Нажать кнопку вызова Костя не успел. Ребристое стеклышко вдруг вспыхнуло красным огоньком, и послышался шум спускавшейся кабины. Долго ползет. С какого-то верхнего этажа. Не Гринька ли едет?

Лифт остановился. В раздвинувшихся половинках дверей перед Костей возник высокий длинноволосый парень с сумкой и сигаретой во рту. Что в этом парне привлекло внимание Кости, он бы и сам не сказал. Может, темные очки, закрывавшие часть лица, или то, что видел парня впервые. Но много ли разглядишь! Секунда, и узкая спина незнакомца скрылась за дверью. Если бы Костя не опасался, что кабина лифта снова убежит наверх, он бы, может, и вышел следом за парнем на улицу. Проводил бы взглядом. Главное еще, что с верхнего этажа спускался…

Поднявшись на восьмой этаж, Костя внимательно оглядел площадку: четыре двери с номерами квартир от «65» до «68», толстенную трубу мусоропровода, три черных задымленных пятна на потолке (Гринькина работа) и нацарапанные на стене слова «Гриня дурак!» (работа явно не Гринькина).

И хотя ничего нового или подозрительного Костя на площадке не обнаружил, тем не менее хозяина шестьдесят шестой квартиры он известил о своем прибытии стуком тихим и вкрадчивым.

— А! Жаходы! — замахал Гринька рукой. Он только что запихал в рот увесистый кусок булки с вареньем.

Пока Гринька пережевывал булку, Костя успел цепким взглядом окинуть комнату. Шумно втянул воздух ноздрями. Поморщился.

— Дыму-то! Сам курил?

— А что ж! — Гринька наконец справился с куском. — Не умею, что ли! Из носа дым пускаю — будь здоров! На три метра летит! — И он снова отхватил изрядный кусище от булки.

И вдруг до сознания Кости дошло: ведь у того парня в лифте была сигарета!

— А я с Вавилоном сейчас познакомился.

Гринька сразу перестал жевать. Глядя на его выпученные глаза, Костя рассмеялся:

— Ешь, ешь. Подавишься… Он зачем к тебе приходил?

Гринька выплюнул косточку от варенья и сказал:

— Врешь ты все! Чего это он будет с тобой знакомиться? Очень ты нужен ему!

— Какую-то сумку нес, — хладнокровно продолжал Костя. — Очки темные. Для маскировки, да?

«Как же он узнал Вавилона? — удивленно подумал Гринька. — На лбу ведь не написано у него, кто такой. Тоже ловкач этот Кисель. Палец, в рот не клади!»

— Что ты у меня выпытываешь? Взял бы и спросил у него, если познакомился.

— Все! Попался! — Костя от радости подпрыгнул. — Значит, признаешь, что это и есть Вавилон? Конечно, он и курил здесь.

— Ты зачем приперся ко мне? — поняв, что и в самом деле проговорился, грубо спросил Гринька.

— Ботинки твои принес. И потом… завтра в школу иду.

— И топай! Мне-то что до этого?

— А мизинец показывал. Забыл?

— Мизинец?.. Какой мизинец? Ничего не помню.

— Да ты что! — опешил Костя. — С Симкой когда приходили. В халатах. Сказал, что научный укол у тебя на мизинце. И дело интересное.

Гринька развернул газету, поставил под вешалкой свои ботинки и, взяв Костю за руку, ввел в комнату, на свет. Пощупал его лоб.

— Может, рано тебе в школу идти?

— Почему это?

— Температура. Бредишь. О каком-то мизинце, уколе…

— Знаешь, Гриня! Ты из меня…

Однако конец фразы, состоявший из слов «…дурачка не делай», вдруг застрял у него в горле. На столе, рядом с потрепанной колодой карт, лежала новенькая десятка крестей. Та самая, что так таинственно исчезла из колоды, купленной Костей в универмаге.

Гринька обеспокоенно проследил за Костиным взглядом и переменился в лице. «Как же забыл ее спрятать? Вот пенек! — обругал он себя. — Ну и влип! Что же придумать?.. А может, так?..»

— На десятку смотришь? — Гриньке стоило большого труда изобразить на лице улыбку. — Точно: из твоей колоды. Как раз вчера на балконе ее нашел. За ящик завалилась. Видно, когда выбежали мы на балкон самолет глядеть, она как-то и выпала у меня. Я уж и сам горевал-горевал вчера. Хорошие были карты… А ты уж скорей рвать-кромсать! Психованный.

Костя устало опустился на стул и взял злополучную карту.

— А я-то, дурак, собирался даже в универмаг бежать о карте спрашивать. К Ленке приставал. — Морща губы, Костя несколько секунд смотрел на черные крестики. — Идиот! — со злостью проговорил он и принялся мелко-мелко рвать карту.

К кому относилась эта не очень лестная характеристика, было не совсем ясно, однако у Гриньки не возникло желания что-либо уточнять. Наоборот, словно пар в горячем чайнике, его переполняло сейчас чувство вины и раскаяния.

— Глянь сюда. — Он извлек из кармана штанов медный ключ и положил его перед Костей. — Видишь?

— Ну, ключ, — без всякого выражения произнес Костя.

— Так и быть, не хотел говорить, да ладно — доверю. Тайну свою открою. Одному тебе только… Ты кто: «перо», «муха»?

Костя сложил в блюдце, рядом с окурком сигареты, кусочки разорванной карты.

— Опять собираешься разыгрывать?

— Чудик! Это вес так определяют у боксеров — «перо», «муха»… Сколько весишь килограммов?

— А зачем тебе?

— Значит, надо. Ты отвечай. По-серьезному.

— Сорок два.

— Сорок два… Сейчас соображу… Значит, одна двенадцатая… — Гринька всю пятерню запустил в свои рыжие волосы и еще больше взлохматил их. — Так. Готово. Крови в твоем теле — три с половиной литра. Почти полведра.

Костя совершенно не представлял: много это или мало. Но тот факт, что в нем содержится «почти полведра» крови, его почему-то весьма сильно заинтересовал.

— Откуда ты знаешь, что полведра?

— Наука! — не без гордости заметил Гринька. — А сказать, сколько у тебя красных кровяных телец? Эритроцитами их зовут по-научному. Сказать?

— Скажи.

— Тогда слушай. В одном кубическом миллиметре крови… Соображаешь: это меньше спичечной головки, смотреть не на что. Так этих эритроцитов там помещается пять миллионов штук. Вот и помножь, если сумеешь. В нулях запутаешься.

— Где же ты про такое прочитал? — с невольным уважением спросил Костя. — В учебнике?

— Узнаешь в учебнике! — Гринька поморщился. — Книгу специальную брал. В библиотеке. Зачем, думаешь? Оттого что наукой интересуюсь. В микроскоп смотрел. Вот красотища! Сначала клетки всякие смотрел. Потом надоело. Взял булавку — тюк! И кровь. — Гринька снова поднял мизинец.

— Сам проткнул?

— Дядю буду просить!

— А если заражение?

— Не беспокойся. Зажег спиртовку, булавку прокалил. Все по науке. Целый час кровь смотрел.

— Ври! Дали бы тебе целый час смотреть!

— Так вот же он! — Гринька показал на ключ. — От кабинета биологии. Хоть два часа могу смотреть. Открою после уроков и смотрю сколько влезет. Это из-за англичанки. Выгнала меня недавно из класса, я и пошел. Гляжу: торчит в замке. В коридоре — никого. Я и вынул ключ. Сам теперь хозяин. Скоро опять пойду смотреть. Если хочешь, можем вместе. Вместе веселей. А микроскопов там навалом. Смотри-любуйся.

— А не застукают? — с тревогой спросил Костя.

— Кто? Мы же после уроков. Когда все уйдут. А школа не закрыта. В зале, на третьем этаже, всякие репетиции. Да и в окно можно вылезти. Я знаю, где… Ну, согласен?

— А когда это? — вяло поинтересовался Костя.

— Да когда хочешь. В любой день. Ну, лады?

— Можно попробовать. — Костя вздохнул и поспешно, чтобы не возвращаться к этому разговору, спросил: — Мать скоро приедет?

— В воскресенье. Еще не скоро. А чего спрашиваешь о матери?

— Не я спрашиваю. Это мой отец велел узнать. Кажется, собирается прийти к ней. О тебе разговаривать.

— Еще чего! Мало мне воспитателей! Умники!

— Чего шумишь-то? — чуть обидевшись за отца, миролюбиво сказал Костя. — Он ругать не станет. Не такой. Он даже сказал, что поведет меня в свой цех. Там тоже интересно. Сталь на их стане катают быстрей, чем поезд мчится. Еще сказал, чтобы я и тебя пригласил.

— Я не против, — легко согласился Гринька. — Интересно, конечно. Можно сходить.