Районная библиотека была в двух кварталах от дома Вадима — минут семь ходу. Так-то так, но есть и другие библиотеки. Например, городская, на проспекте Ломоносова. Идти туда не меньше часа, далековато, однако для чего-то и общественный транспорт существует. К тому же любопытно будет и на Шеенкову взглянуть. Кажется, из их девчонок она первая выскочила замуж. Даже не верится: Сабина, которая иной раз просила описать задачку по тригонометрии, теперь — замужняя женщина, дама, жена ответственного работника завода!.. А что, если и Люда уже чья-нибудь жена?

На автобусной остановке Вадим дождался третьего номера и через пятнадцать минут вышел на оживленном проспекте Ломоносова. Там сразу за мостом весь первый этаж длинного большого дома занимала Центральная городская библиотека.

Раньше он не бывал здесь. Открыв массивную дверь, очутился в просторном вестибюле и даже слегка заробел. Словно часовые — высокие неподвижные пальмы в голубых кадках, тишина, ковровые дорожки. Он разделся, и чинная старушка, тотчас угадавшая в нем новичка, показала на дверь слева:

— Абонемент, молодой человек, здесь. А если в читальный зал или отдел библиографии — сюда направо по коридору.

— Благодарю, — почтительно молвил Вадим, еще не совсем соображая, куда же ему направиться. Ага, в читальный зал. Конечно. Газеты же на дом не выдают. Тем более подшивки.

И в коридоре — цветы, безмолвие, зеленая дорожка, задумчивые лики писателей в рамках. На высоких дверях — таблички: «Методический отдел», «Библиографический отдел»… А вот и читальный зал. Уф, наконец-то! Вадим взялся за ручку двери. Не здесь ли Сабина?..

Нет, за полированным барьерчиком в одинаковых сиреневых халатах сидели две молодые незнакомые женщины. У Вадима на душе вдруг как-то полегчало. Странно. Ведь шел сюда не только полистать подшивку областной молодежной газеты — хотел и Сабину увидеть. Да, идти-то шел, а если быть честным до конца, то встреча с ней, когда-то самой красивой девчонкой класса, немножко и тревожила, будто он собирается делать то, чего делать не надо.

Видно, не только старушка из гардероба хорошо знала всех пользующихся услугами их большой библиотеки — и здесь, в читальном зале, женщина за барьерчиком, круглолицая, в очках, встретила Вадима вопросом, прозвучавшим скорее как утверждение:

— Вы у нас не записаны?

Карточку на нового посетителя женщина заполняла с таким удовольствием, что Вадим даже заподозрил — не является ли он тем самым читателем, которого им не хватало для стопроцентного выполнения плана? Или вообще здесь такие порядки?

На вопрос, где работает или учится, Вадиму пришлось вздохнуть:

— Только из армии вернулся. Пока — никто. Пишите: «Безработный».

— Ну, такой социальной труппы у нас, слава богу, не имеется, — улыбнулась женщина.

— А если который все же не работает?

— Этих, извините, тунеядцами называют.

— Ну да, конечно, — смущенно кивнул Вадим. — Дайте мне, пожалуйста, подшивку нашей молодежной газеты.

— За этот месяц?

— Нет, лучше за весь год.

— Хотите посмотреть, чем область жила?

— А что ж, интересно. Может, и работу какую подыщу. А то зачислят вдруг в тунеядцы.

В довольно просторном зале народу было немного, всех в одном месте за столами собрать — и трети зала не наберется. Вадим устроился у окна, где посветлей, и раскрыл первый, новогодний номер. Снимков там — на каждой странице! Глаза разбегаются. Люды Беловой среди них, конечно, не было. И быть не могло. Сергей, же сказал, что снимок видел весной. Сначала Вадим хотел было одним махом пролистать десятка два номеров, но раздумал: Сергей мог и перепутать. Тоже память, как у отца. Нет бы сразу прислать!

Вадим думал, что недолго, пустячное дело, одну за другой перелистать газеты, — оказалось не так. Попробуй остаться равнодушным, если крупный заголовок: кричит: «Дружба! Любовь! Как не верить в это?» Посмотрел в середину статьи, в начало — интересно. Все и прочитал. Как молодая работница, комсомолка, чуть не наложила на себя руки. Парень стал с другой встречаться. Вот она и разуверилась во всем на свете. В следующем номере — фельетон: парни-ловкачи, а проще оказать — жулики, отечественные джинсы (государственная цена двенадцать рублей) сплавляли дурачкам-легковерам по цене в пятнадцать раз выше. И все из-за иностранной нашлепки, которую лихо пришпандоривали на известных местах.

Не устоял Вадим и перед искушением прочитать репортаж из энской части — о совместных действиях десантников я танкистов на учениях. С удовольствием прочитал, будто сам побывал на тех учениях. На тех не побывал, а вот недавние, июньские, когда в несусветную жару, с полной боевой выкладкой к единственным коротким привалам, протопали они за день шестьдесят километров, учения эти вспомнились Вадиму так отчетливо, что несколько минут сидел, уставив глаза в одну точку.

В общем, предполагал Вадим, что пролистает газеты быстренько, а посмотрел на часы — половина третьего! Вот это да! Еще и до февральских номеров не дошел.

Вспомнил Вадим о бутерброде, достал его и, стараясь не очень смотреть на заголовки, принялся листать дальше. Дело скорей пошло. Газеты последнего зимнего месяца за полчаса справа налево перекидал. Фотографии молодой практикантки-кондитера Людмилы Беловой пока не было. И в мартовских номерах не обнаружил ее.

Газеты апреля были заполнены весной: подготовка сельхозтехники, сообщения о прилете птиц, о летних модах и снимки, снимки — то малыш запускает в ручье кораблик, то девушка с распущенными волосами нюхает ландыши. Заголовки уже напоминали о близких первомайских праздниках. Вот и май! Красные знамена на первой полосе, индустриальный пейзаж, летящий в космосе корабль, атлетические, устремленные вперед фигуры парня и девушки.

Внимательно, номер за номером пересмотрел Вадим газеты этого богатого на праздники месяца. Снимка, который так искал, не было. Уж не перепутал ли Сергей? Просмотрел газеты июня, даже июля, но уже так, автоматически, почти без надежды.

Тогда снова вернулся к мартовскому комплекту и скоро установил, что номера за 24-е число нет. Вырван. Почему? Все газеты сохранились, а этой, как нарочно, нет. Может, кому-то очень хотелось иметь этот номер? Может, как раз в нем и напечатан снимок улыбавшейся Люды?

Расстроился Вадим — целый день ухлопал, а результат… Конечно, адреса из газеты не узнал бы. Но хоть выяснил бы номер училища или место, где проходила практику. Возможно, и сейчас там работает. И вообще, хотелось увидеть ее на снимке. Тысячи людей видели, как она улыбается, торт в руках держит, а ему что же, нельзя?

Ладно, не нашел так не нашел. А как все же адрес, узнать? У Ленки Зайцевой в самом деле опрашивать неудобно… А Сабина? Не знает ли Сабина? Может, поинтересоваться у той, в очках, где тут Шеенкова сидит? Хотя не Шеенкова теперь. Впрочем, по имени поймут, о ком речь. Ну, попробовать, что ли?..

Он задумался на минуту, глянул на часы и закрыл подшивку. «Действительно, что особенного? Одноклассники. Давно не виделись. Даже смешно: просидеть столько времени в библиотеке и не встретиться с бывшим школьным товарищем! Пойду!» Вадим обернулся в сторону двери и… обмер, подумал: может, мерещится? Возле щита с заголовком «Наши новинки», пестревшего обложками книг и журналов, стояла, улыбалась и смотрела на него Сабина Шеенкова.

Быстрым, словно скользящим шагом прошла она между столиками к нему и, все продолжая улыбаться, опустилась рядом на стул.

— Ну, безработный, здравствуй! — восхищенно, полушепотом выговорила Сабина. — Так это, значит, ты, Вадька! Чудеса! Представляешь, я же не знала ничего, в общем отделе работаю, на выдаче, пришла сейчас к. Лидии Семеновне поболтать — то, се, она и показала твою карточку, смеется, интересный, говорит, парень, социальное положение — «безработный»! Смотрю и глазам не верю: Глебов Вадим Алексеевич.

— Точно, он самый, — с трудом приходя в себя и с не меньшим трудом преодолевая смущение, сказал Вадим. На Сабину он старался не смотреть — так была она хороша, так лучисто из-под густых ресниц сияли ее глаза. И еще казалось, что все в зале уже обратили на них внимание.

— Ты уходить собрался? — спросила она.

— Почти с двенадцати сижу, — кивнул он, а самому хотелось оказать: «Тебя собирался разыскивать».

— Я тоже могу пойти, — быстро опустив ресницы и посмотрев на часики с тонким золотым браслетом, шепнула она. — Пятнадцать минут осталось. Отпрошусь… На улице подожди. У выхода. Ладно?

Взглядом изучающе-любопытным и тревожным, проводил он ее до самых дверей. Она не обернулась, но шла так, будто наверняка знала, что на нее смотрят. Да, Сабина осталась Сабиной. Ничего не скажешь! Даже этот простенький сиреневый форменный халат с пояском как ловко, изящно сидит на ней! Или это от фигуры зависит? На ее фигуре все бы, наверно, смотрелось!

Ожидать пришлось недолго. И ожиданием не назовешь. Только дошел до угла дома, кинул в автомат монету (в горле пересохло), выпил, не почувствовал вкуса, стакан чистой, без сиропа, а Сабина уже из дверей выходит. Тотчас приметила его, и — док, цок — застучали ее каблучки.

На Сабине было модное расклешенное пальто, словно волнами покачивавшееся при каждом ее шаге, на голове — норковая шапка, дополняли туалет сумка и туфли — тоже коричневые, под цвет шапки.

И опять он засмотрелся, глядя на нее.

— Ну, как находишь меня? — лукаво спросила Сабина. — Не подурнела за эти годы?

Оставаться серьезным — значило бы восхищаться ею, говорить комплименты. Но что-то в нем протестовало против этого. Самое лучшее, наверное, — независимый или даже ироничный тон, который позволил бы ему хоть как-то сохранить свое достоинство, не попасть в зависимое положение. Вадим не думал об этом — просто чувствовал: так надо.

— А не видела, — сказал он, — сейчас автобус специальный во двор к вам завернул?

— Какой автобус?

— Телевидение. Не иначе как за тобой приехали, чтоб рекламировать осенне-зимние моды.

— Вадик! — удивилась Сабина. — Армия тебе пошла на пользу. В школе таким не был.

— Спрашиваешь! Армия — великая школа! — Тон бывалого, много повидавшего человека Вадиму и самому понравился. — В какую сторону мадам желает отправиться? К мосту?

— Ну, зачем же? Там ветер дует. Просто по улице пройдемся. Ты не спешишь?

— В моем распоряжении… — Вадим вскинул руку с часами, — вечность.

— Нет, — опять удивилась Сабина, — ты решительно изменился. И так возмужал… Ну, возьми меня под руку, мужественный человек. К сожалению, вечным временем я не располагаю, но полчасика смогу погулять.

Как только Вадим осторожно просунул руку под ее локоть, находчивость его и уверенность несколько поубавились. И еще люди! Вот идущая навстречу женщина почему-то внимательно, даже слишком внимательно оглядела их. Вадим почувствовал неловкость — может, одет он… не соответственно? Сабина-то как с обложки журнала. А на нем — куртка простая, в плечах тесновата, на боку, если присмотреться, след заметен: еще до армии за гвоздь как-то зацепился, ткань немножко и надорвалась. Пришлось клеем изнутри прихватить. Ботинки ладно, суконкой надраил — до сих пор блестят.

— Вадим, скажи, — подлаживаясь под его шаг, спросила Сабина, — ты зачем в библиотеку приходил?

— Газеты почитать.

— Хорошо, но почему в нашу? Она же далеко от твоего дома.

— Автобус довезет. Пять копеек всех расходов.

— А ты знал, что я работаю здесь?

Соврать у Вадима не хватило решимости.

— Знал. Крутиков вчера сказал. Был у него.

— Он рассказывал обо мне?

— Само собой. Всех поразила.

— Чем? Замуж вышла? Да?..

— Ну видишь, сама ответила.

— Что вышла за начальника, с высоким положением, с персональной машиной, с шикарной трехкомнатной квартирой, да?.. Я знаю: меня многие осуждают. И Крутиков тоже…

— Нет-нет! — протестующе замотал головой Вадим. — Сергей ничего такого… ни слова не сказал. И зачем осуждать? Кто чего знает? Может, любовь.

— Любовь… — Сабина сосредоточенно смотрела себе под ноги. — А что, — вдруг оживилась она, — ты прав: конечно, была и любовь. А как же! Я ведь не ради золотой клетки согласилась выйти за него.

Вадима подмывало спросить, почему она сказала, что любовь «была». Но Сабина и без его вопроса попыталась внести ясность. В первую очередь, видимо, для самой себя:

— Тут и спорить нечего! Я же прекрасно помню: увлеклась, размечталась. Он так красиво ухаживал, просто потрясающе ухаживал… Полюбила… А потом… Знаешь, Вадим, потом, — Сабина, будто поражаясь своим мыслям, тревожно взглянула на Вадима, — потом все куда-то пропало. Как туман рассеялся. И теперь не знаю, любовь то была или… Вадим, я никому еще этого не говорила, честное слово, тебе первому… А вдруг то была вовсе никакая не любовь? Не могло же все исчезнуть? Как ты считаешь?

Вадим остался без своего оружия. Всякая ирония сейчас исключалась. Прозвучала бы оскорбительно. Но что он мог ответить? Он, еще не целовавший ни одной девушки.

— Ты из-за этого так сильно переживаешь?

— Сильно? — Глаза ее под густой тенью ресниц округлились. Повеселели. — Нет. Представь — не переживаю.

— Как же так? — опешил он.

— А для чего? — подняв брови, коротко спросила Сабина. — Для чего? Нервную систему себе портить? Не стану. Живу я шикарно, муж носит на руках. Здорова. Одета, как видишь. Весной поедем в турне по Югославии.

— Действительно, — словно освободившись от какой-то пригнувшей его тяжести, подтвердил Вадим. — Что еще нужно для счастья!

— Ничего больше! — кивнула Сабина.

— Видишь, как у тебя все прекрасно! — сказал Вадим.

— Не хочешь посидеть? — Сабина показала на свободную лавочку в глубине небольшого сквера.

— А не озябнешь?

— С тобой-то! — Она подняла на Вадима насмешливые глаза.

Сели на лавочку, спиной к гудевшему, беспокойному, спешащему проспекту.

С минуту молчали. Смотрели на белого, с рыжими подпалинами на крыльях голубя. Он косил на них бусинкой настороженного глаза, ждал, не бросят ли крошек.

— Хоть бы руку мою взял, — сказала Сабина. — С тобой в самом деле замерзнешь.

Очень осторожно, неловко Вадим накрыл ладонью ее руку, затянутую в перчатку. Она вздохнула, сняла перчатку, и снова пальцы ее нырнули под его широкую ладонь.

— Теплей стало, — улыбнулась она. — Такой недогадливый… А знаешь, ты все-таки… Не обидишься, если скажу?.. Ты, Вадик, немножко недотепа. Был таким, по крайней мере. Сейчас — не знаю. Помнишь новогодний бал в десятом?

Он чуть покраснел.

— Ага, гордый лев, помнишь! А почему на письмо не ответил? Ушел зачем-то… Чудак. Я обиделась. Я только из-за этого и с Эдиком из десятого «В» потом закрутила. А не ушел бы ты… Ведь все по-другому могло сложиться. Да, Вадик, возможно, ты и в армию не попал бы.

— Почему же это? — с интересом спросил Вадим.

— Очень просто: у тебя был бы стимул.

— Не понимаю: какой стимул?

— В институт поступать. Я бы настояла. Разве плохо?

— Я лично доволен, что отслужил, — упрямо сдвинул Вадим брови. — Говорю без рисовки.

Сабина все же не очень поверила:

— Что же тебе остается теперь — гордись… И знаешь… Это, Вадик, откровенно: если бы мы с тобой подружились, по-настоящему подружились, то… думаешь, мне так нужна эта квартира и что денег не надо считать? Нет, нет, правда! — с беспечностью подтвердила Сабина. — Обошлась бы. И бог с ней, с Югославией.

— Это — ты, — рассудительно сказал Вадим. — А он? Он-то любит тебя, на руках носит.

— Он! А я? Обо мне ты не подумал!

— Но ведь только что говорила — всем довольна и счастлива.

— Ох, Вадим, Вадим! — Сабина с видом бесконечного превосходства медленно покачала головой из стороны в сторону. — Что ты понимаешь? Ребенок.

— Ты не старше.

— Зато больше знаю, Вадим, — она прикусила губы. — Честно тебе скажу: я тоже не подозревала, что можно плакать и кусать подушку. Отчего, спросишь? А я не знаю, правду говорю. Видишь, какая у меня кожа? — Сабина провела его пальцем по своей руке. — Не то что стирать белье — даже посуду не разрешает мыть. Золотые часы с браслетом мне купил. Каракулевую шубу. Чего еще надо? А я, бывает, реву. Курить от злости начала. Он вдвое старше меня. Седой наполовину. Как жить? Это уже сейчас. А потом? — Сабина печально вздохнула. — Не знаю, может быть, привыкну… Вадим, я тебе дам свой телефон.

— У меня есть, — глухо, будто раздавленный открывшейся ему правдой, сказал он.

— Мой телефон?! Откуда? — Сабине необходимо было скорее сменить тон, само настроение. Казалось, эта неожиданная вспышка откровенности и ей была неприятна, тяжела. — Правда, откуда?

— Сергей дал.

— Сергей? Ну рыцарь! Не ожидала… И ты помнишь мой телефон?

— 52–53… а дальше… — Вадим обернул ее руку и на ладони начертил 20. — О возрасте дамы, как известно, не говорят.

— Прелесть! — Сабина счастливо засмеялась. — Помнишь! Значит, думал обо мне. Значит, и в библиотеку пришел — меня увидеть. Не отказывайся, не отказывайся, вижу. А по телефону звони. Я буду рада. Как жалко, что муж два дня назад приехал из командировки. В кино бы сходили. А сегодня… Все, уже не пойдешь: жесткий контроль. Ревнив, как Отелло. А ты не бойся — звони. Если услышишь мужской голос, то трубку не клади — опрашивай кассу кинотеатра «Рубин». Он ответит, что не туда попали, а ты снова набирай. Я тогда буду знать, что это ты звонишь. Ну, как я придумала? По-моему, колоссально! У нас будет с тобой тайна. Здорово! Классика!.. Ой, Вадим, я побегу! Думала, на полчасика, а прошло…

Он вдруг испугался, что Сабина сейчас уйдет, а ведь о Люде так ни слова и не спросил. Только как спросить?..

— Минутку-то посиди еще, — сказал Вадим. — Три дня как из армии вернулся — ничего почти не знаю. Сергей сказал, будто Зайцева со страшной силой гранит науки грызет.

— Ленка-то? Грызет! — с удовольствием подтвердила Сабина. — Что, бедняжке, остается делать!.. А ты знаешь, она к тебе неровно дышала.

— Неужели? — не очень натурально удивился Вадим.

— Представь! Видишь, не только я поглядывала в твою сторону, — засмеялась Сабина. — Опасный мужчина. Даже Белова была к тебе, по-моему, не совсем равнодушна.

— Ну, это исключено! — на этот раз уже более натурально запротестовал Вадим.

— Не скажи. Летом в парке ее встретила. Постояли с четверть часа. И можешь мне поверить — немало времени было посвящено воспоминаниям о вашем величестве. Она теперь на новой квартире живет. Две комнаты. Где-то на улице Космонавтов. Кулинарное училище кончила. Бабушка у них умерла… Бабушке им спасибо надо сказать. Одним-то, без нее, могли бы и не дать двухкомнатную… Вадим, я все-таки побегу. Учти: буду с нетерпением ждать твоего звонка!.. Пожалуй, возьму машину. Ты меня не провожай, ладно? Стоянка такси рядом.

Сабина в профиль повернула к нему свое лицо.

— Ну… в щечку-то поцелуешь?

Вадим растерялся и, чтобы скрыть смущение, сказал:

— Страшно.

— Ничего, привыкай.

Целоваться, прямо сказать, он был не мастак. Прижал губы к ее чуть прохладной щеке, чмокнул.

Сабина засмеялась:

— Неумейка! — И сама поцеловала его. — Звони! — Она быстро поднялась и заторопилась к шумному, бегущему, светящемуся первыми вечерними огнями проспекту.