С утра начинается напряженная работа. Как для молодой пары — Наташи с Анатолием, — так и для нас с Леной. Дни загружены до предела, компьютерное время распределено по минутам. Тренировки чередуются с теоретическими занятиями. За ними следует изучение и освоение различной техники. Снова тренировки, снова теория, снова техника и так без конца. Гоняем мы молодых нещадно. При этом не щадим и себя. Поздним вечером, когда мы сидим за ужином, Наташа с Анатолием начинают дремать прямо за столом и уходят к себе, едва волоча ноги.

А рано утром неугомонная Елена Илек с криком «Подъем! Толя! Наташа! Вперед! За работу!» выгоняет их из спальни на поляну. А там уже жду их я. Утро начинается, как правило, либо с изнурительного тренинга, либо с изматывающей, многокилометровой пробежки по сильно пересеченной местности.

После короткого завтрака мы немного отдыхаем, занимаясь теорией. Лена с Толей, я с Наташей или наоборот. Потом Лена забирает одного из них, и они занимаются аутотренингом: учатся владеть своим телом. Я с другим занимаюсь технической подготовкой или стрельбой и единоборствами: рукопашным боем и фехтованием. В этих случаях к нам в последний час присоединяется Лена со своим учеником. После обеда — снова теория, а после нее — тренировки.

Кроме того, Лена ежедневно по два часа занимается с Толей и Наташей по программе морально-психологической подготовки. Даже мне жутковато смотреть на те сцены, какие она умудрилась найти где-то в реальных Фазах. Молодежь бледнеет, краснеет и содрогается от ужаса и отвращения. А Ленка покрикивает:

— Не отворачиваться! Уши не затыкать! Смотреть и слушать! То ли еще будет!

Из проволочек и каких-то кристаллов, сотворенных на синтезаторе, Лена монтирует сетчатый шлем. Надев его себе на голову и подключившись к компьютеру через какое-то устройство, тоже самодельное, она каждый день по полчаса любуется замысловатыми фигурами, мельтешащими на экране монитора и ежесекундно меняющими свой цвет. Я не могу понять смысла этой работы, а Лена молчит. Судя по всему, у нее что-то не получается. Всякий раз она встает из-за компьютера весьма злой, чтобы не сказать свирепой. В норму она возвращается, изрубив саблей или истыкав шпагой Наташу или Анатолия или избив кого-нибудь из них на тренировке по рукопашному бою.

Я не вмешиваюсь. Мне хватает своих забот. Мне надо добиться, чтобы тренажеры, имитирующие управление теми или иными техническими средствами, создавали полнейшую иллюзию нахождения за пультом правления космического корабля, за штурвалом самолета, рычагами танка и так далее. Это далеко не всегда удается. Но все это более или менее решаемо. Одно — более, другое — менее. Но вот одно транспортное средство мне смоделировать никак не удается и никогда не удастся. Я даже и не пытаюсь это сделать. Самый совершенный компьютер, самая совершенная программа не помогут ребятам освоить верховую езду. Тут уж я бессилен.

— Вы когда-нибудь ездили верхом? — спрашиваю я у них, совершенно не надеясь на положительный ответ.

Анатолий отрицательно качает головой, а Наташа неожиданно заявляет:

— Папка очень любил лошадей и, когда я училась в школе, брал меня с собой на ипподром. Там я научилась ездить верхом. Тренер говорил, что у меня получалось очень неплохо.

— Хоть это утешает. Хотя есть разница между хорошо объезженной скаковой лошадью, на которой ты проводишь полчаса, от силы час, и теми мустангами, с какими нам, возможно, придется иметь дело, не слезая с них по нескольку часов.

— А что, такое часто бывает? — интересуется Анатолий.

— Даже чаще, чем хотелось бы. Взять, к примеру, нашу последнюю операцию в Лотарингии. Там мы с Леной за три дня доехали от Лютеции, то есть от Парижа, почти до Шербура. А когда меня захватил Старый Волк, Лена с Андреем Злобиным почти двое суток не покидали седла. Они объехали все окрестные гарнизоны мушкетеров и гвардейцев, собирая отряд для штурма замка Сен-Кант.

Наташа качает головой:

— Я бы так не смогла.

— Я тоже так думаю. Но делать нечего. Дикие лошади здесь мне не встречались, а жаль. Можно было бы поймать одну, объездить и потренировать вас на ней. А так придется вам учиться на ходу. Что очень бы не хотелось.

— Ничего, как-нибудь справимся, — оптимистически заявляет Анатолий.

— Как-нибудь, Толя, не надо, — возражаю я. — Нам все надо делать на «отлично», профессионально. Дилетантизм в нашем деле слишком дорого обходится. Как говорится, чреват тяжелыми последствиями.

Вообще с Анатолием у нас часто возникают не то что недоразумения, а так, непонятки. Он, к примеру, был удивлен, когда увидел, как много часов я отвел огневой подготовке.

— Во-первых, — объясняю я ему, — стрелять надо уметь из всего, что только способно это делать. Из пращи, из лука, из арбалета, из катапульты, из бомбарды. Я уж не говорю о современном огнестрельном оружии, о лазерах и о бластерах.

— Ну, лук, арбалет, бластер — это понятно. Но неужели ты думаешь, что мне потребуется столько времени на освоение огнестрельного оружия? Ты забыл, наверное, что я отслужил два года в пехоте.

— Нет, — улыбаюсь я, — знаешь, с какой стороны у автомата ствол, а с какой ложе.

— Издеваешься? — с надеждой в голосе спрашивает Анатолий.

— Скорее всего, нет, — отвечаю я. — Первое занятие покажет.

Первые стрельбы мы проводим на берегу реки. Я устанавливаю на песке столб высотой около метра и привязываю к нему веревку. В ста пятидесяти метрах от столба я ставлю два березовых полена.

— Прошу, Наташа! — говорю я и указываю на столб. Помогаю девушке взобраться на возвышение и подаю ей автомат. Она улыбается и передергивает затвор.

— Готова!

Анатолий смотрит, ничего не понимая. А я правой рукой швыряю высоко вверх сигаретную пачку, заполненную песком, а левой резко дергаю за веревку, вырывая у Наташи опору из-под ног. Наташа падает на левый бок, но в падении успевает короткой очередью поразить падающую пачку. И сразу, не меняя положения, еще дважды нажимает на спуск. Поленья как ветром сдувает.

Не говоря ни слова, я привязываю к другой пачке колокольчик с длинной тонкой бечевкой и закрепляю ее на кусте в двадцати шагах.

— Нет, Андрей, — отказывается Наташа. — Этого я сейчас не смогу. Пусть лучше Лена.

Лена улыбается и берет «парабеллум». Я плотно завязываю ей глаза, а Наташа заставляет ее сделать несколько оборотов, чтобы она потеряла ориентировку. Лена снимает предохранитель и досылает патрон.

— Готова!

Я несколько раз дергаю бечевку. Лена быстро поворачивается и вскидывает пистолет. Слитно гремит серия выстрелов. С куста сыплются ветки, а одна из пуль пробивает «звучащую» пачку. Анатолий смотрит на этот цирк, будучи не в силах вымолвить ни слова. А я продолжаю.

— Ну, это-то ты должна суметь, — говорю я Наташе и устанавливаю на расстоянии от двухсот до трехсот метров шесть березовых поленьев.

Наташа кивает и берет автомат. Не успевает она присоединить магазин, как я командую:

— Они по тебе стреляют! Сделай их!

В падении Наташа присоединяет магазин и досылает патрон. Короткая очередь, одного полена нет. А Наташа сразу откатывается на пять метров влево. И тут же звучит еще одна очередь, и еще одного полена нет. Еще бросок влево, очередь, бросок вправо, очередь… Я довольно хмыкаю. Наташа сделала «противников» быстрее, чем за пятнадцать секунд.

— Ну, ты так сумеешь? — спрашиваю я Анатолия.

— Нет, — честно сознается он, обретя наконец дар речи. — Я так, наверное, никогда не сумею.

— Почему же? Сумеешь, — заверяю я его. — Тренироваться бум. Она же научилась, — киваю я в сторону Наташи, — а ты чем хуже?

— Ну, Наташка! — удивляется Анатолий. — Я даже не подозревал, что ты так умеешь. Что же ты скрывала такие таланты?

— Ха! А ты поверил бы мне, если бы не увидел это собственными глазами?

— Нет, — соглашается Анатолий.

— Вот видишь. А где бы я тебе это показала?

— Не переживай, Толя, — утешаю я парня, — месяц-другой, и ты будешь владеть оружием не хуже ее, даже лучше. Ведь ты солдат.

Примерно такая же картина получилась и на первом занятии по рукопашному бою. Его мы тоже проводили на берегу реки.

— Ну, Толя, — говорю я, — от кого ты желаешь получить первую трепку?

Он с готовностью поворачивается ко мне и принимает боевую стойку. Ишь, храбрец! Свести его для начала с Наташкой, что ли? Нет, пожалуй, не стоит. Он такого унижения не переживет.

— Нет, уважаемый! Прежде, чем браться за маэстро, попробуй силы на моем меньшом брате, — я киваю на Лену.

Анатолий недоверчиво смотрит на Лену. А та скромно стоит в сторонке и гладкой подметкой белого тапочка разравнивает песочек. Ее фигурка в отливающем серебром белом комбинезоне никак не ассоциируется с мощью и ловкостью.

— Ты согласна, Лена? — спрашиваю я.

— Почему бы и нет? — невинно отвечает Лена. — Давай, Толя, не стесняйся, нападай.

Она даже не поднимает рук, спокойно висящих вдоль бедер, и продолжает гладить песочек тапочкой-чешкой. Анатолий пожимает плечами и с улыбкой приближается к Лене. Я тоже улыбаюсь, уж что-что, а напустить на себя самый безобидный вид моя подруга здорово умеет. Наташа, давя в себе смех, отбегает назад, чтобы Анатолий ее не увидел. Там она дает себе волю.

А Анатолий, постояв возле Лены около минуты, — видимо, прикидывая, как бы причинить ей меньший ущерб, — пытается провести захват. В ту же секунду он оказывается лежащим навзничь на песке. На лице его проступает искреннее изумление. А Лена, как будто и позы не меняла, все так же продолжает гладить тапочкой песочек.

— Больно уж ты деликатно нападаешь, — ворчит она. — Резче не умеешь, что ли?

Анатолий прищуривается, напрягается, как пружина взлетает с песка и бросается на Лену. Ага! Чему-то его в разведке все-таки научили. Лена делает быстрое движение, и Анатолий перелетает через нее, непроизвольно делая сальто. Он сломал бы себе шею, если бы Лена не перехватила его за руку и, подстраховав, не помогла приземлиться.

— Еще попробуешь или мне инициативу уступишь? — вежливо интересуется Лена.

Анатолий молчит, он ошеломлен.

— Раз молчишь, значит, уступаешь, — констатирует Лена. — Ну, друг мой, держись и не обижайся!

Она избивает его, швыряет, душит захватами долгие десять минут. Анатолий сначала пытается защищаться и отвечать, но скоро понимает, что это бесполезно. Тогда он просто уклоняется и отступает. Но Лена умело пресекает его попытки покинуть поле боя и прижимает к кромке воды. Я хорошо вижу, что работает она далеко не на полном контакте и тщательно выверяет удары, чтобы не задеть болевых и жизненно важных точек тела. Но Анатолию от этого нисколько не легче.

Я улыбаюсь, вспомнив, как Лена демонстрировала мне, тогда еще начинающему даже не хроноагенту, а школяру, свое искусство в бассейне. Я тогда никак не мог вырваться из железных захватов ее гибких рук и ног и был примерно в таком же ошеломленном состоянии, как и Анатолий сейчас.

А Лена тем временем резким броском отправляет Анатолия в воду и завершает свое показательное выступление. Наташа, смеясь, вытаскивает своего друга из реки. Он отряхивается, проверяет все ли кости целы, затем подходит к Лене и почтительно кланяется:

— Благодарю за урок. Что это было? Какая-нибудь японская или другая восточная система?

— Нет, Толя, ты ошибаешься. Кое-что из восточных систем рукопашного боя здесь есть, но весьма ограниченно. В основе этой системы более древние корни. Здесь и рукопашный бой древних, дохристианских славян, и скифская методика, и единоборства древних викингов. Ну, и другого понемногу. Вот этому мы и будем тебя учить.

Теоретические и практические занятия по владению собственным телом не вызывают ни у Анатолия, ни у Наташи никаких возражений. Они отдаются им самозабвенно. Особенно после того, как мы с Леной демонстрируем им свои возможности в этом плане. Здесь и контроль сердечного ритма вплоть до полной остановки, и задержка дыхания до нескольких минут, и регулировка температуры тела. Особенно поражает ребят наша способность регулировать собственный ритм времени, ускоряя его в десять-пятнадцать раз. Их поражают наши способности управлять сознанием других людей, воздействуя на определенные, специфические точки тела. В заключение Лена демонстрирует им свои достижения в области телекинеза. Это переполняет чашу восторга. Но Лена быстро охлаждает их, объяснив, что телекинезом она овладела случайно, пообщавшись в Красной Башне со святым Могом, и сама толком не может объяснить психофизический механизм этого явления. Не говоря уже о том, чтобы развить эту способность у других.

Анатолия заинтересовало, с какой целью Лена регулярно берет у него и у Наташи кровь, тщательно изучает ее, потом долго возится с какими-то препаратами, готовит смеси, делает им инъекции, а затем снова исследует кровь. Причем он обратил внимание и на это — составы она готовит разные для него и для Наташи.

— А это, Толя, — охотно объясняет Лена, — я готовлю ваши организмы к возможности изменения ритма времени. Это очень сложная процедура, она требует тщательной регулировки нервной системы. Поэтому организм к ней надо готовить постепенно, шаг за шагом. Напортачить здесь нельзя ни в коем случае. Работа у меня сейчас очень сложная и ответственная. Зато, когда я подготовлю вас, и вы овладеете этим методом, вы получите в руки мощное оружие. Кстати, секретное. Наши противники, при всех их богатых возможностях, этого не умеют. И мы этим преимуществом неоднократно пользовались. Кстати, Андрей, — обращается она ко мне, — ты не находишь, что наш гостеприимный хозяин что-то очень долго нас не беспокоит?

— А ты уже соскучилась по нему? — спрашиваю я.

При упоминании о Старом Волке Наташа зябко ежится. Хотя она от него никаких пакостей не видела и не имеет основания относиться к нему враждебно и опасаться его. Но тех нескольких минут, когда она видела нашего недруга на экране монитора, ей вполне хватило, чтобы они запомнились ей надолго. А еще говорят, что любви с первого взгляда не бывает.

— Нет, конечно, не соскучилась, — отвечает Лена. — Просто у него есть свойство наносить визиты в удивительно неподходящее время. Не хватало еще, чтобы он обнаружил здесь Толю с Наташей. Он мужик далеко не глупый и сразу сообразит, что здесь дело нечисто и мы что-то затеваем. А меры в этом случае он принять может. И они будут соответствовать его прозвищу.

— Хм! Ты права. А тебе не кажется странным, что он до сих пор не проверил, почему открылся переход и кто по нему прошел?

— Может быть, его опять аппаратура подвела?

— Я уже советовал ему выбросить ее куда подальше. На этом разговор и завершается. Но, как говорится, помяни черта…

На другой день после этого разговора мы сидим за завтраком и обсуждаем, как мы проведем вторую половину дня. По графику у нас сегодня после обеда выходной. Внезапно звучит сигнал вызова терминала связи. Мы переглядываемся, и я резким движением руки прогоняю из комнаты Наташу с Анатолием. Они выскакивают во двор. Лена быстро убирает со стола лишние приборы, и я включаю терминал. На экране монитора появляется Старый Волк.

— Добрый день! Как живете?

— Твоими молитвами. Все нормально.

— Я был в этом уверен. Что с вами может случиться? И связался я с вами вовсе не для того, чтобы задать этот банальный вопрос. Я хочу показать вам нашу с вами совместную операцию против нашего противника. Правда, совместные действия заранее не планировались и не согласовывались. Но в целом и мы и вы сработали великолепно и оставили наших «друзей» с носом. Операцию начали ваши товарищи, но на определенном этапе мы поняли, что они не знают одного, самого опасного момента. Тогда мы сочли необходимым вмешаться и помочь. Смотри сам, а Кора сделает необходимые пояснения, она там работала.

На мониторе связи появляется великолепная Кора Ляпатч и приветливо улыбается своей чарующей улыбкой. На другом мониторе проявляется интерьер пароходной каюты класса люкс. Там сидит несколько человек, среди них — Кора. Кора с монитора связи поясняет:

— Вот этот человек — полковник Суареш, офицер Бессмертной Гвардии, своего рода испанского СС. Он везет в Америку микропленку, снятую с трофейных документов, содержащих ценнейшее открытие. Речь идет о прямом преобразовании ядерной энергии в электрическую. Так называемые холодные ядерные реакции. Вот это — Рауль Солано, лейтенант спецподразделения «Омега» той же Бессмертной Гвардии. В его образе работает ваш товарищ, Матвей Кривонос. Его задача была не допустить, чтобы это открытие попало в руки бежавших в Южную Америку испанских фашистов. Ваши товарищи также справедливо опасались, что американский военно-промышленный комплекс и энергетические компании сделают все, чтобы холодные реакции никогда не увидели света. Но они не знали одного, очень важного, аспекта проблемы. В холодных реакторах, при определенных условиях, можно было вырабатывать антивещество. В этом Мире о такой возможности знал только один человек, Натан Фарбер. Ему-то полковник Суареш и рассчитывал продать открытие. Стоит ли говорить, что Фарбер — один из тех, кого мы считаем нашим общим противником? Когда мы об этом узнали, мы сочли необходимым вмешаться в ход операции. Это я показываю совещание после того, как все карты были открыты. Девушка в коричневом кожаном сарафане — Анита Рейнхарт. Она тоже сотрудник «Омеги». У нее было задание следить за Солано и Суарешем и, в случае их сговора, устранить Солано. Но она вошла с Матвеем в контакт, и сейчас они работают вместе. Вторая женщина — Анна Рамирес, наш внедренный агент. Себя я представлять не буду. Был еще один наш внедренный агент, но его устранил Матвей, когда они с Анной попытались войти с ним в контакт. При этом они неосмотрительно подошли к нему сразу с двух сторон. А Матвей уже знал, кто они такие. На этом совещании и позже мы с Матвеем выработали план действий. Главная задача была не допустить, чтобы открытие попало в руки Фарбера. Второй задачей мы поставили доставку микропленки в Европу. Там у Солано были контакты с Французской энергетической компанией. Разумеется, на том совещании, что вы сейчас наблюдаете, об этом речи не было. Суареш был уверен, что мы помогаем ему благополучно добраться до Америки и там продать пленку Фарберу, чтобы получить свою долю. Здесь шла речь о нейтрализации белее чем десяти агентов «Омеги», ехавших на этом пароходе. Они имели задачу, аналогичную той, что стояла перед Анитой Рейнхарт. Перед этим без нашей помощи Анита и Матвей устранили полковника Сааведру с его командой из восьми человек. Сааведра был командиром еще одного спецподразделения Бессмертной Гвардии. Он хотел просто завладеть открытием и сам продать его. А теперь смотрите.

На мониторе разворачивалась почти детективная история. Два агента «Омеги» ночью пытаются проникнуть в каюту Суареша через иллюминатор. Анита одного из них снимает выстрелом из револьвера, второй скрывается.

В баре агенты «Омеги» блокируют Суареша с Матвеем и Корой. Хроноагенты делают вид, что смирились с поражением, и омеговцы уводят Суареша на корму, где едут палубные пассажиры. Матвей, вооружившись снайперской винтовкой с глушителем, забирается под тент шлюпки, откуда простреливается вся кормовая часть палубы. А Кора, переодевшись попроще, вплотную подбирается к омеговцам, которые «раскручивают» Суареша. Несколькими выстрелами из винтовки и лазерного пистолета Матвей с Корой ликвидируют омеговцев и освобождают Суареша. С двумя уцелевшими омеговцами Матвей вступает в переговоры и убеждает их выйти из игры.

Дальше события разворачиваются уже в Америке. Гангстеры, посланные Фарбером, увозят Суареша. Но Кора накануне похищает микропленку, и хроноагенты с Анитой уезжают в другую сторону. Пропажа обнаружена, и гангстеры пускаются в погоню. Матвей из засады расстреливает обе машины, в перестрелке погибает и Суареш. Хроноагенты минуют засады, отражают попытки нападения. В конце концов они добираются до нью-йоркского аэропорта.

Там их тоже ждут. Хроноагенты с Анитой идут на посадку на британский самолет, улетающий в Рио-де-Жанейро. На трапе Анна Рамирес устраивает сумятицу, во время которой Кора, Матвей и Анита прячутся под трапом. Анна входит в самолет одна, гангстеры следуют за ней. Когда трап с хроноагентами отъезжает от самолета, гангстеры обнаруживают, что на борту только одна Анна. Они выпрыгивают из готовящегося к взлету самолета и гонятся за трапом. Подпустив их поближе, Матвей расстреливает и эту компанию.

Но Фарбер не желает оставлять их в покое. В аэропорту осталось еще немало его людей. Трое из них идут вслед за хроноагентами на посадку в самолет, вылетающий в Париж. Однако Фарбер уже не надеется на этих боевиков и начинает действовать сам. При выходе на посадочный перрон Кора и Матвей резко останавливаются, и с ними происходит что-то непонятное. У Матвея такой вид, словно он страдает от невыносимой головной боли и вот-вот свалится. Здесь Кора объясняет нам:

— Фарбер начал воздействовать на нас парапсихологическим способом. А в этом плане он и ему подобные умеют много, и мощь у него не слабая. Он хотел заставить нас остаться и притягивал к себе. Смотрите, как Матвей пытается повернуть назад, но грандиозным усилием воли заставляет себя оставаться на месте. Так же обратите внимание, что на Аниту его давление не действует. Она смотрит на нас с недоумением. Фарбер считал ее ничего не значащей фигурой. Поэтому у нас появилась мысль отдать ей микропленку, а самим остаться. Но тут я вспомнила, что личности, подобные Фарберу, способны производить необратимые воздействия на Матрицы личностей, особенно подсаженные в другое тело. Так что Матвею оставаться было никак нельзя. Тогда я приняла другое решение. Этот Фарбер просто не знал, что я родом из биологической цивилизации и что мои парапсихологические способности нисколько не слабее его, а даже сильнее. Я решила остаться и встретиться с Фарбером лицом к лицу. Это, конечно, было рискованно. Но другого выхода просто не было. Я приняла на себя всю мощь его парапсихологической атаки и, как могла, ослабила давление на Матвея. Мне нужно было добиться, чтобы Матвей с Анитой улетели в Париж.

На мониторе видно, что после короткого совещания Матвей с Анитой направляются к самолету. Заметно, что Матвей шагает неуверенно и постоянно оборачивается на Кору. Но эта неуверенность не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило с ним минуту назад. Они поднимаются по трапу и входят в самолет.

Кора, убедившись, что они уже на борту и им ничто не угрожает, направляется через здание аэровокзала к стоянке автомобилей. Шагает она неровно, спотыкаясь. Видно, что борьба с Фарбером ей дается нелегко. На стоянке Кора останавливается в десяти шагах от светло-коричневого «Паккарда». Дверца машины медленно открывается. Из нее вылезает человек. Судя по всему, это и есть Натан Фарбер. Я ожидал увидеть еврея, но этот тип больше похож на пожилого японца. Ссутулившись, он в упор смотрит на Кору тяжелым взглядом.

А Кора стоит во весь рост, демонстрируя свою великолепную фигуру. В ее позе нет ничего угрожающего, никакой напряженности. Выпятив несколько подбородок, она спокойно и почти доброжелательно смотрит на Фарбера. Безмолвный поединок продолжается долгих пять минут. За это время «Суперконстелейшен» с Матвеем и Анитой на борту взлетает и начинает набирать высоту. А на автостоянке продолжается бой молодой красивой женщины и пожилого сморщенного японца. Внезапно Фарбер делает несколько судорожных вздохов, глаза его закатываются, он бледнеет и, перегнувшись пополам, мешком валится на асфальт.

Кора слабо улыбается и медленно идет к ближайшей скамейке. Присев на нее, она откидывается на спинку и закрывает глаза. Видно, что поединок с Фарбером стоил ей колоссальных усилий и затребовал уйму энергии.

— Через двадцать минут, — говорит Кора, — я восстановилась и смогла уйти к себе. Но для Матвея и Аниты приключения не кончились.

На мониторе появляется салон самолета. В головной части стоит гангстер с автоматом. Другой сидит через проход от Матвея и держит его на прицеле «кольта». Третий — в кабине самолета заставляет экипаж изменить курс. Я улыбаюсь. Ситуация тривиальная, и для такого хроноагента, как Матвей Кривонос, выпутаться из нее ничего не стоит.

И в самом деле, Матвей быстро входит в режим ускоренного ритма времени. Он вынимает «кольт» из руки окаменевшего гангстера и глушит его ударом рукоятки по голове. Метким выстрелом он посылает пулю в лоб гангстеру с автоматом и возвращается в нормальный режим. Правильно, Матвей, ни к чему привлекать к себе излишнее внимание. Но третий гангстер в кабине при появлении Матвея успевает несколько раз выстрелить. Прежде чем Матвей успокаивает его навсегда, он убивает обоих пилотов и ранит штурмана. Перевязанный Анитой, штурман рассчитывает новый курс, и Матвей берется за управление самолетом. Он ведет его в Париж. Включив автопилот, он проходит в салон, присаживается рядом с Анитой и отходит после ускоренного ритма времени.

— Ну, вот и все, — говорит Кора. — Как мы с Матвеем сработали?

— Выше всяких похвал! — искренне восхищаюсь я. — Я давно уже пришел к выводу, что ты — отличный партнер.

— Спасибо за комплимент, — улыбается Кора.

— Так ты говоришь, что эта девушка — уроженка этой Фазы? — спрашивает Лена, внимательно глядя на ладную фигурку Аниты, обтянутую коричневой кожей сарафана.

— А! Ты тоже на нее глаз положила! — смеется Кора. — Действительно, у этой девушки есть все данные, чтобы стать незаурядным хроноагентом. Думаю, что ваши товарищи тоже пришли к такому выводу. Но тут уж кто кого опередит.

— Ну, при вашем основополагающем принципе — цель оправдывает средства — я думаю, что опередите вы, — говорю я. — За вами не заржавеет грохнуть эту Аниту, чтобы поскорее забрать ее Матрицу.

— Фи, Андрей! — возмущается Кора. — Какого ты о нас, однако, низкого мнения! Мы отнюдь не собираемся прибегать к таким методам. Но не скрою, наши люди уже начали работу с ней. Если она увенчается успехом, мы заберем ее по прямому переходу.

— Наши на такое вряд ли пойдут, — вздыхает с сожалением Лена.

— Здесь я вам могу только посочувствовать. Не сможете приобрести ценного сотрудника. Ну, а Фарбера я вам дарю.

— А ты его не того?

— Нормальному человеку того, что я сделала, вполне хватило бы. Но, увы, эти твари довольно живучи. Он еще доставит нам с вами хлопот. Кстати, наблюдать за ним довольно сложно. Требуется специальная программа поиска. Я сбросила ее вам, код 0000-22-01.

— Спасибо за информацию.

— Не за что. Мы делаем общее дело, хоть и разными методами. До свидания.

Монитор связи отключается. Я зову Наташу с Анатолием. Они стояли под окном и слушали нашу беседу со Старым Волком и Корой. До обеда занятия отменяются. Мы все изучаем операцию Матвея и Коры. Ребятам весьма полезно посмотреть на работу хроноагента без всяких наслоений в виде лирических отступлений и романтических воспоминаний. Нам с Леной очень интересно постичь тончайшие нюансы взаимодействия Коры и Анны Рамирес с Матвеем. Особый интерес у меня вызывает их первая встреча и тот эпизод, где Кора с Матвеем разрабатывают план действий по прибытии в Америку. Здесь сталкиваются две разные школы, два различных подхода к работе. Но они довольно быстро находят общий язык и даже понимают друг друга не с одного слова, а с одного взгляда.

Я вспоминаю, что примерно так же и у меня складывалась работа с Корой, когда мы с ней добывали на Плее пресловутый Олимпик. Эх! Время побери! Знать бы мне тогда, для чего им потребовался этот многокилограммовый рубин, я бы все повернул по-другому. Стольких тревог и неприятностей можно было бы избежать. Но махать кулаками после драки — признак не только дурного тона, но и откровенной слабости. Вспомнив о работе с Корой, я непроизвольно вздыхаю.

— О чем это ты? — спрашивает Лена.

— О Коре. Жаль, что эта женщина не с нами.

— Да, у нее врожденный дар. Плюс к тому еще и выдающаяся сексуальность…

— Пошла ты в Схлопку! Тоже мне, Отелло в юбке!

— В данный момент — в комбинезоне, — смеется Лена. После обеда Лена вновь меняет график занятий. Она отправляет Наташу с Анатолием заниматься стрельбой и фехтованием. Меня она усаживает в кресло, обклеивает датчиками с ног до головы и через свою приставку подключает к компьютеру.

— Что ты собираешься делать? — интересуюсь я.

— Сиди спокойно и не мешай. Больно не будет, ручаюсь.

Лена колдует больше часа. Она что-то настраивает, регулирует, глубокомысленно разглядывает замысловатые кривые и фигуры, гуляющие на мониторе, тихо ругается, поминая и Схлопку, и Черные Дыры, и бесконечность Вселенной, и Мировую Энтропию, не говоря уже о других, общепринятых, но менее пристойных понятиях. Затем она снова что-то настраивает, снова любуется веселой свистопляской на экранах, снова ругается, и все повторяется сначала. Наконец она сладко потягивается, откидывается в кресле и, сцепив пальцы на затылке, заявляет:

— Все! Наконец-то получилось!

— Да что получилось-то? — спрашиваю я.

— Я переписала из твоего подсознания программу, которую прогоняли через тебя во время курса МПП. Ты помнишь ее?

— Только отдельные эпизоды

— Ну а теперь сможешь увидеть все от начала и до конца.

— И зачем это?

— Как зачем? Я прогоню эту программу через Анатолия. Конечно, в Секторе Z у нас такую программу готовят для каждого хроноагента индивидуально. Но, за неимением гербовой, придется писать на простой. Будем использовать то, что есть под рукой. А потом ты перепишешь мою программу, и мы прогоним ее через Наташу. Благо, методика мной уже отработана. Жаль, конечно, что у нас здесь нет возможности организовать для них Лабиринт…

— Размечталась.

Перед ужином Лена предупреждает Анатолия:

— Тебе сейчас есть нельзя. Только чай.

Анатолий безропотно соглашается. Он уже привык безоговорочно доверять нашему главному методисту и психологу. А Лена, едва закончив ужин, командует:

— Раздевайся и усаживайся сюда, — она указывает на кресло возле компьютера.

Обклеив Анатолия датчиками, она усаживается в соседнее кресло и полчаса наслаждается зрелищем своих любимых кривых и фигур. Добившись нужной, с ее точки зрения, картинки, она удовлетворенно хмыкает, берет с лабораторного столика шприц с каким-то препаратом и подходит к Анатолию.

— Ну, друг мой, сейчас тебе придется пройти через все семьсот семьдесят семь кругов ада. Постарайся ни на что не обижаться, и особо не переживай. Я тебя буду постоянно контролировать. Если у тебя крыша куда-нибудь соберется, я тебя сразу вытащу. Ну, готов?

— Готов, — вздыхает Анатолий.

Лена делает ему инъекцию, и Анатолий почти мгновенно отключается. Она еще раз внимательно проверяет датчики, еще раз любуется картинкой на мониторе и нажимает клавишу запуска.

— Ну, поехали!

На экране возникает очень хорошо знакомый мне застенок инквизиции. Только на цепях распят не я, а Анатолий. Появляются палачи и начинают деловито готовить свой арсенал. Затем они методично, с глубоким знанием своего дела обрабатывают подвешенного на цепях Анатолия. Но это только на экране. Сам Анатолий лежит спокойно в кресле и как будто безмятежно спит.

— Что это? — с дрожью в голосе спрашивает Наташа.

— А это то, — Лена показывает на экран, — что он в настоящий момент испытывает. Это, конечно, не на самом деле. Эти картинки сейчас проигрываются через его сознание, и для него это вполне реально. Это — одна из составляющих курса МПП.

А на экране палачи сдавливают ступни Анатолия специальными колодками, а под ногти рук загоняют иглы и шила. Из динамиков несутся хриплые стоны, переходящие в рычание. Наташа зажимает уши и отворачивается.

— Не сметь! — кричит Лена. — Смотреть и слушать! Ты хроноагент или кисейная барышня? Если хлопнешься в обморок, я все остановлю, приведу тебя в чувство и запущу снова!

Через какое-то время застенок сменяется сиреневой пустыней. Истерзанный, умирающий от жажды Анатолий медленно, из последних сил, ползет по горячему песку к далекому источнику.

Лена что-то переключает на панели, и характер изображения меняется. Если раньше картинка была непрерывной, то сейчас мы наблюдаем отдельные кадры. Так сказать, ключевые моменты.

— Что ты сделала? — интересуюсь я.

— Ускорила прохождение программы через сознание. Ему все равно. А каково нам будет сидеть здесь около месяца или больше? Отдельные эпизоды могут растягиваться на несколько дней и даже недель.

— Это точно, — соглашаюсь я, вспомнив, сколько времени я сам провел в каменоломне, пока не сбежал оттуда через крематорий.

А на экране монитора события разворачиваются своим чередом. Вот Анатолий доползает до кучи камней, с вершины которой бьет родник. Обдирая тело об острые камни, он лезет вверх, но едва дотягивается до воды, как изображение резко меняется. Анатолий лежит под навесом на голой земле в компании изможденных людей, одетых в мешковину.

Под навесом свободно гуляет ветер, посыпая лежащих сухим снегом. Теперь он — каторжник в каменоломне.

Один за другим проходят кадры. Изнурительная работа: каторжники, подгоняемые бичами, дробят камень. Другие каторжники таскают его наверх по крутой лестнице. Тухлая баланда на обед, кружка кипятка на завтрак, две-три картофелины или свеклы на ужин и сигарета перед сном. Короткий обогрев у костра и ночевка на голой земле. Каждое утро несколько каторжников уже не могут встать. Их добивают охранники. Трупы оттаскивают и сбрасывают с обрыва в отвал. А там непрерывно работает крематорий. Его длинное приземистое здание завершается над другим обрывом. Из открытого конца в отвал непрерывно сыплется пепел, выдуваемый раскаленными газами.

А вот и побег. Каторжников отправляют чистить крематорий. Анатолий с напарником, вместо того чтобы выполнять работу, ползут по горячей трубе в сторону отвала. Ползут из последних сил, обливаясь потом. А сзади ревет нагоняющий их факел огня. Крематорий уже снова зажгли. Когда факел нагоняет беглецов, они вываливаются из трубы на кучу пепла. Только мне помнится, что я полз тогда первым, а сейчас Анатолий ползет сзади.

Следом проходят другие эпизоды, которые я не помню, хотя они и переписаны из моей памяти. На безжизненном астероиде сидят трое, уцелевшие после гибели корабля. Анатолий — штурман, молодой пилот и девушка астрофизик. Молодые люди во время полета нашли друг друга и уже успели пригласить всю команду на свою свадьбу, которая должна была состояться после завершения экспедиции. Но никто из приглашенных на эту свадьбу уже не попадет. Да и сама свадьба может не состояться. Спасательный бот придет не раньше чем через десять часов, а кислорода осталось только на восемь. Анатолий некоторое время смотрит на молодую пару, затем перекрывает у себя подачу кислорода и открывает забрало шлема.

Во внутреннем дворе дворца, похожего скорее на крепость, возле плах на коленях стоят двенадцать заложников. В центре двора воткнуто в землю копье. Как только тень от него коснется лежащего на земле камня, головы заложников слетят с плеч. Заложники и палачи, стоящие возле плах с топорами наготове, следят за тенью. За ней следит и король, сидящий на помосте. Король знает, что смерть заложников означает начало тяжелой и длительной войны с его соседом. Он рад предотвратить эти события, но интриги первосвященника и вдовствующей королевы-матери поставили его в безвыходное положение.

А в залах дворца и в переходах идет настоящий бой. Гонец от короля-соседа доставил ответ, который должен предотвратить казнь заложников и начало войны. Гонец — Анатолий. Но для того, чтобы пройти во внутренний двор и передать послание королю, он должен миновать множество залов и переходов. И почти каждый из них ему приходится преодолевать с боем. Партия войны, возглавляемая вдовствующей королевой и архиепископом, не желает так просто отказываться от своих замыслов. На Анатолия нападают отовсюду: где по двое, где по трое, а где и вчетвером. Его шпага не знает покоя. Но фехтовальное искусство Анатолия еще далеко от совершенства. По мере продвижения к цели раны его множатся, а кровь убывает. Тень от копья вплотную приближается к камню.

Возле дверей во внутренний двор силы окончательно оставляют израненного Анатолия, и он падает. Несколько попыток подняться ни к чему не приводят. Он только ворочается на полу, словно раздавленный червяк.

На башне начинает бить колокол. Анатолий знает, что с последним ударом топоры обрушатся на шеи его друзей, и начнется война, в которой никто не победит. Он подползает к двери, повисает на ней, и под тяжестью тела она открывается. Анатолий вываливается во двор, протягивая вперед послание вместе с десятым ударом.

Разведка боем сорвалась. Все четыре танка угодили на минное поле. Три из них, в том числе и танк командира взвода, горят, затемняя голубое небо черными столбами жирного дыма. Четвертый танк, которым командует молодой сержант, Анатолий, еще цел, но лишен хода. У него перебита гусеница. Заменить перебитый трак и натянуть гусеницу заново — пустяковая операция. Но проделать ее, когда на тебе сосредоточен весь огонь — задача невыполнимая. Командир танка кусает губы и обдумывает ситуацию. В принципе спастись можно. Вылезти через нижний люк и ползком преодолеть шестьсот метров до своей линии обороны. Но тогда завтра через это поле снова придется кому-то идти, чтобы разведать систему обороны противника и его огневые средства. Да и ползти эти шестьсот метров придется под градом мин, которые противник уже сейчас кидает с удручающей регулярностью.

Анатолий принимает другое решение. Слабые полевые пушки и минометы с мощной броней Т-62 не справятся. А если противник подтянет сюда противотанковые средства… Ну, что ж, двум смертям не бывать. Зато, пока в танке полный боекомплект выстрелов к орудию и патронов к пулеметам, можно повоевать, вызвать на себя огонь и засечь все огневые точки и батареи. Решение принято, и танкисты завязывают неравный бой.

Через час солнце поднимается уже высоко. В танке нечем дышать от жары и порохового дыма. От постоянного грохота о броню пуль и снарядов не спасают даже шлемофоны. У механика-водителя из ушей течет кровь. Но только когда стемнело, трое оставшихся в живых танкистов (погибли механик-водитель и срелок-радист) покидают раненую машину и с бесценными сведениями возвращаются к своим.

Опытный звездный корабль, пришвартованный к огромной космической станции, готовится к старту. Предстоит испытательный рейс, в ходе которого надо проверить на различных режимах работу нового двигателя. Анатолий — командир корабля — последний раз проверяет все системы. Опытный маршевый двигатель уже выводится на режим. Все нормально, и вдруг на пульте загорается табло: «Цепная реакция». Через десять минут реактор полыхнет белым пламенем, и не останется ни корабля, ни станции. А на ней тысячи людей и уникальное оборудование.

— Команде срочно покинуть корабль! — распоряжается Анатолий. — До старта — две минуты! Срочно покинуть корабль!

Убедившись, что на борту, кроме него, никого не осталось, Анатолий врубает стартовые двигатели, а через минуту включает и тягу маршевого. Из кормовых дюз вырывается факел зеленого огня, который, задев станцию, сбивает ее с орбиты. А опытный корабль с огромной скоростью уходит в открытый космос. Яркий свет маршевого двигателя становится все слабее и наконец превращается в слабую звездочку. И вдруг на месте этой звездочки вспыхивает солнце.

Старый князь, это Анатолий, собрал совет. Сегодня надо принять решение: выступить против многовекового поработителя или навсегда остаться под его игом. Если они выступят, их поддержат два могучих союзника, и позорное рабство, в которое была обращена четыреста лет назад их Родина, будет сброшено навсегда. Сегодня завоеватель ослаблен как никогда и не сможет противостоять тройному удару.

Но у поработителей в заложниках осталось сорок человек: дети тех, кто сейчас сидит в совете. В числе заложников три сына и дочь князя. Стоит князю развернуть знамена и поднять оружие, и через несколько дней гонцы доставят сюда головы детей. Князь стар и тяжело болен. У него уже не будет других наследников, и он вряд ли сумеет вкусить в полной мере плоды победы, свободы и независимости. Лекари сказали, что жить ему осталось не более полугода. Голоса в совете разделились. Решающее слово за князем.

А он, обхватив седую голову морщинистыми ладонями, мучительно размышляет: как ему быть? Принести в жертву детей и завоевать долгожданную свободу или остаться под игом, но сохранить за собой и своей семьей престол предков? Перед глазами князя проходят лица сыновей и любимой дочери. Он видит, как их выводят во двор, подводят к плахе… И тут же новое видение. Многотысячная колонна юношей и девушек, которых бичами подгоняют всадники в зеленых одеждах с красными треугольниками на груди и спине. Лица их закрыты забралами рогатых шлемов. Эти юноши и девушки уже никогда не увидят Родины. Юношей продадут в рабство, они станут гребцами на галерах, рабочими в каменоломнях, рудниках и соляных копях. А девушек продадут на рынках сластолюбивым владельцам гаремов и домов любви. Страшная и унизительная дань, которую ежегодно платит родная страна князя. Дань, страшная еще и тем, что завоеватели каждый год отбирают лучших из лучших и тем самым обескровливают нацию. Еще десять-пятнадцать лет — и уже некому будет взяться за оружие, чтобы отвоевать свободу.

Князь поднимает голову. У дверей зала стоят два гонца. Они ожидают его решения.

— Барон Лун и барон Гота. Скачите к союзникам и скажите им: мы выступаем!

Дальше калейдоскопически мелькают различные эпизоды: концлагеря, тюрьмы, боевые эпизоды — одно другого хлеще. Но все превосходит последний эпизод. В черном каменном замке, напоминающем огромную башню, обосновался пришелец из другой Галактики. Это — эмоциональный вампир. Для поддержания жизнеспособности ему нужны эмоции покоренных народов. Он прекрасно знает, что самые богатые эмоции порождают страх, боль и секс. Пришелец напоминает огромную, около десяти метров, змею с серебряной чешуей. Всю власть от его имени осуществляет человекообразный биоробот — Хозяин, как его называют. Хозяину подчиняется масса рабов, находящихся в верхних этажах замка. Этих рабов отбирают с детского возраста и распределяют по службам. Самая малочисленная — палачи. Они живут на нижних этажах. Там расположены казематы, где палачи трижды в неделю до смерти пытают по двадцать человек. Их отбирают по жребию из тех, кто не прошел отбор на службу Хозяину. Пришелец в такие дни по витому столбу спускается в казематы и из-за занавесей питается жуткими эмоциями истязаемых и их палачей.

Вторая служба намного больше. Это — надсмотрщики и стражи. Они живут вне замка и держат в покорности человеческое стадо. Третья служба живет в самом замке. В нее входит около сотни молодых мужчин и женщин. Они поддерживают порядок в замке и обслуживают Пришельца и Хозяина. Но основное их предназначение не в этом. Трижды в неделю их собирают в двух больших залах замка, где они участвуют в диких сексуальных оргиях, изобилующих множеством всевозможных извращений. И Пришелец незримо присутствует там, переползая по столбу с этажа на этаж. Он питается эмоциями людей, бурно плещущими через край.

И все рабы Пришельца и Хозяина живут в постоянном страхе. Мощные телепатические излучения Пришельца вселяют в них неописуемый ужас. А чтобы это чувство не притупилось, по воскресеньям Хозяин и Пришелец публично наказывают провинившихся. Хозяин превращает рабов в кошек или кроликов и кидает их на съедение Пришельцу.

И вот в такую атмосферу попадает Анатолий. Ему исполнилось семнадцать лет, и надсмотрщик, обрядив его в затейливую белую униформу, ведет к Хозяину. Хозяину он понравился, и тот назначает Анатолия для личного услужения. Но это не избавляет молодого человека от участия в оргиях. Анатолий, как и другие, живет в постоянном страхе. Но он все время пытается вспомнить, кто же он такой. То, что он не Джейкоб, раб Хозяина, он знает точно. Ему кажется, что как только он вспомнит, кто он есть на самом деле, весь этот кошмар кончится, замок рухнет, и Хозяин с Пришельцем погибнут под его обломками.

В один из дней Хозяин приказывает ему спуститься вниз и привести нового раба, отобранного еще в детстве и достигшего определенного возраста. Спустившись на второй этаж, Анатолий с ужасом видит там ожидающую его Сельму, четырнадцатилетнюю девочку, подругу детских игр Джейкоба. Все в нем возмущается, но страх берет верх, и он ведет Сельму к Хозяину. Тот на его глазах грубо, садистски насилует девочку. Он проделывает это по три раза в день и обязательно на глазах у Анатолия-Джейкоба. Тот ничего не может поделать, ужас сковывает его.

Но однажды Сельма не выдерживает издевательств и проливает «кровь» Хозяина. Тот приказывает Джейкобу привести ее в зал седьмого этажа. Джейкоб знает, что там произойдет. Обращенная в кошечку, Сельма станет пищей для ужасного Пришельца. Когда они с Сельмой приходят в зал, там уже начинают собираться рабы. Джейкоб замечает металлический прут, стоящий у очага, и решается.

Схватив прут, он решительно отдергивает занавес ниши. Там уже ждет змееподобный Пришелец. Увидев в руках Джейкоба прут и прочитав на его лице страшную решимость, Пришелец бросается на него. Ударом прута Джейкоб перебивает змеиное туловище, и Пришелец гибнет. Но перед этим он успевает вонзить в Джейкоба свои ядовитые зубы.

Страх сразу оставляет рабов, и они рвут Хозяина на части и топчуг змеиное тело Пришельца. А на полу в страшных муках умирает Джейкоб. Сельма рыдает над ним: «Джейкоб! Не умирай! Я люблю тебя, Джейкоб! Не умирай, Джейкоб!»

Внезапно Анатолий — не тот, который на экране, а тот, что лежит в кресле, — кричит:

— Я не Джейкоб! Я Анатолий Яковлев!

— Правильно, Толя, — говорит Лена и начинает отсоединять датчики. — Ты — Яковлев Толя. Молодец! Вспомнил. А теперь успокойся и отдохни.

Она делает ему укол, и через несколько минут Анатолий открывает глаза.

— Что со мной было? Где это я был?

— Спокойно, Толя! — отвечает Лена, касаясь ладонями его лба, но не отрываясь от пульта. — Ты все время был здесь. А на все, что тебе привиделось, можешь нагадить и засадить розами. Одно тебе скажу: ты вел себя молодцом и экзамен на хроноагента выдержал. В самых поганых ситуациях ты держался до конца, вел себя достойно и всегда искал выход из самых безвыходных положений. Вот так дальше и действуй.

Ленин эксперимент завершился около четырех часов утра. А мы даже не заметили, как пролетело это время. Напоив всех чаем, Лена командует:

— Всем отбой! День был тяжелым, надо как следует отдохнуть, — и, ни к кому конкретно не обращаясь, добавляет: — Завтра он будет еще тяжелее.

С утра, после традиционной гимнастики и тренировок, Лена растолковывает мне методику, обклеивает себя датчиками и командует, какие ей нужно сделать инъекции. После этого она усаживается в кресло, а я снимаю с ее Матрицы программу МПП, которую прогоняли через нее, когда она переквалифицировалась на первый класс. До обеда Лена отлаживает программу. Сразу после обеда она усаживает в кресло, где вчера сидел Анатолий, Наташу.

Процедура повторяется. Только на этот раз на экране монитора мы наблюдаем Наташу. Великое Время! Я не слабонервная институтка, я хроноагент экстра-класса. Видел я многое и побывал в разных передрягах; самому приходилось делать такое, что при воспоминании волосы шевелились. Но такого изощренного, садистского надругательства над женским телом я не видел никогда! Были там эпизоды и другого рода, безобидные с сексуальной точки зрения. Но они присутствовали в соотношении примерно один к пяти. Теперь я понимаю, почему Виктор из Сектора Z отказался показать мне программу, которую они прогоняли через Лену, когда она проходила МПП. Я бы его тогда грохнул, не задумываясь о последствиях.

Невзирая на весь свой опыт и морально-психологическую подготовку по классу экстра, мне было муторно смотреть, как пьяная солдатня насилует Наташу во все отверстия; как в Древнем Вавилоне, ее заставляют публично совокупляться с жеребцом (чем не Апулей!); как она попадает в стаю сексуально озабоченных горилл. И много чего другого, на что только хватило воображения у бравых ребят из Сектора Z. Впрочем, сами они ничего не выдумывали. Все эпизоды они списывали из жизни многообразных Реальных Фаз.

А бедный Анатолий! Не понимаю, как он смог выдержать все это зрелище? Тем более что Лена постоянно покрикивала: «Смотреть! Слушать! Не отворачиваться!» На меня она внимания, слава Времени, не обращала. Но я, в отличие от Анатолия, уже состоявшийся хроноагент с богатыми возможностями. И я использую их на все сто. Я просто отключаю зрительные и акустические восприятия того, что творится на экране и несется из динамиков. Сижу с отрешенным видом и слушаю, как Лена покрикивает на Анатолия.

Во втором часу ночи морально-психологическая экзекуция завершается. Я наливаю Наташе и Анатолию по вместительной рюмке бренди. Наташа, ранее не испытывавшая тяги к крепким напиткам, выпивает бренди залпом, и Анатолий уводит ее в постель.

— Боюсь, что этой ночью им будет не до любви, — глубокомысленно замечаю я, глядя им вслед.

— Ничего, это быстро проходит, — беззаботно реагирует Лена и тут же, хитро прищурившись, спрашивает: — А на тебя эти зрелища как? Отрицательно не повлияли?

— Ничуть не бывало.

— Ха! Ты думаешь, я не заметила, как ты отключился? Эх, ты! А еще хроноагент экстра-класса. Если бы я не видела тебя в деле, я бы завтра тебе такую же накачку организовала.

— Ну, это уж совсем ни к чему, — смущенно бормочу я и спрашиваю: — Лен, неужели ты тоже прошла через все это?

— А откуда же ты тогда все это списал? Только могу тебя утешить, я почти ничего не помню. Если сказать честно, то совсем ничего, кроме эпизода с пашой.

— А вот его-то я как раз и не видел.

— Придется показать. Этот эпизод того заслуживает.

И Лена, слегка пританцовывая, начинает медленно стягивать с себя комбинезон, являя мне свои великолепные, отточенные ежедневной специальной гимнастикой формы, и принимая такие замысловатые и манящие позы, что я мгновенно забываю о садистских и групповых сценах.

— Но-но! — останавливает меня Лена, когда я направляюсь к ней. — Ты забываешь, что ты — восточный паша. Ты сейчас должен лениво развалиться на диване и снисходительно созерцать мои телодвижения, предвкушая, как я буду услаждать тебя далее.

Мне приходится подчиниться. А Лена, постепенно освободившись от комбинезона и оставшись в одних белых тапочках, вешает на пояс серебряную цепочку. Сделав еще несколько грациозных танцующих движений, в которых она то одну, то другую ногу поднимает выше головы, она приближается ко мне, опускается на колени и начинает легкими движениями, едва касаясь, освобождать меня от одежды, попутно лаская открывающиеся участки тела ладонями, губами и языком.

Наконец я не выдерживаю и забываю о своем статусе восточного паши. Не обращая внимания на протесты, я подхватываю подругу на руки и сжимаю ее в своих объятиях. Лена тоже перестает дурачиться, обхватывает меня за спиной своими длинными ногами, откидывается назад, держась руками за мои плечи, и, поблескивая перламутром глаз и зубов, медленно, очень медленно опускается.