не успеваем толком рассмотреть всадника. Я даже не успеваю засечь: вооружен он чем-нибудь или нет. Как нам расценить его поведение? К чему следует готовиться: к мирной встрече или к вооруженной стычке?

Как бы то ни было, решаем идти прежним путем. С вершины холма мы видим большую деревню, даже скорее село, если судить по российским канонам. В центре села высится белое здание. Явно храм. Домов около сотни. Они сложены из белого и желтого камня и крыты чем-то вроде черепицы розового цвета. Вокруг домов разбиты сады и огороды.

Та окраина села, что ближе к нам, огорожена частоколом. Частокол относительно новый. Видно, что идут работы с целью огородить все село.

В селе — суета. Часть жителей угоняет скот — овец, коров — в ближайший лес. Другая часть быстро удаляется к оврагам. Третья часть, взрослые мужчины, занимают места вдоль частокола и закрывают тяжелые ворота. Ясно, что причина этого оживления — мы. Всадник, заметивший нас, поднял тревогу. Нас готовятся встречать. И отнюдь не хлебом и солью. Плохо дело. Не хотелось бы начинать общение с обмена выстрелами. А еще меньше хочется уходить, ничего не выяснив. Надо как-то показать, что у нас нет дурных намерений, и мы пришли с миром.

Срываю спелую гроздь винограда и делаю знак своим, чтобы оставались на месте. Оставляю пулемет и иду к селу, обрывая крупные сладкие ягоды и сплевывая зернышки. Иду не спеша. На полпути к селу гроздь кончается, и я срываю вторую. Человек, замысливший что-либо дурное, не будет на глазах у всех демонстративно лакомиться виноградом.

Шагов за двадцать до ворот меня окликают. Язык напоминает португальский. Я понимаю сказанное так: «Стой! Не приближайся! Кто такой? Зачем идешь?» Быстро вспоминаю кодовое слово и перехожу на португальский.

— Я пришел с миром!

При этом я поднимаю вверх обе руки. В левой держу гроздь винограда. За стеной частокола воцаряется молчание. Потом чей-то голос громко произносит непонятную фразу. Судя по интонации, меня о чем-то спрашивают. Но о чем, понять не могу. Язык какой-то странный. Звучат и английские, и французские, и немецкие слова. Кажется, есть даже арабские и чуть ли не японские. Это какой-то жаргон. И, видимо, спрашивающий сам-то владеет им неуверенно. Он спотыкается на каждом втором слове. Я пожимаю плечами и отвечаю по-португальски:

— Не понимаю! Говорите по-человечески!

Но мой португальский для жителей этого села тоже звучит не совсем привычно. За частоколом начинается спор. Разобрать, о чем они спорят, трудно. Но по часто повторяющимся словам я понимаю, они решают: прогнать меня сразу или сначала поговорить. Наконец вторая точка зрения побеждает. Открывается небольшая калитка, и на дорогу выходит человек с охотничьим ружьем. Он невысокий, плотный и черноволосый. Одет в темно-зеленую замшевую куртку и серые штаны, плотно обтягивающие ноги. Обут он в башмаки из мягкой коричневой кожи.

— Откуда ты пришел и зачем?

— Пришел я издалека, а иду, я уже сказал, с миром.

— А если мы тебя не пустим?

— Будет обидно. Я и мои друзья проделали долгий путь. Мы устали и голодны. Но если вы не желаете нас пустить к себе, мы пройдем мимо.

— Значит, пройдешь мимо и даже не попытаешься войти в село?

— Да. Но это будет обидно. Мы не желаем вам зла.

— Ты странный человек. Говоришь почти как мы, а одет и вооружен почти как кубейрос. Чем ты докажешь, что ты не кубейрос? Некоторые кубейрос тоже знают наш язык.

— Я даже не знаю, кто такие кубейрос.

Человек наводит на меня ружье и произносит фразу на том же жаргоне. На этот раз по нескольким искаженным английским и немецким словам я понимаю, что он сказал примерно следующее: «Если ты сейчас не ответишь, я тебя убью!» Снова пожимаю плечами и улыбаюсь.

— Если хочешь что-нибудь узнать от меня, спрашивай по-человечески. Эту тарабарщину я не понимаю.

Человек опускает ружье и еще раз внимательно разглядывает меня.

— Хорошо, — говорит он, наконец, — ты, может быть, и не кубейрос. А ты знаешь, что кубейрос сделали в Салано?

— Не знаю. Я никогда там не был.

— Но ты же идешь по дороге из Салано.

— Я вышел на эту дорогу совсем недавно.

— А говоришь, что идешь издалека.

— Да. Мы действительно проделали длинный и тяжелый путь.

Человек задумывается. Заметно, что он колеблется и не знает, как ему поступить. Стоит ли верить мне? Так проходят три минуты. Лицо человека с ружьем проясняется, словно он нашел ответ на мучивший его вопрос.

— Вы, наверное, недавно сюда попали?

— Да, совсем недавно, — отвечаю я, нисколько не покривив душой.

Не знаю, что он имел в виду, но он попал в самую точку. Мы сюда попали действительно не более двух часов назад. Но следующий вопрос для меня еще более непонятен.

— А где вы жили раньше?

— Не понимаю. Объясни, что ты имеешь в виду?

— Ладно, потом, — человек улыбается и опускает ружье прикладом на землю. — Барсак.

— Что Барсак? — снова не понимаю я.

— Меня зовут Барсак.

— А я — Андрей.

— Зови своих друзей, Андрей. Мы примем вас с миром.

Через час мы сидим за столом в доме у Барсака. Он в этом селе кто-то вроде старосты. Кроме нас и хозяина, за столом сидят еще шесть местных жителей. На столе стоят кувшины с вином, лежат ломти жареной свинины и баранины, много зелени, фрукты и хлеб.

В разговоре выясняется, что несколько столетий назад предки местных жителей переселялись из Португалии в колонии Нового Света. До цели плавания оставалось совсем немного, когда корабль неожиданно попал в густой, непроницаемый туман. Перегнувшись через борт, невозможно было увидеть воду. Вдобавок, неожиданно отказал компас. Стрелка вертелась во все стороны, не показывая конкретно никуда.

Капитан приказал убрать паруса и отдать якорь. Но якорь до дна не достал. Туман продержался еще пять дней. И все это время корабль дрейфовал в неизвестном направлении. Неожиданно корабль тряхнуло так, словно он сел на мель. Но ничего разглядеть по-прежнему было невозможно. Через несколько часов туман рассеялся, так же неожиданно, как и опустился. И тогда удивленные переселенцы увидели, что их корабль стоит на твердой земле. Его словно подняло в воздух и перенесло на много миль от берега в глубь суши. Никто не мог объяснить, что произошло и где они очутились.

Когда прошли первые страхи, вызванные неожиданным финалом путешествия, переселенцы стали осматриваться и изучать окрестности. Они пришли к выводу, что здесь даже лучше, чем в тех местах, куда они направлялись. Капитан рассказывал о плодородной земле, об обилии кровососущих насекомых и ядовитых змей, о враждебных туземцах. Здесь ничего подобного не было. А вот земля была плодородной на редкость. И было ее столь много, что переселенцы решили: от добра добра не ищут. Они искали край, где можно жить свободно и счастливо. И нашли. В конце концов, неважно, где этот край находится: в колониях ли или в других местах, куда их каким-то чудом занесло.

Построили поселок и начали обживаться. Много позже выяснилось, что в разных местах тоже живут люди, неизвестно как сюда попавшие. Многие оказались здесь так же, как и наши хозяева. Плыли на судах, попали в плотный туман и оказались неизвестно где. Барсак рассказал, что тридцать лет назад в десятке миль отсюда, на берегу реки появился огромный железный корабль, также попавший в туман и потерявший ориентировку. Команда корабля долго не могла понять, куда они попали. Они ездили по всем окрестным селам, расспрашивали жителей. Наконец, успокоились и тоже построили себе поселок. Этот поселок и есть Салано.

Последние годы появлялось много машин, летающих по воздуху. Но они, как правило, падали на землю и разбивались. Только одна машина благополучно опустилась на поле в пятидесяти милях к югу отсюда. Там было трое мужчин. Их приняли в ближайшем поселке.

А три года назад далеко на западе объявился огромный стальной корабль, и на корабль-то не похожий. Он больше походил на гигантский огурец или початок кукурузы. В корабле было около сотни мужчин. Они тоже обосновались в ближайшем поселке. Но при этом они выставили постоянную охрану возле своего корабля, и никого из местных жителей к нему близко не подпускают. Они даже не разрешили разобрать корпус корабля на металл. Говорят, что это очень опасно.

— Кстати, — говорит Барсак, — я слышал, что некоторых из этих людей зовут так же, как и вас. Андрей, Петр, Сергей, Анатолий и Дмитрий.

— А кто такие кубейрос? И почему вы их опасаетесь?

Больше года назад в нескольких сотнях миль отсюда появился большой железный корабль. Его команда, двадцать человек, не пожелала осесть в ближайшем поселке или построить свой. На борту корабля была летательная машина. На этой машине капитан корабля, а с ним еще несколько человек, облетели почти все селения. И почти в каждом селе они подбирали людей, чем-либо недовольных. Как правило, это были люди, с которыми в поселках расставались без всякого сожаления. Если бы старосты знали, чем все это кончится, они ни за что не отпустили бы этих людей к капитану с летающей машины.

Собрав таким образом несколько сотен человек, капитан построил поселок и назвал его своим именем, Кубейро. После этого он объявил себя верховным правителем и потребовал, чтобы каждый поселок и городок поставляли ему продовольствие, а также девушек и мальчиков-подростков. Естественно, что на такие наглые требования все ответили отказом. Тогда Кубейро заявил: «Не хотите по доброй воле, мы и сами возьмем. Но тогда уж не обижайтесь!»

Он начал совершать набеги на поселки. После этих набегов поселки можно было заселять заново. Дома сжигали. Скот, молодых женщин и детей угоняли. Мужчин и пожилых людей истребляли беспощадно. Некоторые поселки, желая избежать страшной участи, согласились с требованиями Кубейро. Но дань, которой он их обложил, была так непомерно велика, что они еле сводили концы с концами. Особенно тяжела была дань девушками и мальчиками. За прошедший год в этих поселках почти не осталось никого из молодежи.

И никто не мог дать отпор этой многочисленной, хорошо вооруженной и готовой на все банде. Только из поселка, возле которого стоит большой стальной корабль, похожий на огурец, Кубейро еле унес ноги. Моряки корабля сами люди военные и хорошо вооружены. Кубейро в первую очередь интересовал сам этот корабль. Но после тяжелого боя он был вынужден отступить, потеряв убитыми много своих людей. С тех пор он обходит этот поселок стороной.

— Недавно, — говорит Барсак, — отряд кубейрос появился и наших краях. Две недели назад трое из них приехали в Салано, к нам и еще в три поселка. Они спросили, намерены ли мы платить дань? Зная, чем это кончается, мы ответили: «Нет». Тогда бандиты засмеялись и сказали: «Что ж, пеняйте на себя и готовьтесь к худшему». Неделю назад они разгромили Салано. Теперь наша очередь. Гарет принял вас за кубейрос и поднял тревогу. Но оказалось, что он ошибся.

— Значит, вы ждали нападения этих кубейрос и готовились защищаться? — спрашиваю я.

— Да, как видите.

— А какими силами вы располагаете, и чем вы вооружены?

— У нас сто пятнадцать мужчин и семьдесят два ружья.

— Вот такие, охотничьи?

— Других у нас нет. Да и откуда им взяться? Есть еще сабли, копья, мечи.

— А кубейрос? Чем они вооружены? Как они нападают?

— Кубейрос нападают на конях, числом до двух сотен…

— Подождите. Вы же сказали, что Кубейро набрал отряд в две сотни человек, а в бою с моряками они понесли большие потери. Они что, размножаются?

— Мы и сами не можем понять, откуда у Кубейро появляются все новые и новые люди. Сейчас у него людей уже больше тысячи. И все они разные, говорят на разных языках. Они, чтобы друг друга понять, даже язык специальный придумали. Вооружены они ружьями, которые бьют дальше и точнее наших. У них есть и ружья, которые могут стрелять часто и быстро, много раз подряд. Я слышал, что такие ружья есть и у моряков с «большого стального огурца».

— Так, понятно. И когда вы их ждете здесь?

— В любой час. Разгромив Салано, они не станут тянуть с нами.

— И вы хотите защищаться от них за этим частоколом, этими старинными ружьями?

— А что делать, Андрей? Сдаться им на милость и принять их условия? Это хуже любого рабства! Отдать наших девушек и мальчиков им на поругание? Мы хорошо знаем, что их там ждет. К тому же аппетиты у этой вольницы ненасытные. Дай им палец, они руку по плечо откусят. Нет. И мы, и наши соседи решили: лучше смерть в бою, чем такое позорное существование.

— Что ж, решили вы правильно и выбор сделали однозначный: смерть в бою. Только…

— Что, только?

— Подожди, Барсак, я со своими друзьями посоветуюсь.

Перехожу на русский язык и обрисовываю ситуацию нашей команде. В заключение спрашиваю:

— Как вы смотрите на то, чтобы помочь нашим хозяевам отбить нападение? Да так отбить, чтобы эти кубейрос забыли сюда дорогу.

Все недоуменно переглядываются и пожимают плечами. С чего это вдруг Андрей начал задавать такие вопросы? Нашел о чем спрашивать. Петр выражает общее мнение:

— Какой разговор? Я, к примеру, всегда рад поставить бандитов на место. Сколько, говоришь, их будет?

— Барсак говорит, что они нападают по сто пятьдесят — двести человек и всегда в конном строю. Ну а раз уж ты за всех высказался, то и займись организацией обороны. Ты ведь у нас как-никак единственный специалист из сухопутных войск.

— А я? — возмущается Анатолий.

— Пардон, я и забыл, что ты у нас пехотный сержант. Так что, парни, флаг вам в руки. Оцените позиции, расставьте силы. Как скажете, так и будет. Я кто? Летчик. От вас здесь больше будет толку. Хотя… — я вновь перехожу на португальский: — Барсак, а они используют летательную машину?

— Раньше использовали. Но моряки со стального огурца разбили ее.

Ай да морячки! Молодцы, братишки! Не посрамили чести Русского Флота!

— Барсак говорит, что русские подводники сбили вертолет Кубейро. Это упрощает задачу. Операция предстоит чисто сухопутная. Хотя против вертолета у нас есть «Мухи» и лазеры. Какие у тебя будут соображения, Петро?

— Спроси у Барсака, с какой стороны они ожидают нападения?

Барсак объясняет мне, что кубейрос не отличаются разнообразием тактических приемов. Такие понятия, как обход, охват им незнакомы. Они идут по кратчайшему пути, от поселка к поселку. Выслушав меня, Петр высказывает свои соображения:

— Отсиживаться за частоколом глупо. Это значит, дать им возможность развернуться и действовать по своему сценарию. Надо встретить их на подступах к поселку. Там, где они не ждут отпора. Да и у нас будет больше возможностей маневрировать и огнем, и людьми. Пойдем, посмотрим на месте и выберем позиции.

Петр поднимается на холм, осматривает местность и делает наброски плана обороны. Потом он присаживается на камень и показывает нам с Анатолием, что у него получилось.

— Шесть автоматов, пулемет и два лазера. Бластеры, думаю, использовать без крайней нужды не стоит. Да еще… Сколько у Барсака ружей?

— Семьдесят два.

— Какая-никакая, а поддержка. Посадим их во второй эшелон. Вот здесь. Будут добивать тех, кто прорвется. А сами мы разместимся так.

Он показывает на схеме семь точек, где следует отрыть окопы, и называет по именам, кто где сядет.

— А меня ты куда посадишь, командир? — интересуюсь я.

— А у тебя, гвардии капитан, задача будет особая. Ты знаешь, что такое кинжальный огонь?

— Это, наверное, когда стреляют из автомата с примкнутым штык-ножом, — отвечаю я с самым невинным видом.

Петр смеется и хлопает меня по плечу.

— Молодец, летун! Знаешь пехотный юмор. Так вот, Андрей. Твое место будет здесь.

Петр показывает позицию без малого в сотне метров впереди линии основной обороны, на склоне холма, что возвышается на правом фланге.

— Твоя задача будет — сидеть и молчать. Ни единого выстрела. Когда появятся бандиты, мы откроем огонь одиночными. Пусть думают, что это местные жители. Они откроют ответный огонь, развернутся и пойдут в атаку. И когда они поравняются с тобой… Слышишь? Не раньше! В этот момент ты ударишь вдоль их линии длинной очередью. Сумеешь так? Выдержишь, не пульнешь раньше времени?

Я улыбаюсь, вспоминая, как объяснял балтийскому матросу Григорию, что такое пулеметная засада кинжального флангового огня. Но Петр воспринимает мою улыбку по-своему и начинает выходить из себя.

— Что скалишься?! Это же непросто. Тут надо железную выдержку иметь, очень точно определить момент открытия огня. Чуть раньше — и тебя обойдут и прикончат. Чуть позже — опоздаешь, и нас сомнут. Сумеешь?

— Не извольте сумлеваться, — отвечаю я словами Леонида Филатова, — чай, оно не в первый раз.

Петр с сомнением качает головой, ему не нравится мое легкомыслие. Он предлагает:

— Отдай-ка пулемет Толе. Он все-таки из пехоты, ему это дело привычней.

— Не знаю, как ему это привычней, и насколько наш пехотный сержант сумеет в этой обстановке обуздать свои нервы. Но ты, Петруша, не забывай, что я не только летчик. Я еще и хроноагент, а не саксофонист в вокзальном ресторанчике. К тому же я хроноагент класса экстра. Меня специально готовили к самым сложным и нестандартным заданиям. А кроме того, не так уж и давно я решал аналогичную задачу. И весьма успешно решил ее.

Я рассказываю Петру, как во время своего путешествия по лабиринту межфазовых переходов, «организованному» для меня Старым Волком, я таким же образом помог отряду моряков-балтийцев выиграть бой с превосходящими силами белогвардейцев. Я тогда еще уничтожил «Мухой» английский танк.

— Ты мне об этом не рассказывал, — говорит Петр с удивлением.

— Все сразу не расскажешь. Значит, решено. Роем окопы, готовимся к обороне.

— Вот еще что. Тебе надо будет отрыть еще один окоп, — он показывает точку в тылу второго эшелона, почти на вершине холма. — Как только ты выполнишь основную задачу и наложишь их в достаточном количестве, тебя обнаружат. Против конницы одиночному пулеметчику на таком расстоянии держаться трудно. Отойдешь на запасную позицию, поработаешь «чистильщиком».

— Понял, командор.

К вечеру позиции отрыты и хорошо замаскированы. Барсак, по совету Петра, назначает постоянно действующие разъезды. Он уже признал нашего товарища за «военного коменданта» поселка. Наступивший день не приносит ничего нового. Наши разъезды доехали до Салано и доложили, что кубейрос еще стоят там. Они пьянствуют, бесчинствуют, насилуют девочек и мальчиков. Все это происходит прямо на улицах разрушенного поселка.

Мы тоже не теряем времени даром: Анатолий вычисляет переходы, а мы с Леной и Наташей расспрашиваем местных жителей. Выясняется, что бандиты кубейрос не имеют никакого отношения к тем, ради кого мы пустились в путь. Это несколько разочаровывает нас. Зато мы приходим к интересному выводу о прошлом и настоящем этой Фазы. За ужином мы в присутствии Барсака рассказываем о своем предположении. Барсаку нашу речь переводит Анатолий.

— Складывается впечатление, — рассказываю я, — что эта Фаза — дно грандиозной пространственно-временной дыры, существующей на нашей планете. Мы с Толей замерили индивидуальную несущую хроночастоты этой Фазы. Она практически равна нулю. Неудивительно, что любое темпоральное колебание в других Фазах порождает переходы в эту Фазу. Люди, корабли, самолеты исчезают из своих Фаз и оказываются здесь. У себя они после этого считаются пропавшими без следа и без причин и порождают «загадки века».

— Бермудский треугольник! — догадывается Сергей.

— Верно. А если учесть, что в одной только нашей Фазе было несколько точек с неустойчивыми темпоральными характеристиками, да добавить сюда бесчисленное множество параллельных Фаз, то можно не удивляться, почему эта Фаза так густо заселена. Я представляю, что сейчас творится в Фазе, откуда исчезла без следа подводная лодка, оснащенная ядерным реактором, и с термоядерными ракетами на борту. «Зеленые» там, наверное, землю носом роют. Пардон, океан до дна вычерпывают. А лодка спокойно стоит тут себе в поле, а экипаж гречиху выращивает и детишек плодит. Но, что ни говори, а молодцы ребята! Сразу охрану выставили, Кубейро по носу дали. А ведь он сразу смекнул, что это за «огромный стальной огурец». Потому и пытался захватить не поселок, а именно лодку. Представьте, если бы захватил!

— Все равно, он не смог бы использовать ракеты. Ведь лодка не на плаву, а на земле, — возражает Петр.

— Достаточно, если бы он завладел плутониевыми запалами. После этого здешнюю Фазу можно было бы заселять заново, и то не сразу.

— А сам Кубейро? Он-то откуда взялся? — спрашивает Дмитрий.

— Сам Кубейро, скорее всего, контрабандист, торговец оружием. Вез куда-то транспорт и попал в «дыру». Здесь он занялся тем, к чему имел призвание: разбоем. Ну а люди к нему приходили из разных времен и из разных мест. Те, что чувствовали себя в мирной трудовой жизни не в своей миске. А вольница Кубейро — грабь, убивай, насилуй, жри и пей — им по душе. Таких людей было много во все времена и во всех странах. Неудивительно, что у Кубейро сейчас их почти дивизия. Кстати, Толя, что там у нас с переходами? Задерживаться нам здесь нет резона. Один отряд кубейрос мы разобьем. А вот если сюда вся банда заявится…

— Ты хочешь оставить этих людей разбираться с бандой? — интересуется Наташа.

— А ты предлагаешь нам объявить этой дивизии войну? Мы, Наташенька, с такой толпой просто не справимся. Патронов не хватит. Что же касается местных жителей, то они сами виноваты, что так получилось. У Кубейро организованная военная сила. А эти защищаются все порознь. Как русские князья во времена Батыева нашествия: каждый за себя. А остальные смотрят, как у него это получается, — эти слова я повторяю по-португальски, глядя на Барсака. — В конце концов, здесь тоже есть организованная военная сила. Я имею в виду русских моряков с подводной лодки. Почему нельзя объединиться с ними?

— Ты говоришь, мы с дивизией не справимся. А если бластером их? — предлагает Сергей.

— Можно и бластером, — соглашаюсь я и тут же возражаю. — А нужно ли? Ну, накроем мы из бластера банду Кубейро. А завтра здесь появится Стенька Разин, а послезавтра — Чингачгук Большой Змей. А потом еще какой-нибудь Робин Гуд. Нет, Сережа, они сами должны справиться с этой проблемой и понять, как это делается. И как сделать, чтобы это не повторилось. А у нас задача другая. Она поважнее, чем защита от банды какой-то конкретной Фазы. Это — в-третьих. Мы им сейчас, конечно, поможем отразить набег. Долг гостеприимства обязывает. Но не больше. Время не ждет.

— Кстати, о времени, — говорит Анатолий. — Пожить нам здесь все равно придется. Переход откроется в районе этого поселка, через неделю. А до других зон возможных переходов придется добираться более пятисот километров.

— Это не есть хорошо, — грустно констатирую я. На рассвете нас поднимают дозорные.

— Кубейрос вышли из Салано! Идут на нас!

Мы быстро занимаем свои места. Из окопа я не вижу ни одного защитника. Знаю, где проходит первая линия и где вторая, но ничего не вижу. Петр с Анатолием по части маскировки поработали на совесть. Слишком уж на совесть. Когда я буду менять позицию, я вряд ли смогу с разбега найти свой новый окоп. Хотя я сам его отрыл, но он так тщательно скрыт, что мне придется с полминуты находиться под огнем кубейрос. Сертон они, конечно, не пробьют, шлем тоже, но приятного будет мало.

Ждать приходится долго. Разведчики известили нас оперативно, лошадей не жалели. А вот кубейрос что-то не торопятся. Ловлю себя на том, что тянусь за сигаретами. А вот курить сейчас никак нельзя. Нервничаете, Андрей Николаевич. Словно вы первый раз в таком деле.

Слышится топот копыт и многоголосый гомон. Идут, даже не скрываясь. А что им скрываться? Кто может дать им здесь отпор? Поселенцы с охотничьими ружьями? Не смешите!

Опускаю щиток шлема с биноклем и всматриваюсь в конную колонну, появившуюся на дороге из-за вершины холма. Кубейрос движутся в колонне по пять. Держатся они самоуверенно и нагло. Вооружены очень пестро. Тут и винтовки, и карабины, и автоматы, вроде МП-40. По-моему, у некоторых есть что-то вроде ППШ. Ага! Вот и «калаши»! Но их немного. Штуки четыре, не больше. У каждого кубейрос имеется какое-то холодное оружие: мечи, сабли, палаши, пики. Да и сами они — народ пестрый. Рядом с европейцами, неграми и арабами соседствуют малайцы, китайцы и японцы. Вот уж действительно Ноев ковчег!

Прячусь в окоп поглубже. Мой номер теперь шестнадцатый. Надо ждать, когда наши откроют огонь, и кубейрос пойдут в атаку. Сейчас дело за Петром и нашей командой. Они пока молчат. Первый выстрел сделает Петр. Это будет сигнал к открытию огня. Представляю, как Петр, покусывая травинку, посматривает на голову колонны и оценивает, сколько ей осталось до заранее намеченного нами рубежа.

Я хорошо знаю, где этот рубеж. До него остаются считаные метры. Сейчас Петр, наверное, прикладывается и выбирает цель. Грохочет первый выстрел, и сразу, следом за ним, трещит залп пяти автоматов. Лазер пока молчит. Автоматы, начав говорить, непрерывно стучат одиночными выстрелами. Теперь уже вразнобой.

В рядах кубейрос замешательство. Пули выбивают их одного за другим. Ребята стреляют точно. Но кубейрос все-таки не мирные пахари, а псы войны. Звучат выкрики команд. Колонна рассыпается в лаву и с воинственными криками устремляется вперед. Кубейрос не унижаются до того, чтобы спешиться и взяться за винтовки и автоматы. Они бросаются вперед на конях, обнажив сабли, шашки и мечи. Лава стремительно накатывается на первую линию нашей обороны.

Передовая линия кубейрос словно налетает на невидимый стальной канат, натянутый немного выше уровня конских голов. Всадников буквально выметает из седел. Мечутся кони, некоторые из них падают. А задние кубейрос в разбеге налетают на тот же «невидимый канат». Я продолжаю хлестать атакующих вдоль линии под небольшим углом, чтобы разброс пуль шел в глубь лавы. Оказавшись под губительным огнем, не ожидавшие этого кубейрос паникуют и мечутся. А из окопов по ним бьют автоматы. Начинает работать своим лазером и Наташа.

Но замешательство длится недолго. Нескольким бандитам удается проскочить первую линию обороны, но там они попадают под огонь местных жителей. Охотничьи ружья — это, конечно, не автоматы. Тем не менее с такого расстояния они поражают не хуже.

Меня все-таки обнаружили. Несколько групп кубейрос устремляются ко мне с разных сторон. Я их, естественно, не замечаю, занятый огнем. Но их отлично видит Петр. Он переносит огонь, отсекая от меня эти группы. После его «подсказки» и я замечаю сосредоточивающихся против меня кубейрос. Надо менять позицию, здесь я свое дело сделал, атака кубейрос сорвана.

Подхватываю пулемет за ручку (упаси Время схватиться за раскаленный ствол!) и перебежками, пригибаясь, направляюсь к запасному окопу. Надо мной посвистывают пули. Некоторые из них чмокают в землю, поднимая фонтанчики пыли. Все-таки кубейрос далеко не снайперы.

Петр с товарищами прикрывают мой отход. Но одна четверка кубейрос все же догоняет меня. Оборачиваюсь. Они уже близко. Возбужденно орут и размахивают клинками. Сейчас мы догоним этого беглеца, и в капусту его, в капусту! Нет, ребятки, тут кто как сумеет! Швыряю гранату с расчетом, чтобы они как раз на нее наехали. Взрыв! В седле остается только один. Но и его раненная, обезумевшая лошадь несет прямо на наши окопы.

Направление на запасной окоп я выдержал верно, через пятнадцать шагов прыгаю в него и снова готов к открытию огня. Теперь я делю внимание и огонь между основной массой кубейрос и теми из них, кто прорывается в промежуток между первой и второй линиями обороны. Несмотря на большие потери, кубейрос спешиваться не желают. Они гарцуют на своих «рысаках», стреляют прямо на скаку по нашим окопам (заведомо низкая точность), группируются и пытаются вновь атаковать. Но эти группы быстро тают и рассеиваются под автоматным и пулеметным огнем.

Примитив. В тактическом отношении кубейрос мало чем отличаются от новобранцев или американцев. На их месте я бы дал команду спешиться. Точным огнем прижал бы наших ребят к земле и послал бы группу в обход. А эти…

В шум боя вклинивается новый звук. Это работает пулемет. Пулемет Дегтярева. Он стегает длинными очередями по нашим окопам первой линии. Присматриваюсь. Есть! Вот он, под кустами. До меня ему метров четыреста с гаком, и по мне он бить не рискует. А я не такой, я рискну. И не только рискну, я ему пасть-то заткну!

Первая моя очередь ложится неудачно. Но пулеметчик понял, кто по нему стреляет, и переносит огонь на меня. Его пули свистят то высоко над моей головой, то справа, то слева. Патронов он не жалеет. Значит, я смогу пополнить у них свой боезапас. Делаю поправку по результатам первой очереди, ловлю в прицел вспышки на конце ствола и даю хорошую очередь патронов на тридцать. «Дегтярев» замолкает.

А до кубейрос в конце концов доходит вся глупость их тактики. Правда, в обход они идти уже не могут. Людей не хватит. Но они, пытаясь хоть как-то укрыться от нашего огня, спешиваются, прижимаются к земле и начинают стрелять в нашу сторону. Окопаться им нечем. У нас стрельба сразу стихает и принимает другой характер. Огонь ведется по отдельным целям короткими очередями или одиночными выстрелами. Я тоже бью короткими, на выбор, время от времени стегая длинной очередью, чтобы кубейрос не забывали: убежать им не удастся.

Так проходит минут двадцать. Движение среди кубейрос почти прекращается. Я даю сигнал Барсаку. Он приподнимается в своем окопе и кричит на жаргоне кубейрос, предлагая им сложить оружие и сдаться, гарантируя сдавшимся жизнь. Стрельба со стороны кубейрос прекращается, но пока никто из них не выражает желания сдаться. Думают, ядрена вошь! А что тут думать? Штыки в землю, руки в гору. Выждав, Барсак повторяет свое предложение. Кубейрос продолжают размышлять.

Проходит еще минуты две, и с земли поднимается первый кубейрос. Он закладывает руки за голову и понуро направляется в сторону поселка. За ним встает второй, третий, еще двое. Решились. Еще через минуту встает последний. Местные жители начинают связывать пленных, а мы проверяем, не затаился ли кто-нибудь из бандитов, притворяясь мертвым. Нет, все без обмана. Тяжело раненные, которые не могут подняться сами, есть, а притворщиков нет. Я сигналю Барсаку, и он посылает людей собирать оружие. Наши потери минимальны. Среди местных жителей один убит (испугался, выскочил из окопа и попал под меч) и трое ранены.

Туда, где стоят уже связанные пленные и те, кто еще не связан, стаскивают винтовки, автоматы и много холодного оружия. Целый арсенал. Арсенал всех времен и народов. Какой-то оружейный музей. «Оружейная Палата», — почему-то приходит в голову.

— Теперь вы можете вооружиться как следует, — говорю я Барсаку.

Он не успевает ответить. Там, где стоят пленники, в этот момент связывают бандита, похожего на японца. Тот что-то кричит, повернувшись к нам. Кричит явно не на том жаргоне, что использовал Барсак. Ого! Да он же кричит по-японски. Вслушиваюсь и начинаю понимать.

— Так воюют трусы! Заячьи души! Даже ребенок может расстреливать отважных воинов из укрытия! Никто из вас не решился выйти на честный бой. Вы трусы! Тухлая рыба! У вас в жилах водичка, а не благородная кровь! Сейчас вы связываете мужественных воинов, потому что боитесь их. Свяжете и будете глумиться над ними, а потом убьете! И они, дураки, поверили вам! Да разве можно верить слову трусов?!

— Заткнись! — коротко говорю я ему.

На несколько секунд «самурай» замолкает, опешив. Он никак не ожидал, что ему здесь ответят на его языке, да еще так круто. Придя в себя, он разражается проклятиями и оскорблениями. Да такими грязными, что будь они материальными, я бы уже барахтался по уши в луже дерьма. Несколько минут я спокойно слушаю его словесный «понос», с интересом его разглядывая. Потом подхожу и перерезаю веревку, стягивающую его руки.

— Довольно! Я тебя выслушал. Языком ты хорошо воюешь, можно сказать, насмерть разишь. Так ли хорошо ты владеешь мечом? Ищи его и покажи мне, какой ты отважный и умелый воин. Мы обещали вам жизнь. Но ты своими неумными словами сам выбрал иное. Что ж, каждый сам выбирает свою судьбу. Да, если ты вдруг победишь, мои друзья отпустят тебя на все четыре стороны. Слышите?

Последние слова я адресую своим друзьям. А «самурай», еще не веря в случившееся, бросается к груде железа и находит там свой меч. Мои товарищи держат его под стволами автоматов, а Лена подходит ко мне.

— Стоит ли, Андрей? — говорит она. — Ты ведь давно не практиковался.

— Вот и славно, заодно потренируюсь.

— Все шутишь?

— Шучу, конечно. А вот ему сейчас не до шуток будет. Говоришь, я долго не практиковался? Верно. А он-то здесь с кем практиковаться мог? Разве что пленным головы рубил? Так это, как он сам сказал, и мальчишка сумеет. Заячья душа, тухлая рыба!

Рассуждая таким образом, я выбираю оружие себе по руке. В конце концов нахожу себе хорошую саблю и по весу и по длине, такую, чтобы можно было противостоять японскому мечу. Но моим друзьям, несмотря на мои уверенные действия, все равно не по себе. Петр подходит ко мне и говорит:

— Зря ты затеял это, Андрей. Это все-таки японец. Наверное, даже самурай.

— Не наверное, а точно. Ишь, как стоит, как смотрит!

Ну и что? Что, он на особых дрожжах замешен? На таких же, может быть, и похуже. Знает что-то такое, чего мы не знаем? Или умеет что-нибудь этакое, особенное? Черта с два! Наслушался и начитался ты про них всякой экзотической ерунды. Подумаешь, самурай! Ну и что? А я — русский витязь. К тому же еще и хроноагент. А какой он из себя самурай, это ты сейчас увидишь. Эй, ты! Болтун! Ну-ка, покажи, на что ты способен!

«Самурай», держа меч за длинную рукоятку лезвием строго вверх, начинает двигаться в пяти метрах от меня в каком-то замысловатом танце. При этом он постоянно меняет положение клинка. То держит его лезвием вверх, то вниз, то под каким-либо углом. Меч он перемещает плавными движениями, в такт своим движениям по кругу. Лицо «самурая» совершенно неподвижно и бесстрастно. А глаза так и сверкают, так и прожигают меня. Мне становится смешно. Весь смысл этих «ритуальных» действий заключается в том, чтобы противник пришел в ужас при виде такого искусного воина и бросился бежать. Вот тогда острый японский меч и распластает его от макушки до копчика.

Но от меня-то этого «самурай» не дождется. Я спокойно стою к нему лицом в несколько расслабленной позе. Ноги чуть согнуты в коленях, сабля опущена клинком вниз в полусогнутой правой руке, а пальцами левой я небрежно пощелкиваю, как бы подбадривая «самурая» к дальнейшим действиям. Так проходит несколько минут. «Самурай» продолжает проделывать свои «пассы» мечом, не решаясь, однако, атаковать меня. Мне это надоедает.

— Кончай этот танец с саблями! Видишь, зрители скучают! Если ты больше ничего не умеешь, так и скажи. Тогда прекратим эту комедию.

Мои слова оказывают действие. Стремительный выпад «самурая» я отражаю коротким движением клинка. Звенит сталь о сталь, и «самурай» снова «танцует» вокруг меня. Он озадачен. Он полагал, что уже достаточно «усыпил» меня, загипнотизировал своими «пассами». А я не перехожу в атаку, клинок снова опущен вниз, а пальцы левой руки продолжают пощелкивать.

«Самурай» предпринимает еще четыре атаки. Движения его молниеносны, напоминают бросок кобры. Он действительно кое-что умеет. Но и я не у сельского кузнеца фехтованию учился. Тоже что-то могу. Изредка звенят, соприкасаясь, клинки, и «самурай» продолжает свой «танец». Он явно растерян и не знает, что же предпринять дальше. А я решаю, что пора прекратить бессмысленные телодвижения. Пора браться за дело.

— И это все, на что ты способен? А еще самурай! Я-то думал, ты — воин, а ты, оказывается, танцор. Тебе не мечом работать, а метлой. Смотри, самурай, что могут русские витязи.

Провожу одну за другой серию атак в разные секторы. Первые три или четыре «самурай» отбивает, но я не даю ему контратаковать. Моя сабля летает из сектора в сектор, и он едва успевает за ней. На одном из движений я подлавливаю его меч, поддеваю его саблей и резким поворотом клинка посылаю подальше. Жалобно звякнув, меч, вращаясь и сверкая на солнце, отлетает шагов на пятнадцать. «Самурай» стоит с разинутым ртом и с перекошенным от ужаса лицом. Он ничего не может понять. Поддеваю его подбородок клинком сабли и с усмешкой говорю:

— Ну? Что, макака косоглазая? Доигрался, довыпендривался, самурай дерьмовый! Это тебе не пленникам головы рубить и не женщин насиловать. Это называется бой. Так кто здесь заячья душа? Кто тухлая рыба? — я делаю вид, что принюхиваюсь. — Так и есть, уже воняет. Что же мне с тобой делать, недоносок? Наверное, кастрировать, чтобы больше таких не было.

Я делаю резкое движение саблей вниз. «Самурай» вздрагивает, и его бледность разбавляется зеленью. А я киваю на его меч.

— Разрешаю подобрать и сделать себе харакири. Нервных просят не смотреть.

Последние слова я адресую своим товарищам. А сам поворачиваюсь спиной к «самураю», выражая тем самым ему свое презрение. Делаю три шага, тут же резко оборачиваюсь, отбиваю удар меча и, продолжая движение сабли, сношу с плеч «самурайскую» башку. Она ему больше не нужна.

Лена могла не кричать: «Андрей!», предупреждая меня об опасности, а Петр мог не вскидывать автомат. Я прекрасно знал, что должно произойти. Это все легенды, книги и фильмы. А дураки восхищаются: «Ах, самурайский кодекс чести! Ах, бусидо! Ах, тэквондо! Ах, харакири!» Да кто такие были эти самураи? Такие же разбойники, как и этот, чьего имени мы так и не узнали. Может быть, один из них на тысячу других и сделал бы себе в этих обстоятельствах харакири. Вот о нем и сложили бы легенду. А потом еще и размножили на других самураев. Какое там, в Схлопку, благородство? Да они и не знали, с чем его едят. Кодекс чести! Какой чести? Которой у них отродясь не было?

Впрочем, их европейские собратья, благородные рыцари, были нисколько не лучше. Все эти сказки о рыцарской чести, благородстве, верности, преданности и великих подвигах рождены легендами. Кто-то из рыцарей когда-то отличился на этом поприще, и готова легенда. А менестрели и романисты распространили эти сказания на все рыцарство. Взять хотя бы сэра Ланселота. Честнейший, благороднейший, непобедимейший! Последнее оспаривать не берусь, он и в самом деле был лихой рубака. Но вот все остальное! Как этот честнейший и благороднейший рыцарь наставил рога своему королю Артуру! Но даже и это легенды исказили, изукрасили и поставили ему в заслугу. Ну а все прочие, многие сотни тысяч рыцарей были далеко не Ланселоты. Вероломные, жадные, трусливые, готовые за золотой дукат мать с отцом продать. Впрочем, преувеличиваю. За дукат не продали бы. А вот за два или три, несомненно. Я знаю, что говорю. За время работы в Нуль-Фазе я насмотрелся на рыцарей всех времен, всех народов и всех Миров. Да и напрямую с ними общаться приходилось. Рыцарей, в прямом смысле этого слова, среди них не было вообще. Честные, благородные и мужественные (по отдельности) встречались. Один на тысячу.

А уж если идти до конца в этом вопросе, то и наши-то русские богатыри-витязи были отнюдь не из другого теста слеплены. Про Муромца и Добрыню ничего не скажу. Просто не знаю. А вот Алеша Попович был жох, каких мало. Мошенник, лгун, пройдоха и пьяница. Клейма негде ставить. Даже былины, правда, в несколько смягченном виде, упоминают о таких его «подвигах». Вольга был алкоголиком. В гневе он как-то зарубил одного князя, упрекнувшего его за то, что Вольга прображничал битву с печенегами, вместо того чтобы в нужный момент ударить им во фланг из засады. Ну, а Вася Буслай был просто бандит с большой дороги, за что новгородцы его и изгнали. О его «подвигах» даже вспоминать не хочется.

Неблагодарное это дело: изучать историю по сказаниям, легендам, мифам и художественным произведениям. Впрочем, труды ученых историков тоже немногого стоят. Все они конъюнктурщики и работают на заказ, переписывая и переоценивая одни и те же события по три-четыре раза в столетие и даже десятилетие. А за что их осуждать? У них у всех семьи, дети. Все кушать хотят.

Мои размышления над безголовым телом павшего «самурая» прерывает Петр:

— Лихо ты его! Я и моргнуть не успел. Мне даже показалось, что это твоя голова отскочила. Чуть не выстрелил в тебя…

— Еще чего не хватало! Ты, Петро, в дальнейшем имей в виду. Я — не лох, я — хроноагент. Меня за три пятнадцать не купишь.

— Теперь-то я это понял. Ну, ты дерешься! Мне так никогда не научиться.

— Научишься, Петр. Будет время и возможность, мы с Леной с тобой поработаем. А вернемся в Нуль-Фазу, там тобой настоящие мастера займутся. Тогда тебе такие самураи нипочем будут.

Вечером на центральной площади села составлен огромный стол. Он ломится от яств и напитков. Празднуют победу. Во главе стола сидим мы, главные герои сегодняшнего дня. Поселяне не могут оторвать глаз от Лены с Наташей, которые ради праздника сбросили свои комбинезоны и переоделись в цивильные женские наряды. Барсак признался мне, что все приняли Лену с Наташей за молодых мужчин. То, что они оказались женщинами, повергло всех в состояние шока. Женщины, воюющие наравне с мужчинами! Такого здесь никогда не видели.

Дальний конец стола занимают недавние пленные кубейрос. Они поклялись никогда больше не браться за оружие, и их приняли в общину. Немалую роль здесь сыграло то, что они стали свидетелями моего поединка с «самураем».

Мы разговариваем с Барсаком. Речь идет о дальнейшей жизни села, и не только этого села.

— Мы здесь не навечно, Барсак, — говорю я, — как пришли, так и уйдем. Сегодня мы вам помогли. Хорошо. Оружием надлежащим вы тоже обзавелись. Отлично. Но ведь десятка два кубейрос все-таки ушли. Завтра, послезавтра, через месяц они навалятся на вас всей своей бандой. Тогда вам и это оружие не поможет. Что делать будете?

— Остаться здесь вы никак не можете?

— Рады бы в рай, да грехи не пускают. Нам, как Агасферам, надо идти дальше, идти до конца.

— Жаль, конечно. А что мы будем делать, спрашиваешь? Конечно, только своими силами мы от кубейрос, если они всей бандой навалятся, не отобьемся. Ты был прав, когда говорил, что мы здесь защищаемся от них каждый по себе. Почему мы, когда кубейрос громили Салано, не пришли на помощь? Я, Андрей, уже отправил гонцов в четыре других селения. Их старосты придут на днях, и мы договоримся. Они направят сюда людей, а мы дадим им оружие. Общими силами мы отразим нападение кубейрос.

— И опять неправильно, Барсак. Ну, отразите вы и это нападение. А дальше что? Они не успокоятся. Будут нападать снова и снова. Пусть не на вас, на других. А потом соберутся с силами, и снова на вас. Так и будете жить под занесенным мечом? Не о защите надо думать, а о том, как уничтожить, выжечь, вытравить это осиное гнездо. Да так, чтобы и в будущем никому неповадно было здесь разбойничать.

— На это, Андрей, у нас сил не хватит.

— А кто говорит, что это надо сделать только своими силами? — я сжимаю кулак, потом растопыриваю пальцы. — Смотри. Если ударить растопыренными пальцами, ты ничего не добьешься. Себе только хуже сделаешь. Сломаешь пальцы, вот и все. А если ударить кулаком, — я снова сжимаю кулак, — какой результат будет?

— Понял я тебя, Андрей, давно понял, — соглашается Барсак, — только как это сделать? Как собрать этот кулак воедино? Да и времени на это потребуется немало. Кубейрос нам этого времени не дадут.

— А начать надо с тех моряков, которые уже пустили кубейрос кровь. Завтра утром я напишу им письмо, а ты не пожалей самых быстрых лошадей. Время действительно не ждет.

К нам подходит Лена. Она только что разговаривала с бывшими кубейрос. Залпом выпив полкружки вина, она отламывает гусиную ногу и, закусив, говорит:

— А ты был прав, Андрей. Знаешь, что мне сейчас рассказали пленные? Любимым развлечением этого самурая было: построить в ряд десятка два-три захваченных в плен и рубить их от плеча до копчика. Кстати, его так и звали — «самурай». Настоящего его имени никто так и не вспомнил.

Темнеет, но праздничное застолье не прекращается. Женщины приносят все новые и новые кувшины с вином, все новые и новые блюда. Здесь и птица, и баранина, и свинина, и рыба. Легкое, кисловатое вино из местного винограда очень приятное на вкус и прилично возбуждает аппетит. Пир завершается только около трех часов утра.

Утром я пишу письмо морякам. Коротко объясняю: кто мы такие, как сюда попали и куда пойдем дальше. Рассказываю о вчерашнем бое с кубейрос и предлагаю им возглавить местные «вооруженные силы», чтобы раз и навсегда совместно с жителями всех поселков покончить с бандитизмом в этой Фазе. Подписываюсь: «Хроноагент Андрей Коршунов, гв. капитан ВВС».

С письмом едет старший сын Барсака. А мы занимаемся совершенствованием укреплений и обучением местных жителей боевым действиям с использованием современного оружия. Вскоре прибывает пополнение из соседних селений. Снова муштра, учеба, стрельба. Барсак тоже не сидит без дела. Он пишет письма, рассылает гонцов. Кое-куда он ездит сам. От объединения и создания совместных вооруженных формирований никто не отказывается. Кубейрос уже всем стали поперек горла, и все понимают, что с ними пора кончать.

В один из вечеров, когда мы после трудового дня сидим в саду у Барсака и попиваем прекрасное местное вино, Вир заводит со мной разговор:

— Андрей, ты говорил, что я всегда волен оставить вас и не идти с вами дальше.

— Говорил. Не отрекаюсь, — подтверждаю я.

— Это остается в силе?

— Вир, не темни. Говори прямо. Ты хочешь остаться здесь?

— Да.

— Нет никаких возражений. Объясни только, какие причины тебя к этому побудили?

— Здесь все, как у нас. Нет только хассов. Правда, вместо них здесь есть кубейрос. И неизвестно, какое зло меньше. Но если с хассами бороться было невозможно, то с кубейрос дело обстоит проще. Вот я и решил здесь остаться. И дело мне здесь найдется по душе и по плечу. И с кубейрос помогу им справиться. Вы же, ты сам сказал, не можете остаться здесь навсегда. А меня вы чему-то все-таки научили.

— В самом деле, Андрей, — поддерживает Вира Барсак. — Пусть остается с нами. За судьбу его можешь не беспокоиться. Охотник он замечательный, в этом мы уже убедились. Один он здесь не останется. Пока вы здесь живете, на него уже не одна девушка глаз положила. Что же до нации и религии, то здесь у нас никаких ограничений нет, и предрассудков не водится.

— Ну, если у вас уже все согласовано, я не вижу никаких причин для возражений. Оставайся, Вир. Дай Время, найти тебе здесь счастье. Не скрою, жалко расставаться с тобой. Привыкли мы к тебе, да и товарищ ты надежный. Но каждый выбирает свою судьбу и свою дорогу сам. Мы выбрали свое, ты выбрал свое. Время с тобой. Может быть, есть какие-нибудь просьбы, пожелания?

— Есть, Андрей. Мы захватили у кубейрос пулемет. Научи меня с ним обращаться как следует. Автомат я освоил, а пулемет — дело другое. Кстати, мой автомат заберите с собой. Здесь оружия хватает, а вам лишний ствол не помешает. Да! Мы же четыре цинка с патронами захватили. Забери с собой, сколько сможешь унести. Мы, наверное, у кубейрос еще разживемся.

— Вот за это, спасибо. Ну а с «дегтярем» я тебя работать научу. Можешь не сомневаться.

Утром Анатолий, поколдовав над установкой, сообщает, что переход можно открыть здесь, на окраине поселка, где мы держали оборону, через пять дней. Следующий раз здесь переход можно будет открыть только через семь месяцев. Или же идти к зоне предполагаемого перехода к северо-западу за шестьсот пятьдесят километров. Такой расклад весьма определенно устанавливает предел нашему пребыванию в этой Фазе. После завтрака, перед выходом на полевые занятия, я посвящаю Барсака в эти детали. Нельзя сказать, чтобы он пришел от этого в восторг. Но, поскольку он знал, что нам рано или поздно придется эту Фазу покинуть, он воспринял известие довольно спокойно, без лишних эмоций. Он только выразил надежду, что ответ от военных моряков успеет прийти до того, как мы уйдем. Он хотел, в зависимости от содержания ответа, скорректировать с нами план дальнейших действий против кубейрос.

А ответ от моряков мы получаем в тот же день. После обеда, ближе к вечеру, возвращается старший сын Барсака. Он похудел и измотан до крайности, покрыт густым слоем пыли от макушки до башмаков. Спешившись, он направляется прямо ко мне и вручает мне пакет.

— Это — ответ от командира моряков, — коротко говорит он.

Ответ, как и мое письмо, написан на современном русском языке.

«Здравствуй, Андрей!

Если бы ты знал, как приятно встретить здесь еще одного соотечественника. И вдвойне приятнее, когда этот соотечественник оказывается еще и товарищем по оружию. Пусть мы и служили в разных родах войск, но присягу-то мы приносили одному знамени — красному, на котором вышито: „За нашу Советскую Родину!“ Из твоего письма я понял, что вам вскоре придется покинуть этот Мир и идти своим путем дальше. Очень жаль, что нам не удастся встретиться. Хотелось бы пожать твою руку и поздравить с двойной победой.

Во-первых, над бандой. Здесь вы, прямо скажу, отличились. Сын Барсака рассказал нам, как все происходило. Молодцы, мужики! Наложили им по-русски. Дали прикурить по полной программе. Вторая ваша победа, это победа над местным населением. Наконец-то до них дошло, что бандиты на том весь расчет и строят, что с ними все будут драться каждый сам по себе. Я здесь уже давно, но все никак не могу взять в толк, откуда такая разобщенность? Пытался я им всем доказать, что только совместными усилиями можно одолеть бандитов. На словах все соглашаются, а на деле, все по-прежнему.

Я понял так, что кто-то должен взять руководство по объединению и командование объединенными силами на себя. Я бы за это взялся, но, в силу понятных тебе причин, не могу удаляться от вверенного мне корабля далеко и надолго. Теперь, как я понял, делом объединения занимается Барсак. Это даже лучше, что не вы и не мы. Барсака здесь знают давно, а мы с вами — личности загадочные, малопонятные. К Барсаку у местных жителей доверия будет больше.

Со своей стороны, я встречусь со старейшинами поселков своей округи (а она немалая). Буду говорить с ними от имени Барсака. Полагаю, что скоро вы получите от них пополнение. А пополнение вам понадобится в ближайшее время. Вы крепко наложили бандитам. А они не такие люди, что легко прощают обиды. Ждите их в гости со дня на день.

Мы тоже постараемся помочь вам, по мере возможностей. Сам понимаешь, охрану корабля я не могу серьезно ослабить. Пан Кубейро уже пытался его захватить. Он не произвел на меня впечатления человека, который после первой неудачи отказывается от второй попытки. Тем более что он, как я понял, знает, какими „семечками“ заправлен наш „огурчик“. Тем не менее ждите подмогу. Мы сумели восстановить сбитый нами вертолет бандитов. Это — серьезная десантная машина. С горючкой, конечно, проблемы, но взвод матросиков она к вам доставит.

О дальнейших планах. В силу тех же причин, вряд ли мы сможем выделить вам для наступательных операций больше одного взвода. Это, конечно, маловато, но ведь они в тельняшках! Зато оборону своей округи мы полностью берем на себя. За плотное перекрытие нашего направления ручаюсь. В этом плане можешь быть уверен.

Еще раз выражаю сожаление, что не удалось нам встретиться и посидеть по-русски, с чаркой водки. Жаль, конечно, но у каждого своя дорога.

Прощай, гвардии капитан. Прими наши морские наилучшие пожелания. Удачи Вам!

Да, Андрей. Если тебе повезет, и ты попадешь к нам, сообщи в штаб ВМФ, где находится лодка „Адмирал Новиков“. Я думаю, ее до сих пор по всей Атлантике ищут. Шутка сказать, пропало без вести и без следа двенадцать термоядерных ракет, да действующий реактор в придачу. У них, наверное, крыша скоро поедет, если уже не съехала.

Еще раз желаю удачи. Капитан 1 ранга Максим Шульгин».

Дочитав до конца, я усмехаюсь. Похоже, у Максима Шульгина от всех этих забот у самого уже крыша поехала. Интересно, каким образом я определю, даже если и попаду в желаемую Фазу, что это именно та, в которой бесследно пропала лодка «Адмирал Новиков»? Да если мы, чем Время не шутит, и попадем в эту Фазу, как он представляет мое сообщение? Является, Время знает кто, в штаб ВМФ и спрашивает: «У вас, случайно, лодка „Адмирал Новиков“ под командой каперанга Шульгина не пропадала без вести?» Там от одного только этого вопроса охренеют. Ну а дальше эта личность начнет нести примерно следующее: «Ах, пропала! Ну, тогда вы ее можете больше не искать. Она находится там-то и там-то… В общем, стоит в поле, в параллельном Мире».

Впрочем, и я бы повредился, имея на плечах такую ответственность. Двенадцать ракет с термоядерными боеголовками кому угодно крышу сорвут. Но во всем остальном письмо Максима Шульгина произвело благоприятное впечатление. Я перевожу его для Барсака на португальский язык, и мы все вместе прорабатываем план действий по разгрому банды Кубейро с учетом взаимодействия с командой подводной лодки «Адмирал Новиков».

А кубейрос не заставляют себя ждать. За час до открытия перехода дозорные доносят о приближении крупных сил противника. Мы теряемся. И уходить нельзя, и оставаться нельзя. Но Барсак с Виром принимают решение за нас.

— Нечего тут раздумывать, — твердо говорит Барсак. — Уходите. Что будет толку, если вы здесь свои головы сложите? Свое дело вы здесь сделали. Помогли нам, организовали настоящую армию, и огромное вам за это спасибо. Ну, что думаешь, Андрей? А если бы разведчики донесли о кубейрос не сейчас, а после того, как вы ушли бы? Вы что, вернулись бы? Идите и не сомневайтесь, мы справимся. А если и не справимся сегодня, то справимся завтра. Так, как раньше было, уже не будет.

Решение принято, мы уходим. Но кубейрос не оставляют нам времени. На этот раз они, наученные горьким опытом, приближаются быстро и сразу с трех сторон. У нас, как назло, зона перехода расположена между первой и второй линиями обороны поселка. Кубейрос уже атакуют, а до открытия перехода еще пятнадцать минут.

Нам приходится занять оборону. На этот раз кубейрос не пытаются атаковать поселок с ходу, в конном строю. Они спешиваются и атакуют по всем правилам, при поддержке трех 82-миллиметровых минометов. Центр обороны неподалеку от нас. Там Вир с пулеметом. Да еще и мой «калаш». Нарвавшись на плотный огонь, кубейрос перегруппировываются и наносят главный удар по правому флангу. Туда перемещается Барсак. Я тоже переношу свой огонь на правый фланг.

В этот момент Анатолий кричит:

— Есть переход!

В десяти шагах сзади нас колышется сиреневое марево. Пора уходить. Но как бросить наших товарищей в такой критический момент? Видя мои колебания, Вир кричит:

— Андрей, уходите! Я иду туда!

Он машет рукой в направлении правого фланга и перебежками меняет позицию. Я принимаю решение.

— Уходим! Лена, идешь первой! За ней — Сергей и Наташа! Потом Дима и Толя! За ними — Петр! Я ухожу последним и забираю установку.

Пулемет должен работать здесь до последнего момента. Лена кричит: «Прощай, Вир!» и исчезает в переходе. В этот момент Барсак оборачивается посмотреть, как мы уходим, и неосторожно приподнимается. Эх! Барсак, Барсак! Сразу видно, что ты не профессиональный вояка. Подставился! Пуля поражает его в правое плечо. Хорошо, хоть не в голову. Жить будет, но армия надолго останется без командующего. Хорошо хоть Вир остается здесь.

Вир уже занял позицию и режет наступающих кубейрос пулеметными очередями. Я помогаю ему, а мои товарищи покидают эту Фазу один за другим. Вот остаемся мы с Петром. Петр вроде как и не думает уходить. Он сосредоточенно бьет по цепям кубейрос точными короткими очередями.

— Петро! Марш отсюда! — кричу я.

— А ты?

— Я следом за тобой! Вперед!

Петр машет рукой и исчезает в переходе. Я тоже приподнимаюсь и собираюсь последовать за ним. Но в этот момент скопившиеся в центре кубейрос поднимаются в атаку. Я снова ложусь и переношу огонь в центр. Вир замечает это и кричит мне:

— Андрей! Уходи! Уходи, ради Времени!

— Сейчас! Отобью атаку и уйду!

— Не дури! Переход сейчас закроется! Смотри сам! Беги скорее! Центр я сам прикрою!

Оборачиваюсь. Сиреневое марево интенсивно колеблется и перемещается из стороны в сторону, меняясь в размерах. Шутки в сторону. Ребята там, а я с установкой здесь. Если переход захлопнется, мы потеряем друг друга навсегда. Выйти из той Фазы они уже не смогут. А что там за Фаза, одно Время знает.

— Прощай, Вир! — кричу я и бегу к переходу.

— Прощай, Андрей! — отвечает Вир, не отрываясь от пулемета.

Я подхватываю установку и последний раз оборачиваюсь взглянуть на нашего товарища. И как раз в этот момент его накрывает разрыв мины. Пристрелялись-таки, сволочи! Пулемет отлетает в одну сторону, Вир — в другую. Мне не надо подходить к нему, чтобы убедиться: с Виром все кончено. Задерживаюсь перед переходом еще на секунду, снимаю шлем и прощаюсь с нашим товарищем, отдавшим жизнь за чужой для него Мир. Он не был хроноагентом, но стал им.

Тут я слышу, что в шум боя вплетается новый звук. Над полем, на предельно малой высоте медленно летит большой десантный вертолет. Из него по одному выскакивают моряки с автоматами и с криками «Полундра!» цепью атакуют кубейрос. А с вертолета их поддерживает турельный пулемет. Другой, крупнокалиберный, бьет в сторону позиции минометчиков. Эх, братишки! Что бы вам минут десять назад прилететь!