Пощечина, громко прозвучавшая при ребятах всего класса, кажется, больнее хлестнула не самого Олега Чинова, а его недавнего друга Петю Курочкина.

Сколько бы Олег ни хитрил сам с собой, как бы ни старался винить кого угодно, только не себя, но все равно не мог же он в глубине души не понимать: получил то, что и заслужил. Но как эта рукастая сорока могла узнать? Неужели Петя-петушок разболтал, кретин? А кому еще? Правда, в коридоре не надо было говорить так громко. Кто-то мог и услышать. «Погорячился! — с досадой подумал Олег. — Самообладание терять нельзя. Только дураки на рожон лезут».

Что и говорить, в этой скандальной истории для Олега ничего приятного не было. Даже подумал: не лучше ли день-два в школу не ходить? Но потом рассудил: глупо, лишние разговоры пойдут. Надо быть дипломатом — при любых ситуациях сохранять достойный вид. Тем скорее все придет в норму. А вообще, предоставилась бы такая возможность — вот так бы их, и красотку рукастую и кретина-петушка, вот так бы! И Чинов сжимал в кулаки тонкие, цепкие пальцы.

Чинову было неприятно, а Курочкину вдвойне. Больше-то всех пострадала Люба. Из-за него, Курочкина, пострадала. Да и с Олегом как-то нехорошо, пакостно вышло. Его-то не жалко. От души врезала. И еще бы добавить стоило. Но ведь теперь и Олег может сказать ему: «Трепло!»

«Да, — вздохнул Петя, — видно, в таких делах язык лучше на крючок запирать. И на подначку глупо как-то поддался. А главное, доверился Игорю. И зачем я сказал ему?»

Конечно, Петя брал в расчет и другое: не болтал ли кому-нибудь еще и сам Чинов? Но то Чинов. А вот он, Курочкин, точно — сболтнул. Расстроенный, Петя выбрал подходящую минуту и подошел к другу-баскетболисту.

— Ты, Игорь, не сердись… только нехорошо вышло — я тебе по-дружески про Чинова. Одному тебе, а ты…

— А чего я? — не очень смутился Игорь и весело подмигнул Пете. — Ну чего такого! Только и сказал хлопцам: во, дает апельсиновый модник, с девчонкой не кино ходит смотреть, а целоваться!

— Ну и зачем же сказал? — упрекнул Петя.

— А ты сам-то зачем?..

Ответить на это было действительно нечего.

— Слышал, по физии врезала ему, — снова подмигнул Игорь. — Во, дают! У вас, в восьмом, не соскучишься!

На Чинова, державшегося хотя и в одиночку, но с лицом спокойным и невозмутимым, Петя демонстративно не смотрел. И от Любы виновато отводил глаза. Впрочем, она вряд ли могла заметить его. И сама ходила как в воду опущенная. Даже, спеша домой, предпочитала тихую боковую улицу Разина, где и машины редко ходили.

Зато комсорг Березкина в эту пятницу, когда была назначена экскурсия в типографию, выглядела молодцом.

Накануне вечером, вернувшись от Кости, Таня, почти не принуждая себя, попросила у матери прощения. Мир (и на этот раз не столь уж, кажется, хрупкий), был восстановлен, Ольга Борисовна, подвернув рукава шелкового халата, разливала чай, а Дмитрий Кириллович, пожалуй, впервые за все годы так охотно и даже с удовольствием принимал участие в общем разговоре. Правда, касались не всех тем. О Костиной квартире, о нем самом, о Чинове не говорили…

Если Люба Сорокина не замечала сумрачного и подавленного вида первого баскетболиста класса, то Тане, глазастой, все принимающей близко к сердцу, унылый облик Курочкина решительно не нравился.

— Петя, стихи не получаются? Ничего, потом придет вдохновение… Впрочем, могу дать заказ — напиши свои впечатления об экскурсии. Не выйдет в стихах — давай прозой. Серьезно, до каникул надо хотя бы еще один номер стенгазеты выпустить. Договорились? Так что смотри не опаздывай, в 15.20 собираемся на площади Героев.

Не сильно обрадовался Курочкин заказу комсорга, однако настроение его все же поднялось. Хорошая она девчонка, жалко, что с Гудиным так подружилась. Теперь и не прячутся — вместе идут из школы. Теперь уж не пошлешь к ней на парту записочку: «Изменила нам Березка…» Нам! Это и Олегу, значит? Нет, все — распался дуэт. «Одна лишь боль воспоминаний еще живет в душе моей… Э, погоди, — подумал Петя, — это я, кажется, у кого-то из великих сдернул?..»

Дома Петю снова потянуло на стихи. Сидел, грыз кончик шариковой ручки, но чего-то путного, достойного внимания «общественности» создать не удалось.

Стихи эти чуть не вылезли Пете боком. Когда оторвался от исчерканного листка, часы показывали ровно 15.00 по московскому времени. А ведь надо трамваем добираться!

Хорошо, что успел, едва не на ходу вскочил на заднюю подножку девятого номера.

Пока ехал к площади Героев, опять стал думать о Любе Сорокиной. Конечно, разве она обратит на него внимание! Длинный, рыжий… Это самому про себя думать приятно: «золотоволосый» или «златокудрый», а на самом-то деле — рыжий. И в школе всегда так дразнили. Сейчас вот что-то перестали. Может, рост имеет значение, опасаются. А Люба… У-у, Люба! Как посмотрит зелеными глазами!.. Странно: совсем недавно еще зеленые глаза ее вроде и не очень трогали. Любка и Любка! Вертихвостка! Так о ней думалось. Да такой, в общем, и была… А потом… Что потом? На собрании выступила?.. Кто знает, может быть, и после этого. Ведь — на самого Чинова! Да как! Нет, Люба — это уже не Любка. Не так все просто… Может, и Олег стал особенно увиваться за ней после того собрания? Подчинить хотел. Чтобы не бунтовала. Идиот! Пальцы на щеке так и отпечатались!.. Интересно, придет она сейчас на экскурсию? Вряд ли. Переживает… Вот и в девятых классах о ее пощечине слышали. Все знают… Олег, конечно, тоже не придет. «Я, например, — подумал Петя, — на его месте ни за что бы не пошел».

Про Олега Курочкин угадал. А Люба… Ее синюю куртку с белой опушкой Петя заметил еще из окна трамвая.

Оказалось, что все уже собрались, похоже, только его и ждали. На опоздавшего накинулись дружно, без смеха и шуток. Видно, резковатым, сырым ветерком все остатки терпения выдуло.

Тане даже сделалось жалко бедного Курочкина, хотя перед этим сильнее всех выражала недовольство.

— Ребята, — сказала она, — у Пети была уважительная причина: готовился к поэтическому репортажу. Идемте! Больше ждать никого не станем.

— А кого ждать? Все и пришли.

— Ну не все… — фамилию Олега Таня произносить не хотела, — но достаточно. Думала, меньше придет…

Сначала им показали ротационный цех. Наверное, для того, чтобы потом уже ничего не было страшно. Это главная машина типографии, на которой печатают газеты и журналы. Огромная, высокая, она с плотным, завывающим шумом вращала колеса, толстенный, как бочка, рулон бумаги, барабан с матрицами (так назывались металлические отливки с текстом); непрерывной белой лентой бежала бумага, прижималась к барабану, летала где-то вверху, внизу и в конце своего запутанного пути обрезалась, сгибалась хитро и, топорщась быстрым веером, укладывалась в виде готовых газет ровной кипой.

Даже девчонки, поначалу в страхе затыкавшие уши, стояли, открыв рот, и как завороженные смотрели, смотрели. Ребят и подавно нельзя было оторвать от захватывающего зрелища.

Но пора было и уходить. Не одну же эту исполинскую машину пришли смотреть.

В наборном цехе было куда тише. Будто частый журавлиный клекот слышался. У линотипов (сколько новых слов ребята узнали!) сидели в основном молоденькие девушки. Словно играючи, они легко касались пальцами клавишей и успевали поглядывать на экскурсантов.

Здесь тоже было интересно. Катя Мелкова, радостная и гордая, что сумела все организовать, привести сюда ребят из класса, что они сейчас все это видят и удивляются, взяла Таню за руку и доверительно сказала:

— Мне больше всего эти машины нравятся. Тоже хочу выучиться на линотипистку. Я работала уже немного, пробовала. Так интересно…

— Ты, значит, в училище пойдешь? — спросила Таня.

— Да, вот закончу восьмой и поступлю.

— Вот как… — Таня огорчилась. — А я думала, вместе будем.

— Нет, Танечка, — виновата вздохнула Мелкова, — я твердо решила: буду поступать…

Экскурсией по цехам типографии ребята остались довольны.

А лично Пете Курочкину больше всего понравилось в переплетном цехе. Интересно было наблюдать, как из отдельных листов с напечатанным текстом прямо на твоих глазах постепенно рождается книга. Но даже не из-за этого понравилось. Просто здесь, в переплетном цехе, произошел маленький шутливый разговор. И касался этот разговор его, Пети. До этого он все на Любу украдкой посматривал. И ему было приятно, что выглядит она уже не такой печальной, как в школе. Даже несколько раз улыбнулась. Раз шесть насчитал Петя. Но, может, и больше. Не смотрел же он только на одну Любу. Кругом много было всего интересного. Тут и хорошеньких девушек работало немало. Некоторые совсем молоденькие, лишь недавно, наверное, окончили школу или училище. Веселые, смешливые девушки и за словом в карман не полезут.

— Что, — показав полный рот зубов, засмеялась одна, — работенку себе приглядываете? Приходите, всем дела хватит!

— Так и побежали! — намазывая клеем узкую полоску ткани, усмехнулась другая — черноглазая, с косами. — Им, Томочка, электронику подавай. Или космос!

— А у нас, что ли, не электроника! — снова рассмеялась Тамара и нажала ногой на педаль механических ножниц. — Так что не прогадаете, ребята! Народу у нас не хватает, всех берем! Особенно вон того, рыженького. Клав, возьмем рыженького?

— «Дядь, достань воробушка» который?.. Да я не против, — задорно посмотрела черноглазая на Петю.

— А может, мы еще и не отдадим! — неожиданно включилась в веселый разговор Люба Сорокина. — Он, может, и нам самим пригодится!

— Смотри-ка! — У Тамары улыбка еще шире стала. — Не хочет отдавать!

— Да кто же от такой уйдет!..

У бедного Пети Курочкина от смущения, наверно, и плечи под рубашкой покраснели. Хорошо, что мастер цеха повел их на участок упаковки…

Про училище, про нехватку рабочей силы говорил и директор типографии. Он собрал экскурсантов в своем просторном кабинете. Рассказал, что училище прекрасно оборудовано техническими средствами, выстроен новый учебно-производственный корпус, физкультурный зал, который, кстати, отвечает всем международным стандартам.

— А то, что видели в цехах типографии, — заметил директор, — это будет постепенно расширяться, реконструироваться. Некоторые устаревшие машины заменим на современные. Оборудование заказано, кое-что даже за границей. И уже начинает поступать. Так что не бойтесь: кто захочет у нас работать, не пожалеет. В цехах и потише будет, и чище, и сама работа полегче. Приходите, ждем вас. Вопросы ко мне будут?

Петя, который уже справился со смущением, и настроение у которого было — не сравнить с прежним, спросил!

— Скажите, а роботов у вас в цехах установить можно?

Директор усмехнулся, развел руками:

— Если крепко подумать, а еще крепче захотеть, то некоторые операции можно было бы доверить и механическим манипуляторам, то есть тем же роботам. Но честно скажу, специфика нашего производства такова, что массовое применение роботов — это дело весьма отдаленного будущего. Может быть, двадцать первого века. Если к тому времени книга вообще в том виде, к какому мы привыкли, сохранится. На этот счет есть всякие идеи…

Костя Гудин слушал директора очень внимательно. Директор ему понравился настолько, что из кабинета уходить не хотелось. Даже подумал: если бы не тот разговор с отцом, то, может, стоило бы сходить посмотреть на училище, что там за чудеса такие. Но раз отец так поставил вопрос… буду в школе продолжать учиться, в девятом, вместе с Таней…

По дороге из типографии — разговоры, конечно, те же, о технике, работе, профессиях.

Парнишка, лишь месяц назад появившийся в их классе, сказал:

— Типография — это что, ерунда! Вот мы в Днепропетровске жили, там металлургический завод — это да! За три дня не обойдешь! Мой дядя в доменном работает. Водил меня на завод. Это да! Ух, домна! Жарища! Я насмотрелся, неделю потом снилось по ночам, как жидкий чугун льется!

Пете Курочкину, шагавшему на метр сзади Сорокиной, тоже было что сказать насчет техники:

— Чугун, конечно! Но его сто лет льют. Больше… А микроэлектроника — это… это самое-самое сегодняшнее. Еще и двадцать первому веку ломать да ломать голову! Я это знаю, у меня отец на «Электронике» работает. Ну тоже завод! А машины! Хоть целый день стой смотри — ничего не поймешь. Как можно такие сделать?..

Таня (она шла вместе с Любой) обернулась:

— Руками, Петенька! Тебе бы с моим дедом познакомиться. Он бы рассказал!.. Ребята, а ведь хорошо, что на экскурсию сходили, правда?

Возражать никто не стал. Какие могут быть возражения!