Весну иногда называют «легкомысленной, ветреницей» — то дождь, то солнце. А осенью, в октябре, будто бы лишь одно — дождь, слякоть, лужи.
Ничего подобного! Вернулся Вадим с улицы Космонавтов вымокший, иззябший и подумал: «Все, отбегался. Там, на прудах, поди, и не пролезешь». Он помылся в ванне, почитал, лежа на диване, старый номер «Юности», а потом поглядел в темное окно, прислушался. Ничего не слышно. Неужели дождь кончился? Не поленился — встал, приоткрыл балконную дверь. Ну и чудеса — звезды чистые блещут.
Проснулся утром Вадим — и сразу к окну. Чистое небо! Значит, и солнце будет. Сейчас где-то еще за домами хоронится, а чуть погодя покажется, обласкает, взбодрит. Лужи, конечно, вылизать ему не под силу, но землю немного подсушит. А значит, и на пруды сбегать можно. Обязательно надо сбегать!
Сверкавшие ночью звезды не только солнце в гости приглашали, но и привели с собой звонкий молодой морозец. Выскочил Вадим во двор и увидел: лужи ледком покрыты. Придавил ногой — звонкий щелчок, и быстрыми молочными лучиками разбежались трещины.
Не одному Вадиму жалко было прерывать полюбившуюся утреннюю зарядку — еще издали увидел знакомого седенького старичка с лохматой болонкой. А вот парий высокого и его маленькой стройной спутницы опять не было. И вчера не было их. Так что на новенький синий костюм Вадима главным образом обратила внимание болонка, которую Вадим в первый же день нелестно для породистой собачонки окрестил Жучкой. Она вдруг сменила гнев на милость: почти не лаяла на него и даже пыталась завязать дружеские отношения. Но не с ней же разговоры разговаривать! Вот если старичка спросить о парне и девушке? Может, и знает. Сколько они тут бегали до Вадима? Неделю, месяц или все лето…
Вадим ускорил бег и, четко, будто поршнями, работая согнутыми руками, с силой выдыхая длинные клубки пара, через сотню шагов нагнал старичка.
— Доброе утро! — приветствовал Вадим.
— Доброе, — кивнул тот, не прекращая бега.
Впрочем, это и бегом-то трудно было назвать — Вадим мог бы и широким шагом своим опередить его.
— Погодка-то сегодня! — сказал Вадим. — Днем и вовсе тепло будет.
— Будет, — снова коротко кивнул тщедушный на вид старичок и представился: — Илья Петрович.
И Вадим, в свою очередь, представился. Почему-то даже сообщил, что неделю как вернулся из армии.
— Давно бегаете, Илья Петрович?
— Восьмой год.
— О-го-го, стаж! — шумно удивился Вадим и, как видно, этим немало польстил пожилому любителю бега.
— После инфаркта. — Глаза Ильи Петровича под седыми кустистыми бровями задорно блеснули. — Активный метод. — Он сделал еще с десяток шагов и добавил: — Четырнадцать кило сбросил. — И еще через десяток шагов: — Будто заново родился.
После этой подробной информации он умолк, и Вадим не знал, как поступить: то ли в таком непривычно медленном темпе держаться рядом, то ли обойти круг и через пять минут снова пристроиться к Илье Петровичу. Решил обойти.
— Я тоже активным методом! — сказал он и быстро ушел вперед.
Болонка, демонстрируя дружеские чувства, сначала кинулась было за ним, но хозяин позвал ее: «Сильва!».
«Вот тебе и Жучка!» — усмехнулся Вадим.
Целый круг с большим уважением он думал о героическом старике и, когда снова поравнялся с ним, то сказал:
— Вам памятник, Илья Петрович, при жизни надо поставить!
— Не надо, — махнул тот рукой. — Новый век живым встретить. Вот чего хочу.
— Это вы запросто! — щедро обнадежил Вадим. — Еще и поживете, и посмотрите, какая замечательная жизнь будет.
— Войны бы только не было, — вздохнул Илья Петрович.
«Ну и балда же я! — ругнул себя Вадим. — Столько дней бегал и до сих пор не был знаком с таким хорошим человеком. Надо быть общительней. Вот и парочку прозевал. Тоже, наверно, интересные люди».
— Илья Петрович, а что-то не видно парня и девушки. В красных костюмах…
— Не видно, — кивнул тот.
— А не знаете, кто они такие?
— Строители.
— Они все время вместе были, — заметил Вадим, как бы предлагая немногословному Илье Петровичу выдать еще какую-нибудь информацию. И настойчивость Вадима была вознаграждена любопытной подробностью:
— Молодожены.
— Интересно… — сказал Вадим. Он вспомнил, как дня три назад к отцу приходила соседка с нижнего этажа и сетовала на сына: женился недавно, и теперь просто беда — хоть палкой поднимай их по утрам.
— Дворец спорта строят, — тем временем выдал Илья Петрович новую информацию.
— Это какой же Дворец спорта? — с удивлением спросил Вадим. — Не на улице Космонавтов который?
— Того не знаю. — Илья Петрович мотнул на ходу головой.
— Интересно, — снова протянул Вадим и посчитал нужным пополнить знания Ильи Петровича — сообщил, где строится Дворец на сколько зрителей рассчитан. И еще высказал предположение, что там будет, наверно, искусственный лед, а значит, и, хоккей увидят, а то и соревнования фигуристов.
— Хорошо, — сказал на это Илья Петрович и напоследок добавил: — Зовут их Клава и Семен…
Когда на площади. Вадим вошел в троллейбус, то мог занять любое место — в этот не поздний и не ранний час машина была почти свободной. Но Вадим сел на диванчик слева. Специально сел туда. Однако мимо длинного забора троллейбус промчался так стремительно, что, кроме автокранов, экскаватора, четырех или пяти разноцветных вагончиков строителей. Вадим, ничего и не увидел.
От будущего Дворца спорта Вадим проехал еще две остановки. Да, уже хорошо было видно, что улица. Космонавтов имеет и свое окончание. Стоят один за другим высокие светлые дома, а потом и нет их, пусто. Может, через год-два улица и дальше протянется, но пока сегодня там конец ее.
«Ну, пятница, выручай!» — с волнением подумал Вадим и, мимо блестевших на солнце голубых луж направился по диагонально протянувшейся асфальтированной дорожке к новому, еще не обследованному им дому.
Однако и здесь жэковское начальство рачительностью не отличалось: списков в подъездах не было, и Вадиму пришлось затратить не менее получаса, прежде чем со спокойной совестью и новой надеждой отправиться к следующему дому, — а что там?
Так, где быстрее, где медленнее, продвигался он вперед до той самой минуты (а был уже третий час), пока не остановился у подъезда девятиэтажного дома с зелеными лоджиями, на углу которого даже издали были хорошо видны полуметровые цифры «88».
Сколько он уже просмотрел списков! Тысячи фамилий! Трижды встречалась фамилия «Белов». И вот рядом с квартирным номером «30» Вадим прочитал: «Белова Т. И.».
«Это она и есть», — почему-то удивительно спокойно подумал Вадим. Может быть, оттого, что слишком устал, а может, принял как должное, — уверил себя, что сегодняшняя пятница все решит. Вадим уже прекрасно знал расположение квартир в подобных домах и потому сразу определил: восьмой этаж, торцовая дверь справа.
Вадим отошел в глубь двора, где, пользуясь хорошей погодой, жильцы вывесили сушить белье. Необъятно широкие простыни так ярко белели на солнце, что Вадим несколько секунд не мог как следует различить окна на далеком восьмом этаже. Потом пригляделся. Кажется, эти, слева от подъезда. Но что мог увидеть? В голубом отсвете желтели шторы. И вроде бы цветок стоит…
На зеленой табуреточке, возле веревки с развешанным бельем, сидела девочка в сером клетчатом пальтишке и вязаной шапке с кисточкой. Из-под воротника и шапки выпирали огромные красные банты, за ними и косичек не было видно. Лет шесть девочке. Однако на коленях у нее лежала развернутая книжка без картинок. «Неужто читает?» — с уважением подумал Вадим. Постоял немножко — действительно читает: голова ее с бантами как на шарнирах из стороны в сторону поворачивается.
Хоть и важным делом занят человек, но ведь и его, Вадима, можно понять. Достал из кармана фотографию и подошел к серьезной девочке.
— Прости, пожалуйста, — неловко сказал он, — ты не знаешь, кто на этой карточке снят?
Девочка взяла фотографию, посмотрела секунду и подняла глаза на незнакомого дядю.
— Она там живет. — Голова с шарами бантов повернулась к дому. — На восьмом этаже. Это Люда.
— Правда? Не обманываешь? — радостно подзадорил Вадим.
— Я никогда не обманываю, — надула губы девочка. — Она со своей мамой живет. Тетей Таней.
Вадим не удержался от искушения узнать все:
— А больше никто у них не живет?
— Не живет. Люда работает. Пирожные печет.
— Ну спасибо! А в школу ты ходишь?
— В первом классе учусь.
— И пятерки есть?
— У меня все пятерки, — с достоинством сказала девочка и снова опустила в книжку глаза.
Теперь уже мешать ей было бы непростительно. И зачем? Вадим спрятал фотографию, застегнул пуговицу куртки и задумчиво направился к подъезду. Вошел, посмотрел на коричневые дверцы лифта, на ряды голубых почтовых ящиков. После этого вздохнул глубоко, полной грудью, и снова вышел на улицу.
«Так… — оказавшись на широком тротуаре, за которым по-прежнему нескончаемо бежали машины, автобусы, троллейбусы, подумал Вадим. — Так. Что же дальше?..»
В самом деле, что? Была четкая, как военная задача, цель, была каждодневная забота. А сейчас… Вадим далее растерялся. Ну теперь надо как-то Люду увидеть. Конечно. Для чего же столько дней провел на этой улице! Надо… А когда? Может, вечером сегодня? Или завтра, в субботу?.. Впрочем, надо подумать, как лучше… А сейчас? В кино, что ли, сходить? Давно не был в кино. Последний раз в гарнизонном клубе… Нет, сначала в столовую. Как раз время обеда… А зачем теперь в столовую? Можно спокойно дома пообедать. Привык по столовым да кафе… А вон и троллейбус!
И Вадим поспешил к остановке.
Если бы он сел с правой стороны, у окна, то, возможно, без всяких помех и сошел бы на площади, а там — на автобус, к дому. Но получилось так, что одиночное место он занял у окна слева и потому с удовольствием смотрел на знакомые места, проносившиеся мимо на дальней, нечетной, стороне улицы.
Вот и новенький, освещенный солнцем забор стройки. Машины, башенный кран, штабеля бетонных блоков… И вдруг у штабеля он увидел фигурку человека. Расстояние было неблизкое, но Вадим узнал — Сеня, молодожен, каланча, ревнивец, строитель Дворца спорта!
Вадим не раздумывал — вскочил и с нетерпением ждал у двери, когда троллейбус остановится. Ого, метров на триста протащил!
Перейдя улицу и торопливо шагая к желтевшему вдалеке забору, Вадим вовсе не думал о том, что хотел бы, как и этот длинный Семен, влюбленный в свою жену, работать здесь на стройке. Просто Вадим, шел к парню, с которым был не прочь познакомиться, у которого такая хорошенькая, со смоляными кудрями жена Клава; с ней Семен бегает к Дёмкинским прудам, но вот уже три дня их почему-то на прудах не видно.
Не ошибся Вадим: у тех же штабелей бетонных блоков он увидел долговязую фигуру Семена в зеленоватой брезентовой куртке и с красной каской на голове. Из-под каски, снизу и по сторонам, торчали кончики его соломенных, едва не белых волос.
Вадим подошел, и Семен от неожиданности заморгал белесыми, почти невидимыми ресницами.
— Не узнаешь? — улыбнулся Вадим. — Тогда скажи, отчего на пруды перестал бегать?
— А-а! — хлопнул себя по каске Семен. — И правда, не узнал… Чего здесь?
— Глебов. Вадим, — протянул руку Вадим и солидно, баском сказал: — Сначала представиться надо. Для порядка. А тебя знаю — Семен. Илья Петрович мне сказал. Привет передавал, — насчет привета Вадим несколько отошел от истины, но он не сомневался — если бы опросил у старика, не передать ли привет Сене, тот бы, конечно, только обрадовался.
— Великий старикан! — сказал Семен и мотнул головой. — А мы вот коробок строим на восемь тысяч болельщиков. Сам где работаешь? Или учишься?
Вадим и ему повторил: всего неделю как из армии.
— Не работаешь, значит?
— Приглядываюсь.
— Что ж, тоже занятие. Ходи да смотри хоть до нового года.
— Нет, — помотал головой Вадим, — такая программа не для меня. Долго тянуть не собираюсь.
— Ну чего ж, дуй тогда к нам. Специальность есть?
— До армии на автобазе немного слесарил.
Семен снял каску, вытер потный под волосами лоб.
— Уволился у нас тут в бригаде один… Надо с Иванам Тимофеевичем побалакать.
— Ну, а чего — раз уволился, — сказал Вадим. — Место ведь свободное?
— Тут, видишь, дело какое… не уволился он, мы сами его поперли. Слишком не дурак был выпить… Обожди… — Семен надел каску и потянул Вадима в сторону — пропустить тяжело нагруженный блоками «МАЗ». — Ну чего, чего встал? — крикнул он водителю, высунувшемуся из кабины. — Подай, подай дальше! Чтоб краном на обе стороны складывать! — Убедившись, что водитель понял и подал машину куда нужно, Семен снова обернулся к Вадиму. — Видишь, какой сапог! Сам сообразить не может! Если не показать — так на одну сторону и сложат. Там, на автокране, тоже — голова с дырками вместо глаз. Думать не хочет.
— Ну ладно, — напомнил Вадим, — что с работой-то? Или боитесь, что тоже в запой ударюсь?
— Так говорю же, — кивнув на стрелу крана, поплывшую в воздухе, сказал Семен, — если вот так работать, не головой, а одним местом думать, то хоть и двадцать человек в бригаду набирай — все мало будет… А у тебя как, в самом деле, с этим? — Семен щелкнул пальцем по острому кадыку. — Иван Тимофеевич у нас тут строго блюдет. Не разгуляешься.
— Переживу. — Вадим засмеялся. — Если меня и попрет ваш строгий Иван Тимофеевич, то по какой-нибудь другой причине.
— Обожди, — вдруг оборвал Семен. — Как раз идет… Постой здесь, я сам побалакаю.
Он скрылся за блоками, опять появился сбоку, от массивного бульдозера и минут пять говорил с невысоким, грузноватым на вид Иваном Тимофеевичам. Семен был выше его почти на две головы, и, когда взмахивал рукой, что-то горячо объясняя, то казалось, будто этой своей длинной рукой он хочет ухватить Ивана Тимофеевича и, словно стрелой крана, поднять вверх.
«Еще не так легко и устроиться сюда, — подумал Вадим. — А на каждой доске объявления, не знаешь куда смотреть: «Требуются, требуются…»
Семен издали помахал рукой — позвал. Вадим подошел и поздоровался.
— Ну что, Вадим Глебов, — внимательно оглядев его, густым голосом сказал Иван Тимофеевич. — Сачков в бригаде мы не держим. Сразу предупреждаю. Перекуры на ходу. Не в ущерб делу.
— Я не курю.
— Дело хозяйское. Это я для сведения. Работаем на подряде. Про КТУ слышал? Коэффициент трудового участия… Ну, ничего, узнаешь. Тут, в общих чертах, просто: кто быстро поворачивается — тот у кассы радуется. Секешь?
— Понял, — кивнул Вадим.
— За понятливость тоже уважаем, — серьезно заметил Иван Тимофеевич. — Гляди, спрашивай, перенимай. Еще вопросы есть?
— Вопросов нет, товарищ бригадир, — по-военному сказал Вадим.
— Першиков Иван Тимофеевич, — то ли отрекомендовался, то ли в знак окончания беседы проговорил бригадир и протянул Вадиму руку, пожал. — Рука у тебя крепкая, — добавил он и вроде как улыбнулся. — Раз вопросов нет — оформляй бумаги. Семен введет в курс.
Семеново «введение в курс» было еще короче: «Отдел кадров — улица Лермонтова, 24. Медкомиссию пройди. Инструктаж по технике безопасности. Спецодежду получишь. Будем работать».
Семена ждали срочные дела. Привезли бурты монтажной проволоки. В воротах показалась новая машина с блоками. Потом пришлось очищать от приставшего бетона железное днище трехтонки. С Семеновым ростом это сделать было не трудно — шуровал, лопатой, не залезая на открывшийся задний борт кузова.
Вадим давно мог бы покинуть стройку: главное узнал, добро получено, чего больше — оформляться с понедельника. Тем паче, есть хотелось, под ложечкой сосало. Но он все не уходил, было интересно посмотреть кругом, понять что к чему.
Хотелось еще и с Семеном поговорить, узнать — отчего все-таки перестал появляться со своей Клавой на прудах? И где она, его Клава? Тоже здесь работает? Оказалось, здесь. На самой верхотуре. Какой-то парень, стоя у борта с проволокой и глядя вверх, на кабину башенного крана, нетерпеливо замахал рукой:
— Клава! Сколько ждать буду?! Засмотрелась!
И верно: Клава. В открытом окошке кабины Вадим увидел ее черноволосую голову.
«Ну ребята, молотки! — подумал Вадим. — Тут у вас не соскучишься!» И еще больше захотелось поговорить с Семеном.
Вскоре выдалась «холостая» минутка — Семен присел на штабеле досок.
— Вот и крутимся так, — сказал он Вадиму. — А учиться думаешь? Мы с Клавой — заочники. В инженерно-строительном. Третий курс.
— Обязательно! — кивнул Вадим и вспомнил Сергея. — Это дело решенное… Ну, а чего на прудах-то вас не видно?
— Отдельную комнату в молодежном получили, — сказал Семен и улыбнулся безбровым лицом. — В историю тут с Клавой попали. Расписались, а жить негде. У нее общежитие. И у меня. Две недели правдами и неправдами в гостинице жили. Хватит, говорят, это вам не квартира. Ладно, пошли искать на биржу. Народу полно, чего-то ходят, опрашивают — не поймешь. Старик подкатывается: «Детей нету?» — «Какие дети, говорю, мы же не кролики». — «Тогда — ко мне. Лучшей комнаты не найдете». Не наврал: чисто, сухо, диван-кровать, телек стоит. «Комната проходная?» — спрашиваю. «За отдельную три четвертных взял бы. А с вас — тольке две. Зато телевизор «Изумруд». Стали жить. Вечером старики кино смотрят, концерты, даже футбол не пропускают. И мы смотрим. Ночью тоже покоя нет — то старик через комнату бредет, кашляет, то его старуха идет, сморкается. Еще внучка приехала. Седьмой класс. Каникулы же. И до того любопытна — хуже всякого шпиона. Где уж тут обняться с молодой женой! И говорю Клаве: «Чем так мучиться — лучше по утрам на пруд бегать. Отличное место!» Она сначала все упиралась: вставать рано да бежать далеко. Но я ж такой — если чего в голову втемяшется… В общем, с самого июля и бегаем. Втянулись. А три дня тому комнату в молодежном получили.
— Отбегались, значит? — засмеялся Вадим.
— Да не скажи, — словно и сам удивляясь, сказал Семен и поглядел вверх, где, высунувшись по плечи из кабины, смотрела на них Клава. — Вот и Клава не хочет бросать. Говорю же, втянулись. Жалко бросать. Видел, Илья Петрович-то, — железный старик. Попробуй заставь его бросить — никогда! — Семен снова взглянул на жену и громко крикнул: — Не узнаешь? С прудов! Вадим. У нас будет работать!
— Давай! — задорно донеслось сверху, и Клава помахала рукой…
Вечером Вадим вырвал из тетради листок и написал: «Дорогой товарищ старшина!..»
Двух сторон листка едва хватило, чтобы сообщить гвардии старшине Хажаеву о своих делах на гражданке. Еще написал, что задание его выполнил, хотя и не полностью, но главное — девушку Люду, которую старшина видел на фотографии, разыскал. В заключение просил передавать привет всем, кто знает и помнит рядового в запасе Глебова.
Запечатал письмо в конверт, написал номер воинской части.
Так, и это сделано. Обещал доложить — доложил.
А что дальше?.. Вадим взглянул на запечатанный конверт. Может быть, и Люде письмо отправить? Как-то хоть подготовить сначала. А то явится — здравствуйте! А как в пословице: незваный гость… Хоть несколько строчек написать. И не обязательно посылать по почте — пойти в ее подъезд и бросить в ящик. Сразу и получит. Мысль показалась Вадиму просто отличной. Снова присел к столу, раскрыл тетрадь…
Старшине минут двадцать писал письмо. А сейчас и дольше просидел — ни строчки на бумаге. Даже начать не мог. А правда, как начать: дорогая, милая, уважаемая? Или просто — Люда?..
Конечно, письмо ей он все же написал бы, но вдруг в голову пришла замечательная идея: послать письмо особое — тот кленовый лист, что подобрал на плацу перед казармой.
Вадим достал припрятанный желтый лист, тщательно исследовал острые упругие кончики. Без конверта даже лучше будет. Если вот марку приклеить? Но и от марки отказался. Пусть будет просто кленовый лист. Люда поймет. Ведь не залетел же он в ящик прямо с дерева!
Вадим ходил по квартире и улыбался. Алексей Алексеич, пришедший с покупками из магазина, спросил:
— Никак задание секретное выполнил?
— И сверх того, — со значением добавил Вадим.
— Тоже секретное — это «сверх того»?
— На следующей неделе иду оформляться на работу.
— А говорил: еще погуляешь.
— Обстановка изменилась… В общем, на стройку иду.
Он объяснил что и как. Отец внимательно выслушал, со всем согласился. И работу одобрил, и желание сына учиться заочно.
— Вот какой ты у меня, — одновременно с печалью и с гордостью произнес он. — Уже и советовать не знаю чего, и учить нечему — сам решаешь, сам во всем горазд. Большой вырос.
И Вадим был доволен, что станет работать на стройке. Вот и Людин отец был строителем. Узнал об этом Вадим еще в шестом классе. Тогда задали домашнее сочинение «Твой любимый герой». Он написал о Маресьеве. И другие ребята, писали об известных героях войны, о космонавтах, ученых. Люда же написала о своем отце. И как написала! Сочинение на республиканский конкурс посылали. Тогда Вадим и узнал, что ее отец был строителем, орденоносцем.